5: Хорошая наука

5 июля 2144 г.


– Твою мать! Вот это была жесть! – воскликнул Тризед.

Джек опустила подлодку на глубину. Иллюминаторы в кабине управления походили на темные многоточия из огромного текстового сообщения. Джек и Тризед смотрели «Таксиста»[3], фильм середины XX века о человеке из Нью-Йорка, который сходит с ума и пытается освободить закабаленную секс-работницу.

Тризед почесал лицо в том месте, где еще оставались струпья. После той ночи, когда они познакомились, он стал гораздо чище. О том, что произошло, он говорить отказывался, и Джек на него не давила. Если честно, то ей тоже не хотелось думать о том, что она сделала с хозяином Тризеда.

Тризед проспал почти сутки, а проснувшись, превратился в саркастичного юношу. Его переполняла энергия, о которой мечтал каждый человек, подсевший на «виве». Он заявил, что разбирается в двигателях, и предложил их настроить – но Джек не хотела, чтобы какой-то чужак без прошлого копался в системах ее подлодки. Но она была вполне готова поставить его на должность домохозяйки. Вряд ли он мог нанести большой ущерб, моя полы.

Если Тризед не занимался уборкой, то утыкался в одолженный у нее мобильник. Его единственным имплантом был трекер кабального раба, поэтому он всю жизнь полагался на эти ненадежные складные устройства. Мобильники не отличались особой прочностью и мощностью, но могли подключаться к бесплатной пылевой сети, микроскопические ретрансляторы которой распыляли беспилотники на территории большинства экономических коалиций.

Джек выводила из строя бесплатные пылинки глушилкой и не разрешила Тризеду пользоваться системой связи подлодки, поэтому ему оставалось только загружать фильмы из пылинок, хранящихся в ее системе вентиляции. Он начал с фильмов XXI века, в которых акценты английского были более понятными, а разрешение картинки – более высоким. Затем он перешел к немым фильмам 1910-х и 1920-х, миры которых были абстрактными и серыми, словно чертежи. Он утверждал, что ему проще читать субтитры, чем разбираться со странными акцентами лент более поздних десятилетий.

Но сегодня его поразил этот цветной фильм Мартина Скорсезе 1976 года. Они смотрели его с субтитрами.

– Странно, что у них в жизни то же дерьмо, что и у нас, – заметил Тризед, ковыряя корку на колене. – Все говорят, что люди тогда были такими больными, что все было реально медленное и примитивное. Но таких людей я знал. Серьезно, я даже знал таких таксистов.

– Да, наверное, за пару веков люди не сильно изменились. – Джек пожала плечами. Фильм привел его в неплохое настроение, и ей показалось, что сейчас самое время обговорить их дальнейшие планы. – Ну что, через пару дней мы доберемся до Инувика. Могу высадить тебя там.

Инувик, оживленный порт на арктическом побережье, был идеальным местом для того, чтобы оторваться от преследования. Оттуда Тризед мог уехать на поезде-экспрессе в один из нескольких десятков больших городов Зоны.

– Инувик? А что я там буду делать?

– Не бойся, я дам тебе денег, чтобы ты смог встать на ноги.

– Но как я встану на ноги, если у меня в руке этот чип? – Тризед провел пальцами по левому плечу, в которое была имплантирована метка кабального раба.

– Я убила твою метку пару дней назад. Никто не узнает, что она там.

– Ты убила мою метку… ничего не сказав мне?

– После того что произошло, она представляла для тебя опасность. Ты правда хочешь транслировать свои координаты на весь мир?

– Ну, я… – Тризед умолк. Его пальцы сжали руку в том месте, где, вероятно, навсегда останется мертвая метка в капельке хирургического стекла.

Джек собиралась предложить ему поехать на поезде в Ванкувер, как вдруг под кожей ее правой ладони зажужжал периметр. Ей пришло сообщение.

– Извини… Я должна кое-что проверить. – Джек пересекла мостик, подошла к своему креслу рядом с консолями управления и жестом открыла окно так, чтобы его видела только она. Его темный прямоугольник идеально закрыл злую гримасу, которая медленно искажала лицо Тризеда.

Одна из программ-поисковиков нашла новость о происшествиях и преступлениях, связанных с препаратами.

Похоже, что «фанатка домашних заданий» была лишь одной из жертв небольшой эпидемии трудоголизма. Сначала поступил пожилой мужчина, который все время косил газон. Врачи скрутили его, но он ревел и пытался вырваться, требовал, чтобы ему вернули управление косилкой. Затем была женщина, хотевшая только одного, – гулять с собакой. Еще была сотрудница городских служб, которая в час пик выпустила на волю целый флот автономных распылителей дорожного покрытия, приказав им создавать новые тротуары в случайно выбранных точках. Прежде чем ее начальник сумел выключить эти машины, они нанесли травмы нескольким людям, зацементировав им ноги. Затем поступила плачущая, бормочущая какой-то бред няня: ее едва не арестовали за то, что она качала детей на качелях в парке десять часов подряд.

