Багровое небо

Глава 1 Что-то витает в воздухе

Впервые Торри Торсен уловил этот запах к востоку от Линдейла, на Лейк-стрит.

Он вылез из автобуса номер четыре — его собственную машину две ночи назад завалило снегом, и откопать ее пока не дошли руки — на остановке «Лейк энд Лин» и закинул сумку с книгами на одно плечо, а сумку с вещами — на другое.

Поразмыслив, не купить ли какой-нибудь еды навынос в греческой забегаловке на углу — Мэгги нравились их гирос, да и сам Торри был не прочь отведать «чизбургерополисов», хоть название и преотвратное, — он все же отказался от этой мысли. На улице было холодно, и городская одежда молодого человека плохо подходила для долгих зимних прогулок, а у Мэгги и ее соседки всегда тепло. Тем более что она ждет его, а значит, горячий кофе обеспечен. И если говорить совсем уж честно — а Торри Торсен старался всегда быть честным с собой, — чем скорее он доберется до квартиры и разденется, тем быстрее разденется и Мэгги и тем быстрее они доберутся до постели. Звучит грубовато, даже в мыслях, но он же не собирается говорить это вслух.

Даже если это правда.

А еда подождет.

Высокие грязные сугробы покрывали обочины; над снегом торчал только красный флажок пожарного гидранта. Летом вся конструкция больше всего напоминала плохо замаскированную антенну, наводя на мысли о парочке мультфильмовых шпионов, Борисе и Наташе, отправляющих шифровки в Поттсильванию.

Но зимой это был всего-навсего кусок красного пластика.

Выхлопы автобусов витали в морозном воздухе, смешиваясь с ароматом — у Торри потекли слюнки — мяса, шипящего в духовом шкафу в греческой забегаловке…

…и этой непонятной, странно знакомой вонью. Торри никак не мог припомнить…

Он покачал головой и снова принюхался.

Вонь пропала, сменившись сытным мясным запахом жарящихся фаршированных перцев и лимонной травы.

Благодаря тому, что в округе располагалось около полудюжины дешевых, но довольно неплохих ресторанчиков, смесь ароматов, исходящих из их дверей, впечатляла. Здесь нашлась бы пища по вкусу любому.

Вьетнамская забегаловка через полквартала приглашала отведать рассыпчатые яичные булочки с рисовой вермишелью, хрустящую капусту и креветки, щедро приправленные специями. В эфиопском ресторанчике, размещавшемся в стенной нише, подавали ужасные на вид, но восхитительные на вкус пряные шарики из непонятной смеси, к которым прилагались свежеиспеченные хлебцы, а в арабском кафе всегда жарилось что-нибудь вкусненькое.

Может быть, сегодня просто не стоит есть шашлык.

Торри еще раз понюхал воздух и ускорил шаг. Запах исчез.

Молодой человек пожал плечами. Наверное, показалось.

Не глупи, сказал он сам себе и нахмурился. Быть может, дело в том, что ему вообще не очень хотелось сюда тащиться. Мэгги уехала из кампуса и поселилась в квартире в Брианте, неподалеку от Озера. Торри не пришел в восторг от переезда, но еще меньше ему понравилось, что новая квартира отнимала у Мэгги столько времени.

На поддержание чистоты, хождение по магазинам и прочие мелочи, на которые не требовалось расходовать время, живя на кампусе, теперь уходила масса времени, которое раньше тратилось на учебу, общение и тренировки. Ни он, ни Мэгги не желали пропускать уроки в зале, а девушка к тому же старалась не прогуливать занятия.

А иногда по вечерам она дежурила на горячей телефонной линии для изнасилованных, ходила за покупками с соседкой по комнате и с ее собственными друзьями… в результате выходило, что Торри видел свою возлюбленную еще реже, чем до каникул. И это его вовсе не радовало.

А ведь он совершенно искренне полагал, что, попутешествовав всласть по Европе и Тир-На-Ног, они поселятся вместе, закончив учебу, а пока придумают что-нибудь не менее замечательное.

И вот, пожалуйста: Мэгги сняла квартиру с соседкой в придачу и ни словечком об этом не обмолвилась. Впервые Торри узнал о переезде, когда постучал в прежнюю комнату Мэгги и получил ее новый адрес.

А до того — ни намека. Очень похоже на Мэгги. Торри не столько злился, сколько огорчался. Это ведь его дипломный год, у него наконец-то собственная комната — хотя Йен всегда великодушно уходил спать на диван в гостиную…

Женщины, подумал Торри. Не поживешь с ними, если они брыкаются.

На самом деле ему хотелось почаще проводить время с Мэгги, ведь академический отпуск Йена очень смахивал на уход из университета, и она была единственным человеком, с которым можно поговорить, ничего не скрывая.

И это еще не все: они так много пережили вместе — она, он, мама, папа, дядя Осия и Йен. Вы вместе обливаетесь потом, истекаете кровью, дрожите от страха и после этого становитесь частью друг друга. Это чувство выше понимания простых смертных.

Назовем это магией. Торри усмехнулся. Пусть магия. Он ничего не имеет против.

И все же приятно разделять воспоминания, хоть и не только с одной Мэгги, а еще и с Йеной и с родственниками.

Опять откуда-то издалека повеяло этим же резким и острым запахом. Прямо как…

На фехтовальной дорожке многому учишься, и первым в длинном списке идет умение сохранять равновесие. Этому Торри научился от отца задолго до того, как впервые ступил на фехтовальную дорожку. Три столпа фехтования: баланс, расчет времени и расчет расстояния, и если у тебя с ними проблемы, о стратегии можно забыть, поскольку противник, у которого все в порядке с тем, что не в порядке у тебя, не замедлит воспользоваться твоим просчетом и снимет девять очков из девяти.

Торри стремительно обернулся, перенося вес на носки, и даже не оскользнулся на обледеневшей дорожке.

Женщина средних лет в тяжелом пальто, обремененная тяжелыми сумками, охнула и выронила часть своей ноши.

На тротуар вывалилось мясо, завернутое в бумагу, банки покатились в снег, а стеклянная бутылочка с острым соусом несколько раз подпрыгнула на льду, прежде чем все-таки решила, что разбиваться не стоит. Вот и хорошо. Торри непременно предложил бы возместить ущерб, а в городе это не принято.

— Простите, пожалуйста, — извинился Торри, помогая женщине собрать рассыпавшиеся покупки. — Мне что-то почудилось, и я, как бы это сказать… слегка дернулся.

— Заметно. Ничего страшного. — Женщина улыбнулась.

Торри обтер бутылочку с соусом от снега и песка и положил ее женщине в сумку.

— Вам помочь донести сумку? — совершенно автоматически предложил он и тут же вспомнил, что в городе так не поступают.

Но она, как ни странно, кивнула:

— А то. Было бы неплохо. — Женщина понимающе улыбнулась, протягивая Торри одну из серых холщовых сумок. — Как бы далеко ты ни уехал из провинции, она крепко в тебе засела, а, парень?

— Заметно, да? — Торри повесил обе свои сумки на левое плечо и пошел рядом со своей собеседницей.

— В общем, да. — Женщина снова улыбнулась. — Все равно очень мило с твоей стороны. — Она семенила, как старики, когда они идут по скользкому месту, но шла все же достаточно быстро, чтобы Торри не очень замедлял шаг. — А откуда ты будешь?

— Хардвуд, Северная Дакота.

Она наморщила лоб, словно пытаясь вспомнить, где слышала это название.

Леди, Хардвуд мог бы прославиться, но мы любим все как есть.

Даже Хаттон, который вдвое меньше Хардвуда, породил актеришку Карла Бена Эйлсена. Но только не наш тихий городок… Вот и отлично, так и должно быть… хотя время от времени это здорово действовало Торри на нервы.

— Хм-м-м… Нет, никогда не слышала о Хардвуде. У меня дядя живет в Бисмарке. Это не рядом, случайно?

Торри покачал головой:

— Нет, другая сторона штата, милях в сорока от Гранд-Форкс.

— А, Восточная Дакота… — Собеседница кивнула. — Мой дядя Ральф говаривал, что Дакоту надо было поделить не на Северную и Южную, а на Восточную и Западную.

Торри слышал об этом впервые, хотя мысль неплохая: на западе располагались пустоши и горы, а на востоке — плоские равнины.

— Есть смысл…

— Ага. Тебе здесь нравится?

— Недурно…

— Но тебе не хватает Хардфилда.

— Хардвуда. Действительно не хватает. Миннеаполис неплохой город — для города, конечно. Но уж очень большой, столько незнакомых людей…

— Понятно. — Судя по улыбке, собеседница прямо-таки читала мысли Торри. Что, возможно, соответствовало истине. — А тебе никто не говорил, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку?

— Случалось слышать и такое.

Торри хотел пожать плечами, но при этом сумки соскользнули бы с плеча. А еще ему хотелось спросить, далеко ли идти, но было как-то неудобно.

Не то чтобы он не донес сумки куда надо, тем более что очень далеко женщина жить не могла — иначе не купила бы так много: лет ей уже немало, не меньше сорока пяти. Он просто хотел знать.

Однако в большом городе не спрашивают женщину, где она живет, а то подумает еще, что ты всю ночь собираешься проторчать у нее под окнами, воя на луну.

Торри пытался придумать, как же задать вопрос, не поставив никого в неловкое положение, когда около фотомагазина женщина свернула налево, на Брайант-авеню. Юноша не очень удивился бы, начни она подниматься по ступенькам дома Мэгги — Торри не знал соседей своей подруги, город все-таки, — но женщина указала на дом сразу за поворотом и протянула руку за сумкой.

— Большое спасибо за помощь. Отсюда я, пожалуй, сама донесу.

Торри достаточно прожил в городе и знал, что эта фраза означает «не хотелось бы подпускать тебя близко к моей двери», а не «донеси-ка ты, сынок, сумки до двери», как было бы дома. И не удивился, увидев в руках у женщины связку ключей, а на связке — синий баллончик с перцовой смесью. Вполне возможно, что она не выпускала баллончик, пока они шли и разговаривали.

Ну что ж, тем лучше для нее. Женщина поднялась по ступенькам, напоследок взглянув через плечо и убедившись, что добровольный помощник уходит.

Торри почувствовал себя странно. Нет, не странно, а неприятно. Черт возьми, женщине не нужен баллончик — нож, пистолет, отряд копов или что там еще, — чтобы помещать Торри Торсену ограбить ее или Что-Нибудь Еще с нею сделать. Обидно, что это не написано у него на лбу.

Нет. Думать так нечестно, а Торри старался быть честным с собой.

Тед Банди тоже был чистеньким мальчиком, стопроцентным американцем. Город — не деревня. Можно не обращать на это внимания, если мозгов не хватает: оставлять машину или комнату открытой, не думать о времени, когда выходишь на улицу, полагать, что шаги за спиной принадлежат твоему знакомому…

И тебя будут грабить, грабить и еще раз грабить. И убивать. И не раз скорее всего.

Торри улыбнулся.

Ну, положим, убьют не больше одного раза.

У Торри были ключи и от входной двери, и от квартиры Мэгги, но он все равно позвонил. Соседка Мэгги имела привычку расхаживать в полуголом виде. Однажды Торри уже пришел из-за этого в замешательство.

Не так уж и хорошо она выглядела в одних только трусиках и лифчике.

Ветер задул с новой силой, леденя Торри, пока он ждал, раздумывая, не достать ли все же ключи. Звонок в конце концов мог означать «я иду, накиньте на себя что-нибудь».

И снова этот запах. Снова пахнуло издалека чем-то острым, едким и терпким… что же это все-таки такое? Знакомо до ужаса…

Он никак не мог вспомнить.

И в этот момент на лестнице послышались шаги.

Марианна Кристенсен открыла внутреннюю дверь в тот момент, когда Торри отпер наружную. Волосы девушки были как-то хитроумно забраны в хвост, оставлявший шею сзади открытой; на щеках играл румянец.

— Заходи, заходи, — сказала Мэгги, поворачиваясь и устремляясь назад к лестнице. Торри понимал, почему она торопится. В коридоре было холодно, хозяин дома, судя по всему, никогда не включал там отопление, а на девушке только черные легинсы и длинная красная шелковая блузка, которую они купили в Буа-де-Болонь.

Торри с удовольствием смотрел, как Мэгги легко поднимается по ступенькам, слегка покачивая бедрами. Кто-то решил бы, что она худовата, но на самом деле сложена Мэгги великолепно, ничего лишнего — «как борзая», по выражению матери Торри. Мускулы не выпирали, как у культуриста, однако благодаря природным данным и тренировкам на девушку было приятно посмотреть в любом ракурсе.

Не исключая вида сзади.

Если бы Мэгги заметила, что он пялится на нее, то наверняка бы наградила сердитым взглядом, как некогда Йена. Тот тогда просто улыбнулся и сказал:

— Ничего не поделаешь, люблю девушек. Можешь подать на меня в суд.

И Мэгги соблаговолила улыбнуться. В конце концов, если человек не хочет, чтобы на него смотрели, пусть одевается некрасиво.

— Я уже начала беспокоиться, ты обещал появиться в районе часа.

Торри глянул на часы — четверть третьего. Ого!.. Может, посоветовать Мэгги открывать дверь с баллончиком в руках? Город как-никак.

— Задержался в библиотеке и поехал на автобусе, некогда было выкапывать машину.

Не обязательно уточнять, что сколько-то времени он проболтал с новой библиотекаршей, поинтересовавшейся, зачем ему фехтовальное снаряжение. У этой девушки были удивительно длинные ресницы и огромные бархатисто-карие глаза, в которые любой нормальный парень не отказался бы посмотреть пару минут.

— Ну ладно, — сказала Мэгги, забирая у Торри сумки и бесцеремонно бросая их на диван, стоявший перед круглым столиком, — раз уж ты здесь, то поможешь мне. Дело не спешное, но мне надо разобрать все за пару недель.

Квартира несколько походила на стандартный железнодорожный вагон, из тех, что бегают по Южному Миннеаполису: длинная комната, разделенная на две части встроенным зеркальным буфетом якобы ручной работы, кухня в коридоре, куда выходили двери спален, причем буфет одновременно служил стеной комнаты Мэгги.

В настоящий момент шкаф был частично разобран. Вынутые ящики лежали на полу, и в целом создавалось впечатление, будто кто-то в спешке выпотрошил тушу некоего деревянного зверя.

— Что-то новенькое, — заметил Торри.

Мэгги кивнула.

— Хозяин обещал мне снизить плату, если я тут немного подремонтирую, — пояснила она.

Молодой человек вопросительно изогнул бровь. Девушка улыбнулась.

— А твой дядя Осия вызвался приехать на неделю и сделать все за меня, когда я позвонила ему спросить совета.

Торри улыбнулся:

— Только не давай ему увлекаться тайниками.

— Что?

— Ничего, шутка.

Да уж, дядя Осия непременно захотел бы вставить сюда тайник-другой. Очень похожий шкаф стоял дома в гостевой, и уж с ним-то он поработал — под всеми петлями скрывались бесшумные замки, удерживавшие секретное отделение закрытым. Пихаешь клочок бумаги в каждую петлю, захлопываешь стеклянные двери так сильно, чтобы петли изогнулись и штыри вошли в замки, затем выдвигаешь верхний ящик — ровно настолько, на сколько надо, не меньше и не больше — и бьешь по верху буфета. Оп-ля! Внезапно открывается внутренний ящик.

В тайнике лежали запасные паспорта и другие документы, которые могли пригодиться при случае. В других тайниках — к примеру, под передней лестницей — хранились аптечки, наборы вещей первой необходимости, деньги или столь прозаичные предметы, как запасной рулон туалетной бумаги.

Но дядя Осия нередко устраивал тайники исключительно из любви к искусству, как, скажем, тот самый, в маминой ванной, для тампонов. О его существовании Торри узнал совершенно случайно, вытаскивая как-то раз волосы, забившие слив раковины. А когда Торри был еще подростком, Осия сделал для него тайник в стенке туалета, куда отлично помещалась стопка журналов «Плейбой»…

Так что дать дяде Осии неделю на сборку шкафа — все равно что оставить ребенка в гигантском магазине игрушек.

Что ж, пусть развлекается.

Мэгги указала на инструменты, разложенные по полу на мешковине.

— Я должна, как видишь, всего-навсего разобрать его, не доломав окончательно.

— У меня были другие идеи насчет того, как провести День, — заметил Торри, обнимая девушку.

— В самом деле? — Мэгги улыбнулась и обвила руками его талию. — М-да, похоже на то. И все же сначала работа, а и учеба. Мы сегодня предоставлены сами себе — Деб проведет пару ночей у Брайана, думаю, даже за почтой не зайдет. Так как тебе идея насчет поработать, позаниматься, куснуть чего-нибудь, а потом… посмотрим?

— Это риторический вопрос?

— Ага.

— Никогда не любил риторические вопросы.

— Сначала работа. Потом еда. А там посмотрим. Ты работаешь лучше, когда возбужден. — Улыбка вышла многообещающей, и за ней немедленно последовал поцелуй.

— Ты пользуешься моей добротой, — проворчал Торри, когда Мэгги высвободилась из объятий и отступила на шаг. Поражение следует принимать так же, как победу, думал он, снимая куртку и открывая ящик с инструментами.

— Работай давай.

Торри издал глухое рычание.

— Не рычи.

— Прости.

Ему вовсе не нравилось происходящее. Черт побери, Мэгги вполне может обойтись и без скидки. Равно как и без соседки. Она вполне могла платить за квартиру сама. А даже если бы и не могла, у нее есть парень, способный заплатить не моргнув глазом.

Торри вздохнул. Он бы с удовольствием платил. Причем за квартиру поближе к кампусу, на двоих.

Увы. И не в деньгах дело: родители Мэгги платили за квартиру и обучение, а мама Торри выгодно вложила долю Мэгги в золоте Доминиона. Супербогатой девушка не стала, однако о хлебе насущном беспокоиться не следовало.

Так что дело не в деньгах. Вообще, чаще всего, когда речь идет о деньгах, дело вовсе не в них — этой житейской мудрости Торри научил Йен Сильверстейн.

Самое главное для Мэгги — как правильно. Квартиры возле университета маленькие, а за те, что побольше, дерут страшные деньги. И Мэгги так организовала расписание, чтобы было поменьше окон между занятиями, и сняла квартиру в Южном Миннеаполисе возле автобусной остановки.

В квартирах с двумя спальнями кухня и гостиная нормальных размеров, а платить за них надо отнюдь не в два раза больше, чем за квартиру с одной спальней. Если ты снимаешь квартиру с двумя спальнями, то не сдавать вторую спальню глупо; если же сдать ее своему парню, у которого тем более нет проблем с деньгами, он станет платить за все. А Мэгги не хотела, чтобы Торри платил за нее. Да, не в деньгах дело.

Черт.

Да, верно говорят: если у вас проблема, которую можно решить — именно решить, а не отложить, — выписав чек, значит, проблем у вас нет.

Только издержки.

— Не дуйся, — сказала Мэгги, — ты ведешь себя как десятилетний мальчик.

С этими словами она обняла и поцеловала Торри. Ее теплый язычок скользнул в рот юноши. Торри привлек Мэгги к себе, положив левую руку ей на попку, а правой прикоснувшись к ее груди.

Но Мэгги оттолкнула его.

— Не сейчас. Потом, может быть. — Она улыбнулась, проведя пальчиком по молнии штанов Торри. — К тому же заслуженная награда всегда куда приятнее.

Бывают случаи, когда «нет» не значит «нет», но это явно не тот случай.

Вот не везет. Похоже, кроме еды, в ближайшее время рассчитывать не на что.

— Кофе? — спросила Мэгги.

— С удовольствием, — кивнул Торри, принюхиваясь. Насыщенный аромат хорошо прожаренного кофе напрочь забил странный запах.

Что это было? Знакомо до дрожи, но откуда?..

Торри вздохнул и потянулся за долотом.

Глава 2 Скрытый Путь

Йен Сильверстейн натянул меховую куртку и наклонился, чтобы зашнуровать тяжелые ботинки.

Выросший в городе, он все никак не мог привыкнуть, что здесь носят зимнюю обувь, а не какие-нибудь туфли, и совершенно прилично ходить по дому в носках, например, если на ботинки налипло много снега.

Конечно, до сих пор в кармане куртки лежала пара дешевых китайских тапочек, но никак не складывалось их надеть, и Йен подумывал их вынуть и убрать подальше. Все равно даже в собственном доме их носить нельзя, а то вдруг кто придет, и получится, что он и от гостей ждет того же.

Зашнуровав ботинки, Йен сначала распахнул тяжелую внутреннюю деревянную дверь, затем внешнюю, потом высунулся наружу и понюхал морозный воздух. И содрогнулся, когда едва ли не арктический холод хлестнул его по лицу.

Хм… может, все-таки завести наружный термометр?

Но в Хардвуде все нюхали воздух, чтобы понять, сколько слоев надеть; именно так всегда поступал Арни Сельмо, а значит, так будет делать и Йен.

Может, и глупость, но это помогало Йену чувствовать себя здесь своим.

