Глава 12

Когда они добрались до кафе, было уже очень поздно. У северной стены домика буран намел большой сугроб. В задней комнатке Рейнхарт и Осборн, кутаясь в пальто, расставили карманные шахматы и играли — рассеянно и плохо. Флеминг был слишком подавлен и оглушен, чтобы доказывать свою правоту. Он предоставил объяснения Джуди, а сам сидел, ссутулившись, на жестком стуле, пока Рейнхарт задавал вопросы, а Осборн произносил тирады, полные горьких упреков.

— Как вы посмели так обмануть меня? — Осборн утратил обычную изысканность. От его дипломатической выдержки и невозмутимости не осталось и следа: он был слишком потрясен. — Я дал согласие участвовать в этом только потому, что рассчитывал получить веские доказательства для министра. Но это положит конец его карьере, да и моей тоже!

— И моей, — вздохнул Рейнхарт. — Впрочем, пожалуй, я согласен пожертвовать ею ради уничтожения машины.

— Но ведь она не уничтожена! — возразил Осборн. — Он даже с этим не сумел справиться. Если уж уцелел оригинал передачи, машину можно построить вновь.

— Моя оплошность, — выговорил Флеминг. — Готов взять на себя вину. Осборн презрительно фыркнул.

— Ну, это не спасет нас от тюрьмы!

— Так вот из-за чего вы волнуетесь! А вас не тревожит восстановленная машина и новое существо с такой хваткой, от которой уже больше никогда не избавиться?

— Но, может быть, еще можно что-то сделать? — спросила Джуди. Все посмотрели на Рейнхарта. С их помощью он принялся тщательно взвешивать все возможности, словно проверяя вычисления, но так и не нашел выхода. Не было ни малейшего шанса раздобыть ключ до наступления утра, а к тому времени Джирс уже узнает и все начнется сначала. Сами они были твердо убеждены в правоте Флеминга.

— Беда заключалась в том, что он не сумел довести дело до конца.

— Остается только одно, — сказал Рейнхарт. — Осборн должен вернуться в Лондон с первым же поездом и сделать удивленный вид, когда все это станет известно.

— А куда же я, по-вашему, уезжал — осведомился Осборн.

— Вы побывали здесь и после краткого осмотра уехали. Остальное случилось после вашего отъезда — чистая правда, между прочим. И знать об этом вы не могли.

— А «чиновник», который был со мной? Он уехал с вами.

— А кто же был этот «он»?

— Любой, кому вы можете доверять. Застращайте кого-нибудь или дайте взятку, лишь бы он сказал, что приезжал сюда с вами из Лондона и с вами же уехал. Вы должны обелить себя и сохранить ваше влияние. Мы все должны как-нибудь вывернуться. Джон прав: они снова построят машину, и следует сохранить хоть одного из нас, к чьим советам могли бы прислушаться.

— Ну, а кто же разбил машину? — спросил Флеминг. Профессор слегка улыбнулся.

— Девушка. Может быть, они придут к выводу, что она помешалась и восстала против машины и либо была убита током, либо умерла от шока, из-за отчаяния, в которое наказание ввергло ее. Впрочем, пусть сами подыскивают объяснения. Как бы то ни было, она мертва и ничего не сможет отрицать.

— А вы уверены, что она действительно мертва? — спросил Осборн у Флеминга.

— Хотите осмотреть труп?

— Спросите лучше у меня, — сказала Джуди с горечью. — Я видела мертвыми их всех.


— Ладно! — Флеминг встряхнулся и обратился к Рейнхарту: — А что делали Джуди и я? Профессор сразу ответил:

— Вас там не было. Известно только, что после нас в здании оставались оператор и мисс Адамсон. Они ушли вместе, а все это случилось потом.

— Не выйдет, — сказал Осборн. — Будет черт-те какое расследование.

— Ничего другого нам не остается. — Рейнхарт слегка поежился. — Как ни посмотреть — дело скверное. Они сидели в пальто вокруг стола, ожидая, чтобы кончилась ночь и прекратился снегопад.

— А движение поездов не прекратится из-за заносов? — спросил Осборн немного спустя. Рейнхарт склонил голову набок, вслушиваясь в удары ветра по крыше.

— Вряд ли. Метель, кажется, стихает. — Он посмотрел на Флеминга. — А как вы, Джон?