Обеспокоенная Джек просмотрела еще несколько заметок. Не менее пяти человек погибли, в основном из-за обезвоживания, и несколько десятков попали в больницу. Чем больше она читала, тем больше убеждалась в том, что всему виной скопированный ею «закьюити». И это были только сообщения из Калгари: кто знает, что произошло в городах поменьше – таких, как Икалуит и Йеллоунайф? Возможно, там десятки людей страдают от побочных эффектов и не могут получить медицинскую помощь. Именно с такими фармакологическими катастрофами она поклялась бороться, а теперь сама создала одну из них и по той же самой причине, что и корпорации – ради денег. Да уж, действительно машина смерти, лишающая лекарств. Вонзив ногти в ладони, Джек заставила себя сосредоточиться. Она должна сделать все, чтобы ситуация не стала еще хуже.

Но у Джек было мало времени. Кто-то должен заплатить за гибель людей, и одним из главных подозреваемых в списке МКС станет активист-радикал, борец с патентами, торгующий пиратскими лекарствами. Когда «Закси» сложит два и два и поймет, какую роль Джек сыграла в этой истории, она попадет в список жертв. Не потому что компания захочет добиться правосудия, но для того, чтобы судьба Джек стала уроком всем остальным. Только Джек знала, что запатентованная компанией «Закси» молекула «закьюити» убивает людей. Компания должна скрыть связь между новым препаратом и этими происшествиями. И самый простой способ замести следы – это убить ее.

Тризед выбрал именно этот момент для того, чтобы подойти к ней. Он встал на колени и сжал ее колено. Тепло его руки она чувствовала даже сквозь ткань комбинезона. Он посмотрел на нее сквозь проекцию карты, которая обозначила ее будущее. В его глазах светилась притворная невинность. На изящных щеках и подбородке Тризеда рос светлый пушок, делая его похожим на персонажа яоя[4].

– Я хотел бы отблагодарить тебя за то, что ты для меня сделала, – прошептал он.

Тризед был мастером флирта. Возможно, он пытался ею манипулировать или, быть может, жизнь в кабале научила его именно этому способу выражения благодарности. Оба варианта наводили тоску, но Джек едва замечала это, поскольку ее собственную картину мира искажала депрессия. Внутри нее что-то треснуло, а затем сломалось. Закрыв висевшее в воздухе окно, Джек уставилась в почти черные глаза Тризеда и задумалась о том, действительно ли «Закси» собирается совершить на нее покушение. И о том, не заслужила ли она этого.

Подлодка загудела и пришла в движение, с каждой секундой приближая их к Инувику. Тризед наклонился вперед и ласково потерся щекой о внутреннюю поверхность ее бедра. Джек показалась соблазнительной мысль о том, чтобы выбрать путь наименьшего сопротивления – просто спрятаться на несколько месяцев вместе с этим кокетливым юношей. Но как только она об этом подумала, ее печаль усилилась настолько, что искушение исчезло само. «Закьюити» лишает людей разума, и в этом виновата она. Джек не смогла бы уважать себя, если бы не предупредила всех об опасности, которую представляет этот препарат. Когда Джек доберется до большой земли, она попросит одного человека об услуге, которая, возможно, спасет жизни сотен людей… но, скорее всего, не ее саму.

Джек провела пальцами по волосам Тризеда и подумала о последних желаниях.

– Ты уверен? – спросила она.

Он наклонил голову. Двусмысленный жест покорности и согласия.


Лето 2114 г.


Тридцать лет назад, когда Джек была такого возраста, как Тризед сейчас, все свои дни она проводила в контролируемом климате университетской лаборатории генетики. Она проходила там практику, и ее работа в основном заключалась в том, чтобы составлять библиотеки белков и малоизученных фрагментов РНК. Когда она не занималась наклеиванием ярлычков на пробирки, она мечтала о том, как станет молекулярным биологом, который ликвидирует генетические заболевания с помощью тщательно подобранной терапии. Джек знала, что когда-нибудь непременно займется Хорошей Наукой и спасет жизни миллионов людей. Для этого нужно просто найти подходящий белок или последовательность ДНК, которые исправят молекулярную опечатку, сделанную в мутировавшей клетке – опечатку, которая позволяет клетке жить, хотя она должна умереть. В то лето Джек научилась искусству апоптоза – доведению клеток до самоубийства.

