Аниото. Проклятие луны (СИ)

Чтобы хоть немного отвлечься решила залезть в соцсети и выложить пару фоток. Сама я фотографироваться не очень люблю. Но вот бабушкины дельфиниум и люпины это просто нечто! Грех не показать миру фиолетово-синее море цветов, колыхающихся на летнем ветру. В галерее наткнулась на снимки со дна той злополучной ямы. Все знаки располагались по закрученной спирали, которая потом расходилась лучами по краю. Фото получились не четкие, но вот один знак, из центра выделялся, он был крупнее, с бурым отливом. И его уже знала, хотя, может, мне просто показалось… Я же столько часов вглядывалась в руны из сна. Что они мне теперь везде мерещатся… Фото же не высокого качества. Гипнотическим взглядом вглядывалась в картинку, пытаясь напором мысли раскрыть секреты «Оберега Мары». И именно в этот момент позвонила Тина:

— Ты идешь? Идешь? Ну, идешь же? Ну? — столько повторений позвучало в убыстренном темпе, что я не сразу поняла смысл вылетающих из трубки вопросов.

— Вроде… — замялась, но, чтобы прервать поток начавшихся с цоканья недовольств, быстро добавила: — да. Да!

— Отлично! Заеду в 12. Повезет Миша. Набрала вкусняшек. Так что не надевай штаны с тугим поясом, а то сама понимаешь… Пиво и жареные сосиски, — Тина как будто прочитала мои мысли по поводу полезности перечисленного.

— А то я без тебя не знала, — фыркнула в ответ.

— Предупрежден — значит вооружен. Пока! — подруга быстро отключилась, не дождавшись моего ответа. Видимо, сама она позвонила мне на середине сборов.

В зале тишина нарушалась лишь мерным тиканьем часов и лаем соседской собаки за окном. Бабушка занималась огородом. Печка одиноко остывала в кухне. Я, Слава Богу, уговорила бабушку не наготавливаться сегодня, как в последний раз. Легкий завтрак из яичницы с сыром уже переварился, но есть, хоть и хотелось на физическом уровне, эмоционально кусок в горло не лез, прямо до тошноты. Решила пойти на компромисс с бастующим желудком: зашла на кухню, взяла шахматное печенье из вазочки, вернулась в зал, села на диван и приняла выжидательную позу. Рюкзак с личным набором выживания в лесу уже с 8 утра нес свой пост в прихожей. А оделась я еще после уборки. Правда черная олимпийка висела на вешалке, готовая в любую секунду сорваться с нее.

11.2

Тик-так… Тик-так. Один удар старых часов возвестил о том, что прошло полчаса. По началу, я каждый раз вздрагивала от гулкого боя пыльной коробки, даже ночью долго не могла заснуть, считая удары: десять, один, одиннадцать, один, двенадцать… Но прожив месяц, обращала уже на них не больше внимания, чем на соседского двортерьера. Но сегодня нервные волокна были натянуты, словно поджидая опасность за каждым углом. Даже чтение не помогало отвлечься. К одиннадцати я уже не выдержала и вышла во двор, прихватив бездельничающий рюкзак и вторую часть спортивного костюма. И не зря: погода на улице стояла чудесная: воздушные облака, будто из рекламы популярного творожного йогурта, прикрывали палящее солонце, а легкий ветер, шевеливший васильки и тигровые лилии, обдувал напитавшуюся жарой кожу, даря приятную прохладу.

Вделала наушники, выбрала плейлист с исключительно зарубежной музыкой, чтобы слова песни не ковырялись в душе, выкапывая, набившие оскомину страхи. Сегодня и так день не из легких. Села на качели, железный угол которых, облюбовал большой паук. Легонько раскачалась носками кроссовок, бросая на соседа короткие взгляды. Сбить или оставить? Пауков, червяков, ос и прочую живность я не боюсь, единственное: вряд ли смогу раздавить голой рукой или ногой таракана, слишком противно. Но, а вдруг это черная вдова или кто похуже… Рациональная осторожность все-таки присутствовала — в одной квартире с клопами и ядовитыми пауками я жить бы не стала. Прищурилась, рассматривая черное выпуклое брюшко на наличие тревожной раскраски. Но, решив, что это мелочи, и пусть себе спокойно сидит в кропотливо сплетенном домике, включила музыку погромче, уносясь ввысь вместе с мелодией.

Hold your breath

When you close to death.

Live and fight

You know what's right.

Break his mask

Until the dusk…

[Свое дыханье задержи,

Услышав поступь смерти-госпожи.

Живи. Борись.

Ведь так надо. Держись.

Сломать его маску ты должна

Пока не пожрала его сама тьма]

Смысла я почти не уловила, кроме «живи и борись», но сам мотив: вибрирующие звуки под аккомпанемент гитары, синтезатора и тарелок барабана, плавно перетекающие и бурлящие подобно воде, будоражили что-то внутри, невольно призывая к действию. Сделать, попытаться, пересилить страхи. Я хотела зарядку уверенности — я ее получила. Как вовремя: к калитке подъехала белая машина, Prius, кажется. Помню, Миша хвастался, что ему отец отдал старый… то ли приус, то ли солярис. Из нее вышла Тина, с забавными косичками — от вчерашней роковой красотки и следа не осталось. Хотя и образ шестиклашки ее тоже шел. Выключила проигрыватель, предварительно убрав песню в избранное, остановила качели и пошла встречать подругу, чья изящная ручка уже открывала потайную задвижку.

— Ника, ты уже собралась! — не сдерживая радости, захлопала в ладоши Решетова. — А я думала, придется тебе из кровати тягачом доставать.

Я лишь улыбнулась, поджав губы. Решимости у меня прибавилось, а вот желания — нет.

— Не хочешь? — лицо подруги потускнело. Что меня выдало: медленный шаг или выражение лица?

— Надеюсь, Влада ты не пригласила… — попыталась списать свой настрой на недовольство прошлой выходкой Тины.

— Нет. А надо было? — та в ответ озорно подмигнула, на что я вместо ответа закатила глаза и проследовала за ней к машине. На солнышке сиял красный гибридный автомобиль с вмятиной на переднем бампере возле номера. Папа подобной машиной мне и маме все уши прожужжал, только месяц с покупки нового прадика прошло, а он уже заладил: «Надо было покупать приус, приус лучше, воткнул в сеть и усе». На что мама ответила решительное «нет».

Уселась на заднее скрипучее кожаное сиденье, позволив Тине занять переднее, чей чехол напоминал шкуру убитой пастушьей собаки. В такую жару надевать на сидение ворсистый чехол? Ветер, конечно, сбавлял градус, но не настолько, да и металлический корпус машины накаливался на солнце. Если его Миша выбирал — то явно перестарался.

Пристегнулась, прижав к себе свой красно-черный спортивный рюкзак.

Миша, наблюдавший за мной в зеркало заднего вида, хмыкнул:

— Там лежит что-то ценное?

— Миллион долларов, — озвучила первое, что пришло в голову.

Парень удивленно вскинул брови и округлил глаза, потом подозрительно прищурился. Опять тон моего голоса сыграл против меня.

Тина же прыснула — впрочем, это, как всегда.

— Она пошутила, — добавила подруга.

— А? Да? — Миша натянуто рассмеялся. — А я сперва решил, что она наш Сэйвбанк ограбила.

— Ага. Вместе со мной. Хочешь в долю…?

Волна неловкости прокатилась по сердечным жилам — и не из-за того, что Кириллов не понял мою шутку и посчитал меня за клептоманку. Смотря, как они мило воркуют, а именно так выглядел их дежурный обмен новостями прошедшего утра, я ощутила себя гвоздем в ботинке. Нет, я не завидовала, по крайней мере, не той завистью, от которой девчонки рвут друг другу волосы на голове. Просто, мне не хотелось лишним, неловко брошенным словом разрушить витающую в воздухе эйфорию зарождающейся взаимной любви. К примеру, если я скажу, что с утра одна из куриц нагадила в форме сердца — а это единственное, что произошло примечательного за это утро — я словно молотком пройдусь по хрупкому фарфору. Поэтому я просто уставилась в окно и заткнула слуховые проходы наушниками — так Тина не будет отвлекаться на меня, решив, что я не расположена к общению или всего лишь хочу насладиться тем, как плавно сменяется местный пейзаж под музыку. Но тут, она скорее подумает на первое. Последнее, что я захочу — любоваться деревьями. В салоне машины пахло легким жасмином. От его запаха, музыки и покачивания салона меня начало клонить в сон…

Запахи леса никогда так не успокаивали меня. Свежий аромат ландышей смешивался с медовым запахом пыльцы, опавших листьев и щекочущего ноздри заиндевелого дерева. Осторожно приоткрыла глаза. И не удержалась от восторженного выдоха. Я находилась в центре леса, который будто бы живя собственной жизнью, разделился на четыре зоны, в каждой из которой был свой климат. Опушка, на которой сидела я, была усыпана белыми пострелышами-ландышами. Дальше начинался пролесок, который гудел от возни животных и пестрил цветами. Вдалеке на востоке прокрытые инеем и снегом сосны белели на фоне скованной льдом реки. Справа от меня открывался вид на холм, огненно-красные деревья тихо роняли свои листья. А в центре этого необъятного и сказочного пространства рос исполинский дуб, будто бы с картинки из учебника начальной школы по Окружающему миру. Его крона будто бы была разделена невидимыми линиями на четыре части. Нижняя левая часть цвела и набухала почками, правая — роняла пожелтевшие листья. Листья выше покрывались инеем, а потом плавно переходили в пышную зеленую копну листвы.

Это зрелище завораживало, и в то же время, дарило покой. Время будто бы остановилась, несмотря на движение жизни в этом сказочном лесу. Встала — не в силах противится порыву коснуться сезонного дерева. Белоснежное платье непривычно скользило по бедрам, а терпко-медовый запах с мятными нотками немного дурманил голову, я подошла вплотную к многовековому дубу. Его шершавая темная кора была уже в нескольких сантиметрах от меня, когда в лицо неожиданно пахнуло холодом и крупные снежинки пронеслись мимо, заставив зажмуриться. Вдруг неожиданно потемнело — луна черным оком закрыла солнце. Невольно повернула голову в сторону Вечной Зимы и увидела высокую фигуру, укутанную снежной дымкой. Напрягла глаза, силясь разглядеть силуэт. Но тут голова закружилась, а когда я сфокусировала взгляд, окружающая картинка поменялась.

Теперь я стояла на берегу, залитого лунным светом озера. Круглая сверкающая, словно посыпанная алмазной крошкой, гладь манила к себе. Я уже не удивлялась ни мирному шуршанию кронов, ни покачиванию высокой травы у самой кромки — все казалось таким родным и.… правильным. Может, это и сон. Но, это место должно быть именно таким. Не искореженной копией со ссохшимся стволом старой ивы, с заросшим пустым дном и глухой тишиной — это укромный уголок первозданной природы должен быть наполнен жизнью, назойливыми и, одновременно, успокаивающими звуками.

Подошла ближе. Мое отражение беспокойно подрагивало под порывами легкого ветра. На меня снизу вверх смотрела девушка с каштановыми волосами, вплетенными в них листьями березы и плюща, мелкими цветами разных оттенков. Провела рукой по волосам, чтобы убедиться, что это не иллюзия. Казалось, будто бы я коснулась рукой весеннего покрова лесной лужайки.

Оглянулась. Снова этот антураж. Опять этот сон. Очевидно, что я похожа на немую девушку из той легенды, но… Что же я должна делать? Что понять из этого сна? Не отпускает чувство, что что-то произойдет, если я не догадаюсь, что-то плохое…

— Ты такая красивая…

Я вздрогнула, когда я сильные мужские руки взяли в кольцо мои плечи. Узоры-ожоги, покрывающие тыльную сторону его ладони, расползались выше к предплечьям. Рябь на воде не давала разглядеть лицо мужчины. Я пыталась повернуться, но он меня остановил. Коснулся лбом моего затылка и, вздохнув, прошептал:

— Не надо. Это всего лишь сон…

— Эй! Не спали шашлык! — возмущенный мужской голос заставил меня вздрогнуть и очнуться ото сна.

Я все еще находилась на заднем сидении автомобиля, только он уже не ехал, а я была заботливо укрыта одеялом. Присела и огляделась вокруг: суета на берегу и возле старой беседки красноречиво говорила о том, что проснулась я в самый разгар приготовлений ко второму дню.

— Ника! — Тина, заметив мое растрепанное лицо, оставила контейнеры на деревянном столике и подбежала к приусу. — Проснулась!

— Ага, — рассеянно отозвалась я, все еще находясь под впечатлением от очередного живого и странного сна.

— Пойдем, — подруга потянула меня в сторону беседки, где справа от меня Коля спорил со своим одноклассником по поводу правильности приготовления шашлыков.

Подруга усадила меня на лавку, встроенную в саму беседку, и принялась дальше накрывать на стол с остальными девочками. Мне тоже досталось задание — нарезать хлеб на одинаковые треугольные ломтики. Когда приготовления завершились, начали подтягиваться парни, с дымящимся шашлыком на шампурах.

— Скучаем, девчонки? — бодро вставил Коля, в речь своего напарника, что в красках описывал то, как Аполлонов чуть не спалил мясо. Парень опустил очки и подмигнул.

На секунду сердце неприятно екнуло — показалось, что это он мне. Но, обернувшись, увидела Катю, и от души отлегло. Все расселись по местам, а спустя пару стаканов пива беседка загудела хохотом, смешным школьными рассказами. Чего стоил рассказ, как пока учитель опаздывал, бывший 11Б умудрился составить из парт двухэтажный автобус. Вот тебе и Английский язык. Я довольствовалась соком, в прочем, как и Миша. Он почти сразу потащил Решетову кататься на лодке. А мне даже свежепожаренное мясо в глотку не лезло. После кошмаров вообще аппетит частенько пропадал. А тут еще беспокойство, да и атмосфера способствовала — искусственные карьеры, наполненные водой — не давали того спокойствия, что я чувствовала в своем укромном уголке. Это не мое озеро.

Надоело сидеть, натянуто улыбаться и кивать, оглядела присутствующих, но Петю не нашла. А ведь от него я хотела узнать о Владе. Приметила Пентюхова младшего у костра с палкой с насаженной на ней сосиской.

Вооружилась шампуром и куском хлеба и двинулась к нему.

— Привет, — осторожно присела рядом, чтобы не спугнуть.

