Анатомия теургии

Глава 2

— Будь я проклят, — сказал Тостиг.

Король медленно шёл по главному проспекту, стрелой проложенному от ворот в цитадель, оглядывал каждый дом и качал головой. Идущие за ним хускэрлы хранили гробовое молчание.

Метель утихла, на небо выходило тусклое северное солнце, и только теперь стало понятно, во что обошёлся Хельвегу этот Йоль. Самая длинная ночь в году закончилась, обнажив рождённое в эти часы зло — в кои-то веки суеверия северян, те самые, в которых во время Йоля на землю выходят наимерзейшие демоны, оказались правдой.

— Трупы уже убирают, мой король, — глухо сказал Кенельм, когда Тостиг задержался у некогда богатой лавки торговца тканями. Торговец был из Проклятых, от бедности не страдал, за что и поплатился — его тело лежало на крыльце без головы, уже немного занесённое снегом. На мертвеце была только ночная рубашка, но без боя он не сдался — заледеневшие окровавленные пальцы сжимали рукоять кинжала.

Разбитые двери зияли чернотой.

— Трупы… — Тостиг вздохнул. — А кто вернёт мне людей, которыми они были?

Ниже по улице лежали стражники — целый патруль погиб почти в полном составе, но обобрать их не успели: нападавшие и сами легли рядом. Повязки с восьмиконечной звездой, какие носили октафиденты, не давали повода усомниться в том, кем они были при жизни.

— Эти повязки носили ещё до моей коронации, — сказал Красный король. — Октафидентов заставляли надевать их, чтобы горожане видели, какой веры прохожий, и могли не разговаривать с ним. Откуда их только вытащили, из каких шкафов?

Сейчас, в лучах утреннего солнца, город вскрыл свои раны, и Йон сбился со счёту, сколько мертвецов попалось ему на глаза. Ночью он не замечал этого, он слишком торопился, носясь по улицам в компании Кенельма, а темнота и метель скрывали мрачную картину. Но теперь всё закончилось. Ночь сменилась днём, утих ледяной ветер, и растерянные горожане бродили среди запорошенных снегом мертвецов.

Трудно было сказать, сколько человек погибло в этом хаосе. По всей центральной улице Ранкорна, на которой могли разъехаться две четвёрки лошадей, тут и там лежали убитые — в повязках и без них. Ниже по проспекту, где метнула свой камень Джаана, к ним добавились трупы демонов, и Йон с каким-то странным облегчением увидел, что план короля сработал хотя бы отчасти — люди явно защищались сообща, забыв о распре. Но даже тогда им пришлось заплатить кровью.

Два десятка лакертов. Почти столько же людей. И, приглядевшись, Йон увидел следы Тления на телах демонов — он уже видел такое и вряд ли когда-нибудь забудет. Магнус? Что ж, этот человек уж точно не пропал бы. Ему наверняка и целый отряд гвардейцев окажется нипочём.

Король тоже обратил внимание на тела, но смотрел на людей.

— Хоть в чём-то я оказался прав, — сказал Тостиг. — Демоны объединяют даже врагов.

— И объединят ещё больше. Ситилла из Багрового Ордена говорила, в последние годы в Хельвеге появляется всё больше разломов, — ответил Йон. — Она считает, сперва нужно разобраться с этой проблемой.

— А потом пускай мы режем друг друга хоть до Вечной зимы? — горько усмехнулся Тостиг. — Нет, я не могу так поступить. Может, я бы и рад заключить перемирие, но назад дороги нет. К тому же Гарольд всегда готов ударить в спину, и уж точно я не стану верить ему.

В этом теургу пришлось с ним согласиться: Гарольд Торкельсон славился тем, что очень редко давал обещания. К тому же союзники могли быть уверены в его слове, а вот враги…

Отчасти поэтому Йон не желал находиться с ним рядом, предпочитая общество Гирта.

Их прервал стук копыт: одна из боковых улочек выплюнула всадника, который тут же натянул поводья и спрыгнул с коня, поклонившись королю. Тот коротко кивнул ему.

— Мой король, вести из резиденции Ордена, — гонец не стал уточнять, какого именно, но это и не требовалось. — Они потеряли нескольких человек, но держат нейтралитет. Палач покинула город, с ней поговорить не удалось.

— Харсова скверна! — выругался Тостиг. — Вот ведь угораздило их сделать эмиссаром эту суку из Проклятых! Что насчёт разломов?

— Ведут расследование. Я передал уполномоченному ваше послание.

— Чудесно. Будем надеяться, они поймут его правильно… Кенельм!

— Я здесь, мой король.

— Возьми мэтра Винтерсона и пару ребят, и посмотрите на места разломов. Я хочу знать, всё ли там сейчас безопасно. Если есть хоть малейшие сомнения — отправляйтесь сразу в цитадель и выставляйте охранные посты. Хватит с нас демонов в городе.

