Ангел Петя

– Две противоположно направленные односторонние связи могут обеспечить полноценное общение, – запальчиво заявил Петя.

– Не хочу вас настраивать на унылый лад, Петр Андреевич, но вы наверное догадываетесь, что до вас этим вопросом были озабочены многие умы, включая весьма выдающиеся.

– Посмотрим. Мне случалось добиваться успеха там, где многие терпели поражение, – заявил молодой человек, с неудовольствием отмечая в своем тоне бравады куда больше, чем уверенности.

– Мы еще вернемся к этому, – пообещал наставник, – а теперь поговорим о предстоящем рауте.

– Что за раут, на который мы направляемся? Вы его уже упоминали, но не объяснили.

– Сегодня вам предстоит впервые выйти в свет. Я вас представлю своему гуру, и у него вы познакомитесь с новыми для вас лицами.

– Мы едем к Пушкину, – догадался молодой человек, – точнее сказать, летим.

– Совершенно верно, и я хотел бы вас подготовить к этой встрече. Я не буду рассказывать, каким был Александр Сергеевич человеком, вы и сами имели возможность о том читать.

– Имел возможность, да не воспользовался, – мысленно прокомментировал Петя. О личности Пушкина сведения у него были самые скудные. Вроде бы был Александр Сергеевич выдающимся бабником и забиякой, любил делать долги и не особо любил их отдавать. Еще стихи писал, понятное дело. Маришка говорит, что гениальные. А что ей еще остается говорить, если она историк-пушкинист!

– Сделавшись ангелом, – продолжал наставник, – он в первое время не слишком изменился. Подворье у него было размером с Европу, и в нем были Петергоф, Санкт- Петербург, Москва, Париж – я всего и не знаю. Балы давал каждый день, собирал тысячи народу, вел себя дерзко, а что до женщин, то за месяц в этой части он превзошел все свои немалые прижизненные достижения – ведь ангелы не знают устали ни в чем. Потом ему стало скучно и он сделался совершенно несносен – всё это было еще до того, как я очутился здесь, и знаю по его собственным рассказам. Затем он увлекся эмпатами и большую часть времени проводил в мире людей. Впрочем, люди очень интересуют его и по сей день. Вы будете просто изумлены, насколько мой гуру осведомлен о культурных, научных и прочих достижениях современной цивилизации. Добавлю, что вас поразит его речь – вы, конечно, знаете, что невероятное чувство языка позволило Александру Сергеевичу при жизни писать так, как другие стали лишь столетье спустя. Оттого он и разговаривает, словно ваш просвещенный ровесник – я имею в виду не только лексику, но и стиль – гениальность его не оставила и в этом мире. Впрочем, вернемся к истории Пушкина в мире ангелов. Спустя лет двадцать после появления здесь, он принялся заниматься благотворительностью – страстно, как всё, что он делал раньше, и с упорством, приобретенном уже в этом мире. Я уже упоминал, что ангелы, которых стали забывать на Земле, начинают влачить довольно жалкое существование – слабые крылья не обеспечивают им простейших жизненных удобств. Строго говоря, удобства ангелу не нужны – жилище, еда и питье лишь удовлетворяют потребности, вызываемые к жизни самим же ангелом. Но именно выполнение таких простых желаний составляет основу душевного комфорта – разумеется, я сейчас веду речь о простых душах. Для тех, кто продвинулся на пути самоусовершенствования, счастье состоит совсем в другом.

– А вы сами, Тадеуш Янович, нуждаетесь в таких приземленных радостях? – нетактично перебил наставника Петя.

– Я в состоянии получать от этого удовольствие, – улыбнулся Булгарин, – так что судите об этом сами. Давайте, вернемся к Пушкину. У себя на подворье (а оно, как я уже говорил, очень велико), он поселил невероятно большое число забытых ангелов, обеспечив их не только плотскими радостями жизни, но и дав им смысл существования, предоставил занятие, позволившее ощущать себя безусловно полезными.

– Полезными – для кого, и что это за занятие? – не удержался Петя.

– С помощью своих пансионеров, он осуществляет связь между не знакомыми друг с другом ангелами. Что-то вроде службы знакомств, если угодно. Вскоре вы всё сами увидите, нас уже ждут. Если вы готовы, давайте тронемся в путь.

Глава VII

Прометей и Петрос подружились. Они по-товарищески болтали на самые разные темы, правда, неосведомленность молодого Внемлющего иногда ставила Прометея в тупик. Так, как-то раз, Петрос высказал сомнения в том, что Первые Боги вообще когда-либо существовали, и что их не придумали жрецы.

– А как же Баргу удалось так сильно опередить другие народы, если Первые вам не помогали? – удивился Прометей. Петрос начал говорить о врожденном таланте народа Барга и изначальном превосходстве над другими расам, но умолк, натолкнувшись на обескураженный взгляд Бога.

– Не бойся, я не обижаюсь, но ты должен знать, что когда-то я был простым воином племени, которое и на сегодня достаточно дикое. Мои соотечественники мне неинтересны, и я там почти не бываю, но, уверяю тебя, ни о каком расовом превосходстве жителей Барга над другими людьми нет и речи. Сейчас я, бывший варвар, гораздо умнее любого человека. Конечно, определенные преимущества мне дают возможности Бога, но пять веков непрерывного обучения и опыта куда важнее. Конечно, не всем время идет на пользу. Я смотрю на многих Богов и понимаю, что уместнее они бы смотрелись в роли начальника бани где-нибудь в провинции, да и баню я бы доверил не каждому. Есть у нас такая богиня Стебнéва – тупая злобная тварь, которая, даже грамоте не удосужилась выучиться. Ей бы совокупляться со своим гаремом, и ни во что не вмешиваться – и горя бы никто не знал, так нет же! Увлеклась стратегическим планированием развития цивилизации! – похоже, неизвестная Петросу Стебнéва крепко наступила на мозоль Прометею. Петрос, чтобы переключить внимание разошедшегося друга, поинтересовался:

– А существуют какие-то доказательства, что Первые, действительно, существовали?

– Конечно! В столице номоса Без Номера есть храм Первых. Хочешь, завтра туда слетаем?

Со стороны летающего ангела Пете прежде видеть не доводилось, поэтому за наставником он наблюдал с большим интересом. Не меняя положения тела, Булгарин поднялся над креслом, там распрямился и свечой ушел в фиолетовое небо. Выглядело это очень впечатляюще, но не слишком правдоподобно – всякого рода супермены из фильмов летали куда как более натурально. Молодой человек немного замешкался, наблюдая взлет учителя, а потом расправил крылья и полетел вслед.

– Долго нам лететь? – поинтересовался он, догнав Булгарина в мерцающем сумраке эфира.

– Недолго, всего пару минут. Любой полет к известной цели занимает именно столько времени.

– Как же так? – удивился молодой человек, – этот мир населяют миллиарды ангелов, у каждого свое подворье – у кого больше, у кого меньше, а это значит, что расстояние между крайними точками мира составляет тысячи, да что там, – сотни тысяч километров! И эту дистанцию можно преодолеть за пару минут?

– Я сам до конца этого не понимаю, – признался Булгарин. – Поговорите об этом с Пушкиным, он мне объяснял, что мы не летаем в полном смысле слова. Наш полет, по его словам, – психологическая метафора и не имеет отношения к перемещению в пространстве. Это всё, что я запомнил. Возможно, вам удастся продвинуться дальше в постижении этого феномена.

– Что-то я сомневаюсь, – подумал Петя, и пообещал: «Поговорю, обязательно».

Прошло еще несколько секунд. Вдали показалась светящаяся точка, которая, спустя мгновение, превратилась в круг, а еще через полминуты закрыла половину неба, напоминая хорошо знакомую по фотографиям Землю с космической орбиты.

– Недурно, – прокомментировал Петя, – ваш друг в качестве фазенды соорудил себе целую планету – впечатляющий масштаб!

– За мной, вниз! – скомандовал Булгарин. Петя, подивившись тому, как естественно верх, где располагалась планета, в одно мгновение сделался низом, где лежала земля, последовал за ним.

Путешественники зависли над высоким холмом, поросшим осенним лесом. Прямо под ними могучие клены вздымали вверх ветви, покрытые красными листьями. Между кленами, здесь и там, виднелись высоченные вековые ели, казавшиеся черными на фоне багряной листвы, а внизу небольшими группками стояли хрупкие березки, украшенные монистами золотых листьев. На безлесной вершине холма, покрытой невысокой зеленой травой совершенно летней расцветки, стоял небольшой деревянный домик. Открылась дверь, и на крыльце появилась стройная мужская фигура, облаченная, как казалось издали, в обтягивающие джинсы и футболку. Полетев ближе, Петя понял, что не ошибался – на высоком рыжеволосом парне действительно были голубые джинсы и черная футболка с белой надписью I was born to be red.

– Привет, Француз! – воскликнул Булгарин и, расставив руки для объятья, почти бегом двинулся к рыжему.

– А, Бýлгар! – радостно закричал Пушкин, и они обнялись.

– А это и есть твой протеже? – выпутавшись из объятий друга, великий русский поэт с интересом взглянул на Петю.

– Да. Позволь тебе представить: Петр Андреевич, он здесь уже неделю.

– Ты так его и называешь – Петр Андреевич? – расхохотался Пушкин, – а он тебя как – Фаддей Венедиктович? На дворе двадцать первый век, Бýлгар, а ты все в девятнадцатом живешь. Петр, подгребай к нам, не стесняйся, – последние слова относились, разумеется, к Пете.

Молодой человек со смущением приблизился и негромко произнес:

– Очень приятно, Александр Сергеевич. Я очень много о вас слышал. И читал… кое-что.

– Нет, так дело не пойдет! – закричал Пушкин. – Все быстро за стол, сейчас выпьем вина, познакомимся по-настоящему.

– И то верно, а то стоите, Петр Андреевич, фетюк-фетюком, – негромко добавил Булгарин.

– Чт-о-о? – удивился Пушкин, – что ты сказал?

– Ты, Француз, днями «Мертвые души» не перечитывал? – невинным голосом поинтересовался Петин наставник.

– Было дело, – не стал спорить Пушкин, – а ты по чему догадался?

– Так ты же теперь вылитый Ноздрев, – объяснил Булгарин, и друзья рассмеялись.

Ноздрева Петя помнил, хоть и смутно, из школьной программы. Как представлялось Пете, гоголевский персонаж вид имел не рыжий, а, скорее, цыганистый, но манера поведения вполне соответствовала смутным воспоминаниям.

– За стол, за стол! – скомандовал Пушкин, и небольшая компания расположилась вокруг невесть откуда появившегося стола, уставленного бутылками, дымящимися блюдами и фруктами.

– Я тебя буду звать Петром, – объявил Пете хозяин, – пока прозвища не придумаем. А меня зови, хотя бы, Французом – согласен?

– А почему вас Французам зовут?

– Тебя, тебя – никаких вас! А Французом с детских лет зовут, не знаю уж почему.

– Потому, что на обезьяну похож, – подключился к беседе Булгарин – отчего-то он очень развеселился.

Старые друзья рассмеялись над непонятной шуткой, а затем Француз сказал строгим голосом:

– А Бýлгара Булгаром зови. Не возражаешь, Бýлгар?

– Лучше я буду вас Тадеушем звать, можно? – смущаясь, попросил Петя.

– Тогда уж лучше Яном, – предложил Булгарин, – и на «ты». Я собирался предложить это позже, уже когда мы сможем обмениваться мыслями, но Француз, как всегда спешит, егоза.

За столом, по настоянию Пушкина, все выпили холодного кислого шампанского и поцеловались (от Булгарина пахло дорогим мужским одеколоном а Пушкин, почему-то, источал вкусный запах свежих яблок).

– Что-то, Бýлгар, ты постарел, – ехидно сказал Пушкин после очередного фужера, – в прошлый раз лет на восемнадцать выглядел, а теперь на все сорок – прямо взрослый солидный господин. Никак решил изменить своей неприступной возлюбленной и завел подружку с геронтофильскими склонностями?

– А тебе что за фантазия пришла рыжим сделаться? – парировал Булгарин, – я вон Петру обещал знакомство с красавцем Аполлоном, а ты – вылитый Лепрекон.

Как помнилось Пете, сказочный Лепрекон был коренастым рыжим уродцем, но сравнение позабавило, и он рассмеялся вместе со всеми.

– А ты, Петр, – обратился Пушкин к Пете, – отчего таким розовощеким херувимом представляешься? Решил вспомнить детство золотое?

– Пете было двадцать четыре года, – негромко объяснил Булгарин. – Он приблизительно таким и был.

– Извини, Петр, – не особенно смутился Пушкин, – ты еще пока не привык, наверное, оттого и переживаешь. Ничего, скоро поймешь, что здесь жизнь только начинается.

Они еще долго сидели за столом, с удовольствием разговаривая о какой-то милой чепухе, словно были знакомы уже очень давно. Петя за полгода, которые Маришка посвятила его воспитанию, превратившийся, если не в гурмана, то в человека, разбирающего, что ест, не удивлялся, что котлеты – это не только уютные комочки из фарша, но и аппетитные кусочки баранины с торчащей пистолетом косточкой, и держался за столом уверенно, увлеченно обсуждая достоинство каждого нового блюда. В какой-то момент попыталась появиться почти неловкая ситуация, когда молодой человек постарался объяснить своим поднаторевшим в застолье друзьям, что жареное мясо надлежит запивать красным вином, а не шампанским, но недоразумение быстро сошло на нет, причем неловкость отнюдь не замяли, а разрешили свойственным пытливым умам образом – экспериментом. В результате сошлись на том, что оба подхода имеют право на существование и практическое использование. В какой-то момент Пушкин поднялся (он уже оказался во фраке), щелкнул крышкой карманных часов (Пете отчего-то пришло на ум слово брегет) и объявил, что пора ехать.

– Ты, брат, что-то осоловевшим выглядишь, – сообщил он Пете, – сейчас я приведу тебя в порядок, да и ты, Бýлгар, похоже, подустал.

– Не нужно, я сам умею, – попытался возразить Петя, получивший кое-какую практику на подворье Булгарина.

