Астральные битвы Второй Мировой

Глава 1

Фриц Раунбах родился в 1918 году, в положенный срок, после того, когда его отец, вернувшийся невредимым с войны, принялся неистово наверстывать годы вынужденного воздержания. Семья разрослась, и кое-как сводила концы с концами. Разоренная войной и последующими контрибуциями побежденная Германия ничем не могла помочь своим обнищавшим гражданам. Раунбахи в эти трудные времена держали небольшую лавку, торгуя различными металлоизделиями. Дела шли неважно; доставшиеся от предков, и без того невеликие, капиталы медленно, но неотвратимо таяли. Немного постоянного дохода давала разве что небольшая ремонтная мастерская, приютившаяся в задней комнате их лавки.

В 1929 году Раунбах-старший окончательно разорился, и лавка перешла к новым хозяевам. Лишь мастерская, располагавшаяся теперь в подвале соседнего здания, осталась за Раунбахами. В ней отец и старшие сыновья ремонтировал велосипеды, швейные машинки, зонтики, да и все остальное, что приносили почтенные обыватели славного города Франкфурта. Новые хозяева лавки, братья Занцерманы, Отто и Михаэль, благосклонно позволили Раунбахам пользоваться оставшимся в их бывшей лавке точильным станком.

Лавка при Занцерманах сменила не только прежнюю вылинявшую вывеску. Теперь здесь торговали экзотическими товарами из стран Ближнего Востока: благовониями, амулетами, таинственными реликвиями исчезнувших верований и народов. Маленький Фриц, проходя через лавку по несколько раз в день, всегда прислушивался, когда Отто, старший из братьев, расхваливал свой необычный товар очередному покупателю.

Застеклённые шкафы, расставленные вдоль стен, пестрели пузырьками с таинственными надписями. Небольшую отдельную витрину занимали драгоценные камни, кольца с таинственными символами, выточенные из дерева или искусно отлитые из металла головы неведомых чудовищ. Хозяин умел составлять мази, помогавшие при подагре, готовил отвары для страдающих желудком. В ходу были порошки, изготовленные из толченого рога носорога, желчного пузыря росомахи, сушеной печени акулы и десятков других экзотических для Германии созданий. По крайней мере, так было обозначено на этикетках.

Если Отто, побывавший, как говорили, в Сирии и Палестине, знал толк в медицинских снадобьях, то второй совладелец лавки обладал иными талантами. Не сразу Фриц разобрался в том, чем занимался Михаэль. Посетителей тот уводил в заднюю комнату, где некогда размещалась мастерская Раунбаха. Фриц иногда мельком видел, как Михаэль рисовал на бумаге круги, разделенные на сегменты, и что-то вычислял, а потом долго рассказывал клиенту о результатах.

Подросток не мог слышать, что говорил младший Занцерман, визжащий точильный круг заглушал негромкий голос. Но речь вроде бы шла о движении планет и предсказании будущего.

В то время найти постоянную работу было почти невозможно, да и те, у кого она была, с трудом сводили концы с концами. Отец Фрица получал все меньше заказов. Клиенты откладывали требующие ремонта вещи до лучших времен. Раунбах-старший не мог заработать столько, чтобы хватило на прокорм его семье. А Фрицу повезло — Занцерманы взяли его к себе рассыльным и платили, не скупясь, сколько бы ни твердили про природную скаредность их нации.

Он разносил клиентам заказы: мази, порошки, амулеты. Фриц быстро убедился, что его отец был прав — братья не чурались колдовства. Мать, впрочем, называла их шарлатанами, она-то в колдовство не верила. Пастор, к которому юный Фриц обратился с вопросом о братьях Занцерманах, от ответа ушел, сославшись на то, что Занцерманы принадлежат к иной, иудейской вере, и не ему давать им оценку.

Теперь подросток знал, чем занимается в задней комнате младший из братьев. Он составлял гороскопы, гадал на специальных картах, определял по руке предстоящие события жизни. Именно труды Михаэля приносили братьям главную прибыль. Отто с его мазями, отварами и присыпками, не мог заработать и половины того, что привносил в семью младший брат.

Фриц запоминал приходящих людей. Среди них были не только немцы. Приходили члены еврейской общины, их раввин, бывали и более интересные заказчики. Последние увлекались мистическими, таинственными учениями. Понемногу Фриц начинал ориентироваться в этом странном мире. Единомышленники братьев охотно отвечали на его вопросы. Занцерманы же любопытства юноши не поощряли. Отто сказал откровенно, что таков был уговор с его отцом — не привлекать малолетнего отпрыска к тайным учениям.

В 1933 году, когда Адольф Гитлер стал рейхсканцлером, Фриц уже превратился в долговязого юнца с дежурной угодливой улыбкой и бегающими глазами. Он не воспринимал происходящее с теми же надеждами, что его отец. Теперь для него лавка Занцерманов была не просто местом работы. Юноша всерьез заинтересовался оккультными учениями. Как не старались братья держать посыльного подальше от своей тайной мудрости, как не плевался отец при упоминаниях учения розенкрейцеров или поклонников тайн Тибета, остановить молодое любопытство они были не в силах.

Фриц научился скрывать свои увлечения. Один из признанных астрологов Франкфурта, Герлад Штроубе, тайно обучал недоросля своему искусству. Фриц уже знал, что искусство магии лишь в незначительной степени познается по книгам. Только учитель, посвященный во все тонкости, владеющий нужными ритуалами, способен передать тайное знание. Но и в таком случае успех учения намного больше зависел от самого ученика. Каких-либо особых врожденных способностей у него, повидимому, не было, или их не сумели открыть. Их заменил энтузиазм и щекочущий нервы налет тайны.

Молодой Раунбах давно понял, что продаваемые Отто Занцерманом отвары и мази, приготовляемые с использованием заклинаний и наговоров, представляют собой низший уровень магических искусств. Недалеко от него ушел и Михаэль с его астрологией и гаданиями на картах. Фрица влекла иная магия: чтение мыслей, ясновидение, превращения, связь с духами. Об этом в среде посвященных в низшие тайны говорили многозначительными намеками. Кое-что можно было прочитать в древних манускриптах Михаила Майера или Соломона Трисмозина. Штроубе пересказывал ученику их труды, базирующиеся на авторитете величайшего мага, Гермеса Трисмегиста.

Но для магов Германии наступили не лучшие времена. Адольф Гитлер, сам обладающий изрядной оккультной силой, не терпел соперников. Когда в 1934 году в рейхе запретили все предсказания судьбы и принялись уничтожать оккультную литературу, Фриц понял, что прежней жизни пришел конец. Отныне в Германии могли заниматься магией только приближенные к Гитлеру люди. Фриц поневоле задумался, на кого же ему опереться.