Осенью она поступила в аспирантуру на одной из лучших кафедр биоинженерии в Зоне Свободной Торговли. Университет Франклина располагался рядом со старым портом и военной базой под названием Галифакс, прямо на северном побережье Атлантики. Джек никогда не жила рядом с океаном, и она сняла крошечную комнату, одно из преимуществ которой заключалось в соседстве с блоком антенн местной высокоскоростной связи – более качественной, чем у бесплатных пылинок, – а также в роскошном виде на море. Она стала работать в «Бендис лэб», которая получала хорошие деньги за создание вирусов, облегчавших доставку лекарственных веществ.

Но потом произошло неожиданное событие, из-за которого ее многообещающая научная карьера пошла под откос.

Это случилось в пятницу, теплым утром. Гуляя по широкой дороге, ведущей в город, Джек встретила парня по имени Ари. Он посещал те же семинары об укладке белков, что и она.

– Как тебе последняя лабораторка? – спросила она. Во время занятия его разозлили слова профессора о прямой связи между белками и поведением людей.

– Отстой, – фыркнул он. – Слушай, какие у тебя планы на вечер?

Джек оживилась. Ари был симпатичный, а она уже давно ни с кем не трахалась.

– Да, в общем, никаких. Собиралась поужинать, посмотреть кино. Составишь мне компанию?

– Я иду на встречу «Freeculture». И тебе советую.

О «Freeculture» Джек знала только то, что Луиза Бендис, ведущий исследователь ее лаборатории, злилась на них из-за какого-то патента, заявку на который она подала. Из-за этой истории и по тому, что Джек читала в научных журналах, у нее сложилось смутное ощущение, что «Freeculture» – это люди, которые швыряются научными терминами, чтобы оправдать торговлю «освобожденными» препаратами.

Наверное, на ее лице отразилось сомнение, потому что Ари засмеялся и сказал:

– Мы не намерены накачивать тебя наркотиками. Но если ты планируешь работать на плантации «Бендис», то тебе стоит побольше узнать о системе патентов. – Он скорчил язвительную гримасу, затем с улыбкой легко коснулся руки Джек. – А потом наша компания собирается где-нибудь поужинать.

– Убедил, – ответила она.

Какая разница, черт побери? Она ведь поступила в университет, чтобы расширять свое сознание, так? И, может, потом она с кем-нибудь переспит.

Встреча проходила в продуваемом сквозняками студенческом зале, который находился прямо по коридору от кафедры ботаники. Много лет назад какой-то шутник изменил несколько генов в растении, созданном для ремонта стекла, и поставил его к окну. Теперь свет проходил через фильтр листьев, чьи молекулярные структуры образовали связи со стеклом и остались там в изящных пучках – задолго после того, как само растение погибло.

Когда в зал прибыли Ари и Джек, примерно двадцать пять студентов сидели там на стульях, стоящих кругом, и представлялись друг другу. Большинство из них занимались генетической инженерией, но пришли и несколько чудиков-когнитивистов и нейробиологов. Студенты оказались на удивление умные, а выступавший мгновенно очаровал Джек. На встречу пригласили молодого профессора из Саскачевана, который завяз в затяжной юридической войне против своего университета по вопросу о том, получит ли он право подать открытую патентную заявку на созданные им простые антивирусы. У него были густые черные волосы до плеч и зеленые глаза, резко выделявшиеся на фоне смуглой кожи. Его звали Криш Пател, и он заставил Джек забыть про все планы, которые она лениво строила насчет Ари.

Криш сравнил систему патентов с кабальным рабством. Джек показалось, что это преувеличение, но она была вынуждена признать, что система патентов действительно лежит в основании многих проблем общества. Только люди с деньгами могли покупать новые лекарства. Поэтому только богатые оставались здоровыми, в то время как неимущие не могли сохранять ясность ума, чтобы работать на хорошей работе, и обычно жили не дольше ста лет. Кроме того, этот цикл несправедливо повторялся из поколения в поколение. Люди, которые не могли позволить себе патентованные лекарства, скорее всего, производили на свет больных детей, которые попадали в кабалу и умирали раньше, чем успевали обрести свободу. Джек понимала доводы Криса: многие основополагающие проблемы можно решить, реформировав процесс лицензирования патентов.

Позднее, в ресторане, Джек яростно заспорила с Кришем о том, могут ли патенты на антивирусы в самом деле способствовать прогрессу в создании новых вирусных оболочек. Ей нравилось, как он спокойно отвечает на каждый аргумент, мгновенно преобразуя ее идеи в решения.

