Ангел с пламенными крыльями (том 2)

Глава 20. Охота на Лису (часть 1)

— Кто там?

— Сеньор, корпус королевских телохранителей.

Пауза. Во время которой клиент, очевидно, раздумывал относительно алгоритма дальнейших своих действий. Насчёт которых они не переживали — убежать сеньор не сможет, помощь прийти не успеет, малолетних детей дома нет — лишь двенадцатилетняя дочь, девочка достаточно большая, чтобы пережить то, что переживёт. За квартирой ведётся наблюдение — они знают о происходящем абсолютно всё.

Да, они явились к этому человеку домой. Втроём. Одетые не по форме, но с «ксивой». И Хуан сказал свой статус не скрывать, несмотря на возможные последствия. А в данный момент они слушались Хуана, даже если его приказы будут нарушать инструкции и подписки. А что будут — никто изначально не сомневался. Ибо то, что его поддерживает королева, очевидно даже самому слепому и самому тупому в пределах дворцовых стен, несмотря на то, что всё, что делает, он делает без помощи её административного ресурса. И они не одни. Сегодня на дежурство вышла та же смена, что и в злополучный день нападения на Санчес, и в составе смены три замены; то есть три человека, бывших тогда в торговом центре, косвенно виновных в гибели ребёнка Хуана (и в какой-то степени внука королевы) сегодня остались дома. А значит одновременно с ними где-то сейчас работает ещё две бригады. Причем состав бригад им неизвестен, да и не интересен.

Им не повезло — они не выходники. Выходников Хуан в полном составе допустил до основной фазы операции и на мелочи разменивать оказался. Но им позволили поучаствовать хотя бы в этом — ликвидации одного из виновных. После которой, ликвидации, вернутся во дворец и продолжат службу — они хранители девятого оперативного соединения, и здесь только потому, что Хуан попросил Лану о кадровом содействии. Её младшее высочество до обеда будет находиться во дворце, во всяком случае, Лана в этом уверена, потому выделила для веселья на несколько часов восемь человек, всю «группу-два». Да-да, восемь, не три — исполнители в любой продуманной операции хоть и самые подготовленные сотрудники, но далеко не самые многочисленные. Конкретно в этом деле исполнителей, кто войдёт в квартиру, будет двое — одна из их троицы останется на площадке, мало ли что. Два человека сидят внизу, в ожидающей машине — подстраховка. И ещё трое — резерв, в совершенно посторонней «незасвеченной» машине на случай, если понадобится «рвать когти» от гвардии. И уход от гвардии — главный, самый опасный пункт в том, что им предстоит.

«Спущенный» Хуаном план отступления девочкам понравился. Был очень хорошо проработан, отличался чёткостью и… Оригинальностью. Сколько лет они в корпусе, сколько прошли учений и боевых выходов в город, но подобное нешаблонное мышление казалось бы стандартных вещей видели впервые. Понятно, что Хуан — не сеньорины офицеры, собаку съевшие на специальных операциях, у которых выработался определённый шаблонный алгоритм действий. Но у него есть советники и куратор, прошедшие школу корпуса, которые обязаны его учить, а значит, передавать собственные наработки. Но нет, план не был похож ни на что, с чем они встречались и работали, не подразумевал задействование каких бы то ни было официальных служб и каналов, и при этом был совершенно реальным, исполнимым. Кто будет «зачищать» двоих других «клиентов» девочкам на самом деле не было интересно — народу для этого хватает. Однако что написано в планах к отступлению тех групп, посмотрели бы с удовольствием истинных ценителей.

Дверь открылась. Обычная металлическая обитая дверь, не атмосферная створка — гермозатвор здесь один на весь подъезд. Если бы клиент решил не открывать, попытался бы отсидеться в квартире, вступал бы в действие план «Б» — в машине внизу есть взрывчатка, шашка направленного действия. Нет, не Хуан, Лана дала — она на короткой ноге с первым арсеналом, и с собой возит такие «печеньки»… Закачаешься! И ей позволяют, вот что удивительно! Бергер не позволяют, Анариэль — тем более, а ей…

— Чем могу помочь? — нахмуренно спросил клиент.

— Пабло, не надо! — раздался женский голос сзади него.

— Отстань! — отмахнулся показавшийся в проёме человек — мужичок лет сорока — сорока пяти брутальной внешности, явно прошедший полный армейский контракт, с испуганно бегающими глазками. — Вы хотите спросить насчёт того случая, да?

— А вы догадливый, — ответила одна из королевских демонов, носящих по недоразумению имя своей противоположности.

— Слушаю? — ещё больше напрягся он, продолжая стоять на одном месте, не впуская их в дом, но и не выходя на площадку.

— Скажите, вы находились в тот вечер на третьем этаже, — начала старшая группы. — Вы не могли помешать бандитам, равно как молчаливо посодействовать, струсив и оставшись в стороне. Но вы слышали по рации всё, что происходило, а значит…

— Я не желаю это обсуждать! — отрезал тип и быстро-быстро, словно мог этим действием обогнать собственную совесть, захлопнул дверь. — Проваливайте! — донесся его сильно-сильно приглушенный рык.

Трое ангелочков несколько долгих секунд смотрели на металл входного проёма, после чего старшая группы бегло бросила стоящей справа напарнице:

— Блан «Б». Беги.

Та кивнула и тут же помчалась назад, по лестнице вниз.

— И не стойте под дверью — вызову гвардию! — произнёс голос клиента, уже через домофон.

Девочки не ответили. Он отказался разговаривать, а значит, разговоры бессмысленны. Они получили чёткие инструкции от Хуана, что и как надо сделать, что и как спрашивать, и самое сложное, более того, непостижимое в работе ангела — им следовало САМИМ принять решение о дальнейших действиях. Вилка раздумий, которую они, привыкшие к чётким приказам, подсознательно боялись. И эта вилка, спасибо самому клиенту, благополучно пройдена — он сам подписал себе смертный приговор.

— «Рассвет-один» — «девять-шесть-два». Клиент от разговора отказался. В грубой форме.

— Поняла, «девять-шесть-два», — ответил голос Ласточки всем троим, прямо в уши. Не троим, восьмерым, само собой. — Действуйте.

— Есть, действовать!

— Что вы там задумали? Всё, я вызываю гвардию!

Как выяснилось позже, когда сверяли операцию по секундам, гвардию он вызвал, когда увидел, как девочки минируют дверь. Надо отдать должное мужику, не растерялся и сделал куда больше, чем они от него ждали. Запер жену и дочь в ванной комнате, самой дальней от входной двери, приказав раскрыть рот и заткнуть уши, и с какой-то палкой — шваброй выскочил навстречу. Но шансов со шваброй против игольников…

Когда тело клиента, прошитое тремя короткими очередями, рухнуло на пол, из ванной выбежала и женская составляющая семьи. Жена бросилась к телу мужика, дочка же встала напротив них, хлопая глазками — она так и не успела ничего понять. Тихая размеренная жизнь, затем суета, взрыв и…

Ничего, поймёт позже. Это самая нелюбимая часть в работе убийцы — видеть глаза детей клиентов. Судя по поведению, контужены женщина и девочка не были — спасла ванная, и то, что заряд в шашке оставили небольшой, только чтобы ссадить дверь с петель.

— Сволочи! Сволочи! За что вы его так? Он же не при чём! — начала выть женщина, размазывая по щекам потекшие слёзы. — ЕГО-то за что?

Что ей было ответить? За малохольность? За то, что знал, но ничего не сделал, а после договорился со своей совестью? Что по старой армейской привычке исполнил приказ, не интересуясь его истоками и последствиями? Так все с совестью договариваются. Присягал он не банде Северного Боливареса, и начальник охраны ему не боевой командир, которого надо беспрекословно слушаться… Так привычка — вторая натура! Что не раскаялся в бездействии, не ушел с такой работы, где практикуется подобное? Так не каждый же день практикуется! А так хорошая контора, непыльная работа…

Все эти аргументы по одиночке весили не так много, а собирать их в кучу родные и близкие убитого никогда не станут. Для них смерть близкого — зло, а всё остальное неважно. Потому девочки не знали, что говорить — их всё равно бы не поняли. А потому молча развернулись и пошли к выходу, не реагируя на несущиеся вслед проклятия рыдающей в истерике женщины. Лишь у самого выхода командир не выдержала и вернулась:

— У вашей дочери не будет отца. А у той девочки — сына. Всё честно.

Конечно, ответом стал ненавидящей всё и вся вой. Конечно, её даже не попытались понять. Но ей самой стало легче. Развернувшись, командир группы вызвала «Рассвет-один» и бегом помчалась прочь, докладываясь на ходу. К выходу, и по лестнице вниз, к ожидающей их эвакуации машине.

— Хуан, уверен, что нужно так?

Глаза Марины на сидении напротив пылали. Страхом. И совестностью, виной. Я устало усмехнулся:

— Чика, я уже сказал, вы тут не при чём. Смертный приговор этим парням я вынес в момент прошлого посещения этого места. Когда поговорил с каждым из них. КАЖДЫМ, понимаешь? Увидел по глазам, кто раскаялся, кто нет. Все трое раскаявшихся парней вышли со мной на связь, и двое, по моей настоятельной рекомендации, уволились. Их я не трону. Остальные посчитали ниже своего достоинства просто поговорить о произошедшем, а значит, вольно или невольно, не важно по каким причинам, но поддерживают сложившуюся систему. А значит, как части системы, будут уничтожены.

— И не бери на себя слишком много! — отрезал я, добавив в голос здоровой злости — надоели её стенания. — А если совесть прижмёт, скажи ей, что это королевский клан мстит за посягательство на себя, на собою любимых Веласкесов. Мстит так, чтобы ни у кого в городе больше не возникло и мысли совершить что-то подобное. И ты со своим комплексом вины для них… Для нас… Как гравитационное поле Эриды. Есть ты, нет — никакой разницы.

Кажется, убедил. Не до конца, каждую сегодняшнюю смерть она всё равно будет пропускать через себя, как косвенная виновница. Но успокоится. Не люблю цинизм, но иногда этот порок может творить чудеса убеждения.

— Ты как? — перевёл я глаза на следующую собеседницу. Сидящая рядом с сестрой Беатрис уверенно покачала головой.

— Всё нормально, Хуан. Действуй как знаешь, я уже говорила.

Ну, хоть с этой проблем нет.

Беатрис последнее время повеселела, на щеках её появился румянец — отошла. Конечно, то, что произошло, не забудется, и кровоточить рана будет ещё долго… Но Тигрёнок адекватная, и это главное. И одним из двигателей наступления адекватности после допроса Иудушки в её поведении стали два… Пунктика, не произносимых по соображениям тактичности. А именно:

— это был мой ребёнок, и я имею полное право действовать, как хочу, плевав на Марину, и вообще на их семью. И

— она, Беатрис, находится под моей защитой, и всегда под ней находилась. А значит, я имею полное моральное право делать, что хочу, даже если бы не существовало предыдущего пункта. Она, как послушная подзащитная, в отличие от своевольной Марины, никогда не скажет и полслова против, что бы я ни сделал, пока выполняю функцию их защитника. А я пока справляюсь.

Вот такие пироги с котятами.

Санчес-старших сеньора Гарсия увезла в какой-то санаторий за городом уже давно, почти одновременно с моей мамой. Скорее всего, они отдыхают все вместе, по-родственному, где-нибудь в Омеге, на обратной стороне планеты, благо, у подчиняющегося Веласкесам клана Маршалл мест отдыха «не для всех» хватает. Девочек же упросил оставить — они будут нужны мне для судилища, да и посмотреть на планируемое непотребство им лучше из резервной «берлоги» в прямом эфире. Да-да, у нас и резервный центр управления есть — Солёный с парнями устроил ещё одну, относительно тайную базу, которую ликвидируем сразу после окончания сегодняшней ночи. Кто надо её вычислит быстро, но наши враги сидят не в третьем управлении, а значит, её высочеству для этого потребуется какое-то время. Основная «берлога» так же будет функционировать, и её вычислительные мощности задействуем на полную, но сдать её, если что, сможем со спокойной совестью.

Ещё одна деза для нашей рыжей лисички — оружие. Я раздал ветеранам, участвующим в сегодняшнем, ровно столько, сколько им реально потребуется исходя из численности. То есть чуть более сорока винтовок с боекомплектами. Остальные почти семь десятков стволов, включая подброшенный-таки Васильевой «Ландыш», трофейный ПЗРК времён Марсианской войны, остались в квартире Санчес в Боливаресе под наблюдением и охраной оперов из безопасности. Мы как бы ничего эдакого не замышляем, а если замышляем — то не сейчас, а вечером, когда и начнём громить Нуэва-Аргентину. То есть у её высочества как бы есть время вмешаться, если что-то пойдёт не так, и она должна быть в этом свято уверена. Сработает, нет?.. Нельзя недооценивать противников, но как оценить её высочество, если нет опыта общения?

Основной запас оружия так и стоял на стоянке. Прореженные ряды охранников платной парковки держали удар — информация о нас не распространилось. Прополка пошла во благо, или они справились вопреки ей?.. Главное, справились. Червь Ктулху в системе безопасности той конторы исправно поставлял нам информацию, и, кажется, его никто не то, что не обнаружил, но и не думал искать. Чем взломщик был крайне возмущён — у профессионалов свои горести. Трогать фургоны, привлекать к ним внимание, пока не нужно — пусть до вечера постоят. В крайнем случае, если и потеряем их, ограничимся менее кровавым вариантом развития событий, с опорой на оружие, что уже у нас.

Все остальные, не задействованные сегодня бойцы моей тайной армии, получили инструкции и затаились. Впрочем, «затаились» и есть их инструкция — дальнейшее развитие событий будет зависеть от операции, кодовое название которой так и осталось неизменным, «Охота на Лису». И сейчас начиналась её первая часть, которую я прозвал про себя «Явление весёлого Джокера».

Почему Джокера?

Потому, что уже давно, почти месяц как, все окружающие ждут от меня каких-то шагов, действий. Королева. Офицеры. Лиса-Алиса. Бандиты. Криминальные бароны. И даже представители знати, играющие друг с другом в собственные игры. Ждут-ждут, ждут-ждут… А я всё сижу на пятой точке и ничего не делаю, держа покерную улыбку. И ведь явно что-то задумал! Но — сижу. Они по очереди вскрыли свои карты; королева свои, Пепе и Сколари — свои, Манзони и Сантана — свои. И даже гаучос отметились попытками меня купить. Вскрыла карты и имперская разведка — его императорское высочество инфант Фердинанд дал добро Гортензии на плодотворное и финансово более тесное со мной сотрудничество, которое, несомненно, продолжится и после сегодняшнего. Феррейра так же продемонстрировал свою позицию, ведь полное отрицание и открещивание от всего и вся — тоже позиция. И только я всё это время валяю дурака, пряча свои карты, собирая тот расклад, который всё-всё покроет.

Что может помочь мне в такой ситуации, когда у каждого из врагов своя «рука», а побить их надо каждого по отдельности? Только джокер, безликая карта, способная превратиться в любую другую, полностью поменяв весь расклад в комбинации.

У вас пара, сеньор? А у меня сет. У вас две пары? У меня масть. У вас порядок? А как насчёт каре? А для вас, сеньор Феррейра, припасена королевская масть, пусть это и всего лишь символичный жест, обозначающий намерения. Ну, нет у меня ПОКА физической возможности сделать вам больнее!

Так что, если смотреть с позиции игры в покер, я переиграл всех своих противников уже просто потому, что усыпил бдительность и прочёл комбинации каждого. Теперь же должен вскрыться, ударить, и вот тут и всплывает ОН, мой главный козырь. В виде явления «весёлого клоуна» непредсказуемости, полёта фантазии, который вряд ли кто из сеньоров способен ожидать от девятнадцатилетнего юнца, даже с поправкой на проведённый в бесчеловечном корпусе год. Я сам, если честно, не до конца представляю, как это будет выглядеть на практике, но знаю точно — я и есть этот джокер. Я САМ. И должен сделать то, что предстоит, отринув всё, чем жил до этого, разрушив все прежние моральные барьеры. Сила джокера в его непостоянстве, и я должен удивлять. Врагов, союзников — всех, меняя и меняя расклад на руках с помощью волшебной карты фантазии.

А раз так, то и на первое вскрытие карт, на первый этап операции, пойду, полностью раскрывшись. То есть в маске и одежде настоящего циркового клоуна, паяца. Джокера. В цветастой одежде, покрытой сине-красно-зелёно-жёлтыми ромбиками и полосами, с длинными нечесаными лохмами парика, торчащими во все стороны, огромной нарисованной улыбкой до ушей и красным накладным носом. Под маской клоуна будет, конечно же, надета обычная силиконовая облегающая маска — чтобы камерам, вдруг что, я не предстал в обличие Вани Шимановского. А под ней тончайшая, взятая Маркизой в одном из театров «напрокат», ещё одна, из синтетической кожи. На случай, если сорвут и силиконовую. Но имидж создаёт всё-таки первая маска, и весь план операции был создан с расчётом на эффект от неё.

Сёстры Санчес вылезли из машины, я вышел вслед за ними. Солёный в «Веге» рядом проявлял нетерпение, но не торопил.

— Всё решил? Ничего не изменишь? — на всякий случай выстрелила контрольным Марина, всё ещё чувствуя себя в чём-то там виновной.

— Да. — Я пронзил её горячим взглядом. — Чика, без глупостей!

Благоверная поняла. Стушевалась.

— Не высовывайтесь там. Не знаю, чем это закончится, но вам следует до последнего держаться от разборок как можно дальше.

— Мы постараемся, Хуан. — Это Беатрис, с понимающими в отличие от сестры глазами. — Береги себя!

Тигрёнок бросилась мне на шею и какое-то время на ней висела. Наконец, отстранилась, чмокнув на прощание в щёку. — Поехали. — А это Марине. После чего запрыгнула в открытый люк салона «Веги».

— Хуан, я… — Пантера смутилась, оглянулась на исчезнувшую в зеве люка сестру. Не выдержала, тоже бросилась мне на шею:

— Хуан, береги себя!

Тоже чмокнула, но в губы, едва их касаясь. И убежала.

Женщины! Кто их поймёт! Что это сейчас было?

Впрочем, не до того. Все непонятки проанализирую позже, если судьба даст на это время. В данный момент голова мне нужна максимально пустой и холодной.

«Вега» тронулась. Со стороны головной машины нашего кортежа подошла Паула:

— Проводил?

— Да. Костюм готов?

— Готов. Мия и Роза всю ночь шили. Доработали, всё, как ты хотел.

— Отлично. Пошли?

Мы оставили наши примелькавшиеся «Мустанги» и двинулись к припаркованной здесь же, в подземном гараже одного из медицинских центров, который мы использовали в качестве перевалочной базы колымаге купольного класса. Девчонки «свистнули» её только что, четверть часа назад. «Свистнули» где-то недалеко, есть вероятность, что машины не хватятся ещё минут пятнадцать. Возле поднятого люка стояли Мия и Кассандра. Последняя передала мне пакет с костюмом и тоже обняла. Правда, спокойно, как командир и напарница, а не эмоциональная сеньорита:

— Удачи, Хуан! Береги себя. ТАМ от нас ничего зависеть не будет.

Да, не будет. Внутри торгового центра… Уже находятся, рассредоточившись, девочки Терезы (в полном составе) и Белоснежки. Мои сильно примелькались мордашками, оставлю их на потом — пусть ждут. А ждать… Да ещё с войны…

— Постараюсь! — козырнул я.

Влез внутрь. Мия последовала за мной — они с сестрой и Маркизой должны будут помочь мне одеться, обмундироваться и отогнать после высадки машину в одну из «мёртвых» зон. Гюльзар сидела за штурвалом; Роза же раскладывала по сидушкам мой усовершенствованный за ночь боекомплект. Улыбнулась:

— Готов?

— Всегда готов! — вскинул я руку в приветствии юных коммунистов прошлого.

Высадили меня быстро, буквально вышвырнули, сразу дав по газам. И правильно, скорость в нашем случае — определяющий фактор. Но поспешать надо медленно, и я неторопливым шагом направился ко входу в возвышающийся над округой громадный торговый центр. Активировал связь, начиная действо:

— Кедр — всем, я на позиции. Занимаем места, согласно купленным билетам. Бледнолицый воин — Кедру, как связь?

— Отлично, — отозвался Майк. — Всё готово. Фон запускать?

— Подожди, я скомандую. Как кодировка?

— В норме. Наш суперкомп тембр не расшифровал. А он очень мощный. Так что это показатель.

— Молодцы! — похвалил я. Парни сами создали алгоритм шифрования голоса. Такой, чтобы всех, кто участвует в операции, было прекрасно слышно, но непонятно, кто есть кто, и вообще, парни говорят или девушки. — Звенья пятнадцать и восемнадцать?

— Кедру — пятнадцать-шесть, пятнадцатое звено рассредоточилось по позициям, — отчиталась Тереза. — Интерфейс работает нормально, все заданные субъекты обнаружены, находятся на своих постах.

— Кедр — восемнадцать — три, у нас так же всё под прицелом. Все объекты обнаружены и помечены. — А это Белоснежка. Девочки приехали сюда час назад, и в данный момент прогуливались по торговому центру, пробуя «на вкус» работу интерфейса. Трёхмерное виртуальное пространство, наложенное на реальное — не то, чтобы такая уж грандиозная задача, и особого технического оснащения не требует… Но лучше иметь собственные точки съёма информации, которые ни одна служба безопасности не перехватит. Взломщики, конечно же, подключились к камерам центра, и в системе безопасности во избежание не шкодили, но мало ли — вдруг их трафик кто-то не вовремя обнаружит? Кроме того девочки, вертясь около целевых объектов, слившись с толпой, будут прикрывать меня, если что-то пойдёт не так. А по моим прогнозам «не так» пойдёт достаточно быстро.

Маскировка получилась просто замечательная. Снимать «кино» парни будут не с реальной картинки, а с интерфейса, в котором фигурка каждой нашей обвешанной микроаппаратурой девочки будет старательно вырезана, заменена пустотой. Представьте, кто-то атакует охранника, тот падает… А никого на этом месте нет! Сам споткнулся! Что может быть прекраснее?

— Кедр — всем. Приготовились. — Я остановился у порога, замер. — Бледнолицый воин, включай запись. Только запись.

— Есть, только запись! — бравурно отозвался Майк. — Запись пошла! Вниманию всем, вы в эфире!

Последнее произнёс уже «на зрителя». Записывать мы будем всё, включая наши внутренние переговоры. ОСОБЕННО наши внутренние переговоры — в них вся изюминка.

— Привет, сеньор! — обратился я к первому охраннику, подсвеченному в интерфейсе смертоносным красным цветом.

Этот клоун Доминику сразу не понравился. Выскочил из машины, приостановившейся только на миг, словно десантировался. Он сам прошел школу десанта и имел представление, что такое операция по высадке в тылу противника — один в один. И сам этот… Клоун… Цветастое тряпьё поверх чего-то большого и прочного, располосанное во все весёлые жизнеутверждающие цвета, огромная бабочка на шее, рыжая накладная весёлая шевелюра… И диссонирующая маска злобного кровожадного оскала на лице. Настоящие клоуны, развлекающие детишек в парках аттракционов и игровых залах центров вроде этого, не такие. Клоун — дружелюбное создание, которому платят, чтобы вызывал улыбку взрослых и симпатии детей.

Доменик напрягся. Да, перед входом, до самых стеклопластиковых створок, территория города, он не властен на ней. Однако если клоун… И в прямом, и в переносном значении слова, попытается войти — он его вышвырнет.

Опасения подтвердились — тип уверенно шел к нему. Почувствовав холодок по телу, Доминик нащупал рукоять дубины и сделал шаг вперёд, загораживая входной проём.

— Привет, сеньор! — весело оскалилось и без того по умолчанию оскаленное существо. — Я могу войти?

— Мне не нужны проблемы, парень, — покачал головой Доминик. — Покажи лицензию или проваливай.

— Лицензию? — изумился тип. — Ах, да, лицензию. На то, чтобы развлекать на вашей территории людей. Выданную вашим руководством. Правильно понимаю?

— Правильно, сквозь зубы выцедил Доминик. Он чувствовал опасность, какой не ощущал уже много лет, с самых армейских времён. Не понимал, что в этом клоуне такого, но рукоять родной дубинки отчего-то руку не грела.

Клоун показно нахмурился и продолжил, добавив в голос показной весёлости:

— Знаете что, сеньор, я думаю, мне не нужна лицензия, чтобы развлекать людей в вашем торговом центре. Нет-нет! — замотал он головой, выставив ладони в отрицающем жесте, — не подумайте, никакого конфликта! Просто ваше руководство постаралось и дало мне право прийти развлечь у вас людей в любой момент времени, какой сам выберу. Безо всяких лицензий. Не верите? Давайте продемонстрирую.

— Например, кто это у нас? — вновь оскалился он, не дав Доминику ответить, и на экране визора перед его лицом всплыли списки с… Досье. Их досье, его и ребят — Доминик отчётливо видел отображения с этой стороны. — А, Доминик Санчес! Две тысячи четыреста шестого года рождения, Аврора, Венера. Стандартный армейский контракт. Место службы — ВКС, военная часть… Подготовка уровня «С», — продолжал демонстрировать клоун игловидные зубы и безумную иронию, провоцируя на действия. Но охранник держался.

— Сеньор, вам лучше уйти!.. — грозно прошептал он.

— Её тоже звали Санчес! — зло бросил клоун, меняя тональность и модель поведения. — Что же ты не помог ей, а, Доминик-тёзка? В ВКС не учат помогать женщинам в беде, защищать их? А если они беременны? Мне казалось, беременные в нашей стране, равно как и дети — нечто святое, сакральное! Даже самый злобный урка не обидит беременную или ребёнка, выберет другую жертву! Получается, ты и твои напарники хуже злобного урки? А, Санчес?

— Пошел вон!!!.. — Доминика затрусило. Он запылал глазами и подался вперёд, но костюм клоуна был массивным, в нем определённо прятался скаф, и преимущества в весе, как хотелось, получилось.

— А может тебя мама в детстве не научила простым вещам, что такое хорошо, что такое плохо? — продолжал издеваться клоун, не сдвинувшись ни на сантиметр. — Не научила, что есть такая вещь, как совесть и честь? И что в жизни нужно быть кабальеро, совершать хорошие, достойные поступки, а не скатываться на уровень мрази, которая всегда договорится с совестью?

— Я сказал, пошел вон! — Доминик активировал шокер, разряд на конце многозначительно треснул.

— Нет, не научила тебя мама, — внял и отступил клоун на шаг. Всего один, но разорвал дистанцию. Впрочем, напряжения это не сняло, Доминик напрягся ещё больше. — А значит, пусть винит в этом себя.