В то время любой немец, чем-то обиженный евреями — или посчитавший себя обиженным — мог рассчитывать или на отряды штурмовиков, или на СС. Поиск внутреннего врага в государстве, большинство жителей которого находятся на грани, а то и за гранью нищеты — всегда беспроигрышный вариант. Еврейские лавки и магазины регулярно громили, избивая их хозяев. Но Фриц понимал, что его причастность к такому делу навсегда оттолкнет от него многих приверженцев тайного учения. У кого ему тогда учиться?

К тому же братья Занцерманы совсем не бедствовали. Запрет на гадания и заговоры почти не уменьшил число их клиентов, зато доходы братьев существенно возросли. Фриц понимал, что это благополучие — а это было и его благополучие, потому что после прихода национал-социалистов к власти хозяева-евреи начали платить своему рассыльному очень хорошее жалование — временное. Новых клиентов братья избегали — боялись, а число старых постепенно уменьшалось. Кто умирал, кто уезжал в другие города, а кто и вовсе покидал страну.

Фриц поговорил с отцом, который отлично понимал обстановку. Да, сейчас Фриц приносил в семью хорошее жалование, куда большее, чем мог заработать его отец, даже отобрав у чернокнижников-евреев назад свою лавку. Но скоро для иудеев не останется места в рейхе, и лавку у братьев все равно отберут. На семейном совете было решено загодя расправиться с Занцерманами, но так, чтобы Фриц остался к этому совершенно непричастным.

Своему учителю Герладу Штроубе молодой Раунбах сказал, что он по семейным обстоятельствам вынужден отправиться в Мюнхен, к родне матери. Он просил учителя рекомендовать его кому-либо из посвященных в тайные знания. Мистик и чернокнижник отыскал ему самую лучшую протекцию. Когда Фриц прибыл в Мюнхен, его принял и обласкал сам Вейстхор, глава отделения древней и ранней истории в главной службе Расы и Населения СС города Мюнхена.

Фриц уже знал, что настоящее имя Вейстхора — Карл Мария Вилигут, отставной полковник армии Австро-Венгерской империи. Вейстхор вел свое происхождение от древней династии немецких королей, и обладал памятью всех своих предков. Недоброжелатели, правда, говорили, что он перебрался в Германию, потому что в Австрии никто не принимал всерьез человека, несколько лет лечившегося в психиатрической больнице Зальцбурга.

Когда весною 1935 года братьев Занцерманов арестовали по обвинению в преступлениях против немецкого народа, и их лавка отошла прежнему владельцу, отцу Фрица, никому не пришло в голову обвинять в этом самого Фрица. К тому времени он уже достиг в городе Мюнхене определенных успехов. Вейстхор не взял его к себе — Фриц Раунбах не преуспел в исторических науках. Его образование вообще оставляло желать лучшего, разве что языки давались ему сравнительно легко.

Но зато юноша соответствовал строгим критериям расовой полноценности, и протекцию ему составили крупные чины СС. Начинал Фриц с небольшой должности в городской партийной организации. Он вошел в общество Туле, членами которой были и сам фюрер, и Гиммлер. Там же, в Мюнхене, он увлекся альпинизмом. С 1936 года Раунбах начал готовиться к экспедиции в Тибет. Вейстхор, ставший уже бригаденфюрером СС, дал ему наилучшие рекомендации.

Получив доступ к высшим мистическим тайнам рейха, Фриц узнал, что между адептами национал-социализма и знатоками тибетской магии существуют тесные связи. Далай-лама симпатизировал Гитлеру, перед арийскими мистиками открывались тысячелетние секреты прародины ариев.

Втайне сообщалось, что в рейх постоянно прибывали тибетцы, прошедшие ритуал Тантры Калачакры, даровавший возрождение в последующей жизни в Шамбале — тибетском эквиваленте Валгаллы, рая для погибших в бою воинах. При жизни бойцы, прошедшие ритуал, могли воздействовать на космические вибрации. Их возможности не поддавались определениям с помощью привычных мерок. Посвященные в Тантру Калачакру изменяли будущее, прозревая в нем судьбы отдельных людей и стран, как в раскрытой книге.

В том же 1936 году один из тибетских мистиков вошел в германское посольство в Москве. Никто из дипломатов не знал, чем он занимается. Большинство же вообще не подозревали о его существовании. Мишенью этого воина был Сталин. Мистик умел брать под контроль любого человека. Но особенно успешно он проделывал это с людьми, которые отличались развитой интуицией. Не приказывая напрямую, тибетский маг использовал слабые стороны советского лидера, чтобы постоянно подталкивать его к решениям в нужном направлении.

Еще трое тибетцев готовились отправиться в Англию. Там требовалось держать под контролем большее число ключевых фигур. Фюрер делал ставку на то, что Англия сохранит военный нейтралитет, пока действия рейха не коснутся ее колоний или непосредственно острова за Ла-Маншем. Нейтралитет владычицы морей нуждался в поддержке не только дипломатическими средствами.

Одновременно с этим, в обстановке строжайшей секретности, готовилась германская экспедиция в Тибет. Участники ее отбирались очень придирчиво, хоть и выбор был не столь велик. В их состав был включен и Раунбах

Конечно, Фриц со своим весьма посредственным образованием и рядовыми навыками альпиниста мог стать в Тибете лишь обузой. Он это осознавал, и усиленно изучал тибетское наречие. Целью экспедиции были высшие тайны магии. До сих пор ритуалы посвящений могли пройти только ученики, отдавшие многие годы изучению сокрытой мудрости. Фюрер поставил перед арийскими мистиками цель: перенести эти ритуалы на территорию рейха, сократить срок обучения до предела. Сам фюрер, его ближайший друг Гесс, а также Гиммлер намеревались пройти ритуал Тантры Калачакры, чтобы обеспечить свое возрождение в вечном круговороте судеб и воплощений.

Многие часы Фриц проводил в медитации. Он не мог, как Гиммлер, вызывать духов умерших, не обладал, как Вейстхор, родовой памятью. Не смог он стать и знатоком магии. Его уровень был иным — рядовой посвященный, верный слуга высших руководителей рейха. Фриц стал слугой Генриха Гиммлера. Самого руководителя охранных отрядов партии он видел всего однажды, в замке Вевельсбург. Гиммлеру представили юношу, назвав того молодым арийским мистиком, интересующимся практикой воздействия на судьбы. Шеф СС задал ему несколько вопросов о его биографии и коротко бросил сопровождающему эсэсовцу в штатском:

— Испытайте его.

Тем же вечером Мартин Хойзель, штандартенфюрер СС, разъяснил Фрицу его обязанности.