Петины друзья переглянулись, Булгарин улыбнулся и очень мягко, словно стараясь не задеть чувств молодого человека, сказал:

– Петр, эти полезные фокусы возможно демонстрировать лишь на своем подворье, либо на подворье гуру, то есть, у меня. Здесь у тебя ничего не получится.

– Нет, я сам! – настойчивость Пети определенно отчасти объяснялась выпитым шампанским.

– Изволь! – развел руками Пушкин (кстати, под воздействием благородного напитка, как заметил Петя, он стал изъясняться слегка архаичным языком своего столетья), – ты же исследователь натуры, мой друг, и должен верить лишь опыту и разуму.

Петя приложил незначительное усилие и вновь почувствовал себя абсолютно трезвым, голодным и способным к продолжению гастрономических подвигов. Затем он, руководствуясь товарищескими чувствами, произвел ту же операцию со своими друзьями.

– Не нужно так шутить, Француз, – в голосе Булгарина слышалось явное осуждение, – Петр должен сам исследовать пределы своих возможностей!

– Клянусь тебе, это он сам! – воскликнул Пушкин. – Похоже, у нашего нового друга есть что-то от архана, он здесь у меня чувствует себя, как дома!

Потом они взлетели, и двинулись куда-то на запад – Петя сам не понимал почему, но был уверен, что летят они именно на запад.

– Не пора ли тебе начинать уже думать о своем собственном подворье? – обратился к нему Пушкин.

– Я уже думаю. А на что я могу рассчитывать? Ян говорил, что возможный размер подворья ограничен числом нитей в крыльях.

– Исходи из того, что одна нить обеспечивает тебе около двадцати кубических метров пространства. Пустынного пространства, если быть точным. Любой интерьер обойдется гораздо дороже.

Дальше летели молча. Потом Петя произнес:

– Что-то у тебя не сходится.

– Что же?

– Как я вижу, радиус твоего подворья-планеты километров пятьсот.

– Чуть побольше – и что?

– А то, что тебе для нее потребовалось бы нитей в пару-тройку миллионов раз больше, чем сейчас живет людей на Земле – и это при условии, что все жители планеты – твои эмпаты.

Пушкин довольно долго молчал, а потом негромко спросил:

– А что скажешь ты, Бýлгар?

Булгарин задумался, начал и закончил свои вычисления, после чего подтвердил:

– Похоже, Петр прав. Странно, что мне раньше этого не приходило в голову.

– Ты – молодец, Петр, – теперь Пушкин обращался прямо к Пете. – Я создал и контролирую лишь оболочку планеты и то, что на ней. Там внутри, я полагаю, по-прежнему мерцающий мрак, который мне не принадлежит. Получается что-то вроде дутого золотого браслета.

Петя почувствовал неловкость. Чтобы разрядить обстановку, он попробовал пошутить:

– Подумаешь! Это всего лишь означает, что права на полезные ископаемые принадлежат не тебе. Тебя же это не расстраивает?

Пушкин ничего не ответил и продолжил лететь вперед. Молчание стало казаться Пете неловким, и он обратился к Булгарину:

– Ян, ты говорил, что путешествие в любую точку занимает пару минут, а мы уже летим с четверть часа.

Похоже, Булгарина молчание тоже стало тяготить, поэтому он ответил с выраженным воодушевлением:

– Пара минут – это в ничьем пространстве, в эфире, там, где мрак и мерцание, а по подворьям мы перемещаемся со скоростью около восьмисот километров в час, примерно, как современный пассажирский самолет. Тем самым, чтобы обогнуть владения Француза по орбите, нам потребуется пара часов. Впрочем, мы уже почти прилетели – по счастью, Петергоф не антипод Савкиной горки, где мы так славно отобедали.

Вдали и в самом деле уже стали видны правильные контуры ухоженного французского парка, дворец и канал, соединяющий дворец с морским заливом, а еще через минуту Петя увидел знаменитый фонтан – золотого Самсона, раздирающего пасть льву.

Приземлились в сотне метров от главного входа во дворец.

– Не хочешь ли переодеться? – предложил Пете Пушкин.

– Это обязательно? – поморщился молодой человек, вполне удобно чувствовавший себя в любимых джинсах.

– Отнюдь нет, – пожал плечами Пушкин, – никакого дресс-кода здесь нет – это тебе не московский клуб. Впрочем, всё же, на первый раз, я бы посоветовал фрак – думаю, он тебе будет к лицу.

Петя внимательно изучил устройство фрака на ладной фигуре нового друга и через секунду оказался облаченным в такой же.

– Ну и как тебе это нравится? – обескуражено спросил Булгарина Пушкин, – на чужой территории твой чхота, словно дома!

– Очень нравится, – с улыбкой ответил тот.

В бальную залу зашли в таком порядке: сначала Петя, за ним Булгарин, а замыкающим выступил Пушкин. Взоры обратились к ним. Петя смотрел на лица мужчин, все, как на подбор, волевые и красивые, на их прямые спины и широкие плечи, но наибольшее внимание привлекали женщины – молодые, восхитительно прекрасные и при этом очень разные. Оркестр ненадолго смолк, раздались многочисленные одобрительные возгласы, но поприветствовать их лично подошло всего лишь несколько пар – Петя понял, что собравшиеся не хотят показаться чересчур навязчивыми.

– Сегодня здесь какой-то праздник? – негромко спросил он у хозяина.

– Конечно, Петр. Праздник твоего первого выхода в свет. Все собрались поприветствовать тебя и порадоваться за Бýлгара – моего друга.

– Но почему? Сложно представить, что таким образом чествуют любого нового ангела!

– Ты прав. Дело в том, что ты первый чхота Бýлгара за последние лет сто двадцать – нынче не модно умирать с именем Фаддея на устах.

Последующие несколько часов прошли во взаимных представлениях. Пушкин подводил к Пете своих гостей – мужчин и женщин, знакомил их, после чего, обменявшись с Петей несколькими учтивыми фразами, новые знакомые приглашали бывать у них запросто и уступали место новым парам.

– После такого приглашения, – шепнул на ухо Булгарин, – ты всегда сможешь найти их подворья и будешь там желанным гостем.

– До чего же они все красивы, – невпопад ответил Петя, – действительно, настоящие ангелы.

– Красота – всего лишь вопрос личного и общественного вкуса. Кроме того, красивы лишь те, у кого хватает сил поддерживать эту красоту. В этом мире есть и другие, увы. Ты, чуть погодя, некоторых из них увидишь.

Знакомясь с гостями и выслушивая массу комплиментов, по большей части совершенно не заслуженных, Петя, неожиданно для себя осознал, что помнит все без исключения имена новых знакомых. Еще пару недель назад, до обретения статуса ангела, молодой человек, будучи кому-то представленным, заверял нового знакомого, что ему очень приятно и тут же забывал, как того зовут – то ли Борис, то ли Александр, а, возможно, Сергей или Дмитрий. А сейчас, провожая взглядом кружащиеся в танце пары (что это за танец – вальс? фокстрот?), Петя совершенно не путался в именах гостей – похоже, сделавшись ангелом, он приобрел замечательную память. Интересно, это у всех так?

Сзади неслышно подошел Пушкин, положил руку на плечо, и негромко сказал:

– Вот видишь, Петр, ты уже не одинок, у тебя теперь масса знакомых, которые будут тебе всегда рады. А теперь пойдем, познакомишься с пассией Бýлгара.

Оказалось, что Булгарин уже оставил Петю и удалился на другой конец зала, где беседовал с какой-то дамой – она сидела в кресле, а он стоял у нее за спиной. В тот момент, когда Петя в сопровождении Пушкина приблизился к собеседникам, дама как раз обернулась к Яну, реагируя, на какую-то его реплику. Пушкин весело, но крайне почтительно, привлек ее внимание и представил Петю. Женщина, как и все присутствующие здесь, оказалась писаной красавицей, но определенно чем-то отличалась от других дам – Петя не сразу понял, чем именно. Спустя миг, он сообразил, что в отличие от прочих прелестниц, возраст которых не превышал лет двадцати, подруга наставника выглядела, как очень ухоженная сорокалетняя дама. Признаться, в глазах молодого человека это лишь придало ей привлекательности – его взгляд успел замылиться от лицезрения гладких кукольных мордашек. Содержательной беседы не вышло – после пары фраз стало понятно, что дама очень неглупа и склонна к иронии, переходящей в ехидство, что не помешало ей пригласить Петю при случае заглянуть к ней на подворье. Переведя взгляд на Булгарина, Петя понял, что тому хотелось бы остаться наедине с остроумной собеседницей и довольно быстро откланялся.

– Это из-за нее Ян предпочел солидный облик? – поинтересовался Петя.

– А то из-за кого же? – подтвердил Пушкин. – Стремится соответствовать, – и улыбнулся, как показалось Пете, с определенным цинизмом. Молодому человеку сделалось обидно за наставника, и он спросил:

– А рыжим ты тоже сделался из-за женщины?

– Ничего подобного! Просто, недавно проиграл пари, и оттого буду являть собой Лепрекона еще почти год, а там снова сделаюсь Аполлоном Бельведерским или – отличная мысль! – арапом. Как считаешь – стоит?

Петя искренне постарался решить, какой из обликов пойдет Французу больше, но Пушкин перебил его размышления:

– А сейчас мы с тобой слетаем в одно местечко, и ты увидишь нашу ангельскую жизнь с другой стороны.

– А Тадеуша Яновича, в смысле, Яна, возьмем с собой?

– Оставь, его, – посоветовал Пушкин, – у него сердечная драма – угораздило на старости лет впасть в безответную любовь, мы ему сейчас не нужны, он занят наиглупейшим делом – склоняет к себе ту, которая не хочет дать своей любви. При легкости нравов, царящих в этом мире, ситуация почти что невероятная. В чем-то я ему даже завидую.

– И давно с ним так? – сочувственно поинтересовался Петя.

– Не слишком – лет семьдесят, если мне память не изменяет, – беспечно ответил Француз.

На выходе из зала, уже в дверях, Петя обернулся и понял, что незаметно покинуть бал не удалось – показалось, что взгляды всех гостей устремлены на него, а, может, все смотрели вслед уходящему Пушкину. Петя неловко на прощанье поклонился, а потом поклонился еще – на сей раз глубоко, сопровождая поклон изысканным жестом правой руки, как кланялись французские придворные в каком-то фильме. Когда он разогнулся, в руке у него оказалась широкополая шляпа с голубым плюмажем, которую он водрузил на голову и затем, почти бегом, последовал за новым другом.

Как только взлетели и взяли курс на запад, Петя решил выяснить вопрос, который его занимал последние несколько часов:

– Раньше ты блондином был, теперь рыжий. Как тебя узнают знакомые?

– На подворье хозяина видно сразу. Неужели ты не заметил?

– Нет, – смутился молодой человек, – а как это видно?

– А-а-а, ну ты еще неопытный. Побываешь в гостях у других, сразу почувствуешь – словами объяснить трудно.

Они летели долго, почти час. Под ногами проносились разнообразные ландшафты: осенние лиственные леса в окрестностях Петергофа сначала сменились сосновым редколесьем, а затем хвойной чащей, казавшейся с высоты непроходимой. Затем были зеленые луга, вскоре сменившиеся степью. В степи, похоже, был разгар весны, и она вся была покрыта разноцветным ковром цветов. Петя спустился пониже и различил оранжевые маки, с нежными, словно помятыми лепестками; по зарослям маков время от времени пробегала рябь от несильного ветра. Среди маков встречались фиолетовые острова крокусов – цветов прямых и совсем невысоких – оттого ветром не колеблемых. Еще были незнакомые желтые цветы, похожие на маки и серебристые полосы какой-то травы, которую молодой человек склонен был считать ковылем. За степью началась пустыня – сначала, каменистая, а затем песчаная с барханами, как на конфете Кара-Кум, и с оазисами, расположенными в паре километров друг от друга, с точки зрения пешехода – за горизонтом маленькой планеты. Пустыня уперлась в стену грозных скалистых гор – не слишком высоких, но с сияющими ледяными шапками на вершинах.

Интересно, – подумал Петя, – горы внутри пустые? Если просверлить шахту, что там внутри будет – всякие граниты и базальты или просто мерцающий эфир?

Молодой человек бросил взгляд на спутника, летящего справа в паре метрах от него и решил не тревожить его несущественным вопросом: лицо у Пушкина было очень серьезным и сосредоточенным, он явно о чем-то напряженно размышлял.

Горы сменились круглыми зелеными холмами, на горизонте показалось несколько небольших озер с живописно раскиданными домиками по берегам, а из-за горизонта выглядывал огромный золотой купол.

– Вниз! – услышал команду Петя и последовал за Французом. После приземления Пушкин, бросив взгляд на спутника, предложил:

– Если хочешь, смени костюм; здесь можно обойтись без фрака, – сам он уже был в джинсах и в черной футболке. На груди, на этот раз, была надпись Connecting people. Служба знакомств.

– Сам переоденешься, или помочь?

– Сам, – отмахнулся Петя, и под внимательным взглядом Пушкина тоже переоблачился в джинсы и футболку – без надписи.

– Ну, ты даешь, – восхитился Пушкин, – на чужом подворье, как дома! – и двинулся в обход холма.

Петя лишь пожал плечами – он не любил, когда его хвалят за что-то, в чем нет его заслуги. Нагнав спутника, он поинтересовался:

– Зачем мы здесь?

– Ты прав, – резко остановился Пушкин, – давай побеседуем, – после чего уселся на мягкую траву, опустив ноги по склону вниз и похлопал ладонью подле себя:

– Присаживайся! – и, не дожидаясь, пока Петя устроится, спросил:

– Как ты думаешь, ангелы счастливы?

