- Ну где же ты пропадала, я чуть с ума не сошла, дожидаясь тебя!
- Не кричи, тише... Уже назначили операцию. Соглашусь - они убьют ребенка, откажусь -
скорее всего погибну сама, шансов почти нет.
- Я все знаю! Но шансы есть! Думаешь, я зря время тут теряла?!! Я все разведала. Мы их
обхитрим!
- Кого «их»? - недоверчиво прервала сбивчивую речь подруги Вероника.
- Как тебе объяснить? Я и сама не знаю, как их называют. Может, ангелы смерти, может,
стражи границы... Не знаю....
- И как мы их найдем? И вообще, зачем их дурить надо?
- Помнишь, я тебе рассказывала, что видела, как через кладбище в темную сторону
проходят люди, вернее, души? Мы с Дарсиком ходили туда на разведку и выяснили, что
там находится как бы «прихожая» для тех, кто умер. Души заходят туда и ждут, когда за
ними придет очередной ангел смерти, чтобы провести на суд. Это как бы своеобразный
«зал ожидания», как на вокзале. При входе там стоят стражники, абсолютно жуткие. Я
слышала, как души их называли некромонтами. Мертвым уже все равно, а вот живой бы в
жизни не подошел к эдакой страшной морде. Вернее, морды у них нет. На этой сущности
надет черный плащ с капюшоном, и когда душа подходит, некромонт этим отсутствием
лица заглядывает вновь прибывшему в глаза, а вернее, в самую душу. При этом он
считывает код души. С этого момента она считается официально стертой с «лица земли».
Некромонт заодно стирает всю информацию, в том числе и о болезнях, правда, оставляя
при этом память: она еще понадобится, чтобы помучать бедные души на разборках на том
свете. Только коматозников не вычеркивают из списка живых, на всякий случай, мало ли,
вдруг еще «оживут», но и болезни поэтому с них не стирают.
- Откуда ты все это знаешь?
- Слышала разговоры в предбаннике.
- Как же тебя никто не заметил?
- Некромонты меня не «улавливают» на входе, мой жизненный код ведь уже стерт. Другие
души меня просто не замечают, их заботят только свои проблемы, и говорят они все одно
и то же, скука... Ангелам я тоже не нужна, одному даже под ноги бросилась, а он через
меня просто переступил и взял другую душу. Я от возмущения заплакала, говорю: «А я
как же, надоело мне на кладбище торчать!» Правда он сжалился, оглянулся, и говорит мне
таким тихим, мягким голосочком: «А ты подожди еще, и за тобой придут. Значит, осталось
у тебя на Земле еще какое-то дело», - и спокойненько так ушел. Мне очень обидно стало,
думаю, ну какие у меня еще дела на кладбище могут быть? Значит, мне уже и умереть
спокойно нельзя? Несправедливо! Тут мне и пришел гениальный план насчет тебя. Все
очень просто! Тебе нужно туда зайти, чтобы Некромонт снял с тебя информацию о
болезнях! Так вот! Я нашла еще один выход, он находится в палате коматозников, а перед
ним стоит стражник, который выпускает только души, владеющие специальной меткой, ее
выдают ангелы тем, кого они отпускают из комы. Символы на ней они меняют каждый
день. Получается, что через дверь мы выйти не сможем. А если не сможем через дверь, то
пойдем через окно! Представь себе - я нашла его! Это единственное окно находится в той
же палате коматозников, видимо для того, чтобы у тех сохранялась хоть какая-то надежда.
Там спокойно, никто друг на друга не смотрит, поэтому мы проберемся туда потихоньку,
ты выскочишь через него и побежишь в сторону светлой части, побежишь, что есть силы
по двум причинам. Первая - если все таки будет погоня, охранники не смогут выйти за
пределы сумерек, они боятся солнечного света. Но ты должна покинуть пределы кладбища
до наступления темноты, иначе стражи могут схватить тебя даже на солнечной стороне.
Вторая причина - ты не можешь оставить свое тело без души на долгое время, находясь в
зале ожидания, тогда ты действительно умрешь и побег будет уже лишен всякого смысла,
поэтому на все у тебя есть примерно пять минут с того момента, как Охранник заглянет
тебе в глаза. Ну что, рискнешь?
- А мне терять нечего, я и так на краю. Меня люди-призраки стали видеть на здешних
улицах...
- Это действительно плохо, значит, у тебя реально мало времени. Нам надо торопиться,
необходимо успеть до заката на случай, если все-таки будет погоня. Ты и так сильно
задержалась сегодня, а следующего раза может и не быть вовсе, ты же не контролируешь
свои появления здесь.
Лейла быстрым шагом направилась в ту сторону, где клубился черный туман. Дарсик
кинулся за ней, но она, прикрикнув, приказала ему остаться, и, посмотрев в несчастные
собачьи глаза, полные тревоги, попросила: «Сегодня слишком опасно, не могу тебя взять с
собой, извини. Подожди нас здесь.»
Пес умным, почти человечьим взглядом провожал две тонкие девичьи фигурки, пока те не
скрылись из виду.
Из-за сгустившегося плотного тумана девушки почти ничего не видели даже на
расстоянии вытянутой руки. Они были окружены мглой, а еще маленькими призрачными
огоньками, светившимися в тумане.
- Что это?, - спросила Вероника.
- Свечки на могилах. Я не знаю, кто их зажигает. Например, на некоторых свечек нет
вообще, особенно на старых, а некоторые заставлены ими. Я думаю так: пока огонек
теплится, человека вспоминают.
Время от времени они натыкались на разбитые старые памятники, внезапно появляющиеся
откуда-то из темноты. Казалось, что в темноте бродят и перешептываются тени, Вероника
ощущала невидимое движение вокруг. Где-то вдалеке раздавались невнятные звуки: то
будто всхлип, то причитание, то как будто кто-то тихо плакал. Темнота жила своей
особой, только ей понятной жизнью. Было мрачно и странно, как будто они вступили в
совсем другой мир, ощущение пространства исчезло.
Лейла крепко держала подругу за руку, чтобы не потеряться, и тянула за собой. От
быстрого шага Вероника стала задыхаться, казалось, не хватает воздуха.
- Подожди немного, дай отдышаться, - взмолилась та, но девочка была неприступна.
- Времени нет, отдыхать будешь потом, когда проснешься здоровой.
- Или на том свете, - с сарказмом добавила Вероника.
- Смотри, огни! - Лейла с удвоенной силой потащила ее туда, где впереди маячил
призрачный свет. Однако, чем ближе они подходили, тем становилось понятнее, что это
что-то не то. Огненные пятна вдруг распались на несколько тусклых, поменьше, и
неожиданно подруги вступили на широкую, можно сказать, даже освещенную достаточно
яркими газовыми фонарями аллею, насколько могло быть вообще освещено место в таком
густом тумане. По бокам аллеи располагались высокие плиты из черного мрамора, на
которых золотом были высечено множество имен. Вероника поняла, что это были
братские могилы. Между плитами расположились несколько монументов, видимо,
военачальников, а посередине стоял огромный памятник неизвестному солдату. Он был
изваян в полный рост, ветер как будто развевал его бронзовую плащ-палатку, а в глазах
сквозила ненависть к врагу.
Лейла, замедлив шаг, растерянно оглядывалась, и, наконец, остановилась неподалеку от
центрального монумента.
- Аллея Героев... Здесь я еще никогда не была... По-моему, мы потерялись, - сконфуженно
призналась она. - Может, зря мы не взяли Дарсика...
- Не может быть, что же нам делать? - с отчаянием в голосе спросила Вероника.
- Дай подумать, - проботмотала девочка и замолчала, что-то прикидывая в уме.
Вероника ждала, пытаясь восстановить дыхание, когда почувствлвала чей-то взгляд у себя
за спиной. Она обернулась, никого не было. Однако ощущение, что за ними кто-то
наблюдает осталось. Внезапно подняв голову, она взглянула в бронзовое лицо солдата. Его
холодные безжизненные глаза были направлены прямо на нее и смотрели с холодной
яростью, как будто он обвинял их в том, что они явились сюда незванными гостями и
потревожили их покой. Веронике стало жутко.
- Пойдем отсюда, - сказала она, и потихоньку пошла в обратную сторону, потянув за собой
Лейлу. Та, отойдя от дум, на ходу внимательно оглядывалась вокруг, тоже как будто
почувствовав что-то неладное. Ощущение, что кто-то смотрит не прошло. Наоборот, стало
казаться что уже не одни глаза, а сотни наблюдают за ними, и с каждой минутой их, этих
глаз, казалось, становилось все больше и больше. Девочки побежали. Тени за ними
смыкались, как будто тысячи невидимых душ гнались за ними, чудилось, будто хор
солдатских голосов что-то кричал им вслед. Наконец, они вырвались подальше от этого
ужасного места и с облегчением вздохнули. Вокруг хоть и было мрачно, но не так жутко,
как на этой освещенной аллее.
- Представляешь, сколько там душ, убитых войной, - сказала Лейла. - Большинство из них
неуспокоенные, особенно те, которых родственники так и не нашли, в безымянных
могилах.
- Наверное, они до сих пор воюют, только уже сами с собой...
- Жалко их, - вздохнула Лейла, - но сейчас нам надо подумать о себе. Мне, честно говоря,
совсем не светит остаться тут бродить на веки вечные.
Вдруг откуда-то совсем близко раздался приглушенный звон колокола. Лейла
встрепенулась: «Нам туда! Это звонит колокол на башне нашей церкви, давая ориентир
всем заблудившимся душам!»
Воспрявшие духом девочки побежали на звук колокола, молясь про себя, чтобы его звон
не прекращался как можно дольше. Наконец, они заметили среди редких деревьев
очертания церкви - небольшой, приземистой, молочно-белой, в тумноте казавшейся
призрачной, как и все вокруг. Единственный купол был бледно-голубым с позотой, над
ним возвышался огромных размеров крест. Она стояла на пятачке, освещенная тусклым
светом, исходившим от единственного большого окна на первом этаже и из широко
распахнутой парадной двери, состоявшей из двух створок, украшенных золотом и яркими
камнями.
- Смотри-ка, и на том свете любят то, что блестит, - усмехнулась Вероника. Они подошли
ближе. По обеим сторонам от входа маячила темная фигура в капюшоне.
- Ну что, готова? - шепотом спросила Лейла.
Вероника на мгновение остановилась, не решаясь сделать последний шаг и выйти на
освещенный пятачок, в эту минуту ей показалось, что все то, что было с ней в реальности,
было не так уж страшно. Во всяком случае там была мягкая постель и возможность
пореветь в подушку, была буля, нежно поглаживающая ее по голове, отец, готовый
сделать все, чтобы хоть как нибудь ее порадовать. А еще Данька... Почему-то о нем она
вспомнила в самую последнюю очередь... Там была неизвестность, но она не шла ни в
какое сравнение с тем, что ждало ее за этим золотым входом... Может, просто вернуться,
забыть обо всем, как о страшном сне? Однако этот сон был сейчас более реален, чем жизнь
в больничной палате, и от него, судя по всему, слишком многое зависело в ее жизни.
- Обратного пути нет, - сказала себе Вероника и решительно шагнула в освещенное пятно.
- Позовите врача! Срочно! Веронике плохо! - Анастасия Петровна выбежала в коридор к
дежурной медсестре. - Срочно! Моя девочка умирает!
- Успокойтесь, - сестра с обычно равнодушным лицом сейчас выглядела недовольной. Ее
оторвали от чтения книги как раз на самом интересном месте. - Вашей внучке ничто не
угрожает, ее состояние стабильное.
- Говорю же вам, ей очень плохо, вызывайте врача, или я сейчас вам всю больницу с ног
на голову поставлю!
- Ну пойдемте, так уж и быть, посмотрю я вашу больную.
Буля бежала впереди, медсестра неторопливой походкой вошла в палату вслед за ней.
Подойдя к девушке, она в секунду оценила состояние пациентки, и ее меланхоличное
бледное лицо приобрело красный цвет.
- Так что же Вы меня сразу не позвали!» - заорала она и кинулась в кородор к дежурному
телефону. - Павел Иванович? У нас проблемы, спуститесь срочно!
Прибежавший через минуту запыхавшийся врач отдал команду: «Вызывай бригаду
реанимации!»
Анастасия Петровна присела на кровать - у нее сильно кружилась голова, в висках резко
стучало. «Перенервничала, наверное, надо взять себя в руки».
Вдруг резко кольнуло сердце, да так больно, что потемнело в глазах.
- Ох, - выдохнула она, хотела позвать медсестру, но не смогла - второй приступ накрыл ее
волной боли. За суетой никто и не заметил, как старушка без сознания осела на подушки.
