Эпилог

На Сонну мы прилетели в начале декабря. Разумеется, последний месяц года в этом мире назывался иначе, однако я нет-нет да продолжала пользоваться привычными словами и определениями. Мужчины поправляли меня лишь иногда, когда ситуация и окружение совсем уж не располагали к щеголянью иномирными словечками, или они сами не понимали, что я сказала. Я по-прежнему практиковалась в чистописании на франском и заодно приступила к изучению вайленского языка. Эветьен на вайленском говорил бегло, Тисон немного хуже, но вполне сносно, для меня же язык нового дома всё ещё оставался в статусе «моя твоя не понимай». Тем не менее настроена я решительно и сдаваться не собиралась, пусть изучение иностранного языка не проходило легко, быстро и гладко.

По зимнему времени остров был тихим, вялым, словно застывшим в полусне. При этом неожиданно тепло, куда теплее, чем на севере Империи, вокруг полно зелени и никакого намёка на снег. Даже мне, которую уже не удивишь тёплой бесснежной зимой, было странно сойти по трапу с императорской стрелы и очутиться среди пальм и цветов с чётким осознанием, что скоро Новый год. Не такой, конечно, как в моём мире, но всё-таки…

Конец одного безумного года и начало другого. Каким будет он, я пока представляла смутно, равно как и всю нашу совместную жизнь в Вайленсии, но Эветьен уверял, что мне там всенепременно понравится. Тисон соглашался, впрочем, ему возвращение на родину нынче вообще заказано, разве что ненадолго и тайком, чтобы до рассветников не дошло. Ну а мне не столь уж и важно, где жить, я ещё слишком плохо знала этот мир, чтобы делиться какими-то конкретными предпочтениями. Главное, чтобы мои мужчины были рядом и не приходилось изобретать оправданий нашим не вполне традиционным отношениям, ловить осуждающие шепотки за спиной.

До родового поместья Тиаго добрались мы пешком, благо что корабль приземлился на открытой площадке недалеко от дома Асфоделии. Двухэтажный белостенный дом окружала невысокая каменная ограда, скрывающая просторный двор, обрамлённый полукольцом деревьев. Внутрь мы прошли беспрепятственно и уже перед самым крыльцом наткнулись на слугу, молодого мужчину, одетого просто, без цветов своих хозяев, как принято у состоятельных фрайнов на континенте. Он шагнул нам навстречу, поклонился коротко, чуть небрежно, по каким-то лишь островитянам ведомым признакам определив, что нежданные гости прибыли с большой земли. Присмотрелся настороженно сначала к братьям Шевери, затем ко мне, идущей рядом с Тисоном за руку, и застыл, глядя недоверчиво, удивлённо.

Узнал.

Не меня, Алёну, но Асфоделию.

Эветьен проследил за взглядом слуги, выступил вперёд и сухо изъявил желание немедля увидеть фрайна и фрайнэ Тиаго. Более добавлять ничего не пришлось, слуга исчез так, будто его тут вовсе не было. Спустя минуту-другую дверь парадного входа распахнулась и на пороге появилась женщина, немолодая, светловолосая. Подхватив юбку строгого тёмно-синего платья, она сошла по ступенькам крыльца, сделала шаг к нам и тоже замерла. В светлых глазах, столь же загадочного переменчивого оттенка, что и глаза Асфоделии, отразились всепоглощающее изумление, щепотка недоверия, тайная надежда, оглушающее осознание, капля боли и бесконечное разочарование.

Поняла.

По моему ли настороженному взгляду– родная дочь, любимая и любящая, будучи в своём уме и собственной твёрдой памяти, так на мать смотреть точно не станет.

По одежде – вряд ли на Сонне девушки часто носили короткие кожаные куртки с меховым воротником и штаны. В Вайленсии, как выяснилось, женщины преспокойно надевали брюки, не постоянно, но когда штаны были уместны и нужны, и потому я тут же заказала себе парочку на первое время и ещё блузки к ним вместо кофточек и футболок. Не любимые джинсы, однако уже на шаг ближе к привычной удобной одежде.

По поведению – при виде матери Асфоделии я инстинктивно отступила за спину Тисона, и тот ободряюще сжал мои пальцы. Умом я понимала, что таким невольным образом только подчёркиваю разницу между собой и настоящей Асфоделией, но и поделать ничего не могла.

Эта женщина мне чужая.

Как и я ей.

– Фрайнэ Розамунда Тиаго? – официальным тоном осведомился Эветьен и склонил голову, приветствуя. – Позвольте представиться, фрайн Эветьен Шевери, эмиссар Его императорского величества Стефанио Второго при королевском дворе Вайленсии. Моя супруга, фрайнэ Алия Шевери, и мой брат, фрайн Тисон Шевери.