— Среди практикующих мистиков большинство — шарлатаны или полусумасшедшие. Так было всегда, так будет и в дальнейшем. Любой человек, владеющий действительно выдающимися способностями, заинтересован в том, чтобы скрываться среди шарлатанов или малоспособных. Нам, СС, нужно точно знать, кто чего стоит. А тебе предстоит не только наблюдать за всей этой публикой, причем не только в Германии: на тебя возлагается задача убирать тех, кто, пусть даже случайно, способен помешать нашим целям.

— Убирать — это отправлять на тот свет? — решил уточнить Фриц, — я не подготовлен к такому ремеслу.

Хойзель усмехнулся:

— Это поправимо. Впрочем, тебе всегда помогут и обеспечат прикрытие. Для начала ты должен пройти испытание. Дело нетрудное. Поедешь в Вену. Там проживает один из посвященных теософского учения. Его влияние нам мешает… Вот адрес, имя и время

Штандартенфюрер вынул из кармана пиджака заранее заготовленную записку и протянул ее Раунбаху.

— Поедешь в Вену по своим документам. Встретишься с несколькими астрологами и прочими знатоками рун. За час до указанного времени возле министерства юстиции к тебе подойдет наш человек. Он скажет "Вевельсбург", ты ответишь "Туле". Он передаст тебе пистолет. Зайдешь по указанному адресу, представишься. Тебя впустят, твое имя известно. Хозяин в квартире будет один. Застрелишь его — обязательно в голову — и возьмешь любые бумаги, документы, ценности, чтобы создать видимость ограбления. Это по силам даже ребенку. Действуй в перчатках. Когда выйдешь, у подъезда тебя будет ждать наш человек. Вернешь ему пистолет, отдашь документы. Пробудешь в Вене еще два дня, встречаясь с другими теософами или алхимиками, потом вернешься. Риска никакого, тебя предупредят, если изменится обстановка.

Риска действительно не было. Фриц постучал в дверь — звонка не было — сжимая в другой руке портфель с пистолетом. Хозяин открыл сразу, даже не спросив имени. Фриц назвал себя и, как и говорил Хойзель, оказалось, что его знали. Когда разговор коснулся историй перерождений Будды, хозяин открыл дверцу книжного шкафа, чтобы показать гостю одну из ранних джатак. В это время Фриц достал из предусмотрительно расстегнутого портфеля пистолет и выстрелил хозяину в затылок. Даже входя в квартиру, Раунбах еще не был уверен, что сумеет выстрелить. Всё случилось само собой. В голове звенело, и тело казалось не своим.

Раунбах обошел разлившуюся под головой убитого кровавую лужу и выбрал из шкафа несколько старых манускриптов. Положил их в портфель, рядом с пистолетом. Подошел к двери. В подъезде было тихо. На лестнице он не встретил ни одного человека, а у выхода передал человеку Хойзеля портфель.

Теперь Фриц служил Гиммлеру. Приказы он получал от Мартина Хойзеля. Только эти двое могли — лично — отдавать ему приказы. Хойзель сообщил ему имена тех арийских мистиков Баварии, которые действительно обладали настоящими способностями. Их было совсем немного. Двое ясновидящих — те, кто ошибался реже, чем давал правильные ответы. Пятеро людей с гипнотическими способностями, способные выдать листок бумаги за секретный пропуск или остаться невидимыми среди группы охранников. Четверо, которые, как и фюрер, могли оказывать гипнотическое воздействие на собравшихся людей при публичном выступлении. Шесть астрологов, которым доверял сам Гитлер. И один, всего лишь один, посвященный, способный влиять на будущее развитие событий.

— Ты, Фриц, не должен удивляться. В рейхе и Австрии под твоим присмотром окажутся всего восемнадцать человек. Об их безопасности заботятся другие, ты думай о том, чтобы их имена не выдвинулись на первый план. Пусть легенды рассказывают о других, пусть этих людей считают учениками или шарлатанами.

— Всего восемнадцать… — Раунбах не скрывал разочарования, — это все, кто встал на нашу сторону.

Они прогуливались по одной из тихих берлинских улиц. Оба в штатском, но позади, шагах в сорока, неспешно и тихо катилась автомашина с двумя охранниками в эсэсовской форме. Штандартенфюрер с сожалением кивнул:

— Не все из способных людей разделяют наши убеждения. Евреи, коммунисты, поклонники западных демократий откровенно враждебны, другие уклоняются от сотрудничества. Но восемнадцать — это лишь те, кто по происхождению ариец. Есть и другие. Есть наши друзья с Тибета. С ними работают другие. О них ты узнаешь позже, когда сам побываешь в Тибете.

Фриц спросил, кляня себя за несдержанность:

— Почему для этого дела выбрали меня? Я не обладаю способностями ни к предсказанию, ни к ясновидению. И в области обеспечения безопасности многие опытнее меня.

Хойзель, улыбнувшись, похлопал его по плечу:

— Не скромничай, мальчик! Ты знаком, хоть и поверхностно, со всеми разделами оккультизма, ты умеешь говорить с этой публикой на их языке, тебя признают в их среде как своего. Но главное — тебя выбрал Гиммлер, а он видит скрытую сущность людей. К тому же ты, занимаясь всей этой талмудистикой, не потерял здравого смысла.

В 1938 году запрету подверглись орден германян, организации франкмасонов, запретили книги Ленца и многих других оккультистов. Ряды посвященных, среди которых растворились подопечные Раунбаха, редели. Кто уехал, кто умер, кого отправили на перевоспитание в трудовые лагеря. Фриц начинал понимать, что германское государство изменилось. Скоро его работа станет ненужной.

А тем временем тайная государственная полиция вылавливала враждебных рейху гипнотизеров. Следы их деятельности обнаруживались то в одном, то в другом месте. У свидетелей появлялись провалы в памяти, которые не могли восстановить даже лучшие психиатры Германии. Только ясновидцы и гипнотизеры могли помочь, и Фриц занялся координацией их работы.

В рейхе тогда участились случаи необъяснимых событий. Средь бела дня пропадали люди И не абы кто, а те, кем как раз накануне заинтересовалось гестапо, и за кем была установлена наружная слежка. Один из ясновидцев, с которым работал Фриц, не раз воспринимал вибрации от действий мощных гипнотизеров.

— Я чувствую, когда они начинают магнетизировать окружающих. Их действия порождают вибрации космических потоков, так же, как и выступления фюрера. Но фюрер отдает свою энергию непрерывно несколько десятков минут, а этот человек — или люди — ее бережет. Короткий импульс, не больше полуминуты — и все.

— Скажи, Герман, — Фриц всегда обращался к старому ясновидцу с почтением, потому что не раз оказывался свидетелем его таланта, — быть может, это действительно один человек? Который колесит по рейху без остановок, спасая от гестапо то еврея, то враждебно настроенного немца?

— Не знаю, Фриц. Не смогу определить. Но я чувствую, что почерки все же разные. Мне кажется, их несколько. Но один из них действует активно, а остальные — лишь изредка. Обратись лучше к сильнейшему.