После ужина он проводил ее домой, и она придумала какой-то невероятно наивный повод, чтобы пригласить его к себе.

Удобно устроившись на диване у окна, они покурили «420», слушая доносившийся издали рокот океана.

– Ну так вот… Политика вирусных оболочек… – сказала Джек, выдыхая. – Тема – огонь. Очень сексуальная.

Криш уставился на нее. Его рука замерла в воздухе; из трубки, зажатой в пальцах, медленно струился дым. Казалось, он сбит с толку и напуган одновременно. Внезапно она поняла: возможно, он и не думал, что она пригласила его ради секса. Может, он предполагал, что она хочет всю ночь говорить о секвенировании[5].

– Я с тобой флиртую, – пояснила она.

– А, отлично. Я так и подумал. – Криш рассмеялся. – Но ведь никогда точно не знаешь…

Ей нравилось то, что он никогда не строил догадки – даже о таких простых вещах, как секс.

Когда они поцеловались, она почувствовала вкус политического анализа, который он описывал на встрече «Freeculture». Его аромат, смесь дыма и фенхеля, напоминал о Хорошей Науке, о которой она мечтала, когда была студенткой, – о науке, которая помогает людям, дает им шанс на жизнь, которой можно гордиться. Осознание того, что у мужчины есть хорошие идеи, запредельно увеличивало желание его раздеть… Так Джек и сделала. У его тела был вкус тщательного анализа этических проблем патентной системы.

В течение следующих месяцев Джек делила свое время между менее чем трудной работой на патентной ферме «Бендис» и исключительно трудным чтением материалов о патентах. Часть из них порекомендовал Криш, а остальные она нашла сама, пойдя по примечаниям и ссылкам. Джек стала регулярно посещать встречи «Freeculture» и однажды даже провела небольшую демонстрацию написанной ей программы, которая анализировала определенные классы запатентованных лекарств. Хотя с юридической точки зрения эта программа находилась в «серой зоне», Джек подчеркнула, что программа предназначена только для исследовательских целей – или же для экстренных случаев вроде эпидемий, когда нужно срочно произвести большое количество лекарств.

Один из когнитивистов спросил у нее, почему нельзя просто зайти в патентное бюро и получить формулу препарата напрямую из публично поданных заявок. Она процитировала фрагмент из недавней статьи юриста «Freeculture» из Гарварда. Он проанализировал, сколько времени и денег понадобится обычному человеку на финансирование адвокатов и экспертов, которые ориентируются в дорогостоящих базах патентов и могут выяснить, как был создан препарат. Большинство лекарств, которые прошли испытания, представляло собой запутанную смесь из лицензированных частей и процессов, и для того чтобы во всем этом разобраться, требовались средства, которыми располагали только корпорации. Для обычного человека, который хотел просто скопировать средство для генной терапии, было проще быстро амплифицировать и секвенировать препарат, а затем проанализировать его с помощью ее небольшой программы.

Другие студенты улучшили программу Джек, и вскоре программа превратилась в небольшой, но быстро развивающийся проект с открытым кодом под названием «перекон» – от «переконструирование». Криш отдал «перекон» своим студентам из Саскатуна, они передали ее инженерам из Икалуита, и вскоре Джек начала получать патчи от людей из самых странных, неизвестных ей мест в Азиатском Союзе и Бразильских Штатах.

Тогда Джек не пыталась уничтожить систему патентов, поскольку была безумно влюблена в Криша и все остальное ее практически не интересовало. Впрочем, она не относилась к любви так же серьезно, как те из ее однокурсников, кто говорил об отношениях и браке. Она считала романтику еще одним биологическим процессом – продуктом химических и электрических сигналов в мозгу, реакцией на сигналы из внешнего мира. Если она была безумно счастлива с Кришем, если ей постоянно хотелось заниматься сексом с ним, пока его не было рядом, – значит это было просто связано с активной работой вентральной тегментальной областью[6] мозга и нейронов проводящих путей.

Криш испытывал те же чувства по отношению к Джек. Даже когда он уезжал преподавать в Саскатун на целый квартал, они каждый день разговаривали. Затем они перешли на другой уровень: они основали анонимный сайт, посвященный практическим способам перевода препаратов в общественное достояние. Это были самые эмоционально напряженные отношения в жизни Джек.


5 июля 2144 г.


Механизм ввода данных в Йеллоунайфе привел к отправке запроса в расположенную в Берне базу данных о молекулах. Требовалось найти несколько специфических последовательностей в одном поле данных. Через сто шестьдесят миллисекунд по запросу был выдан набор ссылок.

