Английский детектив. Лучшее

ДЖИЛЛИАН ЛИНСКОТТ Отравленный персик

За что я люблю лето, так это за возможность приезжать в один из садов под деревушкой Кабо-коув. Нет ничего лучше, чем вечером наслаждаться плодами, собранными за день. Конечно, есть такие люди, у которых даже после самого сладкого плода во рту останется плохой привкус. В данной истории семейство Вэленсов откроет это для себя самым неожиданным образом.

Ветки подрезали в январе. В персиковой оранжерее садовники отвязали ветки от проволоки, укрепленной на выбеленной стене, и расправили их с такой осторожностью, будто в руках у них была паутина. К ним подошел мастер с ножом с костяной рукояткой и начал срезать мертвые ветки, плодоносившие в прошлом году, и выбирать побеги, которые принесут новый урожай. За ним, как алтарник за попом, ходил его молодой ученик с небольшой корзиной в руках и подбирал каждый кусочек ветки, упавший на землю. Было произнесено всего несколько слов, а больше и не требовалось. За восемьдесят лет, прошедшие с того времени, когда персиковую оранжерею построил дед его нынешнего владельца, этот ритуал не изменился и повторялся каждую зиму. Королева Виктория возглавила империю и умерла, ученики укоренялись и становились главными садовниками, девятнадцатый век сменился двадцатым, но всегда на изломе зимы, после зимнего солнцестояния, когда дни только начинали незаметно увеличиваться, в персиковой оранжерее в Бриарли подрезали ветки.

Стоя у двери между персиковой и виноградной оранжереями, Генри Вэленс, как отец и дед до него, наблюдал за этими добрыми заботливыми людьми, целью которых было хранить, бережно улучшать и передавать дело сыновьям. Этот январь отличался от предыдущих лишь тем, что рядом с ним стояла Эдвина, его жена, которая через наклонное окно смотрела на голый огород и грядку капусты. За пять лет их совместной жизни у Эдвины так и не появился интерес к садоводству. Ее больше занимал дом и обязанности хозяйки (детей у них еще не было). Ей и сейчас было не особо интересно, но в последние месяцы она не перечила мужу, когда он несмело советовал, как ей проводить время, и следовала за ним повсюду, послушно, но без задора в глазах, без живинки, которая когда-то отличала каждое ее слово, каждое движение. Волосы под шапкой-тюрбаном были по-прежнему блестящими, как шерсть гнедой лошади, стройную грацию ее высокой фигуры не могло скрыть длинное каракулевое пальто, которое она из-за холода не снимала даже в теплицах. Но руки ее, затянутые в серебристо-серую лайку, были крепко сжаты, а лицо было холодным, как зимнее небо.

Муж придвинулся к ней, чтобы их не услышали люди, возившиеся с персиками, и вполголоса произнес:

— У меня письмо от Стивена.

За последние несколько месяцев они приобрели привычку о самых важных вещах разговаривать в людных местах или когда рядом были слуги. Это уменьшало возможные неприятные последствия. Она чуть-чуть повернула голову, продолжая смотреть на огород, как будто брюссельская капуста могла уползти с грядки, если за ней не следить.

— Похоже, он написал книгу.

— Какую книгу?

— Роман.

— Зачем это ему понадобилось?

У нее вообще был негромкий голос, а сейчас он и вовсе еле слышался.

— Говорит, что хочет заняться делом. — Она ничего не сказала. Он посмотрел на нее, потом перевел взгляд на садовников. — Я ему написал, что заплачу в два раза больше, чем он рассчитывает на этом заработать, если он не опубликует его.

— Он не согласится.

Произнесла она это с холодной уверенностью. Они еще какое-то время постояли, потом он подал ей руку, и они пошли через стеклянные галереи виноградной оранжереи и через пустую арбузную теплицу, вычищенную до блеска на зиму. Их шаги отдавались на железных решетках. В персиковом доме мастер наблюдал, как двое садовников полосками ткани привязывали к стене деревце. Он остановил их, подошел, поднял нож, глядя на одну из веточек, потом, так и не отрезав ее, подал знак продолжать. Дерево было подрезано идеально, и веточка была оставлена, чтобы родить персик. За фруктовыми оранжереями несколько людей чистили и чинили огромный бойлер, который подавал горячую воду в трубы, лежащие под решетчатым полом. Вскоре, когда подрезка будет закончена и кран бойлера открыт, чтобы создать искусственную весну, сок начнет подниматься по тонким стволам и разливаться по растопыренным веткам. Пока что день-два персиковые деревья могли отдохнуть.

