Дверь в подземелье замка захлопнулась. Время перестало существовать — растворилось в темноте. Вязкой, тягучей темноте промозглого хода. Потом ушли и отголоски штурма. Остались звук шагов, тиканье часов, и похрустывание каменной толщи.
Мы шли. Шли, шли, и шли. Берегли светляков в фонарях. Молчали. Я не видела, насколько низок потолок и насколько узки ходы, но чувствовала, причем, в несколько раз острее, чем со светом. Приходилось постоянно бороться с собой, чтобы не сорваться.
Двигались, по сути, наугад, лишь иногда на перекрестках возникали перепалки. Схема ходов, которую дал Халнер, устарела. Неудивительно: Императорский хребет жил. В долине Хейдар каждый год появлялись новые и исчезали старые гейзеры, а по рассказам жителей, иногда мелко-мелко дрожала земля. Здесь, в подземелье, тем более ничто не стояло на месте. По сравнению с картой, образовалось много завалов и провалов. Некоторые ручьи поменяли русло, из-за упавших камней растеклись новые озерца. Единственные нетронутые ориентиры — цитаты из Книги великого Апри, выбитые у каждого перекрестка. Все — разные, и все — помечены на карте и продублированы в специальном списке на обратной стороне.
Это помогало. Первое время даже пыталась всерьёз читать пометки, но быстро наскучило. Книгу Великого Апри я знала почти наизусть после «сна» о стране Вечной Осени, когда принимали в Инквизицию. Особого восторга этот текст не вызывал ни тогда, ни сейчас. Биографии старцев, списки запретов, восхваление Апри, вкрапления житейских мудрот… Всё это навевало тоскливые мысли.
Что я вообще здесь делаю?! Идиотизм. Сезон закрыт, директор театра погиб, а спектакль продолжается. Дурацкая пьеса на одного актера. Верноподданная Аделаида Адони должна подчиняться начальству. Сестра Кетания должна быть на стороне Инквизиции. Хозяйка Хейдар обязана слушать Хозяина Хейдар. Кетания Селия Кадмор должна вернуться в свой мир, и исполнить то, на что положила годы жизни. А чего же хочет, точнее, хочу, собственно я? Именно я, а не все эти роли и маски? Странно, но банального: удобную кровать, а не одеяло на камне. Вкусную еду, а не червивые сухари. Теплое тело, а не тайник в подпространстве, в котором… реликвия? Артефакт? Святыня? Нет, нет, и нет. Ставка. Главная ставка в большой игре. Настолько большой, что и не представить подробностей…
Хотя лучше ничего не представлять, а просто идти дальше. Всегда идти дальше.
— Эй, Кет! Есть будешь?
Я отвела взгляд от подземного солёного озерца, рядом с которым остановились на привал. Мы вышли сюда уже в третий раз. По старой карте, оно находилось недалеко от грота с пресным источником, на деле же, все галереи оказались перекрыты. Попытки использовать моё чутьё Хозяйки успешно провалились. Да, я могла почувствовать гору, но совершенно не так, как замок. Разница примерно та же, что между кошкой и львом: домашний питомец себе-на-уме не сравнится с диким зверем. В итоге я отказалась от идеи искать нужный грот таким способом, и использовала «слух» только, чтобы выявить сиюминутную опасность.
— Ну давай.
Я протянула плошку, брат Кевин плеснул густую ароматную похлёбку.
— Хорошо проварил?
— Обижаешь! Но новых бы поймать не помешало…
Да-да. Эту «ночь» мы снова проведем на берегу. Казало бы, уже знакомом. Но Мерран есть Мерран — неизвестно, откуда и когда очередная дрянь вылезет. Если бы брат Доррик храпел в прошлый раз чуть тише, вряд ли бы я вовремя заметила выползших из воды существ. Шипастые черви с палец толщиной, лезли на нас, прокусывали одежду, и пытались присосаться к живой плоти. От неожиданности я визжала так, что братья не на шутку испугались обвала. Но окончилось всё хорошо: напавшие на нас существа оказались вполне съедобными и даже вкусными. Неплохое дополнение к тем скудным припасам, что удалось захватить из замка.
— Нарна не вернулась? — вдруг спросил брат Доррик, оторвавшись от своей порции.
