Багровое небо

L'ENVOY Норна [26]

Весна приближалась, в воздухе уже ощущался ее запах. Почки на деревьях раскрылись за ночь, вскоре, безо всякой, казалось бы, промежуточной стадии, они превратятся в полностью развернувшиеся листья. Дальше к северу весна бы напоминала своей стремительностью взрыв.

Однажды — давным-давно, хотя она и не помнила, когда именно, — Минни слышала, что именно такова весна в Сибири. Если у вас достаточно терпения, вы и в самом деле можете увидеть, как на ветвях раскрываются почки. Здорово было бы на это взглянуть, но она слишком стара, чтобы путешествовать.

Нет, она, конечно, крепкой породы: мать Минни была в девичестве Хансен.

Рак не сгложет ее внутренности, артрит не разрушит ее суставы; не будет никаких прогрессирующих или изматывающих болезней. Просто с каждым днем она будет становиться все слабее и слабее; каждый спуск по лестнице будет пугать ее все сильнее и сильнее; каждая трапеза будет казаться все более безвкусной, пока однажды вечером она не уснет в своей постели — тогда-то все и откажет. Совсем как в «Одноколке» Холмса. [27]

Минни покачала головой. Сейчас этот стих уже не проходят в школе: слишком много приходится объяснять. А жаль.

Хансены — они как эта самая старая одноколка. Бывает и хуже.

Раз пузырь пока не лопнул, она тепло оденется, выберется на холод через черный ход, оставив открытой наружную дверь и не до конца захлопнув внутреннюю, возьмет старое деревянное коромысло и, повесив на него два возмутительно ярких оранжевых пластиковых ведра, спустится по ступенькам и потащит свои старые кости в лес по натоптанной тропинке.

Минни шла с преувеличенной осторожностью, примериваясь к обратной дороге. То и дело попадались островки снега, а под черной грязью земля еще не успела оттаять. Как бы не поскользнуться и не сломать бедро, навернувшись.

Извиваясь, тропинка вела ее через лес к любимой березовой роще. Березки были сеянцами в тот год, когда Минни начала преподавать в школе; теперь они походи на тянущиеся к небу костлявые великанские пальцы.

Целая дюжина пластиковых ведер, ярких, точно цветные карандаши, висела на вогнанных в стволы втулках, ловя медлительные капли.

Минни поставила на землю ведра и положила коромысло. Одно за другим она опустошила пластиковые ведра, переливая водянистый березовый сок в те ведра, что принесла с собой, а затем развесила ведра обратно на втулки. В каждое накапало с кварту сока, не больше. На сегодня хватит одной ходки. А завтра надо будет положить в карман пальто дрель, чтобы пробурить ещё отверстия под втулки.

Слегка согнув спину и колени — так и спина, и колени болят меньше, — Минни наклонилась за коромыслом, чтобы положить его на плечо.

— Вам помочь, миссис Хансен?

Минни подняла глаза. Перед нею стоял Йен Сильверстоун — через одну руку перекинут плащ, другой рукой вешает свой рюкзак на сук. Подъемы его ботинок и колени джинсов перемазаны красноватой грязью, совсем не похожей на землю Дакоты, а на правой щеке красная опухшая рана, неаккуратно заштопанная. На поясе меч, и Йен вроде бы не собирается его снимать.

Минни спросила бы, давно ли он дома, но она задавала вопросы, ответы на которые знала и так, только в классе. Или когда это могло принести пользу.

— Конечно, помочь! Или ты думаешь, я ради удовольствия таскаю тяжелые ведра?

— Я так и подумал, — улыбнулся Йен, снимая коромысло с плеча Минни с той досадной легкостью, которую выказывают молодые, совершая какие-либо физические действия. — Я человек не лесной, — продолжал он, когда они двинулись по тропинке обратно к дому, — но, по-моему, это березы, а не клены.