— Вызываю гвардию! — произнёс охранник, просто для того, чтобы не молчать. Он понял, кто перед ним и зачем пришел. Вторая рука, которая без дубинки, потянулась к кобуре, лихорадочно её расстёгивая. Но он не успевал, фатально не успевал!

— Дерьмо ты, Санчес! — закончил свою тираду этот… Клоун. И они рванули. Оба, кто первей.

Доминик оказался вторым. Шокер, которым он-таки ткнул в грудь этого типа, упёрся в диэлектрик нагрудной пластины, которая одновременно носила функцию бронника. Тип, зная о своих преимуществах, даже не пытался увернуться от шокера. Вместо этого, не отвлекаясь, продолжил собственную атаку, которая закономерно завершилась удачно. Доминик был быстр, и даже успел выдернуть огнестрел из кобуры…

Но это последнее, что он успел в жизни. В его горло впилось нечто металлическое, смертоносно-острое, что не дало ему больше вздохнуть, ни даже захрипеть. Пистолет и дубина выпали из рук, которыми он потянулся к стилету (а это был он, и Доминик понял, какой именно). По опыту бойца ВКС знал, если вытащит оружие — умрёт сразу, захлебнувшись кровью. Не вытащит — в течение минуты-двух, от удушья. И он выбрал эти минуты, чтобы успеть прочитать про себя молитву. Слава богу, этот сукин сын не задел (скорее всего намеренно) стилетом шейные позвонки, иначе у него не было бы и этого малого времени. Как же несправедлива жизнь!..

— Первый, — начал я отчёт и вошел внутрь. — Бледнолицый воин — Кедру, включай фон!

— Так точно, Кедр! Есть включать фон! — отозвался Майки и врубил… «Каприз номер 24», Николы Паганини. Я под своей злой маской усмехнулся:

— ПОЕХАЛИ!!!

Долго мучился вопросом — подо что лучше убивать? Убивать не просто, а показательно, на камеру? Чтобы создать ролик, который до конца вечера просмотрят несколько миллионов пользователей планетарной сети, пока его окончательно не перекроет третье управление? И пришел к выводу, что это должно быть нечто старинное, классическое. Харизматичное, выедающее душу, но в то же время лишенное пафоса и эпичности современных исполнений. Не то, что долбит тебя по голове кувалдой, а то, что колет тонкой иглой, будто оса. И данный шедевр мирового музыкального фонда, найденный в загашниках Фрейи (то есть переданных мне для добровольно-принудительного «ознакомления с классикой») подошло как нельзя лучше. Тонкая скрипка, плачущая, словно оплакивающая жертвы, но в то же время создающая атмосферу рока, безальтернативности «прилетающего» возмездия. Скрипке плевать на факт убийства; она — лишь констатирует красоту смерти, красоту воли рока. Она — вестник высших сил, а что для подобного вестника может быть более естественным, чем закон Мироздания?

Ах да, забыл сказать. Музыка заиграла не только в картинке записи моих приключений. Музыка заиграла и по всему магазину, по всем его секторам и павильонам, и это, как оказалось, стало для взломщиков её высочества самым пустячным из всех творимых ими безобразий.

Второго противника увидел почти сразу — стоял вдалеке, возле нижней площадки первой очереди эскалаторов. Однофамилец Беатрис дать сигнал опасности не успел, и второй ещё не увидел угрозы. Наоборот, проморгал меня, удивившись вместе со всеми в помещении резкой смене формата музыкального сопровождения — очень уж харизматичная скрипка диссонировала с медленной приятной музыкой «для покупок». Я вытянул руки в стороны, активируя амуницию. Обе кобуры на поясе, до поры скрытые в складках одежды, раскрылись. Достал два сто девятых AEG. Стрелять, как Паула, с двух рук одновременно, имея перед глазами две РАЗНЫЕ картинки прицеливания, по одной на каждый глаз, и общую навигацию в пространстве между ними, не умел — такое мало кто умеет даже из опытных ветеранов. Но никто не помешает мне держать каждой рукой свой сектор обзора, увеличивая возможность быстрого реагирования в два раза.

Второй, наконец, меня заметил. Из-за оружия — глаз натренированный. Потянулся к своему пистолету. Нет, родной, не успеешь — я находился уже слишком близко. Однако на дальних дистанциях у меня не будет преимущества, это надо учитывать. Выстрел, по колену. Тип покосился, осел. Контрольный, по руке-локтю, они оказались на одной линии. Оружие выпало. Два метра. Метр. Один из игольников возвращается на пояс, рука же стягивает с захвата нашитой на костюм перевязи одного из «скорбящих ангелов» сеньора Козлова. Р-раз! И второй стилет воткнут в горло второму «красному».

— Стоять! Не двигаться! — прокричал голос слева, со второго этажа, с площадки у эскалаторов. Нет, этот стрелять не будет — далеко, а вокруг меня людно. Пока ещё — народ, разобравшись, что я сделал, начал подаваться в стороны, разбегаться и что-то лепетать, но я не собирался стоять и ждать, пока окажусь в одиночестве на открытом месте. Щелчок захвата, во второй руке вновь игольник.

— Полный интерфейс! — произнёс я. Пора. И перед глазами возник трёхмерный коридор, в котором каждая-каждая, а не только целевые, фигурка были подсвечены. Для интерфейса не преграды стены и препятствия, я видел ВСЁ!!! Посетители центра, безопасные для меня, были выделены синим. Опасные, но кого нельзя убивать — жёлтым. Те, же ради кого я сюда пришел — красные. Впереди по коридору находилось три цели, две у следующего пролёта эскалаторов, желтая и красная, и одна красная у противоположного входа. Все очень далеко. Поднял глаза, следуя сигналу которых включился второй этаж. Двое. Оба — красные. Хорошо живём, девочки! Смело шагнул на эскалатор, пригнувшись от шальной пули.

Люди шарахались при виде меня, но не разбегались — срабатывала «анестезия» в виде ошеломления. И звуком, и скоростью изменения ситуации, ломки привычной картины мира. И вы бы, наверное, растерялись, увидев перед собой злобного клоуна с оружием в руках. В основном люди просто подавались в стороны, давая пройти… А после этого были мне не интересны.

На втором этаже охрана подала сигнал тем, кто был в зоне видимости — ещё двое побежало в мою сторону. Ах да, я не сказал, операторская службы безопасности по сигналу «поехали» на пару минут оказалась в нерабочем состоянии. Всего пара минут, пока ребятки за пультом перезапустят систему и локализуют «червя», здесь взломщики меня не обольщали, но всё это время у местных парнишек не будет связи, то есть глаз и ушей, кроме собственных.

Поднялся на площадку. Люди шарахнулись — пространство открытое.

— Эй, стой! — вскинул пистолет первый противник, и одновременно второй. Я не прореагировал. Они по инструкции сразу будут стрелять в грудь, а второго выстрела сделать им не дам. — Брось оружие! — вторил ему напарник. Оба что-то прокричали ещё. Выстрел…

Я как раз дошел до точки, откуда, знал точно, не промахнусь. Какими бы уродами ни были «красные», случайно зацепить посторонних для моей задачи смерти подобно. Вскинул свои игольники. Толчок в грудь, и сразу ещё один. Бронник выдержал на «ура». А теперь я. Гашетки AEG-шников…

Тым- тым, тым- тым. Два одиночными с одной руки, два с другой. Почти как у Паулы, только угол между стволами очень маленький. Попал, по разу, и в одного, и другого — ай, да я! Первому — выше колена, в бедро, второму чуть ниже — во избежание я стрелял по низу, за парнями сзади разбежались ещё не все люди. Парни просели, будто что-то их подкосило, прицел себе сбили…

Тым! Тым! Ты-ты-тым!

Одного чуть не проворонил — шустрый, гад! Моё счастье, я работаю в ускоренном режиме. А если бы и они прошли мозговую раскачку? Как бы я боролся с такими противниками? Пора заканчивать с благородством и не подставляться под пули. Второй раз парни стреляли бы в голову определённо, а маска — не нагрудник, не защитит. Но пока действо закончено, оба повержены, причем тот, кого чуть не проворонил — очередью, и больше не встанет.

Подошел к тому, что ещё барахтался, хрипя, не зная, чем хвататься за повреждённые конечности — руки, как и ноги, ему отказали. Вывел сознание на нормальный уровень восприятия. Вернул оба игольника на пояс, отцепив в каждую руку по «ангелу».

— Вы — виновны!

Наклонился. Тык! В горло. Тому, который живой — чтоб не мучился — я ж добрый. Три шага влево… И второму, за компанию. Встать не встанет, но пока ещё жив, а для картинки это важно.

Дальше… А дальше у нас коридор и эскалаторы на третий этаж, где притаилась операторская. И надо спешить — время почти вышло.

По дороге встретилось ещё двое. Парни начали понимать, что что-то не так, но связи пока не было, и я напал первый. Подленько, да, но не до сантиментов. Но добраться до операторской я не успевал в любом случае — это нереально огромный торговый центр! У меня был почти месяц досконально изучить его планы, но тем не менее, несмотря на знание, «вблизи» он произвёл на меня потрясающее впечатление. Тут не то, что озеро, ангар космолёта можно в рекреации разместить! Или целую лапуту с фабриками и стартовыми площадками. И как только я разделался с этими двумя, и готовился идти дальше, в ушах раздалось:

— Кедр — Бледнолицему воину. Краснокожие наладили связь. Выделили тебя в своём интерфейсе, вызывают подкрепление. Всех, кого могут. И гвардию.

— Прорвёмся. — Ишь, «краснокожие»! На ходу придумывает!

Обстановка накалилась. Ко входу в операторскую, пока я до неё добрёл, охранники успели стянуть пятерых. Остальные так же группировались и спешили на подкрепление, отрезая мне пути отхода, но были пока далеко. На пульте тем временем музыку выключили (хотя в записи она будет продолжать играть), по громкой связи начали что-то говорить по поводу эвакуации. Естественно, в связи с лёгкой задымлённостью и возможностью пожара — кто ж скажет массовке о том, что совсем рядом с нею стреляют? Этот сектор идёт туда, этот сюда, не толпимся — всё такое. Я не вслушивался; когда твоё сознание раскачено в три-четыре раза, такие вещи автоматом проходят мимо.

А вот и площадка, где они решили взять меня в клещи. С одной стороны парапет и обрыв, с другой коридор в сторону туалетов, с третьей — к лифтам и в следующий сектор — возьмут меня в перекрёстный прицел. И пятачок немаленький — площадка с растениями и лавочками, для временного отдыха от покупок.

Их было пятеро, три со стороны лифтов, два — туалетов. Стрелять могут сразу в голову, могут нет — тут не угадаешь. Спрятаться за какую-либо преграду и вести огонь из укрытия нельзя — нет их, укрытий. В любом случае всё плохо, и если бы я был один, был бы обречён. Но со стороны лифтов, сзади парнишек, играя роль зевак, стояли Криска и Пилар, мои младшенькие, подтянувшиеся вслед за подопечными, а в туалете ждала моей команды Анабель, она же восемнадцать-два. Я отдал им всем указания, как действовать, и пошел на прорыв.

Начали. Первый противник вскинул оружие… И получил от Криски метательный нож в бицепс. И ещё один, в сухожилие недалеко. Мой выстрел, очередью, и его грудь обагрилась красным. Вторая рука так же нажала на спуск, но второй боец успел отпрыгнуть, уйдя от иглы. Третий, прикрывавший первого, повернул пушку в сторону Криски, как новой угрозы, но ничего сделать не смог — моя крестница юркнула за спины остатков находящихся здесь людей, слившись с толпой. Халявное зрелище оно такое, фиг этих болванов выгонишь, пока очередь поверх голов не дашь. Это ваши проблемы, парни! Ваш непрофессионализм! Надо было площадку расчистить, пусть даже силой и угрозами! Самого же третьего с другой стороны атаковала «стоящая у стеночки» Пилар, засандалив нож в икроножную. Проблемой было то, что третий — «желтый», и убивать его нельзя.

Четвёртый и пятый бойцы, которые спрятались со стороны туалетов, тем временем не скучали. Их атаковала Анабель, степенно выйдя из дамской комнаты и картинно поправив юбку, чтобы чуть-чуть было видно трусики (это я после на записи разглядел, потому и подробности). И когда оба охранника отвлеклись, засандалила парням два ножа с двух рук в ключицы, правую и левую, соответственно. Это был отвлекающий жест, под формой бойцы носили стандартные облегчённые бронники, но она дала мне эту секунду в самый нужный момент, юркнув после этого назад в туалетную «норку».

Парни водили пистолетами, не зная, за что хвататься — атаковать меня, или же идти на штурм туалета, и я решил им помочь. В смысле сделать выбор. Дал очередь в их сторону, и когда они окончательно спрятались за угол, подключенная к интерфейсу, как и все мы, Анабель, вновь выскочила, как чёрт из табакерки, и пульнула нож одному из парней в лопатку.

Раздались выстрелы, но «гномик» вновь успела. А после стало поздно — этого момента мне хватило, чтобы преодолеть остатки расстояния до поворота и дать очередь с двух стволов уже по ним, не считаясь, грохну их, или будут живы. Не обязательно ширять «скорбящим ангелом» всех, достаточно нескольких, напоказ.

Попал, оба готовы. А теперь назад, на площадку.

Народ почти разбежался, Криска в том числе. Пилар так же юркнула за угол и отвлекла внимание «желтого», который знал об угрозе, но не мог противницу преследовать. В мой доспех врезалась пуля — второй не только искал Криску. Но я ждал её. И ответил. И так, как стрелял по-македонски, превратил его иглами в фарш. После чего быстро перещёлкнул рычажки на одиночные и выпустил с десяток игл из каждого «желтому» по рукам и ногам — чтоб гарантированно не напакостил. Жить будет, остальное вторично.

— Ах ты ж су-у-у… — завыл он, но я его не слушал. Бегло произнёс:

— «Пятнадцать-два», беги. Эвакуируйся.

— Есть! — Зелёная фигурка за углом стала быстро удаляться.

Подошел к оставшемуся в живых парню. Навис. Тот пытался ползти, но руки и ноги почти не слушались. Грозно выдохнул:

— Ты — невиновен!

Разворот… А теперь назад, к цели моего визита, операторской, притаившейся за неприметными техническими створками за туалетами.

Анабель сбежала — ей требовалось смешаться с толпой, как и Криске с Пилар. «Эвакуироваться». А у меня наметились проблемы — ещё трое охранников шли на прорыв. Злые, как черти, готовые на всё. И девочек моих рядом больше не было. Как и вообще людей.

Но теперь отсутствие людей шло в плюс мне — я не мудрствовал, а поднял оба игольника и дал длинные-длинные очереди, пока не раздались щелчки пустых гранулоприёмников. Они хотели, навалившись, подавить меня огневой мощью, но я продемонстрировал им давно всем известный факт, что даже самая маленькая гауссовка круче самой большой и огнестрельной пушки. Будь огнестрел и у меня, у них был бы шанс, а так… Глупая и нелепая смерть, от недостатка ума. Нельзя после армии идти в охрану работать, мозги жиром заплывают. Если у меня не сложится с принцессами, надо иметь это в виду.

Теперь игольники на пояс, из нашитого ночью кармана достать захваты, четыре штуки. Закрепить по контуру на люке операторской. Захваты мощные, не марсианские; из арсенала Васильевой (выпросил-таки), а она знает толк в подобных штуковинах. Активация…

— Герметизация! Фильтр! — произнёс я, и по голосовой команде вначале активировался скафандр, а затем кольцевая мембрана в ухе превратилась в полноценную непроницаемую. Эта слуховая система — специальная, для личного состава спецподразделений. Сверху кольца веером крепятся кожухи-поглотители из специального органического материала, хорошо держащие звуковой удар. Они не всемогущи (нет ничего вечного), потому уши я всё-таки пальцами зажал, открыв при этом рот. И, наконец, финальная команда:

— Подрыв!

БУ-У-У-УМ! Хорошо, что уши зажал. И что людей вблизи нет — ближайшие эвакуирующиеся успели убежать уже очень далеко. Счетверённый взрыв миниядерных бомбочек на «подушечках» захватов с последующим отбрасыванием люка… Это мощно! Во всяком случае, громко. На самом деле, если бы строители не экономили и поставили атмосферные створки, я бы внутрь не прошел, и искал бы другой способ это сделать. Да тех же девочек бы озадачил! Атмосферники можно только резать, а это долго и в моих условиях нереально. Но смысла ставить таковые в месте, которое от атмосферы уже защищено, а для противодействия штурму спецподразделением не предназначено, заказчик посчитал излишним. А любой иной люк захваты с миниядерными устройствами возьмут за так. Кюрий, калифорний, что-то другое… Не знаю, что за элемент здесь используется, но ближайшие несколько минут лучше находиться от этого места подальше. Костюм не подвёл, индикатор в уголке показывал, что под ним радиационный фон в норме, правда, кислородных патронов мне хватит лишь на десять минут. Но это на самом деле вечность.

Вошел внутрь. Люк был рассчитан на повышенное внешнее давление, потому захваты отбросили его наружу, и оператор не пострадал. Сидел и смотрел на меня хлопающими глазами…

— Привет! — помахал я ему рукой, активировав внешнюю связь скафандра. — Помнишь ту девочку? Санчес? Которую у вас тут насиловали?

— А-а-а-а-хр-р-р-р!..

Больше парень сказать ничего не успел. В моём комплекте есть и метательные ножи — не только же стилетами работать!

Теперь как можно быстрее. Достать очередного «ангела», продемонстрировать его установленным на костюме камерам, воткнуть в центр голографического пульта. Достать связку из электромагнитной и трёх термических гранат. Нажать активацию. Таймер установлен на десять секунд. А теперь назад! В коридор! И за угол! И интерфейс, мать его, отключить, со всем оборудованием!..

«Бум» получился жидкий. Рядом с предыдущим и не стоял. Зато я вспотел аж под костюмом — три термические гранаты своё дело сделали. Теперь можно и включить аппаратуру.

— Бледнолицый воин — Кедру. Как местная связь?

— Кедр — Бледнолицему. Связи у краснокожих нет. На отметке включилась пожарная тревога, уходи. Сейчас там всё газом зальёт.

Я был в герметичной маске, но Майк об этом не знал — ему это не было нужно. Да и для фильма это не важно. Я вновь переключился на полный интерфейс и побрёл назад, по коридору и… А там посмотрим. Интерфейс показывал ещё с десяток красных точек среди моря синих, и три желтых.

Этот урод, местный начальник охраны, свою работу знал — навыки не пропьёшь. Без связи организовал людей, кого смог, и попытался устроить новую «коробочку». Благо, это их территория они знают все помещения, включая подсобные. Они лишь не учли, что я тоже знаю все-все помещения, включая подсобные, и сам открою на них охоту. Да, пульт уничтожен, уничтожена внутренняя связь, но с уничтожением пульта Майки перехватил контроль над местными камерами (камеры-то от ЭМИ не пострадали), плюс к вездесущим девочкам, слитым с толпой, обвешенным электроникой — мама не горюй. А ещё не учли, что эти девочки, в которых трудно заподозрить кого-то страшного и опасного, на самом деле убили не одного человека, а то и не один десяток. И наша Белоснежка — совсем не сказочная принцесса, а командир взвода, и видя, что пахнет жареным, сама приказала своим стянуться к месту боя, отрезав жертвам, в которые превратились горе-охотники, пути к отступлению.

Это был последний виток событий, о котором стоит рассказать. Охраны во всём этом огромном центре больше не осталось. Во всяком случае, способной оказать сопротивление. Их и было, красных точек, всего четыре штуки в разных частях здания.

— Девочки, кто рядом с оставшимися, блокируйте, обезвреживайте. Не дайте уйти. К кому смогу — подойду. К кому успею.

Я произнёс слово «девочки», потерялся. Но в записи мудрый Майки заменил его чем-то более нейтральным, вроде «всем, кто меня слышит». Но это я тоже узнал потом; в тот момент думать о пустяках было некогда.

— Что, падаль, вот мы и встретились! — навис я над прошитым несколькими очередями старым знакомым. — Я же сказал тебе, хотел бы — грохнул бы. В любой момент.

Начальник охраны прошептал что-то нецензурное.

— А знаешь, мой родной, в чем ваша ошибка? Всех вас? В том, что если бы вы соблюдали ИНСТРУКЦИЮ — этого бы не было.

Пауза. Для фильма.

— Но вы нарушили её. И теперь вы не охрана, охраняющая торговый центр, а сборище бандитов, творящих на вверенной территории свои порядки, какие захочет или не захочет ваша правая рука. А потому вы все сегодня сдохните, все-все. Не как охранники. Как бандиты. И туда вам всем дорога!

Поднял игольник, нажал на спуск. Нечего на такое дерьмо красивый стилет переводить…

— Всё, Кедр! Здание оцеплено гвардией! Передовой отряд готовится к штурму! — донёсся до меня голос Бледнолицего.

М-да, долго они! Боливарес, маму его…!

— Кедр — всем! Кто ближайший?

Далее я скоординировал маршрут и помчался к ближайшему «спелёнутому» «красноро…» То есть «краснокожему». Проткнутому в нескольких местах метательными ножами и потому не могущему активно двигаться.

Девочки поранили в итоге всех четверых, но я успел добить только двоих. Двое выжили, но это не надолго. Приговор им вынесен. Девочкам же надо было успеть эвакуироваться вместе с последними из обывателей, потому действовали предельно жестко, местами перерезая сухожилия — то есть даже если и убегут ребятки, то не далеко. А потом начался штурм…

Штурм — скверная штука. Но огромные размеры здания теперь играли на меня. У группы немедленного реагирования гвардии не так много людей, чтобы занимать и удерживать уровень за уровнем, тоннель за тоннелем, магазинчик за магазинчиком огромного торгового центра, не давая мне проскользнуть мимо. А значит, либо они будут ждать подкрепления, либо начнут охоту, в которой я, знающий план в совершенстве, имею преимущества. И я бегал, прятался, уходил. Пока дорога не привела к месту, которое запланировал, как финал сегодняшней вендетты. Место, где меня должны повязать.

Озеро. То самое. Рекреация для отдыха пресыщенных покупками посетителей, а то и просто горожан с улицы. Пальмы. Лавочки. Цветники. Сад-лес из высоких деревьев для натуралистического отдыха. Аккуратно подстриженная травка вдоль кромки берега. Даже пение птичек, которых специально здесь разводят! Всё для вас, уважаемые! Только денежки тратить не забывайте. И овал пусть и небольшой, метров в семьдесят на сто пятьдесят, больше похожей на лужу, но воды, вокруг которой и организовано всё это великолепие.

Я встал посередине пятачка между озером, цветником и садом-лесом. Опустил руки. Десять секунд. Пятнадцать. Двадцать. Долго вы, ребята! Уснули, что ли?

Нет, не уснули. В помещении раздался грубый голос:

— Бросить оружие! — Не из местных динамиков, из-за угла. — Ты окружен! Бросай оружие, и будешь жить!

Я расставил руки в стороны и картинно выпустил игольники. Те брямкнулись о грунтовое покрытие пола, издав неприятный звук. После этого в десятке метров справа приземлилось нечто, от чего сразу упала видимость — дымовая шашка. Под прикрытием которой ворвались гвардейцы в лёгкой желто-синей броне с винтовками, сбили меня с ног, придавили к земле. Выкрутили руки за спину. И всё это в МОЁМ интерфейсе, которому дым не помеха, на радость зрителей, коим предстоит насладиться зрелищем через какие-то полчаса, когда будет готов монтаж.

Меня скручивали, а я смеялся. Меня били, а я ликовал. Но не только потому, что запись продолжала идти, и так было красивее, колоритнее. Мне на самом деле было смешно. Так просто! Господи, как же это оказалось просто сделать! Взять и перестрелять два десятка подонков в форме! Пусть и частников, но при исполнении же! И этим сотрясти, нафиг, всю нашу насквозь прогнившую планету!

Столько нервов, столько подготовки, столько сомнений… И всего двадцать минут эйфории безнаказанности, когда понимаешь, что можно было с самого начала просто прийти и сделать это! Без нервов, подготовки и сомнений!..

Я вдруг понял, что главное в нашей грёбанной жизни и в нашей грёбанной социальной системе не власть, и не закон. И не страх перед ними. Главное — наша решимость действовать и что-либо менять. И лишь иллюзия, не дававшая мне прийти сюда месяц назад, отделяет наши элиты от тотального кровавого истребления обезумевшим отчаявшимся народом. Не армия частной охраны, не безопасность и не гвардия, не суды и тюрьмы, а именно ИЛЛЮЗИЯ. Что нельзя делать всё, что хочется.

И мне, как будущему правителю, стоит иметь это в виду.

Глава 21. Охота на Лису (часть 2)

Снова я в тюрьме. И снова в голове всякая хрень играет. И ведь не нужно ей ни браслета, ни тем более навигатора. Ей вообще проигрыватель не нужен. Память воспроизводит мелодию феноменально, все её оттенки, раскладывая их по партиям. Тончайше воспроизводит голос… И даже фоновое эхо старинной несовершенной техники. Наверное, с одной стороны хорошо иметь такую память. Но с другой… Честно, достало уже. Одно и то же! Сменить пластинку я не могу, и в этом трагизм ситуации. Приходится терпеть, размышлять, анализировать. Вспоминать.

Персональный Иисус… Возможно, когда писалась песня, подразумевался определённый человек, а не божественная сила — теперь это невозможно установить. Но применительно ко мне могу сказать с уверенностью — я для себя сам свой персональный Иисус. Всегда им был, и, наверняка буду. А значит…

А значит надо стиснуть зубы и ждать, как бы ни было томительно ожидание. Ведь ожидание всегда намного мучительнее любого действия, особенно когда от тебя ничего не зависит.

Как я и думал, суток товарищу капитану для поиска своего сотрудника хватило. Вечером следующего дня, после предварительного звонка Шамана (через которого я держал с этой шоблой связь) в ангар въехало две машины. Всего две. Охраны товарищ капитан Пиписька, как его прозвали девчонки, много не взял. Оно и понятно, количество в его случае не играет роли; если будет перестрелка, сколько привезёт — столько и положим. Ему можно давить лишь авторитетом, морально, только тогда есть шанс выкрутится. Теоретический, конечно.

Нет, не надо иронизировать. Это я знаю, что он обречен. И девчонки знают. А если посмотреть с его точки зрения и подумать логически, то получается, что он жив, после всех своих косяков, и раз так, то это кому-то нужно. А значит, надо торговаться. И торговаться он будет жестко, что-то подсказывало, Нино крепкий орешек. Так просто его не взять, а вчерашний испуг уже должен пройти.

— Ну и? — воскликнул я вместо приветствия, подперев задом передний капот памятного «либертадора» и сложив руки перед грудью, когда он степенно вышел из машины и подошел ближе. Белый пиджак, красивый галстук, лакированные туфли… Истинный мачо, даже с сединой. — Привёз?