Если верить наручным часам, мы бродили по пещерам уже третьи сутки. Примерно двое суток назад меня вдруг начало корёжить. Неведомая сила вытянула Нарну из подпространства. Оказавшись снаружи, кинжал растворился в воздухе. Больше всего это походило на «Зов», про который мне рассказывал ещё старик Феррик. Мол, чистокровные Зрячие могут призывать свои родовые кинжалы силой воли. У меня никогда не получалось. Так что вариант один — Халнер.
Я ощупала клеймо Хайдеков на шее. Ну да, хорошо устроился.
— Нет, не вернулась. Глухо, — отрезала я и углубилась в еду.
Думать о том, зачем Халу могла понадобиться Нарна, да так сильно, что удалось «вытащить» чужой родовой клинок на таком расстоянии, не хотелось совсем.
На утро — новые поиски. На всякий случай, облазили берег озерца ещё раз. Казалось бы, безрезультатно. Но некое беспокойство оставалось, и тогда мне пришла в голову мысль зажечь все фонари. Поначалу братья изъявили, мягко говоря, некое неудовольствие, однако я настояла. В итоге между «кустами» ста… сто… ну, вертикальных камней, накапавших с потолка, нашлась горизонтальная щель. Огромный блок с неровным краем съехал сверху, выступал вперёд и отбрасывал тень, поэтому мы не заметили проход раньше.
Когда брат Кевин исчез в узкой расщелине, у меня закружилась голова — была уверена, что сейчас раздастся мокрый шлепок, и… и всё. Однако потом Кевин выполз обратно и сказал, что по другую сторону завала — пещера, и по свежему запаху похоже, что к ней примыкает тот самый грот с источником.
Грот — не грот, но лезть резко перехотелось. Чтобы я да вот туда?! Низачто. Вообще. Никак. В итоге братьям пришлось меня скрутить, заткнуть рот, обвязать, словно мумию, и тащить волоком. Брат Доррик тянул за верёвку, пропущенную под мышками, брат Кевин поправлял и толкал ноги. Так и пролезли, благо размер расщелины позволял.
Когда я очухалась от «экзекуции» и выплюнула кляп, инквизиторы долго выслушивали непечатные рассуждения о непотребствах, пока брат Кевин не догадался протянуть мне маленькую фляжку. Сделав пару глотков, я закашлялась. Продолжать бухтёж уже не могла — пойло конкретно обожгло рот и горло.
— Ну что, потрошитель закромов родины, теперь ножками давай.
Скорчив рожу, я поднялась и взяла фонарь.
В отличие от всех других виденных нами пещер, в этой надписи и узоры покрывали стены от пола до потолка, да и сам потолок тоже. Кроме поврежденного участка, из-под которого мы выползли, стены выглядели идеально ровными — ни натёка, ни трещинки. Более того, кроме надписей, сделанных, кстати сказать, на дикой смеси Простого и Высокого, наблюдались рисунки и орнаменты, причём цветные, словно фрески. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это и в самом деле фрески, только под ними не штукатурка, а либо пористый цемент, либо камень, но очень гладкий.
— Вот придумали! Монторпы дери этих Духопоклонников! — брат Кевин в сердцах ударил кулаком и пнул одну из стен, — интересно, командир знает? Эту ересь давно бы уже выкорчевать!
— Знает — не знает, но просто так эту дрянь не содрать, — мрачно сказал брат Доррик, ковырнув мечом одну из фресок.
Затем попробовал отбить надписи рукоятью скорострела.
— Не, никак…
Участия в «борьбе с ересью» я не принимала, просто разглядывала картинки. Бесконечно повторяющийся узор из трёх спирей, вписанных в круг, люди не то с посохами, не то с копьями, из-под которых растут новые спирали, крылатый ящер, охраняющий младенца, у которого золотые глаза без зрачков…
Стоп. А портретик-то знакомый.
Я подошла ближе и поднесла фонарь. Да, так и есть: та же «фреска», что и в главном храме священной Цитатели. Как там говорила та древняя бабка? Дитя… Дитя…
Духов! Точно! Золотые глаза без зрачков смотрели, не мигая. В свете фонаря и тишине подземелья казались не рисунком, а выпуклыми сферами. Похожую вещь я видела и в подземном храме Духов, когда в общине беглых перерожденцев познакомилась с существом по имени Лирки. Дитя Духов, обращались к нему. «Личинка Императора», сказал тогда Трен, и расплылся в своей фирменной клоунской улыбке. Вот только глаза оставались серьёзными.
