Академия Аркан

— Да.

— Твои сообщники? — Он протягивает руку, и я прокручиваюсь под ней. Каэлис резко возвращает меня обратно.

— Профессионалы, — отвечаю быстро, едва шевеля губами. — Все здесь, готовы.

— Хорошо. У тебя будет один шанс.

Я поднимаю голову, встречая его взгляд.

— Думаешь, я этого не знаю?

Выражение Каэлиса каменеет. Я чувствую его тревогу. Я специально держала его в неведении о некоторых деталях — по просьбе Твино.

— Я достану карты, — уверяю я его.

— Не это тревожит меня. — Его взгляд заостряется, полон почти отчаяния.

— А что тогда? — Ещё один поворот. Музыка нарастает, когда он прижимает меня ближе, теснее, чем прежде. Моё дыхание сбивается, грудь натянуто давит на корсет. На его грудь. Его пальцы пробираются сквозь кружево у меня между лопаток и касаются кожи. Он держит меня так, будто стоит отпустить — и он потеряет меня навсегда.

— Я боюсь за тебя, — выдыхает он. Весь зал стихает, и я слышу только его. Я чувствую тот самый страх, что морщил его лоб за ужином на днях. Что заставил держать меня в объятиях всю ночь. — Если всё провалится, если что-то пойдёт не так, я не знаю, смогу ли защитить тебя в этот раз. Как бы жалка ни была моя последняя попытка…

В нём сейчас нет ничего, кроме обнажённой искренности, выданной страхом, который точит его изнутри. Последние эмоции, которые я ожидала увидеть от него. Для себя. Эмоции, в существование которых я сама себе не позволяла верить.

— Всё должно было быть просто, — шепчу я, и злость рвётся наружу в каждом слове. Я злюсь на него — и на себя. Как он посмел так завладеть мной, телом и душой.

— Ничто, между нами, никогда не будет простым. — Его голос настолько низок, что по коже бегут мурашки. — Клара, ты —

Мелодия меняется, и в поле зрения появляется другая фигура. Мужчина, от которого Каэлис унаследовал свою силу и властность.

Король Орикалис, величественный в красном и золотом, словно возникает рядом в одно мгновение.

Мы разлетаемся друг от друга, будто дети, застигнутые за первым поцелуем в кустах. Мир вокруг возвращается обратно — гул музыки, разговоров, свет люстр, — словно кровь, ударившая в голову. Соберись, приказываю я себе. Я только что убеждала Каэлиса, что он зря беспокоится. Самое время доказать, что я держу ситуацию под контролем.

Я склоняюсь в реверансе, а Каэлис отдаёт отцу уважительный, хоть и неохотный, кивок.

— Можно пригласить? — тон короля делает вопрос скорее приказом.

— Для меня честь, ваше величество, — отвечаю я, выпрямляясь.

На миг наши взгляды с Каэлисом встречаются, и он отступает. Его рука передаёт мою ладонь из одной оррикалисской руки в другую. Без единого слова он оставляет меня с ощущением, будто я брошена в логово чудовища. Но улыбка не сходит с моего лица, когда король обнимает меня за талию. Я напоминаю себе дышать, иначе тело сведёт от ужаса, который сжимает горло одним его присутствием.

— Он одевает тебя достойно. — Взгляд короля ничего не упускает. — Вновь заставил тебя выглядеть так, как нужно.

— Для меня честь — его внимание, — отвечаю я, не зная, что ещё сказать. Это первый раз, когда я говорю с королём наедине.

— И правильно.

Музыка меняется, мы делаем поворот. Я пользуюсь моментом, чтобы слегка коснуться его груди, нащупывая очертания механической шкатулки. Она на том же месте, что и прежде. Одновременно я скольжу взглядом по залу, выискивая знакомое лицо среди слуг.

Юра стоит с подносом, полным бокалов с игристым вином. Наши взгляды встречаются всего на секунду — и этого достаточно.

— Прими его доброту и увлечение, — говорит король, не замечая моих движений. Но его пристальный взгляд возвращает всё моё внимание к нему одному. — Но отговори моего сына от его дерзких амбиций.

Сердце гулко бьётся. Он знает? Не может быть. И всё же глаза его говорят об обратном.

— У Каэлиса грандиозные планы на академию; вряд ли кто-то сможет его остановить, — отвечаю я с самой наивной улыбкой, на которую способна.

Хватка короля крепнет.

— Я знаю, кто мой сын, — торжественно произносит он. — И именно поэтому считаю, что только ты сможешь быть рядом с ним. Обуздать его. Уравновесить. Но никогда не так, как он тебе обещал.

В его взгляде мелькает нечто дикое, почти звериное. На миг он вообще перестаёт быть похожим на отца Каэлиса. Та сила, что я видела в принце, ничто по сравнению с этой тьмой, и слова застревают у меня в горле.

— Что вы имеете в виду? — осмеливаюсь прошептать я.

Но он не успевает ответить — музыка замирает, и зал наполняется вежливыми аплодисментами. Король улыбается и отстраняется, легко отбрасывая меня, будто ничего не сказал, будто не выдал мне полуприказ, полупредостережение.

Всего секунда остаётся мне на сомнения. Если он и правда знает, что Каэлис пойдёт против него…

Я беспомощно наблюдаю, как Юра подаёт королю конкретный бокал. Вино подмешано прозрачным ликёром — достаточно, чтобы вызвать головную боль, по словам Сайласа.

Какие бы сомнения у меня ни были, что бы ни знал король и что бы это ни значило, план уже приведён в действие.

Назад пути нет.

Глава 54

На то, чтобы король наконец-то извинился и покинул бальный зал, уходит около десяти минут. Его рука тянется к виску, пока он направляется к боковой двери. Я жду ещё пять, прежде чем последовать за ним. Каэлис занят в зале — обходит гостей и, главное, отвлекает брата. Из всех присутствующих только Принц Равин внушает мне опасения.

Никто не обращает на меня внимания, когда я выскальзываю из зала. Я изучала план клуба достаточно раз, чтобы знать, где находятся уборные, — прикрытие для моего выхода, — и где соединяются служебные коридоры. Дверь с табличкой «Частное» оставлена незапертой, как и должно быть. Внутренности здания резки и строгие в сравнении с парадными залами, что облегчает мне путь.

Каблуки едва слышно цокают по мраморному полу, когда я вхожу в узкий коридор. Я сбавляю шаг. Эта часть обычно предназначена для высокопоставленных гостей и аристократии. Сегодня — для семьи Орикалисов. Впереди, у угла, маячат знакомые широкие плечи. Я замираю.

— Он только что прошёл. Рен был вскоре за ним, — шепчет Грегор. Он узнаёт меня по походке.

— Отлично. Подождём ещё минуту, — отвечаю так же тихо. — Другие проходили?

— Нет. Бристар хорошо постаралась: у нас есть окно без охраны.

— Твино? — спрашиваю, и в этот момент он выходит из противоположной двери вместе с Юрой.

— Чай приготовлен, — осторожно сообщает Твино. Даже если кажется, что мы одни, лучше не рисковать.

Мы обмениваемся напряжёнными взглядами и смотрим на массивную дверь в конце коридора, за которой находится Рен. Мы долго спорили, кто должен подать королю напиток — Твино или Рен. Но в итоге решили, что не стоит рисковать, показывая одного и того же человека рядом с ним дважды подряд. Рен из нас наименее известен.

Твино опирается на стену, тяжелее, чем если бы просто отдыхал ногу. Его взгляд прикован к двери. Я подхожу ближе и сжимаю его пальцы. С Реном всё будет в порядке, говорит этот жест. Мы готовились и репетировали месяцами.

Другой рукой я скольжу в потайной карман пышной юбки и касаюсь карт. Спрятанных, готовых к использованию. Я до сих пор не сделала выбор. Предостережения и откровения Бристар звучат громче в ушах, чем шум крови. Но её собственные тайны слишком похожи на тайны Каэлиса. Кому вообще можно верить?

Дверь в конце коридора приоткрывается. Мы двигаемся.

Бальный салон превращён в личные покои короля на этот вечер. Комната богата и холодна одновременно. Роскошь ради самой роскоши: вышитые шторы, затейливые ковры. Но ни тепла, ни характера. В точности как сам правитель.

Король возлежит на кушетке. Его грудь едва заметно поднимается и опускается от поверхностного дыхания. Движение настолько слабое, что я начинаю волноваться — не переборщил ли Рен с настойкой… Но он выглядит уверенно, и я решаю довериться.

Твино мгновенно оказывается рядом и осторожно расстёгивает пиджак и рубашку. Он помнит каждую пуговицу, каждую застёжку.

— Он что-нибудь заподозрил? — мой голос дрожит от напряжения.

— Вряд ли, — отвечает Рен. — Если бы заподозрил, вряд ли стал бы пить чай.

Твино расстёгивает последнюю пуговицу и сразу принимается за шкатулку. Юра обходит кушетку с другой стороны. Она двигается с той же педантичностью, с какой украшает свои зимние печенья. Её ловкие пальцы бесценны для работы с механизмом.

Хотя именно они двое тренировались, опираясь на чертежи Сайласа, я склоняюсь ближе и слежу за каждым движением. Край шкатулки ловит отблеск света. Я щурюсь, вглядываюсь.