— Привёз, — ухмыльнулся «товарищ капитан Пиписька». Выставил руку в сторону, щелкнул пальцами. Люк машины сзади него поднялся, и на свет появился… В смысле, на свет прожекторов под крышей ангара… Да-да, он самый. Карлос Кастилио, бывший жених Марины, собственной персоной. Что меня поразило первый момент, это его внешность. Аккуратно выбрит, чисто одет, никаких следов борьбы и сопротивления на теле и одежде. Вид решителен… И главное, запястья ничем не были скованы, хотя я ждал видеть его минимум в старых добрых цепных наручниках. Кастилио не считал себя пленником, и тем более не считал, что его привезли на заклание. Тут или я чего-то недопонимаю в их отношениях, или Нино умеет засирать мозги подчинённым так мастерски, что они ему безоговорочно верят. Всему, всей белиберде, что ни скажет. Эдакий харизматичный сукин сын (я подавил смешок при мысли «харизматичная Пиписька!..») Потому, как несмотря на баги Создателя при создании его интеллекта, Карлос не смахивал на клиничесого идиота.

Новый знак пальцами, и Кастилио подошел, зло скалясь. Я смог рассмотреть его получше, прочувствовать изнутри. Передо мной стоял загнанный в угол, но злой и сильный волк, и не думающий сдаваться. Понимающий, что обречен, но собирающийся дорого продать свою жизнь. Встал. Осмотрел меня сквозь прищур иссиня-черных глаз. Его взгляд кроме решимости был полон ненависти. Мой же… Наверное, презрения. Я поймал себя на мысли, что ненависти как таковой к этому человеку не чувствую. Да, подонок, да, виноват в гибели моего ребенка. Да, заплатит. Но как сказал Конфуций, если ты ненавидишь, значит тебя победили, и мне пора уже внимать мудростям древних на деле, а не на словах.

— Я тебя слушаю, Шимановский, — процедил Кастилио. — Ты хотел меня видеть?

— Да. — Я медленно кивнул, скрывая улыбку. Голову вдруг пронзила иная мысль, стало вдруг весело смотреть на его ужимки и метания. Он напомнил мне меня, выходящего на бой с бандой Кампоса за границей территории школы. Типичный латинос, горячий и импульсивный, понятия не имеющий, что такое внутренняя гармония и готовность к ЛЮБЫМ действиям…

Ангелов учат умирать по приказу. Мы не армия, но именно этот момент воспитания в корпусе развит сильнее, чем в десантных войсках. Нас учат дисциплине, принятию неизбежности. Спокойному отношению к смерти, как физическому процессу. То есть нас учат относиться к любой угрозе философски, спокойно, встречать её в грудь с холодным разумом и спокойной душой. Даже я со своей наследственной яростью всего за год добился колоссальных успехов. А они, оба этих бандита… Ссыкливые щенки, думающие только о том, как бы спасти свою шкуру.

Нет, рисковать они могут, и будут, и не раз в своей жизни рисковали. Но ох цель — победа в противостоянии, эмоциональный порыв. Наш же — процесс выполнения приказа, пусть даже во время оного тебе придётся умереть. В данный момент они оба были готовы рисковать, ставя во краю угла своё личное спасение, готовились к эмоциональному рывку… А я понимал, что даже если погибну завтрашней ночью в перестрелке, Беатрис окажется отмщена, а все виновные и причастные наказаны. Я был сильнее их потому, что спокойнее. А они умрут, проиграв просто потому, что готовы не воевать, а лишь побеждать.

— Я тебя слушаю! — повысил Карлос голос, взбеленённый моей холодной кривой усмешкой — а таким мыслям нельзя не усмехнуться. Я махнул головой, отгоняя наваждение:

— Да, я хотел тебя видеть. Хотел заглянуть тебе в глаза и спросить. Карлос, ты что, дурак? Ты что, не понимал, что тебя сольют первого?

— Тебя это не касается! — позеленел от бешенства Кастилио.

— Жажда мщения превысила у тебя порог самосохранения, друг мой? Ты что, не отдавал себе отчета, что это плохо кончится? И что на нашей маленькой планетке всё тайное рано или поздно становится явным, как бы вы ни убирали концы в воду?

— Почему Беатрис?! — теперь закричал я, полыхнув глазами. — Почему девочка, не сделавшая тебе ничего плохого?! За что ЕЁ?!

Он молчал, а в глазах его я прочел сожаление. Нет, ни в коем случае не раскаяние, именно сожаление, что карты из колоды Мироздания легли так, а не как ему хотелось.

— Как ты вышел на Марко? — продолжал давить я, но безрезультатно. Подонки подготовились и обговорили стратегию, Карлос знал, что надо делать.

— Отвечай, ублюдок! — начал терять я терпение. Не самообладание, нет, пока терпение.

— Не понимаю, о чем ты, — ухмыльнулся, наконец, Кастилио. Вначале неуверенно, затем всё более и более чувствуя себя «на коне». — Я не буду отвечать на твои дурацкие вопросы. И что ты мне сделаешь? Грохнешь?

«И не надо, дорогой друг, — произнёс внутренний голос. — Ты на них уже ответил»

В принципе, только что Кастилио, абсолютно молча, сделал то, ради чего я хотел его видеть, ради чего положил вчера столько людей. Подтвердил мою версию произошедшего. Остальное, что бы ни сказал, будут лишь технические детали. Даже не эмоциональные — эмоционально его я прочел, как облупленного — ни разу он не раскаивается и не сожалеет. Знать, как именно вышел на Марко? Как именно на Сколари (если это был Сколари)? Согласитесь, мелочи по сравнению со знанием того факта, что это был ОН.

— Нет, зачем! — картинно развёл я руками. — Я противник насилия. Для этого есть пентотал. В крайнем случае, есть «белая пыль» и сочетание методов насилия и химии, что гораздо гуманнее одного насилия. Мия! — позвал я.

Сбоку нарисовалась Сестрёнка, держащая в руках автоматический иньектор и запаянную капсулу какого-то редкого вещества, что удалось выцыганить у Мишель для подобного случая несколько недель назад.

— Сейчас мы сделаем тебе укольчик, и ты нам всё-всё расскажешь. Что было, что будет, чем дело кончилось, чем сердце успокоилось. Даже бить не будем, хотя заслужил. — Сзади бандитов окружил взвод Белоснежки, намекая, что рыпаться бесполезно. Я был уверен, что додавил и сопротивления я не ждал… Потому следующая реплика Нино стала неожиданностью:

— Нет, юный сеньор, мы так не договаривались.

Марта напряглась и без моего взмаха. Её девочки одна за одной активировали оружие. Капитан Большая Пиписька же стоял, не реагируя на многозначительные звуки «У-у-уи-и» за спиной, и улыбался улыбкой кота, загнавшего-таки непослушную мышку в узкий угол. «Ни-че-го ты мне не сделаешь, сосунок!» — говорили его глаза.

— Сеньор Шимановский, моему человеку не было предъявлено ни одного обвинения, кроме домыслов, — продолжил он официальным тоном, каким говорят дипломаты на международных совещаниях. — А потому я не могу позволить его пытать. Предоставьте хоть одно доказательство, хоть один намёк, что Карлос причастен. Пока же я вижу лишь личную неприязнь на почве конфликта за его бывшую невесту. Что просто некрасиво, сеньор Веласкес.

«Веласкес» было произнесено с такой жуткой иронией, что моя невозмутимость чуть не дала трещину. Спохватился я в последний момент.

— Нино, ты не забыл, что проштрафился? — напомнил я. — И лучше тебе разговаривать со мной, а не Железной Сеньорой.

— Хуан, я — проштрафился, — согласно кивнул он, расплываясь в улыбке ещё больше. — И если потребуется, отвечу. В том числе и перед Железной Сеньорой. Но Кастилио не имеет к произошедшему отношения, а значит, вы его не получите.

— Имеет.

— Это домыслы. Предоставь хоть один намёк на это.

— Нино, ты не понимаешь…

— Нет, это ты не понимаешь, сопляк! — не сдавался капитан, идя ва-банк. Видно, правильно понял, упереться рогом — его последний шанс выжить. — Ты приехал сюда и диктуешь всем волю силой оружия. Да, ты крут. Да, круче меня. И можешь меня грохнуть, как и всех моих людей. Но это не значит, что ты ПРАВ, — выделил он это слово.

Пауза.

— Ты представляешь не закон, юноша, но человека, который преподносит себя как главную защитницу оного закона. И мы с тобой взрослые люди, понимаем, что даже персоны её уровня не всегда могут опираться на пресловутый закон. Но даже там, где нет закона, есть ПОРЯДОК. Неписанный свод правил, как нужно что делать, как договариваться. Ты нарушил всё, что можно, разносишь систему в клочья, но показываешь этим не свою крутость, а лишь, что будешь следующим. Она сама уничтожит тебя, как досадную помеху, мешающую ей договариваться с другими. Ты НЕДОГОВОРОСПОСОБЕН, Хуан, и всем будет плевать, что я — всего лишь я. Ты нарушаешь правила, а значит, никогда не сможешь по ним играть.

— Долго готовился? — теперь в улыбке расплылся я. Покровительственной, но насквозь фальшивой. А он неглуп, этот Пиписька! И смел. Надо же, окопаться на последнем рубеже, и не только не дать себя унизить, но и отбросить меня в своих поползновениях. И ведь прав, сукин сын! Ничего я ему не сделаю! Не могу я делать из него героя, когда он — дерьмо. Это к тому, что спитч про договороспособность так же является чистой правдой.

Я — дивергент, да. Но всему есть предел, даже дивергенции. Сейчас, в данный момент, мне плевать на него — я могу достать игольник и пристрелить обоих. Но в будущем? Я ведь УЖЕ обратился к Кампосу и Эсперансе, как бы до того ни зарекался. Кто знает, с кем доведётся работать в жизни в дальнейшем? Один раз преступив черту, я потеряю репутацию надёжного партнёра, а политику любого уровня репутация нужнее, чем воздух. И особенно тому, кто в долгосрочной перспективе хочет покончить с этим бандитско-клановым засильем на Венере.

— У меня нет фактов, явно указывающих на твоего подчиненного, — сдался я, указав Нино на Кастилио. — Мне нечего достать, вынуть из папки и сказать: «Да, вот это сей человек сделал тогда, а это тогда». Собственно, поэтому мы и привезли пентотал. Но это не из-за Санчес, я просто ЗНАЮ, что это он.

Это было поражение. Полный разгром. В их понимании. Они не только выдержали удар под прицелом двух десятков винтовок, но и заставили меня обороняться, оправдываться. Заставили принять свою систему ценностей (тот ПОРЯДОК, который упомянул Нино вместо моей теории Самой Мощной Пушки) А теперь будет закономерный итог — они уедут. А я не получу Карлоса.

— Тогда, юноша, я не понимаю, ради чего это всё, — окинул капитан ладонью вокруг. — Я согласен представлять интересы своего человека, и однозначно отдам его… Королеве… Для допроса. Как только получу хоть какое-то свидетельство, хотя бы косвенное, о его причастности к инциденту. Я не против сотрудничества, так и передай её величеству, но пусть это будет сотрудничеством, а не твоими действиями под влиянием правой руки или левой ноги.

Да, уделал. И улыбочка напоследок. Что ж, сливать раунды тоже надо красиво — пусть наслаждается моим унижением.

Свидетельства… Свидетельств нет и не может быть. Даже показания Иудушки подшить к делу Карлоса трудно. В этом одновременно сила, но и слабость моих методов работы — мне не нужны факты, нужно ВПЕЧАТЛЕНИЕ. Я читаю людей, смотрю в души, а взгляд в душу ни к какому делу не подошьёшь, не только Санчес. Факты будут, обязательно. И Пепе, и Сколари, и Кастилио у меня заговорят, пентотал ещё дождётся своего часа — главное знать, в каком направлении копать, а я знаю. Но это будет не сегодня, а значит, как ни крути, с момента начала вендетты я потерпел самое серьёзное своё поражение. Большая Пиписька с Кастилио меня нагнули…

Вот и надо их отпустить в полной на то уверенности.

— Я тебя понял, Нино, — улыбнулся я в ответ, ещё более фальшиво. — Ты получишь разборку по правилам, здесь я обещать могу. НАШЕ условие, — я постарался выделить слово «наше», ассоциируя себя с королевой, — ни ты, ни Кастилио не покидаете город. В случае, если один из вас исчезнет, он автоматически признаётся виновным, и с ним мы поступаем так, как сочтём нужным, и будем в своём праве.

— Устраивает, юный сеньор. — Нино скупо кивнул. Победу он отторжествует позже. Понимал, это не конец войны, а только битвы.

— Тогда не смею задерживать! — развёл я руками.

Когда машины выехали, и девчонки закрыли за ними ворота ангара, ко мне подошла Паула и плюхнулась рядом на капот. Я всё так же стоял с задумчивым видом, размышлял.

— Ну и? Что скажешь? — попробовала отвлечь она меня.

— Ты о чем? — не понял я, выходя из мира раздумий.

— Ты их отпустил. Смысл был тогда штурмовать вчера их цитадель, рисковать девчонками?

Я покачал головой, отгоняя наваждение.

— Смысл в том, что нам не нужен Кастилио. Всё, что надо, он сказал. И во всём признался. Пусть даже сам этого не понял. Теперь пусть сидит под охраной своего капитана и ждёт участи. Наши планы от этого не меняются, начинаем завтра, в обед. Кстати, можешь оповестить всех — девчонки обрадуются.

— А уверен, что не сбежит? Этот Кастилио? — нахмурилась огненноволосая. — Второй раз мы его не выковыряем.

— Для Нино он — ключ, — покачал я головой. — К получению индульгенции. Всё, что ты только что видела, это торг. Он намекнул, что отдаст Карлоса, когда мы предложим устраивающую его цену, а мы пока не предложили. Отсюда и театральный эффект с костюмированным представлением.

— То есть, вся его забота о подчинённых… — Паула прыснула. — Хуан, этот придурок настолько дебил, что верит, что Большая Писька его на самом деле собрался защищать?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Наверное, верит. Потому, что больше ему верить не во что, а человек — такая скотина, что с удовольствием будет верить во всякую фигню, если ему так легче.

— Зай, знаешь что, ну их нафиг этих бандитов, поехали-ка лучше на пару часов отвлечемся? Пропустим по стаканчику минералки? Что-то я неважно себя чувствую, а этой ночью присесть нам вряд ли придётся.

— Здравствуй-здравствуй, Хуан Ши-ма-нов-ский! — усмехнулся следователь, сверившись с голограммой на столе. — Давненько не виделись.

— Только не говорите, что моё дело будете вести ВЫ, — нагло усмехнулся я ему в лицо. Неужели такая удача? Да ну, так не бывает.

Оказывается, бывает.

— Я. Как единственный, кто имеет опыт общения с твоей персоной, мой юный друг, — расплылся оппонент в ядовитой ухмылке. — Кстати, а почему сегодня ты один? Где твоя наглая рыжеволосая подруга, обчитавшаяся юридических ликбезов? И в торговом центре камеры её не зафиксировали. Бросаешь самых верных друзей и советников? Или это они тебя бросили?

Я пожал плечами. Отвечать на вопрос не требовалось.

— Кстати, двоих из твоих шлюх мы всё-таки задержали, — похвастался комиссар. — Эвакуацию вы провели знатно, я бы даже сказал шикарно, но всего не предусмотришь. — Он назидательно покачал головой. — Обидно, что только двух — операция, к твоей чести, спланирована великолепно. Но хорошо, что хоть их.

Он не лукавил, действительно отдавал организации акции должное. Правда, это ровным счётом ничего не меняло.

— Тебе не интересно, кто это именно? Даже не спросишь? — продолжал изгаляться следователь.

— Зачем? — Я с видом заядлого фаталиста пожал плечами. — Они у вас не надолго. Уже вечером будут на базе.

Комиссара перекосило. Я же продолжал играть, озвучивая заготовленный заранее текст:

— Судя по тому, что я здесь, у вас в участке, а не в городском изоляторе, я тоже вечером буду на базе. Так что давайте уже, говорите, что там к чему, ради чего выдернули из тихой уютной камеры, да закончим с этой глупой беседой.

— Э нет, дружочек, так не получится. — Комиссар, до сей поры внутренне крепившийся, пытаясь прощупать меня, возликовал и картинно уставился в планшетку, с чем-то сверяясь. — С тобой так просто не выйдет.

Нажатие тумблера, и стена сбоку от меня заиграла вихрем огромной голограммы.

— Да, ты до сих пор в участке, — покровительственно продолжил он, тот самый следователь, что ведёт дело Сенчес. — И решение переправлять тебя в городскую тюрьму не принято, хотя многие настаивали.

…Конечно, это здорово, когда твои данные отсутствуют в полицейской системе, правда? — ухмыльнулся он, отвлекаясь от темы. Видно, чтоб обдумать дальнейшую стратегию разговора. — Мы ничего не можем с тобой сделать, пока не выясним, кто ты, а значит, не можем в принципе. И ты на всё время, пока решается вопрос с тобой, зависаешь здесь, у нас. Откуда освободить тебя бюрократически гораздо легче.

Наигранная пауза.

— Вот только нестыковочка, дорогой ты мой злой клоун. Освобождать тебя некому.

Он пустил по лицу тень озабоченности, которую тут же картинно скрыл.

— Понимаешь, Хуан, твоих шлюшек уже забрали. В течение часа после ареста. С приказом за подписью королевы. Так оперативно, что у нас для прессы не осталось никаких доказательств их здесь пребывания. Эта, как её… Морган, — скривился он, вспоминая сеньору главу УДС, — лично приехала за ними. А ты сидишь. Здесь. У нас. В одиночной камере. Откуда мы не может тебя никуда переправить ввиду того, что «не знаем», то ты такой. И сидеть тебе у нас до-олго! — потянул он.

Видимо, мне должно было быть не по себе. Я вжился в роль и опустил голову, как и требовалось. Меня «бросили», и ни в коем случае нельзя разубеждать в этом сидящего напротив сукиного сына.

— Фильм красивый, — повернул комиссар кресло в сторону голограммы, разбитой на три вида: обычный с моего шлема-маски, полный интерфейс вокруг, для понимания, где нахожусь, и общий трехмерный план здания торгового центра с мигающими точками желтого, зеленого и красного цветов. — Да ты смотри, смотри! — торжествующе кивнул он мне. — Вряд ли когда придётся его ещё увидеть.

Звук комиссар сделал негромким, но разобрать можно было каждое слово. Вот я уничтожил второго из охранников, вот перестрелка у эскалаторов. Вот площадка возле операторской… А вот и взрыв миниядерных захватов.

— Почему «Кедр»? — полюбопытствовал хозяин этого кабинета, и вопрос этот явно задал от себя лично. — Что-то означает? Или очередная заморочка корпуса?

— Нет, это из истории космонавтики, — покачал я головой. — Означает, что я — первый. — Теперь ядовито усмехнулся я. — Первый, кто додумался уничтожать продажных представителей закона и не исполняющих обязанности частных охранников тотально, а не точечно, как до сей поры у нас было принято. И так же тотально уничтожать бандитов, прислонением к расстрельной стенке целых эскадронов. Расстрел он ведь, сеньор комиссар, лучшее средство для профилактики бандитизма. Все эти наручники, тюрьмы, сроки… — Я картинно скривился. — Они не лечат общество. Лишь снимают самые жесткие симптомы, создают у обывателя иллюзию минимальной защищенности. Слишком уж минимальной.

А вот массовый расстрел — лекарство! — с воодушевлением продолжил я. — Пара-тройка расстрелов, включая и продажных комиссаров, и планета забудет, что означает слово «бандитизм», сеньор. Поверьте. Кто из эскадронов останется, а большая часть, конечно же, останется — присмиреет настолько, что даже не подумает о создании бандитских республик вроде Северного Боливареса. Я больше скажу, республики — первая цель для лекарства. Ведь вначале нужно лечить крупные очаги болезни, и лишь потом добивать отдельных разбежавшихся по организму микробов.

— Значит ты, юный сеньор, собрался лечить общество, — иронизировал комиссар. Ему было интересно со мной общаться, но интерес носил чисто академический характер. Я ему нравился, как выдающийся из стандартной выборки индивид.

— Это плохая цель? — сощурился я.

— Всё упирается в понятие «закон», мой юный друг. Используя это «лекарство» ты становишься ничуть не лучше бандитов, с которыми ведёшь борьбу. Есть лекарства, которые действуют хуже, чем болезнь, которую лечат, и ты выбрал как раз такое.

Кто б говорил. Но я не одёргивал. Не та тема для разговора.

— Знаешь что, Ши-ма-нов-ский, — вновь сверился комиссар с записью на столе. — Ты немного ошибаешься. Но это «немного» для тебя фатально. Ты не лекарство.

— Ты — презерватив, — продолжил он торжествующе после паузы и даже выдавил хриплый смешок. — Одноразовое орудие, которое выкидывают после использования. Тебя создали ради выполнения определённой работы, «натянули», дали возможность побегать по коридорам, пострелять, достигнув закладываемые в твой проект цели… Сняли неплохой обучающий фильм-предупреждение… И…

Он развёл руками.

— И бросили.

Комиссар как бы передал слово мне, для встречных возражений и вопросов, но я молчал. А что тут говорить? Пусть уж заканчивает, раз начал.

— Скажу честно, Шима-нов-ский, фильм получился на славу, — вновь продолжил следователь. — Страшилка ого-го! И ни одна из ангелов при съёмках не засветилась. А значит, работа выполнена. Теперь они должны тебя забрать, чтобы упрочить позиции; заявить своим потенциальным противникам: «Смотрите, тот парень, который снялся в фильме, который и будет уничтожать врагов её величества, на свободе! Он у нас, и если будете себя плохо вести, обижать маленьких и перестанете переводить старушек через дорогу, мы вам!.. Всем вам!!!..»

Он провёл ладонью по горлу, демонстрируя, что именно «всем вам».

— Что же имеем на самом деле? А на самом деле в прессе поднялась шумиха. Журналисты открытым текстом поносят корпус и королеву (и плевать, что ни один ангел не засветился). Все медийные каналы словно посходили с ума, видно, сеньоры спонсоры дали команду «фас». Они ведь люди неглупые. Не гудит с призывом к расследованию и отречению только Сенат, но только потому, что эта братия работает ОЧЕНЬ медленно, не дошло ещё у них до данного дела. Но не сомневайся, нужная команда дадена, за ними не заржавеет. Потому, что королевское НВФ… — Комиссар глубокомысленно помолчал. — Это опасно, слишком опасно, мой юный друг. А это значит, что сидеть тебе тут, «неизвестному солдату», не пересидеть.

— Меня вытащат, — покачал я головой. — Обязательно. Когда шумиха немного спадёт.

— Уверен? — Комиссар озадаченно и слегка покровительственно хмыкнул. Покровительственно в отношении моих интеллектуальных данных, естественно. — А зачем? К чему такие сложности? Признаюсь, идея великолепная. В сферической форме и в вакууме. Показать быдлу: «Вас притесняют? Устройте кровавую резню, и плевать на собственную судьбу!» Хороший лозунг. — Он наклонился через стол и процедил, скорчив страшную рожу. — Но ОПАСНЫЙ, очень опасный, Ши-ма-нов-ский! — Сел на место, вновь выдержал паузу. — Он ведёт к дестабилизации системы под названием «Венера», мой друг. Системы, работающей, как атомные часы, в которой всё поделено, каждый имеет свой куш и свою долю в прибылях. Не думаешь же ты, что те, кто управляют планетой, подвергнут свои прибыли риску? Те, кто управляет ею НА САМОМ ДЕЛЕ, мой юный друг. А война с ними — это не организация НВФ против быдла, там аргументация её величеству нужна посильнее.

Потому нет, не думаю, что тебя выпустят, — покачал он головой. — Слишком опасно. Она сразу подставит себя твоим освобождением под удар кланов, а наша королева всё же в целом умная женщина, несмотря на такие очевидно глупые промашки.

— Меня выпустят, когда шумиха спадёт! — продолжал настаивать я, слегка повысив голос. Но нарвался лишь на покровительственную иронию.

— Ты не доживёшь до этого момента, Ши-ма-нов-ский. Поверь моему богатому опыту. «Повесишься» в своей одиночной камере. От осознания и раскаяния. Ещё предсмертную записку оставишь с просьбой понять и простить. Как только оная шумиха спадёт, так и повесишься — вот здесь с тобой полностью соглашусь.

Эта сволочь расплылась в такой ехидной улыбке, что мне захотелось выйти из образа и засветить ему, невзирая на наручники.

— Что вы предлагаете, — вместо этого хмыкнул я, борясь с собой. — Вы ведь предлагаете, не так ли? — Мои глаза засветились огнём прожженного барыги — этот образ я скомуниздил у Пако. Который не упустит своего даже в такой жесткой опасной ситуации, в какой нахожусь я.

— Разумеется, мой юный друг. — Комиссар расслабленно отвалился на спинку кресла. Дело сделано. Клиент дозрел.

— Они бросили тебя. Списали, — продолжил он после длительной паузы. — Скорее всего, под давлением кланов, этого я знать не могу, да оно и не важно. Это в любом случае даёт тебе право забыть о прежних договорённостях с Веласкесами и выступить против.

— Против людей, организовавших меня… Как презерватив, — перевёл я. Комиссар кивнул.

— Именно. С морально-этической точки зрения здесь всё будет в порядке. Единственный вопрос — это вопрос безопасности, Веласкесы тебе этого демарша и предательства не простят. Ты в их понимании должен тихо умереть, а не выпендриваться. И будут всячески пытаться с тобой сделать то, что ты должен.

— И тут в дело вступят связи капитана Большая Пушка, — понимающе хмыкнул я. — Его навыки прятать людей на планете так, что их никто не найдёт.

— Рад твоей информированности, — кивнул комиссар. — Да, в общем и целом так и есть. Нино большой выдумщик по части создания из людей невидимок. Плюс, не забывай, Веласкесам будет не до тебя. Тебя, конечно, не забудут, и тем более не простят, но перерывать ради твоей персоны всю планету, бросив на это все ресурсы клана, они не станут. Так что, думаю, у тебя получится.

— Выжить?

— Выжить. — Слащавая улыбка.

— На свободе? — всё больше и больше входил в роль я. И роль эта начинала нравиться остротой ощущений. ТАКОГО развития событий я не планировал.

— На свободе, — кивнул он. — Относительной, но всё в мире относительно, мой друг. Это будет не тюрьма, а это главное.

— Что взамен? — сузил я глаза в две оценивающие щелочки.

По лицу сеньора пробежала тень. Он балансировал, лез в игру не своего уровня. Но рядом со мной не было никого, кто мог сделать такое предложение «на своём» уровне. Так что волей-неволей приходилось отдуваться ему.

