Арка в скале

Глава 13

Первая ночь на новом месте у беженцев из колхоза «Красный посев» прошла тревожно. В темноте постоянно рычали какие-то звери, ухали филины, выли волки, производили странные звуки и какие-то другие звери и птицы. Сменные караулы, выставленные старшим лейтенантом Костюкевичем, всю ночь не смыкали глаз возле костров. К счастью, к пещерам возле реки зверье не приближалось, видимо, боялись сунуться, памятуя о свирепом медведе, который жил там. Но, все равно, люди спали плохо, ворочаясь на камнях, покрытых тонкими одеялами, и часто выходя из пещерной духоты на свежий воздух к реке.

К ночи все небо затянуло тучами. По этой причине ни звезд, ни луны никто так и не увидел. А под утро и вовсе прошел дождь. Кратковременный, но довольно сильный. Впрочем, с утра снова на небе засверкало солнце, а пелена туч расползлась на одинокие облака. Поликарп Нечаев все-таки кое-как поспал, притулившись в уголочке на своем ватнике, а проснулся на рассвете вместе с охотниками. К счастью, ночи тут, как выяснилось, стояли теплые. И, несмотря на дождь и нехватку одеял, никто пока не жаловался даже на предрассветный холод.

День обещал быть снова по-летнему жарким и достаточно ясным, но напряженным. Пожилые женщины, проснувшиеся еще раньше Нечаева и добровольно взявшие на себя обязанности по приготовлению пищи, хотели накормить всех последними остатками зеленой гречки. Предлагали сварить кашу, добавив в нее еще разных злаков для объема, но Нечаев строго запретил растрачивать колхозный семенной фонд, распорядившись сложить все спасенные от оккупантов мешки с зерном, пригодным для посева, в дальнюю нишу и выставить там караул, чтобы никто не посмел даже думать о воровстве. Потому завтракать колхозникам пришлось тем же, чем и ужинали: рыбой.

Нечаев торопился с отправкой охотников. До обеда нужно было решить, каким-то образом, продовольственную проблему. Разумеется, если охотники не врут, то еду добудут. Да и ночные звуки говорили в пользу того, что зверья в лесу, на самом деле, много. Но, зная о том, что охотники всегда склонны приукрашивать действительность, а особенно результаты своей охоты, Нечаев пока к их докладам отнесся со скептицизмом. Конечно, тот хищный зверь, которого охотники добыли вчера, казался, судя по шкуре и зубам, очень свирепым. Но те две кроличьи шкурки, которые отдал бухгалтеру Шандыбин, совсем не впечатляли. Нечаеву даже закралась мысль, а не сожрал ли вот этот огромный зверюга уже всю приличную дичь в окрестностях?

Предложение бухгалтера сразу создать охотничью артель не вызвало принципиальных возражений даже у партийного актива из бывших колхозников «Красного посева». Вот только сразу со всех сторон посыпались вопросы. Где взять достаточно охотничьего оружия? Где взять боеприпасы или хотя бы капсюли, порох и свинец для снаряжения патронов? Как выяснилось, у Сергея Терентьева, Василия Егорова и Григория Шандыбина запас к двустволкам имелся лишь тот, который находился у них при себе в поясных патронташах.

Еще несколько мужиков из бывших партизан, хоть и имели при себе оружие, но только не специальное охотничье, а винтовки-трехлинейки, предназначенные для отстрела людей на передовой, но не лесного зверья. Да и винтовочных патронов тоже совсем немного осталось. Охотники заспорили, что из боевого оружия крупного зверя бить — только шкуру дырявить навылет. А останавливающее действие недостаточное. Василий Егоров вмешался и быстро поставил точку в споре, сказав:

— Не знаю, кто там шкуру дырявит из винтовки конструкции Сергея Мосина, а я с ней всю империалистическую и гражданскую прошел. И не подвела трехлинейка меня ни разу. Просто стрелять нужно из нее уметь точно. Если в глаз зверю попадешь, то хана ему. Хоть маленький зверь, хоть большой. Да и останавливающую способность легко увеличить можно, если острый конец пули стачивать. А так бьет мосинка далеко, длинная только сама винтовка и тяжеловатая. В густом лесу с ней ходить неудобно. Когда за спиной несешь, то за ветки стволом цепляется. Но, если аккуратно обращаться и наизготовку держать, то сойдет трехлинейка и на охоте. Я сам, когда красным стрелком служил, из нее лосей стрелял и даже кабанов.

