Атлас Преисподней

Песнь I

Больничный отсек, вольный торговый корабль «Малескайт», Око Ужаса

Входит КЛЮТ

После криков на мостике лазарет казался пристанищем мира и спокойствия. Клюта опять попросили рассудить поссорившихся капитана Торрес и Эпифани. Варповидица умела определять течения, завихрения и опасности в Оке так, как не мог ни один навигатор. Клют доверял ей и позволял вести «Малескайт» в том направлении, которое указывал. Корабль летел в самые опасные места, оставаясь при этом невредимым, и Клют понимал, что девушка по-настоящему заслуживает признания. Однако порой Эпифани вела себя ребячески и эксцентрично, и ей очень нравилось досаждать Рейнетт Торрес. Капитану было за что бояться — за корабль, команду и собственное будущее, и она с трудом решалась доверить все это инфантильной, связанной с варпом наркоманке. Когда Эпифани направила корабль через течение Гейгеля вместо того, чтобы воспользоваться менее опасными, но более извилистыми каскадами Сан-Корвус, Торрес пришла в ярость. В результате капитан кричала на Эпифани на мостике, распекая ее за опасные выходки, а варповидица молча провоцировала ее, ухмыляясь и показывая стеклянно-зеленоватые от «призрака» зубы. Снова Клют оказался в незавидном положении третейского судьи и опекуна одновременно. Это накладывалось на чувство вины, которое и так терзало Клюта из-за того, что он приказал кораблю возвращаться к Немезиде Тессера. Чего он страшился, так это того, что Чевак узнает, куда направляется «Малескайт». Вот тогда точно полетят искры.

Но пока что в больничном отсеке вспыхивали только искры, высекаемые кремнем для разжигания трубки. Клют покуривал лишь изредка, в минуты отдыха или размышлений. Табак был его собственный, в основном смесь медицинского и медового сортов, которая иногда помогала унять пульсирующую головную боль, что временами настигала инквизитора. Затянувшись трубкой и уютно устроившись в мягком кресле, Клют положил ноги в ботинках на край койки, на которой лежал Чевак. Высший инквизитор не приходил в себя с тех пор, как они вернулись на «Малескайт». Клют прикрыл глаза и остался наедине с головной болью, но покой продлился недолго. Проснулся Чевак. Резко втянув воздух, высший инквизитор сел в постели. Глаза насторожены, уголки рта опущены.

— Где она? — были его первые слова.

— Добро пожаловать обратно, — пробормотал Клют, поморгал, сбросив дремоту, и пожевал мундштук.

— Я серьезно, — холодно настаивал Чевак.

— Вы всегда были беспокойным пациентом, — заметил Клют, после чего бросил высшему инквизитору арлекинский плащ. Чевак сунул руку во внутренний карман, напрягся, а потом расслабился. «Атлас Преисподней» был в целости и сохранности.

— Я присмотрел за ним, — сказал Клют. — Эта проклятая книга спасла вам жизнь.

— И не в первый раз, — добавил Чевак.

Высший инквизитор покрутился по сторонам, прислушиваясь к своим ощущениям.

— Я скрепил сломанные ребра и сделал укол морфия прямо в костный мозг. Вы их неделю не почувствуете.

Каким-то образом Чеваку удалось выговорить непривычное слово.

— Спасибо.

— Что мне надо было сделать, так это сломать еще пару костей, чтоб вы лежали спокойно, — заметил Клют. — На Арах-Сине мы чуть не погибли.

— Если бы это существо хотело убить, нас спасло бы лишь чудо, — возразил Чевак, вспоминая схватку с рубрикатором.

— Нас и спасло чудо, — напомнил Клют. — И вас подстрелили. Похоже, что он действительно пытался с вами покончить.

— Тысяча Сынов — прекрасные стрелки. Ему просто не повезло. Ксархос хочет заполучить меня живьем, как трофей, который он доставит своему нечестивому хозяину.

— Ариману, — кивнул Клют. Чевак поднял брови и выскользнул из-под покрывала.

— Если уж мы об Арах-Сине… — начал высший инквизитор, потирая грудь и осторожно дотрагиваясь до ребер. Он накинул плащ арлекина на голое тело, поверх широких больничных брюк на подтяжках. — Как вы добрались до корабля?

— Ваша подружка-следопыт, — ответил Клют. Уна Бельфеба и оставшиеся странники провели Клюта и его потрепанную свиту через множество туннелей и перекрестков Паутины обратно к Затерянному Своду. Запутанный кошмар из неразличимых поворотов и переплетенных измерений оказался прямой дорогой для странников. Торкуил нес лишившегося сознания инквизитора на плече, а двое спутников Бельфебы тащили драгоценный ящик-саркофаг, покупку Чевака.

— Она отправилась обратно на Иянден, но просила кое-что вам передать, — сказал Клют.

— Что-то вроде «сдайся Арлекинаде для своего же блага»? — предположил Чевак.

— Да, вроде того.

— А саркофаг?

— На археопалубе.

Чевак тут же, не обувшись, побежал к двери больничного отсека. Клют только покачал головой, когда высший инквизитор исчез.

— Я, кстати, в порядке, — сказал он сам себе и глубоко затянулся трубкой. — Немного порезов да синяков. Хвала Императору, ничего серьезного, но все равно спасибо, что спросили.

— Собери своих людей, — крикнул Чевак из коридора. Голос становился все тише с каждым шагом. — И еще мне нужна новая одежда.

Еще пару раз пыхнув трубкой, Клют потер виски. Грохот в голове все усиливался. Он включил настенное вокс-устройство.

— Клют мостику. Капитан Торрес, будьте так добры подойти ко мне на археопалубу через пять минут. Пожалуйста, пусть Эпифани приведет из часовни Гессиана. Полагаю, брат Торкуил уже там. Конец связи.

К тому времени, как Клют добрался до археопалубы, Чевак уже открыл древний ящик-саркофаг и рылся в его содержимом. Инквизитору не понравилось, что его люди тоже собрались возле хранилища и держали вакуумно запечатанные тексты и небольшие артефакты, которые передавал им Чевак. Торкуил раскладывал их на передвижном столе, чтобы легче было развозить по хранилищам, и сверял с перечнем вещей, находившихся в саркофаге, в то время как «Отец» парил рядом и каталогизировал находки. Торрес оценивала стоимость текстов и реликвий у другой стороны стола, а Эпифани и Гессиан стояли на коленях у ящика, прямо перед Чеваком, и, как скучающие школьники в библиотеке, листали проклятые и бесценные тома, прежде чем передать их Реликтору. Эпифани опять переоделась, и Клют задумался, куда им предстоит отправиться, ведь на сей раз прорицательница выбрала ребристый резиновый комбинезон цвета меди и патины. В нем девушка выглядела, как какой-то чернорабочий с мира-кузни, но Клют не сомневался, что где-то это наверняка был последний писк моды. Наряд довершали блестящие сапоги до бедер и пончо из многослойного пласа.

— Так это принадлежало кардиналу Вичарису? — спросил Клют.

— Да, часть его немалой библиотеки, — ответил Чевак, продолжая копаться во внутренностях саркофага.

— Еретические тома и кодексы Хаоса, погребенные в недрах демонического мира, — настороженно произнес Клют. — Может, не стоит осматривать их вот так, без… мер предосторожности?

Чевак едва обратил внимание на эти слова.

— И голым? — раздраженно добавил Клют и швырнул Чеваку собранную для него одежду. Тот поймал вещи, выпрямился и стал одеваться на виду у всех. Клют покачал головой.

— Защити нас Бог-Император.

Гвардейские подштанники и носки Клют взял из тюремного отсека, где жили савларцы. Фактически, он украл их у клептоманов, оценив немалую иронию ситуации. Флотские китель и брюки с подтяжками принадлежали энсину капитана Торрес, а кретацийские охотничьи сапоги и белую рубашку от костюма, покрытую пышными оборками из тонкого кружева, пожертвовал сам Клют. Сапоги ему так и не довелось поносить, а рубашку он просто ненавидел.

— Ты очень добр ко мне, — заметил Чевак и натянул кружевную ткань на атлетически рельефную грудь, которую покрывали накопленные за долгую жизнь отметины и шрамы.

— Мне сказали, что в улье Баптисте это очень модно, — заверил его Клют.

— Эпифани? — спросил Чевак, застегивая рубашку. Варповидица кивнула.

— Улей Баптисте? Модно? Да, было. До Ереси.

Чевак проворчал:

— Где те страницы, которые Бельфеба вырвала из текстов?

Клют вытащил бумаги из-под мантии. Потрепанные и рваные, они тем не менее были аккуратно перетянуты и связаны грязной бечевкой. Он кинул связки высшему инквизитору, который тут же начал лихорадочно перебирать страницы. В этот момент как никогда ясно было видно, что по его жилам струится мемовирус, поразивший мозг. Глаза сверкали, пожирая страницы, впитывая каждую еретическую подробность.

— «Отец», чего не хватает? — спросил Чевак, не отрывая взгляд от пергамента. Из-под парящего сервочерепа развернулся свиток. Торкуил подхватил бумажный хвост.

— «Анатомэ» Кроночета и «Корпус Вивэкзорсекцио», — прочитал боевой брат.

— Вот что Корбан Ксархос делал на Арах-Сине, — уверенно заключил Чевак. — Он использовал свое мастерство иллюзий, чтобы выдать себя за меня на Тиракеше и завладеть содержимым саркофага «Скептоборца».

— А подосланный убийца? — спросил Торкуил.

— Это был не убийца, — поправил Чевак технодесантника. — Его оставили в засаде, чтобы похитить меня. Ксархос просто ожидал, что я рано или поздно вернусь на Тиракеш. На рубрикатора наложили какое-то автономное заклятье, и, если бы понадобилось, он бы прождал тысячу лет, — высший инквизитор продолжал листать стопку выдернутых страниц.

— Что конкретно колдун хотел найти в этих текстах? — спросил Клют. — Он же оставил все остальные.

Чевак пнул поеденный ржавчиной саркофаг.

— Тут, несомненно, есть кое-какие интересные материалы, — отметил он. — Предводители ересей вроде Темного Кардинала и тех, кого он совратил, пищали бы от восторга над этими книжками. Но для поднаторевших в колдовстве злодеев, таких как Тысяча Сынов, лишь два-три тома представляют настоящую ценность и пользу. «Анатомэ» Кроночета мне известна, это дьявольское наставление, описывающее материальные и нематериальные подробности физиологии демонов. Эльдары хранят одну копию в Черной Библиотеке Хаоса. Книга широко известна, но невероятно редка, и очень немногие когда-либо видели ее содержимое.

— А другая? — настойчиво спросил Клют, пока Чевак извлекал страницы из коллекции. Ему ответил серьезный и мрачный голос технодесантника.

— «Корпус Вивэкзорсекцио» — технический трактат, собранный из различных малефических сочинений и описаний экспериментов секты Темных Механикус, именуемой Даэкропсикум.

— Ты знаешь об этой секте? — спросил Клют.

— Их постыдные деяния — тайна, которая все еще призраком витает в марсианских инфогробницах культа Механикус, — угрюмо продолжил Торкуил. — Даэкропсикум довели до совершенства искусство призыва демонов в телесной форме и использовали тайные и экспериментальные технологии Геллера, чтобы проводить на демонах вивисекцию. Они верили, что существа варпа — это не более чем сумма отдельных составляющих, и фактически, более всего Даэкропсикум интересовались именно их частями. Из замученных подопытных демонов они создавали непотребную помесь вырезанных адских органов и технологий Механикус и связывали экзорцированные сущности с артефактами и оружием.

— Значит, Ксархос хочет использовать этот трактат, чтобы призывать демонов… — сказал Клют.

— … и вскрывать «заживо», если так можно сказать, чтобы добыть части адских тел и таящуюся в них силу, — продолжил Чевак.

— Как и Даэкропсикум, он намеревается наделять этой силой в различные объекты и реликвии, — добавил Торкуил. — Представьте себе фабрику, создающую демоническое оружие и проклятые артефакты.

— Полагаю, этот трактат был бы весьма полезен для вас, брат Торкуил? — с опаской поинтересовался Клют.

— Это было бы могучее оружие.

— Оружие, создающее другое оружие, когда идет гонка демонических вооружений — это не совсем то, в чем нуждается галактика, — вмешался Чевак. Из глубин мощной груди космического десантника донеслось несогласное ворчание, и высший инквизитор добавил.

— Но, с другой стороны, было бы занятно расчленить Гессиана и подсоединить его к разным частям корабля.

— А ты попробуй, — игриво предложил демонхост. Чевак проигнорировал богомерзкое создание. Торкуил подошел к нему сзади, затмевая инквизитора своим ростом. Тот поднял над головой охапку страниц, и Реликтор взял ее.

— Чтобы добыть текст, нужно добраться до того, кто им завладел, — сказал высший инквизитор.

— Мы знаем, что Ксархос взял фолиант, но как понять, куда полетел «Рубрициан»? — спросил Клют.

— Мнемонический журнал «Геллебора» еще не до конца расшифрован, — сообщил Торкуил, пролистывая страницы. — Там добрая тысяча лет данных, но пока не найдено никаких других столкновений с фрегатом Тысячи Сынов.

— Нам не нужно знать, где Ксархос был, нужно узнать, куда он направился, — поправил их Чевак. — Эпифани?

Варповидица встала с коленей и поправила прозрачное пончо, привлекая внимание к своему резиновому костюму.

— Все, что я знаю — «мы» направляемся в какое-то влажное место, — призналась она.

— Что ж, это сужает круг поиска, — сказал Клют с чуть большим сарказмом, чем намеревался. Он дотронулся пальцами до глаз, пытаясь унять боль.

— Брат Торкуил, что написано на тех страницах, которые у нас есть? — спросил Чевак, не знавший кодилекта Темных Механикус.

— В этих отрывках описывается, как создать и направить поля Геллера, необходимые для вивисекции плененной демонической сущности, — сказал космический десантник с явным восхищением. — Воистину поразительные психохирургические инструменты и процедуры.

— Так, ладно, прежде чем мы ринемся в путь и присоединимся к Даэкропсикуму, — перебил Чевак, — можно ли быть уверенным в том, что Ксархос не сможет произвести описанные в книге ритуалы без этих страниц?

— Тысяча Сынов обладает огромной колдовской силой, — признал Торкуил. — Они несомненно могут вызывать демонов и связывать их с оружием и иными предметами, используя мириады различных церемоний и дорогостоящих ритуалов. И все же немногие из них могут сравниться по экономии и могуществу с процедурами, описанными в «Корпус Вивэкзорсекцио». Используя эти методы, а также невероятные объемы энергии и немыслимые усилия, необходимые для извлечения варп-сущности в реальный мир, можно создать тысячу проклятых предметов, каждый со своими возможностями и силами, а не просто одно оружие, одержимое одной сущностью. Впрочем, без информации о всех сложностях психохирургического препарирования «Корпус Вивэкзорсекцио» — это просто еще один демонологический трактат о призыве темных тварей Хаоса.

Это, похоже, удовлетворило Чевака.

— А Даэпроксикум все еще существует? — с опаской спросил Клют.

— Как и мой орден, они были истреблены Ордо Маллеус, — продолжил Торкуил. — Эта свинья Циарро с полуротой Серых Рыцарей предали мечу не только Даэкропсикум, но и всех мужчин, женщин и механических рабочих на поверхности фабричной луны Фельдспар. Затем ее зачистили с орбиты, чтобы никакие охотники за сокровищами не разграбили этот мир Адептус Механикус. Отношения между Механикус и Святым Ордо до сих пор натянутые. Но от адептов Даэкропсикума не осталось ничего, кроме их работ.