Вопрос поставил Петю в тупик – в последнее время он был слишком занят знакомством с миром ангелов и своими новыми возможностями, чтобы думать о других. Конечно, каждый день он вспоминал Маришку, беспокоился о ней. Еще он часто размышлял о наставнике, который, казалось, с каждым днем становился всё ближе, чтобы не сказать родней. Но до глобальных мыслей обо всём населении мира ангелов дело как-то не доходило. Петя задумался и начал рассуждать вслух:

– Отчего человек (или ангел – пока я большой разницы не вижу) может быть несчастен? Думаю что, ощущение несчастья всегда вызываются теми или иными страданиями. О физических страданиях, как я уже знаю, речи здесь быть не может. Может быть, причиной несчастья может служить страх потерять всё то, что здесь имеешь – ведь, с точки зрения людей ангелы практически всемогущи. Со временем люди тебя забывают, крылья редеют, уменьшаются возможности. Что может быть еще? Возможно, скука – если не через сто лет, так через тысячу, всё может надоесть. Еще, конечно, не приносит радости беспокойство за своих близких. Я догадываюсь, что моя невеста сейчас подвергается смертельной опасности, но ничем не могу ей помочь. Что с ней – не знаю, мне даже не удалось отыскать ее нити в своих крыльях. С другой стороны, как я теперь знаю, смерти бояться не надо. Одним словом, не вижу причин, чтобы ощущать себя здесь несчастным.

– Как ты думаешь, Петр, отсутствие ощущения несчастья означает счастье? Не отвечай, послушай! Если твоя невеста переселится сюда (хорошо это, или плохо, но рано или поздно это может произойти), ты бы хотел с ней здесь встретиться? – с этими словами Пушкин поднялся с травы и куда-то целеустремленно двинулся, показав Пете следовать за ним.

Если переселится, – мысленно повторил Петя, – Если. А ты тактичен, дружище! – и продолжил, уже – вслух:

– Конечно, хочу и буду продолжать хотеть через много лет, я уверен.

– А как ты намерен осуществить свое желание? Конечно, если в минуту ухода она будет думать только о тебе, то ты ее найдешь на своем подворье. А если нет? Скажи мне, как можно кого-то найти в мире ангелов? Предупреждаю, универсального ответа я не знаю. Не молчи, рассуждай вслух! – Пушкин, не прекращая движения, не отрывал заинтересованного взгляда от Петиного лица. Петя призадумался – от него ждали решения непростой задачи в области, о которой он имел пока очень смутное представление. Он жестом остановил Пушкина, который хотел что-то сказать, и почувствовал, что им овладевает воодушевление, как всегда, когда он сталкивался со сложной проблемой, которая должна иметь решение.

– Не молчи, – повторил приятель.

И Петя начал рассуждать вслух:

Допустим, мне требуется отыскать кого-то в мире людей, предполагая, разумеется, что я тоже человек. Для определенности, будем считать, что я ищу Маришку. Я знаю ее имя, фамилию, день рождения. Думаю, что существуют какие-то справочные, где мне предоставят такую информацию. Хотя, конечно, для начала, я поищу ее в интернете и найду – она зарегистрирована в нескольких социальных сетях и опубликовала пяток статей. Найду, и очень быстро. Теперь вернемся к ангелам. Есть ли здесь справочные службы? – очень сомневаюсь.

– Почему? – с интересом спросил Пушкин.

– Думаю, что информационной основой для справочной службы должно быть что-то вроде переписи населения. Такими вещами у нас, то есть, у них, у людей, занимается государство. У ангелов государства, полагаю, нет и быть не может.

– Почему? – повторил Пушкин.

– Я думаю, его функции здесь не востребованы. Зачем в мире ангелов защита прав граждан, обеспечение безопасности их деятельности? Кому здесь нужны медицина, образование, дороги, экология? У людей с государством сотрудничают либо в надежде получить что-либо, либо опасаясь наказания. Чаще всего, оба стимула работают одновременно. То есть, у государства в руках должен быть кнут и пряник. А здесь ни о каком прянике речи быть не может, ведь я не могу ни с кем поделиться своими крыльями. Ведь не могу, правда?

– Ты можешь сотворить что-нибудь – одежду, пищу, мебель, драгоценности и подарить кому угодно. Но ты не можешь создать подворье не для себя. Твое подворье всегда будет твоим, и на твоей земле никто не сможет пользоваться силой своих крыльев. В этом смысле ты прав – поделиться своими крыльями нельзя, и возможный пряник больше напоминает черствую горбушку хлеба и будет в радость лишь голодному. Что касается кнута, то и его здесь нет и быть не может. Никто не сумеет причинить физического вреда ангелу, если ангел сам того не пожелает.

– Наверное, можно лишить ангела свободы передвижения? Устроить что-то наподобие тюрьмы для тех, кому предназначен кнут.

– Ангела пленить нельзя. Вскоре ты это узнаешь – Бýлгар объяснит.

– Я так и думал. У ангелов нет общих целей и сплачивающих опасений, ни кнут, ни пряник не нужны и, строго говоря, существовать не могут. Значит, государство не нужно и невозможно. А почему мы заговорили о государстве? – спросил Петя и тут же себе ответил:

– Вспомнил. Я говорил, что в основе базы данных жителей нашего мира должна лежать перепись населения, устроенная государством. А если бы этим занялось частное лицо, я, например? Что мне может помешать?

– Продолжай! – заинтересованно попросил Пушкин.

– Вот, например, я сегодня познакомился, – Петя на секунду задумался, – с двумястами шестнадцатью твоими гостями и получил столько же приглашений посетить их подворья. Кстати, мне кажется, что я смогу навестить любого из новых знакомых, я уверен, что знаю, куда лететь. Итак, допустим, у каждого из них по две сотни знакомцев. После того, как я перезнакомлюсь со всеми, моя адресная книжка будет содержать около сорока тысяч записей. Затем я познакомлюсь со знакомыми новых знакомых – это уже восемь миллионов, и так далее в геометрической прогрессии. Интересно, я смогу их всех держать в голове?

– Сможешь. У всех нас тут память абсолютная и ничем не ограниченная.

– Теперь давай подумаем, сколько у меня уйдет на это времени. Перемещение между двумя подворьями занимает около двух минут. Значит за сутки, я смогу облететь около шестисот адресов – я же могу отказаться от сна.

– Не сможешь. То есть, от сна откажешься запросто, а шестьсот подворий не облетишь. Тебе же еще в гостях знакомиться предстоит.

– Хорошо, не шестьсот. Пускай сто. Значит, за год у меня будет около тридцати тысяч контактов, за десять лет триста тысяч, а за сто – три миллиона.

– В целом, твои рассуждения справедливы, правда, свою производительность ты переоценил раз в десять, а то и в пятьдесят хотя бы потому, что мало у кого ты застанешь дома сотню гостей. Не обратил внимания, сколько у Булгара было посетителей, за последние дни?

– Никого не было, кроме меня. Кажется, я погорячился, – Петя как-то сразу сник.

– Не расстраивайся, в целом ты мыслишь верно. Просто, заботиться об этом должен не один человек, а много, целое сообщество. Именно этим я занимаюсь здесь уже очень долго. Говоря коротко, я устроил здесь что-то вроде упомянутого тобой адресного бюро. Сейчас увидишь, – и Пушкин указал на поднимающийся из-за горизонта храм – огромное здание с золотым куполом, в сторону которого они направлялись.

Глава VIII

Достигнув условленного места, Петрос отпустил храмовый паланкин и велел носильщикам возвращаться в город. Солнце стояло почти в зените – скоро наступит полдень, и он, наконец, увидит своего друга Бога Прометея не во сне, а живьем. Прячась от зноя под жидкими ветвями единственного в округе дерева, Петрос часто поглядывал вверх. Отведя в очередной раз глаза от солнца, словно приклеившегося к небу, он обнаружил возле себя Прометея – Бог появился совершенно бесшумно. Выглядел Прометей так же, как во сне – огромный мужчина атлетического сложения. Правда, красную мантию он сменил на белую тогу – по случаю путешествия, наверное.

– Я сделаюсь невидимым, чтоб не привлекать лишнего внимания, – предупредил Прометей, взял Петроса на руки и поднялся в воздух. Молодому человеку часто приходилось летать во сне. Проснувшись, он с наслаждением вспоминал ощущения свободы и скорости. Настоящий полет оказался совсем не таким. Во-первых, было очень страшно. Петрос чувствовал, что друг его крепко держит, но самого друга видно не было. Поэтому молодой человек изо всех сил сжимал невидимую руку Прометея и вскоре от этого устал. Во-вторых, очень дуло. Ландшафт внизу едва полз, а холодный ветер словно невидимой рукой прижимал юношу к невидимой тоге Прометея.

– Холодно, – пожаловался Петрос.

– Лезь ко мне за пазуху.

Петрос почувствовал, как невидимые руки переместили его к теплой груди; там он быстро согрелся и заснул.

Прометей снова сидел на своем троне.

– Вставай, – приказал он. Петрос вскочил со стула.

– Да не в этом смысле. Просто проснись. Мы уже возле храма Первых.

Петрос открыл глаза и быстро встал. Прометей, который уже вернул себе видимость, сладко потягивался, а Петрос принялся оглядываться и вскоре понял, что смотреть, собственно, не на что. Вокруг до самого горизонта лежала гладкая пустыня. Поземкой струился мелкий песок, а вверху, в волосах Прометея, словно в вершине дерева, свистел ветер.

– Вон туда смотри, – показал Прометей, и Петрос метрах в десяти увидел матовый металлический шар, чуть выше его самого.

Поначалу Петя решил, что узнал храм с золотым куполом, вырастающий из-за горизонта – это была копия питерского Исаакиевского собора. По мере приближения стало ясно, что архитектурно здание, действительно, напоминало Исаакий, но было в несколько раз больше. Проходя через колоннаду к циклопической двустворчатой двери, молодой человек подумал, что не мог себе вообразить, что существуют такие огромные – толстые и высокие, колонны и невероятно большие двери. По размерам двери ощутимо превышали кремлевские ворота, как их помнил Петя. За дверью оказался единственный зал – невероятный по площади и высоте, его дальних стен не было видно, они скрывались в темноте. Долго, очень долго друзья шли по огромному помещению, пока не оказались в ярко освещенном центре – совершенно одни.

Пушкин в это время рассказывал, как устроено его «адресное бюро», при этом удивительным образом сочетал термины информатики с лексикой более уместной при описании организации какого-нибудь каталога большой библиотеки или удобной поваренной книги. В этой книге отдельные тома посвящены первым, вторым и третьим блюдам, а также холодным и горячим закускам. Разделы томов отданы постной, скоромной, вегетарианской и веганской пище, главы внутри разделов описывают национальные кухни, а еще были параграфы – в них представлены блюда холодные и горячие, сгруппированные в зависимости от цвета и консистенции. Но горе тому повару, что отнесет так любимый Петей гуляш не к супам, а к основным блюдам! Не поможет ему хитрая структура книги отыскать вожделенный рецепт, и придется повару в поисках гордости венгерской кухни перечитывать весь список блюд, а их немало – если вспомнить, что в нашей метафоре под одним блюдом мы показали одного ангела, окажется, что блюд в книге – миллиарды.

Вскоре Пете стало ясно, что носители информации – вовсе не печатные страницы воображаемой книги. Информацию хранили ангелы, постоянно проживающие на пушкинском подворье (Француз отчего-то называл их «пансионерами»). Информация могла быть такой: сведения об искомых ангелах, сведениях о тех пансионерах, что обладают сведениями об ангелах, сведения об ангелах-пансионерах, знающих про пансионеров, которые владели данными о пансионерах, обладающими сведениями об ангелах и так далее. Спустя пару минут Петя понял, что Пушкин использует проверенную временем, но абсолютно не модную и не слишком эффективную иерархическую структуру организации данных. Петя тут же начал знакомить нового приятеля с современными идеями обработки информации, но Пушкин жестом его остановил, указав взглядом на множество выходящих из темноты фигур. Фигуры медленно шагали к освещенному центру зала. Пете они сразу не понравились – именно так, механически, неспешно, тихо и целеустремленно передвигались персонажи из фильмов про зомби. Пете, в отличие от Маришки, такие фильмы не нравились; честно говоря, смотреть их он просто боялся. Фигуры понемногу выходили на свет, и неприятные ассоциации с живыми мертвецами усилились. Все люди (точнее, как себя тут же поправил Петя, ангелы) выглядели очень непривлекательно – разнообразные признаки возрастной немощи и дряхлости были налицо: морщинистые лица с отвисшими щеками и подбородками, кожа, покрытая пигментными пятнами, волосы – седые, редкие, а то и вовсе отсутствующие, выцветшие глаза, почти скрытые набрякшими веками, ожирение или чрезмерная худоба. Наверное, ужасное впечатление усиливалось разительным контрастом с публикой на приеме в Петергофе – там все гости воплотили собственные представления о том, как должен выглядеть красивый человек. Пусть их представления были не слишком оригинальными (Петя вспомнил собственные иронические замечания по этому поводу), но факт остается фактом – другого собрания столь красивых людей, как петергофского, вообразить было бы невозможно. Тем временем тысячи и тысячи немощных ангелов смыкались вокруг Пети и его проводника. Они молча не отрываясь смотрели на Пушкина, и всё новые и новые старики прибывали откуда-то; казалось, что вскоре весь огромный зал будет ими наполнен. Петя не выдержал и начал проталкиваться к выходу сквозь безмолвную толпу. Ангелы, не отводя взгляда от Пушкина, послушно расступались, чтобы тут же сомкнуться за спиной у молодого человека.

Петя вышел на свежий воздух, в руках у него тут же очутилась зажженная сигарета, которой он жадно затянулся и с опаской оглянулся – казалось страшные геронты будут его преследовать. Но из высокой двери вышел только Пушкин, удивленно поинтересовавшийся:

– Они тебя что, испугали?

– Почему они все такие дряхлые? – с недоумением спросил Петя, – я понимаю, что у них нет нитей, чтоб формировать свое тело, но не могли же все они уйти из жизни в таком ужасном состоянии!

– Ангелы, лишенные крыльев, стареют. Не знаю, почему, но стареют, даже если попали сюда молодыми.

– И я тоже? – в голосе молодого человека отчетливо послышалась тоска.

– Вовсе не обязательно, – легкомысленно утешил Француз, – некоторые уходят отсюда в расцвете сил.

Петя понял, что не готов к новым печальным подробностям устройства этого мира, и сменил тему:

– Можешь показать, как работает эта твоя живая картотека? Только, было бы хорошо, чтоб зомби оставались там, – и Петя опасливо бросил взгляд на исполинский вход в собор – одна огромная створка была слегка приоткрыта.

