Аномалии

Я шокирована. Такое нам никогда не рассказывали на уроках истории. Нам говорили, что причина, по которой мы живем в мире, это то, что наш общественный уклад работает. Лагерь Монарха Собека обеспечивает наше запечатление с идеальным партнером и рождение идеальных детей. Такие успешные пары обеспечивают мир без насилия, болезней, ненависти и других нечистот. Это же первый раз, когда я слышу о секретных подземных обществах, я ошеломлена и не в силах подобрать слов. Как и все остальные.

― Я слышал про Подземные города, ― наконец говорит Бертон. ― Ходят слухи, что самый главный находится прямо под Саббатикал-Сити.

― Да, ― тихо отвечает Инелия, несмотря на то, что в округе никого больше нет. ― Им управляет сестра Собека.

― Что? Ого! Как же так вышло, что нам никогда об этом не рассказывали? ― выпаливаю я. Я поражена, что мой наставник — мой наставник-Заступник делится с нами такой диверсионной информацией.

― Никто не знает о Подземелье, кроме Заступников, чьей миссией является его уничтожение. Его истребление.

― Почему люди хотят восстать? ― спрашивает Блу.

― Потому что этот мир не должен быть идеальным, ― вздыхает Инелия. — Творчество, новаторство и абстрактное мышление существуют там, где люди не думают одинаково. Собек же создает покорное общество, где все размышляют однотипно.

― То, что вы говорите, может быть истолковано как измена, ― перебивает Кай.

― Да, ― соглашается Инелия. ― Может быть. Вот почему я говорю вам, что вы должны подчиниться системе, или вы будете…

― Утилизированы, ― я говорю то слово, о котором думает Инелия.

― Да. ― Инелия безразлично улыбается. ― Вы должны подстроиться, чтобы выжить.

― Подчинись или умри, ― говорит Блу, повторяя слова, написанные на стене нашей хижины.

― Да. Вы должны подчиниться, иначе вас утилизируют. Собек найдет вам место, но, поверьте, это не то место, в котором вы бы захотели оказаться. Физически или мысленно. Что ж. Я уже сказала слишком много, но вы должны понимать, что вы можете приспособиться. Важно, чтобы вы знали — у вас есть выбор, ― предупреждает Инелия и жестом просит нас убрать пальцы с Третьего.

И она дает нам что-то, чего у нас не было до этого.

Выбор.

***

― Кива. ― Я чувствую, как кто-то меня трясет. Я крепко сплю и не хочу вставать. ― Кива, проснись.

Я открываю глаза. Рядом со мной стоит Кай.

― Что ты здесь делаешь? ― шепчу я, быстро осматривая хижину. Блу крепко спит. ― Ты не должен быть здесь, Кай. Ты можешь попасть в неприятности.

― Я знаю. ― Он озорно улыбается. ― Да ладно, это наша последняя ночь в лагере. Пойдем повеселимся. Я почти не сопротивляюсь. Я обуваюсь и накидываю свитер. Несмотря на то, что днем очень жарко — ночью ужасно холодно.

Кай и я выскальзываем из хижины и тихо гуляем по темному лагерю.

― Куда мы идем? ― спрашиваю я, когда мы достаточно отходим от хижин.

― Увидишь. ― Кай тянет меня мимо вертолетной площадки к пустым правительственным зданиям. Рядом с ближайшим зданием выстроились в ряд моторглайды.

― Я обещал тебя прокатить, ― говорит Кай, когда мы подходим к его моторглайду.

― Вообще, ты обещал прокатить Блу, ― говорю я, вспоминая их флирт в первый лагерный день. Блу едва ли отходила от Кая, возможно, надеясь, что инструкторы увидят, как хорошо они смотрятся вместе. Я же первой заметила, что они будут эффектной парой. Так почему с ним сейчас не Блу? А что еще важнее, почему я согласилась пойти?

Кай не спорит. Вместо этого он улыбается своей кривой улыбкой и снимает брезент, которым накрыт моторглайд — аэродинамическая черная машина с серебряными рычагами. Он достает два красных шлема из багажника и протягивает мне один из них.

― Ты думаешь, я настолько тебе доверяю, чтобы ехать на этом? ― спрашиваю. Я с ним флиртую? Откуда это взялось?

― Если ты не можешь доверять мне, то кому тогда можешь? ― Кай протягивает снова мне шлем. Я сомневаюсь.

― Чего ты боишься?

― Что я умру, ― говорю я до того, как осознаю, насколько глупо это звучит. Моя судьба будет решена через несколько часов — и смерть один из вариантов моей участи. Я закатываю глаза, когда понимаю иронию своих слов. — Конечно, почему бы нет.

Я беру шлем и надеваю его.

Я смотрю, как он легко взбирается на гладкую машину. Сажусь позади него, аккуратно обнимая.

― Тебе нужно держаться покрепче, Жердь, ― говорит он, запуская двигатель.

Я почти что вылетаю из сиденья из-за резко набранной скорости, поэтому крепче обнимаю его за талию, пока мы летим над солончаками. У меня захватывает дух. Кай едет более сотни миль в час — и это очень сильно похоже на полет. Все проблемы, все беспокойства и все мысли вылетают из моей головы, как только я чувствую ветер в волосах и азарт скорости. Наконец, после двадцатиминутной поездки он останавливается. Мы непонятно где, и, скорее всего, грубо нарушаем всевозможные лагерные правила — но мне все равно. Кай слезает с мотоцикла, но вместо того, чтобы помочь мне, он садится позади меня.

― Что ты делаешь?

― Твоя очередь.

― Ни за что, ― протестую, пытаясь слезть, но Кай крепко меня держит. ― — Поживи немного, Кива. То, что ты попробуешь сделать, — не причинит тебя вреда.

― Это как раз то, чего я боюсь! ― говорю я, но потом расслабляюсь и позволяю Каю научить меня. ― Все, что тебе нужно знать, — это сцепление и тормоз.

Кай кладет мою руку на левый рычаг. Его рука накрывает мою.

― Это переключатель передач, а это сцепление. Левая сторона для переключения.

― Дай угадаю, ― говорю я. ― Правая сторона для торможения.

― Вы блестящий ученик, мисс Кива Ти.

― Спасибо, инструктор Кай Лорен. Что еще мне нужно знать?

― Этого будет достаточно. Отпусти сцепление и жми на газ. А! Еще не забудь дышать.

― Дышать. Хорошо. Будет сделано. — Я делаю глубокий вдох и только потом медленно отпускаю сцепление. ― Мы движемся!

― Движемся! ― Кай изумлен. ― Теперь ты знаешь, как водить моторглайд. Хочешь быстрее?

― Хорошо. ― Я отпускаю сцепление, наслаждаясь ощущением себя в моменте. Большую часть времени я чувствую себя наблюдателем. Я наблюдаю за всеми и всем — не принадлежа полностью ни к чему из этого. Точнее, ни к чему, кроме океана. Но плавание — это то, что я делаю, а езда вроде этой — это то, кем я являюсь. Я на сто процентов принадлежу действию, и оно полностью захватывает… в хорошем смысле этого слова.

Я чувствую себя невероятно живой.

Наконец, останавливаю мотоцикл, мы слезаем с него и ложимся на солончаки, чтобы понаблюдать за чистым небом. Над нами мерцают миллиарды звезд. Это впечатляет.

Я чувствую себя свободной.

Мы лежим в спокойном молчании, пока, наконец, не заговаривает Кай.

― Это место раньше называлось соляными пустынями Бонневилля, и здесь находилась одна из лучших гоночных трасс в мире. Водители приезжали сюда со всего мира, чтобы испытать свои машины.

― Откуда ты знаешь? ― спрашиваю я, хотя не должна быть удивлена. Кай изучал историю, как одобренную, так и не одобренную версии.

― Мой дедушка участвовал в гонках, ― грустно отвечает Кай. ― До Великой Технологической Войны он был одним из лучших. Собирал свои собственные машины. Наша семья живет совсем рядом, поэтому он постоянно брал сюда моего отца, когда тот был маленьким. Когда я здесь, я чувствую себя ближе к нему. Я никогда не знал своего дедушку, но не думаю, что он бы одобрил то, что произошло с миром.

― Что ты имеешь в виду? С миром все хорошо.

― Разве? ― вздыхает Кай. ― Я не так уверен. Посмотри на остальных в лагере, Кива. Им как будто промыли мозги. Я заметил это у большинства взрослых, а точнее говоря, у большинства людей после того, как они возвращаются из лагеря. Их Третьи жужжат и потом ― его голос затихает.

Я хочу сказать, что тоже это заметила. Анника и Рейн как будто стали другими людьми. Если подумать, то большинство взрослых такие: счастливые, послушные, довольные. Я понимаю, что Кай хочет сказать еще что-то. Поэтому просто слушаю.

― Теоретически, мне нравится идея мира без войны. Но мир без конфликтов? Это пугает меня до смерти. Будучи людьми, мы не созданы по такому принципу. Мы созданы, чтобы чувствовать, думать, иметь точки зрения и не соглашаться. Как может произойти прогресс, если все придерживаются одной философии? Я считаю… я считаю, что Собек Васел и Глобальное Управление представляют опасность. После лагеря я собираюсь найти Подземный Город.

― Что, если с тобой что-то произойдет? ― говорю я, прежде чем понимаю, насколько заинтересованной я стала в этом парне. Я поворачиваюсь и изучаю его карие глаза с золотыми крапинками, пытаясь понять его. Он вроде старшего брата. Почему внезапно я начинаю так сильно о нем беспокоиться? Я не знаю, но беспокоюсь.

― Я не могу так жить, Кива. Это все ложь. Мне нужно что-то сделать. Я не могу просто сидеть и смотреть. Я должен взять ответственность.

Я не знаю, как на это ответить, но когда чувствую, что он берет меня за руку, я не сопротивляюсь. Мы смотрим на звезды. Держась за руки. Думая. Мой разум улетает, пока я соединяю звезды в узоры, вспоминая уроки про планеты и созвездия. Я осознаю, что конфликтую с новыми чувствами. Такое возможно? Я что-то чувствую по отношению к надменному мальчишке, который раздражал меня с момента нашей первой встречи? Нет. Он друг, брат, соратник-Аномалия. Ничего больше. Но я чувствую себя в безопасности рядом с ним, и эта безопасность успокаивает меня.

Мы лежим так несколько часов, наслаждаясь приятной тишиной. Лишь незадолго до рассвета садимся на мотоцикл Кая и мчимся назад в лагерь, назад в наши хижины, чтобы успеть до общего пробуждения.

***

― МАМА! ― КАЛИКС ВОРВАЛСЯ В квартиру и сразу же обнял маму за талию. Он не мог сдержать слез.

― Шшш, что случилось?

― Он тиран, ― умудрился выпалить Каликс между всхлипами.

― Ты хочешь, чтобы он увидел тебя таким? ― Но Аня Васел не убрала руки сына, а вместо этого позволила ему выплакаться в нее. ― Шшш, тихо. Все будет хорошо. С тобой будет все хорошо, мой мальчик.

― Мама, ― снова сказал Каликс, вырываясь из надежных объятий. Его распирало от гнева, который преобладал над отвращением и страхом. ― Ты знаешь, на что он способен? Ты знаешь, что он делает? Убивает невинных людей.

― Откуда ты знаешь, что они невинны? ― мягко спросила Аня.

― Дело не в этом. У него даже не хватает смелости для того, чтобы убивать своими собственными руками. Он… он трус.

Каликс не ожидал пощечины, которую ему влепила мама.

― Почему ты это сделала? ― Каликс потер ноющую щеку.

― Собек Васел не только мировой лидер, но и твой отец, и я не позволю тебе говорить что-то, что подрывает его авторитет. ― Затем Аня кивнула служанке, и та и вышла из комнаты. Аня снова обратила внимание на сына и опустилась на колени, чтобы смотреть ему прямо в глаза.

― Послушай меня очень внимательно, Каликс, ― сказала Аня настойчивым голосом. ― У твоего отца и меня был договор.

― Что ты имеешь в виду?

Аня вздохнула. Ей было не просто найти возможность, чтобы сообщить эту новость сыну. Она хотела сказать ему об этом уже несколько недель, хотела предупредить его, но ей претила мысль лишить его детской невинности, поэтому молчала. Но вот время пришло. Собек разыграл свои карты, втянув Каликса в казнь. Это было очень похоже на Собека, он никогда не играл по правилам. Она снова вздохнула. Она его уже потеряла. Аня встала и пристально осмотрела своего мальчика, который уже начал свой путь к зрелости.

― Твой отец хотел привить тебе навыки лидерства, когда ты был еще маленьким мальчиком, около пяти-шести лет. Но я убедила его дать мне шанс воспитать тебя, пока ты не повзрослеешь. Я хотела дать тебе нормальную жизнь, сын. Я хотела, чтобы у тебя были обычные друзья, обычные воспоминания до того… ― Аня не договорила. Она знала, что этот разговор не будет легким.

― До чего? ― Каликс настаивал.

― Ты наследник, Каликс, ― проговорила Аня, собрав все свои силы. ― А с великой властью приходит великая ответственность. С сегодняшнего дня твоя прежняя жизнь перестает существовать. Теперь для тебя будет существовать новая, которую ты должен принять и в которой должен преуспеть. Я выполнила свою роль, дав тебе «сбалансированную» точку зрения, так что, когда возможно придет время, ты интуитивно поймешь, что делать.

― Я не понимаю, мама. ― Каликсу казалось, что это было прощание. Одной постоянной в его жизни была мама. Почему она разговаривала с ним так странно? О чем она говорила?

Аня подошла к подоконнику ее огромной квартиры на первом этаже. Она остановилась перед белым цветком, стоящим в воде в хрустальной вазе. Он пышно цвел.

― Помни, что я тебе рассказывала про цветок Лотоса, сын.

Каликс закатил глаза. Сколько он себя помнил, его мама всегда рассказывала ему о растениях. Он знал, как использовать их, чтобы вылечить, убить.

― Конечно. Nelumbo nucifera или Лотос может жить более тысячи лет и обладает редкой способностью оживать после застоя.

― Да. ― Аня лезет в карман своего черного платья-туники и достает маленький мешочек, обвязанный веревкой. Она надевает его на шею сыну. ― Семя Лотоса. Чтобы ты всегда помнил, что даже после самой кромешной тьмы может наступить самый красивый свет. Величайший дар Лотоса ― это великолепно цвести, даже если он вырос из грязи. ― Она положила руки на плечи Каликса и посмотрела в его голубые глаза. ― Теперь начинается твой путь, сын. И как с цветком Лотоса, иногда может казаться, что повсюду грязь и мрак… но знай, что ты можешь все преодолеть. Не позволяй своим глазам одурачить тебя. Ибо иногда с самого дна может подняться что-то поистине великолепное. Иногда только ослепнув, ты начинаешь видеть по-настоящему.