Он оглянулся проверить, выключен ли свет. Еще один обычай небольшого городка: уходя из дому, гаси свет. Можно еще оставить свет в прихожей, чтобы не брести потом к крыльцу в темноте, но включать свет, радио и телевизор, чтобы отпугивать воров? Пустая трата денег.

Йен многое изменил в доме по совету друзей и с разрешения Арни. Однако все изменения, даже мелкие, были как следует продуманы: каждое, по странному совпадению, стирало еще одно напоминание об Эфи Сельмо.

На стене между кухней и гостиной висели полочки с безделушками Эфи, так что они с Торианом Торсеном снесли стену и объединили столовую, кухню и гостиную в одну большую комнату. Половину застелили ковром, половину выложили плиткой, разделив части стойкой, как в баре. Теперь ничто не мешало готовить и болтать одновременно или следить за кипящим супом, развалившись на старом потертом диване с газетой и чашкой кофе.

А если дом все меньше и меньше напоминал об Эфи — ничего страшного, ведь все можно объяснить.

За время ремонта Йен узнал о работе со столярным инструментом, балках, электрических проводах и телефонном кабеле куда больше, чем хотел, но всегда был под рукой Осия и почти всегда — Ториан Торсен. А если никто из них не знал, как что-то делается, или требовалось четыре пары рук вместо двух, на помощь приходили остальные, надо было просто подождать.

А Йен мог позволить себе ждать.

Да ты становишься терпеливым, Йен Сильверстейн, сказал Йен себе самому.

Без этого в Хардвуде не обойтись. Как, впрочем, в любом небольшом городке.

В результате на месте стены, увешанной полочками, где лет, наверное, пятьдесят простояли собранные Эфи Сельмо металлические колокольчики, небольшие стеклянные статуэтки и прочая мелочевка, красовалась стойка бара.

Безделушки тщательно помыли, завернули в газеты и убрали в надписанные коробки, которые унесли на чердак. Йен не знал, что нужно Арни для нормальной жизни, но лишние напоминания о покойной жене уж точно не требовались: хватит с него воспоминаний.

Йен зевнул. Ну и рань!.. Но хватит хлестать кофе. Не только кофе помогает проснуться. Есть еще один способ. Может быть. Должен быть. Стоит попытаться, по крайней мере.

Йен приподнял полу парки и залез в правый карман штанов. Оттуда он достал ничем не украшенное золотое кольцо, слишком толстое для обручального и куда более тяжелое, чем казалось на первый взгляд.

Юноша надел его сначала на большой палец, затем на безымянный. Кольцо как влитое сидело на обоих, хотя размера не меняло — по крайней мере заметить это не удавалось. Пора привыкнуть.

Я проснулся, подумал Йен. Чистая правда, но чувствовал он себя сонным, а требуется именно перестать хотеть спать, что непросто, поскольку сегодня он спал не слишком-то хорошо, да и рано еще к тому же…

Нет, от таких мыслей толку не будет.

Йен зевнул.

— Я проснулся, — произнес он вслух, — я бодр и свеж, всякая сонливость покинула мой мозг и мое тело.

Йен пожелал этого.

И снова зевнул.

Не помогает. Но быть бодрым необходимо.

Он прислонился к косяку и закрыл глаза так плотно, что в темноте сомкнутых век заплясали яркие искорки. Затем глубоко вздохнул и слегка выдохнул. Я проснулся и теперь свеж, бодр и готов к наступающему дню…

…и кольцо запульсировало, сжимая палец, как удав-констриктор, один раз, два, три…

Кольцо нагрелось. А Йен почувствовал себя слегка глупо. И зачем он использовал кольцо? Можно подумать, что ему хотелось спать!.. Жалко тратить силу кольца на пустяки.

Ну да, а если бы у моего дедушки были титьки, гласит старая еврейская поговорка, он был бы моей бабушкой. «А моя бабушка была бы лесбиянкой», — самостоятельно добавил Йен.

Он повесил рюкзак на одно плечо, а чехол для клюшек для гольфа, где носил «Покорителя великанов», на другое и вышел за дверь. Привычки горожанина еще не выветрились, и Йену пришлось напомнить себе: не пытайся закрыть дверь на замок, все равно не выйдет; в Хардвуде, наверное, никто не знает, где ключи от собственной входной двери.

В доме напротив, в гостиной Ингрид Орьясетер, горел свет, и тень на занавеске означала, что она уже на ногах и готовит завтрак. Вот и отлично. Старая Ингрид славилась привычкой рано вставать, и, не увидев признаков жизни в ее доме, Йен встревожился бы. Хотя можно заглянуть к ней в дом и окликнуть старуху — чего же проще. Дверь-то не заперта.

Запирать входную дверь? Зачем? А вдруг сосед решит заглянуть?.. Как, вы считаете, что им нечего заглядывать в чужой дом? Вы кто вообще, горожанин, что ли?

Новый порыв западного ветра, гоня поземку, швырнул в лицо Йену пригоршню снега.

Молодой человек поежился и заторопился в путь. Снег визгливо поскрипывал под ботинками, и он постарался идти так, чтобы поскрипывание раздавалось в унисон с ударами сердца. Движение позволяло согреться, точнее, не замерзнуть окончательно, но если идти чересчур быстро, то начнешь потеть, и тогда окоченеешь за считанные минуты. Йен не сразу научился постепенно наращивать скорость. Надо было, как и в зале, разминаться постепенно. Нельзя же работать в полную мощность, если предварительно не разогрелся.

Хотя здесь плата за небрежность не так высока, как на тренировках. Там можно было повредить сухожилие или потянуть связку, а для Йена это значило несколько голодных недель без учеников. Здесь же — если ты в городе, конечно, — ну, замерз…

Стоял жуткий мороз, и потепления не предвиделось, по крайней мере в ближайшие несколько часов. Как там пелось в старой песне Кросби, Стиллз и Нэш? Что темнее всего перед зарей?.. Не совсем правда, разве что метафорически; а холоднее всего сразу после рассвета, когда земля и воздух еще не согреты солнцем.

А те, кто думает, будто нет разницы между пятью, пятнадцатью и тридцатью градусами мороза, никогда не ступали на скрипящий снег.

Йен оттянул рукав, и холодный воздух немедленно хлестнул по запястью. Половина восьмого. Черт, а он даже не дошел до тупика, которым оканчивалась улица, — оттуда короткая тропа ведет через лесок к дому Торсенов.

Йен ускорил шаг.

Около дома Торсенов стоял большой голубой «бронко» Ториана. Двигатель негромко урчал, и в дымном воздухе чувствовался запах бензина. Оранжевый провод-удлинитель тянулся от решетки радиатора к розетке в стене дома; и шнур, на несколько футов короче, чем провод, крепился к борту автомобиля и к кольцу из нержавеющей стали, прикрученному болтами к стене дома.

По местным стандартам, непрерывно работающий двигатель — сущее мотовство. С другой стороны, местные стандарты — штука суровая: если вы, скажем, нечаянно отпилили себе руку, то после звонка в 911 надо идти в ванную, чтобы не заляпать ковер.

Для обогрева автомобиля хватает штатного отопителя, а дополнительный разогрев нужен главным образом для того, чтобы чертова колымага сразу заводилась, несмотря на мороз. Вполне по-торсеновски: если надо, чтобы автомобиль сразу заводился, то плевать на расходы.

Отец Торри мог, конечно, терпеть любые неудобства — Йен свидетель, — но только ради того, чтобы получить реальную выгоду. А терпеть неудобства просто так, ради воспитания характера, он бы не стал.

Йену была близка такая философия. В жизни хватает и боли — и физической, и душевной, — и простых неудобств, чтобы закалить характер; незачем искать неприятностей на свою голову.

Юноша хихикнул. И это говорит человек, которому не терпится отправиться Скрытым Путем в Тир-На-Ног!.. Люди, следуйте моим словам, а не моему примеру, подумал он и засмеялся про себя. Дело не только в том, что ему хотелось встретиться с Мартой — хотя, конечно, хотелось, — или с Боинн, или с ней. Или, например, с Арни Сельмо — снова посмотреть в морщинистое лицо Арни и увидеть, смогла ли Фрейя рассеять темное облако печали.

Дело не только в том, куда ты направляешься, говорила Фрейя, но и в самом пути.

А дом — не только место, куда ты возвращаешься, но и место, откуда ты время от времени уходишь, даже если лишь для того, чтобы снова вернуться.

Но когда?

Торопиться незачем, и именно это очень радовало Йена и грело ему душу, несмотря на холод.

В конце концов он дома.

Йен кинул сумку на заднее сиденье «бронко» — автомобиль был не заперт, разумеется, да кто его возьмет? — и пошел к дому по дорожке (ее так основательно почистили от снега, словно огнем жгли), поднялся по деревянным ступеням на крыльцо и открыл наружную дверь, чтобы добраться до внутренней, тяжелой и сделанной из дуба.

Йен постучал в дверь, не снимая перчатки, потом стукнул по продолговатой латунной пластине, вделанной в косяк.

Бам-м-м-м…

Весь дом завибрировал от низкого басовитого гула. Не дожидаясь ответа, Йен повернул ручку и приоткрыл дверь.

За ней стоял док Шерв в клетчатой рубашке, джинсах и вязаной шапочке. Одежда и борода делали его похожим на старого дровосека, а не врача. В правой руке док держал кружку с кофе, над которой поднимался пар.

Улыбнувшись, он поманил Йена внутрь:

— Ну, не стой же там. Снаружи холодно, если ты еще не заметил. Проходи и согреешься.

Совершенно непонятно. Где же машина дока?

Шерв поднес кружку ко рту, затем сморщился, покачал головой и протянул ее Йену, который как раз снял перчатки и положил их на батарею рядом с дверью.

Хм-м… Кольцо все еще было на пальце. Молодой человек снял его и положил в карман. Тепло чувствовалось даже сквозь штаны.

Йен потопал ботинками по полу, чтобы стряхнуть снег, потом вытер их о специальную ковровую дорожку и последовал за доком в кухню, потихоньку отпивая из кружки с кофе. Кофе оказался вкуснее, чем обычно варили в Хардвуде, — не крепкий, но горячий, а в это время года последнее ценилось высоко. Если в холодный день пить горячий крепкий кофе каждый раз, когда хочешь согреться, то к вечеру будешь писать коричневым, а ночью на стену полезешь.

Ториан Торсен и его жена Карин сидели за столом и пили кофе. Судя по остаткам яичницы, бекона и блинов на его тарелке, глава семьи только что закончил основательный завтрак. Карин неторопливо ела кусочек кофейного торта.

Под облегавшей тело Торсена синтетической нижней рубахой бугрились мышцы. Влажные светло-русые, почти белокурые волосы были зачесаны назад, а выражение лица, несмотря на искреннюю улыбку, оставалось слегка угрожающим, так что Йен избегал смотреть на его жену.

Впрочем, он, наверное, проецировал на Ториана свои страхи. Дело, должно быть, в квадратном подбородке Торсена, свернутом набок некогда прямом носе и, уж конечно, в белом шраме, похожем на сороконожку. «Ножки» являлись следами от стежков врача куда менее умелого, чем док Шерв.

— Доброе утро, Йен Серебряный Камень, — сказал Торсен.

— И тебе также, Ториан. — Йен и не подумал поправлять его. Он привык к такому обращению еще в Тир-На-Ног, и вообще, какая разница? «Сильверстейн» именно это и значит.

Док Шерв, как всегда, хихикнул:

— А вот и Йен, к которому даже собственная фамилия не прилипает.

Эта шутка дока Шерва и в первый раз не была смешна, что уж говорить о пятьдесят первом?

Точно так же, как анекдот Арни про Папу Римского и его шофера: этот анекдот каждый в Хардвуде счел своим долгом рассказать Йену как минимум дважды. И каждый раз Йену приходилось улыбаться, словно он слышал этот анекдот впервые.

Сейчас по крайней мере можно обойтись без улыбки. Но если бы от яростных взглядов выскакивали прыщи, док давным-давно покрылся бы паршой.

— Доброе утро, Йен, — сказала Карин, глядя на Йена, однако старательно избегая его взгляда.

Йен тоже старался не смотреть на нее, чтобы не выдать своих чувств. Карин ему в матери годилась, но на матрону никак не походила. Ей очень шел лимонный запах духов, хотя эти духи явно предназначались для женщин помоложе. Даже в столь ранний час, одетая в красно-коричневый халат, из-под которого виднелся верх кружевного черного лифчика, она была неотразима. Белокуро-золотистые волосы Карин были завязаны в высокий хвост, оставлявший открытой шею.

Если и есть более верный способ навсегда поставить крест на своей жизни в Хардвуде, нежели пытаться закадрить маму Торри, то его трудно придумать с ходу. Разве что помочиться в воскресный сморгасборд [2] в «Пообедай-за-полушку»?

Карин все еще избегала его взгляда.

— Будешь завтракать? — Вопрос неизменный, как и ответ: завтрак, может, и самая важная трапеза на дню, но Йен предпочитал завтракать, окончательно проснувшись, часа через два после подъема.

— Нет. Док, что вы делаете здесь в такую рань? Я не видел вашей машины.

Огромный белый «шеви себербен», который доктор использовал как передвижной врачебный кабинет, а при необходимости и как машину «скорой помощи», отличался от других автомобилей мигалкой на крыше, не говоря уж о словах «скорая помощь», написанных спереди и сзади, и нарисованными на водительской дверце пятью оленями, перечеркнутыми крест-накрест.

Если бы что-то стряслось с Осией, машина непременно стояла бы у крыльца, а док не гонял кофеи с Торсенами.

— Нет, с ним все в порядке, — сказал доктор, явно читая мысли Йена, — он просто спит.

В коридоре послышались тихие шаги.

— Ну, не то чтобы спит, — негромко произнес знакомый, не совсем внятный голос, — но со мной все в порядке.

Йен обернулся. Осия Линкольн — так он называл себя здесь — стоял в дверном проеме, одетый в старый-престарый халат в елочку поверх столь же древней желтой шелковой пижамы. Подпояска халата подчеркивала нездоровую худобу старика; обычно она было незаметна под клетчатой рубашкой и комбинезоном.

Кожа у Осии была цвета кофе с молоком, что-то экзотическое и странное ощущалось в его глазах и в его лице, которое всегда казалось чисто выбритым. Если у старика и росла щетина, Йен ее не видел.

— Доброе утро, Осия.

— Йен Сильверстейн, — кивнул тот, — и тебе доброго утра.

Карин привстала, намереваясь налить ему чашку кофе, но по знаку левой — здоровой — руки снова села. Осия предпочитал делать для себя все сам, когда только мог (а мог он почти всегда).

— И поскольку вы, доктор, сегодня приехали не за тем, чтобы лечить меня, то позвольте осведомиться о причинах, кои привели вас под наш кров.

Некогда Йен счел бы фразу странной и напыщенной. Но это было до того, как он начал говорить на берсмале — там фраза строилась именно так — и познакомился с Торри и его семьей.

— Мой снегоход стоит у задней двери, — объяснил док. — Меня опять вызвали посреди ночи. На этот раз роды.

Доктор очень радовался каждому новому ребенку, поэтому он улыбнулся.

— Лесли Гиссельквист? — спросил Йен, пошарив в памяти. Вроде еще рановато…

— Угадал, — ответил доктор, улыбаясь еще шире. — Прелестная малышка, все семь фунтов веса, несмотря на то, что родилась на две, почти три недели раньше срока.

Снегоход? Йен попытался припомнить, где находится ферма Гиссельквистов. Где-то на северо-востоке, за противоположной окраиной города. И в самом деле, если знать, куда ехать, по заснеженным полям на ферму можно добраться куда быстрее, особенно учитывая, что на дорогах, покрытых черными пятнами льда, не разгонишься.

И все же, слушая доктора, можно было подумать, что такая ночь — исключение, а Марта между тем говорила, что редкая неделя выдается без двух-трех ночных вызовов, так что док не шутил, говоря о скором выходе на пенсию.

Для человека своего возраста док был в хорошей форме, но возраст есть возраст: док не вечен. Ничто не вечно, даже вселенная.

Йен вздохнул и покачал головой. Ему никогда не удавалось мыслить глобально; возможно, никогда и не удастся.

— А почему ты интересуешься? — спросил док. — Из праздного любопытства?

Любопытство? Ну да.

— Просто дурная привычка.

— Что за привычка?

— Я постоянно стараюсь все понять.

— А что в этом плохого?

— Вот вы, доктор, все понимаете?

— Сам говоришь — доктор. Значит, все.

Йен пожал плечами. Если док не собирается быть серьезным, то и он не будет.

— Ну ладно, ладно. — Док прикусил губу. — Конечно, не все. Но я не тревожусь понапрасну.

— Вы молодец. А я тревожусь. Я не нарочно, само получается.

Среда, в которой растешь, кажется нормальной; только позже понимаешь, что это не так. Нормально, что отец нередко причиняет тебе боль — рукой или словами, и нормально, что ты пытаешься понять, что же ты сделал не так. «Если бы только все понять, — думаешь ты, — если бы все знать, можно сделать все как надо, и тогда отец улыбнется и обнимет тебя. И будет любить своего сына».

Чушь. Йена били не за то, что он не убрался в комнате (книги в беспорядке, и под кроватью валяются бумажки), и с лестницы его столкнули не за то, что он пришел из школы слишком поздно. То были поводы, а не причины, и, все поняв, исправить ничего было нельзя, поскольку корень зла заключался вообще не в Йене.

Драма в том, что остановиться невозможно; стоит расслабиться, как снова начинаешь анализировать, как всплывает глубокая внутренняя уверенность, что если все понять, то все будет хорошо.

Осия стиснул плечо Йена.

— Прекрати себя мучить, — произнес он на берсмале, быть может, для секретности, хотя оба Торсена прекрасно понимали язык. — Прошу прощения, доктор, — продолжил Осия уже по-английски, — я сказал, чтобы он был к себе снисходительнее.

— Да уж. Кэйти Аарстед такая же.

— Кэйти Бьерке, — поправил его Йен. — И доставалось ей уж точно не от Боба Аарстеда.

— Можешь смело биться об заклад, малыш, — улыбнулся док. — Если найдется хоть один идиот, который в этом усомнится.

Карин Торсен избегала его взгляда.

Послушай, хотелось сказать Йену, пора забыть об этом.

Именно Карин в прошлый раз упросила его отправиться Скрытым Путем в Тир-На-Ног. И сделала это ради того, чтобы ни сын, ни муж не подвергали себя опасности, вновь ступая на землю того мира.

— Все в порядке, Карин, — тихо сказал Йен, понимая, о чем она думает.

Лицо Торсена осталось бесстрастным как гранит. Осия улыбнулся, а док Шерв кивнул, выражая согласие.

— Все ведь кончилось хорошо.

Вряд ли стоило удивляться, что великолепная женщина, хоть ей уже и за сорок, может с легкостью обернуть вокруг своего мизинчика парня, которому едва за двадцать. Кроме того, Йен всегда западал на великолепных женщин в возрасте. Особенно на одну — совершенно великолепную — и куда старше Карин, к слову сказать.

А сколько лет Фрейе? Лет?.. Учитывая, что Древние удалились в Тир-На-Ног давным-давно, не стоит мерить в годах. В тысячелетиях? Эпохах?

Йен сунул руку в карман, снова коснулся теплого кольца и надел его на большой палец.

Он сосредоточился и подумал: правда, Карин, все в порядке, я больше не злюсь.

Она была готова с легкостью им пожертвовать, чтобы защитить мужа и сына, и некогда втравила Йена в опасную ситуацию: его могли легко убить. Но Йен не злился на нее. Завидовал Торри и Ториану — да. Ему никогда и никто так не был предан.

Все в порядке, без обид, подумал Йен, приказывая Карин поверить.

Почему бы не убедить друзей, что простил их, если это и в самом деле так?

Кольцо болезненно сжалось, а потом разжалось в такт с ударом сердца.

Осия одобрительно кивнул.

Карин Торсен вздохнула и явно почувствовала себя лучше. Наклонив голову, она спросила:

— О чем задумался? Ты словно за тысячу миль.

— Почти, — хмыкнул Осия.

Он сел рядом с Йеном, взял с тарелки кружок лефсе и откусил кусочек. Это вкусное блюдо готовили, тонко намазав мягкую картофельную лепешку маслом, посыпав сахаром, закрутив, а потом нарезав на манер суши. Однако на сей раз Карин завернула лефсе с малиновым вареньем из летних запасов — а может, и чуть-чуть лимонной цедры добавила.

Осия был способен съесть куда больше, чем можно предположить, глядя на его тощее тело, однако, как и Йен, он не следовал местному обычаю завтракать сытно.

— Скоро он и в самом деле будет далеко. К здешней зиме нелегко приспособиться.

Неужели беспокойство Йена так очевидно?

Осия кивнул, соглашаясь с его мыслями, отвечая на незаданный вопрос. Да, очевидно, по крайней мере ему. Может, не каждый это заметил.

— Как бы то ни было, — сказал Ториан, поднимаясь из-за стола, — сейчас нам с тобой, Йен Сильверстейн, пора на дежурство, и времени в обрез.

Уже на ходу он доел последний кусок тоста, запив его остатками кофе.

— Пойдем же, Йен Сильверстейн.