У Йона были свои мысли насчёт демонов в городе, но он благоразумно промолчал. С другой стороны, ведь откуда-то они берутся здесь? Конечно, город уже давно не обнесён крепостной стеной, от неё остались только отдельные участки, и всё-таки это было странно. Наводило на мысли, если вспомнить, чем теург занимался ночью.

Следует расспросить Джаану, подумал он. Так, чтобы она не отвертелась. И так, чтобы никто этого не заметил.

Потому что он спиной чувствовал взгляд холодных голубых глаз Деоринга.

Магнус сидел на большом камне, сдув с него снег, и смотрел вдаль.

Когда-то давным-давно он любил так сидеть на выступе скалы недалеко от своего дома. Внизу расстилалась горная долина, и можно было легко увидеть окрестные деревни, а дальше лежала тёмная громада города. Созерцание приносило умиротворение.

Он не избавился от этой привычки и в Джумаре, предпочитая забираться на высочайшую башню Фец и точно так же смотреть вдаль, только тогда перед глазами была лишь бескрайняя пустыня, по которой ветер гонял облака пыли. Там не было умиротворения, но было спокойствие. Иногда ему очень не хватало этого.

Теперь он снова вспомнил старую привычку, но не потому, что хотелось отдохнуть разумом после долгой бессонной ночи. Магнус ушёл от лагеря беженцев, от бесконечных разговоров, криков раненых и рёва животных по другой причине: следовало заняться скверной, принесённой из мира демонов.

Святая вода, конечно, помогла, но этого было слишком мало. Она могла защитить от чёрной демонической крови, от яда в зубах существ из другого мира, но там, за гранью, ею был пропитан сам воздух. И от неё следовало избавиться.

Он уже чувствовал симптомы — головная боль, жар, тошнота, жжение в глазах, и, будь рядом зеркало, увидел бы в нём покрасневшую кожу лица. Типично для поражения скверной, но развивается чересчур быстро — слишком много успело поглотить его тело, прежде чем наконец открылся проход назад, и они с Ситиллой вывалились в снег Хельвега. Дальше состояние ухудшится, он сляжет с лихорадкой, и если не умрёт, то начнёт изменяться. Пока не превратится в безумное, ведомое лишь низменными чувствами обезображенное существо, мало напоминающее человека. В Джумаре таких звали гулями, в Хельвеге — драуграми. Незавидная участь, особенно для того, кто владеет магией.

Поэтому он сидел здесь и прогонял чистую магию сквозь кровоток, выталкивая засевшую там скверну наружу. Снег вокруг валуна медленно краснел, это значило, что он на верном пути. Летом было бы сложнее.

— Вот вы где, — услышал он голос Ситиллы. — Я вас всюду ищу.

— Для чего же? — Магнус открыл глаза.

— Узнать, всё ли в порядке. Моя кожа потемнела от скверны, и боюсь даже представить, что чувствуете вы.

Она и впрямь выглядела не такой бледной, как обычно, что особенно было заметно на фоне пепельных волос, да ещё глаза налились кровью. Наверняка у Магнуса сейчас такие же.

— Чувствую себя не очень хорошо, — он усмехнулся. — Но, к счастью, в моём арсенале есть способы избавиться от этого.

— Медитация? — Ситилла подошла и села рядом. — В Ордене каждого новичка учат творить молитву, чтобы изгнать скверну из тела, но многие умеют справляться и без неё. Это долго, зато лечит.

— Скорее всего, это тот же метод, но применяемый бессознательно, как гоэтия. Не очень эффективно.

— Нам бы пригодились ваши навыки. При всём уважении, но я ждала, что вы свалитесь с ног. Святая вода, конечно, помогла, но по ту сторону разлома слишком много этой дряни, и мы пробыли там слишком долго.

— Я уже заканчиваю, — некромант обвёл рукой красный снег вокруг. — Видите?

— Выглядит впечатляюще, — признала Ситилла. — Я таких успехов не добилась.

— Тогда разрешите помочь? Не думаю, что даже при вашем иммунитете столько скверны в крови пойдёт вам на пользу.

— Вы владеете Наложением рук?

— Любой маг Жизни третьего звена и выше владеет им, хотя в Джумаре этот теургический метод и называется по-другому. Большинство некромантов тоже не брезгуют — особенно те, кто уходит вглубь Феззе-Кавир. Демоны там другие, а скверна та же.

Она заколебалась. Наконец, шумно выдохнув, кивнула:

— Хорошо. Я пыталась медитировать, но голова трещит так, что сосредоточиться невозможно. Так что с удовольствием приму ваше предложение.

— Тогда нужно найти свободную палатку, на таком ветру вы быстро замёрзнете, — Магнус соскочил с камня. — И перенести её туда, где нет других людей. Иначе от нашего лечения будет только вред.