– Да, конечно, с теми, что в соборе я общаюсь мысленно.

– Они все появились на твоем подворье? – догадался Петя, вспомнив объяснения Бýлгара.

– Да, все они мои чхота, – кивнул Француз. – Кого из ангелов ты бы желал отыскать?

Как это ни странно, Петя знал, кого хочет найти, с кем поговорить, кому задать единственный вопрос. И это были не умершие ближайшие родственники – давайте не будем осуждать за это нашего героя, – дело в том, что лет с двенадцати он мечтал задать особый вопрос одному единственному человеку, и были это не папа-мама или другие близкие люди, увы. С самого детства у Пети, как и у многих одаренных детей, была мечта доказать Великую теорему Фермá. Спросите, почему тысячи, а то и сотни тысяч молодых дарований мечтали именно об этой Теореме? – Очень просто. Дело в том, что в ней идет речь об очень понятных вещах. Всем известно, что сумма квадратов двух целых чисел может в точности составлять квадрат третьего целого числа. Вот самый известный пример: три в квадрате плюс четыре в квадрате равняется двадцати пяти – квадрату пятерки, и таких троек чисел существует бесконечное множество. А может ли сумма кубов, третьих степеней двух чисел, составлять куб другого целого числа? Пьер де Ферма, математик живший в далеком семнадцатом веке, утверждал, что такого быть не может. Более того, таких замечательных троек чисел не существует не только для кубов, но и для четвертых, пятых, шестых и так далее степеней – любых целых больше двух. Собственно, это утверждение и есть Великая теорема. Говорят, что Ферма изложил ее на полях какой-то книги и там же написал, что придумал какое-то удивительное доказательство, которое записывать не стал. Прознав об этом, Петя вместе с тысячами амбициозных школьников всего мира, а также неисчислимым количеством вполне взрослых безумцев, принялся доказывать Теорему. Позже, сделавшись профессиональным математиком, молодой человек узнал, что теорема уже была доказана к тому моменту, как он про нее услышал. Ознакомившись с доказательством Петя вынужден был признать его правильность, но не нашел в нем ничего удивительного – Ферма, скорее всего, доказал свою теорему иначе, куда более изящно. Вот, почему, наш начинающий ангел попросил Пушкина свести себя со своим кумиром-математиком.

Александр Сергеевич рукой дал знак не мешать, прикрыл глаза и неспешно повернулся спиной к Пете, а лицом к храму. В молчании прошло несколько минут, потом Пушкин резко развернулся и объявил:

– Твоего математика здесь нет. И, судя по всему, никогда не было.

– Он что, до сих пор жив? – спокойно поинтересовался Петя; кажется, он потерял способность удивляться чему бы то ни было.

– Едва ли, – усомнился Пушкин. – Говоря «здесь его нет», и имею в виду, что он не входит в число знакомцев моих пансионеров, хотя, должен бы – личность популярная. А, может быть, дело в том, что в наш мир попадают не все, так считают многие.

– А куда же деваются остальные?

– Да кто их знает? Куда-то еще, наверное. Простодушная часть местного населения полагает, что мы в раю, а остальные – сам понимаешь…

– Ты тоже так считаешь?

– Нет. Определенно, нет. Конечно, пути Господни неисповедимы, но не до такой же степени! Скажу тебе честно, если я своим земным путем заслужил рай, то те, кто попал в ад настолько крупные грешники, что я и представить не могу их земные хулиганства! Впрочем, ну их всех – и грешников, и праведников. Садись-ка, брат Петр за стол – уж сколько времени не ели, подставляй бокал!

Петя протянул невесть откуда взявшийся в руке фужер, который Пушкин тут же наполнил из темной непрозрачной бутылки. Молодой человек поднес бокал к носу, вдохнул запах, почувствовал мелкие брызги, вежливо отпил полглоточка шампанского и задумчиво произнес:

– Возможно, религиозные представления о грехах, добре и зле не слишком соответствуют действительности, и всё дело в этом?

– А вот в этом можешь не сомневаться, – подтвердил Пушкин. – Абсолютно не соответствуют. Я был уверен, что ты это смекнул, сразу, как только здесь очутился.

– Я об этом еще не успел подумать, – признался Петя.

– Кстати, твой патрон сейчас будет здесь. Гуру, в смысле.

– Здорово! – обрадовался Петя и окинул взглядом горизонт, – ты его что, уже видишь? А, вспомнил, – он же пришел сюда через твое подворье. А когда я смогу с Бýлгаром так же разговаривать?

– Через годик, полагаю. Кстати, вот и он.

В небе, с той стороны, откуда недавно прилетел Петя, обнаружилась точка, которая вскоре выросла в знакомую фигуру.

«Моцарт, ты выпил без меня!», – раздался в голове голос Булгарина, словно тот не завис метрах тридцати над головой, а находился где-то совсем рядом.

– Почему Моцарт? – удивился Петя.

– Он тебя слышит, Бýлгар, – радостно закричал Пушкин, – этот enfant prodige тебя уже может слышать!

– Что такое энфант продиж? – подозрительно спросил Петя.

– По-русски это будет «вундеркинд», – очень серьезно ответил Пушкин, а потом, отчего-то рассмеялся, наверное, глядя на сияющее лицо Булгарина:

– Что, друг Бýлгар, похоже, твои сердечные дела налаживаются?

Ангелы, называются, – с горечью думал Петя, сидя за столом и жуя безо всякого аппетита кусочек нежнейшей баранины, которую Француз, представляя Пете, отчего-то назвал «седлом», – всё едят да пьют, чуть что – сразу за стол. Это что же – основное развлечение здесь? Похоже, жизнь в раю мне скоро прискучит.

– Ты не прав, Петр, – возразил Булгарин. – Есть здесь вещи и более притягательные.

– Вы бы говорили оба вслух, господа, – посоветовал Пушкин, – я же Петра слышать не могу.

– Сейчас ты узнаешь о себе кое-что весьма интересное, – пообещал Бýлгар Пете, – и поймешь, что удовольствие от вкушения изысканной пищи – просто пустяк.

Затем оба Петиных товарища, слаженно передавая друг другу слово, начали свой рассказ.

Оказалось, что Петя – не первый ангел, который на чужом подворье обладает той же силой, что на своем собственном. Лично с такими талантами ни Француз, ни Бýлгар, увы, не знакомы. Но, как и все, они слышали легенды, в которых говорится про удивительных ангелов прошлых времен, для которых местом силы было любое подворье, и это огромное счастье, что Петя оказался из их числа. Кстати, в легендах таких ангелов называют Высокими Богами, архангелами или архáнами – еще один пример не слишком удачной терминологии.

– Да, что-то паучье в этом слове есть, – согласился Петя. – А в чем же счастье быть архáном? Конечно, есть в этом определенное удобство, но не более того. Объясните!

И друзья объяснили.

Этот мир устроен так, что как только ангел его покидает, его подворье довольно быстро, буквально, в течение нескольких секунд, исчезает. Исчезает не только подворье, но и все предметы, сотворенные ушедшим – даже если они были подарены кому-то из ныне здравствующих. В то же время вещь, изготовленная одним из архáнов, практически вечна. И у Бýлгара, и у Пушкина имеется по паре таких вещиц.

– Это какие-то записи, рассказывающие о прошлых временах? – предположил Петя.

– Увы, нет, – со вздохом признался Бýлгар. – Я владею двумя ювелирными украшениями, а у Француза есть тоже пара побрякушек и некое небольшое устройство неясного назначения. Думаю, он тебе его с удовольствием покажет.

– Покажу, – кивнул Пушкин.

– И какой же в этих побрякушках толк? – недоуменно поинтересовался Петя. – Любой из вас может сотворить такие же почти в любом количестве.

– В нашем мире арханские артефакты выполняют роль денег. Точнее, роль сокровищ, – объяснил Пушкин и многозначительно посмотрел на Петю.

Так, дайте-ка подумать, – остановил молодой человек собравшегося что-то сказать Булгарина. – В мире людей сокровища – это что-то дорогое, ликвидное и относительно компактное. Это что-то существует в ограниченном количестве и не может быть массово изготовлено. К стандартным сокровищам относятся, насколько я знаю, драгоценные металлы и камни, выдающиеся предметы антиквариата и искусства, и наверное, что-то еще, в таком же роде. «Ликвидность» означает, что сокровище можно легко обменять на что-то еще. У людей это товары, услуги, власть. Можно обменять на другие сокровища. А что у вас? Какие, к чертям, товары у ангелов, не имеющих естественных потребностей?

– Товары и здесь имеют цену, – мягко возразил Булгарин. – Не у всех крылья, как у Француза, не все спустя лет двести после своего ухода сюда могут себе позволить свое подворье. А в остальном ты совершено прав: за сокровища можно покупать услуги и, как следствие, власть. А также менять сокровища на сокровища. Ты же сам коллекционер, Петр, должен понимать.

– Вы хотите, чтоб я понаделал для вас всяких предметов из своих крыльев? – расстроено спросил Петя – он успел уже увериться, что Бýлгар с Пушкиным его бескорыстные друзья, и такой откровенный меркантилизм его очень расстроил.

– Дурак, ты, Петр, – сказал Пушкин и негодующе отвернулся.

– Француз высказался резковато, – раздался в мозгу голос Булгарина, – но ты не должен о нас думать так дурно. Нам нужно нечто совсем другое.

– Конкретнее, можно?

– Разумеется, можно, – голос Булгарина был спокоен и уверен. – С того самого момента, как вы покинули Петергоф, мы с Французом были в непрерывной умственной связи, и теперь мы точно знаем, чего от тебя хотим. Мы желаем познать и изменить этот мир. Если подробнее, нам нужны сокровища, чтобы получить власть, власть нам нужна, чтобы получить знания, а знания нужны, чтобы изменить мир. И сокровищ, что ты можешь изготовить, пустив на это хоть все свои крылья, нам совершенно недостаточно. Впрочем, если найдется способ обрести знания другим путем, в сокровищах и власти нужды не будет.

Глава IX

– Это и есть Храм?

– Да, если верить описаниям. Сам я тут никогда прежде не был. Лично меня Первые не интересуют – они не из мира Богов. Я здесь ради тебя, мой друг.

Петрос подошел к сфере. Казалось, кто-то веником расчистил вокруг нее площадку – песок лежал песчинка к песчинке, и никакого ветра здесь не было. На гладкой поверхности сферы выделялся очень черный круг шириной с плечи молодого человека.

– Лезь туда. Это вход.

Петрос осторожно провел рукой по пятну, и ладонь тут же утонула в чернильном мраке. Петрос быстро выдернул руку и внимательно осмотрел – все пальцы были на месте.

– Лезь, или полетели обратно, – нетерпеливо сказал Прометей. Петрос зажмурился и полез. Когда он открыл глаза, обнаружил себя стоящим на четвереньках на берегу черного озера круглой формы. Ровный берег озера был словно очерчен циркулем. Петрос понял, что так выглядит выход из странного места, куда он попал, запаниковал, нырнул в озеро и очутился возле матовой сферы, сидящим на песке. Рядом возвышался Прометей.

– Все изучил, летим обратно?

– Нет, нет, подожди, – сказал Петрос и полез назад в черную дыру. Оглядевшись на берегу озера, он понял, что стоит на внутренней поверхности огромной серебристой сферы. Горизонт задирался вверх и смыкался очень высоко над головой. Молодой человек развернулся и, все ускоряясь, двинулся, удаляясь от озера – вдали, виднелось что-то, нарушающее однообразный ландшафт. Минут через пять, он понял, что впереди еще одна матовая сфера, такая же, как в эфире. На круглом боку чернело знакомое пятно. Петрос пролез через него и снова оказался на берегу черного озера. Горизонт по-прежнему задирался кверху. Кажется, я увидел все, что хотел, подумал молодой человек. Он нырнул в черное озеро, вылез на поверхность, добежал до первого озера, и вскоре оказался рядом с Прометеем.

– Что ты там обнаружил?

– Летим отсюда, расскажу по дороге.

– Этого не смогли бы сделать ни люди, ни Боги, – выслушав отчет, задумчиво сказа Прометей. – Ты получил доказательство того, что Первые – это не выдумка.

– Ты уверен, что Высокие Боги не могли создать это?

– У себя, в мире Богов – запросто. Там можно материализовать любую идею – была бы идея. А здесь – исключено!

Вы хотите изменить этот мир? – удивился Петя. – А что именно вам здесь не нравится? Кажется, вы совсем неплохо здесь устроились. У Француза популярности не меньше, чем при жизни, а ты, Ян, неспешно занимаешься самосовершенствованием, попивая мальвазию.

Отвечать взялся Пушкин:

– Человек всегда что-то хочет изменить. И это же всецело относится к нам, ангелам. Лично меня не устраивает разобщенность ангелов. Потому я и занимаюсь своей службой знакомств – я бы хотел, чтобы у любого была возможность связаться с кем угодно в этом мире. Меня бы вполне устроило довести коммуникации нашего мира до нынешнего земного уровня. К сожалению, по очевидным причинам, моя служба охватывает, в основном, русскоязычную часть этого мира.

– Ты полагаешь, что на Земле я мог связаться с кем угодно? С трудом представляю себе беседу, например, с президентом Соединенных Штатов.

– Если бы поставил себе такую цель в жизни, побеседовал бы. Подумай и согласись.

Петя немного подумал и согласился:

– Если бы очень захотел, то смог бы, наверное. А другая мечта у вас есть?

– Мы с Булгаром хотели бы установить двустороннюю связь с миром людей. Устроить так, словно все мы – и люди, и ангелы вместе живем в общем мире. Пусть, в разных городах, странах и даже на разных континентах, но – вместе. И это – главная мечта.

– Я бы, для начала попробовал перенести твою службу знакомств на компьютерную сеть. Думаю, я смог бы ее создать. Во всяком случае, мобильный телефон у меня сделать как-то получилось. Правда, он не работал…

– Будет славно, если у тебя получится. Я уже пытался, но безуспешно.

