Рейнхарт еще раз попытался увидеть Осборна и, к своему удивлению, был вызван в министерство обороны. Когда он явился, Осборн ждал его в кабинете Ванденберга. Там же присутствовали хозяин кабинета и Джирс: по-видимому, они разговаривали уже давно. На столе лежал раскрытый портфель Джирса, из него вытряхнули целую груду бумаг; очевидно, их только что просматривали. Атмосфера в комнате была напряженная и враждебная; профессор насторожился.
— Присаживайтесь, в ногах правды нет, — машинально, без улыбки сказал Ванденберг. Последовала короткая тягостная пауза: каждый ожидал, что заговорит другой, и наконец Ванденберг добавил:
— Я слыхал, что у вас еще кто-то отправился на тот свет?
— Это был несчастный случай, — ответил Рейнхарт.
— Конечно, конечно. Два несчастных случая.
— Результаты расследования переданы кабинету, — сказал Осборн, глядя на ковер. Джирс нервно кашлянул и начал собирать бумаги.
— Так чем могу? — Рейнхарт выжидательно смотрел на генерала.
— Крайне сожалею, профессор, — сказал Ванденберг.
— О чем? В первый раз Осборн поднял на него глаза.
— Нам пришлось согласиться на то, чтобы сменить подчинение и засекретить все, что можно.
— Почему?
— Люди начинают задавать вопросы. Скоро они дознаются, что вы создали живое существо и экспериментируете над ним.
— Вы имеете в виду Общество защиты животных? Но ведь это не животное, а всего лишь скопление молекул, которые мы сами же и соединили.
— От этого никому не легче.
— Мы не можем остановиться на полпути… — Рейнхарт переводил взгляд с одного на другого, пытаясь проникнуть в их намерения. — Дауни и Флеминг только начинают разрабатывать новое направление!
— Нам это известно, — сказал Джирс, утрясая пачку с документами и убирая их обратно в портфель.
— И что же?..
— Я крайне сожалею, — снова сказал Ванденберг. — Однако здесь ваш путь кончается.
— Не понимаю. Осборн смущенно заерзал в кресле.
— Я сделал все, что мог. Мы дрались изо всех сил.
— С кем?
— Решение кабинета окончательно. — Осборн явно старался избегать подробностей. — Наше дело проиграно, Эрнест. За него сражались на самом высоком уровне и проиграли.
— А сейчас к тому же у вас снова кто-то отправился на тот свет, — вставил Ванденберг.
— Но ведь это же только предлог! — Рейнхарт встал и очутился лицом к лицу с Ванденбергом, восседавшим по ту сторону стола. — Вы хотите нас убрать, потому что вам нужно наше оборудование. Вы готовы раздуть любой пустяк!.. Ванденберг вздохнул.
— Такова жизнь! Я и не ожидал, что вы поймете нашу точку зрения.
— Ну, вы мне в этом и не помогли! Джирс щелкнул замками портфеля и внезапно расплылся в улыбочке.
— По правде говоря, Рейнхарт, кое-кто хотел бы, чтобы вы вернулись в Болдершоу-Фелл. Рейнхарт с неприязнью покосился на него.
— В Болдершоу-Фелл? Меня туда даже не впустили! Джирс вопросительно взглянул на генерала, который кивком головы разрешил ему продолжать.
— Кабинет облек нас доверием, — сказал он с важным видом.
— Разумеется, все это под строгим секретами — заметил Ванденберг.
— Так, может быть, вам лучше не ставить меня в известность? — Рейнхарт держался с отвагой загнанного в угол зверька.
— Вам необходимо это знать, — сказал Джирс — Вы тоже будете участвовать. Правительство подает сигнал бедствия, так сказать. Оно хочет, чтобы мы все начали работать на оборону.
— Безотносительно к тому, чем мы занимаемся?
— Так решил кабинет, — объявил Осборн, глядя на ковер. — Мы сделали все, что в наших силах. Ванденберг поднялся и подошел к карте на стене.
— Западные державы глубоко обеспокоены. — Он тоже избегал смотреть на Рейнхарта.
— Обеспокоены из-за кое-каких искусственных спутников, которые мы обнаружили за последнее время.
— Каких еще спутников?
— Тех, которые наблюдаются в ваш же собственный радиотелескоп. Только он и оказался достаточно мощным. При его помощи мы обнаружили массу спутников и ракет на их орбитах.
— Земного происхождения? — Рейнхарт поглядел на проложенные на карте траектории.
