Адские каникулы

Глава 1 Золото в крови

– Господин ректор, что вы скажете в ответ на обвинения студенческого парламента в недостаточной прозрачности годовых отчетов университета?

Сотканное из дыма щупальце задумчиво свернулось в клубок и снова распустилось в воздухе. Имея достаточный опыт общения с ректором, я предположила, что, будь он человеком, пожал бы сейчас плечами.

– По документам, обнаруженным бело-красной коалицией… – «Обнаруженным»? Я бы сказала, нагло украденным из бухгалтерии. – …в прошлом году на расширение кампуса ГООУПиОАатСДиРН было потрачено тридцать миллионов, включая восемь миллионов, которые пошли на строительство нового здания для Института оккультных наук. Однако в бюджете на прошлый год указано, что на статью расходов «строительство и ремонт недвижимого имущества» официально «Хантерс Инкорпорейтед» выделили двадцать шесть миллионов. Представители студенческого парламента интересуются, откуда взялись еще четыре и на каких условиях?

Странные они вообще, эти представители парламента. Вот если бы наоборот, если бы ректор завысил стоимость строительства и потребовал дополнительные деньги на его окончание, распилил полученную сумму и построил в итоге все по минимальной себестоимости с нарушением всевозможных СанПиНов, тогда бы я поняла интерес. А сейчас – ну потратили на вас деньги, радуйтесь, не вам же платить придется! Но мое дело было просто озвучить вопросы и положить запись интервью на стол Оливеру.

– Мы…

Голос ректора действительно звучал как «мы»: тысячи шепотков, полных ужаса, тоски, безысходности. Ходили слухи, что ректор говорил голосами своих жертв, чьи души потреблял на законном основании. Я не торопилась считать их простой выдумкой: у ГООУПиОАатСДиРН была очень строгая политика по отношению к академической неуспеваемости. Не можешь осилить учебную программу? Добро пожаловать на тот свет.

– Мы желали бы поблагодарить представителей парламента за их энтузиазм, однако хотим напомнить, что взлом серверов административных сервисов является нарушением правил университета. И мы знаем, кто его совершил…

На последних словах в комнате ощутимо повеяло холодом.

– Тем не менее я должна повторить вопрос: откуда взялись деньги на новый корпус? – продолжила упорствовать я.

Будучи в кабинете ректора (если можно назвать кабинетом темное пространство, в котором не видно ни стен, ни потолка, ничего – только мрак и полупрозрачные, но вполне материальные щупальца) в роли сотрудника студенческой газеты, а не нарушителя местного «свода законов», я могла не опасаться прозвучавшей в его ответе угрозы, она относилась не ко мне. К тому же за полгода общения с ректором я уже… привыкла к нему. Подумаешь, сотни тентаклей, возникающих непонятно откуда. Подумаешь, странный голос – у людей с ангиной и не такой бывает. Должно быть, защитный механизм психики: в ГООУ быстро перестаешь бояться странностей, иначе тут не выжить.

– Кроме денег, выделяемых многоуважаемой «Хантерс Инкорпорейтед», – прошелестело чудовище, – важным источником финансирования университета являются пожертвования наших выпускников, которым, как и нам, небезразлична судьба будущих поколений.

– Хотите сказать, что и эти четыре миллиона кто-то подарил университету?

– Да. В последний момент, поэтому его пожертвование не могло быть учтено в предварительном годовом бюджете.

– И как зовут этого филантропа? Полагаю, его пример мог бы вдохновить многих других…

– Он пожелал остаться неизвестным, – за мягким шепотом проскользнула сталь. – И мы только поощряем анонимность спонсоров. Однако можем уверить, что, как и нас, его искренне заботит процветание университета.