Минни фыркнула:

— Если кто-то варит кленовый сироп сам, вместо того чтобы задешево покупать его в «Рэйнбоу» в Гранд-Форкс, то сам создает себе лишние проблемы. А вот березовый сироп… понимаешь, если любишь березовый сироп, приходится делать его самому. Либо обходиться без него.

— А женщины семейства Хансенов всегда любили березовый сироп, да?

— Я приготовлю тебе на завтрак гренки по-французски. Судя по твоему виду, еда тебе не повредит. — Минни бросила на Йена острый взгляд. — Кто-нибудь знает, что ты вернулся?

— Осия. Торсены. И все.

Минни подняла бровь:

— Да ну. Неужто ты ухитрился проскользнуть мимо часового у дыры?

Йен слабо улыбнулся:

— У меня свои способы. Не хочу вдаваться в объяснения: я так думаю, что ненадолго вернулся, еще надо утрясти кое-какие дела.

— Правда? — Минни приподняла другую бровь. — И ты, такой занятой, зашел меня повидать? Польщена.

Йен кивнул:

— Да, я пришел вас повидать.

— Иди вперед и просто толкни дверь, — произнесла Минни. — Я ее не захлопывала.

Потом она велела Йену перелить содержимое ведер в соковарку, стоявшую на старинной плите, а сама тем временем зажгла горелку, привычно щелкнув электрозажигалкой, и убрала газ, чтобы голубые языки пламени еле касались закопченного дна соковарки. Потом быстро ткнула внутрь пальцем: воды было достаточно, но Минни взяла с полки над раковиной старую фарфоровую кофейную чашечку с отбитым краем и долила воды — так, чтобы стояла вровень с краем.

— У Арни дома воды все еще нет? — спросила она.

— Наверное. Я там пока не был.

Минни указала пальцем на стенной шкаф с бельем и на ванную дальше по коридору.

— Возьми чистое полотенце и старый халат моего мужа. Халат должен быть тебе впору. В ванной есть ванна, а в подвале — душевая, рядом со стиральной машиной и сушилкой. Выбирай сам.

— Я…

— Да-да, молодые люди вечно куда-то торопятся. Но раз у тебя есть время позавтракать, ты ведь не погибнешь, ополоснувшись в душе и быстренько простирнув одежду — или тебе сначала раны перевязать?

Йен неуверенно улыбнулся, словно испуганный мальчик:

— Горячий душ — это здорово, не вопрос.

— Тогда вперед. А я пока приготовлю гренки по-французски и соберу нам позавтракать.

К тому времени, когда Йен поднялся по лестнице, повесив ножны с мечом через плечо и обеими руками вытирая свои давно не стриженные волосы старым пестрым полотенцем, которое у Минни все никак не получалось пустить на тряпки, хлеб для гренок уже намок, кофе сварился, а маленькие сосиски не только разморозились, но и подрумянились, шипя и потрескивая на старой черной чугунной сковородке с ручкой.

— Как ты любишь яйца?

— Приготовленные, в смысле? — Теперь Йен улыбался более непринужденно. — Я люблю болтунью, и сильно недожаренную.

Он повесил меч на спинку стула и тяжело опустился на сиденье.

Минни давно не приходилось готовить на молодежь, но она не разочаровалась в Йене: несмотря на свое худощавое телосложение, тот умял четыре сосиски, яичницу из трех яиц, два тоста и высокий стакан апельсинового сока. И лишь после всего этого Минни поставила перед ним гренки по-французски.

Положила сверху кусочек масла и залила все березовым сиропом.

— Пожалуйста, миссис Хансен, не надо, я уже наелся…

— Ты спрашивал насчет сиропа, — отрезала Минни, указывая на горку гренок. — Так попробуй.

Лицо Йена выразило скепсис, он отрезал себе на пробу маленький кусочек и засунул в рот. И тут его брови всползли на лоб.

— Да это… вкусно. Производит впечатление.

— Я надеюсь, хорошее впечатление, а, молодой человек? — спросила Минни.

— Угу, — ответил Йен, откусив еще кусок. — Удивительное. Вот если бы мускатная шипучка была не шипучка, а сироп, это было бы похоже. Только тот сироп был бы невкусный, а ваш — вкусный.

