Глава 6 "Through these fields of destruction Baptism of fire". Mark Knopfler

* * *

Когда была собрана точная информация о противнике, о его силах, количестве и качестве врага, только тогда легаты собрались на совет, в Плиме. Костя сразу высказал общее желание, как бы так ловчее победить армию англичан:

– Хорошо бы собрать их в кучу на минном поле. И разом всех укокошить. У нас опять неприятная ситуация. Три сотни легионеров не смогут контролировать даже половину выживших – три тысячи пленных. Плохой расклад один к десяти, мысли внушает пленным дерзкие. А убивать вручную – как? Они же не бараны, стоять и ждать не будут. Вот и надо их заманить на минное поле.

– Окопы рыть будем, – нахмурился Ринат. – Ох, не нравится мне это. Совершенно не в духе времени. Но пулеметов у нас нет. И не будет сотню лет.

– А если укрепление построить и спровоцировать атаку? Сядем в бастиончике и пошвыряемся гранатами, – предложил Костя, и добавил с полной уверенностью. – Отобьемся.

– Луки, стрелы, болты, арбалеты, опять случайные потери, – возразил ему Витя. – В горку, на маленькую крепость рыцари не поскачут, спешатся, а это уже психология, вперед пустят простую пехоту, которая получит по зубам. Рыцари не дураки, значит убегут…

– А минные поля?

– Так все поля пехота своими потерями разминирует, Костик, – улыбнулся Ринат. – Всадники убегут. Отскочат, думать будут.

– Ночью накрыть их на привале, – внес новое предложение Зубриков.

– Схема Невского? Идеально, но нельзя, – сразу возразил Ринат. – Они нас тогда бояться начнут. А надо, чтобы ужасались. Иначе не пойдут на мирные переговоры. Гордые все.

– Тоже верно, – кивнул головой Леша. – Вонь поднимется до небес, что мы неправильно воюем.

– Да плевать на их вонь, – рассмеялся Витя. – Мы, в любом случае, не будем воевать по европейским правилам. "Правила" – они понятные, а надо чтобы они нас вообще не понимали. Ринат про психологию говорит. Боятся того, что известно, что знаешь, но оно тебя пугает. А ужасаются неизвестного. Когда ты совсем не понимаешь, что это такое случилось – вот это ужас, а не страх. Нам нельзя раскрываться, нам надо таиться в неизвестности. Тогда они согласятся замириться, возьмут время, попробуют другими путями нас раскрыть, слабости искать начнут. Тебе вот современную мисс Англия подсунут в постель, ты же бабник у нас.

– Что ты! Мне их мисски не нужны, – сразу отмахнулся от такого варианта Зубриков. Потом добавил серьезно. – Я все о королеве думаю…

– Ты больной, Лешка, – покачал головой Ринат.

– Переспать с королевой… Рин, реально цепляет тема, – честно признался Леша.

Аматов улыбнулся:

– Я понимаю, что-то в этом такое есть, сакральное для мужика. Пословица ведь не на пустом месте родилась.

– Ага, прикольно. Женщины ждут принца. А мужчинам принцессы не нужны. Им королев подавай в "укойку".

– Хватит трепаться, – прекратил болтовню о нескромном Витя, и протянул Аматову листок, на котором что-то расписывал. – Ринат, смотри, что я насчитал. Разделяемся на два отряда – две центурии. Работаем гранатами. Гоним на минные полянки, не до полей нам. Главное, наводим ужас. Имеем в запасе сотню из пары десятков амазонок и абордажников снимем с каракк. Делаем мощную засаду, скрытную, ударим по отступающим, по убегающим. И потом садимся наглам на хвост. Беспощадно. Жжем. Взрываем. Семь тысяч человек, это две тысячи гранат. Я об одном прошу – основной удар нанести у реки. Трофейщики работают в полном доспехе. Там барахла будет пара тонн. По реке хоть довезти до Плима можно без труда, а не ломать спины парнишкам.

– Есть две реки, – сразу указал ему на карте Ринат. – Выбирай: Илм ближе, до него восемнадцать километров от нас. Эрм дальше – двадцать пять километров. Семь километров разница.

– Да мне даже десять километров без разницы. Полмили – плюс-минус полчаса погоды не сделают. Ты по местности смотри, где засаду удобней строить.