Последней фразы Раунбах не понял. Герман впал в присущую старикам дремоту, и Фриц терпеливо ждал, когда один из лучших ясновидцев рейха проснется, чтобы спросить, кто же этот сильнейший. Он, во всяком случае, такого не знал.

Фриц сидел возле камина, пламя которого согревало ноги дремавшего в кресле старика, и размышлял. Да, с 1938 года, когда усилились запреты на оккультную практику, и евреев начали отправлять в трудовые лагеря не выборочно, а всех подряд, многие посвященные в тайные учения намекали, что в Германии объявился сильнейший маг. Никто не мог сказать о нем что-либо определенное. Быть может, сейчас Герман назовет его имя?

— Прости, я не понял. О ком ты говорил, как о сильнейшем?

Ясновидец пристально поглядел на молодого эсэсовца.

— А ведь ты не врешь, Фриц, ты действительно его не знаешь. Его истинного имени я не смогу тебе назвать. Не знаю. Себя он именует Густавом Кротким, доктором алхимии. Его присутствие я чувствую постоянно. — Герман встряхнул головой, и Фриц подумал, что ясновидящего его ощущения скоро сведут в могилу. — Он действует не грубой силой, нет. Он настоящий мастер. Еле заметное воздействие, но почти постоянное. Оно и ночами прерывается лишь на пару часов.

Откуда-то ясновидящий знал, как и другие оккультисты, что Густав Кроткий действует в интересах рейха, и не следует его ни разыскивать, ни сообщать о нем другим. Фриц подумал, что это может оказаться умелым внушением. Он начал было самостоятельные поиски Густава, но они прервались в самом начале.

В канун нового, 1939 года, Раунбах вышел из здания берлинской полиции и прямо у входа наткнулся на поджидавшего его мужчину среднего роста, с потемневшей от загара кожей, в шляпе-котелке и в длинном черном кожаном плаще на меху. Аккуратная бородка, длинный нос с горбинкой, темные глаза с длинными ресницами, узкие, бесцветные губы. Фриц мгновенно понял, кто перед ним.

Не сделав ни одного движения, хотя бы отчасти напоминавшего приветствие, незнакомец скрипуче произнес:

— Господин Раунбах, мы можем поговорить в моей машине, — мужчина кивком указал на приткнувшийся у тротуара "майбах". — Называйте меня Густав Кроткий.

Устроившись на заднем сидении, Фриц вопросительно взглянул на севшего рядом алхимика. Вышколенный шофер в форме СС на переднем сиденье с безразличием смотрел в ветровое стекло. Густав неспешно достал из кармана плаща коробку гаванских сигар и принялся раскуривать. Раунбах подумал, что алхимик родом с берегов Средиземного моря. Что-то подталкивало его к такому предположению. Может, темные волосы и смуглая кожа, а может, мягкость движений. Впрочем, Фриц не имел навыка общения ни с испанцами, ни с итальянцами, и мог ошибаться.

— Я знаю, Фриц, кому вы подчиняетесь, к какому заданию готовитесь. Мешать вашим усилиям не намерен. А вот разыскивать меня не стоит. Я служу высшему руководству, и отдавать отчет не обязан даже вашему шефу рейхсфюреру Гиммлеру. Перед отправкой в Тибет вспомните обо мне, и тогда мы встретимся вновь. Я дам вам свои контакты в Тибете, без их помощи Вы не отличите Свода Канджура от Книги Мертвых. А сейчас идите — и забудьте о моем существовании.

Густав Кроткий не действовал на Фрица гипнозом, по крайней мере, ни одним из известных ему способов, и Фриц мог воспроизвести в памяти каждое слово из их разговора. Но как-то так получилось, что до самой экспедиции Раунбах совсем не вспоминал про доктора алхимии, не пытался его разыскать, не собирал о нем сведений. И только накануне отправки в экспедицию Фриц внезапно вспомнил о нем. Только вспомнил — и Густав Кроткий встретил его на продуваемом зимним ветром берлинском аэродроме.

Фриц отправлялся самолетом до Москвы, чтобы потом продолжить свой путь через Иран. Он должен был добраться до Лхасы отдельно от экспедиции, которую возглавлял Эрнст Шефер, служащий института Аненэрбе. Причиной такой конспирации, как объяснил Кроткий, стал провал предыдущей экспедиции, доставившей в Германию фальшивку, умело сработанную британскими спецслужбами. Было ли это прямым предательством или банальным головотяпством, ответить уже невозможно: единственный человек, который мог бы ответить на этот вопрос — Шмидт, отвечавший за безопасность экспедиции, через несколько дней после возвращения в Берлин покончил с собой.

Густав назвал Раунбаху всего два имени, пообещав полное содействие этих людей. Он говорил с Фрицем на тибетском наречии, которым Раунбах владел еще неважно. Но, как ни странно, Фриц понял совершенно все, что сказал ему доктор алхимии. И вновь, Фриц мог дать руку на отсечение, что Кроткий не действовал на него гипнозом. Отчего же он совсем забыл наставления Мартина Хойзеля, и думал лишь о том, как не подвести Густава?

В Германию Фриц Раунбах вернулся в середине 1940 года. Возвращение далось непросто, еще в Лхасе ему на хвост села британская разведка. Даже путь в Тибет, с караваном кочевников из Ирана, казался теперь легкой прогулкой. А как он тогда гордился, пробравшись в горную страну через Афганистан и Индию с караваном пуштунов, что никто не мог заподозрить в молодом погонщике верблюдов и низкорослых горных лошадок европейца, гауптфюрера СС, личного агента Гиммлера!

И в Тибете он не сплоховал. Жил в горном монастыре, выполнял все обряды, читал древние манускрипты, с трудом разбирая при свете свечи выцветшие от времени закорючки. Он прошел испытание, оставшись незаметным среди других паломников. Через две недели к нему обратился один из тех, чьи имена назвал ему Густав Кроткий. Эти люди и проделали всю работу.

Экспедиция везла в рейх более ста томов древних священных текстов, мандалу Гандхара и иные атрибуты, дарующие уже в этой жизни особую власть над людьми. Но возвращалась экспедиция без Фрица. Его вовремя предупредили, что англичане знают о его настоящей миссии.

Возвращаться назад тем же путем было рискованно, и Фриц избрал окольную дорогу: через Монголию и Советский Союз. Долгой холодной зимой, сидя под пологом монгольской юрты, он вспоминал, что говорили ему тибетцы про Густава Кроткого. Обдумывал, сопоставлял с собственными впечатлениями.