— Кажется, это остывший след, — заключил Клют. — По крайней мере мы оставили ни с чем Корбана Ксархоса и его сподвижников.

— Давай не торопиться, — сказал Чевак. — В кодилекте Темных Механикус я вижу истинные имена демонических сущностей.

— Это объекты неудавшихся варп-эфирных вивисекций, — объяснил Торкуил.

— А где тогда успешные? Ты говорил, они довели метод до совершенства.

— «Корпус Вивэкзорсекцио» в большей части описывает одну ритуальную процедуру с начала и до конца. Объектом в ней была сущность, чье истинное имя — Маммошад.

— Маммошад…

— Вы знаете о нем? — спросил Клют своего начальника. Чевак кивнул.

— Маммошад — демон с долгой и богатой историей, начавшейся задолго до того, как культ Темных Механикус добрался до него со своими скальпелями.

— Сильный?

— Да, — рассеянно кивнул Чевак. — Ну, был до того, как Даэкропсикум рассекли его на мелкие кусочки. Его имя встречается по всей Черной Библиотеке, в текстах и ксеносов, и имперцев. Очень древний и могущественный демон Тзинча. Полный его титул — Маммошад, Царь Царей, Поработитель Малодушных Миров и Хранитель Склепа Бездны.

— Не понимаю, — сказала Торрес, прервав течение мыслей высшего инквизитора. — Это проблема или решение?

— И то, и другое, — ответил Чевак. — Как и большинство решений, оно несет вместе с собой ряд проблем. Имя Маммошада повторяется по всей книге. Хоть у Корбана Ксархоса и нет страниц, описывающих еретические геллеровы технологии и процедуры, но он может захватить кого-то, кто видел эти ритуалы своими глазами.

— Но брат Торкуил сказал, что Даэкропсикум истребили, — возразила Торрес.

— Там был Маммошад, — заявил Клют.

— Кто может лучше описать процедуры и технологии, чем адская сущность, испытавшая их на себе? — пояснил Чевак. — Если Ксархос найдет Маммошада, то ему не понадобятся страницы. Если мы найдем Маммошада, то, возможно, нам удастся расставить ловушку на Ксархоса.

— Но где Маммошад? — спросил технодесантник.

— Ну, если верить Черной Библиотеке, то он, или по крайней мере его частица, — сказал Чевак, — находится на мире-улье Аблютрафур.

Взгляд капитана Торрес переметнулся на Клюта. Тот ведь просил ее совершить серию безопасных варп-прыжков и субсветовых переходов, чтобы выбраться через Кадианские Врата и покинуть Око.

— Но в журнале «Геллебора» сообщается, что «Рубрициан» уже двигается туда, — встревожилась она.

— Не беспокойтесь, — заверил Чевак с энтузиазмом. — Через Паутину мы доберемся до Аблютрафура куда раньше, чем Ксархос, даже учитывая фору.

Высший инквизитор пошел к Затерянному Своду, который стоял, еще не активированный, на другой половине археопалубы.

— Эпифани права. Климат на Аблютрафуре экваториальный, очень жарко и влажно. Так что оденьтесь как следует.

Уходят

swale gypsies — болотные цыгане

scavvies — добытчики (от scavenge)

shanty-speak — корабельное наречие

Песнь II

Сокровищница археотеха, 3°4’33˝Ю 37°21’12˝В, Аблютрафур, Око Ужаса

Входят ЧЕВАК с КЛЮТОМ, БРАТ ТОРКУИЛ, ЭПИФАНИ с «ОТЦОМ» и ГЕССИАН

— Ну сколько еще? — заныла Эпифани.

— А ты угадай, — поддел Чевак. Инквизитору нравилось подшучивать над ее даром.

Торкуил шел во главе отряда по беспорядочно сменяющим друг друга комнатам, гротам и лестницам — предполагалось, что если ветхая архитектура сможет выдержать вес Астартес, то вынесет и всех остальных. Фонари, встроенные в доспехи технодесантника, освещали узкий путь между покосившимися стенами имперской, но очень древней постройки, которые были покрыты трещинами и вызывали приступы клаустрофобии. Расщелины сменялись площадками, арки — ступенями, тесные лазы — люками с вертикальными лестницами. Иногда среди этого царства обрушенных пещер и крипт обнаруживалась дыра в потолке, через которую можно было увидеть колоссальную пропасть, на дне которой и находились эти мрачные строения. Пространство наверху было темным и пустым, лучи фонарей то и дело спугивали стайки порхающих кусак, но иногда в многокилометровой высоте виднелось пятно дневного света. Казалось, они находились в кратере какого-то спящего рукотворного вулкана.

Варповидица надула щеки.

— Похоже, меня сейчас вырвет.

— Невероятно, — покачал головой Чевак, проходя мимо согнувшейся пополам девушки. — Я за считанные часы перенес тебя за много световых лет, а тебя тошнит после нескольких ступенек?

Отряд покинул Паутину, выйдя из опрокинутого призрачного портала, который превратился в нечто вроде люка в полу. Поначалу было сложно приспособиться к тому, что их окружало. Приходилось не только перебираться из одного помещения в другое, но и перемещаться вертикально. Кроме того, маленькая пещера, в которую они вскарабкались, была чернильно-черной и вся завалена обломками, древним мусором и разбросанными в беспорядке кучами бесценного археотеха.

Высший инквизитор взобрался по обветшавшему лестничному колодцу, перепрыгивая три ступени за раз и взбивая облака пыли, но тут ему пришлось остановиться. Он уперся в стену.

— Что такое? — окликнул Клют из полумрака позади.

— Мерзостный, — позвал Чевак. — Иди-ка сюда.

— Я нужен вам, высший инквизитор? — прошипел Гессиан со злобной подобострастностью.

— Мне нужно, чтоб ты заткнулся и пришел сюда, — повторил Чевак.

Зло, горящее в глазах демонхоста, пробилось сквозь тьму болезненным сиянием и осветило растрескавшуюся от времени стену. Прочные лозы, извивающиеся, проникающие в трещины и душащие друг друга, пробили каменную кладку насквозь. Их толстые стебли проникли через рокрит, выпустили множество усиков, укрепились корнями и, подобно змеям, поползли по стене вверх, агрессивно проталкиваясь в каждую щелку.

Сзади подоспел Клют, идущий впереди космический десантник остановился на верхних ступенях. Варповидица осталась позади, но «Отец» подплыл ближе, чтобы оба могли лучше разглядеть стену.

— Посмотрите, — сказал Чевак, указывая на лозы.

— Замечательно, давайте встанем и будем восхищаться растениями, — проворчала Эпифани.

— А следовало бы. Это значит, что мы достигли поверхности. Брат Торкуил! — позвал Чевак ушедшего вперед технодесантника. Инквизитор хотел было дотронуться до массивной сервосбруи, от которой расходились мехадендритовые конечности и серворуки, но тут зажужжали механизмы, натянулись кабели и сместились противовесы, и Реликтор подозрительно отпрянул.

— Я не хотел проявить неуважение к доспеху, — заверил Чевак, понимая, что машинный дух доспехов «Странник» не потерпит осквернения. — Какие тут есть устройства? Мне нужен пневматический шланг для серворуки.

Космический десантник все еще был насторожен, но достаточно долго пробыл рядом с высшим инквизитором, чтобы увидеть наличие определенной логики в его безумии. Зашипел воздух, выравнивая давление. Торкуил отсоединил шланг от одного придатка, напоминающего клешню, и протянул жесткую трубку Чеваку. Высший инквизитор взял тонкий заостренный конец и выбрал тугой узел лоз, свернувшийся у основания растрескавшейся стены, там, где растение когда-то впервые разрушило древний камень. Он проткнул острием шланга гладкую, как воск, поверхность лозы и кивнул Торкуилу, который повернул небольшой клапан на сервосбруе и выпустил сжатый воздух. Тот устремился по шлангу внутрь растения.

— Это паровая смоковница, — сообщил Чевак своим спутникам. — Видите, это замечательное растение проталкивает ростки в щели между камнями, а затем медленно пропускает газы через крохотные трубочки и полости внутри лозы, которая гидравлически расширяется и разрушает поверхность камня.

— Я поражена, — соврала Эпифани. — А что это нам даст?

— Просто немного ускорит процесс и сделает за считанные секунды то, что обычно занимает годы, — пояснил высший инквизитор.

Пневматический шланг накачал воздухом опутавшие каменную кладку лозы так, что толстые побеги и отростки надулись еще сильнее, и по древнему рокриту побежали трещины. Люди отступили кто вверх, кто вниз, потому что камень вокруг них начал крошиться и дробиться в пыль. Когда лозы, выпущенные паровой смоковницей, раздулись, будто воздушные шары, от стены начали отваливаться большие куски. Затем она издала мучительный стон, наконец побежденная упорным растением, и развалилась, подняв облако каменной крошки.

Закашлявшись от пыли и зажмурившись от ярких солнечных лучей, Чевак прошел вперед. Аблютрафурский рассвет пробился сквозь рваное отверстие в стене и распугал рои порхающих кусак. Весь отряд окутался субтропическим туманом, который хлынул снаружи, словно могучая волна, несущая жару и зловоние. Кожа и доспехи сразу покрылись пленкой сконденсированной влаги.

Чевак зашагал по раскрошившемуся камню и паутине раздутых лоз паровой смоковницы, и остальные пошли следом, ступая меж обломков и переплетенной листвы. Высший инквизитор старался идти как можно осторожнее, обходя обрушенные колонны, упавшие куски рокрита, проржавевшие пилоны и балки. Все это покрывал ковер буйно разросшегося кустарника, всюду ползали виноградные клещи и взлетали в жаркий воздух неторопливыми облаками.

Отряд находился на усыпанном обломками склоне рукотворной горы, которая поднималась на тысячи метров. Вся местность перед ними была усыпана подобными остовами обрушенных зданий, что вздымались над болезнетворным болотом, которое сочилось грязными водами и чистыми ручьями. Угольная осока и пальмовидные папоротники возвышались над мангровой трясиной, покрытой слоем закисленного торфа, грибков, похожих на опухоли, и нефтехимических отходов. У растений был болезненный, серно-желтый цвет, который резко контрастировал со стоячей водой, залившей равнины и отражающей лиловато-бурый свет Ока, падающий с небес. В отдалении высилась колоссальная структура — город-улей, похожий на раздувшийся и зрелый гнойник, поднимающийся из трясины в углеводородной дымке. То был улей Аблютра, зловонная столица планеты. Город-кошмар, погрязший в море собственных отходов, куда постоянно стекались сточные воды и промышленные выбросы, изрыгаемые дырявыми трубами и сливными отверстиями. Стойкие, умело адаптирующиеся животные и растения густонаселенного мира-улья приспособились к существованию в этой среде, и вскоре Аблютра и ее ульи-побратимы возвышались над болезнетворной топью, которая быстро захватила токсичное море.

Из улья и окружающих его шпилей сформировалась сеть мощных промышленных центров, и рабочие каторжных цехов без устали снабжали огромные воинства Кадии дешевой и прочной броней из пластволокна.

Между двенадцатым и тринадцатым Черными крестовыми походами Око Ужаса увеличилось, его границы раздались вширь, гоня перед собой варп-бури и захватывая новые пространства. Среди утраченных планет был и Аблютрафур. Теперь смрадные фабрики Аблютры, отрезанные от Империума и попавшие под власть Губительных Сил, скорее всего, изготавливали доспехи для Освобожденных, которыми командовал Ложный Кастелян, Гиблоземцев и многих других армий культистов, поклоняющихся Великому Владыке Распада.

Осторожно ступая меж щебня кучами щебня и мангровыми зарослями, Чевак пробрался к берегу. Озадаченные спутники проследовали за ним. Этот заброшенный холм — древний и обезлюдевший улей-сателлит — превратился в гористый остров, у подножия которого плескались булькающие, источающие метан верховые воды.

— Нам туда надо? — окликнула Чевака Эпифани, которая находилась выше по склону. Теперь варповидица намеревалась жаловаться на спуск, а не на подъем.

— Да, то, что мы ищем, находится в Аблютре, — подтвердил Чевак, стоявший у края воды, и пробормотал: — Но как же мы туда доберемся?

Те же слова миг спустя повторила и девушка-псайкер. Инквизитору в кои-то веки удалось предугадать, что скажет провидица, а не наоборот.

Вопрос повис во влажном воздухе. Клют и остальные нагнали Чевака. Бывший дознаватель думал, что к тому моменту, как они подойдут, у высшего инквизитора появится ответ, и очень удивился, когда тот промолчал. В конце концов Чевак выдал лишь:

— Там, наверное, не очень глубоко.

Вся группа уставилась на жижу, перемежающуюся медлительно текущими ручьями, гнилостными заводями и островками торфа, которые удерживались на месте лишь благодаря переплетениям гниющих корней осоки и пальм.

Возражения притихли, едва начавшись, когда маслянистую жижу вдруг что-то взбаламутило и закрутило водоворотом. Под поверхностью показалась широкая плоская голова невероятных размеров, которая распахнула огромную пасть, втянув в себя целое озерцо. Чевак и его спутники увидели зияющую, беззубую и, судя по всему, бездонную глотку зверя, который фильтровал воду и пожирал пойманные метаногенные организмы, копошащиеся в пасти-ловушке. Пирующий гигант представлял собой отвратительное зрелище. Хотя у чудища с пастью, раскрывающейся словно зонт, и не было клыков, способных разорвать человека, его внезапное появление из глубин ясно давало понять, что за опасности могут крыться в болезнетворной трясине.

— Похоже, глубина тут не главная проблема, — сказал Клют. Все пятеро отступили от зыбкого берега.

Свет на какой-то миг померк, и по лбу Чевака пробежал холодок. Он пригнулся, чувствуя, что им грозит опасность, и посмотрел вверх. Клют и остальные тоже постарались укрыться. Когда солнце снова начало припекать лица, они увидели, что над ними пролетело какое-то воздушное судно. Оно двигалось совершенно бесшумно, и никто, даже Торкуил со своим сверхчеловеческим слухом, не расслышал ничего, кроме бульканья и плеска болота. Это был воздушный шар, сшитый из кусков пластволокна и опутанный грязными, но крепкими снастями. Примитивная метановая горелка, закрепленная на подвижной рамке, подогревала воздух в баллоне и позволяла управлять воздушным кораблем. Под шаром висела открытая пласталевая рама, с которой свисали цепи и такелаж, а также был закреплен некий механизм, напоминающий огромный арбалет или баллисту, нацеленный вниз. Болотные цыгане в грязных лохмотьях кишели на машине, свисали с такелажа и пытались совладать с лебедкой и подготовить к выстрелу гигантский гарпун.

Спрятавшись в высокой осоке, Чевак и его отряд наблюдали, как воздушное судно сначала приблизилось, а потом пролетело над ними. Острый, крючковатый наконечник гарпуна проплыл над головами. Воздушный шар приподнялся, достигнув воды, и завис на месте, выжидая подходящий момент для удара. Отвратительное чудище снова показалось над поверхностью и одним невероятным глотком всосало в себя половину ручья. Баллиста мгновенно выстрелила, и чудовищный цыганский гарпун глубоко вонзился в голову зверя. Оружие пронзило пасть жертвы насквозь, крюки на наконечнике раскрылись, заякорив ее. Цыгане разразились радостными криками и натянули трос. Фильтратор задергался и заметался во все стороны, отчаянно пытаясь освободиться, отчего легкая рама корабля выгнулась, и цепи начали с лязганьем биться друг о друга. Чтобы не упасть, охотники уцепились локтями и коленями за пласталевые прутья. Цыган, управляющий горелкой, раздул ее как следует и направил воздушное судно в небеса, волоча следом чудовищную добычу. Существо было огромным, но большая часть его туши состояла из пасти, за которой тянулось змееподобное тело с примитивными жабрами и грудными плавниками, идущими по всей немалой длине брюха.