— Мы с Джуди вернемся в городок на машине. Когда мы ехали сюда, дорога была вполне приличная.

— Тогда лучше отправляйтесь сейчас же, — сказал Рейнхарт. — Сделайте вид, что просто развлекались, и сразу возвращайтесь к себе. Вы ничего и никого не видели.


— Ну и ночка для увеселительных поездок! — Флеминг устало поднялся и обвел всех взглядом. — Мне так жаль. Правда, очень жаль! Он вел машину почти вслепую сквозь снег, и Джуди чуть ли не каждую минуту протирала ветровое стекло; впрочем, буря слабела, Флеминг высадил Джуди у ее домика и свернул к своему. Он настолько устал, что ему не хотелось выходить из машины. Было около часа ночи, и городок замер под белым саваном. Когда Флеминг открыл дверь, то по контрасту с заснеженной землей темнота в его комнатушке показалась ему непроницаемой. Он стал шарить по стене в поисках выключателя и только нащупал его, как чья-то чужая, замотанная бинтами рука легла на его руку. На мгновение его охватил дикий страх, но он тут же стряхнул руку и включил свет.


Перед ним стояла Андре, поддерживая одной забинтованной рукой другую. Она стонала, была смертельно бледна и измучена, но она была жива! Несколько секунд он, окаменев, смотрел на нее, а потом закрыл дверь и, подойдя к окну, задернул занавески.

— Садись и протяни руки. — Он достал из шкафа бинты и тюбик с мазью и начал нежно а осторожно разматывать грубые повязки.

— Я был уверен, что ты погибла, — сказал он, продолжая снимать бинты. — Я видел, какое было напряжение.

— Видели? — Она сидела на койке, протянув ему руки.

— Да, видел.

— Значит, это были вы…

— Я. И еще топор. — Он посмотрел в ее словно выцветшее лицо. — Если бы я только мог представить, что в тебе теплится жизнь…

— Вы бы покончили и со мной. — Она произнесла это без злобы, просто констатируя факт. Затем она на мгновение зажмурилась от боли. — У меня сердце сильнее, чем… чем у людей. Нужно сделать очень много, чтобы вывести меня из строя.

— Кто перевязал тебе руки?

— Я сама.

— Ты кому-нибудь сказала?

— Никому.

— Кто-нибудь знает, что произошло с машиной?

— Не думаю.

— Почему же ты им не сказала? — Он изумлялся все больше и больше. — Почему ты пришла сюда?

— Я не знала, что должно произойти… что произошло. Когда я пришла в себя, то скачала не могла ни о чем думать, кроме боли в руках. Потом я огляделась и увидела, что машина разбита.

— Ты могла бы позвать охрану.

— Я не знала, что делать. Меня больше никто не направлял. Без машины я совсем растерялась. Вы знаете, что она полностью выведена из строя?

— Да, знаю. На бледном лице девушки горели глаза.

— Я думала только о том, как найти вас. И о моих руках. Я завязала их и пришла сюда. Я ничего не сказала часовым. Вас тут не оказалось, и я стала ждать. Что же будет теперь?

— Они восстановят ее.

— Нет!

— Ты не хочешь? — с удивлением спросил он. — А как же насчет «высшей цели» — насчет вашей высшей формы жизни? Она не ответила. Когда он завязывал бинты, ее глаза опять закрылись от боли, и Флеминг увидел, что она вся дрожит.

— Ты же совсем замерзла, — сказал он, щупая ее лоб. Он стянул с постели стеганое одеяло и набросил на нее. — Закутайся получше.

— Вы думаете, они опять ее построят?

— Конечно. — Он разыскал бутылку с виски и наполнил два стакана. — А ну-ка, выпей. От меня им помощи ждать нечего, но у них есть ты.

— Они заставят меня сделать это? — Андре отпила виски и посмотрела на него горящими, тревожными глазами.

— А тебя нужно заставлять? Она почти рассмеялась.

— Когда я увидела, что машина вся разбита, я так обрадовалась.

— Что? — спросил он, переставая пить.

— Я почувствовала себя свободной. Я почувствовала себя…

— Как Андромеда древних греков, когда Персей разбил ее оковы? Этого она не знала. Она отдала ему свой стакан.

— Когда машина работала, я ненавидела ее!

— Ну, нет. Это ты ненавидела нас. Она покачала головой.