— Привет, Ника, — парень искренне мне улыбнулся.

— А ты чего один сидишь? — спросила я, стараясь засунуть нетерпение, куда поглубже. Нельзя же, в конце концов, сразу выпаливать странные вопросы.

— Не хочу пить, — парень слегка нахмурился, уставившись на огонь.

Похоже, вчерашний вечер у кого-то не удался… И как мне перейти к интересующей меня теме?

— Как баба Зина? — бросила как бы невзначай, переворачивая хлеб.

— Нормально, — Петя посмотрел на меня немного недоверчиво. Похоже, не мог взять в толк, почему я к нему подсела, — …Только вот… живет у нее какой-то фрик…

— Какой?! — не выдержав выпалила я, радуясь, что не нужно вести с Петром долгие беседы. Хотя часть меня, все-таки, испытала легкий стыд: паренек-то явно умный и интересный собеседник. А я подсела к нему лишь бы удовлетворить свое нездоровое любопытство.

— Да один городской… Навешал ей лапши, что якобы приехал в поселок, потому что у него дача здесь есть, а только потом узнал, что его отец ее уже кому-то продал. Бабушка сжалилась и пустила парня к себе. А он странный какой-то… Недели две назад, я остался у бабушки ночевать и видел, как он по огороду голый щеголял. Часов эдак в 5 утра. А потом…

Дальше в ушах тревожно зазвенело. Сложить два и два было просто. Неожиданное появление Влада, у которого в Бронзовске ни родственников, ни дачи, мои странные сны и нудистский поступок Влада, как раз в полнолуние…

— Извини, — прервала я поток возмущений Пентюхова, — Я сейчас.

Отошла от парня, который просто пожал плечами и вернулся к своему жареному перекусу.

Села у берега, нервно барабаня по экрану телефона. Нужно убедиться. Открыла календарь. Новое обновление включало в себя и фазы луны. Посмотрела, когда следующее полнолуние. Через две недели — 15 июля. В этот момент, прежде чем я решила, что делать дальше, высветилось сообщение от неизвестного:

«Привет, Ежик. Уже набралась?» — в конце стоял подмигивающий смайлик.

Влад.

Не смогла себя остановить.

«Привет, что делаешь 17-ого?» — было все равно, как он отреагирует на такой странный ответ.

«Извини. Не получится. Я уже не в поселке».

Правило 12.1. Если б знал, где упасть — матрас бы постелил…

Все стало налаживаться. До 17 июля меня временами колотило, стоило вспомнить, к каким умозаключениям я пришла полмесяца назад. Влада Файтова я больше не встречала ни в Нижнем поселке, ни в Верхнем. Хотя, за эти две недели я побывала в Верхнем Бронзовске всего пару раз, и то по инициативе Тины — ей нужно было обновить и так ломящийся от одежды гардероб. Но ее можно понять: первое официальное свидание с Мишей все-таки. Пьянка на карьерах у правого берега Биаони, закончилась поцелуями сахарной парочки (прямо в двухметровых кустах у беседки). После этого Миша и Тина сторонились друга целую неделю, потом, все же найдя в себе силы поговорить, Кириллов назначил свидание. Ей-Богу, как дети малые! Неделю бегали друг от друга, чтобы потом признать очевидное. Столько времени в пустую… Я же в это время смогла поладить с Пентюховым младшим. После того как Влад мистическим образом испарился, бабушка переключилась на бедного Петьку. Даже регулярно стала звать его с бабой Зиной в гости на чай. Парень оказался ненавязчивым и очень умным. Петр, к его чести, был очень прямолинеен, и сразу заявил, что у него нет на меня никаких видов. А вот просто иногда общаться, чтобы бабушки нас обоих не трогали — он согласен. У меня прямо от души отлегло. Не то, чтобы я была категорически против возможности найти любовь, просто считала, что начало второго курса не то время для буйства гормонов и статуса «все сложно».

Да, я, как и любая девушка, придавалась мечтам о принце на металлическом скакуне или хотя бы на горном «CUBE», но эти мысли всерьез не воспринимала. Может, я смутно догадывалась, что моя рациональность все равно убьет всю назревающую романтику в самый неподходящий момент. Для того чтобы нырнуть в омут с головой, порой надо отключить мозги. Поэтому меня крайне нервировал Файтов: в его присутствии мое здравомыслие таяло как сливочное масло на сковороде. Хотелось топать ногами и спорить до пены у рта, а руки так и чесались придушить раздражителя. В общем, теперь я душой отдыхала, ведь никто не трепал нервы. А уровень кошмарных снов заметно снизился: последнее странное, что приснилось — это ели с автоматами, штурмующие город. Но это было скорее смешно, чем страшно.

— Никуля, обедать! — бабушка позвала из кухни.

— Сейчас! — ответила, ускорившись в наборе текста на компьютере. Папа с мамой уехали на два месяца в Крым. Устроили себя затяжной отпуск, так сказать. Мама не стала менять тариф на телефоне, и теперь раз в 3–4 дня я должна писать ей на электронную почту развернутые письма, желательно с фотографиями. И к чему такие сложности? СМС-ки бы хватило… Наверное, она просто скучает.

Поменяв домашний костюм на джинсы и футболку, спустилась вниз.

Дразнящие запахи борща, перемешивались с запахом чего-то сладкого. В кухне было жарко, как в бане: я зашла в самый разгар выпечки маленьких пышных лепешек для черепашки. Тортик? Бабуля без ножа меня режет. Какие тортики в купальный сезон? Я хоть и не умею плавать, лежать под солнышком на рубероидной крыше нашей баньки я люблю. Но если честно, загар ко мне почти не пристает, не обгораю — и на том спасибо.

Привет, — из-за всей творящейся вокруг суеты и пара, висевшего в воздух, не сразу заметила Петю, сидевшего за столом с внушительной порцией свекольного супа.

— Привет, — отозвалась в ответ, садясь рядом. — Бабуль, помочь?

— Нет, — коротко отозвалась та, доставая хлебной лопаткой коржики для панциря. — Ты — кушай. И ты, Петя. Вон, какой худой…

— Да я… — Пентюхов хотел возразить, но нарвавшись на недовольный взгляд бабушки, со вздохом затолкал первую ложку с красно-розовой жижей в рот.

Наложив себе порцию из еще дымящийся кастрюли, присоединилась к парню, не забыв добавить к борщу ложку сметаны. А что? Еще даже двенадцати нет, могу себе позволить.

— Ну, что, ты прошел тот уровень в «Bloody Gladus»? — поинтересовалась я, когда на дне тарелки остался один свекольной-капустный бульон.

— Нет, — Петька отодвинул борщ, осилив чуть больше половины чашки. — Не могу зарубить центуриона 30 уровня. И с крыши пытался на него спрыгнуть, и из-за угла нож воткнуть…

Бабушка резко развернулась, едва не побледнев до полусмерти.

— Петя, внучок…!

— Бабуль, это компьютерная игра, — прервала я ее тревожный возглас и снова повернулась к парню: — Тридцатый… Я первый то не могу пройти! На меня там целый отряд кидается разом, и я сразу теряюсь. Ты шахматы принес? В этот раз я тебя точно обыграю!

— Не получится, — сверкнул зубами Пентюхов, пафосным движением поправив очки, съехавшие с тонкой переносицы. — Я занял первое место на шахматном турнире. Забыла?

— Ну да, — хмыкнула в ответ. — В пятом классе. Бабуль, мы пойдем? Точно помощь не нужна?

Допив чай и встав, бросила взгляд на раскрасневшееся лицо бабушки, но она лишь махнула рукой.

— Нет. Идите, погуляйте. Только вернитесь к тортику!

Петя встал следом за мной, прихватив висевшую на спинке стула сумку на толстом ремешке. Я вернулась к себе забрать телефон. Прихватив с собой чай в термосе, выбежала на улицу. Жара слоем легла на кожу, я вдохнула, чувствуя, как тепло волной разливается по легким. В воздухе все еще сохранялась влага после прошедшего раннем утром дождя, но ее все равно было недостаточно, чтобы продержаться несколько часов без прохладной воды. Благо я взяла с собой холодный чай с лимоном и шиповником. Правда, пришлось вернуться за кепкой, чтобы не подхватить удар на солнцепеке.

Догнала Пентюхова на первом повороте.

— Мог бы и подождать, — заметила я.

— Мог бы и не идти, — таким же тоном ответил он.

Вместо ответа беззлобно толкнула его плечом, но промолчала.

Петя из тех людей кто не любит сидеть на месте. Да и он знал, куда мы пойдем. Еще вчера договорились. Кошмары прекратились, и мысль возобновить мои дзен-тренировки стала посещать все чаще и чаще. Но одна на опушку я бы ни за что не пошла. После всех тех странностей и, что душой кривить, галлюцинаций (ну не водятся у нас пантеры и прочие дикие кошки, ну не водятся!) просто не смогла себя заставить. Поэтому предложила совместные прогулки единственному свободному и, главное, не раздражающему меня знакомому. Тина-то дни напролет бегала на свиданки с Мишей. Я не противилась — Решетова все не набралась смелости спросить у своего новоиспеченного парня, куда тот планирует поступать. Поэтому-то подруга использовала любую возможность побыть вместе со своим любимым. Кто знает, вдруг впереди их ждали отношения на расстоянии?

Все-таки не любила я жару. Через полчаса начала чувствовать, как нижнее белье неприятно прилипает к телу. Благо, что на опушке есть место, где можно укрыться от жары: тень, что отбрасывал камень, вполне подошла бы. Хотя, удобнее было устроиться на поваленном дереве в тени берез. Но, я как-то не горела желанием сидеть в такой опасной близости от леса.

Петя, будто прочитав мои мысли, кинул свою сумку рядом с камнем.

— Вот, — протянула парню старый плед, и мы вместе расстелили его на траве.

— Прямо пятизвездочный комфорт, — хмыкнул Пентюхов младший.

— Надоело пачкать брюки. Пятна от травы еле отстирываются.

12.2

Невольно улыбнулась, вспомнив, как мне было неловко в первый раз брать с собой бабушкино покрывало. Думала, что Пентюхов ошибочно решит, что это пикник-свидание. Но после того, как мои единственные светлые бриджи не отстирались и их пришлось пустить на тряпки, решила не заморачиваться подобной чушью. Да и Петю я уже успела узнать получше. Парню были не свойственна страсть к приукрашиванию и различные неуместные ужимки и кривляния. Да и уровень мужской самоуверенности у него не стремится к небесам, как у одной нахальной личности. Короче говоря, Петя не начнет придумывать себе невесть что из-за одного только пледа. Он честный парень, который и от других ждет такого же. И, как и многие, не понимающий тонких намеков. Да даже если бы я украсила клеверную опушку розовыми шарики «I love you» (что, конечно, вряд ли когда-нибудь случится) и привела его, парень обязательно уточнил бы, ему ли это все предназначено. Не повезет его будущей девушке…

— Хозяин-барин, — пожал плечами Петя, оставляя мне место под тенью.

— Спасибо, — благодарно уселась под успокаивающую прохладу, опершись спиной о шершавую поверхность.

На что он лишь передернул плечами, как бы говоря: «Не за что, это пустяки».

Без слов протянула Пентюхову уже не нужную мне кепку. Он натянул ее на свои ершистые темные волосы и начала расставлять черные фигуры на свое половине доски.

Наблюдала за его ловкими и быстрыми движениями, забыв, что должна делать то же самое. Интересно, а Влад умеет играть в шахматы? Да какая разница! И почему я о нем вспомнила…?

— Ходи, у тебя белые, — прервал Петя мои размышления.

— Ах да, — растерянно уставилась на пустые клетки на моей половине доски.

— Тц, — закатив глаза, Петя принялся расставлять мой пешечный фланг, пока я взялась за ферзя с королем и их приближенную свиту. — Ты где витаешь? Вообще не понимаю, зачем играть в шахматы здесь, когда ты на дух это место не переносишь?

— Да я просто… — начала отвечать на первый вопрос, но, когда до меня дошел смысл второго, вздрогнула, чувствуя, как меня обдало жаром, не стыда, конечно, но чего-то очень похожего. — Нет! С чего ты взял?!

Да не психуй, — равнодушно кинул парень. — Это же очевидно. Ты сразу бледнеешь, начинаешь с шумом вдыхать воздух и зрачки расширяются: явные признаки страха. Не хочешь говорить, не говори. Ходи.

Петя замолчал, выжидательно вскинув глаза. Я почувствовала прилив благодарности. Люди обычно любят копаться в чужом грязном белье. Чего стоит Файтов, с его вечной доставучестью и ехидством. Пентюхов был не таким, он бы не стал делать кошачьи глазки, лишь бы выведать секрет, который расскажет за ближайшим углом.

— У меня… гилофобия, боязнь леса… — добавила я, перепрыгнув пешкой через клетку.

— Сочувствую, — вполне искренне отозвался мой оппонент, ходя черной пешкой. — Тебе еще повезло. Люди с такой фобией не могут даже близко с деревянными предметами находиться, не говоря уже о самих деревьях.

— Да уж… — крутанула в руках коня, прежде чем сделать ход буквой «г». Он был не белого, а, скорее светлого-орехового, и, кстати, тоже из дерева, покрытый лаком с металлическим грузиком у основания с кожаной заплаткой, чтобы утяжелить фигуру (и где только Петя этот раритет откапал?). Благо, что деревянных изделий я не боюсь. И фобия у меня, если подумать, какая-то избирательная… Ладно сны… Но ведь даже у того высохшего озера, окруженного лесом со всех сторон, я не почувствовала того, что обычно чувствую в подобном месте: ни тошноты, ни головокружения, ни аритмии.

— А ты в детстве не терялась в лесу? — полюбопытствовал Петя, уходя от моего шаха и делая ход ферзем.

— Не помню… — честно призналась, — Да и родители ничего такого не рассказывали. Да и живу я в городе. К бабушке Люде приезжаю на летние каникулы, бывает на зимние…

Вопрос что-то всколыхнул во мне. Нет, не детские воспоминание. Что-то другое… Тревожное чувство прошлось по коже и засело в кончиках пальцев.

— Да нет, мне бы сказали… — обратилась скорее к себе, чем к парню. Невольно перебирая в голове причины возникновения фобии, которые вычитала сама и слышала от психолога. Одна из них — детская травма.

— А ты спроси у бабушки или у мамы, — посоветовал Петя, поправляя моего ферзя, которого я из-за напавшего озноба поставила на ребро, соединяющее белую клетку с черной.