— Высший инквизитор, — предупредил Торкуил, — к нам приближаются многочисленные цели.

— О нет, — сыронизировал Чевак. Он надеялся на такую встречу с того самого момента, когда они увидели воздушный корабль. Инквизитор кивнул Реликтору, благодарный ему и его улучшенному зрению. Клют и Торкуил потянулись за оружием, но Чевак отрицательно помахал им рукой. Он не сомневался, что его люди легко одолеют группу цыган. Однако, прикинувшись пленниками, они смогут быстро долететь до Аблютры и избежать опасностей трясины.

— Делайте как я, — приказал Чевак.

Мангровые заросли внезапно заполнились людьми, пробивающимися сквозь папоротник. Везде кишели болотные цыгане в грязном тряпье и головных уборах из пластволокна, и что-то тараторили на гортанной смеси искаженного низкого готика и корабельного наречия. На вид они были неряшливые и косматые, лица усеяны пирсингом из колец и дешевых побрякушек. Цыгане тыкали в сторону незнакомцев сочащимися пламенем стволами огнеметов, шланги от которых тянулись к помятым бакам с метаном, висящих на бедрах цыган словно сумки. Человек, который, видимо, был их предводителем, выступил вперед. На поясе у него висела кобура со стабганом, а головной убор довершала пара где-то сворованных или подобранных магнокулярных очков. Вожак свирепо и требовательно уставился на отряд. Чевак поднял руки.

— Делайте как я, — тихо, но настойчиво повторил он.

Торкуил с яростью посмотрел на мелких злых человечков с примитивным оружием.

— Не знаю, смогу ли я, — ответил космический десантник.

— Вы уверены? — спросил Клют. Цыгане бросились к нему, обшарили одежду и отобрали пистолет.

— Мы сдаемся, — спокойно объявил Чевак на низком готике.

Клют и Эпифани подняли руки, Гессиан обошелся идиотской улыбкой. Реликтор прижал серворуки к доспехам, чтобы они выглядели чуть менее угрожающе, но с настоящими руками сделать ничего не мог. Цыгане инстинктивно обходили демонхоста и космодесантника по широкой дуге, но весьма тщательно обыскали инквизиторов и варповидицу.

Они повели пленников через мангровые рощи, по гнилостному берегу, держа наготове пыхтящие огнеметы. Очкастый предводитель через каждые несколько шагов настойчиво тыкал в спину Чевака стабганом. Поначалу высший инквизитор воспринимал это спокойно, но после седьмого или восьмого толчка начал подозревать, что вожаку это нравится.

— Мы сдаемся, — повторил он по слогам так медленно, что даже невнятно бормочущему цыгану должно было быть понятно. За это зияющее дуло стабгана нацелилось ему в лицо.

Обойдя заросшую гору острова, инквизитор и его спутники увидели, что болезненное небо кишит большими и малыми воздушными шарами, одноместными гиродирижаблями и вооруженными гарпунами небесными охотниками. Над всем этим парила целая деревня — множество лачуг из холста и гофрированной пластали, поддерживаемых в воздухе разномастными пластволоконными баллонами, связанными цепями и тросами. Предводитель цыган подвел пленников к цепочной лестнице, свисающей из-под летающей деревни, и приказал лезть по ней, что спутники Чевака и проделали с куда меньшим энтузиазмом и рвением, чем он сам.

Пробравшись сквозь люк в палубе летающей деревни, Чевак выпрямился и тут же согнулся, когда ствол огнемета врезался ему в живот. Высший инквизитор резко выдохнул и упал на колени, давясь словами.

— Мы же сдались! — прохрипел он. — Понимаете? — спросил он у приблизившегося цыгана с сальной бородой. — Мы не сопротивляемся. Мы рады лететь с вами.

Бородач проигнорировал настойчивого инквизитора. Цыгане схватили его и наполовину повели, наполовину поволокли по ржавой палубе. Подгоняемые огнеметами, спутники последовали за ним. Приказывать им не пришлось.

— Надо было позволить мне оторвать им руки и ноги еще на земле, — прогремел сзади Торкуил.

— Я все еще могу это сделать, — хрипло проговорил Чевак и попытался обернуться, но стражи грубо дернули его вперед. Цыгане заорали на пленников на своем искаженном наречии, чтобы те молчали.

Их вели по палубам, спаянным из обломков металла, меж хижин из гофрированной жести и растянутого холста. Мужчины, женщины и дети, одетые в обноски, останавливались на снастях и веревочных мостах, враждебно пялились на чужеземцев и скалили вычерненные зубы, всеобщим для людей образом выражая неприязнь и недоверие. Повсюду в небесах парили кавалькады грубо сшитых воздушных шаров и летающих кораблей, а под ногами сновали узкомордые карликовые архозавры, которые шипели, выпрашивая объедки.

Чевака протолкнули под холщовую занавесь в какое-то темное помещение, которое, видимо, служило залом собраний. Внутри находились цыгане с длинными неопрятными бородами, на головах у них копошилось еще больше вшей, чем у остальных. Туда-сюда ковыляли старухи, оглядывая новоприбывших. Цыган в защитных очках и его бородатый сородич вышли вперед, чтобы гордо представить старейшинам свою добычу. Совет тут же поднял гвалт, переговариваясь и крякая на своем языке, чем дал Чеваку возможность просунуть руку внутрь арлекинского плаща.

Очкастый капитан схватил его за запястье, но высший инквизитор уже успел швырнуть на пол перед собранием горсть адамантиевых слитков с палец величиной. Кусочки металла зазвенели о палубу и засверкали при свете огоньков на стволах огнеметов. Группа старейшин тут же затихла, и старые ведьмы уставились на сокровища алчными взглядами. Чевак высвободил руку и отбросил в сторону занавесь, открывая зловещий вид на улей Аблютра, возвышающийся далеко в тумане. Инквизитор показал на слитки, а затем в сторону мегаполиса.

— Мы хотим, чтоб нас доставили в улей, — по слогам произнес Чевак, переводя взгляд с одного покрытого старческими пятнами лица на другое, — и готовы заплатить за это.

Толпа дряхлых цыган расступилась, и вперед вышел старец с обвисшей и морщинистой кожей, которую туго, словно молодую, натягивали тяжелые кольца и обручи пирсинга. Под лохмотьями проглядывало мускулистое, некогда могучее тело, но, как и лицо, грудь вождя теперь представляла собой скорбное зрелище: усохшие мышцы, седые завитки волос и брякающие друг о друга дешевые украшения.

— Вы не ходите туда, — предостерег вождь, — там для вас плохое место.

Чевак и Клют обменялись взглядами.

— Ну конечно, — тихо проговорил высший инквизитор. — Они говорят на низком готике.

— Не очень теплый прием, — вздохнул в ответ Клют.

— Мы знаем об опасности, — начал Чевак, обращаясь к вождю.

— Правда, что ли? — удивился Клют.

— Нам только надо, — продолжил высший инквизитор, — чтоб нас доставили к Шпилю.

Он показал на пол, где старухи уже собирали адамантиевые слитки.

— Возьмите это как предоплату. Я дам столько же, когда дело будет сделано.

Цыгане столпились и снова начали тараторить, выхватывая слитки из кривых пальцев старух и передавая их беззубому советнику, стоящему рядом с крючконосым вождем. Наконец тот вскинул морщинистую руку, и собрание затихло. Вождь сплюнул жевательную смолу и что-то затрещал на корабельном наречии, обращаясь к цыгану в очках и его спутнику с сальной бородой, а затем жутко закашлялся, харкнул в руку и протянул ее Чеваку. Высший инквизитор слегка помедлил, но с хлюпаньем пожал ее в знак заключения договора.

Вскоре выяснилось, что чудовище, которое на глазах у отряда Чевака загарпунили цыгане, тоже являлось предметом сделки. Воздушный корабль-охотник получил приказ отвезти колоссального фильтровальщика в улей для дворцовой кухни. Теперь аэростат летел над канцерогенным болотом, волоча под брюхом отвратительное создание, а Чевак и его спутники цеплялись за ржавые пласталевые прутья и оснастку. Болотные цыгане прыгали по раме и веревкам с большой ловкостью, почти грацией, что было неудивительно, учитывая, что с самого рождения они жили на летающих кораблях.

Клют несколько удивился, что в дворцовой кухне собираются готовить столь ужасное блюдо, как гигантская болотная тварь. Чевак, который находился у горелки вместе с их новым очкастым другом, сообщил в ответ, что улей Аблютра охвачен восстанием. Голод поразил отвратительную столицу, как это уже произошло с ульем Катарс, ульем Сквалус и другими мегаполисами, раскинувшимися на зловонной поверхности Аблютрафура. Столицу охватил финансовый крах, и то подобие власти, которую сохраняли Дома и Шпиль, сгинуло в полномасштабной гражданской войне между бандами и культами. Беспорядочной, кровопролитной войне, в которой каждую неделю объявлялись новые победители, что оккупировали дворец на Шпиле города-улья и становились очередной пародией на правительство. Постепенно запасы еды и боеприпасов подошли к концу, как и верность бандитов лидерам, и улей был разорван на части голодными бунтами. Жители начали деградировать, превращаясь в армию каннибалов, и несчетные миллиарды истощенных аблютранцев либо умирали на улицах, либо метались по фабрикам, жилблокам и подулью, убивая всех подряд. Обступив мертвых и несчастных живых, они кормились, будто упыри. Капитан аэростата сообщил Чеваку, что его народ торгует лишь с постоянно меняющимися обитателями Шпиля и добытчиками из Глубин, которые, как и кочующие болотные цыгане, оказались в безопасности в тех местах, куда не отваживались забредать даже бешеные орды людоедов.

Клют печально и недоверчиво покачал головой.

— Миры-ульи… — сказал он. — Крысиные норы, полные порока и злодейства. Этот мир наказан за то, что отвернулся от света Бога-Императора.

— Справедливости ради, — возразил Торкуил, — едва ли можно винить простых жителей этой планеты за непредсказуемость имматериологии Ока. Варп-бури проглотили их мир целиком.

— Согласен, — ответил Клют, — но почему так произошло именно с Аблютрафуром? Возможно, бесчисленные грехи этого мира привлекли внимание некой темной силы, и именно поэтому его забрали в Око.

— Некоторые говорят, что здесь находятся лорд Вариккус и Освобожденные, и что культ Ложного Кастеляна пользуется аблютрийской броней, — сообщил Реликтор. — Теперь тут правит хозяин Вариккуса, Великий Владыка Распада.

— Аблютрийцам надо было с кем-то договариваться, — сказал Чевак.

— Вы хотите оправдать то, что отбросы этого улья приняли власть Губительных Сил?

— Нет, — уверенно возразил Чевак. — Но Империум бросил эту систему. Никто не прислал помощь. Ни военной поддержки. Ни припасов. Эмбарго на торговлю. Что, по-твоему, им надо было делать? Ждать вечность? Обитателям Ока тоже надо есть.

— Ну, если наш проводник прав, то они предпочли съесть друг друга, — сказал Клют.

— Но в этом надо винить не Ложного Кастеляна, — настаивал Чевак.

— А демона Маммошада?

Это было скорее утверждение, чем вопрос, но высший инквизитор утвердительно кивнул.

— Царя Царей, Поработителя Малодушных Миров и Хранителя Склепа Бездны. Когда Даэкропсикум произвели вивисекцию Геллера над этой невезучей сущностью, они, как уже сказал Торкуил, привязали ее отдельные части к разным артефактам и орудиям Хаоса. Сущность, определяющая этого демона — его жадность и честолюбие — была привязана к одному артефакту, к монете. В Черной Библиотеке есть описание этой проклятой вещицы и неисчислимых несчастий, которые она вызывала на протяжении веков.

— Какой вред может нанести одна монета? — удивился Клют.

— У нее много имен, — сказал Чевак, — ибо, по слухам, она меняет обличья. Но наиболее часто встречающаяся инкарнация — Черный Соверен Сьерры Санграаль. Переходя из рук в руки, от человека к человеку, улья к улью, меж планетами и даже секторами, Черный Соверен приносит нищету и богатство тем, кто к нему прикасается. Из-за этой хаотичной смены богатств рушатся экономики, товары обесцениваются, создаются плутократии, и все терпит крах. Маммошад создает королей и низвергает их.

— Черная Библиотека указывает на то, что монета находится здесь? — спросил Клют.

— В тринадцатой книге «Рапсодии Ультанаша» — эльдарского эпоса, который описывает трагедии низших рас — говорится, что она переместилась с Белиала VII на мир Пфеннига, а затем на Аблютрафур.

— Мир-улей велик, — заметил брат Торкуил, — а Черный Соверен — всего лишь монетка. Откуда вам знать, что он должен быть в Шпиле?

Чевак поразмыслил над вопросом Реликтора, а затем с улыбкой ответил:

— Потому что Маммошад создает королей, а короли живут во дворцах. В улье Аблютра находится самый большой и до отвращения шикарный дворец на поверхности планеты.

Воздушный корабль летел над гнилыми болотами под палящим солнцем нарождающегося дня, и постепенно дымка, маскировавшая город-улей, начала таять. Улей Аблютра больше не казался раздутой зловещей массой, возвышающейся над тропическим горизонтом. Аэростат уже приблизился к мегаполису настолько, что все кошмарные детали стали до боли отчетливы. Город-улей горел, и столбы едкого дыма растворялись в болезненном небе, словно мазки угля, растертые пальцем художника. Пожары беспрепятственно разрастались из глубин города. Огонь расползался по жилым и промышленным уровням, питаясь воздухом из вентиляционных шахт и подчиняясь прихотям воздушных течений, извивающихся между строениями по всей высоте города.

Взревела метановая горелка, и корабль болотных цыган отважно устремился к самому верху колоссального конуса, похожего на множество сросшихся вместе городов. Они взлетели над змеиным гнездом труб и стоков, источающим вековые токсины на загрязненную равнину, и поплыли над индустриальным подножием улья, напоминающим трон из дымящихся труб и вентиляционных шахт, на котором восседал мегаполис. Пагубные миазмы застилали нижние районы города и трущобы, где лачуги громоздились одна на другую. Фабрики по производству доспехов и каторжные цеха возвышались над промышленным кошмаром. Когда-то они были основой всего производства в городе, но теперь там царили тишина и пустота. Над ними вырисовывались полуразрушенные, горящие кондоминиумы, жилблоки и шаткие жилища, прилепленные к другим строениям. Кажется, этот район больше всего пострадал от войны.

Воздушное судно поднималось все выше, и тишина сменилась ревом и воплями людей, страдающих как телом, так и душой. Как отравленные пары поднимались из ржавых труб внизу, так и голодные жители мегаполиса поднялись по всему улью, все более многочисленные и близкие к полному отчаянию. Они штурмом взяли верхние площади, ворота и бульвары, усеянные поместьями и виллами. Отбросы общества из нижнего улья пожрали чернорабочих и хлынули на высшие уровни, где обитали их повелители. Здесь воющие, заляпанные чужой кровью и понукаемые голодом толпы обожравшихся плоти деградантов высыпали из строений и начали охотиться друг на друга, как обезумевшие стаи диких животных.

Воздушный корабль тащил зловонный труп гигантского чудовища над крышами и башнями, будто нарочно соблазняя их обитателей, и Чевак со свитой погрузились в наполненное ужасом молчание. Они слушали голодные вопли одичавших людей, которые убивали и пожирали друг друга, и с трудом могли осознать весь размах смерти и разрушения, царивших в улье.