Повинуясь внезапному порыву, я протянула руку, и пощупала фреску. Тёплая, гладкая. Напоминает скорее панцирь грузового мерранского краба, чем каменную стенку. А глаза всё-таки выпуклые. И у ящера тоже. Да и некоторые элементы рисунка выстроены в ряд, словно ещё несколько сфе… сфе… сфе…
С каждым движением пальцев, рисунок становился всё объемней. Объемней, и расплывчатый. Пока не прыгнул.
Ааа, *****!
Фонарь разбился. Тварь, которая маскировалась под фреску, оказалась не слишком большой — в половину меня — но тяжеленной. Сбила с ног, нацелилась на горло. Восемь тонких ног уперлись в живот и грудь, два щупальца зафиксировали руки. Жвала щелкнули рядом с лицом. Обдало болотом.
Миг — и тварь отлетела прочь. Её отрубленные конечности остались колошматиться на мне.
Брат Доррик схватил за грудки, поставил на ноги. Резко развернулся, по звуку — прирезал ещё одну тварь. В двух шагах слева валялись два уцелевших фонаря. Брат Кевин одной рукой пришпиливал новую ожившую фреску к стене, а второй копался в поясной сумке.
— Кевин! Резче, чтоб тебя! — рявкнул Доррик.
Я уже вытащила оружие и прикрывала ему спину. Только опасность пришла, откуда не ждали: сверху. Нечто ледяное обвило шею, приподняло над полом, начало душить. Я вскинула руки, крутанула мечом. Клинок воткнулся в мягкое, и завяз. Намертво.
Раздался визг. Скосив глаза, увидела брата Доррика с обрубком щупальца на шее.
— Сильнее! Сильнее руби! — заорал инквизитор.
Умный какой. Я попыталась двинуть меч. Не тут-то было. Щупальце сжалось, в глазах потемнело. Над ухом раздалось клацанье жвал.
— Глаза! — хором заорали братья.
Грохнуло. Ослепило. Обдало жаром. Полёт. Удар об пол. Визг, клацание, разноцветные искры в обожженных глазах.
— Хозяйка Кетания! Хозяйка! Где вы?! — раздался голос брата Кевина.
— Отставить панику! Вот она! — это уже Доррик, — сматываемся!
Кто-то схватил за шкирку, перевернул с живота на спину. Не дожидаясь, пока меня в очередной раз поставят на ноги, резко поднялась сама. Потом потёрла глаза. Болезненная сухость, разноцветные огоньки. Шарахнули световой, ясно.
На ощупь отыскала и извлекла из кармана палочку-фонарь. Сломала, потрясла. В тусклом свете с трудом различила инквизиторов с такими же «светильниками». Тварей видно не было. Несколько отрубленных ног зацепились за одежду и до сих пор висели на моей груди. Фу, дрянь!
Шипя, переругиваясь, и постоянно протирая глаза, мы сбились в кучку и побрели к тому ходу, откуда тянуло водой.
Идти оказалось недалеко: буквально через десяток шагов пещера резко раскрылась вширь. Снова пахнуло большим пространством и сыростью.
— Ну, привал, — прохрипел брат Доррик, сползая по стенке и плюхаясь на каменный пол, — надеюсь, тут комнатка без еретического творчества.
— Вроде да, — ответил ему брат Кевин, — сам-то как?
Доррик сморщился и невнятно выругался. Потом, добавил:
— Хозяйка Кетания, сбейте вы потом эту ересь, а? Родовое добро это, конечно, ценно, но всё-таки хранить такое как-то…
— Не по-хозяйски? — спросил негромкий, слегка шепелявый голос почти без интонаций.
Я резко повернулась на звук. Влепилась во что-то массивное.
Удар по голове. Тьма.
Отфыркиваясь от ледяной воды, открыла глаза. Светлые пятна. Тёмные пятна. Жар за спиной. Едва заметный запах хлева. Боги, где я…
— Доброе утро, свет Кетания. Или, вернее сказать, ваша милость Хозяйка Хейдар?