К апрелю теплая персиковая оранжерея наполнилась розовыми цветами, хотя снаружи воздух еще не утратил зимней свежести. Садовники вели борьбу с вредителями, которые могли помешать плодам завязаться. Ученик ходил с латунным опрыскивателем вдоль рядов деревьев, брызгая на листья табачной водой, чтобы сократить количество тли. Один из садовников кистью мазал смесью серы с жидким мылом каждый узел, каждую трещинку, чтобы убить яйца красных пауков, и не забывал присматривать за учеником.

— Эй, аккуратнее с этой штуковиной, ты только что чуть ветку не отломал.

Вообще-то секундная неосторожность ученика не потревожила даже листика на деревце, и внимание садовника было не полностью поглощено борьбой с паучьими яйцами и тлей. В то время происходили такие события, о которых знали даже ученики, и волны, зародившиеся в хозяйских комнатах, распространились через слуг вниз до кухонь, а оттуда через посудомойщиц достигли садовников, которые приносили в дом корзины с овощами. Среди последних был организован сбор средств, после чего в книжный магазин ближайшего городка отправили заказ. Кучер по дороге со станции должен был забрать заказанный товар вместе с другими копиями, которые заказывали слуги, кухарки и конюхи. Дворецкий, у которого были связи в Лондоне, похоже, уже обзавелся собственной копией, но никому ее не показывал. В обед садовники собрались в своей лачуге за задней стеной теплиц, разместились поудобнее на мешках и ведрах и выбрали того, кто будет читать вслух. Его желание начать чтение как положено, с первой главы, не нашло поддержки.

— Там ничего интересного. Давай сразу с того места, где про них говорится, про него и про нее, а начало мы послушаем потом.

— Если захотим.

Раздался смех, но негромкий. Им было выделено полчаса на то, чтобы съесть свой хлеб с сыром, но то, что они делали сейчас, не входило в их обязанности и могло закончиться неприятностями, даже увольнением за неуважение, если бы об этом стало известно. Дверь захлопнули перед носом любопытных учеников, но от мастера или старшего садовника она их не защитила бы.

Чтец жалобным голосом поинтересовался, как ему определить, где в книге начинается самое интересное.

— Тут нету комментариев на полях, как в Библии.

— Я слышал, это в десятой главе.

Чтец пошуршал страницами, прочитал про себя начало главы и присвистнул.

Тут же несколько голосов велели ему не валять дурака и начинать читать вслух.

— Тут она зовет его к себе, чтобы голову ему намылить за то, что он с одной служанкой сошелся.

— Там так и написано — «сошелся»?

— Ну давай, читай уже!

Теперь, когда дошло до самого интересного, все они почувствовали некоторую неловкость. Тот, кому доверили книгу, принялся читать торопливым полушепотом, и им пришлось тянуть вперед головы, чтобы расслышать. Леди зовет джентльмена в будуар. Настроена она решительно. Обычно она на болтовню слуг не обращает внимания, но он должен понять, что молодые горничные находятся в ее ведении, и как работодатель она несет моральную ответственность перед их родителями. Если джентльмен может заверить ее, что все эти слухи безосновательны, она предпримет самые суровые меры против тех людей, которые их распускают.

Тут снаружи раздался какой-то шум. Садовники замерли, но оказалось, что это всего лишь двое учеников пытаются подслушать, и вскоре они были спроважены с накрученными ушами.

— Давай дальше.

Джентльмен не может дать ей подобное заверение. Вместо этого он хвалит ее за то, что она принимает на работу таких хорошеньких горничных. Сначала она не верит, а потом приходит в ярость. Он сохраняет спокойствие, потом спрашивает ее, не ревнует ли она. Дама выходит из себя и даже пытается ударить его. Он хватает ее за руку, она падает на диван и устремляет на него черные горящие глаза. Он стоит над ней и смотрит на нее с хищной улыбкой.

— А что дальше-то?

— Ничего. Это конец главы.

Он повернул к ним книгу и показал наполовину пустую страницу.

— Ну так читай следующую.

Он перевернул страницу.

— Тут нет продолжения. По крайней мере, в этой главе. Здесь про то, как джентльмен в клуб ходил.