И даже величественный готический Шпиль не избежал подобной участи, погрузившись в полное варварство. Каннибалы толпились в узких проходах, в бешенстве пробиваясь все выше и выше. В Шпиле еще сохранялось подобие порядка, о чем говорили вспышки огня, удерживающие яростные орды на нижних уровнях губернаторского дворца. Чевак указал на посадочную площадку у самой высокой башни-поместья, и капитан аэростата, надвинув на глаза очки-магнокуляры, повел корабль на сближение.

Небольшой трактор с двигателем, похожим на толстую колонну, ожидал их на площадке, сзади к нему была прицеплена грузовая платформа на гусеницах, над которой возвышалась гидравлическая клешня для перемещения грузов и припасов, привезенных из внешнего мира. Цыгане на снастях засуетились, дергая за цепи и управляя лебедками, и чудовищная добыча, наконец, зависла прямо над платформой. Гарпун выскользнул из туши, зверь сорвался и упал с тяжелым шлепком. От удара по великанской туше, воняющей тухлятиной, пробежала тошнотворная дрожь.

Чевак изложил план проникновения внутрь дворца, но спутники его сразу же не одобрили. Клют предложил воспользоваться инсигнией и авторитетом Инквизиции Его Божественного Величества, чтобы пройти сквозь укрепления. Чевак напомнил другу, что улей порабощен силами Хаоса, и власть Святого Ордоса, скорее всего, здесь ничего не значит. Это скорее всего закончилось бы лишь тем, что сначала их казнили бы, а потом съели. Высший инквизитор настаивал, что искать Черный Соверен Сьерры Санграаль лучше всего тайно — по крайней мере сначала — и что нужно действовать скрытно, если только они не хотят попасть под шквал лазерных лучей. Чевак придумал для этой проблемы простое, но совсем не элегантное, а скорее отвратительное решение.

Пока воздушный шар со стальной рамой, баллистой и массивным гарпуном еще парил над платформой, Чевак и его команда быстро спустились, используя в качестве лестницы длинное скользкое тело поверженного чудовища. Добравшись до огромной, раскрытой, словно зонт, пасти, Торкуил схватился могучими пневматическими серворуками за безжизненные губы твари и распахнул их, и вся группа, поборов отвращение, проникла внутрь.

Запах внутри зверя был настолько силен, что сквозь него, казалось, надо было продираться. Пасть походила на пещеру, облепленную ряской, и, как будто этого было мало, Чевак настаивал, что надо продвинуться еще дальше на случай, если кто-то решит осмотреть существо. Тогда технодесантник включил плазменную горелку на одном из придатков и прорезал ею жаберные дуги и фильтровальные пластины в зловонной глотке монстра, чтобы можно было пролезть вглубь. К счастью, вскоре они наткнулись на разорванный живот существа и остановились. Раздутые кишки и прочие внутренние органы пробились в брюшную полость и не давали пройти дальше.

Внутренности существа тускло освещало злобное сияние глаз Гессиана и фонари, встроенные в силовой доспех Торкуила, и отряду оставалось лишь подавлять рвотный рефлекс и ждать. Когда маленький, но мощный трактор с ревом ожил, тряска от мотора передалась внутрь трупа, сигнализируя о начале первой фазы плана Чевака.

— Бог-Император, ну и вонь! — прошипела варповидица.

— Эпифани? — поторопил высший инквизитор.

«Отец», не вызывая подозрений, парил у ворот посадочной площадки, и слепая варповидица могла видеть через него трактор и чудовище, которое он волок, хотя ей сложно было сфокусироваться на мысленной связи с сервочерепом, когда липкие и зловонные внутренности чудовища подавляли все ее остальные чувства.

— Ворота открыты, — прогундосила девушка, зажав нос. — Прокторы дворца платят цыганам. Они выглядят худыми и слабыми.

— А что охрана? — спросил Торкуил.

— Шесть-семь гвардейцев. Как вам удается просто стоять и дышать этой жижей? — Эпифани снова чуть не стошнило.

— СПО? — надавил Клют.

— Откуда я знаю? Да. Нет. Слишком хорошо экипированы, — решила варповидица и фыркнула. — Похоже, из ударных частей.

— Кадианцы?

Эпифани вдруг скорчила гримасу. Один из солдат в броне повернулся, показав лицо. Оно было белым и похожим на желе, как будто медленно разлагалось на дне океана.

— Их лица… — содрогнулась девушка.

— Есть опознавательные знаки?

— Три черепа в виде перевернутой пирамиды, — сообщила Эпифани.

Чевак кивнул:

— Это Освобожденные.

Тело зверя дернулось и сдвинулось с места, и все пятеро покачнулись, хватаясь руками за окружающую их плоть.

— Прокторы кладут труп на платформу, — сказала Эпифани и сплюнула. — Я чувствую его вкус, — с отвращением сказала она.

— Что здесь делают Освобожденные? — с тревогой спросил Клют.

— Когда-то это был 969-й кадианский полк. Во время Готической войны их направили на Цетус Терциа. Полковник Абнер Вариккус был тогда фаворитом лорда-кастеляна, но его, как и солдат, поразила некая ужасная чума, распространявшаяся через воду. Болезнь осквернила полк — никакого больше возвращения на Кадию, крах политических амбиций Вариккуса. И по сей день полковник носит титул Ложного Кастеляна, а Освобожденные, как стали называться его люди, разделили судьбу тех, кто поклоняется Великому Владыке Разложения. Аблютрафур — один из миров, все еще поставляющих им припасы. Логично, что они встали здесь гарнизоном и охраняют его.

— Это было бы полезнее узнать до прибытия на планету, — проворчал Клют.

— Не тревожься насчет Освобожденных. Маммошад наверняка им уже наделал проблем, — попытался успокоить его Чевак.

— Ворота закрываются, — сказала Эпифани. «Отец» вплыл внутрь дворца, держась в тенях у сводчатого потолка. Через бионические глаза сервочерепа она видела, как двери закрылись, а цыган-капитан ушел, получив оплату.

— Мне надо выйти отсюда, — с внезапной целеустремленностью произнесла варповидица и двинулась ко рту существа. Клют остановил ее, обхватив руками сзади.

— Тебе надо отвлечься, — сказал он и после секундного колебания, сунул руку в ее декольте и достал табакерку, которую тут же вложил в руку слепой девушки. Быстрым движением Эпифани взяла щепоть кристаллов «призрака» и вдохнула изумрудный порошок сперва в одну ноздрю, потом в другую. Придерживая ее, Клют спросил:

— Так лучше?

Лицо варповидицы смягчилось и приобрело мечтательное выражение.

— Лучше, — пробормотала она и неуклюже отошла в сторону.

Клют обнаружил, что Торкуил и Чевак смотрят на него.

— Когда человек лишен одного из чувств, остальные обостряются, чтобы компенсировать утрату, — сказал Клют с уверенностью врача. — Как бы нам тут не было плохо, ей вдесятеро хуже.

— Не сомневаюсь, — ответил Чевак. — Но теперь Эпифани не в себе. Как мы можем ее использовать, когда она в трансе от «призрака»?

— По опыту знаю, — сказал Клют, — что, к сожалению, именно в такое время наша провидица полезнее всего.

Грузовая платформа остановилась, варповидица пошатнулась и упала назад, на кучу мягких органов и толстых кишок, оказавшись как будто на троне из склизкого мяса. Клют думал, что в тот же миг она вскрикнет и вскочит, и кинулся к ней, но варповидица осталась на месте. Через пару мгновений она начала фыркать, подавляя смех, и с трудом втягивать в себя воздух в перерывах между сотрясающими тело приступами хохота. Гессиан присоединился, неприятно, презрительно хихикая.

Эпифани подняла руки, и Клют увидел, что в пальцах с аккуратным маникюром она сжимает длинные кишки и внутренности. Радостное выражение пропало с ее лица, и смех, от которого дрожало все тело, угас так же быстро, как начался. Сонно уставившись сквозь мрак брюшной полости, девушка перебирала гротескные кольца кишечника, сдавливала мышечные трубки и с силой перебрасывала их из руки в руку, а затем вытягивала новый отрезок и начинала ощупывать его. Она кивала, как будто что-то подсчитывала.

Гессиан принюхался, чувствуя энергии имматериума, пробегающие по жилам варповидицы.

— Эпифани? — осторожно спросил Клют.

— Зря… же… смеялся… глаз, — сказала варповидица, выговаривая слова одно за другим так, будто ее пальцы вычитывали их среди внутренностей. — Зря… же… смеялся… глаз… зря… же… смеялся… глаз… зря… же… смеялся… глаз…

— Хватит, Эпифани, — Клют выхватил скользкую петлю кишечника из ее рук. Девушка посмотрела сквозь инквизитора и вдруг осознала, где находится. Ее лицо исказилось от отвращения, и Клют помог ей подняться из кучи внутренностей. Прорицательница казалась потрясенной. Стряхнув с пластекового пончо большую часть волокнистой слизи и кусочков плоти, она обхватила себя руками, как испуганный ребенок.

— Это знак, — мрачно сказал Чевак.

— Она провидица, а не какая-нибудь одержимая или телепатка, — не согласился Клют.

— Я видел, как шаманы диких миров изучают внутренности мелких животных, — подключился Торкуил, — выясняя таким образом, одобряют ли божества действия племени.

— Это знак, который мы не должны были получать. Пока что, — настаивал Чевак. — А может, и должны были, кто знает извращенные намерения Губительных Сил.

— Но это же бессмысленно, — усомнился Клют.

— Как и то, что она сказала, — ответил Чевак. Его глаза затуманились в раздумьях. Внезапно осознав, что все смотрят на него, он продолжил:

— Я говорил вам, что провидица из нее так себе. Дар у нее есть, но он — как широкая антенна, принимающая любые сигналы отовсюду. Это объясняет ее кажущуюся способность достигать согласия с эмпиреями в разных дисциплинах прорицания: гаруспиции, пиромантии, картомантии.

— Теперь я вообще не понимаю, что вы хотите сказать, — признался Клют.

— Вот именно, не понимаешь, — улыбнулся Чевак. — Передача с помехами. Мы же говорим о варпе. Она получает информацию, но не понимает — это, так сказать, прогностическая парафазия.

— Парафазия, — с облегчением повторил Клют. Наконец-то понятное слово.

— Парафазия? — переспросил Торкуил.

— Это недуг, ассоциируемый с травмой головы, — объяснил Клют. — Пациент может говорить, но речь у него неправильная, он заменяет одни слова на другие по ассоциации или созвучию.

— Или и так, и так, — сказал Чевак, обдумывая бессмысленный поток слов, который выдала Эпифани. Зря, же, смеялся, глаз, — проговорил про себя высший инквизитор. Он повторил это несколько раз и триумфально улыбнулся. — Фонетическое сходство. Зря… же… смеялся… глаз — я… уже… заждался… вас.

От этих слов его спутников пробрало холодом.

Через миг подрагивающий труп замер, и они услышали, как заглох двигатель трактора.

— Что происходит? — понизив голос, спросил Клют у варповидицы. Эпифани как будто выжидала. Ее лицо напряглось, а затем снова расслабилось.

— Они ушли, — наконец сказала она.

— Я… уже… заждался… вас… — повторил Чевак. — Надо двигаться и побыстрее. Мы имеем дело с демоном Тзинча, можно ожидать всего что угодно.

Торкуил быстро протиснулся между фильтровальными пластинами болотного чудища и распахнул челюсти гиганта изнутри. Остальные неловко вывалились из трупа, глотая свежий воздух и стряхивая слизь с доспехов и одежды. «Отец» спустился с потолка, чтобы снова стать ненадежным поводырем варповидицы.

Они находились в выложенной плитками комнате для мытья посуды, которое примыкало к просторным и пустым дворцовым кухням. Это были огромные помещения, которые обслуживали не менее обширные, вычурно обставленные обеденные залы Шпиля. Там правители планеты устраивали приемы для влиятельных людей и самых значительных семей города, а также развлекали прибывших с других миров могущественных сановников и послов с их немалыми свитами. Рабочие столы, раковины и утварь — все было испачкано кровью, всюду валялись мелкие обломки костей.

Эпифани тут же пошла мыть руки, а Клют подобрал с пола бедренную кость, чтобы рассмотреть ее получше, и увидел следы зубов. Кто-то высосал из нее весь мозг.

— Не самый лучший знак, не правда ли? — пробормотал инквизитор, не обращаясь к кому-то конкретно. Он вытащил пистолет-дробовик и крепко сжал его в руке. Внезапно раздалось громкое шипение — по всей кухне включились огромные печи. Прокторы направились за оставшимися поварами, которые еще не приготовили и не съели друг друга. Они могли вернуться в любой момент.

— Давайте-ка найдем Черный Соверен и поскорее смотаемся отсюда, — предложил Чевак, чтобы успокоить спутников.

— И как же мы это сделаем?

— Просто, — ответил он. — Найдем самого богатого и могущественного человека в здании. Монета будет у него.

Пока отряд двигался через похожие на пещерные тоннели коридоры и сводчатые залы Шпилевого дворца, до них доносилось далекое эхо шквального огня. Даже благородные жители Шпиля не были защищены от орд каннибалов, и миллионы жаждущих мяса людей уже добрались до укреплений. Вой и крики слышались сквозь окна и дверцы затейливых балконов дворца. Воздух звенел от грохота кулаков, бьющих по постепенно поддающимся баррикадам, и стрекота автоганов, косящих толпы истощенных безумцев.

Чевак остановился у бронированной двери, встроенной в изящно украшенную арку, и жестом поманил Торкуила и «Отца».

— Найдите сокровищницу. Она, скорее всего, рядом с апартаментами правителя, — приказал Чевак. — Поторопитесь.

Технодесантник тут же взялся за дело. Тонкие инструменты, встроенные в два гибких механодендрита, взломали систему безопасности. Подсоединив к сервочерепу спирифлексовые кабели и провода из двери, Торкуил заставил «Отца» извлечь нужную информацию. Фамилиар выпустил свиток пергамента, который космодесантник прочитал и не стал отрывать, из-за чего сервочереп обзавелся бумажным хвостом.

— Над апартаментами губернатора и личными покоями, — кивнул Реликтор. — Сюда.

Гессиан и инквизиторы устремились за космическим десантником. Эпифани тем временем отсоединила «Отца» от двери и побежала, стремясь догнать остальных. Миновав несколько помпезных комнат, варповидица вошла в пыльный клуатр со множеством молелен, отделенных от коридора бархатными занавесями.

Из-за одной вдруг появились чьи-то руки, схватили сервочереп и ее за пластековое пончо и втянули внутрь. Это был Чевак. Он тут же приложил палец к губам. Занавеси немного раздвинулись в стороны, и стал виден поток солдат в тяжелой броне, которые с грохотом маршировали по клуатру. Их блеклые панцири когда-то были зеленого цвета, как у всех кадианских полков, а круги с номером полка, украшавшие наплечники, были замазаны белой краской. Вместо знаков 969-го полка на них изобразили три черепа, собранные в перевернутую пирамиду — символ подчиняющихся Ложному Кастеляну Освобожденных, который подражал рунической эмблеме самого Великого Владыки Распада. Когда солдаты из полка предателей прогрохотали мимо, Чевак и Эпифани увидели их слоновые ноги и раздутые тела, благодаря которым совращенные Хаосом гвардейцы оставались крепкими и выносливыми. Мертвая бледная кожа едва удерживала на месте желеобразную плоть их лиц, а пронизанные инфекциями тела были покрыты мембраной из густой пасты. На нее липли жуки и мухи, которые пытались покормиться гниющим мясом.

Когда бойцы Нургла прошли мимо, Торкуил вышел в клуатр и осмотрелся. Доверяя более совершенным чувствам космического десантника, высший инквизитор и Эпифани вышли следом. Они двинулись дальше по парадным залам, заваленным разбитой и растоптанной мебелью, преодолели еще одну посадочную площадку и лестницу и, наконец, достигли покоев губернатора.