На металле выгравирован знак. Буква Е, выведенная последней вертикалью от N. Символ, который я уже видела. Моё дыхание перехватывает. Это то же клеймо, что было на механической мельнице в мою первую ночь в академии. Тогда я подумала, что это V, но теперь уверена — то же самое. Прототип мельницы в мастерской Дурака… создателя, которого Каэлис называл давно исчезнувшим. Создателя из Ревисанского королевства. Вновь всплывает портрет, что я видела…

Слова Бристар возвращаются эхом. Все сомнения исчезают. Король Нэйтор принадлежал к прошлому миру. К миру, который был перестроен двадцать первым арканом. Я готова поклясться своей жизнью: именно он уничтожил ту реальность. А теперь держит всю власть в этой.

Каэлис тоже это знает. Должен знать. Механизм… его можно было бы использовать, чтобы помочь — если бы захотели. Но Король Орикалис выбрал сделать этот мир таким, каким он есть. И удерживать его таким. Меня кружит, сердце бьётся в панике. Соберись. Сосредоточься на моменте.

Металлическая шкатулка открывается, и мы все разом замираем.

Я осторожно вытаскиваю карты одну за другой, сверяю с подделками. Снадобье Рена и Юры работает — король спит, пока я меняю каждую. Грегор проверяет дверь. Никто не произносит ни слова. Тишина звенит.

Мои подделки идеальны.

Стоит мне вложить их в гнездо, как Твино захлопывает шкатулку. Закрыть её гораздо быстрее, чем открыть. Я отхожу, рука в кармане. На ощупь карты ничем не отличаются, и это вселяет уверенность. Но платье оттягивает вбок. Ладонь горит от знания, какую силу я держу.

— Всё чисто, — тихо говорю я. Юра кивает и быстро выходит, возвращаясь к своим обязанностям официантки. Она будет среди последних, кого отпустят, но вскоре её смена закончится. Рен уходит следом, свернув в сторону, где, по моим догадкам, кухня. Грегор остаётся у двери, на страже.

Мы с Твино выходим в коридор вместе, и Грегор плотно прикрывает за нами дверь.

— Береги себя, — шепчу я.

— Я прослежу за ним, — отвечает Грегор, уверенный, как всегда.

Лицо Твино смягчается в лёгкой улыбке, которая без слов говорит: Не переживай.

Но я переживаю. Всегда. Особенно после Халазара, после той ночи. Я не вынесу мысли снова их потерять. Но, какова бы ни была цена, мы движемся вперёд.

Для них — это боковой выход. Для меня — в противоположную сторону. Я выхожу в главный коридор и стираю тонкую испарину со лба. Я не могу вернуться, выглядя так виновато. Сделав паузу, чтобы взять себя в руки, я иду дальше, по новому маршруту.

Бристар может не участвовать лично в наших вылазках, но её организация и планирование никогда не подводят. Стоит нам оказаться на нужных местах — и словно невидимый щит оберегает нас. Она двигает охрану и слуг, меняя время доставок, расписание, смены. Её рука всегда простирается дальше, чем можно вообразить.

Я сворачиваю за угол с максимально уверенным видом — и оказываюсь нос к носу с группой Стеллисов.

Не слуги. Не охрана. Не городские стражи.

Стеллисы. Те, кем Бристар труднее всего управлять.

Чёрт.

Они поворачиваются ко мне, словно я сказала это вслух, а не только подумала. Мир замирает, пока их взгляды скользят по моим вспыхнувшим щекам, по ладони, с которой я только что стерла пот. Я выгляжу виноватой. А этого я не могу себе позволить. Ведь невиновность — это в первую очередь умение не казаться виновной.

— Добрый вечер, господа, — я вынуждаю себя слегка склонить голову. Надеюсь, это будет воспринято как достаточный знак уважения, чтобы не показаться грубой, но не настолько низким, чтобы выглядеть покорной.

— Что вы здесь делаете? — спрашивает мужчина в центре. Его шлем украшен дополнительными перьями, а на груди поблёскивает знак. Капитан, если я не ошибаюсь.

— Я ищу принца Каэлиса, — отвечаю я с показной уверенностью.

— Принц Каэлис не отходил от брата уже больше часа, — скептически замечает стоящий справа.

Ну и чёрт с ним, что он делает ровно то, о чём мы договорились.

— Правда? А я думала, мы условились встретиться наедине, чтобы… — я прижимаю пальцы к губам и надеюсь, что мой румянец выглядит как смущение. — Неважно. Вернусь в бальный зал.

Но стоит мне повернуться, как лидер хватает меня за запястье. Его хватка куда крепче, чем мне хотелось бы. Я натягиваю маску недоумения, граничащего с раздражением.

— Прошу прощения?

— Король велел нам присматривать за вами.

— Ах вот как? — я позволяю себе улыбку, нарочито кокетливую. — А не подумали ли вы, что, возможно, его величество имел в виду совсем другое? Что вам стоит как следует встретить меня в этих покоях, ведь я — невеста Каэлиса?

Они переглядываются. Сомнение в глазах подтверждает: король не уточнил. Это может сыграть мне на руку. А может… нет.

— Вам придётся пройти с нами. Надо всё проверить.

Горечь подступает к горлу. Я её проглатываю. В памяти вспыхивают образы той ночи, когда меня поймали. Паника атакует со всех сторон. Не поддаваться!

— Принц наверняка захочет высказаться по этому поводу, — говорю я.

— Принц подчиняется отцу так же, как и мы.

Что ж, это правда. Пальцы предательски дёргаются, тянутся к колоде у бедра. У меня ещё есть Колесница, которую дал Сайлас, но использовать её — только в крайнем случае.

— Очень… — начинаю я, но меня перебивают.

— Клара, — ровно произносит Алор. Она стоит в дверном проёме, столь же удивлённая видеть меня, как и я её. — Вот ты где. — Она стремительно приближается, её взгляд падает на моё запястье в руке Стеллиса. — Проблемы, Илван?

— Король велел следить за ней. Мы хотели отвести её к нему…

— Ты держишь будущую принцессу Орикалиса так, словно она уличная девчонка, — прерывает Алор тоном, в котором звучат и возмущение, и укор. Я замечаю, что она одета не в бальное платье, как остальные студенты, а в практичные кожаные доспехи под облегчённым вариантом брони Стеллисов. Она выглядит как новобранец в их рядах. — Мы из Клана Башни служим короне.

— А сама корона приказала нам привести её, — в голосе Илвана появляется неуверенность. И я с радостью уступаю Алор инициативу.

Она качает головой, театрально вздыхая, будто не верит, что вынуждена объяснять очевидное:

— Вряд ли имелось в виду тащить её, как мула на верёвке. Отпусти. Я сама доставлю её королю.

На миг кажется, что Илван хочет возразить. Но он не решается. Его пальцы нехотя разжимаются.

— Так-то лучше, — Алор держится так, словно это ей подчиняются Стеллисы, хотя они явно выше её по званию. Я и не ожидала меньшего от дочери Верховного Лорда Клана Башни. — Клара, прошу, идём.

Я прохожу мимо Стеллисов, голову держу высоко, даже если сердце колотится в бешеном ритме. Их взгляды сверлят мне спину, пока я иду за Алор. Я даже нарочно прибавляю в движении лёгкое покачивание юбок, пока она ведёт меня в соседнюю комнату.

— Что ты творишь? — шипит она, едва за нами закрывается дверь. — Тебе здесь не место… Знаешь что? Лучше я не буду знать, чем ты занимаешься. — Алор трет переносицу, устало вздыхая. — Вон та дверь, потом направо — и прямо до бального зала. Иди, пока тобой ещё кто-то не заинтересовался. Если спросят, скажем, что мы пытались найти короля и не смогли.

— Спасибо, — мои слова окрашены куда более сильной эмоцией, чем простое облегчение.

— Рано благодаришь. Ты всё ещё в опасности, и не ото всех я смогу тебя прикрыть.

Я отхожу, не собираясь упускать её помощь. Но, уже взявшись за ручку двери, замираю — она окликает меня по имени. Я оборачиваюсь, и Алор подходит ближе, вытаскивая из кармана сложенный листок. Я настороженно смотрю на него, вспоминая просьбу найти информацию об Арине… и о матери.

— Про твою сестру я почти ничего не нашла, и это меня зацепило. Я копнула глубже. Имя Лейлис помогло — так что спасибо за наводку. — Она берёт моё правое запястье одной рукой, а второй вкладывает бумагу в ладонь. Но не отпускает сразу, будто сомневается, стоит ли делиться.

Её взгляд цепляется за мой, и сердце колотится быстрее, чем минуту назад при встрече со Стеллисами. В её глазах — страх. Настороженность. Лишь сила воли заставляет её разжать пальцы.

— Теперь это касается не только тебя.

— Что ты нашла?

— Пока недостаточно, — отвечает Алор, кивая на дверь. — Поговорим после бала.

Я молча киваю и выхожу, следуя маршруту, что она описала. Но, не дойдя до дверей бального зала, останавливаюсь и разворачиваю бумагу в ладони. Воздух срывается с моих губ резким вдохом.

То, что я приняла за один клочок бумаги, оказывается тремя, сложенными друг в друга.

На первом — дата, примерно два месяца после Фестиваля огня, почти два года назад. Всего через несколько недель после того, как меня схватили. На нём написано:

«Арина Дайгар, задержана стражей Города Затмения. По словам главного стража, отправлена в шахту № 23.

Записи о прибытии Арины Дайгар в шахту нет.»

В этом нет ничего неожиданного, и всё же во рту появляется горечь, соответствующая тому, как выворачивает мой желудок. Я разворачиваю следующий лист. Это заметки Алор:

«Записи о причастности Равина. Запрашивал именно её? Охотился за ней? Почему именно она?»