— И что он…

Неожиданно резко распахнулась дверь лачуги. Почти весь дверной проем загораживала квадратная фигура в котелке. Это был сам главный садовник, которому уволить их всех было не труднее, чем уховертку раздавить.

— Вы чем это тут занимаетесь? Вы уже час тут торчите.

Потом он увидел книгу и вырвал ее из рук чтеца.

— Постыдились бы! Я вам покажу, где место для этой грязи.

Садовники с виноватыми лицами прошли следом за ним через двор (за этим шествием из-за сарая наблюдали двое учеников) к бочке с жидкими удобрениями — коровьим навозом в дождевой воде. Он кивнул одному из садовников, чтобы тот снял крышку, бросил в бочку книгу и дождался, пока та погрузилась в вязкие глубины. Еще один кивок, и крышка вернулась на место.

— Если я увижу, что у меня в саду кто-нибудь держит в руках эту гадость, если я услышу, что кто-нибудь хотя бы упоминает ее, или мне покажется, что кто-то о ней думает, этот человек прямым ходом отправится искать новое место без характеристики. А теперь идите и займитесь делом.

Повесив головы, они разошлись. Двое направились к оранжереям.

— А он все-таки в одном месте ошибся. Сказать где?

— Где?

— Когда написал, что у нее черные глаза. На самом деле они у нее карие.

Они рассмеялись, но приумолкли, когда увидели Хоббса, мастера, который дожидался их. Поднять на него глаза они не осмелились.

К концу июня персики почти созрели. За деревьями наблюдали и ухаживали с того времени, когда среди лепестков сформировались маленькие зеленые шишечки; каждый день они подвергались тщательнейшему осмотру и отбору, пока на каждой ветке не осталось всего лишь по одному плоду. Теперь все ждали окончательного созревания. Опасаясь, что летнее солнце окажется слишком жарким и сожжет их через стеклянный потолок, Хоббс каждое утро приходил в оранжерею, становился между аккуратными рядами деревьев, поднимал голову, какое-то время смотрел наверх, а потом тихо, как в церкви, говорил несколько слов ученику. Ученик брался за колесо и открывал ряды вентиляционных окон, медленно, дюйм за дюймом, пока они не оказывались под нужным углом, чтобы обеспечить мягкую циркуляцию воздуха. И это повторялось каждые несколько часов, пока поднималось солнце. Как только открывались окна, в персиковой оранжерее проводилась уборка, не менее тщательная, чем в гостиной. С дорожки сметали каждый комок песка, каждое дерево придирчиво проверяли на мельчайшие признаки наличия вредителей, ибо в то время сезон был в разгаре и персики, можно сказать, вышли в общество. Поместье Бриарли было знаменито своими фруктовыми оранжереями, и прогулка между завтраком и обедом вдоль зеленых рядов с налитыми гроздьями винограда, под зелеными и желтыми фруктами, висящими в густой тени листвы, для гостей была почти обязательна. Вообще-то в том сезоне в Бриарли гостей почти не видели, но оранжереи, как всегда, были готовы к их встрече. Сегодня утром Генри Вэленс пришел в оранжерею один. Вернее сказать, его челядь держалась за ним на почтительном расстоянии: сначала главный садовник, потом мастер Хоббс, потом двое садовников, отвечавших за фруктовые деревья.

Время от времени Генри останавливался, ощупывал и нюхал дыню, трогал виноградинку. Когда это случалось, главный садовник подходил к нему, и они обменивались несколькими серьезными словами. Процессия медленно дошла до персиковой оранжереи и остановилась между двумя рядами деревьев.

— Почти созрели, верно?

Главный садовник движением головы подозвал Хоббса. То, что главный садовник позволял Хоббсу отвечать на вопросы хозяина напрямую, говорило о том, что он уважает его как специалиста. Хоббс был в темном костюме, в шляпе, по случаю официального визита без садовничьего фартука; в падавшей на него зеленоватой тени поблескивала цепочка для часов.

— Ранний Хейла должен созреть к понедельнику, сэр, а ранний Беатрис почти сразу после него. Потом пойдут Риверс и Миньон.

— Превосходно. Будем ждать.

Отец и дед Генри тоже когда-то стояли на том же самом месте и произносили почти те же слова. Разница была лишь в сухости голоса, как будто все то, чего он собирался ждать, уже осталось в прошлом.