Да, теперь и я по бумагам Алия. Эветьен спросил, хочу ли я остаться Асфоделией или же выправлять документы на новое имя, и мы сошлись на производном от моего настоящего имени. Записать меня как Алёну возможным не представлялось, по крайней мере, не в этой части континента, так что я смирилась. И утешилась попытками мужчин научиться произносить моё имя правильно.

– Алия? – растерянно повторила Розамунда, продолжая пристально рассматривать ту, кто когда-то была её дочерью.

– Фрайнэ Тиаго, вы прекрасно знаете, что ваша дочь давно покинула своё тело и не имела намерений возвращаться, – понизил голос Эветьен.

Плечи Розамунды поникли, взор исполнился неизбывной печали. Жестом мама Асфоделии пригласила нас в дом, провела в небольшую светлую гостиную с высокими, в пол, окнами и дождалась, пока по её просьбе гостям подадут чай. Устроившись на диване между мужчинами, я взяла маленькую фарфоровую чашку, осторожно пригубила горячий напиток, отмечая, как фрайнэ Тиаго поглядывает на меня украдкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Искала какое-либо сходство, помимо физического?

Возможно.

Или пыталась разобраться, что за пришелица затесалась в тело её дочери.

Через несколько минут затянувшейся паузы, вымученной, неловкой, пришёл фрайн Юстин Тиаго, запыхавшийся и встревоженный. Эветьен поздоровался с отцом Асфоделии, заново представил нас всех и изложил краткую, максимально упрощённую версию произошедшего с момента моего появления в этом мире. Минимум личного, минимум связей с императорскими тайнами, минимум обо мне как об Алёне и моём мире. Мы с Тисоном молчали, я ловила на себе осторожные взгляды уже обоих родителей. Эветьена они выслушали молча, не перебивая, даже не задавая уточняющих вопросов. И когда он закончил, заговорили не сразу.

– Ты… она всегда была особенной, – наконец произнёс Юстин тихо. – Сильный, яркий дар, проявившийся ещё в ранние годы детства. Ближайшее и единственное на Сонне отделение Заката расположено в окрестностях Кефаны…

– Столица Сонны, – пояснил Эветьен для меня.

Я кивнула и вновь отметила печальный взгляд Розамунды, давящий тяжёлым, болезненным разочарованием, словно то, как я смотрела на своего мужа, лишь напоминало ей, что я никак, никоим образом не могу быть Асфоделией.

– Какому честному аргейцу придёт в голову добровольно отвести своё дитя в одну из этих новых обителей Заката? – продолжил фрайн Тиаго. В отличие от супруги, он избегал смотреть на меня слишком долго и часто. – Неважно, мальчика ли, девочку… всё едино для каждого, что отдать этим проклятым чернокнижникам сына, обрекая свою плоть и кровь на иссушающее существование в вечной тени, что дозволить дотронуться до дочери, допуская это варварское купирование… В новых обителях почти и нет никого, только двое-трое закатников с континента, и адептов они редко когда набирают.

– Асфоделия сама развивала свой дар? – спросил Эветьен.

– Она не боялась… до поры до времени. Училась, жаждала новых знаний, встречалась с другими одарёнными. Словно цветок тянулась к солнцу и теплу, сильная, гордая, смелая, первая среди сестёр, не слушающая никого, кто велел ей поступать иначе. Четыре года ходила к одной женщине… она была колдуньей, не с Сонны родом и не с континента… поговаривали, что из Лимии… или дальше. Ведала многое и делилась знаниями с теми, кто их желал и кого она считала достойным. У неё дочь и язык выучила…

– Элейский?

– Да.

– Сколь полагаю, знания о не самых распространённых ритуалах и практиках тоже пришли от этой женщины?

– Не знаю… вероятно. Мы поддерживали Асфоделию, если она желала учиться, то отчего нет? Мы не прекословили, но в дела её без нужды не лезли. Знали лишь то, что она сама рассказывала.

– Что стало с этой женщиной?

– Душа её ушла к её богам… уж два года как.

– Когда Асфоделии было семнадцать, вы привезли ей жезл, – решилась заговорить я.

Чета Тиаго вздрогнула при звуке моего голоса, глянула на меня неожиданно цепко и отвернулась.

– Из-за моря, из Финийских земель. Хотел сделать дочери подарок, сюрприз. Не могу сказать, что сам я хорошо разбираюсь в артефактах и прочих подручных средствах одарённых… но торговец артефактами всячески нахваливал товар, уверял, что редкость, диво дивное, особенно для наших краёв… И Асфоделия так радовалась, увидев жезл… Если бы я знал… – Юстин покачал темноволосой головой, сетуя на себя самого, на принятое решение, что, быть может, изменило их будущее. – Вести о результатах выбора жребием дошли до нас скоро, много раньше, чем прибыли эмиссары. Наверное, Асфоделия впервые в жизни испугалась… все мы были напуганы.