Я переворачиваю к последнему листу — и моё сердце останавливается. Эта страница не похожа на другие. Она выцветшая, пожелтевшая от времени. С одного края — рваный край.

И всё же, даже спустя столько лет, я узнала бы этот разрыв где угодно. Я готова поклясться, что если прямо сейчас проберусь в штаб стражи, куда мне уже удавалось проникнуть, и достану их журнал, то этот лист идеально состыкуется с вырванной страницей — той самой, что отсутствовала в день смерти матери на Провале. Той, которую я так долго искала. Той, что хранит доказательство её убийства и имя убийцы.

На ней написано:

«Лейлис Дайгар.

Убита по приказу Верховной Леди Хелены Венталл.

У неё, как говорят, остались в живых двое детей: Клара и Арина Дайгар. Они должны быть немедленно задержаны при обнаружении.»

Я прижимаю ладонь к губам, хотя не думаю, что смогла бы издать хоть звук. Ответ у меня в руках. Наконец у меня есть имя, на которое можно возложить вину за все несчастья моей семьи:

мать Алор.

Глава 55

Шок пронзает меня, словно низкий звон далёкого колокола. Я даже не знаю, сколько времени провожу, стоя в оцепенении, не в силах поверить, что она отдала мне это. Её мать здесь. Прямо сейчас.

Она думает, я не трону её? Алор настолько верит в нашу дружбу и взаимные долги, что уверена — я не стану охотиться за её матерью? Думает, я настолько благородна?

Бумага сминается в моём дрожащем кулаке.

Когда умерла Мама, всё изменилось. Мы с Ариной потеряли безопасность и дом. Наши жизни превратились в бесконечный круг выживания и мести. Арина, одержимая поисками правды, углубилась в Академию сильнее, чем когда-либо прежде. Возможно, даже чтобы найти Мир и вернуть Маму, как и я хочу.

Я прячу бумаги, и ладонь скользит по картам. Шесть штук. Пять настоящих — Смерть, Верховный Жрец, Суд, Умеренность и Фортуна. И одна подделка.

Медленно я достаю их и пролистываю. В руках у меня два, на вид одинаковых, экземпляра Смерти. Она насмехается надо мной. Из всех карт именно её оказалось легче всего подделать.

Король уже пользовался Миром. Падение прошлого королевства. Хранители Мира. Смерть матери. Равин, знавший больше, чем показывал, и вёл свою игру. Каэлис…

Не доверяй Орикалису, — шепчет Мама из-за грани. А потом её голос становится ласковым, словно колыбельная: Мир может всё… И если он у меня, я изменю всё. Исправлю всё. Решение принято.

Я меняю два аркана Смерти местами. Подделку возвращаю в стопку из четырёх и прячу в карман. Настоящую карту засовываю под корсет, вклиниваю её сбоку, вокруг рёбер.

Я возвращаюсь в бальный зал, насколько возможно незаметно. Руки всё ещё дрожат. В ушах звенит. Особенно когда мой взгляд мгновенно выхватывает из толпы Леди Венталл. Я медленно двигаюсь по краю зала, находя место, откуда могу понаблюдать за ней. Высокая, сухощавая женщина с кожей, как у её дочерей, но волосы у неё — более золотого оттенка. Карта Смерти жжёт меня сбоку. Пусть золотые карты и нельзя использовать, я всё равно фантазирую, как направляю её силу на Леди Венталл. Я не знаю, что именно она сделает, но готова поклясться — ничего хорошего. И я готова выплеснуть на неё всю боль, которую несу всю жизнь.

Возьми себя в руки, — приказываю я себе. С высоко поднятой головой отрываю взгляд и вливаюсь в поток зала.

Может, именно она отдала приказ убить Маму, но кто приказал ей? Она Верховная Леди Клана Башни — клана, ближе всех стоящего к короне. Несомненно, её рука движется по шёпоту короля. Даже Бристар сказала, что у них были доказательства причастности Клана Башни, но что Принц Равин — тот, кто охотится на Хранителей Мира. Приказ мог исходить и от него, чтобы скрыть своё участие. Если я убью её прямо сейчас, рискую никогда не узнать всей правды — кто именно и зачем убил мою мать. А ещё — рискую потерять сам Мир.

А он важнее.

— Хотя я и восхищаюсь тем, как убийственное намерение зажигает твои глаза, — голос Каэлиса льётся гладко, как шёлковая подкладка его камзола, — думаю, тебе стоит чуть сдержать это, пока слишком многие не заметили.

— Убийственное намерение? — моя улыбка наверняка выглядит дьявольской. — Понятия не имею, о чём ты говоришь.

— Значит, работа прошла успешно? — его голос опускается ниже обычного, с трудом удерживаясь от взлёта вместе с волнением.

Вместо ответа я сокращаю расстояние между нами и скольжу рукой к своим юбкам. Перекладываю пять карт из кармана в его, засовываю их внутрь его камзола с лёгким хлопком по груди. Провожу костяшками по его телу. Вздыхаю, глядя на него исподлобья, ощущая, как настоящая карта Смерти жжёт у меня под рёбрами. Пока у меня есть хотя бы одна из истинных карт Старших Арканов, ни один из Орикалисов не сможет призвать Мир. Контроль остаётся у меня. И шанс использовать эту легендарную карту — тоже.

— Всё прошло идеально. Он ничего не заподозрит. — И Каэлис тоже не знает о моих истинных намерениях. Я посмотрю, где он будет хранить карты, а потом сделаю ещё подделок, по мере того как сумею незаметно добывать материалы. Украду их прямо из-под его носа, как украла у его отца. Если Бристар не лгала, Каэлис не сможет призвать Мир без карты-сосуда, которую умею создавать только я. Но я знаю о ней слишком мало, чтобы полагаться лишь на это.

— Клара. — Он перехватывает мою руку, вглядывается в меня. Его глаза чуть сужаются. — В чём дело?

— В чём что? — я чуть отстраняюсь, но он держит крепко. Словно видит меня насквозь. Словно знает все мои мысли, даже если я молчу.

— Тут есть что-то ещё.

— Я не могу быть более взволнованной перед тем, что нас ждёт. — Я искренне улыбаюсь и верю в эти слова. На миг мне кажется, что я рассеяла его подозрения. Но Каэлис продолжает изучать меня. Его взгляд словно срывает с меня ткань, оставляя обнажённой. Я с трудом сдерживаю дрожь.

— Нет… здесь есть нечто большее. — Его ладонь тянется к моему лицу, обхватывает щёку. В этом жесте и нежность, и приказ. — Скажи мне.

Мои губы приоткрываются, но слов нет. Мне нужно уйти от него. Просто находясь рядом, я разрываюсь надвое. Между тем, что знаю, чувствую и боюсь… и жаждой снова довериться ему. Поверить так, как я так хотела верить.

— Если тебе нужно, чтобы я кого-то убил, скажи — и это будет сделано. — Он чуть улыбается: высокомерно, дьявольски, и в то же время притягательно до безумия. — Мир — наш, чтобы создать или разрушить.

Но прежде, чем я нахожу слова, чтобы ответить, нас прерывает шум. У входа в бальный зал появляется группа, и толпа мгновенно смолкает. Люди расступаются, и они проходят внутрь.

Если раньше я чувствовала холод, то теперь он пронизывает меня до онемения.

Это не Стеллис с их вороньими и голубиными перьями. Не городская стража в серебряно-зелёном. Эти люди и женщины одеты в тусклый серо-бурый цвет, врезавшийся в мои худшие кошмары.

В центре отряда стражи Халазара — Глафстоун. Живой кошмар, вернувшийся преследовать меня своим изуродованным, покрытым шрамами лицом — следами того, что с ним сделал Каэлис.

Каэлис обвивает рукой мою талию, притягивая ближе.

— Прошу прощения за вторжение на ваш вечер, — объявляет Глафстоун. Музыка замирает, оркестр мгновенно улавливает ненормальность. — Но среди вас скрывается беглая преступница.

Толпа наполняется шёпотом и ахами. Я пытаюсь отойти, но Каэлис держит крепко.

— Не беги, — шипит он. — Это только усугубит. Стой рядом со мной. Я защищу тебя. Клянусь тебе, Клара.

Я знаю, что побег будет выглядеть ужасно. Но это единственное, о чём я могу думать. Я не вернусь туда. Не смогу.

— Не дай им забрать меня.

Едва слова слетают с моих губ, как глаза Глафстоуна впиваются в меня.

— Вот она. — Его лицо искажает ненависть глубже любой, что я когда-либо видела. Одного взмаха его пальца хватает, чтобы стража ринулась ко мне. Всё словно повторяется — моя первая ночь в Академии, только сейчас в тысячу раз хуже.

Каэлис встаёт, между нами, оставаясь так близко, что стоит мне шагнуть — я коснусь его.

— Смотритель Глафстоун, — голос Каэлиса холоден и ровен, — я не позволю вам марать доброе имя моей невесты.

Стражники застывают, не зная, кому повиноваться. Весь зал замолкает вместе с ними, ожидая, что будет дальше.

— Её «доброе имя» — не то, чем вы его считаете, — Глафстоун взмахивает рукой в мою сторону, обращаясь ко всем присутствующим. — Эта женщина обманула вас. Её зовут не Клара Редуин, а Клара Грейсворд.

Технически и это не совсем правда, я бы пошутила, если бы не была парализована паникой.

— Она та самая беглянка, что сбежала из Халазара почти год назад, скрывалась у вас на виду и насмехалась над нашей королевской семьёй своей ложью.

