Аз есмь, или Почти Хранитель (СИ)

Глава 29 Виктория

На следующее утро я встала и совершенно механически собралась на работу. Ведь меня никто пока не увольнял. Кроме того, где-то глубоко трепыхалась мысль о том, что все это сон.

Стоило мне открыть дверь в офис, профессор меня пригласил к себе в кабинет. Чувствовал он себя как-то неловко.

— Виктория…

— Да, я слушаю.

— Вика, мне очень нужно с вами поговорить. Но не здесь. Приходите в субботу к нам. У Стаса день рождения. Он будет рад.

— Спасибо за приглашение. Почему же он мне ничего не сказал?

— Он попросил меня. Почему-то считает, что если вас пригласит он, вы можете ему отказать. Вы не в ссоре?

— Да нет вроде, — сказала я, но в голове моей что-то щелкнуло.

— Вот и славно. Приходите часика в два. Мы будем вас ждать.

Значит мой бойфренд на меня в обиде? Вот как? Посмотрим, надолго ли хватит его без любимой пищи. И еще… Профессор кажется что-то сказал о том, что ему надо со мной поговорить.

И в голове моей снова завозилась мысль про сектантов. И я стала анализировать все, что могла припомнить о визитах пациентов в кабинет профессора. Странно, но я ни разу не видела, чтобы профессор использовал в работе какие либо инструменты. Любой психолог, я то уж точно это знала, использует в своей работе и медицинские инструменты, и множество всяких предметов, позволяющих ему определить дальнейшую методику работы с пациентом. Возможно, профессор в совершенстве владел эриксоновским гипнозом. Хотя, и этого я почему-то не помнила. Только материалы для работы… Черт! Да все, что я находила… Все это было частью моей подготовки! История этикета… Я была Хранителем. Ко мне должны били обращаться Люди, которые в большинстве своем скорее всего принадлежали к высшим слоям общества… Значит, вся эта контора фикция? Созданная только для того, чтобы подготовить Хранителя? Тогда зачем я вообще сегодня вышла на работу? Словно в подтверждение моих догадок, профессор заглянул ко мне и сказал:

— Да, кстати, до субботы вы свободны.

«Будут уговаривать ехать в Европу», — ворчала про себя я, плетясь по тенистой аллее. Машину я оставила возле входа в центральный сквер и решила погулять пешком. Было жарко. Лето в самом разгаре. Подумалось — Хочу на Канары. И зачем я им вообще сдалась? Может быть я обладаю какой-нибудь сверх редкой группой крови? Или моя печень идеально подходит для трансплантации одному из этих братьев Спон, Дж. Или Сем. Дж. — могло Означать и Джорж и Джон, а Сем… Семуэль?

Подарок для Стаса я нашла не сразу. Бродя по торговому центру, где можно было приобрести что-нибудь эдакое, я наткнулась на рекламу какой-то фирмы, которая предлагала типографские услуги, в том числе и по тиражированию изображений на тканях и прочих материалах. И тут мне в голову пришла Мысль…

Странные события последних недель крутились в моей голове непрестанно вплоть до самой субботы. В субботу с утра я решила вытащить на свет из закромов кое-какие нужные мне в этот день вещи. Внезапно на пол выпал сложенный вдвое небольшой листок с какими то странными буквами. Я подняла его и принялась изучать. Буквы были русские, но почерк, которым они были написаны, был таким витиеватым, что привычная кириллица узнавалась с большим трудом.

«Это еще не конец, — прочитала я. — Я еще приду и обязательно тебя съем». Дальше был аккуратно нарисовал противный смайлик со ртом до ушей из которого торчали страшные вампирячьи (не иначе) зубы.

Гоша послал мне прощальный привет.

Когда и где он сумел запихнуть мне эту записку?

Нервный холодок пробежал по спине, когда я представила себе, как Гоша проникает в запертую квартиру моих родителей и… или в то время, когда я сплю… и роется в моих вещах.

