Глава 15. В УБЕЖИЩЕ

Я понимаю, Янис, что Ремана беспокоится о девчонке, но мы-то с чего должны рисковать нашими кораблями и подходить так близко к Нексису? — проворчал Идрис.

Янис переглянулся с Фионалом и поморщился. Юный предводитель Ночных Пиратов никогда не любил желчного и ворчливого старика капитана и не надеялся, что Идрис одобрит затею тайно проникнуть в Нексис с целью найти Занну и ее отца.

Янис крепко сжал кулаки и тяжело опустил их на стол Совета, который стоял в большой пещере, служившей Ночным Пиратам кухней, и в обычное время был просто кухонным столом. Хорошо освещенная и теплая пещера-кухня была самым удобным местом в пристанище контрабандистов. Совещание решили провести здесь ради Фионала, который никак не мог согреться. В то утро разыгралась страшная метель, и он едва не замерз, а вернувшись, печально сообщил, что не нашел ни Ваннора, ни Харгорна.

Янис бросил гневный взгляд на ершистого старика. — Наши корабли? — сердито переспросил он. — С каких это пор они стали твоими, Идрис?

Дряхлый, высохший капитан вскочил и стукнул кулаком по столу.

— Не смей так со мной разговаривать, негодный мальчишка! Я ходил в море еще с твоим отцом — и с дедом тоже! Хорошие были люди, понимали, что значит товарищество. И не воображай, что ты такой незаменимый просто потому, что ты

— сын своего отца.

— А ты хочешь сказать, что его можно заменить? — вкрадчиво поинтересовалась Ремана, и старик тут же закрыл рот и плюхнулся на свое место. Никто из контрабандистов не осмеливался возражать Ремане, и Идрису это было хорошо известно. К удивлению Яниса, мать лукаво подмигнула ему и снова посмотрела на лучника.

— Фионал, — спросила она, — как по-твоему, что сейчас делается в Нексисе?

Покачав головой, Фионал налил себе еще дымящегося тэйллина, с удовольствием отхлебнул горячий напиток и лишь тогда ответил:

— С тех пор, как я отвез в Долину сына Ваннора, прошла уже, кажется, целая вечность, и все это время мы шли сквозь непогоду и не всегда были вместе. Боюсь, вы тут знаете побольше нашего.

— Вряд ли, — заметил Янис. — После того, как Верховный Маг захватил всю власть, я отозвал из Нексиса своих агентов. Там слишком опасно, чтобы рисковать хорошими ребятами. И вот еще какая срочность: эта летняя зима и все эти штормы сделали торговлю почти невозможной, так что наши запасы подходят к концу. Надо поскорее что-нибудь предпринимать.

— Плохи дела? — сочувственно спросил Фионал. — Знаешь что, надо снарядить гонца к Дульсине. Мы можем поделиться с вами.

Ремана покачала головой:

— Что-то я не пойму. Ты говоришь, зима не затронула Долину. Как это может быть?

— Дульсина считает, что нам кто-то покровительствует, скорее всего владычица Эйлин. Но сама она, отчего-то не показывается. Ваннор говорил, что слышал от Ориэллы, будто мать ее всегда любила уединение. И все же, по-моему, это странно.

— Ну как бы там ни было, а я рада, что есть такое место, — ответила Ремана. — Но все же Занне с Ваннором это ничем не поможет. — Она нахмурилась. — О Боги, я сама во всем виновата. Если бы я получше приглядывала за несчастной девчонкой… Янис тронул ее за руку:

— Не ругай себя. Это я виноват. Если бы я тогда согласился послать корабли на помощь Ваннору, вместо того чтобы послушаться Гевана и этого олуха Идриса… — Он сердито посмотрел на капитана. — Однако сейчас мы можем только помочь ее найти, и спорить тут не о чем. Вопрос лишь в том, как это сделать без агентов в Нексисе?

У Идриса был несчастный вид.

— Ну, хорошо, надо значит надо. Ваннор — выгодный партнер, и жаль было бы потерять его. Но разве нет способа сделать это, не подвергая наших людей опасности?

Янис покачал головой:

— Я не вижу такого способа.

— А я вижу. — Ремана вдруг очнулась от своей задумчивости. — Нужно прежде всего установить связь с теми, кто уже в Нексисе. И я знаю такого человека — это Джарвас, старый друг твоего отца, он держит в городе приют для бедняков. Его дом стоит прямо у реки, так что мы легко сможем незаметно подойти туда, когда стемнеет, и…

— Постой-ка! Что значит «мы»? — закричал Янис. — Если ты думаешь, что я возьму тебя на такое опасное дело, лучше придумай что-нибудь другое.