— А то.

У дороги, ведущей к рощице посреди заснеженных полей, стоял старый «форд»-фургон. Небольшой лесок — вот и все, что осталось от древнего святилища, существовавшего несколько сотен или несколько тысяч лет назад. Над серыми ветвями поднималась струйка дыма, которую развеивал ветерок.

Ториан Торсен поставил «бронко» на утоптанном снегу рядом с «фордом» так, чтобы Йен мог открыть дверь.

В машине было изумительно тепло; зимний воздух хлестнул юношу по лицу морозом.

Холодно — это когда ты вдыхаешь, а ноздри замерзают, подумал Йен, натягивая рукава парки на манжеты перчаток. Затем он перекинул сумку через плечо, не забыв и о чехле с «Покорителем великанов», и последовал по тропинке в лес за Торианом. Снег скрипел под ногами.

Приятно было спрятаться от ветра, хотя голые деревья не очень-то от него защищали. При таком минусе даже слабенький ветерок высасывает из тебя тепло, так что укрытие весьма кстати.

В этом году место возле святилища расчистили и поставили будку, сделанную из старого домика для подледного лова. Одну стену убрали полностью — ту, что выходила к костру. Обложенное тремя плоскими камнями кострище размещалось перед черной дырой в снегу, за которой стоял старый каменный кайрн бог знает каких времен.

Курган сложили не индейцы племени лакота (мать Джеффа Бьерке происходила из лакота и встречалась с вождями племен, жившими в Пайпстоуне и Роузбаде), а что было в этих краях до лакота — неизвестно. Индейские кланы Великих Равнин занимались исключительно войной и выживанием и предпочитали ничего не записывать.

Возможно, они надеялись на археологов…

Огонь радовал не только потому, что грел, хотя это само по себе было неплохо, учитывая мороз. Огонь растопил снег, снег превратился в воду, которая тонкой струйкой утекала в дыру. Отверстие было нелегко заметить с первого взгляда.

Интересно, подумалось Йену, сколько надо воды, чтобы затопить дыру? Это вообще возможно?

Скорее всего нет. Скрытые Пути встроены в саму структуру вселенной, и вряд ли люди или человек способны что-то изменить. Их и заметить-то достаточно трудно.

Дэйви Хансен уже выходил из будки с «гарандом» в руках. Дуло винтовки отведено в сторону, из кармана распахнутой куртки торчит рукоять полуавтоматического пистолета сорок пятого калибра.

Йен не разбирался в огнестрельном оружии, да и не очень им интересовался. В отличие от мечей, ружья и пистолеты души не имеют. Кроме того, Осия говорил, что огнестрельное оружие не действует в Тир-На-Ног. Ну, не то чтобы не действует. Осия сказал, что огнестрельное оружие либо не сработает, либо сработает чересчур хорошо. Нет уж, Йена не радовала перспектива оказаться один на один с хладом, держа оружие, которое либо взорвется у него в руках, либо будет бессильно пощелкивать затвором. Впрочем, если подумать, Йена вообще не радовала перспектива оказаться один на один с хладом. Разве что не останется другого выбора.

— Доброе утро, Йен, доброе утро, Ториан. — Ковыляя к ним, Дэйви зевнул.

— Привет, Дэвид, — кивнул Ториан.

— Осия и Карин в порядке? — вежливо спросил он, явно выделив имя старика.

— С ним все в порядке, припадков не было всю зиму, и он принимает прежние дозы лекарств. Так говорит док.

— Отлично. — Улыбаясь, Дэйви протянул винтовку Торсену. — Только бы не подсел на них. Бери ружье.

Ториан Торсен взял «гаранд», открыл затвор, ловко поймал вылетевший патрон молниеносным движением правой руки. Йен не видел, чтобы кто-либо проделал подобный фокус, тем более в такой непринужденной и естественной манере.

Затем Ториан быстро вставил патрон на место, но Йен успел заметить, что пуля — серебряная.

Эти пули были сделаны из ювелирного серебра — точнее, из сплава серебра с типографским свинцом для придания большей убойной силы — в подвале Торсенов при помощи забавной на вид машины.

Остановить на несколько секунд Сынов Ферира могла любая пуля. Но чтобы убить их, свинцовой пули мало. Серебро же губительно для этих тварей, доказательством чему служат шесть скелетов, закопанных в поле неподалеку.

Йен положил на грубо сколоченный стол чехол, расстегнул его и достал ножны с «Покорителем великанов». Новая рукоять, сделанная Осией, слишком сильно блестела.

Может, стоит пройтись по ней металлической мочалкой?.. Меч, как и все клинки Осии, был закален в крови Древнего, и это придавало ему… определенный вес. Магия? Не вполне. Но близко к тому. «Покорителем великанов» Харбард зарубил хлада, а Йен собственноручно убил огненного великана. Значит, при необходимости и с Сыном расправится.

А необходимость, наверное, еще возникнет. Выход из Скрытых Путей оставался открытым со времени Ночи Сынов.

Можно ли его закрыть?

Даже Осия не способен сказать наверняка.

Даже если и можно, обеспечит ли это их безопасность? Или существует еще какой-нибудь выход, в тысяче ярдов или миль, который возьмет да и откроется вместо этого? И тот уже не поохраняешь. Спуск в Скрытые Пути не засыплешь. Однако за ним можно следить, и мужчины Хардвуда сторожили Путь по очереди.

Йен пожал плечами. А что еще делать? Сообщить всему гребаному миру, что на маленькой поляне в рощице среди полей Северной Дакоты начинается Скрытый Путь?

Вдруг кто-то поверит и информация о Ночи Сынов просочится наружу? Оборотни атаковали городок в Северной Дакоте, убив двоих людей и ранив еще нескольких!..

Ведь во что одна дурацкая историйка превратила Розвелл, Нью-Мехико… А тут вышло бы куда хуже, поскольку чистая правда.

Не только зло ненавидит свет. Еще частная жизнь. И нормальная жизнь.

По крайней мере такая, какой ее видят в Хардвуде.

Городок может прославиться, однако, хотя Скрытый Путь не виден глазам несведущих людей, прежня жизнь погибнет от ослепительных вспышек фоторепортеров из «Нэшнл инкваэрер». Пусть уж лучше жители Хардвуда по очереди сторожат Скрытый Путь до скончания веков.

Довольно скучное занятие, но из всех видов мучений, щедро предлагаемых миром, Йен Сильверстейн предпочитал именно скуку. Можно расслабиться и думать о чем-нибудь своем. И хотя юноша любил деятельную жизнь, подобная перспектива не очень-то страшила. Если бы только не было так холодно. Если бы только…

Откуда-то издалека донесся стон, и Йен оказался на ногах даже прежде Торсена.

Йен не привык пользоваться огнестрельным оружием. Однако ружье может остановить Сына, прежде чем тебя коснется его зловонное дыхание, так что, сорвав перчатки, юноша схватился не только за меч, но и за пистолет.

Снова раздался стон, и если уши не обманывали Йена, звук доносился со стороны костра, от выхода из Скрытого Пути.

Не клади палец на курок, пока не увидел цель, напомнил он себе, надеясь, что руки дрожат от холода, а не от страха.

Впрочем, черт возьми, боялся он раньше и будет впредь. Не важно, какие чувства ты испытываешь, главное, как ты себя ведешь.

— Я справа от тебя, Йен Сильверстейн, — донесся голос Ториана. — Осторожнее.

Из дыры показалась толстая волосатая рука; ухватившись за край отверстия, за ней последовала вторая рука, а потом на мгновение возникли черная шевелюра и пара широко открытых глаз, пялившихся из-под толстых надбровных валиков.

Затем раздался звук, который более напоминал стон боли, нежели тяжелое сопение, пальцы соскользнули с края отверстия, и существо исчезло в дыре.

Позднее Йен не стал бы биться об заклад, что действовал обдуманно. Похоже, инстинкт, а не разум заставил его отбросить пистолет и прыгнуть в дыру без малейших колебаний.

Сжимая в правой руке «Покорителя великанов», Йен упал на твердое дно ямы и перекатился, стараясь подражать парашютистам. Боль резанула его по левому плечу с такой силой, что он вскрикнул. Но не выпустил меча.

Он скользил по обледеневшей земле в…

…в Скрытый Путь, окунаясь в отсутствие холода, которое не было теплом, и отсутствие тяжести, не дарящее свободы.

Покой и тишь.

Йен поднялся, окруженный серым светом. Он не чувствовал ни усталости, ни голода, ни сытости. Ничего не болело: ни щиколотки, ни бедро, хотя падение оказалось неудачным. Даже плечо перестало напоминать о себе. Подвигав левой рукой, Йен обнаружил, что та работает.

Он помнил, что ударился о лед головой; пальцы нащупали шишку. Но боли не было, да и не струилась по шее кровь.

Здесь, в Скрытых Путях, царили безвременье и бесчувствие, и хотя Йен прекрасно знал об этом, каждый раз испытывал странно-равнодушное удивление.

Добро бы у него прерывалось дыхание или его охватывал страх… Спокойное удивление гораздо хуже любого ужаса.

Йен дышал — не тяжело, не легко, а просто дышал. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Однако складывалось впечатление, что, перестань он дышать, ничего бы не изменилось.

На полу туннеля лежал маленький плотный человек. Или не человек — лоб чересчур низкий, а волосы на руках и ногах куда гуще, чем у людей. Он был жестоко изранен. На правом бедре зияла похожая на оскал глубокая алая рана, сквозь другую рану виднелись ребра. Кровь не текла. С мертвыми так всегда. Йен кивнул. Вестри, конечно же. Легенды называли таких существ цвергами.

Казалось бы, при виде мертвеца должны появиться какие-то чувства. Но Скрытый Путь лишал чувств, равно как и ощущений. Разум подсказывал, что следует оглядеться, ведь неподалеку мог притаиться убийца цверга, но мысль не вызывала эмоций.

Йен обернулся. За телом цверга серая поверхность Пути уступала место снегу: в слабом свете, падавшем сверху, на льду виднелись свежие кровавые пятна. Там реальность, дом и надежность.

Если пойти в другую сторону, попадешь в Тир-На-Ног.

Куда бы он ни вышел, чувства вернутся к нему.

Неплохо бы. Порой онемение приятно. Но надежнее всего убивает чувства и ощущения смерть, а умирать Йену не хотелось.

С одной стороны, его тянуло пройти по Скрытому Пути, к Марте — и к ней; где-то глубоко в его душе под покровом бесчувственности всколыхнулась мысль, что правильно было бы взвалить цверга на плечи и отнести его в Тир-На-Ног — именно там достойное место упокоения для Сына Вестри, а не под слоями невообразимо черной земли поля в Северной Дакоте.

Но Йен не был готов к путешествию в Тир-На-Ног, и дело не только в отсутствии снаряжения и ожидающих в Хардвуде людях. Это мелочи, с ними можно справиться. Он не был готов эмоционально.

Но почему? Здесь нет места эмоциям, он в состоянии отправиться куда пожелает, кто его осудит?

Нет. Серое безмолвие и пустота туннеля — не самое подходящее место для принятия решений. Нельзя приходить к выводам в состоянии отупения, когда ты заперт в серой клетке бесчувственности и можешь полагаться только на интеллект. Нельзя принимать решение под воздействием алкоголя или Скрытых Путей. Нелогично доверять только логике. Для принятия решений требуются и интеллект, и чувства, и сердце, и все остальные органы, а не полная отрешенность от человеческой реальности.

Но оставить мертвого цверга здесь, на перекрестке миров, он просто не мог. И если нельзя идти в Тир-На-Ног, значит, надо взять его с собой в Хардвуд.

Другого выбора не было, ведь не решать — тоже решение.

Куртка мешала, и Йен снял ее, не удивившись, что холоднее без нее не стало, хотя и в ней он не потел. Потом засунул «Покорителя великанов» за пояс и наклонился, чтобы поднять вестри.

Тело обмякло. Нести его будет нелегко. Несколько лет назад, окончив курсы неотложной помощи, Йен научился обращаться с такими телами.

Однако задача оказалась не такой уж и трудной. Через несколько секунд Йен умудрился поднять маленькое тело цверга на правое плечо. Еще раз оглянувшись (если бы Скрытый Путь не лишал чувств, можно было бы сказать — тоскливо), он зашагал назад к пятну льда и…

…застонал от боли, пронзившей левое плечо.

— Йен! — Над краем отверстия возникло лицо Ториана Торсена — так высоко, так невозможно далеко…

Йен был уже готов уронить тело, как цверг шевельнулся.

Что-то теплое потекло по ноге Йена.

Вот черт, раны вестри кровоточили.

Крепко сжав зубы, чтобы ни стона не вырвалось из груди, Йен крепко оперся спиной в стену, вытащил из-за пояса «Покорителя великанов» и опустил цверга на землю, стараясь не обращать внимания на адскую боль в левом плече.

Он посмотрел наверх. Торсен исчез. И чего он так старался не хныкать?

Йен не очень удивился исчезновению Торсена, скорее обрадовался. Когда вокруг все летит в тартарары, Ториан Торсен ухитряется придумать конструктивный план действий, хотя и не всегда самый лучший.

Йен глубоко вздохнул и немедленно пожалел об этом, поскольку холодный сухой воздух вызвал приступ кашля.

Так. Во-первых, воздух. Раз изо рта цверга подымается пар, значит, тот дышит.

Во-вторых, надо остановить кровь.

Теплая влага все еще сочилась из раны на бедре: над ней вился парок, быстро тая в холодном воздухе. Йен попытался свести края раны, но толстая волосатая кожа скользила из-за грязи и крови, и закоченевшие пальцы не могли справиться.

Внезапно он почувствовал отвращение к себе, его едва не затошнило: теплая кровь так приятно согревала озябшие пальцы… Но что же делать, если это и в самом деле так?

Йен сорвал с себя верхнюю рубашку, стараясь не обращать внимания на резкую боль в левом плече, от которой аж искры из глаз сыпались, и обернул ее вокруг раны, затянув рукава так сильно, как только мог.

Кровь не остановилась, но все же потекла медленнее. Может, еще успеют отвезти его к врачу, к доку Шерву.

Проклятие, где же чертов Торсен? Что он там делает? Прошло уже…

…всего несколько секунд с того момента, как Йен с цвергом появились на дне колодца, а что бы Торсен там ни делал, времени ему понадобится больше, чем пара мгновений.

Мощный рев мотора и хруст кустов заглушили его собственное хриплое, неровное дыхание. Торсен снова был возле ямы, держа в руках нечто, напоминающее доску для серфинга.

Он опустил ее в дыру на веревке. По краям доски имелись дырки для ручек, но в целом она походила на странную штуку для связывания, особенно учитывая ремни по бокам.

— Привяжи его покрепче, Йен Сильверстейн, и следи, чтобы доска не перевернулась, пока я буду ее поднимать.

Легче сказать, чем сделать, особенно одной рукой. Йен попытался удержать доску в неподвижности и перекатить цверга на нее, но не сумел.

— Ну ты и дерьмо, просто бесполезное дерьмо, — услышал Йен голос отца.

Пошел к черту, папуля, подумал Йен и удвоил усилия, стараясь заставить работать и левую руку. Во что бы то ни стало он закатит цверга на эту чертову доску.

Крик боли вырвался из губ Йена, когда что-то хрустнуло в левой руке, а доска улетела по льду куда-то в сторону, бесполезная, как он сам.

Пытаясь добраться до доски, Йен услышал отдаленный скулеж и не удивился, узнав свой голос.

Черт, не могу я, и все.

Придется через «не могу». Как бы ни была весома причина, по которой ты не делаешь того, что должен, ты все равно не делаешь того, что должен, и все. Важен результат, а не добрые намерения.

— Нет, постой-ка, — сказал Ториан Торсен и опустил в дыру свою раскладную трость. — Просунь руку через петлю, и я тебя вытащу.

Йен последовал его указаниям.

— Держись крепко, — сказал Торсен непонятно зачем. (А что Йен собирался делать? Надеяться, что проклятая палка прилипнет к руке?)

…Йен выпал на холодный снег, задыхаясь от боли и холода словно вытащенная на берег рыба. Торсен уже прикрепил другой конец веревки к «бронко», потом бегом вернулся к Йену и скорее отнес, чем довел его до машины.

Подсадил Йена на водительское сиденье, помог закинуть внутрь ноги.

— Жди моего сигнала, а потом трогайся медленно-медленно, — сказал Ториан. — Ради Отпрыска, медленно-премедленно.

Он изо всех сил захлопнул дверь, затем бросился к яме и исчез в ней.

«Бронко» еще не успел остыть, и Торсен включил печку, пока перегонял сюда машину.

Теплый воздух из вентиляционных решеток прогонял холод. Тут Йен заметил, что зубы у него стучат. Что ж, он плотнее сжал челюсти.

Торсен велел ему подождать, но когда придет время двигаться, задержки быть не должно. Йен держал правую ногу на тормозе.

— Давай, Йен Сильверстейн, давай!

Йен отпустил тормоз и нажал на газ. Тихонечко, тихонечко, говорил он себе, плавно давя на педаль.

«Бронко» медленно покатился вперед, выбирая слабину веревки, и остановился.

Нетрудно нажать на газ сильнее, но Йен делал все плавно, прибавляя газа по чуть-чуть…

…и машина пошла с места, вытащив привязанного к доске цверга из колодца, как пробку из бутылки. Сзади за доску, чтобы не дать ей перевернуться, цеплялся Ториан Торсен. Потом Ториан вскочил на ноги и принялся отвязывать веревку от машины.

Йен внезапно обозвал себя идиотом: прямо под магнитолой лежал сотовый телефон. Пока Торсен тащил доску с раненым к «бронко», Йен, схватив трубку, набрал номер и нажал кнопку «посыл».

Буквально через гудок трубку сняли, и нежный голос Карин произнес:

— Алло?

— Док Шерв еще у вас?

— Да, но как раз собирается…

— Дай его немедленно. Срочное дело.

Времени на объяснения не было, и Карин, что характерно, не попросила их.

— Да, Йен? — В голосе доктора звучало профессиональное спокойствие, так что Йен не мог понять, то ли вздохнуть с облегчением, то ли заорать на него.

— Для вас пациент. Ран множество, но самое серьезное кровотечение я, как мог, остановил. Без сознания — думаю, что от потери крови.

Торсен захлопнул заднюю дверцу и уже распахивал дверь в салон. Йен протянул ему телефон (он не мог вести машину и говорить одновременно) и нажал на газ.

— Нет же, останови машину! — закричал Торсен: глаза у него вдруг расширились, голос зазвенел в ушах Йена. — Немедленно, Йен Серебряный Камень!

Таких ноток Йен никогда не слышал в его голосе, поэтому совершенно автоматически нажал на тормоз и остановил машину. Ториан поднял руку, призывая к тишине.

— Это Ториан, — сказал он в телефон. — Да, в клинику. И захвати с собой Осию. Скажи ему: «Илст нихт вер брененст вестри». Да, «илст нихт вер брененст вестри».

Это не человек, это вестри.

Торсен выскочил из машины и с силой захлопнул за собой дверь, так что что-то зазвенело в бардачке.

— Гони в клинику! — закричал он. — Я останусь здесь, пока не прибудет подкрепление.

Йен вдавил педаль газа до упора, и телефон хлопнулся на пол.

Ториан Торсен мыслит четко, даже когда все вокруг рушится в тартарары, в этом можете быть уверены. Возможно, он прав и появление вестри — уловка, чтобы отвлечь внимание.

Хотя Йен в это не верил.

Впрочем, не имеет значения, во что он верит, мир не всегда согласен с ним, и важно не то, что ты думаешь, а что есть на самом деле.

Он слышал, как Карин кричит в трубку, но не мог разобрать слов из-за рева мотора. Не мог Йен также положить трубку на место и вести машину одновременно.

Это подождет.

Глава 3 Валин

Марта Шерв завершила утренний обход и как раз собиралась заняться работой, когда запищал ее пейджер.

Обход не занял много времени, поскольку всего одна из четырех кроватей была занята, и на той лежал старый Орфи Хансен — мирно похрапывал после того, как вчера выпил чересчур много пива в «Пообедай-за-полушку». Уж в больнице-то, не сомневался Ол Хонистед, Орфи не захлебнется в собственной блевотине.

Проследить за этим очень просто — всего-то надо убедиться, что он спит на животе, а голова рядом с краем кровати. Но Марта все же подключила Орфио к новому контрольно-измерительному прибору, который следил за частотой дыхания и сердцебиения — хотя и посомневавшись, будут ли электроды контачить с его волосатыми руками или придется выбрить кусочек. Боб извел немало денег на электронные игрушки, а эксплуатационные расходы были велики — Марта сама выписывала чеки, точнее, новый компьютер и программа делали это за нее, — так что надо попользоваться приборами, пока не истек срок гарантии.

В кабинете ждала бумажная работа — док всегда запаздывал с писаниной, а подпись Боба у нее и Донны получалась даже лучше, чем у него самого. Однако в последнее время она мало спала, особенно учитывая сдвиг смены, так что Марта обдумывала, не вздремнуть ли чуточку, но тут пейджер ожил и запищал. Марта давно успела возненавидеть этот звук.