Здесь, вдали от западной цивилизации, от газет, от партийных митингов, вся его коротенькая жизнь выглядела бессмысленной скачкой по кругу. Карьера, борьба с врагами рейха — как это все далеко! Здесь в вечно прозрачном небе ночью светили россыпи звезд, что существуют вечно, безразличных, далеких от страданий маленьких людей в небольшом европейском государстве. Здесь, как и тысячелетия назад, монгол собирал юрту и гнал привычной дорогой свой скот, меняя пастбище за пастбищем все в том же, неизменном со времен Темучина порядке.

В монастырях с треском крутились молитвенные барабаны, а многократно произнесенная мантра "ом мани падме хум" примиряла со всем происходящим. И если Фриц еще чувствовал волю к возвращению, то эта воля была не только своя. Он себя не обманывал. Он возвращался, потому что его возвращения ждал Густав Кроткий. Ни штандартенфюрер Хойзель, ни Гиммлер, ни семья не значили для него сейчас столько, сколько виденный всего дважды доктор алхимии.

Необъятные просторы Советского Союза он проскочил на удивление легко, хотя в рейхе его предупреждали о необходимости особой бдительности. Якобы, каждый пятый в Советской России — агент НКВД. По-видимому, эти "пятые" с ним-таки разминулись. Документы у Раунбаха были в полном порядке, но важно было сохранить в тайне от Советов сам факт тибетской экспедиции.

По возвращении Фриц, не докладывая никому, навестил всех своих подопечных. Умер старый Герман, двух астрологов фюрер лишил своего расположения, и они отправились в трудовые лагеря, пропал бесследно в Польше один из гипнотизеров. Все выдающиеся ораторы перешли в министерство пропаганды, к доктору Геббельсу. Их осталось всего десять человек, тех, кто мог помочь делу национал-социализма, используя недостижимые другим способы.

Фриц сразу почувствовал, как изменило его пребывание в Тибете. Может, в нем и раньше присутствовали какие-то способности — ведь не зря же еще юношей его приняли, как своего, самые разные посвященные. С первых минут пребывания в рейхе он чувствовал теперь вокруг себя атмосферу ненависти и презрения.

— Здравствуйте, господин Раунбах! Как Вы возмужали! — Зигфрид был пьян, что порядком поразило Фрица. Каждое опьянение надолго лишало ясновидящего его способностей. — Удивляетесь, конечно, что я выпил? Эх, господин Раунбах, сейчас в рейхе уже иные времена, поверьте. Лишь выпив, я прихожу в себя. Хе-хе, и мне даже не страшно. Я могу спать спокойно.

Во времена совсем недавние, до Тибета, Фриц бы вспылил. Он бы устроил Зигги порядочную головомойку, и тот бы думать забыл, как выглядит бутылка со шнапсом. Но ясновидящий ошибаться не мог, времена действительно наступили другие. И Фриц промолчал.

Мартин Хойзель встретил его приветливо:

— Ты уже обошел всех наших людей, мне сообщили. Молодец. Возьми недельку отпуска, съезди к родным, вдохни воздух Германии.

— Мне кажется, воздух Германии изменился.

— Война, мой юный друг, пахнет гарью, что поделать. Сейчас не время для расслабленности и сомнений. Рейх расширил жизненное пространство, но вместе с новой территорией к нам попали серьезные враги. Их надо выявить. Густав Кроткий показал пример: обнаружил одного из гипнотизеров, которого еще ты пытался поймать. Евреем оказался, каббалистом.

— Как он его обнаружил?

Штандартенфюрер пожал плечами. Жест этот у сидящего в кресле человека, одетого в домашний халат, выглядел проявлением слабости.

— Ты знаешь, мой юный друг, что Густав Кроткий не подчиняется рейхсфюреру. Мы не можем отдавать ему приказания, нам запрещено интересоваться его делами и переходить ему дорогу. Не знаю, кому он служит: Гессу или самому фюреру, но трогать его нельзя ни при каких обстоятельствах. В этот раз он помог нам, возможно, по своим собственным мотивам. Я присутствовал при начале этой операции…

Мартин Хойзель рассказал, что тогда доктор алхимии прямо в кабинете самого Хойзеля, даже не заперев двери, раскрыл на столе свой саквояж. Он извлек из него черную мантию и остроконечный колпак и облачился в них. В кабинете Хойзеля находились тогда, кроме алхимика и хозяина кабинета, трое. Зигфрид, ясновидец, Клаус, гипнотизер — из числа подопечных Раунбаха — и Гельмут, адъютант Хойзеля. Все они, несомненно, были посвящены в секреты рейха, все знали, что в самом сердце Германии бродит неуловимый враг, прозванный Шмелем. Прозвали его так, потому что он, как и шмель настоящий, рвал любую приготовленную для него паутину.

Густав Кроткий нарисовал на полу пятиугольник извлеченным из саквояжа кусочком древесного угля. Он попросил всех встать в углы пятиугольника, взявшись за руки. В центре алхимик установил небольшую глиняную плошку, расписанную спиралями. Он налил в нее масла из особой бутылочки черного стекла, высыпал в масло порошок из шкатулки и вставил в плошку фитиль из просмоленной веревки. Алхимик зажег фитиль и принялся читать заклинания на неведомом языке.

Стоявшими в углах людьми овладело странное оцепенение. Над плошкой поднялся и сгустился дым, Густав нараспев читал заклинания, и дым уже окутал весь кабинет. А потом дым рассеялся, и все увидели посредине пятиугольника столб яркого света. В нем было видно, как по людной улице шел человек. По лицу — типичный еврей в рабочей спецовке. Доктор алхимии прекратил читать заклинания и проговорил по-немецки:

— Запомните его, это — Шмель. Сейчас он в Дрездене. Вы, четверо, отныне увидите его и узнаете в любом месте. Его искусство против вас бессильно.

Затем Густав произнес одно слово, которое ни Хойзель, ни кто другой не запомнили, и световой столб погас. Оцепенение, владевшее присутствующими, понемногу исчезло. Алхимик собрал свои вещи и молча ушел, не попрощавшись. На следующее утро четыре группы гестаповцев, во главе которых стоял кто-либо из видевших Шмеля, прочесывали центральные улицы Дрездена. Удача улыбнулась Зигфриду. Он вышел из машины тайной полиции немного сзади быстро шагающего Шмеля, догнал того и оглушил ударом по голове.

Каббалиста взяли, и даже начали допрашивать. Вначале, пока он не полностью пришел в себя, удалось добиться нескольких признаний. Самых начальных: кто, откуда, на кого работает, какое выполняет задание. Затем каббалист полностью пришел в себя и остановил свое сердце.

Его имя никому ничего не сказало. Он происходил из польских евреев, но местечко, в котором родился Шмель, ныне находилось под властью Советского Союза. Что исключало возможность выявить его родственников и связи. Действовал он в интересах доселе неизвестной еврейской организации, спасая избранных своих соплеменников. Обыскали его квартиру в Дрездене. Обнаружили обычные предметы практикующего каббалиста — и никаких документов.