Вероника и Лейла подошли к ярко освещенному изнутри большими хрустальными
люстрами парадному входу. У дверей маячила двухметровая фигура некромонта -
казалось, будто черный плащ с капюшоном парил в воздухе в сантиметре от белого
мраморного пола, не отбрасывая тени. Отсюда было видно длинный, уходящий куда-то
вдаль коридор, больше похожий на огромную белую воронку, которая только того и
ждала, чтобы засосать их в свое чрево. Стояла полнейшая тишина. У Вероники
закружилась голова.
- Я пойду первой, чтоб тебе не так страшно было, - сказала Лейла и пошла вперед. Фигура
не шолохнулась. Девочка поманила ее рукой.
Едва Вероника шагнула на церковный приступок, фигура с каким то странным шелестом
развернулась и тихо поплыла к ней навстречу. Взяв себя в руки, Вероника с решимостью
взглянула ей в лицо, и оторопела. Конечно, Лейла рассказывала, как выглядит некромонт,
но такого она не ожидала. Плащ был застегнут наглухо, а вместо лица в капюшоне зияла
дыра. Вероника хотела отвернуться, побежать назад, но уже не могла. Эта зияющая
пустота каким-то образом гипнотизировала ее, втягивала в себя. Весь ужас был в том, что
за этой пустотой не было пустоты, казалось, будто там было лицо, которое она никак не
могла рассмотреть. Она все глубже вглядывалась и вглядывалась в него, как в черное
зеркало. Казалось, что ее сознание находилось в полном плену этого засасывающего
мрака, будто летит она куда-то в темноту с ужасающей скоростью, и нельзя остановиться,
не за что зацепиться, вокруг одна пустота, бешенно несущаяся навстречу. Вероника
закричала от ужаса, однако крик растворился в бесконечности, и даже она себя не
услышала. Вдруг где-то впереди замаячила световая точка, которая, приблизившись,
взорвалась, и среди яркого потока света, хлынувшего ей в глаза, она увидела... себя
маленькой... Вот она идет по весенне-зеленому парку за ручку с мамой и с папой, светит
солнце, щебечут птички, а на клумбах цветут нереально красивые цветы... Мама с папой
улыбаются ей и друг другу, они такие счастливые, и Вероника тоже... Вдруг картинка
меняется, и уже они с булей сидят за огромным, застеленным белой хлопчатобумажной
скатертью с кружевами столом. Этой скатерти давно уже нет, а она ее раньше так
любила... Буля читает ей Чуковского, Вероника вслушивается в родной голос... А вот она
бежит в толпе школьников на перемене в буфет, рядом раздается звонкий голосок
Танюшки: «Ника, стой в очереди, а я займу столик!»... Постепенно одна за одной как в
калейдоскопе менялись сцены ее жизни - она танцует с Данилом, преданно глядя в
бездонные зеленые глаза; она бежит на экзамен, на ходу повторяя события и даты; она
смотрит на экран, где пульсом бьется сердечко ее еще не рожденного ребенка...
Потом вдруг все резко закончилось, и ее как будто что-то вытолкнуло наружу из этих
воспоминаний. Она очнулась, открыла глаза и увидела «спину» удаляющегося
некромонта. Он «отплыл» на прежнее место и опять стал на страже. Вероника не могла
пошевелиться, похоже, это «путешествие» забрало у нее все остатки сил и воли.
- Пойдем, - Лейла потянула ее за руку. - Пойдем, у нас совсем мало времени.
Вероника не шолохнулась.
- Пойдем!!! - голос девочки сорвался в крик, но до нее он долетал как сквозь подушку. -
Пожалуйста, бежим!!! Не хочешь же ты остаться здесь навсегда!!! Зачем тогда нужно
было все это?! Ты и так могла бы умереть, без всех этих приключений! Не жалко себя,
подумай о своем ребенке!
Ребенок... Эти слова привели Веронику в чувство, и она попыталась сдвинуться с места,
ноги были как ватные. Лейла помогала изо всех сил, поддерживая ее под локоть.
Постепенно сознание возвращалось, шаги становились увереннее, и, наконец, девушка
хоть не быстро, но смогла идти. Мимо них проплывали бесконечные стены абсолютно
ровного белого кородора, казалось, что они плывут в белом молоке, идут, но не
движутся... Наконец, впереди показался первый ориентир: это были полукруглые большие
золотые ворота на створках которых было изваяно большое солнце в традициях старинных
русских сказок и звезды, украшенные каменьями разного цвета. Вероника никогда еще не
видела такой роскоши и красоты, даже в великолепных музеях Москвы и Питера. При их
приближениии они сами по себе открылись, пропуская их в просторный холл с длинными,
как в некоторых церквях скамьями. На них сидели люди, некоторые разговаривали между
собой, другие сидели, задумавшись, по напряженным спинам и позам третьих было
понятно, что они напряженно чего-то ждут. Все они смотрели на огромные резные
золоченые врата, которые вдруг открылись, и оттуда появился ангел – женщина с
красивым, немного уставшим лицом и крыльями за спиной. От всей ее фигуры исходило
мягкое свечение. Поскольку ангелов Вероника не видела никогда, то она смотрела на все
это, приоткрыв от удивления рот.
Вероника уже хотела вступить в этот золоченый, дышащий тишиной и спокойствием холл,
когда почувствовала резкий толчок вбок и услышала сдавленный шопот Лейлы: «Очнись,
подруга, нам не сюда! Сюда ты всегда успеешь!». Повернув голову, она вдруг увидела, что
по бокам открываются еще два прохода.
- Нам сюда, налево, - сказала Лейла.
«Даже на пороге смерти можно сходить налево», - мелькнула у нее мысль и ей стало
смешно.
- Хихикать потом будешь, дома, - услышала она голос подруги и, подталкиваемая ею,
вошла в этот довольно узкий, по сравнению с широким белым коридором, проход.
Закончился он на удивление быстро и они очутились в другом огромном холле, уже не
таком красивом, без позолоты и украшений, больше похожем на огромную больничную
палату с койками. Стены здесь были какие-то серые, лица людей, сидящих на диванах,
лежащих на кроватях тоже казались какими-то серыми и безжизненными. Здесь никто
друг на друга не смотрел, только двое приглушенно разговаривали между собой, как будто
стараясь не мешать тем, кто в задумчивости сидел на беспорядочно расставленных по всей
большой территории неказистых, как в больнице, кроватях и диванах. Единственной
достопримечательностью здесь было большое окно, через которое во мраке можно было
рассмотреть поляну, на которой стояла церковь и окружающие ее деревья. Девочки шли
потихоньку, стараясь не привлекать внимание, хотя и так здесь все были заняты только
собой. Вероника опасливо покосилась на Некромонта, маячившего в углу и охранявшего
небольшую серую, ничем не примечательную дверь, слившуюся было совсем со стеной,
если бы не огромная старинная кованная бронзовая ручка, напоминающая, что выход все
же здесь. Они подошли к большому, полукруглому окну, состоящему из двух створок.
Рамы были деревянные и тяжелые, металические ручки на них выглядели внушительно.
Лейла изо всех сил повисла на одной из них, Вероника взялась за вторую. Ручки не
поддавались, холодный жесткий металл больно выкручивал пальцы. Несколько минут они
отчаянно пытались повернуть ручки, но бесполезно.
- Похоже, они здесь прикручены намертво, - после нескольких попыток с отчаянием
сказала Лейла.
- Ха-ха, намертво, хорошее слово для этого места, - Вероника села на ближайшую кровать
и неестественно засмеялась, уткнув лицо в ладони.
- Прекрати истерику, - возмутилась девочка, мы что-нибудь сейчас придумаем,
обязательно придумаем. Вдруг она увидела рядом с окном стул, большой массивный стул
из тяжелого дерева. Она подтащила его к окну.
- Помоги мне, - сказала она. - Мы должны разбить стекло, а потом ты беги, а я останусь
здесь, может получится как-то отвлечь погоню.
- Ничего не получится, я уже знаю. Я останусь здесь навсегда. У меня нет сил, я не
выдержу погони, я пропала...
- Не раскисать, - прикрикнула Лейла, - а ну ка давай, вставай, и она потянула Веронику с
кровати, но та была слишком тяжелая, чтобы худенькая девочка сдвинула ее с места.
- Хорошо же, я разобью стекло сама.
Она, собрав последние силы, подняла стул, и, благо, окно было невысоко, со всей мочи
ударила им в стекло. Раздался звук, как будто камень ударился о камень, стул отскочил,
больно ударив девочку, она упала на пол. На стекле не было ни царапины. Люди вокруг
стали смотреть на них, по палате пронесся тихий ропот...
- Видишь, я же тебе говорила... – Вероника безнадежно покачала головой. – Мне отсюда не
выбраться...
- Ты выйдешь отсюда, - вдруг раздался решительный, такой знакомый голос за спиной.
Вероника оглянулась и увидела... Булю...
- Бабушка, что ты здесь делаешь? – воскликнула она в изумлении.
- Неважно, главное, что я здесь и могу тебе помочь. Возьми это, – в ее руку лег небольшой
круглый из грубой кожи жетон, на котором была выдавлена коричневая с золотом печать с
неизвестными иероглифами. – Бери и иди через дверь, быстрее, и помни, я люблю тебя.
- Я не могу, это твой жетон. Если я возьму его, ты останешься здесь, а это значит, что ты
уже никогда не вернешься на Землю.
- Что мне там делать без тебя, красавица моя? К тому же свое я уже отжила, без тебя
только продлится мое мучительное бессмысленное существование. А у тебя вся жизнь
впереди. К тому же, у тебя должен родиться очаровательный малыш, или малышка. Жаль,
что я этого не увижу. Иди, прошу тебя, поторопись.
- Нет, я не сделаю этого.
- Тогда мы останемся здесь вместе. Ты, я и твой ребенок. Сделай это хотя бы для него.
Девушка сжала в руке жетон.
- Спасибо, Буля. Я буду скучать по тебе.
- Не надо, я буду всегда с тобой. А теперь, беги!
Вероника быстрым шагом пошла по направлению к двери. При ее приближении
некромонт пошевелился и плавно преградил ей путь.
- Вот, - сказала Вероника и разжала кулак. На ладони медленно «таяла» метка, как будто
вливая в уже остывающую кровь девушки какую-то неведомую, радостную силу.
Некромонт, помедлив, качнулся в сторону, освобождая путь, и Вероника что было сил
повернула ручку двери. Навстречу пахнуло прохладой и свежим воздухом. Она
обернулась, чтобы позвать Лейлу, но тут из коридора донеслось быстрое топанье
нескольких пар ног. Она заметила, как глаза девочки округлились, она по ее губам поняла
умоляющий беззвучный крик: «Беги-и-и!!!»
Вероника шагнула из двери и побежала, что было сил, через освещенную поляну во мрак
леса. Она не боялась этой темноты, гораздо страшнее было остаться там. Глаза постепенно
стали привыкать в мраку, вылавливая из него тускло-огненные точки на могилах. Сейчас
для нее они стали маячками, не дававшими заблудиться и упасть. Кусты царапали ей руки,
пару раз она сильно ударилась о каменные плиты, однако боли она не чувствовала. Все ее
существо рвалось как можно быстрей вырваться отсюда. Вдруг она споткнулась о
неосвещенную плиту, от удара туфель соскочил с ее ноги, и она почувствовала, как
кувырком падает куда-то. Земля была прохладная и мягкая. Яма оказалась свежевырытой
могилой, на ее счастье не слишком глубокой. Она лежала, воспользовавшись коротким
моментом передышки, пытаясь хоть немного отдышаться, когда услышала
приближающиеся звуки. В этой гробовой тишине они звучали особенно отчетливо. Это
был не топот ног, не крики, это был как будто звук нарастающего напряжения. Вероника
поняла, что времени на отдых у нее нет, надо спасаться. Времени на поиск отлетевшей
туфли тоже не было. Так она и стала карабкаться наверх, в одной. А потом она побежала
опять, почти физически ощущая приближение погони. Звук стал громче, она
почувствовала, будто что-то огромное на чудовищной скорости приближается к ней сзади,
дышит ей в затылок. Сейчас, через секунду, «это» ее накроет. А впереди где-то уже
виднеется солнечный свет. Такой любимый, драгоценный солнечный свет, она уже и
забыла, какой он красивый. Вероника как заправский спринтер сделала последний,
отчаянный рывок, и вдруг... выпала из мрака на освещенную часть кладбища. Заходящее
солнце ослепило ее так, будто оно было в зените, и придало ей новых сил, словно за ее
спиной и не было этого страшного, клубящегося мрака. Еще минута, так ей во всяком
случае показалось, и она уже была у ворот. Шагнув за их пределы, она упала и потеряла
сознание...