Переварив предыдущую мысль, я долго стояла перед раскрытым шкафом в надежде отыскать в нем вечерний туалет для «вампирского бала». Именно так мне представлялся сейчас день рождения Стаса. Чтобы забыть страшного Гошу, я заставила до такой степени распухнуть буйство моего воображения, что мне и вправду привиделось, что меня ждет необыкновенный вечер при свечах в зале, задрапированном в черный бархат, с гостями, одетыми исключительно в красное и черное. На всех непременно должны быть маски, пальцы в брильянтах, и конечно брильянтовые диадемы и колье у дам. Все это я припомнила исключительно по голливудским представлениям о вампирах, и хихикала про себя, пытаясь свести к шуткам свои нехилые проблемы.

В моем арсенале было лишь одно подходящее в данном случае платье. Классическое маленькое черное с глубоким декольте. Я его ни разу не надевала. Купила когда-то по случаю. И никогда не думала, что осмелюсь когда-либо надеть. Туфли я тоже хранила на такой случай в самом дальнем углу шкафа, дабы не было соблазна сбыть кому-нибудь из подруг. Я облачилась в вампирский прикид и взглянула на себя в зеркало. Мое маленькое черное платье дополнял белый кружевной топ, связанный собственноручно моей мамой. Она вообще мастерски владела крючком. И эта красота мне не стоила ничего, зато в нем я чувствовала себя как Дженифер Лопес. Конечно, на шею тоже бы следовало приобрести что-нибудь побогаче. Но то, что я выудила из шкатулки, по-моему вполне подходило и выглядело довольно экзотично, что с лихвой заменяло дорогие украшения. Это была подвеска на узеньком металлическом обруче, составленная из мелких листочков и прозрачных хрустальных камушков, скрепленных звеньями цепи разной конструкции и величины. Помнится, подвеска всегда буквально завораживала всех, кто ее рассматривал.

В общем, я оделась, еще раз прошлась щеткой по чуть подвитым и уложенным свободными волнами волосам, проверила макияж… и была готова. Еще раз осмотрев себя в зеркало, я нервно хихикнула. Интересно, оценит ли мои усилия Стас. До сих пор его во мне привлекали только мои эмоции. Но я-то состояла не только из эмоций. До сих пор я прятала под свободной одеждой небольшую, но довольно упругую грудь, довольно приятных очертаний талию и бедра, отсутствие живота, довольно стройные ноги, хоть и не из ушей… Плечи, спина и шея… можно сказать точеные. И вообще, как-то я давно на себя не смотрела в зеркало… Может быть настало время вернуться из моей нирваны?

Я с трудом оторвалась от самосозерцания. Времени было уже в обрез. Опаздывать не хотелось.

У Стаса в гостях я была лишь однажды. Поэтому, подъезжая к дому, слегка сомневалась, этот ли. Но сомнения мои развеялись вмиг, потому что меня, лишь только я вышла из машины, окликнул знакомый басок.

— Эй, Виктория! К Стасику в гости? Нам, кажется, сегодня по пути.

— Ты разве не в Питере? — я с удивлением разглядывала эту парочку. Вера по-прежнему странно выглядела в не свойственной ей манере одетая и накрашенная рядом с подростком Гошей, который ростом ей был по плечо.

— Ну как я могу такое пропустить? Сегодня весь наш бомонд будет приветствовать Хранителя. Для всех это великая честь. — И он театрально расшаркался предо мной, отступая на один шаг назад. Вера так и продолжала стоять, безразлично наблюдая за всем происходящим, только тихо сказала «Привет».

Я подумала, что статус Хранителя мне должно быть дает некоторые права и преимущества, иначе Гоша мог снова меня запросто схватить и так же как тогда бросить в какие-нибудь кусты и растерзать на части.

Мы поднялись на второй этаж, и я все время смутно ожидала, что он внезапно выкинет что-нибудь эдакое, от чего стало бы сразу всем чертям тошно.

В прихожей пахло целой толпой народа, и я удивленно прислушивалась к гулу, который создавали множество голосов, разговаривая при этом тихо и приглушенно. По этому гулу я определила, что народу собралось действительно много, но вот сколько, определить по звукам было невозможно. И тут мне стало смешно, потому что я представила себе ужасную толпу, вынужденную сейчас как-то достойно разместиться на целый вечер в не такой уж и большой профессорской квартире.