Набралось в охотничью артель всего десять человек со своим оружием и снаряжением. А не тридцать, как предполагал поначалу бухгалтер. У некоторых партизан, отпущенных Васильевым из отряда, имелись только наганы, а у сельского фельдшера Ефрема Михайлова был пистолет «ТТ». Но, в охотники фельдшер не годился, потому что хромал после ранения, полученного еще на империалистической, да и мало смыслил в охоте. Зато свое дело знал хорошо. Поэтому его Нечаев оставил при себе. Не только на всякий случай, но и по той причине, что работу медпункта на новом месте тоже предстояло наладить.

Устроив смотр охотбригады, бухгалтер решил, что на первое время пусть будут хотя бы десять охотников, вооруженных, как положено. А им в помощь решил отрядить, в качестве заготовителей, полтора десятка крепких бабенок. По мысли бухгалтера, охотники должны были идти впереди и стрелять зверье, а бабы, вооруженные топорами и ножами, должны следовать за охотниками, добивать раненых зверей и освежевывать туши. «Ничего, раньше люди дичь загоняли всем племенем в ловчие ямы и забивали камнями, не имея никаких ружей вообще. И успешно добывали себе в лесу пропитание. Даже мамонтов приканчивали», — подумал Поликарп, провожая охотников. А они, не теряя времени, сразу же вышли на промысел, поднявшись на прибрежные скалы. И вскоре с той стороны уже послышались выстрелы и предсмертный звериный рык.

Как только Нечаев спровадил охотбригаду на трудовые подвиги, вездесущие мальчишки, которые крутились возле пещер буквально под ногами по причине безделья, сказали ему, что из секретной дыры явилось начальство. Бухгалтер кинулся туда и обалдел. Начальник полигона пришел на этот раз одетым по форме, как положено. И был он, судя по знакам различия, по характерным ромбикам на петличках, майором государственной безопасности. Хотя вчера, вроде бы, представлялся армейским подполковником.

Тут Нечаев вспомнил, что майор ГБ равнялся даже целому комбригу. А это, кажется, соответствует и вовсе полковнику. Так что поскромничал почему-то Сомов, наверное, из-за секретности. Не доверял беженцам поначалу, понятное дело. Вместе с Сомовым явился и немолодой капитан в обычной армейской форме РККА. А за командирами бойцы тащили вниз по лестнице какие-то белесые пакеты, наподобие тех, что Нечаев уже видел вчера у ученых, только не столь прозрачные и побольше. К огромной радости бухгалтера, внутри этих полупрозрачных пакетов виднелись очень красивые хлебные буханочки с ровненькой запеченной корочкой. Будет теперь, чем колхозников накормить!

Бывший лесник Станислав Николаевич притаился под кустами и внимательно наблюдал за вражескими поисками в бинокль. Ветер как раз дул таким образом, что собаки не могли унюхать Васильева. Затаившись на скале за водопадом, партизанский командир следил за немцами и финнами. Видел он, что за истекшие сутки нашли они захоронку с трупами своих солдат, да спрятанные колхозные телеги обнаружили. Теперь же финские егеря, прочесывая речку, уходили все дальше вверх и вниз по течению. А возле той самой расщелины, которая вела на секретный полигон, никого не оставили. Да и что враги могли там найти, если даже все стрелянные гильзы старались подобрать, когда следы заметали?