Ремана добродушно улыбнулась:

— Но Джарвас не знает тебя, Янис. Он не станет доверять незнакомцу, особенно в такое время. — Глаза ее смеялись. — Зато он знает меня.

Фионал задумчиво поглядел на нее и улыбнулся.

— Знаешь, Ремана, ты очень похожа на свою сестру.

***

Янис закрыл лицо руками и застонал.

Бежать по скользким улицам было нелегко. Однако приходилось спешить, пока их никто не заметил. Джарвас, по сути, в одиночку тащил раненого. Тильда несла его меч и узелок с вещами и следила, чтобы плащ воина не волочился по грязному снегу. И все же она с трудом поспевала за широкими шагами великана и мечтала поскорее добраться до этого самого убежища. Только сейчас Тильда осознала, в какую историю угодила. Боги, что она наделала? И зачем? Некоторые из стражников были убиты, и достаточно Пендралу распространить ее описание (вместе с описанием Джарваса), как их вскоре арестуют. Проклятие, плохо быть уличной девкой, но быть в бегах еще хуже! Привычный мир словно перевернулся с ног на голову, и Тильда не знала, что делать.

Но как ни была подавлена Тильда, внушительный вид крепости Джарваса произвел на нее впечатление. Она никогда здесь не была и гордилась, что может сама себя обеспечить, но, конечно, не раз слышала об этом приюте. «Вот они, добрые дела Джарваса», — подумала она. И куда они завели его? Когда они подошли к тяжелым воротам, Джарвас особым образом свистнул, и тут же за воротами загрохотали засовы. Потом тяжелые створки распахнулись, и Тильду ослепил неожиданно яркий свет факела. Из тумана возникла женская фигура в плаще с капюшоном.

— Рано ты сегодня… — Женщина вдруг осеклась, увидев «ношу» Джарваса. — О Боги, что случилось? — Но привратница быстро овладела собой. — Я сейчас же пошлю за Бензиорном, — сказала она и метнулась в дом.

— Скажи ему, добрая душа, — крикнул ей вслед Джарвас, — что нужно зашивать рану.

— Хорошо. — Женщина исчезла в тумане. Джарвас потащил раненого незнакомца в ближайшее складское помещение. Тильда последовала за ним. В воротах бывшего склада была прорезана маленькая дверца, и, войдя в нее, женщина изумленно охнула. В тумане было трудно определить истинные размеры здания, но теперь она увидела, что это просторное сводчатое помещение, освещенное факелами, прикрепленными к восьми колоннам, попарно расположенным вдоль всего зала. Но больше всего Тильду поразило обилие света и тепла. В нишах и на выступах чисто выбеленных стен размещались многочисленные лампы и свечи, а внизу на равных расстояниях друг от друга горели костры. Дыма, впрочем, было столько, что у Тильды тут же стали слезиться глаза и запершило в горле. Вокруг собрались люди, стали о чем-то спрашивать, но Тильда не могла разглядеть их из-за рези в глазах.

— Да не мешайте вы, у меня на руках раненый! — заорал Джарвас. — Милосердные Боги, какой олух закрыл окна?

Эй ты, — окликнул он какого-то чумазого уличного мальчишку. — Ты лазить умеешь, паренек?

— Конечно, — с радостью ответил чумазый.

— Отлично. Вон там, у стены найдешь лестницу. Поднимешься наверх и откроешь ставни. Потом проделаешь то же самое с окном напротив.

— Хорошо, Джарвас. — Мальчишка побежал выполнять поручение, по пути созывая своих друзей, чтобы те помогли ему.

— Да не наломайте дров с этой лестницей! — крикнул им вдогонку Джарвас и грустно улыбнулся: с этими мальчишками только зря потратишь слова. — С тобой все в порядке? — спросил он Тильду.

— Дым!.. — прохрипела Тильда.

— Прошу прощения. Скоро все выветрится. Эй, кто-нибудь, вскипятите воды и принесите чистые тряпки! — гаркнул он, обращаясь ко всем присутствующим.

Джарвас отошел в дальний угол зала (Тильда тащилась за ним, держась за его плащ) и положил раненого на циновку у костра. Тильда укрыла раненого незнакомца одеялом.