В толпе раздаются возгласы ужаса. Среди лиц я нахожу Лурен. Её глаза расширены, рот приоткрыт. Я отвожу взгляд, прежде чем её потрясение пробудит во мне вину, которую я не сумею скрыть.

— Ты смеешь подвергать сомнению моё слово? — голос Каэлиса опускается до ледяного шёпота.

— Лишь чтобы защитить государя, которого я так люблю, — отвечает Глафстоун.

— Мой брат прав. — Из толпы слева выходит Равин, шагов двадцать от нас. Один его вид разжигает во мне новую волну ярости. — Ты делаешь смелое и опасное заявление против женщины, что должна стать Верховной Леди нового Клана Отшельника. Надеюсь, у тебя есть доказательства? — Он защищает меня? Будто это не он в прошлый раз бросил меня в Халазар… Но я ни на миг не теряю бдительности.

— Ваше высочество, — Глафстоун подходит ближе и кланяется, протягивая небольшой конверт. — Я представляю свои доказательства.

Сделай что-нибудь, Каэлис, молю я каждой клеточкой. Но он не двигается. Почему он не двигается?

Равин раскрывает конверт. Содержимое — достаточно, чтобы земля ушла из-под моих ног. Две колоды. Одна на жалких обрывках бумаги — на таких я когда-то чертила для Глафстоуна его нелегальные карты. Другая — идеально выполненные карты Академии, над которыми я работала ради Испытания Трёх Мечей.

— Я давно выявил её незаконные действия, ещё в Халазаре, — произносит Глафстоун, будто сам не приказывал мне чертить. — Не знаю, как она раздобыла материалы. Я конфисковал карты, которые она сделала в тюрьме. Их сходство с картами, что она представила на Испытаниях Трёх Мечей, очевидно.

— Лжец… — вырывается у меня шёпот. В Академии моё письмо изменилось… разве нет? Этого хватит? Или всё бесполезно? Нет… они используют любые «доказательства», какие захотят.

— Тихо, — шипит Каэлис.

Глафстоун продолжает:

— Простите, я думал, что смогу её исправить. — Театральный вздох. — Но, возможно, стоит радоваться её методам. Иначе как бы мы узнали правду?

— Это, действительно, неопровержимое доказательство, — наконец говорит Равин, передавая карты своему отцу, который остановился рядом. Но вид его — раздражённый. Знает ли он? Сердце грохочет так, что меня мутит.

— Я хочу увидеть эти карты сам, — Каэлис наконец двигается, уходя от меня и направляясь к своей семье. — Я тот, кто курирует арканистов Орикалиса. Я должен судить о сходстве.

— Брат, разве ты не будешь предвзят? — усмехается Равин.

— Схватить её, — приказывает Глафстоун, воспользовавшись тем, что мой защитник больше не преграждает путь.

Стражники бросаются ко мне во главе с Саваном. В его глазах сверкает жестокое торжество: наконец-то я тебя достал. Равин одновременно смещается, загораживая Каэлису дорогу ко мне.

Я отступаю. Их руки тянутся ко мне, а перед глазами — сотни рук из камеры, перепачканной грязью, которую я до сих пор не смыла с кожи, с души.

— Клара… — моё имя, полное предупреждения. Только голос Каэлиса прорывает нарастающую панику. Но уже поздно.

— Пора домой, тварь, — оскаливается Саван. Ликование Глафстоуна не знает границ.

Я резко разворачиваюсь и бегу. Почти достигаю двери, через которую вошла. Но стража быстрее. Они хватают меня, и крик вырывается из моей груди.

Из моей колоды вспыхивает Десятка Жезлов. Я даже не помню, чтобы призывала её, но десять языков пламени обрушиваются на мужчин и женщин, что держали меня. Они валятся назад. Ткань рвётся под их руками, когда они пытаются удержать меня. Моя кожа покрыта созвездиями синяков и царапин.

— Это была Десятка Жезлов?

— Не может быть.

— Разве она всего лишь первогодка?

Шёпот жалит, как пчёлы. Никогда я не была так обнажена. Все видят меня. Знают, кто я — что я. Если останусь, они узнают всё.

Я рвусь к двери, будто она открывается в другой мир, где я в безопасности. Но это лишь задний коридор, где, скорее всего, уже дюжина Стеллис.

В поле зрения выходит Равин, карта в руке. Серебро сверкает. Это Старший Аркан, но какой — я не успеваю понять.

— Довольно.

— Нет. — Я едва успеваю ответить. Моё тело и магия действуют сами. Из моей колоды поднимается серебряная карта. Ржание далёкой лошади эхом проносится по залу, перекрывая шёпот и вздохи толпы.

Наши карты взрываются фонтаном искр и светящейся пыли. Лицо Равина искажается, его рот открывается — но что бы он ни собирался сказать или сделать, я уже не слышу. Свет окутывает меня, и Колесница уносит прочь.

Глава 56

Я падаю на утрамбованную землю двора Дома Звёздной Судьбы с такой же грацией, будто рухнула прямо с неба. Из груди вырывается воздух. Голова кружится. У Сайласа использование его карты выглядело безупречным, но теперь я знаю — к этому нужно привыкнуть. Я сгибаюсь пополам и меня рвёт. Я не уверена, виновато ли телепортирование или же ощущение рук стражников, пытавшихся вернуть меня в Халазар.

Я умру, прежде чем вернусь туда, — думаю я, вытирая губы тыльной стороной ладони. Сердце всё ещё бешено колотится, но губы сжаты в решительную линию.

— Все. В гостиную. Сейчас же! — я распахиваю заднюю дверь и кричу, молясь, чтобы они уже вернулись. Чтобы с ними не случилось ничего дурного.

По лестнице грохочут ноги. Пол надо мной дрожит. Я меряю шагами пространство перед потухшим камином, когда они входят.

— Клара? — Юра ахает, разглядывая мой измученный вид. Я облегчённо выдыхаю, и на миг мой жёсткий фасад трескается, пока я смотрю на них — ещё в гриме и с остатками пудры после нашего бала-маскарада.

— Как ты… — начинает Грегор.

— Что? — в то же время говорит Рен.

— Что случилось? — Бристар разрубает их слова, как её острый взгляд пронзает ночь. В нём тревога и страх. Но и столько сочувствия, что я едва не осыпаюсь, как ребёнок, мечтая о материнских объятиях, которых давно нет. Чтобы кто-то прижал меня и сказал: всё будет хорошо. Но времени на утешение нет. Не тогда, когда часы тикают для всех нас.

— Они знают. — В этих двух словах заключено всё: знают, что я Старший Аркан. Знают, что я та беглянка из Халазара. Знают, что я больше не их марионетка. Судя по ужасу, что проступает на лице Бристар, разглаживая морщины и убирая жёсткие линии у рта, она всё понимает.

— Уходим через горы этой ночью, — объявляет она. — Берите всё, что сможете.

Все бросаются в движение. Никто не задаёт вопросов. Кроме Юры:

— Чистая одежда?

— Пожалуйста. — Мои ноги уже сами ведут меня вперёд, а мысли остаются за многие мили отсюда, в тёмных коридорах Академии Аркан.

Каэлис… Он сказал мне не бежать. Я знала, что он прав. Но что ещё я могла сделать? Теперь всё кончено, не так ли? Наша фиктивная помолвка. Моё время в академии. Наверное, и наше сотрудничество — всё, что у нас было… кем бы мы ни были друг для друга. Каэлис и моё безумное влечение должны быть последним, о чём я думаю, но именно к этому возвращаются мысли на каждом шаге. Я прижимаю ладонь к корсету, чувствуя карту Смерти, всё ещё надёжно спрятанную у моих рёбер. Он не узнает о моём предательстве, пока я не исчезну. Тогда мы станем по-настоящему врагами.

Я замираю на середине лестницы.

В тех тёмных коридорах академии остался ещё кто-то. Тот, о ком Равин теперь знает, что он помогал мне.

— Сайлас, — шепчу я. Юра оборачивается. Я смотрю через плечо, к Бристар. — Я сбежала благодаря ему; Равин и Каэлис оба знают это. Я не знаю, что сделает с ним Равин, но хорошего ждать не стоит.

— Клара…

— Я не могу его оставить, — перебиваю я, заранее слыша в её тоне смесь предостережения и упрёка. — Не после всего, что он сделал, чтобы помочь нам. Я обещала, что не дам ему пострадать.

— Ты не можешь вернуться туда, — Бристар поднимается на ещё одну ступень, и теперь мы смотрим друг другу прямо в глаза. — Если вернёшься, тебя больше никогда не отпустят.

— Для начала им придётся найти меня и поймать, — отрезаю я. — А я за этот год изучила все потайные ходы крепости. Мне нужно лишь добраться до Сайласа. Он выведет нас.

Бристар открывает рот, но я вижу, как решимость тает на её лице, сменяясь раздражением.

— Ты уже всё решила, верно?

— Безоговорочно.

— Тогда иди. Беги так быстро, как сможешь. На споры нет времени.

— В штанах ты двинешься быстрее, — останавливает меня Юра, прежде чем я сорвусь вниз. И я вынуждена согласиться.

Я не трачу время на то, чтобы полностью снять платье. Слишком много шнуровки, да и я не хочу рисковать картой Смерти. Я натягиваю узкие чёрные брюки, затем беру нож и разрезаю юбку прямо под линией, где она вшита в корсет, рву ткань и сбрасываю её. Остатки кружевных рукавов я тоже сдираю, прежде чем Юра протягивает мне свободную рубаху и накидывает на плечи плащ с капюшоном. Она застёгивает его у горла, а я просовываю руки в прорези, чтобы держать его во время того, что я знаю — будет бегом в никуда.