— Я ненавидела машину и все, что имело к ней отношение.

— Так почему же ты?..

— Почему люди ведут себя так, а не иначе? Потому что они действуют по принуждению! Потому что связаны тем, что считают логической необходимостью, — привязаны к своей работе, или своим семьям, или своей стране. Вы думаете, эти связи определяются чувствами? Логика, которую не можешь опровергнуть, — вот крепчайшая связующая сила. Я знаю это! — Ее голос дрогнул и стал неуверенным. — Я делала то, что должна была делать, а теперь логика исчезла и я не знаю, что теперь… Я не знаю. Флеминг сел рядом с ней.

— Ты могла бы сказать об этом прежде.

— Я сказала сейчас. — Она заглянула в его глаза. — Я пришла к вам.

— Слишком поздно. — Флеминг посмотрел вниз — на вату и бинты на ее руках, думая о следах, которые оставила в ее сознании воля машины. — Ничто на свете не помешает им восстановить ее, — повторил он.

— Но для этого нужна кодированная схема машины.

— Она все еще существует.

— Неужели вы?.. Если у него и оставались какие-нибудь сомнения в ее искренности, ужас в ее голосе и глазах сразу рассеял их.

— Я не смог взломать сейф, а единственный ключ у Кводринга. Она пошарила в кармане своей куртки.

— У меня тоже есть ключ.

— Но мне сказали, что другого нет! Девушка вынула ключ, вздрагивая от боли, когда бинты задевали за клапан кармана.


— У меня был второй, но этого здесь никто не знал. — Она отдала ему ключ. — Вы можете пойти и докончить дело. Это было так просто — и так невозможно. Вещь, в которой он нуждался больше всего, была у него в руках, но проникнуть в здание, чтобы воспользоваться ею, он не мог.

— Пойти придется тебе, — сказал он. Она сжалась в комочек под одеялом, но Флеминг отбросил его и взял девушку за плечи. — Если ты действительно ненавидишь машину, если действительно хочешь стать свободной, то нужно просто пойти туда, отпереть сейф в стене и взять запись передачи — она на магнитной ленте, — бумаги с моими расчетами и перфокарты с программой. Затем поджечь и, когда они хорошенько разгорятся, бросить в огонь магнитные катушки. Этого будет достаточно. А потом быстро выбирайся наружу.

— Hе могу. Он встряхнул ее, и она слегка застонала от боли.

— Ты должна. Он сгорал от возбуждения, не переставая думать — не о последствиях для себя или для нее и не об участи их всех теперь, когда оказалось, что девушка жива, но лишь об одном, главном, неотложном.

— Ты сможешь свободно пройти мимо часовых. Вот, надень, чтобы скрыть бинты. — Он достал из ящика стола пару огромных автомобильных перчаток и принялся натягивать их ей на руки.

— Не надо… нет! — Она дернулась, когда перчатки коснулись ее повязок, но он все-таки натянул их — медленно и осторожно.

— Жечь бумаги можно прямо на полу. Я дам тебе спички.

— Не посылайте меня. Пожалуйста, не посылайте меня туда. — В ее глазах светился страх, и лицо, несмотря на выпитое виски, оставалось бледным. — Я не могу этого сделать.

— Можешь! — Флеминг сунул ей в карман спички и мягко подтолкнул к выходу. Он открыл дверь, и они увидели белую землю и черную ночь. Снег уже не падал, и ветер стих. Фонари городка всю ночь светили сквозь морозную дымку, и можно было различить очертания зданий, темных на фоне земли, с запорошенными белыми крышами. Флеминг повторил: — Ты можешь сделать это. Андре остановилась в нерешительности, и Флеминг взял ее, за локоть. Через секунду она уже шла по снегу к зданию счетной машины. Флеминг шел с ней до тех пор, пока было можно. Когда они оказались уже почти на виду у часовых, он легонько похлопал ее по плечу.