- Еще разряд, - донеслось до нее откуда-то издалека. Она открыла глаза и увидела над
собой бледное лицо доктора, мягкие полные щечки его были покрыты испариной,
маленькие серые глазки внимательно смотрели на нее. Голубенькая шапочка его сбилась
на затылок, а марлевая маска болталась на шее.
- Слава богу, - сказал тот, - принимайте вновь рожденную.
Дальше Вероника уже ничего не видела и не слышала, она погрузилась в долгий и
глубокий сон без сновидений.
- Как же долго ты спала! – отец сидел рядом на стуле.
- Сколько?
- Больше чем сутки.
В окно светило полуденное солнце.
- Как ты себя чувствуешь?
- Великолепно! Как заново родилась! Ничего не болит... Правда, немного слабость, но в
остальном, как говорится, прекрасная маркиза, все хорошо! И даже отлично! Солнце
светит, птички поют, что еще надо для счастья, – и Вероника потянулась, как довольная
собой кошечка.
- Действительно, как заново родилась... Это просто чудо какое-то... Вижу, и настроение у
тебя отличное... Не хотелось бы тебе его портить, но есть кое-что... Нам надо поговорить о
том, что случилось ночью... Но не сейчас, сейчас тебе надо хоть немного поесть...
Отец покачал головой. Только теперь Вероника заметила, что выглядел он очень усталым,
расстроенным, и чем-то чрезвычайно озабоченным.
- Ну ладно, сказала она. Если это так важно, съем твой обед, к тому же я действительно
голодна . Сейчас только умоюсь. А где моя вторая туфля? – она заглянула под кровать, - и
почему эта такая грязная, вся в земле какой-то....
И тут память начала постепенно возвращаться к ней... Вот она бежит, ударяется обо-что
то, падает и летит... Вот она карабкается в одной туфле из свежевырытой ямы, по мягкой,
прохладной земле... Где же туфля?!! Она еще раз заглянула под кровать, но уже знала, ее
там не будет... Медленно села на кровать... Бабушка! Буля!!! Слезы навернулись на глаза...
Нет, неправда... Сейчас Буля войдет... Это же был просто сон!!!
- Что такое? Где болит? Приляжь, полежи пока... – забеспокоился отец.
- Все в порядке... А где... бабушка? - она с надеждой смотрела на отца.
- Понимаешь... Вобщем, она... заболела и пока приходить не сможет...
- Что с ней, скажи правду, не тяни... Я все равно узнаю...
- В эту ночь, когда тебе вдруг стало плохо, она спасла тебе жизнь... Она была рядом, и
заставила медиков прийти в палату, ведь никто не ожидал, что тебе может стать плохо,
настолько плохо... Врачи до сих пор так и не сказали точно, что же это было: то ли
аллергическая реакция на лечение, то ли криз какой, то ли нервная перенагрузка вкупе со
всем дала провокацию, но факт есть факт – мы чуть не потеряли тебя. И если бы не
бабушка, не будь ее рядом, никто не знает, чем бы это все закончилось. Но когда врачи
откачивали тебя, ей стало плохо с сердцем, видимо, она сильно переволновалась, тем
более в ее возрасте. В суматохе никто не заметил, что она потеряла сознание - ну, прилегла
старушка... А когда позже сестра подошла к ней, уже было поздно... Врач сказал, она не
мучалась... Она тихо ушла. Светло жила, и ушла так же, по-английски, никого не
побеспокоив...
Вероника сидела молча, только слезы струились по ее бледному лицу.
- Похороны завтра. Я уже начал приготовления. Операцию перенесли на неделю,
перестраховываются после того, что с тобой случилось, решили провести дополнительное
обследование. Но тебе в твоем состоянии идти на кладбище совсем не обязательно. Даже
лучше не надо.
- Я пойду, - сказала Вероника. – Буля спасла мне жизнь.
- Я знаю.
- Ты не знаешь...
- Ладно... – отец встал. – Не хотелось бы оставлять тебя одну, но у меня сейчас много дел,
можешь себе представить. Данил уже в пути, сейчас будет здесь, так что будет с кем
поговорить. Пока, я к вечеру заеду... Не убивайся, ты же знаешь, Буля была уже
старенькая. Рано или поздно, это все равно бы случилось...
Он поднялся и пошел к двери.
- Ты не понимаешь, не понимаешь, - прошептала ему вслед дочь сквозь слезы, - она спасла
меня... Это из-за меня все... Никто меня не любил так, как она...
Потом началась странная неделя, полная печальных и радостных событий. Все было
вперемешку, непонятно, как будто кружился загадочный калейдоскоп, меняя картинки
жизни. Сначала похороны. Вероника всегда боялась их, еще с тех пор, как умерла мама.
Она ничего не помнила, потому что была маленькая, или память специально потеряла
именно этот печальный эпизод ее жизни. Но с тех пор она боялась похорон и кладбищ. И
вот судьба ей преподносила на блюдечке с золотой каемочкой именно то, чего она боялась
больше всего на свете. Сначала во сне, потом и на яву. Но в этот раз ей было уже не
страшно. Может, потому, что после всех событий смерть и жизнь так переплелись в ее
сознании, что она потеряла порог страха, она уже не знала, где нужно бояться. Может
потому, что теперь она стала путать сон с явью, и ей казалось , что все это происходит где-
то далеко и не с ней, как будто она смотрела на себя со стороны. Проводить Булю
собралось немного народа – близкие, а их было по пальцам пересчитать, папины
сослуживцы, никины друзья, да несколько соседок – пожилые женцины в платочках с
заплаканными глазами. Говорили все почему-то шепотом. Пряничный домик Були, где во
дворе выставили маленький гробик, было не узнать. Он был как будто прежний, но уже
какой-то чужой, будто с бабушкой ушел из него свелый теплый дух, а остались только
пряничные стены. На кладбище долгих речей не было, попрощались быстро. Потом все
бросали землю в яму, она с глухим стуком ударялась о крышку гроба. В кафе носили суп,
потом разносили какое-то глупое пюре с жареным мясом, компот, пирожки. Выпив и
закусив, люди повеселели, разговор стал громче, где-то послышаись смешки. Жизнь есть
жизнь, Вероника все понимала и никого не осуждала, но самой ей кусок в горло не лез, от
одного запаха еды ей становилось тошно. Поняв ее состояние, отец попросил Танечку
отвезти их с Данилом домой (та уже вовсю лихо водила отцовский «мерседес»). В эту ночь
она в больницу не пошла, осталась дома, и они рано легли спать, почти не разговаривая.
Она уютно сжалась в калачик в его теплых объятиях и, может быть, впервые за все это
время почувствовала себя надежно и спокойно. А потом она провалилась в черную бездну
сна без снов.
Наутро нужно было возвращаться в больницу.
- Можно я не пойду? – спросила она. – Я уже и забыла, как хорошо дома. Можно я
останусь с тобой?
- Конечно, любимая, я всегда буду с тобой. Но ты же знаешь, что для этого ты должна
вернуться в больницу. Скоро, очень скоро все закончится, и мы опять будем вместе,
всегда. Ну пожалуйста, будь умницей.
В больнице ей поменяли палату,чтобы ничего не напоминало ей о той ночи. А туфель так
и не нашелся...
А потом пришли радостные новости. Повторные анализы дали удивительный результат.
Случилось то, чего сами врачи даже и не ожидали: то ли то щадящее лечение, которое
велось все это время, дало такие замечательные результаты, то ли случилось чудо, но
опухоль значительно уменьшилась и результаты всех анализов стали значительно,
намного лучше. Врачи не верили своим глазам. Появилась надежда на то, что операции
удастся избежать, а, значит, появлялась возможность сохранить и ребенка!
Со Станислава Васильевича как будто тяжесть спала, каждый день он прилетал к ней в
палату окрыленный, несмотся на протесты медсестер с огромными кульками продуктов,
которые потом Вероника раздавала всем вокруг. Забегала Танечка, каждый раз красивая,
веселая, рассказывала новости про учебу, смешные случаи из их с «папиком» жизни,
только Вероника так и не могла привыкнуть, что этот танечкин «папик» – ее родной отец.
Вобщем, жизнь потихоньку начинала налаживаться и входить в свои привычные рамки.
Только рука иногда сама привычно тянулась к телефону, чтобы позвонить Буле... Тогда
она звонила и слушала гудки...
На радостях Данил притащил в палату огромный букет ярко-красных роз, который не
помещался ни в одну вазу, и их пришлось разделить на три части.
-Я не верю, - говорил он. – Как это могло случиться?!! Ведь тебя чуть не зарезали! Чуть не
погубили нашего ребенка!!! Да и тебя они чуть не потеряли. Безобразие! Надо поменять
врача, клинику.
- Не надо, прошу тебя. Мне здесь и так хорошо. Отец узнавал, это одни из лучших
специалистов в стране, да и аппаратура здесь самая современная.
- Да какие же они лучшие?!! Рассказывают про чудеса какие-то. Чудес не бывает! Есть
просто хорошие медики и плохие!
- Данил, чудеса бывают, поверь мне.
- И все же я настаиваю, мы должны поменять клинику.
- Хорошо, мне все-таки придется рассказать тебе... – она посмотрела в его родные, зеленые
глаза, как будто пытаясь удостовериться, что ему можно открыть эту тайну. Но как же она
могла не довериться ему, тем более, что груз чувства вины за Булю и радость, что все
получилось, давили на нее, ей хотелось поделиться хоть с кем нибудь здесь, в этой,
реальной жизни. Своей радостью от добытой победы, своей горечью от утраты, рассказать
что на самом деле сделала для нее Буля.
- Это может показаться тебе немного странным, но, пожалуйста, выслушай меня
внимательно и не перебивай. Если любишь меня, поверь, что все это правда. И еще: это не
только моя тайна, я пообещала одному человечку, что никогда и никому не расскажу ее,
иначе ему может быть очень плохо. Но ты – это я. Я доверяю тебе как самой себе, поэтому
– слушай...
И она начала сначала – про то, как она встретила Лейлу во сне, как испугалась сначала, как
потом они стали подругами, и, наконец, как она ее спасла, ее и их будущего ребенка. И
еще про Булю, как она отдала ей свой «пропуск», а сама осталась там... Данил слушал
молча, не перебивая и не задавая вопросов. Когда она закончила, он прижал ее к себе и
долго гладил по волосам. Потом, заглянув ей в глаза, сказал: «Мне кажется, все мы
здорово устали. У нас был тяжелый период, но после каждой зимы обязательно наступает
весна. У нас все будет хорошо. Давай, как только ты выйдешь отсюда, поедем вдвоем
куда-нибудь отдохнем, к морю, например. Маленький домик на берегу моря, шепот ветра,
шум набегающей волны, ты, я и наш малыш. Он ведь тоже все будет слышать и понимать,
правда? Эй, ты уже слышишь меня?» - и он прижался ухом к ее округлившемуся
животику. Вероника засмеялась, и ей показалось, что кто-то внутри толкнул ее сильной
ножкой.
- По-моему, он пихается! Вероника, объясни ему, что с отцом так вести себя нельзя! Вот
вырастет, тогда и поборемся!
- Нет, ну это просто удивительно! В моей практике такое вижу в первый раз, - причитал
доктор, радостно хлопая своими серыми маленькими глазками. – Знаете что, милочка,
похоже на то, что ваше лечение у нас подходит к концу. Вы можете отправляться домой, а
к нам приходить теперь только на процедуры и анализы. Но регулярно, настоятельно
советую вам. Мы постоянно должны быть в курсе, что там у вас творится. Ну что ж, могу
Вас выписать прямо с понедельника.
- А можно сегодня?
- Отчего такая спешка?
- Ну, пожалуйста, - Вероника умоляюще заглянула ему в глаза. – Не могу я здесь больше,
больничная атмосфера гнетет меня, дома, с родными, мне будет гораздо лучше, поверьте.
- Ну да, - доктор почесал затылок под голубой шапочкой своими толстенькими
пальчиками-сосисочками. – В свете последних печальных событий я все понимаю. Ну что
ж, сегодня так сегодня. Я позвоню Вашему отцу. Или лучше мужу?
- Никому не надо звонить, хочу сделать им сюрприз, - она представила удивленное лицо
Даньки, когда он вернется домой из университета. – Заеду куплю шампанского и торт.
- Но, но! Никакого алкоголя!