Кивнула, не хотела, чтобы еще и дрожь в голосе выдала мой шок. И как я раньше не додумалась? Это же так очевидно! Люди, которых покусала акула, в ванной потом не могут мыться. А я? Я не помню, когда меня в первый раз напугал лес или деревянная ложка, на худой конец. Я даже в городской парк после заката ни разу не ходила, и ни за что не пойду. И раз я не помню, вполне вероятно, что со мной что-то произошло в детстве… в лесу…

Вздрогнула, когда ветер заиграл в верхушках деревьев, наполняя воздух зловещим, как мне показалось, шелестом. Сжала зубы, выдохнула через нос и уставилась на клетчатую доску. Черный король был открыт, на первом фланге со стороны Пети, стояла только ладья. Поставила шах, пожертвовав защищавшим короля слоном. Но на этот ход Пентюхов победно ухмыльнулся, шагнул королем через клетку и поставил слева от него ладью.

— И что это было? Так можно? — округлив глаза, уставилась на доску, словно там произошло чудо несколько секунд назад.

— Это рокировка, — поправив очки, пояснил Пентюхов. То ли он так издевается, то ли душки очков ему не по размеру, или же прямой нос для них как горка.

— Сейчас, подожди, — очень хотелось проверить, смухлевал призер шахматной олимпиады или нет. Достала из внешнего кармана сумки телефон, вышла в интернет.

— Ну? — нетерпеливо протянул мой противник.

— Ладно, — вздохнула, чувствуя приближающееся поражение, — так можно.

Посмотрела на свою часть доски — первый ряд был занят ладьей и конем, наряду с королем, надо было убрать коня, чтобы можно было провести такой же трюк. Пришлось дать коня съесть. Но так как это была одна из последних ценных фигур, не считая одинокой белой башенки и пару пешек, я быстро схлопотала мат, хоть и смогла один раз увести короля с линии огня с помощью рокировки.

— Один — ноль, — заключил Пентюхов, даже не думая скрыть беззлобную радость.

— Двадцать — ноль, — буркнула в ответ.

— Если считать все сыгранные партии за последние полтора месяца… — поправил он, — больше 50 выйдет…

— Да мы так часто не играли! — возмутилась я.

— Вот, — Пентюхов младший порылся в сумке и достал потрепанную книгу «Мои 60 памятных партий», — почитаешь на досуге.

Вместо ответа парень получил шлепок по плечу этой самой книгой.

— Поаккуратней! — возмутился мой сэнсэй, как любит говорить Тина, — Это книга моей мамы, первое издание!

«Ясно дело, что не папы», — хотела ляпнуть, но вовремя прикусила язык. Да и я, скорее, не злюсь на умника Петра Васильевича, а просто нервничаю по поводу приближающегося отъезда.

— То-то страницы такие желтые…

— Чтобы вернула в таком же виде, — парень нахмурился и пригрозил пальцем. Вылитый сельский библиотекарь. Надеюсь, налогом этот книжный раритет не облагается? — А где награда победителю? Надеюсь, ты взяла что-нибудь перекусить?

— Чай со льдом и печенье.

— Здорово, а то пить ужасно хочется.

Начала рыться в сумке, и наткнулась на нечто неожиданное — контейнер с треугольными бутербродами, заботливо завернутый в кухонное полотенце. И когда только бабуля успела? Почувствовав, как внутри все благодарно теплеет, выудила находку и показала ее Пете.

— И бутерброды.

Тот от радости засветился, будто полированный чайник.

— Просто отлично!

Его дома не кормят, или он просто фанат сухомятки?

Открыла контейнер. Запах жареного сыра и чеснока защекотал ноздри. Мои любимые!

Без лишних разговоров мы принялись отмечать очередной мой проигрыш. Даже шелест деревьев, играющий на струнах моего спокойствия и заставлявший вздрагивать каждый раз, не мешал мне наслаждаться маленьким импровизированным пикником.

Сегодня уже 15 августа — через день-два раздражающая жара, обычно не свойственная середине августа на Дальнем Востоке, сменится дождями с понижением температуры, а мне нужно будет возвращаться. Я любила свой город и Универ, даже по ним тосковала, но было одно обстоятельство, омрачающее радость скорой встречи. Владислав Владимирович Файтов. Надеяться, что он не сменил Университет — глупо. Остается молиться, что он, как и раньше, будет обращать на меня внимание не больше, чем на стул на ножках.

— Решил, куда будешь поступать? — поинтересовалось я, когда мы вышли на гравийную дорогу и направились в сторону Садовой улицы. Я облегченно выдохнула, когда в нос ударил запах бензина с импровизированной свалки Дрязева. Один его ангар, набитый металлоломом чего стоил! Словно кто-то наполовину вкопал в землю гигантское бетонное кольцо. Но даже среди его бесконечно лающих собак на цепях и безжизненных автомобильных тел, я чувствовала себя расслабленнее, чем среди кустов. И была благодарна Пентюхову, что мы пошли в обход.

— Нет еще, — покачал головой парень.

— Уйма вариантов? — улыбнулась я.

— Да в Гарвард зовут, а я еще думаю… — Петя произнес это таким будничным и ровным тоном, без малейшего намека на каламбур, что я споткнулась, выпучив глаза.

— Правда?

А что? Все может быть. У него же красный аттестат и золотая медаль.

Вместо ответа Пентюхов улыбнулся, поправив ремешок сумки, сползший с плеча. Очки снова съехал на нос, а в его светло-голубых глаза, напоминающих треснувший лед, заплясали искорки веселья.

А я думала, что он не может шутить…

Я уже хотела сморозить какую-нибудь глупость, вроде: «у тебя красивые глаза» или «тебе лучше без очков», как заметила, что радужка его глаз будто стала жестче, острее, и теперь больше походила на горстку разбитого стекла. Он злится…?

— Я.… — хотела уж было записать это на свой счет, но как только проследила направление его взгляда, сама посерела, как туча в сентябре.

Влад…

Стоял, прислонившись к деревянной калитке, к мой калитке. Его футболка сливалась с выкрашенным в синий цвет деревом. Темно-русые волосы трепал ветер, а губы кривила насмешливая улыбка. Если бы не впалые щеки и круги под глазами, я бы сказала, что парень никак не изменился: все такой же беспардонный наглец.

Петя остановился: поза и дислокация Файтова красноречиво говорили о том, что этот выхухоль по мою душу.

— Вижу, это к тебе. Пока, — коротко и по делу. Ожидала, что скажет, что-то язвительное, ведь очевидно, что он на дух парня не переносит. Но Петр Васильевич не сотрясает воздух по пустякам и не лезет не в свое дело. Это делает ему честь, только вот… Мне не хотелось оставаться с Файтовым один на один. Вот зачем он опять приехал? Он же должен быть в городе, разве нет?

— Пока… — бесцветно повторила я.

Смотрела вслед Пентюхову до победного. А когда его узкая спина скрылась за поворотом, кожей почувствовала пронизывающий взгляд. Повернулась. Насмешливые всполохи играли все ярче в землисто-карих глазах с каждым моим шагом.

— Кот из дома — мыши в пляс, — парень многозначительно кивнул на маячащий вдали перекресток с хиленькой березой у забора. — Привет, Ежик. Завела ухажера?

— Даже если и так, не твое дело, — тише, чем хотелось бы, произнесла я. За полтора месяца отвыкла разговаривать с этим типом. Плюс Пентюхова был в том, что он никогда не пытался задеть меня только забавы ради, в отличие от «парня с обложки».

— Да? — брови парня поползи вверх, лицо выражало искреннее удивление, а вот в глазах хитрости было на 20 лис. — Ты же сама предлагала встретиться…

— Во-первых, — скрестила руки на груди, — ты опоздал на полтора месяца. Во-вторых, я не писала «Давай встретимся». В смс было «Что делаешь?»

Тут меня не обдурить. Три раза почитала (правда, уже после того, как отправила).

— Ладно, — он, что, вдохнул? — Шутки в сторону. Мне нужна твоя помощь.

Хотела уколоть чем-то вроде: «Залечить твое раненое сердце?» или «Дать рассольчика — похмелиться?». Но стоило мне поймать за секунду сменившееся выражение лица парня, внутри что-то вздрогнуло.

Он не шутит.

Правило 13.1. Предать может даже самый дорогой человек. Что уж говорить о других…

«Приходи сегодня в одиннадцать часов к тому самому камню на опушке», — в висках все стучала и стучала последняя фраза Влада. Он не стал заходить на чай, не ответил ни на один из моих вопросов и два раза сказал «пожалуйста». Странно все это, очень странно…

В груди все немело от мерзкой неизвестности, а из кишок, будто моряк двойные узлы вязал: все эти чувства совсем отбили охоту есть. Даже любимый сметанный торт, политый шоколадной глазурью, с глазками из половинок круглой зефирки совсем не радовал. Сослалась на головную боль, и еле досидела до 9 вечера в зале, переключая каналы в безуспешной попытке отвлечься.

«Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, приходи сегодня в одиннадцать часов к тому самому камню на опушке. Прошу тебя, я буду ждать», — и снова дрогнувший в отчаянии голос прозвучал в голове.

— Бабуль, я спать, — рывком встала с дивана, когда старые часы пробили девять раз.

— Так рано? — бабушка перестала вязать и посмотрела на меня в упор.

Ну, все сейчас полетят вопросы… Плохо ела, витала где-то, пока она рассказывала последние поселковые новости: особенно подозрительно было мое «угу» на хэдлайн: «Таська окрутила Пашку и бросила. А гусар наш до 3 ночи вчера мартовским котом серенады орал под ее окном. Лейтенант Федоров его еле успокоил». И еще: на улице только темнеть начало, а я уже спать собралась.

Стояла по струнке смирно, морально готовясь к допросу.

— Иди сюда, — бабушка встала и поманила меня к себе.

Нет. Не смогу я ей соврать… Если она спросит: «Что случилось?», точно не смогу…

Я чувствовала, как правда комом застряла в горле, а голос в голове все повторял: «Мне нужна твоя помощь». Невольно отвела взгляд, сделав вид, что заинтересовалась цветными полосками на пятке будущего носка.

Трусливый голос в голове шептал: «Сейчас все расскажу, и, если бабуля запретит идти — не пойду. Моя совесть чиста: душевное спокойствие бабушки для меня важнее здоровья Файтова».

Чмок в щеку заставил невольно вздрогнуть.

— Теперь можешь идти, — бабушка тепло улыбнулось: в ее голубых глазах, так похожих на мои и поразительно сохранивших свой цвет, не было и тени сомнения.

— Спокойной ночи, — постаралась отвернуться прежде, чем по моему лицу пробежит тень легкого стыда.

Поднялась к себе и растянулась на кровати. Переодеваться нет смысла: через пару часов я должна быть в другом месте.

А почему собственно «должна»? Я Файтову уж точно ничем не обязана. Да я его терпеть не могу!

Но все равно внутренний колокольчик совести протестовал, стоило вспомнить его потрепанный вид и бледное лицо. Списать это на загул или пьянку почему-то не удавалось. Что-то было во взгляде его карих глаз… И бросились в глаза не только красные жилки воспаленных сосудов вокруг зрачка, будто парень не спал несколько суток. Казалось, карий цвет насыщенного кофе потускнел, выцвел и стал ближе к серому цвету. А если это наркотики…?

Стало жутко, и даже показалось, будто в хорошо освещенной комнате начали сгущаться тени. Села на кровати, прижав колени груди, хотелось сжаться и спрятаться от чувства ответственности. Даже слова неприязни, сказанные мысленно, не перевесили чашу весов в пользу отказа.

Неужели я, и правда, пойду на встречу? Он не спасал мне жизнь, не отдавал последний кусок хлеба, не помогал с учебой! Так почему я чувствую, что я ему обязана?! Такого ведь быть не должно… Тогда почему…

Закрыла глаза и откинулась на пружинистый матрас: старая двуспальная кровать тихо заскулила. Но я не смогла расслабиться. Да и как можно? Когда сердце беспокойно стучит, с каждой минутой набирая обороты и будто бы пытаясь найти выход из грудной клетки.

Казалось, прошла вечность, прежде чем я решительно выпрямилась: пожирающее чувство тревоги, обильно политое глазурью неизвестности, стремилось свести меня с ума, а инертное состояние совсем не помогало. И вовремя: часы зловеще пробили один раз. Пол-одиннадцатого.

Накинула легкую олимпийку поверху футболки — ночи-то в середине августа далеко не жаркие — и выглянула из дырки в полу, заменявшую дверь: темно. Начала тихо спускаться по узкой лестнице с одной хлипкой периллой параллельной стене. Показалось неимоверно сложным делом, на которое ушло изрядное количество сил. Не удивительно, ведь когда идешь вдвое осторожнее обычного, стараясь не скрипеть половицами: концентрации нужно в два раза больше, а при мелкой дрожи в руках — в три.

Оказавшись на крыльце, с шумом выдохнула. Голова немного закружилась — не надо было задерживать дыхание, и лучше было не отказываться от еды. Притихший вечер вызывал дисгармонию с творившемся в душе: даже собаки из будок носа не высовывали. Прошла по главной дороге и свернула на короткий путь, ведущий как раз в пролесок и на клеверную опушку.

И почему именно там? Я понимаю, что в поселке единственное кафе работает максимум до 22:00, но встреча ночью, в лесу… Даже для человека без фобии это как-то пугающе-подозрительно.

Шестое чувство орало повернуть назад, порыв ветра вызвал табун мурашек, пробежавших вниз по спине.

13.2

Так… Вдох… Раз. Два. Три… И тут я в поисках чего-нибудь, что успокоит стучащую в дверь паранойю, подняла взгляд и увидела полную луну… воспаленным желтым глазом, смотрящую в эту сгущающуюся ночь. Внутри что-то сначала натянулось до треска, а потом резко оборвалось. Меня шатнуло в сторону: растерянность, страх, предчувствие чего-то плохого, в купе с воспоминаниями о жутких снах, что неизменно приводили к моей смерти в полнолуние — все это разом навалилось, оглушив до боли в висках и головокружения.

— Поймал! — знакомый голос, преследовавший меня в кошмарах (только без жуткой ломаной нотки, будто в этом человеке сломалось все то доброе, что еще было). Моя спина уперлась в мужскую грудь. Подняла глаза: тени деревьев скрывали верхнюю часть лица, но эту усмешку я узнаю везде. Только рябь в глазах мешала понять: едкая она или просто издевательски-добрая.

