После того, как вышло моё второе интервью, к нашему дому начали стягиваться журналисты и АЭ-Роптеры со съёмочными группами.
Утром во вторник Эсфирь влетела в мою комнату.
— Алекс! Ты видел⁈
Когда я посмотрел в окно со второго этажа, то невольно поморщился.
— Вот нахрена они тут нужны.
— Надо говорить не «нахрена», а «ура», — деловито заметила Эсфирь, решив подвергнуть цензуре ещё и меня, а не только Абубакара.
Я ещё раз глянул на людей с камерами и вздохнул.
— Нет, именно нахрена.
Потом мой взгляд уловил яркое пятно с другой стороны дороги.
Это были огненно-рыжие волосы девушки-соседки, которая вчера поселилась в особняке напротив. Она как раз вышла из дома, обхватив целую стопку книг, и неуклюже переносила их в свой АЭ-Роптер, припаркованный во дворе.
Девушка глянула на журналистов, потом — на окна нашего дома, и продолжила возиться с книгами. Выглядела она как заядлая ботаничка.
Эсфирь заметила, куда я смотрю.
— К тебе так и липнут всякие некромантки, — вздохнула она.
— Это просто соседка, их порой не выбирают, — бросил я, но всё равно запомнил номер её АЭ-Роптера.
Переезд этой девушки сюда выглядел спонтанным, потому что когда Чекалин отдавал мне документы на дом, то сразу обозначил, кто живёт рядом и вообще в этом квартале и районе Труворов Посад. И про дом напротив он сказал, что тот давно пустует, и хозяева, пожилая пара из Петербурга, не планируют его сдавать.
А тут вдруг появляется соседка.
Да ещё такая… э-э… милая.
— Может, пригласим её в гости? — неожиданно предложила Эсфирь.
Я аж брови вскинул: она никогда не предлагал позвать кого-то в гости, а тут вдруг на тебе. Видимо, она решила, что раз нас реабилитировали, то мы больше не изгои, что можно никого не опасаться, не держать ухо востро и даже возможно доверять людям. Хотелось бы мне думать так же.
— Ты же не любишь некромантов.
— Всё меняется, — хмыкнула Эсфирь. — Ты тоже не любишь некромантов, но это не помешало тебе побывать в оранжерее Виринеи.
— Так, всё, пошли завтракать.
Я бросил ещё один взгляд на рыжеволосую девушку у соседнего дома, затем — на журналистов и отправился вниз, буквально выталкивая Эсфирь из своей комнаты.
На самом деле я понимал, что от внимания мне не уйти.
Это тоже была часть плана по восстановлению репутации рода Бринеров, так что я был готов к наплыву людей, а вот Эсфирь мне хотелось держать от этой суеты подальше.
Но в столовой, за завтраком, она сразу же включила телевизор, который висел под потолком. А там…
— Первый в мире сидарх за последние десятилетия!
Эсфирь переключила канал.
— Бринеры реабилитированы…
Ещё переключила.
— Алексей Бринер закрыл очередную червоточину…
Ещё переключила.
— Изборск стал центром мировых новостей…
Ещё.
— В Еврореспублике заговорили о Бринерах…
Опять переключила.
— Стиральный порошок «Жемчуг-плюс» без запаха и цвета…
— Оставь здесь! — сразу попросил я. — Обожаю смотреть рекламу.
Эсфирь не послушала меня и снова переключила.
Там повторяли моё интервью, уже в который раз. Под звук собственного голоса из телевизора я быстро проглотил бутерброд и бекон с яйцами, запил это всё чашкой чая и вышел из столовой, оставив Эсфирь глазеть на мою физиономию в экране.
Наверное, я слишком скупо реагировал на изменения.
А вот для Эсфирь это было событие — привычный мир для неё перевернулся. Она вернулась в дом, где выросла, её больше не считают плохой и недостойной, никто не желает Бринерам смерти.
Из каждого утюга теперь вещали, что они были только исполнителями и до конца не понимали последствий, а идея открытия червоточин принадлежала Степану Стрелецкому, который уже арестован.
Двух сыновей бывшего вице-губернатора тоже задержали, как и некоторых родственников, а ещё загребли и остальных: работающих на него слуг, знакомых, друзей и прочих. Прошерстили все связи грозного Дома Стрелецких, и теперь весь народный гнев переключился на их род.