Хотела бы я знать почему. ГООУПиОАатСДиРН (не спрашивайте, как это расшифровывается) был уникальным местом: единственное высшее учебное заведение для существ сверхъестественного и потустороннего происхождения. Читай: магов, разнообразной нечисти (как говорил один мой хороший знакомый, «легче сдохнуть, чем перечислить их всех»), нежити и демонов. Вся эта братия с восемнадцати до двадцати двух лет (кто хотел – дольше) обреталась посреди пустыни, расположенной на Границе (именно с большой буквы, иначе, видимо, недостаточно пафосно) между Землей и Адом (также известным как Темный мир, Нижний мир, Аид, Преисподняя, Миктлан и прочая, и прочая). Зачем? Официально студенты получали возможность обучаться таким традиционным для магического сообщества специальностям, как алхимия, артефакторика, демонология и некромантия, а также учились контролировать свои способности, дабы не причинять вред окружающим. Неофициально… Учеба в ГООУПиОАатСДиРН была обязанностью, а не правом. Университет был основан Охотниками, жутковатой организацией, следившей, чтобы сверхъестественное не особо притесняло обычных людей. И обучение в нем было одним из требований Договора (снова большая буква), положившего конец преследованиям ведьм и колдунов (в массе; одиночные нарушители этого самого Договора до сих пор преследовались и уничтожались), бумажки, суть которой сводилась к одной фразе: «Пока вы никого не трогаете, мы вас не трогаем». Зачем Охотникам это было нужно? Лично я подозревала, что все дело в наблюдении. На четыре года Охотники получали возможность непрерывно следить за каждой потенциальной угрозой, могли оценить уровень их способностей и при необходимости убрать с доски тех, кто представлял опасность: мало ли, какие только несчастные случаи не происходят во время обучения. С другой стороны, я была не чужда паранойи, а теории заговоров с момента поступления в ГООУ стали моим любимым хобби, так что не слушайте меня. Я не лучший эксперт в этой области.

Задав еще несколько вопросов и записав ответы, я поспешила попрощаться. Хотя ректор мне был не страшен, его присутствие все равно давило. Получив разрешение уйти и обнаружив у себя за спиной внезапно появившуюся дверь, я прошла в приемную, где была остановлена секретарем.

– Мадемуазель Соколова, – мужчина лет тридцати, одетый в немного старомодный костюм-тройку, поднялся мне навстречу. – Как прошло интервью?

– Хорошо. Как и всегда.

Светлые выцветшие глаза, единственное в облике четырехсотлетнего колдуна, что выдавало его истинный возраст, пристально изучили мое лицо.

– Вам неприятна тема студенческого парламента, – заключил он.

– Это не мое дело. Я только задаю вопросы.

Я вообще не любила политику. Поэтому очередную идею руководства ГООУПиОАатСДиРН, как сделать ГООУ еще более похожим на нормальный человеческий вуз (Чего ради они старались? С Оккультным институтом и ректором-Ктулху затея была заранее обречена на провал.) и добавить демократии в процесс управления университетом, не одобряла. Даже в мире обычных людей нужно было обладать определенным складом характера, чтобы стать политиком. Здесь – чтобы не побояться в случае чего пойти против ректора, пугающего хтонического существа, родившегося на заре времен? Скажем так, по возможности я старалась избегать наших парламентариев. И была очень рада тому, что демонам, несмотря на все их возмущение, не разрешили участвовать в выборах. Иначе избирательный процесс принял бы совсем неприятный оборот…

– Я вам еще нужна, мессир?

Мессир Джонатан задумчиво – и раздражающе – постукивал пальцем по переносице. Отчего-то у меня возникло впечатление, что, несмотря на невысказанный вслух ответ, он и так узнал все, что хотел.

– Возможно. Поскольку вы лучше знакомы с человеческим миром… Вы знаете, как обычные университеты празднуют юбилей своего основания?

Я кинула взгляд на его рабочий стол: отдельной стопкой на нем лежали студенческие журналы, посвященные празднованию знаменательной даты в вузах по всему миру. И несколько подростковых романов про колледжи: мало знакомый с двадцать первым веком, мессир нередко обращался к ним за информацией, ошибочно полагая, что массовая культура правдоподобно отражает реальность.

– Нет. Я же никогда там не училась.

Мне не оставили ни единого шанса. По окончании школы прислали приглашение и сказали, что так уж вышло, Наташа, что ты ведьма, поэтому добро пожаловать в магическую академию. Отказ не принимается.

Разочарованно взмахнув рукой, мессир Джонатан показал, что больше я ему не нужна. Выйдя в коридор, а оттуда в залитый солнечным светом холл, я с удовольствием прикрыла глаза. Нет, все-таки присутствовало и в мрачном ректорском кабинете, и в его приемной ощущение какой-то угрозы. Так, а сколько же времени я потратила на интервью? Почему-то в компании ректора время имело свойство вести себя не совсем правильно, то исчезая песчинками между пальцев, то растягиваясь до бесконечности. Двенадцать дня. Как раз успеваю.

На лифте я поднялась с административного этажа в общежитие и открыла дверь комнаты. Как я и думала, тяжелые прорезиненные шторы были еще задернуты и внутри царил полумрак. Распахнув портьеры, я погладила стоявший на подоконнике кактус, здороваясь; тот тихонько заурчал и довольно раскрыл дюжину белых цветков, собравшихся венком на макушке. Соседка же заворочалась в кровати и что-то злобно простонала.