Она бросилась вниз, доставая из упаковки дезинфицирующую салфетку и вытирая ею руки. Потом, не замедляя хода, надела хирургические перчатки.

Наверняка сейчас она бегает не так быстро, как тридцать лет назад, но ведь бегает же — а именно это важно. Если ты всю жизнь правильно питаешься, делаешь зарядку и выбираешь подходящих родителей, то долго сможешь двигаться быстро, даже если у тебя болит здесь и колет там.

Боб, с красными щеками и заиндевевшей бородой, не успев до конца снять верхнюю одежду, переложил с Донной и Йеном Сильверстейном маленького окровавленного человечка с носилок на стол для осмотра. Донна — уже в перчатках — воткнула здоровенную иголку в неимоверно толстую правую руку больного, а на стойке дожидались своего часа два мешочка «рингера».

Хорошие вены.

— Измерь давление, а затем запускай «рингер» в другую руку, — велел док.

— Венозное кровотечение на внутренней поверхности левого бедра, пациент без сознания, зрачки расширены, на свет не реагируют, — сказала Донна. В ее голосе слышалось волнение.

Марта быстро надела на руку манжету прибора для измерения давления и несколько раз нажала на резиновую грушу. Всегда хотелось сделать все побыстрее, но в таком случае нередко приходилось переделывать, а за тридцать лет Марта так и не привыкла к взгляду Боба, когда она что-нибудь переделывала.

Но где же это давление? Черт.

Стрелочка падала и падала. Девяносто, восемьдесят, семьдесят… только на сорока она услышала биение сердца.

— Верхнее — сорок, нижнее не прослушивается.

— Хорошо, — небрежно отозвался Боб, словно она сообщила, что готов обед. — Вторая упаковка «рингера». А потом, скажем, два пакета крови для начала.

В маленькой больнице не держали постоянно кровь всех групп, но каждую неделю док получал пинту крови от Осии Линкольна. Кровь относилась к группе 0 с отрицательным резусом, однако она была странная, как и сам донор, высокий темнокожий человек: она подходила всем реципиентам.

Универсальный донор не может быть универсальным реципиентом, кровь неминуемо будет вырабатывать антитела против чужих белков.

Но тело и кровь Осии, видимо, имели другие идеи на этот счет.

Марта разорвала упаковку с иголкой, протерла неимоверно толстое запястье, одновременно нащупывая вену. Похожая на шнур вена толщиной была примерно с ее мизинец, лежала под самой кожей.

Марта ткнула иголку в толстую кожу, но вместо того, чтобы плавно войти внутрь, игла, надавив на кожу, просто скользнула по запястью, прочертив тоненький белый след.

Черт, черт, черт. Всего две тупые иголки за последние десять лет, и обе в случае неотложной помощи. Ну почему бы тупой иголке не попасться, когда есть время?

Марта швырнула иголку на пол и вскрыла еще один пакетик как раз в тот момент, когда брошенная иголка звякнула об пол.

Вторая иголка тоже соскользнула с запястья.

— Нет, — сказала ей Донна с другого конца стола, покачав головой. — Дело не в иголке. Просто жми сильнее: надо как следует надавить, чтобы прорвать кожу.

Звучало глупо, но Донну сумасшедшей не назовешь. Слишком молодая, слишком порывистая, может быть, однако работу знает превосходно.

Так что Марта нажала на иголку.

Ощущение было такое, будто пытаешься проткнуть твердый пластик вилкой… В конце концов кожа поддалась, и Марта подсоединила к игле трубочку от упаковки «рингера», закрепив ее на стойке.

Донна уже наложила кислородную маску на нос и рот человечка. Раньше у Марты хватало дел с измерением давления и иголками, чтобы рассматривать его лицо; теперь…

Выглядел пациент странно. Лоб слишком низкий, как будто часть головы срезали наискось, а тяжелые надбровные дуги проходили на расстоянии пальца от волос. Покатая челюсть, толстые кости… Почему-то Марте казалось, что она уже видела где-то такое лицо.

Впрочем, об этом можно подумать и позже — сейчас пульс слабел, давление наверняка падало, а падать ему оставалось недалеко.

— Черт, — выругался док, — не нравится мне все это. Марта, два… нет, три кубика эпи, и где же чертова кровь, Донна?

— Я грею ее, черт побери, — откликнулась Донна, — и, черт побери, она будет, когда будет, ясно?

— В общем да.

Когда дела шли хуже некуда, док неизменно умудрялся расслабиться, словно если он будет спокоен, то вселенная поверит ему. Срабатывало не всегда, но Марта верила.

Она всегда верила Шерву, даже когда они детишками учились в школе — еще вчера и уже миллион лет назад.

Мало того: когда так долго живешь с другим человеком, работаешь с ним днем и лежишь рядом с ним ночью, слушая его дыхание, то забываешь, где кончаешься ты и начинается он. Лгать друг другу невозможно, это будет видно за сто миль, как неоновая реклама, но если один из вас верит во что-то, то веришь и ты, поскольку реальности ваши переплелись. Иногда это радует, иногда пугает.

Док бросил злобный взгляд на экран над головой:

— Боюсь, мы его теряем.

Он ногой подтащил поближе столик на колесиках и одновременно, не теряя ни мгновения, разрезал окровавленную тряпку на бедре пациента. Сердце в общем-то можно снова заставить биться. На некоторое время.

Марта помнила всего два-три случая, когда пациенты выживали после стимуляции сердца.

Док включил звук: сердце билось регулярно. У этого странного человечка сильное сердце.

Йен Сильверстейн стоял с таким видом, словно не знал, куда деться.

— Йен, — сказал Боб, — там, в углу, раковина. Как следует, со щеточкой, вымой руки, надень халат и перчатки. Мне понадобится еще пара рук.

Марта ожидала возражений, но молодой человек только кивнул и даже не пошел, а скорее побежал к раковине.

Док подмигнул Марте, и тут из-за занавесок вылетела Донна с двумя черно-красными пакетами в руках. Двигалась она куда быстрее, чем Марта: аккуратно прикрепив пакет на стойку, подсоединила его на место «рингера», и красная змейка начала свой путь к вене.

— Хорошо, — сказал док. — Разогрей еще два. В него надо влить как минимум шесть… — Он поставил один гемостат и потянулся за следующим. — А потом посмотрим, хватит ли. — Шерв бросил взгляд на монитор: холмы и долины, которые вычерчивала зеленая линия, становились соответственно все выше и глубже. — Хороший мальчик, не уходи, побудь со мной. Потерпи, и док Шерв тебя зашьет, слышишь?

Рядом с доком уже стоял Йен Сильверстейн в халате и перчатках.

— Хорошо. Видишь те вот прищепочки? Они называются гемостаты, и мне понадобится их целая куча. Каждый раз, когда я попрошу, просто вложишь мне в руку… Ч-черт! — Из раны брызнул фонтанчик крови, окатив Доктора от плеч до пояса, прежде чем он успел остановить кровотечение. — Марта, кровоотсос, я хочу видеть, что делаю!

Она уже несла доку то, что нужно.

Йен так сосредоточился на том, чтобы не допустить ошибки, хотя док Шерв дал ему совсем легкое задание — Йену даже пришло в голову, что док просто искал, чем его занять, — что не заметил, как в комнату вошли Осия и Ториан Торсен. Зато док Шерв, вроде бы ни на мгновение не отрывавший взгляда от работы, сказал:

— Осия и Ториан, добрый вам день.

Йен уже устал пялиться на лоток с инструментами — последний раз доктор просил у него гемостат несколько минут назад, — поэтому перевел взгляд на лицо цверга, чтобы не видеть, как док копается в ране на бедре, и старался побороть чувство вины из-за того, что ему хотелось попросить у дока обезболивающего.

Йену случалось видеть кровь, хоть, к счастью, и немного, несмотря на свою репутацию в Вандескарде, — он сражался всего на одной дуэли и победил благодаря не столько умению, сколько удаче. Но было нечто ужасное в спокойной и профессиональной манере доктора Шерва обращаться с раной, совать туда одетые в перчатки руки и блестящие инструменты, там сколоть, здесь пришить… Просто бесчеловечно.

Йен попытался отвлечься. Док зашивает не человека. Это вестри, цверг, неандерталец. Совсем другой вид.

Можно, конечно, принять цверга за человека, хоть и очень странного — если не знаешь, кто он. А когда приглядишься, все становится ясно. На подбородке росла клочковатая бородка, но заметно, что подбородок сильно скошен. И надбровные дуги слишком толстые.

Странно, что у вестри такие длинные ресницы, хотя Йен не мог бы объяснить, почему это его удивляет.

— Этот вестри, — сказал Осия еще более неразборчиво, чем обычно. — Он будет жить?

На старике была охотничья оранжевая куртка, надетая на комбинезон. Мешковатая, она скрывала худобу Осии, однако ноги все равно торчали как две палки.

— Может быть, — ответил док, снимая окровавленные перчатки и халат. — Может, у него получится.

Донна уже протягивала ему новые перчатки и халат, и он переоделся с невозможной скоростью.

Ресницы вестри дрогнули.

— Док…

Глаза распахнулись.

— Черт. Он не должен… — Док потянулся за шприцем и какой-то бутылочкой, быстро наполнил шприц и сделал инъекцию прямо в капельницу, откуда кровь тянулась тоненькой змейкой в вену.

Толстая рука цверга поднялась и сняла кислородную маску, совершенно не обращая внимания на попытки Марты Шерв и куда более молодой Донны Бьерке удержать маску на месте.

Марта быстро сдалась и просто пододвинула стойку с капельницей поближе.

Йен кивнул, хотя его мнения никто не спрашивал. В самом деле — решать проблемы надо по мере их важности. Главное, чтобы пациент не опрокинул стойку и не выдернул иголки.

Кажется, цверг не мог сфокусировать взгляд, но, посмотрев сначала на Йена, потом на дока, скользнув взглядом по Осии, он остановился на Ториане Торсене.

— Ториан дель Ториан… Вернист бельдарашт вестри дель фоддер дель фоддер вестри.

До этого момента Йен не знал, что понимает язык вестри — дар языков, который иногда передавался от Осии, не проявлял себя, пока не был использован. Ториан дель Ториан, сказал цверг, друг Отца Вестри.

Ториан Торсен кивнул и ответил на том же языке:

— Воистину, я тот, кого ты ищешь. Лежи спокойно, Сын Вестри, и позволь моим друзьям вылечить тебя. Раны твои серьезны, и некому зализать их.

Человек продолжал вырываться.

— Ну же, — сказал Йен на берсмале, — лежи спокойно, как он говорит.

— Твой покорный слуга… — Вестри глотнул воздуха. — Нет, ты должен выслушать… — Его охватил приступ кашля, причем в уголках толстых губ показалась кровь. — Твой покорный слуга прибыл, чтобы предупредить тебя и твоих близких, о друг Отца. Сын Фенрира отправился за твоей кровью.

Едва ли что-то новое. Волки приходили в ночь, названную в городе Ночью Сынов…

Черт, неужели снова?

Док Шерв тихонько выругался — что-то насчет телосложения, достойного быка, — и снова ткнул шприцем в капельницу.

— Вели ему заткнуться и лежать смирно, Ториан. Он на грани, а квота на покойников на этот год у меня вышла. Поговоришь с ним позже, если он выживет. Обещаю.

Ториан коснулся рукой ноги вестри.

— Спи ныне, Сын Вестри, — сказал он. — Ты выполнил свой долг.

— Спать? — Глаза цверга слипались. — Нет, то смертная тьма тянет руки к твоему слуге. — Цверг стиснул челюсти и сжал кулаки.

— То лишь сон. Не борись с ним, позволь ему объять тебя, Сын Вестри.

— Молю тебя, вспомни имя Валина, сына Дурина, пред лицом Народа, — прохрипел цверг. — Скажи им: «Он предупредил меня, как ему было поручено». Умоляю, вспомни имя твоего слуги перед Народом.

Глаза закрылись.

Цверг лежал неподвижно, и на мгновение Йен подумал, что цверг — Валин, ведь так его звали? — мертв.

Но нет, монитор над его головой показывал удары сердца. Удар. Еще удар… Док улыбнулся зеленым волнам на осциллоскопе и мягко положил кислородную маску на нос вестри.

— Похоже, это была предсмертная речь, — сказал он, стягивая перчатки и отходя от стола. Док погрозил пальцем цвергу. Кончики пальцев у дока были сморщенные, будто он слишком долго держал руки в воде. — Оставь ее до другого раза, малыш. Сегодня она тебе не понадобится.

Док повернулся к Йену.

— Ну-ка, посмотрим теперь твое плечико. — Длинные пальцы аккуратно прощупали больное место.

— Я бы сказал, что не все так плохо.

— Вот получишь диплом о высшем медицинском образовании, тогда и будешь ставить точные медицинские диагнозы. Не все так плохо!..

Йен расслабил мышцы, державшие плечо напряженным. Боль была такой сильной, что желудок взбунтовался: юношу вырвало. Он едва успел отойти от стола, чтобы заблевать только пол.

Сильные руки Торсена уложили его на ближайший стол на правый бок.

Док уже держал шприц в руках, а Марта расстегнула ремень Йена и приспустила штаны.

По правой ягодице провели чем-то холодным, и доктор сказал:

— Сейчас будет укольчик.

Затем последовала жгучая боль, которой было далеко до боли в плече.

— Как говорят, — снова раздался голос Боба Шерва, — получите рецепт и спрашивайте в аптеках. — Док похлопал Йена по ноге и добавил: — Теперь дайте ему минут пятнадцать, пусть расслабится и заснет, а мы сделаем пару снимков

Перед глазами Йена все поплыло. Лекарство не должно было подействовать так быстро, но теплое онемение уже охватило тело и разум.

— Слышал, что я говорил Валину? То же относится и к тебе. Поддайся лекарству, не борись, мой мальчик.

Нет, что-то было не так. Йену не расслабиться, пока недостает какой-то его части. Он пытался бороться с темнотой, но не вполне чувствовал даже свое тело.

— А-а, понял. — В голосе Осии прозвучала нотка удивления.

Шаги по кафельному полу. Жесткие пальцы разомкнули его кулак и вложили знакомую рукоять.

Пальцы сомкнулись на рукояти «Покорителя великанов».

Вот теперь порядок.

Йена окутала теплая волна мрака.

Глава 4 Городской совет

Джефф Бьерке остановил патрульную машину перед домом Торсенов, там, где летом расстилалась лужайка, рядом с большим старым фургоном Боба Аарстеда. Он положил дробовик на специальный держатель, несколько раз подергал, чтобы убедиться, что оружие встало на место, и только потом открыл дверь.

Нет, не стоило беспокоиться, что внутрь залезет какой-нибудь малыш и доберется до ружья, не в такую же холодную ночь, но если постоянно делать правильно, как учили, то потом не придется беспокоиться, сделал ты на этот раз все как надо или нет.

Джефф поскользнулся на льду и непременно упал бы, не вцепись он в боковое зеркало большого фургона.

Спасибо, Боб, подумал Джефф, переводя дух. Ведь непременно снова упал бы на пистолет и поставил бы синяк — в который раз — на все то же правое бедро. Сейчас обошлось выбросом в кровь адреналина и сбитым на сторону зеркальцем. Джефф хотел было поправить зеркало, но потом покачал головой — лучше пусть Боб сам.

Джефф не стал бы ручаться, что машина тестя уникальна, хотя фургон Боба нетрудно опознать по омерзительным желтым игральным костям, которые бессменно висели на зеркале заднего вида. Но в округе такой тип фургона нечасто встречался. Немало было пикапов, полно вездесущих «блейзеров», «бронко» и «шеви-себербен», но фургон проще встретить в городе. По крайней мере не в Хардвуде.

Впрочем, почему бы не отличаться от других?

Поднимаясь по ступеням, Бьерке снял правую перчатку, однако Карин Торсен открыла дверь раньше, чем он успел постучать.

— Добрый вечер, Джефф, — сказала она с несколько натянутой улыбкой, закрывая за ним дверь и помогая раздеться.

Весь коридор был завешан куртками. Повесив свою на свободный крючок, Джефф начал развязывать ботинки.

В кухне грохотал хохот дока Шерва, но голоса Боба Аарстеда и преподобного… то есть просто Дэйва, он просил, чтобы его называли именно так… Дэйва Оппегаарда доносились из гостиной под аккомпанемент спиц Минни Хансен, так что Джефф двинулся туда и, пройдя под арочным проемом, плюхнулся в кожаное кресло всего в шести футах от огромного камина.

Как приятно погреть ноги, и нечего желать, кроме…

— Кофе? — спросила Карин Торсен, входя с подносом и ставя на столик еще один кофейный торт и тарелку с нарезанным лефсе.

— Да, пожалуйста, — сказал Джефф, беря в руки восхитительно теплую кружку. Черная горячая жидкость согрела его нутро не хуже глотка дешевого виски.

— Добрый вечер, — сказал Дэйв Оппегаард.

Как ни странно, вместо обычного, вывязанного с перехватами свитера на нем была рубашка — две верхние пуговицы расстегнуты. Хорошо, что Дэйв не носил бороду, а то с ней и своими похожими на вату волосами он очень походил бы на Санта-Клауса.

— Привет, Дэйв, — отозвался Джефф, откидываясь в кресле и ставя ноги на подставку.

Как обычно, пистолет уперся в бок… Черт. Он снял оружие с ремня вместе с кобурой и кинул его на книжную полку.

Все два года работы пистолет служил ему деталью туалета, да еще постоянным источником раздражения. Старый Джон Хонистед тоже всю жизнь мучился. Копу в Хардвуде не нужен пистолет, но носить его все равно приходится. Ношение оружия было ритуалом, таким же, как прокол за превышение скорости, а пистолет выполнял примерно ту же роль, что и значок. Ведь, черт возьми, каждый раз, когда надо прекратить страдания сбитого машиной оленя или собаки, он лезет в багажник за карабином, чтобы уж бить наверняка.

Эх, если бы можно было не таскать с собой груду дурацких железок!..

Джефф фыркнул. Ага, и это говорит человек, который полдня крался по лесу с не вполне легальной короткоствольной винтовкой «моссберг» в поисках волчьих следов…

Лицо Боба Аарстеда, казалось, раскалывалось пополам из-за широкой улыбки. Во рту у него блеснула золотом новая коронка на переднем зубе, которая плохо вязалась с широким скандинавским лицом.

— А я-то думал, что профессиональных полицейских вроде тебя учат пользоваться пистолетами.

В словах тестя ощущался какой-то скрытый смысл, однако Джефф промолчал. Они все же родственники в некотором смысле, а значит, свои проблемы будут решать в частном порядке. Достаточно легкого укора.

— Тому, кто так много водит машину, пора бы научиться ставить боковое зеркальце под нужным углом.

Минни Хансен посмотрела на Джеффа поверх очков.

— Он хочет сказать, Боб, что случайно сбил твое зеркальце, — пояснила она, продолжая щелкать спицами.

— Признан виновным по всем пунктам. Прошу прощения, — кивнул Джефф.

— Да ладно. — Аарстед пожал плечами. — Как там Кэйти?

— Отлично, просто отлично.

Вообще-то Боб видел дочь почти каждый день, не говоря уж о том, что Кэйти столько висела на телефоне, общаясь с матерью и сестрами, что Джефф удивлялся, как у нее ямка на плече не образуется.

— Славно. Обедаем завтра?

— Среда ведь, — согласился зять.

Джефф любил порядок. По средам — обед у Аарстедов, по воскресеньям — у его родителей, сразу после церкви. Первый понедельник после первого вторника каждого месяца — официальное собрание городского совета, за которым следовало неофициальное, в «Пообедай-за-полушку». Женский клуб через четверг — еще больше времени для Кэйти поболтать с матерью и сестрами. И скауты по пятницам.

В Хардвуде жизнь текла монотонно, от дня ко дню; если кому-то это и не подходило, то уж Джеффа устраивало на все сто.

— Я последний?

— Майкл опаздывает, — отозвалась Минни, не поднимая головы, — не думаю, что стоит ждать.

Она поглядела на потолок, словно видела сквозь него. Джефф, кстати говоря, не удивился бы. Когда Минни была его учительницей, ему всегда казалось, что у нее глаза на затылке.

— Начнем же, — сказала она громко.

Из кухни появились док Шерв и Ториан Торсен, Дэйв Оппегаард следом. На сей раз Ториан выглядел неуверенно и стоял рядом с камином с таким видом, будто он здесь чужой.

— Хорошо, — сказал док Шерв, ставя кружку кофе на обычное место, рядом с вытяжкой. — Если я правильно понимаю, сегодня мы должны обсудить пять вопросов.

— Пять, — кивнула Минни,

— Самую насущную обсудим в начале или в конце? — спросил Аарстед, ткнув большим пальцем в потолок.

— В конце, — сказал Дэйв Оппегаард. — Не хотелось бы решать без Майкла.

Боб кивнул, сделал долгий глоток и поставил кружку на подставку. Потом откинулся назад и сложил руки на весьма внушительном животе.

— Ладно, тогда начнем с мальчика Петерсонов.

— Да. — Джефф кивнул. — Надо что-то делать, только вот не знаю что.