Особняк на Белом Озере, кстати, собирались выставить на продажу за гигантские деньги.
Это значило, что у меня появилась ещё одна цель — вернуть то, что было утеряно. Родовое гнездо Бринеров надо было выкупить, каких бы денег это ни стоило. Теперь в моих руках была фирма «Умное снаряжение», и я собирался расширить бизнес уже в ближайшее время.
Правда, кое-кого из Бринеров всё же реабилитировать не собирались.
Пару раз я слышал, как в новостях обсуждали, что предок Бринеров виновен в исчезновении чистого эфира сто лет назад, слышал, как произносили моё имя «Коэд-Дин» и говорили что-то насчёт моего «вероломного повышения ранга».
Выглянув в окно гостиной, я ещё раз убедился, что журналистов прибавилось. У дороги стояло уже четыре АЭ-Роптера разных телевизионных каналов, а журналисты ждали у калитки наготове.
Хорошо, что стояла охрана по периметру.
До вечера я решил никуда не соваться, а поработать дома. Мне было чем заняться. Для начала надо было проверить библиотеку — единственное место, где я не успел тщательно исследовать вещи и мебель в поисках тайника.
Мне помогал Абу. Он проверил стены и шкафы вдоль и поперек.
Тоже ничего не нашёл.
Вторую половину дня я потратил на изучение документов по бизнесу родителей Алекса, просмотрел все проекты и отчеты. Пока я возился, Эсфирь в гостиной опять читала исследования из чёрной папки.
Когда же я вернулся из цеха и лаборатории, Эсфирь соскочила с дивана и побежала мне навстречу.
— Нашла! Алекс, нашла!
Я остановился, с недоверием посмотрев на девочку. Неужели она смогла найти ключ к шифру профессора Басова? Серьёзно?
— Смотри! Тут кругляшки! — Она подскочила ко мне и показала обведённые синим карандашом круглые закорючки в шифре.
Надежда угасла так же быстро, как зародилась.
— Ну да, кругляшки. Я их уже видел, искал по ним информацию, даже учебник по криптографии прочитал. И что?
Эсфирь закатила глаза.
— А ты их считал?
— Нет, — я нахмурился, — и сколько их?
— Пятьсот! — победно объявила Эсфирь. — Пятьсот, Алекс! Ты видишь связь с числом источников чистого эфира, или я одна в нашей семье умной родилась?
Я уставился на неё.
Давно я не ощущал себя таким тупым. Ведь даже не догадался посчитать какие-то там закорючки, которых в документе была куча и все разного вида. Но Эсфирь вычленила один вид «кругляшек» и посчитала.
— Дай-ка сюда. — Я забрал у Эсфирь документы и быстро пролистал.
Был в этих документах ещё один момент, который бросился мне в глаза ещё в первый раз, но, как я ни пытался разобраться — так и не смог.
Листы были скреплены не по порядку.
Их было 30 штук, и располагались они в папке вразнобой. Сначала страница 27, потом 10, потом 7, потом 25 — и так все остальные. Вообще без системы, будто их перемешали и скрепили как попало.
И теперь я понял, что это значило.
Эсфирь заметила, что я до чего-то догадался, и улыбнулась:
— Нет, похоже, в нашей семье умных всё же двое.
Пока она бормотала насчёт моих умственных способностей, я вытащил все листы из папки и начал быстро раскладывать их по полу. Начиная со страницы 1 и заканчивая 30.
Получилось пять рядов по шесть страниц.
И на каждой странице имелись пометки синим карандашом Эсфирь. Всего пятьсот пометок на тридцати листах.
Затем я вскочил на диван и посмотрел на всё это сверху, после чего перевёл дыхание.
— Ты такая умница, Эсфирь. Даже умнее Коэд-Дина.
Она тоже забралась со мной на диван и точно так же уставилась на листы.
— И что это такое?
— Это карта, — улыбнулся я. — Карта нашего восточного полушария, Палео-стороны.
— Не поняла. Тут же просто кругляшки, листки и буквы. — Эсфирь задумалась. — Возможно, я всё же не умнее Коэд-Дина.
Я приобнял её за плечи и чмокнул в макушку.
Затем спрыгнул с дивана и немного передвинул листы, а потом принёс из библиотеки атлас с географической картой Палео-стороны. Забрав у Эсфирь синий карандаш с обгрызенным кончиком, я сделал несколько пометок — ориентировался на пометки в документах.