— Взамен ты даёшь интервью, — продолжил он. — Естественно, не абы кому, а нужным журналистам. Где рассказываешь, кто ты, как тебя готовили, и какова должна была быть твоя главная цель.

— А какова, кстати, моя главная цель? — недоумённо нахмурился я.

Усмешка.

— Террор. Не прикидывайся, мой юный друг, я не говорю тебе ничего нового, чистую правду. Организация террора на планете с целью запугивания людей. С последующей передачей королеве Сенатом дополнительных полномочий для подавления очага дестабилизации, то есть расширение её прав и возможностей за конституционные рамки. То есть создание подконтрольной ей НВФ, творящей беспредел против представителей власти и известных на планете семей, в борьбе с которой ей же и будет делегировано право ввести чрезвычайное положение. Во время которого она и закончит расправу с ненавистными ей семьями, — закончил следователь. Витиевато, но понятно.

Круто ребятки зашли, ничего не скажешь. А как ситуацию четко просекли!

..Конечно, она угадывается, эта ситуация. Сказанное комиссаром лежит на поверхности. И именно потому я сразу отбросил эту идею, решив брать огонь на себя и только себя. Чтоб если не получилось, никто не смог бы обвинить в организации террора королеву. Конечно, ей в любом случае достанется, но так заденет лишь по касательной, а не в лоб. Выкрутится. Надеюсь.

А что было бы, если б меня на самом деле слили, и если бы моя игра с такими уродами, как комиссар, шла всерьёз? То есть, если бы меня на самом деле поймали и не выпускали из тюрьмы, а ушлые парни вроде Нино наложили бы на меня руку?..

Тело пробрал озноб. Я вдруг понял, что переиграл сам себя. Парни взяли слишком высокую планку, которую, если я откажусь…

…В общем, мне хана. Если скажу «нет», они меня ликвидируют, как посвященного, невзирая на последствия. Любыми средствами — слишком много буду знать. Хотя до последнего постараются «убеждать», и так же любыми средствами.

— Где гарантия, что меня не уберёт Нино? Когда я перестану быть ему нужен? — задал я самый правильный в моём положении вопрос.

Комиссар понимающе усмехнулся.

— А зачем? Вдруг понадобишься позже? Ты парень смышленый, отвязный…

То есть, за Нино кто-то стоит, какой-то крупный клан. Наверняка их за ним много, слишком видный для этого капитан боливианос, но в данный момент его финансирует кто-то один, и могущественный. Возможно Манзони, хотя не факт (Феррейра незачем копать под Веласкесов СЕЙЧАС, Софи это не интересно… Но есть и ещё и сеньор Ортега. И иные тёмные для меня лошадки) А значит, когда мосты с королевой будут окончательно взорваны, меня можно будет использовать как презерватив ещё раз, примерно таким же образом, только теперь с противоположной стороны. А значит, смысла зачищать меня у Нино на самом деле нет. Да уж, ввязался я в дело на свою голову! Грёбанная Венера! Как же тут всё запущено! Чистить эти конюшни надо, да не водой, как Геракл, а живительным огоньком. Выжить бы до момента очистки!..

— Мне надо подумать, — храбрясь, произнёс я, даже не играя дрожью в коленях. Они на самом деле дрожали, хотя немного и не от того, отчего думал комиссар.

— Хуан, ты ведь умный мальчик, должен понимать, у нас почти нет времени, — облизнулся комиссар. — В любой момент сюда явятся ангелы твоей «тётушки» и повесят тебя под потолком камеры. И мы, гвардия, НИ-ЧЕ-ГО не сможем сделать, совсем ничего.

— Либо в сети вдруг «найдутся» данные, кто я, и меня переведут в городскую тюрьму. — Я ухмыльнулся. — С примерно тем же результатом.

— Я уже говорил, признаю твою эрудицию, — картинно похлопал сеньор комиссар в ладоши. — И что, каков будет твой положительный ответ?

Спешат. Сильно спешат. То есть ситуация «наверху» постоянно меняется, они не знают, что будет завтра. И даже через час. И терять такой козырь, как я… А следовательно и такие деньги…

— Сеньор, повторюсь, — спокойно продолжил я, показывая, как сильно храбрюсь, — я должен подумать. Дайте немного времени.

Комиссар коварно усмехнулся.

— Хорошо. Думай. А чтоб думалось легче, мы тебя немного подбодрим. Знаешь, как долго думается в скучной одиночной камере? В общей это дело идёт гораздо быстрее!

Он нажал на кнопку селектора и вызвал охрану из коридора.

— В третью его.

— Но там же… — Здесь не городская тюрьма, и охрана в участке не обладает такими интеллектуальными данными, как там.

— Я сказал, в третью его! — нахмурил брови комиссар. И продолжил, обращаясь уже ко мне. — Хуан, как только что-то надумаешь, стучи в дверь. Тебя сразу ко мне доставят.

Я выдавил свою самую равнодушную улыбку. Скотина! За это ты тоже мне заплатишь. Обязательно.

Интересно, кто у них отряжен в третьей?

Нет, не ряженые. Самые настоящие бандиты. Уркаганы с улицы. Которых упаковали сюда максимум час назад, специально на случай, если понадобятся в деле запугивания меня. Когда надобность в них пропадёт, их дело само собой «развалится», после чего мужики тихо выйдут на свободу. В районе, которым правит Большая Пушка возможно и не такое.

Первый и второй — бойцы, силовики. Стояли или прохаживались по противоположным углам камеры. Накаченные мужики лет сорока — сорока пяти в наколках, отмотавшие не один срок. Судя по тому, как от них шарахались, держась подальше, другие обитатели камеры, аура у них сродни гамма-спектру. Третий — главный. Как бойца я его охарактеризовал невысоко (хотя мужик опасный, просто возраст солидный), но по глазам видно, привык командовать. Умные глаза. Мужик лет пятьдесят, так же весь в наколках. За старшего здесь, приглядывает за остальными. Он занимал целую лавочку, одну из двух имеющихся, целиком под свои нужды. Четвёртый — «клоун». Он же заводила. Тот, который и начнёт стебаться и клеиться, провоцировать меня на силовые действия, после которых к делу «подпишутся» силовики. Щупленький долговязый тип лет тридцати, тоже явно отмотавший срок, но скорее всего один, и то за мелочь. Он сидел на второй лавочке, выжидательно поглядывая в сторону входной двери, выдавая этим себя с головой. На той же лавочке ютился дедок бомжеватого вида и соответствующего запаха, и узкоглазый турист с Земли, скорее всего (хотя не точно) вьетнамец, тихо возмущающийся на своём языке, видимо, проклиная судьбу. Ещё в камере был латинос лет тридцати пяти в приличной одежде, нервно расхаживающий туда-сюда, умудряясь при этом держаться подальше от силовиков-уркаганов. Вот и все мои «соседи».

Как только створки встали за спиной на место (да-да, створки. Участок в Северном Боливаресе — первая моя тюрьма, где современные створки вместо скрипучих дверей с решетками), я, медленно, оглядываясь и оценивая обстановку, прошел ко второй лавочке. С одного конца на ней сидел бомж, с другого — «клоун», рядом с которым вьетнамец. За неимением вариантов я подсел ко вьетнамцу, кривясь от вони находящегося чуть дальше вытянутой руки бомжа.

Тот что-то у меня спросил, но я отрицательно покачал головой. Вьетнамский не знал. Знал китайский разговорный, пекинский диалект, на очень-очень примитивном (пока) уровне, но демонстрировать это знание ему, наверняка сей язык знающему, посчитал излишним.

Сын Азии интерес ко мне потерял, зато проявил латинос. Подсел с другой стороны, нервно кривясь более близкому соседству с бомжом, и протянул руку.

— Хавьер.

— Хуан, — пожал её я.

— Тебя за что?

Я скривился.

— Давай не будем об этом.

Хавьеру это и не было интересно, он сразу перешел к своим собственным злоключениям:

— А меня за парковку. Представляешь, какие козлы!..

Дальше он поведал душещипательную историю о том, как припарковался в неположенном месте «на пять минут», и его машину эвакуировали. Начали грузить за минуту до того, как он вернулся. Как пытался её отбить и даже дал в морду наглому эвакуаторщику. Но приехала гвардия и повязала его.

— Не дала, да? — оборвал я.

— Чего? — насупился не ожидавший такого поворота Хавьер.

— Говорю, она не дала, да? Потому ты и был такой злой, что полез драться с эвакуаторщиком? И сопротивление при аресте оказал.

— Хуже. — Хавьер попасмурнел. — Ушла, сука!

И он выдал ряд ну очень идиоматических эпитетов, которые в тексте не пропустит ни одна редактура. — Всё зло в мире из-за баб, Хуан! Всё из-за них!

Как я был с ним солидарен!..

Однако то, что я вывел его на чистую воду, Хавьеру не понравилось, и он так же потерял ко мне интерес, встав и продолжив расхаживание по камере. Всё это время я был объектом пристального внимания со стороны пахана. И когда мешавший и мне, и им латинос отвалил, тот дёрнул бровью, давая команду к началу главного действа, ради которого они здесь.

«Клоун» после сигнала вначале подорвался, типа, не сидится. Прошелся по камере. Вьетнамец тут же занял место на краю лавочки — ещё дальше от бомжа. Я же не шелохнулся — он освободил место, нужное для манёвра. «Клоун» сделал пару кругов по камере, туда-сюда, после чего «узрел» меня и подошел ближе, цепляя на рожу ехидную ухмылку:

— О, новенькая! А кто это у нас такая?

Я смерил его презрительным взглядом, но смолчал. Рано. Пускай играют свою партию. Запястья подрагивали — меня готовили к более-менее честной драке, а не бою на выживание в тесной камере с превосходящим противником, намеренно игнорирующем любые правила борьбы в принципе. Мог не справиться, несмотря на нейронное ускорение.

— Что это девочка тут делает? — подошел «клоун» ещё ближе, с другой стороны, и наклонился — я почувствовал его слабо сказано несвежее дыхание. — Молчишь, да? Я тебе не нравлюсь?

Пауза.

— Да ты не нервничай, крошка! Понравлюсь! — Уркаган провел мне по щеке тыльной стороной ладони. — Я, знаешь, какой хороший! Больно не будет!

Мои ладони вспотели. Кровь застучала в висках, скорость восприятия сама собой постепенно повышалась. Нет, рано. Периферическим зрением держал «на прицеле» обоих силовиков и пахана, и интуиция говорила, не сейчас. Да, кстати, вьетнамец, поняв движуху, быстренько покинул лавочку, передислоцировавшись в дальний угол, к уже находящемуся там растерянному Хавьеру. Лишь бомжу было реально по боку.

— А что это у нашей красавицы тут такое? — Подонок демонстративно лапнул меня по груди. По одной, по другой. — О, да у неё ничего нет! — «поведал» он друзьям, которые при этом довольно усмехнулись. — Девочка в детстве мало витаминов кушала, не выросло.

— Слышь, урод, я не советую тебе делать это, — процедил я сквозь зубы.

— Фу, какая грубая крошка! — махнул он на меня. Но ты не переживай, ты нам и такой нравишься. — Его лапища легла мне на плечо, как бы придавливая, демонстрируя, что лучше не рыпаться — больнее будет; вторая же снова погладила по щеке. — Ты же не откажешь таким знойным мачо, как мы, правда?

— Нет, не откажу, — расплылся в улыбке я и обвил их игривым взглядом. — Кто первый? Ау, мальчики! — И даже ручкой им помахал.

Они растерялись. Все. Всего на момент, но мне этого хватило. Вот что значит рвать шаблон.

Перехватывая инициативу, я продолжил, с натиском:

— Хорошо. Ты и будешь первым… — и начал действовать.

Время окончательно замедлилось. Если Рамирез не врёт, у меня уже твёрдая «четвёрочка» погружения и минимум «двоечка» реагирования. Когда дело идёт на доли секунды это не так много, но согласитесь, даже секунда на реакцию вместо половины — вечность. Оттолкнуться ногами от земли, затем правой от лавочки, со всей силы. В прыжке обвить рукой шею урода-заводилы. После чего позволить телу спокойно падать с обратной от него стороны. А теперь, приземлившись, не мешать собственному падению уже его тела, намертво вцепившись в шею. Только б удержать, только б удержать…

Хрусть!

Я никогда до этого не ломал шею живому человеку. Экспериментировал на дроидах и манекенах, но не на людях. Весёлого в этом мало, скажу честно, но в душе родилась гордость, что у меня получилось с первой же попытки. Под весом собственного тела тонкая шея «клоуна» не могла не сломаться. Больше скажу, ни руками, ни ногами, как показывают в сетевых развлекательных фильмах, её сломать невозможно, во всяком случае, такому, как я. И эта накатившая эйфория чуть не стоила мне жизни — я потерял несколько драгоценных долей секунды, которых опытным бойцам теневого мира хватило, чтобы прийти в себя и начать атаку.

Но хоть и прозевал немного, в итоге успел. Бросился одному под ноги, сбил. Вскочил. Второй уже замахнулся заточкой — то есть их ещё и с инструментом посадили. Уход, вывернуть второму руку…

Назад! Быстро! Всё бросив!

Интуиция спасла меня. Пахана тоже не стоило недооценивать — у того в загашнике оказался целый нож. Маленький, но жутко острый.

Всё, хватит нянчиться, ещё одна ошибка, и меня похоронят. Это их территория, и бой по их правилам, будь я трижды ангел.

Упасть на колени. Со всей дури по яйцам пахану. Перекат. Прыжок на поднявшегося первого, толчок. Падаем. В падении наложить лапу на выпавшую из его руки заточку, которую тут же, перед следующим перекатом, метнуть во второго.

Мимо. Но выиграны секунды. Во время которых я вскочил и зарядил второму прекрасный апперкот. Подобрать заточку, развернуться к вновь поднимающемуся первому и засадить остриём в висок. Никакой пощады, никакой жалости и самобичеваний. И никаких всхлипов о виде крови и прочей ерунде. Да, руками убивать не то же самое, что выстрелом, но это потом, всё потом! «Ушира», с ноги назад пробить второму, шатающемуся, но не добитому, встретить пахана. Не нянчиться, перехватить руку с ножом. Кажется, чуть-чуть не успел, он меня порезал выше запястья сбоку, но и это потом. Рука двигается, остаётся только вывернуть кисть уркагана, перехватить нож, нагнувшись и уходя одновременно от его бокового. Опытный, гад! Наверное, десант прошел — знакомая школа. Но возраст — есть возраст, я успел. Нырок, и… Засадить нож пахану в глаз. Ну, тут куда достал.

Обернуться. Снова второй. В нокдауне, но скоро поднимется. Тот же трюк, обхватить шею, ногами на лавочку, оттолкнуться, теперь толчок от стены… «Солнышко»… Всё, хруст — вторая шея за минуту. Быстро я!

Только теперь я вышел на нормальный уровень восприятия и оглядел поле боя. И поймал в себе то, на что до этого не обратил внимания — некогда. Я был не в себе. Нет, я — это я, но… Не такой, как обычно.

Поясню. Даже на тренировках с дроидами я не чувствовал той лёгкости и эйфории, какие одолели меня здесь, в камере. Даже в лучших своих спаррингах с Нормой я не добивался такой глубины погружения. Потому, что тогда был собою. А теперь…

Теперь мной управлял дракон. Концепт Нормы сработал, она добилась-таки реализации принципа холодной ярости. Я был зол, в ярости, ярость питала мои инстинкты, позволив двигаться ещё быстрее обычного «раскачанного» сознания, позволив выжить в заведомо проигрышном бое на поле противника. И она была ХОЛОДНОЙ.

Четыре поверженных врага ещё не успели толком принять своё новое положение на полу камеры, лужи крови только-только начали расползаться, вьетнамец, Хавьер и бомж только начали пугаться произошедшим молниеносным событиям, а двери камеры, пардон, створки, разъехались и внутрь вбежало два растерянных гвардейца, глаза на выкате.

— Стоять! Ни с места!..

Один из них допустил ошибку. Фатальную. Начал поднимать на меня пистолет. Он испугался, это был инстинктивный защитных жест…

Но не когда мною управлял дракон.

Дракоша сработал как надо, как и положено боевому дракону. Следующих мгновений своей жизни я не помню. Помню лишь послеследующий — охранника, поднявшего пистолет, лежащего на полу и орущего, с простреленной ногой и окровавленной рукой, и себя, душащего второго охранника за горло электрической дубинкой. Естественно, ток дракон отключил — он хоть и животное, но не тупое. И держа ладонями голый каучук, я тянул, и тянул, и тянул дубинку на себя, впитывая разливающийся по камере сладостный запах предвкушения смерти.

Следующее мгновение вновь выбыло. А после этого я снова дерусь с ещё тремя амбалами-гвардейцами. На головах их шлемы, сами в бронерубашках, в руках пластиковые щиты. У меня нет шанса, ни единого. Не против троих. Но я не сдаюсь, кидаюсь на них, как берсерк…

…И ожидаемо оказываюсь на полу, сознание замутняется благословенной дымкой.

Пробуждение радостным назвать было нельзя. Туман, основным мотивом которого являлась боль, буквально сотканный из боли, в котором я бессознательно плавал, прорезался новым ощущением, выведшим из состояния «ничто». Меня обожгло что-то мокрое и холодное, слегка развеяв туман, оставив и даже на мгновение усилив боль.

Я понял, что очнулся, вернулся из спасительного полузабытья. Заорал. Громко, дико, надрывая голосовые связки… Но барабанные перепонки донесли вместо ора лишь жалкое хрипение.

И снова холод. И мокрота. Вода.

Сознание начало проясняться. Боль… Я знал эту боль. Не испытывал её очень давно, около года — успел подзабыть. Ощущение, когда нестерпимым огнём изнутри горит каждая мышца твоего тела, будто по ним кто-то прокачивал жидкий огонь. Перетруженные, сокращённые жесточайшим спазмом, они болят именно так, и ещё долго будут болеть. Да-да, последствия приступа.

Я завыл, и, начав чувствовать тело, попробовал шевелиться. Снова боль, но теперь волевым усилием я мог с ней бороться. Сознание медленно прояснялось, и память постепенно начала выводить информацию о последней минуте перед отключением. Эмоции пока ещё не включились, данные шли сухо и чётко, и в целом, с чем придётся столкнуться, понял. Да, вот это дела! ТАКОГО приступа, с работой на ТАКИХ скоростях ещё никогда не было. А значит, по счетам платить придётся ой как сильно.

— Живой! Очухался! Ах ты ж сукин сын!..

На меня снова вылили ведро ледяной воды, после которого я осознал, что валяюсь на полу старой доброй одиночной камеры, и льют на меня, собственно, холодную воду, чтоб привести в чувство. Удаётся это с переменным успехом, так как времени после приступа прошло мало, я ещё не вошел в нужную кондицию, а вколоть мне химию тут банально некому. Впрочем, вода помогала, а по части волевых усилий и борьбы с постоянно ноющим телом после года в корпусе я был докой. Единственное, что не понравилось, это то, что настроены тюремщики в мой адрес были крайне негативно.

— Вставай, животное! — Один из мучителей пнул меня ногой, и я снова взвыл, а дыхание сперло от новой болевой волны. Резкой, бьющей через всё тело, словно электрический ток. Болью от поломанных рёбер. Поломанных там, в третьей камере, когда меня избивали дубинками перед отключкой. — Поднимайся, скотина!

Крики гвардейца не подействовали. Я ещё не разлепил пудовых век, но и без этого понял, парень меня боится. А когда тебя боятся, какое может быть уважение к словам отдающего приказы?

Но боялся он не только меня, я находился лишь на одном из полюсов его страха. На другом незримо присутствовал Некто, кого он боялся гораздо сильнее, хотя это я могу встать и убить его прямо здесь, а не таинственный Некто. Кто же в эту обитель явился? Королева? Сеньора Гарсия? Мишель? Кто приехал меня вызволять в связи с выходкой в третьей камере, и вызволять ли?

Да, определённо кто-то отметился, иначе бы подонки не прибегли к радикальному способу приведения в чувство. Но кроме этого подонки, скорее всего, после моего демонстративного убийства подсадок и сами поняли, с кем связались. Что «вышли из берегов». И не то, что моего убийства — им и простого избиения моей персоны могут не простить. «Слив» племянника для королевы — одно, а позволение расправиться с ним другим, да ещё пока судьба его (то есть меня) окончательно не решена и наверху идёт торг?.. Это совсем, совсем другое!

Потому я и жив, скорее всего. Хотя могли и убить. Прямо в камере. Ведь я, скорее всего, грохнул одного из них. Которого душил. Точно сказать не могу, но ощущение, что у меня получилось, теплилось. А второму я точно помнил, что прострелил колено, и за это тоже могли грохнуть, даже без убийства. Это на Венере тоже немало. Боятся, сволочи, так их и разэдак! Теперь главной мыслью комиссара наверняка будет вопрос, как сплавить меня побыстрее в городскую тюрьму, плевав на недовольство Капитана Пиписьки. И начальник управления наверняка думает о том же самом. Что мне на руку, ибо последний может круто подыграть и помочь загнать-таки рыжее лесное существо в заготовленный для неё капкан. Как бы ему об этом намекнуть?..

…Да-да, вы правильно поняли, мне было плевать на этих уродов. Они умрут, но убить их можно многими способами. Можно было вообще не попадаться гвардии, организовав собственную эвакуацию из торгового центра с последующим налётом на управление. Но, во-первых, моя сентиментальность — хотелось засветить перед камерой место преступления, и во-вторых, гвардия Северного Боливареса — приманка для настоящей мишени, Лисы-Алисы. Каюсь, третий момент — покрасоваться на камеру уже лично мне — продемонстрировать, что я ничего не боюсь, ни бога, ни чёрта, ни ареста, но об этом опустим. Так что все сведения, почерпнутые из разговора с комиссаром — приятный бонус, который я откопал совершенно случайно. В связи с чем придётся менять планы — ТЕПЕРЬ Нино нельзя убивать. Он должен выдать заказчика авантюры с моим интервью, и выдать их не мне. Конечно, слова к реальному делу не пришьёшь, но сеньора Гарсия и королева просто обязаны послушать, кто под них копает. А жаль, такую красивую смерть красавчику приготовил!..

— Встать! — вновь заорал старший из охранников. Который приказывал, а не лил воду. — Подняться! Я сказал бегом подняться, сукин сын! — И вновь ногой мне в живот.

Я перевернулся на спину, тяжело задышал, справляясь с болью. Нет, пора с этим кончать. Ехидно выдавил:

— Ещё раз стукнешь — и сдохнешь, сучье отродье. Ты видел, убивать я умею. И не боюсь — конкретно за твою смерть мне не будет ни-че-го.

Оба гвардейца опешили. Не привыкли к такому поведению в участке гвардии. Тут клиенты если борзые и попадаются, то быстро ударами дубинок лечатся. За моими же словами стояла реальная сила и реальная угроза. Я воспользовался ситуацией и поднялся на руках, сел.

— Что, не веришь, легавый? Что грохну?

— Встал! И пошел за мной! — пробурчал тот. Жутко пыжась, но звучала его тональность откровенно жалко. Обе опасности, и с одного, и с другого края надвинулись, оставляя ему не очень много места для маневрирования.

— Куда хоть идём? И ничего, что я мокрый?

— Не наша забота. Нам приказали поставить на ноги — мы поставили. — Он принялся ещё и оправдываться. Чудны дела твои господи. А ведь будь я другим, он был бы здесь царём и богом.

Больше эксцессов не было. Кое как я смог подняться, на меня нацепили обычные наручники с цепочкой, за спиной, и повели. Попыток ударить, командовать или просто заговорить не последовало.

Следовательская — та же самая. Или она называется допросной?

Да плевать, как она называется! Главное, что рыба клюнула. То есть лиса. Попалась. В кресле комиссара сидела её высочество принцесса Алисия собственной персоной. Я напряг все внутренние резервы, чтобы сдержать ликование. Вроде получилось, не заметила.

— А чего он мокрый? — поинтересовалась принцесса у конвоиров.

— Так это… В себя приводили, — виновато пролепетал старший.

— Душ принимал. Ты меня из джакузи вытащила, — ухмыльнулся я.

— Перестегните ему наручники, — попросила она провожатых. — И — вон!

Те безмолвно повиновались, быстро перецепив браслеты спереди. Вообще-то они должны были сразу нацепить их передо мной, а не за спиной, просто парни реально боялись раньше времени умереть.

— Если что, я вас вызову, — закончила церемонию её высочество. Старший открыл было рот что-то сказать, но захлопнул, и пролепетав: «Да с-сеньора…» быстро вышел вслед за напарником. На лице его играло огромное облегчение.

— О, тётушка! — приветливо воскликнул я, забираясь в кресло с ногами. — Можно я буду называть тебя так? Заморочилась моей персоной? С чего бы это?

— С того, что ты убил гвардейца, шлюхин ты сын! — грозно сверкнула глазами «тётушка. Конечно, она выразилась грубее, но я не буду писать слова, порочащие принцессу крови. — А перед этим четверых сокамерников.

Я беззаботно пожал плечами.

— Как будто ты бросаешься к каждому зэку, убившему сокамерников и наглого охранника.

— Я бы и к тебе не бросилась, не будь ты — любимым детищем моей любимой недальновидной сестрёнки, — выплюнула она.

Молчание. Её высочество выдержала драматическую паузу, после чего привстала и заорала мне прямо в лицо:

— Ты что, сдурел, охламон эдакий? — Она вновь выразилась гораздо грубее, но нельзя писать гадости о родственниках. — Ты что творишь? Хоть соображаешь, какие последствия у твоих тупых выходок? Надо же, додуматься! Перебить ВСЮ охрану ТЦ, в полдень, среди бела дня! Рабочего дня!..

— В выходные там слишком много народа. Большая массовка. Мог кого-то нечаянно зацепить, — невозмутимо парировал я. Но её с настроя не сбил.

— А это? — кивок на створки за моей спиной. — Ладно, убил каких-то уркаганов. Плевать. Но какого ты поднял руку на охранников? На гвардию? Людей в погонах при исполнении?

— Они угрожали мне оружием. — Я так же невозмутимо пожал плечами.

Поняв, что криком ничего не добьётся, её высочество выключила эмоции и присела назад. Повертелась в кресле.

— Что ты задумал? Давай, колись.

— Задумал? Я? — Я сделал глаза размером с золотой империал. — Ты о чём, тётушка?

— И не называй меня тётушкой! — вспылила она, еле сдерживаясь.

— А разве ты мне не тётушка? — Я картинно нахмурился. — Не родственница? А я думал здесь именно ты как раз поэтому.