— Господь-Император, — выдавил Клют.

В приемной было великое множество дверей, которые вели в различные апартаменты и личные покои. Высокий потолок огромного зала по большей части занимали декоративные шестеренки и заводные механизмы, управляющие тяжеловесной круглой дверью из цельного адамантия. Она была сдвинута в сторону, и от мраморного пола зала наверх, к гигантской сокровищнице, поднималось множество лестниц. Когда Чевак и его спутники осторожно вошли внутрь, зрелище богатств, лежащих там, буквально загипнотизировало их.

Сокровищница была переполнена, всюду сверкал драгоценный металл, и множество дорогих вещей было навалено до самого потолка. Приемная и окружающие ее помещения были буквально набиты несметными богатствами, которые ревностно хранили здесь годами. Бесценные древности, созданные ксеносами и имперцами, лежали святых реликвиях и рулонах экзотического шелка. Стен и вовсе не было видно под несколькими слоями редких картин и произведений искусства, ранними Фарранбургами, Дизраллилео и запрещенными языческими изображениями. Мраморный пол был усыпан горами монет, выстлан коврами пластековых кредиток и бумажных денег, служивших валютой на тысячах миров. Горы сундуков, сейфов и даже обычных ящиков и корзин, переполненные драгоценными камнями и беспорядочно сваленными ювелирными украшениями, целые крепости, сложенные из слитков редких металлов.

В центре всей этой роскоши стоял пиршественный стол, за которым сидело нечто прямо противоположное царящему здесь изобилию. В креслах вперед-назад покачивались похожие на скелеты аристократы Шпиля в грязных и потрепанных дорогих одеяниях. Они вырывали волоски из почти голых скальпов и выгрызали мозг из старых костей, обломки которых были единственными яствами на столе, уставленном платиновой и фарфоровой посудой. Это были объедки, которые бросала на скатерть ожиревшая туша, сидевшая во главе собрания. Хотя сидящей эту фигуру можно было назвать с натяжкой, так как ее позвоночник больше не мог поддерживать горы жира, повисшего на согнутых от тяжести костях. Она была привязана к трону из железного дерева. Огромное кресло укрепили титановыми прутьями, а вокруг возвели конструкцию, навевающую мысли о театре марионеток: крепкие кожаные ремни, поддерживающие кабели, противовесы. Благодаря ей женщина-монстр могла двигать руками и подносить ко рту кости и куски сочащейся плоти изрезанного тела, которое лежало на платиновом блюде перед ней. Пустые кресла с ее края стола наводили на мысль, что истощавшие аристократы начали утолять голод друг другом.

На несколько секунд Клют безмолвно застыл, пораженный масштабами задачи, которая стояла перед ними. Он взмахнул рукой, охватив жестом огромный зал и его сокровища.

— Как среди всего этого найти одну монету? — прошипел он.

— За мной, — сказал Чевак Клюту. Другим он лишь бросил, — Найдите ее.

Эпифани проскользнула к куче украшенных драгоценностями бальных платьев в углу, а Торкуил снял с пояса массивный визор с набором линз и надел его на голову, чтобы просканировать сокровищницу при помощи ауроуловителей и псиокулярных фильтров. Гессиан, как демоническая гончая, втянул ноздрями спертый воздух зала и начал разгребать показавшуюся ему подозрительной кучу монет.

— Леди Сабина Крульда, — объявил Чевак, забравшись на стул, а с него на стол. Инквизитор пошел по нему, наступая на фарфор и хрусталь, и придворные с мертвыми глазами начали жадно хватать свои объедки и спасать их, прижимая к груди.

— Ваш улей — фактически, весь ваш мир — пал жертвой демонического вторжения. Мы — высокопоставленные служители Святой Инквизиции Его Благого Величества. Если вы будете с нами сотрудничать, мы устраним и уничтожим бич вашей планеты.

Клют прошел вдоль края стола и тоже остановился перед королевой каннибалов.

Леди Крульда очнулась от дремы. Вблизи она выглядела еще громадней, и складки жира свисали с тела и по краям трона. Кожа была белой, но ее пронизывала паутина мелких кровоизлияний и синяков там, где от обжорства человечиной ее собственная плоть распухла и растянулась.

Она была обнажена, ибо никакая одежда не смогла бы налезть на дочь Шпиля, четыре подбородка и чудовищная грудь были испещрены пятнами засохшей крови, кусочками мяса и костей, клочками волос. Тот немногий стыд, что у нее оставался, скрывался под складками аморфной плоти, каскадами жира, спадающими вниз по всему липкому немытому телу. Длинные седеющие волосы, слипшиеся от крови, когда-то были уложены в экстравагантную прическу, а теперь расползались по грязной коже, как потоки лавы по склонам вулкана. Крошечные глаза, казавшиеся кукольными на ее нелепо маленькой голове, бессмысленно моргнули при виде Чевака, а затем звероподобная владычица ухмыльнулась, демонстрируя куски человечины, застрявшие между окровавленных зубов и почерневших десен. Она облизнула покрытые коркой губы в предвкушении свежего мяса.

Чевак посмотрел сверху вниз на Клюта.

— Попытаться стоило. Я надеялся, что нам удастся избежать того, что теперь придется сделать.

— Что придется? — спросил Клют, чувствуя, как дергается губа.

— Обыскать ее, — сказал высший инквизитор. Двое на миг нерешительно застыли, но времени на колебания не было: яростный вой каннибалов и аккомпанемент устаревших автоганов Освобожденных слышались все ближе.

— И где начать? — спросил Клют, приблизившись к гротескной женской туше.

— Где? — переспросил Чевак. Людоедка потянулась к нему слабыми толстыми руками. — Да где угодно, черт возьми, просто надо найти эту монету, она должна быть здесь.

Оба принялись обыскивать складки сала и шарить в лужицах свернувшейся в желе крови, которые находили между ними, а тем временем на башне загремел набат. Вслед ему по всему дворцу завыл нестройный хор сирен.

— Быстрее, — с гримасой на лице поторопил Чевак.

— Что это? — отрывисто спросил Клют, чувствовавший все большее отвращение.

— Линия безопасности прорвана, — ответил Чевак. — Каннибалы идут.

Добравшись до покоев правительницы, Чевак осознал, насколько тяжела ситуация. Он ожидал увидеть тут Освобожденных или по крайней мере их офицеров. Но все до единого гвардейцы-предатели были на укреплениях вокруг дворца, и это говорило о том, что ненасытным ордам по плечу и баррикады, и немалая огневая мощь Освобожденных. Даже командиру армии культистов пришлось взять оружие, чтобы не дать голодным, озверевшим толпам полностью захватить город. Улей Аблютра больше не представлял никакой ценности для культа, превратившись из промышленного центра в горящую развалину, полную дикарей. Теперь Освобожденные, как и все остальные, сражались за собственную, продленную болезнями жизнь.

С новым энтузиазмом Клют еще глубже запихнул руку в жировые складки леди Крульды.

— Вы уверены, что Соверен здесь? — спросил инквизитор, покосившись на грудную клетку, все еще лежавшую на блюде людоедки. — Несмотря на все богатство, леди Крульду в данный момент нельзя назвать процветающей и успешной.

Чевак высунулся из-за туши стонущей, едва ли понимающей происходящее правительницы. На какое-то время он застыл в раздумьях.

— Зря, же, смеялся, глаз — я уже заждался вас… — пробормотал про себя высший инквизитор. Затем поджал губы и стукнул себя по лбу. — Так очевидно.

— Что очевидно?

— Так глупо.

Губернаторская приемная вдруг наполнилась раздирающим уши грохотом выстрелов. В дверях замелькали зеленые бронежилеты и гнилые лица. Гвардейцы-предатели отступали, отстреливаясь из автоганов, которые изрыгали сверкающие потоки высокоскоростных снарядов. Эффектное появление Освобожденных сопровождали вспышки гранат внизу на лестнице. Раздутые, гнилые, похожие на упырей, они тем не менее действовали точно и выверено, как когда-то их обучали на Кадии. Гвардейцы хлынули в распахнутые двери большого зала, арьергард поливал огнем пока еще невидимые орды. Все в помещении, как гости, так и каннибалы, слышали, как неумолимо приближается толпа, чей голодный рев заглушал даже грохот оружия предателей.

И тут они появились — море истощенных тел, деградировавших дикарей с торчащими костями, которые лезли по головам и грязным телам друг друга, чтобы поскорее ощутить вкус плоти. В считанные мгновения они заполнили всю приемную, оглашая залы свирепым воем. Чевак и Клют в ужасе смотрели, как беснующаяся толпа поглощает солдат Нургла, и огромные раздутые тела падают под натиском тощих, алчных ульевиков. Инквизиторы и представить не могли, что можно так легко разделаться с мощью Освобожденных — смертоносного, охваченного болезнями воинства-культа неумирающих. Предателей постепенно задавили числом, невзирая на опустошительный огонь, и утягивали в глубины толпы. Каннибалы, не церемонясь, начали удовлетворять свои прожорливые утробы прямо посреди боя, заживо поедая зловонных солдат культа.

Офицер Освобожденных прохрипел приказ оставшимся солдатам, загоняя их во внутренние покои, пока два раздувшихся от гноя сержанта, наконец, не закрыли двери большого зала и навалились на них плечами. В тот же миг двери зазвенели от ударов кулаков и истощенных тел, бросающихся на богато украшенные створки.

Офицер повернул голову — липкий шар серой гнилостной массы, торчащий из мехового воротника кадианской шинели. Существо, похоже, очень удивилось, увидев Чевака и его свиту. Оно открыло рот, и из наполненных пеной легких выполз таракан.

— Иномиряне, — прошипело оно. Между губ мелькнул опухший язык. — Взять их!

— Подождите! — вскричал Чевак, и солдаты остановились. — Мы можем помочь друг другу. Я ищу монету, это соверен, примерно вот такой величины, — он показал размер пальцами.

— Владыке Всего нет дела до ваших монет и сокровищ, ибо наследие его — вечность, — захихикал офицер Освобожденных. — А теперь говори, где твой корабль.

— По крайней мере мы знаем, что монета не у него, — сказал Чевак.

— Небольшое утешение, — добавил Клют.

Двери огромного зала содрогнулись и затрещали. Офицер указал бледным пальцем на Чевака.

— Скажи сейчас же, иномирянин, иначе ты труп.

— Это я-то труп? — возмутился Чевак. — Ты бы в зеркало посмотрелся.

Офицер Освобожденных выхватил из кобуры ржавый болтпистолет и в гневе выстрелил в высшего инквизитора. Чевак тут же превратился во вспышку радужного света, выскользнул из-под смертоносного потока снарядов и взбежал на гору монет рядом со столом. Болты врезались в чудовищное тело леди Крульды, один попал в висок и положил быстрый конец ее людоедским пиршествам.

Офицер предателей забулькал от гнева, что остальные Освобожденные восприняли, как приказ открыть огонь. Их потемневшее от времени оружие окатило выстрелами апартаменты правительницы, раздирая дорогие шелка, картины и мебель. Сапоги Чевака начали погружаться в денежную кучу, монеты покатились вниз, и гора начала оседать, точно песчаная дюна. Затряслись и обрушились башни из монет, погребая авангард солдат Нургла под лавиной золота и серебра.

Тут замелькали топор, серворуки и мехадендриты Торкуила, отсекая стволы автоганов, расшвыривая совращенных Хаосом гвардейцев и прожигая в кадианских культистах такие дыры от плазмы, что те разваливались напополам. Безоболочечные пули Освобожденных бессильно рикошетили от силовых доспехов Реликтора, поэтому некоторые чумные солдаты обратили древнее оружие против слепой варповидицы. Космический десантник в считанные мгновения оказался рядом, обхватил девушку, создав вокруг нее непробиваемый щит, и принял на себя ураганный огонь, вынося ее из гущи битвы.

Один из сержантов с лицом-гнойником двинулся на Клюта, сжимая в кулаке цепной меч. По пути ржавое от крови оружие срезало головы все еще сидящих за столом аристократов Шпиля, четверо бледных гвардейцев шли следом.

Клют вскинул свой обрез и осыпал Освобожденных солью и серебром, отступая за трон леди Крульды. Там, куда попадала благословенная дробь, плоть предателей пузырилась и дымилась, но пистолету было не под силу остановить их продвижение. Склизкая плоть просто поглощала выстрелы, будто бесчувственная глина.

Клют скривился, когда новые очереди ударили по колоссальному трупу леди Крульды и ее деревянному трону. Инквизитор увидел, как Гессиан следит за врагами из-за ящика с адамантиевыми слитками. Освобожденные приближались, поливая все перед собой пулями, и инквизитор вновь принял решение, тяжким грузом легшее на душу. Выплюнув первые несколько строчек освобождающих заклинаний, выученных у Фалангаста, Клют вернул демону толику его нечистой силы.

В тот же миг ощутив прилив энергии, Гессиан окутался тонким мерцающим покровом эфирного пламени, и его глаза вспыхнули золотым светом. Освобожденные ринулись навстречу демонхосту, из ладоней которого хлынул поток адского огня, сжигая гвардейцев-предателей на месте. Когда Гессиан опустил руки и дьявольское пламя погасло, Клют уже успел перезарядить пистолет-дробовик и рискнул выглянуть из-за трона. Похожий на труп сержант и его солдаты практически не пострадали. Рваная, вспухшая плоть побурела и покрылась ожогами, но распухшие конечности и гнилые лица уцелели в сверхъестественном пламени. Даже аблютрафурские бронежилеты почти не пострадали, их только опалило в нескольких местах. Клют вздохнул. Лицо Гессиана перекосилось в смятении и от потустороннего гнева.

Освобожденные между тем направили древнее оружие на демонхоста, а сержант выхватил цепной меч, чтобы сразиться с существом. Гессиан снова спрятался за ящиком и вновь поднял руки, на сей раз обратив ярость адского пламени на слитки. Куски чистого адамантия полетели в Освобожденных, сокрушая кости и вышибая мозги этим пародиям на гвардейцев, пробивая и броню, и прогнившие тела.

Стены у дверей большого зала поддались, и огромные металлические створки рухнули на пол, придавив собой еще двоих гвардейцев Нургла. В проем хлынула волна безумцев, словно единое, огромное существо, состоящее сплошь из запавших глаз, скрежещущих зубов и окровавленных ногтей. Каннибалы наводнили зал и начали бросаться на все, в чем только билось сердце. Первая волна замедлилась, пожирая гвардейцев у входа и аристократов, как живых, так и мертвых, и это дало Клюту и Гессиану время, чтобы добежать до Эпифани, Торкуила и высшего инквизитора на другой стороне зала.

Отряд вслепую помчался сквозь губернаторские покои, залы и комнаты, а сзади грохотали остатки Освобожденных, возглавляемые офицером. К счастью, стреляли они назад, во вторую волну каннибалов, которая хлынула из бокового прохода и устремилась за ними.

Ввалившись в двери главной опочивальни, Чевак и его свита перебрались через укрепленную кровать леди Крульды и к ужасу обнаружили, что дворец кончился. Они оказались на просторном балконе, с которого открывался лучший вид в городе — на разрушенный пожарами улей и вонючие болезнетворные болота вокруг. Чевак перегнулся через изящную балюстраду и с замиранием сердца увидел, что вселяющее ужас расстояние до основания башни — это только начало отвесного склона. Там, где заканчивались дворец и Шпиль, еще на километры тянулись виллы и звездоскребы, поднимающиеся из сплошного переплетения фабричных труб и дымоходов в подножии города. Высший инквизитор поднял взгляд, разглядывая самоубийственно крутой отрезок стены, отделявший балкон Крульды от посадочной платформы ее персонального челнока. Будучи планетарным губернатором, а также владычицей улья Аблютра, она должна была периодически наносить визиты правителям соседних ульев.