Я делал это пока на глаз, потому что не имел карты в масштабе, но когда обозначил все пятьсот точек, то уселся на диван и выдохнул.
Да, это была карта местонахождений червоточин.
Не знаю, как старый профессор Басов вообще смог понять, где скрываются все пятьсот червоточин и почему именно в этих точках, но надо было проверить его теорию.
Возможно, я параноик — и Эсфирь обнаружила просто «кругляшки», которые значат что-то другое, но…
В дверь неожиданно постучали.
Я быстро кинулся сгребать листы с пола, а Эсфирь отправилась открывать дверь, но сначала подождала, пока я унесу всё в библиотеку.
Спрятав в библиотечном сейфе папку с исследованиями и атлас с пометками, я вернулся в гостиную, а там уже происходила занятная сцена.
На пороге стояла та рыжеволосая соседка, держала на блюде шоколадный пирог с аппетитной вишенкой и ворковала о чём-то с Эсфирь.
Увидев меня, девушка заулыбалась и поправила строгие очки на носу.
— Простите, если я не вовремя. И без приглашения. Обычно я так не делаю, но… возможно, это старомодно, но я решила, что нужно познакомиться с соседями и угостить их пирогом. Точнее, кексом. Я приготовила его сама.
Она подняла блюдо выше.
— Надеюсь, вы любите вишнёвый кекс? Я всё утро его пекла и украшала.
Мысленно я даже усмехнулся.
То малиновый кекс, то вишнёвый.
Если честно, мне не хотелось сегодня видеть никаких гостей, но Эсфирь без сомнений впустила девушку в гостиную. Слишком уж она хотела позвать кого-нибудь в гости, а тут такая милая девушка с таким милым пирогом и такой милой вишенкой.
— Хотите чаю? — предложила Эсфирь. — Я умею заваривать очень вкусно.
Девушка даже чуть покраснела.
Она отдала блюдо Эсфирь и замялась.
— Ох, нет, спасибо, я всего на минутку. И мне не хочется вас стеснять… вы меня не ждали, я понимаю. Но я живу одна и порой… знаете… порой не к кому обратиться, если вдруг что-то… хочу завести друзей… извините, если это выглядит как-то не так…
Она закусила губу, захлопала длинными ресницами и шагнула в гостиную, после чего протянула мне хрупкую бледную руку.
— Простите, я не представилась… Меня зовут Анастасия Баженова. Я приехала из Петербурга, ищу работу, снимаю дом напротив, договорилась со знакомыми. Мы с вами уже встречались… вчера.
— Алексей, — представился я и пожал руку девушки.
Тёплую и мягкую, с аккуратными розовыми ногтями.
— Я знаю, что вы Алексей Бринер, — закивала она, задержав рукопожатие и крепче стиснув мне ладонь. — По всем каналам про вас говорят, а у вашего дома дежурят журналисты. К тому же, меня сначала проверила ваша охрана у входа. Сложно не заметить, что тут живёт знаменитость. Когда я увидела вас на улице, то поняла, как мне повезло жить рядом с вами. Если вдруг что-то случится, то вы меня спасёте.
Она рассмеялась лёгким и звонким смехом, опять кокетливо поправила очки. На её щеках появился румянец смущения.
И тут вдруг я заметил, как на лбу и подбородке девушки проявились еле заметные шрамы, а потом сразу же исчезли.
И если бы я не был сидархом, то даже не заметил бы этого. Но я заметил. И шрамы были не простые, а магические.
Не знаю, что случилось с этой девушкой, но с ней точно было что-то не так.
Мне пришлось улыбнуться.
— Рад познакомиться, и спасибо за пирог.
— Я тоже очень рада познакомиться, Алексей. Но мне пора, тороплюсь на собеседование… — Девушка наконец отпустила мою руку.
Затем обратилась к Эсфирь.
— Пока, Эсфирь! Ещё встретимся! Ты такая милая!
Эсфирь помахала соседке рукой и понесла блюдо с кексом в столовую, но как только я закрыл за девушкой дверь, то сразу же крикнул:
— Не ешь это! Даже не вздумай!
Она высунулась из столовой.
— Но он так вкусно пахнет… и там такая вишенка… и сама соседка такая милая… разве тебе она не понравилась? Очень красивая.