С трудом подняла голову. Плечами не подвигать — руки заломлены. Кто-то сзади держит. Ещё кто-то стоит в нескольких шагах. Проморгалась, сфокусировала взгляд.
— Перво-наперво, поздравляю со свадьбой. Жаль, что скромно и тихо, лишили своих подданных в долине такого праздника, — проговорил молодой человек.
Три фонаря стояло на полу, и ещё два висели на треноге, поэтому света оказалось достаточно, чтобы разглядеть собеседника. Рожа знакомая. В чем-то симпатичная, но все портит змеиная улыбка — тонкие губы сливаются с кожей, глаза безразличны. Отглаженный сюртук, штаны, рубашка, и шляпа, напоминающая скособоченную горку блинов.
— О, простите, мы вас напугали? Как неловко получилось! — змеиная улыбка растянулась, но губы так и остались сомкнуты, — надеюсь, вы в порядке? А то такой бой со скальвами, на всю гору слышно.
— Кети! Кети, ты как? — из темноты вынырнула девушка.
Хрупкая фигурка, темные волосы, неровно обрезанные по плечи. Милое лицо. Знакомое… до боли знакомое…
— Эв-велин? — неуверенно спросила я.
— Ох, Кети! — девушка переложила из руки в руку небольшое ведерко с водой, — как ты?
— Не извольте беспокоиться за свою мачеху, милая Эвелин. Лучше дайте ей попить. У нас с ней долгий разговор…
Боги, какой мерзкий голос!
— Марш, нельзя так! Ей надо отдохнуть! А пленники… — начала Эвелин, но её прервал вопль.
Мы все резко повернулись в направлении звука. В свете ещё двух фонарей удалось разглядеть двух человек и кадарга, которые шустро пятились в разные стороны. Еще один кадарг отбивался от третьего человека: тот схватил перерожденца за ногу и вцепился зубами чуть выше копыта. Кадарг трубно мычал и дергался, но высвободиться не мог. Неподалёку, на полу, еще одна фигура лежала скрючившись, возможно, без сознания. По рыжим облескам в волосах я узнала брата Кевина.
— Скаль! Скаль! — выл отступающий кадарг, — бешенство скаль!
Парни тоже поскуливали. Оголённые мечи в руках, направленные в сторону укушенного кадарга и его «обидчика», заметно дрожали. У одного из ребят на штанах расплывалось темное пятно.
Марш — теперь я его вспомнила — тяжело вздохнул. Снял с пояса компактный скорострел, взвёл. Размерено подошел к парням.
— Позвольте, пожалуйста.
Те отступили еще на пару шагов. Марш встал поудобнее, прицелился, и всадил дротик в лоб кадаргу, а затем и человеку — очевидно, брату Доррику. Перерожденец медленно рухнул на инквизитора.
— О, Апри, — едва слышно прошептала Эвелин.
Хорошо, что она осталась стоять рядом со мной, и Марш не слышал. Потому что парень в отсыревших штанах тоже воззвал к великому светилу — видимо, по привычке. И тут же словил дротик.
— Марш… Марш… — Эвелин пошатнулась, и схватилась за моё плечо.
Ай! Весьма чувствительно — мои руки всё ещё держали вывернутыми.
— Видите ли, моя милая Эвелин, трусам и солнцепоклонникам не место в наших рядах, — назидательно сказал Марш, вернвшись к нам, — вы же сами это говорили. Так что стыдно так себя вести.
Потом кивнул кадаргу, что меня держал:
— Оставь. Иди, развлекайся со вторым капюшонником. Только чтоб говорить смог, у меня еще вопросы к нему есть.
Меня отпустили.
— Марш, ты что?! Он же пленник… — начала Эвелин.
Марш сморщился и прервал её.
— Это инквизиторы. Этих тварей нельзя жалеть, моя милая. Вы же сами понимаете, что людей делает людьми душа. У Перерожденцев исковерканное тело, но души людей. А у этих — наоборот.
Марш подошел к Эви вплотную, взял её за подбородок.
— Милая, помните, о чем мы с вами говорили? Власть отказывает увечным в излечении, если у них нет денег, а преступникам не даёт шанса исправиться. Кто будет работать на такой порядок, кто станет его защищать? Только те, у кого нет души. Пораженные солнцем не знают милосердия. Забудем его и мы, если хотим победить. Мы ведь хотим?