Рассказ Хойзеля заинтересовал Фрица серьезнее, чем он проявил это перед штандартенфюрером. Густав провел обычный обряд вызывания духов, причем духов светлых, из высших миров. Так, во всяком случае, этот обряд описывался Псевдо-Манефоном. Зачем? Ясно же, что обряд не действует, что сила Густава Кроткого состоит не в произнесении заклинаний и не в умении начертать пентограмму. Похоже, доктор алхимии счел нужным утаить истинные методы своей работы.

Подтверждало такое предположение и дальнейшее его поведение. Он больше не помогал людям Хойзеля, которые сбились с ног, отыскивая других враждебных гипнотизеров: Ящера, Тополя, Слона, Фантома, Китайца. Были еще и другие, но для вышеперечисленных удалось установить особенности их стиля действий.

Отпуск не рассеял подавленности Фрица. Страна, ликуя, праздновала капитуляцию Франции, военная форма вызывала всеобщее уважение. Но гауптфюрер Раунбах никогда формы не носил. Родители его встретили радостно, у братьев и сестер все обстояло благополучно, но он не чувствовал себя дома. Тянуло к своим, к посвященным. Скучны были разговоры о том, кто как живет, про обеды, карьеру родственников. Фриц уже понимал, что истинная власть принадлежит совсем не тем, кто занимает официальные посты, и совсем не тем, у кого больше денег. То, что принимает обыватель за власть, обычно всего лишь ее отражение.

В Тибете рассуждали иначе — настоящая власть и величие незаметны, они не нуждаются в украшениях. Прожив в Азии больше года, Раунбах научился понимать проявления истинной власти. Человек, излучающий свою силу так, что ее ощущали все, с ним соприкоснувшиеся — вот кто достоин власти. Кого мог счесть великим Фриц теперь, когда у него открылись глаза? Фюрера, рейхсфюрера Гиммлера, и — Густава Кроткого. Причем по-настоящему боялся Раунбах только последнего из них. И этот страх являлся истинной причиной его подавленности.

Вернувшись на службу, он обнаружил, что страх испытывал не только он. Заглушая страх, накачивал себя шнапсом Зигфрид. Отводили глаза и опускали головы все гипнотизеры, едва упоминалось имя алхимика. Только Хойзель относился к алхимику спокойно.

— Мы, арийцы, люди грубые, сильные. Нас всякими мистическими штучками не запугаешь. Ты только после Тибета стал таким же нервическим типом, как и твои подопечные. Думаю, пора тебе встряхнуться, в настоящем деле поучаствовать, продырявить шкуру врага доброй порцией свинца. Как раз есть подходящее для тебя задание.

Штандартенфюрер рассказал, что несколько посланных в Англию тибетских магов должны были обеспечить нейтралитет островного государства. Их целями являлись политики из верхушек обоих партий. Но тибетцы не смогли добиться успеха.

— Нашлись в Англии мастера астрального света — так вы говорите? — которые нейтрализовали их полностью. Тибетцы чувствовали, что их воздействие не достигает нужных людей. Рассеивается в пустоте, — как они доложили. Когда Англия вступила в войну, мы их отозвали.

Фриц задумчиво кивнул:

— На островах еще в древности была создана скрытая мудрость, которую поддерживали жрецы-друиды. Письменных следов они не оставляли, мы многого о них не знаем. Тибетцы живы?

Штандартенфюрер уныло подтвердил:

— Да, живы, к сожалению. Двое остались в Англии, до них дотянуться невозможно. Один уехал в Испанию, но там он очень подружился с полицией, и нам его не выдадут. Даже просто убить его нельзя — вдруг обнаружится наше участие? Это очень повредит отношениям с генералом Франко.

Разумеется, Хойзель умолчал об одной из наиболее тщательно охраняемых тайн рейха — поисками Священной Чаши Грааля, предпринятой в Испании под руководством Отто Скорцени. Попутно тот выполнял и другую задачу — поиск и уничтожение тибетца. И в обоих случаях Скорцени потерпел неудачу.

— Тогда выманить его в другую страну, где у него не будет защиты, и прикончить, — предложил Раунбах.

— Вот ты это и организуешь. Использовать можешь только своих людей. Геллер говорит по-испански?

— Говорит. Но он неустойчив, подведет. — Фриц говорил уверенно, он хорошо знал Иоганна Геллера, астролога и алхимика. — При первой опасности он сляжет с нервной лихорадкой.

— Используй его втемную. Рейхсфюрер не расстроится, если при выполнении задания Геллер погибнет во славу рейха. Или, что лучше, в результате несчастного случая.

Улыбка Мартина Хойзеля не оставляла сомнений — Геллер был приговорен, приговорен в высших сферах, быть может, самим фюрером.

— Паспорта, визы, оружие, техническое содействие, деньги, — монотонно перечислил Раунбах, на что штандартенфюрер коротко отрезал:

— Только Гельмут, мой адъютант. Больше — никого.

Когда за окном вагона потянулись бесконечные зеленые сады Каталонии, Геллер расцвел. Страх, буквально пригибавший его к земле в Берлине, остался в рейхе. Он многословно пересказывал древние откровения Сефер Ха Зогар, поощряемый внимательным видом Фрица. В Берлине Иоганн не выказывал такого близкого знакомства с тайной еврейской мудростью.

— Послушай, Фриц, ведь учение буддизма о перевоплощениях схоже с учением о пятидесяти воротах разума. Завершенный человек — тот, кто прошел двадцать пятые врата, а прошедший тридцатые становится человеком по образу бога. Проходящий последующие врата становится уже больше, чем человеком. Похоже на ступени просветления, верно?

Фриц поощрительно улыбнулся. Разговорившийся Иоганн был обречен. Ему осталось встретиться с тибетцем, показать ему рисунки магического меча, предложить осмотреть сам меч. Пригласить в Италию, сесть вместе с ним на нанятую Фрицем рыбацкую шхуну — и на этом его земной путь должен закончиться. Тибетец не увидит Раунбаха воочию, Фриц покинет Испанию, передав опальному астрологу по телефону название шхуны. Иоганн будет уверен, что Фриц отправится в Италию самолетом. Но Фриц этого не сделает. Ему незачем лететь в Италию — Геллер с тибетцем, как и сама шхуна, бесследно исчезнут в волнах Средиземного моря.

А Иоганн возбужденно обсуждал меч, разглядывая рисунки:

— Эфес должен быть из серебра с примесью ртути, а треугольник с символами Меркурия и Венеры — из меди. Ты уверен, что условия соблюдены?