– Думаю, получится, – скромно сказал Петя. – А какую роль вы мне отводите в установлении связи с миром людей? И при чем здесь мои арханские способности?

Уже минут через десять молодой человек получил ответ на свои вопросы. По глубокому убеждению его новых друзей, когда-то способ полноценной связи между мирами был известен. Об этом свидетельствует огромное количество преданий – человеческих и ангельских. Это невозможно объяснить лишь навязчивой мечтой не расставаться с близкими, оказавшимися в другом мире. Тем более, что во всех таких рассказах прослеживается ряд закономерностей. Почему эти знания, так всех интересующие, утеряны – другой вопрос. Ответить на него получится, если контакты удастся восстановить. А нынешняя задача Петра – найти в этом мире утерянные когда-то знания, и искать их следует на заброшенных арханских подворьях.

– Арханские подворья – подворья тех, кого здесь называют архáнами, – догадался Петя. – Когда я создам себе подворье, оно, наверное, тоже будет арханским? А как туда можно попасть – ведь хозяев, которые могли бы пригласить к себе, уже давно нет?

– Любой предмет, созданный другим, служит приглашением, – объяснил Ян. – Правда, к арханским артефактам это не относится. Я не могу попасть на подворье того, кто создал мои арханские украшения, если он уже покинул наш мир. А ты, надеюсь, сможешь. Думаю, для начала тебе нужно будет научиться находить обычные, не арханские подворья по предметам. Давай, начнем прямо сейчас?

Петя открыл рот, чтоб согласиться, но тут вспомнил про Маришку, которая сейчас, наверное, в опасности, и всё воодушевление куда-то пропало.

– Сперва я хотел бы поработать еще с нитями моих крыльев. Мне обязательно нужно кое-кого найти.

– Не забывай, сейчас ей ты ничем не сможешь помочь, – раздался в голове булгаринский голос, – она тебя не услышит.

А вслух наставник произнес: «Хорошо, возвращайся на наше подворье и займись своими делами. А мы здесь с Французом еще потолкуем»

До встречи! – попрощался Петя и взмыл вверх. Достигнув эфира, Петя попытался мысленно связаться с Булгариным, но тот, похоже, его не слышал. Зато, оказавшись под знакомыми и уже почти родными фиолетовыми небесами, Петя сумел сообщить Булгарину, что благополучно добрался и сразу получил ответ – наставник поздравил, пожелал успехов и тут же отключился. Подождав немного продолжения беседы, Петя присел на траву, устроился поудобнее, прикрыл глаза и сосредоточился на крыльях.

За последующие два часа начинающему ангелу удалось проанализировать шестнадцать нитей. Маришкиной среди них не оказалось. Кстати, сегодня крылья были мощнее, чем вчера – сейчас в них насчитывалось тысяча двести шестнадцать нитей. После неудачной попытки войти в контакт с очередной нитью, Петя прекратил это занятие и направился к усадьбе, размышляя, чем бы заняться в первую очередь.

Занятие придумалось быстро, и после двух неудачных попыток на столике перед Петей стоял мощный персональный компьютер с широким плоским монитором. Не вдаваясь в подробности процесса генерации электрического тока, молодой человек просто подал 220 вольт переменного тока на вход и нажал кнопку включения. Экран ожил, по нему побежали знакомые строчки, и через минуту компьютер был готов к работе. По привычке, Петя запустил почтовую программу, уже настроенную под себя, и убедился, что новых писем нет. Порадовало, правда, что на отсутствие связи программа не ругалась – Петя достаточно хорошо представлял себе сетевые протоколы, поэтому компьютер был уверен, что находится в интернете. Вскоре рядом с первым появился еще один стол с компьютером, причем, оба устройства были соединены сетевым шнуром. Убедившись, что компьютеры «видят» друг друга, Петя отправил шнур в небытие – в современном мире актуальной является беспроводная связь. Как и предполагалось, связь не прервалась, провод был лишним. Потом Петя решил еще немного поупражняться в области кибернетики. Были созданы несколько серверов, мощное хранилище данных, про которое незадолго до смерти наш ангел прочитал в специальном журнале, а у каждого из компьютеров появилась веб-камера. Камеры смотрели в разные стороны и давали замечательный обзор всей площадки перед усадьбой. Еще Петя сделал современнейший компьютер-планшет (всё из того же журнала) и с легкостью установил связь со своей сетью. Пришло время порадовать своими достижениями патрона. Наставник внимательно выслушал отчет и предложил немедленно встретиться.

За пару минут полета в мерцающем сумраке, Петя успел многое. Во-первых, он сразу определил, куда нужно лететь. Направление указывало как пушкинское подворье, на которое у Пети было приглашение, так и сам Булгарин – Петин гуру. Направления совпадали. В течение первой минуты полета была произведена неудачная попытка связаться через планшет со своей сетью, и неудачная же попытка вызвать Булгарина. На истечение второй минуты полета обнаружилось, что направления, диктуемые пушкинским приглашением и расположением наставника, слегка отличаются. Петя взял курс на Булгарина, и вскоре с высоты птичьего полета увидел своих друзей – они по-прежнему сидели за столом. Наверное, приглашение Пушкина привело бы в Петергоф, подумал Петя.

Приземлившись, он тут же поделился с Французом новой идеей: коль скоро, находясь в эфире можно приземлиться в любом месте подворья, это можно использовать для быстрого перемещения по планете. Достаточно выйти в эфир и тут же вернуться в то место, куда хотел попасть. Пушкин сказал, что часто именно так и поступает, а что до полета от Савкиной горки до Петергофа, то просто хотелось прогуляться и показать гостю свою планету. А вот причиной неспешности перемещения от Петергофа до гигантского Исаакия была необходимость спокойно побеседовать с Бýлгаром. Беседа, разумеется, была мысленной и посвящена архангельской сущности Пети. Педантично отчитавшись перед молодым человеком, Пушкин нетерпеливо скомандовал:

– Теперь показывай, что там у тебя с компьютерами?

Петя молча достал свой планшет и с радостью увидел, что есть прекрасная связь с домашней сетью. Тогда он подключился в веб-камерам и продемонстрировал своим друзьям видеоизображения булгаринской усадьбы с разных точек. По-прежнему, не произнося ни слова, Петя сотворил с десяток компьютеров и серверов, а также пару хранилищ данных и продолжал бы в том же духе, если бы Пушкин его не остановил:

– Погоди, Петр. Думаю, что по образцу, я сам смогу.

И тут же прямо на обеденном столе появились системный блок, монитор и клавиатура, сотворенные из ничего солнцем русской поэзии. Новый компьютер был тут же включен, успешно загрузился, но в сеть войти не пожелал. Петя быстро смекнул, в чем дело, объяснил в двух словах Пушкину, что мак-адреса у всех компьютеров должны быть разными, и вскоре Пушкин присоединился к сети.

– Мы можем объединить сколько угодно компьютеров?

– Один миллиард – вообще без вопросов, – тут же ответил наш вундеркинд. – А, если нужно, то гораздо больше, – добавил он после секундного раздумья. Потом Петю посетила неожиданная мысль:

– Француз, а почему до сих пор никто здесь не сумел сделать компьютерной сети? Вроде бы, ничего сложного для знающего человека.

В ответ Пушкин лишь пожал плечами, повернулся к столу, и тут же на нем появилось шампанское и бокалы. К концу второй бутылки «Клико» в голове у Пети сформировалась требуемая структура базы данных для хранения сведений об ангелах. Концепция тут же воплотилась в строчки кода (при этом бокал из рук выпущен не был, руки в программировании участия не принимали) , а еще через полчаса Француз внимательно смотрел, как наполнять базу данных и как составлять запросы для поиска нужного ангела. Нужно сказать, что Пушкин приятно удивил своего молодого учителя сообразительностью и быстротой реакции. Тому, что ничего не пришлось повторять дважды, Петя не удивился – он уже понял, что невероятная память – стандартное свойство любого ангела, не только гениального Пушкина, но четкость пушкинского мышления просто восхищала.

Обучение продолжалось около пяти часов. За это время сметливый Пушкин не только досконально овладел непростым искусством администрирования базы данных, но и сделал несколько дельных предложений по части ее структуры. Предложения были с удовольствием приняты. Для себя Петя отметил, что никогда прежде не сталкивался с таким блестящим знанием предметной области у заказчика.

Сразу после завершения курса, Пушкин устремился к своим пансионерам внедрять новую разработку, а Петя с Булгариным отправились домой.

Прибыв на подворье, Петя снова занялся своими крыльями. За последующие полтора часа он познакомился еще с двумя дюжинами своих эмпатов, но Маришки среди них снова не оказалось. Закончив работу с эмпатами, Петя ненадолго задумался. Дел было невпроворот, и мысль о том, что ночь снова предстоит провести в постели просто пугала.

– Ян, ты, пожалуйста, на меня сегодня сон не наводи, – попросил Петя.

– Разумеется, – улыбнулся наставник. – Грешно предаваться сну, когда есть столько интересной работы.

Глава X

Прошел год. Вместо привычных жен Прометея, Петросу прислали трех новых девушек, по традиции закутанных в голубое. В тот день молодой человек повздорил сначала с Прометеем, а потом и с учителем. В обоих случаях виноват был он сам, но это лишь усилило плохое настроение. Три невезучих невесты попали Петросу под горячую руку.

– Немедленно снимите эти простынки, все трое! – раздраженно потребовал он за ужином. – Вам же в них есть неудобно!

– И накиньте что-нибудь на себя! – добавил он со злостью через пару минут. – Мы же еще только ужинаем.

Пришло время научиться находить ангела по его творениям. Булгарин снял с пальца скромное кольцо с небольшим красным камешком, задумчиво повертел его в руках и сообщил:

– Это кольцо сегодня я получил в подарок от своего друга. Возьми его в руку и скажи, что ощущаешь.

Петя честно признался что ничего особенного не ощущает.

– Кольцо подарила мне дама, которой я тебя сегодня представил. Вообрази себе ее мысленно.

Петя послушался, и тут же ощутил действующее приглашение на подворье, о чем тут же сообщил приятелю.

– Мне кажется, что дело здесь не в кольце, – добавил он, – дело в приглашении навещать ее без стеснений.

Булгарин согласно кивнул, отошел в усадьбу и вернулся, держа в руках небольшую брошюру. Петя раскрыл ее и без интереса пролистал. Это был сборник стихов не известного юноше автора.

– Проводи меня к нему, – потребовал Бýлгар.

Петя взялся за книжку двумя руками и постарался сосредоточиться. Ничего не получалось, не было ни малейших идей, куда двигаться. Петя прикрыл веки и перед глазами встала знакомая картина – его собственные крылья. Но что-то изменилось в движении нитей. Если прежде они плавно колыхались, словно на дне омута, то теперь казалось, что есть слабое течение, которое слегка направляет беспорядочные колебания. Петя, не раскрывая глаз, поднялся в воздух и двинулся по течению. Открыв глаза через пару минут, в просвете мерцающего сумрака он увидел яркое пятнышко и уверенно пошел на снижение.

На этом подворье стояла ночь. На лесной поляне горел небольшой костер, вокруг которого расположилось человек десять. Костер освещал лишь лица, обращенные к нему. Стало видно, что один человек стоит, опираясь на гитару и что-то рассказывает остальным, сидящим. Петя почему-то понял, что тот, который стоит – не хозяин этого подворья. Хозяин сидел спиной, и его лица не было видно. Когда наши гости вышли из мрака, гитарист умолк, и все молча без малейшего удивления посмотрели на пришедших. Кто-то улыбнулся и приглашающее махнул рукой. Гости вошли в круг света и поздоровались. Затем Булгарин отдельно поприветствовал сидящего хозяина и не без смущения сообщил:

– Вот, Борис. Собрался я, наконец, прочитать твои стихи. Корю себя, что не сделал этого раньше – такое удовольствие потерял!

Мужественное красивое лицо хозяина, обрамленное небольшой бородкой, осветилось радостной улыбкой.

– Старичок, ты – гений, – строго сказал Булгарин. – Ты должен больше писать. Ты приносишь людям радость.

Тут же ниоткуда появились алюминиевые кружки, на дне которых плескалась водка. Водка была немедленно выпита за здоровье смущенного гения. Закусили охотничьими колбасками, которые на прутиках жарились на костре. Пете досталась колбаска, обгорелая с одной стороны и холодная с другой.

– Кто это? – мысленно спросил он товарища.

– Шестидесятники. Физики по образованию, лирики в душе.

– Они твои современники? – удивился Петя, глядя с недоумением на экспедиционные ветровки, штормовки и ватники, в которые были одеты мужественные бородатые красавцы.

– Скорее, твои, – уклончиво ответил Булгарин.

Потом выпили за поэзию и за науку, а тот, что стоял с гитарой, на паре аккордов сыграл песню про девушку, которая дождется парня, ушедшего в горы. На припевах к мужественному голосу гитариста присоединялись и остальные.

– Мы пойдем, пожалуй, – вежливо дождавшись конца песни, предупредил Булгарин.

– Заходите к нам, будем ждать, – раздался в ответ нестройный хор грубоватых и искренних голосов.

– Я всегда вас рад видеть, ребята, – хозяин встал и обнял поочередно Булгарина и Петю.

Уже взлетая, Петя услышал громкий шепот: Боря, а кто это был? Ответа он не расслышал.

Очутившись в мерцающем сумраке, Петя спросил:

– А этот Борис правда гениальный поэт?

– Сомневаюсь, – пробурчал летящий рядом Бýлгар, и Петя догадался, что книжки он не читал.

На подворье Булгарин снова снял кольцо и протянул его Пете: Попробуй еще раз!

Петя попробовал и убедился, что зов приглашения и течение, увлекающее нити крыльев, указывают в одном направлении, о чем и сообщил Булгарину. Тот удовлетворенно кивнул и объявил:

– А сейчас попробуем поработать с арханскими артефактами.

Наставник ушел в усадьбу и вскоре вернулся и протянул Пете какую-то вещицу. Вещица оказалась небольшим увесистым браслетом, выполненным в виде змеи, держащей себя зубами за хвост. Глаза у змеи были голубыми. Сапфиры? – подумал Петя. Скорее, аквамарин, – прозвучал мысленный ответ, – и прекрати пытаться его натянуть на себя, он для совсем маленькой кисти; сосредоточься, попробуй определить направление. Через секунд десять молчания Петя уверенно произнес: я знаю, куда лететь. И они полетели.