— Влад, — выдохнула я, сердце тревожно сжалось. Зря я согласилась встретиться с ним в полнолуние.

— Ты все-таки пришла, — в его голосе послышалось странное воодушевление. Ни обреченности, ни усталости — ничего, что буквально волнами исходило от него днем.

Кивнула, молча прислонившись к прохладно камню. Мне нужно взять себя в руки, успокоится: я опять себя накручиваю. Ну и что, подумаешь… Близилась ночь, в небе яркой лапочкой горела луна, на заднем плане ухал филин, а ветер зловеще играл на ветках обступивших нас деревьев…

Скользнула взглядом по тропинке, что вела к широкой гравийной дороге, и остановилась на родной потускневшей от времени крыше. Верно, я же не пойду дальше в лес, даже если прямо в эту же секунду из-за кустов выскочит медведь и утащит Влада в свою берлогу. Нижний поселок недалеко, если что закричу «Пожар!», кто-нибудь да прибежит… Выслушаю парня, если смогу помочь — помогу. И на этом все. Хватит с меня. Еще один стресс я не переживу. Вернусь домой, а бабуле скажу, что преподаватель по ПМП [ПМП — первая медицинская помощь] назначил пересдачу, и мне надо помочь Колединой.

— Чего ты хотел? — после паузы, выдавила из себя, до дрожи боясь услышать ответ.

— Ты не поверишь, но я очень рад, что ты пришла, — возбуждение в голосе и так красноречиво говорило об этом, выдавая нетерпение парня.

— Давай ближе к делу, — по телу пробежал холодок, который я списала на порыв ветра. Надеюсь, он не задумал ничего плохого, а я услышу, до смешного банальную историю про какой-нибудь карточный долг.

Влад в нерешительности прикусил губу, будто бы раздумывая, под каким соусом подать пресную правду.

— Просто скажи, как есть, — потерла висок. В голове и так стучало от напряженной неизвестности, а парень еще и раздумывал: начать с «однажды» или с «давным-давно». Университетский сказочник… будь не ладна его любовь к приукрашиванию.

— Я…

Влад открыл рот, но вот следующие слова я услышала уже за своей спиной, и голос был мне не знаком:

— Ты привел ее. Хорошо, — тихий голос, с небольшой хрипотцой, заставил вздрогнуть.

Я обернулась. Из-за камня вышел мужчина. Свет луны отразился в его холодно-серых, с волчьей желтизной, глазах. Во рту сразу пересохло, а ком в горле затруднил дыхание.

— К-кто Вы? — язык одеревенел и перестал слушаться, но я все-таки смогла выдохнуть вопрос.

Ответом была кривая усмешка, разрезавшая лицо с квадратными скулами, сломав правильные черты и сделав их острее. Резко поддавшись вперед, незнакомец схватил меня за запястье и дернул на себя.

— Ян, это не обязательно… — Влад неуверенно шагнул вперед.

— На всякий случай, — холодный голос резанул по слуху.

— Что здесь происходит…?! — возмутилась я, попытавшись вывернуть руку, но мужчина сжал мое запястье сильнее, заставив меня невольно вскрикнуть. Одним рывком он завел руку мне за спину, развернул лицом к Файтову. — Пусти!

Попыталась локтем свободной руки попасть мужчине в живот, но он ловко пресек все попытки: прижав меня к себе, поймал мои плечи в кольцо стальной хваткой. Замерла от страха, когда мой потенциальный похититель, а то и хуже, начал рыться в карманах своей куртки. Предчувствие подсказывало, что ничем хорошим это мне не светит.

Вскинула голову, налипшие на вспотевший лоб волосы мешали обзору, но я смогла поймать взгляд парня, что смотрел куда угодно, только не в сторону камня, и вложила туда всю злость, на которую была способна. Собиралась еще выплюнуть ему в лицо что-нибудь гадкое, но в этот момент, мужчина, державший меня, прижал мне ко рту тряпку, пропитанную чем-то сладко-жгучим с резким запахом. Перед глазами все поплыло, и последнее, что увидела, как Влад бросил на меня короткий виноватый взгляд…

Я оказалась в месте, укутанным плотным белым туманом. Уголки рта жгло, а навязчивый резкий запах раздражал ноздри. Я была без сознания. Догадаться было нетрудно: складки белого платья тихо скользили по бедрам. Того самого, что неизменного сопровождало меня в тех необычных снах. Они отличались от кошмаров, где я бегу, до боли в легких, вдыхая бесценный кислород, а просыпаюсь, чувствуя ноющую боль в шее и пронизывающие спазмы в икрах. Но в этот раз вокруг не было ничего — ни знакомого пейзажа с едва колеблющейся гладью озера, ни загадочного дуба с необычной кроной. Только туман, похожий на бесцветную сахарную вату. Но не только этим отличался сон от других, ему подобных: я не чувствовала того гипнотического успокоения.

От влаги ткань прилипала к коже, и меня пробрал озноб. Я напрягала глаза, силясь хоть что-то рассмотреть в сгущающейся плотной завесе. Казалось, я ходила по бесконечному кругу. Глаза слезились, а ноги начали ныть от долгой ходьбы. Мне даже на секунду захотелось вернуться в свою жуткую реальность с козлом Файтовым и страшным типом с волчьими глазами. Как Влад его назвал… Ян? Что-то в этом мужчине было знакомым, я его точно где-то видела. Скорее всего, мельком: на улице или в продуктовом… Иначе, я бы наверняка запоминала этот леденящий душу взгляд миндалевидных глаз. Стало не по себе, стоило только воскресить в памяти момент, когда желтая луна осветила жесткие черты лица, словно вырезанные из камня. Голова закружилась (может, из-за того, что в месте, где я находилась, невозможно было понять, где вверх, а где низ?). Присела на пол — или по чему я там шла — коснулась ладонями поверхности и, к удивлению, обнаружила, что иду по земле, ровной, присыпанной, но все-таки по земле. Да и запах влажной почвы и травы ни с чем не спутаешь.

— Эй… — позвала я, не в силах больше выносить звенящую в ушах тишину.

Пространство вокруг завибрировало в ответ на мой голос. Молочная марь потихоньку расступалась, и вдали, среди всей этой белизны, я увидела единственное темное пятно — старое упавшее дерево. Торопливо поспешила к нему, боясь, что коряга растворится в воздухе. Под ногами захрустел снег: с каждым шагом очертания привала проступали резче, пространство вокруг обрастало деревьями, припудренными инеем, наполнялось звуками леса. Облегченно вздохнула, втянув через ноздри морозный воздух. Было чудно ощущать зиму в воздухе, но не коже. Присела на дерево и осмотрелась: я опять оказалась в месте, где уживались четыре сезона — кусочек верхушки дуба с огненно-красными листьями маячила в тумане. В этот раз я находилась в той части, где царила вечная зима, а снегири играли в догонялки с воробьями, перескакивая с ветки на ветку, заставляя снежинки, прилипшие к голым ветвям, кружить в вальсе.

Скользя взглядом по заснеженному пейзажу, наткнусь на фигуру, стоящую меж одетых в шубки елей. Я не сразу ее заметила — белые одежды и такие же волосы сливались на окружающем фоне. Как только я заметила ее, женский силуэт в струящемся платье шагнул мне навстречу. Я не двигалась, с трепетным интересом наблюдая, как подсказывало чутье, за грациозной походкой хозяйки этого места. Вокруг ее мраморно-белых плеч образовывались маленькие завихрения снега: тонкой вуалью касались волос и, спускаясь на плечи, преобразовывались в белоснежную вуаль. Она шла медленно, не спеша, словно никуда не торопилась. Мне даже на мгновение показалось, что она и вовсе меня не замечает. Чем ближе она подходила, тем четче выделялись черты ее, будто высеченного из мрамора, лица и я смогла лучше ее рассмотреть: Высокие скулы, прямой нос, четко-очерченные бледно-розовые с легкой синевой губы и пронзительные светло-голубые глаза с белым ободком вокруг зрачков.

— Вы… — неуверенно начала я, почувствовав, как на меня пахнуло морозной свежестью.

В голове все смешалось, язык примерз к небу, а по спине пробежал холодок: смешение инстинктивного страха и трепета. Так себя чувствует человек, оказавшись среди бескрайней ледяной пустыни — ты восхищаешься первозданной красотой, и тут же понимаешь: любой неосторожно выбранный шаг может привести к смерти.

— Кто я? — перезвоном колокольчиков спросила девушка. Голос был чистый и звонкий. Почему-то я ожидала от этого необыкновенного создания зловещего, леденящего душу, звучания.

Нерешительно кивнула, не зная, стоит ли отвечать вслух.

— Меня называют по-разному, — незнакомка невесомо опустилась на свободную, припорошенную снегом часть ствола. — Голы звали меня Кайлех, считая меня древней старухой. Скандинавы почитают меня за богиню-мстительницу, Скади. И ты, наверняка слышала про Юкки-онну, японскую ледяную деву. Из всех этот образ самый популярный, особенно в последнее время. Я сама виновата — была неосторожна, и Монах Соги смог разглядеть мой силуэт в Этиго, там, где ткань реальностей истончилась. Правда, это было еще в 15 веке. Но то, что пересказано из уст в уста очень долго растворяется во времени — а то, что написал известный поэт — и вовсе может остаться на долгие века.

— Так Вы… — я, конечно, уловила нить ее длинного приветствия, но мне нужен был четкий ответ.

— Можешь звать меня Марена, или Мара, — ее невозмутимая холодно-спокойная маска треснула в полуулыбке.

— Я знаю! — чуть не подпрыгнув на месте, воскликнула я воодушевленно, подобно первокласснику, знающему ответ на вопрос учительницы. — Я читала о Вас! Вы — богиня Зимы и Смерти, жена Чернобога, властителя Нави!

В ответ я услышала смех — легкий и звонкий, словно замороженная капель, барабанящая по карнизу.

— Чья я жена? — переспросила Мара, легким движением смахнув упавшую на лицо прядь. — А я уже даже и забыла об этом мифе… Знаешь, люди страшатся одинокой жизни, будущего и смерти. Они придумывают себе Богов, наделяя их такими же человеческими качествами и потребностями.

— Но если Вы не Богиня, то кто? — не знаю почему, но мне хотелось докопаться до истины, понять, как она связана с моими снами и той легендой о черном леопарде. — И что это за место?

— Некоторым вопросам бытия суждено остаться вопросами. И ответить на них может только Творец. Скажу одно — это место, что смертные видят перед своей смертью и рождением. И для каждого человека оно выглядит по-своему. Кто-то видит белокаменную лестницу, уходящую в небо, осененную солнечным светом, для кого-то — это темный коридор с единственным квадратом света вдалеке. Это место пластично и изменчиво. Как и я…

Вдруг Марана исчезла, оставив после себя снежную и пыль, и тут меня словно задавили бетонной стеной, казалось, воздух в легких застыл, окружающее пространство наполнилось чем-то пугающе-опасным и в то же время трепетным — рождая миллиард мурашек на коже, уши заложило, а сердце на пару секунд перестало биться. Девушка снова появилась рядом со мной, а я издала облегченный вздох — наконец-то мироощущение пришло в норму.

— Почувствовала? — спросила она, тонкими пальцами касаясь лунного серпа на серебряной цепочке. — Это и есть мой настоящий облик. Его не могут видеть глаза, а другие органы чувств просто теряются, от объема поступающей к ним информации. Скажем так, я одна из сил, двигающих земную ось. А это место Кард — Сердце Мира. Люди называют меня Богиней Вечного Холода и Смерти? Как легко переложить ответственность за естественный порядок вещей на бессловесный символ. Мое прикосновение, и правда, может убить, но мне не нужно касаться каждого, чтобы его душа смогла двигаться дальше. Смерть. Зима. Мара. Хела… А я сама даже не знаю свое настоящее имя…. Да и это не важно. Пойми, слова ничего не значат. Я могу часами пытаться объяснить тебе все, но ты вряд ли поймешь. Да и не до этого сейчас.

Ее блуждающий по припорошенным снегом кустам рябинника взгляд остановился на мне. В глазах, будто покрытых коркой льда, читалось… беспокойство? Едва уловимое… Или, может, мне подсказала еле заметная морщинка меж сдвинутых белоснежных бровей? Девушку было нелегко прочитать — словно смотришь в скованное льдом озеро, силясь рассмотреть водные потоки под толщей.

— Помоги ему, — коротко брошенная фраза, пробрала до костей, не хуже тонких ледяных пальцев с четким контуром фаланг, что обхватили мои запястья буквально на мгновение: Мара тут же опомнившись, отодвинулась от меня.

— Кому? — спросила в ответ, чувствуя, как внутри от страха все съежилось.

Ее ответ прервала, тень, мелькнувшая среди заснеженной насыпи и потревожившая заиндевелые кусты.

— Что это было?

— Амнон, — улыбка тронула лицо Мараны, а снег под ногами начал размокать, как если бы наступила весна.

Девушка поманила рукой из кустов нечто со странным именем. И тут сугроб двинулся на меня, принимая очертания изумительного белого барса без единого пятнышка на шкуре. Лишь черный нос и ниточка пасти, ведущая от него, и зрачки серых глаз, будто обведенных темным карандашом, чернели на фоне зимнего пейзажа. Хотя нет, был еще небольшой серый узор на переносице, переходящей в лоб.

Что-то странное кольнуло в сердце — я невольно вспомнила своего черного полуночного попутчика.

— Давным-давно я спасла его, и после смерти он пожелал остаться со мной, — девичья руку с нежностью коснулась меха дикой кошки, и я уловила утробное урчание. Не знала, что барсы умеют мурчать. Хотя… они же кошки.

— Вы здесь одна? Не считая его, — спросила я, кивнув на кошку, устроившую голову на коленях у хозяйки, в надежде, что фраза «спаси его» растравится в потрескивающем от мороза воздухе. Казалось, даже пальцы на ногах одеревенели от страха — и это точно был не холод. Здесь я, как ни странно, не мерзла.

— В этой части леса — да. Остальными правят мои сестры, — Мара встала и махнув рукой, привела потревоженные кусты в порядок.

— А…

— Я знаю, тебе страшно, — она перевела взгляд на меня, — но ты должна не дать ему…

Пауза оказалось невыносимо-тяжелой, со зловещим оттенком: даже воробьи, переварившиеся со снегирями, прекратили чирикать, а деревья перестали ронять снег от их задорной игры в догонялки.