— Значит, вот что так тревожит вас всех?
— Ну да. Кто-то по ту сторону шарика забрасывает их один за другим, и они оказываются вне зоны действия нашей системы дальнего обнаружения. Агентство по космическим исследованиям при ООН ничего о них и слыхом не слыхало, как и все западное содружество. Словом, все не в курсе.
— Так вот, высказывают пожелание, чтобы этим занимались вы, — закончил за него Джирс.
— Это не моя специальность. — Рейнхарт, выпрямившись, стоял перед столом. — Я — астроном!
— А то, чем вы занимаетесь сейчас, разве по вашей специальности? — спросил Ванденберг.
— Все это началось с астрономии. Никто ему не ответил.
— Во всяком случае, таково желание кабинета — наконец сказал Осборн.
— А работа в Торнессе?
— Ваша группа, то есть то, что от нее осталось, будет подчиняться доктору Джирсу, — ответил Ванденберг.
— Джирсу?!
— Все-таки я — директор Центра?
— Но вы даже не знаете. — Рейнхарт сдержался, взяв себя в руки.
— Все-таки я физик, — сказал Джирс. — По крайней мере был. И думаю, что смогу быстро войти в курс. Рейнхарт с презрением поглядел на него.
— Вам ведь давно этого хотелось, правда?
— Я не сам выбирал! — огрызнулся тот.
— Господа! — укоризненно воззвал Осборн. Тяжело ступая, Ванденберг вернулся к столу.
— Давайте не будем переходить на личности.
— А Дауни и Флеминг? Как с их работой? — спросил Рейнхарт.
— Я не собираюсь их выгонять, — сказал Джирс. — Нам понадобится определенное время для работы с машиной, но все это можно организовать.
— Если вы выгоните меня…
— Эрнест, это не бросает на вас ни малейшей тени, — взмолился Осборн. — Вы сами убедитесь в этом после опубликования очередного списка наград.
— К черту награды! — пальчики Рейнхарта впились в ладошки. — Дауни и Флеминг заняты исследованиями, важнее которых не было за всю историю Англии! Только это меня и заботит! Джирс взглянул на него сквозь блеснувшие очки.
— Мы сделаем для них все, что сможем, конечно если они будут вести себя прилично.
— У нас готовятся некоторые перемены, мисс Адамсон. Джуди находилась в кабинете Джирса и смотрела на доктора Хантера, начальника медицинской службы Центра. Это был высокий, костлявый человек, больше похожий на военного, чем на врача.
— Профессор Дауни готовится начать новый эксперимент, но не под руководством профессора Рейнхарта. Рейнхарт больше в этом не участвует.
— Тогда кто же? — Джуди не закончила фразы. Хантер ей не нравился, и она не собиралась быть с ним откровенной.
— Отвечать за административную часть буду я.
— Вы? Хантер, по-видимому, уже привык к такого рода щелчкам; во всяком случае, теперь на его широком и не слишком одухотворенном лице появилась лишь легкая усмешка.
— Конечно, я только скромный врач. Основное руководство принадлежит доктору Джирсу.
— А если профессор Дауни станет возражать?
— Она уже согласилась. Ее же не интересует, как это будет организовано. От нас требуется только обеспечивать ее всем необходимым. Доктор Джирс берет на себя контроль над счетной машиной, а я буду помогать ему в биологическом эксперименте. Ну, а вы… — он взял с директорского стола какую-то бумагу, — вы были прикомандированы к министерству науки. Можете об этом теперь забыть. Вы снова у нас. Вы мне понадобитесь для обеспечения секретности нашей части работы.
— Программы профессора Дауни?
— Да. Я думаю, что мы должны получить новую форму жизни.
— Новую форму жизни?
— Даже дух захватывает, правда?
— Какую же форму?
— Мы еще не знаем, но когда узнаем, то должны будем сохранить это в тайне, верно? — Он улыбнулся сальной улыбкой. — Мы удостоены чести быть повитухами при родах великого события.
— А доктор Флеминг? — спросила она, глядя прямо перед собой.
— Он остается по просьбе министерства науки, но я не вижу, чем, собственно, он может тут заниматься. Флеминг и Дауни ничего не сказали, узнав о смещении Рейнхарта. Дауни была всецело поглощена своей работой, а Флеминг сторонился людей. Единственным человеком, с которым он мог бы поговорить, была Джуди, но ее он избегал. Они с Дауни, хотя и работали бок о бок, все еще не доверяли друг другу и никогда не говорили откровенно ни о чем, кроме эксперимента. Но и тут, как вскоре убедился Флеминг, ему не удавалось убедить ее, когда речь заходила о важнейших его предположениях. Как-то они стояли у выходного печатающего устройства, просматривая бесконечные свежие колонки однообразных цифр.
