3

Констанс уставилась на покрытое пылью лицо Пендергаста. Через миг она ответила:

– Слишком опасное? Для меня? Алоизий, ты забыл, с кем говоришь.

– Не забыл.

– Тогда, может быть, объяснишь?

– Непременно. – Он уронил крохотную косточку в пробирку, закрыл ее и передал Констанс. – Держи.

Она взяла пробирку и лупу.

– Это дистальная фаланга указательного пальца левой руки человека. Ты видишь, что кончик раздроблен, на нем следы скобления и трещина. Это предсмертные изменения – прямо перед смертью.

Она вернула ему пробирку:

– Я вижу.

– Теперь посмотрим на камни здания. – Пендергаст обвел их лучом фонарика. – Я расположил их на моем пиджаке так, как они стояли в стене, внутренней стороной к нам. Обрати внимание на глубокие канавки, царапины и брызги темного вещества.

Констанс присмотрелась к тому, на что он указывал лучом фонарика.

– О чем они тебе говорят?

Констанс уже поняла, к чему ведет ее опекун:

– Кто-то много лет назад был прикован к стене в нише и пытался выбраться на свободу.

Он безрадостно улыбнулся:

– Превосходно.

– Это ужасно, – вмешался в разговор Лейк с искаженным от потрясения лицом. – Просто ужасно. Я понятия не имел! Но… как вы догадались, что за стеллажом есть ниша?

– Воры не взяли «Бракиланж». Это было моим первым соображением. Любой, кто дает себе труд похитить целую винную коллекцию, непременно должен знать о таком легендарном урожае. И уж каким бы неловким он ни был, он бы не разбил магнум «Шато Латур» урожая шестьдесят первого года. – Пендергаст показал на осколки на полу. – Стоимость такой большой бутылки – не менее пятнадцати тысяч долларов. Так что я с самого начала знал: хотя мы, несомненно, имеем дело с ворами, но определенно не с похитителями вина. Нет, они пришли сюда за чем-то гораздо более ценным – по крайней мере, для них. Естественно, это натолкнуло меня на мысль посмотреть за стеллажами, где я увидел следы недавнего вторжения, что в свою очередь заставило подумать о нише.

Лейк опасливо заглянул внутрь:

– Вы и вправду считаете, что там держали человека?

– Да.

– И ограбление было инсценировано, чтобы… чтобы увезти скелет?

– Вне всяких сомнений. – Пендергаст постучал ногтем по пробирке в руке Констанс.

– Господи боже.

– Это замуровывание в стену – явно очень старое преступление. Но люди, которые извлекли отсюда скелет, вероятно, знали об этом преступлении и хотели его скрыть или же хотели извлечь что-то из ниши, а может быть, и то и другое. Они предприняли немало усилий, чтобы замаскировать свою работу. К несчастью для них, они не заметили эту кость. А она – достаточно красноречивое доказательство.

– А что насчет опасности? – спросила Констанс.

– Моя дорогая Констанс! Это преступление – дело рук местных жителей… или, по крайней мере, того, чья семейная история уходит корнями в стародавние времена. Эти люди наверняка знали, что вместе со скелетом замуровано что-то еще, предположительно очень ценное. Поскольку им пришлось сдвигать стеллаж и следы подобной деятельности невозможно было бы скрыть, они решили инсценировать ограбление.

– Они? – переспросил Лейк. – Преступник был не один?

– Таково мое предположение. Для того чтобы сделать все это, требовались немалые усилия.

– Но ты так и не объяснил, в чем опасность, – сказала Констанс.

– Опасность кроется в самом факте, что я начинаю расследование. Вряд ли мои усилия порадуют грабителей. Они предпримут разные шаги, чтобы защитить себя.

– И ты думаешь, что это я в опасности?

Молчание тянулось до тех пор, пока Констанс не поняла, что Пендергаст не собирается отвечать.

– Единственная серьезная угроза, – вновь заговорила она вполголоса, – нависает над преступниками, если они совершат ошибку и попробуют скрестить мечи с тобой. В этом случае им придется иметь дело со мной.

Пендергаст покачал головой:

– Этого-то я и боюсь больше всего. – Он помолчал, размышляя. – Если я позволю тебе остаться, ты должна себя… контролировать.

Констанс проигнорировала скрытый смысл его слов:

– Я уверена, что смогу быть тебе полезна, особенно в том, что касается исторической стороны дела, поскольку связь с историей тут очевидна.

– Ценное соображение: я несомненно выиграю от твоей помощи. Но пожалуйста… никакой самодеятельности. Я нахлебался этим с Кори.

– По счастью, я не Кори Свенсон.

В подвале вновь воцарилось молчание.

– Что ж, – произнес наконец Лейк. – Давайте поднимемся из этого промозглого подвала, выпьем чего-нибудь, полюбуемся на закат и поговорим о том, что будет дальше. Должен сказать, я совершенно убит вашей находкой. Довольно мрачная, но тем не менее захватывающая неожиданность.

– Да, захватывающая, – сказал ему Пендергаст. – Но в еще большей мере опасная. Не забывайте об этом, мистер Лейк.


Они устроились на веранде, выходящей на море, в то время как солнце садилось у них за спиной. Облака на восточном горизонте переливались багряным, оранжевым и алым цветом. Лейк открыл бутылку «Вдовы Клико».

Пендергаст взял бокал:

– Мистер Лейк, я должен задать вам еще несколько вопросов, если вы не возражаете.

– Я не возражаю против вопросов, но мне не очень нравится «мистер Лейк». Называйте меня Перс.