— Желаю удачи, — сказал он и неохотно повернул обратно к своему домику. Температура упала; стоял леденящий холод. Флеминг вдруг почувствовал, что дрожит, затворил дверь, подошел к окошку и, отдернув занавески, стал наблюдать за происходящим. До этого момента он не ощущал напряжения последних часов, но теперь оно обрушилось на него всесокрушающей волной усталости. Ему хотелось лечь и уснуть, а проснувшись, узнать, что все позади. Он попытался представить себе, что сейчас делает Андре, пытался обдумать возможные варианты того, что могло произойти, и наиболее вероятные результаты, однако его мысли упорно возвращались к событиям вечера, и он снова видел хрупкую светлую фигуру девушки, которая уходила от него по снегу. Согреться ему тоже не удавалось. Он включил электрический камин и налил себе еще виски. Сейчас он пожалел, что так злоупотреблял им в прошлом, — теперь оно почти не действовало на него. Мысленно Флеминг принимал различные решения относительно себя и Джуди, если все окончится благополучно. Опершись на подоконник, он ждал, вслушиваясь в никем не нарушаемую тишину ночи, и ему казалось, что время остановилось. Около трех часов снова пошел снег, но на этот раз вьюги не было, и фонари, горевшие всю ночь в различных местах городка, превратились в расплывчатые пятна света за белой завесой из падающих хлопьев. Некоторое время Флеминг не мог разобрать, действительно ли фонарь у здания счетной машины окутан дымом или это были просто снежинки. Затем он услышал звон аварийного колокола и возбужденные крики часовых. Подняв воротник пальто, он открыл окно и сразу же стал и видеть и слышать яснее. Да, это был дым. Первым его порывом было выбежать из дому, самому посмотреть, что произошло, разыскать девушку и помешать охране потушить пожар, но он сознавал свое бессилие, и ему оставалось только рассчитывать на то, что всеобщая растерянность и темнота позволят девушке спастись, а огню разгореться. Если уж на улице так много дыма, то машинный зал, вероятно, превратился в сущий ад, где ничто не уцелеет, быть может и сама Андре. Его вдруг охватили противоречивые чувства. Ведь он хотел, чтобы она погибла, ушла прочь с дороги, но все же мысль о том, чтобы послать ее на смерть, никогда не приходила ему в голову. И в то же время он хотел, чтобы она жила, почувствовал ответственность за ее судьбу. На три четверти она была существом, понятным ему, существом, обладавшим чувствами, страхами, эмоциями. Он же сам помог им возникнуть, и вот теперь, когда связь между ней и руководившим ею интеллектом порвалась, все о ней забыли и, может быть, только он один мог спасти ее, если, конечно, она уже не умерла. Вдруг завыла сирена общей тревоги, мрачно и зловеще, и ему показалось, что на территории разом вспыхнули и призрачно затанцевали за снежными хлопьями все городские огни. За воем сирены он расслышал звук запускаемых моторов, над зданием охраны вспыхнул прожектор и начал медленно обшаривать окрестности. Флеминг представил себе, как по городку несется, нарастая, волна тревоги и команд: часовой звонит в здание охраны, начальник охраны — Кводрингу, дежурный по части — патрулям службы безопасности, в пожарную команду и внешнюю охрану, Кводринг звонит Джирсу, а Джирс, в пижаме, выбравшись из постели к телефону, возможно, звонит в Лондон спящему министру и командующему округом, чтобы были приняты все запланированные меры против диверсии. Он напрягал зрение, стараясь разглядеть, что происходит за летучей завесой снега, и проклинал сирену, заглушавшую все остальные звуки. Мимо его домика с ревом и лязгом пронеслась пожарная машина, а в свете ее фар и в луче прожектора возникали силуэты бегущих людей, застегивающих на ходу пальто, и солдат с автоматами. Проехала еще одна машина, на крыше которой вращалась антенна радиолокатора. Затем огни удалились, сирена стихла — осталась лишь неразбериха звуков и скрытое за снегом движение в темноте. Через мгновение зажегся еще один сторожевой прожектор, затопив светом открытое пространство между жилыми домами и территорией, где находилось здание счетной машины; в этот свет быстро въехала еще одна машина. Это был открытый джип, и Флеминг отчетливо различил Кводринга, сидевшего рядом с водителем и что-то кричавшего в радиотелефон. К джипу бросилась какая-то фигура, и Флемингу показалось, что это Андре. Потом он узнал Джуди: ее темные волосы были растрепаны, пальто кое-как наброшено на плечи. Джип остановился, и Кводринг что-то коротко бросил ей, а затем джип снова рванул вперед, а Джуди побежала к домику Флеминга. Она без стука ворвалась в комнату и несколько секунд обводила безумным взглядом все вокруг, пока не увидела его.