— …убить. Не дай ему убить тебя.

Последняя фраза обухом ударила по затылку, меня качнуло в сторону, и я полетела куда-то вниз.

Правило 14.1. Если хочешь жить, не зови потенциального убийцу с ночёвкой

Как только пришла в себя, первое, что заметили глаза в немного плывущей реальности: парень, из-за которого я теперь привязана к шершавому стволу дерева. Влад, и еще пять других мужчин сидели около костра и передавали друг другу какую-то чашку. Настал черед Файтова пить. Прежде, чем сделать глоток, он вскинул глаза и на секунду, его впитавший тьму ночи взгляд поймал мой. Но парень сделал вид, что не заметил. Или он, правда, не понял, что я уже в сознании? Отпив из некой ритуальной чаши, он передал ее стоявшему в центре. Всполохи от костра мешали рассмотреть рябящий в глаз силуэт. Когда он развернулся желтые и дикие огоньки буквально прожгли меня насквозь, и мысль в страхе забегали внутри черепной коробки.

У человека не могут быть такие глаза! Нет! Это просто очередной кошмар… Сейчас закрою глаза и…

Повинуясь внутреннему порыву, зажмурилась, молясь, чтобы все это закончилось. Резкий смолистый запах и неприятное щекотание на лице с каждым порывом ветра, приносящим с собой характерные звуки ночного леса, никак не давали развеять иллюзию. Пришлось признать, что кошмар, в котором я оказалась — самый реальный. От этого еще сильнее сомкнула веки.

— Не бойся, — зловещий мужской голос прошелестел где-то совсем рядом. Резко дернулась, когда мужчина схватил меня за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. Хотелось плюнуть в лицо похитителю, но во рту, как назло, пересохло.

— Я не боюсь, — голос-предатель все равно дрогнул в конце фразы. Но я все-таки, пересилив страх, смешанный с отвращением, подняла глаза, прожигая ненавистью хищника с желто-серой радужкой. Но он даже не дрогнул, лишь насмешливо усмехнулся. Для него я была маленьким котенком, выгибающим спину, в надежде показаться больше, чем он есть.

— Вот и славно, — убрав руку, он повернулся лицом к костру. Седина отчетливо заиграла в его волосах. Сколько ему лет? 30? 40? Сумерки, разбавленные лишь слабым огнем, мешали разглядеть. Мне кажется, я его где-то видела… — Влад. Подойди.

Вздрогнула, будто мне дали под дых кувалдой. В груди отвратительно и мерзко захлюпало разочарование, приправленное надёжей порцией гнева. Сжала кулаки, пытаясь скрыть нахлынувшие эмоции и при случае врезать, кому придется. И охнула от боли — ногти угодили прямо в свежую рану. Поднять ладонь на уровень лица и оценить урон не получилось. Но судя по пульсирующей боли и легкому онемению — там лишь поверхностный порез. По крайней мере, кровь уже не идет. Может, я зацепилась за какую-нибудь ветку? Ответом стал нож, блеснувший в болезненно-желтом свете луны в руке с бронзовым отливом.

— Отдай мне нож, — попросил мужчина.

Как только карие глаза с явственными янтарными нотками скользнули по моему лицу в нерешительности, обида и злость с новой силой заплескались в груди. Надо было закричать, попытаться воззвать к спящей совести присутствующих, напоследок вылить на мерзкого Иуду поток словесной грязи. Но стоило разлепить ссохшиеся от жажды и напряжения губы, я смогла лишь жалобно выдавить:

— Влад, не надо…

Файтов дернулся, словно его пронзило что-то тонкое и острое, и отвел взгляд, протягивая нож брюнету с жесткими чертами лица, чей взгляд пробирал до костей.

Вздрогнула, когда главарь этой непонятной шайки, подошел ближе. Лезвие ритуального ножа сверкнуло в лунном свете. Остроты его хватило, чтобы освободить меня от пут. Но стоило мне сделать неуклюжий шаг в сторону, как похититель схватил меня за руку. А я уж надеялась, что легко отделалась.

— Ты за это заплатишь… — процедила сквозь зубы, метнув во Влада убийственный взгляд. Какие бы ни были его мотивы — все, что случится со мной — полностью его вина. Чтобы они ни планировали — я выживу из чистого упрямства, недавно открывшегося в моем характере, и самолично придушу этого двуличного гада.

— Ян, она же нам больше не нужна… — голос Файтова неуверенно дрогнул.

Ухмылка разрезавшее до жути спокойное лицо, заставила содрогнуться. Ян не торопился с ответом, в одной руке он вертел нож, будто играясь, а в другой — стальной хваткой сжимал мое онемевшее запястье.

— Почему же… — потянул он. Лезвие перестало мелькать, отражая всполохи от костра. Нависшая тишина стала зловещей, когда другие участники этого странного ритуала начали подниматься с земли.

Влад, побледнев, упал на колени.

— Что со мной… — прохрипел он, скорчившись на земле. — Что-то не так… Мое сознание…

— Ускользает? — Ян, криво усмехнувшись, судорожно дернул головой: под его кожей будто прошла волна, а глаза вспыхнули желтым. — Это влияние ее крови, что мы смешали с настоем сон-травы. Так она действует только на тебя: усыпляя человеческую часть и пробуждая зверя. Мы же… — мужчина, пошатнувшись, прислонился к стволу дерева, ущипнув пальцами переносицу. Он выглядел совершенно спокойным, может, немного усталым, но болезненно-желтые глаза с пугающим равнодушием смотрели на корчившегося парня. Я слышала, как хрустели выбитые из суставов кости, как изменения в теле вырывали крики адской боли, но обернуться просто не могла. Мне нужно было услышать продолжение от двинутого психа, что притащил меня сюда.

— …Просто уснем… на время, — сердце гулко застучало, набирая обороты, подпрыгивая чуть ли не до горла. Даже редкие березы вокруг, светлые стволы которых белели в лунном свете, подобно оголенным костям, больше не пугали так, как зловещий блеск в глазах. — А когда мы очнемся, проклятье будет снято…

Подскочила к мужчине, с силой дернув его за руку, привлекая его рассеянное внимание.

— Что это значит?! — в голосе клокотала злоба, высасывая страх. Я должна была знать. Я имела право!

— Прости… — разум Яна сдавался под тяжестью сна, но и капли сожаления в угасающем голосе, я не почувствовала. — Но… только… твоя смерть… все исправит…

«Не дай ему убить тебя!» — пронеслось в голове. А окружающее пространство замерло, утопив звуки в нарастающем рычании.

Мужчина бесполезной куклой осел на землю. Я осталась одна. Если не считать парня, обратившегося в злобного леопарда. Медленно повернулась. Сектанты бесформенными черными кучами валялись на земле, огонь в костре тревожно дрожал от порывов ветра, что лизал угольно-черную шкуру с выжженными на ней знаками. Леопард щерился, рычал, но не напал, топчась на месте, будто его что-то сдерживало.

— Влад? — позвала надрывным от поступающей истерики голосом: нарезка из ночных кошмаров крутилась мозгу, запуская нервные импульсы по всему телу. Едва подавляла в себе желание развернуться и убежать. Но мозг, подернутый дымком паники, пока соображал. Я еще жива. Да, я стою напротив чудовища, что может наброситься на меня в любой момент. Но пока я не двигаюсь — я жива. Не знаю, откуда во мне эта уверенность. Но… лишь она у меня сейчас есть. Ведь даже если я сорвусь с места, хищник в два прыжка догонит меня. Прошлась ногтями по зудевшей шее — воспоминания из жутких снов проникали в реальность — я почти чувствовала клыки, впивающиеся в кожу. Рвано задышала, как при привычном приступе панической атаки.

Неужели, это конец?

Сколько я себя помню липкие пальцы страха сжимали горло в тисках, каждый раз, когда я находилась среди зловеще шуршащих деревьев. Я всегда думала, что это банальная фобия. А что если… Это было предупреждение? Фобия гнала меня прочь от места, где я должна была умереть. Место, окруженное безликими равнодушными деревьями. Место, где я умру…

14.2

Но такое чувство, будто это уже… Было?

Зловещий желтый огонь безумной ярости, жажды крови и нестерпимой боли в глазах осветил дальний уголок памяти, на секунду показывая осколок забытого не моего воспоминания…

Руки, испещренные старыми ожогами причудливых форм, прижимали меня к себе, взяв кольцо мои плечи — сильно и нежно, даря чувство защищенности и покоя. Запаха леса и земли витали в воздухе — напоминавшие о летнем дне, после слепого дождя.

— Енос… — тело узнало его, раньше, чем сознание. Против воли сорвалось имя, поселившееся в сердце. Имя, что вплелось в жилы.

Сдавленный рык перешел в затравленный звериный рев и сменился человеческим воплем боли.

Я резко открыла глаза, смаргивая остатки видения, что сразу же рассыпалось на сотни бессвязных осколков. Силилась вернуть его, чувствуя, что там было нечто важное, но хриплый стон отвлек от копания в себе. Убрала свои же руки с плеч — я невольно скрестила их на груди, будто пытаясь вернуть ускользавшее тепло. И ринулась к парню, съежившемуся на земле. Стоило увидеть обломанные до крови ногти на руках и заходившееся в судорогах плечи, с ошметками бывшей футболки, вся злость прошла, уступив место беспокойству.

— Ты как? — спросила я, замерев в шаге от него. Опасность, что волнами исходила от него в облике зверя, растаяла. Но подойти ближе я себя заставить не смогла.

— Супер, — прохрипел парень, приподнимаясь на локтях. Его безбожно трясло, казалось, еще чуть-чуть и он рухнет обратно. Не удержалась, отбросив всю осторожность, обвила руками его грудь, помогая встать. Влад со стоном выпрямился, разминая конечности. Вздрогнула: перед глазами пронесся образ того, как хрустели его кости, выгибаясь под неестественными углами.

Но я не успела хорошенько все это осмыслить — сознание затопило сильное смущение. Хилые остатки многострадальных джинсов с тихим треском лопнули, обнажив парня. Я даже обрадовалась, что луна скрылась за плотной завесой облаков, скрывая мое лицо, покрывшееся красными пятнами.

— Дай олимпийку, — парень коротко пробарабанил пальцами по моему плечу. Зажмурившись, повернулась, неуклюже стягивая кофту, а после сунув ее в сторону парня.

Услышала смешок. Злость опять зашевелилась под толщей тревожной растерянности. И распахнула глаза. Благо олимпийка уже покоилась на бедрах, закрывая самые вожделенные места половины девочек нашей группы. Ничего, потом сожгу. Ну, или выставлю на юле. Может, двинутые близняшки позарятся.

— Тебе смешно?! — пихнула парня в грудь, чувствуя, как праведный гнев покалывает на кончиках пальцев. — Я думала, ты меня убьешь!

Крик взвился ввысь, спугнув желтоглазую сову, облюбовавшую дереву неподалеку.

— Т-ш-ш! — парень поддался вперед, затыкая мой рот ладонью. Он будто очнулся, вспомнив, где мы находимся. Судорожно огляделся по сторонам, и потянул меня прочь от догорающего костра.

— Мм… Пуфти! Уоод! — невнятно промычала я, пытаясь вырваться, ощущая, как земля скрипит на зубах. Влад отпустил меня, только когда всполохи огня совсем затерялись среди деревьев.

— Нам надо срочно бежать, — голос парня был неестественно серьезным: я потерялась, забыв все оскорбления, которыми я хотела от души полить нахала.

— Что? — эмоции смешались, в висках застучала кровь, а в голове проносились недавние события. Порез на руке неприятно кольнуло.

— Они найдут нас. Пойми! — парень схватил меня за предплечья, и притянул ближе, заставляя посмотреть ему в глаза. Даже слабый свет полной луны, подернутой поволокой облаков, не скрыл лихорадочный блеск в карих глазах, все еще сохранивших пугающе-желтые переливы на радужке. — И заставят убить тебя!

Парень отшатнулся и схватился за голову, как при приступе боли. Краешек луны опасливо выглянул из-за облаков, осветив его покрытые грязью и засохшей кровью пальцы, судорожно вцепившиеся в волосы. Влад медленно оседал на землю, и я снова услышала тот мерзкий хруст, когда он повернул шеей, хищно наклонив голову на бок. Потом по его лицу прошла волна, похожая на странную судорогу, и он снова схватился за голову с рычащим стоном.

— Кровь… будто… кипит… — парень заметался, врезавшись в ствол дерева, спугнув прятавшуюся по кустам живность. — Зверь… хочет… твоей крови… Нет!

Застыла, чувствуя, как внутри все наливается льдом. Знакомый зуд прошелся по шее.

Влад снова со всего размаха врезался в дерево — на этот раз явно специально. У него на лбу выступила кровь.

Насилу выдернула себя из ступора, и кинулась к парню.

Он, может, и паршиво поступил, но я не дам ему размножить себе голову, прежде чем добьюсь внятно ответа.

— Прекрати!

Вцепилась в его плечи, буквально повиснув на нем, оставляя красные борозды от ногтей на его коже. Файтов попытался меня сбросить, но как-то слабо. Желтый глаз луны снова спрятался, будто испугавшись. Я убрала руки, стараясь не смотреть на оставленные мной царапины. Влад сполз по стволу, прижав голову к коленям и затих. Я уж было подумала, будто он потерял сознание. Но когда наклонилась проверить так или это, Влад вздрогнул еще до того, как я коснулась его затылка.

— Прости… Звучит банально и тупо… Но я, правда, не знал… Я бы не стал… Я не убийца… — прохрипел он, подняв голову. Желтые прожилки еще мелькали в его карих глазах, но они меня больше не пугали.

Не знаю: жалость ли во мне взыграла или воспитанный мамой альтруизм — но мне захотелось ему помочь. Убрать мучительную боль, таившуюся на дне карих глаз.

— Ладно, — бодро добавила, но вышло неуклюже, будто голос разучился звучать в жизнерадостном диапазоне. — Идем.

— Куда? — без единой эмоции поинтересовался он, позволяя потянуть себя вверх. Влад выпрямился, насколько смог, силой потерев лоб, будто пытаясь изгнать что-то из головы, еще сильнее размазывая кровь по лицу.

— Ко мне, конечно же, — без тени сомнения произнесла я. Парню нужна помощь. Да и лучше, если он будет под присмотром хотя бы сегодня. А утром решим, что делать дальше.