– Тогда у моста через Илм. Потом, отступившие, в деревушке у Эрмбриджа задержатся. Мы их и там причешем гранатами. Пусть никто не уйдет обиженным.

– Англичане с какого перепоя обижаться должны? – не понял его Зубриков.

– Леша, да я об этих придурках даже не думаю. Вдруг ты обидишься, что мало гранатами пошвырялся! Нам такого безобразия не надо, обиженный Зубриков это хуже геморроя.

– Кстати, Лешка, – вдруг повернулся к нему Павлов. – А ты о какой королеве думы думаешь?

– О Катюше, – широко улыбнулся Зубриков, и пояснил. – О Катрин. Катеньке Валуа. Вдове Генриха пятого. Я ее видел с этим Тюдором в Аква Сулисе, когда гонял в древние римские бани. Она классная, молодая еще! Ей всего двадцать три года, симпотная девочка. И носик у нее прикольный, совсем не портит. Парни какие там бани! Я сразу прошу, Бас, городок этот – не трогаем, культурное наследие.

* * *

"На этих опустошенных полях, пройдя крещение огнем", они узнают, что значит бросить вызов атлантам – я рад, что они мне не братья по оружию, – улыбнулся Костя осматривая небольшую равнину. По равнине, на восток, пролегала старая римская дорога, "Эксетерская дорога", дорога к самому крупному городу этого района Англии… три недели назад он был таковым.

Две центцрии – две сотни легионеров – усиленные всеми минерами, и несколькими десятками амазонок и абордажников стояли перед долинкой, на берегу реки Илм, оставив ее за спиной. За спиной оставался Плим, замок Плим, от города ничего не осталось. На несколько сотен метров вокруг замка все постройки были обобраны и разобраны, все было свалено в груду на дальнем северном берегу реки Тамар – воняло вся груда просто омерзительно, и воняла она пару недель. За это время легионеры возвели новые, мощные и крепкие стены для замка – никаких стен огораживающих донжон – голое, насквозь просматриваемое пространство вокруг на несколько сотен метров было лучшими стенами для Плима, и, конечно же, люди. Которые отвлекались от стройки, чтобы рыть ров, выходить в дозоры – уже более сотни отрубленных голов на деревянных кольях служили предупреждающими знаками – межевыми требованиями – посторонним вход воспрещен. Корнуольцы не лезли, лезли англичане. Очень скоро ручеек шпионов и соглядатаев иссяк.

А вот сами атланты действовали более успешно: за подходом армии англичан он следили давно, начиная с выхода из бывшего Эксетера, за войском противника вели постоянное наблюдение.

* * *

Парламент и Регентский совет, сразу после нападения на портовую часть Лондона и разрушения древнего Тауэра, начали решать вопрос об организации ответа на дерзкое нападение неизвестных до сегодняшних дней войск Атлантиды на столицу Англии. Разрушение Тауэра было страшным оскорблением королевской власти. Все виновники, после краткого суда – а виновными были признаны все караульные в ту ночь – понесли наказание: были казнены и посажены за решетку. Проспать отряд, который смог взорвать древние стены, это сколько же пороху надо было протащить к ним… караульные зря кричали о невиновности и молили о пощаде. Вскоре Лондон узнал о падении Эксетера, ведь атланты не скрывали своих планов, и дерзко объявили о желании разрушить столицу герцогства, всем отпущенным из разрушенных портов Кента и юга Англии, предупреждение было дерзким и наглым, но… они сделали это. Похоже, атланты действительно захватили Корнуолл! Вот тогда в столице все закипело. На освобождение коронных земель и герцога Бофорта из плена была организована армия в четыре тысячи человек. Это была грозная сила. Две трети войска составили знатные бароны с земель Кента и областей Англии, окружающие Лондон. Каждый барон руководил небольшим отрядом, но эти несколько десятков человек были самыми опытными, гвардией баронства, лучшими воинами. Их усиливали простые воины, которые "жаждали отомстить" за разрушения Союза Пяти портов Англии – мстить они могли только за погибших товарищей, замки и другие военные объекты атланты не тронули, но нанесли колоссальный ущерб короне, разрушив в прах практически все хозяйственные здания портов. Атланты сожгли более двухсот судов! И большая половина была иностранными торговцами. Ущерб репутации Короне уже нанесен огромный. Настораживала связь с Византией. Атланты использовали "греческий огонь", герцога захватила в плен византийская ведьма. Чтож, Корона прекрасно знает, как расправляться с колдунами и ведьмами. Они хотят олово? Будет им олово – всех пленных ждут оловянные котлы, в которых их зажарят, облив горючей смесью.