Данные в Йеллоунайфе вводил биоробот по имени Мед, который только что видел, как человек умер от функциональной недостаточности органов. Три дня назад этот человек поступил в реанимационное отделение почти в коматозном состоянии. До того он пять дней подряд занимался только тем, что красил свою квартиру – не ел, пил лишь крошечными глотками и выходил из дома только для того, чтобы купить еще краски. Нейроны в его среднем мозге теряли дофаминовые рецепторы по хорошо знакомой схеме, характерной для зависимости. Такую схему можно было наблюдать у для тех, кто много лет принимает героин или играет в азартные игры. Никто и никогда не видел, чтобы она развивалась в ответ на неделю малярных работ.

Вот почему Мед вела поиск молекул, которые обнаружила в крови этого человека. Они идеально совпадали с составом запатентованного лекарства под названием «закьюити», однако этому инструктору по сноуборду такой препарат был не по карману. Наверное, он купил его на улице, а это означало, что кто-то идеально скопировал «закьюити».

Мед убрала со лба белокурый локон и наклонила свой изящный, покрытый мышцами корпус над столом. Ее сделали похожей на человека, ее лицо – копия лица женщины, чье изображение инженер по биотканям лицензировал из старой базы данных Фейсбука. Хотя формально Мед была неотличима от давно умершей женщины, она обладала стандартной внешностью «симпатичной белой девушки», по которой большинство людей распознавало роботов. Под ее бледной кожей находился эндоскелет из карбонового сплава, оплетенный кабелями и схемами: их заметили бы любые сенсоры, улавливающие волны невидимого спектра. Мед закрыла сеанс связи с Берном, навела встроенные антенны на пылинки больницы и отправила свой отчет о молекуле.

Отец «маляра» должен был приехать из Калгари через несколько часов, и тогда какому-то врачу придется объяснять ему, почему его сын умер от «пристрастия к покраске». Еще одна причина, по которой Мед предпочитала исследования. Меньше человеческих драм.

Пока Мед возвращалась в свой офис, данные, которые она только что сохранила в локальной сети, изучил замаскированный алгоритм распознавания последовательностей. Он поступил в сеть вместе с вирусом-трояном органов правопорядка, и его видели только те, кто его активировал. Алгоритм пометил несколько строк в сообщении Мед, открыл его до того, как его успели отправить персоналу больницы, а затем записал вместо текста сообщения какую-то тарабарщину.


6 июля 2144 г.


Джек уже видела Тризеда голым, когда он впервые помылся, но никогда еще в течение нескольких часов подряд. Она уже начала привыкать к этому зрелищу. Сейчас она бросала взгляды то на экран своего компьютера, то на его тощий бок, торчавший из-под стеганого одеяла в ее комнатке, где он спал. Из мягкого кресла, в котором она сидела, можно было едва разглядеть очертания его бледной задницы. Но прямо сейчас ее более занимал поток данных, сверкавший у нее под пальцами.

Новости были скверные. На этот раз ученые и масс-медиа сошлись во мнении – а именно в том, что в Калгари не менее ста человек погибли от осложнений, связанных с препаратами. Специалисты по зависимостям торопились проанализировать клинические случаи, но никто не упоминал о том, что виновником был скопированный «закьюити».

Стоило одному неплохому специалисту по копированию внимательно взглянуть на ее препарат, как его происхождение стало бы вполне очевидным. Либо пока никому не было до этого дела, либо «Закси» замалчивала результаты.

Если бы ее контактам в Зоне грозила опасность, они бы сообщили об этом: зашифрованное послание было бы спрятано в картинке и выложено на один из популярных форумов любителей кошек. Таких посланий пока не появилось. Это означало, что МКС никого еще не навестила. Или то, что после ее визита никто не выжил.

Джек недолго смогла бы находиться в безопасности, но сейчас ей казалось, что у нее еще есть время все исправить.

Если ее приблизительные подсчеты были верны, зависимость от «закьюити» возникала после всего лишь одной-двух доз – такое она наблюдала у скверных «клубных» наркотиков и немодифицированного кокаина. Джек понятия не имела, сколько людей купило пиратскую версию «закьюити», не говоря уже о том, сколько еще законно принимало его бета-версию. Но было ясно, что люди, склонные к зависимости, будут умирать до тех пор, пока кто-то не наступит на горло «Закси» и не заставит корпорацию признать, что ее новый усилитель эффективности ведет себя словно хреновый стимулятор XIX века.