— Бензиорну следовало бы поспешить, — проворчал Джарвас. — Этот вояка потерял много крови.

Послышались оживленные голоса мальчишек, приставлявших к стене лестницу, и через несколько минут боль в горле стала утихать. Свежий воздух рассеял едкий дым, а высокое расположение окон (на высоте в три человеческих роста) не давало выстудить большой зал.

— Ну, кого там предстоит заштопать на сей раз? — голос был низким и приятным, но интонации сварливыми. — Опять какой-нибудь болван ввязался в очередную пьяную драку?

Тильда увидела перед собой мужчину среднего роста и неопределенного возраста, светловолосого, но уже седеющего. Лицо его, исхудавшее и усталое, можно было бы назвать приятным, если бы не колючие глаза. Не дожидаясь ответа, он сдернул одеяло, которым был укрыт раненый, и выругался.

— Милостивая Мелисанда, — воскликнул он, — какой ужас! Вы что, тупицы, не могли додуматься хотя бы сделать перевязку? С таким же успехом вы могли бы бросить беднягу умирать от ран, а я по крайней мере поспал бы спокойно хоть одну ночь. Результат был бы тот же. Ну, хвала Мелисандре, он пока без памяти и не будет досаждать мне своими воплями.

Высказавшись таким образом, он открыл свою сумку, извлек инструменты и вручил их девушке, которая привела его. Она тут же опустила их в кипящую воду, а лекарь тем временем промывал раны незнакомца, не переставая ворчать.

— Здесь, на груди, рана не сквозная, просто царапина. Куртка его спасла. Крови, конечно, он потерял уйму… Разве вы, олухи этакие, не могли укрыть его потеплее? А вот на голове рана скверная. Хотя, если повезет, ухо, может быть, удастся спасти… Ну, что ты там возишься, Эмми? — сердито спросил он, но светловолосая девушка только улыбнулась в ответ.

— Все готово, Бензиорн.

— Эй! Как тебя там? — выпалил лекарь. — Принеси-ка сюда побольше свечей, ламп.., что там еще есть? Да побыстрее!

Тильда вскочила, поняв, что это относится к ней. Резкие слова лекаря вывели ее из оцепенения, и она побежала исполнять приказ. Когда она вернулась с несколькими свечами, Бензиорн уже начал зашивать раны, и движения его свидетельствовали о том, что он действительно искусный знаток своего дела. Но когда Тильда подошла поближе, она с неприятным удивлением почувствовала знакомый запах перегара. О Боги, подумала она, куда я попала!

Джарвас оглядел свое маленькое королевство нищих и бродяг. Около трех десятков семей разместилось здесь, кое-как отгородившись друг от друга мешками, покрывалами и всем чем попало. Дети спали вповалку на скомканных одеялах, а их матери что-то стряпали или пытались залатать ветхую одежду, первоначальный цвет которой уже невозможно было установить из-за многочисленных заплат. Старики и старухи жались поближе к кострам, где сушилось белье, а мужчины, сидя под лампами, играли в камушки, делая ставки. Где-то в темноте закричал младенец. На каждом лице здесь лежала печать голода и лишений.

Почувствовав, что рядом кто-то есть, Джарвас обернулся. Тильда с ужасом и жалостью смотрела на людей, живших у него.

— По крайней мере здесь им не приходится голодать и замерзать на улицах,

— словно оправдываясь, сказал он.

— Их так много, — пробормотала она и вдруг отвернулась. — Твой драгоценный лекарь пьян, — добавила она через минуту.

Джарвас кивнул:

— Обычное дело. Когда-то это был лучший врачеватель в Нексисе. Он жил себе припеваючи, лечил купцов и других богачей. Так продолжалось до той ночи, когда явились эти отвратительные чудовища. — Джарвас вздохнул. — Бензиорна не было дома, он посещал больного, а одна из этих тварей проникла в дом и убила его жену и детей. С тех пор он и запил. Он потерял и дом, и положение, и когда я подобрал его на улице, уже превратился в жалкого, голодного нищего. И все же нам повезло, что он здесь. Трезвый или пьяный, Бензиорн все равно остается лучшим лекарем.

— Рада это слышать, — с горечью заметила Тильда. — Не хочется думать, что мы, рискуя головой, вытащили этого неизвестного только для того, чтобы потом его прикончил пьяный лекарь. И зачем мы это сделали? Не иначе с ума сошли! — в отчаянии воскликнула она.