Принцесса нехотя скривилась, но смолчала. Проглотила. Перескочила на следующую тему:

— Хуан, повторяю! Что ты задумал? — продолжила она громче, вложив в голос всю доступную грозность. — Говори сейчас, выродок ты эдакий, а не то будет хуже!

— Тётушка, я не понимаю, о чём ты. — Я наклонился вперёд, спуская ноги на пол. — Но если просветишь — буду признателен.

— Признателен он будет! — Принцесса под нос выругалась. — Слушай, мальчик, я знаю тебя с самого детства. Помню вот такого, — показала она ниже уровня стола. — Да, ты не эталон мудрости. И тем более не эталон ума. Но парень неглупый. Можешь мне не верить, но именно это я всегда писала в отчётах. И поверить, что ты задумал такую глупую акцию, как расстрел ВСЕХ охранников торгового центра, да с попаданием в лапы гвардии… Нет, не верю. — Она скривилась. — Про фильм поговорим отдельно, а сейчас выкладывай всю поднаготную своего плана. Пока ещё не всё слетело с катушек и ситуацию можно удержать.

Я молчал долго. Думал, что ответить, как строить беседу. Пытался прочесть её по лицу. Наконец, придумал:

— Скажи, тётушка, по какому критерию ты подкинула мне Торетте для битья?

От такого отвода темы её высочество слегка опешила.

— Это имеет отношение к нашему делу?

— Самое прямое. Не надо, не отвечай — поднял я руки в останавливающем жесте. — Я отвечу за тебя, а ты поправляй, если не прав. Ты подкинула нашим сеньоринам эту кандидатуру потому, что незадолго до этого от рук его молодчиков пострадало двое ТВОИХ людей. Не хотела спускать ему этого, честь мундира, понимаешь ли. Да ты не стесняйся, тётушка! Говори, если я не прав!

— Допустим, ты прав, — улыбнулась она. — И что?

— И то. Горел бы он синим пламенем этот Торетте, невзирая на преступления, если бы не задел честь ТВОЕЙ организации. Для тебя это было делом принципа. Но я немного подправлю, горел бы он синим пламенем и в твоём случае, если бы тебе не был нужен имидж крутой тётки, защищающей «честь мундира». «Честь мундира» надо читать в кавычках, потому, что ДБ под твоим руководством не силовая структура, долженствующая ловить и карать бандитов, а БАНДА, которая сама промышляет непонятно чем, занимаясь влиянием на планете, а не прямой обязанностью.

— Щенок! — процедила она и слегка улыбнулась.

— То есть, ты не протестуешь, — усмехнулся я. — Хорошо, продолжаю. Следующий вопрос. Сколько за последнее время… Ну, скажем, год, департамент безопасности посадил, реально покарал представителей организованной преступности? Сделаю поправку в условия запроса, бандитов, НЕ СВЯЗАННЫХ с работой твоей банды… То есть департамента. То есть не угрожающих его интересам и интересам сотрудников, не угрожающих тебе лично и бизнесу клана Веласкес. У тебя есть ответ на это вопрос, тётушка?

— Продолжай, — благосклонно мурлыкнула принцесса, растянув губы в улыбке сытой кошки.

— Следующий вопрос. Сколько представителей гвардии за последний год было реально посажено в тюрьму за коррупцию? То бишь за связи с криминальным миром и получение каких-либо необъяснимых средств от неких «инвесторов»? Или за банальное невыполнение прямых обязанностей? Как вариант вопроса, сколько было проверено и снято с должности по твоей рекомендации продажных судей? Других чиновников иных рангов? На это, тётушка, ты мне ничего не скажешь?

— Долго готовил эти вопросы? — ухмыльнулась она.

— Нет. — Я покачал головой. — Они были со мной всегда. Ещё до попадания в корпус.

Ты не работаешь, дорогая ты моя глава ДБ. Не потому, что не можешь — можешь, есть вопросы в которых у ДБ непререкаемый авторитет. Таких, где по шапке от общественности получишь даже ты, если дашь спуску. Но в остальных сегментах деятельности департамента работать не стремишься и никогда не стремилась.

— Я же тебе объяснила! — повысила она голос. — Я НЕ МОГЛА работать по делу Санчес! Был приказ королевы — не вмешиваться!

— ДА ПЛЕВАТЬ НА ДЕЛО САНЧЕС! — вскочил и со всей дури саданул я сцепленными руками по столешнице, вновь чувствуя приступ бешенства. Лишь резкий пронзающий тело насквозь укол от сломанных рёбер не дал туману вновь овладеть мной, а после того, как отдышался, окончательно его развеял.

— Плевать на дело Санчес, продолжил я тише. — Она — одна. А сколько таких «санчес» по всей планете? Девочек, которым нужна ТВОЯ помощь? Помощь твоего департамента? Сколько работяг ежедневно страдает от произвола этих подонков и бессилия? От произвола криминальных баронов, от засилия бандитизма? Да они целые республики у ТЕБЯ под носом устраивают; что ты сделала, чтоб прикрыть это?

Да, я решу проблему Санчес, — продолжил я тише. — Да, отомщу, убью всех виновных. А что изменится? Изменится что, тётушка, мать твою?! — снова закипел я, но удержался, лишь несильно обозначив удар по столу.

— А ни хрена не изменится. Просто корольки в низах и всякие преступные бароны поймут, что Веласкесы — это банда, с которой надо считаться. Которая круче. И считаться будут. Но только с Веласкесами, только с нами, твоё высочество! И в следующий раз, когда в передрягу попадёт Лопес, Суарес, Родригес или Гомес, никто, ни одна зараза даже не задумается, что делать так нехорошо! Потому, что Гомес и Суарес — не члены банды Веласкес, а значит их законная добыча.

— Всё сказал? — процедила принцесса, сверкнув глазами, когда я немного успокоился. — Робин Гуд хренов! Значит, это ты так мир изменить собрался? Поэтому фильм и снял? — Она снова грязно выругалась и подалась вперёд.

— Слушай сюда, умник. Ты ни хрена на знаешь, как устроена эта жизнь! Ни хрена не знаешь, как устроена эта грёбанная система под названием «общество Венеры»! Ты понятия не имеешь о местных раскладах и о том, как делаются дела и какие силы за чем стоят и что поддерживают. Ты — сопляк! Щенок! Юнец! Молокосос, у которого на губах не обсохло! И до тех пор, пока не поймёшь всего этого, не осознаешь всю глубину своих… — Помахала рукой вокруг головы — …Сказочных витаний, НЕ ЛЕЗЬ в это дело! Власть на Венере слишком шаткая штука, чтобы залезать в дебри с идеалистскими фантазиями, не понимая, что можешь натворить!

— А кинокомпанию твою я всё-таки прикрою, — усмехнулась она, остывая. — Пускай Фрейя не отвечает, прячется, а Мишель открещивается, что не имеет права сообщать о её местонахождении даже мне, пускай её мальчики заперлись в своей «берлоге», ощетинившись пулемётами, я всё же пойду на грубость и прикрою вашу грёбанную лавочку.

Вы дети, Хуан, — вновь подалась она вперёд, поясняя очевидное. — Играющиеся со спичками, сидя на цистерне с ракетным топливом. И советую тебе как можно скорее усвоить это и не лезть в реальный мир со своими сказками.

Помолчала.

— Моя сестрёнка такая же, как ты, сказочница. Но она умнее тебя, несмотря на все свои недочёты. Она ОСТОРОЖНЕЕ, благоразумнее тебя, сукин ты сын. И советую брать пример с неё, а не со своего «рыцаря в алмазных доспехах» — вроде так ты прозвал своего сказочного «робин-гуда»? — Она демонстративно скривилась.

Я усмехнулся, играясь с цепочкой между браслетами. Прикольная конструкция! Вот даже как? Мои сказки дошли даже до вечно занятого человека её уровня? Польщён!

— Знаешь что, тётушка, — иронично произнёс я. — Ты спросила меня о планах, и так и быть, я тебе их поведаю.

Вздох. На зрителя. И:

— Вначале я прижму к ногтю сеньоров камаррадос. Самым простым из доступных способов — прислонением к стенке самых наглых и борзых. С последующим расстрелом, разумеется. Шеренгами. Бандами. Коллективами. Затем начну открытый отстрел остальных, кто сумеет не попасть в первую волну. Так же, без пощады. А после буду отлавливать тех, кто сумеет скрыться, но будет действовать прежним образом — то есть беспределящих одиночек. Пока вместо грозной организованной преступной структуры напланете не останутся разрозненные воришки да мелкие грабители уровня муниципальной гвардии.

Сеньора молчала, лишь её глаза выдавали интерес и иронию.

— А ещё я буду ставить к стенке продажных чинов из самой гвардии, — продолжил я. — По приговору суда, конечно же, но быстро и массово, не давая возможности этим шакалам отмазаться. А судей буду вешать. Потому, как судьи — гражданские, не носят погон, и им такая честь ни к чему.

Я буду гнобить их. Уничтожать. Как тараканов на борту космолайнера, — добавил я в голос энергии. — Устрою тотальный террор, но очищу планету от дерьма. А если кто-то из тех, кого ты боишься, пикнет — отправлю вдогонку к бандитам и его. Чтоб было зазорно финансировать всяких каммарадос.

А ещё запрещу оружие. Тотально и полностью, для всех. И кто попробует пикнуть — снова отправлю вслед за бандитами. Да-да, это я про кланы, дорогая моя тётушка. А не согласятся избавиться от своих армий по-доброму, выведу против них миллионные демонстрации, во время которых пара-тройка самых несоглашательных семей будет разорвана бунтующей чернью.

Я очищу эту планету, ваше высочество, — подвёл я черту монологу, осознавая, что всё, что говорю, идёт от сердца. Это и есть тот самый ПЛАН, та самая ЦЕЛЬ, которых мне в последнее время не хватало, без которых я в корпусе гнил и задыхался. — Как только займу твоё место, начну, наконец делать работу безопасности, которую ты так прилежно саботируешь почти два десятка лет. И через мои два десятка лет наступят новые времена, в которых Санчес и Гонзалес будут спокойно выходить на улицы, а работяги не будут боятся кортежей всемогущей вооруженной до зубов аристократии. Эдакая эпоха благоденствия. Твои же времена старожилы будут называть эпохой тотального засилья коррупции и вообще сущим адом на Венере, а саму тебя считать бездарностью и никчёмностью.

Ты — дерьмо, тётушка, — вновь наехал я. — Трусливое дерьмо, которое прячется за сильной должностью ради достижения мелочных личных властных интересов. Которой плевать на планету и обязанности принцессы, члена королевской семьи, по её защите. Может ты не любишь меня за недостаток ума — соглашусь, такой порок имеет место быть. Но я тебя презираю за трусость, распальцовку и малодушие, за личные качества, а не отмерянное природой. Ты дерьмо. И мразь.

— Всё сказал? — усмехнулась «тётушка». Если я и произвёл на неё впечатление, то совсем не то, что планировал. Опытная, стерва! А опыт, как говорят на Обратной стороне, не пропьёшь.

— Нет, не всё, — решился-таки закончить я. — А начну я сегодня с зарабатывания авторитета. Эдакого рубахи-парня, Робин-Гуда двадцать пятого века, рыцаря в алмазных доспехах. Которому плевать на писаные законы; для которого есть лишь один критерий, единственная отправная точка — благо ЛЮДЕЙ этого государства.

— Уже начал. — Она презрительно усмехнулась. — Да так, что там ещё долго разгребать.

— Ключевое слово «начал», тётушка, — расплылся я в ехиднейшей улыбке.

Она молчала долго, оценивала, качая головой. Я её разочаровал. Фатально. И это слабо сказано.

— Хотелось бы назвать тебя романтиком-идеалистом, Хуан, — наконец, произнесла она, подводя итог нашему разговору, — но не буду. Потому, что ты не идеалист и тем более не романтик.

Пауза.

— Ты клоун! Всего-навсего. Конъюнктурный клоун. И маску себе подобрал самую что надо, как раз под свою сущность.

Снова пауза, и вновь желчь:

— От тебя все ждали роста, реального, как человека, твёрдо стоящего на земле. Считали, что сделают тебя управленцем топового уровня, смогущего многое на планете решить, и даже способного защитить Фрейю после ухода Леи. Верили в тебя. А многие в тебя вложились, поставив на карту будущее. А ты всего лишь… Клоун. — Она разочарованно развела руками. — Связь есть, если что? На случай, если эти сеньоры не вняли голосу разума и всё-таки решат с тобой покончить?

— Датчики тревоги-ноль. Четыре штуки по всему телу. Вчера девчонки вшили. Временные, но рабочие.

— Пойдёт. — Она кивнула, поднялась с кресла и поправила платье. — Тогда посиди пока тут, под присмотром. Данные в базу на тебя вносить пока не буду. Да подумай, пока ещё есть время…

…Хотя кого я обманываю, нет у тебя времени после сегодняшнего! — махнула она рукой. До скорого, сиделец! Есть какие-то пожелания? Вещи?

— Да. Обезболивающее и бинты — они мне рёбра сломали. И попить.

— А здесь что? Не дают? — Её высочество нахмурилась.

— А вдруг отравят! — воскликнул я.

— Логично… — потянула она. — Хорошо, отдам распоряжение. И поесть, и попить принесут. В обход режима.

— Спасибо! — совершенно искренне воскликнул я.

— Не за что… Клоун!.. — бросила она, проходя мимо меня.

Когда она вышла, я улыбнулся. Лиса в капкане. И деться ей больше некуда. Нет, пока ещё не в капкане, разумеется, но только пока. Лисы слишком любопытные животные, несмотря на ум. И наведавшись в курятник один раз, больше никогда не забудут туда дорогу. В их понимании это теперь ИХ курятник.

«Так что ты теперь курятник, Шимановский!» — сыронизировал мой бестелесный советник.

Глава 22. Персональный Иисус

— Давай, отвечай, дрянная девчонка! — Линия молчала, нарушая тишину салона лишь сигналом запроса вызова. — Я знаю, что ты прячешься! Но не будешь же ты прятаться, когда я возьмусь за твоих мальчиков всех всерьёз?

Тишина. Ответа не было.

— Ваше высочество, время. Люди ждут приказа, — наклонился и произнёс в люк глава опергруппы.

— Приказа? Принцесса Алисия рассоединилась и вылезла наружу. «Либертадор», две машины кортежа и две — опергруппы надёжно перекрывали выезд со двора этого заброшенного здания. Заброшенного только с виду, так как на самом деле оно представляло собой неприступную крепость. И отсутствие людей в «подготовленных под снос» пустых помещениях играло защищающимся только на руку — их системы защиты могут использовать любые сюрпризы, любой калибр, «заложников» в здесь нет.

Майор… Алисия не запомнила его имя, начальник опергруппы, ждал, тщательно скрывая нетерпение.

— Оборудование доставлено, сеньора. Люди готовы. Прикажете начинать?

«Оборудование». Простые слова за которыми прячутся непростые технологии. Армейские броневые роботы, принимающие огонь на себя, во время которого скорректированные ими ракеты из мёртвой зоны подавляют турели, устраивая большой «бабах». После чего юркие боты-«сапёры» минируют гермозатвор, который сносится к чёртовой бабушке миниядерными зарядами. Да, нехорошо. Да, повышенный фон и работа радиационщиков, пока не смоют эту гадость. Зато быстро, эффектно и эффективно. Только так и надо поступать с теми, кто стреляет в сотрудников безопасности на службе её величества.

…Люди ждут. Приготовились к развёртыванию. Она сама вызвала их, когда эти черти, запершиеся внутри, в грубой форме отказались её впустить и пальнули по группе-один из турели. Но сердце щемило. Ей не хотелось использовать ТАКИЕ меры в жилом районе почти в центре города, да ещё и недалеко от дворца. Резонанс будет колоссальный, а ей он ой как не нужен.

Погорячилась? Возможно. Но поросят этой дрянной девчонки выковырять надо, кровь из носа. Пока они ещё чего не натворили. Кинооператоры хреновы!

— Отставить развёртывание, — приказала вдруг она, поймав мимолётную, но имеющую право на существование мысль. — Горелки с собой есть? Простые горелки?

— Так точно, сеньора. И горелки, и…

— Замечательно. Артуро! — подозвала она начальника своей группы. — Артуро, планы меняются. Полноценной осады не будет, будет лёгкий штурм, «молния».

— Но сеньора… Так же…

— Я сказала, штурма не будет! — Алисия повысила голос и сделала затяжной вздох. — Там сидят подопечные моей милой племянницы. Подчиняются только ей, потому такие борзые. В вас могут выстрелить, хотя сомневаюсь, что на поражение. Хотели бы — зацепили бы вас сразу. В меня же не посмеют даже стрелять.

— Сеньора, я запрещаю вам рисковать собой! — покачал головой Артуро.

— Когда это ты нахватался такой патетики, капитан-лейтенант, — усмехнулась Алисия.

— Я — глава вашей личной безопасности, — серьёзно парировал Артуро, прекрасно, впрочем, понимая, что это всего лишь бравада. Он её не остановит. — Это моя работа.

— Вот и делай работу, Артуро! — похлопала она ему по плечу. — Подготовь первую пятёрку для «молнии». Вторую — в резерв. Из наших, «опера» на подхвате.

— Есть, сеньора! — козырнул капитан.

— Ваша задача прикрывать технарей, — кивнула она на майора техслужбы. — Мальчики не станут открывать огонь, но на всякий случай держите стены под прицелом.

— Есть, сеньора! Так точно, сеньора! — Артуро испустил обречённый вздох.

Алисия оставила его и подошла к лестнице, ведущей с дороги на возвышенность, к открытому пространству перед домом, простреливаемому насквозь «пятачку». Так просто к подъезду не подойдёшь, но дорога находилась в мёртвой зоне, в которой и прятались её люди.

— Сеньора!.. Нельзя!.. — попытался остановить её сержант из оцепления, здоровенный парень в броне, но она, лёгкая женщина в коротком лёгком платьице и туфельках проскочила мимо и уверенно направилась туда, куда не могли попасть все эти брутальные ребята.

— Ну, сволочи! Уркаганы клятые! Давайте, стреляйте! Вот она я! — развела она руки в стороны.

Её услышали. Турель высунулась из стены дома, направляющие ускорителей грозно повернулись к ней, беря на мушку. Секунда, другая. Она как шла, так и продолжала идти, демонстрируя полное игнорирование сего смертоносного агрегата, могущего искрошить взвод в полной броне за десять секунд.

Получилось! Поросята убрали турель назад, в стену.

Она спокойно дошла и аккуратно постучала кулачком по массивному гермозатвору. Конечно, они её видят, куда ж без этого. Со всех ракурсов.

— Кто там у вас за главного? Монтгомери? — произнесла она. — Даниель, давай открывай, я знаю, что там ты.

— Сеньора, я не имею права делать это в отсутствии её высочества, — раздался знакомый голос. Этого мальчика она пыталась завербовать. Да что там, она всех их прощупывала в плане вербовки! Но этот на контакт пошел. После чего Фрейя нашла её в городе и устроила «родственную» истерику, что это её мальчики, чтобы она занималась своими делами и к ней не лезла.

По-хорошему, Фрейю давно пора отшлёпать. Слишком много себе позволяет. Но Лея не хочет и слушать, считая, что «ребёнок развивается», и навыки, наработанные ею в этом отделе, пригодятся впоследствии. Алисия спорила много и аргументировано, но дело не сдвинулось — паршивка делает, что хочет, ни на кого не обращая внимания.

— Слушай сюда, Монтгомери, — усмехнулась она, глядя в «официальный» глазок гермозатвора. — Не имеешь права открывать — не открывай. Но сейчас здесь будут работать мои сотрудники, и господь вас упаси пальнуть в их сторону, даже мимо. Или что-то взорвать. Или ещё что выкинуть. Если кто-то пострадает, а тем более погибнет, это будет такая песня, что даже её высочество инфанта ничего не сможет сделать, чтобы вас отмазать. Я устрою вам настолько весёлую жизнь, что пожалеете, что родились на свет. Даниель, не слышу?

— Понятно, сеньора. Конечно, мы и не собирались стрелять в безопасников. Мы же не преступники, а вполне себе порядочные сотрудники третьего управления. И соблюдаем закон…

— Вот и хорошо, Монтгомери. — Она назидательно ткнула в глазок пальцем, развернулась и пошла назад, активируя пятую линию.

— Майор, Артуро — ваш выход. Турели стрелять не будут, как и остальные средства обороны периметра. Майор, только резаки — попробуем обойтись без шумовых эффектов.

— Гермозатвор прочный, ваше высочество, — донёсся задумчивый голос технаря. — Потребуется больше времени.

— Время есть. Приступайте.

Она ещё не подошла к каменной лестнице, а первая пятёрка её личной охраны, вооруженная «на всякий случай» деструкторами и ракетницами, направленными в сторону стен, пошла вперёд. Следом показалось четыре человека из группы сапёров с портативными резаками. Портативными, конечно, только по названию, в сравнении с другими, планетарными и космическими собратьями, но только такие мощные штуковины могут достаточно быстро и эффективно вскрыть «консервную банку» атмосферного гермозатвора.

— Давай, Дэн, — произнёс Ктулху, держа пальцы на манипуляторах турелей, глядя на подбегающих людей в черно-синих доспехах. Он мог уничтожить их всех лёгким движением пальцев, включая окопавшихся у дороги, но это не входило в изначальные планы. — Пора.

— Может дать им поглубже врезаться? Чтоб наверняка?

— Нафига? — Бритый усмехнулся. — Они не уйдут, завязли. И она с ними. А если твои штучки на лестнице не сработают, то они успеют нас… Пробиться к нам и повязать, — дипломатично сформулировал он.

— Ладно. — Даниель переключил линии связи. — Дэн — Рассвету-один. Дэн — Рассвету-один. Как слышишь?

— Дэн, первый — запрашиваемый абонент. Второй — кому отвечать. Правильно: «Рассвет-один — Дэну» — раздался иронизирующий женский голос на том конце, но даже отсюда чувствовалось крайнее напряжение его обладательницы.

— Да мне пофигу! Я гражданский. — Дэн довольно ухмыльнулся. — Короче, Рассвет-один, эта, они начали. У вас минут пятнадцать-двадцать. А если мои сюрпризы сработают — то тридцать. Они пилят гермозатвор плазменными резаками.

— Поняла, Дэн. Успеем. Держитесь. Группа «Божественный ветер», слушай команду…

Даниель отключился от линии ангелов — ему хватало и своих напрягов.

— Началось, — оповестил он и так всё слышавшего Ктулху.

Тот молчал, невозмутимо наблюдая за технарями и безопасниками. Пальцы с системы защиты периметра убрал.

— Ну, скажи хоть что-нибудь? — продолжал Дэн. — Тебе как, страшно? — Сам он чувствовал, как колени отбивают чечётку.

— Страх — философская категория, — потянул бритый. — Ты боишься не этих людей, ведь так? Ты боишься перемен. А что такое перемена? Неизведанное. Твой страх — боязнь неизведанного; ты словно ребёнок, боящийся темноты. Но ведь что такое темнота, почему её надо бояться?

Дэн раскрыл рот что-то сказать в ответ, но ничего не смог придумать.

— Темнота — это вариативность Мироздания, — продолжал Бритый. — Она полностью зависит от тебя, от твоего восприятия. Ты сам задаёшь граничные точки своей «темноты». А раз задаёшь их ты сам… Тогда получается, твой страх в тебе самом, внутри тебя, Дэн. Стоит ли бояться самого себя?

— Короче, не боишься, — подвёл Дэн понятный итог непонятной аргументации.

— Темнота есть отсутствие света, — витиевато ответил бритый. — Просто я знаю, как включить фонарик.

Парни почти пробились через первый гермозатвор, когда к их кортежу подъехали и встали в хвост два лёгких «Вулкана». Стандартных, «казённых» до безобразия. Расхаживающая взад-вперёд возле машины Алисия напряглась — этого только не хватало!

По знаку Артуро к машинам бросилось несколько бойцов «запасной» пятёрки, но она точно знала, с этими ребятами всё в порядке. В смысле документов. У них всегда всё в порядке.

— Внимательно слушаю? — обратилась она к их главному, подошедшему к ней в сопровождении Артуро — остальные остались около «Вулканов».

— Сеньора, — её капитан указал на спутника, высокого немолодого сеньора незапоминающейся внешности, уж слишком незапоминающейся, одетого строго с иголочки в «казённый» серый костюм с типовым галстуком. На голове сеньора виднелась многоцелевая система с эффектом полного погружения, прямо портативный виртуальный терминал. Под пиджаком же выделялся бугорок кобуры табельного игольника. — Соседи.

— Чем могу быть полезна? — мило улыбнулась Алисия, захлопав ресницами, еле сдерживаясь про себя от ругательств. Ай да Фрейя! Ай да… Достойная дочка своей матери! Визита соседей она не ждала, не думала, что поросята дойдут до привлечения этого ресурса.

— Императорская гвардия, третье управление… — Человек назвал имя и звание, передав ей удостоверение. Начальник охраны утвердительно кивнул — да, он тот, за кого себя выдаёт, «ксива» настоящая — её «прозвонили» первым делом. — Ваше высочество, объект «Берлога», который вы пытаетесь штурмовать, находится на балансе третьего управления. А окопавшиеся там люди — наши внештатные сотрудники. Консультанты. — Он многозначительно скривился, глядя в сторону копошащихся у гермозатвора парней в чёрно-синем. — Мне бы хотелось знать, что здесь происходит и на каком…

— Эти люди подозреваются в соучастии громкого преступления, — произнесла, словно отрезала, Алисия. — Вы не могли не слышать, все СМИ сейчас только о нём и говорят. «Злой клоун», теракт в торговом центре.

Агент снова скривился. Алисия поняла, ему не нравилась его миссия. Он понимал, что она в своём праве, и что ребята, действительно… Те ещё поросята. Более того, это отдел ЛИЧНО её высочества инфанты, созданный специально под неё…

…Однако они подчиняются управлению. Как и инфанта. Теоретически это ИХ, гэбэшные люди, как бы оно ни было на самом деле. Управление не может отстояться в сторонке — не после сигнала Фрейи.

— И тем не менее, я бы хотел видеть улики или доказательства их причастия. Нельзя же просто так…

— Это дело — вопрос национальной безопасности! — вновь повысила голос Алисия, сверкнув для острастки глазами. — Департамент взял его под свой контроль. Доказательства? Вы получите их, как только мои люди ворвутся внутрь. Это с помощью вашего оборудования был снят известный фильм, который ваши коллеги в данный момент «ловят» и трут по всей планетарной сети.

Агент глубоко вздохнул и попробовал зайти с другой стороны, пытаясь найти-таки требуемый консенсус.