Проблема состояла в том, что она должна была опубликовать свои находки через кого-то другого – того, кто обладал правом копировать «закьюити». Кроме того, ей нужно было создать средство для борьбы с зависимостью – быстро, пока еще кто-то не погиб. Джек знала, какая именно лаборатория способна этим заняться: пиаром, копированием, срочным синтезом препарата-нейтрализатора «закьюити». Правда, шансов на успех было мало. В этой лаборатории она работала несколько десятков лет назад, и возможно, что там ее не встретят с распростертыми объятиями. И все же это была ее единственная надежда.

Оставив Тризеда валяться на ее кровати, она направилась в кабину управления и проверила их координаты. Если повезет, то уже через сутки она будет ехать по шоссе на своей машине, с грузом, надежно упрятанным в багажнике. Это был ужасный план, но все же лучше того, из-за которого она так облажалась.


Подлодка нащупывала себе путь по морю Бофорта. Его обнимала огромная цепь островов, края которых образовывали лабиринт Северо-Западного прохода. В качестве цели Джек выбрала довольно неприметный остров Ричардса. Погрузив все снаряжение на каяк, она могла бы пойти вдоль восточного побережья острова, добраться до широкого устья реки Маккензи, а там найти грузовой корабль, который дотащит ее на буксире до самой пристани Инувика. Она бросит Тризеда в городе и как можно быстрее поедет на юг, в лабораторию.

Джек начала подыскивать место, где можно припарковать подлодку.

Даже в разгар лета в океане еще оставались районы, в которых бледная вода была испещрена льдом от искореженных айсбергов и глетчеров. Белые, отражающие свет куски льда создавали хорошую маскировку и, кроме того, были набиты микроконтроллерами и мусорными пылинками, которые все еще откликались на запросы сети. Сигналы ее корабля в коротком диапазоне затеряются среди бормотания умирающих микрочипов и антенн.

В трюме они с Тризедом положили остатки груза в эластичные и тонкие водонепроницаемые мешки. Таблетки и крошечные пузырьки были упакованы в яркие коробочки от духов и масел для ароматерапии, украшенные изображениями богов и богинь индуизма. Тризед уставился на одну из них – на ней красовался толстый, испещренный драгоценными камнями ухмыляющийся Ганеша с изогнутым хоботом.

– Скорее, Тризед, – сказала Джек, теряя терпение. – Нам пора.

– А можно я спрячусь вместе с кораблем? Все нужное я смогу напечатать. Буду держать все в чистоте и смотреть кино.

– Слушай, ты мне нравишься, но так не пойдет. Я слишком плохо тебя знаю, чтобы доверить тебе мою подлодку.

– Ты могла бы заблокировать навигационную систему.

– А может, ты эксперт-криптограф, который, если нужно, сломает мою защиту за пять минут? – Она махнула рукой, показывая, что разговор окончен.

– Разве я уже не сделал бы это, если бы мог?

– Необязательно. – Джек невольно положила руку на рукоять ножа, который носила за поясом. Особая система управления рядом с клинком активировала ее периметр. – Закрой мешки и помоги мне подготовить каяк.

Может, если Тризед будет занят делом, он не станет просить, чтобы она доверяла ему больше, чем ей хотелось доверять людям – и самой себе в том числе.


Когда они всплыли на поверхность, кабину управления залили лучи солнца. Джек взглянула туда, где всего три недели назад находилось пятно крови вора. Она взвалила на плечо один из мешков. Размеры и вес у него были такие же, как и у человека.

Тризед уже стоял на палубе и с помощью нагревателей катализировал реакцию, которая заставит каяк развернуться и затвердеть. Мягкая гора прорезиненной ткани, казалось, вырастила внутри себя скелет и, в конце концов, приняла вид длинной, узкой лодки с двумя местами для пассажиров.

Джек привязала свой мешок на корме и столкнула каяк в воду, в которой плавал лед, похожий на комки грязных, сворачивающихся сливок. В воде каяк еще больше растянулся, обретая окончательную форму. Он мог держать легкий и жесткий купол с отрицательной рефракцией – идеальный вариант для того, чтобы прятаться от спутников. Каяк будет сам двигаться вперед благодаря почти невидимому, похожему на воздушный змей парусу, который уже развернулся над их головами. А через три дня весь корабль превратится в протеиновую пену и станет пищей для бактериальной экосистемы реки Маккензи.

Закрепив купол, Джек и Тризед уселись на неудобные места в каяке. Включился парус; его система вносила микроизменения в натяжение тросов, чтобы корабль сохранял устойчивость. Если ветер не стихнет, они пойдут с хорошей скоростью. Джек надела очки-дисплей, чтобы в последний раз осмотреть свои системы безопасности. Затем она с помощью появившегося перед ней меню получила доступ к управлению подлодкой. Кивком головы Джек погрузила подлодку под грязным, зазубренным айсбергом, который протянул свои огромные пальцы на десять метров под поверхностью воды.