Арханская усадьба, проявившаяся через пару минут во мраке светлым пятном, оказалась мощеной каменными плитами площадью, окруженной дворцами с высокими колоннами. Самый незначительный из дворцов размером и архитектурным стилем напомнил Пете московский Большой театр. Посреди площади располагался большой действующий фонтан, из его центра и по четырем углам били мощные струи.

Петя подошел к фонтану, опустил в него руку, потом наклонился, сделал глоток воды и спросил:

– Как ты считаешь, Ян, эта вода может рассматриваться как сокровище? Ее можно разлить в компактные бутылочки и на что-нибудь сменять. Ведь без меня ты теперь сюда сможешь добираться?

Пока Булгарин собирался с мыслями, Петя успел озвучить следующую идею:

– Наверное, для постройки всего этого нужны были мощные крылья. Получается, что архан-хозяин покинул этот мир в полном расцвете сил. Интересно, он добровольно ушел, или что-то заставило?

Булгарин, не отвечая, направился к ближайшему дворцу и вошел в высокую дверь.

Внутреннее убранство дворца можно было бы охарактеризовать одним словом «богато». Пете случалось бывать в земных Эрмитаже и Петергофе, посещать подмосковные помещичьи усадьбы с реставрированными интерьерами, встречаться с богатыми заказчиками в их шикарных квартирах, но такой показной роскоши видеть не доводилось. Почти все стены были задрапированы расшитыми золотом тканями – где-то ткани просто выполняли роль гладких обоев, а иногда образовывали монументальные складки. Бесконечное количество драгоценных камней, каждый из которых был аккуратно пришит к материи, словно пуговица, слегка поблескивали. Петя внимательно разглядел несколько драгоценных пуговиц: обработаны они были самым примитивным образом, просто зализаны и отполированы до блеска, и это совсем не удивительно – в античные времена, родом из которых, похоже, был хозяин, еще не додумались до огранки. На не задрапированных стенах обязательно имелись изображения – фрески и мозаики, весьма низкого художественного качества. Наверное, чтобы создать – неважно – руками или силой воли, произведение изобразительного искусства, нужно уметь рисовать, подумал Петя. Тем самым, в мире ангелов произведение искусства, наверное, может быть товаром. Правда, с него любой может сделать копию, равноценную оригиналу, но кто сказал, что копия с «Черного квадрата» Малевича хуже оригинала, стоящего миллионы? Наверное, и в этом мире есть понятие аутентичности произведения искусства, рассуждал Петя.

– Петр, ты понимаешь, что мы здесь ищем? – прервал занимательные рассуждения голос в голове. Оказывается, мысленно можно кричать, удивился Петя и честно ответил:

– Нет, Ян. Поясни, пожалуйста.

– Записи, письма, свитки, таблички, книги – всё, что может дать указание на способ полноценной связи с миром живых.

– Это могут быть изображения или устройства, – возразил Петя.

– Могут, – не стал спорить Булгарин, – но не думаю, что это изображения типа того, на которое ты заворожено смотришь уже сколько времени.

Оказалось, что взгляд молодого человека уже давно был сфокусирован на фреске с актом любви пышной женщины с каким-то козлоногим господином. Картинка была выполнена с простодушным бесстыдством и содержала ряд пикантных подробностей, что, впрочем, не увеличивало ее художественной ценности.

– Может, Пушкина позовем? – предложил Петя, испытывая неловкость от ситуации.

– Я с ним всё время на связи. Он всецело занят обучением пансионеров работе с компьютером. Кстати, спрашивает, можешь ли ты сотворить программу распознавания текстов – у него есть масса каких-то записей.

– Рукописных – вряд ли, – признался Петя, – но подумаю, как можно ускорить ввод данных.

В усадьбе архангела-эротомана приятели провели еще почти сутки – в каждом из дворцов оказалось по сотне комнат обильно заполненных всякими вещами. Петю привела в недоумение мебель – разумеется, он не предполагал, что в античном мире люди сидели и лежали прямо на полу, но обилие вполне современных стульев, кресел, табуреток и диванов удивляло. Дважды появлялся Пушкин. Он разок без особого интереса пробежался по одному из дворцов, затем получал у Пети необходимые технические консультации по компьютерным делам. На второй раз Петя попросил его поискать через пансионеров кого-нибудь, имеющего отношение к не изданной рукописи Булгарина – он по-прежнему мечтал защитить Маришку. Пушкин пообещал и умчался к своим пансионерам.

О Маришке Петя думал почти непрерывно. Трижды отвлекался от обследования дворцов, пытаясь найти ее нить в своих крыльях, но не получалось. Во время работы с нитями Петя не забывал присматривать за своими предполагаемыми убийцами, справедливо опасаясь за невесту. Здесь его ждала хорошая новость. Судя по всему, негодяям пришло в голову обыскать Петину квартиру еще раз, а бдительная соседка вызывала милицию. Поэтому в последний раз Петя наблюдал несимпатичную парочку в небольшом помещении, оборудованном откидными кроватями, решеткой на окне и железной дверью без ручки.

Итог посещения арханского подворья оказался неутешительным – ни в одном из дворцов не нашлось ни единой надписи, ни единой буквы. Судя по всему, бывший хозяин подворья просто не знал грамоты, – предположил Булгарин.

Вернувшись домой, друзья вызвали Пушкина и устроили совещание, которое проходило в полумраке за любимым столиком на траве перед усадьбой. Пушкин доложил об успехах по вводу в базу данных ангелов и посетовал на недостаточное количество работников. Петя предложил нанимать посторонних ангелов, а не только пушкинских чхота, и расплачиваться с ними за работу арханскими артефактами, которые вызвался тут же изготовить в необходимом количестве. Француз велел экономить Петины крылья, а вместо этого предложил слетать на подворье архангела-эротомана и ободрать там со стен нужное количество самоцветных пуговиц. Булгарин высказал осторожное опасение о возможной девальвации арханских артефактов в связи с вбросом на рынок массы драгоценных пуговиц. Опасение было всесторонне обсуждено и принято к сведению. Никаких выводов по этому поводу делать не стали – среди участников совещания не было ни одного специалиста по ангельской экономике. Блестящий Пушкин предложил идею, которая тут же с энтузиазмом была поддержана. Мысль была такая: подворье архана может отыскать только архан. Если Петя оставит на видном месте (в нашем случае – у фонтана) пару своих артефактов, резко отличающихся по стилю от местных, то архан, прибывший на подворье, тут же смекнет, что это – визитная карточка товарища, жаждущего общения, и свяжется с Петей. Петя пообещал оставить что-нибудь привлекающее внимание, и поступать так всегда, когда будет оказываться на незнакомом арханском подворье.

Ближайший план действий после окончания совещания оказался вполне очевидным:

– Пушкин подготавливает часть своих чхота для работы преподавателями курсов по специальности «оператор баз данных» и проводит набор посторонних ангелов на курсы.

– Петя доставляет Бýлгара в усадьбу архана, бывшего владельца второго артефакта, а сам отправляется за самоцветными пуговицами, чтобы обеспечить оплату труда наемного персонала.

– Петя с Бýлгаром исследуют еще три арханских подворья, пользуясь артефактами, принадлежащими Пушкину, как ключами.

– Через свою сеть пансионеров Пушкин объявляет о выгодном обмене арханских артефактов для всех желающих – будем давать по две пуговицы за любую вещь. Обменный фонд обеспечивают Петя с Бýлгаром путем разграбления очередных арханских подворий. Полученные в результате обмена артефакты, используются для проникновения на новые подворья.

– Ну, что, давайте, не будем медлить, – призвал Француз.

– Постой, – остановил собравшегося уж лететь Пушкина Петя, – а обменом артефактов ты лично будешь заниматься?

– Дело говоришь, – одобрил Пушкин, – выделю для этого сотню пансионеров, пусть осваивают профессию менялы – дело нехитрое.

– А как они узнают, что принесли именно арханский артефакт?

– Очень просто, Петр. Если предмет ни к кому не ведет, он сотворен арханом, которого уже нет здесь. Да, чуть не забыл, – и Пушкин двумя пальцами достал что-то из жилетного кармана.

– Держи. Эту монетку сотворил ангел, который что-то знает о мемуарах Бýлгара.

Петя опустил взгляд. У него на ладони лежала довольно правдоподобная копия российского рубля выпуска 2010-го года.

Глава XI

За этот год Петрос неплохо познакомился с миром Богов, правда, только заочно – живому человеку туда было не попасть. Оказалось, что никакого подземного мира нет, и людские покойнички попадают прямиком мир Богов, но Богами становятся далеко не все – их всего сотня, а население мира насчитывает много миллионов. Впрочем, младшим богам, так называл Прометей не ставших Высокими Богами, живется совсем не плохо, куда лучше, чем на Земле, даже в лучшей стране в мире Барге. Прометей рассказывал, что младшие боги летают на своих радужных крыльях куда вздумают, живут во дворцах и, не хуже настоящих Богов, творят чудеса. От Богов их отличала лишь невозможность посещать Землю – но кому эта Земля нужна? – замечал Прометей, хотя проводил в мире людей с Петросом по нескольку часов в день – во сне и наяву.

– Ян, давай твою арханскую бранзулетку, я тебя быстренько доставлю на следующее подворье, а сам слетаю, пообщаюсь с поклонником твоего не изданного литературного наследия, – предложил Петя.

Бранзулетка оказалась никакой не бранзулеткой, а небольшой костяной подвеской, спилом рога какого-то животного. На желтоватой поверхности экспрессивными штрихами очень похоже была выцарапана фигурка оленя. Петя сжал пластинку в кулаке, на пару секунд прикрыл глаза и скомандовал: Поехали!

Уже через пару минут друзья стояли на небольшой, размером с просторную круглую комнату, площадке, покрытой утоптанным снегом. Площадка была окружена высоченными сугробами, а на самой ее середине стоял чум. Или яранга – Петя не слишком хорошо знал, чем они различаются. Над конусообразной крышей яранги вился легкий дымок, с неба крупными хлопьями падал очень редкий снег. Для чукчи или эвенка, когда-то жившего в яранге, температура, наверное, была самой что ни наесть комфортной – пара градусов ниже нуля, но Петя почувствовал, что начинает зябнуть.

– Вот, Ян, надень, – протянул он другу теплую куртку аляску.

– Спасибо, Петр, не нужно, – улыбнулся Булгарин. – Ангелы мерзнут лишь когда хотят мерзнуть.

– В самом деле, я совсем забыл и мерз по привычке, – смутился Петя. – Тогда, я полечу. Не похоже, чтоб здесь для тебя было много работы – наверное, скоро закончишь.

Петя сжал в кулаке рубль, прикрыл глаза и поднялся в воздух.

Меньше чем через три минуты Петя приземлился на небольшом садово-огородном участке. Похоже, стоял разгар лета. Вовсю светило солнце, где-то жужжала пчела, мимо пролетела, нелепо кувыркаясь, бабочка капустница и уселась на качающуюся ветку куста черной смородины. Собственно ягоды смородины были не черными, а светло-зелеными, почти белыми. Дозреют недели через три, подумал Петя. Справа были грядки с высоким, по пояс, укропом, а также с луком и клубникой. Приглядевшись к грядкам клубники, можно было увидеть красные ягоды, скрывающиеся в тени плотных листьев. На земле лежал резиновый шланг. Его один конец был натянут на латунный кран, укрепленный на вертикально торчащую из земли ржавую трубу; откуда-то из-под вентиля била очень сильная, тонкая струйка воды, рассыпаясь на капли. Петя проследил взглядом, куда идет шланг, и закономерно обнаружил на другом конце фигуру, разбрызгивающую воду в направлении каких-то посадок. При ближайшем рассмотрении фигура оказалось женской. Как и положено женщине-ангелу, дама была юна и прекрасно сложена, хотя попа, на Петин вкус, могла бы быть раза в полтора меньше. Одета дама была довольно странно, с учетом ее занятия – темно-красное шелковое платье с большим вырезом на спине. Подойдя поближе, Петя с удивлением заметил, что обувь на даме вполне соответствует огородному антуражу – калоши на босу ногу. Петя подобрался еще ближе и предупреждающе кашлянул. Дама взвизгнула, резко обернулась и окатила молодого человека водой из шланга. На лицо женщины, да и на воду из шланга Петя поначалу внимания не обратил, так как не в силах был оторвать взгляда от бюста, которого было очень много – и выше, и ниже линии низкого декольте. Наконец, собравшись с силами, он попытался завязать беседу.

– Добрый день, разрешите представиться. Меня зовут Петр.

– А я – Ефросинья, очень приятно, Петр. Что-то я вас не узнаю, мы знакомы? Вы как раньше выглядели? – в юном голосе пейзанки звучало неприкрытое любопытство.

– Примерно так же, – признался Петя. – Ефросинья, извините, я пришел без приглашения: меня привело вот это, – и протянул рубль, бросив мимолетный взгляд на лицо хозяйки. Оказалось, что мордашка у девушки была вполне обычная. Обычная – по стандартам ангелов, конечно. В мире людей о такой внешности, наверное, мечтает любая женщина – широко расставленные огромные глаза цвета весеннего неба, точеный носик, четко очерченный большой рот с пухлыми губами. И веснушки – целая россыпь золотистых крапинок на щеках под глазами. Ефросинья повертела в руках монету, вернула Пете, и уверенно заявила, что это не ее, и такого она в жизни не делала.

– Я к вам пришел поговорить про мемуары Булгарина, – попытался подойти с другой стороны молодой человек.

– Не знаю, такого, – Ефросинья наморщила красивый лобик, и на ее лице проявилась неестественная дымка задумчивости. Вскоре, впрочем, лицо просветлело и приняло обычное беззаботное выражение.

– Так вы же к Пашке, наверное!

– Кто это – Пашка?

– Так внучок мой, сейчас его нету, в тумане, небось, летает. Он у меня на подворье намедни появился, вспомнил бабку в свой последний час.