– Фрайнэ Асфоделия рассказала вам о своей задумке? – уточнил Тисон.

– Буквально в последний момент, без подробностей. Говорила, что всё будет хорошо, что любит нас и найдёт способ передать весточку. Чтобы мы не тревожились, не пытались возражать эмиссарам и не вмешивались, что бы ни случилось. Если бы она только поведала о большем… я бы не допустил. Не позволил ей…

– Едва ли вы сумели бы её остановить, – заметил Эветьен. – Вам известно, с кем она собиралась совершить обмен?

– Нет, фрайн Шевери.

– Остались её записи, книги?

– Она всё сожгла перед приземлением стрелы.

А если что и не сожгла, то спрятала и вряд ли там, где смогли бы найти даже любимые мама с папой. Я переглянулась с мужем, понимая, что наши мысли совпадают.

– Вы не писали Асфоделии, пока она… находилась в столице? – поинтересовалась я осторожно.

– Не решились, – признался фрайн Тиаго. – Да и отправлять послания с Сонны в Империю, в самое её сердце… и кому? Чужеземке, окутанной слухами одни диковиннее других, для которой каждое наше слово – лишь шёпот листвы на ветру? – он снова покачал головой и вопросил с обречённой горечью: – Мы больше никогда её не увидим, нашу Асфоделию?

– Боюсь, что нет, – отозвался Тисон.

– Скажите, фрайн… – Розамунда запнулась, помедлила, неуверенно косясь на супруга, и всё-таки посмотрела прямо на меня. – Фрайнэ Шевери, прошу вас… наша дочь, она… с нею всё хорошо? Она… счастлива там… где бы она ни находилась ныне?

– Ну, насчёт счастлива сказать точно не могу, – слегка растерялась я. – Но у неё всё… складывается неплохо. И… она просила передать вам, что любит вас так сильно, как только может любить смертный тех, кто дал ему жизнь, кто растил его, заботился, дарил и согревал своим теплом, лаской и любовью, и никакие расстояния и границы этого не изменят. Она не может вернуться к вам, однако теперь у неё другая жизнь в другом… месте, и вы должны знать, что она принимает свой выбор и его последствия. Вам не следует тревожиться о ней понапрасну и ещё она просит прощения за причинённую ею боль. Асфоделия не желала, чтобы получилось именно так, как получилось, но ныне ничего уже не изменить.

Я постаралась повторить слова Асфоделии как можно точнее, передать её послание из-за грани миров. Розамунда прижала пальцы к губам, глаза её наполнились слезами. Юстин понурился, сгорбился, будто под тяжестью внезапно навалившихся тягот. Мои мужчины переглянулись и поднялись, потянули меня за собой. Наскоро, скомкано попрощавшись, мы покинули гостиную, забрали верхнюю одежду, вышли из дома. Нас не провожали, родители Асфоделии остались в гостиной, наедине со своей печалью и друг с другом.

– Почтенный фрайн Тиаго соврал, – резюмировал Эветьен, когда мы с ним под руку спустились со ступеней крыльца, пересекли двор и вышли за ворота.

– О чём? – удивилась я.

– Он знал, что новая душа в теле его дочери – чужеземка. Не с Сонны, не с другого Аргейского острова, но именно чужеземка. Странная оговорка, даже с учётом факта, что для островитян и императорские подданные с континента чужеземцы не меньшие, чем из какого-нибудь дальнего северного княжества.

– Эветьен, у тебя профессиональная деформация налицо, – констатировала я. – И что из этого следует? Вернёмся и будем вытрясать из него правду?

– Нет. Какой в том резон?

Усмехнувшись, я прижалась к Эветьену, на минуту склонила голову на его плечо. Тисон поравнялся с нами, посмотрел, прищурившись, на ясное голубое небо, раскинувшееся над зелёной долиной.

Ни один, ни второй так и не сознались, каким образом и во что обошлось увольнение Тисона из рядов славных рыцарей Рассвета. Диане и Франсин было известно намного больше, но Эветьен попросил сестёр ничего не рассказывать мне до срока, дабы не расстраивать и не обнадёживать, если что-то пойдёт не так. Я продолжала поражаться слаженности в семействе Шевери, можно было подумать, что они всю жизнь только и занимались, что заговорами, плетением интриг и агентурной деятельностью под прикрытием. Сам Эветьен заявил, что, как и бабушка Маргарита, был против вступления младшего брата в орден и всегда полагал, что обеты и жизнь в стенах рыцарских обителей не то, что нужно Тисону. Тисон с этим не был полностью согласен, его-то служение в ордене вполне устраивало… до определённого момента. Впрочем, я знала точно, что просто так, без затягиваний, нервотрёпок и выплаты неустойки, Тисона не отпустили и приложили все усилия, дабы уменьшить вероятную огласку. А то непорядок, ежели все смекнут, что сначала за плату в орден можно вступить, потом, за другой взнос, выйти… будут ещё бегать взад-вперёд, сегодня есть толпа новобранцев, а назавтра никого нет. И, от греха подальше, как говорится, Тисону указали не только на выход из обители, но настоятельно порекомендовали в кратчайшие сроки покинуть территорию Франской империи и впредь тут не появляться во избежание создания нездорового ажиотажа. Собственно, это была та уступка противной стороне, на которую волей-неволей пришлось согласиться, иначе разойтись мирным путём не получилось бы.