— Мы уже теряли тебя, Клара. — Её взгляд цепляется за мой. — Не дай нам потерять тебя снова.

— Не дам, — клянусь я.

Её пальцы дрожат. Я ловлю их, прежде чем они соскользнут, и рывком притягиваю Юру к себе. Наши руки сжимаются в безмолвных объятиях.

— Лавандовые сконы, — шепчу я ей на ухо. — Вот чего я хочу, когда мы окажемся в следующем убежище.

— Только будь там, чтобы их съесть.

— Буду. А до тех пор — не плачь над пустым гробом.

Она произносит последние слова в унисон со мной, когда я отпускаю её. Я не трачу ни секунды. Сбегаю вниз и почти вырываюсь за дверь, когда Бристар останавливает меня, назвав по имени.

Она стоит у стены под лестницей — и рядом открытая потайная дверь. Я даже не заметила шва в деревянной панели.

— У тебя есть час, не больше. Потом это место будет уничтожено. — В её глазах вспыхивает искра, обещающая превратиться в пламя, что скоро поглотит весь дом. На миг в голову закрадывается дикая мысль: а вдруг именно она сожгла клуб? Но я отбрасываю её. Тогда у Бристар не было причины. По крайней мере, я не могу её назвать… — Мы не можем позволить, чтобы нас нашли, не тогда, когда этот проход ведёт прямо в туннели под городом и наружу.

Я уже видела это. Женщина у потайной двери под лестницей. Видение едва не сбивает меня с ног. Но это не Бристар, а Мать. Арина ещё младенец на её руках. Мы должны идти, — шепчет она, — твой отец скоро придёт. Мы не можем позволить ему найти нас. Я была маленькой, едва выше её пояса. Будь сильной ради меня, Клара. Всё это всего лишь дурной сон.

— Это был мой старый дом? — шепчу я.

Глаза Бристар расширяются.

Те бумаги, что были в карманах юбки, которые я только что срезала — я доверила их Юре. Верховная Леди Клана Башни была той, кто приказал убить мою мать. Символ Клана Башни в комнате, что Твино превратил в мастерскую. Ты же не знаешь больше никаких домов, оставленных кланами, чтобы мы могли взять их под себя? — сказала Юра про это место.

Нет… нет, этого не может быть. Но в голове уже складывается картина. История из времени до моих воспоминаний. Деньги исчезли. Мать оставила удобства. Отец «бросил» нас. Но… а если было наоборот? Что если он не ушёл потому, что ему было всё равно, а из-за тех, кто окружал его?

— Моё имя. То, которое Мать велела нам никогда не произносить. Шеваль…

— Никогда, никогда не называй своё настоящее имя, — рычит Бристар, обрывая меня с той же силой, с какой когда-то Мать внушала нам важность хранить его в секрете. Теперь этот секрет обретает новый смысл. Появляется причина, почему она так яростно его защищала.

— Я что, бастард Клана Башни? — ужасный вопрос вырывается прежде, чем я успеваю подумать.

Бристар сокращает дистанцию, хватает меня за руку.

— Не задавай вопросов, на которые не хочешь знать ответ.

Но я хочу. Хочу всё знать. Мать никогда не говорила об Отце… вот почему? Бристар утверждала, что не была близка с Матерью, но, может, она знала моего отца, и именно так получила этот дом? Может, из-за него — из-за её связи с ним, из-за того, что Арина и я вообще появились на свет — Мать убили? У меня сотни вопросов, но они застревают в горле, отказываясь высвободиться. Потому что…

— У меня, нет времени на это, — я вырываю руку из её хватки, сверля её злым взглядом. Может, мой гнев направлен не туда. Я не знаю. Но он переполняет меня. — Когда я вернусь… когда мы все будем в безопасности, ты расскажешь мне всё. Хранители Миров. Моя мать. Моя кровь. Всё, что знаешь. Больше никаких секретов.

— Больше никаких секретов, — подтверждает Бристар. И я вижу, что она говорит серьёзно.

Со злым шумом я поворачиваюсь к парадной двери.

— Час, Клара.

— Мне и половины не понадобится. — Я захлопываю за собой дверь, поправляю капюшон и бегу по городу.

Я бегу, будто за мной гонятся все стражники Халазара. Будто вся свора волков напала на мой след. Я мчусь по улицам, которые знаю с детства. Слишком знакомым. И теперь болезненно знакомым.

Был ли это мой дом?

Какой бы была моя жизнь, если бы не козни Клана Башни и короны, которой он служит? Мои ногти врезаются в ладони, оставляя полумесяцы, и я бегу быстрее, превращаясь в тень. Я бегу по стопам Арины, по стопам Матери… по стопам бесчисленных людей до меня. Людей, которые тоже хотели закричать от всей этой жестокости. От того, что весь мир — словно пороховая мельница, а мы — её ингредиенты, которых невидимая рука снова и снова перемалывает в пыль.

Я бегу, пока не достигаю разрушенного входа в проход у конца моста. Одной рукой держусь за бок, другой упираюсь в обломок камня, сгибаюсь, едва не снова вырывая. Я горю изнутри. Всё во мне кричит. Но я молчу, кроме рваного дыхания. Взгляд впивается в академию на горизонте, в её почерневший силуэт на фоне тьмы. Под ладонью остаётся карта Смерти. Как обещание. И как угроза.

Через ворота я спускаюсь снова, в тёмные туннели этого проклятого места. Перехожу мост и оказываюсь в логове того, кто возвёл меня в благородство… не зная, что кровь дворян, возможно, и так течёт в моих жилах. Увижу ли я Каэлиса снова? Хочу ли я этого вообще? Часть меня жаждет того, чего могло бы быть, если бы судьба была хоть чуточку добрее. Но я не уверена, что эта часть когда-нибудь победит.

Судьба тут же испытывает меня.

Каэлис стоит на моём пути. Я останавливаюсь, моргаю, будто он — призрак, которого я вызвала одной мыслью. Но он не исчезает. Лишь смотрит.

Может, он знал, что я приду сюда. Но даже если так… найти путь, который выберу я, в этом чудовище-лабиринте почти невозможно. И всё же мы здесь. В серебряном свете луны, падающем сквозь паутину окон. Мы на противоположных концах короткого коридора. Его тёмные глаза встречают жар моих.

Мои пальцы дёргаются от магии. Но ни одна карта не поднимается из колоды. Он тоже не двигается. Воздух застыл, и само время затаило дыхание.

Я должна была любоваться им чаще, пока могла. Должна была запомнить каждую деталь алого шитья. Серебряные нити, что удерживают пуговицы его камзола. Волосы, в лунном свете отливающие тёмно-фиолетовым, падающие на глаза. Я должна была без стыда наслаждаться им чаще. Забить на мораль и сомнения, утонуть в пороке и желании, пока знание не разрушило наши шансы.

Он тихо ругается, отворачиваясь. Заклятие рушится. Почти как разрешение.

Я иду прочь. Каэлис двигается одновременно со мной. Я замираю. Он тоже. Беги, — шепчет одна часть меня. Останься, — умоляет другая, предательская.

— Я не пойду с тобой, — разрываю тишину я.

— Теперь ты и не можешь, — отвечает он. Широкие шаги стремительно сокращают расстояние. — Ты сама это обеспечила.

— Я не позволю тебе отвести меня в Халазар.

Он останавливается прямо передо мной. Воздух мгновенно становится электрическим. Я поднимаю взгляд и вижу гнев, прорезающий морщины на его лбу. Боль, пылающую в его глазах.

— Я клялся тебе снова и снова, что никогда этого не сделаю, — говорит Каэлис тихо. И он действительно верит в это.

Я медленно вдыхаю, желая, чтобы грудь коснулась его. Сдерживаю порыв схватить его.

— Ты правда позволишь мне уйти?

— Если придётся.

— Ты знаешь, я не могу остаться… не с тобой, — мой голос срывается на шёпот, но не теряет решимости.

— Знаю. — И всё же он тянется ко мне, а я не отстраняюсь. Его рука зависает у моего лица. Костяшки пальцев скользят по щеке, и его взгляд падает на мои губы. Подушечки пальцев скользят вниз, отодвигают ворот рубахи, открывая изгиб груди, всё ещё стиснутой в разорванном корсете. Я не могу сдержать вдох и лёгкий изгиб спины, что сопровождает его движение. Даже когда весь мир рушится, моё тело предаёт меня. Я тянусь к нему.

Его пальцы обхватывают мою талию, и на миг дыхание сбивается — не от его прикосновения, а от страха, что он почувствует карту. Но Каэлис сосредоточен только на мне. Его взгляд словно говорит: я — самое прекрасное, что он когда-либо видел. Словно весь мир начинается и кончается здесь.

— Ты получила всё, что нужно, от меня. Мы закончили, — слова больше звучат как заклинание для самой себя.

— Знаю, — повторяет он. Но в этот раз его голос лишён уверенности. Я открываю рот, чтобы подчеркнуть это, но он опережает меня: — У нас никогда ничего и не было. И никогда не будет… не в этой жизни. Но дай мне последний раз.

— Что?

— Позволь поцеловать тебя в последний раз. Когда ты знаешь меня таким, какой я есть. Видишь мужчину под картами и именами, под коронами и властью. — Даже говоря это, Каэлис уже тянется ко мне.

Я не делаю ничего, чтобы остановить его.