— Что случилось? — задыхаясь, выпалила она. Флеминг не оборачиваясь сказал:

— Она сделала это, Андре. Это горят записи.

— Андре?! — Ничего не понимая, Джуди подошла к нему. — Но она же умерла. Времени для длинных объяснений не было, и Флеминг в двух словах рассказал ей, что произошло, пока она неподвижно стояла рядом, глядя в окно.

— Я думала, это ты, — сказала она, осознав лишь часть того, что он ей говорил. — Все равно, слава богу, что это не так.

— Что сказал Кводринг? — спросил он.

— Только чтобы я ждала его здесь.

— Он нашел ее?

— Не знаю. По-моему, он ничего не подозревает. Он отдавал патрулям приказы прочесать территорию, а если кто-нибудь окажет сопротивление — стрелять без предупреждения. Крики я шум машин становились все более приглушенными, если что-нибудь и происходило, то это было далеко от домика Флеминга. Столб дыма над зданием счетной машины разбухал, становился все толще, и в центре его пробился язык пламени, отчетливо видимый между белыми лучами прожекторов. Флеминг и Джуди молча смотрели и слушали, но вот из всей этой сумятицы выделился резкий треск выстрелов. Флеминг весь напрягся.

— Значит, они ее нашли? — спросила Джуди. Он не ответил. Теперь пространство перед домиком опустело. Его наискось прорезал луч прожектора, но сначала в этом луче не двигалось ничего, кроме снежных хлопьев. И вот на эту «ничейную землю» нерешительно вступила маленькая светлая фигурка, возникшая из тени между двумя строениями.

— Андре! — прошептала Джуди. Девушка бежала пошатываясь, словно сама не знала куда. Она попала в луч света, на мгновение замерла, ослепленная, затем повернула обратно. Прожектористы, по-видимому, не заметили ее, но где-то поблизости грохнул еще один выстрел и между зданиями просвистела пуля. Пальцы Джуди впились в руку Флеминга.

— Они ее убьют! Флеминг оттолкнул ее и кинулся к дверям.

— Джон! Не выходи!

— Это я ее послал! — Флеминг схватил лежавший на тумбочке электрический фонарик и выбежал не оглянувшись. Джуди бросилась к двери, но Флеминг уже исчез в снежном мраке между домиками. Он прятался за ними до тех пор, пока это было возможно, а затем метнулся через световой луч в простирающуюся за ним темноту. На этот раз прожектористы были на чеку. Белый луч качнулся вместе с ним и ослепительно вспыхнул на стене ближайшего здания, но это только помогло Флемингу. Он успел разглядеть, что девушка прижалась к стене недалеко от него. Снег затруднял движения, но Флеминг продолжал бежать, а оказавшись возле Андре, потащил ее за угол, в спасительную темноту. Тяжело дыша, они прислонились друг к другу. Андре не узнавала его. Флеминг поддерживал ее одной рукой.

— Это я, — сказал он и, вспомнив о фляжке в кармане, вытащил ее и силой влил остатки виски ей в рот. Андре поперхнулась, судорожно проглотила виски, а затем с усилием выпрямилась и перестала опираться на Флеминга.

— Я сделала это, — сказала она, и, хотя было очень темно, Флеминг почувствовал, что она улыбается.

— Как ты оттуда выбралась?

— Через заднее окно.

— Тсс! — Он прижал палец к ее губам и притянул ее к себе. По открытому пространству, которое он только что пересек, мотался взад и вперед луч прожектора; внимательно всматриваясь в темноту, мимо них быстро прошел патруль, держа наготове автоматы. Флеминг стал думать, что делать дальше. Возвратиться назад в домик было невозможно, а попытка спрятаться еще где-нибудь на территории означала лишь, что патруль их может захватить врасплох и обстрелять, даже не сообразив, что, собственно, происходит. Попытка сдаться в темноте и суматохе этой ночи тоже могла кончиться для них смертью. Флеминг решил, что они могут спастись, только если сумеют спрятаться где-нибудь до рассвета, когда поиски станут менее истеричными и беспорядочными. С того места, где они стояли, они могли бы достигнуть внешней ограды, не попав под лучи прожекторов, только по тропе над обрывом, которая вела к пристани. Воспоминание, очень давнее воспоминание, всплыло в памяти Флеминга, и все его мысли сразу сосредоточились на причале и лодке. Он крепко обнял Андре за талию, чтобы поддержать ее.