— Не уверен, любезный Иоганн, совсем не уверен. На этих рисунках даже не изображена та сторона клинка, где должно быть начертано имя Малхут. Рукоятку тоже видно плохо, не понять, все ли положенные сефироты там выгравированы. Что уж говорить о металлах, из коих благородный меч сделан! Потому и требуется твое авторитетное свидетельство, а человек, к которому мы едем, тебе поможет. Он не разбирается в каббале и христианском мистицизме, но предмет, пригодный для просветления души, распознает наверняка.

Геллер поел, выпил стакан красного испанского вина — больше он себе не позволял. А гауптфюрер Раунбах молча глушил шнапс, совершенно не пьянея. Иоганна развезло, и он позволил себе высказаться в адрес алхимика:

— Хорошо, что этот меч не попался Густаву, этому, Кроткому. Страшно подумать, что он мог бы сотворить, овладев магическим мечом!

— Ты его не любишь? Почему?

Астролог приблизил свои губы к уху Фрица:

— Я не знаю его времени рождения, но звезды позволяют определять судьбу человека по некоторым другим сведениям. До 1942 года его звезды располагаются благополучно. Только когда высшие планеты разом окажутся в положении изгнания или падения, он перестанет попирать окружающих. Я уверен, что его знак — Рак. Постарайся встречаться с ним только в дни южного лунного узла.

Геллер откинулся на спинку дивана, замолчав. Его хорошее настроение исчезло, как и не было. Мешки под глазами, резкая носогубная складка без всяких гороскопов предсказывали астрологу не самое блестящее будущее. Фриц машинально взглянул на часы. Еще час ему предстояло разговаривать с приговоренным астрологом, стараясь не выдать себя. А ведь все мистики повышенно чувствительны. Наверняка Иоганн Геллер ощущал надвигающуюся беду, но не мог ее определить. Сейчас астролога сбивали с толку ощущения свободы, знакомое многим, кто покидал нынешнюю Германию, и предвкушение встречи с одной из тайн прошлого — магическим мечом, описанным, кажется, еще Нигидием Фигулом. К тому же он немного выпил, а вино, как точно знал Фриц, притупляло чувствительность не только у мистиков.

— Фриц, ты уверен, что этот меч вообще существует? — вдруг спросил астролог совершенно трезвым голосом.

— Иоганн, ну как же можно быть уверенным, когда тебе предлагают взять в руки одну из величайших реликвий истории? Нам что-то хотят продать, продавцы — люди, близкие к католическим орденам. Больше мне сказать нечего. Ты хоть знаешь, сколько вообще было изготовлено таких мечей?

Фриц постарался перевести разговор на тему, близкую Иоганну, чтобы вернее успокоить того. Очень ему не понравился вопрос астролога. Меча не существовало. И сама реликвия, и ее продавцы были его, Фрица, выдумкой, поддержанной несколькими фальшивками и ложными письмами.

— Правила изготовления меча описаны задолго до Парацельса, — пожевав губами, пробурчал Иоганн, — у желающих было множество веков, чтобы им последовать. Вопрос в том, имели ли они доступ к тайному знанию, без которого воспроизведение точного облика меча оказывалось бесполезным. Есть свидетельства, что такой меч был изготовлен в третьем веке в Ирландии.

— Чего ты опасаешься? — холодно спросил Фриц, — Я полагаю, нам попытаются всучить фальшивку, весьма совершенную по внешнему виду. Ты вместе с господином Мурудесом осмотришь меч, сообщишь мне свою оценку. Италия наш союзник, папа римский в союзе с фюрером — бояться нечего.

Астролог продолжил путь в окрестности Мадрида, где под именем Мурудеса жил приговоренный тибетец, а Раунбах пересел на поезд, идущий к побережью. Наняв шхуну, он звонком сообщил Геллеру ее название. Но сам он не сел в самолет, направлявшийся в Италию. На летном поле он встретил прилетевшего из рейха Гельмута, адъютанта Хойзеля и сообщил тому название шхуны. На этом личное участие Фрица в разработанной им операции заканчивалось.

В середине мая 1941 года Фриц поздно вернулся домой. Теперь он был владельцем небольшого дома на окраине Берлина. Поставив машину в гараж, он переоделся, поднялся к себе в кабинет и сел в кресло, привычно сосредотачивая взор на мандале, висевшей на голой стене кабинета. Кабинет, как и другие комнаты особняка, был полностью лишен украшений. Вся мебель в доме казенная, принадлежащая имперскому управлению безопасности. Из личных вещей Фрица в доме, кроме этой мандалы, используемой для медитаций, была только небольшая библиотека оккультной литературы да десяток различных справочников.

Фриц не любил ни Берлина, ни этого дома. Но что делать — сейчас он вынужден почти непрерывно находиться здесь, в столице, где разом сходились следы и Фантома, и Китайца, и Ящера. К тому же здесь действовали агентурные сети англичан, которые гестаповцы никак не могли раскрыть, и Фриц был вынужден им помогать, отрывая своих людей от их главной работы.

Возвращаясь вечерами, он восстанавливал силы при помощи лицезрения мандалы и выполнения определенных ритуалов, изученных им в Тибете. Вначале он пробовал снимать усталость выпивкой, но она вредно влияла на его работоспособность. А главное — его люди тонко реагировали на его состояние. Стоило Фрицу дать им задание, будучи под воздействием спиртного, или же не проспавшись после воздействия вчерашней порции, как у гипнотизеров и приемщиков астральных волн совершенно ничего не получалось.

Фриц руководил теперь четырьмя гипнотизерами, двумя приемниками астральных волн, кроме того, в его группе числились четверо астрологов, от которых в их сегодняшней работе не было никакой пользы. За время, прошедшее с момента создания группы, ее состав изменился. Кое-кто ушел в другие группы, случались самоубийства, Геллера прикончили вместе с ненужным более тибетцем, появились новые люди. Самый главный козырь группы, Бремехопф, плетущий нити будущих судеб, был подло убит в начале года.

Фриц склонялся к мысли, что его смерть — результат действий Ящера. Бремехопф, незаметный полнеющий коротышка, выходил из дверей булочной, когда ему стало плохо. Охранявшего его агента сразу подвергли гипнодопросу, и он припомнил, что навстречу коротышке в булочную входил господин в мундире гражданского служащего. Припомнили господина и в булочной, но клятвенно уверяли, что Бремехопфа тот не касался.

Мистик умер на месте от сердечного приступа. Вскрытие, которое, по настоянию Раунбаха, проводилось очень тщательно, обнаружило в дыхательных путях погибшего следы синильной кислоты. Господин в мундире бесследно пропал. Свидетели, истинные арийцы, прекрасно разбиравшиеся в многообразии существовавших в рейхе мундиров, так и не могли припомнить, какому же министерству принадлежал мундир.