— Хотите жить — лезьте, — сообщил Чевак, вскочил на балюстраду и уцепился за готическую горгулью, торчащую из стены Шпиля. Если бы только было время, чтобы придумать какой-то другой план. Но когда их преследовали до зубов вооруженные Освобожденные, а голодные до человечины орды бесновались позади, ничего не оставалось, кроме как карабкаться наверх.

По счастью, архитектура Шпиля была весьма вычурной и изобильной на всевозможные украшения, статуи, барельефы и горгульи, за которые могли цепляться даже неискушенные скалолазы. Чеваку помогала молодость, а Гессиан безо всяких усилий полз по стене, сам похожий на горгулью. Клюту было довольно сложно не представлять самого себя, хватающегося за воздух и падающего с самой верхушки улья, но ему помогали карабкаться дальше иные образы — видения каннибалов, пожирающих его внутренности. Эпифани могла не беспокоиться насчет головокружения, слепота стирала разницу между покорением Шпиля и подъемом по лестнице на палубу «Малескайта». «Отец» тихо парил над ней на маленьком антиграве, и его увеличительная оптика позволяла варповидице ясно видеть, за что держаться. Легче всего, пожалуй, было Реликтору, несмотря на наибольшую массу. Он полз по Шпилю, будто бионический паук, цепляясь за выступы мехадендритами и руками в латных перчатках, а если подходящего выступа не было, просто вонзал сервопридатки прямо в камень.

Чевак перемахнул через край посадочной площадки, мысленно благодаря Клюта за охотничьи сапоги и их нескользкие подошвы. Высший инквизитор протянул руку другу и помог ему взобраться на платформу. Тяжело дыша после подъема, они огляделись и с ужасом поняли, что личного челнока леди Крульды не было на месте. Неудивительно. Когда продовольственный кризис достиг пика и начались голодные бунты, люди любой ценой старались достать хоть какое-то летательное средство, чтобы сбежать от бедствий города-улья.

Через несколько секунд к инквизиторам присоединились Торкуил и Гессиан. Чевак встал и посмотрел вниз, на путь, который они преодолели. На балконе толпились разъяренные деграданты, которые уже пытались повторить их восхождение. Выхватив болтпистолет, технодесантник открыл огонь по лезущим по стене каннибалам, и вниз посыпались сбитые болтами живые скелеты. Подняв взгляд, высший инквизитор увидел лишь украшенную скульптурами колокольню и болезненного цвета облака, до которых почти что дотягивался острый шпиль башни. Теперь дворец закончился по-настоящему.

— Где Эпифани? — Клют уже был на ногах и осматривал посадочную площадку. Позади Чевака появился «Отец» и завис над платформой. Следом из-за края показалась голова Эпифани, и Клют расслабился. Через считанные мгновения он снова напряженно сжался, увидев за ней разлагающиеся черты офицера Освобожденных. Именно он тащил девушку с собой на последних метрах мучительного подъема. Офицер перевалился через край платформы, и к нему тут же ринулись демонхост, космический десантник и оба инквизитора. Полы шинели захлопали на ветру, когда Освобожденный встал на краю площадки, сжимая в одной гниющей руке Эпифани, а в другой — ржавый болтпистолет. Гвардеец приставил ствол к ее виску, и его противники тут же застыли.

Уверенно ступив вперед, создание Нургла прошипело:

— Бросить оружие.

Вытянув вперед свой пистолет, Торкуил выкинул и так уже потраченный магазин.

— Я спрашиваю последний раз, — предупредило существо. — Где корабль?

Чевак, не ответив, пошел навстречу офицеру Освобожденных. Тварь дернула рукой с болтпистолетом, погрузив ствол в пышные волосы варповидицы. Высший инквизитор по-прежнему молча надвигался на гниющего солдата.

— Чевак! — в страхе выкрикнул Клют, но инквизитор продолжал идти. Бледная вздутая рука поднялась, переводя оружие на приближающегося врага. Теперь, когда болтпистолет не грозил Эпифани, Чевак поднял глаза к небу.

— Там, наверху, — показал он.

Предатель покосился вверх как раз вовремя, чтобы увидеть толстое древко гарпуна, падающего вниз, подобно молнии. Оружие пронзило желеобразное разлагающееся тело, прошло сквозь изуродованное лицо и разодрало мягкие ткани торса. Офицер рухнул на колени, прибитый к платформе, его пистолет упал рядом. В небесах безмолвно парил аэростат болотных цыган, только что выскользнувший из облаков. Рядом с гарпуном опустилась проволочная лестница с металлическими ступенями, и Чевак поторопил к ней своих спутников, благодарных нежданной подмоге. Ульевики-каннибалы уже карабкались на посадочную площадку, и, когда Чевак взобрался на лестницу, остальные быстро последовали его примеру. Обрезав трос гарпуна, капитан в защитных очках разжег метановую горелку, и воздушный корабль взмыл в безопасные небеса.

Клют сел на пласталевую раму, зацепившись коленями и локтями за балки и оснастку, и стал горевать о тщетно потраченных усилиях.

— Все впустую, — выругался он, завершив этой фразой поток несколько менее благопристойных выражений, и с внезапным обвинением в голосе добавил. — Это у вас всегда так?

— А ты что, забыл? — просто ответил Чевак. Бывший аколит помедлил и кивнул.

Под ними проплывали смертоносные, ядовитые просторы болота. Капитан-цыган подобрался к ним и показал Чеваку пять пальцев, показывая, сколько минут им еще осталось лететь. С высоты инквизитору открывался отличный вид на задушенный лозами муравейник улья-сателлита, из которого они выбрались на поверхность. Он даже мог разглядеть отверстие, пробитое в каменной стене при помощи пневматического кабеля Торкуила.

— Повезло, что цыгане остались нас ждать, — сказал Клют высшему инквизитору. Чевак улыбнулся.

— Это вовсе не везение.

Он достал слитки, которые обещал цыганам, и протянул капитану в очках.

— Столько же, когда дело будет сделано, — сказал инквизитор, эхом повторяя уговор. Капитан глупо улыбнулся и расстегнул кошель, закрепленный на ремне поперек груди, чтобы Чевак мог положить слитки внутрь.

— Вот ты где, — сказал тот, уронил обещанное в кошель и вынул оттуда одну-единственную монетку, большой соверен. — Можно? — спросил Чевак капитана, который только рассмеялся, похлопал инквизитора по плечу и полез обратно к горелке, чтобы опустить воздушное судно на землю.

Клют с пораженным видом откинулся на пласталевую балку. Эпифани и Реликтор пристально уставились на монету с другой стороны рамы. Гессиан не отреагировал — он спал среди такелажа.

— Так это он? — спросил Торкуил через разделявшее их пространство.

— Черный Соверен Сьерры Санграаль, — подтвердил Чевак, любуясь гротескным изображением на выпуклом аверсе монеты. Двумя пальцами он потрогал и покрутил ее округлые ребристые края. — Ты вероломный, коварный ублюдок, но теперь ты мой, — сказал он соверену.

— Но как… Откуда… Как? — с запинкой выдавил Клют.

— Эпифани сказала, — начал объяснять Чевак, — Зря, же, смеялся, глаз.

— Но вы же говорили, что она не так поняла, что на самом деле предсказание должно звучать как «Я уже заждался вас».

— Когда тварь обретет голос, — сказал Чевак, — это, чувствуется мне, будет первым, что мы от нее услышим. Хитрая демоническая бестия не могла устоять перед соблазном и оставила нам намеки на свои подлинные намерения.

Клют не дождался продолжения и спросил:

— Какие?

— «Я уже заждался вас». Ключевое слово — «уже». То есть он уже нас не ждал. Соверен ушел к тому времени, как Эпифани посетило озарение, потому что знал, что улей обречен и время леди Крульды подошло к концу. Настала пора двигаться дальше, так как демон не мог навредить еще больше, находясь в руках голодного ульевика-людоеда. Поэтому Соверен подстроил так, чтобы оказаться платой за то, что привезли цыгане.

— Он ушел, как только явились мы? — спросил Клют, не в силах поверить в хитроумие и лживость демонической монеты.

— Еще была подсказка в неправильном переводе, — ответил Чевак. Клют непонимающе пожал плечами. — Зря, же, смеялся, глаз. Все было зря, а демон смеется над нами из-за того, что мы не видим истину.

— Даже не верится, — признал Клют. Аэростат опустился на землю.

— А ты поверь, — посоветовал Чевак. — Я уже говорил, можно ожидать чего угодно.

Клют кивнул, глядя, как Чевак перекатывает в руке проклятый Черный Соверен.

— Думаю, можно со всей справедливостью сказать, что этот совет все еще актуален.

Уходят

Песнь III

Археопалуба, вольный торговый корабль «Малескайт», Око Ужаса

Входит КЛЮТ

Прошло три дня.

Три дня, за которые Клют, наконец, отмылся от зловония Аблютрафура и избавился от преследовавших его картин ужасной гибели улья. Большую часть этого времени инквизитор провел либо в молитвах, либо в глубокой ванне баптистерия, полной обжигающе горячей воды, священных масел и соли святой Весты. В отличие от Чевака, который изгонял из себя оскверняющее воздействие Ока всякий раз, когда открывал драгоценный «Атлас Преисподней» и купался в духовной стерильности, источаемой нуль-плотью, Клюту приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы противостоять порче, пронизывающей космос Ока Ужаса.

Пока Клют очищал свои тело и дух, Чевак предавался менее благочестивым делам. Выйдя на археопалубу, инквизитор увидел Чевака и Торкуила, устроившихся среди столов и огромного количества собранных космическим десантником книг, артефактов и археотехнических устройств. Обычно космический десантник хранил большую часть хаоситских и колдовских реликвий в больших, примыкающих к археопалубе камерах, защищенных стазисным полем и полем Геллера. Но теперь Реликтор и высший инквизитор решили совместно заняться допросом демона Маммошада, и для этого требовались масштабные эксперименты и исследования. Страницы «Анатомэ» Кроночета и «Корпус Вивэкзорсекцио» лежали среди многих других темных гримуаров, запретных переводов с языков ксеносов и демонологических трактатов. Реликтор ходил между стазисными камерами с инструментами, древними машинами и самодельными устройствами, еретически созданными без оглядки на СШК.

Чевак не заметил приближения Клюта, но Реликтор оторвался от святотатственной работы и мрачно кивнул. Выглядел Чевак ужасно. Несмотря на внешнюю молодость, глаза у него потемнели и запали, а выражение лица стало отстраненным и пустым. Рот напряжен, вид раздраженный, пальцы уже болят и с трудом сгибаются, пролистав множество страниц из проклятых томов.

Черный Соверен Сьерры Санграаль был помещен в сердце аппарата, наскоро собранного из множества различных инструментов. Сплошные вращающиеся платформы, провода и кнопки с глифами. Венчала все это пара голосовых труб, переплетающихся друг с другом и напоминающих некий двойной фонограф. В центре крутился Черный Соверен, парящий в антигравитационном поле, в покрытые бороздками края монеты упирались иглы психоактивных кристаллов.

Клют лично видел, как Торкуил завершил свой кощунственный проект, и из зияющего туннеля левой трубы вырвались первые слова демона. Инквизитор не разобрал, что тот говорил, но было очевидно, что дьявольская сущность полна энергии. От голоса — нечестивой смеси птичьих воплей и шипения рептилии — вокруг завибрировал воздух.

Торкуилу пришлось отсоединить от мнемонического устройства «Геллебора» диа-лог и рунический кабель, настроить ключи и перебрать множество комбинаций, прежде чем он подобрал конфигурацию, превратившую свистящую какофонию в слова, которые сразу поняли и технодесантник, и оба инквизитора.

— Я уже заждался вас…

На столе неподалеку рядком лежали какие-то вещи, похожие на пыточные инструменты. Все они были из коллекции реликвий и артефактов Торкуила. Многие из них были неизвестны Клюту, но он узнал зловещие очертания дьявольского гримуара Истинных Имен, молот для гексаграмматического клеймения, стазисное хранилище с варп-паразитом астрамебой, благословенные мази разных видов, а также молитвы и гимны Конфедерации Света, которые тысячи лет назад записали на вокс на Диммамаре. Торкуил сжимал свою главную ценность — настроенный на волны Геллера виброскальпель, который он сам смастерил, руководствуясь страницами из «Корпус Вивэкзорсекцио».

Чевак пододвинул свой стул ко второй трубе.

— Скажи мне, — сказал он голосом, в котором звучала холодная сталь, — где я могу найти Азека Аримана из Тысячи Сынов?

— А где его нельзя найти?

Чевак окунул пальцы в чашу с благословенной мазью и швырнул маслянистые капли на вращающийся Черный Соверен. Жидкость с шипением впиталась в потусторонний материал монеты, и из трубы раздался птичий вопль.

— Я уже говорил, — мрачно предупредил Чевак. — Перестань отвечать вопросами на вопросы.

Мучительный крик Маммошада перешел в безумный смех.

— Ариман повсюду. Он часть всего и всех. Имя его культу — легион. Он там, где ты был, и там, куда ты отправишься. Его влияние чувствуется в залах и дворцах трупного мира Терры, в колыбели проклятья и на борту этого корабля. Никто не знает, где он.

— Никто? — повторил инквизитор. — Кроме самого Аримана. Ты — Азек Ариман?

— У меня много имен, — ответил демон. Чевак потянулся за очередным адским пыточным инструментом. — …но я не Ариман.

Высший инквизитор оперся локтем на стол.

— Где мне найти Корбана Ксархоса, ублюдка Тысячи Сынов?

— Ищешь ученика, чтобы найти учителя?

— Ты вынуждаешь меня, отродье пустоты…

— Я прохожу через множество рук. Эти руки принадлежат телам, которым также принадлежат уши. Эти уши слышали, что Корбан Ксархос мертв.

— Невозможно.

— Видимо. Потому что он жив.

— Я устал от твоих игр, демон. Говори ясно.

— Конечно, инквизитор, но о чем именно? Есть так много уровней существования, и ты отлично знаешь об этом. Следуй за криками.

Чевак скорчил гримасу, когда голосовая труба затихла.

— Брат Торкуил, музыку, пожалуйста, — попросил он. Технодесантник положил вокс-диск с гимнами на проигрыватель, и ангар заполнился звуками призрачного хорала Конфедерации Света. Эти молитвы отгоняли тьму от имперских граждан за сотни лет до того, как Экклезиархия взяла веру человечества в свои ежовые рукавицы. На фоне хора кастратов раздались стоны и плач Маммошада.

— Больно, да? — рявкнул Чевак. — Ты мне все расскажешь, демон, это я тебе обещаю. Скажи, что слышал своим множеством ушей. Скажи, что узнал о местонахождении этого порожденного варпом чародея. Брат Торкуил, погромче, я хочу, чтобы наш гость в полной мере ощутил благочестие Конфедерации и ее еретического учения.

Клют почувствовал, как от грохочущих гимнов задрожали воздух и палуба под ногами. Вопли Маммошада раскололись на разные клекочущие голоса, каждый из которых отвечал на вопрос Чевака по-разному.

— Дельта Мириас.

— Пирр.

— Сфера Триггонавта.

— Предел Минервы.

— УВ6-26.

— Альфа Мириас.

— Шенгиз, Мицар-Синий или Надежда Браннигана в Архивных Мирах.

— Улей Хавок.

— Сожран утробным гигантом.

— Вегатра.

— Бета Мириас.

— Побежден Противоидущим Сердцем на Титубе Прайм.

Безумие продолжалось.

— Хватит! — приказал Чевак.