Именно с таким ощущением я вошла в… полупустую комнату. В ней находилось всего несколько человек. Все они стояли кучкой у окна, от которой отделился и двинулся мне навстречу Вадим Сергеевич.

— Виктория, рад, что вы пришли, проходите. Стас сейчас придет. Он вышел, ненадолго.

Странно, но гул не смолкал. И я подумала, что должно быть на кухне кто-то смотрит телевизор. Иначе эту слуховую галлюцинацию я объяснить себе не могла.

Меня представили двум мужчинам, с которыми до этого беседовал Вадим Сергеевич. Один из них оказался седовласым крепким стариком с хитрым «ленинским» прищуром. Он мне представился, но фамилии я не запомнила. Только то, что он был профессор и приехал из Питера. Как только следом за мной появился Гоша с Верой, профессор помрачнел и исподлобья засверкали черные всполохи. Кажется, в Питере Гошу не уважали.

«Вампир несчастный», — подумала я про Гошу. Но и профессор мне как то вдруг разонравился.

Вера наверное сегодня предполагалась закуской для этого бомонда, не иначе.

Другой мужчина был гораздо моложе и напоминал мне какого-то артиста.

Потом Вадим Сергеевич подхватил меня под руку и повел в угол комнаты. Там он на что-то нажал и перед нами открылся ход с винтовой лестницей, уходящей куда-то вниз. Гул толпы обрел более осязаемую форму.

«А там гробы, в которых они спят», — подумала я, невольно сопротивляясь не настойчивому движению Вадима Сергеевича, пытающегося меня слегка подтолкнуть вниз.

— Ну что вы, Виктория, — рассмеялся он, видя мое сопротивление. — Мы же цивилизованные люди. Там просто первый этаж. Дело в том, что я с некоторых пор подрабатываю здесь в музее директором-смотрителем. По совместительству. Музей на первом этаже, а на втором наша квартира. Вот и весь секрет. Неужели вы не разглядели таблички на углу нашего дома? Это дом-музей нашего знаменитого земляка, композитора Глеба Зотова. Он наш предок. Мы иногда пользуемся некоторыми привилегиями, которые дает мой статус смотрителя этого дома-музея. В частности этот хитрый ход мне оставили по моей просьбе. Я редко злоупотребляю служебным положением. Но, думаю, знакомство с Хранителем — это тот самый случай.

И я шагнула на лестницу, представляя себе, что вот сейчас вовсе не удивлюсь, если попаду прямиком в ад. Но внизу обнаружился небольшой зал. Довольно светлый из-за простых портьер из белой прозрачной драпированной органзы. В углу располагался большой для такого помещения рояль. Остальное пространство было заполнено людьми. Я насчитала человек двадцать. Вадим Сергеевич умудрился меня легко опередить и уже останавливал меня на предпоследней ступеньке. Потом он развернулся к собравшимся и сказал:

— Господа, позвольте вам представить. Виктория Ветрова, — его слова прозвучали, словно из уст артиста со сцены театра.

Людской гомон стих, все повернулись ко мне. Мужчины и женщины. Мужчин больше.

Некоторое время назад меня занимали размышления на тему о мужском шовинизме. Мне представлялась не справедливой скрытая дискриминация женщин в этом мире. Правила, по которым жил этот мир, мне всегда казался более удобными именно для мужской части населения, нежели для женской. Поэтому я скорее по привычке с некоторым сарказмом отметила про себя, что и в этой компании мужчин было значительно больше, чем женщин.

Одеты присутствующие были торжественно, но без фантазий. На дамах костюмы и платья, на мужчинах костюмы и галстуки. Вроде обычные люди… Вот только не были они обычными, точно. Мне, конечно, некогда было особо рассматривать, но чисто интуитивно я понимала, что обычных людей здесь… Ну, может быть несколько человек… Со странными настороженными глазами. Будто… сотрудники органов госбезопасности решили посетить частную вечеринку…

Кстати, а где же Стас?