Эвелин судорожно кивнула. Из дальнего угла пещеры раздались звуки ударов и вскрики. Брат Кевин. Боги, что они с ним…
— А теперь, будьте добры, займитесь ужином, — сказал Марш, отпуская Эвелин и разворачиваясь ко мне, — а у нас с её милостью Кетанией Хайдек разговор. По душам. Вы ведь не откажетесь провести время в кампании старого знакомого?
Я неопределенно пожала плечами. Марш взял фонарь и указал в темноту.
Мы прошли с десяток шагов и оказались на другой стороне пещеры. Эвелин прошла с нами, но потом свернула в сторону — к полукруглой каменной чаше, в которой бил родник и рядом стояла ещё одна тренога с фонарями.
Марш подвел меня к раскладному столику и стульям, жестом предложил сесть. Как устроились, вынул молчальник. Затем снял шляпу, положил её на край. Под шляпой оказалась лысина. Не новость: я видела её на празднике Нарождения в Малом замке. Но только сейчас поняла, что это не естественная лысина, а специально выбритая. В её центре по-прежнему чернело родимое пятно. Боги, оно что, в форме кольца?!
Пока я разглядывала подробности, Марш вынул небольшой блокнот и карандаш.
— Что же, свет Кетания. Думаю, нам с вами давно пора поговорить начистоту.
Марш раскрыл блокнот и нарисовал четырёхконечную звезду с длинными лучами. Обвел прямоугольником со скругленными углами. Затем в каждом из квадратов нарисовал значок: треугольник, ромб, спираль и лестницу.
— Узнаёте?
Я вгляделась в рисунок. Что-то смутно шевельнулось в памяти, но очень отдалённо.
— Это герб Тимирии, государства между мирами, — лекторским тоном сказал Марш, — в него входило пять освоенных миров — центральный, Тми, и четыре периферийных. Вот этот, где мы сейчас. Ещё про один, про него, к сожалению, ничего не знаю. Ваш. И мой, из которого я пришёл десять здешних лет назад.
По спине пробежали мурашки. Солнечное сплетение заныло.
— Я… я не…
Подняла взгляд. Марш улыбался, на сей раз — широко. Зубы, кривые и мелкие, напоминали пасть ядовитой песчаной ящерицы.
— Имеющий глаза да увидит. Империя Мерран велика, поэтому странного человека всегда можно принять за уроженца её далёкой части. Подумать, что гость с Северного континента, например. Но тот, кто много где бывал, поймет быстро: вы на мерранку мало тянете. Вариант? Для меня всё очевидно. В том числе и ваши мотивы и действия. Да и сам я побывал в рабстве Орр. И я тоже шел к свободе… разными методами. Можно и таким, — он похлопал себя по загривку, — поэтому я вас понимаю и не осуждаю.
Повисла тишина. Я оглянулась по сторонам. Эвелин у фонаря колупалась в горшках, старательно держась спиной к основной части пещеры. Плечи Эви подрагивали. В отдалении три фигуры подвесили четвертую вниз головой между стоек с фонарями. Но молчальник работал хорошо. Не доносилось ни звука.
Я снова поглядела на Марша.
— К чему этот разговор?
— Ну… Я давно понял, что вы невероятно эгоистичны и циничны, и рассказывать вам про страдания людей от власти бесполезно. Не знаю уж, что там творилось в вашем мире, но такими вещами вас явно не удивить и не испугать… Зато вы деловой человек. И вы наверняка хотите вернуться в родной мир. Вас ведь там ждут, верно?
Ждут ли меня… Годы на жидкой похлёбке. Грязная работа вплоть до наёмничества. Погребальные костры над теми, к кому обращалась за помощью и поддержкой. Армия на берегах подземного озера посреди пустыни. Письмо-предупреждение на пергаменте из человеческой кожи. Предсмертные крики детей, чьи родители склонили чашу интриг в мою сторону. Ждут ли меня… Я пожала плечами.