— А что ты бабушке скажешь? — Файтов понемногу приходил в себя, даже издевательски-хитрый прищур глаз, который меня обычно так бесил, вернулся.

Но сегодня ему и так досталось, а я чувствовала себя опустошенной, и устраивать ставшую привычной перепалку совсем не хотелось, поэтому я ответила ему будничным тоном без искр недовольства и едких фраз.

— Ничего.

Услышав ответ, Влад поперхнулся остроумным словцом, которое он хотел выдать, чтобы создать хотя бы иллюзию нормальности.

— И она не задаст вопросов по поводу моего вида? — парень поправил узел из рукавов, сдвигая его на бок.

Окинула Файтова внимательным взглядом и, закусив губу, перебирала в голове варианты, как избежать неловкой ситуации. Если честно, я и забыла, что на нем сейчас костюмчик Тарзана. Думала, мы тихо проберемся через прихожую. Но… а если бабуля не спит…? Нет… Нужен другой вариант.

— Полезешь через окно, — сказала со своей серьезностью.

Короткий смешок вылился в смех на грани истерики. Хотя ничего критично смешного в прозвучавшей фразе я не заметила. Видимо, у «парня с обложки» потихоньку черепица с крыши осыпается.

— Закончил? — спросила, когда он отдышался и со всем вниманием приготовился слушать весь план. — Так вот. Я достану лестницу, — парень прыснул в кулак. — Из пристройки у курятника… — протянула нейтрально, хотя раздражение все же всколыхнулось где-то в глубине, — и ты с помощью нее залезешь на чердак.

— Клевый план, — парень согнул все еще подрагивающие пальцы в кулак и оттопырил большой палец.

Не удержалась и закатила глаза.

Остальную часть путь мы преодолели в молчании. Я даже начала скучать по своей внезапно куда-то испарившейся фобии — шарахалась бы от каждого укутанного в густую тень дерева, меньше бы в голове тревожных мыслей варилось. Украдкой поглядывала на задумчивого парня то и дело вскидывающего голову к небу, ища взглядом прятавшуюся за покрывалом из облаков луну. Все чувства, подкормленные мрачными мыслями, натянулись, точно струны, и я вздрагивала буквально от каждого шороха, нервно оборачиваясь. Пару раз даже показалось, что среди деревьев мелькнула тень в плаще.

Решимость помочь однокурснику таяла на глазах. Да и что я могла? Ровным счетом ничего. Те странные сны… Я никак на них не могла повлиять. Да и что-то в глубине души подсказывало, что Мара больше в них не появится, по крайней мере, так открыто. К тому же самое существенное я от нее уже услышала…

«Не дай ему убить тебя», — переливчатый голос, с холодными нотками снова пронесся в голове. Да прозвучал так громко, что, казалось, я услышала его наяву. Снова судорожно обернулась.

— Успокойся, — бросил Влад, напряжение и хрипы из его голоса ушли, хоть он и звучал уставшим. — Они до утра вряд ли проснутся.

Кивнула, не особо приняв на веру его слова. Чтобы вернуть хотя бы 80 процентов моего доверия, ему надо постараться.

Стоило выйти на опушку, Влад сбивчивым шагом — только сейчас заметила, что шел он босиком — направился к камню. Я отвлеклась на манящие огоньки — окна деревянных домов с крышами, покрытыми рубероидом и шифером — похожие друг на друга, но отличающиеся цветом и высотой стен, заборами, формой крыш и годом постройки. У тех, что были поновее, дерево еще не потемнело, а краска не облупилась так сильно. Каждый из этих домиков казался родным, а теплый свет, лившийся из них, прогонял тревогу, стремившуюся стать паранойей. Как только я ступлю на дощатый тротуар, перецеживающийся с бетонными плитами, почувствую себя защищенной от напасти, что скрывается в лесу.

Шагнула вниз по склону опушки, когда в меня полетела олимпийка. Развернулась, чтобы рыкнуть на парня, но открыла от удивления рот.

— А откуда…? — растерялась, пробегая взглядом от пары черных кроссовок до такой же черной футболки, обтягивающей развитую мускулатуру.

— Оставил запасной комплект одежды на всякий случай, — в голосе Влада сквозило самодовольство. — Не всегда удается снять одежду до… — голос потух, впитывая мрак ночи, — … трансформации.

Парень помрачнел, снова позволяя тяжелым думам отравить мозг.

Мне, наверное, нужно было его как-то отвлечь, уведя от проскочившей мысли в более позитивное русло, но я не знала, какие слова перекроют все то, что случилось. Все то, что с ним происходит.

Поэтому я молча вышагивала рядом, разглядывая ряд темнеющих в ночи бочек, напротив почти каждого дома. Они выстроились по струнке, в ожидании следующей зимы. В Нижнем Поселке не проведен водопровод, и многие летом качают воду насосом из подземных скважин или роют колодец, а зимой в субботу утром выстраиваются перед калитками и таскают ценный груз, привезенную водовозкой, из бочки в дом.

Влад не отставал, попутно тыкая по экрану телефона. Надеялась, что он не пишет душевные смс нашим общим знакомым, что сейчас видят десятый сон. Я почувствовала привычную волну легкой зудящей злости — хоть что-то вернулось на круги своя. Вот зачем он спрашивал, как отреагирует на его наряд нудиста бабушка, если у него имелся схрон с запасной одеждой? Но спрашивать не стала. После того, что случилось, любой бы растерялся. Да и не хотелось лишний раз возвращаться к этой теме. По крайней мере, не сегодня, когда шею все еще царапает фантомный зуд.

— Так мне лезть на крышу? Или пройдем через парадную? — поинтересовался Файтов. — Все-таки моим шмоткам и мобиле ноги не приделали…

— Лезь, — холодно отчеканила я, сложив руки на груди. «Заставил мой мозг выдумывать ненужный план — расплачивайся», — подумала я, но промолчала.

Да и мне тоже стоит воспользоваться лестницей. Поздно уже… Да и бабушку волновать не хочется. Судя по потухшему свету — она спит. Но лучше не рисковать.

К счастью, за лестницей далеко идти не пришлось. Она была заботливо прислонена к стене рядом вывеской с номером дома. Надеюсь, бабушка по ней не лазала, с нее станется. А то она часто ворчит, что надо обновить покрытую ржавчиной пластину, висевшую на доме еще со времен СССР.

Влад ловко забрался наверх, перепрыгивая через пару перекладин — и не скажешь, что он совсем недавно еле на ногах стоял. Я залезла следом, радуясь, что бабушка решила переставить лестницу. Обычно она стояла у курятника или пылилась в пристройке.

Окно поддалось без проблем — я его не запирала на щеколду, позволяя легкому сквозняку гулять по комнате. Пришлось отдать парню свое одеяло — не на голом же полу спать — и одну подушку.

Кинув олимпийку на стул и сняв кроссовки, я, в чем была, забрала на кровать, укрывшись тонкой простынею. Мягкий бамбуковый комплект постельного белья, с еще сохранившимся запахом порошка, заботливо принял меня в свои объятия. Вытянула ноги и перевернулась на живот, утыкаясь в подушку.

«Наверное, зря я его оставила здесь на ночь. Вдруг он опять…» — запоздалая мысль оборвалась, так и не оформившись. А я клетка за клеткой погружалась в сон. Последнее, что услышала — ночной стрекот насекомых из приоткрытого окна и тихие, неловкие два слова, донесшиеся со спального места, организованного на полу.

— Спокойной ночи.

Правило 15.1. Не верь в сказки! Или верь…?

Поверхностный сон совсем не дал восстановить силы, разрозненные обрывки спутанных образов, как тысяча осколков разбитой вазы, никак не складывались в общую картину, поднимая из глубин странное чувство беспокойства. Я ворочалась, пока не услышала истошный крик соседского петуха, тяжело разлепила глаза и привстала: парень мирно спал на полу, лишь дернулся, когда заголосила сумасшедшая птица, перевернулся на другой бок. В предрассветных тенях, выражение его лица приобретало гротескные очертания, но странно — мне не было страшно. Я даже немного успокоилась — видимо, болезненно беспокойный рваный сон был вызван страхом проснуться и увидеть на полу черного леопарда. Откинулась на подушки и, прислушиваясь к мерному, чуть хриплому дыханию, невольного соседа, позволила себе снова нырнуть в царство Морфея.

Окончательно проснулась уже, когда солнце, поднявшееся высоко в небе, бесцеремонно заливало чердачную комнату, подсвечивая закрытые веки, а уши раздражал лай соседских собак. Встала, чувствуя, как кости ноют и скрипят, будто заржавевшие. Поплелась в душ, в надежде, что вода в импровизированном бачке достаточно нагрелась. Даже не стала оборачиваться, услышав шкворчание, доносившееся из кухни, и странный запах, хуже даже того, что бабуля варит курам. Надеюсь, это не мой сегодняшний обед…

Душ взбодрил и вытряхнул сонливость из клеток. Голова прояснилась. Четкого плана, что делать дальше не было, но решимость его составить плясала по коже ладоней. Сначала надо разбудить парня, и… Вытолкать его в окно? А что? Пусть зайдет через главный вход, чтобы бабушка чего лишнего не подумала…

— Эй! Иди сюда! — меня передернуло от неожиданности, стоило бодрому голосу парня позвать меня из кухни.

Медленно вдохнув и выдохнув, унимая нахлынувшее волнение, затянула потуже пояс халата и направилась в сторону кухни, попутно примеряя одно из более-менее правдоподобных беззаботных выражений лица. Натянутая улыбка спала, как только заметила суетящегося у печки Влада, окутанным дымящим смрадом из кастрюли, будто он варил там компост.

— Надеюсь, это не борщ, — кивнула на варево и села на стул на дальнем конце стола. — И где ба…?

Тут взгляд скользнул по записке, придавленной солонкой в форме воющей собаки.

«Никуля! Баба Дора слегла. Ты же знаешь, что она одна как перст. Я вызвалась за ней ухаживать. Когда соберешься уезжать, оставь ключ от дома в шкафчике в предбаннике. Люблю тебя. Оладушки на столе».

Еле удержалась, чтобы не закатить глаза. Бабуля всегда так. Готова помочь всем, не жалея при этом себя. У нее же самой, чуть стоит перетрудиться — скачет давление. А она тимуровцем заделалась… Одно радует — не надо объяснять ей, что у нас делает Влад, и почему он ночевал в моей комнате.

Сдернула полотенце с тарелки и обнаружила там изрядно поредевшую порцию оладий. Горе-повар успел покуситься на мой поздний завтрак.

— Вот, — перед моим носом опустилась кружка с дымящейся гадостью. — Выпей.

Подавилась куском оладьи и вскинула голову, надеясь обнаружить в карих глазах признаки веселья.

— Ты шутишь? — с надеждой спросила, поймав серьезный взгляд на лице, вспотевшем от жара печки.

— Нет, — коротко ответил он и принялся переливать жидкое биологическое оружие в термос.

— Если ты решил меня отравить, лучше бы загрыз в том лесу, — недовольно бросила, понюхав навар, отдававший чем-то знакомым, в купе со смрадом.

Крышка кастрюли громко звякнула: спина парня напряглась, а костяшки на сжатых кулаках побелели. Вытянулась по струнке и с едва осязаемым страхом ждала, когда он повернется. Сглотнув, представила желтые вспышки в прожилках его радужки.

Файтов повернулся — я невольно вжалась в спинку стула, бурная фантазия сама превратила беззаботную — явно фальшивую — улыбку в хищный оскал.

— Пей, — ладони легли на стол, будто пытаясь вдавить его в пол, а парень наклонился. Голос его дрожал, будто мое высказывание задело его, но выражение лица оставалось до жути приторным. Так бы выглядел волк, что притворялся бабкой в «Красной Шапочке», если бы пытался подсунуть девчушке снотворное вместо чая.

— Хотя бы скажешь, что там? — наклонила голову на бок, водя пальцем по округлой ручке. Смотреть в коричнево-зеленую жижу внезапно стало интереснее, чем в его глаза.

— Скажу — не станешь пить, — на удивление честно ответил парень, опускаясь на соседний стул.

Дернула бровью, отрывая взгляд от будущего содержимого желудка.

— Эта смесь защитных кореньев, растений и цветов, сваренных на рябиновой настойке. Хорошо, что я нашел ее в кладовой у твоей бабушки.

Сглотнула, прогоняя навязчивый приступ тошноты, который возникал только от одного взгляда в эту покрытую пленкой адскую жижу.

— А теперь скажи… — протянула я, цепляя его взгляд, чтобы была возможность уловить любые всполохи наглого вранья, — для чего мне ЭТО пить? Добровольно заработать интоксикацию организма я не горю желанием.

— Это для того, чтобы ни Ян, ни остальные не учуяли след твоей крови, — лицо Файтова было открыто, без какой-либо нервной и тревожной мимики, он не отводил взгляда, не дергал головой, не сверлил меня взглядом так, будто от глотка этой дряни зависит целостность мироздания. Просто констатировал факт, в который искренне верил. Давая мне выбор.

А выбор был до банального простой, но от этого легче не становилась. Верю — значит, залпом пью эту бурду. Нет — уповаю на то, что все, что он сейчас сказал — полная чушь.

— А ты пил? — прищуриваюсь, чуть отодвигая от себя кружку с напитком.

— Мой запах не такой стойкий, как у тебя. Это, во-первых, — открыла рот, чтобы возмутится, но тут же его захлопнула, решив дослушать парня до конца. — А, во-вторых, если я это выпью ты повезешь меня обратно в город в катафалке. Да и как только эта… га… жидкость попадет тебе в кровь, ее запах для таких, как мы, будет не самый приятный… Они просто будут инстинктивно его избегать… Надеюсь, я среди этого амбре затеряюсь…

Пока парень в размышлениях почесывал двухдневную щетину, решила рискнуть. Хуже разве уже будет? И залпом выпила содержимое кружки.

От первого глотка захотелось сразу же выплеснуть все обратно, но, зажав нос с мазохистским упрямством, допила все до конца. Напоследок зажевав уже остывшей оладьей, чтобы хоть немного сбить послевкусие.