Потом он с усилием произнес:

— Вы проследите, чтобы к концу второй недели у нас был хороший урожай? У нас будет много гостей. Полный дом.

Двое садовников переглянулись. Первый прием с прошлого года! Слуги уже начали подозревать, что в этом году приема вообще не будет.

— Мы проследим, сэр.

Он мог бы и не спрашивать. Их работа в том и заключалась, чтобы в доме все лето были свежие персики, вне зависимости от того, приезжают к хозяевам гости или нет. Однако обиды его вопрос не вызвал. Все работники сада любили своего хозяина. Любили и жалели.

Через стеклянные галереи со стороны дома послышался звук торопливых шагов. Шаги были слишком легкие и быстрые для садовника и слишком уверенные для горничной. Мужчина замер.

— Генри! — раздался голос его жены, дрожащий от едва сдерживаемой паники. Он встретил ее у двери. — Тебе письмо. Только что пришло.

Она протянула конверт. Сначала он удивился. Каждый день ему приходили десятки писем, и Эдвина была не обязана носить их ему. Но потом Генри заметил почерк, взял письмо и прочитал.

— Он услышал о приеме. Собирается приехать.

— Нет!

Садовники оказались в затруднительном положении. Подслушивать личные хозяйские разговоры никто из них не хотел. Но и уйти через дверь в огород без приказания они тоже не могли. Они принялись с огромнейшим вниманием изучать листья персика, хотя и так знали, что они идеальны.

— Напиши ему. Скажи, чтобы он не приезжал.

— Я не могу этого сделать. Он, в конце концов, мой брат.

— Он не приедет, если ты ему не разрешишь.

— Он все равно приедет, и что мне делать тогда? Вызывать полицию, чтобы его арестовали? Приказать людям бросить его в озеро, когда в доме будет полно гостей? Да после такого в обществе будут говорить об этом годами.

— Он этого и добивается.

— Да, и единственный способ помешать ему — не побояться и позволить ему приехать.

— Нет.

Но это слово уже было произнесено другим голосом, беспомощным и подавленным. Он протянул руку, но она повернулась и ушла. Ее медленные, удаляющиеся в сторону дома шаги еще долго доносились из стеклянных галерей.

Главный садовник вежливо обратился к хозяину:

— Сэр, фиги в этом году очень уродились. Не хотите ли взглянуть?

— Фиги. Да, конечно.

Когда они собрались идти дальше, главный садовник вдруг остановился.

— Прошу прощения, сэр, но взгляните на это.

Он указал на один из персиков. Оба садовника разом ахнули.

— Оса. Рано еще для них.

Насекомое сидело, сложив крылья, на нижней части персика. Хоббс, мертвенно побледнев, шагнул вперед.

— Прошу прощения, сэр.

Один из садовников, хотя его никто не спрашивал, вдруг произнес:

— Парень говорил, что видел их гнездо сзади на сарае.

Главный садовник зыркнул на него колючим взглядом.

— Так почему вы его не убрали? Хоббс, займитесь этим. — Указание это прозвучало не так резко, как могло, учитывая, в какое постыдное положение их поставило вторжение осы. Хоббс кивнул, и небольшая процессия двинулась дальше.

В июле запах зрелых персиков наполнил воздух нежным душистым ароматом. Каждое утро мастер аккуратно срывал самые спелые плоды и бережно укладывал их на подушечку, лежавшую на подносе, который держал ученик. Но он срывал не все персики. В Бриарли было заведено оставлять на деревьях несколько фруктов, чтобы гости, решившие прогуляться, могли полюбоваться этими чудесными плодами, светившимися сквозь зеленые листья, как глаза сонного животного. Однако компания еще не дошла до персиковой оранжереи, задержавшись по пути, чтобы посмотреть на сочные фиолетовые лозы винограда. Восхищенный шепот, руки в белых перчатках, тянущиеся к ягодам, но замирающие, так и не прикоснувшись к ним, словно в страхе замарать нетронутую красоту райского сада. Однако одна рука, мужская и без перчатки, все же прошла сквозь невидимый барьер и сорвала одну ягоду. Легкая дрожь, то ли изумленная, то ли довольная, прошла по группе. Радуясь вниманию, человек, сорвавший виноградинку, положил ее себе в рот. Губы его можно было назвать не по-мужски пухлыми, и, жуя, он показал внутреннюю поверхность нижней губы, гладкую и влажную.

— Ну как? Вкусно?