-Так я же не себе! Дитям и женщинам торт, мужчинам шампанское! Будем праздновать!
- Хорошо, хорошо, не забудь зайти за выпиской и процедурным листом.
Перед дверью он снова обернулся.
- Вот уж действительно, чудеса бывают. Или это просто я гениальный доктор? – и
улыбнулся: «Увидимся еще!»
Вероника шла по проспекту: солнце весело светило, деревья расцветали, щебетали птички,
в воздухе вовсю уже пахло зрелой, настоящей весной. На душе была тоже весна. В одной
руке у нее была небольшая сумочка с вещами (за остальными отец завтра пришлет
водителя), в другой пакет с шампанским и тортом. Она специально отпустила такси за
квартал до дома, очень хотелось пройтись, вдохнуть свежий аромат возрождающейся
природы. Только одно омрачало ее безмятежное настроение: с той самой ночи Лейла ей
больше не снилась, как бы она ни загадывала, ни настраивалась на это путешествие перед
сном. Интересно, как там она? Конечно же, она смогла выбраться, ведь ее охранники не
видят. Хотелось бы поговорить с ней, узнать, как и что дальше произошло. И, конечно же,
поблагодарить, ведь она так много сделала! Она настоящая маленькая подруга, смелая и
преданная! Наконец, показался знакомый дом. Вероника села на лавочку около подъезда и
достала ключ от квартиры. Заходить внутрь не хотелось, так было хорошо на улице. Но
надо поспешить, чтобы приготовить сюрприз! Ключ в двери провернулся с легким
щелчком. Похоже, сюрприза не получится: из комнаты доносилась музыка ( у Дани
великолепный вкус, обожаю Фрэнка Синатру!) и чьи-то голоса. Наверное, у нас гости. Ну
что ж, хоть и не такой, как хотела, но сюрприз все равно будет! Она представила, какие
удивленные будут у них лица, когда она внезапно появится, и улыбнулась. Что лучше
сказать «ГАВ!», «Сюрпрайз» или «А вот и я, а вы не ждали»? Вероника потихонечку сняла
туфли, достала из пакета шампанское и торт и на цыпочках вошла в залитую солнечным
светом комнату.
Она была похожа на мраморную статуэтку, та, что обнаженная сидела на чреслах ее мужа.
Его самого она не видела, только его слегка разведенные ноги и часть покрасневшей
плоти, с вожделением входившую в плоть женщины. В такт движению они постанывали
от удовольствия и, казалось, весь воздух был насыщен негой и запахом секса. Ее рыжие
волосы разметались по тонкой атласной спине, и она их придерживала рукой, другой
лаская Данила, ее Данила. Это было настолько неожидано, что Вероника не успела даже
удивиться. Словно почувствовав ее взгляд, рыжеволосая обернулась. «Какая она красивая
раздетая, я раньше никогда не видела ее голой», - подумала Вероника, и сердце оборвалось
в ее груди, как будто раненая птица забилась, а потом застыла и умерла. Так и Вероника
застыла, все ее чувства слились в одну больную, горячую точку, а потом как будто умерли.
Ведь если бы она все еще могла чувствовать, то просто умерла бы от боли. А сейчас она
смотрела на них как будто со стороны: вроде она, а вроде бы это был кто-то другой.
Танюшка медленно сползла с Данила, на ходу пытаясь нащупать простынь, чтобы
прикрыться. Ее зеленые глаза округлились, она не могла произнести ни слова. Еще ничего
не понимающий Данил сел на кровати, и, увидев жену, тоже застыл от неожиданности,
даже не попытавшись прикрыться. Его гордое достоинство медленно опадало,
превращаясь в вялую сосиску. Немая сцена. А вот и ревизор. Вероника засмеялась бы от
комичности ситуации, но было как-то не смешно. Первый очнулся Данил, пытаясь
впрыгнуть в белые трусы «Кельвин Кляйн» - она покупала их на рождественской
распродаже в ЦУМе.
- Не беспокойтесь так из-за меня, я, пожалуй, пойду, - сказала Вероника, и, подойдя к
столику, поставила на него шампанское и торт. – А это вам, - и, развернувшись, медленно
пошла к выходу.
- Постой, - Данил бросился за ней, и, чуть не сбив, преградил дорогу к двери. – Ты должна
выслушать меня!
- Я не должна, я не хочу, и так все ясно, что же объяснять.
- Я не пущу тебя, пока не выслушаешь...
Вероника устало опустилась прямо на пол возле стены.
- Можно я скажу? – Танюшка уже успела прийти в себя, и, завернувшись в простынь,
заняла оборонительную позицию на кровати. – Я тебе давно пыталась сказать, еще как
только ты познакомилась с Данилом. Тогда, когда я привела их с Санчо на твой день
рождения, помнишь? Данил тогда пришел к тебе, но со мной, а ты этого даже не поняла,
все твердила про своего принца. Не скажу, что у нас был особенный роман, но мы тогда
уже больше года время от времени встречались. А потом я увидела, как ты влюбилась, это
все произошло у меня на глазах. И Данил тоже как очумел. Я и раньше видела, как он
совращал разных баб, у нас была свободная любовь, но тут уж он расстарался. Этот
поплывший взгляд зеленых глаз, затягивающий, как взгляд удава, стандартный набор
фраз... Я же предупреждала тебя, и не раз, но ты ничего не хотела слушать! Да и жалко
мне было тебя, дурочку, первая любовь, видете ли! Думала, наиграешься в чувства и
бросишь, переболеешь в конце концов... А потом все стало слишком серьезно. Ты не
думай, мы не встречались все это время за твоей спиной, правда. С того злосчастного дня
рождения между нами ничего не было, клянусь, я не стерва последняя. К тому же я
действительно люблю твоего отца, да и Данил хорошо к тебе относится, насколько это для
него возможно, поэтому даже не знаю, как сегодня все это получилось. Мне Данил
позвонил, хотел поговорить насчет тебя, насчет всех этих твоих загробных фантазий. Он
правда беспокоился за тебя, советовался, говорила ли ты мне о своих кладбищенских
ужасах, может, это следствие перенесенного стресса и надо к психологу тебя записать... А
потом все случилось само по себе, я даже не поняла, как... Вино, музыка, вспомнилось
старое... Я не оправдываюсь, знаю, что виновата, вряд ли ты когда меня простишь...
Вероника не смотрела на Танюшку, она в ужасе разглядывала своего мужа, еще час назад
казавшегося таким родным, а теперь он стоял у двери такой чужой, с жестким, холодным
взглядом затравленного зверя.
- Ты рассказал мою тайну? Я же просила тебя! Я же говорила, что от этого многое зависит!
Ты обманул мое доверие, предал меня дважды... Я не знаю, как дальше жить с этим...
Данил подошел к ней и присел рядом на корточки, взяв в ладони ее лицо как в тиски.
Холодные зеленые глаза, казалось, как ножом проникли ей в самое сердце:
- А что ты хотела, дорогая моя. Все эти твои придумки, романтические бредни, потом
беременность, болезни... Тебе не приходило в голову, что я мог просто устать от всех этих
проблем, от тебя, в конце концов. Ведь я здоровый, молодой мужик, нянчусь с тобой, как с
ребенком. Но я пытался, честно пытался, чтобы все было хорошо. А тут еще ты с этими
бреднями, новая проблема. Понимаешь, ничего такого, что ты себе напридумывала – нет!
И выздоровела ты благодаря врачам и деньгам своего папашки, а не какой-то там
мифической мертвячке! Надо же было такое извращение придумать! Тут не только у тебя,
а от тебя у кого хочешь крыша поедет. К доктору тебе точно сходить надо, мозги
полечить, а то так тебя ни один мужик не выдержит.
Холодные, злые слова, хлестали Веронику как пощечины.
« Даже на войне побежденных не бьют, зачем же он так со мной, когда и так больно?» А
еще: «Что же теперь делать, я так виновата перед Лейлой. Может, поэтому я ее больше не
вижу? Может, ее наказали из-за меня? Или я и вправду больная шизофреничка, и мне пора
к доктору?»
Высвободившись из его рук, она встала и пошла к двери. Сначала медленно, потом
быстрее. Схватив сумочку в прихожей, она рванула дверь на себя и побежала, как будто за
ней кто-то гнался, внизу оступилась и чуть не упала. Резко заболел живот. Она медленно
осела на ступеньку, пытаясь убаюкать боль, и почувствовала, как заворочался ребенок.
«Не бойся, все будет хорошо, я не дам тебя в обиду», - прошептала она и заплакала.
Никогда еще в жизни Вероника так не плакала, даже в детстве, даже на похоронах
любимой Були. Слезы прорвались водопадом, казалось, они фонтаном били из глаз и даже
из носа, вырывались рыданиями из горла. Но так же внезапно, как они начались, так же
резко и закончились, оставив в сердце пустоту и ощущение усталости, выхолощенности.
Наверху раздался стук то ли закрываемой, то ли открываемой двери. Нужно идти,
подумала она. Вдруг это Данил, или Татьяна. Их она сейчас хотела видеть меньше всего на
свете. Не хотелось видеть вообще никого. Забиться бы куда-нибудь в норку и отлежаться,
чтобы никто не нашел. Чтобы прийти в себя, стать опять человеком, а не подобием
смертельно раненного, воющего животного. Один выход – бежать ото всех. Но куда? Да
все равно. Лишь бы подальше отсюда, от этих людей, из этого города... Вытерев рукавом
слезы, она вышла из подъезда и пошла вдоль дороги, пытаясь поймать пролетающие мимо
такси. Наконец, одно затормозило, Вероника рухнула в прохладные объятия
дермантиновых кресел и выдохнула: «В аэропорт!». Весенний яркий пейзаж поплыл мимо
нее, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, увозя ее подальше от злополучного
места, где она почувствовала себя сначала самой счастливой, а потом и самой несчастной
женщиной на свете...
На вокзале было многолюдно, шумно, никому не было никакого дела до того, что делает
здесь эта несчастная заплаканная девушка. Вероника читала названия далеких городов на
табло. Владивосток... Может, туда? Это далеко, там ее точно никто не найдет, а денег на
карте хватит, чтобы продержаться достаточно долго. Или вот, Краснодар... Три часа – и
уютный берег Черного моря. Туристов еще нет, можно за недорого найти приличную
гостиницу и каждый день гулять по набережной, слушать гортанный крик чаек, может
тогда она поймет, что же ей делать дальше со своей жизнью, как быть... Томск, Чита,
Красноярск...
В этот момент вдруг зычный женский голос сказал: «Открыта регистрация билетов на
рейс 237 «Москва - Владикавказ». Пассажиров, имеющих билеты на этот рейс просьба
пройти к окошкам номер 5 и 6».
Веронику как током ударило... Ну конечно, Владикавказ! Это где-то на Кавказе... Где-то в
Осетии... Там, где жила Лейла, ее единственная, настоящая подруга... Или не жила... Или
она действительно сумасшедшая, которая напридумывала себе всякой всячины, которую с
трудом терпят близкие, только из сострадания... Итак, есть два пути: вернуться домой как
побитая собака, слушать никому не нужные объяснения плюс обвинения, прятать глаза
оттого, что стыдно – и за себя и за них всех, и за нелепую ложь... Или второй путь:
полететь туда и - как же она раньше не догадалась! - посмотреть правде в глаза – нет
никакой Лейлы и никогда не было, не было дружбы, не было чудесного спасения, не было
метки, отданной Булей... Был только сон разума... Но если все же в ее снах было хоть
немного правды, это все изменит, это даст ей силы жить дальше. Значит, существуют и
добро, и зло, и мир состоит не из одних страданий и обмана, и она не одна, и никогда не
будет одна, потому что у нее есть близкие люди, которые ее любят, и которых она любит...
А значит, и в жизни есть смысл... Только бы были билеты... Но они будут, обязательно
должны быть! Таких совпадений просто так не бывает!
Как долетела Вероника не помнила – как только села в кресло, ее накрыл своим темным
непроницаемым крылом сон. Ее разбудила проводница, явно недовольная, что с кем-то
еще приходится возиться. Погода была сырой, но достаточно теплой. У выхода из
аэропорта толпились «таксисты». Веронику сразу взял в оборот длинный веселый парень в
черной рубашке и коричневом пиджаке поношеного вида. Преградив ей путь, он с явным
кавказским акцентом спросил: «Куда эдэт такая очаровательная дэвушка, совсем одна».