Как будто по заказу, из спальни вошла служанка, неся два собранных вещмешка, которые она поставила у входной двери.

Аня обняла в последний раз сына и отошла.

― Теперь ты живешь с отцом. У тебя есть мир, которым ты должен управлять, и была договорённость, что Собек покажет тебе, как это делать.

― Но я не хочу, мама, ― настаивал Каликс.

― Мне все равно, что ты хочешь, ― сказала Аня так, чтобы в ее голосе прозвучала резкость, которой на самом деле не было. ― Убирайся. Пришло время тебе перестать быть таким мягкотелым. Тебе почти восемнадцать. Настал час стать мужчиной.

Каликс не понимал жестокости своей матери. Ее слова были больнее пощечины. Он попытался посмотреть ей в глаза в поисках отблесков доброты, но там ее не было. Наконец он взял свои мешки, медля около двери.

― Прощай, мама.

Аня отвернулась, не доверяя себе настолько, чтобы даже ответить. Она не хотела, чтобы ее сын увидел, как слезы полились по ее щекам. У нее был договор с Собеком, и он пришел забрать свой долг. Вся ее усердная работа по воспитанию сына в любви и сочувствии теперь была в руках Собека. Она лишь надеялась, что привила достаточно хороших черт Каликсу, что он сможет выстоять перед злодействами отца.

Когда Аня услышала, как захлопнулась дверь за Каликсом, он вернулась к подоконнику и взяла красивую вазу с цветком Лотоса.

И разбила ее об пол.

ГЛАВА 7

Я взволнованна

Весь лагерь собрался для встречи с Собеком Васелом. Большинство из нас никогда не видели мирового лидера вживую, поэтому мы выстроились перед вертолетной площадкой в ожидании его прибытия. Многие проснулись еще на рассвете, чтобы забить место поближе к посадочной полосе и увидеть лидера первыми. Аномалии стоят последними. Это не значит, что мне не интересно — мне очень интересно. Я просто не хочу жертвовать драгоценным сном для того, чтобы просто стоять и ждать. Это как-то глупо. К тому же сегодня будет определена моя судьба, и я не хочу, чтобы у меня появилось несколько дополнительных часов для беспокойств.

Я вижу, как над горами летит геликоптер. Все вытягивают шеи, наблюдая, как гладкая черная металлическая машина опускается на первозданные солончаки. Контраст между природой и технологией ужасает, пока геликоптер спускается. На мгновение яркий солнечный свет отражается от поверхности солончака и геликоптера, заставляя всех закрыть глаза. Кажется, как будто машина вторглась на чужую территорию. Как будто. Я чувствую, как Кай берет меня за руку, и я не отдергиваю ее. Я благодарно улыбаюсь Каю, успокаиваясь от его прикосновения, пока шумящие лопасти громко отдаются эхом. Держимся за руки, как все пары, и сливаемся с толпой.

Открываются двери геликоптера. Как и все, я взволнованна встречей с Собеком Васелом. Он традиционно посещает каждую смену Лагеря Монарха и выступает с речью в последний день. Когда геликоптер останавливается, я могу разглядеть высокую фигуру Собека. Он быстро выходит, сопровождаемый двумя Заступниками. Из второго геликоптера выходят еще четыре Заступника, и они становятся по периметру вокруг мирового лидера. Все они — крепкие мужчины и женщины, одетые в черное и с суровыми выражениями на лицах. Несмотря на то, что вокруг Собека Васела большое количество охраны, он все же выделяется из группы. Он на голову выше своих телохранителей и не стесняется улыбаться. Пока он кивает головой, здороваясь с каждым, я быстро понимаю, что его улыбка — это ложь.

Собек Васел стоит в сорока футах от меня. Мой мировой лидер — великий и могущественный человек. По крайней мере, я всегда в это верила, потому что так написано в книгах по истории. Мои учителя говорили это. Медиа всегда это поддерживала. Мой папа подтверждал это. Сейчас же, смотря прямо на него, я понимаю, что что-то немного не так. Конечно, он сдержан, привлекателен и безусловно излучает силу, но в нем нет эмоций. Несмотря на его огромную ослепительную улыбку — его глаза пусты.

Я внимательно наблюдаю, как он идет от геликоптера в кинозал, откровенно игнорируя подростков, которые собрались, чтобы увидеть его. Он самая большая знаменитость во вселенной, и дети с раннего утра ждали возможности просто посмотреть на него вблизи. Я вижу, как худая застенчивая брюнетка, которую я немного знаю по своей общине, выходит вперед и пытается приблизиться к нему. Громилы Собека резко отрезают ей путь, и она падает. Собек Васел даже не оборачивается. Предписанный партнер девочки помогает ей встать, но ни один из них не выглядит расстроенным из-за того, что сейчас произошло. Кажется, что они не замечают его поведения. Но я замечаю.

Я замечаю многое в последнее время, особенно, поведение моих инструкторов. Я никогда не сталкивалась с Заступниками до Лагеря Монарха. Те, что живут в Океанской Общине, в основном, проводят время на Опреснительном Заводе и держатся подальше от нас. Я всегда думала, что это из-за их статуса, но, возможно, здесь другая причина. У меня было достаточно времени понаблюдать за наставниками близко, и все трое, даже Инелия, ведут себя по-другому, не как все. В них есть индивидуальность. Так же я никогда не видела их предписанных партнеров. У всех остальных наставников в лагере есть пары, но не у этой троицы. Они функционируют самостоятельно и без помощи других понимают себя.

Что, если соединение с предписанным партнером вызывает потерю своей собственной индивидуальности?

С тех пор, как все в лагере были распределены по парам, у них появилась коллективная покорность. Я думаю, что это хорошо, что они всегда рады быть друг с другом, но их миролюбие притупило их спонтанность и любопытство. В первый лагерный день, всего три недели назад, всех переполняло предвкушение: куча незнакомцев и отдельных личностей. Но прошел почти месяц — и царит уже совсем другая атмосфера. Все стали безэмоциональными. Обособленными. Эгоистичными.

― Собек не такой, как я себе представлял, ― шепчет мне Кай, пока мы входим в переполненный зал и садимся на места в последнем ряду.

― Я знаю. Он… ― Я не могу подобрать нужное слово. Говорить плохо о нашем мировом лидере приравнивается к предательству, кроме того, все мои инстинкты заставляют хотеть убежать как можно дальше от лагеря. Откуда это взялось? Я хочу уйти, однако, мне некуда идти. Мы окружены: с одной стороны горами и с трех остальных сторон акрами и акрами солончаков. Теоретически это невозможно, если только я не опытный альпинист или могу прожить месяц без еды и воды. Я делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь взять контроль над своей внезапной панической атакой. Из-за чего я так напугана? Я отгоняю дурные мысли и улыбаюсь Каю, опасаясь, что нас кто-нибудь нас услышит. ― Он, уж точно, сюрприз.

Я концентрируюсь на мировом лидере и задаюсь вопросом, что он собирается сказать. Собек стоит за трибуной в ожидании, пока все замолчат. Когда в помещении, наконец, воцаряется тишина, он начинает свою речь:

― Бабочки начинают свою жизнь в качестве гусениц, ― Собек Васел улыбается, обнажая зубы. ― А гусеницы… уродливы.

Он останавливается в ожидании смеха, и аудитория легко подчиняется. Васел довольно обаятельный. Его обезоруживающая натура позволяет легко завоевать толпу, которая одурманена его небрежными манерами и сладкозвучным голосом.

― Гусеницы символизируют неразвитый потенциал. Такой потенциал, который я вижу в каждом из вас. — Он подмигивает первому ряду, где сидит Анника, и я вижу, как она краснеет.

Я скучаю по Аннике. Я скучаю по своей лучшей подруге. Мы не общались с той самой ночи кино, и не могу сказать, что я не прикладывала усилий. При любом шансе я пыталась улизнуть в ее хижину, но ее больше интересуют отношения с Данте, чем общением со мной. Она изменилась. Очень сильно. И Рейн тоже. Мои лучшие подруги выглядят так же, как раньше и имеют те же черты характера и причуды, но они стали зацикленными на себе и на своем будущем супруге. Данте и Эдвард для них целый мир, а я — помеха, аутсайдер, которого они из вежливости терпят.

― Метаморфозы. Вся жизнь состоит из метаморфоз, ― продолжает Собек, искусно разговаривая со всей толпой — как с подростками, так и с наставниками, обязательно устанавливая зрительный контакт с каждым. ― И жизнь по-настоящему начинается, как только вы трансформировались из незрелой формы в полностью осознанного взрослого. Из кокона они перерождаются в красивых бабочек. Граждане, теперь — вы бабочки. Ваши родители посещали Лагерь Монарха и были запечатлены, чтобы создать вас, моих красивых бабочек. И однажды вы так же создадите своих прекрасных бабочек.

Подождите-ка. Он что, только что назвал нас красивыми бабочками? Серьезно? Я смотрю на Кая и вижу, как он закатил глаза. Он также озадачен, как и я. И это наш мировой лидер? Это звучит безумно. Красивые бабочки? Мы не маленькие дети, а он разговаривает с нами, как с идиотами. Однако, всем, кажется, нравятся его слова: и детям, и наставникам. Мне кажется, что все находятся в каком-то изумлении, по-идиотски качая головой в подтверждение слов лидера.

― Сегодня вам сделают татуировки в виде бабочек. Я знаю, насколько волнующим является этот момент для вас. День, которого вы ждали всю свою жизнь. Вместе с этой татуировкой наступает ваше официальное вступление в ГУ — общество свободное от опасности и страха. Безопасное от войны и надежное в нашем стремлении к миру. Один мир. Единственное государство, управляемое Глобальным Управлением. Развитое и регулируемое мной.

Собек сжимает руки над головой, приветствуя себя самого. Я чувствую исходящую от него жажду власти. Что с ним не так и почему никто этого не замечает? Неужели у них настолько промыты мозги, что они не замечают его диктаторские замашки? Они просто овцы, следующие за стадом.

― Что, если мы не хотим вступать в Глобальное Управление? ― спрашивает единственный голос. Весь лагерь оборачивается и смотрит на Бертона. Он стоит всего в нескольких креслах от меня и обращается к мировому лидеру. Бертон не бунтует намеренно, а просто искренне интересуется.

― Как твое имя, сын? ― спрашивает Собек, продолжая улыбаться.

― Бертон Скора, сэр. ― Он добавляет «сэр» в конце, будто забыв.

― Что ж, Бертон Скора, всегда есть выбор. ― Собек обменивается взглядами с Клаудией Дюрант, и она едва заметно кивает. ― Почему бы нам не поговорить об этом позже? ― Собек направляет свое внимание на плененную аудиторию и продолжает свою пропаганду: ― По всему миру, в Азии и Австралии, дети также находятся в Лагере Монарха. Им также набивается татуировка, и они становятся официальными гражданами нашего нового мира. Интернациональные братья и сестры присоединяются к нам в нашем глобальном стремлении к миру. Я приветствую вас, новые граждане, так же, как я приветствовал ваших родителей и как буду приветствовать ваших детей.

Он кланяется и все подскакивают на ноги. Кай, Бертон и я последние, кто встает, и то, я делаю это только после того, как Инелия больно щипает меня за шею. Блу и Дженезис поднимаются без подталкивания. Кажется, они верят в систему.

Так почему я не могу?

После обращения к лагерю, Собек встречается с пятью оставшимися Аномалиями по отдельности. Видимо, так принято. Вся наша судьба решается за десятиминутное собеседование. Теперь я понимаю выражение про произвести хорошее первое впечатление. Нас подготавливают к встрече: Макс готовит Кая и Дженезиса, Клаудия Дюрант Бертона и Блу, а Инелия меня.

Инелия и я прогуливаемся вокруг озера. Она кладет руку мне на плечо, и ее прикосновение бьет током.

― Пора покончить со своим эго, Кива, ― тихо говорит Инелия, хотя вокруг никого нет.

― Что вы хотите сказать?

― Если ты сотрешь свое «я», то не останется тебя, а только безграничные возможности.

― Подождите, почему вы говорите загадками? ― спрашиваю я. ― Эта самая важная встреча в моей жизни. Вы должны помогать мне.

― Я помогаю, Кива. Перестань спрашивать и начни слушать. Когда ты встретишься с Собеком, ты должна начать думать не только о себе. Не только о своих желаниях и нуждах. У тебя здесь есть такая возможность, которая дается лишь нескольким. Особенно, единицам дочерей Океана. Наконец настал тот час, когда ты должна слушать свое сердце.

― Но откуда вы знаете? ― выпаливаю я, но Инелия лишь улыбается и идет дальше. Я никогда никому не говорила о своих способностях, даже Рейн и Аннике. И точно не отцу. Это что-то вроде экстрасенсорных способностей: я заранее знаю, что должно произойти, и это происходит. Это не случается со мной постоянно, но в последнее время все чаще и чаще, особенно, после моего приезда в лагерь. Большую часть своей жизни я старалась заглушить эти способности и быть как все, что часто забывала про них. Но Инелия знает. Откуда-то, но знает.

Один из телохранителей Собека появляется вдалеке и подзывает к себе. Моя очередь увидеться с мировым лидером. Неожиданно Инелия говорит со мной с таким волнением в голосе, которое я никогда не слышала:

― Мы рассчитываем на тебя, Кива. Все мы. Ты даже не представляешь, насколько ты особенная, но все было ради этого момента. Это твой финальный тест — ты должна слушать свое сердце. Доверяй себе.

Она сопровождает меня до Клаудии Дюрант, которая ждет около столовой. Директор лагеря мне улыбается и открывает дверь. Думаю, что я ей не нравлюсь, но я ничего не могу с этим поделать. Полагаю, что одно из того, что я точно выучила в Лагере Монарха: совершенно не важно, если ты кому-то не нравишься. Бертон и Кай вообще не переживают по этому поводу. Они такие, какие есть. А остальные волнуются только о том, чтобы нравиться своим предписанным партнерам. И больше никому. Я так отчаянно пыталась нравиться всем. Не выделяться. Сейчас же это все кажется таким бессмысленным.