— Вижу, что ждут, — усмехнулся Марш, — Не бросайте своих друзей и единомышленников. Не бросайте дело. Я вот своё бросил. Воспользовался советом, решил отсидеться там, где никто не найдёт… В моём мире ведь тоже жесткая власть… мы сопротивлялись. Яростно сопротивлялись. Но я исчез. И застрял здесь. А когда вернулся, оказалось слишком поздно… мои дорогие соратники сделали всё что могли, но всё провалилось. И тогда я забрал тех немногих, кто выжил, и мы ушли сюда. Уже навсегда…
Марш вздохнул, и погладил поля своей шляпы, что так и лежала на краю стола.
— У меня нет выбора. Борьба — моя жизнь…. - глухо сказал он, не поднимая взгляд от стола, — у меня дома творилось похожее на Мерран. Люди, которых поначалу никто не принимал всерьёз, пришли ко власти, и… И всё. Не стало моей страны. Мой мир утонул в крови…
Он вскинул голову, да так резко, что я вздрогнула.
— Кетания! Сколько вы здесь? Год, два? Значит, вы видели достаточно. Поймите, если не снять верхушку, не поменять устройство, Империя погибнет. Весь мир Мерран погибнет! Он чужой, непривычный, иногда сумашедший, но такой красивый! И он принял нас, чужаков. И в ваших силах помочь спасти его! Нам очень нужен сильный союзник. Полнокровный Зрячий, с живой Нарной, умеющий создавать цепи Пламени — в моём мире их тоже основательно позабывали, целиком они сохранились только в вашем.
— Каким это «нам»? Сопротивлению?
Марш наклонился вперёд так, что стало видно всё его лицо целиком, а не только часть. Лицо и глаза. Лихорадочно блестящие и влажные. По позвоночнику опять пробежал холодок. Боги. Как же… Ведь если… А вдруг… Но что же…
— Помогите нам, а мы поможем вам, — прошептал Марш, — мы нашли средство против монторпов. Не скрою, не абсолютное. Но с его помощью вы сможете пройти всю Галерею миров в Тми, найти нужную дверь в свой.
Он вынул из пространственного кармана небольшую трубку с дырками, похожую на пастушью дудку. Ого! Он тоже владеет пространством?! Хотя да, не будь он Зрячим, не прошел бы через Зеркало.
— Монторпы чувствительны к звукам. Их можно усыпить, можно приманить или прогнать, можно натравить на кого-то… держите, — он протянул мне инструмент, — как только вы поможете нам в замке Хейдар, я расскажу схему, по которой на ней надо свистеть для того или иного эфф…
Он резко прервался. Повернулся направо. Там, в полдесятке шагов от нас, зареванная Эвелин судорожно вскидывала на плечо свою всегдашнюю сумку с медикаментами, а один из людей Марша разворачивался прочь. На другом конце пещеры двое сопротивленцев суетливо снимали тело брата Кевина, растянутое до этого между треногами с фонарями.
Марш переменился в лице. Вскочил, схватил молчальник. Нахлобучил на голову шляпу. Понёсся за Эвелин, которая уже добежала до места допроса. Боги! Что делать-то? А, ладно. Побежала следом.
— Перестарались?! Какого ****?! Я же сказал, он ещё нужен, ****! — исступлённо орал Марш, — а ну пошла отсюда! Не мешайся!
Он грубо оттолкнул Эвелин с бинтами, схватил брата Кевина за грудки.
— Где Императорское Пламя? Где?!
Молодой инквизитор дергался в конвульсиях. Из расколотого черепа сочилась кровь. Черное пятно на полу напоминало большую кляксу. Такие же Кевин оставлял на письмах матери и невесте. Все сетовал, что не отправил весточку в срок…
— Где ход в замок? Где Пламя? Отвечай, мразь! Отвечай! — орал Марш.
Потом сделал странное: снял шляпу, нахлобучил её на голову брату Кевину. Но тот уже начал обмякать, а его разодранные и окровавленные штаны — мокнуть.
— Дааа штоб вас всех ***! Кто это сделал? Кто?!
Марш вскочил на ноги. С разворота ударил одного из своих ребят поддых. Юноша пошатнулся и потерял сознание. К пострадавшему тут же подскочила Эвелин. Я осталась стоять, глядя на тело брата Кевина. Потом взгляд непроизвольно соскользнул правее, туда, где под телом кадарга так и лежал брат Доррик.
Ради чего, боги?
— Что-что ты там бормочешь? — прищурился Марш.