Именинник как раз спускался по винтовой лестнице сверху, и я немного посторонилась, чтобы виновник торжества занял наконец свое заслуженное место на так коварно только что освоенном мною пьедестале почета — на предпоследней ступеньке.

Послышались аплодисменты присутствующих и Стас сказал:

— Я рад, что вы пришли меня поздравить. Большое всем спасибо.

И все. Дальше он продефилировал мимо меня, проронив «Привет, Виктория. Рад тебя видеть». Больше я его не видела. А торжество продолжилось, словно так оно и должно было быть — без именинника. Из-за рояля зазвучала какая-то не громкая приятная классическая музыка, часть гостей устремилась к накрытым для фуршета столам. А ко мне потянулась очередь гостей. Все хотели со мной познакомиться поближе…

Где-то в самый разгар торжества я услышала над ухом голос Виктора:

— Они тебя еще не притомили?

Что-то во мне щелкнуло. Мне срочно нужно поговорить с Виктором. Я обернулась и встретилась с его карими, вполне человеческими, по сравнению с братьями, глазами:

— Нам бы пообщаться, Вик. Где-нибудь наедине.

Он прищурился, обдумывая мои слова. Потом сказал.

— Попозже, — и растворился в толпе.

Потом несколько раз звучали тосты «За именинника». И мне все никак не удавалось разглядеть в толпе Стаса. В сумочке лежал подарок, который мне так и не удалось вручить.

А подарок получился классным и очень личным. С его помощью я очень надеялась вернуть расположение своего бойфренда. У меня была фотография, на которой я в профиль пыталась сдуть с руки прелестную бабочку. Мне пришло в голову заменить бабочку на сердце в готическом стиле. Примеряя сердечко в фотошопе, я поняла, что процесс сдувания бабочки легко видится как поцелуй сердца, если его правильно расположить на руке. А само сердце вместе со мной потом предполагалось разместить на черной футболке типографским способом.

Когда я получила заказ, то поняла, что получилось то, что надо. Неважно, будет Стас ее носить днем или спать в ней ночью… Я была с ним и целовала его сердце… Поймет ли он? Оценит ли? Перед самым уходом из дома внутри промелькнула паническая мысль — глупый получился подарок. Особенно, если он решил не продолжать отношений со мной. Похоже, именно это он только что мне продемонстрировал. Но было поздно. Заказ выполнен. И подарок лежал в сумочке, следовательно, я его просто обязана была вручить. Ведь другого у меня не было.

Позже, когда гости стали расходиться, Вадим Сергеевич напомнил мне о нашем последнем разговоре в офисе и моем молчаливом согласии поговорить. Предчувствие у меня было недобрым. Мы поднялись в квартиру наверх и там под приглушенные звуки прощаний разъезжающихся гостей, я спросила:

— Зачем все это нужно было устраивать? Похоже, вы меня обманули.

— Вы чудесно справились, Виктория. Я даже приятно удивлен.

— Спасибо. А где же Стас? Мне хотелось бы ему отдать подарок. Или его день рождения тоже ложь?

— Он не надолго вышел. Нужно проводить важных гостей, — похоже, часть вопроса про день рожденья он просто не расслышал.

— Виктор тоже провожает гостей?

— Да.

Смутно предчувствуя, что Стаса я сегодня так и не увижу, коробку с подарком я оставила на краю стола в гостиной, за которым мы уселись с Вадимом Сергеевичем, чтобы поговорить.

— Я понимаю, Виктория, что вам не легко поверить во все то, что с вами произошло, — начал он. Потом профессор закашлялся и попросил: — А можно на ты?

Я кивнула головой в ответ и он продолжил:

— Я бы с удовольствием согласился постепенно познакомить тебя с нашим миром, чтобы ты сама поняла, что все, что тебе открылось, существует на самом деле. Но у нас нет времени. Надо торопиться. Последний час прежнего Хранителя близок. И поэтому ты меня прости, но придется форсировать события. Итак, что бы по твоему мнению, смогло бы убедить тебя в том, что все это более чем серьезно?