— Каких Петерсонов сын и что случилось? — нахмурился док Шерв.

— Ну… — Спицы Минни щелкали не с такой скоростью. — Речь идет о Дэвиде Петерсоне, сыне Брайана и Этты, и он…

— Я думал, он в Макалестере.

— Нет. Отправился в Хупл. — Джефф покачал головой. Господи, какой идиот. Его брали в Макалестер, а он куда поехал?

Губы Минни сжались в прямую линию.

— Барбара Эриксон тоже отправилась в Хупл.

— Ага.

Ну что делать с человеческой глупостью? Дэвид поехал за своей девушкой, а она, как и следовало ожидать, бросила его ради старшекурсника, точнее, старшекурсников, если верить сплетням, в первые же недели учебы. Чего трудно было ожидать, так это загула.

— Мне тут позвонил старый однокашник… — начал Джефф.

— У тебя не может быть старых однокашников, Джефф, ты всего два года как окончил…

— …который работает там в службе безопасности и учится на работника социальных служб.

— Правда? — Док ухмыльнулся. — Коп, который учится на работника социальных служб? Не слабо.

— Ш-ш-ш… — Минни бросила на дока свирепый взгляд, принудив его к молчанию. — Продолжай, Джефф.

— Дэвид проявил себя не с лучшей стороны. Влип в несколько драк — и каждый раз ему доставалось по первое число, — потом завалил промежуточные зачеты и ни слова не сказал Брайану и Этте.

Такие проблемы следовало бы решать самим Петерсонам — если бы они знали как.

Но они не знали. Эта семья всегда заботилась в первую очередь о внешней стороне. Безупречно чистый дом, дети аккуратные и прилично одетые, уроки сделаны вовремя, и никаких разговоров о семейных проблемах с посторонними. Лучше запихать проблемы в темный угол, чтобы они там гнили и воняли…

Плохая мысль.

— Не понимаю, какие тут трудности, — заявил Боб Аарстед, пожимая плечами. — Дэйву нужно всего лишь уехать домой до экзаменов. Тогда не будет никаких оценок, ни плохих, ни хороших. В этом году, пожалуй, Макалестера ему не видать, но на следующий проблем не предвидится — не с его аттестатом.

— А ты помнишь, какой у него аттестат? — Минни Хансен подняла бровь. — Это что, особый случай, или ты вообще все помнишь?

— Я же в совете школы как-никак. Да нет, не все я помню, хоть и просматриваю их внимательно. Однако 1480 набирают далеко не все.

Ториан Торсен стоял молча, изо всех сил стараясь не выглядеть самодовольно. Торри набрал еще больше баллов, и хотя Торсен не смог бы внятно объяснить, что такое аттестат, он лучше других понимал, что такое соревнование и победа.

— Проблема в родителях Дэйва, — терпеливо сказал док. — «О, какой позор, какое бесчестье!» — Он приложил ко лбу тыльную сторону ладони. — «Мой сын и наследник вылетел из школы… мир рушится!» — Док развел руками. — Не исключаю, что Брайан выгонит парня из дома.

— Да уж, — вздохнул Джефф, — а еще говорят, что такие случаи — удел города.

— Так оно и есть, — фыркнула Минни. — И так оно и будет. Мы… нет, я… я не допущу здесь такого! — Ее голос звучал ровно, но она отложила вязание, а костяшки стиснутых рук, сложенных на коленях, побелели.

— Конечно же, мы не допустим. — Боб Аарстед покачал головой. — Но куда проще сказать, чем сделать. — Он поднял руку, словно отметая возражения. — Нам и раньше приходилось воспитывать чужих детей. Почему бы не еще раз?.. У Сэнди и Свена дом сейчас совсем пустой, и Свену не помешали бы лишние руки на ферме.

— Зимой?

— Конечно. — Аарстед кивнул. — Дешевле заплатить Дэвиду, чтобы тот позаботился о ферме, чем платить Квистам за постой всей скотины. К тому же в этом году Свен наконец-то встал на ноги.

— Расплатился со всеми долгами?

— Почти со всеми. Если ему хоть чуточку повезет, он на следующий год будет чист, как новорожденный.

И вряд ли Свен откажет Бобу — именно тот уговорил совет директоров хардвудского кредитного центра выдать заем, который спас Свена четыре года назад.

Вот и отлично. Старики родители, как всегда, подарили на Рождество семье Сэнди месячную путевку во Флориду, а Джефф не любил пустующие фермы. В Хардвуде с этим проблем не возникало, однако пустые фермы так и притягивали неприятности, а совсем скверно, когда люди возвращаются в ограбленный дом. Хуже того, если виновных не находят, под подозрением остаются так или иначе все.

— А как к этому отнесется Брайан? — спросил Аарстед. И сам же ответил, качая головой: — Ох, как плохо.

Последовал всеобщий вздох. Дэйв Оппегаард кивнул.

— Я всегда считал его хорошим отцом — и христианином тоже, пока ему заноза в задницу не попала. — Глаза преподобного блеснули озорством. Он любил время от времени шокировать окружающих. — Кажется, нам не помешала бы проповедь на темы семьи в это воскресенье. Блудный сын и все такое.

— Думаешь, поможет? — спросил док Шерв, всем своим видом выражая, что ни на грош в это не верит.

— Вряд ли. — Оппегаард снова раскурил трубку. — С другой стороны, если церковь битком набита, а аудитория едва ли не овацию мне устраивает, думаю, он поймет, куда ветер дует.

— А если нет?

Минни Хансен снова взялась за спицы.

— А если нет, — сказала она ледяным голосом, — то лишится всей местной клиентуры и будет вынужден уехать. И послужит примером для всех, кто забывает, что мы заботимся о своих. — Лицо Минни было непроницаемо. — Это будет очень тяжело для Этты и девочек, равно как и для Дэвида, так что пусть лучше Брайан прислушается. — Она пристально посмотрела на Джеффа.

Джефф кивнул. Понял, Минни.

Затем она перевела взгляд на Дэйва Оппегаарда.

— От моих старых ушей не укрылось, что не в первый раз ты самодовольно предлагаешь решить проблему, прочитав проповедь в набитой битком — ведь так говорят? — церкви?

Оппегаард занялся своим куском кофейного торта.

— Признан виновным по всем пунктам. Продолжим.

От проблемы Петерсонов перешли к вопросу о школьном займе, затем о трудностях с кланом Свенсонов… Джефф витал где-то в облаках, когда док Шерв указал на потолок.

— Там спят двое: Йен Сильверстейн — у него вывихнуто плечо, и он под димеролом — и… — Шерв покачал головой, — тот, кого Ториан называет «вестри», Йен — цвергом, а я думаю, что он похож на неандертальца. Оно… то есть он вылез из той же дыры, что и проклятые Сыны.

— А кто видел этого неандертальца, этого… вестри? — спросила Минни.

— Ну, я, например, если сомневаешься. — Док скривил рот.

— Я не это имела в виду, Роберт.

— Пока что немногие. Я, Торсены, Йен, Донна и Марта. Но…

Минни оборвала его, фыркнув:

— Не вижу проблемы. Более надежных людей трудно найти.

— Как я начал говорить, когда меня перебили… за те две минуты, пока мы несли вестри из машины в операционную, Орфи Хансен проснулся и забрел в коридор. Донна затолкала его обратно в палату, и не думаю, что он заметил, однако…

— А зачем вы вообще привезли вестри сюда? Почему не вызвали «скорую помощь» из Гранд-Форкс? Он не один из нас. Мы не в силах защитить весь свет.

— Я тоже не вижу проблемы, — кивнул Аарстед. — Может, его просто вытолкнули из машины на проселочной дороге. Он ведь даже не говорит по-английски.

Оппегаард покачал головой:

— Боб сказал, что он, наверное, не говорит по-английски.

Ториан нерешительно переминался с ноги на ногу, но преподобный Оппегаард, док Шерв и Минни Хансен слишком увлеклись дружеской перепалкой, чтобы обратить на него внимание.

— Простите, кажется, хочет что-то сказать Ториан, — вмешался Джефф.

— Ну так говори же, — немедленно отозвалась Минни. — Не стой с открытым ртом.

— Он… его зовут Валин. Валин, сын Дурина.

— А это что-нибудь значит?

Торсен задумчиво поджал губы и наморщил лоб — такое выражение на его лице нечасто можно было увидеть.

— Может, да, а может, и нет. Оба имени очень старые. В каждом клане и каждой семье Народа немало Валинов, Дуринов и Двалинов. Но когда Ториан, Мэгги и я отправились искать Осию и Йена, нам помог один вестри по имени Дурин, который настаивал на своем древнем происхождении. А этот говорит, что отец послал его по Скрытым Путям предупредить меня, что за моей кровью охотятся Сыны.

— А его отец? Он обязан тебе жизнью? — спросила Минни.

— Нет. — Торсен покачал головой. — Может, он думает иначе, но все, что он должен мне, он давно оплатил, и оплатил вдвойне. — Торсен переводил взгляд с лица на лицо. — Но это не накладывает на вас никаких обязательств.

— Не мели чепухи, — оборвала его Минни. — Конечно, накладывает.

— К тому же практика подсказывает, что не следует сдавать этого… вестри властям, — кивнул Дэйв Оппегаард.

Странно, что священник лютеранской церкви предлагает решение проблемы, основываясь не на моральных поводах, а на практических соображениях, но Дэйв — он такой.

Док Шерв фыркнул:

— Что ж, я рад. А то у меня возникли бы моральные проблемы. Непросто отдать своего пациента толпе людей, которые даже не представляют, как его лечить.

— Да? — приподнял бровь Оппегаард, раскочегаривая трубку. Вытяжка бесшумно всосала дым. — А ты представляешь?

— Да. — Шерв кивнул. — Вы знаете других врачей, которым приходилось лечить не людей?

— Конечно, — сказала Минни Хансен. — Доктор Макмертри в Хаттоне.

— Минни, — Шерв посмотрел на нее сквозь очки, — он же ветеринар.

— Ага, — рассмеялся Аарстед. — Не из ваших узких специалистов.

— Валин ближе к людям, чем любая животина, которую приходилось лечить Макмертри, и он мой пациент. Вам приходилось слышать о клятве Гиппократа?

— Случалось. Ты уверен, что она относится к вестри? — Оппегаард пыхнул трубкой, наблюдая, как дым уплывает в вытяжку.

— Проклятие, она даже к собакам относится. По духу.

— Но не по букве. — Дэйв несколько секунд смотрел в пространство. — «Что бы я ни видел и ни слышал» — это моя любимая часть — «в жизни людей, о чем не должно знать другим, я буду хранить тайну и не разглашу ее». Так ведь?

— Пропустил пару слов. Ты хочешь сказать, что мы должны выкинуть несчастного на мороз только потому, что он не человек?

— Ничего такого я не говорил, — покачал головой Оппегаард. — Просто нам надо понять, как разумно поступить, а не пытаться подогнать ситуацию под какое-нибудь правило. Когда начинаешь искать правила, их оказывается чертовски много. — Он протестующе поднял ладонь. — И не хочу слышать, что это странно звучит из уст священника.

Джефф Бьерке кивнул. В том-то и заключается проблема всего остального мира — все слишком любят правила.

Джефф не имел ничего против правил. Но не любил, когда люди ставили правила над здравым смыслом, букву — над духом. Это же сущее безумие!

Так не делается — в Хардвуде, во всяком случае. Вы заботитесь о своих отнюдь не потому, что так записано в книге правил; просто так надо, а если правила встают на пути — послать их подальше, и все.

Та же самая клятва Гиппократа не позволила бы доку сделать аборт тринадцатилетней Лилли Норстед, а закон требовал получить разрешение либо от отца — человека, который ее обрюхатил, либо от матери — женщины, не обращавшей внимания на происходившее в ее доме, или от какого-нибудь судьи, который придал бы скорее всего дело огласке.

Но о своих заботились. И если для этого надо притвориться, будто Мэл Норстед потерял равновесие и свалился в свинарник, покуда кормил животных, то так ты и поступал. А если полиция штата хотела произвести полное вскрытие, им поясняли, что для этого надо забить дюжину свиней, а кроме того, свидетельство о смерти уже подписано врачом, живой легендой в здешних краях — доком Шервом…

Спицы Минни Хансен перестали щелкать, и все повернулись к ней.

— Ториан, — начала она, — мы никого не намерены бросать на съедение этим волкам — или любым другим. Поэтому прекрати мяться, как второклассник, которому пора на горшок, и сядь. — Последнюю фразу она выделила, особо громко звякнув спицами. — Не люблю напрягать шею.

— Ну? — Оппегаард повернулся к Джеффу.

— Около Скрытого Пути дополнительно дежурят два человека. Это первое, о чем я позаботился. Весь день я провел разъезжая вокруг в поисках следов. Спугнул пацана, нашел прекрасное и еще не использованное место для засады, но ни следа волков.

— Хорошо это или плохо? — спросил док Шерв.

Джефф сомневался, что вопрос чисто риторический.

— Хотелось бы знать.

Сыны, конечно, могли оборачиваться в людей, но не видел он и следов босых ног. Ничего.

Минни на мгновение поджала губы.

— Последний снегопад был четыре дня назад. Так что они либо пришли раньше, либо еще не появились.

— Или я их упустил.

— Именно об этом я и подумал, да только стеснялся сказать, — заявил док Шерв, широко улыбаясь — прямо как продавец подержанных машин.

— Предусмотрено, — кивнул Джефф. — Сегодня на своем снегоходе приедет Свен Хансен. Остановится у нас. Должно быть, Кэйти уже кормит его ужином, — заявил он, взглянув на часы.

— Надеюсь, она поджарила лишнего цыпленка и испекла еще один пирог, — хихикнул Аарстед. Об аппетите Свена ходили легенды. — Но идея хорошая.

Свен был лучшим охотником в Хардвуде и предпочитал выслеживать оленей, а не дожидаться в засаде.

— На восходе он начнет обходить город с севера, а я — с юга.

Зачем бродить в темноте, даже если опасности нет? И тем более незачем бродить по темноте, если опасность реальна.

— Этого мало, — раздался голос Йена Сильверстейна, который стоял, покачиваясь, в дверях.

На нем был старый серый махровый халат, обтрепанный по канту и перевязанный несуразным ярко-красным поясом. Левый рукав висел пустой, между отворотами виднелась левая рука в эластичной повязке.

Осия моментально оказался рядом с ним.

— Йен, тебе нужно отдохнуть.

— Не теперь. — Юноша покачал головой. Лицо у него было бледное как смерть. — Вы не слышали слова Валина. А я слышал.

Джефф кивнул:

— Да, но…

— Он не сказал, что Сыны охотятся за Торианом. Они охотятся за его кровью.

И что?..

Черт. Надо было давно это понять.

— Торри.

Ториан Торсен, взяв телефон, уже набирал номер. Через некоторое время он покачал головой:

— Никто не отвечает.

Ториан повернулся к Йену и что-то пробормотал, осторожно хлопнул юношу по здоровому плечу, а потом обернулся к совету.

— С вашего позволения… — В его голосе прозвучали странные официальные нотки, которых Джефф прежде не слышал.

Черт побери. Теперь Ториан помчится в Миннеаполис. И ведь наверняка это будет нетрудно: Джефф не сомневался, что благодаря своим аварийным наборам и кредитным карточкам Торсены могут в любой момент без подготовки отправиться в длительное путешествие.

С другой стороны, Ториан и Хардвуд-то покидает редко и неохотно, а уж в большом городе вовсе будет чувствовать как рыба, вынутая из воды.

— Минуточку, Ториан Торсен, — вмешалась Минни Хансен. — С отвагой дела у тебя обстоят куда лучше, чем с умом.

— Она права, Ториан, — кивнул Шерв. — Тебе потребуется помощь.

Боб Аарстед посмотрел на Джеффа и кивнул.

— Да. — Джефф поднялся. — Значит, поеду я.

Торсен будет гнать, наплевав на ограничения скорости, а полицейский значок решит все проблемы, особенно если за рулем будет сам Джефф. Копам не очень много платят, зато у этой профессии есть свои преимущества: например, не надо платить штраф за превышение скорости.

А если они будут выслеживать Сына в огромном городе, Ториану может потребоваться официальное прикрытие. Если что, Торсена непременно обыщут, а Джеффа — нет. На практике, если не в теории, значка и удостоверения полицейского достаточно, чтобы где угодно заменить разрешение на ношение оружия, а вот Ториана хардвудское разрешение не спасет от тюрьмы в Миннесоте.

— Отлично, — кивнул Ториан. — Выезжаем через пять минут.

Он повернулся и вышел из комнаты.

Боб Аарстед вскинул правую руку.

— Я все объясню твоей жене, сынок. — Это в ответ на невысказанную просьбу Джеффа.

— Было бы неплохо, если бы она пожила у вас с Эллен, пока меня нет. — Не хватало ему еще за Кэйти волноваться, что она одна в доме, а вокруг рыщут волки.

— Хорошо. Магазин переживет пару дней без меня. Назначь-ка ты меня своим заместителем.

Недурная идея. Надо позвонить в управление и все оформить на случай, если Бобу придется действовать официально. А пока… Джефф вытащил из кармана ключи и кинул их тестю:

— В правом верхнем ящике моего стола лежат запасные значки.

Он подумал мгновение, взял пистолет с книжной полки и вместе с кобурой протянул Аарстеду. Затем вынул из кармана обойму и тоже отдал тестю. Боб достал пистолет из кобуры, убедился, что он заряжен, а потом закрыл барабан, но не с громким щелчком, как в фильмах, а тихонько.

— Думаешь, тебе не потребуется пистолет? — поднял бровь док Шерв.

— Ториан Торсен, — фыркнула Минни Хансен, — сейчас укладывает в сумку половину каталога «Смит-энд-Вессон».

— Узнаю что — позвоню, — пообещал Джефф и пошел одеваться.

Глава 5 Запах Сына

Беда со всеми строительными прожектами: они занимают куда больше времени, чем планировалось сначала. Все, кроме дяди Осии, быстро приучились оставлять целый день на легкую, в полдня, работу, и упаси вас Господь планировать что-то на субботу, если у вас занято воскресенье: молитесь и надейтесь, чтобы до понедельника закончить.

Поэтому, хотя Торри полагал, что они управятся за день, он вовсе не удивился, встретив следующее утро под шкафом со стамеской в руках.

И черт бы с ним, он не жалуется. После секса ему всегда хорошо спалось, да и просто рядом с Мэгги спалось лучше, чем в одиночестве. Видимо, мозг куда легче расслаблялся, когда Торри был не один; а если есть на свете лучшее пробуждение, чем с Мэгги в объятиях и с ласкающим ноздри ароматом кофе, то, должно быть, что-то незаконное.

Буфет несколько напоминал паззл, поскольку был составлен из кусочков, державшихся вместе почти что без клея. Буфеты строили навечно, а не так, чтобы разваливаться от парочки ударов. Жаль, никто не догадался покрыть буфет лаком, который спас бы его от трех слоев краски — какой-то чертов идиот в чертовы пятидесятые, очевидно, решил, что темное красное дерево выглядит куда лучше, когда напоминает чертовый желтый пластик.

В пятидесятые ли? Вроде прекрасная была эпоха, как в фильме «Счастливые времена». Почему они создали такое уродище? Хуже того, не просто создали нечто, недостойное создания, а испортили хорошую вещь.

Торри сомневался в истинности слов: «Если не можешь сказать ничего приятного, помолчи», зато уж точно справедливо сказано: «Если не можешь что-то улучшить, то не берись». Но идиот, покрасивший буфет в желтый цвет, об этом не подозревал.

Надо же, какой геморрой. Особенно осторожно надо обращаться со стыками. Смысл не в замене деревянных частей, а в их реставрации. Старое дерево в наши дни не добудешь, и хотя новое тоже очень мило, оно совсем другое.

Торри лежал на спине, до пояса забравшись в шкаф, чтобы дотянуться до особенно хитрого соединения, когда с улицы донесся собачий лай.

У хозяина дома была собака, валлийская корги с коротенькими ножками; создавалось впечатление, что, встань она в полный рост, вышел бы нормальный пес. Довольно тихая и спокойная, не пустолайка, в отличие от многих других маленьких собачек.

— Торри? — Мэгги тоже обратила внимание на лай.

— Ага, — отозвался Торри. Слишком долго он прожил в городе. Дома давно уже был бы на ногах, выясняя, в чем дело.

— Дай руку, а?

Мэгги выволокла его из шкафа. Торри давным-давно выяснил, что она куда сильнее, чем кажется со стороны.

Он обнял девушку за талию и, притянув к себе, быстро поцеловал — на это-то времени хватит. Она не оттолкнула его, а просто легонько шлепнула.

— Пойдем выясним, чего Юстис так разволновалась.

Торри последовал за Мэгги в кухню, к черному выходу на крыльцо. Оттуда был виден задний двор, хотя любоваться, скажем откровенно, было нечем. Наверное, высокий деревянный забор премило выглядел летом, когда его покрывал плющ, но сейчас казалось, будто на забор намотана проволока. Клумбы, вазоны, земля — все покрывал снег.