Вопрос задала женщина с темными, собранными на затылке волосами и большими глазами. От нее пахло гвоздикой, и, глядя на ее платье, можно было предположить, что портниха, пожалуй, слегка переусердствовала в своем стремлении сделать так, чтобы оно в точности повторяло очертания ее пышной груди. Вместо ответа мужчина сорвал еще одну ягоду и поднес к ее рту. Глаза женщины покосились в сторону, где стояли хозяин с хозяйкой, потом она приоткрыла рот, сложив губы кружочком, чуть опустила голову и, как птичка, взяла ягоду из его пальцев.

— О да. Очень вкусно.

После этого наступила тишина, нарушил которую голос хозяина:

— Не пройти ли нам к персикам? — И, не удержавшись, он прибавил: — Если ты наелся, Стивен.

— Пока да.

Группа двинулась дальше в молчании.

В воскресенье день начался позже, чем обычно. Между первым и вторым завтраками лишь несколько гостей побывали в оранжереях. Хозяин с хозяйкой, как всегда, отправились в церковь. Некоторые из гостей пошли с ними, но, поскольку день был жаркий, большинство решило прогуляться вдоль озера или по лимонной аллее. После обеда, когда выходной день повернул к концу, шаг гуляющих стал ленивее и началась вежливая борьба за места на скамейках под деревьями. Потом никто не мог вспомнить, кто предложил еще раз сходить в оранжереи. Возможно, это был сам хозяин. Но это точно была не Эдвина, потому что после обеда у нее заболела голова и она ушла к себе. Предложение могло последовать от Стивена, поскольку эти два дня он почти все время находился в центре внимания молодежи. Случайный человек мог бы решить, что здесь хозяин он, а не его брат, хотя все это время его отношение к Генри и Эдвине было самым благопристойным. Он даже обронил, что в их старом фамильном доме ему до того понравилось, что он начал подумывать, не задержаться ли здесь еще на недельку. Кто бы это ни предложил, его поддержали, и чуть больше десяти человек отправились в оранжереи, включая женщину, пахнувшую гвоздикой. Некоторые из гостей постарше отметили про себя, что для женщины, чей муж работал за границей, в течение этих двух дней она уж слишком часто оказывалась рядом со Стивеном. Поздно вечером несколько мужчин, отдыхая в бильярдной после изрядной порции портвейна, обменялись шутками насчет того, что Стивен собирает материал для нового романа за спиной Генри. Еще одна ночь, и в понедельник утром он уедет. Мужчины в бильярдной даже сделали ставки.

Солнце, еда и вино развеяли некоторый присущий прогулкам по оранжереям оттенок торжественности. Стивен был весел, безудержен и бегал по напоенным фруктовыми запахами дорожкам, как большой ребенок, которому хочется все увидеть, потрогать, попробовать. Его настроение передалось молодежи. У женщины, которая съела виноградинку, появились соперницы, потому что теперь уже никто не боялся прикасаться к плодам, срывать их и есть. Со стебля была сорвана дыня, и ею стали перебрасываться, как мячом, пока желтая мякоть и семечки не разлетелись по красным плиткам пола. Генри наблюдал за этим безучастно. Так же безучастно наблюдал за этим и стоявший в десяти ярдах от них главный садовник. Развеселившаяся компания смеялась, бегала по виноградной оранжерее и обрывала виноград, оставляя кисти с голыми черенками и обрывками фиолетовой кожуры.

Войдя в тенистую зеленую персиковую оранжерею, они увидели работавшего там Хоббса, и на какой-то миг показалось, что он, защищая заветные персики, готов проявить грубость по отношению к гостям хозяина, хотя это, разумеется, стоило бы ему места. Увидев приближающуюся компанию, он даже встал у них на пути, но, когда встретился взглядом о главным садовником, неохотно отступил в сторону. Однако этот намек на противостояние, похоже, только раззадорил Стивена. Он предложил одной женщине съесть персик, не срывая. Та потянулась губами к спелому, сочному красно-золотому фрукту. Хоббс шагнул к ней, возможно, для того, чтобы сорвать плод и вручить ей с почтением, приличествующим этой даме и прекрасному фрукту. Главный садовник не на шутку встревожился, предвидя возможное нарушение этикета, и хотел было его остановить, но женщина в последнюю секунду со смехом отвернулась от персика.

— Это невозможно. Он упадет.