Дешевые электронагреватели делали каяк пригодным для жизни, но вряд ли уютным. Джек, откинув капюшон парки, с тревогой вглядывалась в даль, ожидая, когда покажутся сотни островков, поросших кустарником и соснами. Эти островки являлись границей между морем Бофорта и устьем реки.

Периметр Джек начал принимать обрывочные пакеты данных с кораблей, которых она еще не видела. На дисплее очков она заметила крошечный флаг над одним из тех кораблей, сеть которых была полностью открыта. Корабль выглядел потенциально дружелюбным. Джек покопалась в его папках и отправила нескольким учетным записям тщательно сформулированный запрос. Многие суденышки предлагали свои услуги по буксировке по реке Маккензи и до города – это был обычный арктический бизнес и полулегальная местная традиция.

Корабль с открытой сетью окликнул ее – по крайней мере, человек с именем КанадаДаг2120 открыл защищенный канал связи и предложил ей буксирный трос в обмен на двадцать ампул «виве» по пятьсот миллиграммов. Возможно, местный. Здесь, на севере, люди еще называли себя канадцами.

Заметано – отправила она ему сообщение и изменила курс, чтобы незаметно подойти к кораблю КанадыДага2120 и подцепить трос с вольфрамовыми жилами, который он, по его словам, разворачивал для нее. Теперь она четко видела тусклый силуэт его серо-голубой баржи с гибридным двигателем. Сейчас она шла быстро, на бензине. Когда они сблизились с баржой, в поле зрения появились и другие корабли, некоторые с высокими штабелями грузовых контейнеров. Все они шли по самой глубокой воде по направлению к Маккензи. Часть устья представляла собой просто болото между островами, и в воде бурлил красно-коричневый ил.

Когда до троса оставалось пятьсот метров, он начал подавать сигналы ее периметру. Джек передала его координаты парусу, выбрав курс в опасной близости от полицейского катера на подводных крыльях, раскрашенных в зеленый, красный и синий – цвета Зоны Свободной Торговли. Видеодатчики катера не обнаружат ее невидимый маленький каяк, но полиция может засечь данные, которыми она обменивалась с тросом. Обычно она выстреливала куски мусорного трафика, маскируя пакеты с настоящими данными, но волна слишком тщательно анонимизированной информации от заурядного торгового корабля показалась бы еще более подозрительной.

Джек вырубила сеть и выключила передатчик с дальним радиусом действия. Ей придется все делать вручную. Они смогут найти кабель: для этого она просто экстраполирует данные о его последнем местонахождении, учитывая курс и скорость самого корабля.

Корабль уже можно было разглядеть невооруженным взглядом, хотя его частично закрывал похожий на насекомое полицейский катер в кричащих цветах Зоны. Очки-дисплей Джек беззвучно болтали сами с собой по своему закольцованному интерфейсу, не посылая никаких сигналов за пределы устройства.

Трос должен был находиться справа от носа каяка.

– Тризед, затаись, – прорычала она, натягивая на руки усиленные водонепроницаемые перчатки. Она оторвала кусочек купола – такой, чтобы в отверстие пролезло ее туловище. Воздух уколол ее лицо холодными иголками, пробрался под капюшон. Вода была гладкой, серой, с отделкой из коричневой грязи устья реки. Наконец Джек увидела блестящий наконечник троса, прорезавший крошечную волну. В тот же момент появились сигналы передатчика ближнего радиуса действия: трос и корабль установили между собой безопасную связь. Джек полностью высунулась из купола, схватила трос и вставила его в буксировочный разъем каяка. Затем, извернувшись, она перерезала тросы паруса и почувствовала легкий прилив облегчения.

Без этого куска ткани над головой обнаружить ее будет еще сложнее. Она быстро нырнула под купол и едва не пнула сжавшегося в комок Тризеда по пути к переднему сиденью.

Как бы ни складывались обстоятельства, за «виве» ей всегда удавалось нанять буксир. Даже если ее таблетки и убивали людей в Калгари, то здесь она, по крайней мере, продлит на несколько лет жизнь какого-то моряка, подумала Джек.

Они прибыли в доки, превратили мешки с препаратами в рюкзаки и бросили каяк в кучу других биоразлагаемых предметов, которая медленно вращалась среди пенистой воды под заброшенным пирсом. Тризед с мешком на спине молча пошел за ней к кафе, в котором ждал КанадаДаг2120.

– Когда все закончится, могу отвезти тебя на вокзал, – сказала Джек, стараясь говорить как можно дружелюбнее. – Самое оно, если нужно исчезнуть.