Торри все еще слышал собачий лай, однако саму собаку не видел. Пес явно был недоволен происходящим.

Должно быть, прямо под окном лает.

— Пойду проверю, — сказал Торри и постучал пальцем по телефону на стене. — Если что, звони 911.

— Пойти с тобой? — Сейчас Мэгги подчинялась Торри, что происходило нечасто.

— Не хочу. Если возникнут проблемы…

— Я позвоню 911 и закричу из окна, что звоню в 911.

— Отлично.

Из окна нельзя спуститься наружу, разве что по пожарной лесенке в деревянном коробе, прикрепленном к стене. Но в задний двор можно попасть и по обычной лестнице.

Торри закрыл за собой дверь квартиры и подождал, пока Мэгги не задвинет засов, затем, вынув из кармана нож, принялся спускаться по лестнице.

Возможно, у него паранойя. Но если у вас паранойя, это еще не значит, что за вами не следят. Кроме того, нож прекрасно скрыт ладонью, и что с того, что его снабженное пружиной лезвие не вполне законно? Местных законов о выкидных ножах Торри не знал, да и знать не хотел.

С мечом в руке он выглядел бы еще более параноидально.

Дверь в задний двор закрыта, как полагается, на засов, но, поскольку в двери есть окно, грабителю не составит труда, разбив стекло, отодвинуть засов. Удивительно, как легко находишь недостатки в системе безопасности дома твоей девушки, когда не хочешь, чтобы она там жила.

Торри отодвинул засов и повернул ручку. Та заскрипела и поддалась. Но дверь застряла, примерзла. Пришлось помочь плечом.

Тогда дверь распахнулась, и Торри вылетел из нее, едва не поскользнувшись.

К нему подбежала низенькая собачка, скользя лапами по заснеженной земле, и бросилась в дом, оставляя мокрые следы на бетонном полу. Торри остался в саду один.

Он вышел туда, откуда его могла видеть Мэгги, и помахал ей.

Ничего.

Что бы ни испугало Юстис — а перепугалась бедняжечка страшно, — оно исчезло бесследно.

И в самом деле, собака обмочилась от ужаса — от снега под столбом ворот, которые вели в аллею, шел пар.

Стоп. Все непонятно.

Во-первых, Юстис — сука, а таковые не метят территорию, задрав лапу, они устроены по-другому. Кроме того, ни одно животное не станет метить территорию, в ужасе спасаясь бегством. Значит, это был…

Торри понюхал воздух. Снова этот запах, только куда сильнее и отчетливее, чем прежде.

Он опустился на корточки перед воротами, потер пальцем снег и поднес палец к носу.

Господи боже мой!

Торри отпрыгнул от ворот, жалея, что у него нет глаз на затылке, и, обернувшись, обвел глазами двор.

К забору прислонена старая дверь, но под ней никто бы не спрятался.

Собака унюхала волчью мочу; неудивительно, что бедняжка так испугалась. В запахе ощущался некий острый привкус, который Торри узнал.

Это был не пес. Это был Сын.

Дерьмо.

Торри даже не заметил, когда нажал кнопку на ноже, но четыре дюйма стали не внушали уверенности, пока он шел к двери, закрывал и запирал ее за собой.

Глаза Мэгги расширились в изумлении, когда она увидела выражение его лица и нож в руке.

— Что случилось? С тобой все в порядке?

— У нас проблема, — коротко бросил Торри.

Молодой человек положил нож на кухонный стол, включил воду и долго тер левый указательный палец, которым касался мочи.

В городе Сын Фенрира, и вряд ли он совершенно случайно избрал задний двор дома Мэгги, чтобы помочиться.

Черт побери.

Вода была холодной, но Торри Торсен дрожал вовсе не поэтому.

Глава 6 Ночные хождения

Лекарства, циркулирующие в крови, туманили разум Йена Сильверстейна, но он больше не мог спать. По крайней мере по-настоящему. Просто плыл и плыл по течению…

…лишь время от времени опуская руку на пол, чтобы прикоснуться к рукояти «Покорителя великанов».

Он пребывал в пустом безвременье, смутно напоминавшем Скрытые Пути.

Лекарство, которое дал ему док, не просто прогнало боль; если бы не эластичная повязка, зафиксировавшая руку в неподвижном положении, Йен попытался бы пошевелить рукой. Побочным эффектом было изменение чувства времени. Он не мог понять, прошло ли несколько секунд или пара часов. Сколько он лежит тут, пялясь в потолок? И когда стеклянный кувшин с водой возле его кровати заменили на пластиковый?.. Простыни под спиной были влажными и липкими от пота, рот пересох, и в нем чувствовался металлический привкус.

Чтобы сесть и выпить немного воды из пластикового стакана, потребовалось больше усилий, чем Йен предполагал. Но жажда усиливалась, а вода манила прохладой — в ней лежали кусочки льда. Юноша посмотрел на старый будильник в форме башни Биг-Бена: тот показывал начало пятого, однако из-за толстых зеленых занавесок проглядывал только кусочек темного неба.

Рано же темнеет в это время года.

Значит, он проспал часов двадцать, пробуждаясь только для того, чтобы выпить, следуя инструкциям дока, все таблетки, оставленные на тумбочке. Наверное, Осия или Карин каждые несколько часов приносили очередную порцию.

Но он же всего лишь вывихнул плечо, а не пулю какую-нибудь получил, так что скорее всего док Шерв посадил его на снотворное, чтобы он не мог делать, что хочет.

А именно взять «Покорителя великанов» и вещи, а потом спуститься в Скрытый Путь, открывавшийся из дома Торсенов.

Это действительно необходимо. Даже если — именно «если» — Торсен и Джефф Бьерке выследят Сына или Сынов, которые охотятся за Торри, это решит проблему лишь на время.

Змею не остановишь, ухватив за хвост; точно так же обезопасить дорогих тебе людей от Сынов Фенрира можно, только искоренив причину.

А источник проблем в Тир-На-Ног…

Нет, думать слишком тяжело, димедрол, вистарил, перкордан и еще бог знает что обволакивали мозг мягким облаком, и хотелось лечь, а еще сильнее — забыться.

Снотворное действовало на чувство времени — но почки жили по своему жизненному циклу, а мочевой пузырь работал будильником. И сейчас он был полон до краев. Йен выбрался из кровати и натянул на себя слишком большой махровый халат, продев в него правую руку. Придерживая отвороты халата, как иная почтенная дама придерживает на груди норковый палантин, он брел по слабоосвещенному коридору в сторону уборной, из-под двери которой сочился яркий свет.

Дверь была закрыта, изнутри донесся шум воды.

Странно. У Торсенов возле их спальни было по душевой на каждого, да и Осия имел свою. Кто-то захотел принять именно ванну, а не душ?..

Прекрати гадать, сказал себе Йен. Почему бы какому-нибудь гостю не отправиться в сортир среди дня? Вовсе незачем хвататься за меч.

Латунная ручка звякнула, затем медленно повернулась.

В дверях стоял Валин, и непонятно, кто из них удивился больше.

Выглядел цверг хуже некуда. Его смуглая кожа была бледной, как снятое молоко; толстой трясущейся рукой цверг прижимал к животу халат, возможно, придерживая не столько собственно халат, сколько внутренности. На правой половине лица веером наклеены полоски пластыря, в уголке рта запеклась кровь. Цверг с трудом мог фокусировать взгляд и прислонился к двери, пытаясь удержаться на ногах.

Но в танцующем медведе удивляет не фация, а то, что он танцует. Чудо уже, что Валин жив.

— Йен Серебряный Камень, — промолвил цверг, опускаясь на колени, — твой слуга смиренно надеется, что не нарушил твой сон.

— Поднимайся, Сын Вестри, — ответил Йен, сделав шаг вперед и беря цверга за свободную руку своей здоровой рукой. Впечатление такое, будто взял кусок говядины — такими крепкими были мышцы под кожей.

Но цверг самостоятельно поднялся на ноги, ухватившись за косяк и не опираясь на руку Йена.

Что было очень кстати. Йен поспешно прислонился к стене. Не следует двигаться быстро, пока голова одурманена лекарствами.

Этажом ниже послышались шаги, затем кто-то взбежал по лестнице.

— Что ты делаешь? — спросила Марта Шерв.

Йену очень хотелось сказать, что опытной медсестре наверняка случалось видеть пациентов по дороге в сортир или обратно, но мысль эта увяла под ее холодным взглядом.

— Я просто помогал ему, миссис Шерв. Услышал шум…

— На твоей тумбочке стоит интерком. И не лги, что ничего не соображал, когда я тебе говорила, что в случае нужды надо пользоваться им.

Ну что же, сама подсказала объяснение.

— Да нет, так оно и было, миссис Шерв.

Она фыркнула и наморщила нос.

— Возвращайтесь в постель, вы оба. А я тут приберусь и подготовлю еще одну дозу для тебя.

Прежде чем Йен успел вставить хоть слово, она обняла Валина за талию, положила его толстую руку себе на плечо и повела по коридору к гостевой, которую Торсены называли комнатой для шитья, чтобы отличать от другой гостевой комнаты.

Молчание воистину золото, к тому же от стояния в коридоре мочевой пузырь напоминал о себе все более настоятельно. Йен закрыл и запер за собой дверь ванной и включил свет. Загудели флюоресцентные лампы, тихонько заурчал мотор: стало светло, и заработал вентилятор.

Ванная сверкала чистотой, словно ею ни разу не пользовались — со времени последней уборки по крайней мере. А туалетная бумага? Свободный конец был сложен затейливой фигурой, что-то подобное Йен видел в каком-то отеле — в «Хайатте», что ли? Только там она была сложена треугольником, а здесь — сложной фигурой в стиле оригами.

Обрывать фигурку казалось истым святотатством, так что он порадовался, что пришел только отлить, и немедленно взялся за дело. Хорошо, что современные унитазы нельзя залить мочой доверху.

Тысячу раз говорил тебе: не преувеличивай!

В дверь постучали.

— Йен? — негромко спросила Карин Торсен, словно боялась, что ее услышат. Странно.

— Да? — Йен поправил халат и завязал его как следует, потом открыл дверь.

Почему Карин Торсен стоит в пижаме и халате, с волосами, собранными сзади, как для сна?.. Одна прядь-беглянка нежно касалась ее щеки. Йен очень хорошо понимал эту прядь.

— Все в порядке? — спросил юноша, делая шаг вперед.

Карин криво улыбнулась в ответ:

— Именно это я и хотела спросить. Обычно я не просыпаюсь посреди ночи. Но тут услышала, как ты говоришь с Мартой Шерв, и решила убедиться, что все в порядке.

Посреди ночи?.. Голова у Йена пошла кругом. Выходит, он спал либо куда дольше, либо куда меньше, чем полагал.

— Меньше, — с улыбкой промолвила Карин, словно читала его мысли. Господи, только бы не это!

Йен считал, что люди не ответственны за свои мысли, только за поступки. Не то чтобы его взрастили в этом убеждении — Бен Сильверстейн многому мог научить Джорджа Оруэлла по части мыслепреступлений. Должно быть, смотреть с вожделением на мать твоего друга — извращение с точки зрения психологии, но это можно пережить. А вот чего нельзя пережить, так это если она продолжит им манипулировать. Манипулировала им и Фрейя, только Фрейе он мог доверять, а Карин Торсен — нет. Для нее он ничего не стоил по сравнению с мужем и сыном.

Йен чувствовал, что нравится ей, что сексуальное влечение взаимно, хотя и не мог понять, что она нашла в долговязом тощем уроде. Это необъяснимо; с женщинами всегда так — разумом их понять невозможно.

Но нравится он Карин или нет, она с радостью вспорола бы ему живот и вывалила внутренности в таз, если бы понадобилось согреть ноги ее мужу и сыну.

Изменить ситуацию? Тяжёлое золотое кольцо запульсирует у него на пальце… И он станет подонком. Самая безопасная форма изнасилования, и Карин будет думать, что сама согласилась…

Но что ты думаешь — твое личное дело, пока ты держишь мысли при себе.

— Снова на боковую? — спросила Карин.

— Да, — сказал Йен, затем передумал и покачал головой. — Нет, пожалуй, нет. Я прямо ослаб от пересыпания, еле на ногах стою.

Хотя дело не во сне, а в перкокете, перкодане и перко-черт-знает-что-еще, которые циркулировали в его крови. Плечо, конечно, болит, но зачем такие дозы обезболивающего? Ведь не брюшную полость ему оперировали! Он чинно-благородно вывихнул плечо, и на голове здоровая шишка, но лучшее лекарство от таких болячек — еда и физические упражнения, а не отупляющий сон, вызванный седативными препаратами.

— Кофе? — Она робко улыбнулась.

— М-м-м… — В четыре утра? С другой стороны, лучше оставаться на ногах, чтобы выровнять чередование сна и бодрствования.

— Тебе надо принять еще перкокета. Можешь запить его кофе и заесть куском кофейного торта.

— Без перкокета я, пожалуй, обойдусь, а вот на кофе согласен. Более того, я научу тебя варить кофе, как это делают в городе. — Йен нахмурился. — После того, как оденусь.

После того, как мы оба оденемся. Йен слишком хорошо осознавал, что их разделяет лишь два слоя ткани и благие намерения. Он, конечно, ничего не сделает… но думать об этом будет.

— Твоя одежда на старом комоде, — сказала Карин. — Кроме носков. Возьми носки Торри.

Он слегка удивился, обнаружив в кухне Осию, сидящего за столом перед тарелкой с беконом, тостами и яичницей из четырех яиц желтками вверх, так что казалось, будто из тарелки глядят сиамские близнецы. С другой стороны, почему бы и нет, подумал Йен; Осии не нужен долгий сон, когда они путешествовали вместе, старик всегда вставал раньше.

Осия налил сливок из розового стеклянного кувшинчика, и кофе, случайно или согласно некоему замыслу, стал ровно того же цвета, что и рука, держащая молочник.

— Доброе утро, Йен. Ты спал долго, надеюсь, что хорошо.

— Не смотрел, сколько очков заработал, но внутренние демоны все же выиграли.

Несколько секунд темное лицо Осии морщилось, выражая изумление, потом морщины на лбу разгладились, а губы раздвинулись в улыбке, обнажая белоснежные зубы.

— Шутка?.. Очень смешно.

Тогда почему никто не смеется? Йен осторожно сел на стул напротив и налил себе кофе. Он был горячий и крепкий, совсем такой, как ему нравилось, а не та жиденькая дрянь, которую все в Хардвуде поглощают литрами.

— Ты варил кофе?

— Нет, — донесся голос Карин из-за арки, ведущей к столовой. — Я.

Она была в своей обычной одежде, джинсах и клетчатой рубашке; в Хардвуде так одевались почти все, независимо от пола, особенно зимой. С другой стороны, вовсе не обязательно носить одежду, которая так тесно облегает тело.

И конечно, подумал Йен, стараясь не смотреть, как Карин тянется за тортом на верхнюю полку холодильника, далеко не у каждой женщины в Хардвуде попка восхитительно оттопыривает джинсы.

Но если отвлечься от мыслей о роскошной заднице матери твоего друга, не подумать ли, как отвертеться от того, во что она — ты ведь понимаешь! — собирается тебя втравить?

Карин отрезала два больших куска и один маленький, прямо-таки ломтик, и положила их на блюдечки из королевского копенгагенского фарфора. Все трое взяли свои кусочки и откусили, и тут Йен рассмеялся.

— Что? — приподняла бровь Карин.

— Не важно, — замахал он рукой.

— Расскажи всему классу — вместе посмеемся, — настаивала она.

— Ничего особенного. Просто мне показалось забавным, что мы едим руками с дорогого фарфора.

До Карин доходило несколько секунд, а потом она тоже рассмеялась — словно зазвенели серебряные колокольчики. Этот смех больно напомнил Йену о Марте.

— Смотря кто к чему привык, — сказала Карин. — Я знаю людей в городе, которые накрывают чехлами красивую мебель, и на ней никто никогда не сидит.

Йен кивнул. Однажды он встречался с девушкой, у родителей которой была такая гостиная. Ему это даже нравилось, хоть и забавляло.

— О, в городе много таких людей. В городе много людей, которые говорят то, чего не думают… А здесь, наоборот, люди не говорят, что думают.

— Да?

— Ну, например, «Я бы поел» может означать что угодно, начиная от «Я слегка проголодался» и кончая «Смерть как хочу жрать».

Все трое рассмеялись.

— Или, — продолжил Йен, — кто-то предлагает: «Хочешь кофе и кофейного торта?» — а на самом деле имеет в виду: «Как бы мне уговорить тебя отправиться в Тир-На-Ног, чтобы ты не дал Сынам убить моих близких?»

В комнате воцарилась тишина. И Осия, и Карин сидели молча и неподвижно. Донесся длинный низкий свист приближающегося к переезду поезда. На часы даже и смотреть нечего, это поезд в 5.35, который дважды в день проезжает к северу от города.

Йен смотрел в глаза Карин почти вечность, каким-то уголком мозга все же считая удары сердца. Насчитал двадцать пять ударов.

Она открыла рот и сглотнула.

— У меня нет права обижаться. — Карин переплела кисти рук и сжала их так сильно, что костяшки пальцев стали словно фарфоровые. — Я потеряла это право, отговорив тебя брать с собой моего мужа, когда надо было доставить Осию в Тир-На-Ног.

Осия кивнул, напоминая судью, выносящего приговор.

— Нет. — Карин покачала головой. — Тебе не надо в Тир-На-Ног.

— Йен, — Осия наклонился вперед, — она говорит правду. Она не хочет, чтобы ты шел туда.

Ага, конечно, а я — Майская Королева.

— Послушай Йен… не ходи. Только не теперь, в отсутствие Ториана. Он… — Карин замолчала, закрыла глаза и глубоко вздохнула. — Он не поверит мне, решит, что это я тебя уговорила.

— С какой стати? — спросил Йен. — Из-за того, что так ты поступила полгода назад? — Беда в том, что в ее доводах был смысл. — Я все объясню ему. Все равно он не сможет отправиться со мной туда, куда я иду.

— В Доминионы, конечно, — понимающе кивнул Осия.

— К Огненному Герцогу. Я попрошу его оказать услугу за услугу.

Йен покрутил на пальце тяжелое кольцо. Использовать кольцо, чтобы заставить Его Пылкость помочь себе, вовсе не стыдно. Особенно если учесть, что нынешний Огненный Герцог обязан своим титулом Йену, который убил узурпатора, занимавшего трон отца Его Пылкости. А герцоги Доминионов имели прочные связи по крайней мере с некоторыми Сынами Фенрира.

Проработанной стратегией не назовешь, но по крайней мере начало положено.

Осия снова кивнул.

— Кажется, ты все обдумал, — промолвил он, кладя ладони на стол и собираясь встать.

— Справлюсь.

— Тогда мне лучше начать собираться.

— Нет. — Йен жестом попросил его сесть. — Я не могу взять тебя по той же причине, по которой не могу взять Ториана. Ты там слишком известен.

В Доминионах Ториана называли Ториан Изменник. Йен, конечно, мог выхлопотать в качестве благодарности неофициальное прощение для друга. Но с гневом и презрением Дома Стали справиться куда труднее. И уж точно нельзя рассчитывать на поддержку Ториана дель Орвальда, распорядителя дуэлей, поскольку он отец Ториана Торсена и не станет руководствоваться личными чувствами — как и любой другой правитель, хотя распорядитель дуэлей правит не землями, а всего лишь частью общества.

Но даже Йену не хватало самонадеянности думать, будто он справится в одиночку. Он был бы рад прихватить с собой Арни Сельмо, однако Арни здесь не было. Торри подошел бы идеально, но и его нет. Йен согласился бы на Мэгги — она, конечно, недостаточно хорошо обращается с мечом по стандартам Йена, но от девушки и такого никто не ждет.

Увы, нет и ее.

Несколько мгновений Йен обдумывал, не прихватить ли брата Марты, затем понял, что это просто повод попасть в Вандескард и увидеть Марту. Дело не только в том, что он хочет снова ощутить вкус ее губ и тепло ее сильного податливого тела ночью… но и в этом тоже.

Если мужчины Торсены могут позволить себе думать членом, то Йен этой роскоши себе позволить не вправе.

Остается один кандидат…

— Значит, я возьму Валина.

— Валина? Да он едва жив! — изумилась Карин Торсен.

— Не совсем. — Осия на мгновение поджал губы. — Цверги поправляются быстро. Если они не убиты, то в постели не залеживаются. — Его правая рука, как обычно, лежала на коленях, и все же старик умудрялся есть кофейный торт, не роняя ни единой крошки. — Ты пойдешь Скрытым Путем, который начинается на поляне. И если не свернешь, то скорее всего окажешься там, куда Сыны притащили Ториана и его семью — всего в нескольких днях от Южного Перевала, даже если идти медленно.

— Я надеялся, что ты знаешь прямую дорогу в Фалиас, — нахмурился Йен. Скрытый Путь из Фалиаса открывался на поляне; значит, есть и обратный путь.

— Мне очень жаль. — Осия печально покачал головой, постучав пальцем по виску. — Такой путь, безусловно, существует, но я не могу сказать тебе, где именно. — Он на мгновение сжал зубы, и скулы резко заострились. — Было время… — Старик еще раз смиренно покачал головой. — Сожаление — не самое полезное из чувств.