— Возможно! Просто для этого нужно, чтобы рот был сухим. Вот, смотрите.

В полной тишине, под взглядами всей компании, Стивен подошел к самому крупному персику. Он висел очень удобно — на уровне его подбородка, выступая из листвы. Стивен немного согнул колени и запрокинул голову так, что фрукт оказался прямо на его губах. Зубы сомкнулись на персике. Сок потек по подбородку и стал капать на лацкан его белого пиджака. Какая-то женщина коротко вскрикнула, но на нее тут же зашикали. Персик зашатался, закрутился на черенке, но не сорвался. Шейные мышцы Стивена напряглись, и он откусил еще один кусок, больше предыдущего. Потом раздался какой-то негромкий треск, и он начал заваливаться на спину с персиком в зубах. На этот раз раздалось несколько вскриков, но никто не стал шикать. Поскольку Стивен стоял, запрокинув голову, падая, он с такой силой ударился о железную решетку, что содрогнулся, наверное, каждый листик в оранжерее. Раздались крики:

— Он задыхается! Господи боже мой, да уберите же это у него изо рта.

— Воздух, нужен воздух!

— Выведите женщин.

— Тут есть врач?

Генри уже подбежал к Стивену вместе с главным садовником и мастером. Они перевернули его и вырвали из зубов персик. Искаженное лицо говорило о том, что он задохнулся до того, как ударился головой, но, поскольку два раза умереть он не мог, это не имело значения. Генри быстро поднялся, закашлявшись, и попятился к стене. Там его стошнило.

— Выведите его. Выведите его на воздух.

— Выходите, все.

Пока дожидались врача, начали возникать первые подозрения, причиной которых был главным образом запах. Кроме Генри, еще несколько человек кашляли, выходя из оранжереи, одна из женщин лишилась чувств, и ее пришлось приводить в себя. Когда Генри и большая часть компании направлялись домой, главный садовник, Хоббс и несколько мужчин из гостей накрыли тело чистыми мешками. После этого они вышли в виноградную оранжерею и плотно притворили за собой дверь. Отойдя в дальний конец оранжереи, гости закурили, а садовники встали чуть в стороне от них. Когда наконец прибыл врач, они последовали за ним, но подходить к телу не стали, хотя к этому времени запах почти выветрился. Врач откинул мешок с мертвого лица.

— Так что, вы говорите, случилось?

— Он ел персик и подавился.

Врач наскоро осмотрел тело, потом велел снова накрыть, но не трогать его, пока не приедет полиция. Врач этот (добросовестный шотландец) появился в деревне довольно недавно. Старый доктор, наверное, проявил бы больше такта.

Вывод из этого был один, и никто его не подвергал сомнению: Стивен Вэленс получил по заслугам. Если ты совращаешь служанку брата, потом его жену и в погоне за прибылью рассказываешь об этом всему свету, нечего жаловаться, если в твоем персике окажется полно цианида. Даже те, кому Стивен нравился и кто с любопытством следил за его успехами, испытали своего рода удовлетворение от того, что конец все-таки настал, хотя был определенный спортивный интерес в том, чтобы узнать, как далеко может зайти человек, прежде чем вступят в силу законы природы. Стивен сам выбрал путь, по которому шел, и, согласно существующим в природе правилам, его ждало быстрое падение.

Во всяком случае, таким был немедленный вердикт общества. Каким будет вердикт государственной системы правосудия, это другой вопрос, и поначалу казалось, что с ним могут возникнуть трудности. То, что Стивен умер от отравления цианидом, и то, что переносчиком яда послужил персик, никем не ставилось под сомнение. Оптимистическая версия о самоубийстве, совершенном в неожиданную минуту раскаяния, была отброшена сразу всеми, кто хотя бы отдаленно был знаком со Стивеном или с его репутацией.

— Что ж, если говорить откровенно, я полагаю, это было убийство.

Дискуссия происходила поздно вечером в бильярдной, но никто даже не пытался играть, поскольку это было бы совершенно неуместно в воскресенье, когда хозяйка лежит с головной болью наверху, ее муж находится рядом с ней, а его младший брат в морге. Здесь начали собираться люди, имевшие вес, не та ветреная молодежь, которая увивалась за Стивеном, а более трезвомыслящие мужчины, которые знали отца Генри, которые занимали места в городских магистратах и выбирали представителей в парламент.

— Его нельзя винить. Я бы и сам то же самое сделал.