Поцелуй мучительно медленный. Наши тела встречаются не с ударом, а с обречённым вздохом. Его вторая рука ложится на моё лицо, удерживая так нежно, как не смог бы удержать весь остальной мир, даже угрозами и цепями.

Я принимаю то, что дала мне судьба, и позволяю себе утонуть в этом мгновении. Я смакую вкус его губ, когда его язык касается моего. Его запах окутывает меня, как его рука вокруг моей талии. Пламя внутри меня осыпается в пепел. Луна исчезает, и остаётся только тьма. Холодная, бесконечная, прекрасная тьма. Укрытие от всего, что я знаю, и от всего, что ещё предстоит.

Мои руки скользят по нему, цепляясь за лацканы. Я держу его крепче. Огонь возвращается. И только когда он отстраняется, я понимаю: мои пальцы сомкнулись у него на горле, подушечки вдавлены в кожу.

Каэлис чуть склоняет голову, в глазах вспыхивает весёлый огонёк.

— Сделай это.

Я могла бы. Он бы позволил. В этом безумии в его взгляде есть вызов.

— Я реликт ушедшей эпохи, — продолжает он. — Проклятый человек без будущего, который и вовсе не должен был существовать. Если кто и станет моей погибелью — так это ты.

Сколько раз я клялась быть именно ею? Мои пальцы дрожат, но не двигаются. Это больше похоже на ласку по его бледной коже-призраке.

— Нет. Я не убью тебя… пока. — Мои пальцы разжимаются по одному. Я отпускаю его, даже не зная почему. Отступаю.

— Если не сейчас, то когда? — лёгкая усмешка трогает его губы. И я ненавижу то, как сильно мне это нравится.

— Когда закончу с тобой. — Я резко разворачиваюсь и иду прочь.

— Ты никогда не закончишь со мной, — произносит Каэлис с самой надменной уверенностью в мире. — Я буду преследовать тебя из этого мира в следующий.

Я не отвечаю. Даже не смотрю через плечо. Эхо его слов само подчёркивает их вес. И только скрывшись из виду, я кладу ладонь себе на бок, туда, где прижата карта Смерти. Он не получит власти ни над одним миром, пока эта карта у меня.

Глава 57

Дорогу к Сайласу я теперь нахожу почти на автомате. Я выкидываю Каэлиса из мыслей — я и так потратила на него слишком много времени. Мысль о том, что он мог нарочно тянуть меня, только ускоряет мои шаги. Он ведь наверняка знал, что Сайлас дал мне Колесницу. А если Каэлис возвращался как раз после того, как наказал его?

— Сайлас! — Я распахиваю дверь. Сам виновник почти подпрыгивает от испуга. Я даже не скрываю облегчённого вздоха. — Хорошо, ты ещё здесь.

— А где же мне быть?

— Очень скоро — точно не здесь. — Я пересекаю комнату и, не спрашивая разрешения, начинаю собирать его письменные принадлежности для чернил. Я видела, как он делает это столько раз, что уже знаю, что именно должно попасть в сумку. — Мы уходим.

— Уходим? Что? Клара… — он хватает мои руки, останавливая. — Что случилось?

Я не могу смотреть ему в глаза, поэтому уставляюсь на свои пальцы.

— Прости. — Тишина, что следует за этим, невыносима.

— Ты использовала её, да?

Я киваю.

— Равин видел.

Ещё один кивок.

— Он знает, что ты мне помогаешь. — Я наконец поднимаю подбородок. — Клуб уходит этой ночью. Мы все через горы. Пошли с нами и…

— Я не могу, — мягко говорит Сайлас, беря обе мои руки и сжимая их. — Ты же знаешь, что не могу.

— Твоя семья? — предполагаю я. Он подтверждает кивком. — Сайлас, мы найдём их. Но ты вообще не увидишь их, если погибнешь.

— И не увижу, если Равин убьёт их. — Его улыбка печальна, обречённая. — Если я уйду с тобой, он их убьёт. Если останусь, смогу сказать, что ты украла карту у меня, и умолять о прощении.

Мои пальцы белеют, руки трясутся.

— Он всё равно никогда их не отпустит, что бы ты ни делал. Сайлас, пожалуйста. Мы найдём твою семью вместе и спасём их. Если ты уйдёшь, ты сохранишь их в безопасности. Он не убьёт их, пока ты жив, потому что он хочет тебя — нуждается в тебе. Твоя карта слишком могущественна.

— Он найдёт следующую Колесницу, если я умру. — Его покорность сводит меня с ума и только разжигает во мне решимость.

— Это займёт время, которого он не захочет тратить.

— У них есть Верховный Жрец. Его врождённая способность поможет отыскать Старшие Арканы.

— Ты что, хочешь умереть? — Вопрос звучит резко, но я его именно так и имею в виду.

— Конечно нет. — Он ошарашен, что я вообще спросила.

— Тогда иди со мной. — Я не позволю крови Сайласа лечь на мои руки. Не позволю рисковать им. — Он будет использовать твою семью как приманку, чтобы заставить тебя вернуться. И именно в этом он ошибётся. Именно так мы их и найдём.

Сайлас будто собирается с духом, взгляд скользит по комнате. Интересно, что он видит в этих стенах? Все часы, которые его вынудили провести здесь? Или то, сколько сил он отдал этому месту, хотя всё время мог уйти?

Я вижу перед собой того же человека, которого встретила в первый раз. Ничего не изменилось. Он всё ещё боится мира за пределами этих стен. Всё ещё скован жестокостью Равина. Я не оставлю его так. Я не смогла с самого начала, не начну и сейчас.

— Доверься мне, прошу. — Мои слова наконец прорываются сквозь его страх. Сайлас глотает, кивает.

— Хорошо. Клуб уходит скоро. Ты должен перенести нас в Дом Звёздной Судьбы.

Он собирает вещи быстро и налегке. Когда заканчивает, комната выглядит перевёрнутой вверх дном: одежда раскидана, ящики вывернуты. Я помогаю с чернильными принадлежностями, которые начала укладывать первой, запихивая их в сумку.

— Готов? — спрашиваю я, протягивая руку.

— Настолько, насколько это возможно. — В его глазах — всё волнение мира. — Ты уверена, что сможешь помочь моей семье?

— Клянусь своей жизнью.

— Тогда вперёд.

В воздухе между нами поднимается карта, прорисованная серебряными чернилами. Ржание коня раскатывается эхом. Мир вспыхивает светом и снова тонет во тьме. Как всегда, Сайлас переносит нас уверенно, и у меня нет ни капли той тошноты, что была, когда карту использовала я сама.

Мы оказываемся в саду Дома Звёздной Судьбы, недалеко от места, где покоится Арина. Я понимаю, что мне придётся проститься с ней ещё раз. Я делаю шаг к цветам, что отмечают её могилу, но внутри дома вдруг поднимается шум.

Мы с Сайласом оборачиваемся на крики.

И в тот же миг окна взрываются.

Глава 58

Осколки стекла почти превращаются в пыль, и нас отбрасывает назад. Мы падаем в сад, за которым Рен ухаживал так старательно. Силой взрыва с кроны дерева сыплются листья. В пустых оконных рамах пляшут огонь и лед — внутри разворачивается бой.

Жгучая боль пронзает бок. В ушах звенит, я с усилием поднимаюсь с мокрой земли. В животе тянет, за этим следует мерзкий хруст. Рука на автомате касается раны и возвращается вся в крови. Меня отбросило прямо на один из кованых заборчиков, что окаймляют клумбы.

В доме вновь вспыхивает магия. Я моргаю, пытаясь сфокусировать зрение, пока голова кружится. Лечи себя. Королева Кубков. Я призываю карту усилием мысли — и плоть затягивается.

— Сайлас, — я поднимаюсь, дергаю его за локоть. Он ещё больше ошеломлён, чем я. Судя по крови, бегущей по виску, он ударился головой о каменную плитку. Телесная рана мала, но Королева Кубков не лечит то, что связано с разумом. Сайлас едва усаживается, как тут же сгибается пополам и выворачивает желудок.

Плохо.

Хлопок — задняя дверь во двор распахивается. В то же время в оконной раме, ведущей в гостиную, мелькает движение. Грязно-бурые мундиры и серебро с зелёным. Меня тошнит. Стража Халазара и городские дозорные. Здесь. Несомненно — за мной. Я привела их прямо к дверям друзей.

Я отпускаю Сайласа и шагаю вперёд. Карты слетают с колоды. Взоры нападавших устремляются на меня — ни слова, только магия.

Одна карта рассыпается прямо в воздухе. Я не вижу, кто использовал Десятку Мечей, но это значит: среди врагов сильные арканисты. Я отвечаю без раздумий: взрыв огня из Туза Жезлов. Следом — Семёрка Жезлов, распадающаяся на семь языков пламени, окружающих меня. Ещё один жест — и мгновение сомнений.

Девятка Жезлов превращается в светящуюся пыль, оседающую на кожу. Теперь у меня есть девять минут. Я не почувствую боли и усталости… но это не значит, что их нет.

Я бросаюсь вперёд.

— Она здесь! — кричит один из дозорных.

Выпадает Восьмёрка Жезлов — искры осыпают мои сапоги. Скорость усилена на восемь минут. Одним движением я призываю верный клинок Пятёркой Мечей. Дозорный не успевает опомниться, как я пронзаю его грудь насквозь.

Сбоку вспыхивает огонь — один из щитов-пламени гаснет, отразив ледяное копьё. Я разворачиваюсь к следующему врагу и добиваю его с помощью Четвёрки Кубков.