За неделю неспешного похода войско дошло до Солсбери, крупного города, в котором к нему присоединились силы дальних западных, и центральных владений Англии. Присоединились и значительные отряды из Глостера, Бристоля, из порушенных на юге портов.

Это была уже мощная армия в семь тысяч воинов, которая пожелала своими глазами взглянуть на "руины Эксетера", о которых уже гудела молва. За неделю армия дошла до города. Взглянула. И насторожилась. Не было никакого города. Грозным и непонятным предупреждением выглядела почти ровная земля, утоптанная сотнями ног. Атланты сравняли город с землей в буквальном смысле этого слова. Они не оставили камня на камне, крупными останками зданий была почти перегорожена река Экс! Эти мерзавцы все бросили в воду реки! Все, что не смогли унести и увезти на своих кораблях. На сотни ярдов расстилалась выжженная, черная земля Девоншира. Никому даже в голову не пришло разбить лагерь на этой святой земле, пропитанной кровью мучеников, погибших от рук этих мерзких колдунов.

Войско двинулось вдоль реки Экс, к побережью по хорошей крепкой старой дороге.

Сначала многие бароны приказали оруженосцам доставить полные доспехи и облачить господ. Но уже на второй день, достигнув некогда благополучного и скромного городка Торби, большинство рыцарей и оруженосцев сняли тяжелые доспехи. Они остались в крепких кожаных куртках, и прошитых коротких камзолах, защитив себя только нагрудными латами. Еще через три дня армия подошла к старому мосту через неширокую в этом месте реку Эрм, и расположилась на отдых в старом городке, Эрминбридж без церемоний выгнав из домиков всех местных девонширцев. До Плимута оставалось немногим более двадцати миль. Бароны уже нагляделись на зловещие последствия ударов этих мерзавцев атлантов: прибрежные городки Девона были разрушены до руин. Атланты не убивали англичан, но оставляли их без крова, без пищи, разрушая дома, склады, все увозя в Плимут, где возводили себе замок. По слухам они обменивали награбленное у честных англичан своим новым союзникам – этим предателям, корнуоллским шахтерам, которые снова бросили вызов великой Англии, как их предки, подняли новое восстание, очередной бессмысленный и жалкий бунт против порядка и закона славного королевства английского. Мерзавцы атланты захватили склады и запасы английского олова, но и этого им было мало! Они вооружали недостойных! Они обменивали арбалеты и припасы к ним на олово Корнуолла. Это было немыслимо – это было нехорошо. Нельзя давать оружие в руки тех, кто рожден рыться в грязи шахт, чья судьба назначена Господом – работать на благо Короны.

На вечернем совете военачальники решили, что на следующий день они дойдут до реки Плим, и встанут лагерем на отдых, чтобы утром следующего дня ударить по Плимуту, в котором засели атланты. О судьбе города, о самих атлантах, об их вооружении и укреплении никто ничего не мог сказать. Из рассказов пострадавших все поняли, что атланты вооружены короткими мечами, закованы в темные доспехи и носят одежду красного цвета. Они вооружены арбалетами и разбрасываются маленькими сосудами с порохом и кусочками железного лома – сосуды взрываются и осколки могут хорошо изранить неосторожного воина. Это не пугало рыцарей, доспехи хорошо защищали от стрел и даже арбалетных болтов – главное не допустить противника близко, нанести ему самому быстрый, решительный удар рыцарской конницей. Англичане хорошо знали, каково оно – попасть под град стрел – не раз так наказывали гордых и глупых французов, не желающих учиться на своих ошибках. Лучники Англии позволили Генриху пятому с достоинством уйти с поля Азенкура, хотя тогда битва могла закончиться полным разгромом англичан. Смелость и удача не подвели молодого короля, хоть ему и пришлось заключить очередное кратковременное перемирие с давними врагами, чтобы королевство хорошо подготовилось к новому походу, чтобы побороться за корону Франции.