— Но травить ядом — не очень-то это благородно.

— Зато действенно. Быстро и практически безболезненно, надо полагать. Да и, если разобраться, что ему оставалось? Я имею в виду, сейчас ведь не те времена, чтобы вызывать на дуэль.

— Теперь, очевидно, будет расследование. Они могут решить, что это убийство, совершенное неустановленным лицом или лицами…

— Или могут даже назвать лицо, которое это сделало, если соберут достаточно улик.

Какое-то время все молчали, обдумывая этот вариант.

— Хотя нельзя забывать и о том, что существует еще случайная смерть.

— В том персике была целая пробирка цианистого калия. Как он мог туда попасть случайно?

— В садоводстве цианистый калий используют для борьбы с осами. По крайней мере, мой садовник использует, и я не думаю, что у Генри какие-то другие садовники. На персики, если не следить, осы слетаются тучами.

Снова наступившее молчание прервал самый старый из них:

— Пожалуй, утром я поговорю с его главным садовником.

На коронерский суд Хоббс пришел в своем лучшем выходном костюме и новеньком котелке. Когда он вышел давать показания, свет из окна падал прямо на него. К этому времени суд уже выслушал брата покойного, двух врачей, полицейского и главного садовника, который отчетливо помнил, что велел мастеру разобраться с появившимися в персиковой оранжерее осами. Коронер с сочувствием отнесся к горю брата, а с врачами и главным садовником был деловит.

К мастеру он обращался более холодным тоном, но Хоббс на все вопросы отвечал почтительно. В доме мистера Вэленса он прослужил двадцать лет. Да, он использовал цианистый калий, когда травил ос в гнезде, в сарае у них специально для этого хранится банка. Нет, он не знал, что яд может попасть в персик. Да, его предупреждали, что с этим веществом нужно быть осторожнее, и он знал, что оно ядовито. Если некоторое количество яда попало с его садовых перчаток или какого-то инструмента на фрукт, то это могло произойти только в результате небрежности. Мог ли он назвать какой-нибудь другой способ, как это могло произойти? Нет, сэр, никакого другого способа он не представляет. В зале суда послышались шуршание и вздохи, как будто зашумели тяжелые листья под порывом ветра. Коронер выдержал паузу, давая присутствующим осознать всю значимость этого ответа, после чего обратился к другой стороне дела. Врач, констатировавший смерть, и полицейский обнаружили на персике крошечные осколки стекла.

— Его положили на пол, сэр, когда один из джентльменов вынул его изо рта покойного.

— Вы предполагаете, что именно тогда на него попало стекло?

— Да, сэр.

— Вы часто оставляете осколки стекла на полу в оранжереях вашего хозяина?

— Не часто, сэр.

— И все же стекло оказалось там. Следует ли полагать, что это еще один пример небрежности?

Хоббс не сразу понял, что должен ответить на этот вопрос.

— Да, сэр, — произнес он все тем же почтительным тоном.

Наконец ему позволили занять свое место. Главный садовник, который и упавшему лепестку цветка не позволял задержаться на полу оранжерей больше секунды, слушал ответы мастера, глядя прямо перед собой, с застывшим лицом. В заключительной речи коронер сказал несколько резких слов по поводу халатности лиц, которым по роду деятельности следовало бы быть более внимательными. Хоббс выслушал их, низко опустив голову над лежащим на коленях котелком. Суд принял решение считать смерть результатом несчастного случая.

У здания суда один из друзей Генри Вэленса подошел к Хоббсу, который стоял в одиночестве среди разъезжающихся машин и экипажей.

— Что ж, Хоббс, хорошо то, что хорошо кончается.

— Да, сэр.

— Мистер Вэленс, кажется, не собирается вас увольнять?

— Нет, сэр.

— Это очень великодушно с его стороны. Я уверен, вы ему очень признательны.

— Да, сэр.

И несмотря на то, что во многом благодаря именно его стараниям все закончилось, ко всеобщему удовлетворению, этому человеку показалось, что Генри в самом деле действовал из благородных побуждений. Неприятные слова, произнесенные коронером в адрес Хоббса и его преступной халатности в обращении с ядом, остались в прошлом, стали достоянием истории, официально запротоколированным.

— Я надеюсь, ничего подобного больше не повторится.

— Нет, сэр.