Я следую за Клаудией Дюрант в пещероподобную комнату, где за дальним столом сидят Кай и Собек Васел. Кай выглядит совершенно спокойным. И я клянусь, они оба смеются. Я чувствую, что задержала дыхание. Удивительно, но больше всего я беспокоюсь не о себе, а о Кае. Я не хочу, чтобы с ним что-то случилось. Ходят слухи, ужасные слухи: если Аномалию не получается вернуть в общество, то ее утилизируют, то есть убивают. Я не хочу, чтобы Кай умер. Чувствую комок в горле. Кай ― единственный человек, на которого я могу положиться здесь. Кай и Инелия. Я вздрагиваю, вспоминая наш с ней разговор. Ее предупреждение не выходит у меня из головы. Последний человек, который сказал мне слушать свое сердце был… нет, тут не может быть связи. Я закрываю глаза и пытаюсь избавиться от воспоминаний о моей маленькой сестре и том ужасном утре.

Я жду в углу большой комнаты и наблюдаю, как Кай и Собек пожимают руки. Анника была права — Кай симпатичный. Высокий и уверенный в себе. А когда он улыбается, в глазах проскальзывает озорство. Я чувствую себя счастливой от того, что он мой друг. Как будто читая мои мысли, Кай смотрит на меня и подмигивает перед тем, как уйти. Мои щеки вспыхивают. Почему я покраснела? У меня нет чувств к Каю. Он просто друг. Так почему я покраснела? У меня нет времени, чтобы разобраться с новыми чувствами. Подходит Клаудия Дюрант и ведет меня к столу мирового лидера.

― Присаживайся, Кива. ― Собек указывает на стул напротив него.

За соседним столом шесть телохранителей Собека играют в голографические карты. Они яростно стучат по воздуху, пока голограммы карт раскладываются на столе в комбинации, и затем Заступники ударяют по прозрачным картам, заявляя о своей победе. Я немного напугана всей этой ситуацией и просто стою, как дурочка. Он снова жестом указывает мне сесть.

― Кофе? ― Он кивает Клаудии Дюрант, которая все еще стоит по стойке смирно. Она приносит мне чашку, от которой идет горячий пар, и уходит. ― Три ложки сахара, правильно? ― спрашивает он, добавляя в мою чашку сахар.

― Откуда вы знаете?

― Я мировой лидер, я знаю все. ― Он смотрит серьезно и затем выдавливает улыбку. ― Твои инструктора рассказали мне. Я сам немного завишу от сахара. Расскажи о себе.

Я пью свой кофе, растягивая время, — этой тактике научил меня отец. Я не хочу говорить о себе. Смысл этого разговора в том, чтобы обменяться любезностями или определить мое будущее? Я чувствую себя очень напряженной, даже резкий скачок кофеина и сахара в крови не помогают.

― Особо и нечего рассказывать. Я из Океанцев, о чем вы, собственно, знаете. Обожаю плавать, что довольно очевидно. Живу с отцом. Мы… мы счастливы. — Я пристально смотрю в глаза мировому лидеру, немного зачарованная ими. Кажется, что они раскосые. Глаза Собека полностью гипнотизируют меня, и, утонув в них раз, сложно выбраться назад.

― Ты ― Аномалия. Ты действительно счастлива? ― спрашивает он, всматриваясь в мое лицо.

― Вы ― мировой лидер. Вы действительно счастливы? ― выпаливаю, не думая. Я не хотела быть нахальной или язвительной, так просто вышло ― отличная реакция на стрессовую ситуацию.

Собек смеется громким баритоном.

― В самом деле. Но я знаю свое место в этом мире. Вопрос в том, знаешь ли ты свое?

Я долго медлю перед тем, как ответить. Я делаю еще один глоток теплого сладкого кофе. Хочу сказать так много. Я хочу признаться, что не доверяю ему. Хочу спросить, зачем людям Третьи и почему они жужжат. Почему мои друзья изменились после запечатления. Я хочу прокричать, что помню мальчика, который должен был стать моим предписанным партнером. Мальчика с ясными голубыми глазами. И, если бы я смогла найти его, то мы запечатлились бы ― и я стала бы нормальной. Хочу заорать на весь лагерь, что нет моей вины в том, что я Аномалия; и что я смогла бы быть хорошим, продуктивным гражданином. Но мое сердце подсказывает мне сказать что-то другое. И второй раз в жизни я слушаю свои инстинкты.

― Сэр, я верю, что стала Аномалией случайно, ― говорю уверенно, молясь про себя, что Кай сказал что-то похожее. ― Я не знаю, что случилось с моим предписанным партнером и, честно говоря, мне все равно. Я верю, что способна на гораздо большее, чем просто работать в Океанской Общине. Уверена, что смогу стать выдающимся членом Глобального Управления, если вы дадите мне такую возможность.

― Какую именно возможность? ― спрашивает немного удивленный Собек.

― Я сильнее многих моих знакомых и… ― я колеблюсь совсем чуть-чуть, — думаю, буду ценным сотрудником Глобального Управления в качестве Заступника.

― Так ты думаешь, что ты — неогранённый Заступник? ― спрашивает Собек.

― Да. Люди доверяют мне. Люди любят меня. Я могу быть вашими глазами и ушами в своей Общине и гарантировать избавление от любого сопротивления.

― Там есть сопротивление? ― Собек наклоняется. Очевидно, что это тест.

― Есть. Никто об этом не говорит, но все знают, что есть. Люди, недовольные единственным укладом в мире. Хотя почему люди не счастливы в мире без войны, мне никогда не понять.

Глаза Собека заблестели. Это именно то, что он хочет слышать. Он лучезарно улыбается.

― Я искал такого человека, как ты, Кива, очень долго.

― Спасибо, сэр. — Я фальшиво улыбаюсь, пытаясь скрыть, что внутри вся трепещу. ― Я верю в мир.

Затем я складываю руку в кулак, поднимаю его вверх над головой, формируя знак «пис» из двух пальцев, и повторяю лозунг Собека: «С удовлетворением приходит счастье, а со счастьем приходит мир во всем мире».

Я жму руку Собека и улыбаюсь Бертону, который ждет своей очереди. Едва успеваю выйти на улицу до того, как меня рвет.

***

― КАК ПРОШЕЛ ТВОЙ ВЫХОДНОЙ? ― спросил Собек сына.

― Хорошо, ― ответил Каликс. Его отец очередной раз уезжал в Лагерь Монарха и, наконец, оставил его одного. Несмотря на это, Каликс не стал играть с друзьями, а провел день в мастерской. Та женщина никак не выходила у него из головы. Женщина, которую он убил. Женщина, которую отец обманом заставил его убить. И это все произошло лишь нажатием нескольких цифр. Любой, кто знал коды, мог бы перехватить управление. Возможно, мог бы спасти жизни. Каликс был ужасно зол на отца, но знал, что его отец ― очень опасный человек. И без помощи мамы, Каликс чувствовал себя одиноким и неспособным справиться с непредсказуемой жестокостью отца. Поэтому он практиковал трюк, которому его однажды научила мама. Он спрятал свою злость за маской безразличия. ― Ничего особенного. Занимался делами. Отдыхал.

― Ты разговаривал с Сараю?

― Конечно. Мы, в основном, общаемся по вечерам. ― Каликс помедлил. ― Отец, ты спрашивал, почему я не в полном восторге от своего предписанного партнера.

― Спрашивал, ― осторожно ответил Собек.

― Что ж, ― Каликс помедлил. ― Почему же? Я разговаривал с ней: она болтала и болтала о том, какую часть дворца мы займем, что она хочет двух девочек и мальчика и других банальных вещей. Ну, мне было все равно. Не пойми меня неправильно, она мне нравится, но я не влюблен в нее. Даже близко. Что со мной не так?

Собек рассмеялся. Ему понравилась ответ сына. Он редко смеялся, а за последние двадцать четыре часа он уже второй раз хохочет от души: первый раз ― с рыжеволосой Аномалией в Лагере Монарха, и теперь ― со своим сыном.

― С тобой все в порядке, Каликс. На самом деле, если бы ты был влюблен в Сараю, я бы расстроился. Это означало бы, что твоя мама слишком постаралась, воспитывая тебя.

― Это не имеет никакого смысла.

― Сейчас нет, но будет, ― ответил Собек. ― Завтра начинается твое преобразование. Ты посетишь недельную смену для пятилеток в Лагере Монарха, которая начинается после завершения основной смены. Программа ЛМ-5.

― Но мне семнадцать, ― отметил Каликс.

― Да. Но ты никогда не был по-настоящему подвержен идеологической обработке. Будущие Заступники редко ей подвержены. Но, чтобы понять, каким миром ты будешь управлять, ты должен пройти через процесс партнерства.

― Процесс партнерства? Но это означает, что у меня должен быть партнер, с которым я должен быть соединен.

Собек улыбнулся. Возможно, его сын не был глуп, как он думал. Он нажал кнопку и услышал мелодичный голос Рики:

― Да, сэр?

― Пора, ― ответил Собек и снова обратил свое внимание на сына. Каликс был симпатичным молодым человеком. Высоким и сильным, с четко очерченной челюстью и глубоко посаженными глазами. У него будет огромное медиа-влияние в мире. Граждане будут реагировать на него. Собек не отводил глаз с сына, ожидая открытия офисной двери, пока хрупкая девушка, с густыми черными волосами, не пронеслась в комнату и обвила руками Каликса.

― Сараю? Что ты здесь делаешь? ― слова Каликса были приглушены крепкими объятиями его предполагаемого партнера.

― Твой папа хотел тебя удивить, ― ответила она смущенно. ―Ты удивлен?

― Да, ― сказал Каликс. Он смотрел на отца, молча спрашивая, что происходит.

― Разве это не забавно, ― сказал Собек с чрезмерным энтузиазмом. ― Завтра мы отправимся в Лагерь Монарха. Посмотрим, как играют малыши. Может быть, останемся на несколько дней. Разве не чудесная поездка нас ожидает?

Каликс вздрогнул, не обращая внимания на восторженные крики Сараю. У него было предчувствие, что поездка точно не будет чудесной.

ГЛАВА 8

Я оптимистична

Я думаю, что у меня еще есть шанс быть счастливой, как мои друзья. Если я буду запечатлена с Каем и приглашена присоединиться к Заступникам, то, возможно, смогу продолжить жить своей обыденной жизнью в своей общине и придерживаться плана, по которому ее расписала.

Я надеюсь на свой статус-кво. После разговора с Собеком, сижу в маленькой комнате с Блу и Инелией, ожидая Клаудии Дюрант, которая озвучит мою судьбу. Инелия почему-то нервничает, я хочу ее спросить, но что-то заставляет меня молчать. Неожиданно я слышу ее голос у себя в голове.

― Ты можешь меня слышать? ― спрашивает Инелия. Только она не говорит. Она смотрит на меня, но ее рот не двигается.

― Да, ― говорю я громко.

Блу смотрит на меня:

― Что?

― Эм… ничего, прости. ― Я поворачиваюсь к Инелии, которая просто смотрит на меня. В ожидании. Я пробую еще раз. Думать, а не говорить. ― Да, я вас слышу. Что это такое?

― У тебя есть способность, Кива. Это что-то вроде электросвязи. Ты можешь слышать мысли, когда открыта для этого. Когда ты ментально настроена, у тебя появляются предчувствия, инстинкты и отлично работает интуиция, которые направляют тебя. А теперь очень внимательно меня выслушай. Ты сейчас будешь запечатлена. Скорее всего твой Третий не будет жужжать. Твоя психическая энергия слишком высока. Твой мозг инстинктивно знает, как замкнуть Третий, чтобы ты смогла и дальше самостоятельно размышлять, а не подчиняться чипу. Некоторые Аномалии такие же. Ты должна защищать себя.

― Как? ― Я все еще потрясена, что разговариваю, не открывая рот. Что мы общаемся прямо перед Блу, которая нас не слышит.

― Ты знаешь, что это такое, когда жужжит Третий. Ты ощутила это со своими друзьями, а потом с Микаэлой. Сделай так же. Притворись, что это случилось с тобой.

Наш молчаливый разговор прерывается, когда входит Клаудия Дюрант. Она не одна. Кай и Дженезис с ней. И она улыбается.

― Хижина двадцать, девочки — Кива Ти, твой предписанный партнер… ― Я улыбаюсь, глядя на Кая, потому что знаю, что мне не придется притворяться с ним. Здесь он мой лучший друг, и хотя у меня нет романтического влечения к нему, нам вдвоем будет хорошо. Даже, если не зажужжит мой Третий, я буду счастлива возможности быть с ним запечатленной. Начинаю вставать, но сажусь обратно, когда слышу ее слова: ― Дженезис Крафт, хижина двадцать, мальчики.

Что только что произошло? Это не так должно было случиться. Очевидно, что Кай Лорен и я должны быть вместе, однако, только что я была официально запечатлена с Дженезисом. Обречена на совместную жизнь.

Обречена быть удовлетворённой. Обречена быть счастливой. Обречена найти умиротворение.

Мой третий не жужжит, и я, кажется, знаю почему. Дженезис отличный парень, но мы не подходим друг другу. Как Кай и я. Я думаю об Аннике и Рейн и их предписанных партнерах. Они очень счастливы провести остаток жизни с Данте и Эдвардом. Мысль же о том, чтобы провести остаток моей жизни с Дженезисом, а не Каем, расстраивает меня.

― Думаю, что это мы с тобой, Кива. ― Дженезис улыбается и берет меня за руку.

― Думаю да, ― отвечаю я. Я обеспокоена. Очень обеспокоена. Последние несколько часов прошли как в тумане, и я не могу понять, что происходит. Клаудия наблюдает за нами, ожидая, каких-либо действий. Я быстро вспоминаю предупреждение Инелии и улыбаюсь, желая, чтобы безмятежность окутала меня. Затем Дженезис застенчиво целует меня в щеку. Этот жест видимо удовлетворяет ее.

― Хижина двадцать, девочки ― Блу Паттерсон. Твой предписанный партнер — Кай Лорен, хижина двадцать, мальчики.

Она взвизгивает и бросается на Кая. Я стою и, как дурочка, улыбаюсь им, хотя внутри мое сердце разрывается на части. И почему Кай искренне счастлив? Он выглядит радостным от того, что Блу его партнер. Хорошо. Если я для него ничего не значу ― я могу заставить себя думать, что он также ничего не значит для меня.

― А сейчас самое интересное. ― Клаудия Дюрант смотрит на нас, а затем продолжает: — Вы четверо были приглашены присоединиться к Заступникам.

Все улыбаются, кроме меня. Я все еще в ярости от реакции Кая быть запечатленным с Блу. Но у меня есть немного времени успокоиться, пока Клаудия Дюрант ведет нас к флагштоку, где последним подросткам набивают татуировки. Дженезис и Блу первые, кому делают татуировки. Пока мы ждем, я нарочно врезаюсь в Кая.