Вероника ответила – в Акдым, и затаила дыхание в ожидании ответа. Больше всего на
свете Вероника боялась, что во всей Осетии не окажется такого места – Акдам, именно
там, говорила Лейла, она родилась, именно его она описывала в своих рассказах как самое
красивое место на свете, расположенное высоко в горах, на небольшом плато, мимо
которого бежит быстрая горная река, а селение кажется как будто сказочным островом
Фата-Морганы, окутанным туманами. Парень почесал кучерявый затылок и произнес:
- Далековато будет. Сколько заплатишь, красавица?
- А сколько хочешь? - с облегчением спросила Вероника.
- Вообще-то Вам повезло, я сам родился в тех местах, поэтому дорогу хорошо знаю, если
поторопимся, часа за четыре доедем, главное в ночь не попасть, и чтобы дождь не пошел, а
то дороги там не ахти. Хотя, мой железный конь еще и не такое видел! - пообещал парень,
прокладывая путь сквозь толпу прибывающих и отбывающих.
- Вообще-то, вы смелая девушка, ехать одной, с незнакомым мужчиной – не каждая
решится!
- У меня нет выбора, - ответила она, и парень засмеялся.
- Выбор всегда есть. Я бы такую красавицу никуда одну не отпустил! Вам не нужен
жених?
- Спасибо, я замужем.
- Тем более нехорошо, что одну отпустил. Но не бойся, я зла тебе не причиню. Меня в тех
местах все знают. В гости к кому едете?
- К подруге...
Железный конь оказался ржавой пятеркой лет эдак двадцати, когда-то, видимо, зеленого
цвета. Распахнув незапертую дверь, парень широким жестом пригласил девушку сесть на
переднее сидение рядом с водителем. Но Вероника отказалась, решив сесть сзади, ей
совсем не хотелось выслушивать докучливые рассказы Эмира, так звали извозчика, тем
более - отвечать на его еще более докучливые вопросы. На заднем сидении можно было и
подремать...
Когда Вероника открыла глаза, уже смеркалось. Громкое убаюкивающее жужжание
мотора перебивало звук голоса парня, что-то напевавшего не незнакомом языке.
Почувствовав ее взгляд через зеркало, парень весело сказал: « Ну что, проснулась,
красотка? Скоро будем!» За окном было сумеречно, солнце едва пробивалось сквозь еще
молодые зеленые кроны деревьев, окружающих извилистую горную дорогу. «Сейчас мост
будет – местная достопримечательность! Советую вниз не смотреть!» Шум воды был
слышен издалека. Вероника с детства боялась высоты, поэтому заранее решила зажмурить
глаза и не смотреть вниз. Однако, когда они въехали на мост, любопытство все же
перебороло страх, и Вероника посмотрела из окна машины. Мостом это сооружение вряд
ли назвали бы в какой-нибудь другой стране – может быть мостик или переправа. Две
машины на нем вряд ли бы разъехались, к тому же создавалось такое впечатление, что и
одну то он выдерживает с трудом – кряхтит, сопит, скрипит. А под этим шатким
сооружением разверзлась узкая, длинная, невероятно глубокая пасть обрыва, и из самого
его чрева доносился бешенный шум быстрой горной реки. Наверное, в другое время и в
другой раз Вероника невероятно испугалась бы, но теперь, после стольких потрясений,
этот шум почему-то показался ей прекрасным, мелодичным, диким символом свободы и
новой жизни. Душа ее запела вместе с музыкой вод и она, наконец-то, улыбнулась,
впервые за весь этот безумный день. Солнце быстро садилось. Так всегда бывает в горах,
сказал ей Эмир, вот только что было светло, а уже и ничего не видно. Вскоре на склоне
показались огоньки селения, как в сказке, вдруг вынырнули из ниоткуда. Ну вот и Акдам.
Вы к кому? Куда вас везти?
- Ой, а улицу я не помню, - сказала Вероника, мысленно ругая себя, что заранее не
придумала никакой истории.
- Да мне улицы и не надо, говорю же, я местный, все тут знаю с детства.
- Знаете, отвезите меня в гостиницу, пожалуйста.
- Да что ты, красавица, какая гостиница в горном селении, гостиница – это только в
райцентре, туда еще как минимум полчаса пилить надо, а уже стемнело, да и дороги здесь
разбитые, по ночам ездить не особо приятно. Ты что, не хочешь сразу к своей подруге
ехать?
- Вы понимаете, я хотела ей сюрприз сделать, но не на ночь глядя... дело в том, что она
меня не совсем ждет...
- Или совсем не ждет... – подытожил догадливый парень. – И что же мне теперь с вами
делать? – он опять почесал кучерявый затылок. – Ну что ж, придется Вам ночевать у моей
тетки, а там уж утром разберемся, что с вами делать. Да и я там же переночую, а утром
опять на заработки. К тому же тетка чудесно готовит, да и дядю Асира я давно уже не
видел, посидим, пропустим по стаканчику... Решено, едем, - парень заметно повеселел в
предвкушении вкусного ужина и стаканчика доброго вина.
Веронике ничего не оставалось, как молча согласиться. В самом деле, не блуждать же по
незнакомому селению в потемках. К тому же, хоть и весна, но прохладный воздух гор
пробивался сквозь щели даже в машину, заставляя девушку ежиться и жаться.
Вечерний Акдам выглядел мрачновато – узкие разбитые неосвещенные дороги, серые
одноэтажные, похожие друг на друга домишки, тускло светящиеся окошки. Эмир
остановил машину около небольшого дома с аккуратным забором:
- Дома, слава богу, свет горит. Хотя, куда им деваться, они последнее время редко куда
уезжают. Выходи, приехали!, - и, выйдя из машины, подал руку пассажирке, проявляя
чудеса кавказского джентельменства. Потом подошел к калитке и что было мочи закричал:
- Хозяева! Открывайте!
Через минуту включился свет перед входной дверью и мужской голос спросил:
- Кого там еще принесло на ночь глядя?»
- Дядя Асир, открывайте, это я, Эмир.
- Эмирчик! Сейчас, подожди, - и звук шагов приблизился к калитке с другой стороны, а
через секунду она распахнулась, и парень бросился в объятья невысокого седого
мужчины, одетого в фуфайку, старые серые штаны и домашние тапочки, надетые на
толстый шерстяной носок.
- А это кто с тобой? Невесту привез знакомиться, что ли? Давно пора! – живые карие глаза
быстро оглядели Веронику. – Давно пора, а то здоровый парень вымахал, а все один, как
бобыль.
- Да не невеста это, просто моя знакомая, - смутился тот. – Одноклассница бывшая, вдруг
добавил и тайком дернув девушку за рукав, подмигнул, не выдавай, мол. – Ехали мимо, а
до села еще с час пилить, решили остановиться, заодно и повидаться.
- Что-то я не припомню таких красивых одноклассниц у тебя, - хитро прищурился
родственник, однако тут же миролюбиво добавил, - хотя, пусть будет одноклассница, мне
то какое дело! По мне – приехали навестить стариков, и на том спасибо. Нечасто у нас
гости нынче бывают, сам знаешь. Ну что стоите, проходите быстрее, - и подтолкнул
племянника к двери, пропустив вперед белокурую девушку с большими тревожными
глазами.
В доме было приятно натоплено. Забрав верхнюю одежду у ребят, мужчина позвал их в
большую светлую комнату.
- Посмотри какие у нас гости!
Навстречу им шла невысокая, немножко полная женщина с большими карими и почему-то
печальными, как показалось Веронике, глазами, с темными густыми, заплетенными в
тяжелую косу волосами. Одежду ее составляли темная длинная шерстяная юбка и вязаная
из козьей шерсти аккуратная кофточка. Тапочки , как и у мужа, были одеты тоже на
шерстяной носок. Выглядела она гораздо моложе своего мужа, который в темноте
показался стариком, однако, на свету оказалось, что он еще совсем не стар, а видимость
возраста создавалась просто его привычкой сутулиться и сильной сединой в волосах.
- Эмирчик! – воскликнула женщина радостно и большие глаза ее увлажнились от
нахлынувших чувств. Обняв и расцеловав в обе щеки племянника, она повернулась к
незнакомой девушке.
- Вероника, - поспешила представиться она, испугавшись, если вдруг спутник успел
позабыть ее имя.
- Эльвира Николаевна, - представилась женщина и рассмеялась, - впрочем можно просто
Эля, если хотите.
- Одноклассница нашего Эмирчика, - добавил дядька, не забыв при этом хитро
улыбнуться.
- Да вы проходите, проходите, садитесь вот, - засуетилась женщина. – Что ж ты Эмирчик
не позвонил, не предупредил, что вы едете, я бы заранее подготовилась к приезду дорогих
гостей.
- Проездом мы, говорил я уже. Сами не думали, что задержимся, но не рассчитали время, а
тут смеркаться начало...
- Вот и хорошо, что так получилось. Садитесь за стол, сейчас ужинать будем, - она усадила
их за круглый большой стол, накрытый белой скатертью с вышивкой.
- Я на минуту, пойду жене помогу, а вы пока не скучайте, будьте как дома.
Вероника огляделась вокруг. Жилище оставляло приятное впечатление. Стены и потолок
были свежевыбелены, из мебели, кроме большого круглого стола, стоявшего посередине,
здесь был большой старый комод, натертый до блеска и гордо сиявший чистыми стеклами,
большая старая софа, накрытая бежевым плюшевым пледом и два небольших диванчика,
накрытых пледами поменьше такого же тона. На стенах были развешены две большие
репродукции русской классики, а также картина, написанная, видимо, кем-то из местных
художников. На ней – очень красивый пейзаж - горы, окрашеные розовым закатным
солнцем. На другой стене висели три иконы – Иисуса Христа, Девы Марии и Николая
угодника, судя по всему, очень старые, передававшиеся из поколения в поколение.
- Твои родственники православные?
- Да, видишь ли, так получилось, что исторически в этом селении всегда проживало много
православных. Здесь даже своя церквушка есть и православное кладбище.
Сердце у Вероники встрепенулось.
- Да что вы, очень интересно. Хотела бы я посмотреть.
- Ну, во-первых, давай на «ты», а то не пристало как-то одноклассникам на «вы»
разговаривать. А во-вторых, я завтра с утра после завтрака мог бы провести для тебя
небольшую экскурсию по местным достопримечательностям, хотя таких здесь немного.
Если, конечно, вы не будете заняты со своей подругой.
- Я была бы очень признательна, - обрадовалась Вероника. – Пойдемте с утра пораньше. А
подругу будить не будем, верно?
Несмотря на то, что гостей в этом доме не ждали, стол был накрыт быстро, через пол-часа
на нем уже дымилась отварная картошечка, присыпанная укропом, мясо, тушеное с
грибами издавало упоительный аромат, а собственноручные соления одним своим видом
вызывали бурное слюноотделение. Если к этому добавить еще то, что Вероника в этот
день успела с утра только позавтракать, можно представить, с каким вожделением она
смотрела на все эти яства, показавшиеся ей в тот момент королевскими. Глубокого цвета
бордовое вино сорта Изабелла было разлито в высокие хрустальные фужеры, и,
чокнувшись за приезд, изголодавшиеся путники приступили к трапезе. Время за беседой
не прошло, а пролетело, и Вероника не заметила, как подошло время ложиться спать.
Вернее, она почувствовала, как глаза от внезапно нахлынувшей усталости вдруг стали
закрываться, а голова стала тяжелой. Заметив это, хозяева стали торопливо собирать со
стола.
- Ты будешь спать на диване, Эмирчик, а девушку поселим в комнате... ну, в маленькой
комнате, да?
- Теть, мне все равно, ты знаешь, я могу и у порога поспать, - улыбнулся в ответ парень.
- Еще чего не хватало, чтобы мой любимый племянник на пороге спал, как собака. Тем
более там место занято, обычно там спит Дарсик. Хотя в последнее время он часто
пропадает где-то по-ночам. Наверное, подружку себе завел где-то в поселке.
Вероника вслушалась в знакомое имя, пытаясь сквозь накатывавшие волны сна пробиться
к своему сознанию. Где-то она уже слышала это имя. Но усталость сделала ее мозг
мягким, как расстаявший кисель, и единственное, о чем она могла сейчас думать, так это о
мягкой постели с подушкой и теплым одеялом. Пусть даже не совсем мягкой, просто
прилечь где-то в уголке и закрыть глазки. «Идем», - заметив ее состояние, сказал Эмир и
подвинул стул, помогая девушке подняться. Он провел ее в небольшую уютную комнатку,
Вероника даже не успела ее толком разглядеть. Белая, пушистая кровать с мягкой розовой
подушкой и пушистым одеялом того же цвета была уже разложена. Сквозь
надвигающийся сон она поблагодарила парня за все, что сделал сегодня для нее, он только
улыбнулся и сказал:
«Спи, завтра еще успеешь поблагодарить», - и вышел. Одежда вмиг была сброшена прямо
на ковер и через минуту в она погрузилась в темноту беспробудного сна.