— Я полагаю, что все это — информация, которая поступает через Циклопа, — сказала Дауни.
— Частично. Плюс еще то, что машина узнала, когда ей в лапы попалась Кристин.
— Что же она могла узнать? — Помните, я говорил, что у машины, должно быть, есть способ получать информацию о нас побыстрее?
— Помнится, вам все не терпелось.
— Не только мне. Я не сомневаюсь, что за те несколько секунд, пока не вышли из строя предохранители, машина получила больше физиологической информации, чем вы могли бы подготовить для нее за целую жизнь. Дауни по обыкновению негромко презрительно фыркнула и оставила его предаваться собственным размышлениям. А он отыскал кусок изолированного провода и неторопливо подошел к стене контрольных стоек. Там он остановился перед перемигивающейся индикаторной панелью, задумчиво держа проволоку двумя руками за оголенные концы. Дотянувшись до одного из стержней, он зацепил за него загнутый конец проволоки и, держа ее за изоляцию, медленно поднес другой конец к противоположному стержню.
— Что вы делаете? — через зал к нему спешила Дауни. — Вы устроите замыкание!
— Не думаю, — задумчиво ответил Флеминг. Он коснулся стержня оголенным концом провода.
— Вот видите? — Между встретившимися поверхностями металла проскочила только слабая искра. Флеминг отбросил проволоку и несколько секунд стоял в раздумье. Затем он медленно поднял к стержням обе руки, как некогда Кристин.
— Ради бога! — испуганная Дауни шагнула вперед, чтобы остановить его.
— Ничего, все в порядке. — Флеминг одновременно коснулся обоих стержней, и действительно ничего не случилось. Он стоял, вытянув руки, и сжимал металлические пластины, а Дауни недоверчиво и со страхом следила за ним.
— Мало вам было смертей?
— Для нее оказалось достаточным, — Флеминг опустил руки. — Она сделала для себя выводы. Она не знала, как действует высокое напряжение на органические ткани, пока не заманила сюда Кристин. Она не знала, что это может нанести повреждения и ей самой. Но теперь, выяснив это, она принимает меры предосторожности. Если вы попытаетесь закоротить эти электроды, она уменьшит напряжение. Попробуйте.
— Нет уж, благодарю. С меня довольно ваших экстравагантных идей! Флеминг пристально поглядел на нее.
— Это ведь не просто прибор. Это мозг, дьявольски хороший мозг. Дауни ничего не ответила, и он ушел. Несмотря на неотложные оборонные работы, Джирс все-таки находил время и средства, чтобы помогать Дауни. Он принадлежал к тому типу натур, которые с жадностью набрасываются на любой вид деятельности. Распоряжаясь множеством вещей и дел, он удовлетворял внутреннюю страсть души, быть может возмещая этим отсутствие творческого гения. Он предоставлял в распоряжение Дауни все больше оборудования и средств и с растущей гордостью докладывал начальству о ее успехах. Он хотел показать, что без Рейнхарта дело только выиграло. К зданию счетной машины пристроили новую лабораторию, где разместилась огромная и немыслимо сложная установка для синтеза ДНК. Несколько недель спустя там было смонтировано еще и самое новейшее оборудование для рентгеноструктурного анализа и химические установки для синтеза фосфата дезоксирибозы, аденина, тимина, цитозина, тирозина и прочих составляющих, необходимых для создания молекул ДНК, этих семян жизни. Через несколько месяцев полным ходом шли работы по получению спиральной молекулы ДНК примерно с пятью миллиардами нуклеотидных кодовых единиц, а к концу года была создана генетическая единица из пятидесяти хромосом, похожая на человеческую, но несколько превышающая генетические потребности человека. В начале февраля Дауни сообщила о появлении живого зародыша, по всей видимости человеческого. Хантер помчался в лабораторный корпус. В машинном зале он прошел мимо Флеминга, но ничего ему не сказал. Флеминг все это время, как и обещал, выполнял только свои прямые обязанности и не сделал ни малейшего усилия, чтобы помочь биохимикам. В лаборатории Хантер увидел Дауни, склонившуюся над маленькой кислородной палаткой, в окружении различных приборов и многочисленных ассистентов.