– Может, попробуете его позвать?

– Так кого же в тумане дозовешься? Да и не слышит он меня еще, только два месяца как преставился, рано ему. Пойдемте, я вас чаем угощу, в ногах правды нет. А вы кто ему будете?

Идя за хозяйкой в дом, Петя подумал, что несмотря на соблазнительный вид, молодой задор и юный голос, Ефросинья, как была, так и осталась энергичной, но не слишком сообразительной старушкой.

Не успели выпить по первой кружке чая, как на веранде раздался топот ног и веселый голос:

– Баба Фрося, я прилетел! Давай, чай пить!

Отворилась дверь и в комнате появился Петин знакомец – коллекционер, бывший владелец булгаринской рукописи. Петю он сразу признал и обрадовался, словно повстречались случайно на улице, а не за гробовой чертой. Простодушный такой паренек. Бабушкин внучок.

Беседа с коллекционером вышла недолгой. Перед вылетом с огорода Петя связался с Булгариным, узнал, что тот всё еще обследует ярангу. Петя сжал в руке браслет со змейкой и полетел на знакомое арханское подворье с дворцами и фонтаном. Там он сотворил ножницы и большой мешок, который меньше чем за час набил самоцветными пуговицами. Полный мешок наш ангел с трудом дотащил до фонтана и присел на бортик, раздумывая, что бы оставить в качестве своей визитной карточки. Ничего путного в голову не приходило, поэтому Петя просто сделал две копии с рубля, лежащего у него в кармане, и начал вертеть головой, прикидывая, куда бы их положить, чтобы тот, кому нужно, сразу бы их заметил. Взгляд остановился на большом красном кирпиче, лежащем на противоположном бортике фонтана. Кирпич выбивался из окружающего стиля, и тот, кто сюда когда-нибудь прибудет, непременно должен обратить на него внимание. Петя обогнул фонтан, приблизился к кирпичу и только тогда заметил два сверкающих камня, лежащих рядом. Взял один и поднес к глазам, любуясь игрой света на многочисленных гранях. Вот это – настоящая визитная карточка! Изящно и со вкусом. Хотя, рубль – тоже неплохо – может, не так шикарно, но куда информативнее. Петя сжал в кулаке арханский самоцвет. Что сейчас делать? Больше всего хотелось, конечно, прямо сейчас встретиться с оставившим изысканную визитку. Или стоит сначала поговорить с наставником? Петя почувствовал, что суетится, а суета никогда до добра не доводит. Он положил ограненный самоцвет на его законное место возле красного кирпича, не спеша вызвал Яна и описал ситуацию, сообщив, что собирается навестить неведомого архана прямо сейчас.

Булгарин, судя по всему, всё еще продолжал обследование чума архана-чукчи. Интересно, чем можно столько времени заниматься в небольшом кожаном шатре? Впрочем, Яну виднее, он знает, что ищет. Наставник раздраженно сказал, что Петр волен делать все, что ему угодно, но лично он, Петин гуру, рекомендовал бы Пете прибыть к нему незамедлительно.

Хорошо, я сейчас прилечу, – пообещал Петя, вспомнив, что речь идет всего лишь о двухминутном путешествии.

– Уж будь добр, прилетай, – голос наставника звучал непривычно сухо.

Спустя короткое время Петя приземлился на уже знакомую снежную поляну и двинулся к яранге. Обошел ее по кругу, прежде чем нашел вход, завешенный оленьей шкурой, откинул полог и зашел в пропахшую дымом темноту. Посреди помещения был очаг с углями, которые сами светились красным, но ничего вокруг не освещали. Сверху виднелось яркое на фоне общей темноты пятно – наверное, отверстие, через которое выходил дым, видный снаружи. Петя поднял глаза вверх и тут же ощутил сильный удар по темени. Было очень больно. В глазах всё померкло, и после этого боль ушла.

Придя в себя, Петя почувствовал, что лежит на спине. Ноги были чем-то спутаны, руки плотно привязаны к телу. Голова больше не болела. Он открыл глаза, но ничего не изменилось – по-прежнему было темно. Слева раздавались какие-то шелестящие звуки и ритмичный стук, словно кто-то часто-часто колотил в барабан. Петя повернул голову и увидел темный силуэт человека с огромной головой, раскачивающийся на фоне светящегося красным очага. Силуэт, ритмично дергаясь, подпрыгивал и колотил в бубен. Вокруг фигуры развевались не то хвосты, не то лапы каких-то животных.

Шаман, догадался Петя.

Тем временем шаман обернулся, почувствовав своим звериным чутьем, что жертва пришла в себя, гулко заухал и что-то бросил в очаг. Взвилось белое пламя, и на мгновение стало совсем светло. Петя увидел, что лицо шамана прикрыто маской, причем, маска по площади перекрывала предполагаемое лицо раза в три. Выражения на маске не было. Две небольшие дырки напротив глаз и геометрические узоры – ни гнева, ни радости, ни печали. Шаман в два прыжка подскочил к Пете, в руке у него появился страшный костяной нож. Гулкие звуки бубна не прекращались – жуткое существо ухитрялось бить в бубен, не выпуская ножа из рук. Оно приплясывало, почти касаясь молодого человека, и издавало горловые рычащие звуки. Наконец, шаман почти перестал перемещаться. Рука с ножом по-прежнему отбивала на бубне быстрый ритм, но ноги уже не двигались, лишь слегка подергивались в такт ритму. Затем чудовище бережно положило бубен на пол, размахнулось и воткнуло нож в Петю чуть пониже груди, туда, где заканчивались ребра. Стало очень больно, Петя вскрикнул и потерял сознание.

Когда он снова открыл глаза, шаман возился возле очага. Услышав, что молодой человек пошевелился, он в два шага приблизился к Пете, и наклонился над ним. Маски на шамане уже не было, Петя увидел, что у шамана лицо Булгарина, и вновь потерял сознание.

– Так и будешь лежать? – это было первым, что услышал Петя, снова придя в себя.

– Я еще жив? – всё, что он смог спросить.

– Ты не жив. Ты ангел, – раздалось в ответ. – Встань и иди.

Петя встал и пошел.

– Путы свои не забыл? – раздался сварливый голос Булгарина, – старался я, связывал тебя, а ты на них внимания не обращаешь. Петя сообразил, что его руки и ноги теперь совершенно свободны. Он тут же вспомнил слова Пушкина, о том, что ангела нельзя пленить или причинить ему вред, но вместо облегчения почувствовал обиду:

– Зачем ты это сделал? Знаешь, как я испугался!

– Шоковая инициация. К сожалению, это необходимо, чтоб ты осознанно овладел собственной неуязвимостью.

Петя потрогал прореху в майке в районе солнечного сплетения. Кожа на ощупь была ровной, без порезов и шрамов. Задрал майку и убедился – никаких следов от ножа. Залечил дыру в майке, закурил и уже спокойным голосом поинтересовался:

– Неужели просто словами нельзя было объяснить?

– Петр, я сожалею, что доставил неприятные ощущения, но иначе нельзя. Мы все через это прошли. Кстати, сознание от удара по голове ты потерял потому что знал, что от этого теряют сознание.

– Что значит знал? Я не успел ничего понять.

– Ты ошибаешься. Вспомни, как устроен этот мир. С твоим телом может случиться лишь то, чего ты желаешь или ожидаешь – осознанно или не осознанно.

С этими словами он наклонился над очагом и зачерпнул в горсть красных углей.

– Видишь, они мне не причиняют боли, потому что я этого не хочу. Подставь ладони.

Петя послушно подставил сложенные в чашечку ладони. Булгарин приблизил руку полную горящих угольев:

– Ты ощущаешь жар. Ты его и должен ощущать – это познавательно, приятно и дает ощущение реальности. А боль ощущать не нужно, она мешает.

Закончив фразу, Булгарин пересыпал угли в Петины ладони. Петя ощутил, что угли очень горячие, куда горячее кипятка, например. Но боли не было. Было так, словно сравниваешь рукой воду холодную и комнатной температуры и понимаешь, что вторая теплее. Петя вернул угли в очаг и поинтересовался: а как я от веревок избавился?

Булгарин сходил к лежанке, на которой прежде располагался обездвиженный Петя, и принес кусок веревки с метр длиной. При ближайшем рассмотрении веревка оказалась тонким кожаным ремешком. Повинуясь жесту, Петя протянул сложенные руки, и наставник туго опутал запястья, завязав концы ремешка бантиком.

– А теперь избавься от пут! – скомандовал Булгарин.

Петя попытался разъединить руки, но ничего не вышло, веревка впилась в руки еще сильнее.

– Не так. Разведи руки, словно знаешь, что никаких пут нет. Как ты сделал, когда я тебя сказал «встань и иди»

Чтобы забыть о связанных руках, пришлось прикрыть глаза. Тут же перед внутренним взором появились крылья. Ближе всех маячила уже известная нить – дядя Вова, сосед по лестничной клетке. Глядя на нить, но не пытаясь войти с ней в контакт, Петя медленно развел руки. Когда он открыл глаза, спутанный ремешок лежал на полу у ног.

Потом учились проходить сквозь стены яранги – оказалось, что это совсем легко.

– Не важно, – пояснил гуру, – из шкуры стена, или из кирпича. Принцип тот же, – Петя слушал и верил.

После этого Булгарин оголил свой торс и велел Пете бросить чем-нибудь. Молодой человек снял ботинок и с удовольствием запустил в грудь учителя. Ботинок прошел насквозь, ударился о стену и сполз вниз.

– А разделся ты зачем? – поинтересовался Петя.

– Я же не дома, не могу своей одеждой управлять, чтоб пропустить твой башмак – объяснил Бýлгар и запустил в Петю его же собственным ботинком, – а ты можешь!

Ботинок чувствительно стукнул молодого человека в грудь и был пойман.

– Давай-ка еще разок, – попросил Петя, перебрасывая метательный снаряд учителю.

На этот раз ботинок, не обращая внимания на грудь, прикрытую майкой, пролетел насквозь и упал на лежанку. Петя сел рядом и стал неспешно надевать его на ногу.

Кофе отправились пить на улицу. Столик и кресла Петя постарался сделать такими, как привык наставник у себя в имении. То же относилось и к сервировке стола – высокий кофейник и небольшие чашки тонкого фарфора. Для пущего удовольствия Петя призвал себе и учителю легкое чувство голода, с удовольствием отпил глоток и спросил:

– Ты у шамана нашел что-нибудь полезное?

– Увы, нет. Хотя, признаться, начал всерьез на это рассчитывать, как только понял, что этот чум принадлежит северному служителю культа. Контакты с другими мирами – это конек любого шамана. А как ты поговорил с человеком, который интересовался моими воспоминаниями – успешно?

– Не особенно. Это оказался тот самый парень, у которого я купил твою рукопись. Сладкая парочка, что меня отравила, честно пыталась приобрести у него рукопись, которая к тому времени была уже у меня. Получили номер моего телефона и спокойно удалились. После того, как меня отравили и безуспешно обыскали квартиру в первый раз, решили поискать в доме коллекционера – они не были уверены, что тот рассказал им правду. Во время обыска неожиданно вернулся хозяин. Увидел гостей, очень испугался и рванул вниз по лестнице, а они – за ним. Бедолага выскочил на улицу, подвернул ногу и попал под грузовик. Преследователи, не будь дураки, вернулись в квартиру, не спеша закончили обыск и тут же решили, что нужно еще разок порыться у меня дома. А парень на следующий день умер в больнице, не приходя в сознание. Говорит, до самого конца ему казалось, что он ребенком болеет корью у бабушки в деревне. Бредил, одним словом. Глупая история.

– Откуда у него рукопись? Как про нее узнали бандиты – не спрашивал? Узнай обязательно. Рано или поздно, они окажутся на свободе. Судя по сорту вина, которым тебя отравили, личность твоей возлюбленной для них не секрет. А теперь покажи, пожалуйста, ограненные камни, что ты захватил с арханского подворья.

– Я взял только один, вот он. Второй оставил там же, где он был. А ты разбираешься в камнях?

– Правильнее сказать, интересуюсь. Когда-то, Его Императорское Величество соизволили презентовать мне перстень с августейшей руки. В тот момент я счел это большой честью и проштудировал всю доступную мне тогда литературу про драгоценности. Кстати, камень в императорском перстне оказался шпинелью. В том момент мне было это абсолютно не важно, хотя бы и куском простой щебенки, важна была самая честь. Но теперь могу сказать, не боясь показаться излишне меркантильным, любезный Петр Андреевич, что подарок сей был не царским – перстенек пристал бы приказчику для подарка хозяйской дочке, даме его сердца.

– Ян, на дворе двадцать первый век, и мы не на Земле, – Петя понял, что воспоминания уводят наставника в пучину времен от текущих проблем. – Изъясняйся по-человечески. Что ты можешь сказать конкретно об этом камне?

– Извини, Петр. Иногда я слабодушно отдаюсь ностальгии, ты меня должен понять. А что до камня, то я могу подтвердить, что это арханский артефакт, потому что он ни на кого не указывает, никуда не ведет. Добавлю, что камень – бриллиант современной огранки магна на сто два фасета. Тот, кто сотворил этот камень, либо жил в двадцатом веке, либо, как и я, продолжает интересоваться новостями и достижениями в этой области. Еще скажу, что сотворить такой камень весьма сложно; если нет образца, это может сделать лишь специалист. Я заинтригован. Ты готов навестить нашего архана-ювелира прямо сейчас?