Утро играло лучиками яркого весеннего солнышка у нее на щеке. Просыпаться не
хотелось. Веронике снилось, что она в доме у Були, пахло пирожками с вареньем и
горячим чаем, она была умиротворенной и счастливой. Вот сейчас войдет бабушка... В
дверь тихонько постучали. Вероника нехотя открыла глаза. Вместо привычной
обстановки, она увидела незнакомую комнату, и тут же на нее нахлынули все
воспоминания, как тяжелая грозовая туча надвигается на безоблачное синее небо.
- Да, - сказала она и поглубже натянула на себя одеяло. Из-за двери покакзалась лохмато-
кучерявая голова вчерашнего недавнего знакомца. Он улыбался во весь рот, глядя на
девушку.
- Ну что, проснулась? Не забыла, что хотела на экскурсию? - Вероника возмущенно
помотала головой.
- Ну, тогда вставай быстрее, завтрак уже на столе.
И тут Вероника поняла, что этот чудесный запах вовсе не приснился ей, а существовал
реально и доносился из гостиной.
- Я сейчас, - сказала она и жестом попросила прикрыть на время дверь, чтобы одеться. Она
медленно вылезла из-под одеяла и огляделась. Комната, где ее поселили резко отличалась
от обстановки всего остального дома. Видно было, ее делали тщательно и с большой
любовью: стены выкрашены в приятный персиковый цвет, а мебель подобрана светлая,
современная, как будто для подростка или молоденькой девушки, везде - на софе, на
шкафах - сидели мягкие игрушки. Наверное, у них есть дочка, - подумала она, натягивая
одежду. Ага, вот и фотографии на полках. Вероника подошла ближе, чтобы получше
рассмотреть и оцепенела: из аккуратной розовой рамочки, счастливо улыбаясь, на нее
смотрела... Лейла. Она потрясла головой и потерла глаза, больно уж нереально все
складывалось... Не может быть... она еще раз проморгалась... Лейла все так же весело
смотрела на нее с фотографии... Вероника распахнула дверь в гостиную, где переминаясь
на стуле от нетерпения, ее ждал Эмир.
- Ну где же ты, скорее, а то я сейчас захлебнусь собственной слюной, - посетовал он.
- Иди сюда, я тебя очень прошу, - умоляюще проговорила девушка, и, видя его заминку,
добавила, - пожалуйста!
Заинтригованный ее просьбой, Эмир оторвался от гипнотического созерцания булочек и
пошел вслед за ней в комнату.
Вероника показала на фотографию и сказала:
- Я знаю эту девочку, ее зовут Лейла.
- Да, - удивился в свою очередь Эмир, - ее действительно зовут Лейла, и это моя
двоюродная сестра. Была, вернее... Она умерла примерно два года назад. А ты откуда ее
знаешь, если в наших местах впервые?
- Ну, понимаешь, мы... как тебе сказать... Переписывались... Это именно ее я искала, когда
ехала сюда... - Вероника на ходу придумывала историю, говорить правду ей совсем не
хотелось, чтобы ее не приняли за сумасшедшую, тем более родственники девочки.
- М-м-м, вот в чем дело, - недоверчиво протянул Эмир. – Значит, переписывались... Ну
ладно, сейчас пойдем завтракать, позже разберемся с этой... перепиской...
В гостиной было светло и солнечно.
- А где родственники? – поинтересовалась Вероника.
- Их давно уже, с раннего утра нет. Дядя на работу ушел, а тетка, вот, напекла нам
булочек, а сейчас во дворе возится. У них большое хозяйство, хлопотное. Да ты садись не
стесняйся, сейчас я тебе чайку налью. Тетка особый заваривает, с горными травами,
нашими.
Янтарная жидкость неторопливо заполняла чашку. Булочки оказались действительно
великолепными. Вероника старалась жевать, не глядя на своего «спасителя», однако все
же вопросов ей избежать не удалось.
- Ну что, гостья дорогая, расскажи-ка ты теперь о себе. А то только все расспрашиваешь.
Откуда будешь, чем занимаешься?
- Из Москвы я, студентка, учусь еще. Я не знаю, что еще рассказывать...
- Замужем поди? Я-то вчера не приметил, а у тетки моей на такие дела глаз наметаный.
Беременная, говорит, подружка твоя. Еле отвертелся, что не я девку обрюхатил, -
засмеялся. – Только не пойму, как это тебя твой муж, или парень отпустил одну, да в
таком еще положении. Видишь, тебе как повезло, что на меня попала. А народ-то у нас
разный бывает, места горные, завезли бы, и не нашли никогда. Муж-то куда смотрит? -
юноша пытливо заглянул ей в лицо.
- Он не знает... – от горьких воспоминаний слезы сами по себе навернулись на глаза.
- Как это не знает?
- Я... Я сбежала...
- Вот как... А что случилось? Поссорились?
- Если бы... Все намного хуже... Прости, Эмир, но я не хочу сейчас об этом говорить... Все
очень сложно, я и сама-то не знаю, что мне дальше делать... За этим, наверное, и
приехала...
- Далековато... – почесал в затылке парень... - Ну что ж, не буду тебя мучать вопросами,
захочешь, сама все расскажешь... А рассказать у тебя, видимо, есть что... Доедай, я пойду
машину готовить... Как соберешься, выходи, буду во дворе.
Весенний день был поистине чудесным: солнце сияло, на небе - ни облачка, а горный
воздух бодрил свежестью. Во дворе к ней со всех ног, вернее, лап, бросилась большая
белая собака.
- Дарсик, фу! – испугалась Эльвира. Но пес, подбежав к девушке, радостно запрыгал
вокруг, пытаясь лизнуть ее руки.
- Гляди-ка, удивилась хозяйка, Дарсик редко такую честь кому оказывал, пожалуй, только
что Лейле, а так у него темперамент – стойкий нордический. - И чего ты так обрадовался,
дурень?
Дарсик никак не хотел отставать от гостьи, а его хвост стал похож на большой белый
пропеллер.
- А давай его с собой возьмем, - предложил Эмир. - Пусть проветрится немного.
- Давай, - обрадовалась Вероника, она тоже была рада видеть пса.
- Сдалась вам эта собака, только сиденья попачкает, - проворчала женщина, - а, впрочем,
поступайте, как знаете.
Эмир открыл дверь, пропуская в салон девушку и радостно поскуливающего в
предвкушении путешествия Дарсика.
- Теть Эль, мы еще вернемся попрощаться, - заверил он.
- Достопримечательностей у нас не так много, - объяснял Эмир. – Мост над речкой ты уже
видела. Есть знаменитый обрыв, откуда открывается великолепный вид на ущелье...
- Отвези меня на кладбище, - попросила Вероника, - пожалуйста.
- Куда? – удивился парень.
- На кладбище. Христианское. Помнишь, ты вчера рассказывал?
- Могу, конечно. Но зачем тебе туда? Ничего особенного в нем нет. Ну, могилы и
могилы... Есть, конечно, совсем старые. Да, еще аллея героев, ну, этих, великой
отечественной... За ними местные скауты ухаживают. Ну так, ничего особенного.
Наверное, в каждом городе есть что-то наподобие... Еще церковка небольшая, с
колокольней. Послушай, может, ну его, это кладбище? В твоем положении больше
положительных эмоций получать нужно. Поехали лучше на обрыв съездим. Там орел
такой красивый. Скульптура. Или хочешь мороженого? У нас тут новое кафе открыли,
красивое, прямо как в городе, с большим телевизором на стене, таким плоским, что даже
непонятно, как показывать может. И коктейли там делают вкусные, наверное, не хуже, чем
у вас в столице.
- Эмир, пожалуйста. Мне надо туда.
- Эх, ладно... В конце концов, я тебе не муж, чтобы указывать... Да, из тебя, наверное,
строптивая жена получилась бы, все бы делала по-своему. Но я бы все равно на тебе
женился, хитро прищурился он, как бы оценивая девушку, - Да вот только столичные к
нам не едут. Свои, и те разбегаются, все хотят жить по-современному...
Они проехали несколько достаточно широких по поселковым меркам улиц, а потом
свернули на узкую дорогу, мощеную камнем, которая вела вверх, и в конце концов вывела
их на широкую площаку с белым забором. Веронику не отпускало чувство дежавю, что
она все это уже видела. Приехали, сказал Эмир. Она вышла из машины, собака,
выпрыгнув, побежала вперед, оглядываясь, как бы приглашая их идти за собой, а потом,
потеряв терпение, рванула вперед.
Вероника как во сне уверенно прошла через ворота и по памяти пошла в нужную ей
сторону. Углубившись внутрь, она без труда нашла ту могилу, которую искала. Рядом как
безмолвный страж уже лежал Дарсик. На ней были свежие полевые цветы, фотография
девочки и имя: «Лейла Махмутдинова». Увидев знакомую ей по снам надпись, она
выдохнула:
- Ну вот и все, я нашла тебя. Значит, это все правда, а не мои фантазии, и я не
сумасшедшая. И у меня действительно есть подруга... - здесь слезы наконец-то прорвались
наружу, и она разрыдалась. - О, Лейла, прости меня... Прости, что я засомневалась в тебе...
Прости, что рассказала нашу тайну... Я не специально, правда. Я хотела поделиться своей
радостью, а на тот момент никого ближе не было... Прости меня...
Стоявший позади Эмир немного опешил от всего происходящего и даже почувствовал
себя как-то неловко, как будто он присутствовал при интимной сцене или подслушал что-
нибудь, не предназначенное для его ушей. Он повернулся и пошел к машине, давая
девушке возможность вдоволь поплакать без свидетелей. Когда Вероника вернулась, глаза
ее были красные и припухшие.
- Ну что, экскурсия окончена, или пойдем на Аллею героев?
- Ну нет, туда уж я точно не хочу. Да и чувствую себя немножко разбитой...
- Конечно, так рыдать... Говорил я, не нужны тебе все эти стрессы... Ну, что теперь, куда
нам дальше?
- Домой...
- Куда домой, к тетке?
- Сначала, конечно, туда. Нужно еще попрощаться, спасибо сказать... А может, еще одну
вещь сделать, если решусь... А потом домой, в Москву... Отвезешь меня в аэропорт? Я за
все заплачу...
- Ну за все с тебя никто и не требует... Ты можешь оплатить все то гостеприимство, что
тебе оказали мои родственники, их хорошее отношение, наконец? Знаешь, вы, столичные,
все на деньги меряете, и часто этим хороших людей обижаете... А потом удивляетесь,
почему вас не любят, чуть отъедь подальше от Москвы.
- Извини, если я тебя обидела, я не специально, честное слово. Просто мне неудобно, что
ты со мной столько возишься. Ну что для тебя сделать? Ты говорил, у вас кафе новое,
хочешь мороженого? Угощаю.
- Нет, мороженого уже как-то перехотелось... Знаешь, что ты для меня можешь сделать?
Объясни, в конце концов, что происходит?! У меня уже голова идет кругом, я ничего не
пойму. Ты, оказывается, ехала к моей сестре, которая уже почти два года как умерла. Ты
никогда здесь не была, но без труда находишь ее могилу среди многих других, тебя как
свою давнюю знакомую принимает наша собака. Слишком много для меня загадок. И
никуда я тебя не повезу, если не получу ответы на свои вопросы прямо сейчас.
Эмир скрестил руки и упрямо наклонил голову, всем своим видом подтверждая
оглашенные намерения.
- Ты действительно хочешь знать? Это очень странная история. Ты можешь мне не
поверить, или даже посчитать меня сумасшедшей.
Эмир ничего не ответил, но и позу не изменил.
- Ну ладно, слушай... С Лейлой мы познакомились больше года назад... Во сне...
Когда Вероника закончила свой рассказ, парень выглядел растерянным и ошеломленным.
Медленно подняв голову, он посмотрел на девушку, как будто проверяя, уж не шутит ли
она над ним. Но такими вещами, конечно, никто бы шутить не стал. Тем более, что
рассказчица выглядела при этом более чем серьезно.
- Знаешь, я тебе рассказала все это еще вот зачем. Сегодня, сидя на могиле Лейлы, я
действительно приняла для себя очень важное решение - как мне жить дальше. Но я
поняла также еще одну важную вещь – я должна помочь Лейле так же, как и она помогла
мне. Когда мы только познакомились, я спрашивала ее, почему она не может уйти отсюда
дальше. А она ответила, что не ее не отпускают родители, особенно мама, которая каждый
день приходит на могилу оплакивать дочь.