Вместо ответа Ситилла последовала его примеру и, шагнув, подала знак идти следом.

Палатка нашлась быстро — Проклятая не стала долго раздумывать и взяла свою собственную. Как она пояснила, даже если ткань впитает часть скверны, ей это не так повредит, как кому-то ещё, а в их положении разбрасываться имуществом не стоило.

Беженцев было много. В одном только здешнем лагере набралось около двухсот человек, почти все — Проклятые. Из Ранкорна уходили целыми семьями, едва успев собрать самые ценные вещи, впрочем, у Проклятых такое воспринималось привычно. Ситилле ещё повезло, что она удосужилась забрать свой походный скарб из резиденции Багровых и сложить его на телеги прежде, чем их забросило в чужой мир — по возвращению оставалось только нагнать сородичей.

Их, разумеется, посчитали погибшими. А после короткого рассказа о том, что случилось, на палача смотрели с благоговением.

Никто даже не подумал о том, чего им стоило спасение.

Уже в палатке Ситилла без всякого стеснения сбросила багровый камзол, а затем и рубашку, обнажив покрытую шрамами спину. Магнус осмотрел её с профессиональным интересом, тут же увидев, что ни одну из отметин не оставил стальной клинок — слишком рваные края и слишком неправильная форма. Больше всего выделялись четыре длинных бугристых рубца, пересекавшие всю спину от плеча до пояса.

— Кто это вас так? — спросил он, касаясь рубцов.

— Форца. Отвратительная тварь вроде лакерта, только с перьями и зубами как у крокодила. Слышали о таком звере?

— Да, в реке Хайат в Джумаре их много.

— Мне посчастливилось упасть ему под ноги и получить когтями по спине. Было зверски больно, но лучше так, чем угодить ему в пасть. Тогда я лишилась бы руки или ноги. Ох!

— Спокойно, — Магнус положил руки ей на плечи и, усевшись, закрыл глаза. — Я пропускаю через ваше тело поток магии.

— Разве вы не должны при этом концентрироваться на том, что делаете? — она поёжилась.

— Должен, но если знаешь, что делать, это гораздо проще, чем с медитацией. Что вы чувствуете?

— Холодно.

— Значит, процесс идёт. Вы лишаетесь vis viva, «живой силы». В современном мире считается, что ею обладает движение, тепло, магия и материя, и одно может быть превращено в другое. Сжигая дрова, вы уничтожаете материю, но получаете тепло. Сжигая порох, передаёте движение пуле. Одна vis viva превращается в другую. Вы не первая, кого я лечу таким образом, и склонен считать, что скверна тоже является своего рода, хм, «живой силой», раз уж при её потере человек испытывает холод. Впрочем, вам, наверное, неинтересно.

— Ошибаетесь, — Ситилла повернула голову, и Магнус заметил, что на щеке у неё есть ещё один шрам — тонкий, едва заметный. Его, без сомнений, оставило отточенное стальное лезвие. — Я слушаю вас и думаю, что вы пригодились бы Ордену. Наши книжники слишком много думают о духовном. Впрочем, вы знаете это и без меня.

— Знаю. Если я прав, то скверну можно превращать в иной тип vis viva. Добывать тепло. Или движение. Мы можем найти применение тому, что сейчас бездарно сливаем в снег.

— По мне, так лучше уж слить её в снег, чем подохнуть или стать нахцерером.

— У нас их зовут драуграми. Да, тут не поспоришь. Но мы должны смотреть в будущее, иначе так и застрянем в прошлом.

Некромант сжал пальцы сильнее, чувствуя, как поток магии проникает глубже в тело Ситиллы. Управлять его движением сквозь двоих сразу оказалось намного сложнее, но Магнус обладал достаточным опытом теургии, чтобы спокойно разговаривать и не сбиваться с ритма. В этом у него было преимущество перед братьями Ордена, которые не понимали сути того, что делают.

Ситилла дышала ровно, сложив руки на животе и не пытаясь вмешиваться в процесс. Холода она тоже будто не замечала — палатка защищала от ветра, и этого оказалось вполне достаточно. А может, она просто привыкла к хельвежским морозам.

Снег вокруг продолжал краснеть.

Рона встречала утренний свет — так же, как делала это каждый день с тех пор, как получила обсидиановый глаз. Каждое утро она выходила на снег, сжимала в руках артефакт и снова погружалась в чёрно-белый мир, глядя, как на востоке встаёт солнце. Это было куда лучше, чем оставаться в сером ничто без света и тьмы.

Она знала, что больше не увидит цвета — чёрный камень мог передавать лишь тени — но считала, что лучше довольствоваться малым. Ещё несколько дней назад Рона вовсе лежала в доме травницы и собиралась умереть, потому как жить ей было больше незачем. А сейчас, сейчас вдруг оказалось, что Магнус жив, что потеря глаз не означает потерю света, а теперь вот и Альма отправилась в город, велев ей ждать. Она даже снизошла до ответа, сказав, что именно собирается сделать, и здесь их мнения совпадали.