Джарвас только головой покачал.

— Сам бы хотел это знать. — Его благородный порыв поставил под угрозу существование многих людей. Помолчав, он угрюмо сказал:

— Дня через два Пендрал выяснит, кто я такой, и после этого, конечно, жди гостей. — Он вздохнул. — Пойди поспи немного, Тильда. Завтра я первым делом пошлю Эмми за твоим сыном. А потом надо будет решать, куда отсюда убраться.

Тильда жила на одной из грязных, убогих улочек, расположенных выше по течению, за огромным белым мостом, около мыса, на котором находилась Академия. Дрожа от утреннего холода, Эмми быстро шла по этому вонючему лабиринту. Толстую палку, которую Эмми постоянно носила с собой для самозащиты, сегодня пришлось использовать в качестве трости, так как мостовые были очень скользкими. Повсюду воняло гнилью и отбросами, и Эмми хорошо знала этот запах — неизбежный спутник черной нужды.

По обеим сторонам стояли полупустые здания с заколоченными окнами, бросающие на узкие проходы зловещую тень. Двери их были потрескавшимися и гнилыми, из тех, что обычно болтаются на одной петле, а кое-где дверей не было вовсе — просто зияющие черные дыры, в каждой из которых могла таиться любая опасность.

Эмми торопливо шла по этим трущобам; нервы ее были напряжены до предела, и она на чем свет стоит ругала Джарваса, пославшего ее в эти трущобы. Утро было самым безопасным временем для визитов сюда, потому что большинство здешних обитателей отсыпались после ночных «подвигов», и все же на душе у девушки было тревожно. Ей чудилось, будто сотни невидимых недоброжелательных глаз следят за ней из каждой двери. Она шла, беспокойно оглядываясь по сторонам, время от времени касаясь ножа, висевшего на поясе. О милосердные Боги! Неужели в таком ужасном месте могут быть еще и дети! — думала Эмми.

Внезапно она услышала рычание и похолодела. Из ближайшей лачуги выбежала большая косматая собака с оскаленной пастью я горящими глазами. Она преградила Эмми путь и залилась неистовым лаем.

Девушка застыла на месте и крепче сжала в руке свою палку. Вдруг она заметила набухшие соски на тощем, облезлом брюхе животного и, несмотря на страх, почувствовала невольную жалость к несчастной голодной матери, которой надо кормить ораву голодных щенков.

Эмми понимала, что такое материнский инстинкт. У нее был свой ребенок, и она ждала второго, когда ее муж Деврал, молодой сочинитель, был схвачен воинами Верховного Мага и навсегда исчез. От горя и потрасения у Энни случился выкидыш, а потом, когда было пережито немало лишений и испытаний, ее маленькая дочка умерла от лихорадки. Внезапно девушка ощутила острое сочувствие к несчастной твари, которую видела перед собой.

Несмотря на свои устрашающие размеры, собака явно была еще молодой, и, очевидно, у нее был только первый помет. Конечно, она грязная и истощенная, но глаза — ясные, и нет никаких признаков бешенства. В сумочке у Эмми была еда: хлеб, сыр, мясо — для сьюа Тильды. Конечно, собака учуяла все это, и отчаяние побудило ее напасть.

— Бедняга, — пробормотала, подумав, Эмми. Она решила, что сынок Тильды вполне может потерпеть, пока она отведет его к Джарвасу. Эмми осторожно потянулась к сумочке, но собака неверно истолковала это движение. Она с рычанием бросилась на девушку — и завизжала от боли, получив удар палкой по ребрам. Поджав хвост, псина убралась обратно к своей двери, то и дело оглядываясь на Эмми, словно ей хотелось напасть вновь, но не хватало смелости.

Эмми выругалась, злясь на себя за непонятное чувство вины. Она быстро вытащила из сумочки узелок с едой и развязала его.

— Вот тебе, девочка, — сказала она, бросая еду голодной собаке. Та жадно накинулась на угощение, и вдруг, подняв голову, преданно посмотрела на свою благодетельницу и вильнула хвостом, словно в знак благодарности. Потом, подхватив кусок мяса, она убежала внутрь ветхого строения, и вскоре оттуда донесся разноголосый визг ее щенков.

