Глава 22

Прибалтика, через неделю


Следующую поездку Романов запланировал сразу в три прибалтийские республики, славящиеся в Союзе своими националистическими замашками. Первый остановочный пункт был запланирован в городе Вильнюсе, ранее Вильно, а еще раньше Вильна. Город с богатой историей и традициями при впадении реки Вильны в Нарес — когда-то сам Ягайло подарил ему магдебургское право, а Стефан Баторий основал здесь первый в Восточной Европе университет. Но все это было давно и покрыто мраком веков, а сейчас в июле 1985 года это был большой и красивый советский город в окружении вековых сосновых лесов.

В аэропорту Романова встречал текущий первый секретарь ЦК Пятрас Гришкявичус (грузный мужчина с двойным подбородком в возрасте хорошо за 60) и другие официальные лица. Согласно личному делу первого секретаря, которое предоставили из ведомства на площади Дзержинского, Гришкявичус был выселен из своего родного села в 40-м году, когда советские власти чистили прибалтийские регионы от вредных элементов. Работал в челябинском колхозе, честно воевал на фронтах, а потом в литовском партизанском отряде, далее пошёл по партийной линии. Ни в чем предосудительном замечен не был.

— Добрый день, Григорий Васильевич, — поприветствовал он Романова, — как семья, как здоровье?

— Спасибо, Пятрас Петрович, — откликнулся тот, — с семьей все хорошо, а здоровье в полном соответствии с возрастом. Давайте сразу к делу перейдём.

И они доехали на традиционном черном членовозе до старого здания аэропорта, построенного в далеком 1954 году в стиле «сталинский ампир». При согласовании визита было решено никуда не ездить, а переговорить, так сказать, не отходя от кассы — в депутатском зале терминала прилёта.

— Хорошо у вас тут, — сообщил Романов, когда делегация разместилась в удобных креслах вокруг массивного стола из мореного дуба, — хвоей пахнет. Обязательно к вам отдыхать приеду осенью.

— Милости просим, Григорий Васильевич, — немедленно откликнулся Гришкявичус, — дорогим гостям мы всегда рады.

— Но давайте уже к делу, — посерьёзнел лицом Романов, — а дел у накопилось великое множество… но самое главное на сегодня, пожалуй, это национальный вопрос… хотите поспорить? — спросил он, увидев на лице Пятраса выражение несогласия.

— Не так, чтобы очень сильно, — собравшись, ответил тот, — но поспорить бы мог — экономика на мой взгляд важнее. Людей как-то больше волнуют повседневные проблемы, как заработать денег и что на них купить.

— Базис в виде производственных отношений, конечно, это главное, — не стал спорить Романов, — классики учили об этом не один раз. Но и надстройкой пренебрегать не стоит, а потому начнем с национального вопроса.

— Начнем, конечно, Григорий Васильевич, — покладисто согласился Пятрас, — а что конкретно вы понимаете под этим? У нас, кажется, в республике все тихо и спокойно, никаких национальных волнений не наблюдается.

— Вот эти товарищи вам знакомы? — и он выложил на стол досье, где на первой странице красовались фото Витаутаса Ландсбергиса, Казимиры Прунскене и Регимантаса Адомайтиса.

— Этого, — Гришкявичус указал на Адомайтиса, — знаю, конечно — кто же его не знает, а с остальными не знаком. Кто эти люди?

— Лидеры дискуссионного клуба «Саюдис», — любезно разъяснил ему Романов, — зародыш сильного оппозиционного движения. Пока у них вся деятельность ограничивается разговорами на кухнях или в ресторанах, но это только пока.

— Вы меня заинтриговали, Григорий Васильевич, — снял очки Гришкявичус, — а когда это «пока» закончится, что будет?

— А будет вот что, дорогой Пятрас, — и Романов в течение следующих пяти минут коротенько пересказал ему будущее Литовской республики. — И русские станут тут у вас людьми второго сорта, а русофобия будет практически государственной идеологией… да, Игналинскую АЭС закроют просто потому что она построена руками проклятых оккупантов из России.

— Откуда вы это можете знать в таких подробностях? — ошарашенно спросил Гришкявичус.

— В ИНЭУМе, знаете такую организацию? Хорошо, что знаете — так вот там запущена очень высокопроизводительная ЭВМ, на которой и рассчитаны прогнозы социально-экономического развития нашей страны на пять лет вперед. Точность где-то около 90 процентов.

— Поразительно… — собрался с мыслями литовец, — но если эта ваша ЭВМ может выдавать такие прогнозы, то наверно она способна и на советы, как избежать таких неприятностей?

— В точку попали, дорогой Пятрас, — во весь рот уже ухмыльнулся Романов, — советов она выдала размером с большой письменный стол.

— И какой же главный совет, если не секрет?