- Для них это стало действительно большой трагедией. Лейла – их поздний и
единственный ребенок. И очень любимый. Ей отдавали все, что могли. А когда вдруг
выяснилось, что она неизлечимо больна, сделали все, чтобы ее спасти. Ее возили к лучшим
докторам, и верили, всегда верили, что она выкарабкается, будет жить. Даже учителей к
ней на дом возили, она ведь в последнее время почти совсем не выходила из дома. И еще
она была очень одинока. Поначалу к ней еще приходили одноклассники, а потом они, как
любые здоровые дети, просто забыли про нее. Кому нужна чужая трагедия? Только Дарсик
и был ей верным другом, знаешь, он ведь даже спал рядом с ее кроватью. Поначалу его
пытались выгонять, а потом плюнули на это... Она мечтала иметь подругу... Оказывается,
ее мечта все-таки сбылась, хоть и таким странным образом... Когда она умерла, я думал,
тетя с дядей умрут от горя... Но они как-то справились... Внешне... Хотя все, кто знал их до
этого, скажут, что они сильно изменились, постарели, превратились почти в стариков.
Если бы ты видела, какими веселыми они были раньше, сколько гостей бывало в их доме.
Сейчас к ним никто не ходит, кроме близких родственников, конечно, да и то редко. А
тетка каждое утро и каждый вечер ходит на могилу с цветами и плачет. Дядя говорит, что
ее сердце когда-нибудь не выдержит...
- Я хотела об этом поговорить с ними. Рассказать им про Лейлу. Может, им станет легче,
если они узнают, что смерть – это только порог. Может, они смогут отпустить дочь... И
тогда всем станет легче, в первую очередь Лейле, она, наконец-то, сможет спокойно уйти...
Но поверят ли они мне? Может, подумают, что какая-нибудь полоумная и выгонят? И
надо ли сводить их с ума своими историями, когда и без того тяжело?
- Не знаю, стоит ли рассказывать. Как они воспримут? Даже я, честно говоря, немного в
шоке от твоего рассказа и не знаю, верю ли я тебе до конца. Но, с другой стороны, зачем
тебе лгать, ехать за три девять земель, чтобы кого-то угостить сказками? Не знаю... Ладно,
в конце концов, нам все равно надо поехать попрощаться. Но перед этим я тебя все же
свожу на обрыв. Ты должна увидеть эту красоту, такой нигде больше не увидишь, только у
нас, на Кавказе. Бесплатно, пользуйся! – пошутил он. – Заодно все еще раз обдумаешь, -
добавил со вздохом. – Дарсик, прыгай скорей в машину!
Навстречу Веронике и Эмиру спешила хозяйка:
- А я уже вас заждалась, супчик свеженький сварила, из домашней курочки, с лапшой!
Проходите, не стесняйтесь.
Ребята прошли в гостиную и сели за стол, накрытый кипельно белой скатертью, с уже
приготовленными столовыми приборами и соломенной корзинкой свежего душистого
хлеба. Женщина принесла большую супницу, разрисованную простыми деревенскими
цветами. Когда суп был разлит по тарелкам с такими же цветами в тон, ребята принялись
за обед. Оторваться от такой вкуснотищи было трудно, поэтому, когда прозвучал вопрос,
сначала воцарилось молчание.
- Ну что, где вы побывали сегодня? Что показал нашей гостье?
- Да вот. Отвез Веронику на перевал посмотреть, какой оттуда вид... На мороженое потом
заехали... – нерешительно солгал племянник.
- Вас полдня не было, куда-то по делам заезжали?
- Мы на кладбище заезжали, к Лейле, я попросила... – начала Вероника и замолчала. Эмир
опустил глаза и явно не собирался хоть как-то помочь начать ей разговор.
- Понимаете... – опять начала она, но он перебил ее:
- Вероника, а может, не надо? Не сейсас?
- А когда? Может, я больше никогда не приеду, и так и не смогу поговорить об этом. Я
чувствую свою ответственность перед ней, она бы хотела этого...
- Стоп, объясните, перед кем, Вероника, ты чувствуешь ответственность? И с кем ты
должна поговорить?
- Перед Лейлой, вашей дочкой. А поговорить я должна с вами...
Воцарилось тяжелое молчание. Лицо тети Эли помрачнело, а в глазах заплескалась еще не
утраченная боль от недавней потери. В конце концов она произнесла:
- Ну что ж, говори то, что хочешь сказать, я тебя выслушаю.
Вероника начала сначала, с тех пор, как Лейла приснилась ей в первый раз. Сначала робко,
но, видя, что ее никто не перебивает, все решительнее продолжала свой рассказ. Мать
слушала , опустив голову, было видно, что возвращение к этой теме дается ей с трудом.
Когда Вероника закончила, опять воцарилось молчание, которое, не выдержав, она сама
прервала.
- Вы мне верите? Ну скажите же хоть что нибудь?
- Сама не знаю, верить тебе или нет... Материнское сердце хочет верить в то, что где-то
там, в другом мире, который не так уж и далеко, моя девочка существует. Разум же
подсказывает мне, что нетрудно обмануть того, кто хочет верить... Но какой смысл тебе
нас обманывать, проехать для этого столько километров, да еще в твоем положении... Что
тебе сказать... Ты говоришь, что моя девочка страдает оттого, что страдаю я... Не знаю, как
с этим быть... Забыть о ней я, конечно, не могу, а моя боль тянет меня к ней на могилу
каждый день... Но если ей будет так легче... Я постараюсь... Правда, постараюсь жить не
только своим горем... Если у меня получится... ради нее... – и она заплакала, горько-горько
и безутешно. Эмир подошел к ней и обнял за плечи, положив свою голову на ее.
- Тетя, хотите, я помогать вам буду. Ну, хотите, будем возить ваших хрюшек в центр
продавать, я свой «Жигуль» на прицеп поменяю...
Тетя Эля всхлипнула:
- Спасибо, Эмирчик, ты всегда был таким заботливым... Спасибо... Но мы должны
справиться с этим сами... И если уж наша Лейлочка так страдает, мы должны ей помочь...
Даже если в этом рассказе есть хоть немного правды, мы должны... – и она опять
расплакалась...
Вероника покидала дом с двояким чувством. Ее не оставляло чувство вины, что она так
сильно расстроила такую радушную и гостеприимную женщину, разбередив лишний раз
ее рану. С другой стороны ее переполняло радостное чувство исполненного перед Лейлой
долга, и что она все сделала правильно. А еще чувство гордости за себя, что она не
побоялась это сделать. И вообще, какая она умница, что все-таки поехала, решилась...
Здесь она себя чувствовала даже героем. Но перед тем, что ее ждало дома, ей было все же
немного не по себе. Нет, она уже решила, что будет делать. И все равно боялась, как перед
экзаменом...
На прощание тетя Эля вынесла им в дорогу пакет со своими чудесными булочками и
бутылку со свежим молоком. Прощаясь, она сказала:
- Наверное, я должна сказать тебе спасибо. Прости, я еще не совсем осознала и тем более
приняла все, что ты мне рассказала. Но если все то, что ты мне говоришь, правда, то я
очень рада за свою дочь. Она , хоть даже и после смерти, нашла то, что искала все
последнее время своей недолгой жизни – настоящую подругу. Ее мечта сбылась. И как бы
то ни было, дай бог тебе счастья и здоровья – тебе и твоему малышу.
Она расцеловала Веронику в обе щеки, и, наказав племяннику везти девушку осторожно,
долго смотрела вслед уезжающей машине, удерживая собаку, которая рвалась побежать
вдогонку.
Москва встретила Веронику слякотно.Обратная дорога из села до аэропорта заняла, как ей
показалось, в два раза меньше времени. Но так всегда бывает, дорога домой кажется
короче. В самолете Вероника заснула, и ей снился улыбающийся Эмир, он что-то говорил
ей и махал издали рукой. Она тоже улыбалась ему в ответ, как в аэропорту, куда легко и
безопасно он ее доставил, не взяв ни копейки денег.
- Мы же теперь друзья, - объяснил он. – А с друзей денег не берут, тем более с девушек...
Особенно с таких красивых, - добавил он и при этом умудрился покраснеть. Потом они
обменялись телефонами, и парень попросил звонить ему в любое время суток, если
понадобится помощь, и вообще ее теперь здесь всегда ждут. На душе было тепло и уютно,
даже когда Вероника сходила по трапу в неуютную столичную погоду. Моросил мелкий
противный дождик. Вероника взяла такси и поехала домой – вернее не совсем домой, а к
бабушке, слава богу, ключи от ее квартиры всегда были у нее в связке. В свою квартиру
возвращаться не хотелось, чтобы не ворошить едва затянувшиеся легкой пленкой раны. Да
и гостей к Буле вряд ли можно было бы ждать.
Квартира дышала тишиной и спокойствием. Казалось, что здесь до сих пор пахло
Булиными булочками, вот, сейчас она сама выйдет из кухни и улыбнется. Никак не
верилось, что этого уже никогда не произойдет. Вероника подошла к буфету и взяла в
руки фотокарточку в деревянной рамке. Молодые мама, папа и бабушка, тоже еще
казавшаяся такой молодой на этой фотографии. Все смеются чему-то. А на коленях у Були
сидит совсем еще крошечная Вероника и , подняв глазенки и открыв ротик, вглядывается в
лицо бабушки: «что это она там говорит?». Счастливое, беззаботное время. Все
изменилось с тех пор. Нет ни мамы, ни бабушки, двух самых родных для нее людей.
Отец... Интересно, он хоть заметил ее исчезновение? Надо бы ему позвонить. Вероника
подошла к старому телефону, в доме давно никто не убирал, и пыль покрывала его тонким
легким слоем. Вероника дунула на него, отчего в воздух поднялись легкие пылинки,
подняла трубку, и набрала номер.
- Алло, - сказал в трубке такой знакомый голос. Вероника попыталась сказать что-то, но
вдруг поняла, что не может говорить. Горло сдавил комок, и из него не вылетело ни
единого звука.
- Алло, алло, Никочка, это ты? - доносилось тревожно из трубки.
Надо поздороваться, сказать что-нибудь, - уговаривала себя Вероника, однако, что
сказать? Вот этого она не знала. Просто сказать привет и продолжать разговор, как ни в
чем не бывало? Поинтересоваться здоровьем, жизнью, спросить, как Танечка? Отвечать,
что у нее тоже все хорошо. И врать, врать... Нет, она не сможет. Вероника положила
трубку. Лучше уж спрятаться и в одиночестве и продолжать зализывать свои раны.
Вставать утром, готовить себе завтрак, ходить в магазин, на прогулку в парк, убирать
квартиру, смотреть телевизор, читать... Вобщем вести обычный, человеческий образ
жизни. И ждать того, самого главного события, каждый день прислушиваясь к новым
движениям жизни. Впрочем, не так уж плохо. Главное, она не одна, ей есть кого любить,
кто нуджается в ней больше всего на свете. А остальное все – ерунда. Можно и потом
разобраться. С этими мыслями Вероника легла на диван, укрылась толстым клетчатым
пледом и уснула.
Ее разбудил настойчивый звонок в дверь. Вероника, стараясь не шуметь, подошла к двери
и заглянула в глазок. Беспокойно переминаясь с ноги на ногу там стоял отец. Вероника
затаилась. В дверь опять позвонили и постучали.
- Открывай – открывай, нечего прятаться, я знаю, что ты там, - сказал отец. – Я не уйду
пока ты не откроешь.
Пришлось отпереть дверь. Отец вошел и вгляделся в ее лицо:
- С тобой все в порядке?!! Где ты была?!! Я уже весь город обыскал, всех на ноги поднял.
Как ты себя чувствуешь?
- Много вопросов сразу. Ну, во-первых, здравствуй, папа. Во- вторых, проходи. Что у тебя
за пакет в руках?
- А... это... ну так, немного продуктов для тебя, в холодильнике же совсем ничего нет, вот,
захватил кое-что из дома...
Игорь Петрович прошел и сел на диван, подвинув плед. Жестом он пригласил дочку сесть
рядом, и она повиновалась. Он обнял ее одной рукой, она положила ему голову на плечо,
совсем как в детстве, а он ее гладил по светлым, шелковистым волосам. Так они и застыли
молча, думая о том, что давно уже вот так не сидели, просто как отец и дочь.
- Ну так что, - встрепенулся вдруг он, - рассказывай, как жить-то мы дальше будем?
- Что ты имеешь ввиду?