Смеясь над собственной сентиментальностью, Эмми вытерла глаза и покачала головой: «Дура, ты дура. Разве мало ты видела человеческих страданий, что так суетишься из-за голодной собаки?» Она с ужасом подумала, что скажет Джарвас, если узнает, что она отдала этой проклятой собаке еду, которую он выкроил из их скудных запасов. И все же Эмми знала, что, если бы ей еще раз довелось пережить подобную встречу, она бы сделала то же самое.

***

— Гринц! Гринц, ты здесь? Твоя мама послала меня за тобой. — Эмми стучала кулаком по хлипкой двери, повторяя странное имя мальчугана (Тильда утверждала, что назвала его в честь отца — по крайней мере она была «почти уверена, что он был его папой»).

Эмми довольно долго колотила в дверь, и наконец с той стороны раздался характерный скрежет, словно с дороги убирали какой-то тяжелый предмет. Дверь приоткрылась, и она увидела мальчишку, подозрительно смотревшего на нее.

— Мама говорила: никому не открывай эту паршивую дверь! — заявил он.

Эмми вовремя сообразила сунуть в щель свою палку, иначе дверь опять бы захлопнулась. Хотя Эмми считала, что уже привыкла к уличным выражениям, но этот десятилетний мальчуган разразился такими отборными ругательствами, что девушка невольно вздрогнула. Впрочем, она понимала, что за всей этой бравадой скрывается страх, и небезосновательный — ведь мать его до сих пор не вернулась домой.

— Не дури! — сказала она мальчишке. — У твоей мамы вчера были неприятности, поэтому она не смогла вернуться домой. Не беспокойся, сейчас с ней все хорошо, она у друзей, в надежном месте. Меня зовут Эмми, и твоя мама послала меня за тобой, чтобы я тебя тоже отвела туда. — С этими словами она с силой нажала на дверь.

— Убирайся! — завопил мальчишка. — Я никуда не пойду! Где моя мама? — Он метнулся в дальний угол комнаты и притаился там на куче грязных, кишевших паразитами тряпок, служивших ему постелью. Его черные глаза злобно уставились на девушку.

— Пойдем со мной, — принялась ласково уговаривать Эмми. — Не надо заставлять твою маму беспокоиться. — Она с жалостью оглядела грязного, тощего паренька, мысленно ругая Тильду. Ведь ее сынок выглядел таким же неухоженным и голодным, как давешняя бездомная собака.

— Пойдем же, — подойдя поближе, она опустилась на корточки и в ужасе замерла, увидев, что в руке мальчишки блеснул нож.

— Проваливай, гадина! — завизжал он. — Не подходи ко мне, а то прирежу!

Эмми содрогнулась. Было ясно, что это не пустая угроза. Что же делать? Как заставить мальчишку поверить ей? Эх, напрасно все же она отдала еду собаке! Вдруг Эмми осенило, и она улыбнулась как можно веселее и беззаботнее.

— Ну да ладно. Тильда в конце концов может и подождать, — заявила она. — Может, ты сначала хочешь посмотреть щенков?

Лицо мальчишки озарилось улыбкой.

— Щенков? У тебя правда есть щенки? А может, ты мне одного подаришь? — Неожиданно он снова помрачнел. — Да только мама не разрешит.

Эмми усмехнулась.

— Подумаешь, мама не разрешит, — в тон ему ответила она. — Если ты положишь ножик на место и пойдешь со мной, так забирай к чертовой матери хоть всех.

Эмми поначалу боялась, что собака встретит ее враждебно, и велела приплясывающему от нетерпения Гринцу подождать на улице. Но опасения оказались напрасны. Белая собака встретила ее с восторгом — вероятно, в надежде на новую кормежку.

— Хорошая собачка! — Эмми протянула руку, чтобы погладить ее, и та, радостно виляя хвостом, прижалась к ней и лизнула ей ладонь. Да, Эмми не ошиблась — собака от природы была незлой. Когда-то у нее был добрый хозяин или хозяйка. Однако куда же они подевались? Осмотрев комнату, девушка получила ответ на свой вопрос. Хозяин умер — от старости или болезни, — и с тех пор собака со щенками жили за счет трупа. «Ну что ей оставалось делать, когда надо кормить щенков», — подумала Эмми. Однако ее чуть не вырвало, когда она накрывала старым одеялом обезображенные останки, прежде чем позвать ребенка в комнату.

Гринц в восторге залюбовался разномастными щенками — один совсем белый, как мать, остальные — белые с черными пятнышками. Когда Эмми протянула руку, чтобы забрать щенков, голодная мамаша не только не проявила враждебности, но продолжала воспринимать Эмми с трогательным доверием.