Осия встряхнулся, по нему пробежала дрожь… впрочем, это длилось лишь мгновение, а потом он улыбнулся так же тепло, как обычно, и с нежностью посмотрел на Йена.

— Ну что ж, давай взглянем на тебя.

— Что?

Осия повернулся к Йену и принялся правой рукой расстегивать пуговицы рубашки, в то время как левая проникла под ткань и щупала пораненное плечо странными волнообразными движениями, которые не походили на то, что делает врач. Однако Йен откуда-то знал, что Осия оценивает его состояние.

— Хм… вот тут явно разрыв, но только мышцы; заживет… — Пальцы давили сильнее, глубже. — Там, похоже, небольшое воспаление, рядом с точкой, которую акупунктурист назвал бы точкой ци, а доктор Шерв — скоплением нервных окончаний.

Осия убрал руку и застегнул рубашку, причем пуговицы и петли так легко находили друг друга, словно сами прыгали на место. Не смотри Йен пристально, он бы поклялся, что пуговицы двигаются до того, как их касаются пальцы старика.

Нет. Пообщавшись с этими людьми, везде начинаешь видеть магию. А здесь никакой магии, просто замечательная ловкость.

Просто…

— Не нравится мне это, — промолвила Карин и поджала губы, на мгновение показавшись старой и уставшей. Она сняла трубку телефона; ее тонкие пальцы набирали номер так быстро, что Йен не успевал следить.

— Боб? Это Карин. — Она улыбнулась. — Так и знала, я тоже плохо сплю в одиночестве… Нет, с ней все в порядке, просто немного расстроена — хотя Марта уже родилась расстроенной… да, да. Дело не в этом — пока никаких известий. Вот, прошу тебя заехать. Да, да, они оба. Осия говорит, что все не так плохо, но… Знаю. На самом деле я хочу, чтобы ты засвидетельствовал Ториану, что не я уговорила его… Да… Вполне устроит.

Она повесила трубку и повернулась к Йену:

— Будет здесь в течение часа. Я помогу тебе уложить вещи, но даже и не мечтай уходить, пока Боб Шерв не даст добро.

Йен пожал плечами и немедленно об этом пожалел.

— Хорошо, пусть меня осмотрит.

Юноша сжал правую руку, ту, на которой носил кольцо Харбарда. Я не боюсь. Я буду осмотрителен, но не боюсь. Сосредоточившись на мысли и почувствовав, как кольцо запульсировало на пальце, Йен покачал головой и подумал, зачем же снова использовал кольцо. Оно действовало в случае с другими людьми — те несколько раз, когда он его использовал по крайней мере, — но ему не помогало.

К тому же он вовсе не боится.

С другой стороны… Вернуться? Опять? Если продолжать в том же духе, удача рано или поздно оставит его, и скорее раньше, чем позже.

И все же он не боится. Ведь здорово вернуться туда, где «Покорителя великанов» можно носить открыто, где он не просто Йен Сильверстейн, бросивший колледж недоучка, а Йен Сильвер Стоун, Йен Серебряный Камень, Убийца Великанов — по крайней мере одного, огненного…

— А ты становишься упрямым, нет?

И давно, Карин.

— В общем, да.

— Он происходит из рода упрямцев. Поверь мне, — улыбнулся Осия.

Йен на секунду растерялся и не знал, как себя вести. А потом Карин с улыбкой коснулась его руки. И по крайней мере на этот момент они снова стали друзьями.

Глава 7 День

Джефф Бьерке рассматривал следы на снегу с нескрываемым раздражением.

Проблема заключалась в том, что они выглядели в точности как собачьи. Оставленные очень большой собакой — да, но все же собакой. У Джеффа в голове маячила безумная идея попытаться добиться помощи от местных властей. Может быть, анонимный звонок в полицейский департамент Миннесоты?.. Пусть местные гоняются за волком, и, хотя это вызовет шум и возню, искать следы лап будут многие.

Ториан Торсен опустился возле одного из самых четких отпечатков, того, который Торри накрыл перевернутой жестянкой из-под печенья.

— А можно сделать с него слепок? — спросил он, причем непонятно, у Торри или у Мэгги.

Торри нерешительно пожал плечами, но девушка кивнула:

— Там, за углом, магазин «Умелые руки». У них есть цемент для моделирования.

— Только зачем? — спросил Торри, приподняв бровь.

— Когда мы в следующий раз найдем следы Сына, я хочу быть уверен, что это та же самая тварь.

— Думаешь, их много?

— Не знаю.

Джефф боялся, что в городе Ториан Торсен будет чувствовать себя не в своей тарелке и причинит гораздо больше хлопот, нежели доставит пользы — исключая драку, конечно.

Иногда приятно ошибиться. Джеффу и в голову не пришло, что Сын может быть не один. А ведь такое возможно.

— Так куда мы теперь отправимся? — спросил Торри.

— Лично мне, — сказала Мэгги, — не хватает уютного современного класса…

Торри поднял руку в перчатке:

— Нет!

— Конечно, Мэгги, — кивнул Ториан Торсен, — как хочешь.

— Но папа…

— Цыц. Как ты думаешь, хватит одного охранника, или нам понадобятся два?

— Вы что, собираетесь стоять за дверью аудитории как агенты секретной службы? — нахмурилась Мэгги.

Ториан Торсен наморщил лоб, но Торри улыбнулся.

— А то, — сказал он. — Лично я готов пропустить занятия, но если ты — нет, то, конечно же, потерпишь стражей за спиной — меня или папу.

Ториан Торсен покачал головой:

— Лучше бы взять несколько выходных. Полагаю, сейчас не до лекций. Однако если ты настаиваешь… — он развел руками, словно сдаваясь, — как хочешь.

Когда Мэгги обернулась, чтобы бросить яростный взгляд на Торри, каменное лицо Торсена-старшего осветила улыбка.

— Ладно, — сказала девушка, — пожалуй, пропущу несколько дней.

— Будь по-моему, — вмешался Джефф, — так вы с Торри сейчас забрались бы на переднее сиденье машины и вели бы по очереди, а мы с Торианом спали бы на заднем. Если за вами должны прийти Сыны, хотелось бы мне, чтобы они вынырнули из дыры, где стоят четверо людей с винтовками, которые хорошенько начистят им задницы.

Черт побери, да если делать так, как хочется ему, то вся семейка Торсенов плюс Кристенсен в лице Мэгги отправились бы на самолете в Гонолулу. Нет, в Гонолулу у Джеффа все же есть знакомый. Значит, в Париж, или в Порт-Морсби, или еще куда.

Но ситуация развивалась не так, как хотелось Джеффу. Кроме того, ему трудно было бы примириться с мыслью, что какие-то псы выжили его друзей из городка со Среднего Запада.

Совершенно нормально, когда детишки уезжают из Хардвуда. Некогда Джефф и сам подумывал… Жизнь в маленьком городке не для каждого, даже не для всех, кто любит свой городок, и уж тем более не для всех, кто там родился и вырос. Но Джеффу не нравилась сама мысль о том, что Торсенов обратили в бегство, пусть даже бегство — весьма благоразумный выход из ситуации. И еще меньше Джеффу нравилось, что в результате все беды свалятся на Хардвуд. Уж если ему не по нраву ситуация, то Минни Хансен и Боб Аарстед и вовсе на дыбы встанут. Разве что преподобного Оппегаарда удастся убедить в мудрости выбора. Надо отдать должное Дэйву, он человек гибкий.

Но если ты с собой примириться не можешь, то как убедишь целую комнату стариков? Лучше и не пытаться.

— Во-первых, надо решить, что делать с тобой и Мэгги. — А во-вторых, Джефф и Торсен должны поспать. В это время года темнеет исключительно рано, а если они собираются вечером выйти, хотелось бы для начала придавить ухо четыре-пять часов.

— То есть остаемся мы в городе или нет? — спросил Торри.

Не стоит начинать спор, когда все равно знаешь, что тебя одолеют — если, конечно, не хочешь просто попрактиковаться.

— В городе-то в городе, вопрос где… Мэгги, у тебя есть соседка?

— Да, она должна вернуться сегодня к вечеру.

Ториан Торсен покачал головой:

— Неудачно. Нельзя ли как-нибудь избавиться от нее на время?

Мэгги задумалась.

— Как насчет правды, точнее, некой ее части? — предложила она. — Вы и Торри приехали, чтобы помочь мне с проклятым шкафом. Таким образом, мы обе сэкономим деньги, а чтобы развернуться как следует, требуется место, поэтому не поживет ли она несколько дней у своего парня?

— А в благодарность, — одобрительно кивнул Торри, — мы пригласим ее и как-там-его…

— Брайан.

— …ее и Брайана пообедать в, скажем, «Гудфеллоуз» , или еще куда.

Мэгги покачала головой:

— Торри, нельзя решить все проблемы при помощи денег. Она заподозрит неладное. Это мы ей оказываем услугу, а не наоборот.

На заднем крыльце стояло красное пластмассовое ведерко, в котором отмокали в скипидаре кисти. Девушка наклонилась и взяла в руки стеклянную бутылку со скипидаром, стоявшую рядом.

— Я немножко побрызгаю в ее комнате. Если она объявится, то быстро решит уйти — так ей станет тошно.

Ториан Торсен удовлетворенно улыбнулся.

— Хорошая идея, Мэгги! — Он хлопнул руками в перчатках. — А у нас дела, не так ли?

Стоять снаружи было холодно, и когда Мэгги и Ториан Торсен ушли за цементом, Джефф вслед за Торри поднялся в квартиру. После целой ночи горячей бурды из забегаловок — Карин Торсен непременно дала бы им в дорогу термос, но Ториан настаивал на немедленном отъезде — от аромата настоящего кофе прямо слюнки текли.

— Мэгги получает газеты?

Торри явно удивился вопросу.

— Ты хочешь, чтобы она дала объявление о том, что ищет новую соседку по комнате?

— Нет. — Джефф постарался сохранить равнодушное выражение лица.

С парнем будет непросто. Вообще трудно защищать людей среди которых ты вырос. Пожилые никак не могут уяснить, что ты уже не малыш; а ровесники, даже те, которые на несколько лет моложе, как Торри, не привыкли слушаться тебя как старшего.

С этим надо что-то сделать, и чем скорее, тем лучше. Но для начала стоит заглянуть в газету, которую Торри уже расстелил на столе.

Так… водитель мэра попытался прострелить шину какому-то дураку… спортивные команды требуют денег… В «Филлипсе» стреляли, приюты для бездомных переполнены…

— Что ты ищешь? — спросил Торри.

— Вот это. — Джефф постучал пальцем по газете и улыбнулся. В детстве, как и многие, он мечтал стать Шерлоком Холмсом.

— Стрельба в «Филлипсе»?

— Нет, история, которой здесь нет. Люди, убитые Сыном. Или репортажи с ближайших ферм о скоте, зарезанном волком. Сыны в свое время сшивались возле Торсенов не меньше недели до Ночи Сынов и за это время убили немало животных, чтобы прокормиться. Это привлекло к ним общее внимание, и тем более нечто подобное должно было произойти здесь, дальше к югу, ведь волков тут не видели… Сколько, сотню лет? Несколько убийств — и общественность встанет на дыбы. Достаточно одной смерти. Или двух.

— Понял, — кивнул Торри. — Значит, он либо только что добрался до города, либо…

— Пытается скрываться.

— Но если он только что прошел Скрытым Путем, то как он нашел квартиру Мэгги? Нет же у нее Скрытого Пути на заднем дворе?

— Нет. — Дурацкое предположение.

Осия говорил, что входов очень много, и у Джеффа создалось впечатление, что имеются в виду сотни и тысячи, но этого явно недостаточно, чтобы в каждом заднем дворе был свой вход. И не важно, что Скрытый Путь трудно заметить случайно. Кто-нибудь неминуемо наткнулся бы на него или провалился бы внутрь…

Бритва Оккама.

— Я думаю, единственное объяснение — что Сын был среди тех, кто похитил твою мать и Мэгги, и потому он хорошо знает ваш запах.

Если предположить, что Джефф прав, а прийти к такому заключению не очень-то трудно, то Сын ищет Торсенов и возвратится очень скоро, чтобы проверить знакомый запах. Большая удача, что Сын сначала отыскал Мэгги, и еще большая — что она не успела привести его к Торри.

В коридоре послышались тихие шаги.

Джефф быстро поднялся со стула и положил руку на пистолет, когда дверь распахнулась. Глупо, но Джефф регулярно практиковался быстро вытаскивать оружие, хотя и не слышал, чтобы в маленьких городках от этого умения был толк, если не считать легенд о Билле Джордане.

Пришли Мэгги и Ториан Торсен с коричневыми бумажными пакетами.

Этого и следовало ожидать. Сын не стал бы открывать дверь ключом, равно как и стучаться в надежде, что его пригласят войти.

Ториан Торсен улыбнулся уголком губ.

— Кроме цемента, мы принесли завтрак. — Он поставил свой пакет на стол и снял перчатки.

От запаха мяса, сдобренного чесноком, у Джеффа потекли слюнки.

— Гирос? — спросил Торри, и Джефф не сразу понял, что это не берсмаль, на который Торсены переключались, сами того не замечая, а просто название греческих сандвичей-гиро.

— Почти по пути, — улыбнулась Мэгги, — а я знаю, как ты их любишь.

Джефф тихонько вздохнул. Прошло только четыре года, но, казалось, четыре века с тех пор, как он был так же молод. Черт возьми, женитьба лишает людей огня, и ничего с этим не поделаешь.

Впрочем, ведь он получил Кэйти. Какие тут жалобы…

— Так, — сказал Торри, — начнем-то мы с завтрака, а потом что?

Джеффу вовсе не хотелось замешивать эту штукатурку, бетон, цемент или что там еще. А следы волка он может найти не хуже Торри, хотя до Торсена ему далеко.

— Думаю, пойду прогуляться. С кем-то из вас, — сказал Джефф.

Чтобы замешать чертову штукатурку, явно не требуется три человека. А правила охоты гласят, что не стоит охотиться в одиночестве. Хуже охоты в одиночку только охота с человеком, которому не доверяешь.

Из всех троих Джефф больше всего беспокоился за Торри — в случае опасности парень может не послушаться. Старший Торсен на незнакомой территории положится на него, да и Мэгги разумная девушка, что говорить.

— Мэгги?

Она резко повернулась к нему.

— Не хочешь прогуляться?

Торри начал было возражать, но его отец покачал головой.

— Конечно. Даже готова пропустить завтрак.

— А я нет, — ответил Джефф, протягивая руку к пакету с гирос. — Завтрак — моя самый любимая из четырех дневных трапез.

Однажды, еще в детстве, Джефф нашел идеальный след. Это было в первый день охотничьего сезона, они отправились на оленей вдвоем с отцом. Замерзшую землю словно одеялом присыпало двумя-тремя дюймами легкого, пушистого снега.

Это было чудесно. Джефф нашел цепочку следов, ведущих против ветра, и они вдвоем бесшумно преследовали крупного самца через поля и перелески, время от времени теряя след в кустах и тут же находя его снова. Воспоминание об идеальном следе Джефф хранил в памяти как драгоценный камень.

На этот раз не было ничего подобного. Ветер гнал поземку, разметывал снег, и хотя они с Мэгги время от времени находили следы в аллее, ведущей к Тридцать первой улице, на тротуаре след потерялся окончательно.

Пройдя четыре квартала, Джефф безнадежно махнул рукой. Больше следов им не найти, незачем себя обманывать.

— Ну что ж… — сказал он.

— Глубокое замечание.

— Что?

— Глубокое, говорю, замечание. — Мэгги хлопнула руками. — Это шутка. Понимаешь, я говорю забавную вещь, и все смеются.

— А-а. — Шутка, конечно. Если не считать того, что вовсе не смешно.

Через несколько минут до Джеффа дошло, что они стоят на углу Тридцать шестой и Эмерсона, всего в нескольких кварталах от дома Билли Ольсона. В Хардвуде Ольсоны жили напротив дома, в котором вырос Джефф, неподалеку от дома, который он купил для Кэйти.

Мир не то чтобы тесен, просто пути так забавно сплетаются. Мать Билли хотела бы, чтобы Джефф заглянул к ее сыну, да и отец тоже, хотя Эрни и под пыткой в этом не признался бы.

Действительно, лучше к нему зайти — тем более что в городе Сын. Билли, конечно, таков, какой он есть, но он все же один из нас.

— Пойдем туда, — сказал Джефф.

Джеффу всегда нравился район Ист-Калун. Лучшее место в городе. Для жителей Хардвуда Миннеаполис, хоть он и находился в пяти часах езды — или в четырех, если ехать с превышением скорости, — всегда оставался просто «городом».

Если Джеффу когда-нибудь придется покинуть Хардвуд и переехать в город, он поселится здесь. Болезнь, поразившая вязы по всему Среднему Западу, по странной причине пощадила почти весь Ист-Калун, и с весны до осени над улицами парил зеленый балдахин листвы, от которого зимой оставалось скелетообразное переплетение ветвей.

Если улицам нужны имена — а Джефф неохотно признавал, что в большом городе так оно и есть, — то пусть они хотя бы будут с номерами или в алфавитном порядке. За улицей Эмерсона шла Фремонт, Хеннепин и Холмса — горожане почему-то не способны придерживаться простых правил. Дальше Ирвинга и, наконец, Джеймса, на которой жил Билли Ольсон.

Дом явно построили в начале столетия, теперь такие не строят. Некогда в нем, наверное, водились слуги — когда у людей еще имелись слуги. Теперь его разделили на четыре квартиры. Бросив взгляд на боковую стену, Джефф увидел четыре счетчика электричества, и первое впечатление подтвердилось четырьмя звонками у массивной парадной двери.

Около нее висели два от руки написанных объявления. Большой, ламинированный, чтобы защитить от непогоды, лист гласил: «Все доставки в фойе через боковую дверь». Второй, поменьше, был заткнут за третий звонок: «Билли звонить один раз, Вильяму — два».

Другие имена около звонков были незнакомы Джеффу, поэтому он нажал на третью кнопку и подождал.

Ничего.

— Ну, — сказала Мэгги, — от того, что мы стоим здесь, теплее не становится. Почему бы тебе не оставить твоему другу записку?

— У меня нет карандаша или ручки, — соврал он.

Джефф тут же сделал мысленную пометку не врать Мэгги по-глупому, поскольку она сразу достала ручку и теперь копалась в кармане куртки в поисках бумаги. Возможно, пора сказать правду.

— Нет. Я… не хочу оставлять записку, лучше зайду попозже. — Он повернулся и начал спускаться по ступенькам, стараясь не обращать внимания на две ледяные точки — глаза Мэгги.

Джефф попытался, а большего от него и не требовалось. Если хотя бы чуть-чуть повезет…

Но ему не повезло. Только они прошли по тротуару буквально дюжину футов, как дверь позади них распахнулась. Джефф прямо-таки почувствовал тепло, вырвавшееся из нее вместе с домашним ароматом свежеиспеченного хлеба.

— Джефф! — раздался знакомый голос. — Джефф Бьерке! Я бы узнал эту голову-пулю где угодно!

Джефф обернулся. В дверях, махая ему рукой, стоял Билли Ольсон.

Ольсоны были широки в кости, имели квадратные челюсти и короткие пальцы, но Билли представлял собой исключение. Он был так же высок, как и его братья — на голову выше матери и отца, — но изящный и худой, с длинными, тонкими пальцами и острым подбородком, покрытым реденькой бородкой.

Парень улыбался вопросительно и даже слегка испуганно, однако вышел из двери, спустился по ступенькам и пошел к ним прямо как был — в джинсах, невозможно белой рубашке и официантском фартуке.

— Джефф… — Билли остановился, не дойдя до них. Хорошо хоть говорит не с придыханием и ходит по скользкому тротуару без жеманства. — Я тебя сто лет не видел.

— Правда? — Мэгги бросила на Джеффа понимающий взгляд, повернулась к нему спиной и протянула руку. — Я Мэгги Кристенсен.

— А, — сказал Билли, улыбаясь и беря ее руку в свои. Говори что хочешь про Билли, но улыбается он на удивление тепло. — Все еще встречаешься с Торри?

— Да, но как…

Он похлопал ее по руке.

— Я редко бываю дома, но отец пишет мне каждую неделю, да и мама нередко звонит — всего на пять минуток, говорит она обычно, всего на пять минуток, — и мы остаток дня висим на телефоне. — Тут Билли поежился, весьма театрально. Он все делал театрально. — Слишком холодно, чтобы стоять и болтать. Заходите, пожалуйста.

Бросив пренебрежительный взгляд на Джеффа, Мэгги взяла Билла за руку, и у Джеффа не осталось выбора, кроме как последовать за ними в дом.

Квартира Билли располагалась на первом этаже, и коврик перед дверью гласил: «Mi casa su casa» [3].

Квартира, как и ожидал Джефф, оказалась безупречно чистой: на сером ковре следы пылесоса, словно убирались только что, и хотя воздух полнился аппетитным запахом свежевыпеченного хлеба, на рабочем столе в кухне не было ни следа муки.