Я вдруг поняла, что шепчу молитву усопшим воинам Апри, которую читали над погибшими при осаде замка. Когда только успела выучить…
— …и да воссияют дети твои и братья мои во служении, пока океан Мерран не поглотит звёзд, — закончила я.
Потом посмотрела на фонари.
Ни ветерка, ни сквозняка. За толстыми мембранами ровно горело пламя — обычное, не превращенное, каким горит любое вещество, если его сильно нагреть. «Дикари», подумала я, когда только пришла в Мерран, «дурной мир». И была права. Сумасшедший, ужасный, холодный мир. В котором я не собиралась задерживаться… и который плевал на мои планы. Совсем как тот, чья метка теперь на моей шее.
— Солнце зовешь, тварь? — зашипел Марш.
…а между тем мир чужой. Чужим и останется. И борьба эта — тоже чужая. Что мне до неё? А в том-то и дело, что ничего…
Перевела взгляд на Марша. Растрепан. Шляпа так и осталась на мертвом брате Кевине, поэтому выбритая лысина лоснится от пота. Родинка пульсирует. Глаз дергается…
Как там он там сказал? Свободный человек? Да. Именно. Совершенно свободный. К кому хочу, к тому и нанимаюсь. Захочу — к одним. Захочу — к другим.
Захочу — глупость сделаю.
— Да пошёл ты.
Удар поддых — короткий, сильный. О боги, ***! Кастет у него, что-ли…
Упала на колени, ловя ртом воздух.
— Подстилка долбанная! А ну отвечай! — удар ногой по ребрам, — как проникнуть в замок? — по печени, — где Пламя? — по почкам, — откуда в долине Инквизиция? — по голове, — сколько их? Где Пла-ик!
Марш резко замолчал. Удары прекратились. Сквозь звон в ушах услышала, как грохнулась одна из стоек с фонарями.
Кто-то осторожно обнял меня за плечи, попытался перевернуть на спину и приподнять.
— Кети! Слышишь меня? Кети!
Эвелин? Я закашлялась. О боги… мои ребра… С трудом села. И правда, Эвелин. Эвелин и скорострел.
— Кети, вставай. Вставай, слышишь? Давай. Опирайся на меня.
Я снова закашлялась. Потом огляделась. Тот парень, которого ударил Марш, лежал с дротиком во лбу. У кадарга и ещё одного парня дротики торчали из грудной клетки. Марш упал вместе со светильником, и ещё дергался. Дротик торчал из спины.
— Хорошо стреляешь, — проговорила я.
— Отец научил. Когда-то, — всхлипнула Эвелин.
Резко, отрывисто, с истерической дрожью в голосе. Низко наклоняла голову, словно пыталась спрятать лицо меж обрезанных прядей волос. Боги, а где её роскошные косы? Это Марш, или сама? Ладно, вопросы потом. Нельзя, чтобы её накрыло истерикой прямо здесь.
К счастью, Эвелин держалась. И — о чудо! — точно знала, куда идти.
И всё же, шли мы целую вечность, постоянно замедляя шаг. Наконец, вывалились на поверхность где-то в нижней части горы. Остатки снегопада опускались на землю — такие пушистые, такие холодные, такие безразличные ко всему. Морозный воздух обжигал лёгкие, в небе танцевали и искрились цветные всполохи. Великий Апри спал, укрывшись тенью солнечного затмения.
Я глубоко вздохнула и закрыла глаза. Ничего нет. Как в детстве — закроешь глаза и всё плохое исчезнет. Нет осады. Нет Пламени. Нет подземных коридоров. Ничего нет.
— Ты одна приехала? В Варди вроде пусто, — проговорила Эвелин.
Всю дорогу из грота она молчала, лишь пару раз справилась о моём самочувствии.
— Мы перенеслись в замок, по Нарне, — я зевнула, насколько позволяли разбитые губы и ноющие скулы, — в Столице беспорядки. Дарн убит.
— О Апри! А твои Орры как?
— Сняли, — я зачерпнула пригоршню снега и протёрла лицо, — я свободный человек. Совсем свободный… Ладно, пошли.
— Да, — лекарка взвела скорострел, — надеюсь, не наткнемся на монторпов. В долине появились вот. Уже нескольких человек задрали, представляешь…
Я хмыкнула и пощупала дудочку в кармане. Ну вот и испытаем, если что.