Я отбрасываю осторожность. Тело завтра будет разорвано на части от перенапряжения. Но завтра может и не быть.

Щит исчезает — и я срываюсь вперёд быстрее, чем следующий дозорный успевает среагировать. Лезвие вскрывает его горло. Поворот — и клинок уже в груди ещё одного, прыжком ворвавшегося через дверь.

Врагов бесконечно много. Но планировка дома сужает проход, не давая им выйти все сразу. Это не мешает одному стражнику броситься через оконный проём, пытаясь обойти меня.

Но стоит ему приземлиться, как десять языков холодного пламени обрушиваются на него. Гулко — словно на голову обрушили ящик кирпичей. Он бьётся в конвульсиях, глаза закатываются. Он больше не встанет.

Мой взгляд возвращается к Сайласу. Он опирается о дерево, прижимая руку к виску, будто сам призыв Десятки Жезлов чуть не разорвал его изнутри.

— Клара! — кричит Бристар изнутри. Я вижу вспышку магии. Она у парадной двери, отбивается от тех, кто прорывается внутрь. — Уходи!

Тайную дверь держит Юра. Она помогает Бристар сдерживать натиск, не отрываясь от своей позиции. Когда наши взгляды встречаются, Юра делает зовущий жест.

— Но… — начинаю я.

— Уходи! — Бристар повторяет. И тут же один из дозорных прорывается к ней, оставляя ожог на коже. Бристар пошатывается.

Я разворачиваюсь и хватаю Сайласа за запястье. Его глаза всё ещё мутны, движения рваны.

— Мы должны бежать.

— Уже поздно, — бормочет он, ковыляя рядом, совсем не бег. — Он знает… знает…

— У нас есть выход. Нас не поймают.

— Поздно… моё имя… моё имя… — повторяет он.

Я игнорирую. Страх, паника и травма головы — не союзники уверенности. Я вытащу его. Я передаю Сайласа Юре.

— Веди его и уходи.

— Клара… — она пытается возразить.

— Я заберу Бристар, сразу за вами. — Тени остальных уже скрылись в проходе. Взрыв магии вынуждает Юру отшатнуться. Я киваю.

Она обнимает Сайласа и тянет его внутрь.

— Нет, а Клара?! — он оглядывается через плечо.

— Она догонит, — отвечает Юра.

— Нет. Клара. — Сайлас вырывается. — Ты не понимаешь. Это не важно. Теперь Равин убьёт меня!

Грегор появляется со ступеней и силой уводит Сайласа прочь.

Я смотрю на лёгкий светящийся налёт на ладонях. Магия Девятки Жезлов почти угасла. Но минут у меня ещё есть. Хватит.

Каждое движение становится предельно выверенным. Ни капли лишней энергии. Карты взмывают из колоды, веером окружают меня. Два оставшихся щита Семёрки Жезлов висят у плеч, озаряя лицо.

Я воображаю себя крылатым существом из огня и тьмы. Разрушением, обретшим форму женщины.

Удача на моей стороне. Она всегда была и всегда будет.

Я бросаюсь в гущу боя.

— Что ты творишь? — рявкает Бристар.

— Я не оставлю тебя. — Я роняю меч, вызванный во дворе, и тут же обращаюсь к другой карте. Последняя Пятёрка Мечей в моей колоде. В моих руках появляются два коротких кинжала, куда более удобные для ближнего боя. Я рублюсь с одним из дозорных. Он прикрывается предплечьем, призывая Четвёрку Кубков. Один из моих двух оставшихся щитов из пламени пожирает туман, прежде чем он погрузит меня в сон. Я пользуюсь моментом, полоснув вторым клинком по его груди. Он тянется к новой карте. Я втыкаю кинжал — и этим всё заканчивается.

Бристар хватается за мою руку, когда я поворачиваюсь к следующему. Она дёргает меня к себе.

— Ты куда важнее меня. С Ариной всё, ты единственная, кто знает древнее искусство рисования. Ты должна…

— Вот как? — голос, холодный и жестокий, прорезает хаос. На миг всё замирает. В дверях стоит Равин, в окружении Стеллис. Я смутно узнаю одного из тех, что были сегодня в задних коридорах. — Превосходно. Я подозревал, что именно ты последняя незакрытая угроза. Благодарю за подтверждение.

— Уходи, — Бристар толкает меня назад.

Всё происходит за секунду.

Но кажется вечностью.

Я спотыкаюсь, но тут же выравниваюсь. Равин слишком быстрый. Восемь клинков из света и тени пронзают Бристар, прижимая её к месту. В его глазах — не что иное, как чистое зло. Поднимается ещё одна карта. Бристар рвётся против магии, её колода дрожит в кобуре — карты тоже скованы чарами Равина.

Он убьёт её.

Но взгляд Равина смещается на меня. Над его плечом парит серебряная карта. Бристар кричит. Она видит лучше, чем я. Но и с моего места я различаю рисунок. Слишком знакомый.

Потому что эта карта идентична той, что прижата у меня к боку.

Рыцарь среди поля белых роз. Половина тела в доспехах, половина — оголённая кость. На плоти розы увядают, а на костях цветут, оплетая бедренную кость и пробиваясь сквозь рёбра.

Смерть.

Я выкрикиваю и призываю единственное, что может помочь. Старший Аркан против Старшего Аркана. Поверни колесо, молю судьбу и удачу. В прошлый раз эта сила уничтожила другую карту Старшего Аркана. Пусть повторится.

— Клара Дайгар, — его карта вспыхивает ослепительным светом. В то же время моя карта закручивается всё быстрее. Время спотыкается. В глубине сознания раздаётся странный механический тик. Мир расплывается, земля словно сдвигается под ногами, заставляя меня сделать шаг, чтобы удержаться.

Свет гаснет. На лице Равина — гримаса. Его карта уничтожена. Каэлис говорил: не Старшие могут использовать карты Старших Арканов лишь раз — с благословения Верховного Жреца. Равин потратил свой шанс.

Мой момент.

Я тянусь к Бристар — и она падает мне в руки. Я ловлю её неловко, мы валимся на пол. Её тело. Безжизненное. Тяжёлое.

— Нет… — шепчу. — Нет, этого не было… Бристар. — Я трясу её. — Бристар!

Мир замирает, кроме моего сбивчивого дыхания. Стеллис по бокам Равина стоят неподвижно. Подмога останавливается за его спиной.

— Бристар, — хриплю. Женщина, что приютила меня. Не пыталась заменить мать, но стала наставницей, защитницей. Грудь пустеет, уступая место крикам ярости, готовым сорваться с моих губ. Огонь горит в моих глазах, когда я поднимаю голову на звук его шагов.

Он цокает языком.

— Такая непредсказуемая сила. Иногда полезная. Иногда — пустая. Колесо судьбы вертишь, и никогда не знаешь, где остановится.

Я отпускаю Бристар. Как бы ни хотелось держать её и рыдать — это не вернёт её. Она ушла. Но Равин истратил своё сильнейшее оружие.

К чёрту все поиски правды и деталей смерти матери — я убью его здесь и сейчас.

Я поднимаюсь.

Равин усмехается, наклоняя голову, разглядывая меня как игрушку.

— Думаешь, сможешь сразиться со мной? В таком виде?

— Я убью тебя, даже если это будет последним, что я сделаю, — клянусь.

— Сомневаюсь. — Из колоды на его предплечье поднимается ещё одна карта. — Мы победили. Ты проиграла. Мир есть таким, каков он есть. Ничто это не изменит. Ни ты, ни мой проклятый брат.

Я тянусь к своей колоде… и понимаю, что он вызвал. Серебряная карта.

Ещё одна Смерть.

— Ты… — Только Старшие могут использовать чужие карты Старших Арканов без благословения Верховного Жреца. Значит, Равин — Старший. Но не просто Аркан. Тот самый, кого я считала оставленным во дворце, скрытым. Нет. Король прятал его на виду. Я шепчу: — Ты и есть Смерть.

Равин лишь улыбается.

— Клара Дайгар, — повторяет он моё имя.

Карта вспыхивает, и тысячи воплей мёртвых пронзают сознание. Но они далеки. Магия накрывает меня, оставляя только липкий холод, словно я прошла сквозь кладбище ночью.

Наследный принц смотрит на меня. Шок мгновенно рушится, уступая ярости. Он хватает меня за горло. Я вцепляюсь в его предплечья. Последние мои карты взмывают из колоды — и тут же уничтожаются им и Стеллис.

— Какое имя фальшивое? Клара? Дайгар? Оба? — рычит Равин, сжимая сильнее. Я захлёбываюсь воздухом. Девятка Жезлов давно рассеялась, и усталость обрушивается на меня всей тяжестью, будто на голову обрушили Десятку Жезлов. — Как твоё имя? — я хриплю. Он встряхивает меня. — Скажи своё имя!

Я хриплю снова, пытаясь собрать слова, лицо горит от нехватки воздуха. Равин чуть ослабляет хватку. Я едва шевелю губами. Принц наклоняется ближе, чтобы расслышать.

— Моё настоящее имя… — сиплю. Он склоняется ещё ближе. — Леди… Иди-на-хер. — Я с силой врезаю коленом ему в пах.

Равин роняет меня, я падаю и спотыкаюсь. Поспешно тянусь к колоде Бристар. У неё ещё есть карты. Если я коснусь — узнаю их. А если узнаю, смогу призвать.

Но Равин приходит в себя слишком быстро. Он налетает на меня, сбивая с ног. Его сапог врезается в бок. На миг я боюсь, что он заметит у меня его золотую карту. Но, похоже, он ничего не понял.