― Эй, ты только что врезалась в меня.

― Прошу прощения, Жердь, но откуда ты знаешь, что это не ты врезался в меня? ― говорю я, копируя наш первый разговор в лагере.

― В чем дело, Кива? ― спрашивает он. В его голосе есть что-то странное. Это печаль? Может, он тоже немного расстроен из-за такого разделения по парам?

― Я расскажу тебе позже, ― отвечаю я. Но я знаю, что не расскажу, и с такими мыслями сажусь в только что освобожденное Блу кресло.

― А, Заступники, ― со знанием дела произносит татуировщица, когда я сажусь к ней. Она наставник из Учебной Общины. Художница. Бертон рассказывал, что его мама была художницей. А где Бертон?

Я морщусь, пока мне набивают татуировку в виде черной бабочки. Игла прокалывает и обжигает мою кожу, пока черная краска вбивается в мое левое плечо. Я закусываю губу, чтобы не закричать. Заступники тверды духом, поэтому я должна быть сильнее, чем когда-либо. Это не та бабочка, которую я хочу. Это не та жизнь, которую я выбираю, не тот партнер, на которого я рассчитывала, но я выдавливаю улыбку, пока слезы подступают к глазам. Мастер заканчивает и переходит к Каю, который сидит рядом со мной. Он выбирает черную бабочку с красными точками на крыльях, чтобы отдать честь своей родной общине. Почему я не додумалась до этого? Я могла бы добавить синие точки, напоминающие об Океанцах. Расстроенная, смотрю на пустынную равнину. Все готовятся к возвращению домой. Неужели только лишь три с половиной недели назад меня объявили Аномалией? Кажется, что прошла целая жизнь.

― У вас не осталось синей краски? ― спрашивает Кай у мастера.

Я навостряю уши и наблюдаю, как она открывает свой чемоданчик с красками, в котором там всевозможные оттенки синего: от насыщенного до бледно-голубого. Не сдерживаюсь и начинаю плакать. Моя жизнь должна быть не такой.

― Эй, ― обращается ко мне Кай. ― Я думал, что это тебя подбодрит, а не расстроит. Давай, выбери цвет океана и добавь его к своей татуировке.

С удовольствием указываю на тюбик, лежащий точно посередине, с насыщенным синим цветом морской волны.

― Куда тебе его добавить? ― спрашивает татуировщица со скучающим выражением лица.

― Вы можете сделать несколько капель воды вокруг бабочки, как будто она стряхивает их? — спрашивает Кай.

― Это не по протоколу.

― Вы перечите Заступнику? ― властно спрашивает Кай.

― Нет, сэр.

― Хорошо. ― Кай улыбается и смотрит на меня. ― Кива, ты получишь свой океан.

Мне набивают пять ярких синих капель, а потом мы вчетвером, держась за руки по парам, направляемся к хижинам.

Кай и Блу.

Дженезис и я.

Все три наших инструктора приходят, чтобы попрощаться. Инелия крепко меня обнимает, в отличие от Макса и Клаудии Дюрант, которые с гордостью жмут мне руку и приветствуют в элитной общине. Клаудия Дюрант предупреждает, что теперь мои отношения с людьми изменятся. Они реагируют на Заступников совсем по-другому. Она делится, что когда-то жила в Трудовой Общине, а после повышения друзья перестали ей доверять.

― Я никогда не слышала, чтобы Трудовые были Заступниками. Это слишком…

― Примитивно? ― смеется Клаудия Дюрант, и ее лицо впервые за все смену смягчается. ― Это правда ― Трудовые в редких случаях становятся Заступниками.

― Подождите. Вы тоже были Аномалией? ― Я шокирована. Мой идеальный инструктор выглядела так, как будто была рождена Заступником.

― Все наставники Аномалий тоже. Мы одного поля ягоды, да? ― Она улыбается. ― У Аномалий есть два пути. Они могут быть запечатлены сразу же, как Микаэла и Радар. Или, если они настолько уникальны, что не вписываются ни в одну из общин, Собек Васел лично приглашает их присоединиться к Заступникам.

― Так вы тоже были в такой же ситуации, как и я?

― Двадцать лет назад. На этом же месте. ― Она опускает воротник и показывает мне красивую бабочку цвета вороньего крыла с золотой полосой поперек правого крыла. ― Мне было даровано присоединиться к Заступникам и посвятить всю себя другим Аномалиям.

― Но вы сказали, что у Аномалий есть два пути. А что с Бертоном?

― Мы заговорились, Кива. ― Она прищуривается, и все следы дружелюбия исчезают. ― Всего хорошего.

Она официально пожимает мне руку и уходит, оставляя меня испуганной и заинтригованной нашим разговором.

В геликоптере по пути домой Анника и Рейн относятся ко мне, как к королеве. В их глазах я резко поднялась от изгоя до принцессы. Через некоторое время меня это начинает раздражать, и я закрываю глаза, притворяясь, что сплю. Абсолютно все в геликоптере относятся ко мне чересчур мило. Каким-то образом мне удалось превратиться из отверженной в знаменитость за каких-то несколько часов. Теперь я одна из элиты Собека — будущий руководитель Глобального Управления с более высоким статусом, чем у моих друзей. С более высоким статусом, чем у моего отца.

Я мчусь домой к папе, который обнимает меня и поздравляет с успешным завершением смены в Лагере Монарха. Он вручает мне мой купальник, зная, насколько сильно я хочу снова оказаться в воде. Насколько сильно хочу снова почувствовать себя обычной. И все же, не чувствую себя больше обычной. Пока плыву к рифу, я пытаюсь игнорировать незажившую кожу плеча из-за татуировки. Удаляясь от берега, начинаю обдумывать то, что со мной уже произошло и что еще случится. Через три года я окончу школу в Океанской Общине и буду запечатлена с Дженезисом, а затем нас припишут к одному из отрядов Заступников Собека. Все кажется таким простым. Таким обычным.

Все, что со мной случилось, можно назвать по-разному, но никак не обычным.

Вечером я ложусь спать в свою собственную кровать и слушаю, как волны ударяются о берег. Этот звук был чем-то вроде колыбельной для меня всю мою жизнь. Но, как только я засыпаю, подавленные воспоминания нахлынывают на меня. Мне снятся кошмары, настолько реальные и яркие, что я просыпаюсь с криком. Каждое утро просыпаюсь в мокрой от пота кровати и боюсь снова заснуть. Папа обнимает меня и гладит по мокрым от пота волосам, но это не защищает меня от моего подсознания. Мне снится один тот же кошмар: я кручусь круг за кругом, подвешенная к сводчатому потолку головой вниз, и наблюдаю, как мир крутится вокруг меня. Я закрываю глаза от сильного головокружения и зову на помощь, но никто меня не слышит. Неподалеку стоят взрослые, высокие люди в черной форме, они смеются и не обращают внимания на мой плач. Я пытаюсь пошевелить руками, чтобы остановиться, но они прижаты к телу и обмотаны шелковыми нитями, будто я в коконе. В ужасе открываю глаза, и мой взгляд останавливается на нем — я вижу свое отражение в его ясных голубых глазах. Одно его присутствие заставляет меня взять себя в руки. Он будет рядом со мной. Он меня защитит. И хотя я не могу остановиться, знаю, что нахожусь в безопасности. Но мальчик начинает плакать. Внезапно боль становится невыносимой для него. Я вижу руки, которые душат его, и чувствую, как меня тоже душат. Почему? Я просто не могу понять, почему так происходит. Как раз в тот момент, когда я уверена, что умру, все заканчивается. Я чувствую, как часть меня покидает тело, уходит, чтобы никогда не вернуться. Кто-то украл часть меня, часть моей энергии, которую используют, чтобы стать сильнее.

Я просыпаюсь с криком, умоляя отпустить меня.

Это происходит ночь за ночью. Я не могу плавать, я не могу сфокусироваться на учебе или друзьях, только на ужасных кошмарах, которые захватили мою душу. Мой разум открывается с той стороны, которую я не понимаю. Я вижу то, чего нет. Я помню вещи, которые не должна помнить. Я думаю, что схожу с ума, но боюсь рассказать об этом. Странным образом, единственным человеком, с кем я хочу говорить, является Кай. К несчастью он за сотни миль в Центральной Америке. Нам удается общаться каждый вечер. Мы либо используем двухмерный face talk на наших планшетах, или я вбиваю его код в свои идентификационные часы, и появляется его голограмма, так что я могу видеть его трехмерное изображение. Мы разговариваем, но речь никогда не заходит ни о чем серьезном. Хотя мы и не являемся запечатленными партнерами, мы являемся друзьями. Но я осторожна с тем, что говорю ему. Я знаю, что Глобальное Управление прослушивает наши часы и планшеты, а то, что я хочу с ним обсудить, слишком опасно, чтобы это кто-то услышал.

Я хочу его спросить, видит ли он тоже сны, в которых Собек Васел высасывает его душу.

***

― ЗДЕСЬ ТОЧНО ТАК ЖЕ, КАК В МОИХ ВОСПОМИНАНИЯХ, ― отметил Каликс, осматривая территорию Лагеря Монарха. ― Только без детей, конечно же.

― Они просто еще маленькие дети, ― пробормотала Сараю. ― Уже поздно. Они, наверно, уже спят.

Они прибыли в лагерь уже после девяти, и Каликс рефлекторно взял Сараю за руку, когда выходили из геликоптера. Они летели в одиночестве, так как Собек прилетел раньше.

В течение этого короткого перелета из Саббатикал-Сити, Сараю не замолкала ни на секунду, но это его не раздражало. Теперь Каликса привлекала его предписанный партнер. Конечно же, он не был по уши влюблен в нее. Но, очевидно, она безумно красивая. Она также была исключительно умна и чрезвычайно любопытна. Может быть, ему удастся заручиться ее помощью, чтобы выяснить, как можно подорвать деятельность его отца. Каликс улыбнулся. Все по порядку.

― Прогуляемся по территории? ― спросил он Сараю, сжав ее руку.

― Я бы с удовольствием, но твой отец сказал идти сразу же в ЛМ-5, ― нервно ответила она.

― Я не большой фанат делать, как говорит мой отец, ― ухмыльнулся Каликс, ближе подходя к Сараю. Они были прямо перед флагштоком. Он смутно помнил, что видел что-то про флагшток в одной из голограмм, которые отец показал ему пару недель назад. Отмахиваясь от воспоминания, он перевел внимание на своего предписанного партнера. Он хотел успокоить ее беспокойство, которое читалось в ее глазах.

― К тому же нет ничего романтичнее, чем поплавать при лунном свете. Доверься мне. ― Он наклонился и поцеловал ее, чувствуя тепло ее губ, когда она ответила на поцелуй.

― Тогда ладно. ― Она улыбнулась. ― Собек может быть и мой мировой лидер, но ты — мой будущий супруг. Давай посмотрим тут все.

Каликс взял ее за руку и повел к озеру.

ГЛАВА 9

Я напугана

Я почувствовала запах дыма до того, как заметила огонь.

Наслаждаюсь утренним заплывом после первой ночи без кошмаров с тех пор, как вернулась домой. Я вышла на свежий утренний воздух, и непривычно сильный ветер дул мне в спину, пока я заходила в воду. Прохладная вода ощущается как лечебный бальзам, и как с ездой на велосипеде — мои мышцы знают, что делать. Когда я проснулась, то меня охватило странное предчувствие, но я проигнорировала его. Я просто хотела насладиться утром.

Мои мысли абсолютно чисты, когда я сосредотачиваюсь на движениях. Я плавала уже около часа, когда чувство тревоги взяло надо мной верх. Когда я всплываю, чтобы сделать глоток воздуха, неприятный запах резко настигает меня: отвратительная смесь бензина и дыма. Я поворачиваю голову на свой любимый дом и замечаю, что он охвачен пламенем.

Мой папа, я должна добраться до папы.

Я молюсь, чтобы он успел выбраться наружу, но не вижу его в густом дыме. Что, если он все еще спит? С тех пор, как я приехала домой, он ведет себя странно, и я списала это на беспокойство обо мне. А ещё он начал выходить на ночные смены, чего раньше не делал. Моего отца можно описать одним словом: предсказуемый. Он совершенно обычный, пунктуальный мужчина, который рано ложится спать и рано встает. Однако последнюю неделю он не ложится до самого утра. Что-то бормочет о том, что находится на грани открытия, но когда я его расспрашиваю, не отвечает.

Мои руки будто наливаются свинцом, когда я пытаюсь плыть против неспокойных волн. Плыву так быстро, как только могу, беспомощно смотря, как мой дом сгорает в огне. Я давлюсь соленой водой, пытаясь плыть быстрее. «Дыши, Кива, просто дыши», — говорю я себе, пытаясь успокоиться. Как только выбираюсь на берег, мчусь к дому и, наконец, вижу своего отца. Я нахожу его около того, что осталось от нашего дома, откуда он пытается потушить огонь. Как только он меня замечает, то бежит навстречу, держа в руках черный рюкзак.

― Кива, ты жива. ― Мой папа заключает меня в объятия.

― Что случилось? ― Я только сейчас понимаю, что все мои вещи, планшет, голограммы мамы догорают в доме.

― У нас немного времени, ― говорит папа и достает из рюкзака маленький предмет. ― Прости, будет больно всего пару секунд.

Мой папа поворачивает выключатель на маленьком ручном токоразряднике, который размером со старомодную отвертку. До того, как я понимаю, что происходит, он кладет его на мой Третий, и я чувствую обжигающий разряд, от которого падаю на песок.

― Для чего ты это сделал? ― сердито спрашиваю я.

― Я заблокировал твой Третий.

― Это незаконно, ― говорю я с недоверием. Я теперь Заступник и должна следовать правилам, а также контролировать остальных. Я могла бы выдать отца за такой вопиющий акт измены. Это тест? Я никогда не причиню вред папе. Но почему он не подчиняется закону?

― Кива, я должен был сделать это. Теперь они не смогут отслеживать тебя. Тебе нужно стать невидимой, ― торопливо говорит отец, осматривая пустой берег. Он вставляет самодельный Третий на место старого. Кристаллическая точка, которая полностью похожа на мой прежний Третий. ― Это только для видимости — он не работает, но выглядит правдоподобно. Теперь иди, они скоро придут.

― Кто? Папа, ты пугаешь меня. ― Я плачу и начинаю дрожать. Я все еще мокрая после плавания. Воздух заполнен дымом, а серый пепел слетает от дома, прилипая к моему мокрому телу.