— Пошли, — сказал он и почти понес ее по заснеженным прогалинам между зданиями, прячась в их тени и сворачивая в сторону в поисках другого пути, едва впереди раздавались голоса. Казалось, их не могли не обнаружить в течение первых же нескольких минут, но снежная завеса скрывала их, снег заглушал шаги. Андре часто и неглубоко дышала, и было ясно, что ее сил хватит ненадолго. Тут Флеминг вспомнил, что, выйдя к береговому обрыву, они окажутся перед оградой, протянутой в море после смерти Бриджера, а у ближайших ворот, несомненно, стоят часовые. Их положение казалось безнадежным, но какая-то смутная подсознательная мысль гнала Флеминга туда, и он упрямо брел вперед, почти ослепленный снегом, и волочил повисшую на нем девушку. И тут он вспомнил, что именно искал. Весь день у конца ограды над обрывом трудились рабочие, расчищая грунт для нового здания, к тут же стоял бульдозер, который они, окончив работу, оставили здесь. Возможно, мотор слишком остыл и не заведется, но, с другой стороны, ведь рассчитывал же водитель завести его утром. Стоило попробовать, если только они сумеют добраться до бульдозера. Когда они достигли последнего здания, Флеминг тоже задыхался, а от темного пятна бульдозера их отделяло добрых пятьдесят ярдов открытого пространства. Они прислонились к стене, обращенной к морю, и Флеминг стал жадно, большими глотками вбирать в себя холодный воздух. У него жгло в груди. Он не пытался заговорить с Андре, да она, казалось, и не ждала этого. Либо она безоговорочно верила ему, либо была слишком измучена, чтобы думать, а может быть, и то и другое вместе. Между ними и проволокой проехал патрульный грузовик с прожектором на кабине — в кузове темнели смутные силуэты солдат, и снова все вокруг стало тихо и спокойно.


— Ну! — бросил он, указывая на бульдозер, и, подхватив Андре, побежал по покрытой снегом траве. Не пройдя и половины пути, она дважды споткнулась, а последние двадцать ярдов Флеминг нес ее на руках. К тому времени, когда они достигли бульдозера, его голова и грудь, казалось, разрывались; он поставил Андре на ноги, и она со стоном опустилась на землю. Флеминг залез в кабину бульдозера и осмотрелся. По-видимому, их никто не заметил, и ему оставалось только надеяться, что если мотор и заведется, то его по ошибке примут за шум мотора какой-нибудь из машин охраны. Мотор завелся с первого же оборота стартера, и через несколько секунд Флеминг оставил его тяжело урчать на холостом ходу, а сам слез, чтобы помочь девушке взобраться в машину. Сначала она не пошевелилась.

— Ну, давай, — задыхаясь, сказал он. — Скорее! Все идет хорошо! Андре слабым голосом ответила:

— Оставьте меня. Не беспокойтесь обо мне. Флеминг поднял ее на руки и, не совсем понимая, как ему это удалось, посадил на ящик рядом с сиденьем водителя.