— Ваше высочество, я не оспариваю право департамента вести расследование дел, касающихся угрозы национальной безопасности. Более того, я не возражаю против задержания этих ребят, если они окажутся виновными, с применением к ним всего допустимого арсенала воздействия для получения необходимых сведений. Однако настаиваю, что всё должно пройти согласно протокола. Я настаиваю на присутствии представителей третьего управления при штурме объекта «Берлога», обыске и допросе этих ребят, а так же на праве требовать прекратить какие-либо ваши действия, если они будут идти… В разрез с деятельностью управления, — витиевато сформулировал он. — Так же настаиваю на том, чтобы какие-либо работы с находящимся внутри оборудованием проводили только специалисты управления.

— Это разумные требования. — Алисия улыбнулась, вспоминая самые нелитературные обороты испанского, с которыми столкнулась в бытность простым ангелом в корпусе, запертая до Полигона вместе с бродяжками из приютов. Ибо иначе сформулировать то, что царило на душе, было нельзя. — Я согласна.

«Вы не можете делать с ребятами что хотите, — переводились слова гэбэшника. — Они наши сотрудники, и всё, что вы будете делать, будете делать в нашем присутствии. Дабы мы были уверены, вы расследуете только своё дело и не лезете в вопросы, связанные с операциями управления, в которых подозреваемые участвовали». То, что этот человек «держал политес» говорит только о его дипломатичности. Он может настоять, и сделает это, просто в очень мягкой, «просящей» форме. В которой ей не зазорно будет на его условия пойти. Но на самом деле её припёрли к стенке, и допросить Монтгомери и… Кто там ещё окопался с ним, как ей хочется, не получится. Как и наложить лапу на оборудование, на записи паршивцев.

— Мои люди получили приказ не применять излишнюю силу, если будет отсутствовать сопротивление, а я точно знаю, окопавшиеся далеко не силовики, — примирительно улыбнулась она. — Как только мы возьмём помещение под контроль, прошу вместе со мной внутрь — там всё и обсудим. Надеюсь, специалисты по оборудованию у вас с собой?

— Обижаете, ваше высочество! — Показал все тридцать два зуба гэбэшник.

— Но воздействовать на окопавшихся, например, приказав им сдаться, вы… Правильно понимаю?

— Правильно. — Кивок. — Специфика внештатного отдела. Им может приказать либо их непосредственный куратор, либо сеньор… — Он назвал имя главы управления информационной безопасности императорской гвардии. Который, естественно, лично к «берлоге» из-за ерунды не поедет — у него и без Фрейи и её шалостей дел по горло. — Я для них не начальник, а куратор на все наши запросы не отвечает.

— Что ж, прошу в мою машину, если не возражаете. Оттуда лучше видно. — Алисия указала агенту на свой «либертадор». В этот момент захваты отстрелили срезанный гермозатвор и первая пятёрка двинулась внутрь.

— Не откажусь! — довольно ухмыльнулся тот.

Включив все оперативные визоры, выведя их на отдельную панель, её высочество долго пыталась понять, что происходит внутри здания, на лестнице. Этому мешал зелёный дым, и, кажется, что-то вроде хлопушек на ступеньках. Которые поначалу бойцов испугали, задержали продвижение — быстро определить угрозу и степень опасности в цветном дыму представлялось непросто. Но вот её парни и технари двинулись дальше, на площадку, затем на этаж, где приступили к резке второго затвора. Турели, а Алисия знала, они есть и в подъезде, больше не появлялись.

— Очень интересные средства безопасности для внештатного отдела, не находите? — усмехнулась принцесса. Агент не повёл и глазом.

— Это всё строилось на деньги клана Веласкес, ваше высочество. Подразумевалось, что принцесса Фрейя может находиться внутри. По техническому заданию, она должна иметь возможность продержаться здесь до прибытия подкрепления минимум десять минут. Управление не увидело аргументов против таких мер безопасности.

Угу. Ключевые слова — «за счёт клана Веласкес». — Алисия вновь про себя выругалась. — «За свой счёт стройте что хотите, главное, чтобы бюджет управления не имел к этому отношения». А когда её старшее высочество перебесится и закроет отдел, всё это, и турели, и суперкомпьютеры — перейдёт в полное распоряжение управления, как «крыше», ответственной организации. Абсолютно на халяву.

— У вас есть связь с ребятами? — обратилась она к агенту.

— Да, конечно, ваше высочество.

Через пару минут гость её машины настроил приватную линию, по которой она попыталась вызвать на связь Монтгомери:

— Даниель, ау! Как слышишь?

Она не ждала ответа, но получила.

— Слышу хорошо, ваше высочество. Вы что-то хотите сказать?

— Хочу. Открывай гермозатвор, сукин сын.

— Не открою. — Паршивец ни на грамм не боялся.

— Вы всё равно проиграли, пять минут — и мы будем внутри, — продолжила увещевать она.

— Конечно, сеньора. Конечно. Будете. — Он усилием сдержал иронию. — Но створки мы не откроем. Её высочество принцесса Фрейя будет ругаться.

Алисия выругалась вслух, не стесняясь гэбэшника.

— Дети. Никогда не думала, сеньор, что доживу до ЗАГОВОРА ДЕТЕЙ. Как вы можете себе это представить?

Она сделала несколько глубоких вздохов, беря себя под контроль.

— Один юный камаррадо заварил кашу. Подключил к своему делу друзей и подруг. Где-то под присмотром старших, где-то нет, но собрал вокруг себя самый настоящий детский сад. И этой детской бандой пытается перевернуть планету, не отдавая отчета, что делает. ВСЕ они — пытаются, и никто не отдаёт отчета, — вылила вдруг Алисия накипевшее. Агент слушал, но делал вид, что ничего не слышит — давал ей выговориться без потери лица.

— Моя сестра мечтает воспитать достойную смену, — продолжила Алисия, теперь уже целенаправленно подбирая слова. — Вот и позволяет всякой мелочи делать, что хочешь. Даёт им в руки спички, когда они играют на цистерне с растворителем. Фрейя, эти ребята, тот, с которого всё начиналось… Все они. А так же некоторые младшие ангелочки-ровесники, которых отрядили в помощь. Ну, как отрядили, — оговорилась она, — закрыли глаза на то, что те делают. Вот они и почувствовали себя крутыми.

— Сеньора, вы не отжали тангетку, — кивнул агент на вихрь-пульт, побледнев, и поскорее убрал лицо в противоположную сторону.

— А, это. — Алисия махнула рукой. — Не важно. Пусть слушают. Умнее будут. Ау, Даниель, как ты там? Всё слышишь?

— Разумеется, сеньора! — жизнерадостно ответил паренёк. — Только позвольте не согласиться. Это заговор не только детей. Не верите?

Алисия картинно хмыкнула.

— Тогда ловите, вот, прямая трансляция. Кстати, автоматом идёт в планетарную сеть и на все возможные медиаресурсы.

Движимая дурным предчувствием, Алисия, развернула брошенную взломщиком линию, спроецировав на противоположную стену салона.

С первых же кадров внутри её всё похолодело. Помещение, демонстрируемое визором, было не чем иным, как одним из залов в здании территориального управления гвардии Северного Боливареса. Она проходила сегодня через него, пару часов назад, если не меньше. Фоном, вдоль стены, весь задний план занимали гвардейцы в форме, стоящие на полу, сцепив ладони на затылке опустив головы. Человек пятнадцать — двадцать, но их, видимо, было больше. Виделось в кадре и два трупа в гвардейской форме, но фоном, не мешая экспозиции. В центре же… Стояло существо в памятной маске «злого клоуна», с игольником в одной руке и «скорбящим ангелом» в другой. Перед ним так же на коленях сидел начальник управления, с которым она совсем недавно разговаривала, к затылку которого и был приставлен игольник. «Злой клоун» что-то говорил, но что — она не слушала. Ибо справа и слева от него виднелись фигуры в чёрном и тряпичных масках с вырезами для глаз с винтовками в руках. Женские фигуры. И явно не молоденькие девочки.

Ветераны. Те, с которыми считается даже королева. Опора её власти в случае чего. Вооруженные до зубов.

…Хуан, а в маске был, конечно же, он, закончил говорить и нажал на спуск. Тело начальника управления обмякло и кулем свалилось на пол. После этого ветераны так же дружно нажали на спуск и изрешетили всех, прислонённых к стенке. ВСЕХ!!! Не ожидавшая такой развязки Алисия аж подпрыгнула на месте.

«Вначале я прижму к ногтю сеньоров камаррадос, — всплыло у неё в голове. — Самым простым из доступных способов — прислонением к стенке самых наглых и борзых. С последующим расстрелом, разумеется. Шеренгами. Коллективами. А ещё я буду ставить к стенке продажных чинов из самой гвардии. Массово, не давая возможности этим шакалам отмазаться…»

— Что же ты творишь, сучий выродок…! Ах ты ж!..

Алисия опешила и несколько секунд ничего не могла сделать от затопивших её эмоций. Ей хотелось убить, взорвать, выкинуть этого дрянного мальчишку в открытый шлюз! И лишь спустя минуту она смогла совладать с собой и понять, что нужно делать.

— Группа-один, отбой! — громко, почти срываясь произнесла она по пятой линии. — Повторяю, группа-один — отбой! Артуро, отзывай всех назад!

— Всех, сеньора?

— ВСЕХ! — уверенно ответила она.

— Но мы уже почти… Осталось совсем…

— НАЗАД, ПО МАШИНАМ! — зарычала она, не выдержав. — Головной машине, внимание. Рассчитать оптимальный курс. Цель — Северный Боливарес.

Как вершатся Великие Дела? Вы задумывались когда-то над таким вопросом?

Я задумывался. Мыслей было — куча. Таблицы и графики, конечно, не строил, но искренне считал, что в таких вещах не может не быть некой таинственной зависимости. Конечно, вычислить коэффициент пассионарности в системе та ещё задача, аналитически не решаемая, как и коэффициент стечения тех или иных обстоятельств, но какие-то черновые предположения специалисты, по моему мнению, делать должны… Были.

Однако мир оказался прозаичнее. Как только я столкнулся с некоторым количеством таковых дел, претендующих на глобальность и историчность хотя бы в среднесрочной перспективе, оказалось, что нет никакой особой зависимости. А есть лишь Случайность, которая может быть, а может не быть, как орёл или решка старинных монет. Ну, знаете, как в том анекдоте про домохозяйку и астронома. «Какова вероятность того, что на крышу конкретно вашего купола упадёт метеорит?». Ответ астронома: «Одна стаквадрилионная!» Ответ женщины: «Пятьдесят на пятьдесят. Или упадёт, или не упадёт»…

Мирозданием определённо правит женщина. Или хотя бы пишет для него законы. Без вариантов.

Операция в тот день могла закончиться на гораздо более ранних этапах. Могла вообще закончиться не начавшись! Грузовики с оружием, например, могли перехватить, причём кто угодно, от силовиков любых мастей до кланов и бандюков. Лиса-Алиса могла не клюнуть на меня, на возможность лично поиздеваться и поизмываться, почувствовав вкус власти — что держит проект любимой сестрёнки «за жабры» и тыкает носом: «Я же говорила!». Или могла не поехать в Берлогу лично, послав туда специальную команду. Угнанную же машину, на которой мы добирались до торгового центра, могли перехватить ДПСники — мы ехали около двух кварталов по центральным улицам, а это немало. Да и в самом торговом центре кто-то из моих противников мог выстрелить в голову. Это не говоря о самом штурме Берлоги, который мог закончиться куда как трагичнее, осложнив нам жизнь в самом-самом обозримом будущем.

Ну и последнее, админ управления гвардии Северного Боливареса. От него тоже очень многое в тот день зависело. Он, как установило позже, значительно позже, следствие, не зевал, ворон не ловил, а делал свою работу — бдил. То есть рубился в простенькую несетевую игрушку, почти не отвлекающую его от основной задачи — наблюдения за «сигналками», что должны дать ему знать в случае угрозы или атаки. «Сигналок» в системе безопасности управления натыкано множество, всяких разных — от стандартного программного пакета муниципалитета до внутренних гвардейских систем, и даже собственных, писаных им или его предшественниками на этом посту. И «сигналки» не подвели — одна из них сообщила о несанкционированном доступе.

Админ отвлёкся, проверил канал. Оказалось, источником тревоги послужил запрос из главного управления округа, «сверху». Запрос не обычный, иначе «сигналка» бы не сработала, хотя и не такой уж выбивающийся из общей картины повседневности. Наши парни ведь влезали в систему гвардии полуофициально, реальных полномочий не имели, и мимикрировали под кого-то, оными обладающего. Видно, плохо мимикрировали. Админу бы в этот момент забить тревогу, отвлечься и присмотреться к запросу внимательнее… Тогда в момент, когда всё началось, он лихо отсёк бы взломщиков её высочества и организовал оборону здания. Ну, или хотя бы не дал «лечь» системе, а там уж парни сами бы сделали свою работу — у каждого человека в погонах в здании есть как минимум табельное оружие. Он мог сделать многое, одним движением ладони сквозь управляющий контур вихря…

Но не сделал. Ибо «оленей», как админы обзывают неумных пользователей, в главном управлении, выше марсианского Олимпа. Это мог быть очередной «олень» с погонами и самомнением, напортачивший и что-то напутавший, на которого и среагировала система. И чем выше звание и должность такого «оленя», тем больше гонора и меньше желания делать что-либо правильно, согласно инструкции. Соответственно, тем меньше желания с ним связываться.

То есть, вероятность действий админа была как в анекдоте, пятьдесят процентов на пятьдесят. Или — или. И админ выбрал вариант «не вмешиваться», от греха подальше. И когда через две минуты перед зданием остановилось сразу три машины, из которых открыто, никого не стесняясь, начали выпрыгивать серые безликие фигуры в обтянутом трико и тканевых масках на лицах с винтовками в руках, система безопасности здания не сработала. Тревожная кнопка, которую таки успел нажать один из охранников на входе, до того, как был убит, не привела ни к какому результату. Гермозатвор не опустился. Створки не сомкнулись. Внутренние перекрытия помещений, делящие его на полуавтономные блоки, максимально затрудняя нападающим продвижение, не сомкнулись. И даже сам сигнал тревоги вкупе с мигающим светом по зданию, оповещая всех о нападении, не прозвучал. Не произошло НИ-ЧЕ-ГО из того, что должно было быть при реальном нападении на управление, созданное и спроектированное так, что ему не страшно нападение вражеской армии в штурмовой броне. Лишь несколько человек и групп лиц в общем количестве восемь человек сумело забаррикадироваться и загерметизироваться на самом верхнем и первом подземном этажах, спася этим себе жизнь, но они уже не могли повлиять ни на ход штурма, ни на смысл заложенной нами акции.

Через две минуты после начала атаки серые фигуры, стреляя на поражение во всех, кто пытался оказать хоть какое-то сопротивление, заняли первый наземный этаж. Ещё через две — оба подземных и второй надземный. Ещё через три — третий и четвёртый надземные. Управление пало. Итог — одна раненая среди нападавших, причем раненая случайно, глупо и не сильно. После чего система безопасности, наконец, заработала, гермозатвор встал на место, турели, встроенные в ниши ключевых проёмов, активировались, а само помещение герметизировалось, отсекая внутреннее пространство ото всех внешних материальных и тепловых потоков — то есть превратилось в неприступную крепость. Правда, ключи от управления крепостью теперь принадлежали не гвардейцам.

Я сидел в своей камере. Первой, которая одиночная. Меня не трогали, не теребили — боялись связываться. Комиссар и начальник управления наложили в штаны в ожидании, какое решение по мне примут наверху, и на напрашивающийся ход, тихо мочкануть меня, пока можно, чтоб не сдал их с гнилой попыткой вербовки и взятия на пушку, не решились. Трусы — они и в Северном Боливаресе трусы. Но я честно ждал их, ибо могли. Приносимую еду не ел, воду не пил. Руки держал на бугорках под кожей (которые на самом деле только казались бугорками, совершенно не выделяясь на теле), куда девчонки вчера вшили сигналки нулевой тревоги. Это был мой последний козырь, последний рубеж обороны, и слава богу, что он не пригодился.

Через полчаса после ухода её высочества пришёл человек в штатском с недовольной рожей, но с фатализмом в глазах. Определённо немаленького ранга (других в команде принцессы быть не может), злой на то, что его, при всей важности, заставили работать простым курьером. Принёс два битком набитых пакета с логотипом известного недешёвого сетевого супермаркета, сверился с картинкой на визоре, что я — это я, молча оставил пакеты на кушетке и удалился. Надутый индюк, конечно, но меня устраивало.

Только заглянув в пакеты, я понял, как сильно проголодался. Но более всего, как о-о-очень, просто невероятно хочу пить! И полторашку газировки, обнаруженную в первом из пакетов, приговорил первой, в качестве аперитива.

Далее устроил себе пир, ибо человек департамента принёс продукты очень хорошего качества, каковые я не ел и в корпусе. Там кормят хорошо, да, но бюджетно — без изысков. Всего съесть не удалось — запас по еде был как минимум четырёхкратный, но я и не пытался. Пир — на то он и пир, что не каждый день. А день мне сегодня предстоял тяжёлый, и он толком ещё не начался — вряд ли удастся поесть до того, как купольные огни начнут набирать яркость.

…После же пира началось то, чего люди больше всего ненавидят. Ожидание. Я не знал, клюнет ли её высочество до конца, поедет ли в Берлогу лично. Я не знал, успеют ли Дэн с Ктулху задержать безопасников, чтобы они застряли у них часа на пол, а лучше на час, и в то же время не успели до мгновения икс взять квартиру штурмом. Я не знал, получится ли у взломщиков лагануть систему безопасности управления, или придётся опять идти на риск. Просто лагануть, затормозить, поскольку взять под контроль, как стоянку для фургонов, ТАКУЮ систему точно не получится, даже с их ресурсами, это я понимал и без взломщиков. И, соответственно, не знал, какое решение в итоге примет Катарина (а она может вообще принять решение об отказе от штурма. Нечего людей гробить, лучше завтра на свежую голову попытаться). То есть, успех группы «Божественный ветер» будет о зависеть от множества факторов, и я обо всём узнаю только после того, как всё закончится. Стрёмно, правда?

…Штурм? Да-да, мы приготовились и к штурму. Гермозатвор одолеть получится, успеем — мои бойцы не какие-то бородатые фанатики из Северной Африки или Европы, борящиеся со «злом» при помощи очистительного огня, которых видно за километр; «Божественный ветер[5]» это женщины, а женщина сумеет спокойно, без привлечения внимания, взять дистанцию, которая никогда не будет подвластна мужчинам. К моменту сигнала атаки они будут внутри и обезвредят охрану отсюда. А уже после того, как возьмём под контроль вход, начнём полнокровную свистопляску со смертью. Со всем вытекающим уровнем потерь. Потому группа и называется именно так.

В общем покой мне только снился, а нервная дрожь уже через полчаса после ухода сеньора безопасника предательски прорвалась наружу. Я ходил по камере туда-сюда не в силах даже просто сидеть, как загнанный зверь. И словно вишенка на торте, меня вновь одолела эта дурацкая песенка на староанглийском, что мучила до прихода принцессы: «Тум-туду-тум-тум! Тум-туду-тум! Тум-туду-тум-тум!.. Personal Jesus!..»

Когда я понял, что начинаю сходить с ума, в коридоре за створками послышался шум, вселивший оптимизм. После чего прошло какое-то время, и сами створки разъехались. На пороге стояли две тётки в тканевом типовом обтягивающем трико, какой у нас используют для тренировок. Очень удобная штука, и совершенно не бронированная. То есть, получилось! Взломщики не подкачали! Я чуть не бросился им на шеи от радости.

— Привет! Выходи, командор! — улыбнулась одна из тёток, поняв мои эмоции. — Да, всё получилось. Управление наше.

— Потери? — напрягся я, сдержав-таки порыв. «Командор» — признание за старшего, пусть произнесено и с покровительственной иронией.

Обе представители касты ветеранов нахмурились. Кто я такой, чтобы они передо мной отчитывались? Но уступили.

— Одна. — Назвали имя раненой. Нет, не знаком. — Не боеспособна, но срочной госпитализации не требует.

Я кивнул. Хорошо.

— На сегодня война окончилась. Боеспособность больше и не потребуется. Пошли?

Выйдя из камеры, увидел следы боя — оплавленные стены коридора и практически превращённое в пепел тело одного из охранников. Рядом, поодаль, тело другого. Прошитое иглами, хоть и изрядно подпаленное. Видно, граната его ослепила, после чего ветераны добили. В самом начале коридора, возле лестницы и подъёмника, лежал и выл тяжелораненый, истекая кровью. Я его узнал — тот самый, что бил меня, когда его напарник поливал водой. Сам ползти он не мог, как и сопротивляться, а оружие у него отобрали — опасности не представлял.

— Нужен был кто-то живой, — пояснила мне одна из бойцов, проследившая за моим взглядом. — В качестве экскурсовода, где тут что.

— Пригодился? — Мои губы тронула ироничная, но ни в коем случае не злопамятная улыбка.

— Конечно! — Она оглянулась назад, на термический след. — Тут этих камер десять штук. И в остальных по нескольку настоящих урок. Ты как, сам идти можешь? — сменила она тему. — Сильно били?

Я снова скривился.

— Рёбра сломали. Но ничего, жить буду. Принял обезболивающее.

Кивок, как знак, что да, информация принята. На этом всё. Впереди более насущные задачи, остальное до окончания операции больше не имеет значения. Когда проходили мимо бедняги-тюремщика, эта сеньора походя, не останавливаясь, достала игольник и выстрелила ему в голову.

— Бледнолицый воин? — начал я перекличку, поднявшись. Процесс вокруг был обговорён до мельчайших деталей, план здания изучен каждым участником до дыр, действия каждого бойца распланированы до минуты, и моего вмешательства по мелочам не требовалось. Девочки (а для меня все, даже ветераны, девочки) стягивали в эту залу всех, кого нашли в здании, и пока всё шло без сучка и задоринки.

— Готов! — ответил Майки мне в ухо. — Техника работает нормально, девочки в томном ожидании.

— Девочки? — Я нахмурился.

— Ну да. А кто по-твоему твои фильмы начерно монтирует? Без них мы не успеем так оперативно! Знаешь, какой там объём данных?

Вот черти, и тут ангелочков припахали. Впрочем, это я подал им идею использовать их, как рабсилу. А первичный монтаж это трудоёмкая, но не тонкая работа — даже парагваец справится.

— Рассвет-один? — продолжил я перекличку.

— У нас всё под контролем, — отозвалась Катарина. — Окапываются, думают, что делать дальше. Запросили главное управление и безопасность, но там пока не раскачались.

Это она про гвардию, выехавшую сюда по тревоге. Брать крепость штурмом гвардейцы с налёту не могут, должны запросить разрешение, подкрепление и спецтехнику. Либо переложить сие действо на структуры более высокого уровня, что по моему мнению и сделают. Пока же будут чесаться, мы выполним то, ради чего сюда пришли, и сами поднимем гермозатвор, сдаваясь. Так что пусть кумекают — полезно для саморазвития.

— Как дела у Дэна и Ктулху? — продолжил я.

— Не очень. Группа захвата уже в подъезде. Если не поторопитесь, они не выстоят.

— Мы торопимся! — зло фыркнул я. Ветераны уже облачали меня в клоунский «прикид». Не тот же самый, естественно. Дубль. Тот самый валяется где-то среди вещдоков, замаешься искать.

— Ещё много? — Это я одной из бойцов группы конвоиров, вводящих в уже и без того тесное помещение новых гвардейцев со сцепленными браслетами руками.

— Сидеть! На колени! Руки за голову! — встречали их другие бойцы, определённо прошедшие службу вербовки, профессионально «роняя» «клиентов» на колени. Попытки сопротивляться, естественно, были, и трупы их товарищей, оттащенных чуть поодаль, в центр помещения, должны были вызвать у входящих приступ мыследеятельности хотя бы на мгновение раньше, чем возник бы приступ героизма.

Подошла старшая группы, зло сжимая винтовку. Кстати, напарница Катарины, из одного с ней взвода. Доложилась сухо, безэмоционально:

— В здании было двадцать восемь гражданских. Восемь местных девочек, конторских служащих, два уборщика, электрик и админ.

— Элеткрик?

Она нахмурилась.

— Электронщик. У гвардии много ценного оборудования.

Я про себя выругался. Ещё б они его для нужного дела использовали!

— Остальные — штатские? С улицы?

— Да. — Кивок. — Пришли по различным делам. Минут пять назад всех отпустили.

— Правильно. — Я вновь кивнул. Гражданские, даже служащие управления, нам тут не нужны. — Все готовы? — А это вновь группе охранения. Сеньорины закивали и начали расходиться в разные стороны, освобождая обзор «главного плана» — красивого вида поставленных на колени гвардейцев с минимумом трупов в кадре. Минимумом потому, что хотя бы парочку я решил оставить — для образа. — Начальник управления? Комиссар?

Ответственные за охрану конкретно этих двух персонажей, стоящих в углу, не в кадре, закивали. Их подопечные, и смурной комиссар, ошарашенный переменой плана, растерянный, но полный ненависти, и ещё более растерянный глава управления, сидели, скрюченные, пытаясь понять, что с ними будет. Их посадили не со всеми, а вот к худу это, или к лучшему — они не знали.

— Начинаем! — скомандовал я.

— Камера… Мотор! — донёсся голос Майка. И в ушах еле слышимым фоном заиграла музыка. Привычно надоевший «ту-тум-тум! Тум-тум-тудум-тум! Тум-тум-тум!..» Я нацепил маску, тщательно закрепил и вышел на середину помещения, сверкая ярким нарисованным оскалом.

— О, граждане Венеры! Приветствую всех! С вами в прямом эфире вновь я, Злой Клоун!..

— О, граждане Венеры! Приветствую всех! С вами в прямом эфире вновь я, Злой Клоун!

Несколько часов назад вы видели первую серию нашего представления, и теперь, прежде, чем перейти ко второй, мне надо кое что объяснить. Как вы уже догадались, убитая мной охрана торгового центра умерла не просто так. Она совершила преступление. Но не против меня, не против государства Венера. А против всех вас, дорогие сограждане.

— Что такое закон? — задал я сам себе вопрос, вкладывая в голос как можно более иронической напыщенности. — Закон это то, что отделяет примитивное общество пещерных людей от общество цивилизованного. То, что делает равным каждого из нас, независимо от его силы и влияния. Это то, что должно защищать слабых, наказывая сильных, посмевших взять то, что им не принадлежит. Но что делать, когда он не работает?

Я сделал театральную паузу.

— Когда закон молчит, цивилизованное общество вновь скатывается на уровень пещерных людей. На уровень, где каждый сам за себя, а прав тот, у кого больше денег, влияния или просто мощнее игольник. Это общество Хаоса. И наше общество, дорогие сограждане, превратилось именно в него.