Дождавшись, когда враги удалятся на приличное расстояние, Васильев рискнул перейти по камням в мелком месте над самым водопадом на противоположный берег. Он собирался выяснить у Сомова, подготовил ли тот для него обещанное подкрепление. Не идти же одному к лагерю для военнопленных, охраняемому совсем неплохо, да еще и расположенному на открытом месте возле заброшенного карьера? Васильев подал условный сигнал, вытащив из кармана охотничий манок и три раза крякнув по-утиному. Вот только никакого ответа не получил. Красноармейцы с полигона, похоже, свернули караул и ушли. Впрочем, ничего удивительного. Приказа вступать в открытый бой с противником Сомов им не давал. Васильев вчера слышал распоряжение начальника полигона, когда находился с ним рядом по другую сторону. В случае серьезной угрозы, караул должен убраться внутрь. Так распорядился подполковник.

Бывший лесник сунулся в расщелину, но сразу обнаружил, что она сильно сузилась. Вместо трещины в скале шириной больше полуметра, теперь в камне зияла щель не более десяти сантиметров. В такую и ребенок не протиснется. Станислав Николаевич достал трофейный электрический фонарик и посветил внутрь. Примерно в метре от внешнего края разлома, края трещины и вовсе сходились наглухо. Просто чудеса какие-то! Конечно, Васильев понимал, что ворота, ведущие на секретный полигон, наверняка, сами по себе, являются чудом техники и очень передовым достижением советской науки. Не случайно же входишь под эту скалу, а выходишь черт знает где. Вот только, как теперь попасть на другую сторону?

Может быть, имеется какой-нибудь секретный звонок? Но, ему об этом никто не рассказал. Тогда Станислав Николаевич почему-то подумал, что надо просто сунуть руку в расщелину, которая теперь сделалась узкой, но ладонь вполне пролезала. Он так и поступил. Да еще и мысленно зачем-то обратился к скале с просьбой открыть проход. Когда рука коснулась скалы, то он увидел, как в нише вновь заклубился туман, быстро делаясь все плотнее. И расщелина снова разошлась до прежнего размера за какие-то секунды, причем, совершенно беззвучно. Васильев сразу шагнул внутрь, думая при этом: «Вот это ворота, так ворота! Не зря наши ученые свой хлеб с маслом едят!»

Едва приняв дела в связи с расследованием непонятного инцидента с исчезновением пленных крестьян, Гельмут Руппель затребовал все найденные материальные свидетельства, способные хоть немного пролить свет на то, что же произошло на самом деле. К сожалению, их оказалось совсем мало. Егерям удалось найти всего две гильзы от какого-то малокалиберного оружия. Да патологоанатомы извлекли из тел погибших солдат, найденных в братской могиле, пару десятков пуль диаметром 5,45 миллиметров, подходящих к этим гильзам.

Гауптштурмфюреру сразу бросилась в глаза несуразность неизвестного патрона. Ну, кто в здравом уме будет выходить в настоящий бой с таким мелким калибром? Вскоре эксперты доложили Гельмуту, что оружия под такой патрон в Советском Союзе на момент начала войны точно не существовало. Смущала и маркировка. Никаких звездочек на торце, столь характерных для советских патронов, не имелось. Сверху и снизу от капсюля стояли лишь цифры 270 и 87. Индекс завода-изготовителя и год производства? Абсурд.

Похоже, русские применили какой-то экспериментальный образец автоматического оружия, промаркированный как-то по-другому, чем обычно. А о том, что оружие было именно автоматическим, свидетельствовали распределения огнестрельных ранений на телах погибших солдат. Их убили очередями малокалиберных пуль. Вот только откуда у партизан какие-то новые пистолеты-пулеметы, еще неизвестные в Германии? Обостренная интуиция просто кричала Руппелю, что эти партизаны весьма непростые. И кто-то им помогает. На это указывало хотя бы то, что все следы боя пытались очень тщательно скрыть. Даже гильзы собрали почти все. Обычно, партизаны так не делают. Кто же принимал участие в бою на дороге? Красный ОСНАЗ какой-нибудь новый, специально обученный воевать в тылу противника? С этим вопросом Гельмуту и предстояло разобраться.