— Какой уж тут секрет, — махнул рукой Романов, — именно для того, чтобы рассказать вам о способах предотвращения нежелательных событий в будущем, я сюда и приехал…


— Начнем по порядку, с Ландсбергиса. Он же, если я не ошибаюсь, в Вильнюсской консерватории трудится, занимается творчеством Чюрлёниса…

— Не могу ни опровергнуть, ни подтвердить, — виновато отвечал Гришкявичус, но тут один из членов его команды кивнул головой, и он сразу поправился, — хотя наши специалисты подтверждают этот факт.

— Очень хорошо, — продолжил Романов, — вот пускай он и занимается своим Чюрлёнисом. Наши специалисты не хуже ваших, они поработали в архивах, нашли много неисследованных документов по периоду пребывания оной личности в Петербурге…

— Да-да, — быстро подтвердил тот самый, который был в теме по Ландсбергису, — Чюрлёнис же жил там несколько лет, имел тесные контакты с объединением «Мир искусства».

— Правильно, — ответил Романов, — а кроме того в запасниках наших провинциальных музеев обнаружено несколько полотен предположительно его кисти. Вот этим надо и загрузить товарища Ландсбергиса — я думаю, на ближайшие 2–3 года ему будет не до оппозиционных кружков. Теперь второй фигурант, Прунскене…

— Я, кажется, вспомнил, кто это, — признался Гришкявичус, — она работает в Вильнюсском университете на экономфаке… доцент по-моему.

— Верно, — подтвердил Романов, — доцент, выдвигает достаточно радикальные идеи по перестройке советской экономики. Часто бывает на стажировках в зарубежных странах, последний раз в ФРГ. С ней вот как надо бы поступить… в институте США и Канады у Арбатова есть свободная вакансия в один из отделов — очень просто сделать так, что лучше Казимиры никого на эту должность не найдется. В Москве она будет оторвана от ваших местечковых игр в конспирацию и оппозицию.

— Никаких возражений, Григорий Васильевич, — откликнулся секретарь литовского ЦК, — а что делать с артистом?

— Это самое простое, — ответил Романов, — его тоже надо загрузить по полной программе — у нас вот-вот собираются снимать многосерийный фильм по Юлиану Семенову, называется «ТАСС уполномочен заявить».

— Я читал эту книгу, сильно написано.

— Согласен, а кино будет ещё лучше — Регимантасу самое место в актерском составе, там 3–4 главные роли приходятся на иностранцев, самая его творческая ниша. На год, если не на полтора он точно будет оторван от этого дискуссионного клуба.

— С основными фигурантами мы разобрались, — констатировал Гришкявичус, — но это ведь не самое главное. Наверно ваша ЭВМ выдала и более фундаментальные предложения.

— На три метра под землю смотрите, Пятрас Петрович, — засмеялся Романов, — наша ЭВМ много чего выдала, но я озвучу самые действенные с нашей точки зрения действия. Итак… в чём корень этой проблемы — неприязненных, скажем так, отношений коренного населения Литвы, да и всей Прибалтики к пришлым людям из остальной части страны?

— Это очень сложный вопрос, Григорий Васильевич, — осторожно начал Пятрас, — тут можно очень глубоко закопаться, если начать исследовать этот вопрос.

— Давай очень глубоко не будем, ограничимся 40-м годом, — предложил ему Романов. — Да, все три прибалтийские страны были аннексированы… назовем вещи своими именами… советскими властями летом 40-го года. Да, это произошло в результате соглашения СССР и Германии, известного под названием «Пакт Молотов-Риббентроп». Да, в отношении определенной части населения Прибалтики были допущены некоторые ошибочные действия. В частности ваша семья, Пятрас Петрович, была выселена куда-то на Урал, верно?

= Верно, — с некоторой натугой отвечал тот, — но лично у меня никакой обиды на советскую власть нет, до таких руководящих вершин я бы точно не поднялся при старом режиме.

— Есть, однако, и вторая сторона медали, — продолжил Романов, — за послевоенные годы в экономику Прибалтики были влиты огромные средства, если считать на душу населения, то примерно втрое больше, чем в среднем по Союзу. Построены тысячи предприятий, причём почти все в области высоких технологий. Введены миллионы квадратных метров жилья, среднегодовой прирост населения той же Литвы за 40 последних лет в несколько раз превысил довоенный уровень. Опять же культура и искусство — сколько фильмов было снято в период 18–40 годов?

— Не владею цифрами, Григорий Васильевич, — признался Гришкявичус.

— Зато я владею, — он открыл блокнот, — шесть штук. Причем все короткометражки. А после войны — знаете сколько?

— Приблизительно, — сказал Пятрас, — около пятидесяти наверно.

— Больше, — уверенно опроверг его Романов, — 98, по два с половиной в год. «Никто не хотел умирать» — шикарное же кино, согласитесь… оттуда, кстати, и появился на свет актер Адомайтис. Про театр, литературу, изобразительное искусство так и быть, не будем говорить в подробностях — все это расцвело именно при советской власти.

— С этим трудно спорить, — вежливо ответил Гришкявичус.

— Вот на этих фактах можно сделать упор в государственной пропаганде, — завершил свои рассуждения Романов, — а не на ошибках советской власти, которые давно осуждены на высшем уровне.