Б-р-р… Чувство такое, будто ягоды рябины смешали с полынью и землей, а потом все залили водкой… Настой у бабушки точно не на сиропе был…

— А зачем нам в город? — поинтересовалась, беря подсушенный галет из конфетницы. Шутку про катафалк я не оценила, но почувствовала, что Бобойск он не просто так помянул. Пока я мирно спала, у него созрел план. Не зря же он эту отраву приготовил…

Влад сложил руки на столе, наклонил голову к плечу и, округлив глаза, так посмотрел, как если бы пытался передать умную мысль в мозг полной дуре. Откинулась на стул, скрестив руки на груди.

— И-и-и? — протянула притворно лениво, хотя в голове лихорадочно перебирала варианты его ответа.

— Ну… — Влад скопировал мою интонацию, явно издеваясь, даже уголок рта криво дернулся, — можем остаться здесь, гонять чаи и ждать, когда к нам нагрянет Ян и компания. Или ты хочешь литрами пить эту гадость?

— Время сколько? — спросила, выпрямляясь, в уме подсчитывая, сколько времени уйдет на сборы. Как удачно, что родители в Крыму, а бабушка к подруге уехала. Не нужно вымучивать из себя логичные объяснения…

— Почти час, — разблокировав телефон, опасно лежащий почти у самого края, ответил Влад.

Наклонив голову к одному плечу, потом другому, прикинула, что время есть и мы успеем на трехчасовой междугородний автобус, и среди родных городских ландшафтов будем уже часам к 6. И тогда… Надеюсь, я распрощаюсь с Файтовым недели на две, как раз до первого сентября.

15.2

В 14:20 я уже бодро шла по тропинке, переходящей в старые борозды от колес, поросшие травой. Солнце сияло, птицы пели, позади пыхтел Влад, таща мои сумки и тихо ругаясь сквозь зубы. Взвалить на него весь багаж, кроме маленькой черной сумочки, куда помещался только телефон и кошелек — было меньшим, что он заслужил. И неважно, что у него крыша поехала от всех этих превращений, а Ян не посвятил его в детали плана, и, по итогу, все закончилось не так страшно, как надеялась сектанты-оборотни. Краткий пересказ истории знакомства с дружной компанией я из Влада выудила, но он меня не удовлетворил. С Яном он познакомился в интернете на одном из сайтов любителей мистики и тащащихся по сериалу «Волчонок». А уж потом Ян свел его с остальными. И все кончилось тем, что они группкой веселых туристов отправились в Бронзовск: Ян утверждал, что там находится девушку под заковыристым ярлыками «олуфарагбы» и «гарус» или, по-простому, «жертва». Девушка, чья кровь снимет проклятье. То есть — я.

Естественно, что я не поверила, что Влад удовлетворился такими туманными объяснениями и согласился. Было что-то еще, что он мне сказал. И я это обязательно выясню.

— Может, хотя бы это понесешь? — Файтов остановился, утирая пот со лба, и протягивая мне холщовую сумку на замке — с книгами.

Издевательски прищурилась, окидывая парня намеренно долгим взглядом. Он нес в одной руке небольшую сумку с шильно-мыльными принадлежностями, косметикой и прочей ерундой, а в другой — тащил клетчатую сумку-баул, одну из тех, в которых мигрируют вещи из Китая в Россию, а потом заселяют небольшие бутики в нашем торговом центре на Ленинградской. В жару, не свойственную августу, можно бы и пожалеть парня. Но…

— У меня рука еще болит, — помахала перед его носом перебинтованной ладонью.

Парень стиснул зубы, выпрямился, насколько это было возможно с его ношей, и зашагал быстрее, движимый то ли упрямством, то ли чувством вины — по раскрасневшемуся от натуги лицу было не понять.

А я… Я любовалась пейзажем, смотря, как в ветвях ольхи возятся мелкие пташки, а ветви берез с сочными зелеными листьями покачиваются на ветру. Впервые я не чувствовала страха, выжимающего мозг словно тряпку, оставляя после себя только панику. Вдыхала воздух, пропитанный горьким запахом полыни, щурилась на солнце, и по полной радовалась жизни в поселке впервые с тех пор, как начала ездить сюда совсем маленькой. Даже жалко, что пора уезжать…

На нашу удачу автобус оказался полупустой — среди недели мало кто уезжал вторым рейсом, обычно все те, кто работал в городе и близлежащих поселках, уезжали «270» автобусом, что отъезжал от здания сельсовета в 6:30 утра. Оплатив билеты и затолкав мой огромный баул в багажное отделение автобуса — мы выбрали места в середине автобуса. Влад, заткнув уши вкладышами и выпив полбутылки минералки, купленной в деревянном домике бабы Маши — этакой пародии на городской киоск — откинул кресло назад и закрыл глаза. Он не намеревался обнажать душу и выкладывать все припрятанные карты, как я надеялась. Мне же хотелось расспросить его, как можно подробнее обо всем, что этот Ян рассказал ему о проклятии, но… Вдруг кто мог подслушать?

В Бронзовске каждый третий, вне зависимости от пола, возраста и образования, любил собирать сплетни. А чем еще заняться в поселке, где даже кинотеатра нет, а другие крупные увеселительные мероприятия — не считая Масленицы и 9 мая — вроде цирка, проходят, в лучшем случае, раз в год? Вот люди и занимаются, по большему счету, тем, что перемывают кости соседям да обсуждаются новые сериалы, идущие по ТВ. Как-то не хочется, чтобы потом про меня ходили слухи, что я искренне верю в проклятья, оборотней, и занимаюсь косплеем по мотивам «Сумеречной Саги». Решила хоть как-то отвлечь себя, и достала потрепанную книгу, бережено завернутую в целлофановую пупырчатую пленку, что лежала на самом верху холщовой сумки — положила ее туда в самый последний момент, чувствуя себя при этом отъявленным преступником. Книге все-таки почти 200 лет! Аккуратно развернув ее, провела указательным пальцем по вдавленным инициалам. И снова начала погружаться в автобиографию Терехова Андрея Викторовича. Может, я что-то пропустила, когда читала в первый раз? Я рассматривала гравюры, вчитывалась в текст, ища скрытый между строк смысл. Но ничего не цепляло. Кроме разве, что лиричного описания встречи графа с его будущей женой.

«Я плѣнился ею съ первого взгляда. Стройный станъ дѣвичьяго тѣла, синіе очи, толстая темная коса и румянецъ, озарявшій щёки, вмѣстѣ съ задорнымъ смѣхомъ. ​Всё​ стало такимъ пустымъ: мое положеніе въ обществѣ, ​её​ происхожденіе, мнѣніе ​свѣта​. Лишь рядомъ съ ней я былъ самымъ счастливымъ, словно Эросъ я обрѣлъ свою ​Психею​».

Как только мы миновали дорожный знак «р. Биаони», люди, скучающе разглядывающие проплывающий однотипный пейзаж, начали засыпать, или, по примеру Влада, затыкать уши музыкой, чтобы отвлечься от нарастающей тряски — мы как раз выехали на самый разбитый участок дороги.

Уже стало очевидно, что я предвзято отношусь к тексту книги, намеренно в уме переиначивая, казалось бы, простые и безобидные слова. Конечно, меня беспокоила та приписка чернилами о прощении. Ведь она не очень складно вписывалась в историю, рассказанную бабушкой. Марфу чуть не задрал медведь, а убитый горем Терехов застрелился, прежде чем жена пришла в себя… А что, если Терехов сам напал на жену…?

Взбудораженная своим предположением, ткнула соседа в бок.

— А? Что? Где? — Влад встрепенулся и нервно огляделся по сторонам. Видимо решил, что я заметила кого-то подозрительного среди пассажиров.

— Да все в порядке, — заверила я, сунув ему в руки книгу, открытую на странице с припиской автора. — Смотри. Это написал Терехов, я думаю. Он в чем-то извинялся перед женой. Может, не медведь на нее напал, а он…?

— В смысле? — пелена недавней дремоты спала с парня, и он начал с лихорадочным интересом листать желтые страницы, после следующих моих слов:

— Вдруг, он был такой же… как ты? — последнюю часть произнесла тихо, неуверенно. Понимая, что глупо предполагать такое бездоказательно.

— Вряд ли, — не отрываясь от своего занятия, бросил Влад. — Ян объяснил мне, что проклятие луны — так он назвал нашу болезнь — передается по крови. Твоя кровь 100 % процентов чистая. Если, конечно, Ян насчет тебя не ошибся… — Файтов оторвался от книги и долгим взглядом впился мое лицо, будто пытаясь заглянуть туда, где под слоем кожи, внутренностей и костей теплится огонек души. — Нет. Он не ошибся… Есть в тебе что-то такое… Не знаю, как объяснить, но… Я чувствую, что именно ты — ключ к снятию проклятия.

— Как было бы проще — убей ты меня, — попыталась за черным сарказмом скрыть дрожь в голосе, вызванную его словами.

Влад лишь закатил глаза.

— Теперь по гроб жизни вспоминать будешь, — вздохнул он, а я с ехидной ухмылкой кивнула. Странно, мне хотелось задеть его, чтобы он разозлился, начать припираться, как тогда в лесу. Чтобы вернуть все как было, без давящего чувства серьезности всего происходящего.

— Так было бы проще… — в пустоту проронила я, смотря мимо парня, на плывущие в запыленном окне обгорелые деревья, похожие на истлевшие спички.

Все же, я не привыкла к вещам, что развиваются о привычные мне понятия. Частые переезды и бессонные ночи перед экзаменами я могу выдержать, даже с фобией я худо-бедно справлялась, а вот проклятия, оборотни, запутанные сны, чужие воспоминания и непонятные чувства — все это слишком.

— Да ну? — тяжелый взгляд парня попал в поле моего зрения, прогоняя мимолетную хандру. — Не вижу я в этом ничего простого… Я не могу объяснить… — парень замялся, утыкаясь в книжку и продолжая листать страницы. — Но я чувствую, что это неправильно… И дело даже не в нормах морали. Как если бы… Я бы охотнее умер сам, чем убил тебя.

И тут наши глаза встретились. Смятение и растерянность отражались на его лице, проникая в радужку глаз неуверенными всполохами. Он сказал правду. Казалось, воздух потяжелел, превратился в вату: рвано вдохнула, забегала глазами, чувствуя, как жар ползет по шее, прямо к лицу.

— Вот, — ткнула в гравюру на странице, чтобы увести разговор в более продуктивное русло. Чем быстрее мы разберемся со всем этим, тем лучше. — Кто это? Знакомой кажется….

— Конечно, — парень хмыкнул, как ни в чем не бывало, будто это не он полминуты назад ошарашил меня признанием, попахивающим Шекспиром. — Вылитая ты!

Недоверчиво прищурившись, забрала у парня книгу, и вгляделась в черно-белое изображение. Конечно, сказать наверняка, что девушка из книги похожа на меня можно было с натяжкой, но в чем-то мы, и правда, были похожи. Может, овал лица, нос и выступающий подбородок? Жаль, что изображение не цветное, а все эти чернильные полосы, из которых сделан рисунок, смазывали выражение лица. Художник, делавший рисунок, — если это не результат работы станка (хотя не знаю, существовали ли такие в начале 19 века) — явно был мастером пейзажей и натюрмортов, а не художественного портрета.

— Что-то не похоже… — недоверчиво скривилась, хотя в душе екнуло: сходство было, только не могла понять, надумываю ли я его или оно действительно есть. — Еще скажи, что глаза у нас одного цвета, — фыркнула, отдавая книгу обратно парню, который тут же продолжил ее листать. Может, он заметит то, что пропустила я.

— А может так и есть, — выдал он вполне серьезно — По черно-белой картинке не определишь, но… — и тут он зачитал ту же строчку, что привлекла меня.

— Это Марфа? — с шевельнувшимся интересом снова заглянула в книгу, чуть ли не касаясь щекой плеча парня.

— Ага. Жена нашего суицидника, или как их в то время называли…

— Ничего не понимаю… — снова вырвала у парня книгу, вглядываясь в злополучное изображение. — Допустим, что Марфа выжила, родила ребенка. К тому же бабушка, говорила, что этот Терехов мой прапрадед что ли… Но… Все-таки я не могу представить, что медведь не задрал до смерти хрупкую женщину. А вот если предположить, что ее муж был твоим… сородичем… Тогда, логично, что он застрелился из-за мук совести… Нет. Не сходится. Ты говоришь, что в моей крови нет той заразы, что у тебя.

— Почему ты решила, что оборотнем был он? — парень бегал взглядом по оборванной странице книги. — Разве он написал: «Прости, что чуть не убил тебя, любовь моя»? Эта Марфа, видать, была очень красивой крепостной девчонкой, раз наш дедок влюбился без памяти и, наплевав на все правила общества, женился на ней. Он пишет: «Прости, что причинил тебе боль». А про зверя — может, метафора. Ревность тоже, в своем роде, — большой и страшный зверь. Может, он приревновал ее к кому-то, они поссорились, и она убежала в лес. А застрелился он потому, что решил, что виноват.

Я замолчала, мысленно складывая на полочку версию № 2. Может, Влад и прав, и никакой мистики в том случае не было, но…

Вырываю книгу и захлопываю ее так, что сосед, чутко спавший на сидении впереди нас, встрепенулся.

— Все равно, не верю, что ее задрал медведь… — недовольно пробурчала, не желая признавать, что его версия меньше попахивает бредом, чем моя.

— Допустим, был такой, как я, — знакомые черти снова принялись выплясывать ламбаду в карих омутах. Парень, видимо, не мог долго прибывать в тяжких раздумьях. Откинулась в кресле, ожидая поток издевательских и острых слов. — Красивый, обаятельный граф соседнего поместья, возможно, даже бывший хозяин нашей Марфы. И он тоже был проклят. Поссорившись с нашим бедным писакой, она убежала за границы своих владений, и встретилась там с нашим роковым красавцем. Он попытался овладеть девушкой, она его отвергла, и тогда…

Мой полуфырк-полухмык прервал полет фантазии университетского сказочника.

— Ты там часом диск с «Бедной Настей» у бабушки не стащил? Ну, ты и страсти насочинял. Легче поверить, что Марфа забила медведя ребром от кринолина.

— Да ладно, твоя версия «Красавицы и чудовища» звучит еще хуже, — парень улыбнулся: не так, как обычно во все 32, будто стремясь продемонстрировать зубы мудрости. Той самой искренней улыбкой, едва заметной. Жар прилил к щекам от осознания того, что ему действительно понравилась моя шутка. Ведь то, как я ее произнесла, больше было похоже на допрос, чем на язвительный комментарий — ну, не умела я играть с интонацией в голосе.