Я слушала его вопрос и не имела на него ответа. Мой мозг не хотел принимать решение ни в какую. Он просто игнорировал все, что не укладывалось в привычное мое представлении об этом мире.

Я даже не предполагала задавать вопросы. В другое время, мое логическое мышление возмутилось бы. Какому такому Хранителю на смену и куда я должна была спешить…

— Хорошо, — сказал Вадим Сергеевич. — Давай я буду тебе рассказывать, а ты мне задавать вопросы, хорошо?

«Как с маленькой девочкой», — подумалось мне.

— Есть привычный для тебя мир, — начал Вадим Сергеевич. — И есть тот, который обычному человеку не увидеть. Потому что у обычных людей ограниченный диапазон восприятия. В мире, который доступен нам, природа сильнее, чем человеческая индивидуальность. Он более жесток, поэтому нам приходится защищаться. Наверное поэтому, мы способны быстро регенерировать, останавливать по своему усмотрению процессы роста и старения. Для нас характерна повышенная чувствительность. Говоря более привычным для тебя языком, мы обладаем восприятием гораздо более широкого волнового диапазона, чем обычный человек. Мы не можем слышать мысли, но наша повышенная чувствительность и человеческий интеллект дают возможность по косвенным признакам довольно точно определять, о чем думает человек в данную минуту.

Мне вспомнился эпизод, когда я искала адрес сайта, на который ходил Стас с моего компьютера, и я вспомнила, как он мне позвонил в этот самый момент и спросил, что я делаю. Спросил так, будто знал, что именно. Или догадывался… Вспомнила я и как он передвигался. Как бесшумно взлетал на второй этаж, чтобы постучать в мое окно…

— Мы также можем почти молниеносно для обычного человеческого восприятия перемещаться в пространстве. И это я тебе сейчас могу легко продемонстрировать.

Я не успела ему сказать, что знаю про это… В то же мгновение Вадима Сергеевича не стало. Но его голос за моей спиной сказал.

— Еще?

Мгновение, и он снова был на месте.

— Если бы меня слушал такой как я, а не ты, то он бы следовал за мной взглядом также быстро, как я только что перемещался. Но ты не сможешь этого… пока. Вновь пробудившийся не сразу обретает способности.

Потом он вздохнул и помолчал.

— Ну, может все-таки спросишь о чем-нибудь сама?

— Вы пьете кровь?

— Нет. Что за глупости? Ты считаешь, что мы вампиры? Мы, Виктория, потомки асов. Ты сама читала немало материалов, пока работала у меня в помощниках. Мы кроме обычной пищи потребляем энергию людей, полученную в результате сильнейших эмоций. Вот поэтому нас так влекут общественные людные места. Мы просто обожаем всякие концерты, спектакли…

Ну да, я просто обожала клубы и дискотеки. Я и Стас да, а вот Гоша…

— А Игорь?

— Да. К сожалению, Игорь питается несколько иными эмоциями. И мне жаль, что тебе пришлось познакомиться с ним именно теперь. Раньше он был другим. Еще вопросы?

Я помотала головой.

— Так что, убедил я тебя? Поедешь?

— Куда?

— В Йоркшир. Там есть пещера. Предположительно именно в ней и находится Библиотека.

Я отрицательно помотала головой.

— Понятно. Ладно. У меня нет другого выхода, Виктория. Мне очень жаль, но я вынужден… Стас! — громко позвал он.

Стас появился словно из ниоткуда. Он стоял перед нами спокойно, скрестив на груди свои изящные и такие желанные для меня руки. Именно в этот момент я почувствовала, как скучаю по нему. А в глазах его полыхнул в ответ черный огонь.

В следующую минуту профессор выхватил откуда-то длинный острый клинок и вонзил прямо в сердце своему сыну.

— Нет! — закричала я и бросилась к нему, уже оседающему на пол. — Что вы наделали? Звоните немедленно в скорую!

— Не надо скорой, — сказал Вадим Сергеевич, вынул клинок из груди осевшего к моим ногам Стаса, швырнул его на стол, и вышел из гостиной прочь.