Фриц знал, что Бремехопф заплетал нити судеб нескольких важнейших врагов рейха. Результаты должны были наступить вскоре, не позднее нынешней осени. Но — Меняющего Судьбы убили, а другого такого мастера не нашлось не только в Германии, но и среди союзников или покоренных народов. Размышления Фрица, в результате созерцания мандалы, приобретавшие все более отвлеченный характер, так на этот раз и не достигли уровня полного отсутствия мысли. Помешал раздавшийся внизу звонок.

Густав Кроткий, доктор алхимии, не раздеваясь, присел в кресло нижней залы.

— Я тебя давно не видел, и прежде всех дел — вопрос из прошлого. Ты действительно обнаружил магический меч?

Фриц озирал холеное лицо мага, так и не снявшего богатой меховой шапки азиатского покроя. Казалось, от алхимика веяло холодом, Фриц мгновенно почувствовал, что полностью продрог. Стужа проникала в самые кости, а на душе стало неуютно и уныло. Непослушными, странно онемевшими губами Фриц пробормотал:

— Нет. Это была ловушка для одного предателя. Я даже не знаю, существует ли такой меч в нашем мире.

Алхимик сел поудобнее, расстегнул длинное кожаное пальто. Раунбах почувствовал, что ему полегчало. Стужа превратилась в неприятный, но терпимый озноб, губы и язык его вполне слушались. Это он обнаружил, непроизвольно облизнув пересохшие губы.

— Вина, господин алхимик? Может, сделать грог?

— Спиртного не употребляю. И ты бросай, если не хочешь сгинуть среди ничтожеств. Меч существует, поверь, это точно. С его помощью подготовленный человек может решить исход любой битвы задолго до ее начала.

Фриц ничего не сказал в ответ, приходя в себя после первых минут разговора. Он понимал, что Густав только что получил ответ на очень важный вопрос. Понимал он и то, что ответить неправду на вопрос алхимика он бы не смог. Наверное, не смог бы никто на его месте. Густав Кроткий умел подчинять себе людей. Не так, как Гиммлер или доктор Геббельс, увлекая за собой. Алхимик действовал, запугивая. И было неизвестно, что он собирается сделать с Фрицем Раунбахом, который был совершенно не в силах ему противостоять.

— Когда ты запустил фальшивку об обнаружении меча, всколыхнулись многие нити сокрытого от профанов астрального бытия. Потому я и предположил, что меч действительно найден. Но потом картина очень запуталась, и к правильному выводу я пришел недавно. Это мне урок. Обычная шпионская уловка смогла разбудить активность многих выдающихся магов, а их действия так запутали расстановку сил, что я больше года блуждал впотьмах, борясь с призраками. От тебя — не ожидал.

— Я выполнял приказ.

Фриц промямлил банальную фразу, не зная, что сказать. Чутье подсказывало — Кроткий принимает его за действующего мистика. Но почему? Кроме обостренного со времен зимовки в азиатских степях чутья на людей и их неприятности Раунбах не замечал за собой ничего сверхъестественного.

— Мы здесь одни, ты можешь говорить открыто. — Алхимик не глядя швырнул назад свою роскошную шапку и та в полете вдруг подпрыгнула, зацепившись точно за крюк вешалки. — Без твоей собственной воли Мартин Хойзель не отдаст тебе ни одного приказа. Ты — телепат-приказчик. Слабый. Хватает твоих сил лишь на твоих подопечных или на людей, колеблющихся в своем выборе. Припомни, кто из твоей группы покончил с собой? Как ты к ним относился?

Потрясенный Фриц мгновенно понял, что все сказанное — правда. Так вот почему его принимали так любезно все оккультисты. Он же просто приказывал им это сделать!

— Теперь вот что. На днях Рудольф Гесс перелетел в Англию. Арестован Шульте-Штратхаус. Но истинный вдохновитель этого странного поступка — Хаузхофер-старший, советник фюрера из общества Туле. Знаком?

Фриц кивнул. Он знал, что общество Туле, в которое фюрера посвящал Теодор Морелль, развивало арийский оккультизм, основанный на идеях высшей расы. Членами общества были рейхсфюрер Гиммлер, маршал Геринг, доктор Розенберг. Барон Зеботтендорф, вдохновитель существования ордена, вскоре ушел в тень и ныне выполнял деликатные поручения общества на Ближнем Востоке. Исключая руководителей рейха, с ведущими членами общества Туле Раунбах был лично знаком.

— Предать он не мог, клянется, что так подсказали звезды: личное появление Гесса в Англии приведет к тому, что британское правительство начнет искать путей к миру с Германией. Ты, наверное, понимаешь ход моих мыслей?

— Кто-то из неприятельских гипнотизеров внушил ему эту идею, — кивнул Фриц, — и я даже догадываюсь, кто. Судя по стилю — Китаец.

Страх и внутренний холод, оставили, наконец, его тело. Сейчас он чувствовал страшную усталость. Не оставалось сил ничему удивляться. В уме Фриц быстро сообразил — Китаец, если это был он, добивался совсем не устранения Гесса. Когда станет известно, что второй человек в партии совершил свой чудовищный поступок, руководствуясь советами астролога, всех астрологов рейха отправят в трудовые лагеря. Конечно, личные астрологи фюрера уцелеют. Гитлер продолжал им доверять даже после того, как один из них год назад перебежал к Черчиллю.

С тем случаем было много мороки. Хойзель никак не мог согласиться, что беглец не принесет британскому лидеру никакой пользы. Человеку, выпивающему в день пол-литра коньяка, не страшны ни расположение звезд, ни предсказания будущего. Насколько знал Раунбах, премьер-министр Великобритании относился к той категории людей, воздействовать на которых не мог даже самый искушенный мистик.

Тогда на совещании Фриц остался в одиночестве. Хойзель принял решение готовить покушение на астролога-перебежчика, но поручил это дело другому подразделению. Конечно, ничего из этого не вышло. Британские острова оставались недоступной территорией и для разведки рейха и для их мистиков. Посылать туда тибетцев после предательства первой группы не рисковали.

— Скоро большинство астрологов отправятся в лагеря. Потеря невелика. Но могут прихватить и всю твою группу. Я сам против Китайца не выступлю, он занял бы все мои силы, а у меня нет сейчас на него времени. Пойдешь завтра же к Хойзелю, попросишь о переводе тебя лично и еще нескольких человек в один из институтов Аненэрбе. Они официально занимаются проблемами наследственности и расы, но там есть и другие отделы.

— Астрологов я брать с собой не должен, — утвердительно произнес Фриц, угадывая мысли Густава.

— Гипнотизеров своих тоже всех не бери. Возьми тех, кто моложе, у кого больше сил. Предстоит большая работа на Востоке. Не Тибет, не Палестина, — предугадал вопрос собеседника алхимик, — Россия. Советы нам изрядно помогли — безо всякой шумихи уничтожив почти всех своих оккультистов. Но кое-кто остался, уцелел. С ними, в первую очередь, нам и предстоит сражаться.