— Ничего, ничего, — он смеётся, откидывая с лица волосы. — Я убью тебя по-старинке.

Чтобы использовать карту Смерти, нужно знать истинное имя. Это правило. Береги своё имя любой ценой, шепчет Мать из-за грани. Всё ещё защищая меня.

Любое чувство торжества мгновенно исчезает, когда Равин снова бьёт меня ногой. И ещё раз. Каждый удар сильнее предыдущего. Я захлёбываюсь воздухом, когда его носки врезаются в мой живот.

Инстинкт заставляет меня свернуться калачиком, прикрываясь руками. Но я полностью в его власти. Всё, что остаётся — терпеть. А он наслаждается этим слишком сильно, чтобы остановиться…

Он вдавливает пятку мне в рёбра, и раздаётся отчётливый хруст и щелчок, вырывающий из меня крик. Его глаза блестят от извращённого удовольствия.

Принц повторяет удар. А потом переворачивает меня и делает то же самое с другой стороны.

Я хриплю, задыхаюсь. Сдерживаю рвоту, потому что если вырвет сейчас — у меня не хватит сил выплюнуть, и я задохнусь. Весь живот разодран изнутри. Я сжимаю зубы при каждом ударе. Готовлюсь.

Сделай так, чтобы он остановился, молю я молча. Но я слишком хорошо знаю боль и скорее выдержу её, чем подарю ему удовольствие видеть меня умоляющей о пощаде. Каэлис… Второй принц возникает лишь в моих мыслях, словно я могу призвать его силой воли. Спаси меня, умоляю.

Без предупреждения Равин останавливается и отступает. Его тяжёлое, рваное дыхание вторит моему. Меня сотрясает непроизвольная дрожь. Холод пробирает до костей. Такой, что я думаю — а сколько крови я уже потеряла?..

Я моргаю, пытаясь разглядеть, что заставило его остановиться. Силуэт заслоняет свет, и на миг сердце вздрагивает: может быть, Каэлис всё-таки пришёл. Даже после того прощания он всё же нашёл меня. Он пришёл за мной. Рыдание едва не вырывается наружу. Но зрение проясняется, и я вижу сияющие серебряные сапоги в латах — тяжёлая броня Стеллис. Я пытаюсь повернуть голову, чтобы увидеть, кто это, но тело не слушается. Мир меркнет и плывёт всё сильнее.

— …что ты творишь? — рявкает Равин.

— Мой принц… ценнее живой, — голос мужской. Смутно знакомый. Но это не Каэлис. Сердце падает. Почему он пришёл бы, после всего? — После… заставить её нарисовать свою карту… ещё использовать, чтобы выманить Каэлиса… — Я не могу уловить каждое слово. В ушах звенит. Голова будто плывёт в собственных жидкостях.

Кто бы это ни был — он заступается за меня. Но оставить меня в живых сейчас, возможно, жестокость больше, чем доброта…

Слышатся ещё какие-то слова, но смысл ускользает.

— Хорошо, — наконец произносит Равин, недовольный. — Заберите её.

Железо лязгает вокруг меня. Моё изломанное тело поднимают, полностью повисшее между двумя Стеллис. Кровь и горечь капают с полуоткрытых губ.

В ладони Равина парит ещё одна серебряная карта Смерти.

— Никаких недочётов, — бормочет он. — Сайлас Эренту.

Карта вспыхивает, и когда свет гаснет, над его рукой возникает призрачный силуэт Сайласа. Он оборачивается через плечо, будто говорит с невидимыми собеседниками. Остальные в клубе, понимаю я. Они рядом с ним. Никто не знает, что на Сайласа устремлён взгляд самой Смерти.

Я пытаюсь открыть рот. Возразить. Умолять, если придётся. Но из меня не вырывается ни звука. Сайлас… он был верен до конца. Он знал моё имя и так и не выдал его Равину. Он доверился мне полностью. И вот что получил?

Равин сжимает кулак, и призрак Сайласа дёргается и падает — так же, как Бристар.

Мёртв. Из-за меня.

Последние силы покидают меня. Я слишком слаба. Безоружна. Сломлена. Я повернула колесо, и теперь остаётся только сдаться будущему, каким бы оно ни было.

Удача окончательно отвернулась от меня. Я по-настоящему одна.

Или я так думала… Но Равин оборачивается к Стеллис, что держат меня, и останавливает их. Я едва поднимаю голову, чтобы разглядеть его губы:

— На этот раз она отправится в темницы Халазара. Глубоко. Туда, где никто, особенно мой брат, никогда её не найдёт. — Улыбка скользит по его губам, такая жестокая, что делает его лицо не людским. — Посадите её к сестре.

Глоссарий

Жезлы

— стихия огня

Символ действия, движения, стремления, жизненной силы.

Туз Жезлов позволяет заклинателю направить силу стихии огня для совершения малых и средних магических действий.

Двойка Жезлов помогает найти путь: если заклинатель потерян, появляется язычок пламени, указывающий направление, куда он стремится. После этого пламя исчезает.

Тройка Жезлов даёт защиту в дороге, благословляет путешествия и корабли, временно защищая путника от бед.

Четвёрка Жезлов используется для благословения союзов, особенно при помолвках и свадебных обрядах.

Пятёрка Жезлов вызывает гнев, внутреннее смятение или ментальный хаос у выбранного человека.

Семёрка Жезлов создаёт защиту: вокруг заклинателя вспыхивают семь огненных духов, отражающих семь возможных атак.

Восьмёрка Жезлов увеличивает скорость и ловкость на восемь минут, позволяя двигаться с неестественной лёгкостью.

Девятка Жезлов на девять минут отключает ощущение боли и усталости. Однако человек всё равно может быть ранен и тратит силы.

Десятка Жезлов вызывает магический вес, обрушивающийся на врага, словно невидимая гора, сбивающая с ног.

Кубки — стихия воды

Символ чувств, исцеления, желания и подсознания.

Туз Кубков позволяет использовать магию воды для малых и средних магических действий.

Четвёрка Кубков навевает сонливость или делает человека вялым и апатичным.

Пятёрка Кубков наполняет разум человека его глубочайшими сомнениями, заставляя сомневаться в себе.

Восьмёрка Кубков на восемь минут лишает человека одного из его навыков. Например, он может забыть, как пользоваться мечом.

Девятка Кубков исполняет простое, но искреннее желание. Например, позволяет не испачкать платье на важном приёме.

Королева Кубков обладает великой силой исцеления: способна вылечить любое телесное повреждение или недуг — за исключением смертельного.

Монеты

— стихия земли

Символ практичности, материального мира и устойчивости.

Туз Монет позволяет направить магию земли для малых и средних магических действий.

Двойка Монет даёт возможность использовать и удерживать сразу два заклинания одновременно.

Тройка Монет позволяет создавать простые конструкции или модифицировать предметы — при условии, что у заклинателя есть все необходимые материалы.

Четвёрка Монет даёт кратковременный контроль над погодой: например, можно вызвать лёгкий дождь или рассеять туман.

Пятёрка Монет позволяет удалить что-то материальное — исчезновение предмета, двери, замка.

Паж Монет наделяет выбранного человека мастерством в одном конкретном умении на один день.

Мечи — стихия воздуха

Символ мысли, интеллекта, боли и истины.

Туз Мечей позволяет использовать силу воздуха для малых и средних магических действий.

Двойка Мечей вызывает замешательство и спутанность мыслей у цели.

Четвёрка Мечей слегка чинит повреждённые предметы и лечит мелкие телесные повреждения: ушибы, царапины.

Пятёрка Мечей вызывает магическое оружие. Оно не исчезнет, пока не прольёт кровь или не будет уничтожено другим заклинанием.

Шестёрка Мечей помогает человеку преодолеть душевный барьер или внутренний конфликт.

Восьмёрка Мечей призывает восемь эфемерных мечей, удерживающих цель на месте.

Девятка Мечей при прикосновении вызывает девять световых копий, пронзающих врага и позволяющих задать девять вопросов. Любая ложь причиняет всё нарастающую боль.

Десятка Мечей разрушает любое другое заклинание, кроме карт Старших Арканов.

Рыцарь Мечей причиняет боль магическими клинками, нанося раны через магию.

Старшие Арканы

Это мощнейшие карты, каждая из которых управляет фундаментальной силой мира.

Маг (The Magician) объединяет все стихии и способен создать объект из ничего, лишь силой воли.

Верховная Жрица (The High Priestess) проникает в разум человека и узнаёт его тайные мысли, желания и страхи.

Верховный жрец (The Hierophant) благословляет обычного арканиста, позволяя ему один раз использовать силу карты Старшего Аркана.

Влюблённые (The Lovers) могут заставить двух людей влюбиться друг в друга, если известны их истинные имена.

Колесница (The Chariot) позволяет переместиться между двумя знакомыми местами — мгновенно и без следа.

Колесо Фортуны (Wheel of Fortune) даёт возможность изменить ход судьбы. Заклинатель может просить о чём-то, но окончательное решение принимает сама удача.

Повешенный (The Hanged Man) заключает цель в ментальную тюрьму. Человек ощущает боль, но не может умереть.

Смерть (Death) убивает любого, чьё лицо и истинное имя известны заклинателю. Без пощады, где бы тот ни находился.

Солнце (The Sun) полностью устраняет боль — физическую или эмоциональную.

Суд (Judgment) может вернуть к жизни умершего, если с момента смерти прошло не более пяти минут.

Мир (The World) — величайшее желание. С его помощью можно изменить любую часть мира, вплоть до законов бытия.