Оба мужчины приподняли шляпы, когда мимо них медленно проехала машина Вэленсов. Эдвина сидела прямая, как стрела, рядом с мужем, и густая вуаль не могла скрыть ее бледности.

К октябрю сезон персиков почти закончился. Несколько штук сортов Принц Уэльский и Леди Пальмерстон еще краснели среди листвы, но в доме персиков почти не заказывали, да и в оранжереи почти никто не ходил. Только Генри время от времени бывал там с осмотром да перебрасывался с Хоббсом парой слов на отстраненные темы.

Однажды утром, когда в воздухе уже чувствовался морозец, в оранжерею вошел главный садовник. Хоббс в это время вешал новые таблички на проволоке. В пределах слышимости больше никого не было.

— Все хорошо, Хоббс?

— Да.

Главный садовник посмотрел через окно на двух мужчин, вскапывавших картофельные грядки.

— Кое-кто говорит, что с вами обошлись несправедливо. Но вы свою часть очень складно рассказывали и в итоге ничего не потеряли.

Ответа не последовало. Внимание главного садовника, похоже, было полностью сосредоточено на людях снаружи.

— Странные вещи иногда находишь в земле.

Проволока в руке Хоббса вдруг натянулась и начала вибрировать. Голову он по-прежнему не поднимал.

— О чем вы?

— В конце июля я зашел на огород и заметил, что в одном месте кто-то недавно копал землю. Прямо за дягилем. Но я никому не велел там копать. Тогда я сходил в сарай за лопатой и сам копнул немного в этом месте. Как вы думаете, что я там нашел?

Хоббс так вцепился в проволоку, что ветка, к которой она была привязана, тоже задрожала.

— Персики, вот что я там нашел. Я их быстро закопал, и теперь по тому месту проходит мощеная дорожка. На всякий случай.

Ветка дерева уже начинала трещать, когда Хоббс отпустил проволоку и поднялся. Главный садовник взял его за руку, не грубо.

— Разумеется, вы не могли предугадать, какой именно персик он выберет, поэтому вам пришлось подготовить несколько штук. И вы собирались остановить женщину, когда она хотела укусить один из них.

Хоббс кивнул.

— Как вы догадались?

— Что это ваших рук дело? Ну, мистер Вэленс, конечно, мог бы один такой персик подготовить, но для того, чтобы обработать несколько штук, нужно иметь умелые руки и время. Никто не проводит в персиковой оранжерее больше времени, чем вы, и ни у кого нет таких рук, как у вас. Я видел, как вы прививаете фруктовые деревья.

Хоббс в ответ на этот комплимент снова кивнул.

— И я знаю еще одно. Я знаю, почему вы это сделали, и поэтому не виню вас.

Мастер посмотрел в лицо главному садовнику, и из него хлынули слова.

— Все только и говорили о том, что он сделал с ней, с миссис Вэленс, как будто моя девочка ничего не значила. А еще эта книга, все прочитали о том, что он сделал с горничной, с моей девочкой, а потом леди позвала его к себе, чтобы поговорить, и он… Когда я узнал, что у него хватило наглости вернуться сюда, чтобы посмеяться над нами, я начал думать… Начал думать, что я мог бы сделать. Ну и придумал.

Главный садовник все еще держал его руку. Любой, кто заглянул бы снаружи в оранжерею, увидел бы просто двух мужчин, выкроивших минутку, чтобы отдохнуть под осенним солнышком.

— Как ваша дочь?

— Она уехала к тете в Уэльс. Они говорят, что отец ребенка — моряк, погибший в море. Она сюда не вернется.

Тишина. Оба мужчины были терпеливы, но первым сдался Хоббс.

— Нужно забыть об этом и жить дальше.

— Об этом уже все забыли. Вы допустили халатность, так решил суд.

— Но…

— Помолчите. Я думаю.

— Я полагал, вы уже подумали.

— Посмотрите на это пустое место, вон там. Как считаете, может быть, посадить там парочку Риверсов или Лорд Напьеров?

Сначала Хоббс посмотрел на голую белую стену, потом на него.

— Вы говорите об этом сейчас?

— Почему нет? Никогда не поздно начать готовиться к следующему году, верно?

— К следующему году…

Он не сразу понял значение этих слов, а когда понял, сказал «спасибо» и снова повернулся к дереву. Ветка, уже без плодов, зацепилась за его манжету, но он освободил ее все еще немного дрожавшей рукой и продолжил заниматься своим делом.