- Ладно, не притворяйся, что не знаешь, о чем я. Татьяна мне все рассказала. Я, конечно
же, был в шоке. Нет, не от ее измены, в принципе, я не дурак, не первый год живу, знал,
что это может случиться... Я к тому же все-таки старый для нее. Но, конечно, я и
предположить не мог, что она... и твой Данил... мерзко... Я очень за тебя испугался. Такое
пережить, да еще и в твоем положении, после того, как мы столько пережили... Тут у
любого здорового крыша поедет... Не знал, куда бежать, не спал ночь...
- Как же ты меня обнаружил?
- Я сразу почувствовал, что это ты. И не забывай про определитель номера. Ну кто еще мог
звонить из бабушкиной пустой квартиры и дышать в трубку?
Они опять замолчали, каждый придавленный своим, и в то же самое время общим
несчастьем.
- Не ожидала, что она тебе скажет, - вдруг сказала Вероника. – Думала, промолчит, или
врать будет.
- Она позвонила мне на работу и попросила, чтобы я срочно приехал, есть очень важный
разговор. А когда приехал, все выложила. Говорила, что это была ошибка, каялась.
Клялась, что любит только меня...
- Ты ее простил, папа?
- Нет, не могу даже видеть ее. Слишком больно. И не только из-за себя. Как она могла так
поступить с тобой! Ты ей была как сестра!
- Ты все еще любишь ее?
Отец опустил голову и вздохнул.
- Люблю, наверное...
- Тогда... прости ее...
- А ты сможешь простить?
- Пока не знаю. Возможно, смогу со временем. Ради тебя... И ради себя тоже... Ее... А его –
вряд ли. Скорее всего никогда. Слишком сильно я любила его, и как жестоко он отомстил
мне за эту любовь. Идело не в измене. Ты знаешь, он мне такие слова сказал... Я поняла
вдруг, что он никогда, слышишь, папа, никогда меня не любил. И даже просто не понимал.
Я вдруг осознала, что мы с ним остались друг другу совершенно чужими людьми. Знаешь,
я ездила в одно место, к друзьям... Я там много думала... А, может, я тоже его не любила?
Вернее, любила, но не его, а выдуманного принца, мечту? Знаешь, как в песне: «Я его
слепила из того, что было, а потом, что было, то и полюбила». Думаю, время поможет мне
разобраться с этим окончательно... Но пока я поживу здесь... Съезди, пожалуйста, на мою
квартиру, забери вещи.
- Хорошо. Завтра же. Конечно, если тебе так проще, поживи пока здесь. Хотя, слишком ты
добрая. Я бы с удовольствием выкинул бы этого подлеца из твоей квартиры вместе со
всеми пожитками. Скатертью дорога! Он мне, кстати, особо никогда и не нравился... Но
все же расскажи, куда же ты так надолго пропала, где была, у каких друзей? Я их знаю?
- Пап, это слишком долгая история. Одно могу сказать – они помогли мне понять, что на
свете бывают разные судьбы, и каждый человек должен нести то, что ему дано. Как
говорится, Бог дает только то, что по силам. Не бывает только черной полосы, когда-
нибудь наступает и светлая. И еще они не дали мне разочароваться в хороших людях и
настоящей дружбе. Я поняла, что она существует, несмотря на все мои разочарования.
Теперь я чувствую себя спокойно, уверенно, и даже мудро и точно знаю, что все выдержу.
И буду радоваться каждому дню своей жизни.
- Ну как она? – вбежав в приемный покой, спросила запыхавшаяся Танюшка у Станислава
Васильевича, нервно стучавшего ногой по до блеска выдраенному полу родильного дома.
- Пока ничего не говорят кроме того, что роды трудные.
Она села рядом, взяла его руку, и, заглянув в глаза, спросила:
- Как ты думаешь, она когда – нибудь сможет меня простить?
- Думаю, уже простила. Разве ты плохо знаешь свою подругу? Она очень добрая, даже
слишком...
- Вся в тебя?
- О, нет, я не такой добрый, - засмеялся Станислав Васильевич. – Хотя...
- Хотя – что? – с надеждой спросила Танюшка.
Из-за двери показалась медсестра.
- Ну что там, - Станислав Васильевич.
«Папаша, ждите. Пока ничего сказать не могу», - и белый халат растворился в глубине
коридора.
- Интересно, в каком смысле, папаша? Ну, конечно, я - папаша. Но, по-моему, она приняла
меня за молодого, будущего папашу.
- Ну конечно, ты еще ого-го. Да и кто сказал, что ты не можешь оказаться здесь в этой
роли?
- На что ты намекаешь?
- Пока ни на что, но, вобщем-то я была бы не против... Если бы ты, наконец, простил
меня... Сколько можно уже ходить за тобой, доказывать, как сильно я люблю тебя. Если
бы это было бы не так, я давно бы уже устала просить прощения. И ведь ты меня тоже
любишь, я знаю.
- Знаешь что, мне сейчас не до этих разговоров. Может, в эту минуту у меня внук
рождается или внучка. Я очень волнуюсь, врачи говорят, что-то там идет не так... Кстати, а
этот засранец Данил даже не пришел узнать...
- Нет его сейчас здесь. Он в экспедицию уехал в Среднюю Азию, на какие-то там
раскопки. Пытался Веронике позвонить, несколько раз, но она с ним даже говорить не
стала. А он гордый слишком, собрался и уехал.
- Дело не в гордости, просто не любит. Не может мужчина бросить любимую женщину в
такой ситуации. Даже если она его отвергает, ведь сам же напакостил! Смелость надо
иметь, чтобы за свои поступки отвечать! А он трус, сбежал. Верочка, конечно, когда-
нибудь его простит, но вряд ли поверит и пустит назад.
- А ты?
- Что я?
- Простишь меня когда-нибудь?
-Я же сказал, не хочу сейчас об этом...
- Ну хорошо, а потом поговорим?
- Потом поговорим.
- Обещаешь?
- Обещаю.
- Я тебя люблю.
- Я тебя то... Тьфу ты, Тань, ты кого хочешь заморочишь!
- Вот видишь, видишь, я же знала, любимый мой, родной!
- Все, сиди тихо. А не то нас выгонят отсюда.
- Ты не беспокойся так. Все хорошо будет, вот увидишь. Особенно теперь!
- Будем ждать...
- Будем...
Счастливо улыбаясь, Танюша положила голову Станиславу Васильевичу на плечо.
Вероника летела в черном тоннеле, было холодно и страшно. Вдруг впереди показалось
яркое, сияющее пятно, которое росло, росло, и, наконец, взорвалось ослепительно белым
светом, и она увидела себя, стоящей посреди ярко-зеленого поля. Странно, но на небе не
было солнца, свет приходил как будто бы ниоткуда. Вокруг не было ни деревьев, ни
строений, только безбрежное поле с травой, как будто выращенной специально – сочной,
ровной, - кое-где виднелись яркие маленькие разноцветные цветочки, как на подбор
красивые.
«Чем-то напоминает картинку рая», - подумала она.
Через все поле пролегала ровная как стрела тропинка. За неимением другого, что можно
было бы здесь делать, Вероника неспешным шагом пошла по ней. Сколько так шагала, она
не заметила, когда вдруг в конце тропинки она увидела три фигурки. Она зашагала
быстрее, им навстречу, и вскоре стало возможным различить некоторые детали, которые
вдруг показались ей до боли родными. Она ускорила шаг, и почти побежала навстречу
трем женщинам. Посередине шла высокая, стройная, с длинными светлыми волосами
женщина. Спина ее была ровной, походка легкой, как ветерок - так всегда ходила мама...
Рядом с ней шла другая пониже, и чуть постарше. Но она торопилась, так торопилась, что
было сразу понятно, как она хочет быстрей ее обнять, так любила ее только одна женщина
на свете – ее Буля... А с другой стороны шла невысокая, худощавая девочка, она махала ей
рукой, и даже издалека было видно, как лучезарно она улыбается, так улыбалась ей в ее
снах наяву Лейла...
На глаза навернулись слезы, она побежала, быстро - быстро, чтобы кинуться в объятья
таких любимых ею людей. Как же она скучала по ним!
Когда немного утихли первые восторги и слезы радости, Вероника растроганно сказала:
- Ну вот, теперь все хорошо, мы все вместе, и больше никогда не расстанемся...
- Послушай, - вздохнув ответила мама, - ты еще не можешь идти с нами...
- Но почему? Я так этого хочу!
- Девочка, ты еще не закончила свои дела на земле...
- Какие дела? Я устала, я так соскучиась, мне хорошо с вами!
- А как же дочка? Маленькая, беззащитная девочка, которая вот – вот появится на свет?
По небу пролетела яркая, маленькая звездочка.
- Какая красивая! – сказала Вероника.
- Это она, душа твоего ребенка явилась на землю. В данный момент она воплощается там,
внизу. Скоро и ты должна последовать за ней, чтобы сопровождать ее, заботиться, как я
когда-то заботилась о тебе...
- Ты так рано ушла, мама, мне так тебя не хватало...
- Не в моих силах было остаться, ты знаешь, мы можем выбирать свой путь, но
некоторыми вещами распоряжается только Всевидящий...
- А какой он, Бог?
- Я не знаю, дорогая... Вернее, знаю, но не смогу тебе объяснить. Да и ты не поймешь...
Сейчас не поймешь... Всему свое время...
- Ну почему?!!
- Дорогая, нельзя же первокласснику объяснить, что такое алгоритм?
- Ну да, - вздохнула Вероника, - вот вы стоите такие счастливые десятиклассники и учите
несчастную первоклашку...
- Каждый этап бытия может быть счастливым, счастливым по своему, нужно только найти
в нем свою прелесть... И не спеши, не торопи время. Поверь, оно летит так быстро, даже
там, где его не существует...
- Опять загадки...
Буля обняла и погладила девушку по голове теплыми, мягкими ладошками.
- Верочка, ты должна знать, мы всегда будем рядом с тобой, даже если ты нас не видишь,
мы тебя очень любим.
- Лейла, прости меня, что я разболтала нашу тайну. Ты ведь из-за этого перестала ко мне
приходить?
- Ну что ты, нет. Просто, когда я помогла тебе, моя миссия там была окончена, и меня
отпустили дальше... Кстати, спасибо тебе за маму... Она перестала плакать каждый день, и
теперь, думаю, ей постепенно станет легче. И мне тоже.
- Как же теперь я буду без наших разговоров? Ты как будто всегда была рядом, стоило
заснуть, а теперь так далеко...
- Не так далеко, как тебе кажется, не так далеко... – лукаво сказала девочка и подмигнула.
- О чем это ты? Я хорошо знаю тебя, какие новости скрываешь?
Лейла засмеялась.
- Ну что, откроем ей секрет?
- Так нельзя же! – строго сказала Буля.
- Мы и так много уже сделали того, что нельзя. Но если очень хочется, то можно, правда?
- Ну ладно, - согласилась та. – Лейла согласилась стать ангелом-хранителем твоей
девочки. Так что она действительно будет рядом с вами!
- И я смогу тебя увидеть? – обрадовалась она.
- Нет, конечно, ты уж слишком размечталась, - шутливо ответила девочка. – Но иногда, во
сне... Почему бы мне тебе не присниться?
- Здорово! – закричала Вероника, и кинулась обниматься с Лейлой.
- Ну что ж, нам пора, - грустно покачала головой мама. – Нам дали совсем немного
времени, чтобы пообщаться с тобой. Да и тебе пора. Дочка уже родилась. Кстати, как ты ее
назовешь?
- Я не думала еще, но решила прямо сейчас. Я назову ее в честь человека, который дал
жизнь нашему роду, а потом спас меня, дав возможность родиться еще одному человечку.
Я назову ее Анастасией, в честь тебя, бабушка. Я всегда буду помнить о тебе, называя ее
по имени.
- Спасибо, родная, для меня нет лучшей награды знать, что ты тоже меня любишь и
помнишь...
- Доченька, ты должна сейчас возвратиться, чтобы нормально выйти из наркоза.
Поторопись, это важно для твоего здоровья, а оно тебе еще понадобится.
- Я люблю вас и буду скучать.
- Мы тоже, ты знаешь, поторопись...
Все вдруг поплыло перед глазами Вероники и яркая вспышка света опять ударила по
глазам...
- Ну вот, слава богу, - вдруг она услышала голос врача, - наконец –то ты вернулась! Что
это ты решила напугать нас? А ребеночек твой счастливым будет, как будто ангел-
хранитель ему помогает... Ну что, решила уже, как назвать девочку?
- Анастасия, - прошептала Вероника высохшими губами.
В это время рядом заплакал ребенок, громко и требовательно. Три ангела счастливо
улыбались, глядя на них сверху.