― Слушай меня очень внимательно, — говорит он, снимая свою синюю толстовку, чтобы я её надела. ― Я работаю над проектом, который не совсем соответствует моей специальности морского биолога. ― Он пихает мне в руки рюкзак. ― Я закончил его этой ночью. И потратил всю жизнь, чтобы найти точный ответ. Он здесь. Содержание бесценно. ― Ветер, гудящий в огне, заглушает голос отца. ― Ты должна найти Лабиринт.

― Лабиринт? ― Я едва слышу его голос.

― Отправляйся в Саббатикал-Сити, Кива. Слушай свои чувства.

― Я не понимаю. ― О чем говорит отец? Мой папа всегда следовал правилам. Протоколу. Проводил каждый день своей жизни в океане, работая на Опреснительном Заводе в области токсикологии. Теперь он внезапно отключает мой Третий и говорит слушать инстинкты, которые он отказывался принимать всю мою жизнь. В этом нет никакого смысла.

― Это ложь, Кива. Это все ложь. Собек и Глобальное Управление не защищают нас от вымирания. Они делают нас послушными и пресмыкающимися. Лагеря, вода…

Опасные слова отца теперь полностью заглушаются гулом геликоптера, приземляющегося неподалеку на пляже.

― Иди. Сейчас. Стань невидимой. Тебе угрожает опасность, Кива. Всегда угрожала.

Он быстро обнимает меня и толкает в безопасное место — в кусты. Я прячусь за колючим кустарником, который царапает мои голые ноги своими острыми ветками. Через небольшой просвет в ветках вижу, как папа решительно идет к геликоптеру. Мне не нравится, что он выглядит так беззащитно. Его тонкая футболка развивается на ветру. Запах дыма невыносим, но мне нельзя уйти. Я должна знать, что произойдет.

Он поднимает руки, когда открывается дверь, и два крепких Заступника выпрыгивают наружу и прижимают его к земле. Один из них, высокий лысый мужчина, смотрит в мою сторону и начинает в мою сторону. Мой папа кричит, пытаясь вырваться. Первый заступник поворачивает назад и бьет электрошокером отца, который падает на землю.

Я закрываю себе рот, чтобы не закричать, когда мужчины берут обездвиженное тело моего отца, заносят на борт и улетают. Но я знаю, что они вернутся. Но вернутся за мной или за содержимым рюкзака?

Я уверена в одном: что должна спрятаться прежде, чем геликоптер прилетит назад.

***

― КАК ДУМАЕШЬ, ТЫ МОЖЕШЬ ХОТЯ БЫ ДЕНЬ ОБОЙТИСЬ БЕЗ ТОГО, ЧТОБЫ НЕ ОСЛУШАТЬСЯ МЕНЯ? ― спросил Собек.

― Не уверен, ― ответил Каликс.

Люди Собека обнаружили его и Сараю, плавающими в озере, и сказали пойти в Викторианское здание прямо за озером. Но Каликсу было так весело соревноваться со своим предписанным партнером, что он просто отмахнулся от них.

― Еще раз, ― сказал Каликс, когда люди удалились. Он оттолкнулся от пристани и уже на старте был на голову впереди своего партнера, пока они наперегонки плавали через озеро.

― Не забывай, я живу в Восточной Америке, ― сказала Сараю с противоположной стороны озера, победив его в третий раз подряд. ― У меня есть преимущество над мальчиком из Саббатикал-Сити без выхода к морю.

― Но я единственный сын Мирового Лидера, ― похвастался Каликс.

― Это не делает тебя лучшим пловцом, ― поддразнила его Сараю, плеснув в него водой.

Каликс чувствовал себя спокойно, играя в воде со своим другом. Он мог представить свою жизнь с этой забавной девчонкой, которая не боится бросать ему вызов. Однако их веселье было коротким. Внезапно на краю озера появилась Клаудия Дюрант. Нехотя они двинулись к ней, и в этот раз Каликс нарочно плыл так медленно, как только мог.

― А, мистер Васел. Рада видеть вас снова, ― сказала Клаудия Дюрант, когда они доплыли до края. Она подождала, пока пара вылезла из озера и бросила каждому по полотенцу.

― Я бы хотел сказать то же самое, инструктор Дюрант, ― сказал Каликс. — Но у меня такое предчувствие, что в этот раз в лагере будет не так весело, как раньше.

― Почему вы так говорите? ― настаивала Клаудия Дюрант. ― Мне кажется, что вам довольно хорошо.

― Это потому, что я еще не видел отца. Предполагаю, что он уже здесь.

― Здесь. Он ждет вас в ЛМ-5.

― Пойдем. ― Каликс взял Сараю за руку, но его остановила Клаудия Дюрант.

― Сейчас ваш отец хочет видеть только вас. Уже поздно. Мисс Сингх может присоединиться к хижине восемь для девочек.

― Она будет жить с пятилетками? ― рассмеялся Каликс. ― Это глупо!

― Не так уж и глупо. Вы будете жить в хижине восемь для мальчиков. Думаю, вам пора идти. — Головой она указала на высокое каменное здание впереди. ― Скажу вам из личного опыта, что вашему отцу не нравится, когда его заставляют ждать.

Каликс покачал головой. Он обнял Сараю на прощание и направился к внушительному Викторианскому зданию. Он поднял голову, чтобы осмотреть верхнюю часть башни и увидел небольшое движение в окне. Он мог разглядеть, что его отец наблюдал за ним.

Собек наблюдал за ним все это время.

ГЛАВА 10

Я бегу

Люди уже начинают собираться, чтобы узнать, что произошло, поэтому мне необходимо спрятаться до того, как мне начнут задавать вопросы. Нужно найти какое-нибудь тихое место, чтобы обдумать мои дальнейшие действия. Есть всего одно место, куда я могу пойти, и нужно добраться туда до рассвета. Сжимая в руках отцовский рюкзак, я бегу по берегу к острым скалам подальше от домов. Через десять минут я уже за поворотом, и отсюда дома уже не видны.

Скалы — это такое место, до которого можно добраться только во время отлива — ранним утром или вечером. Здесь камни настолько большие, что загораживают береговую линию. Я осторожно взбираюсь по утесу, ставя ногу в щели, по которым лазила годами. На полпути решаю отдохнуть на большом выступающем камне, и мне приходится выгибаться за изрезанным образованием слева. Здесь находится почти невидимый вход в пещеру, через который может пролезть только достаточно худой человек. Тащу рюкзак за собой, стараясь не упасть. Вход в пещеру довольно скользкий. Я ходила здесь с самого детства, и вода, омывающая камни, с годами сделала свое дело: моя каменная тропа стала гладкой и скользкой, особенно для босых ног.

Я с легкостью нахожу место в дальнем конце пещеры. Когда забрали мою сестру, я сидела здесь часами и безудержно плакала, прячась от мира. Пещера казалась для меня самым безопасным местом, чтобы выплеснуть свою боль и разочарование. Мой отец отказывался признавать существование сестры, а больше никто не знал об этом. Все считали, что она умерла, как и моя мама, при родах. Они поверили тому, что мы им сказали.

Но я знала, что она жива. В своем убежище я рисовала ее портреты, которые когда-нибудь собиралась отдать ей. Для того чтобы сделать ее реальной, каждый год праздновала ее День рождения. Я не была здесь с последнего Дня рождения Сан — одиннадцатого, — и в ней много насекомых, веток и мха. Как только благополучно забираюсь внутрь, я подхожу к сухому отверстию в дальней части пещеры, прикрытому подвижным валуном. Отодвигаю камень и достаю свечу и кремень.

Зажигаю свечку и, поставив ее в центре пещеры, начинаю изучать содержимое рюкзака. В основном в нем лежат записные книжки с научными уравнениями, которые я не понимаю. Я пролистываю страницы, пока не натыкаюсь на план здания Опреснительного Завода. Мне тяжело смотреть на бесценный рисунок отца, не зная, где он и что делает. Почему вообще у него появился этот блокнот? Регламент предписывает хранить все исследовательские материалы в лабораториях под строгими указаниями Глобального Управления. Почему он нарушил закон? Я внимательно рассматриваю картинку, на которой изображен лабиринт трубопровода. Все трубы серые с несколькими цветными заглушками: почти все серебряные, пара белых и одна красная.

Так как Океанцы производят около девяносто семи процентов поставок пресной воды — на опреснительных заводах используют обратный отсос морской воды, чтобы получить питьевую воду. После Великой Технологической Войны Собек построил три таких завода на солнечной энергии, чтобы сразу же решить проблемы со здоровьем, возникавшие из-за загрязненной воды. По одному на каждую из трех новых территорий. Огромная часть населения погибла в воде, а выжившие болели из-за ее токсичности. Радиоактивные частицы, выброшенные в результате взрывов на атомных электростанциях, могли уничтожить все мировые запасы морепродуктов. Передовые научные технологии Собека быстро решили проблему путем нейтрализации токсина, и жители получили чистую питьевую воду. Мой отец был одним из выдающихся ученых на заводе. Так почему он в беде? Я продолжаю разглядывать его чертежи, пытаясь найти проблему. В них нет ничего необычного. Это просто сложный лабиринт труб, идущий под заводом. Он закодировал каждую трубу цветовым обозначением и подписал рядом уравнения. Это все ужасно научное, и я совершенно ничего не понимаю. Не вижу ничего неуместного или скрытого. Что отец пытался мне сказать?

Я достаю остальное содержимое рюкзака: обычные идентификационные часы, однако, когда я вставляю идентификационный чип, отображается не моя информация. Точнее, голографическое изображение мое, но имя нет. Всего лежит шесть идентификационных чипов: три для меня и три для папы, на всех записаны подлинные зашифрованные коды сканера… но с липовыми личностями. Мои псевдонимы: Келли, Кензи и Киара. Я больше не уверена в том, кто я. Почему у папы секретные личности, созданные для меня? Он имел это в виду, когда сказал стать невидимой? Стать кем-то другим? Также среди содержимого полный кошелек денежных чипов, упаковка витаминов и ожерелье, принадлежавшее моей маме. Я кладу записные книжки и витамины обратно в рюкзак и засовываю его в свое тайное место. Надеваю мамино ожерелье с медальоном, в котором хранятся изображения меня и папы. Устанавливаю чип «Кензи» в идентификационные часы, а денежные чипы кладу в карман толстовки. Мне все еще холодно. Толстовка свисает до колен, но мне все равно нужны нормальные штаны и обувь. Все мои вещи сгорели. Я ложусь на сухой пол пещеры в позе эмбриона, пытаясь согреться. Когда все так запуталось? Обычно в это время я съедала огромный завтрак и отправлялась в школу. Мои глаза тяжелеют.

Может, если я закрою их на минуту, то начну лучше думать.

― Кива, иди за мной, ― авторитетно говорит голос. Я понимаю, что сплю… но не могу проснуться, поэтому поддаюсь своему подсознанию.

Я иду по длинному каменному коридору, здесь темно и холодно. Я нервничаю, но голубоглазый мальчик сжимает мою руку, подбадривая. Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него. Он моего роста, около четырех футов (прим. ред.: 1,22 м), что довольно много для пятилетнего, и одет в тунику до колен, похожую на мою. Только его коричневая, а моя синяя. Мы идем, держась за руки, за высокой женщиной с короткими каштановыми волосами. Когда входим в большую комнату, она дает нам по стакану воды и указывает выпить ее. Я не хочу пить воду, потому что у нее необычный привкус, но выражение ее лица пугает меня, и я выпиваю все.

Я начинаю чувствовать себя странно, но, прежде чем успеваю хоть что — то сказать, женщина обвязывает нас веревкой. Зачем она это делает? Мне это не нравится. Веревка стягивает нас сильнее, и мне становится трудно дышать.

― Пожалуйста, остановитесь, ― умоляю я. Но никто не слушает меня. Мальчик тоже плачет. Всхлипываю, пытаясь вдохнуть, и думаю, что умираю.

Мне кажется, что хуже уже быть не может, но меня начинают поднимать в воздух. На стене находится что-то вроде шкива, и высокий мужчина крутит колесо, поднимая нас высоко к потолку. Здесь очень темно. Я хочу домой к родителям. Мама беременна, и я хочу поговорить с ее животом. Я хочу поговорить с моей маленькой сестрой. Почему я здесь? Внезапно нас переворачивают вверх ногами, и я в ужасе кричу, чувствуя, как кровь приливает к голове. Перед тем, как теряю сознание, вижу черную бабочку, порхающую перед моим лицом.

Резко просыпаюсь вся в поту и пытаюсь понять, где нахожусь. Догорающая свеча создает зловещие тени на стенах пещеры, и на секунду кажется, что я еще сплю. Выглянув на улицу, вижу полную луну, появляющуюся на горизонте. Я проспала почти весь день. Разминаю руки и кручу шеей — все тело затекло от долгого сна на полу пещеры. В животе урчит. Мне нужна еда и более подходящее место, чтобы спрятаться, но я не знаю, куда идти.

При свете луны выхожу из пещеры, постоянно оглядываясь, и иду в сторону города. Ноги сами привели меня к дому Анники. Я стою перед полированной стальной дверью — это та же дверь, через которую я пробегала к подруге раньше каждый день. Я жду. Слышу, как семья Анники смеется в столовой, тарелки стучат — семья ужинает. Я робко поднимаю руку и стучу, нервно ожидая, пока мама Анники откроет дверь.

Представляю, как ужасно выгляжу: мокрая, грязная, босая и одетая лишь в толстовку отца. Но мой страх рассеивается, когда мама моей подруги вздыхает с облегчением и обнимает меня.

― Кива, мы так беспокоились о тебе, дорогая, ― мягко говорит миссис Амесс.

Без всяких предисловий я начинаю реветь.

ГЛАВА 11

Я в безопасности

― Расскажи мне обо всем, ― настаивает Анника, когда мы заходим в ее комнату.

― Расскажу, ― обещаю я. ― Но сначала я приму душ.

Я беру комбинезон и угги, которые мне дала миссис Амесс, и направляюсь в ванную комнату. Как же приятно стоять в душевой кабине под струей воды в сто десять градусов (прим. ред.: примерно 43^⁰ С). Мои волосы покрыты пеплом, и приходится мыть голову два раза, чтобы вымыть всю сажу. Хочется здесь постоять как можно дольше. Мне нужно тихое место, чтобы переварить все случившееся, но подруга ждет меня. Анника молчала весь ужин, видимо, ее мама всем велела не приставать ко мне. Миссис Амесс работает учителем в средней школе и поэтому знает, как правильно себя вести в сложных ситуациях. Как только я перестала плакать, она завела меня в столовую, положила мне еды и сказала есть сколько захочу. Я была голодной, поэтому не стала спорить. Я закидывала курицу, пюре и грибы в рот с невероятной скоростью. Я знала, что Анника умирала от любопытства, но она покорно выполняла просьбу мамы.