* * *

Два дня, выставив надежные заставы и тщательно отслеживая округу, легионеры копали траншеи, маскировали их, помогали минерам размещать минные полянки, о полях и речи не было, ни к чему это, хватит отсечь несколько сотен метров и довольно с них будет, с мерзких, наглых рабовладельцев. Вечером все отдыхали, дорвавшись до шоколада и горячей еды, которую уже привозили из Плима в передвижной легионерской кухне. Негромко раздавались слова странной, но приятной на слух песни:

"А между нами сотни тыщ киламетырав,

всё перроны, перегоны, да-да-дажди,

но я приеду, Катенька, я обязательно приеду

и всё будет чики-пуки, ты только подожди!"

Легат Зубриков горлопанил какую-то новую, неизвестную всем песню на древнем атлантском языке. Легионеры не понимали слов, но им нравилась мелодия, звучание слов и бодрое настроение своего легата. Их радость не разделял легат Аматов, который прервал друга:

– Зуб, не погань ты хорошую песню, вечно ты слова передергиваешь. Чики-пукник безмозглый.

– Вот взбрело в голову, – рассмеялся в ответ Зубриков. – Дрянь эта война. Если случайно положим еще больше мальчишек – боюсь сорваться. Я их зубами грызть не буду, Ринат. Я у тебя точно весь запас мин изведу, но сровняю их поганый Лондон с землей. Пускай из Йорка носы задирают. Я не такой ловкий, как ты, но я не торопясь, с краешков его изгрызу.

– Война в тягость больному человеку, для здорового она облегчение, – рассмеялся Ринат. – Война подобна дефекации! Хочешь облегчиться – не мучайся, не тяготись, сделай дело и гуляй с миром смело. Ребят жалко. Но, ты сам знаешь, все были случайные смерти – от стрел – бывает.

За первые двенадцать дней войны легаты потеряли семь легионеров. Четверо на всю жизнь останутся калеками. И пострадавшие надолго останутся в Корнуолле. Не дело светить увечья перед детьми и подростками. Здесь и сейчас каждый легионер на счету: все получат работу – власть, как и война, она тоже, нажитого опыта требует.

– Слушайте, я вот все думаю: откуда у Плантагенетов реликвии? Много о себе возомнила эта анжуйская морда, – усмехнулся стоявший рядом Костик. – Ты Леха путаешь реликвии и регалии. Реликвии это священное – Эдуард Исповедник, например, был такой король, вот он уже канонизирован, его шмотки можно реликвиями выставлять. А Плантагенеты кто такие? Французики из Анжу, двести с лишним лет правили. Но толку от них немного. Лешка, ты кого из них знаешь?

– Львиное сердце, – сразу выдал Зубриков.

– Точно. Мы знаем, что в этом мире история с нашим прошлым не сходится. Другое здесь прошлое. Но про святых Плантагенетов я не слышал, – продолжил пояснять свою мысль Костя и рассмеялся. – А что он сделал, этот Ричард, как король? Эд Черный принц – достойный ему наследник – шатался по турнирам, по Европе, воевал всю жизнь, довоевался. Совсем не святую жизнь вели эти анжуйцы. Нет и не будет у них никаких реликвий, пусть не воображают. Регалии – это они имеют. Даже рубин Черного принца уже солидный артефакт. Мечи у них есть, возможно, корона.

– Королевские регалии украсть, это… несолидно, – высказался по этому вопросу Витя.

– Правильно, Витя, – поддержал его Ринат. – Ребята, такие ценности можно захватить, получить в дар, но кража – это за пределами. Я себя уважать перестану.

– И главное, есть половинка короны: свой, карманный наследник. Придет время, можно и поиграть в эту игру, если захочется. А куда мы денем королевские регалии? – рассмеялся Витя.

– Вариант "Джоконда" – украсть и спрятать, самому втихушку любоваться неземной красотой… нафиг надо, – хмыкнул Леша.

– Вообще, на нашем уровне, красть уже грешно, брат Алексей, – строго добавил Костя.

– "Тебя посодют, а ты не воруй!" – рассмеялся Лешка.

– И посодют нас в Тауэр, – вздохнув, добавил Костя.