Мнение членов рода Шевери разделилось: кто-то, подобно Диане и Франсин, одобрял поступок Эветьена, кто-то – и мой свёкор был в их числе – полагал, что деяние это опрометчивое, возмутительное и создаёт опасный прецедент, который Шевери совершенно ни к чему. Да и вообще, где это видано – отказываться от успешной придворной карьеры, забирать брата из воинствующего ордена и вместе с жёнушкой сомнительного происхождения переезжать в какую-то Вайленсию, возможно, навсегда? И даже хуже, позволить своей супруге взять второго мужа, жить втроём в родовом поместье Орвелле? Зато вдовствующая фрайнэ Шевери внуков поддержала и пообещала при первом же удобном случае, если будет на то воля богов и хватит сил и здоровья, вернуться в Вайленсию, дабы упокоиться в родной земле.

Поместье Орвелле, старое, несколько заброшенное и не имеющее других хозяев, кроме внуков фрайнэ Маргариты, предстояло ещё приводить в порядок, восстанавливать и ремонтировать. Попутно выждать год, чтобы получить разрешение на проведение венчания в вайленском храме. И замуж я собиралась за обоих, не только за Тисона. В принципе, проходить церемонию повторно с Эветьеном нужды не было. Наш брак оставался действительным и за пределами Империи, а в Вайленсии не запрещалось брать второго супруга даже при наличии союза с первым, оформленного в другой стране, но мне так хотелось, и мужчины не возражали.

Если идти до конца, то вместе.

Втроём.

Я не желала их делить, ни тогда, два месяца назад, ни сейчас. Не желала ни чтобы Тисон чувствовал себя бедным родственником, пригретым из жалости, сострадания и близких кровных уз, ни чтобы Эветьен полагал себя лишним потому, что наши с ним отношения обходились без эмоциональных качелей. Мне нравилось так, как есть: и любовь и страсть с первого взгляда, с первого прикосновения, и чувства, разрастающиеся постепенно, исподволь, без дёрганий, нервов и потрясений, но поглощающие с каждым днём всё сильнее и сильнее.

– Странная вышла беседа, – заметил Тисон.

– Зато я выполнила данное Асфоделии обещание и чувствую огромное облегчение, – призналась я.

– Думаешь, у неё действительно всё складывается неплохо?

– Тис, ты просто не видел того, что видела я во время своих астральных и не очень путешествий, – не сдержала я смешка. – А я, когда увидела, реально в офигей выпала.

Братья вновь переглянулись, и я сообразила, что последних слов они не поняли.

– Сильно удивилась, – исправилась поспешно и сменила тему: – Какая у нас следующая остановка?

– Вайленсия, – ответил Эветьен.

– И ты действительно готова принести клятву верности вайленской королеве? – спросил Тисон.

– Если потребуется. Сами говорите, что будет лучше и проще, если хотя бы один из нас станет считаться подданным вайленской короны, пусть и не коренным жителем страны. Вы с Эветьеном не можете, а я теперь всё равно отрезанный ломоть без роду и племени, так что почему бы и нет?

– И дом с согласия и подтверждения бабушки останется за тобой, – добавил Эветьен задумчиво.

Да, формально.

А потом перейдёт к моей старшей дочери от любого супруга, как мне уже любезно пояснил муж. В Вайленсии дочери наследовали в первую очередь, сыновья же, чаще всего, вступали в род супруги и недвижимостью владели реже.

Впрочем, о детях я по-прежнему если и думала, то исключительно в не самой близкой перспективе. Эветьен и Тисон не настаивали, и я тем более не рвалась продолжать род Шевери вот прямо сейчас. У меня вообще другие планы на занятия в свободное время: рисование, развитие дара, знакомство с этим миром, да и Вайленсию хотелось увидеть не только из окон поместья. Годик-другой на размышления есть точно, а там посмотрим.

Я протянула свободную руку Тисону, ухватилась за его пальцы, чувствуя, как он осторожно сжал мою ладонь, улыбнулась Эветьену, и мы втроём неспешно пошли по дорожке к дожидающемуся поодаль кораблю.

Конец

Загрузка...