С неохотой я выхожу из кабинки и выжимаю волосы. Вытираюсь и надеваю пижаму, а также меняю одноразовую насадку на зубной щетке, работающей от солнечной энергии. Я чувствую обновленной, возвращаюсь в комнату Анники и сразу ложусь в кровать.

― Все думали, что ты умерла, ― говорит Анника, она ждала меня в комнате. У нее обвинительный тон, который вскоре смягчается. ― Точнее я не думала. Я бы никогда так не подумала.

― Хорошо. ― Я не знаю, что сказать.

― Кроме того, они не нашли тел: ни твоего, ни твоего папы, поэтому я знала, что ты жива.

― Кто все?

― Ведущие. Это было в новостях все утро. Здесь никогда не бывает пожаров, особенно так близко к океану, поэтому новость крутили весь день. ― Анника нажимает на пульт и появляется маленькая голограмма на стене. На ней изображено то, что осталось от моего дома. И дым. Очень много дыма. Анника касается Третьего и смотрит на меня, ожидая, что я сделаю так же.

― Эм, с ним что-то случилось в пожаре, ― вру, потирая ненастоящий Третий. ― Завтра утром первым делом починю его.

На лице Анники мелькает тень подозрения, но она кивает и выключает экран.

― Ты немного пропускаешь — они повторяют одно и то же: пожар был ранним утром, семья пропала без следа, тела не найдены. И бла-бла-бла. А теперь расскажи мне, что случилось!

― Если честно, то я плохо помню, ― говорю я, не готовая открыть Аннике правду. Хоть она и моя лучшая подруга, но разговор с отцом был слишком личным, чтобы кому-то о нем рассказать. Я не готова сообщить ей про секретные записи отца, про мой фальшивый чип личности, про жестоких Заступников, которые ударили отца электрошокером на моих глазах и забрали его с собой.

Поэтому я начинаю с правды.

― Я рано пошла плавать. Ты же помнишь мои кошмары, которые начались после лагеря, а в эту ночь я впервые спала спокойно. Поэтому я пошла плавать пораньше. Где-то через час я почувствовала дым. Запах был ужасен. Чем ближе я подплывала к берегу, тем тяжелее было дышать. Из-за ветра огонь казался больше, чем был на самом деле. Когда я добралась до дома, он весь был охвачен пламенем.

А теперь ложь. Пока я говорю, концентрируюсь на своих ногтях, до сих пор испачканных в саже. Вспоминая уроки Макса о допросах, я говорю медленно и уверенно:

― Я… я не могла нигде найти папу. Было очень рано и никого вокруг больше не было. Я звала его, но он не отвечал. Я даже попыталась войти в дом, но огонь был повсюду. Думаю, что надышалась дымом, потому что мне стало плохо, и я полностью дезориентировалась. Я помню, как ходила по пляжу, но, если честно, не могу вспомнить где. — Я поднимаю голову: следующая часть правда. ― Мне кажется, что я уснула.

― На весь день? ― поинтересовалась Анника.

― Да. Я переволновалась, что не смогла найти папу, и что мой дом сгорел дотла. Понимаешь, ничего не осталось. — Я чувствую подступающие слезы. ― Даже голограммы мамы. Я просто уходила от запаха дыма по пляжу, а затем легла на песок и заснула. Когда проснулась, то сразу же пришла сюда.

― Почему ты была одета в толстовку своего отца?

― Он дал мне ее. ― Еще одна правда. Я просто не уточнила, когда именно он мне ее дал.

Похоже, Анника поверила. Она обнимает меня.

― Ты знаешь, что можешь остаться со мной сколько захочешь. И я уверена, они найдут твоего папу. Может он тоже потерял ориентацию и блуждал, как ты.

― Может, ― говорю я и следующие два часа слушаю ее страдания по Данте. Она показывает все его голограммы на своих идентификационных часах. Он симпатичный и забавный, и Анника очарована им… невероятно. Каждый раз, когда она смотрит на его голограмму, ее Третий жужжит. Странно видеть ее такой удовлетворенной. Такой счастливой. Такой довольной.

Она совершенно забыла о моем положении и полностью поглощена своим.

***

КАЛИКС ЗНАЛ, КАКОВО ЭТО БЫТЬ ЛАБОРАТОРНОЙ МЫШЬЮ.

Он сел между Клаудией Дюрант и отцом перед двухсторонним зеркалом, за которым проводили пары детей. Они только проснулись и не понимали, что происходит. Он наблюдал, как маленького светлого мальчика и миниатюрную смуглую девочку, державшихся за руки, завели в пещеристую комнату. Они оба были одеты в ночные туники до колена, но его была красная, а ее фиолетовая. Заступник дал каждому из них по стакану воды, и они ее выпили.

― Что они пьют? ― спросил Каликс, но Клаудия Дюрант и его отец, так были заинтересованы происходящим, что проигнорировали вопрос.

Дети допили жидкость, поморгали несколько раз, потому что были сразу же одурманены этим напитком. Затем Заступник связал их вместе толстой веревкой. Ошеломленные дети начали плакать, но на них никто не обращал внимания. Когда первый Заступник связал их в крепкий кокон, второй начал крутить металлическое колесо, от чего дети стали медленно подниматься к потолку.

― Что это, папа? Прекрати. Они плачут. ― Каликс вскочил и стал стучать по стене, но его никто не слышал. Никто не видел его. Он в ужасе смотрел, как детей перевернули так, что они оказались вниз головой.

А затем они стали крутиться.

ГЛАВА 12

Я пробудилась

Тихий шепот нескольких голосов разбудил меня.

Я нажимаю на свои часы, правильней сказать, на часы Кензи. Сейчас 4:30 утра — слишком рано, чтобы кто-то уже встал. Я выползаю из кровати и открываю дверь. Слышу отчетливые голоса внизу лестницы. И понимаю, что внизу не только мистер и миссис Амесс. На лестничной площадке сажусь на корточки и вытягиваю шею, чтобы посмотреть через перила. Я могу рассмотреть спины родителей Анники, которые стоят у двери. Они разговаривают еле различимым шёпотом:

― Вы знаете который час? ― предъявляет миссис Амесс.

― Мы не можем рисковать и снова ее упустить. — Я узнаю здорового лысого Заступника, которого видела вчера.

― Ее Третий был деактивирован, ― говорит другой Заступник.

― Я знаю. Поэтому я вас и позвала. Но я не думала, что вы разбудите нас посреди ночи. Я хотела привести ее после завтрака.

― Мы не можем рисковать, гражданин Амесс. Она подозреваемая и считается опасной.

― Кива? ― Мистер Амесс хихикает. ― Я знаю эту девочку с раннего детства, она и мухи не обидит.

― Она Аномалия, сэр. Все не так, как кажется. — Заступник пытается силой протолкнуться в дверь, но мистер Амесс блокирует ему путь.

― Мой дом — мои правила, ― рявкает она и добавляет: — Мой пленник.

Я ошеломлена. Миссис Амесс только что назвала меня своим пленником? И почему она вызвала Заступников для меня? Вечером она была такой заботливой, что я почувствовала себя в безопасности.

― У нее было что-нибудь с собой? ― спрашивает Заступник, перебивая мои мысли.

― Ничего. — Миссис Амесс отходит, запуская мужчин в дом. ― А теперь расслабьтесь. Я не хочу испугать Киву, и я точно не хочу расстроить свою дочь. Милый, сделай для джентльменов по чашечке кофе. А я пойду приведу ее.

Я быстро возвращаюсь назад в комнату Анники, ложусь под одеяло и притворяюсь, что сплю. Через пару секунд я слышу, как открывается дверь, и миссис Амесс направляется ко мне.

― Кива, дорогая, проснись. ― Ее прикосновение такое нежное, и я чувствую, как она убирает прядь волос с моего лица.

― Что такое? ― Я изображаю хриплый голос человека, которого бесцеремонно разбудили.

― Они нашли твоего папу. ― Она улыбается. ― Ты можешь с ним увидеться прямо сейчас.

Почему она врет? Миссис Амесс была мне вроде матери с тех пор, как умерла моя мама. Почему она предает меня?

Я выдавливаю улыбку и говорю:

― Конечно. Дайте мне пару минут.

Она встает и направляется к двери, помедлив на секунду.

― Все будет хорошо, Кива.

― Я знаю, ― отвечаю кратко и смотрю, как она закрывает дверь. Как только она выходит, я обуваюсь и подхожу к окну. Анника крепко спит и так сильно храпит, что не слышит, как я открываю окно и вылезаю наружу. Легко перепрыгиваю на ветку дуба, которая находится сразу у окна спальни Анники. По ней мы лазили туда-сюда, когда были детьми. Я опускаюсь по ветке на землю и мчусь в темноту раннего утра. Я не могу здесь оставаться. Нигде в моей любимой Океанской Общине небезопасно.

Мне нужно добраться до Саббатикал-Сити и найти Лабиринт.

***

― Я НАЗЫВАЮ ЭТО ПОСТРАВМАТИЧЕСКОЙ ТЕХНИКОЙ КОНТРОЛЯ СОЗНАНИЯ, ― гордо заявил Собек, когда первая пара детей была освобождена и отправлена назад в их хижины.

― Это психотически. ― Каликс был поражен действиями, которые развернулись перед ним. Следующая пара детей была заведена в комнату. Это было похоже на конвейер. Детей по парам заводили, одурманивали, связывали вместе, поднимали в воздух, крутили круг за кругом и затем отпускали.

― В чем смысл?

― Смысл? Смысл? ― Всегда спокойный и хладнокровный Собек неожиданно повысил голос. ― Смысл в том, сын, что моя техника является комбинацией психологии, нейробиологии и ритуала, чтобы поработить посвященных и создать послушных граждан Глобального Управления.

― Им пять лет! ― прокричал Каликс.

― Да. Их сознание в самом расцвете. Сейчас лучший возраст, чтобы начать ими манипулировать. Они идеальные кандидаты.

― Поэтому ты подвешиваешь их вниз головой и мучаешь?

― «Мучить» — такое примитивное слово, ― ухмыльнулся Собек. ― Я предпочитаю слово «обучать». Мы обучаем их быть полезными Гражданинами.

― Как?

― Смотри. ― Собек указывает в другую часть комнаты, где душили двух детей. Заступники своими большими руками сжимали шеи маленьких детей, заставляя их биться в коротких конвульсиях, пока те не теряли сознание. В другой части комнаты детей опускали в резервуары с водой и держали внутри, пока жертвы практически не тонули до смерти. Каликс почувствовал подходящую тошноту — его злость была куда сильнее отвращения.

― Тебе нужно остановить это немедленно, отец. Это ужасно.

― Это по протоколу, ― проговорил Собек и кивнул Клаудии Дюрант.

― Каликс, твой отец создал превосходный способ для формирования продуктивного и послушного общества, ― настаивала Дюрант. ― Эти дети не вспомнят о том, что здесь происходило. ЛМ-5 у них в воспоминаниях будет как в тумане. Возможно, они вспомнят рисование или кикбол, или декоративно-прикладное искусство. Эта же часть лагеря настолько глубоко у них в подсознании, что они ничего не вспомнят. Видишь ли, мы используем эти методы для блокировки способности жертвы к сознательной обработке информации, а затем мы можем вживлять мысли, установки и ощущения в их подсознание, которые помогают им чувствовать, думать и воспринимать вещи — например, их необходимости в предписанном партнере. Эта потребность становится настолько глубинной, что у них остается слишком мало времени для своих мыслей, так как их чувство целостности и предназначения полностью зависит от их будущего супруга.

― Разве вы не видите, что с этим что-то не так? ― прошипел Каликс. Он начал задыхаться.

Клаудия Дюрант быстро налила ему стакан воды.

― Нет ничего плохого в создании мирного общества без разногласий и возражений.

― Я возражаю. Я этого не потерплю, ― сказал Каликс, выпив одним глотком всю воду.

Собек и Клаудия наблюдали, как взгляд Каликса быстро стал стеклянным.

― Что происходит? ― промямлил он, во рту пересохло. Он посмотрел на пустой стакан. У него не получалось сфокусировать взгляд. ― Что вы со мной сделали?

― Мы тебя обучаем.

ГЛАВА 13

Я — Кензи

Я улыбаюсь коренастому водителю грузовика.

Дальнобойщики постоянно останавливаются в придорожных кафе по пути в Саббатикал-Сити. Убежав из дома Анники, я по проселочным дорогам вышла к шоссе и скрылась в ближайшей закусочной у дороги. Занимаю пустое кожаное кресло и рассматриваю водителей. Большинство из Трудовой Общины, а значит, они приехали с самого юга, там, где находилась прежняя Мексика. Они перевозят воду и товары из Сельскохозяйственной Общины. Дальнобойщики — это одиночки, чьи предписанные партнеры умерли. Обычно они старшего возраста, примерно, как мой папа. Когда я вхожу внутрь, в зале сидят шесть водителей, поедающие свои заказы. Четверо мужчин из Трудовой и две женщины из Сельскохозяйственной Общины. Я выбираю ту, что заканчивает свой обед, и следую за ней до зарядной станции, от которой она отсоединяет свой грузовик. Она одета в коричневую форму и такого же цвета кепку с надписью Orchard Harvest. Когда я подошла, женщина пристально в меня всматривается, и я представляюсь.

― Тебя подбросить, деточка?

― Да.

― Тогда ты пришла к нужному водителю. Я уже устала слушать медиаволны, а человеческая компания не помешает.

― Так вы не против? — Я осторожна. И не настроена вести разговоры.

― Абсолютно нет. Запрыгивай внутрь, Кензи. Я — Харриган Макфили. Дальнобойщица с хвостом на голове улыбается, и мы подходим к ее восемнадцатиколёсному транспортному средству с надписью «Апельсины».

― Вы живете неподалеку, Харриган? ― Я завязываю легкую беседу, надеясь, что она не знает про Океанскую Общину и пропавшую Аномалию, у которой недавно сгорел дом.

― Нет, я с юга. В пути уже два дня и направляюсь в столицу, потом в Восточную Америку за другим грузом и обратно на юг. А ты?

― Я здесь проездом. — Я забираюсь в высокий грузовик, который оказался безупречно чистым, а на приборной панели располагается голографическая карта всего маршрута.