— Какие функции выполняет охрана? — продолжил я. — Она должна охранять. Должна защищать слабых от сильных. Но как быть, если она этого не делает? Как быть, когда на территории торгового центра, который охраняют эти люди, происходит кровавое преступление, а они не предпринимают ничего, чтобы предотвратить или остановить его? В кого превращаются люди с оружием, не выполнившие возложенную на них функцию?

— Правильно, в бандитов. В пособников тех, кто совершает преступление. И бандиты в форме это особая, привилегированная каста бандитов, ибо внешне они выглядят как защитники закона, обманывая всех нас.

Но они — БАНДИТЫ!!! — отрезал я, чувствуя, что руки дрожат, глаза наливаются кровью, а сам я вновь на грани срыва. Только бы не слететь с катушек в прямом эфире, только бы не слететь!.. — И должны нести наказание, как бандиты, — закончил я.

— Сейчас мы находимся в управлении гвардии района Северный Боливарес, — продолжил, окидывая рукой вокруг. Майк должен отдалить камеру, чтобы в кадр попало как можно больше гвардейцев и трупов. — Почему здесь? Потому, что гвардия ТОЖЕ должна защищать нас с вами, охраняя закон. И если частная охрана отвечает только за свой узкий сектор и имеет небольшие полномочия, то гвардейцы и есть та самая основа, которой позволено всё. Они — костяк безопасности общества, именно от них зависит, как будем жить мы с вами. Но когда гвардия преступает закон, она так же становится бандитами. Бандитами в форме, как худшая форма бандитизма.

— Я — Злой Клоун, — закончил я вступительную часть и перешёл к общефилософской. — Я надел маску не потому, что боюсь показать лицо. А потому, что я типичный представитель нашего общества, один из миллионов. Я представляю всех венериан, весь народ. Квинтэссенция коллективной справедливости. Ибо когда закон превращается в пыль, только коллективная справедливость может удержать нас от падения до уровня пещер.

Я — персональный Иисус нашего общества! — зло проговорил я за миг до этого возникшую в голове мысль, немного расходящуюся с изначальным текстом доставшей песни. Не зря она стучала в черепушке столько часов. — И сделаю всё, чтобы очистить этот мир от скверны коррупции и попустительства властей всевозможным бандитам. Мы не террористы, у нас нет требований. Мы просто хотим, чтобы власть поняла, если она и дальше не будет хотеть решать проблемы с бандитами и законом, то мы, граждане Венеры, сами возьмём это дело в свои руки. И я гарантирую, что ей это очень не понравится. Сюда его! — Я посторонился и две девчонки приволокли ко мне, в центральный кадр, начальника управления. Сам он идти не мог — при штурме ему прошлись по ногам очередями из гауссовки. Там вместо костей месиво, хотя боли в данный момент тот не чувствует.

— Кто ты? — задал я вопрос после того, как одна из ветеранов прилюдно, на камеру сделала ему инъекцию «сывороткой правды». Какой — не знал, капсулы запаянные и без опознавательных знаков — подкинула сеньора Гарсия вместо того говна, что дала Мишель. Нет, «лапочка» наверняка дала рабочие варианты, зря грешу. Но судя по кривой мордашке сеньоры главы СБ клана Веласкес, по силе и быстродействию эти лучше. А те приберегу. На самом деле мы сеньора начальника уже обкололи, предварительно. И тот почти сразу «поплыл». Но нам нужна скорость, надо уложиться в отведённое время прямого эфира, плевать на то, что его сердце может отказать. Один фиг, мы его не собирались оставлять в живых.

Начальник, вертя стеклянными глазами, представился. Звание, должность, всё такое.

— Сколько лет служишь в гвардии…

— …Где проходил военный контракт…

— …Как долго работаешь на капитана Нино Большая Пушка, главу местного эскадрона?..

— …Сколько денег получаешь за те или иные его просьбы?..

Я не «грузил» его — время эфира ограничено. Краткий вопрос, краткий, в два слова, ответ, и следующий вопрос. Я заранее тщательно выбирал вопросы; они должны были дать за минимальное время полную картину морального падения этого человека. И комиссар «плыл», честно всё выкладывая — находился в иных слоях реальности.

— …Кто из сотрудников управления тебе помогал, кто твои ближайшие помощники и в курсе твоих дел?..

— …Есть ли сотрудники управления, которые бы не были связаны с эскадроном? — задал я контрольный вопрос, когда тот назвал пару имён. Плевать на неназванных, все они мертвецы, даже те, кто выживут — собственная безопасность и ДБ будут неистовствовать. Заминка. Тишина. Я повторился, перефразировав:

— Ты, как глава управления, знаешь ли хоть одного сотрудника под твоим началом, который работает честно, кто не выполняет «просьбы» местного криминала?

Снова заминка, тишина. Сбой программы. Скорее всего, вопрос некорректен — действие сыворотки основано на более примитивной схеме допроса «чёткий вопрос» — «чёткий ответ». Но это не важно. Мне нужны не имена, а театральный эффект. И я его получил. Осталось только прислонить игольник к затылку сеньора бывшего гвардейца. Вновь патетически произнёс:

— Вы, все вы, сотрудники управления гвардии по Северному Боливаресу, виновны в сотрудничестве с криминалом. Вы — бандиты. А значит, должны умереть, как бандиты.

Палец нажал на спуск. Тело начальника управления обмякло, и он завалился вперёд — я стоял сзади него и глаза в момент смерти не видел.

— Огонь! — прозвучал в ушах голос напарницы Катарины, и ветераны открыли по всем оставшимся в помещении гвардейцам шквальный огонь. Кроме комиссара, ведущего дело Беатрис — он единственный здесь, кто нужен мне для дальнейшего шоу.

— Отбой связи! — произнёс я, включив маску и переключившись на третью линию.

— Передача данных завершена! — отчитался чей-то голос в ушах.

— Чувак, ты крут! — А это Майк. — Кстати, Лиса клюнула, едет к тебе. Дэн с Ктулху выдержали — она оставила их в покое. Ждите гостей.

— Понял. — Из моей груди вырвался вздох одновременно и облегчения от завершения предыдущего этапа, и тяжести от осознания груза этапа следующего. Охота началась, и Лиса всего лишь мчится на красные флажки. Всего лишь. Пальцы потянулись к застёжкам маски — надоел мне этот костюм дальше некуда.

— Что теперь, персональный Иисус? — усмехнулась мне старшая.

— Теперь — отбой. Ваша работа выполнена. Моя только начинается, но здесь вы мне не помощники.

— Отбой! — Старшая начала махать и жестикулировать, объясняя что-то своим. Я же мысленно представил план-карту здания. Интересно, куда лучше направиться, чтоб там было поменьше трупов? Негоже разговаривать с принцессами над недавно убиенными.

Глава 23. Дружественный огонь

— Ваше высочество? Слава богу! — На лице гвардейца было написано неописуемое облегчение. Действительно, когда более высокая контора забирает твою головную боль себе это всегда здорово. И вдвойне, втройне здорово, когда дело представляет собой такое вот говнецо.

В управлении находилось около сорока — пятидесяти сотрудников. Остальные были «в поле». Везунчики. И сейчас основная масса «полевиков» подтянулась к зданию, усилив кольцо вокруг. Контроль над ситуацией взял на себя округ Альфа-Аделина, главное управление гвардии столичного региона, оперА Северного Боливареса больше ничего не решали. Однако сотрудники в званиях и с полномочиями из главного управления пока ещё сюда, на окраину, не добрались, и командовал парадом, то есть коллективными силами «осаждающих», простой капитан из Южного Боливареса, соседнего округа, оперативно переброшенный сюда со своими людьми. Алиса усмехнулась — на самом деле не всё так плохо, гвардия среагировала быстро и грамотно. В той же Империи, например, творится такой бардак, что изоляция террористов заняла бы на порядок больше времени. Тут же уложились в десять — пятнадцать минут; столько, сколько нужно, чтоб перебросить свободные силы из соседних округов. То есть ругать ей здесь особо некого и не за что. А хочется.

Управление гвардии района… Крепость! Цитадель! Она представляла, какие силы привлёк паршивец, чтоб провернуть дело с его захватом. В дело включился отдел Фрейи, имеющей допуски в очень и очень «вкусные» базы данных. Даже без личного присутствия её высочества инфанты, а она не дура настолько подставляться, Монтгомери и товарищи могли такого наворотить… Что страшно. А ветераны…

О ветеранах она вообще боялась думать. Мозг отказывался просчитывать последствия этого шага — ибо последствия будут тектоническими. Нет, надо срочно в кабинет, в тишину, где можно спокойно закрыть глаза, всё взвесить и проанализировать. Просчитать ситуацию и набросать план, как выпутаться из дерьма, и по возможности выпутать клан. Ключевое слово «по возможности». Но покой только снится — сначала надо утихомирить мальчишку и забрать, наконец, у детей на цистерне с керосином такие мощные и опасные спички.

В общем, в данный момент ей ничего не оставалось, как ругаться про себя и брать ситуацию под личный контроль. В том числе потому, что она — максимально возможная власть, которая теоретически может здесь появиться. С её приездом и гвардия, и силы её собственного департамента подчиняются ей и только ей. Что в общем неплохо — целиком и полностью в этой жизни она доверяла лишь себе, особенно в таких напряжённых ситуациях.

— Говорите, заложников выпустили? — произнесла она, и тональность её не сулила никому вокруг ничего хорошего. Гвардеец поёжился, не привык к начальству подобного уровня, но собранности не потерял и спокойно продолжил отчитываться:

— Так точно, сеньора.

— Всех?

— Не могу знать. Невозможно проверить. Но утверждают, что всех, что внутри только они и трупы.

М-да. Хреновые террористы. Все шаблоны ломают. Потому гвардеец и нервничает.

— Какие требования? Условия? Что хотят?

— Никаких, ничего, — покачал головой капитан. — Они ничего не хотят. На связь вышли, но говорить соглашаются только на общем канале; по выделенной линии вести переговоры отказываются. Заявляют, что у них нет требований, и они скоро сдадутся. Мы их глушим, ситуацию с информационными каналами взяли под контроль, но они после выступления больше ни с кем за пределами здания связаться и не пытались.

— То есть, действия ни с кем не координировали, — задумчиво хмыкнула принцесса.

Гвардеец недоумённо пожал плечами.

— Нет. Либо все действия давно скоординированы, и всё происходящее идёт по плану.

Эта мысль просчитывалась. И это не паранойя — Алиса чувствовала, паршивец задумал что-то ещё, это не последняя его выходка. Капитан гвардии только подтвердил её худшие опасения.

— Что скажете в целом? Ваше мнение, капитан? Относительно всей этой ситуации?

Гвардеец подумал, но лишь пожал плечами.

— Не знаю, сеньора. Так не делается. Это неправильный захват. Это скорее…

— Скорее?.. — улыбнулась она мыслям сбившегося капитана.

— Скорее месть, — продолжил тот. — Смертников. Фанатиков. Кому всё равно. Но СТОЛЬКО фанатиков… Да ещё женщины…

Эх, солдафон ты солдафон! Алиса про себя вздохнула, но не стала никому ничего объяснять. Кому надо давно всё понял. Особенно понял, какого джина только что выпустили из бутылки.

— Дайте мне связь с этими отмороженными, — бегло бросила она, подключаясь третьей линией к местному оперативному каналу.

— Хуан, ты меня слышишь? — ласково произнесла она, молясь, чтобы ей хватило выдержки не заматериться вслух. Оперативная линия, её сейчас слушают все, кто собрался вокруг — и свои группы, и группы трёх округов гвардии, успевших подъехать к «банкету».

— Так точно. Ваше высочество! — раздался знакомый и весьма довольный голос.

— Мальчик, мне сказали, что ты отказываешься говорить по выделенному каналу, — с мёдом в интонации продолжила она. — У тебя проблемы?

— Конечно, ваше высочество, — ехидно усмехнулся паршивец на том конце. — Я хочу жить. А значит, мне нужны свидетели. Которые будут слышать то, что я сдаюсь, и не буду оказывать сопротивления. А то знаешь как бывает, тётушка, врываются в здание гориллы с оружием, всех стреляют, а потом поди докажи, что это был бой и сопротивление, а не зачистка. Доказывать-то некому будет, все уже отправятся к предкам в чертоги Валгаллы!

— Мне кажется, ты преувеличиваешь. — Алиса почувствовала, что чуть не сорвалась, но на нежности голоса это не отразилось. — Ты делаешь из меня какого-то демона, а я всего лишь глава департамента безопасности. Человек государственный и подневольный. Нельзя мне такие вещи устраивать, нельзя! Понимаешь?

— Я понимаю только то, что вижу, — ухмыльнулся собеседник. — А вижу беспринципную суку, которая готова идти по трупам, которая жутко ненавидит меня, и которая может… Подчеркну, МОЖЕТ пойти на зачистку, чтобы решить одним махом все проблемы, которые в противном случае на неё навалятся. Простая страховка, тётушка — не бери в голову.

Она всё же выругалась, предварительно отключив связь.

— Хорошо, мальчик. Убедил. Паранойя она такая. Но теперь не соизволишь объяснить мне, что здесь, в конце концов, происходит?

— А что тут объяснять, ваше высочество? — нагло фыркнул мальчишка. — В отличие от остальных присутствующих, ты тут самая образованная, в курсе, что, как и почему. Ты знаешь, какое преступление было совершено в этом районе, в местном торговом центре, кто виновен в его совершении и так далее. И сегодня мы решили наказать виновных.

— Твою девочку насиловали не сотрудники гвардии, Хуан, — сладко, но грозно отрезала она. — Ты что-то перепутал. И не сотрудники охраны торгового центра. У тебя психическое расстройство или приступ юношеского максимализма?

— О нет, ты что, тётушка! Ни в коем случае! — Пауза. Весёлый картинный смех. На публику работает, поросёнок. — Тётушка, ты лучше меня знаешь, как всё было. Знаешь, что охрана комплекса даже не почесалась, когда девочку насиловали. А значит, никакая они не охрана. Они — соучастники, такие же бандиты, как и собственно насильники.

— Все? — усмехнулась она.

— А чего мелочиться? Если ты был рядом и слышал по внутренней связи, что в соседней зоне ответственности твоего охраняемого объекта насилуют девочку и не вызвал гвардию… Да пусть даже не мог вызвать технически — всё понимаю! Но если ты после этого остался здесь работать… Ты нелюдь. Такая же, как и те подонки, что развлекались с девочкой. — Голос Хуана налился ненавистью и сталью. И она поняла, что он победил, отказавшись говорить по выделенке. Ему нужны были зрители — и он получил их. Гвардия выполнит любой её приказ, как и безопасники, конечно… Но информация донесена и зёрна посеяны.

А ещё Алисия поймала себя на мысли, что не может просчитать мальчишку, не может даже предположить, что он выкинет в следующий момент. И это вызвало в ней волну липкой медленно подступающей к горлу паники.

— Гвардия, получается, тоже виновата? — произнесла она, пытаясь тянуть время.

— А как же! — с воодушевлением продолжил паршивец. — Гвардия завела дело на потерпевшую. За так называемое лжесвидетельство на таких честных и благородных, ни в чём не виновных и порядочных подонков, которые её насиловали. Ай, какая нехорошая девочка! И вместо того, чтоб наказать виновных, выпустила их на свободу. Да, ваше высочество, гвардия — тоже бандиты. Преступники. И полностью заслужили свою участь. Кстати, комиссара, который вёл дело, мы на всякий случай оставили в живых. Подумали, ты обрадуешься.

— Да-да, Хуан, я рада. Сильно рада. — Алисия сжала кулаки — приступ бешенства затопил с новой силой. — А теперь что будешь делать? Требовать конвертоплан на крышу купола и миллион империалов в золоте?

— Фи, ваше высочество! Такая большая девочка, а так пошло мыслите! — ехидно парировал мальчишка. — Нет, конечно. Мы ничего не требуем. Вообще ничего. Справедливость восторжествовала, мой погибший ребёнок отомщён. По крайней мере, со стороны гвардии и этих недоносков из охраны. Так что мы сдаёмся. Да-да, вот прямо сейчас открываем гермозатвор и все панели, и сдаёмся! Заходите!

Тут началось что-то поистине невероятное, непредставимое для бойцов гвардии и её спецподразделения, привыкших к шаблонным действиям при захвате террористами чего бы то ни было. Гермозатвор главного входа захваченного здания поднялся, после открылись створки, а после… Начали подниматься и опускаться атмосферные гермопанели, закрывающие стены. Которые в случае прорыва изолируют это здание от условий внешней среды, а в данный момент делали из него огромную цельную неприступную крепость.

— Ваше высочество! — вскинулся капитан, машинально поднеся руку к уху, в которое шёл звук по его внутренней ведомственной линии. — Ваше высочество, срочно! Преступники передали нам управление системами безопасности здания! Здание управления под нашим полным контролем! Всё — плиты, панели, камеры!..

Алисия усмехнулась.

— Судя по виду, вы чем-то недовольны, капитан?

— Но так не бывает, ваше высочество! — повернул гвардеец к ней ошарашенные глаза.

— Бывает, капитан. Ещё как бывает. Артуро, первую пятёрку внутрь! — отдала она распоряжение по своей внутренней линии. — И сразу готовь вторую и третью! Лиса — всем! Не стрелять! Повторяю, всем группам! В тех, кто не оказывает сопротивление, ни в коем случае не стрелять! Как поняли?

— Дружественного огня нам ещё только не хватало… — устало выдохнула она, отключив микрофон.

Сегодня она уже шла по этим коридорам. Но шла в совершенно другом настроении, пусть и объятая пламенем бешенства. То бешенство совершенно не походило на текущее — их даже сравнивать бессмысленно. Трупы были, но не много. Основную бойню ЭТИ устроили в зале… Да как же его назвать? Помещение, и помещение!

Ветераны. Её спина всё более и более покрывалась холодным потом. Она отгоняла от себя мысли, но это было бесполезно. Ибо реальность оказалась хуже любой фантазии, хуже самого страшного сна — за мальчишку «вписались» ветераны. И Лея в курсе, ибо если бы она была против, никто бы не позволил ИМ сегодня выступить. Без её ведома такая акция была бы невозможна в принципе — пока ещё она сеньор всех присутствующих и позволяющих аккуратно паковать себя девчонок. Гарсия та ещё… Хорошая женщина, но она не пойдёт на настолько откровенную подставу королевской власти. Да и не позволят ей — в этом клоповнике обязательно найдётся желающий добровольно слить о начальнице сокровенную информацию. Получается, Лея опять напортачила, сделав ставку на безумного мальчишку, позволив ему заиграться, а разгребать это дерьмо заставят, как обычно, её, вместе со всеми причитающимися шишками.

И что делать — непонятно. Ветераны не уличные писюхи, их мнение стоит и нужно учитывать. Мальчишка сам по себе теперь не так уж важен, слишком глубокие слои дерьма перевернул.

А вот и он. Лежит, голубчик. Без маски и костюма, мордой в пол, руки на затылке. Она вырвалась из кольца личной охраны, приподняла этого сукиного сына, перевернула и с силой толкнула, отправляя в недолгий полёт. Тот шандарахнулся об пол, попытался встать, но она вновь дёрнула его и рывком — помнит ещё тело старую школу — отправила в полёт на стену. Вновь подъём, а теперь на стол его.

Столешница выдержала. Её же перехватили бойцы личной охраны, нежно, стараясь не переходить некие невидимые рамки, зафиксировав. Мальчишку при этом оттащили в сторону, от греха подальше, и застегнули сзади магнитные браслеты.

— Ваше высочество, успокойтесь! — произнёс Артуро ей в ухо. Тихо, но грозно.

Она несколько раз глубоко вдохнула и кивнула — всё хорошо. В себя пришла. Отпустили.

— Оставьте нас! — приказала она.

— Но ваше высочество…

— Я сказала, оставьте! Я не самоубийца его убивать, а он не самоубийца на меня прыгать. Не так ли, Хуан?

— Теперь уже да, ваше высочество! — Парень кривился — ему было больно. Очень больно. Она вспомнила, что он жаловался на сломанные в камере рёбра… И внутренне позлорадствовала — так тебе и надо, сосунок.

— И наручники перестегните, — пошла в малости она ему навстречу.

Пятёрка её охраны, помявшись для вида, вышла. Сам Артуро вышел последним, аккуратно закрыв дверь — створки до конца расследования во всём здании заблокированы в открытом положении.

— И как это понимать, гадёныш? — процедила она. — Ничего не хочешь объяснить?

— А должен? — усмехнулся этот продукт нетрадиционной любви самых отмороженных животных.

— А разве нет?

Пауза.

— Что это было? Только не говори про месть — настоящие преступники на свободе, и ближайшие сколько-то лет ты им ничего не сделаешь. Если вообще когда-то что-то кому-то сделаешь. И даже моя сестра не осмелится тебя вытаскивать и отмазывать. Это что-то другое. Что? Я тебя слушаю.

Хуан покровительственно покачал головой.

— Ай-яй-яй, тётушка! Как же ты примитивно мыслишь и не хочешь видеть дальше своего носа. Но я тебя обнадежу, не всё так плохо. Ты не поняла, но интуитивно чувствуешь, что что-то не так, а это уже похвально.

— Ну? — Алиса нетерпеливо прошлась и с гордым видом села в кресло, сложив руки на груди. Вид мёртвого тела бывшего гвардейца в метре от себя её нисколько не тяготил.

— Всё дело в том, тётушка, — обнажил зубы паршивец, — что торговый центр и гвардия — это действительно не месть. Не просто месть! — оговорился он. — Это акция, которая преследует три цели. Не возражаешь, если я присяду?

— Рёбра болят? — усмехнулась она.

— Угу. И обезболивающее не помогает. Умеешь же ты бить!

— Училась, — буркнула она. — Но ты говори, не отвлекайся.

— Хорошо. — Он помолчал. — Первое дно, первая цель — действительно, месть. Причём коллективная, всем, кто сочувствует, всем, кто знает о царящем беспределе, ну и, само собой, всем виновным.

Второе дно, вторая цель… — Он замялся, вновь скривился от боли. — Вторая, уж извини, продукт моей плебейской сентиментальности. Я столько лет жил в нищем районе, в полнейшем социальном беспределе, и так привык к бесправию, что захотелось взять и разрубить гордиев узел. Взять и показать дорогу миллионам угнетённых, кто не может и никогда не сможет получить настоящей справедливости. Справедливость это роскошь в наши дни, и, как правило, зависит от влияния человека и количества нулей у него на счетах. А тут — люди, смотрите! Если вас припечёт, а никакая падла не будет чесаться, возьмите в руки игольник, или на худой конец нож, и сделайте, как я! Мочите своих обидчиков! Да, вы погибнете, но отомстите! Это великолепный мотиватор, тётушка. Не стоит его недооценивать. А заодно сдерживающий фактор для сеньоров коррупционеров в погонах, привыкших к безнаказанности.

— Щенок! — вновь выдавила она эпитет, которым награждала несколько часов назад.

— Конечно, не спорю, — кивнул головой Хуан. — Щенок. Молокосос. Понятия не имеющий, какую махину сдвинул с места, какой обрушил камнепад. А только мне всё равно тётушка! — вновь улыбнулся он. — Я достаточно натерпелся в жизни и имею право. Ты хорошо знаешь мою биографию, должна отнестись ко мне со снисхождением.

Алиса молчала.

— Третье же дно, третья цель… — Он снова скривился, задумался. — Третья, но основная цель, тётушка — это ты.

Пауза.

— Понимаешь, я решил отомстить своим обидчикам, и отомстить по-крупному. Но передо мной непреступной стеной стояла угроза, которая ни за что не дала бы мне осуществить задуманное. Да-да, ты, тётушка. Мне нужно было убрать тебя, чтоб не мешалась. Но вот вопрос, как?

— И как? — Мальчишка сумел её заинтересовать.

— А просто. Ты — Лиса. Рыжая. Хитрая. Умная. Но при этом чрезвычайно любопытная. Да, ещё с жутким самомнением и чувством тотального превосходства, но это у тебя уже не от лисы, а от принцессы.

Итак, я мог грохнуть конкретных бойцов гвардии, кто тормозил дело Санчес, и конкретных вышибал торгового центра. Это сделать несложно, но мне нужно было вытащить тебя. И обезвредить. И я решил заманить тебя. В курятник, где единственной курицей буду я.

Для этого я убиваю ВСЕХ сотрудников ТЦ. Разом и на рабочем месте, как акт террора, а не мести. Ты знаешь, что я — проект твоей нелюбимой сестры, который ты презираешь, ты не могла пройти мимо и не сунуть сюда мордочку. И ты сунула. И дверь курятника захлопнулась. Далее, клюнув, ты попыталась взять ситуацию под личный контроль и попыталась штурмовать Берлогу. Я знал, что ты попытаешься это сделать, у тебя больше нет точек давления, потому перенёс командный центр в другое место, а в Берлоге засели Дэн и Ктулху. Они сами вызвались. Связь шла через этот объект, ты не могла догадаться о втором центре, а теперь это уже не важно. Если я проиграю — я проиграю, если выиграю — ты будешь до конца вендетты вне игры.

— Продолжай. — Алиса довольно ухмыльнулась — мальчишка её приятно удивил. Неужели она его всё это время настолько недооценивала?

— Продолжаю, — кивнул он. — Ты — та ещё стерва. И терпеть не можешь, когда тебе бросают вызовы. А значит, чтоб заинтересовать тебя, чтоб заманить в курятник поглубже, окончательно, я должен был бросить его тебе.

И я бросил, уничтожив управление гвардии и казнив виновных гвардейцев.

— И не только виновных, — добавила она.

— Косвенно — виновны они все! — поднял паршивец палец вверх. — Так что я не раскаиваюсь. Ты бросила Берлогу и вернулась сюда — теперь я не просто бандит. Я преступник и террорист, посягнувший на святое — на жизнь представителей силовых структур. И ты тем более не можешь оставить дело на самотёк.

— Сейчас ты заберёшь меня, — нагло ухмыльнулся этот недооцененный ею юноша. — К себе, в управление. И повезёшь на своей машине. Потому, что никому не доверяешь — кстати, правильно делаешь. Но, о ужас, до управления ты меня не довезёшь. Ты остановишься на полдороги и выпустишь меня, такого всего опасного и преступного. Уж поверь, я знаю, что говорю.

— Хуан, нападение на мой кортеж… Это серьёзное преступление, — улыбалась она, пытаясь скрыть излишнюю иронию. Нет, всё-таки он её разочаровал. — Это даже более серьёзное преступление, чем зачистка здания гвардии. Я ведь особа королевской крови.

— А как насчёт инсценировки нападения? — сощурился наглец. — Ты, дабы отмазать меня, инсценировала нападение на себя со стороны неких «неизвестных», и отпустила под предлогом того, что не хочешь, чтобы гибли твои люди.