– Так нет больше никакого Тауэра, – удивился Ринат. – Я ж его взорвал.

И все посмотрели с непониманием и осуждением на этого нехорошего человека. Взорвал, сволочь, Тауэр. И ничего им не рассказал!

* * *

Поздним утром 27 января, в четверг, накануне дня страданий Господа, в день воплощения великого предательства армия англичан вышла в поход на Плимут.

Ничто не предвещало беды.

Казалось сама природа благоволит их делу, на самом рассвете прошел несильный дождик, чуть размочив твердое покрытие старой дороги, но, как неприятны походы зимой, зато мало пыли. А холод можно прогнать хорошей порцией доброго вина на привале, или прямо не сходя с седла, лишь приказав оруженосцу доставить для господина желаемое.

Во главе колонны ехали Ланкастеры: Хампфри Глостер Ланкастер герцог Глостер, герцог Сомерсет. Достойную компанию предводителям составляли славные воители Азенкура, и других мест побед английского оружия: Томас Монтегю граф Солсбери и де ла Поль граф Суффолк, лорд Камойс, Ричард Бошам граф Уорик, хоть и держал сторону Йорков, решил взглянуть на новую угрозу, что обрушилась на берега Англии. За гордо восседающими всадниками шла колонна пеших воинов, которые были одоспешены проще, но весьма надежно, все поблескивали сталью простых надежных шлемов, кольчугами и нагрудниками. Колонна несла более простое, но не ставшее от этого менее опасным оружие: пики, мечи, арбалеты. "Вассалы не идут впереди господ!" таково было одно из правил войны, хорошее правило. Командиры должны быть впереди, а не глотать пыль, даже сейчас, зимой, слегка поднимающуюся с дороги от неспешного движения воинов. Колонна растянулась почти на милю, настолько велика была армия, вставшая на защиту правого дела – нести возмездие во имя Короны.

Ничто не предвещало беды.

Зимнее солнце пробивалось лучами через обрывки серых облаков, чтобы осветить дорогу на Корнуолл, на Плимут. Цвет английского рыцарства мощно и спокойно шел маршем на бой с коварными и дерзкими захватчиками. Знатные графы, бароны ехали верхом, не в полной боевой готовности, надев только сверкающие под лучами солнца нагрудники украшенные древними гербами великих домов. Легкий и свежий, морозный ветерок весело играл знаменами и флажками, которые смело отмахивались от его приставаний, развивались на ветру и радовали глаз своими цветами и гордостью за предков. Блистательная конница, словно на турнире, горделиво красовалась своей мощью, выучкой боевых коней, своим оружием и силой.

Ничто не предвещало беды.

Никто ничего не понял, когда страшный грохот раздался со всех сторон и дорога превратилась во взбешенную смертельно раненную змею, которая взметнулась к путникам, и стала разить их, нанося удары осколками своей чешуи, крепкими зубами, и сразу ослепив грязью, ударившей фонтанами с поверхности дороги.

Всадники стали гибнуть от роя железных осколков летевших, казалось, со всех сторон.