Глава XII

Вскоре после праздника Середины Осени Петроса постигло большое горе – умер верховный жрец, который для молодого человека был учителем и старшим товарищем. За день до смерти учитель Парва допоздна засиделся в гостях у Петроса. Придя накануне вечером с небольшим мешком в руках, он принес с собой кувшин ячменного вина и таинственным голосом попросил отправить женщин спать. Пока три жены Прометея неспешно фланировали между своими спальнями и туалетом, мужчины небольшими глотками пили горький игристый напиток и разговаривали о пустяках. Как только дверь затворилась за самой медлительной из жен, учитель Парва водрузил мешок на стол. То, что оказалось внутри, поначалу не произвело на Петроса большого впечатления: небольшая платформа, по углам которой были подвижно закреплены четыре плоских кругляша – тщательно обработанные спилы небольшого деревца, на первый взгляд. Оказалось, что эту странную вещицу только сегодня привезла экспедиция, исследовавшая развалины бывшей столицы Двадцатого номоса. Про страшный конец этого города в Барге не слышали разве что самые тупые рабы. Лет двести назад жители несчастной столицы чем-то прогневили Высоких Богов. Дюжина Богов спустилась с небес и разрушили город. Как говорят, они несколько дней без устали трудились, сокрушая городские стены и здания. Даже от храма Ста Богов осталась лишь россыпь камней – разрушители не пощадили и его. Потом Боги залили город каменным маслом и подожгли. Когда чудом уцелевшие жители пытались вырваться из огня, жестокие Боги давили их ногами и забрасывали обратно в пламя. Насладившись разрушениями, Боги явились в Первый Город, и предупредили, что подобная кара ожидает всех, кто нарушит их запрет.

Педагогический эффект акции устрашения оказался не очень сильным – никто не знал, о каком запрете идет речь. На всякий случай жрецы повсеместно запретили употребление зернового алкоголя, театральные представления и верховую езду на козлах – именно в этом был силен разрушенный город. Со временем запреты забылись, и все вернулось на свои круги. Как-то Петрос спросил про Двадцатый Город у Прометея. Тот пояснил, что самые тупоумные из Богов испугались, что люди станут им соперниками. Добавил, что многие из погромщиков здравствуют до сих пор, а предводителем у них недавно сделалась дубиноголовая Стебнéва. Больше ничего он сказать не смог – похоже, не знал сам. На днях Петрос задал такой же вопрос верховному жрецу. Тот ответил, что недавно отправил на развалины экспедицию, надеясь прояснить загадку Двадцатого Города.

Выйдя из эфира, друзья приземлились на берегу небольшого водоема. Судя по приятной температуре и щадящему свету солнца, здесь стояло нежаркое позднее лето. У самой воды профилем к визитерам стоял мужчина довольно странного вида. Его одежда напоминала о временах какого-то Людовика, волосы на непокрытой голове были собраны в конский хвост и перевязаны розовой лентой с бантиком, а верхнюю часть лица скрывали огромные мотоциклетные очки. Мужчина склонился над негромко жужжащим станком, кажется, токарным, а у его ног лежала мушкетерская шляпа с пышным плюмажем. Приблизившись, Петя поприветствовал странного токаря:

– Добрый день. Меня зовут Петр. Это ваш камень? Вы – архангел?

Человек обернулся к Пете, снял очки и сдернул рукой ленточку с волос. Длинные волосы изящными локонами обрамляли приятное немолодое полное лицо, а взгляд выражал доброжелательность. Ростом он оказался на голову ниже Пети. Внимательно осмотрев камень, токарь улыбнулся, кивнул два раза и указал на станок. Оказалось, что над вращающимся абразивным кругом в зажиме укреплен похожий прозрачный камень – хозяин подворья оказался не токарем, а огранщиком. Симпатичный огранщик с улыбкой вернул Пете драгоценность и невнятно пробормотал пару слов.

– Извините, я не расслышал, повторите, пожалуйста.

На этот раз неизвестный произнес длинную фразу, кажется, на французском. Французского Петя не знал. В разговор вступил Булгарин. Он учтиво поклонился и о чем-то спросил хозяина. Петя вспомнил, что его гуру когда-то был офицером армии Наполеона, и с французским языком у него проблем быть не должно. Словно забыв про Петю, собеседники живо переговаривались о чем-то. По всему было видно, что они испытывают друг к другу симпатию. Это из-за того, наверное, что Булгарин тоже не выглядит юным красавцем, подумал Петя. Наконец гуру обернулся к Пете и сообщил:

– Этого господина зовут Пьер Фермá. Он, действительно, архангел. Господин Ферма высказывает радость, что сообщество архангелов пополнилось еще одним участником.

– Пьер Ферма, математик? – недоверчиво спросил Петя.

Булгарин перекинулся парой слов с арханом и сообщил:

– При жизни господин Ферма работал судьей. Математика, как и стихосложение, была его увлечением. Он занимался ею в свободное от работы время.

Ничего себе, хобби, подумал Петя. В руках у него оказался блокнот, в котором он тут же написал:

Xⁿ +Yⁿ = Zⁿ

– Спроси его, как он это доказал?

Булгарин спросил, Ферма ответил, Булгарин что-то уточнил и объявил:

Господин Ферма не смог доказать эту теорему для общего случая. У него есть частные доказательства для некоторых значений степеней. А полное доказательство появилось совсем недавно, в мире людей. Он им восхищен. Чтоб доказать теорему, пришлось разработать несколько совершенно новых математических методов. Кстати, он говорит, что помнит тебя – ты был одним из его эмпатов.

Разочарованию Пети не было предела. Он так расстроился, тем, что у теоремы нет короткого блестящего доказательства, что на секунду забыл, что видит перед собой живого архангела, но быстро взял себя в руки и спросил:

– Вы упомянули сообщество арханов. Нас много?

– Вы будете девяносто шестым. Возможно, существуют арханы, о которых мы не знаем. Мы их стараемся разыскать различными способами. Например, таким, – и указал на бриллиант, который Петя продолжал держать в руке.

– Вы упомянули «организацию». Зачем она? Вы ставите перед собой задачи, не выполнимые для отдельного архангела?

– Мы защищаем мир ангелов от разрушения.

– Неужели, он может быть разрушен?

– Может, и гораздо проще, чем это кажется.

– Каким же это образом, интересно?

– Вообще-то, это и составляет предмет тайны, которую мы охраняем, – улыбнулся Ферма.

– А что будет, если я сам догадаюсь?

– Если к тому времени вы не сделаетесь преданным членом нашей организации, вас придется уничтожить.

– Ангелу невозможно причинить вреда!

– Вы ошибаетесь, – улыбнулся Ферма.

– Петр, мне кажется, он не шутит, – добавил от себя Булгарин, служивший переводчиком этой беседы.

– Господин Ферма, какие наши совместные дальнейшие планы?

– Для начала вам нужно закончить обучение у своего гуру. Как я понимаю, здесь вы совсем недавно, и всему, что нужно, научиться не успели. Попросите, кстати, обучить вас французскому – это рабочий язык Организации. Память, присущая ангелам, позволит вам заговорить уже через несколько часов занятий.

– Петр, только что он обратился ко мне мысленно, я ответил, и он меня услышал, – раздался в голове Пети озабоченный голос Булгарина, – похоже, арханы знают парочку забавных фокусов.

– Бонжур, – мысленно сказал Петя великому ученому.

– Bonjour, – ответил вслух Ферма и улыбнулся, а потом обратился к Булгарину с какой-то фразой.

– Господин Ферма приглашает тебя посещать его подворье в любое удобное для тебя время. Он будет рад, если ты посетишь его завтра в это же время. Один, без меня.

Гости уже собрались улетать, но Ферма остановил их жестом и что-то крикнул Булгарину, после чего приветственно помахал рукой Пете.

– Что он сказал? – уже в эфире спросил Петя.

– Он настоятельно советовал никому не рассказывать о том, что ты архангел.

– Что ты об этом думаешь, Петр? – поинтересовался Булгарин, когда они расположились у знакомого столика с мальвазией. – Что до меня, начинает казаться, что об этом мире за последние пару суток я узнал больше, чем за полтора века, что я тут.

– Знаешь, Ян, голова просто кругом идет, – признался Петя. – Возникает подозрение, что арханы превосходят ангелов в той же степени, что ангелы людей.

– Я не удивлюсь, если они сейчас наблюдают за нами и слышат нашу беседу, – грустно объявил Булгарин. – От чего, желал бы я знать, они защищают наш мир?

– Кажется, тебе этого лучше не знать. Давай-ка лучше займемся французским.

Иностранные языки Петя любил, хотя, кроме русского, толком знал только английский. Любовь к языкознанию выражалась в том, что время от времени молодой человек покупал учебник по какому-то языку и прочитывал его от корки до корки. Если честно, то после этого в голове оставались лишь любопытные факты, а вовсе не представление о чужом наречии. Так, Петя запомнил, что в древнееврейском языке, кроме единственного и множественного числа, существует двойственное. Петя соотнес это с русскими словами «штаны», «ножницы» и «очки» и подивился совпадению языковой логики у таких разных народов. В латышском Пете очень понравился звательный падеж. Похоже, когда-то он существовал и в русском. Отсюда пошли обращения «отче» и «человече» для слов, которые в именительном падеже имели бы форму «отец» и «человек». В испанском Петю поразило многообразие условных и сослагательных форм. А набредя на немецкое слово Kerl – парень, Петя вспомнил, что созвучное английское girl когда-то служило для обозначения юноши. До французского молодой человек так и не добрался, так сложилось. Поэтому приступил к его изучению с особым энтузиазмом.

Оказалось, что в ангельском чине, да еще с собственным гуру, учить язык совсем просто. Булгарин обращался к Пете по-французски, тут же мысленно переводя на русский и комментируя всяческие тонкости. Уже через час молодой ангел сносно формулировал простейшие предложения, мысленно обращаясь к учителю за помощью, когда не хватало слов. Похоже, Ферма был прав – еще несколько часов и Петя сможет с легкостью изъясняться на рабочем языке таинственной организации арханов. Что до расширения словарного запаса, то это лишь вопрос времени, причем времени непродолжительного, абсолютная память – это вам не шутка!

Процесс обучения успешно передвигался от простого к сложному. В тот момент, когда Петя довольно уверенно излагал по-французски соображения по поводу соответствия основных догм о загробном мире тому, что есть на самом деле, в темном небе появилась фигура незнакомого ангела, и вскоре загадочный гость предстал пред хозяевами – респектабельный мужчина средних лет с неброской внешностью.

– Добрый день, Фаддей Венедиктович, здравствуйте, Петр Андреевич. Мы с вами познакомились на балу у Александра Сергеевича, и вы пригласили навещать вас. Там я был в другом облике, и сейчас хотел бы сохранить инкогнито – скоро вы сами поймете почему.

Гостя усадили за стол и наделили бокалом с мальвазией и легким аппетитом. Он вежливо сделал небольшой глоток и приступил к изложению цели своего визита.

– Многие обратили внимание, Петр Андреевич, что покидая бальную залу, вы поприветствовали присутствующих изысканным поклоном и сопроводили его изящным жестом шляпы с пером. Таковая шляпа очутилась в руках у вас совершенно внезапно, словно была сотворена из ничего. Поскольку вы в тот момент находились не на своем подворье и не на подворье любезного Фаддея Венедиктовича, рискну предположить, что у вас есть особые способности. Коротко говоря, вы – архан, существо о котором все слышали, но никто не наблюдал.

Петя вспомнил о прощальном предостережении Ферма, поэтому ответ его звучал уклончиво:

– А почему бы вам не предположить, что шляпу сотворил Александр Сергеевич, уж он-то был у себя дома?

– Возможно и такое, – покивал гость. – Но мы настолько заинтересованы свести знакомство с настоящим арханом, что я бы пренебрег таким предположением.

– Кто это – мы?

– Я расскажу об этом, после того, как вы дадите согласие на кооперацию.

– Боюсь, что вам придется долго ждать. Даже, если предположить, что я действительно архан, с чего бы мне с вами сотрудничать?

– Если вы нам поможете, мы найдем, чем с вами расплатиться, и, поверьте, в накладе вы не останетесь. А если вы откажетесь, вас ждут очень крупные неприятности.

– А вам не кажется, уважаемый, что угрожать кому-либо, находясь на подворье его гуру, это неучтиво? – вступил в разговор Булгарин.

– Не просто неучтиво, а настоящее хамство, – подтвердил Петя. – И глупость, вдобавок – никто не может причинить ангелу вреда.

– Не забывайте, Петр Андреевич, что арханы, в отличие от ангелов, имеют известное слабое место.

– Ян, давай я его выкину отсюда, – предложил Петя.

– Погоди, Петр. Может быть, господин Марципанов захочет нам побольше рассказать, про уязвимости арханов. Я бы его с удовольствием послушал.

– Узнал меня, Бýлгар! – раздосадовано воскликнул незваный гость.

– Тебя сложно не узнать, Федька. Ты единственный из тех, кого я знаю, год от года, становишься всё большим мизантропом.

И, уже обращаясь к Пете, Булгарин торжественно возгласил:

– Позволь тебе представить, Петр, Федора Петровича Марципанова, моего старого знакомца с земных еще времен. Еще в те давние времена Федор Петрович не отличался любовью к ближним, а сделавшись ангелом, и вовсе возненавидел всех без исключения. Как ты можешь догадаться по чарующему звучанию фамилии, наш Федя из поповичей, но делясь, с кем надо, наблюдениями за товарищами, выслужил личное дворянство. На потомственное, правда, не заработал, не успел.

Петя с легкостью вспомнил Марципанова на балу – изящного юношу с длинными светлыми волосами в отлично сидящем фиолетовом фраке. Он еще, помнится, смешно пошутил про первый выход в свет молодого ангела.

– Не доносил я на тебя, Бýлгар, сколько раз повторять, – угрюмо сказал незваный гость. – А то, что ты про дворянство говоришь, просто низко. Легко рассуждать тебе, рожденному во дворце.

– Федя, я родился в деревне, а не во дворце – строго поправил Булгарин, – но на товарищей в жизни не доносил. Расскажи ты нам лучше, что про арханов знаешь, и зачем вам Петр.

Марципанов долгим тяжелым взглядом посмотрел на Булгарина, затем отвел глаза и пробурчал:

– Хорошо, я расскажу, но ты сам рад не будешь, что спросил.

Если послушать Федора Петровича, то двигали им и его товарищами побуждения исключительно благородные – их очень беспокоила судьба ангелов, которых стали забывать люди. Когда Федор Петрович видит немощных ангелов, которые уже не в силах заботиться не только о своем подворье, но даже о собственной внешности, сердце наполняется печалью, и на глаза наворачиваются слезы. Если бы удалось найти способ связаться с миром живых и напомнить о несчастных, мир ангелов мог бы заслуженно называться раем.