Но для меня это были вообще не аргументы.
— Мы попросим Азель испечь тебе пирог. Ей я больше доверяю, чем какой-то соседке с улицы.
Я быстро прошёл к телефону, что стоял на тумбочке в гостиной, и набрал заученный наизусть номер.
— Это Бринер. Соедините с Жаном Николаевичем, — попросил сразу, как только на другом конце провода ответили. — Код триста, пять, ноль.
Как только секретарь генерала Чекалина подключился, я быстро попросил его:
— Проверьте одного человека. Анастасия Баженова, лет двадцати, приехала из Петербурга, знакома с хозяевами дома напротив меня, арендует их жильё. Ищет работу. Маг Пути Эреба.
Жан Николаевич был, как всегда, немногословен, но обещал проверить быстро.
Положив трубку, я услышал недовольный голос Эсфирь за спиной.
— Ну почему ты такой подозрительный? Нас наконец-то любят люди… человек пришёл с кексом, а ты… — Она вздохнула и неожиданно спросила: — А если бы Виринея тебе кекс предложила, ты бы отказался?
Я нахмурился, представляя себе, как Виринея снова предлагает мне кекс. Отказался бы я? Да нихрена подобного.
— Давай без обид, — урезонил я Эсфирь. — Но надо быть осторожнее. К тому же, кто у нас пророк? Ты что-нибудь видела насчёт этой соседки?
Она поморщилась.
— Я ничего не вижу насчёт соседки. Вижу, что она очень милая, и мы ей нравимся. И она не такая мрачная и не носит топор, как твоя Виринея. Но больше… ничего не вижу. Осколки молчат.
Эсфирь растерянно посмотрела на меня и пожала плечами, а потом снова с обидой поморщилась:
— А ты был с ней невежлив. Видимо, привык, что сначала к тебе должны с топором явиться, да? А вдруг она обиделась и больше не придёт? Вот я бы на её месте обязательно обиделась! Она, наверное, нас теперь ненавидит!..
В то же время в доме напротив
Анастасия вернулась и захлопнула дверь.
Милая улыбка тут же исчезла с её лица.
— Сволочь ты, Бринер.
По его смазливой физиономии она сразу поняла, что её угощение пробовать он не собирается, как и не собирается с ней сближаться.
Там была глухая и непробиваемая стена.
Его ничего не пробрало: ни милая улыбка, ни смущённый румянец, ни беззащитность, ни расстёгнутая верхняя пуговица блузки, ни предложенный кекс.
А ведь в пироге ничего плохого не было. Просто корж из пекарни на окраине города. Дорогой корж из дорогой пекарни — не подкопаешься. Выглядит как домашняя выпечка.
Но Бринер не повёлся, и Анастасии пришлось повременить с предложением, от которого он не сможет отказаться. Был риск, что всё же откажется, если сильно наседать.
Он хитрый и предусмотрительный.
Да, придётся подождать.
Анастасия посмотрела в окно из гостиной на дом напротив.
Ну ничего. Это не проигрыш, а лишь разведка, мягкая и нежная, шоколадно-вишнёвая. Бринер всё равно никуда от неё не денется, а она и не таких неприступных мужчин цепляла и гнула под себя.
Да, это Коэд-Дин, но слабый Коэд-Дин, у которого есть уязвимости.
А ещё у него такая замечательная сестрёнка, которой не хватает тепла и друзей. Бедный ребёнок остался без родителей, а Коэд-Дин суховат и пока годится лишь для роли цепного пса. Не хватает Эсфирь нежной и тёплой материнской руки.
А тут она, Анастасия — такая милая. Очень милая.
— Всё идёт по плану, папа, — прошептала она. — А ты пока и дальше продолжай прикрывать меня от его сестры и её дара. Девчонка смышлёная и талантливая пророчица. Но всё же она не сильнее Волота.
Анастасия улыбнулась.
Её отец снова переродился и теперь пребывал в теле мага Пути Истис. Причём, он уже второй раз стал пророком, поэтому сила этого Пути должна была увеличиться, а значит, отец справится с какой-то маленькой девочкой, и она ничего не сможет увидеть.
Ни в осколках будущего, ни у себя под носом.
Отец не рассказывал Анастасии о своих планах и о том, сколько кругов и перерождений ему нужно пройти, чтобы набрать силу каждого Пути. Но она знала, что он не остановится ни перед чем.