Люди оглохли на короткие мгновения, и стали заваливаться вместе с падающими на дорогу лошадьми, а некоторые валились с седел мертвыми. Почти все рыцари, осознав, что попали в непонятную, но смертельно опасную ловушку, сразу отдались во власть своего боевого опыта, и пригнувшись почти до седел, опытные воины стали поворачивать коней, все разом, в разные стороны, сразу создав страшное смятение в ровных рядах колонны. Лошади слепо повиновались командам, но не могли принести спасения хозяевам, они оглохли от грохота, мешали друг другу, сталкивались, пятились, вставали на дыбы, и громко ржали, внося свой голос в звучащий со всех сторон ужасный хор бойни. Те, кому посчастливилось успешно развернуть коней в сторону свободную для спасения, рванули с места изо всех сил, но те, кто совершил поворот назад сразу врезался в шедших за ними пеших воинов. Образовалась свалка, неизменная спутница столкновения пехоты и конницы, когда некого винить за произошедшие беды, вооруженные пиками воины хаотично размахивали своим оружием в разные стороны, ничего не соображая, многие сразу достали мечи из ножен, но, вооружившись, только сделали хуже – теперь они случайно ранили окружающих. Иногда всадники сшибали пеших легко, те разлетались в стороны, но очень скоро всадник останавливался, окруженный со всех сторон живым барьером, вооруженным сталью барьером, и конь падал, получив предательские удары по ногам, и вместе с конем падали в общую свалку те, кто не успел или не имел сил, чтобы ловко соскочить с седла. Вечная спутница жестокой схватки – земля пропитанная кровью образовала ту жуткую грязь, от которой иногда было трудно отмыться и за день, если не принять горячую ванну. Эта кровавая грязь, вместе с брызгами крови летела со всех сторон, взметнувшись от резких движений искавших спасения людей, она ослепляла, летела в глаза и рты, и это сводило с ума воинов, ввергало их в состояние боевого безумия, когда действуют инстинкты, а разум в ужасе скрывается в тенях сознания. Рыцари упавшие с коней, пытались быстро встать, они не успели надеть полные доспехи, но это сыграло со многими страшную шутку: многие неожиданно поняли, что кровь давно покидает их тело и сил нет никаких на то, чтобы подняться, и глаза заволакиваются предсмертным туманом и звенит в голове от криков, рева, проклятий и стонов. Если кому-то из рыцарей и удавалось извернуться так, чтобы появилась возможность подняться на ноги, то встать они все равно уже не могли. И вдобавок ко всем страданиям, по телам упавших, шагали, бежали все новые и новые ищущие спасения, которые не заботились о раненных и павших. И уже нельзя было толком различить кто есть кто – кто знатен, а кто простой воин, все уже были измазаны в кровавой грязи, ослеплены грязью и не слышали громких кличей старых домов, призывающих на помощь своих оруженосцев, или добрых знакомых. Это был хаос. В этом проклятом шуме никто ничего не слышал, оглохнув от резких звуков, а потом и от громких и надсадных криков страдальцев и тех, кто искал путь для спасения из этой мясорубки. И никто не видел врагов! Только снова начинала метаться разозленной тварью змея дорога. Только смерть разила с земли, словно земля возмущалась приходу англичан и швыряла в них боль, кровь и страдания, заявляя во весь голос ревом и стоном бойни: "Вы потеряли меня. Отныне я земля атлантов". Джон Толбот граф Шрусбери – два срока отслуживший в Ирландии королевским наместником, повидавший разного рода схватки, был готов, казалось, к чему угодно на поле боя. Он без труда выкарабкался сквозь груду павших и раненых тел, и, с легкостью уворачиваясь от беспорядочных ударов оружием со всех сторон, метнулся к обочине и дальше, в сторону от реки, через которую так и не успели перебраться его друзья и знакомые. Отступить, собраться, принять командование, сплотить ряды, это только начало – мятежники скоро придут добивать павших, и резать уцелевших – так было всегда. Он даже не понял, что это за кусок камня упал у него на пути, но пробегая дальше он внезапно оглох от нового удара, и не удержался на ногах от сильного толчка в спину – падая, он только успел усмехнуться и подумать: "Будьте вы прокля…"

Всё новые разрывы взметались из-под ног, разбрасывая во все стороны смертоносные куски железа, словно Атланты приносили жертвы своим богам. Они не могли быть добрыми христианами эти язычники, которые превратили дорогу в алтарь для кровавого жертвоприношения.

На несколько сотен метров дорога превратилась в жуткую полосу адских страданий из кошмарных снов: истекали кровью и шевелились перед смертью в муках человеческие тела, тела коней, где под слоем мертвых задыхались еще живые, счастливчики перемешались с мертвыми и ранеными, большинство не были полностью закованы в доспехи, застигнутые вероломными врагами, они раскидывали куски трупов в разные стороны и пытались выбраться из этого зловещего месива людей и лошадей с переломанными ногами, руками, телами.