Билли указал гостям, куда сесть, и поспешил на кухню.

— Кофе, чай или… — Ну зачем он сделал многозначительную паузу? — Горячее какао?

— Какао, — немедленно ответила Мэгги. — Просто чудесно. Мы оба за какао. — Она расстегнула куртку и взглядом призвала Джеффа к тому же.

Стены были покрашены той хитрой краской, которая как бы образует некий узор, что позволяет скрывать пятна не хуже, чем обои. Лампы на потолке проливали мягкий желтый свет на бродвейские афиши и на двухместный красный кожаный диванчик, возле которого стоял столик.

— Тебе с джемом, взбитыми сливками или просто так? — донеслось из кухни.

— Пожалуйста, с джемом, — крикнула Мэгги, откидываясь на спинку и наслаждаясь неловкостью Джеффа.

Дело в том, что Билл Ольсон всегда заставлял его чувствовать себя неловко. Джефф был более чем счастлив, когда Билли уехал в город учиться да там и остался.

Не то чтобы Джефф имел что-то против гомосексуалистов; просто в их обществе ему становилось неловко. Об этом он обычно не говорил — док Шерв и другие старшие немедленно и со всей вежливостью объяснили бы ему, что гомосексуалисты тоже люди. Впрочем, их объяснения Джеффу не помогали.

Имеет же он право на личные чувства? А около гомосексуалистов он смущался.

Да, около негров тоже чувствуешь себя странно, но по крайней мере ты сразу понимаешь, что это негры. Ты не моешься в душе спортзала рядом с ними годами, прежде чем узнать, что они негры. И если евреи обычно умнее тебя, большинство из них не кичатся этим… Черт побери, Йен Сильверстейн так просто классный парень, когда сойдешься с ним поближе.

— Где-то я тебя видел, Мэгги, — говорил Билли, позвякивая посудой в кухне. — Ты живешь неподалеку?

— Я подумала то же самое про тебя. Точно видела где-то. Но живу не то чтобы рядом — за Озером, в Брианте.

— Давно?

— Нет. Только в этом семестре переехала.

— Может, встречались в центре?

— Может быть, я туда иногда хожу выпить чашечку кофе.

— Хм-м-м-м…

Снова звяканье посуды, и через некоторое время появился Билли, открыв плечом дверь из кухни. Он легко балансировал серебряным подносом с тарелками, столовым серебром и тремя кружками какао.

— Вам повезло! На прошлой неделе я приготовил паштет.

И с этими словами Билли ловко намазал его на тоненький кусочек хлеба, положил на тарелку и подвинул ее к Мэгги:

— Попробуй.

— С горячим какао?

— Паштет шеф-повара Луи идет ко всему.

Джефф взял тарелку из рук Билли и попробовал паштет. Он был густой и очень вкусный, и хотя там отчетливо присутствовала печень, она не доминировала.

Билли, как всегда, выпендривается. А еще хмурится, что странно.

— Но если ты живешь неподалеку, почему мы не встречались? Я бы непременно узнал Торри. Я знал, что он учится в университете, но не ожидал увидеть его в этой части города. — Билли скорчил гримаску. — Ведет себя как настоящий мужчина.

Мэгги хихикнула:

— Передать ему это или, наоборот, ни за что не говорить?

— Как хочешь.

Билли вторил смеху девушки. Они прекрасно поладили, как две давние подружки. Джефф чувствовал себя чужим, и это ему совсем не нравилось. Билли Ольсон вечно его смущает!

— Ну, Джефф, — спросил Билли, — для чего ты приехал в город? — Он подмигнул Мэгги и протянул вперед руки. — Если за мной, то валяй, надевай наручники, я не буду сопротивляться.

Мэгги фыркнула, выплюнув какао обратно в чашку.

— Никогда не шути, когда я пью! — возмутилась она. — Я едва не загубила твой ковер.

— Я здесь… по личному делу, — уклончиво ответил Джефф, избегая взгляда Мэгги. Она, конечно, умница, и любой, кого так высоко ставит Ториан Торсен, достоин уважения, но…

…но это, черт побери, Билли.

Билли посмотрел на нее, затем снова на него.

— Хорошо, — сказал он и поставил кружку на стол. — Чем я могу помочь?

На этот раз голос звучал совершенно серьезно, без всякого жеманства. Интересно, дразнит он его или как?

Билли есть Билли, но…

А ведь было время… Джефф вспомнил, как они с Билли бежали через лес, с шестилетним Торри Торсеном в хвосте, неся тяжеленного Дэйви Йохансена. Дэйви свалился с дерева, на котором они строили крепость, и разодрал ногу от колена до бедра. Там было много мальчишек — Джефф даже не помнил, кто именно; все замерли от ужаса, и только Билли схватил Джеффа за правую кисть своей левой рукой, а левую кисть — правой рукой, и на этом «стульчике» они отнесли Дэйви в городок.

Билли оставался верен себе и болтал не переставая всю дорогу, хотя дышал тяжело. Но он не замедлял бег и не отрывал взгляда от пропитанной кровью повязки из банданы, благодаря которой кровь не лилась, а сочилась… Джеффу внезапно стало очень стыдно, что он не вспоминал об этом по меньшей мере лет десять.

— Да, кое-чем можешь. Нам с Торианом Торсеном надо остановиться где-то на пару дней.

Нет, не с Торсеном, что это он несет?

Впрочем, Джефф прекрасно понимал, что он несет. Ему просто не хотелось оставаться с Билли наедине, и он предпочел бы, чтобы с ним был кто-то еще. Но этот кто-то не должен пахнуть Торсеном, иначе его выследит Сын. А Ториан Торсен, естественно, пахнет именно как Торсен.

— Нет, — поправился Джефф, — Ториан будет жить у Мэгги. У тебя остановлюсь только я, если можно.

— Никаких проблем, Джефф. Ты прекрасно это знаешь. — Билли безо всякой рисовки пожал плечами и откинулся на спинку стула. — Mi casa su casa, — сказал он, взмахнув рукой.

Глава 8 Боль в груди.

Док Шерв остановил «себербен», и наст приятно захрустел под толстыми шинами. Через минуту из будки вышел Чак Халворсен с винтовкой на плече. Увидев, кто приехал, он вернулся на место.

— Приятно видеть, что все начеку, — саркастически заметил Шерв.

— Так он же не за машинами наблюдает, — покачал головой Йен.

— Тоже верно.

Йен потянулся было к ручке двери, но Шерв остановил его.

— Допей сначала кофе. — Он указал на походную чашку на подставке. Над чашкой вился парок. — Ты ведь не очень спешишь?

Йен проигнорировал вопрос, но кофе отхлебнул.

Дело было в том, что он не знал точно, спешит или нет. И это беспокоило его. Незнание вовсе не благодать, оно скорее проклятие — настолько от него не по себе.

— Религией Хардвуда можно назвать кофе, а не лютеранство, — заметил юноша.

Когда Шерв улыбался, становилось видно, что зубы у него удивительно белые, портил их лишь коричневый налет от табака.

— Точно. Ходишь ты в церковь или нет — твое дело, но если ты не пьешь кофе, люди сочтут тебя чудаком.

— Но я ведь чудак, а вы привыкаете помаленьку. — Йен сделал еще глоток горячей черной жидкости.

На заднем сиденье Валин допил свою чашку с громким хлюпаньем и, когда док Шерв протянул ему термос, налил еще одну. Валин немедленно, с первого глотка полюбил черный кофе.

Ребенком Йен старался почти не пить перед дорогой, чтобы не захотеть в туалет. Если в пути хочешь пить, это только твои проблемы, терпи. А за то, что во время поездки просишься в туалет сразу после отъезда или слишком часто, Бенджамин Сильверстейн устраивал трепку. Впрочем, дышать, кажется, тоже было в списке наказуемых проступков. А самое ужасное, что непонятно, чего же от него хотел отец… Остановившиеся часы дважды в день показывают правильное время. Только не узнаешь, когда именно.

Но сейчас это не важно. На Скрытом Пути ему не придется останавливаться, чтобы справить нужду, поесть и отдохнуть. Даже за пределами Скрытых Путей, если надо облегчить мочевой пузырь — когда тебя не преследуют, конечно, — стоит только расстегнуть ширинку. Хотя непривычно справлять нужду на открытом месте.

Йен допил кофе и еще раз мысленно проклял отца за то, что тот приучил его пытаться все просчитывать.

— Не думаю, что от моих слов что-то изменится, но я лучше все же скажу, — начал док. — Ты можешь задержаться еще на несколько дней, сам знаешь.

— Вы правда так думаете? — Йен выдавил улыбку. — И рисковать, что струшу?

Может, лицо Шерва и способно выразить больший скептицизм, но поднимись бровь хоть еще чуть-чуть, и кожа на лбу точно лопнула бы.

— Ты? — фыркнул Шерв, причем из ноздри дока вылетела сопля и шмякнулась ему на рукав. Кто угодно бы смутился, но док просто вытер ее бумажным платочком. — Конечно! — Он помолчал и добавил: — Главное, береги себя.

— Что говорит чтимый Йен Серебряный Камень? — донесся сзади голос Валина. — Он благодарит тебя за честь, которую ты ему оказал, проехавшись в стальном экипаже?

— Э-э-э… я еще не добрался до этого момента, — сказал Йен и понял, что Валин обращался к нему на берсмале, а сам он ответил по-английски, поэтому юноша повторил на сей раз на нужном языке: — Чтимый еще не изыскал такой возможности.

— Хотя их представилось немало, — скептически проворчал Валин.

Лицо Шерва выражало безмолвный вопрос, но Йену не хотелось на него отвечать.

— До встречи, док. Спасибо, что подбросили.

— Ага.

Стараясь не напрягать больное плечо, Йен вылез из машины и распахнул дверь перед Валином.

Снаружи было холодно, но парка в Тир-На-Ног не понадобится, поэтому Йен переоделся в кожаную куртку с бахромой, которую купил в Гранд-Форкс. Она могла послужить маскировкой на любом фоне, но носил Йен ее просто потому, что она удобная и нравилась ему.

Йен вынул ножны с «Покорителем великанов» из чехла и надел их через плечо, проделав потом то же самое с рюкзаком. Подошел к яме и бесцеремонно бросил рюкзак в темноту — укладывать вещи помогала ему Карин Торсен, и он не сомневался, что и от более сильного удара ничего не разобьется. Вслед за рюкзаками отправилась складная трость.

И наконец пришел черед Йена. Док Шерв и мальчики Хансены прикрепили к «себербену» крепкую веревку. Оберегая больное плечо, Йен взялся за веревку здоровой рукой, переступил через край и заскользил по веревке вниз. Зашвырнув все рюкзаки в туннель, он обернулся за тростью и увидел Валина, не вполне твердо стоящего на ногах.

Цверг выглядел очень забавно в джинсах и огромных ботинках, однако Йен не позволил себе даже улыбнуться. Валин бы обиделся.

Йен разложил трость и закрепил все соединительные кольца.

— Готов?

Валин непонимающе склонил голову набок. Йен сделал извиняющийся жест и переключился на берсмал:

— Готов ли твой дух к возвращению в Тир-На-Ног?

Цверг робко улыбнулся:

— Твой слуга спросил бы о том же у тебя, не будь то дерзостью.

Это раболепствование уже начинало утомлять.

— Тогда я попрошу тебя, — глаза цверга расширились от такого небрежного обращения с официальной речью, — сделать мне одолжение и не говорить со мной высокопарно, поскольку из-за древнего проклятия у меня случается геморрой при звуках подобной речи, а мне не хотелось бы, чтобы весь наш совместный путь кровь текла у меня по ногам и затекала в ботинки.

Он отвернулся, не дожидаясь ответа, и вошел в туннель…

…в Скрытый Путь.

Боль исчезла. По крайней мере на некоторый срок. Здесь плечо хоть и не излечится, но не будет напоминать о себе, и весь путь по туннелю, освещенному серым светом, не слишком ярким и не слишком тусклым одновременно, Йен не будет ничего чувствовать. Может, в голове его и роились дурные предчувствия, но то были чисто логические построения. Он не боялся и не был возбужден — равно как и не был полон храбрости или спокойствия. Он мог вечно стоять в этом сером ничто, не чувствуя боли в суставах от неподвижности, голода, да и мочевой пузырь не напомнит о себе. Не будет и скуки.

Но время снаружи будет идти.

Поэтому он сделал то, что собирался — продел палку через лямки рюкзаков и положил один конец себе на плечо, а Валин, двигавшийся уже без привычной Йену резкости, взял другой.

Они зашагали, не быстро и не медленно, просто переставляя ноги, все время окруженные серым светом, лившимся ниоткуда, который исчезал вдали, сливаясь с темнотой, но так и не становясь ею.

Йен пытался считать шаги, как он обычно делал, но бросил, досчитав до тысячи с небольшим. Он пытался не дышать, и ему надолго удавалось задержать дыхание — неизвестно, на сколько именно, — не испытывая боли в груди. А позже он обнаружил, что снова дышит, причем неизвестно, как давно.

Было очень легко идти в одном темпе; напротив, идти как-либо иначе было очень трудно. В голове не осталось никаких образов, даже сексуальных. Йен пытался вспомнить губы Марты, их тепло и вкус…

…и не смог.

Он не испытывал потребности дышать, или справлять нужду, или думать. Хотя он мог дотронуться до конца палки, лежавшей на плече, и разумом понимал, что несет немалую тяжесть, он не чувствовал ни боли, ни напряжения, ничего. Ему и Валину наверняка трудно идти в ногу, однако палка не ерзала на плече и не раскачивалась.

И это казалось странным, но не удивляло, а лишь вертелось в голове, словно нерешенная задача.

Так было. И если что-то и трудно делать в Скрытых Путях, так это думать или беспокоиться о чем-либо.

Куда проще просто быть…

Йен Сильверстейн шагал.

Боб Шерв сидел с выключенным мотором, стараясь не обращать внимания на слабую боль в груди. Если станет хуже, придется принять таблетку нитроглицерина, а ему этого не хотелось.

Холод вызывал боль, тепло ее прогоняло. Если запахнуться в куртку и не двигаться, холод долго не сможет тебя одолеть. А если есть источник тепла, то и вовсе согреешься.

Что ж, какой-никакой, а все же повод. Шерв полез в карман и достал серебряный портсигар.

Внутри болталась одинокая сигара. Он достал и развернул ее — «Ромео и Джульетта». Семь дюймов удовлетворения и еще один повод сказать пациентам «делайте так, как я говорю, а не так, как я поступаю».

Большая часть даже слушалась этого совета.

Док обрезал кончик перочинным ножом и прикурил от старой зажигалки «Зиппо». Люди, курившие сигары, потому что это стильно, сказали бы, что обрезать кончик надо специальным устройством, похожим на гильотину; доку вечно дарили на Рождество гильотинки, но он никогда не брал их с собой. К тому же прикуривать надо либо от спички, либо от газовой зажигалки.

Чушь.

Шерву нравился резкий запах бензина для зажигалок, вдобавок он рассеивался почти сразу. А курение сигар не религиозный обряд, а привычка и удовольствие.

Когда он раскурил сигару как следует, салон наполнился дымом, да так, что док перестал что-либо видеть в зеркальце заднего вида. Он приоткрыл оба окошка, чтобы ветер выдул дым наружу. Говорили, что когда летом он отправлялся на одну из своих дальних прогулок, его приближение можно было почувствовать по запаху сигар за целую милю.

У него осталось с полдюжины «Ромео» и коробка «Панч Дабл Коронас». Самое время отправить заказ А. Э. Ллойду, если он не собирается переходить на другие, легальные сигары. Контрабандные лучше. Может, запретный плод сладок?

Трудно сказать. Сигары чертовски дороги, но доктор в маленьком городишке не мог пожаловаться на низкие заработки. И потом, на что ему еще тратить деньги? Дети выросли и разъехались, только порой навещали старика на Рождество, а если кто из них и собирался одарить его внуками, то сделал бы это давным-давно.

Новые игрушки для клиники? Может быть, однако зачем создавать прецедент, за них должно платить государство. Когда Боб Шерв уйдет на пенсию — а это непременно произойдет, хоть никто не верит, — непросто будет найти ему на замену опытного специалиста. И практически невозможно заманить сюда свежеиспеченного врача, выпускника медицинского колледжа.

Он надеялся, что Барби Хонистед пойдет по медицинской стезе… Не исключено, конечно, но у нее вроде роман с парнем из Флориды, и она поговаривает о замужестве. А шансы на переезд жителя Флориды в Хардвуд равны нулю, так что об этом и думать не стоит.

Если бы двадцать лет назад он оказался прозорливее и оценил умственные способности Карин Релке, можно было бы сделать медика из нее или из Ториана, хотя вряд ли. Черт побери, когда он уйдет в отставку, городу придется туго, и хотя в нем еще достаточно сил, он гораздо ближе к концу, чем к началу.

Ладно, хватит витать в облаках.

Дайте старику сигару и теплое местечко, и он целый день просидит, особенно если уже начал носить чертовы подгузники «депендз». Как будто старость и без того приносит мало унижений.

Боль вернулась на мгновение, потом исчезла. Вот и хорошо.

Док потянулся к телефону и набрал номер.

— Алло, это я. Если он и вправду собирается, то пора. Йен уже давно ушел.

Боб Шерв откинулся на спинку сиденья и посмотрел на тлеющий кончик сигары.

Через пару минут около «себербена» остановился коричневый «форд» Карин. Должно быть, Карин и Осия уже сидели в машине, когда он позвонил, иначе не добрались бы так быстро.

Значит, она нервничает. Неудивительно.

Он махнул рукой, чтобы Карин не вылезала, затем открыл заднюю дверцу и помог Осии вытащить вещи. В лицо пахнул теплый воздух из «форда», пахнущий корицей и духами Карин. Такой запах напоминает старику, что и он когда-то давно был молод.

— Ты уверен, что это хорошая идея? — спросил Шерв Осию.

— Нет, вовсе нет. Уверенность вообще для молодых, а кто бы я ни был, молодым меня определенно не назовешь.

— Тогда зачем?

Высокий мужчина помолчал, а потом сказал со вздохом:

— Потому что я могу пригодиться. А в наши дни это случается не так-то часто.

— Да ты что, Осия!

Тот печально покачал головой:

— Нет. Было время, когда я мог отвести Йена, куда ему надо… но оно прошло. И это во многих отношениях хорошо. Хорошо, что я не так могуществен, как прежде. Хорошо, но неудобно. — Осия, похоже, пожал плечами, хотя Боб сомневался — куртка была сильно велика старику. — Кроме того, выбора у меня нет. Я обещал деду Торри, что всегда буду заботиться о Карин и Торри, а здесь и в городе я ни на что не способен.

— А ты всегда держишь обещания.

— Всегда, — кивнул Осия. — Поэтому я даю их так редко.

Если бы кто-нибудь другой заявил, что всегда держит обещания, только вежливость удержала бы Шерва от громкого хохота, да и то не факт.

Но на этот раз он не сомневался — готовность Осии к помощи вошла в поговорку, как и его упорные отказы давать обещания. И все же дело не только в этом. Старик шел более упруго, чем Шерв когда-либо видел, вытянулся и словно наполнился энергией, что вряд ли часто случалось с Осией за последние несколько веков. А сколько столетий прожил Осия, Шерв не знал и не думал, что их можно так просто сосчитать.

Взяв сумку на плечо, Осия приблизился к яме и, не помедлив ни мгновения, исчез внутри.

Шерв постоял еще немного, докуривая сигару и размышляя, не пойти ли ему следом за Осией, чтобы наконец-то понять, о чем речь и куда это все отправляются.

Но он знал, что так не поступит.

Дело не только в том, что он уже не ребенок и все чаще болеет ангиной.

Его ждала работа, которую он любил.

Большую часть времени — с каждым годом становится все труднее… Но нельзя позволить старости наступать. Единственный способ не поддаться ей — сражаться за каждый дюйм.

Он еще раз затянулся, а потом подошел к машине Карин со стороны водителя. Окошко открылось не сразу.

— Все будет в порядке.

Женщина улыбнулась в ответ, но в ее глазах стоял страх.

— Я беспокоюсь за него… за них.

— Люди рождены для тревог, как искры рождены, чтобы лететь вверх. А за кого ты беспокоишься на этот раз? За Торри, Ториана, Осию… или Йена?

Она помолчала.

— За всех. Но я имела в виду Осию. За Торри и Ториана я не беспокоюсь. Не думаю, что родился такой Сын, чтобы смог противостоять моему Ториану, и если бы эти… твари не были такими омерзительными, я бы их даже пожалела.

Что же, храбриться тебе идет, Карин, подумал док.

Боль в груди усилилась, и он похлопал по карману, где лежал нитроглицерин.

— До встречи, Карин, — сказал Шерв и без лишних слов направился к своей машине. Сунув руку в карман, он ловко открыл бутылочку, не доставая ее. В последнее время ему слишком часто приходилось практиковаться в этом. Когда он опустился на сиденье, таблетка под языком уже прогоняла боль из груди.

Так-то лучше.

Боб Шерв еще раз затянулся сигарой, тронулся с места и поехал в город.