И уж тем более ни перед Эсфирь или Коэд-Дином.
И даже если Бринер что-то заподозрит, то не сможет ничего накопать. Анастасия была чиста, как младенец, с идеальным прошлым. Дом она арендовала у самих хозяев, очень милые люди, а по совместительству послушники Волота и потомки горных некромантов.
Так что пусть Бринер копает, хоть носом роет вокруг неё и вынюхивает.
Ничего не накопает.
Она повернулась к нежити, которая сейчас стояла в гостиной, готовая к любым приказам. Но ничего приказывать Анастасия пока не стала. Слишком рано суетиться.
Бринер должен всё проверить и убедиться, что его соседка — чистая и добрая девушка, пекущая пироги и читающая книги по искусству. Он должен созреть. Понадобится лишь время и мягкая девичья улыбка.
А терпения и «милоты» Анастасии было не занимать.
Назавтра утром мне позвонил секретарь генерала Чекалина.
— Баженова Анастасия Эдуардовна чиста, как капля росы, — сообщил он, опять немногословно, зато метафорично.
Он быстро и коротко рассказал её биографию: родилась в Петербурге, маг Пути Эреба, родители аристократы, голубая кровь, отец — некромант, мать — алхимик. Дочь — единственный их ребёнок. В друзьях — столичная интеллигенция. В свет девушка выходит редко, ни в каких скандалах не замешана, незамужем, скромная, образованная, с манерами.
Единственное, что выбивалось из её ангельского поведения — то, что в десять лет она внезапно явилась на Бал Мёртвых, который проходил в пригороде Петербурга. Десятилетние дети не участвуют в ритуалах некромантов, поэтому её не пропустили, и девочка ушла ни с чем.
Это всё, что она «натворила» за всё время.
Теперь же, после учёбы в столичной академии искусств, девушка искала работу художником-оформителем. В Петербурге ей не повезло, зато в Изборске обещали место в галерее художеств, вчера она ходила на собеседование. Приняли.
Всё.
Я нахмурился и положил трубку.
«Чиста, как капля росы»…
Возможно, я параноик, но Абубакара всё-таки на разведку надо отправить, пусть проверит, что там у неё за жилище и чем девушка занимается. Я был бы, конечно, не против, если бы Эсфирь завела друзей. Ей одиноко, она скучает по родителям.
Например, сегодня мне нужно идти и надолго, придётся опять оставлять Эсфирь одну. С охраной, но одну.
Абу, конечно, составит ей компанию, но он фантом. А девочке нужны настоящие живые люди.
— Ты уходишь, да? — печально спросила у меня Эсфирь, когда я накидывал чёрный пиджак и поправлял галстук (без зеркала, наугад).
— Мне нужно попрощаться с хорошим человеком, — вздохнул я.
Она тоже вздохнула, понимая, что я говорю про Семёна.
— Я тоже хочу попрощаться, — начала проситься со мной Эсфирь, но я в очередной раз ей отказал: мне не хотелось тащить десятилетнего ребёнка на кладбище.
Да, сегодня был не самый приятный день.
Я отправлялся на похороны Семёна Троекурова. И чтобы ускользнуть из собственного дома спокойно, пришлось выходить через заднюю дверь и быстро садиться в вызванный по телефону дилижанс, чтобы обойти журналистов.
Мне обещали, что к вечеру решат эту проблему, иначе не будет тут никакой жизни.
На местном кладбище было много народу — в основном знакомые из других городов и друзья самого профессора Троекурова, его родственники. Были и учителя из Петровской Академии, пришёл даже ректор.
А вот у самого Семёна друзей не было. Именно к нему прибыл только его отец, сын профессора Троекурова. Невысокий и неповоротливый толстяк в очках, маг Пути Прагма.
Пока близкие родственники прощались с Семёном, я стоял поодаль и наблюдал. Некоторые пришедшие частенько косились на меня — узнавали в лицо, но подходить всё же не решались. И слава богу. Я пришёл искренне попрощаться с хорошим парнем. А ещё считал, что в его смерти, какой бы она ни была, есть моя вина. Если бы я тогда не отправил его искать менталистов, то он был бы жив.
Да, возможно, он бы влез в какое-нибудь дерьмо потом, с таким-то характером, но это бы случилось позже.