— Ну, держись крепче, — сказал он и притянул ее к себе. К этому времени патрульный грузовик, наверное, уже заканчивал объезд и возвращался к ним. К этому времени Кводринг, наверное, уже побывал в его домике и узнал от Джуди, что они с Андромедой прячутся где-то на территории городка. К этому времени помещение счетной машины, наверное, превратилось уже в мокрую, дымящуюся массу пепла и головешек и послание, пришедшее откуда-то из-за тысячи миллионов миллионов миль, и все, что из этого вышло, исчезло навсегда. И теперь оставалось только как-то спасти девушку, спрятаться и остаться в живых. Он выпрямился, нажал на сцепление и включил передачу. Когда он отпустил сцепление, бульдозер рванулся вперед и мотор чуть было не заглох, но Флеминг резко прибавил газу и рывком развернул тяжелую машину к ограде. Через плечо он увидел приближающийся свет фар, но останавливаться было уже поздно. Он отжал акселератор до самого металлического пола и держал до тех пор, пока передняя кромка ножа не вгрызлась в проволоку. Проволочные звенья лопались, рвались, гусеницы подминали их — и вот бульдозер оказался внутри разрушенной ограды. Флеминг выключил мотор и, сойдя на землю, стянул с ящика девушку. Тяжелая громада машины затыкала разрыв в ограде, словно пробка, а они с Андре стояли в снегу снаружи. Флеминг осторожно подвел ее к краю обрыва и, согнувшись вдвое, перебежал, чтобы укрыться за кустами, заслонявшими верхний конец тропинки, которая вела к причалу. Фары приближающегося грузовика становились все ярче, и из-за кустов было видно, как они осветили бульдозер. Флеминг был слишком ослеплен светом и снегом, чтобы разглядеть грузовик, — он боялся, что это патрульная машина, полная солдат. Затем фары повернули, снег на мгновение поредел, и Флеминг увидел фургон с радиолокатором, который беспомощно полз вдоль ограды, а его антенна продолжала бесцельно вращаться. Взяв Андре за локоть, Флеминг повел ее вниз с обрыва. За вторым поворотом он включил свой фонарик и замедлил шаги, чтобы Андре могла сама поспевать за ним. Она собрала последние силы и, крепко держась за его руку, не отставала. У нижнего конца тропинки не было охраны, а на причале стояла мертвая тишина; только волны негромко плескались о сваи. Казалось, тысячи миль отделяли Андре и Флеминга от хаоса, царившего над их головами, и это создавало обманчивое ощущение безопасности. На зиму все маленькие суда вытаскивали на берег и консервировали. На плаву оставалась лишь небольшая моторная шлюпка — сейчас она терлась и толкалась о край причала. Флемингу и раньше случалось пользоваться ею, когда летом хотелось побыть одному, и он испытывал к ней своеобразную смесь любви и ненависти, какую может питать жокей к норовистой и упрямой старой лошади. Он погрузил Андре в шлюпку, отвязал веревку и пошарил лучом фонарика в поисках заводной ручки. Завести этот мотор было не так легко, как бульдозер. Флеминг крутил ручку, пока по его лицу не побежал пот, смешиваясь со снегом; он уже потерял надежду на то, что мотор когда-нибудь оживет. Андре скорчилась у борта, а снег все падал на них, и таял, и смешивался с водой, плескавшейся у них под ногами. Она ни о чем не спрашивала, пока он, задыхаясь и бормоча проклятия, крутил ржавую рукоятку, и лишь время от времени негромко стонала. Флеминг тоже ничего не говорил я крутил, крутил — до тех пор, пока, чихнув несколько раз, мотор не завелся. Флеминг дал ему немного поработать вхолостую; шлюпка вибрировала, а над самой водой раздавались негромкие хлопки глушителя; затем он включил сцепление, открыл дроссель. Причал сразу же исчез из виду, и они остались одни среди пустынной черноты водного пространства. Флемингу никогда не случалось выходить в море при снегопаде. Море было удивительно спокойно. Вокруг них крутились, опускаясь, снежинки и таяли, едва коснувшись воды. Пока шлюпка шла в закрытой бухте, казалось, что на воде даже теплее, чем на суше. Перед штурвалом, похожим на рулевое колесо допотопного автомобиля, был укреплен небольшой компас, и Флеминг управлял одной рукой, а другой освещал фонариком картушку. Ему не пришлось долго вспоминать хорошо известный пеленг островка; знал он и приблизительную поправку на снос течением. Спокойное море позволяло оценить скорость шлюпки, и, справляясь каждые несколько минут с часами, он мог приблизительно подсчитать расстояние. Он так часто плавал здесь прежде, что рассчитывал благополучно подойти к берегу вслепую. Флеминг надеялся, что сможет услышать плеск разбивающихся о скалы волн с достаточного расстояния. Он окликнул Андре и попросил ее пройти на нос и смотреть вперед, но сначала она даже не ответила. Он же не решался ни на минуту оставить штурвал и компас.

— Если можешь, пройди вперед, — повторил Флеминг. Он Увидел, что Андре начала медленно пробираться к носу.