― Сколько еще часов, как думаешь? ― интересуется Харриган. Если больше двух — она должна будет ввести информацию обо мне в центр данных, отметив время начала и конца моего пути в ее машине. Таковы правила дорожного движения. Автостоп — распространенная практика в Новом Мире. Это безопасный и надежный способ передвижения. В отличие от прежнего мира, в котором выбросы бензина отравляли воздух ядовитыми выхлопами, и в котором большую часть жизни водители проводили в пробках, в наше время автомобилей значительно меньше, и они работают на комбинации из солнечной энергии и чистой энергии. Транспортные средства поставляются Гражданам только по необходимости. Граждане, которым машина нужна для работы, например, большей части Трудовой Общины, получают ее. Я изучаю лицо Харриган. На нем нет и следа подозрения или недоверия. Делаю глубокий вдох. А почему должен быть? Автостоп очень распространен, особенно на маршруте к Саббатикал-Сити.

― Сколько до следующей остановки? ― спрашиваю я.

― Где-то час сорок пять минут.

― Замечательно. — Я бросаю денежный чип в ее банку для чаевых и удобно устраиваюсь для путешествия. Мне нужно замести следы, и я не хочу, чтобы мои передвижения были зафиксированы.

― Куда направляешься? ― спрашивает Харриган. Она не допытывается, просто завязывает разговор.

― Конечная цель ― столица, ― отвечаю я. ― Я встречаюсь там со своим папой, но он не ждет меня в ближайшие дни, поэтому, я думаю, что посмотрю достопримечательности.

― Тут их немного.

― Знаю. Но я работаю над проектом по опреснению воды в школе, поэтому изучить ландшафт пустыни крайне важно.

― Сколько тебе?

― Четырнадцать. С половиной, ― лгу я.

― Ты слишком высокая для четырнадцатилетней.

― Я такая высокая с одиннадцати лет. ― Улыбаюсь я. ― Мой лучший друг называет меня Жердью, ― говорю, вспоминая о Кае и нашей первой встрече.

― Когда ты поедешь в Лагерь Монарха?

― Зимой. ― Я закрываю глаза, надеясь завершить разговор, прежде чем мне придется вспоминать всю ложь, которую наговорила, чтобы не запутаться. Нельзя, чтобы меня раскусили. Одним нажатием кнопки Харриган может заявить обо мне.

― Лучшее лето в моей жизни. ― Она начинает вспоминать и трещать о своем предписанном партнере, пока я то засыпаю, то просыпаюсь.

Следующие два дня путешествую по ночам, а сплю днем. Я придерживаюсь проселочных дорог и чередую пешие прогулки и автостоп. В различных закусочных, которые натыканы по главной дороге, легко знакомлюсь с дальнобойщиками, которые везут продукты в столицу ― я плачу небольшую пассажирскую плату и провожу пару часов в машине перед тем, как двинуться дальше пешком. Я очень осторожна и не еду с одним водителем долго, чтобы они не сообщили о несовершеннолетнем пассажире. Если пассажир едет не больше двух часов, то это считается скорее одолжением, чем работой. И мне нужно стараться пересаживаться как можно чаще, потому что большая часть пути лежит через пустыню, которую невозможно пересечь днем. Когда высаживаюсь с грузовика, то немного возвращаюсь назад, чтобы скрыть свои следы и найти новую машину.

Когда всходит солнце, я ищу тень: заброшенный сарай или толстые ветки отдаленных деревьев, сворачиваюсь клубком и сплю. Хоть я и использую слово «сон», мое забытье совсем не является расслабляющим. С каждым разом кошмары становятся хуже. Каждый раз они начинаются одинаково: я следую за женщиной по коридору. Но пытки становятся в разы ужаснее. Иногда я подвешена вниз головой, иногда меня душат почти до смерти. И как раз в момент самого сильного страха я теряю сознание, как будто что-то доводит меня до пограничного состояния боли, а потом питается моим страхом.

Саббатикал-Сити — это сердце Америки. Он располагается в центре пустыни, в месте, которое когда-то называлось Лас-Вегасом. Я была здесь однажды в детстве с родителями, поэтому почти ничего не помню. Но я видела множество фотографий, и Кеннон, брат Рейн, присылал голограммы с видами города со своего медового месяца. Это самое популярное место для отпуска в Америке. Большинство людей проводят медовый месяц в Саббатикал-Сити, потому что здесь очень много интересных мест. Это центр культурных традиций и истории минувших дней.

Последний грузовик, двенадцетиколесное транспортное средство, перевозящее технологические чипы прямо из шахт в Аргайл-Сити, и управляемое Трудовым по имени МакГи, высаживает меня в центре города. МакГи является человеком с дедушкиным характером, потому что прежде, чем оставить меня на главной улице, дает мне советы, где можно поесть и куда можно сходить в городе. Он также напоминает мне быть особенно внимательной, потому что в городе много воров. Молодые хулиганы, так он их зовет. Я обещаю смотреть в оба и машу ему на прощание, когда он направляет машину к Дворцу, где выгрузит компоненты Третьего для личных ученых Собека.

Оставшись в одиночестве, сразу же сталкиваюсь с суматохой большого города. Я ошеломлена даже тогда, когда просто смотрю наверх. Так как моя Океанская Община, в основном широкая и плоская, где океан и небо простираются непрерывно на мили, это место можно назвать городом в облаках. На каждом клочке земли стоят здания, летают геликоптеры и переходы в воздухе соединяют разные сооружения. Граждане в Саббатикал-Сити живут в очень высоких строениях, ранее называвшиеся казино. Более половины населения Америки живут в столице. Это место было одно из немногих, которое не затронула Великая Технологическая Война, потому что оно находится далеко от океана и заполнено такими высокими зданиями, что вся область не пострадала от потопа. Можно сказать, что оно в стиле ретро по сравнению с остальной Америкой. Старая школа. Из другого времени. Однако Глобальное Управление застроило его еще больше, сделав на крышах домов посадочные и взлетные площадки для геликоптеров Заступников.

Я рада, что одета в лайкровый комбинезон миссис Амесс. Странным образом он является довольно модным здесь, и я не выделяюсь из сотни людей, спешащих по своим делам. Я подходяще невидима. Конечно, я одна из немногих, одетая в синее в этом районе, но никто не смотрит на меня подозрительно. Они, вероятно, думают, что я турист на отдыхе. Большинство людей, живущих в Саббатикал-Сити, принадлежат остальным шести общинам, особенно много людей из Общины Возобновляемой Энергии и Учебной. Замечаю больше красного и желтого, чем остальных цветов. Хотя встречается и достаточное количество зеленого, коричневого и фиолетового. И Заступники.

Заступники есть всегда.

И все же я решаю переодеться, боясь, что они могут меня искать. Несмотря на то, что в этом городе легко затеряться, высокая рыжеволосая девушка в синем выделяется из толпы. Я проверяю свои денежные чипы: у меня достаточно денег на неделю, что, надеюсь, будет достаточно, чтобы найти то, что я ищу. Надеюсь.

Вдоль дороги так много сувенирных магазинов, что я не знаю, в какой войти. И пока их изучаю, то замечаю маленькую светловолосую девочку через дорогу. Она улыбается мне, и я улыбаюсь ей в ответ. Ее длинные волосы заплетены в две косы, и она выглядит не старше восьми лет. Мне интересно: вдруг она потерялась, потому что несовершеннолетние ходят с родителями. Но рядом с ней нет взрослых. Она также одета в синий, одна из немногих граждан Океанской Общины среди заполненных улиц. Она прислоняется к витрине магазина и выглядит невероятно самоуверенной. Перехожу улицу, странным образом меня тянет к этой девочке. Как только она видит меня, то бросается в магазин. Очевидно, что ее родители научили ее не разговаривать с незнакомыми. Я следую за ней в магазин. Это огромный магазин одежды, и я осматриваю многочисленные ряды в поисках девочки с косичками.

― Извините, вы не видели девочку, которая недавно вошла сюда? ― спрашиваю я у скучающего служащего.

― Я вижу сотни девочек, входящих сюда, ― отвечает она, не отрывая взгляда от планшета.

В последний раз я оглядываю помещение, но девочку нигде не видно. Вероятно, она вышла через заднюю дверь. Я пожимаю плечами. Если ей нужна была моя помощь, то она бы осталась и обратилась бы ко мне. Кроме того, как разговор с ребенком поможет мне найти Лабиринт? Перевожу взгляд на разнообразие одежды — ряды одежды всех семи цветов. Думаю, какой цвет сделает меня незаметной, и понимаю, что не знаю ничего о новой себе.

Спрятавшись за высокими стеллажами, изучаю все фейковые чипы, которые отец сделал для меня. Кензи — член Океанской Общины. Киара — из Трудовых, а Келли — Заступник. Откуда папа мог знать, что я буду Заступником? У меня так много вопросов, и я бы хотела поговорить с ним. Прогоняю прочь чувство жалости к себе, вставляю чип Келли в часы и намеренно иду в конец магазина.

Не обращаю внимания на подозрительный взгляд продавца, когда подхожу к черной одежде. Здесь огромнейший выбор, но большая часть абсолютно непрактична, вроде блестящих мини-платьев и туфель на высоких каблуках. Я нахожу черные джинсы, черные грубые ботинки, несколько футболок, нижнее белье и черную кожаную куртку с мягким капюшоном. Подхожу с этими вещами к прилавку.

― Разве тебе не надо это примерить? ― с усмешкой спрашивает она. Служащая одета в тускло фиолетовый — член Трудовых. Очевидно, что у нее отвращение к Заступникам.

― Я знаю свой размер, спасибо. ― Я вежливо улыбаюсь. ― У вас есть место, где я бы смогла переодеться?

― Сначала ты должна купить их. Могу я увидеть подтверждение личности, пожалуйста?

― Конечно. ― Я нажимаю на голограмму Келли, проецируя мое изображение и общину на стойку. И все же женщина сомневается. Наверное, она чувствует мое беспокойство.

― Мне нужно увидеть вторую форму, устанавливающую личность.

― Но это все, что у меня есть, ― я паникую. Если она заявит обо мне, то я не смогу помочь папе. Его поимка будет напрасна.

― Подождите, ― говорю, прежде чем она успевает нажать на кнопку безопасности. ― Я могу показать свою татуировку. Я только что вернулась из Лагеря Монарха. Поэтому я немного не в своей тарелке, ― добавляю я с неуместным смешком и расстегиваю комбинезон, показываю свежую татуировку.

― Хорошо. Это подходит. ― Она улыбается. ― Не хотела расспрашивать тебя, но в наши дни нужно быть осторожными. Особенно, когда слишком много людей притворяются Заступниками.

― Зачем они это делают? — спрашиваю я.

― Кто знает. Здесь целая банда воришек из магазинов. Орудуют на улице уже несколько месяцев. Думаю, они считают, что Заступники вызывают меньше подозрений. В любом случае, нам сказали удвоить и даже утроить проверку любого, кто войдет. Особенно людей, называющих себя Заступниками. Но твоя татуировка — твердое доказательство. Большинство воров убегают, когда их просят показать второе удостоверение личности. Ты можешь переодеться в примерочной. Это в конце зала.

Беру свою новую одежду и в большой примерочной переодеваюсь. Кручусь перед зеркалом, любуясь собой. Бледная рыжеволосая девушка одета с ног до головы в черное. Я пытаюсь подавить смешок. Выгляжу круто.

Я выгляжу как Заступник.

***

СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ Каликс и Сараю сидели на стульях там, что оказалось комнатой ожидания. Они оба были одеты в черные туники. Каликс не помнил, как он здесь оказался, а Сараю разбудили посреди ночи и привели сюда. Она была напугана.

― Каликс, что происходит? ― спросила она.

― Я не знаю, ― солгал Каликс. Он уже знал, что его отец приготовил для них. Этот больной придурок собирался подвергать его и Сараю, двух тинэйджеров, пыткам, которые проводил над детьми.

― Просто выпей воды. Когда они скажут тебе выпить воды, выпей эту воду. Это поможет тебе забыть.

В этот момент Заступник кивнул им, чтобы они следовали за ним по длинному коридору. Каликс сжал руку Сараю, пытаясь успокоить ее, но, на самом деле, он пытался успокоить себя. Когда он покинет это место и вернется в Сизарс, то попытается исчезнуть. Он устал выполнять приказы отца. Он устал быть его марионеткой.

Пара дошла до конца коридора и вошла в пещеристую комнату, заполненную бабочками. Появилась Клаудия Дюрант и протянула Сараю стакан воды.

Каликс прошептал:

― Выпей ее одним глотком.

Он посмотрел в ее испуганные глаза, когда она поднесла трясущимися руками стакан ко рту и выпила наркотическую смесь. Сразу же ее глаза остекленели, как будто она была в трансе.

― Где мой напиток? ― потребовал Каликс.

― Ваш отец подумал, что будет полезнее, если вы останетесь с чистым разумом, ― жестко ответила Клаудия Дюрант.

Их с Сараю начали связывать веревкой вместе. Ему едва удалось повернуть голову в сторону двухстороннего зеркала, представляя торжество на лице отца по ту сторону от него.

За секунду до того, как его подняли в воздух, Каликс еще раз посмотрел в сторону отца и прошептал три слова:

― Я тебя убью.

ГЛАВА 14

Я в отчаянии

У меня остался последний денежный чип, а я так и не нашла Лабиринт.

Я нахожусь в Саббатикал-Сити уже неделю и не стала ближе к тому, чтобы найти его/ее/это. Я ужасно расстроена, потому что потратила все денежные чипы на еду, одежду и жилье и теперь на мели. Каждый день брожу по улицам, ошеломленная шумом и безумной энергией. Я едва слышу свои собственные мысли. Продолжаю смотреть и смотреть, и смотреть — пытаясь найти то, что я не знаю, как найти.

Смотрю на свой последний денежный чип, крутя его в руках, и чувствую практически облегчение. Я все провалила. Подвела себя и отца. Я не могла так поступить. Все говорили мне слушать чувства, но они пропали, как только я попала в этот громкий безумный город. Они отступили, и теперь я сама отступаю. Что бы ни должно было произойти — не произошло.

Сажусь на открытой веранде в модном кафе и заказываю большой стейк. Я могу насладиться последним приемом пищи перед тем, как останусь без гроша. Осознание, что все мое путешествие ни к чему не привело, позволяет мне расслабиться в первый раз в Саббатикал-Сити. Я больше не оборачиваюсь, чтобы проверить, не следят ли за мной, а глубоко вдыхаю и сажусь. Расслабляюсь. Дышу. Осматриваюсь. Ресторан заполнен. Консьерж в отеле при казино сказал, что здесь подают самые вкусные блюда во всем Саббатикал-Сити, поэтому решаю побаловать себя. Во всяком случае, мне больше нечего терять. Официант приносит мне вырезку, и я смакую каждый кусочек, разрываясь между смехом и слезами из-за своего затруднительного положения. Вся ситуация комична — моя смелая попытка помочь папе, в то время когда я даже не знала с чего начать. И теперь полный провал: я точно знаю, что должно произойти. Я доем свое изысканное блюдо, поймаю попутку прямо до Океанской Общины и не буду беспокоиться, что мои передвижения будут записаны, затем пойду к Аннике и буду схвачена Заступниками. Конец. Я сделаю все, что они скажут мне делать, и, надеюсь, что я увижусь с отцом.