Он и не заметил, что Минни не поставила тарелки для себя. Она проголодалась, но было бы неловко завтракать на глазах у Йена: ведь он тогда увидит, как мало она теперь ест.

Вместо этого Минни налила себе кофе и села за стол напротив Йена, ожидая, чтобы он начал разговор.

— Я хочу вас кое о чем спросить, — произнес наконец юноша.

Минни кивнула и подняла бровь.

— Не посторожите ли для меня одну вещь?

— Долго? — Минни покачала головой в ответ на его кивок. — Не думаю, что тебе имеет смысл рассчитывать на меня.

Йен широко улыбнулся:

— Я уже знаю, как решить эту проблему.

— И как же? — спросила Минни.

— Помедленнее, говорю вам! — раздался снизу голос Йена, когда Джефф Бьерке последний раз проверял импровизированную обвязку перед тем, как начать опускать Минни в дыру.

Веревка врезалась ей под мышками, но большую часть своего веса она перенесла на руки, одетые в перчатки: ими она цеплялась за веревку. И всего через несколько мгновений оказалась на дне ямы.

Йен Сильверстоун подергал за узлы, а затем, полный юношеского нетерпения, достал острый ножичек и освободил Минни.

— Сюда, — сказал он и двинулся в темноту туннеля; пояс с ножнами и рюкзак висели на левом плече, так что в правую руку он взял простой металлический складной стул.

Минни последовала за ним в темноту и…

…тусклый полумрак и беззвучие.

Если бы Минни могла удивляться, она удивилась бы, обнаружив, что ее тело больше не чувствует привычной боли. Но это не было возвращением силы и здоровья: просто ее покинули все ощущения.

Словно твоими глазами смотрит на мир кто-то другой.

Йен поставил стул как можно ближе к вогнутой стене туннеля, Минни опустила рядом свою сумку с вязанием и села на стул. Это был простой металлический стул из подвала церкви, но неудобства он не причинял. Казалось, неудобству здесь не место.

— И сколько мне здесь ждать? — спросила она.

Йен покачал головой:

— Не знаю. Но у вас получится ждать, миссис Хансен.

— Значит, Джефф Бьерке или кто-нибудь еще будет спускаться сюда раз в несколько месяцев, проверять, как я тут… — Когда Йен рассказывал ей о Путях, в его слова было нелегко поверить, но теперь Минни ощущала, что спокойно просидит здесь столько, сколько надо. — Ничего, если я попрошу его принести мне еще пряжи?

— Думаю, ничего, — ответил Йен Сильверстоун.

Он достал из кармана куртки кожаный мешочек и положил ей на колени.

— Вам виднее. — С этими словами он снял со своей руки массивное кольцо и надел ей на большой палец.

Кольцо пришлось точно впору. Минни взвесила на ладони кожаный мешочек и прикоснулась к стягивавшему его ремешку.

— Откройте, если хотите, — сказал Йен. — Только никому не отдавайте, пока не поймете, что так и надо поступить. А если тут кто-нибудь появится и захочет забрать у вас мешочек, просто скажите ему, что ему надо идти отсюда, и он вам поверит. Когда кольцо рядом с одним из камней, вы можете убедить кого угодно в чем угодно.

— Ты уверен?

Йен кивнул:

— Именно так я и добыл камень.

Он опоясался мечом и опустился на колени, чтобы отвязать скатанный плащ от пряжек рюкзака. Дернул за завязки, встряхнул плащом, переложил его из руки в руку, навьючивая на себя рюкзак.

— До встречи, — сказал Йен, накидывая плащ на плечи.

И ушел. Издалека эхом доносился шум его шагов, потом все умолкло.

Она бросила один-единственный взгляд на зеленый огонек внутри мешочка, затем тщательно завязала ремешок и положила мешочек обратно себе на колени. Наклонившись, взяла в руки вязание.

Сколько бы времени ни заняло ожидание, Минни Хансен умеет ждать.