Врезавшись в самую гущу убегающих, барон Торнтон рубил себе дорогу только к одной цели – назад, дальше от этих колдовских снарядов. Дорога уже не отсвечивала отраженным светом блеклых лужиц, оставленных утренним дождем, она текла под ногами грязью, страшной грязью боя, которая образуется от пролитой крови. И метались в разные стороны оглушенные, сходящие с ума рыцари и оруженосцы. Второй граф Вустер, только вырвавшись на чистый участок дороги понял, что не может сделать и шагу! Он прорвался, он выжил, оставив там, за спиной весь этот кошмар! Но… ноги его ослабли и граф только сейчас почувствовал, что он просто истекает кровью от многочисленных порезов и ударов железными кусочками. Он поднял руку к лицу и увидел железный обломок прута, на два дюйма торчащий из предплечья. Хотел вырвать, но не смог. Уже не смог. Ноги окончательно подкосились, в глазах потемнело и граф упал на дорогу.

* * *

И внезапно прорезал шум застигнутых врасплох англичан четкие, грозные и чистые звуки труб – над дорогой и равниной пронеслись звуки строгой мелодии военного марша атлантов.

Униженные и оскорбленные таким варварским ударом, таким коварным и богомерзким ведением войны, бароны брели на восток, подальше от этого ужасного кошмара, к укреплениям маленького городка у моста через реку Эрм. Потрясение такой ужасной кровавой расправой над цветом английского рыцарства тупым звоном гудело в оглохших головах, все кричали что-то дуг другу, но слова – каким-то внезапно прорезавшимся чутьем – многие понимали только по губам: "Спаси и сохрани нас святой Георгий!"

* * *

На встречу с Бофортом пришли два атланта. Герцогу давно изменили рацион: стали давать скромную, простую пищу, даже вино ему подавали. Он спокойно принял эту послабление для смертника. Бофорт был уверен, атланты серьезно отнесутся к его предложению. Посмотрим, каковы они в мастерстве тонких интриг, в игре политических уловок и церемонном балансировании двусмысленностями и недомолвками. Пришедших он встретил спокойно, кивнув знакомому легату и сразу отметив фигуру более значимую, которая скрывала лицо шелковой полумаской, и сразу высказала герцогу решение атлантов:

– Ланкастер, атланты не принимают твое предложение – атланты не воры. Да и не нужны нам Регалии Плантагенетов.

– Они нужны моему сыну! Я не вор – я Плантагенет! Я возьму свое! – проревел Бофорт. – Хочешь сделать его простым солдатом – делай атлант. Но сделай из него лучшего. Лучшее стоит дорого – я предложил оплатить золотом.

– Каким золотом? Как я их продам? Кто вообще продает регалии?! Это же регалии, – почти прокричал знакомый Томаса, молодой и довольно самоуверенный аристократ.

– Это символы власти Плантагенетов, – прохрипел герцог. – Вы не оставите им никакой реальной власти. А кому продать… ты найдешь. Мой сын должен стать великим воином. Я повторяю: это мои регалии. Я внук короля, брат короля. Я возьму свое. Вы забрали у Англии Корнуолл, – он расхохотался. – Я заберу рубин Черного Принца.

– А он разве не украшает корону? – вдруг спросил легат Алексус.

Бофорт посмотрел на него снисходительно, как на неотесанного простолюдина:

– Он украшает боевой шлем моего брата Генриха пятого. Это символ военной доблести и удачи. Пусть он послужит воину. Моему Генриху.

Леша посмотрел на посветлевшего лицом воина. Удивительный человек. Всего несколько дней нормального питания, ничего изысканного, пища воина: мясо, хлеб, вино – и лицо герцога вновь стало выглядеть солидно и достойно.

– Томас, – улыбнулся он патриотизму воина. – Я тебе уже говорил, но ты меня не понял. Золото ничего не значит для атлантов. В Атлантиде самородки золота величиной с голубиное яйцо валяются под ногами… стоп, чуть не начал обманывать тебя. Но у нас очень много золота, лопатой можно грести золото и драгоценные камни. Я позабочусь о мальчике. Подумай, не принесет ли ему неудачу ваш семейный символ. Пойми, он никогда не станет Плантагенетом. Ты совершенно прав – мы сильно ограничим власть Англии. "Разделяй и властвуй" – мы следуем этому принципу…

– Так возьмите рубин Черного Принца Эдуарда и продайте. К золоту не липнет неудача. Река смывает все.

– Река смывает все, – согласился с ним атлант в маске. Подумал пару секунд, переглянулся с легатом, и улыбнулся. – Да и капсикум с тобой, рассказывай, как ты хочешь забрать рубин. Я пойду с тобой.

Загрузка...