Апофеоз синего будильника

Крылья ужаса

Панкрат вставил шланг куда следует, и двинулся к зданию, над которым красовалась вывеска «КАФЕ». Зося уже ждала его там, заказав еду. Бак «Запорожца» был полон, но Панкрат не испытывал облегчения. Нечто нездоровое происходило у него в штанах, и мысли колхозника крутились вокруг венерической темы. Его мучил вопрос: от кого? Степанида отпадает, с ней он давно ничем не занимался…

Зося разговаривала с каким-то придурком, явным любителем помойки, воняло от него соответственно. Они сидели за столом и пили бодрило. Бодрило имело этикетку с замысловатой надписью «Осенняя радость». Панкрат хотел возмутиться, но передумал. Вместо этого он придвинул третий стул и осчастливил собеседников своей компанией.

— …Держитесь от него подальше, — советовал старик. — Он не человек, демон. Грипперсом-Трипперсом кличут. Помнишь фильм такой старый, «Веселые ребята»? Там Утесов пел эту песню.

Старик закатил глаза в приступе ностальгии. И запел противным голоском, смахивающим на скрежет советского будильника эпохи Сталина:

— Сердце, тебе не хочется покоя…

— Вы про того отморозка с шоссе? — догадался Панкрат.

— Он собирает души тысячи лет, — вещал помойник. — Когда он появляется, играет эта песня. Запомните ее и бегите, когда услышите.

— Эй, дед. Шел бы ты отсюда.

Помойник перевел взгляд на механизатора.

— Он придет за тобой. Высосет твой мозг.

— Что? — Панкрат нахмурился.

— Все, иду, — заторопился дед. — У меня деловая встреча с японскими инвесторами. Счастливо оставаться.

И он ретировался к выходу.

Панкрат посмотрел на Зосю. Выглядела доярка неважно. Из носа текли сопли, тело содрогалось в спазмах то ли ужаса, то ли лихорадки. Странный отходняк, Панкрат такого раньше не видел.

— Заболела?

— Угу.

Панкрат брезгливо скривился.

— Возьми салфетку. — Он протянул руку к недопитой бутылке и тут понял, что хочет в туалет. — Я сейчас. Закажи поесть чего-нибудь.

Поразмыслив, он прихватил бодрило с собой.

Зося воспринимала реальность в искаженном виде. До нее не сразу дошло, что Панкрат удалился. В последнее время он часто исчезал без предупреждения, участвовал в разборках местного авторитета Круглого и говорил, что уволится из колхоза, типа, «ложил» на долбаную посевную. Нехорошо. Мужик должен любить зерно.

Зося попросила салат из огурцов и борщ. Борщ, чтобы есть, салат, чтобы закусывать. А что закусывать? Не колеблясь ни секунды, она выбрала две бутылки «Осенней радости». Сопли струились по шее, но Зося их игнорировала. Недоброе предчувствие закрадывалось внутрь.

Меж тем Панкрат стоял в туалете, думая о дзен. Крышка бачка распахнулась, и перед доблестным механизатором возник Грипперс-Трипперс.

— Я возьму твою душу, — сказал он.

— Не сейчас, — отмахнулся Панкрат, сверля взглядом непослушного друга. — Позволь отлить сперва.

К видениям Панкрат привык. В разное время суток ему являлись покойный председатель, мужик с долларовой купюры, Филипп Киркоров и даже колобок. Поэтому окружающее в понимании Панкрата было ни чем иным, как матрицей, а чернило — той самой таблеткой, позволяющей узреть изнанку мира. Однако, Грипперс-Трипперс мешал сосредоточиться, врубался в эфир неформатной физиономией дешевого демона из паноптикального эквилибриума.

— Аз говорю тебе: иди, — выдал Панкрат.

Садистски улыбнувшись, Грипперс-Трипперс открутил ему голову и начал есть мозги.

— Не ешь, — послышался голос прекрасного далека. — Козленочком станешь.

Грипперс-Трипперс привык к слуховым галлюцинациям. Жертвы часто взывали к его совести и требовали открыть сосуд. Нет, его не разжалобить. Доев мозг механизатора, демон расправил крылья и вылетел в окно…

Зося Мудакова вспоминала мать, когда перед ней возник урод. Возможно, «Осенняя радость» обладает антирелаксационным эффектом, решила Зося, доедая очередную соплю.

— Конец близок, — сказал урод. И положил на стол распухший лингам Панкрата. Зося сблевала в стакан. — Молись.

— Не умею, — пожаловалась Зося. — А ты кто?

— Альфа и омега.

— Где Панкрат?

— Нигде, — Грипперс-Трипперс протянул руку и вытащил зосин глаз.