— Теперь уже недолго, — сказал он, чтобы ободрить ее, хотя сам не был в этом уверен. Шлюпка равномерно продвигалась вперед уже десять, пятнадцать, тридцать минут. Отойдя подальше от берега, они попили в слабую зыбь, и шлюпка стала слегка зарываться носом и покачиваться. Но снег прекратился и ночь стала чуть менее тельной. Флеминг думал о том, не попала ли она на экран какого-нибудь радиолокатора, и о том, что происходит за их спиной, в городке, и о том, что их ожидает в непроглядном мраке впереди. У него болели глаза, голова, спина — ныло все тело, и, чтобы совсем не расклеиться, он все время думал о том, как болят обожженные руки девушки. Минут через сорок Андре окликнула его. Он сбросил газ и предоставил шлюпке скользить по инерции к чернеющему впереди во мраке острову. Затем повернул штурвал, и они пошли вдоль скалистого берега. Они шли очень медленно, почти ощупью и вслушивались, не раздастся ли впереди шум бурунов. Так продолжалось до тех пор, пока минут через десять каменная стена постепенно не отодвинулась в сторону и не стали слышны мягкие всплески волн, шуршащих по песку. Флеминг подвел шлюпку к берегу и побрел по ледяной воде, неся девушку на руках. Небо заметно посветлело, — возможно, всходила луна, — и он узнал эту укромную бухточку, на которую они с Джуди наткнулись в тот давний весенний день, когда отыскали бумаги Бриджера. Это было печальное, но в то же время сладкое воспоминание: почему-то Флемингу показалось, что здесь он сможет постоять за себя. Он огляделся в поисках какого-нибудь пристанища. Было слишком холодно, чтобы пойти на риск и спать под открытым небом, даже если бы им удалось уснуть. Флеминг первым вошел в отверстие пещеры и двинулся по коридору, который когда-то исследовал вместе с Джуди. Теперь он не мог держать Андре за руку, но он продвигался вперед медленно и разговаривал с ней, обернувшись через плечо, чтобы ее подбодрить.

— Я чувствую себя Орфеем, — говорил он сам с собой. — Хотя, кажется, я что-то напутал в мифологии — вроде бы это был Персей. От утомления у Флеминга кружилась голова, а мысли путались, и он дважды неверно выбирал дорогу в темных переходах. Он разыскивал высокий зал, где они тогда обнаружили озерцо, так как помнил, что пол там песчаный и на нем можно отдохнуть. Однако вскоре он сообразил, что пошел неправильно. Он обернулся, чтобы сказать об этом Андре, и осветил проход сзади, но ее там не было. В панике он, спотыкаясь, побежал назад, выкликая ее имя и лихорадочно шаря лучом фонарика по стенам туннеля. Его голос отдавался жутким эхом, и это был единственный звук в пещере, кроме стука его каблуков о камни. У выхода он остановился и снова повернул обратно. Он говорил себе, что его тревога нелепа, так как они прошли по коридору совсем немного. В первый раз он почувствовал злость на девушку, что было совсем уж нелогично, но ему было не до логики. Он пошел назад по проходу и вдруг заметил больше ответвлений, чем ему запомнилось. Словно играя с ним в какую-то лукавую игру, черные проходы бесшумно множились в темноте. Флеминг сворачивал в них, но каждый раз они оказывались тупиками. И вдруг он увидел, что находится в том самом высоком зале, который не сумел найти в первый раз. Флеминг остановился и снова позвал, медленно скользя лучом фонарика по сторонам. Он не сомневался, что Андре была тут. Ведь она совсем обессилела и не могла уйти в темноте далеко. Он осветил лучом фонарика песчаный пол и увидел ее следы. Они вели к озерцу посреди зала, и там Флеминг остановился как вкопанный, чувствуя, как по его телу пробежала дрожь ужаса. Последний след виднелся на скользкой поверхности камня у края озерца, а в воде плавала его автомобильная перчатка. И больше ничего. Он так ничего и не нашел. Ее научили стольким вещам, подумал он мрачно, но не научили плавать. Его охватил приступ невыразимого горя и раскаяния, и еще целый час он упрямо и безнадежно обследовал пещеру, а затем уныло вернулся на берег. Там он забился в щель между двумя скалами и стал ждать рассвета. Уснуть он не боялся. Им владел другой бредовый страх: он ждал, что из пасти пещеры вот-вот возникнет нечто невообразимое, не поддающееся уничтожению, присланное оттуда, из-за тысячи миллионов миллионов миль, — нечто говорившее с ним впервые в такую же, как эта, темную ночь. Однако ничего так и не появилось, а примерно через час после рассвета из-за мыска вышел военный катер. Флеминг не пошевельнулся, даже когда катер подошел к берегу, и команда увидела, что он широко открытыми глазами смотрит на вечно меняющийся лик океана.

Загрузка...