— Так может быть стоит слегка приоткрыть завесу тайны над этими ошибками? — с затаенной надеждой спросил Пятрас. — Это может расположить людей к властям, раз они прямо заявят об этих ошибках, значит будет гарантия неповторения их в будущем?

— Может быть, — буркнул Романов, — а может и не быть… я вам сейчас кратенько расскажу, что спрогнозировала наша ЭВМ на этот счет… ну если вывалить всю правду, приукрашенную враньем заинтересованных лиц, без этого же не обойдется, на всеобщее обозрение. Слушайте…


Примерно через десять минут обстоятельного рассказа Романова Гришкявичус сдался и сказал, что понимает всю ошибочность своего предложения.

— Однако, Григорий Васильевич, — продолжил он, — надстройка, конечно, дело важное, однако и о базисе не надо забывать — есть и пить каждый день надо в отличие от кинематографа…

— Я вас услышал, — ввернул Романов популярный оборот из будущего, которым злоупотребляла та самая девица из его сна. — Сейчас будет и базис, держитесь только крепче.

Литовец не совсем понял последнего предложения генсека, но на всякий случай ухватился за своё кресло.

— Итак, экономика, экономика и еще раз экономика, — уверенным голосом продолжил Романов, — наш компьютер из ИНЭУМа…

— Что-то, простите, из ИНЭУМа? — невольно перебил его Пятрас.

— Модное такое слово, — пояснил ему генсек, — в переводе с английского означает вычислитель — пока оно у нас не слишком распространено, но очень скоро про ЭВМ все забудут и начнут называть эти штуки компьютерами, помяните мое слово. Но мы отвлеклись — итак по поводу экономики наш компьютер сгенерировал два радикальных предложения. Первое — разрешение частного предпринимательства в нестратегических отраслях, второе — в Прибалтике и Калининградской области планируется открытие особой экономической зоны.

— Поясните пожалуйста насчет этой особой зоны, — попросил Гришкявичус, — слишком уж нехорошая история у этого слова «зона».

— Успокойтесь, Пятрас Петрович, — улыбнулся во весь рот Романов, — никакой колючей проволоки, охранников и сторожевых овчарок не ожидается. Льготный налоговый режим, специальные таможенные тарифы и возможность вкладывать прибыли в собственное развитие. На первом этапе задействованы будут главные прибалтийские порты — Светлогорск, Клайпеда, Лиепая, Рига, Таллин. Если все пойдёт по плану, подключим и остальные территории.

— Поясните, Григорий Васильевич, — попросил Пятрас, — уж очень тема новая.

— Охотно, — Романов откинулся в кресле и продолжил, — перенимаем опыт китайских товарищей, у них сейчас активно развиваются такие зоны на побережье, сейчас у них четыре такие зоны, Шаньтоу, Шаньчжень Сямэнь и весь остров Хайнань целиком. А готовятся к открытию еще штук десять. Что там сделано у китайцев в этих СЭЗ — очень льготные налоги для иностранных инвесторов, налог на прибыль, например, нулевой в течение пяти лет. Раз. Ориентация на экспорт — практически всё, что будет производиться в этих зонах, уйдёт обратно в страны, откуда пришли инвесторы. Два.

— Минутку, товарищ Романов, — притормозил его Гришкявичус, — а в чем заключается выгода иностранцев? Почему они именно сюда должны будут вкладывать деньги?

— Льготное налогообложение, я же сказал, — устало повторил Романов, — а вторая важнейшая деталь — меньшие затраты на оплату труда работников. Вы же не хуже меня знаете, что в Европе очень сильные профсоюзы и не менее агрессивные экологические организации. Профсоюзы не дают опускаться заработной плате работников ниже определённой планки, а экологи вынимают душу из промышленников своими придирками по незагрязнению окружающей среды.

— А у нас, значит, можно будет платить мало и загрязнять много? — задал логичный вопрос Гришкявичус.

— Увы, Пятрас Петрович, но это факт, от которого на сегодня нам никуда не деться — почасовые ставки работников у нас гораздо ниже, чем в Европе, а экологическое законодательство гораздо мягче. В дальнейшем будет определенная нивелировка условий у нас и в Европе, но это не быстро. А пока надо пользоваться естественными конкурентными преимуществами.

— Хорошо, я вас услышал, — воспользовался термином Романова литовец, — мне эта идея определенно нравится, только хотелось бы некоторой конкретики — пока у нас разговор исключительно теоретический… где, когда и что будет построено и когда примут соответствующие законы.

— Начну с конца, — сказал Романов, — законы будут приняты в течение полутора-двух месяцев, слово офицера. А что будет построено… сразу и не скажешь, тут должны пересечься желания инвесторов и хозяев территорий… могу только сказать, что корпорация Форд сейчас рассматривает вопрос о строительстве завода где-то в этой зоне. Могу дать контакты заинтересованных лиц с той стороны.

Загрузка...