Когда они вышли на улицу, Гринц подпрыгивал от восторга.

— Они — мои? Неужели все — мои? — повторял он, не веря своему счастью.

— Конечно, — беззаботно ответила Эмми и, погладив белую суку, улыбнулась.

— Но собака — моя. — И впервые, с тех пор как она потеряла Деврала, у нее стало немного легче на душе.

Только к полудню Эмми вместе с мальчишкой, собакой и пятью щенками, которых она несла в узле, связанном из нижней юбки, добрались до приюта. Пораженный ее щедростью, Гринц не отпускал ее свободной руки, а девушка пыталась представить себе, что скажет Тильда, получив вдобавок к своему детенышу еще пять щенков. А как понравится Джарвасу этот бродячий зверинец?

— Это что еще за наваждение? — увидев белую собаку, Джарвас пришел в ужас. Гринц моментально спрятался за Эмми. Она сжала его ладошку, и мальчик почувствовал, что девушка и сама дрожит. Однако Эмми ответила довольно уверенно:

— Собака, а что же еще? Боги свидетели.

— Собака? Да это целая лошадь, провалиться бы ей! О чем ты думала, Эмми, когда вела сюда эту тварь. Разве у нас и так мало хлопот после вчерашнего? И чем, во имя всего святого, ты собираешься кормить это несчастное животное? У нас и так каждая крошка на счету!

«А как же мои щенки?», — подумал Гринц. Ему было о чем печалиться. Ни разу еще за его короткую жизнь у парня не было ничего действительно своего. И больше всего на свете он хотел иметь именно этих щенков. Взрослые между тем продолжали спорить.

— Я буду кормить ее за счет моего пайка, — твердо сказала Эмми.

— Не допущу такого свинства! — взвился Джарвас. — Ты и так голодаешь, чтобы делиться с какой-то паршивой собакой! Я не позволю!

Гринц увидел, что его покровительница посмотрела в преданные глаза собаки и сказала с тяжелым вздохом:

— Ну ладно, если нас не принимают здесь, поищем себе другое место.

— Нет! — заорал испуганный Гринц. — Тебе нельзя уходить! А как же мои щенки? — И прежде чем Эмми успела сообразить, что к чему, он выскочил вперед, лягнул Джарваса в голень и снова спрятался за Эмми. — Оставь ее в покое, ты, старый козел! — завопил он. — Это ее собака и мои щенки, и мы им хозяева, понял?

Длинная рука великана ухватила мальчишку, и, сколько тот ни извивался и ни ругался, вырваться он не мог. Джарвас был вне себя от злости.

— Не беспокойся, паренек, — послышался вдруг чей-то низкий голос. — Джарвас, ты чего тут буянишь?

Джарвас отпустил Гринца и повернулся к светловолосому, начавшему седеть мужчине, который бесшумно подошел к ним.

— Бензиорн, ты не имеешь права! — сердито начал он, но тот взял его за руку и отвел в сторонку. Гринц испуганно поглядел на Эмми. К его удивлению, девушка улыбнулась.

— Бензиорн — хороший целитель, — объяснила она, — и мы очень в нем нуждаемся. Если кто и способен переубедить Джарваса, так это он.

Гринц с беспокойством наблюдал за разговором двух мужчин, горячо надеясь, что этому Бензиорну и вправду удастся отстоять щенков. Кажется, Эмми думала о том же. Став на колени, она обняла белую собаку за шею и тихонько приговаривала:

— Все будет хорошо. Джарвас найдет тебе место, и мы будем жить вместе.

Наконец Джарвас ушел, что-то ворча себе под нос, а лекарь вернулся к незадачливым любителям животных.

— Однако я еще не совсем утратил дар убеждения, — сказал он. — Но если бы ты не была такой хорошей помощницей…

— О Бензиорн, как мне благодарить тебя? Конечно, я не думала, что Джарвас будет в восторге, но такого…

— Не суди его строго, Эмми, — вздохнул лекарь. — У Джарваса сейчас слишком много тревог, чтобы заниматься бродячей собакой. Он…

— Это не бродячая собака, — возмущенно перебил Гринц. — Вот зараза, а как же щенки?

— Гринц! — нахмурилась Эмми. — Ну и язык у тебя!