Я рыдала в голос, зажимая рану на груди любимого, из которой хлестала темная человеческая кровь. Потом я устала рыдать и кричать, поняв, что ничего не смогу поделать. Стас не дышал. Кровь течь почти перестала. И я подумала, что должна срочно что-то сделать, чтобы последовать за ним. Так пусто и ненужно окружал меня этот чужой для меня мир, полный одиночества и безмерной печали. Если бы я в ту минуту соображала лучше, то вспомнила бы про клинок, брошенный отцом Стаса на стол. Но я рыдала, пока не кончились слезы. Потом я как-то вся застыла и только покачивалась в такт своим тяжелым словно гири мыслям. Голова Стаса в моих руках покачивалась вместе со мной. Со стороны наверное казалось, что я качаю на руках дитя.

А еще через некоторое время Стас открыл глаза. Я сначала просто испугалась, подумав, что это посмертная реакция трупа. Я слышала, что всякие мышечные реакции могут происходить с человеческим телом еще некоторое время после смерти. И открытые глаза, затянутые молочного цвета пеленой, как раз подтверждали сейчас мою услужливо рожденную моей логикой теорию. Но взгляд Стаса становился все более осмысленным. И это меня повергло в сильнейший шок. Все еще не понимая, что происходит, я наблюдала, как Стас буквально у меня на глазах возвращается к жизни.

В это момент в комнату вернулся Вадим Сергеевич.

— Ну что, вернулся? — спокойно спросил он. — Прости, Виктория, но я не мог оставаться. Зрелище не из приятных для отца, согласись.

И тут меня прорвало. Я осторожно опустила голову Стаса на пол, медленно поднялась прямо перед его отцом и прорычала.

— Зачем?! Зачем вы это сделали? А если бы он умер?

— Он не умрет. Во всяком случае так не умрет. Я вынужден был, Виктория, пойти на это, чтобы ты поняла наконец, что это не сон и не бред сумасшедшего. Это реальность. Тебе нужно ехать. Тебя ждут очень важные обязанности Хранителя. Никто не виноват, что так случилось. Но это случилось. И ничего уже с этим не поделаешь. Ты часть нашего мира, не смотря на твои или наши предпочтения.

Стас позади нас зашевелился и застонал.

— Ему больно? — спросила я.

— Да. Очень.

— Хорошо, — сказала я. — Я поеду. Только больше никого не убивайте в моем присутствии.

— Обещаю.

И я повернулась, чтобы уйти.

— Погоди, Виктория, — хрипло прокаркал Стас, видимо боль была невыносимой, раз мой любимый натренированный на ласку голос вдруг стал не узнаваемым. — Я тебя провожу.

— Ты сошел с ума? В таком состоянии! Не глупи.

— Я провожу ее, — сказал Виктор, входя в комнату из темноты дверного проема. И мы покинули «странноприимный» дом. Это слово всплыло внутри меня, когда я выходила из подъезда и в темноте на углу мелькнула табличка, на которой вероятно и было написано, что в этом доме-музее в такие-то годы проживал выдающийся композитор…

— Твой отец играет на рояле? — неожиданно спросила я.

— Да. Играет. Догадалась? — усмехнулся Виктор. Сейчас он не выглядел тем Виком, с которым я в прошлом дурачилась и шутила.

Я еще раз пристально оглядела покинутый дом-музей. На первом этаже все еще горел приглушенный свет. И мне почудилось, что из окна, которое ближе находилось к роялю, слышится какая-то сложная классическая музыка. Кажется, Вадим Сергеевич продолжил злоупотреблять своим служебным положением.

— А сколько лет Славику?

— Пусть он сам тебе скажет, ладно?

— А тебе?

— Мне еще мало. Мне как и тебе.

Я немного помолчала, подумав, что двадцать пять для человека цифра не малая, а потом спросила:

— Неужели я не могу отказаться?

— Похоже, нет.

Он помолчал немного и сказал:

— Мне жаль. Правда. Но отказаться никто из нас не может.

И мне представился образ страшного Влада в черных очках. Он смотрел на нас троих пристально и неотвратимо.

Как Судьба.