А сейчас Семёна — того, прошлого Семёна — больше нет. И я был готов помогать профессору Троекурову и его новому механическому внуку, поклялся скрывать их секрет и защищать, что бы ни случилось.
Гроб оставался закрытым всю церемонию.
Когда его опускали под траурную музыку, многие заплакали. Похороны есть похороны — они и сто лет назад были такими же. Скорбь, черные одежды, потеря. И даже несмотря на то, что ярко светило июньское солнце, пели птицы и пахло цветущими яблонями, день казался мрачным.
Когда я выражал соболезнования отцу и деду Семёна, оба поблагодарили меня. Отец — со слезами на глазах, а вот дед частенько посматривал на часы, будто боялся куда-то опоздать.
Затем он дождался, пока поток соболезнующих пройдёт, и отвёл меня подальше.
— Спасибо, что пришёл, Алексей. Прости, в последнюю нашу встречу я был немного не в состоянии вести беседы, но внук сказал мне, что ты хотел о чём-то со мной поговорить. — Он опять глянул на часы. — Думаю, через пару часов мы можем встретиться.
Он назвал мне адрес своего нового магазина и квартиры над ним.
Это был тот самый адрес, где я видел магазин будущего с вывеской «Мануфактура Севера. Механические люди».
— Я хотел вернуть вам деньги за оружие, профессор, — ответил я тихо. — И планировал обсудить бизнес, он тоже связан с алхимией. Возможно, я бы арендовал у вас часть помещений под маленькую лавку с новаторским снаряжением моих родителей.
— Оу… — задумался Троекуров, — об этом надо обстоятельно побеседовать, мой друг. Тогда давайте уже завтра. Буду ждать в любое время.
Профессор, конечно, был в скорби, но блеск любопытства мелькнул в его глазах. И мне было приятно видеть, что Пимен Троекуров постепенно приходит в себя.
Любопытство — первый признак любви к жизни.
И теперь я понял, в кого Семён получился таким любопытным.
Когда вечером я возвращался домой, уже пешком, то вспомнил про толпу журналистов у дома.
Их не было.
Никогда бы не подумал, что вид пустой улицы доставит мне удовольствие. Правда, радоваться одиночеству мне пришлось недолго.
Меня окликнула соседка. Она как раз пыталась вытащить тяжёлую коробку из своего АЭ-Роптера, но у неё не хватало сил.
В итоге девушка бросила возню в машине и поспешила ко мне, открыла калитку и махнула рукой.
— Алексей! Вы мне не поможете? Умоляю!
Я чертыхнулся про себя, посмотрел на свет в окнах собственного дома и вошёл к девушке во двор.
Хоть соседка и была «чиста, как роса», но всё равно меня что-то в ней напрягало, даже несмотря на её заманчивые формы и красоту. Причём она отлично подгадала момент, когда можно меня подловить.
А ещё я смотрел на её лицо с белой фарфоровой кожей и пытался разглядеть те шрамы, что видел мельком. Только их теперь не было. Странно. Ну не показалось же мне.
— А что у вас в коробке? Кирпичи перевозите? — спросил я, подходя к девушке и заглядывая в багажник её АЭ-Роптера.
Пусто. Только одна коробка.
— Ну почти, — беззаботно рассмеялась Анастасия. — Это книги! Полное собрание трудов по истории искусств. Не моих трудов, конечно.
В коробке действительно были книги — я мельком посмотрел названия на корешках. «История искусств» в двадцати томах.
— Если несложно, донесите хотя бы до порога, — попросила девушка, закусив губу, и добавила: — С меня кекс… с вишенкой.
— Да не вопрос, — ответил я, внимательно изучая её лицо и пытаясь понять, что в ней не так. — А вы одна живёте?
— Одна, — не стала скрывать она. — Поэтому и прошу мужской помощи.
Девушка с благодарностью улыбнулась, но не успел я взять коробку, как со стороны дороги мне с претензией прокричали:
— СКОЛЬКО МОЖНО ВАС ЖДАТЬ, ГОСПОДИН БРИНЕР⁈ МЫ УЖЕ ОПАЗДЫВАЕМ В КИНО!!
Это была Виринея.
Она стремительно приближалась к калитке у дома моей соседки, и никакого «кино» у нас, конечно, не было запланировано.
Но Виринея не стала бы лезть ко мне просто так.
А значит, была серьёзная причина…