Ведь это Эльфгар виноват в том, что Рона лишилась глаз. Ещё виновата она сама — в том, что была недостаточно быстра и сильна, но Эльфгар был причиной всему. Он приказал убить Магнуса, хотя тот никак не вредил ему. Может, им овладел гнев, но тогда и правда лучше будет отдать Фьёрмгард кому-нибудь другому.

К тому же Рона была сестрой ведьмы, и октафиденты рано или поздно добрались бы до них. Нет, их нельзя оставлять властвовать в Хельвеге.

Она сконцентрировалась и снова подняла жезл, пытаясь различить очертания дома. Тот виделся мутным, почти бесформенным пятном на белом фоне. Альма говорила, ей не хватает опыта — обсидиан почти не требует силы, и посмотреть сквозь него может любой, кто обладает толикой магии, но важно здесь не смотреть, а видеть. И она увидела: пять размытых, но вполне заметных силуэтов, а за ними — ещё пять, побольше. Люди и кони.

— Эй, хозяйка! — услышала она. Странные интонации: доброжелательность и осторожность. Гость знал, с кем говорит.

Дом проснулся. Рона не владела гоэтией, но знала, как приказывать стражам, и те готовы были по одному только слову броситься на защиту девушки. Но это будет потом — если гости попытаются напасть.

Силуэт подошёл ближе. Рона даже смогла различить у него руки и ноги, если, конечно, это не было игрой воображения.

— Должно быть, вы Рона, — продолжил гость. — Повязка на ваших глазах говорит сама за себя. Дома ли ваша сестра?

— Вежливые люди называют своё имя, входя в чужой дом.

Она поразилась тому, как твёрдо прозвучал её голос. Может, это потому, что Альмы нет рядом?

— Верно, — согласился гость. — Должно быть, я слишком устал с дороги. Меня зовут Гирт Торкельсон, а это мои хускэрлы. Нужно ли рассказывать, кто я такой?

— Нет, — теперь она всё же дрогнула. — Я знаю это имя.

— Вот и хорошо! Так дома ли Альма?

Рона покачала головой.

— Нет? Тогда где она?

— Захватывает Фьёрмгард, — честно ответила девушка.

Кажется, Гирт не понял. Во всяком случае, он не нашёлся, что сказать, и Рона дорого бы дала, чтобы увидеть его лицо. Только сейчас она поняла, как много теряется в разговоре, если собеседника не видно: нельзя посмотреть в глаза, нельзя зацепиться взглядом за движения его губ и понять, лжёт он или нет. Альма говорила, она сможет видеть так же чётко, как раньше — но только если будет упорно работать. Что ж, вот ещё одна причина усердствовать.

— Захватывает Фьёрмгард, — наконец проговорил Гирт. — Проклятье! Когда она уехала?

— Вчера.

— И вы знаете, чем всё закончилось?

Она пожала плечами: Альма не считала нужным посвящать сестру в то, что делала. Но от дальнейших расспросов её спас ворон.

Чёрная птица без малейшего стеснения села ей на плечо. Рона знала, что это ворон — только он осмеливался на подобное, выполняя волю норны. Ворон нёс весть, и она легко поняла его.

— Альма знает о вашем приходе, — сказала она. С губ срывались чужие слова: ворон шептал ей послание, а Рона всего лишь произносила его. — Она говорит, что уже возвращается, и просит вас быть её гостями.

— Ведьма, — Гирт криво улыбнулся. — Что ж, мы будем рады воспользоваться вашим гостеприимством. Но в доме, пожалуй, нам будет тесновато, так что, если не возражаете, мы расположимся где-нибудь рядом.

— Как я могу приказывать этелингу?

— Можете, мейстрес Веллер, можете. Я не настолько глуп, чтобы думать, будто обладаю властью на чужой земле. Самый бедный йомен может мне приказывать, если я ступил на его участок. Таков закон в Хельвеге, и его даже король не может нарушать. А попробует — вместо него на трон скоро сядет новый.

Он повернулся к хускэрлам, которые молча стояли, держа коней под уздцы.

— Ставьте шатры, ребята! Мы здесь надолго.

Отвернувшись от него, Рона снова сжала в руках древко жезла. Стражи, поворчав, затихли. Им не нравился гость.

А ведь она сумела их увидеть, подумала девушка, концентрируясь на обсидиане. Это отличалось от прежнего зрения глазами, правда, чем именно, сказать она не могла. Просто выглядело иначе, и всё. Как если бы она смотрела головой.

Ну да, правильно, у неё ведь нет больше глаз.

Вместо них теперь кусок камня.