— Какой язык? — спросил тот с невинным видом. Бензиорн строго посмотрел на него:

— Думаю, маленький негодник, ты и сам хорошо знаешь, какой! Джарвас, знаешь ли, не разрешает здесь ругаться, особенно при таких дамах, как Эмми. Так что тебе лучше извиниться, пока она не забрала у тебя щенков. — У лекаря был такой свирепый вид, что Гринц испугался.

— Прошу.., прощения, Эмми, — сказал он тихо.

— Так-то лучше, — улыбнулся Бензиорн и погладил его по голове. — А теперь давай пристроим куда-нибудь твоих щенков, пока у нас еще есть время. — Последние слова он произнес так тихо, что мальчик едва расслышал их.

Решив, что тот, кто все это затеял, пусть сам и разбирается с Тильдой, обогатившейся на пятерых щенков, Джарвас пошел туда, где лежал раненый воин, и остановился, задумчиво глядя на безмолвного виновника столь неприятных перемен. Неожиданно знакомый голос окликнул Джарваса.

— Ты знаешь, пожалуй, рана на голове нашего таинственного незнакомца — серьезнее, чем я думал. Иначе сознание бы уже вернулось к нему.

— Ты так и будешь весь день незаметно подкрадываться ко мне? — выпалил Джарвас, но смягчился, увидев на изможденном лице Бензиорна тревожное выражение. Лекарь был трезв — впервые за все время их знакомства.

— Это действительно так серьезно? — спросил Джарвас, чувствуя, как тревога Бензиорна передается и ему. — Клянусь Богами, я сам рисковал и всех подверг опасности, чтобы спасти его, и вот теперь он…

Лекарь стал на колени возле больного.

— Пульс, похоже, стал ровнее, — с сомнением сказал он. — Может быть, все дело в его возрасте и потере крови.., не говоря уже о том, что его тащили по улицам в такую погоду. — Он встал на ноги и положил руку на плечо Джарвасу.

— Чем я могу помочь?

— Чем тут можно помочь? — горько воскликнул тот. — Я же сам испортил все дело! Посмотри на эту толпу — что с ними будет, когда явятся наемники? До сих пор власти нами особо не интересовались, но теперь — другое дело. Пендрал найдет нас в мгновение ока.

— Да, — сказал Бензиорн, — а потом они объявят наш приют притоном смутьянов, а что это значит — хорошо известно. Я думаю, мой друг, нам всем надо готовиться к переселению.

Джарвас отпрянул, услышав эти слова. Но поглядев в глаза Бензиорну, тяжело вздохнул.

— Пожалуй, ты прав. Я понимаю это, я ведь не сумасшедший. Но видеть гибель собственного дела… — Он с тоской оглядел зал, полный народу, оглядел стариков, получивших здесь еду и кров, детей, избавленных от грязи и голода трущоб, способных в любой обстановке беззаботно играть в свои шумные игры… Неужели он смирится с тем, что пришел конец их с Ваннором мечте?

— У нас есть другой выход, — сказал он решительно. — Я могу сам сдаться властям.

— Нет, болван ты этакий! — вскричал лекарь, хватая Джарваса за руку, словно надеясь этим удержать от безумия. — Ни в коем случае! Подумай о Тильде, о том незнакомце, которого вы спасли ценой такого риска. Пендрал знает, что ты был не один. И тебя будут пытать, пока ты не расскажешь о своих сообщниках. Нет, Джарвас, это не выход!

— А что еще я могу сделать? — закричал Джарвас. — Выезд из города закрыт. Я что — должен выбросить всех этих людей обратно в трущобы?

— Им скоро там будет безопаснее, чем здесь, — тихо напомнил ему Бензиорн.

— А если все уляжется, они смогут вернуться. Но сейчас, я думаю, следует сказать им, чтобы они собирались в дорогу. Они должны быть готовы уйти отсюда сразу же, как понадобится. Кроме того, нужно проверить кладку и послать мальчишек потолковее на улицы, чтобы предупредили о приближении наемников. А когда стемнеет, лучше всего начать потихоньку выводить людей.

Джарвас понимал, что лекарь прав, и все же даже в детстве ему не хотелось плакать так, как сейчас. Но в скором времени стало ясно, что Бензиорн был более чем прав. Когда стемнело, к приюту подошла военная команда.

***

Гвардейцы, одетые в до боли знакомую форму городского гарнизона, потащили Ваннора вверх по башенной лестнице. Но даже здесь, на холодных каменных ступенях, было намного теплее, чем на улице.