– Я родом с юга. И буду вам признателен, если вы пойдете мне навстречу и мы будем обращаться друг к другу официально.

Лейк закатил глаза:

– Отлично, если вам так удобнее.

– Спасибо. Вы несколько раз упоминали о бесполезности полиции. Что они успели предпринять по вашему делу?

– Да ни черта! У нас в городе только два копа: начальник полиции и молодой сержант. Они приехали, минут пятнадцать изображали, будто что-то ищут, сделали несколько фотографий. Никаких отпечатков пальцев – ничего.

– Расскажите мне о них.

– Шеф полиции, Мурдок, настоящий задира, к тому же он глупее гранитной тумбы. По существу, он здесь на отдыхе, с тех пор как его прислали из Бостонской полиции. Ленивый сукин сын, в особенности теперь, когда ему до пенсии полгода.

– А его помощник? Сержант?

– Гэвин? Этот немного умнее своего босса. Он, кажется, неплохой парень, но под сапогом у шефа. – Лейк заколебался.

Констанс заметила его неуверенность:

– И шеф знает о нашем приезде, да?

– Боюсь, что я вчера сплоховал. Взбесил меня этот Мурдок. Я сказал ему, что собираюсь нанять частного детектива.

– И как он прореагировал? – спросил Пендергаст.

– Начал сотрясать воздух. Сыпать угрозами.

– Какого рода угрозами?

– Сказал, что, если какой-нибудь частный хрен появится в его городе, он его тут же арестует. Я, конечно, сомневаюсь, что он решится на такое. Но он наверняка попытается учинить какую-нибудь гадость. Я прошу прощения, мне следовало держать рот на замке.

– И с этого момента вы так и будете поступать, особенно в отношении сделанных сегодня находок.

– Обещаю.

Пендергаст пригубил шампанское:

– Пойдем дальше. Что вам известно о конкретной истории вашего дома и его обитателей?

– Почти ничего. До тысяча девятьсот тридцатых этот дом принадлежал смотрителю маяка, а потом на маяке установили автомат. Дом пришел в запустение. Когда мы его купили, он практически разваливался.

– А маяк? Он все еще действует?

– О да. Он включается с сумерками. Нужды в нем, конечно, больше нет, но все маяки на побережье Новой Англии все еще работают – по ностальгическим причинам. Маяком я не владею, он принадлежит Береговой охране США, закреплен за Американским фондом охраны маяков и находится на их обслуживании. На нем установлена линза Френеля четвертого порядка, мерцание белое, через каждые девять секунд. У Исторического общества есть список всех смотрителей маяка.

Пендергаст посмотрел на Констанс:

– Вот твое первое поручение: узнать, кто был смотрителем маяка, когда в подвале совершалось это преступление. После анализа кости я назову тебе интересующее нас время.

Она кивнула.

Специальный агент снова обратился к Лейку:

– Как насчет истории города? Что-нибудь из нее может пролить свет на склеп в подвале?

Лейк отрицательно покачал головой, провел по седым волосам своей крупной рукой с проступающими венами. Констанс обратила внимание на его мощные предплечья – вероятно, следствие работы скульптором по камню.

– Эксмут – очень старый рыболовный и китобойный городок, основанный в начале восемнадцатого века. Не знаю, какому гению пришла мысль строить город на соляных болотах, но идея была негодная. Во всем этом районе житья нет от зеленоголовок. Хотя ловля рыбы на протяжении десятилетий и приносила доходы, здесь никогда не было летнего курорта, как в Рокпорте или Марблхеде.

– Зеленоголовки? – переспросил Пендергаст. – Какие-то кусающие мухи?

– Самые неприятные из них. Tabanus nigrovittatus. Кусают и пьют кровь только самки этого вида, естественно.

– Естественно, – сухо повторила Констанс. – Только самки и способны на настоящую работу.

Лейк рассмеялся:

– Сдаюсь.

– А темная история города? Рассказы, слухи, убийства, интриги?

Лейк помахал рукой:

– Слухи.

– Например?

– Именно то, чего можно ожидать от городка, расположенного немного севернее Салема. Истории о том, как в тысяча шестьсот девяностых годах поблизости обосновалась шайка ведьм, которые пытались избежать процессов. Чушь, конечно. Практически здесь теперь то, что осталось от новоанглийской рыболовецкой деревни. Впрочем, в западной части городка – его называют Дилл-Таун, но в сороковые годы его включили в Эксмут – время от времени случаются мелкие преступления. Как говорится, это другая сторона баррикад. – Он жадно глотнул шампанского. – Должен сказать, меня потрясло наличие камеры пыток в моем доме. Просто не могу поверить. Напоминает ту мрачную историю По, «Бочонок амонтильядо». – Он помолчал, глядя на Пендергаста. – Вы говорите, там, внутри, было что-то ценное? Может, какое-нибудь пиратское сокровище? Скелет, охраняющий сундук с золотом?

– Для таких предположений пока рановато.

Лейк посмотрел на Констанс с блеском в глазах:

– А вы что думаете? У вас есть какие-нибудь предположения?

Констанс бросила на него ответный взгляд.

– Никаких, – ответила она. – Но одна фраза приходит в голову.

– Какая же?

– «Ради всего святого, Монтрезор!»[3]

Пендергаст пристально посмотрел на нее, потом на Лейка, чье испуганное лицо мгновенно побледнело.

– Вы должны извинить мою помощницу, – сказал он. – У нее довольно злое чувство юмора.

Констанс чопорным жестом разгладила на себе платье.

Загрузка...