Кого я обманывала? Всех, кто думал, что я особенная, включая Инелию? Мой папа также верил в меня, поэтому посвятил меня в свои бесценные секреты. Ничего хорошего из этого не вышло. Думаю, что они увидели меня неправильно. Я не являюсь тем, кто мог бы спасти мир — я едва могу выжить в нем сама по себе в течение недели. Хочу вернуться в Океанскую Общину и признать поражение.

Я просто хочу сдаться.

Задыхаюсь от ненавистной жалости к себе. Я не пытаюсь сражаться с ней, а расслабляюсь еще больше. Я отпускаю все. Решившись сдаться на волю своей несчастной судьбы, пытаюсь насладиться последними мгновениями свободы и наблюдаю за остальными посетителями, в основном членами Возобновляемой Энергии и Учебной Общин, которые поглощены разговорами и не замечают мира вокруг. Все выглядят такими счастливыми, умиротворенными, несведующими. Как будто спокойствие накрыло всех вокруг, кроме меня. Я невидима — а это то, чего я всегда хотела, однако в последнее время я думала, что предназначена для чего-то большего. Но никто не замечает меня. Я окружена столами, за которыми все погружены в собственные истории. Рядом со мной родители обедают со своими маленькими детьми и режут им мясо на маленькие кусочки. Возобновляемые оживленно жестикулируют, обсуждая новую теорию тепловой энергии. Я замечаю, что грустно улыбаюсь, задаваясь вопросом, каково это действительно быть частью чего-то? Быть заметной.

Внезапно чувствую мурашки на шее. Тут есть еще кто-то, кто рушит праздник нормальности. Я медленно поворачиваю голову и вижу нарушителя. Это та девочка, которую я заметила в первый день. Теперь она одета в черное и рядом с ней долговязый мальчик постарше. Продолжая есть, я наблюдаю, как они крадутся по периметру ресторана. Любому другому они покажутся увлеченными в собственный разговор, но я вижу, что они прячутся. Это может быть совпадением, что в последний раз, когда я ее видела, она была одета в синие одежды, а теперь в черные?

Она скрывается, как и я?

Наблюдаю, как они легким шагом подходят к столику с краю, за которым сидят туристы с разложенными картограммами и путевыми заметками. Я заметила этот столик сразу же, как вошла, потому что они вели себя довольно громко, и корпулентный мужчина выделывался перед своей невзрачной собеседницей, заказывая почти все блюда из меню. Они были настолько шумными, что несколько посетителей за соседними столиками пересели подальше. Продолжаю следить за развивающимся сценарием: мальчик заговаривает с туристами, улыбаясь и, очевидно, прося что-то. Мужчина пытается оттолкнуть его, но жена останавливает его и вынуждает выслушать мальчика. Пока это все происходит, маленькая девочка со светлыми волосами ловко хватает сумочку женщины со спинки стула.

Через секунду они исчезают.

И я следую за ними.

Погоня длится больше мили.

Я благодарна Инелии за физическую подготовку, потому что я все еще в отличной форме. И не важно, насколько быстро маленькие воришки бегут, им не удается оторваться от меня. Я даже не понимаю, почему преследую их, но знаю, что так нужно. У меня предчувствие. В тот момент, когда я впервые увидела эту маленькую девочку со светлыми волосами, мои голоса вернулись ко мне, говоря мне обратить на нее внимание. Даже до того, как они украли сумочку, я доела стейк, положила денежный чип на стол и поднялась со стула.

Когда пара проскальзывает в плотный пешеходный поток, я все равно следую за ними, держась на расстоянии в паре футов. Почувствовав меня, они сразу же прибавили скорость и начали метаться, то заходя, то выходя из Башен Казино. С легкостью успеваю за ними, проскальзывая мимо людей и не спуская с них глаз. После нескольких попыток оторваться от меня, они замедляются и ведут меня прямиком ко Дворцу. Прямиком к имению Собека.

Однако вместо того, чтобы перейти дорогу и зайти во дворец, дети присоединяются к группе туристов, глазеющих на огромный фонтан, который будто танцует на большом искусственном озере. Заиграет музыка, и фонтан взмывает вверх различными узорами. Многие туристы записывают видео и голограммы с помощью идентификационных часов. Они не обращают внимания на пару детей с украденной сумочкой, которая направляется прямиком к фонтану… и исчезает.

Это невозможно.

Вижу, как первым исчезает мальчик. Затем девочка смотрит по сторонам, замечает меня, подмигивает и исчезает вслед за своим соратником. Я подбегаю к тому месту, и действительно, их нет. Они исчезли у меня на глазах. Я оглядываюсь, но здесь только пышный фонтан, извергающий воду в воздух под звуки старомодной песни, которая была популярна задолго до войны. Куда они делись? Взрослая пара нарушает мое сосредоточение и просит снять их. Я неохотно соглашаюсь и фотографирую их перед фонтаном, именно там, где пропали дети. Фокусирую технокамеру и слева от пары замечаю маленькое углубление в граните. Я быстро делаю фотографию, возвращаю камеру и подхожу к этому неприметному месту. Наклоняюсь, осматривая гранит, и понимаю, что туман от фонтана медленно окутывает меня. Я уже готова сдаться, как вдруг слышу знакомый голос за спиной:

― Мне было интересно, когда ты наконец объявишься, Жердь.

***

КАЛИКС НЕ ЗНАЛ, ЧТО ХУЖЕ: когда тебя душат или топят.

Он мог выдержать быть подвешенным вниз головой, но остальные методы были куда более болезненными. То, что ему не нравилось даже больше его собственного наказания — это пытка, которой Собек и Заступники подвергли Сараю. С каждым следующим уроком Собека она становилась слабее и более сломленной. Она прижималась к Каликсу, держась за него изо всех сил, даже когда они не были связаны. Во время многих из этих подходов она теряла сознание, и он не мог избавиться от впечатления, которое производил страх в ее глазах.

Он также не мог понять, почему она становилась слабее, а он сильнее.

Каликса бесило это чувство, будто он высасывал силы из страха Сараю. Он пытался проигнорировать эту новую первобытную потребность и просто поддаться пытке, но не мог. И, видя дрожь, трепет и вздрагивания своего предписанного партнера, чувствовал себя все живее. Как будто вдыхал ее сущность. Он чувствовал ее запах. И это был не обычный аромат Гардении и апельсинов, который исходил от Сараю, это было что-то другое. Невидимое статическое электричество будто заряжало его. Он каким-то образом высасывал невидимую силу из нее и использовал для своей подзарядки. Он пытался остановиться.

Но безостановочная болтовня Собека лишь все ухудшила. Очень сильно.

Пока Каликса и Сараю подвешивали, душили и топили, Собек стоял рядом и рассказывал о происходящем.

― Я создал насилие, чтобы заставить вас отсоединиться от реальности, ― прошептал Собек ему в ухо. ― Смотри, Сараю уже отсоединилась. Это естественная реакция, когда люди сталкиваются с невыносимой болью. Люди реагируют двумя способами на пытки. Так мы и выясняем, еще в раннем возрасте, кто является Заступниками. Поэтому у тебя два варианта: ты можешь отсоединиться или ты можешь питаться. Что ты выберешь, сын?

Каликс пытался игнорировать отца, но чувствуя себя сильнее, он точно знал, по какому пути пойдет.

ГЛАВА 15

Я в восторге

Я не осознавала, насколько сильно скучала по Каю, пока он не взял меня за руку и не потянул к себе. Но у нас нет времени на проявление радости, он осматривает место, убеждаясь, что никто не смотрит на нас, и только потом тянет меня за собой к специальному месту сбоку от фонтана.

― Куда мы идем? ― спрашиваю я, не отпуская его руку.

― Я объясню тебе все, как только мы доберемся до места.

― До какого места? ― настаиваю, но он уже исчез. Я вглядываюсь, и понимаю, что он проскользнул сзади того, что оказалось голограммой работающего фонтана. Следую за ними через мираж. Теперь мы видим толпящихся туристов, но они не видят нас.

― Это восхитительно. Сколько человек об этом знают?

― Лишь несколько. Почти все, кто там внизу есть, были одурманены перед тем, как попали туда, поэтому они не знают точного места.

― Там внизу? Где внизу? ― спрашиваю, пока Кай медленно идет вдоль фонтана до изрезанного камня и толкает его. Он отодвигается в сторону, открывая нам проход в широкий туннель. Я осматриваюсь. На грязные стены капают горящие свечи. С другой стороны, в этом нет ничего примечательного. Мы могли б быть где угодно в мире.

Кай говорит, ведя меня дальше по туннелю:

― Подземелье. Тадж построила его до Великой Технологической Войны. Она точно знала, что планировал Собек. Она гений.

― Она, хах? ― Мои слова смешаны с ревностью. ― Вы с этой Тадж… близки?

― Настолько близки, насколько она близка с каждым, ― отвечает Кай, ведя меня по сложной сети тоннеля. Понятия не имею, куда мы идем, но точно знаю, что спускаемся вниз. ― К счастью, один из её агентов перехватил меня по возвращению домой из лагеря. Я выбрал моторглайд, потому что жил всего в часе езды. Помню, как с двух сторон меня зажали мотоциклы, чтобы я свернул с дороги. Это была группа захвата Тадж. Они освободили меня как раз уже перед домом. ― Кай останавливается перед большой металлической дверью с часами, идущими против часовой стрелки. Он нажимает кнопку, и стрелки останавливаются, меняя свое направление.

Дверь открывается, и Кай сопровождает меня внутрь лифта.

― Идем вниз.

― Подожди. Почему они перехватили именно тебя? ― Я не успеваю за историей Кая, к тому же голова закружилась, пока мы шли по всем этим лабиринтам к странному подобию лифта. Мы неожиданно начинаем падать вниз, поэтому я держусь за Кая, чтобы не упасть. За всем жужжанием и щелканьем лифта сложно его слушать, и меня начинает тошнить.

― Потому что Подземелье находит тебя до того, как ты находишь Подземелье. Люди Тадж увидели во мне революционера и завербовали прежде, чем я смог стать одним из Заступников Собека. Одним из его шпионского отряда. Лучшим из лучших. Командиром Заступников. Так поступает Собек с Аномалиями. Он тренирует нас против наших собственных общин, семей, друзей. И все началось в Лагере Монарха. Нас начали готовить к шпионажу для Собека и ничему больше. Разве это была бы жизнь? ― Кай останавливается и смотрит на меня. ― Я не могу тебе передать, как сильно о тебе беспокоился. Но Тадж сказала, что тебе ничего не угрожает.

― Эта Тадж и правда знает много обо мне.

― Ты удивишься. ― Улыбается Кай и быстро меня обнимает. — Я очень скучал по тебе, Кива.

― Правда? ― я переспрашиваю, смущаясь. Во мне продолжают рождаться все новые и новые эмоции.

― Абсолютная правда. ― Его ответ скорее вежливый, чем эмоциональный.

Когда лифт останавливается, и открываются механические двери, Кай протягивает мне руку и ведет на первый этаж огромного Подземного Города. — Добро пожаловать в децентрализованную глобальную сеть. Добро пожаловать в наше самообеспечивающееся сообщество.

Добро пожаловать в Лабиринт.

***

КАЛИКС ТЕРПЕЛ ПЫТКИ СВОЕГО ОТЦА всю неделю.

Собеку же его методика не казалась такой ужасной. Для него это был просто способ обучить сына. Чтобы он знал изнутри, как можно манипулировать населением.

С каждой ночью программа становилась только хуже. Она длилась дольше. Во время издевательств Каликс думал трех вещах:

Остаться в живых.

Защитить Сараю.

Убить отца.

Единственной проблемой были сотни бабочек, которые летали вокруг него и отвлекали.

― Бабочки начинают свою жизнь в качестве червяков, ― сказал Собек, стоя около подвешенного в воздухе сына. Для него принципиально было стоять в пределах слышимости во время тренировок, потому что он знал, что так Каликс вряд ли игнорирует его. ― После периода кокона, который ты сейчас проходишь, они перерождаются в красивых бабочек.

Каликс хотел, чтобы его отец замолчал. Он видел, как энергия покидала Сараю, и она все глубже и глубже уходила в себя. Ее подсознание медленно выпускало жизненную силу. Высвобождение энергии было необходимо, чтобы поддерживать ее в живых. Он лишь не мог понять, почему он становился сильнее в то время как она слабела.

― Я назвал лагерь Монарха в честь бабочки, потому что это одно из немногих созданий, способных передавать свои знания через генетику своим потомкам. — Собек вытянул руку, и полдюжины разноцветных бабочек сели на нее. ― Однажды лагерь больше не понадобится, потому что такое состояние крепко укоренится в психике людей через достаточное количество поколений. И они будут сразу рождаться податливыми и послушными.

― Оставайся сильной, Сараю, ― прошептал Каликс, пытаясь игнорировать урок отца.

― У нее сейчас кружится голова. Будто она летает. Как бабочка. Не беспокойся, она не вспомнит ничего. Она отделилась от реальности и ушла в выдуманный мир в своей голове, где выстроит барьер в качестве амнезии, чтобы защитить себя. Они все так делают. Кроме нескольких человек вроде тебя, сын.

Каликс заглянул в глаза Сараю, но не увидел в них ничего. Она и правда ушла глубоко в себя, скрываясь от боли. Каликсу хотелось наорать на отца, вырваться и ударить его, но руки были крепко прижаты к телу.

― Ты не сможешь ей помочь, сын. Она создала себе альтернативную личность. Теперь она станет послушным гражданином, которому не следует… ― Собек поправил себя, — кто не будет нарушать правила.

― Почему ты так с ней поступаешь? Я ведь люблю ее, ― прокричал Каликс.

― Ты любишь свои представления о ней. Она лишь расходный материал. Вокруг полно таких Сараю. Красивее, умнее, лучше подготовленных, чтобы стать твоей Королевой. — Собек улыбнулся. ― Твоя тренировка почти окончена, сын.

Он уже уходил, когда Каликс спросил его о том, что он хотел услышать:

― Как мне удается терпеть все эти пытки?

― Потому что ты, сын мой, не человек.