— Нахал! — Она весело рассмеялась. — Да, с фантазией у тебя по-прежнему туго. Даром что сказочник.

— Не веришь. — Мальчишка нагло и покровительственно вздохнул. — Жаль. Нет, ты на самом деле не веришь, что мы будем стрелять в твоих людей? После сегодняшнего? — вскинулся он.

По спине Алисы снова поползли мурашки. Она его не контролирует! Не может просчитать! Может он или нет? Способен или не очень?

Она не могла понять, что чувствует. Не могла понять и голос интуиции. И это выбивало из колеи.

— Хуан, безопасность тебе ничего не сделала, в отличие от гвардейцев, — попыталась прощупать она Хуана.

— Тётушка, ты слила мне Торетто, — снова парировал он. — Я убил его не по правилам, не по инструкции. Я должен был убедиться, что он отморозок, и только после его зачистить. Но я убил просто так. «Папа! Мы с Хорхе очень-очень сильно тебя любим! Возвращайся домой, поскорее!..» — процитировал я слова, навечно врезавшиеся в память. Девочка и огромная собака. — Вы учили меня убивать, Лиса. Просто убивать, без разбора на правых, виноватых и иже с ним. А я хороший ученик.

Он изобразил маску киношного злодея… Но она не могла понять, маска это или нет.

— Мою девочку изнасиловали, — продолжил он похоронным тоном, но при этом наполненным сталью решимости идти до конца голосом. — Беременную девочку. Компанией. Которую не защитил твой департамент. После чего она потеряла ребёнка. Моего сына. Которого я ждал и уже заранее полюбил. Подумай, принцесса, буду я убивать твоих людей или нет? — Он зло сверкнул глазами. — Или всё же тебе стоит меня отпустить, когда будешь стоять под дулами рельсовок и гауссовок?

— Хуан, если я тебя отпущу под дулами… Я это сделаю под дулами. Под угрозой, — попробовала зайти она с другой стороны. — И это я не говорю о том, что у тебя получится на меня напасть. Где ты собираешься устраивать засаду? У управления? По дороге? Где именно, если я, предупреждённая тобой, могу просто изменить маршрут движения?

Хуан жидко рассмеялся.

— Тётушка-тётушка! Я — государственный преступник. Ты — моя родственница, и десятки людей под присягой это подтвердят.

— Общий канал? Вот стервец! — Она снова попыталась рассмеяться, но вышло плохо. — Я знала, что тебе нужны свидетели.

— Да, это было на виду, тётушка. Так вот, кто тебе поверит, что ты это сделала на самом деле под угрозой жизни своих людей, а не сама организовала нападение на любимую себя? Если подать прессе информацию в нужном ключе, журнашлюхи не оставят от тебя камня на камне. Королева, даже если захочет, вряд ли сможет остаться в стороне. Она будет вынуждена тебя арестовать, хотя бы на пару суток, для выяснения. Посадить под домашний арест… Ну, я не знаю, что она там придумает.

— Гадёныш! — выдавила Алисия улыбку. — Быстро учишься! А контакты в прессе у тебя есть?

— А иначе стоило это всё затевать? — усмехнулся он.

Пауза.

— А что касается дороги до управления… — продолжил Хуан, — то тебе придётся проехать несколько контрольных точек. Ты не сможешь миновать их, либо тебе придётся тратить лишних полдня, чтоб объехать весь город, постояв в пробках. Да и без пробок это долго — Альфа большой город.

— Но ты не уедешь! — констатировал он, зло сверкнув глазами и подавшись вперёд. — Ты — Лиса! Хитрая и вёрткая! Но главное, ты — хищник, обожающий опасность. Обожающий бросаемые тебе вызовы. Ты человек адреналина и не посмеешь убежать от брошенного тебе вызова. Что, тётушка, рискнёшь или трусливо сбежишь, поджав хвост?

— Ты!!! — Алиса не выдержала. Вскочила, схватила гадёныша и прижала к стенке. Глаза её горели… Но его глаза горели тоже. Этот маленький волчонок бросал ей вызов, и она окончательно поняла, что сильно, слишком сильно его недооценила. Да, волчонок ещё не волк. Но кусается уже больно.

…И если его не поставить на место, не доказать, что он — всего лишь выпендристый щенок…

Она отогнала эти мысли в сторону. Потом, всё потом.

— Ты пожалеешь об этом, сукин сын! — произнесла она. — Сильно пожалеешь! Я тебя раздавлю!..

Помолчала, глотнув вдруг ставшего нехватать воздуха.

— …А после, если ты вдруг выживешь, и моя сестра тебя захочет отмазать несмотря ни на что, и не захочет посылать ликвидаторов, я превращу твою жизнь в ад. Ты будешь плакать, кусать локти… Но даже о пощаде молить тебе будет некого. Молись, сучонок! Сильно молись!

Швырнула его на пол. Он упал, вновь скривился от боли… Но на губах его играла победная улыбка.

Да, он прав, она не свернёт. Она примет вызов. И — раздавит. Как таракана. Со всей массой своего тяжёлого сапога.

— Грузите их! — скомандовала она Артуро, открыв дверь. — Этого — в мою машину.

— Сеньора, тут есть один выживший гвардеец… Он…

— Знаю. Его тоже грузите в мой кортеж. В наручниках — у меня к нему много вопросов.

— Есть, сеньора! — вытянулся безопасник.

Ни в каких сотрудников безопасности я, естественно, стрелять не собирался — этого мне не простят. Но главное не то, что есть на самом деле. Главное, что у клиента в голове. А потому я должен был выглядеть максимально отмороженным — чтобы она поверила и «повелась».

Если операция пройдёт бескровно, я решал задачу в любом случае. В идеале должен сработать мгновенно разойдущийся по сети вброс, что глава ДБ — «засланный казачок» и «потеряла берега». То есть организовывает сама на себя нападение с целью отпустить опасного преступника на свободу. Инесс сказала, что взорвать эту бомбу не проблема, она уже договорилась с нужными людьми и только ждёт отмашки. Лишний раз убедился, что как журналист она так себе, но как организатор информационного фронта — весьма себе ничего. Бомба, конечно, пустышка, просто инфоповод, но её величество вынуждена будет действовать оперативно и очень жёстко. То есть как минимум задержит любимую сестричку до выяснения.

Выяснение, естественно, ничего не даст, да и вендетта должна затмить эту новость, потому серьёзных побед, таких как отставка её высочества, я не ждал. Но время для оной вендетты выиграю. В крайнем случае, если королева начнёт тормозить, сеньора Гарсия мягко и ненавязчиво даст ей пендаля — просто здорово, что удалось пообщаться с этой женщиной и утрясти шероховатости. Такой человек, как она — бесценный ресурс! Если же инфобомба не сработает, тоже ничего страшного. Потому, что главная изюминка моего спитча, моего вызова принцессе, это то, что нет никаких ключевых точек на дороге, которые она должна проехать. Точнее, их всего две — возле управления департамента безопасности, и возле управления гвардии Северного Боливареса. Любые другие места слишком ненадёжны для планирования «коробочки». Она, действительно, может развернуть машину в любой точке, изменить траекторию, и пролетим мы, как Галлея над Землёю. Нападать мы будем здесь, в двухстах метрах от здания управления, на виду у сотни бойцов разных организаций, штурмовиков и спецтехники, которую сюда наверняка уже стянули. Единственная наша возможность достичь успеха — это удивить, сыграть так, как никто от нас не ждёт. И быстро смыться — через минуту, когда все подберут челюсти и начнут действовать, мы должны быть далеко.

А Алиса… Она будет смещена до выяснения, но теперь ей будет грозить объявление в непрофессионализме. Человек высокого полёта, высокого уровня, а не смогла предотвратить такую мелочь, как организация нападения на силы изоляции преступников с тыла?

Непрофессионализм или сговор с плохим мной? Что выстрелит? Не знаю, но в любом случае легко она не отделается, особенно если учитывать тяжёлую артиллерию в лице главы наказующих. Вот такую, мальчики и девочки, я сочинил сказку!

Естественно, тело бил мандраж. Слишком высоко я собрался прыгать, слишком мощные силы привлёк. Ветераны, гвардия и безопасность — три силовых структуры, практически родственники. Любая провокация или срыв нервов, у кого угодно, и поляжет много народу. Поднимется волна, спустить на тормозах которую не сможет и королева. Да ещё эта прелесть её высочество — убедил я её в своей отмороженности? Додавил впечатлением? Или нет и всё напрасно? Ибо я не знаю, что делать, если она упрётся.

— Шагай! Живее! — толкнул меня в спину пожилой безопасник. До боли знакомая форма. В своём мешке-колпаке я видел только пол под самыми ногами, да ступеньки — голову мне закрыли, чтоб сохранить инкогнито до окончания расследования. У здания управления уже собралось множество журналистов и несколько сотен зевак — не стоит им лицезреть лица преступников. На самом деле процедура отработанная, до окончания расследования лица всех террристов стараются скрыть. Мало ли. Потому и мне, и всем выводимым по очереди ветеранам, на головы надели специальные колпаки, и быстро, хотя и без суеты, оттаскивали к подъехавшим ко входу гвардейским «воронкам»[6].

Что было дальше… Помните, я писал про Мироздание и женскую логику? Про вероятность пятьдесят на пятьдесят? Да, этот мир живёт по законам, написанным женщиной, и в первые два раза — в ТЦ и при штурме управления они сработали в нашу пользу. Обе операции висели на волоске, завися от малейших случайностей. Сейчас… Да, сейчас тоже всё было на волоске. Но к сожалению, мы, организаторы акции, этого не подозревали.

Что, собственно, изначально имели? Тщательно разработанный план операции, который будем проводить ПОСЕКУНДНО. Для этого у нас были в наличии ещё три десятка ветеранов основных групп, и две группы из добровольцев корпуса текущего состава в резерве. Имелось три деструктора из второго арсенала, дымовые шашки, две мощные ЭМИ-бомбы. Светошумовая пиротехника и постановщики помех. Семь стандартных, но тем не менее мощных, проверенных временем броневиков «мустангов» и два надыбанных где-то ветеранами «либертадора». Имелась связь, которая останется у нас даже после включения помех. И, как вишенка на торте, в одной из машин ждали своего часа два МПД, модуля поддержки десанта, управляемых бота со спаренной крупнокалиберной гауссовкой и двумя пушками поменьше — авиация наше всё. Откуда что взялось сказать трудно, некую немаленькую часть работы пришлось выполнять Катарине, а она не считала нужным отчитываться. Я лишь убедился, что связи у окончивших основной ангельский контракт крепки, и это на всю жизнь. Действующие офицеры, отвечающие за целостность арсеналов, пошли на должностные преступления по приципу «не участвую, так хоть материально помогу», и у моей скромной персоны уболтать их не было бы никакого шанса. Только другие ветераны, проверенные временем СВОИ. Конечно, сыграло роль и то, что Катарина мой куратор в прямом смысле слова. Королева, естественно, лично не вмешается, но Лока Идальга исправно доносит обо мне и всех моих шагах, и, соответственно, в их глазах за всё отвечает. В том числе и за деструкторы, и за МПД-шки со спецтехникой. Все эти богатства из арсеналов дали не мне, а в её лице королеве. И стоит не ерепениться, а сказать «спасибо». И отдельное «спасибо» сказать провидению за то, что Лисе-Алисе так и не донесли о заговоре ветеранов. Возможность этого я в красках обрисовал Катарине в той памятной ванной, и она согласилась, что это проблема. И благополучно её решила.

В общем, мы были готовы. Мысленно потирали руки в предвкушении, ибо самые сложные стадии операции остались позади. Повторюсь, атака была расписана посекундно, потому, как кортеж ещё не успеет выстроиться в походный порядок, внеся в наше уравнение возмущающие факторы. Они все были слишком рядом, слишком под боком, чтобы какая-то незначительная деталь могла помешать…

…Но он её ударил. Просто так, потому, что нервы. Не каждый день неизвестные расстреливают несколько десятков гвардейцев. Кому, как не ему, сотруднику безопасности, принять это близко к сердцу. И он принял, излишне рьяно поторопив одну из замешкавшихся сеньорин, которых они выводили из здания. Латной перчаткой в спину — это больно!

Она удержалась — повисла на руках тех, кто её вёл. И по большому счёту была не виновата — в этом колпаке правда почти ничего не видно. И ей стало обидно. Она, ветеран корпуса, много лет отдавшая королеве и стране. Занимающая хороший пост в одном из управлений императорской гвардии. И он, сопляк, «мясо». И она ударила в ответ. Предварительно выкрутившись и освободившись. Она даже не забрала у него винтовку — просто взяла и вырубила, со всей силы. Но нервы стоящего рядом в оцеплении стража сдали тоже, и он разрядил в неё половину своего магазина.

Позже, на записи, я много раз смотрел этот пресловутый кадр, как она, стоящая прямо, пылающая яростью, без этого дурацкого колпака, медленно, словно в плохом кино, заваливается назад. Как изо рта из повреждённых лёгких начинает вытекать струйка крови. Как…

Я был уже внизу, возле главной машины, когда почувствовал неладное. Её высочество, шедшая рядом, обернулась, и я прочитал её страх. До этого она не боялась — была в панике, в ярости, в раздражении, но нельзя было назвать её испуганной. Но то, что испытала теперь, считывалось безо всяких особых способностей.

Пять секунд. Десять. Растерянность. Вокруг стояла тишина — все замерли, и гвардейцы, и безопасники, и охрана принцессы. И даже в толпе за ленточкой вдруг стало неестественно тихо. Она попыталась отдать какой-то приказ, но толкового ничего не вышло. Наконец, собралась:

— В машину его! Быстро!

Меня чуть ли не швырнули в открытый люк, где уже сидел, закованный и спеленатый, комиссар — её высочество не хотела рисковать самым ценным свидетелем и самым главным подозреваемым. Люк за мной поехал на место, но я успел услышать характерный звук, жужжание. Звук взявшего резкий старт и летящего на скорости на малой высоте боевого модуля.

Свет в машине мигнул и погас.

— Что за?.. — Это один из бойцов личной пятёрки её высочества. ЭМИ-бомба вырубила связь и он растерялся. Где-то рядом с машиной бетонопластик вспенился от града миниатюрных, но очень разрушительных металлических болванок — звук слышался несмотря на изоляцию. На улице начался ад.

Катарина внимательно следила за погрузкой, готовая дать команду «фас». Все девочки были наготове, на позициях. Операторы дронов держали пальцы на кнопках экстренного старта, движки были заранее продуты и прогреты. Команды с деструкторами так же активировали своё сложное оружие, приготовив боезаряды и гелий, готовые в течение трёх-пяти секунд после высадки начать огонь. Ракетчики сняли с предохранителей свои системы. В общем, все застыли на низком старте, жадно наблюдая за погрузкой. Вот вышли Хуан и её высочество. Принцессу окружали бойцы её охраны, и работали умело, но никто не планировал в неё стрелять. Хуана подвели к машине… Когда произошло ЭТО. Произошло не где-то внизу, перед самой машиной, и не наверху, в проёме створки около шлюза, где никто бы не обратил внимания. А на самом видном месте, перед всеми собравшимися зеваками. Одна из выводимых под ударом конвоира дёрнулась, затем выкрутилась, резким неуловимым движением избавилась от хватки тех, кто её держал, сорвала с головы колпак и зарядила обидчику прямо в открытое забрало.

Но практически одновременно, глаз не успел сместить фокус, стоящий рядом выстрелил в неё.

Катарина ушла на сверхвосприятие. Ей надо было подумать. Хорошо подумать, а в реальном времени скорость мысли ой какая медленная. Она в замедленной съёмке смотрела как падает на каменные плиты её товарка, с которой было съедено много соли и выпито много горя. Та, с кем они сдружились, будучи юными ссыкухами, в далёком одиозном Сьерра-дель-Мьедо, когда не знали, кто останется, а кто поедет домой. Как радовались, что обе остались, хоть и в разных подразделениях. Как гуляли вначале на свадьбе у одной, потом у другой, а потом, через годы, как вместе заливали горе её развода. Как прикрывали в боях друг другу спины и как подменяли друг друга, меняясь караулами, потому, что кому-то из их взводов нужно было быть в городе в определённый день. И как тянули лямку в бесконечных муторных нарядах, которые вспоминают с ужасом по сей день.

…И как смотрят на её упавшее окровавленное тело ехидные глаза подонка, который и совершил роковой выстрел. «Допрыгалась, сучка!» — читалось на его тупом не отмеченном особым интеллектом лице, лучащимся удовлетворением.

— Начали! — произнесли её губы. Она посмотрела вниз, на руку — так и есть, палец сам нажал активацию связи. Всё, жребий брошен.

Она почувствовала дрожь в руках, но теперь эта дрожь означала не страх, а ярость. ОНИ!!! ПОСМЕЛИ!!! УБИТЬ!!! ЕЁ!!! ПОДРУГУ!!!

Это длилось ровно полсекунды, но в замедленном восприятии показалось вечностью. Она снова активировала связь и отдала приказ суровым решительным голосом:

— Всем! Планы меняются! Начинаем. Группы один и два, цель в двухстах метрах, начинайте сближение.

— Есть!

— Есть!

— Кондор-один, пошёл! Кондор-два, пошёл! Цель подсветила!

Она отметила она красным цель для МПД — того самого ухмыляющегося упыря, а затем его напарника, ударившего её подругу. А заодно и всех, кто был рядом.

— Внимание, тиши…! — пошла команда, и Катарина мгновенно отключила ту электронику, которая подвержена удару, в частности, связь. Секунда… Есть, включить назад.

— Рассвет-один, Кондор-один задачу выполнил. — Катарина по мигнувшей аппаратуре в машине это уже поняла.

— Принято, Кондор-один. Начинайте свободную охоту. Группы Альфа, Бета и Гамма, цели подсветила.

— Есть!

— Есть!

— Принято! — начали поступать доклады команд с деструкторами.

— Завеса-один и завеса-два, вашу цель подсветила, можете действовать, — пальцы её закрасили бледно жёлтым туманом расположение машин гвардии и оцепления.

— Есть!

— Принято! — отчитались группы, ответственные за «спецэффекты».

— Группы один и два, работайте по готовности.

— Есть!.. — начали отвечать девчонки основных команд…

…На Катарину же навалилась пустота. Нет, она чувствовала всё, что происходит, принимала решения, продолжала вести руководство операцией. Видела, как в пух и прах МПД-шки разносят ступени крыльца перед шлюзом. Как взлетают в воздух крайние к кортежу машины гвардейцев, отсекая их от зоны обстрела, а в само скопление бойцов в жёлто-голубом летят дымовые шашки. Вот и славно — те, у кого сгорела электроника, мгновенно ослепли и должны отступить, дав им время. Видела, как над кортежем взорвалась вторая ЭМИ-бомба, меньшей мощности, но направленного действия, дожигая то, что с первого раза не получилось. Нет, она не питала иллюзий — лёгкие скафы безопасников выдержат, система прицеливания и координации боя останется работать. Но им нужно было ошеломление, нужна была паника, и её они получили.

Трели гауссовок в руках девчонок, выпрыгивающих из машин. Звуки покрывающихся отверстиями броневиков. Распростёртые тела и на крыльце и у машин, а на крыльце ещё и кровавые ошмётки.

— Кондор-один сбит, — услышала она где-то далеко, но уже и сама видела — по погасшей иконке.

— Кондор-два — фатальные повреждения, пикирую на цель.

Взрыв. Но не бомба — загорелось органическое топливо дрона, упавшего на успевших сориентироваться и открывших огонь бойцов департамента. Обгорелые скафы. Кого-то ударом раздавило, расплющило… Но откат придёт потом.

— Лежать, уроды!

— Никому не двигаться! — Это основные группы десантировались и начали наводить порядки, тыкая мордой в землю всех, кого могли, обездвиживая огнём по конечностям остальных. И не только по конечностям.

— Всем лежать! Оружие на землю! Повторяю, оружие на землю и никто не пострадает!

— Поехали! — связалась она с водителем. — К головной машине! — И её тут же откинуло вбок от резкого старта «Эспаньолы».

Когда она вышла из салона, всё было кончено.

— Двое «двухсотых», трое «трёхсотых», — отчиталась командир группы-два.

— Двое «трёхсотых», — а это группа-один. Девчонки… Что же вы, девчонки! Ей хотелось выть, хотелось плакать и лезть на стенку. Но она шла, каменно спокойная, игнорируя лезущий в рот и нос едкий дым от завесы. Скоро он начнёт рассеиваться — надо спешить.

Под ногами, справа, слева — со всех сторон лежали тела. Какие-то мёртвые, какие-то живые. Много тел. Ошмёток не было — Кондоры повеселились только на крыльце, на открытом пространстве, где не могли пострадать пленные девчонки и посторонние.

А вот и она, Лиса-Алиса, собственной персоной. Хватило ума не дёргаться и не геройствоать. Как Катарина узнала значительно позже, жертв могло быть ещё больше. Её высочество после ошеломления, вызванного появлением под куполом МПД, приказала прекратить огонь и лечь на землю. Сама. Те, в кого врезался второй дрон, просто не послушались её приказа. А может в горячке боя не услышали — теперь этого никто не скажет. Но в тот момент она этого не знала. Подняла её расфуфыренное тело за шкварник, как настоящую лису, с силой швырнула в борт «либертадора».

— Что ж ты делаешь, сука?

Судя по выражению глаз, в себя её высочество пришла не окончательно.

— Люк! — произнесла она, и девчонки группы-один прицепили автозахваты. Команда на отстрел, все закрыли глаза.

Полыхнули миниядерные заряды, после чего плита, способная выдержать условия венерианской атмосферы, отлетела. Внутри находился один боец, который даже пытался сопротивляться, но вяло. Его быстро схватили и «уронили» на землю. Намёк понял. Следом из дымящейся машины вытащили Хуана.

Сообразительный мальчик — глаза и уши успел закрыть. Чего не скажешь о комиссаре, который остался внутри и отчаянно выл. Конечно, со сцепленными руками не больно заткнёшь уши! Ничего, жить будет.

— Ты! — Хуан увидел её высочество и бросился к ней. Он успел нанести один удар, но вялый, не сильный — сказывались последствия взрыва. — Ты! Ты! — кричал он, вырываясь из рук девочек, которым она успела махнуть пальцовку: «перехват». — Что ты делаешь? Ты с-соображаешь? Сука! Тварь! Подлая тварь! Да ты!.. Да ты!..

— Отпусти меня! — рыкнул он на неё, когда она подошла и самолично попыталась оттащить мальчишку.

— Нет, Хуан! — крикнула она ему. Подозревала, в ушах мальчишки как минимум звенит, вряд ли он слышит. Порадовала его адекватность, относительная, конечно.

— Пусти! Дай я ей дам! Я ей покажу! За всех! За девчонок! За парней! Что же она делает, сука?!..

— Назад! — рявкнула она. Видно, рожу скорчила такую зверскую, что проняло даже его. Хотя, она в своих чувствах была предельно искренняя. — Ты — не можешь ударить её! — прокричала ему в лицо, наставив палец в грудь. — Я — могу, — перевела палец в грудь себе.

Кажется, понял, хотя она была уверена, слух ещё не вернулся.

Вновь развернулась к её высочеству, и взгляд её не предвещал той ничего хорошего. Произнесла, мысленно оценивая тушу принцессы, как это делают с объектами работы опытные мясники:

— Белоснежка-рассвету-один, где вас черти носят?

— Подъезжаем, рассвет-один! — голос Марты, полный паники. Молодая ещё, зелёная. Но ей было плевать — возраст со временем лечится, если есть голова, а у гномиков она вроде есть.

— Быстрее подъезжайте! — прикрикнула на них, хотя восемнадцатый взвод ни в чём виноват не был и честно ждал в резерве.

Удар. По этому милому личику, над приведением которого в порядок тратится много времени и сил маститых косметологов. Схватить за эти, что говорить, шикарные волосы, дёрнуть. Что, не любишь целоваться с землёй, ваше высочество? Зря. А как тебе под рёбра латным сапогом?

Что-что? Что-то кричите, ваше высочество? А мне плевать. Нам всем плевать. Глубоко-преглубоко. Вот тебе, высокомерная сука. За всё. За каждый твой взгляд, который ты бросала на нас, королевских телохранителей. Ещё! И ещё! Больно? Не ври, я бью щадя, еле прикасаясь. Мы — не слуги, ваше высочество. Мы — вассалы. Не ровня, нет. Но капельку уважения заслужили.

И заслужили, маму твою, чтобы нас считали людьми! Особенно твои подчинённые, которые ТВОИ подчинённые! Сколько дел, сколько операций выполнили вместе!.. Зас! — Лу! — Жи-Ли!

Что скрючилась, старая сука? А, рыдаешь. От бессилия. Ну, рыдай, рыдай.

Катарина знала, что всё, конец. Дружественного огня ей не простят. Да, в тюрьму не посадят — неподсудность ангелов всё ещё действует… Но ангелом она больше не будет. Это был её последний бой, а раз так, она собиралась отдать кое-какие долги, старые-старые… И не только свои.

Приход в себя, резкий разворот. Затуманенный мозг пришёл в норму.

— Что?

— Белоснежка и семь гномов! Готовы к выполнению!.. — Лепетала выскочившая из подъехавшей машины Марта. В полной броне, но с откинутым забралом.

— Ты ещё здесь? — заорала на неё Катарина. — Бери Хуана, мать твою, и сваливай! Пока ещё можно проскочить! Какого стоишь?

«Есть» — потонуло. И Марта, и трое её девочек одновременно подскочили к Хуану и силой, демонстрируя, что сопротивление бесполезно, потащили к своей машине. Трое тащили его, одна — всё ещё воющего, охреневшего от увиденного комиссара.

— Катюша, но как же… Что же дальше… — пытался кричать Хуан, но с ним разговаривать бесполезно. У парнишки началась истерика — ТАКОЙ груз ответственности… Она не знала, сможет ли он его пережить. Сможет ли пережить ОДИН, без опытных наставников рядом, когда дело не закончено, и раскисать никак нельзя. Но у неё нет выбора — её бой завершён.

— Стой! — окликнула она Белоснежку. Та в последний момент остановилась, не став закрывать люк. — Когда к нему вернётся слух, и он оклемается, скажи, что мы — списаны. Но он — нет. Чтобы не вздумал что-то отменять, он может. Проследи.

— Есть! — козырнула Марта. Судя по лицу, она разделяла эти опасения. Задраила люк. Машина, не дожидаясь герметизации, резко тронулась. Мальчик в хороших руках. Он умеет подбирать команду, умеет выбирать друзей — не дадут ему пропасть. У неё же остались ещё дела, последние в своей карьере.

Катарина обернулась к принцессе, немного пришедшей в себя и пытающуейся вытереть идущую из носа кровь.

— На чём мы остановились ваше высочество? На вашем высокомерии, да?