— Но ведь осталось много, — захихикала сущность, — гораздо больше…

— Что Корбан Ксархос хочет сделать, используя темные технологии Даэкропсикум? — прервал Чевак. Маммошад не ответил.

— Больная тема, да? — отметил Чевак с самодовольной усмешкой. — Да, лучше рассказывай, демон, иначе пытки, которым подвергли тебя темные Механикус, покажутся приятным воспоминанием.

— Я думаю, смертный слабак, что тебе нравится слушать истории о боли и страдании, ибо они заглушают память о том, как страдал ты сам. Я заживо вскрыт и вынужден существовать в жалком, болезненном состоянии. Забавно, что ты думаешь, будто твое убогое воображение способно напугать меня чем-то еще худшим.

Чевак снова начал орать на мерзостное создание, яростно жестикулируя, с лицом, искаженным от гнева и отчаяния. Клют подошел к Реликтору и встал рядом с ним.

— Он так сидит уже несколько дней, — поведал Торкуил. — Маммошад просто играет с ним, искажает его слова, тешит надеждой, но не дает ответов.

Пронзительный вопль наполнил ангар, заглушив гимны Конфедерации. Клют обернулся и увидел, что высший инквизитор швырнул в машину Торкуила горшком священной мази, так что теперь с деталей капал благодатный елей, и изрыгал в трубу благословения из открытого гримуара.

— Это мемовирус, — профессионально отметил Клют. Чевак корчился от злости. Лицо покраснело и блестело от пота. У него явно началась лихорадка, так как вирус беспрепятственно расползался по организму и преодолевал его защиту, которая обычно сдерживала болезнь в приемлемом состоянии. Высший инквизитор испытывал физическую потребность в информации, подобную голоду или примитивному желанию избавиться от боли или слабости.

— Он спрашивает одно и то же, снова и снова. Я знаю, что подобные вам натренированы в искусстве допроса, — спокойно заметил Реликтор, — но выглядит так, будто он ожидает, что демон будет ему лгать.

— Конечно, он будет лгать, — резко сказал Клют, которому не понравился критический настрой Торкуила. — Это же создание тьмы.

— Тогда зачем задавать ему одни и те же вопросы? — логично возразил космический десантник. — У него нет тела. Он не может устать. Чевак, как и Даэкропсикум до него, вводит зверя в вечную агонию. Он знает, что демон не ответит, и это дает ему повод мучить его дальше.

— Я же сказал, — Клют, сощурившись, посмотрел на Торкуила снизу вверх, — это вирус. Он время от времени дает рецидивы, особенно во время сильного напряжения.

Однако за его словами крылся страх, что космический десантник все же прав, и что Чевак просто воспроизводит то, что сам претерпел в прошлом, на допросах и пытках.

— Спроси себя, инквизитор, — предложил Реликтор, — почему он испытывает сильное напряжение сейчас?

Клют увидел, как Чевак схватил стазис-контейнер с астрамебой и бросил его на антигравитационную подставку. Из голосового устройства снова раздался вой, когда варп-паразит начал пожирать нематериальную сущность демона.

— Ты лжешь?! — заревел Чевак на машину. Плененное в ней чудовище преодолело новую боль, и вопли затихли, сменившись шипением:

— Даже самому себе…

— Ситуация выходит из-под контроля, — решил Клют. — Что бы ты сделал?

— Я бы не стал без толку мучить тварь или вообще связываться с ней, если можно было бы обойтись без этого.

— Орден Реликторов не славится подобной щепетильностью, — заметил Клют.

— Мы верим, что следует пользоваться инструментами Хаоса против Хаоса, чтобы демоны дрались против демонов. Мы не вступаем в ненужные дебаты с проклятыми и не подвергаем бесплодным допросам нечистых. А теперь очевидно, что эта затея напрасна и бесполезна.

— Я понял, что ты не сделал бы. А что бы сделал?

— Если честно? — Реликтор задумался. — Я бы невзначай потерял проклятый артефакт на Медренгарде или Сикарусе. Пусть бы этот монстр крушил демонические миры его собственных врагов, как он это умеет, и облегчил бы нам работу.

Клют покачал головой, перевел взгляд с уверенного лица космического десантника на полные ярости глаза своего старого начальника.

— Я действительно не понимаю, что я тут делаю, — сказал инквизитор. — Вы все выглядите безумцами, достойными друг друга.

— А что бы сделал ты? — спросил Торкуил.

— Конечно, уничтожил бы, — раздраженно бросил Клют. — Я бы с ним не общался, не пытался использовать или манипулировать им. Изгнал бы эту тварь обратно в адское лоно нематериального проклятья, которое его породило…

Тут он вынужден был замолкнуть. Очередная ложь, искаженная истина или издевательское молчание Маммошада привело высшего инквизитора в полное бешенство, тот схватил гексаграмматический молоток и начал одну за другой штамповать руны чистоты как на мечущейся монете, так и на еретической конструкции Торкуила. Чевак ревел на Соверен, демон визжал в ответ через трубу.

— Ублюдочная тварь!

— Кажется, ты начал получать удовольствие, Бронислав! — прошипел Маммошад. — Почуял вкус жертвы и плети. Думаю, теперь тебе понравится Ариман, который все еще живет в тебе, оскверняет твой ум и загрязняет дух.

Клют схватил друга сзади, крепко стиснув дергающиеся плечи. Торкуил оттащил свое устройство для допроса демона подальше от молотка и высшего инквизитора, который норовил пнуть машину. Чевак скинул с себя руки Клюта и куда-то помчался. Инквизитор и Торкуил мрачно переглянулись, и Клют устремился следом. Он видел, что Чевак покинул ангар через эту дверь, но в коридоре никого не было. Возможно, высший инквизитор решил уединиться в своих покоях, но проход, ведущий к ним, был темным и пустым.

— Милорд? — окликнул Клют. Он пошел вперед, надеясь найти Чевака, вломиться в его личную комнату, если понадобится, и вразумить его. Шаги Клюта постепенно перешли в бег, но посередине коридора он остановился и начал подозрительно осматриваться. Он оглянулся, всмотрелся вперед, пытаясь хоть что-то разглядеть среди теней. Волоски на шее встали дыбом. Что-то было не так. Освещение не работало. Появилось беспричинное чувство, что за ним наблюдают. Инквизитор машинально вытащил из кобуры кадианский уличный пистолет. Он резко развернулся, направив двойное дуло на густую тень перед собой, но сзади его вдруг схватила пара рук: одна закрыла рот, другая легла на шею. Клют попытался вырваться, но его затянули в молитвенную нишу в стене. Человек дрожал, как в лихорадке. Клют услышал тихий шепот. Это был Чевак. Инквизитор успокоился и опустил пистолет. Он попытался повернуть голову, но даже если бы удалось, то он бы все равно ничего не увидел, кроме глаз, озирающихся в темноте коридора. Чевак замер в окутанной тенью нише, и домино-поле его плаща отражало мрак, делая высшего инквизитора совершенно неразличимым.

— Вон там, — прошептал Чевак, подталкивая своего бывшего аколита, чтобы тот выглянул в коридор и увидел темную как ночь секцию впереди. — У входа в мои покои.

Клют прищурился, вглядываясь в проход.

— Маски. Они ждут меня.

— Кто? — спросил Клют. — Кто они? Кто вас ждет?

— Прислужники Смеющегося Бога. Они пришли за своей добычей. Хранители Черной Библиотеки явились за ее секретами и за тем, кто ими владеет.

Клют содрогнулся, вспомнив то, что видел в молодости.

— Арлекинада?

— Раймус, я больше не стану их пленником.

Клют вытащил из кармана вокс-бусину и вставил ее в ухо.

— Капитан Торрес, я хочу встретиться с вами в восточном коридоре, ведущем к археопалубе, у покоев высшего инквизитора. Возьмите с собой охрану и мою сумку. Конец связи.

Они оставались в нише. Клют следил за неглубокими вдохами начальника и ощущал жар, исходящий от истерзанного мемовирусом тела. Наконец в коридоре загрохотали сапоги савларских хемопсов, которых вела Торрес с саблей наголо, а рядом бежал стюард-сержант Рурк, держа наготове штурмовую автовинтовку. Солдаты в ворованном обмундировании, лица которых были скрыты под газовыми масками, топали сзади, сжимая в руках свое разномастное оружие.

— Инквизитор? — крикнула Торрес. Клют выступил в коридор и поймал брошенную ему сумку.

— Инквизитор Чевак полагает, что на «Малескайт» проникли враги.

Клют видел, как капитан быстро прикидывает в уме возможные источники угрозы. Сигнализация не срабатывала, предупреждений о сближении с другими кораблями тоже не было.

— Эти проклятые врата! — выплюнула она.

— Очень вероятно, что это связано с варп-порталом, — согласился Клют.

— Осмотреть коридор! — гаркнул Рурк и включил вокс, встроенный в шлем. — Пес-Два, занять оборону у варп-врат и на археопалубе. Пес-Три, охранять мостик.

— Высший инквизитор? — Торрес повернулась к встревоженному Чеваку. Тот не ответил. Она перешла на другую сторону коридора и потянулась к мощному рычагу на стене.

— Только не надо шуметь, — предупредил Клют.

— К черту, нас взяли на абордаж — я объявляю общую тревогу.

— Эльдары, — пробормотал Чевак.

— Что? — переспросила Торрес, быстро теряя терпение.

— Эльдары. Арлекины.

Торрес подавилась словами и на секунду застыла, пытаясь справиться с прескверной новостью, которую только что услышала.

— Они пришли з-за вами? — наконец выдавила она. Моложавый инквизитор в ярости шагнул вперед и с силой хлопнул себя ладонью по голове.

— Конечно, за мной, инцестная пустотная шлюха! Кто не хочет знаний из этой головы? Кто не перережет глотки всем на борту, чтобы завладеть ими?

Нехарактерная для инквизитора злоба застала Торрес врасплох. Она уставилась в полные отчаяния глаза Чевака, которые казались еще более пугающими на лихорадочно-красном, налившемся кровью лице. Чевак придвинулся ближе.

— Или вернуть их себе?

Яростно напрягшиеся черты лица вдруг расслабились. Колени высшего инквизитора подогнулись, и он упал бы, но Клют и Торрес подхватили его. Только сейчас капитан заметила, что Клют держит в одной руке шприц. Успокоительное из медицинской сумки, которую он попросил ее принести. Стюард-сержант Рурк в недоумении уставился на эту сцену.

Торрес тоже ничего не понимала.

— Раймус, что за чертовщина творится? Только скажите честно, ради Бога-Императора!

— Паранойя, — ответил Клют, убрал шприц и перебросил руку Чевака через свое плечо, — вызывается не недостатком, а переизбытком информации. Высший инквизитор страдает от повторного приступа мемовируса. А теперь помогите отнести Чевака в его покои.

— Значит, нас никто не атакует? — Торрес больше всего заботила безопасность корабля.

— Нет.

Оба потащили по коридору бесчувственное тело высшего инквизитора. Один из савларцев снова зажег лампы, осветив коридор и столпившихся в нем людей.

— Вы уверены… просто паранойя? — спросила Торрес.

Клют закусил губу и развернулся, чтобы пронести Чевака сквозь дверной проем.

— Мэм? — неуверенно спросил Рурк.

— Да, да, — раздраженно сказал Клют. — Мемовирус, стресс, высокая температура, галлюцинации.

— Сержант, ложная тревога, — Торрес теперь и сама злилась. — Уводите людей.

— Подождите-ка, — остановил Клют, неловко удерживая на себе высшего инквизитора. Ему в голову пришла мысль о лампах. Он решил, что их выключил Чевак, чтобы скрыться в темноте. Но что, если это был не он? Кто-то другой?

— Надо удостовериться, — сказал Клют савларскому сержанту. — Проверьте Свод. Потом пусть солдаты прочешут корабль.

— Сию минуту, сэр, — повиновался гвардеец. Вид у него все еще был неуверенный или, по крайней мере, неубежденный.

Клют повернулся обратно к Торрес и увидел, что ее привлекательные черты исказились от гнева и подозрения.

— Давайте-ка положим его в постель.

Совместным усилием они взвалили высшего инквизитора на койку. Тут у Клюта зазвенела вокс-бусина.

— Инквизитор.

— Брат Торкуил?

— Инквизитор, Черного Соверена Сьерры Санграаль здесь нет. Маммошад исчез.

— Ты совершенно уверен?

— Да, демон свободен и где-то на корабле.

Глаза Клюта сузились.

— Что там? — нетерпеливо спросила Торрес, не слышавшая предупреждения Торкуила.

Клют повернулся к Чеваку, лежащему на койке. Лицо высшего инквизитора, все еще налитое кровью, теперь расслабилось и избавилось от мучительного, напряженного выражения, оставленного допросом демона. Клют нагнулся и стал рыться в многочисленных карманах арлекинского плаща, пока его пальцы, наконец, не нащупали круглый, твердый и холодный объект. Клют достал Черный Соверен Сьерры Санграаль и поднял его на свет. Поверхность монеты медленно менялась, как будто в кармане она успела расплавиться, и принимала новые формы и черты. Она уже имела оттенок другого металла, и на поверхности пузырилось и формировалось новое рельефное изображение — богохульная пародия на имперскую аквилу, острозубое птицеподобное чудище. Ее мог взять с собой Чевак, но Клют решил, что более вероятен иной вариант: демон попал в карман, когда высший инквизитор крушил машину Торкуила, так же, как раньше проник в кошелек болотного цыгана.

— Инквизитор! — окликнула Торрес и отвлекла Клюта от созерцания проклятого артефакта.

— Где мы? — спросил он, придя в себя.

— В приполярном течении Крулкс. Нам осталось несколько недель пути до Немезиды Тессера.

— Надо выйти из варпа.

— Вы уверены, что это будет правильно?

— Это неправильно, но необходимо.

Клют сверху вниз посмотрел на мирно спящего инквизитора. Возможно, причиной галлюцинаций Чевака послужил мемовирус, но с тем же успехом это могло быть и воздействие злокозненного Маммошада, который играл с надеждами инквизитора и подтачивал его разум.

— И что потом? — спросила Торрес.

— Выберите звезду, капитан.

— А дальше?

— Дальше? — эхом отозвался Клют, подбросил большим пальцем одержимую монету и резким движением поймал ее в воздухе. — Встретимся в торпедном отсеке. Этот проклятый соверен найдет себе новое пристанище в пылающем сердце звезды.

— Вы хотите уничтожить его?

— Да.

— Не думаю, что это понравится брату Торкуилу и высшему инквизитору.

— Тогда, полагаю, лучше нам не говорить им об этом.

Уходят

Интерлюдия

Катехориум, Черный Корабль «Божественный гром», над Этиамнумом III

ХОР

Агония. Чевак никогда не испытывал подобной боли.

Невозможно было определить, сколько времени он находится на борту «Божественного грома». Его перетащили из грязной камеры в недрах Черного Корабля в специально оборудованный катехориум инквизитора Малчанкова, где минуты перетекали в часы, затем в дни и, как предполагал Чевак, в недели. От боли, похоже, все казалось дольше. За четыреста восемь лет, пусть и проведенных в служении Императору, он познал немало удовольствий, и все они были мимолетны. Однако боль всегда была долгой, и пытка, которая ее порождала, неминуемо преодолевала способность тела и разума ей противостоять. Служа Ордо Ксенос, Чевак поднаторел в искусстве сопротивления боли, но его также учили, что оно тщетно. Инквизитор возблагодарил Бога-Императора за то, что еще не убедился в этом.

— Опустите его.