– Проснись и пой, – посоветовала я ей. – Полдень уже на дворе.

По мнению Софии, это не аргумент для такой варварской побудки, но я была непреклонна.

– Ты обещала мне совместный завтрак, – напомнила я, не давая ей завернуться обратно в одеяло, а потом и вовсе выдергивая его у соседки из рук. – Пошли, нас Райли ждет.

– Ну ты и садистка, – София наконец села и попыталась пригладить спутавшиеся волосы.

– Ага, – согласилась я. – Злая и жестокая.

А еще я очень хотела помочь. Хотя не знала как. Ничего из жизненного опыта моих восемнадцати лет не подсказывало, что следует делать с другом, который страдает от посмертной депрессии. Прямо хоть психологию предметом по выбору бери, однако я сомневалась, что даже по учебной программе ГООУПиОАатСДиРН там рассматривались проблемы вампиров и других сверхъестественных меньшинств.

А София была именно что вампиром. Только к романтике, полночным объятиям и прочему это никакого отношения не имело. На самом деле вампирами становились погибшие насильственной смертью колдуны. Поднимаясь из могилы, они преображались, теряя свои способности, но приобретая другую силу… и жажду. Которую утолить могла лишь родная кровь…

Возможно, мне следовало начать с начала. Магов трудно убить…

Нет, еще раньше.

Представьте себе мир. Не таким, каким вы его привыкли видеть. Представьте себе энергию, основу основ, сплетающуюся клубком и принимающую форму… Представьте себе Огонь, лишь по своему желанию выбравший человеческий облик. Он может выглядеть как человек, его можно научить думать, как человека, но все равно он останется дикой, неуправляемой стихией. Такова была природа гениев – или джиннов, как говорили на других наречиях. Детей Огня, всех тех, кто в нашем мире занимал место между людьми и богами. И такова была природа даймонов (кого я обманывала, все равно все звали их демонами), детей Воздуха, живших по ту сторону Границы. Мы все, маги и демоны, фейри и они[1], были разными, назывались разными именами, обладали разной силой, но в конце концов оказывались одним: энергией, заключенной в физическую оболочку. А как убить энергию? Нет, это было возможно: забрать чужую силу, втянуть ее в себя или развеять по ветру, дать ей впитаться в землю… Но не многие были на это способны. А телесные повреждения магия, та самая энергия, обычно залечивала.

Но случалось и так, что не успевала. Что тело не выдерживало, а магия, вырвавшаяся из-под контроля… мутировала. И, пытаясь выжить, изменяла тело вместе с собой. Получившийся кадавр уже не мог воспринимать мир как раньше и тянул энергию в самой примитивной ее форме: кровью. Жизнью. А родная кровь всегда была самой крепкой цепью и самой большой силой после собственных крови и имени… То же случилось и с Софией. Ей было восемнадцать, когда какой-то ублюдок подсыпал ей в напиток бензо, изнасиловал, задушил и прикопал в глухом румынском лесу. С одной стороны, как бы цинично это ни звучало, ей еще повезло: она в каком-то смысле выжила и не успела добраться до своих родных, прежде чем ее обнаружили Охотники. С другой…

Я познакомилась с Софией полгода назад, когда поступила в ГООУ. Меня поселили в одну комнату с ней, и соседка, хотя и была мрачной, язвила и постоянно норовила отключить мой будильник, казалась совершенно нормальной. Конечно, было большим шоком после месяца знакомства узнать, кем она была на самом деле, но я быстро приняла эту новость. Ведь София, которую я знала, выглядела человеком. Да, она питалась кровью, которую ей выдавали по рецепту в медицинском корпусе университета (и украденным у меня печеньем, когда я приносила его в комнату), но я видела, какой она была. Доброй. Отзывчивой. Одинокой. Считавшей, что в мире живых, в мире, где ее считали чудовищем, ей не было места. Я помнила, что долго сердилась и не понимала, как можно видеть на ее месте монстра. Потом поняла.

Я возвращалась с планового осмотра в медкорпусе, когда чудовище набросилось на меня. Оно двигалось с недостижимой для обычного человека скоростью, я даже не заметила, как оказалась прижатой к стенке. Пергаментно-желтая кожа, перепачканная землей и кровью, заострившиеся черты лица, полные безумия желтые глаза и звериный оскал, зубы… Красное на белом. Существо явно нацелилось на мое горло, разрывая пальцами с криво обломанными ногтями шарф, но не успело: в следующий момент подоспевший сотрудник медслужб накинул на его шею ошейник с электрошокером. От разряда существо взвыло и отпустило меня, еще одного удара током хватило, чтобы в диких глазах на секунду промелькнул разум, и чудовище позволило себя увести.