Дело казалось весьма сложным, но Гельмут Руппель не привык отступать. Если он брался за что-нибудь, то всегда старался доводить начатое до конца, отличаясь завидным упорством. Несмотря на то, что штурмбанфюрер СС Вильгельм Шнайдер, вроде бы, считался старше по званию, но полномочия именно для подобного расследования, в котором интуитивно читались некие элементы мистики, у гауптштурмфюрера Руппеля были обширнее.

Общество Аненербе, маскирующееся под занятия науками, представляло собой тайную организацию внутри Черного Ордена. Именно этот таинственный орден держал в своих руках всю реальную власть, являясь самым настоящим закулисьем политики Третьего Рейха. Причем, тайная доктрина Черного Ордена никогда не провозглашалась официально. Орден представлял собой сверхструктуру, идеология которой уходила корнями в немецкие оккультные теории. И именно потому Гельмут Руппель, будучи одним из посвященных, имел гораздо больше влияния и реальных возможностей, чем Вильгельм Шнайдер.

Когда Васильев вошел внутрь скалы, то застал ученых за разговором. Причем, место в широкой нише, где они находились, разительно изменилось, а сама ниша значительно расширилась и углубилась. Теперь там вокруг странного камня, вросшего наполовину в скалу и покрытого непонятными серебристыми письменами, появились еще каменные столы и стулья. Но, самое главное, что поразило бывшего лесника больше всего, — так это большие цветные экраны с очень четким изображением, вмурованные прямо в каменные стены. И на них отображался весь пейзаж, окружающий расщелину.

А на каменных столах, вытесанных из гранита с невероятной точностью, подобные которым Васильев видел лишь во время посещения Эрмитажа, стояли какие-то невиданные устройства с плоскими корпусами и клавишами с буковками, и тоже имеющие цветные экраны. Вот только там отображались не картинки, а какие-то разноцветные графики. Ко всему этому техническому разнообразию по полу тянулся толстый электрический кабель. Едва главный партизан подошел, трое ученых, сидящих на каменных стульях, сразу прекратили какую-то научную дискуссию и поздоровались с ним.

— Вот, Станислав Николаевич, пока вы отсутствовали, мы тут подвели электропитание, видеонаблюдение установили и наладили систему допуска «свой-чужой», — сообщил главный по научной части. А его помощники закивали головами, подтверждая слова профессора.

— Я таких мудреных приборов никогда прежде не видел, — сказал правду бывший лесник.

— Сами понимаете, разработки очень секретные. И болтать о них строго запрещено, — проинформировал Васильева научный руководитель.

Вот только профессиональная гордость не позволяла Игнатову признать, что все это «видеонаблюдение» и «систему допуска» установил самый обыкновенный аспирант, наладивший, каким-то чудесным образом, не только контакт, а и тесное общение на уровне мыслеобразов с неким загадочным существом, живущим, как оказалось, внутри артефакта. Со слов Димы Матвеева получалось, что там находится некая маленькая девочка, которая исполняет его желания, меняя структуру камня. Не только создавая каменную мебель, а даже превращая материал скалы в сложные и самые настоящие технические устройства, успешно материализуя мысли самого Матвеева.

Кто эта девочка? Инопланетянка, прилетевшая когда-то со звезд? Или какая-то инопланетная программа, записанная на носитель в артефакте? А, может быть, нечто из доисторической цивилизации, гипотетически, возможно, существовавшей на планете до нынешнего человечества? Внятного ответа пока у Игнатова не имелось, но могла девочка, судя по всему, очень многое. Сама она на вопросы Матвеева по поводу собственного происхождения пока отвечать отказывалась, сразу обрывая ментальный разговор.

Профессору все это немного напоминало сказку про хозяйку Медной горы. А он знал, что весь фольклор имеет под собой какую-то рациональную основу, которую народные легенды и устные традиции передавали от старшего поколения младшему еще в те древние времена, когда и письменности, как таковой, не существовало. Возможно, являлась уже подобная особа мастеру Даниле на Урале? Так почему не может явиться аспиранту Матвееву в Карелии? Эта даже гораздо более продвинутая, судя по всему. Что там какой-то утилитарный каменный цветок, если она может создавать сложнейшую технику, выверты пространства и переходы между разными отрезками времени!