– Мне некуда идти.

– Ну, я куплю тебе билет куда захочешь. Никаких проблем.

– Я хочу остаться с тобой.

Джек никак не могла объяснить ему все причины, по которым это не могло произойти. Она перевела взгляд на переулок между ярко раскрашенными, жилыми зданиями. Их гидравлические подъемники относились к периоду столетней давности, когда весь город стоял на вечной мерзлоте. Там стояла ее машина – в гараже под безумным, запутанным узлом водотеплопроводов, которые когда-то соединялись между собой, словно мостки, построенные психопатом. По этим нагретым трубам над твердой замерзшей землей двигались отходы, вода и электричество города. Большинство водотеплопроводов уже снесли, однако защитники памятников старины объявили этот кусок достопримечательностью, своего рода памятником доантропоценной эпохи.

– Извини, Тризед, но с собой я тебя взять не могу. Куда бы ты хотел отправиться? В Ванкувер? Йеллоунайф? Анкоридж? – Она назвала три города – достаточно большие, чтобы в них можно было затеряться. – Если в самом деле разбираешься в двигателях, то наверняка найдешь где-нибудь работу.

Он нахмурился.

– Где? Кто наймет человека без опыта? Работу я найду только в том случае, если снова попаду в рабство.

– Неправда. – Она попыталась придумать примеры, которые подтверждали бы ее слова, но ей ничего не пришло в голову.

Впереди вывеска кафе гласила: «Горячий эспрессо и свежие лепешки».

КанадаДаг2120 оказался здоровым малым в ярко-оранжевой вязаной шапке. Он сидел за столом на потрепанном диванчике, сжимая обеими руками стакан с дымящимся латте. Джек сердечно обняла его, засунула «виве» в боковой карман его парки и, разыгрывая спектакль для камер слежения, делала вид, что они – лучшие друзья.

Тризед взял немного еды и кофеина. Затем они направились к ее машине – беззаботно, попивая латте и передавая друг другу промасленный пакет с лепешками.

Через несколько минут за ними пошли два бота. Судя по их прочным панцирям, Джек предположила, что они – полицейские или военные. Зеленые знаки отличия на их груди явно указывали на то, что они служат по кабальному контракту с Зоной.

Один из них заговорил: голос выходил из решетки в виде рта в его безголовой груди.

– Я – представитель сил правопорядка Слаг. Вы прибыли на лодке сегодня?

Вопросы о твоих перемещениях от любого такого «представителя» не сулили ничего хорошего. Джек по-прежнему шагала расслабленно, невозмутимо.

– Нет, на самом деле я как раз забираю свою машину. Я могу вам чем-нибудь помочь?

Засунув руки в глубокие карманы комбинезона, Джек нащупала нож и с помощью дистанционного управления включила двигатель машины и отперла гараж. Она хотела убраться отсюда, и поскорее.

– Мы заметили, что вы говорили с этим человеком, – продолжил Слаг, и его широкую грудь на мгновение закрыло зернистое изображение КанадыДага2120. Голова человека заканчивалась ярким дождем из оранжевых пикселей. – Он ваш друг?

Джек помолчала, обдумывая варианты. Эти боты вроде бы не представляли никакую реальную власть. Но если ее связь с КанадойДагом2120 заставила сработать какой-то сигнал тревоги в социальных сетях, то она не собиралась вступать с ними в долгий разговор. Кроме того, она не знала, сколько еще таких сигналов включится, когда роботы начнут искать в базах ее биометрические данные.

Стараясь двигать пальцами как можно незаметнее, Джек подняла дверь гаража и вывела машину задним ходом. Теперь машина находилась всего в нескольких метрах от нее.

Не успела она задержать Слага, как вдруг на периферии ее зрения появилось какое-то пятно, быстро превратившееся в Тризеда. Он быстро развернулся за спиной у роботов и раскрыл панели управления на их спинах. Через мгновение роботы уже безмолвно застыли: их мозги были заняты тем, что Тризед делал с их интерфейсами.

– Ха! Никто не меняет стандартные настройки. – Тризед стоял между двумя роботами, запустив руки в их корпуса, словно какой-то странный кукольник.

– Какого хера? – вырвалось у Джек.

– Они просто посидят так несколько минут, а потом снова включатся. Один мой друг научил меня этой команде – она отлично действует на таких вот ботов. Просто нажимаешь кнопку панели, вводишь команду, и они на время замирают.

Машина тихо ждала их на улице.

Джек посмотрела в лицо Тризеда и уважительно кивнула.

– Садись в машину, – сказала она. – Мы едем в Йеллоунайф.

Загрузка...