…Купец чувствовал, что впадает в какое-то странное забытье, и старался не поддаваться этому состоянию, контролировать себя, но он был связан, руки и ноги его занемели, и это мешало ему сосредоточиться. Он был беспомощен — и вновь во власти Миафана!

Ваннора привели в Палату Верховного Мага и заставили стать на колени на толстый ковер. Миафан махнул гвардейцам рукой, и они вышли. Потом он молча уставился на пленника глазами-камнями, в которых невозможно было ничего прочесть. Ваннор содрогнулся. Лицо Миафана изменилось. Выражение надменной неприязни уступило место печати жестокости и злобы. Похожее на маску лицо Владыки было бледным и нездоровым, а шрамы вокруг глаз делали его еще неприятнее. Миафан злорадно потер руки, и купец почувствовал такой испуг, какого, пожалуй, никогда еще не испытывал. Даже Призрак, убивший Форрала, не вселял такого ужаса. Этот страх высасывал все жизненные силы и не оставлял никакой надежды.

— Итак, — прошептал Миафан, — ты наконец в моих руках.

— Не долго я буду в твоих руках, мерзавец, — плюнув, ответил Ваннор.

— Ты был бы забавен, Ваннор, если бы не был жалок, — насмешливо ответил Миафан. — Но ты прав — в том смысле, что не будешь мне особенно долго надоедать. Конец наступит даже раньше, чем ты себе это представляешь: ведь помощи ждать неоткуда. — Он улыбнулся ледяной улыбкой. — Итак, мы вернулись на исходные позиции — но уже здесь нет ни Форрала, ни Ориэллы. Твои прежние друзья из гарнизона разобщены или мертвы. Никого нет, Ваннор, мы — один на один, и ты еще не раз будешь молить меня о смерти. Но прежде я потребую от тебя ответов на некоторые вопросы, например: кто твои сообщники и где они сейчас скрываются?

Даже слушать Миафана и видеть его лицо было мучительно. Ваннор мог закрыть глаза, но ему некуда было деться от пропитанного ядом голоса Владыки, голоса, звучание которого было почти невыносимым. За себя купец боялся меньше всего. Он верил и надеялся, что сможет вынести любые мучения, но вместе с тем прекрасно понимал, что рано или поздно все равно расскажет Миафану все, что тот захочет узнать.

Ваннор вздрогнул от ужаса. Выходит, что, ослепленный любовью к дочери, он предал друзей! Он не боялся смертных, но это чудовище обладало такой властью, какую Ваннор не мог себе даже представить. При одном воспоминании об отвратительной твари, убившей Форрала, его охватила дурнота, и только сила воли и мужество, которые поддерживали Ваннора на протяжении всей его полной испытаний жизни, помогли ему справиться с предательской дрожью во всем теле. Если не случится чуда, жить ему остается всего несколько дней — и эти дни будут, конечно, очень и очень скверными.

И все же Ваннор не собирался сдаваться сразу. Он поглядел в ничего не выражающие глаза Миафана и со злостью спросил:

— Что это значит? Ты же, будь ты проклят. Верховный Маг! Ты же можешь узнать любые сведения, просто заглянув мне в душу, разве нет? Для тебя это так же легко, как, скажем, взять яблоко из этой вазы. Может быть… — Купец снова вздрогнул. — Может быть, ты уже так и сделал. — «А вдруг это правда?»

— подумал он в страхе. — Так зачем же ты угрожаешь мне мучительным дознанием?

— Просто месть. — Улыбка Миафана напоминала волчий оскал. — Просто месть за все твои выкрутасы в Совете, за все помехи, возражения и козни против меня. А страдания твои будут гораздо сильнее, когда твои губы назовут имена твоих товарищей и ты поймешь, что предал их. И снова он улыбнулся своей волчьей улыбкой. — Но все же это не просто месть, мой дорогой Ваннор. Отрекшись от Кодекса магов, я получил известные.., новые возможности. Твои страх, боль и мучительная смерть дадут подпитку моему волшебству и усилят мою власть.

И Миафан поднял руку. Боль ударила Ваннора, обожгла нервы. Словно подкошенный, он упал на ковер; тело его выгнулось, словно лук с натянутой тетивой. Хотя он прикусил язык, чтобы не закричать, последнее, что он услышал перед тем, как потерять сознание, был его собственный крик.

Загрузка...