— Оно живет?
— Да! — Дауни выпрямилась и посмотрела на Хантера.
— На что оно похоже?
— Это ребенок.
— Человеческий ребенок?!
— Я бы сказала — «да», хотя сомневаюсь, что Флеминг согласится. — Она удовлетворенно улыбнулась и добавила: — Это девочка.
— Просто не верится!.. — Хантер старался заглянуть в кислородную палатку. — Можно посмотреть?
— Смотреть-то особенно не на что, она вся запеленута. Под прозрачным пластмассовым покровом палатки лежало нечто похожее на младенца, но тело этого существа было туго обернуто одеялом, а личико закрыто маской. У шеи под одеяло уходила резиновая трубка.
— Дышит?
— С посторонней помощью. Пульс и дыхание нормальные. Вес — шесть с половиной фунтов. Разве могла я подумать, когда только пришла сюда… — Дауни умолкла, внезапно поддавшись непривычному чувству. Когда она вновь заговорила, ее голос звучал теплее, мягче обычного:- Сбылась старая мечта алхимиков о создании золота! Создана жизнь! — Дауни коснулась резиновой трубочки и закончила резко, как всегда: — Мы питаем ее внутривенно. Можете убедиться, что у нее отсутствует сосательный инстинкт. Придется ее учить.
— Ну и задали же вы нам задачку, — сказал Хантер, который хотя и был растроган, но уже вспомнил о своих обязанностях и ответственности.
— Я преподнесла вам человеческую жизнь, созданную человеческими руками. Природа потратила на подобное дело два миллиарда лет, а мы — четырнадцать месяцев. Хантер вернулся к официальному докторскому тону:
— Позвольте мне первому поздравить вас!
— Вы говорите так, словно речь идет об обычном рождении, — сказала Дауни, ухитрившись одновременно и пренебрежительно фыркнуть и улыбнуться. Крошечное существо в кислородной палатке росло на внутривенном питании, словно на дрожжах. За сутки оно вырастало примерно на полдюйма и, очевидно, не собиралось проходить через период детства, свойственный людям. Джирс доложил генеральному директору управления научных исследований министерства обороны, что при данной скорости роста существо должно стать взрослым за три-четыре месяца. В высших сферах это открытие вызвало прилив гордости и желание сохранить все в строжайшей тайне. Генеральный директор запросил полный отчет и поставил на него гриф «совершенно секретно, особой важности». Он направил отчет министру обороны, который изложил его основное содержание удивленному и недоумевающему премьер-министру. Кабинет министров был поставлен обо всем в известность на закрытом заседании; Рэтклифф вернулся к себе, в министерство науки, потрясенный: он не знал, что делать дальше. После длительного обсуждения он поручил Осборну написать Флемингу и потребовать от него объективных сведений. Флеминг ответил двумя словами:
— Убейте ее! Как и следовало ожидать, он был вызван в кабинет к Джирсу, и ему предложили объяснить свое наведение.
— При всем желании не вижу, — сказал Джирс, и глаза его сузились за очками, — чтобы это имело к вам хоть какое-то отношение. Флеминг стукнул кулаком по необъятному столу.
— Я все еще член группы или нет?
— В некотором смысле.
— Тогда, может быть, вы меня выслушаете? У нее человеческий облик, но это не человек. Это такой же придаток машины, как и Циклоп, только придаток более сложный.
— Эта теория на чем-нибудь основана?
— Она основана на логике! Первое существо было пробным выстрелом, пробной попыткой создать организм, подобный нашему и потому приемлемый для нас. Этот выстрел точнее, он основан на большем количестве информации. Я обрабатывал эту информацию, мне известно, насколько тщательно она подобрана. Глаза Джирса округлились.
— Вы способствовали созданию этого чуда, а теперь предлагаете нам убить ее?
— Если вы не сделаете этого сейчас, то потом уже никогда не сможете сделать. Люди будут считать ее человеком и назовут ее уничтожение убийством. А мы окажемся в ее власти — во власти машины!
— А если мы не воспользуемся вашим советом?
— Тогда не допускайте ее к машине. Джирс сидел молча, очки его поблескивали. Затем он поднялся, давая понять, что разговор окончен.
— Так вот, Флеминг. Вас здесь только терпят, и терпят из вежливости по отношению к министру науки. Право окончательного решения в этом деле принадлежит не вам, а мне. Мы будем делать то, что сочту наилучшим я, и делать будем именно здесь.