Чевак почувствовал, как задрожали цепи, сковывающие сломанные запястья, а затем его истерзанное тело начало опускаться вниз, на окровавленный пол катехориума. Обычно в перерывах между побоями и допросами он висел под потолком, где цепи растягивали его дряхлое тело за обе руки. Кости трескались, плоть лопалась, органы рвались. Периодически приходили преданные своему делу лекари ордена госпитальеров, во что бы то ни стало намеренные сохранить инквизитору жизнь, и быстро проводили необходимые медицинские процедуры, прежде чем оставить его для новых мучений. Разум Чевака застилал туман боли, все части его изломанного тела наперебой взывали о пощаде.

Инквизитора опустили на палубу, но ноги больше не могли выдержать вес тела и заскользили в мутной луже его собственной крови. Цепи ослабили еще больше, так что он повалился на колени. Наконец падение прекратилось, и сломанные руки вздернулись над головой. Чевак то бессвязно бормотал сквозь распухшие потрескавшиеся губы, то стонал от боли. Мрачную сцену осветил единственный луч света, ударив прямо в налитые кровью глаза инквизитора, отчего тот зажмурил синие от побоев веки.

Из темноты вышла Архангела Войтдекер. Она прятала руки под длинным плащом из меха карнодона, высокомерно взирая сверху вниз на истерзанного инквизитора сквозь сложный набор линз. Как сестра ордена Неугасимой Свечи, она не носила при себе оружия, но ей оно и не нужно было. За женщиной возвышался исповедник Грейф. Телосложением он смахивал на бочку, а бритая голова и немалая толщина предплечий делали его больше похожим на участника подпольных боев, чем на защитника веры. Волосатые руки и кулаки были сплошь покрыты ульевыми татуировками, а одеяния были так же грязны, как фартук мясника.

— Просыпайся! — рявкнул он на Чевака. Едва разлепив покрытые коркой веки, Чевак увидел, что исповедник приближается. В считанные секунды бандит-экклезиарх набросился на него и начал бить, швыряя истощенное тело старика во все стороны.

Избиение прекратилось, дав немного времени подумать и осмыслить новые мучения, которым его подверг звероподобный священник. Исповедник ждал, стоя рядом и тяжело дыша, могучая грудь вздымалась от напряжения. Но Чевака больше беспокоила Войтдекер, которая так и не сдвинулась с места и самодовольно улыбалась. Обычно, после того, как Грейф удовлетворял свою варварскую жестокость, за дело бралась сестра, осыпая его ливнем вопросов и требований. И все они, Чевак мог поручиться, оставались без ответа. Почему ты предал свою расу? Сколько твоих братьев-инквизиторов такие же ксенолюбы, как ты? Какую ядовитую пропаганду ты намеревался распространять на конклаве на Гидре Кордатус? Какими нечистыми технологиями чужаков и артефактами Хаоса ты пользовался? Что ты знаешь о намерениях чужаков и угрозах, направленных на Империум? Какими ересями ты занимался с ксеносами-эльдарами? Как служителям Империума проникнуть в Паутину? Где находится Черная Библиотека Хаоса? Бесконечные требования, сформулированные так, чтоб обвинить и себя, и других. Бесконечные угрозы и обвинения в ереси. Теперь они прекратились.

Четыре бронированные фигуры шагнули вперед. Крестоносцы с кардинальского мира, облаченные в простые доспехи, на которые нанесены руны и древние имперские печати чистоты. Каждый вооружен громовым молотом и держит щит со зловещей инсигнией Ордо Еретикус. Ведьмачья Стража Валентина Малчанкова, его личный эскорт. Сам инквизитор тяжело двигался вперед между рыцарями свиты. Валентин Малчанков был оголтелым монодоминантом и очень узко трактовал учение Имперской Веры. Он искоренял любую ересь с чистым, непоколебимым рвением и убил многих, чья верность Императору казалась ему слабее собственной. У него не было времени на научные изыскания и политические интриги, даже внутри его собственного ордо, поскольку он посвятил жизнь сражениям с врагами Императора.

Эта стратегия, к несчастью, привела к тому, что теперь перед Чеваком восседала скорее машина, чем человек. Система гусениц и противовесов поддерживала нечто вроде подъемного крана, на котором висело то, что осталось от Валентина Малчанкова. Он давно уже лишился ног в боях с чужаками и нечистью, туловище превратилось в пронизанную трубками груду мертвой плоти и кибернетических устройств. Конечности заменили бионическими протезами, руки были вооружены тяжелыми изогнутыми силовыми когтями, кончики которых потрескивали и искрились от мощных потоков энергии, струящейся сквозь металл. Голова Малчанкова выглядела так, будто принадлежала давно умершему человеку. Плоть нездорового серого цвета, рваная дыра вместо носа. Уши и волосы выжжены, верхняя часть черепа сплошь была покрыта шрамами, а лицо превратилось в лоскутное одеяло из старых швов и тонкой, прикрепленной скобами кожи. И лишь одно в нем пылало молодостью, жизненной силой и решительностью умалишенного — выращенные в пробирке глазные яблоки, которые теперь помещались в его глазницах.

Гусеницы остановились перед Чеваком, изуродованное тело Малчанкова поднялось на кране, возвышаясь над упавшим на колени инкизитором. Монодоминант схватил когтями одну провисшую цепь и наклонился над пленником.

— Я сказал, что ты заплатишь мне кровью, — прохлюпали искусственные легкие Малчанкова сквозь голосовое устройство. — И теперь она вся моя, до последней капли.

Чевак только уставился красными глазами на чудовище Ордо Еретикус, не проронив ни слова.

— Ты уже насладился гостеприимством моих товарищей, — сказал Малчанков. — Они сказали мне, что били тебя, хлестали, растягивали тело, ломали кости, резали, жгли, душили. Какое варварство. И все же ты молчишь. Ответь на несколько простых вопросов, старик, и все это закончится.

Измученный инквизитор ответил все тем же упрямым взглядом.

— Я начинаю понимать их разочарование, — прошипел Малчанков. Тело Чевака внезапно рванулось вверх, содрогаясь в конвульсиях. Монодоминант выпустил энергию из силовых когтей, направив ее по цепи в тело пленника. Чевак закричал, насквозь прожигаемый молниями.

Наконец пытка закончилась, и он снова повалился на колени, запрокинув голову и уставившись полными отчаяния глазами в потолок.

— Я бы просто убил тебя, еретик, если бы не одна небольшая проблема — ты знаменит. Ты один из самых прославленных ксенофилов в Империуме. Нужно записать все твои знания и проанализировать грехи, чтобы я и те, кто за мной последует, могли успешнее бороться с тебе подобными в рядах Святой Инквизиции. Я не позволю тебе умереть, старик — даже от старости — пока ты не расскажешь мне о тех тайных ересях, которые тобой овладели. Я хочу знать, где ты был, с кем якшался и какие извращенные чудеса успел повидать. И только тогда я позволю тебе упокоиться с миром. Ты слышишь меня, Бронислав Чевак?

Чевак хотел было что-то сказать, но смог лишь выдавить хрип. Зашумели кабели, противовесы и лебедки — Малчанков наклонился ближе.

— Глохну, — пожаловался Чевак с вялой улыбкой. — Можешь повторить? Начиная с «я бы просто убил тебя»? Не расслышал все остальное.

Мертвенно-бледное лицо Малчанкова исказилось, и он снова выпустил из силовых когтей поток жгучей энергии. Чевак скорчился и задрожал от пронизавшей его боли.

— Милорд, — наконец осмелилась вмешаться Архангела Войтдекер. Если Малчанков убьет престарелого инквизитора, им никогда не добраться до хранимых им секретов. Через несколько мучительных секунд монодоминант, наконец, отпустил цепь и позволил Чеваку восстановить контроль над телом и разумом.

— Больно, да? — широко ухмыльнулся Малчанков. — Ты у меня заговоришь, еретик. Я тебе это обещаю.

Чевак что-то забормотал, и Малчанкову пришлось придвинуться и наклонить к высшему инквизитору рваную, окруженную шрамами дыру, которая когда-то была его ухом.

— Инквизиция не… — с трудом прошептал Чевак.

— Не потерпит твоего похищения и пыток? — Малчанков безумно ухмыльнулся. — Вот здесь-то ты и ошибаешься, мой ученый друг. И ты ошибаешься во многом другом. Как я уже сказал, твоя известность в некоторой степени является проблемой, но здесь она, наоборот, предоставляет решение. Известность, фактически, ее решение. Всем нужен Бронислав Чевак, прославленный высший инквизитор из Ордо Ксенос. Ты нужен Инкизиции. Высшим лордам Терры. Каждому психу, помешанному на апокалипсисе. И более всего — последователям Темных Богов. Ренегаты, хаоситы, демоны, колдуны — все готовы кровью заплатить за секреты Черной Библиотеки. Твой корабль пропал над Кадией в первые дни Тринадцатого Черного крестового похода. Можно просто взвалить вину на кого-то из них, не так ли?

Серв Ордо Еретикус вошел в катехориум и передал сестре Архангеле Войтдекер записку.

— Что? — прохрипел Чевак, наклоняя голову и снова изображая тугоухость. Малчанков потянулся к цепи.

— Милорд, — опять перебила Архангела. — Мордант Гекс сообщает с поверхности, что он нашел врата.

Малчанков раздраженно глянул на сестру и снова пристально уставился в глаза упорствующего Чевака.

— Ты права, конечно. Это себя исчерпало. Пора поторопить события. Скажи Морданту, чтобы начинал ритуал.

— Но без…

— Это предоставь мне, — Малчанков снова склонился над Чеваком. — Инквизитор вот-вот выдаст мне нужную информацию.

— Какую? — спросил Чевак.

— Ну как же, рунические обозначения для эльдарских варп-врат на Этиамнум-III, — с маниакальной уверенностью заявил Малчанков.

— И почему же я должен это рассказать, охотник на ведьм? — еле выдавил Чевак. Его зрение на миг помутнело, что очень обеспокоило инквизитора. Он часто лишался сознания под градом могучих ударов исповедника Грейфа. Однако это было нечто иное. Как будто его голову держали под водой, а потом снова вытащили на поверхность. Чевак сморгнул, снова обрел ясность зрения и обнаружил, что все кругом начало невероятно изменяться. Стены темницы и лица тюремщиков плавились. Желудок Чевака уже давно был пуст, но если бы там что-то и было, то наверняка устремилось бы наружу. Центр гравитации, похоже, сместился, и все, что его окружало, преобразовалось в какой-то новый кошмар.

Это больше не был мрачный катехориум Черного Корабля Ордо Еретикус. Неулыбчивые сервы Инквизиции исчезли, вместо них теперь были толпы уродливых культистов, облаченных в яркие мантии и пораженных страшными мутациями. Они стояли за консолями и пультами на колоссальном, похожем на лабиринт мостике, ожидая приказов от высоких, облаченных в кобальт и золото фигур на громадной командной палубе. Все внутри корабля было текучим, архитектурные элементы и машины плавно переходили друг в друга, как будто расплавленные некой неестественной силой, растворенной в потрескивающем воздухе. Даже гигантские иллюминаторы время от времени словно таяли, открывая взгляду пыльную красную поверхность Этиамнум-III, тихо вращающуюся под кораблем.

Больше не было Ведьмачьей Стражи, гигантов в благословенной броне, вместо них появились предатели — космические десантники в древних силовых доспехах и шлемах, Тысяча Сынов, облаченные в ослепительную лазурь, сжимающие болтеры и покорно ожидающие приказов. Единственными бронированными фигурами без шлемов были колдуны, облаченные в мантии и, похоже, командующие всеми остальными. У них были бледные лица, сияющие от темной силы и постоянной мысленной связи с варпом. Среди них верховодил тиран-гермафродит, который появился на месте сестры Архангелы Войтдекер. Увидев кругом космических десантников-предателей и колдунов, Чевак сделал единственный возможный вывод: он никогда не был пленником Ордо Еретикус на борту «Божественного грома». Ситуация оказалась гораздо хуже. Его темницей была боевая баржа космических десантников Хаоса из легиона предателей, Тысячи Сынов, и все это время корабль был замаскирован магией иллюзий Тзинча.

— Добро пожаловать в Невозможную Крепость, — злорадно оскалился колдун. Теперь он уже не был андрогинным монстром. Его лицо исказилось и начало непрерывно изменяться: гримаса кадианца, улыбка куртизанки, лицо варвара с ночного мира, чуждые глаза эльдара, застывшая ухмылка сервитора, Войтдекер, сам Чевак. Трансформации продолжались — это было не изменение плоти, но обман зрения. Повернув голову, Чевак увидел не лицо Валентина Малчанкова, но увенчанный изогнутыми рогами шлем типа «Крестоносец», принадлежащий высокорослому повелителю чародея. Покрытые орнаментом силовые доспехи сияли лазурью, поверх них были наброшены мантии, покрытые магическими рунами и символами. Псайкер был увешан полированными черепами и древними артефактами, и все его тело мерцало от сверхъестественной силы. Вместо силовых когтей Малчанкова теперь виднелись тонкие паучьи пальцы латных перчаток колдуна. Они потянулись к голове, открыли герметичные замки под вздох выравнивающего давление силового доспеха и сняли рогатый шлем. Чевак дернулся, когда ему открылось истинное могущество космического десантника-чародея.

Он как будто находился пред ликом бога или по крайней мере человека, который стал подобен богу. Исчезло все вокруг, кроме воли этого существа. Чевака пронизало холодное чувство, лишенное всякого тепла человеческой страсти. Это была чистая целеустремленность, настолько мощная, что выжигала все меньшее зло, всю скверну на своем несгибаемом пути.

Инквизитор поднял взгляд на Аримана. Казалось, что плоть того горит сапфировым огнем. Яркие, жаждущие глаза выделялись на лице, полном небесной безмятежности. Ариман будто пребывал везде и всегда, как вечно занятое божество, одновременно отвечающее на молитвы своих последователей и говорящее голосами пророков.

— Инквизитор, — сказал Ариман. Его голос, доносящийся отовсюду, причинял боль слуху, но был сдержанным и безмятежным. — Давай поговорим, как люди, которые повидали на своем веку чудеса галактики. Немногое должно удивлять нас. Если бы хрупкая плоть не была ключом к душе, то, поверь мне, инквизитор, я бы не стал искать в твоей голове чужие секреты.

На этих словах сердце Чевака замерло, и из его груди по всему телу начали расходиться мучительные спазмы. Глаза инквизитора в панике расширились, он снова начал дергаться, пытаясь вырваться из уз. Пылающие глаза Аримана сузились. Он положил руку в латной перчатке на грудь старого инквизитора. Судороги стихли, боль прекратилась, оставив лишь страшное воспоминание.

— Как всех остальных — из плоти ли их тела или из эфира — у меня есть свои потребности. Я не дам твоему сердцу остановиться, инквизитор, я буду беречь его так же, как свое, ибо оба они теперь бьются не так, как им предписано природой. Их биение говорит, что я могу узнать руны, которые нужны для входа в варп-врата эльдаров на Этиамнум-III. Оно говорит, что я могу незваным гостем проникнуть в Паутину. Что я могу, как ты когда-то, войти в Черную Библиотеку Хаоса и узнать больше о своей судьбе, о судьбе этой галактики и о том, как они связаны.

Чевак рванулся вперед и плюнул в горящие глаза Аримана густой кровью вперемешку со слюной. Сморгнув, колдун Тысячи Сынов снял одну перчатку и поднес сияющую руку к богоподобному лицу. Тонкими кончиками пальцев он вытер плевок и с заинтересованным видом растер его в руке.

— Что бы я ни говорил о бьющихся сердцах, — сказал Ариман с холодной, неземной уверенностью, — кровь — это не мой материал. Но я видел, что ты можешь сделать и что ты сделаешь. Пожалуйста, прости мне те ужасы, через которые, как мы оба знаем, мне придется тебя провести.

Туш