Влад еще хотел что-то сказать, но автобус остановился в очередной раз, и Файтов мельком выглянул в окно: его брови дернулись, будто он о чем-то вспомнил, и он, подорвавшись с места, устремился к выходу.

— Мне срочно надо домой! Закажешь для своих баулов грузовое такси! Прости!

Правило 16.1. Прислушивайся к интуиции, но доверяй сердцу

Странно, но стоило Файтову пулей вылететь из автобуса, мне стало как-то… некомфортно, что ли. А казалось, я должна была испытать облегчение. Быть может, это из-за того, что за мной охотятся чокнутые сектанты, а с ним я чувствую себя в относительной безопасности? Смотрела в окно, пытаясь избавиться от чувства дискомфорта, ерзала на кожаном кресле, обтянутом дешевой гобеленовой тканью, пытаясь найти рациональное объяснение своим чувствам, в обход темы под тегом «Владислав Файтов». Но ничего кроме длительного стресса, перерастающего в паранойю, на ум не шло — конечно, кроме банальной, но такой пугающей, симпатии к…

Оборвала мысль, решив не углубляться в подобные размышления, проблем и без того было достаточно.

Автобус прибыл на конечную, а я облегченно отложила самокопание в долгий ящик. Сначала надо решить одну проблему, а конкретно — с Яном и компанией — а потом уже браться за следующую.

Выгрузила сумки — не без помощи водителя — и села в первое такси, остановившееся около автовокзала. Пришлось доплатить сверху 200 рублей, чтобы таксист помог донести сумки до квартиры.

Квартира номер 273 встретила меня непривычной тишиной. С замиранием сердца поворачивая ключ, я надеялась услышать доносившийся из недр квартиры зычный папин голос, пропитанный шутливыми командирскими нотками. И мамино наигранное ворчание под аккомпанемент манящим запахам ее сладкой выпечки. Глаза обожгло слезами усталости и непонятной обиды, высасывающей все силы. Опустилась на банкетку, прислонив затылок к стене, и закрыла глаза. Я и не думала, что так сильно по ним соскучилась. Подумаешь, они решили продлить отпуск… Разве это плохо? Нет… Но так хочется обнять маму, вдохнуть шлейфом исходящий от нее аромат ванили, печеных коржей и шоколада и спросить совета. Хотя… Не думаю, что есть слова, способные описать то, что со мной произошло этим летом… И было бы неплохо зарядиться бодростью от папы, послушав парочку его бородатых анекдотов и армейских баек.

Но толку мечтать о том, что заведомо неосуществимо. Вздохнув, поднялась и направилась на кухню. В холодильнике наверняка мышь повесилась, но кофе с сахаром и сухими сливками вполне можно себе устроить. Влить в себя, так сказать, заряд бодрости. За самообслуживанием, детская обида притупилась, и я даже порадовалась тишине в доме. Но только я с комфортом уселась на барный стул — мама в прошлом году купила для кухни стол-трансформер в комплекте со стульями на высоких ножках — раздался звонок в дверь. Я изо всех сил понадеялась, что это сосед сверху пришел за солью — дядя Ваня вечно по рассеянности забывал купить то соль, то сахар, да и с моим папой они любили лишний раз обсудить прошедший турнир по боксу. Червячок подозрительности грыз эту версию с особым смаком, особенно когда продолжительность трели звонка увеличилась. А телефон, который я продолжала держать в руке, чтобы в случае чего набрать 911, вдруг загорелся: высветилось начало сообщения от абонента «Надя»:

«Колись, что у вас там про…»

В висках набатом застучала паника. Нашли. Подцепила с антресоли зонтик — за неимением лучшего средства самообороны: все сковородки тихо-мирно покоились в кухонных шкафчиках. Выдохнув, заглянула в глазок. Нервное напряжение сменилось гремучей смесью раздражения, любопытства и.… облегчения, граничащего с приступом… радости? Странный коктейль чувств в отношении Влада Файтова…

Ну да ладно. Сначала, узнаю, что ему нужно, а потом…

Очередной визг звонка заставил вздрогнуть. Повернула ручку свободной рукой — телефон отложила на трюмо, а зонтик оставила в качестве поддержки. Мало ли…

— Скучала? — сверкнул белыми зубами парень, небрежно прислоняясь к косяку.

Возвела глаза к молочно-белому натяжному потолку, ища в себе терпение, и желательно, вселенского масштаба.

— Что тебе надо, Влад? — протяжно вздохнула, хотя, если честно, была совсем не против его общества.

— Переночевать пустишь? — будничным тоном выдал парень, как если бы говорил о погоде.

— А? — искренне понадеялась, что ослышалась. Одно дело — пустить на чай и скормить парню стратегический запас подсохших печенек и зубодробительных карамельных конфет. А другое…

— В моей квартире небезопасно, — добавил Файтов, и, не дождавшись от меня официального приглашения, принялся стягивать свои потасканные кроссовки.

— С чего ты так решил? — сцепила руки на груди, но все-таки отошла чуть в сторону, позволяя ему зайти в квартиру.

— Да там все кто-то вверх дном перевернул, — продолжил парень все тем же спокойным голосом. А у меня глаза на лоб полезли:

— Как? То есть… Как? — растерялась, подбирая разбежавшиеся по углам нужные слова.

Парень пожал плечами, определил свою обувь на одну из полок обувницы и выпрямился, бегая глазами по широкому коридору, заканчивающемуся раздвижными дверями, что вели в зал, смеженный с кухней.

Парень даже присвистнул.

— Кучеряво живете! Чувствую себя индийским плебеем, живущем в самом бедном районе Дели, — продолжил Влад, скользя кончиками пальцев по деревянным панелям, закрывающим половину стены.

— Не переводи тему! — шлепнула его по руке, чувствуя, как из глубин поднимается волна раздражения.

— Да нечего рассказывать, — парень, мельком взглянув на меня, продолжил шарить глазами по просторному залу, будто ища за что зацепиться. За что только? Обычная гостиная в голубых тонах, в сочетании с кремовыми оттенками, кухня тоже делалась в похожей цветовой гамме, чтобы не резонировать с основным тоном.

— Миленько тут у вас. Не то, что в моей однушке, воняющей котами, — парень наглым образом пристроил свою задницу на диван в чехлах цвета «кофе со сливками», подмяв под себя одну из нежно-фиолетовых подушек.

Нахмурилась, но больше не из-за его действий, а из-за того, что он снова попытался увильнуть. Один раз я уже решила его не расспрашивать, и закончилось все не лучшим образом.

— Или ты говоришь все от и до, — чеканя каждое слово, произнесла тоном, которым папа гонял в части своих подопечных (по крайнее мере, с его слов), — Или выйдешь отсюда. Прямо через балконную дверь.

Свела брови на переносице и указала направление, где сквозь тюль виднелся выход на лоджию.

— Ладно…, — парень сильнее откинулся на подушки, устраиваясь на диване. И тут его взгляд зацепился за сувенирную гипсовую щуку, висевшую на гвозде над софой — своего рода компромисс и доказательство любви моих родителей. Папа смерился с диваном, похожим на черничный бисквит, стоящий на кондитерском прилавке, и барным столом, а мама согласилась повесить эту жуткую рыбину, выбивающуюся из общей картины, как пятно на белой скатерти. Вот она, сила компромиссов.

16.2

Присела на краешек кресла, готовая слушать рассказ. Ведь судя по тому, как он полировал взглядом папин громоздкий сувенир, случившееся не просто попытка ограбления или глупая шутка.

— А что это за трофей рыбака на стене? — поинтересовался Файтов тоном туриста в «Зимнем Дворце».

— Это папин друг привез с Байк… Влад! — возмущенно рыкнув, швырнула в него подушку. Этот гад опять хотел сменить тему. Пойти в обход минного поля, так сказать. — Говори уже! Хватит пустой болтовни! Сначала расскажи все. Честно, — более миролюбиво продолжила я. Понимая, что ругань с этим обалдуем приведет только к затянутым словесным баталиям. А сейчас не время меряться остроумием. — А потом — экскурсия. Могу даже семейные альбомы показать и папины спортивные кубки и награды.

— Серьезно? Там, где ты вся в пене и с голой по…

— Влад! — сбила вылетевшую перченую ремарку в полете.

— Хорошо, — иронические нотки исчезли из его голоса, Влад выпрямился, а я невольно сглотнула, и угнездилась в кресле, надеясь поймать ускользающее из пальцев чувство уюта и комфорта. — У меня дома все перевернули вверх дном. Дверь аккуратно вскрыли, но навскидку ничего не пропало…

— Как думаешь, кто это мог быть? — спросила я, чувствуя, как горло сжала нарастающая тревога.

Парень отвел взгляд, закусив нижнюю губу. На лице красноречиво отразилась… Вина?

— Ян, — без намека на вопросительную интонацию предположила я. Кивок заставил выдохнуть, будто мне дали под дых.

Мысли лихорадочно забегали, я не могла больше сидеть, резко встала и принялась мерить шагами ковер в пастельных тонах.

— Он знает, где ты живешь? — задала вопрос чисто для галочки, чтобы уточнить: ответ и так был очевиден.

— Ага, — Влад нервно взъерошил затылок, резко встал и направился к столу, где одиноко остывал мой кофе. — Он как-то приходил ко мне. Принес дневник какого-то своего предка, страдающего той же… болезнью. Видимо, его он и забрал.

Влад по-хозяйски начал открывать шкафчики, ища сахар и полку с посудой. Достал папину кружку с надписью «Любимому командиру», налил себе остатки кофе из турки, разбавил его кипятком и уселся на барный стул. Не знала, возмущаться от такой наглости или просто махнуть рукой. Решила проигнорировать — пусть себе хрустит старым печеньем, мне не жалко. Тем более, если бы я не хотела наблюдать подобную картину — надо было захлопнуть дверь перед его носом.

— Но раз дело в дневнике, зачем ко мне притащился? — задала вполне логичный, как кажется, вопрос.

На что Файтов пожал плечами, будто не до конца определился с причиной.

— Неспокойно мне как-то…

Внутри что-то неприятно дернулось: подсознание будто нашло двойное дно в словах.

— За себя или за меня? — хмыкнула, крутанувшись на стуле и попытавшись вытряхнуть из себя возникшую неловкость.

Влад подхватил мой хмык, но промолчал. Покачал головой и сделал глоток из кружки. Я не сдавалась — продолжала сверлить парня взглядом в ожидании ответа.

— А есть разница? — тихо спросил он, отвернувшись, но прежде, чем я задала следующий вопрос, Файтов хлопнул себя по коленям и встал: — И где мне приткнуть свой зад? Я жутко устал… С удовольствием поспал бы до второго пришествия.

Смотрела на его широкую сводящую зубы улыбку и щурилась, пытаясь понять, не скрывает ли он что. Но… Кроме темных кругов под глазами, подрагивающих уголков рта и разбитого лба ничего необычного не заметила. Либо Влад перешел на следующий уровень лжи, либо, и правда, сказал все как есть.

— В комнате для гостей поспишь, — сдавшись, я встала и проследовала в коридор. Мне в спину донесся удивленный свист.

— У вас, наверное, и биде рядом с туалетом стоит…

— Дверь справа, — указала на расположение санузла, пропустив мимо ушей ироничную вставку.

Остановилась в проходе, с силой сжав подбородок. Предложив Файтову, занять комнату, в которой жила Ната, когда приезжала, я не учла одной детали — это смежные комнаты. Я же не смогу заснуть, зная, что за стенкой спит он… Наверное…

Повернулась к терпеливо ждавшему парню. Но, подумав, поняла, будет глупо возвращать его в зал. Как я это объясню? «Прости, Влад, но мне некомфортно находиться с тобой, сопящим за стенкой моей комнаты»? Звучит как-то не очень… Да и балансирует рядом с опасной темой о втором «Я» Файтова. Не хочу, снова возвращаться к этому даже мысленно. А то свихнусь. Леопарды… Оборотни… Жуть.

— Будешь жить в комнате тети Наташи, — добавила, поправ угол фотографии, висевшей на стене. Казалось, если повернусь к парню, он прочтет все в моих глазах.

Выдала Владу постельное белье, объяснила, где в шкафчиках на кухне лежит мой стратегический запас Ролтона и кукурузных палочек — я не фашист, чтобы морить голодом гостя, хоть и не совсем желанного. Напоследок всучила ему новую зубную щетку — купила ее перед поездкой к бабушке, а вот взять забыла — и полотенце. И ретировалась до того, как в спину полетело очередное «спасибо». Приглушенные стеной звуки стихли через полчаса: судя по всему, он не врал об усталости.

В комнате долго сидеть не смогла и ушла в зал, даже включила бессмысленный сериал в перемотке на «Камеди», но тревога так и не прошла. В холодильнике и в серванте не было свежих сладостей, чтобы заесть копошащееся в кишках чувство — а ближайший магазин закрылся 15 минут назад — как раз когда я поняла, что ситком про группу друзей-студентов не помогает. Готовить что-то было просто лень. Выпила еще кофе вприкуску с тем же многострадальным печеньем, и решила вернуться в свою комнату. Шла медленно, чувствуя, как немеют ноги, не желая идти. Но это только разозлило, пробудив упрямство.

Что я, в самом-то деле? Я же у себя дома!

Затоптала без какого-либо уважения к спящему человеку. Думала, я еще долго не усну, прислушиваясь к шорохам по ту сторону, но как только голова оказалась на подушке, я нырнула в мир спутанных сновидений. Одни сменялись другими, перемешиваясь с чужими воспоминаниями, будто кто-то специально вертел стеклышко калейдоскопа, чтобы не дать мне обнаружить связь.

Под конец этого бурлящего потока вынырнуло кое-что. Знакомый силуэт, сотканный, будто из миллиарда снежинок со знакомой морозной свежестью в голосе.

— Он принял решение. И так будет лучше для вас обоих…

Мара повернулась, чтобы раствориться в набирающем обороты снегопаде, но девушка, в чье тело мое сознание только что приземлилось и заняло место в зрительном зале, остановила ее, грубо и отчаянно схватив за запястье. Она знала, что это будет их последняя встреча, если позволить ей вот так уйти.

— Нет…! — крик отчаяния оборвался, когда девушка встретила взгляд цвета замороженного льда. — Пожалуйста… Я не смогу без него…

Отрывистые фразы заменили судорожные всхлипы. Дрожащая рука принялась комкать меховую одежду в районе живота, а внутри что-то болезненно сжалось.