– Что это было? – спросила я у Сереша, тоже выглянувшего в коридор на шум.

– Упырь, – равнодушно ответил он, проверяя информацию в планшете. – Очередной идиот с каникул вернулся. Какой-то урод его сбил и бросил труп на обочине, а нам теперь с ним возиться. Когда вас уже перестанут до диплома выпускать…

Я заглянула через его плечо. С экрана на меня смотрел Брайан Дэрроу, двадцати лет, специализация: аудит, дата смерти: две недели назад. У парня на фото была копна волос оттенка гречишного меда, открытая улыбка и очаровательная ямка на подбородке. Только по желтым глазам редкого светлого оттенка можно было догадаться, что чудовище из холла и этот студент были одним и тем же человеком.

«Что с ним теперь будет?» – хотела поинтересоваться я, но Сереш уже направился дальше по коридору, куда санитар увел вампира.

В принципе, я и без него могла представить что. София как-то сказала, что провела в ГООУ уже восемь лет. Но учиться начала лишь два с половиной года назад. Шесть лет. Шесть лет в одной из палат медкорпуса, с электрошокером на шее. Шесть лет попыток вернуть рассудок и человечность. И все для того, чтобы узнать, что никто не оценит: окружающие все равно будут видеть в тебе только монстра, проснувшегося сразу после смерти. Чуть не став вампиру завтраком, я понимала, почему большинство магов – и не только магов – их боялись и недолюбливали. Но я понимала и Софию с ее апатией. Только совсем не знала, что с ней делать.

– Ты идешь? – поторопила я ее. – Мне в час надо быть у Сереша.

Соседка, уже причесанная, но не накрашенная, только темные глаза выделялись на бледном лице, хмуро на меня посмотрела, выходя из ванной, и привычно потянулась к черной водолазке.

– Там плюс тридцать, – остановила я ее. Согласна, странная температура для начала марта, но в ГООУ не было климата как такового, а погода зависела от настроения студентов и преподавателей атмосферного факультета, людей весьма творческих.

Открыв шкаф, я достала красную блузку с коротким рукавом, София с сомнением на нее покосилась.

– Тебе идет, – заверила я ее.

– Она твоя.

Была моя. Теперь она мне не понадобится. Я с трудом подавила желание натянуть рукава еще ниже, до самых кончиков пальцев. Будет мне урок: не влезать в сомнительные авантюры. Тогда и в жертву подземным божествам приносить не будут, и шрамов не останется. Не удержавшись, я все же пробежалась пальцами по скрытому тканью предплечью. Они не прощупывались, но я знала, что деться они никуда не могли. Двенадцать на правой руке, тринадцать на левой. Изначально порезов было больше, но обычные мне быстро залечили в том же медкорпусе, даже швы накладывать не пришлось – все-таки у магии были определенные плюсы. Но с теми, в которых драконья кровь причудливо смешалась с моей, было сложнее. Сереш и его коллеги только разводили руками, а я, увидев, что золото, расцветшее под кожей, так и не собиралось никуда исчезать, стала прятать шрамы под кофтами: слишком любопытные и недобрые взгляды притягивали золотые росчерки, шедшие по внутренней стороне рук от запястий до самых локтей.

– В прошлом семестре тебя это не останавливало, – намекнула я на еще одну ее вредную привычку. – Бери! Серьезно.

Блузку София все же приняла. И пусть на воротник сверху лег платок с принтом из черепов, я не удержалась от улыбки. Когда мы только познакомились, в гардеробе Софии был один цвет: черный. Теперь мне удавалось хоть иногда разбавить его мрачность другими оттенками. В прошлом семестре София держалась настороженно и, даже когда поняла, что я не собираюсь сбегать от нее с испуганными воплями, не спешила сближаться. Замыкалась в себе, стоило разговору перейти на нее, уходила куда-то по ночам, после чего весь день спала. Сейчас… я так и не выяснила, куда София исчезала ночами, но иногда, как сегодня, у меня получалось вытащить ее куда-нибудь днем. Понемногу, но она начала рассказывать о себе, а самым большим моим достижением стало то, что я стала перебарывать ее недоверие к другим людям. Райли, мою самую близкую подругу в ГООУ, кажется, не волновало, кем была София, Макс отнесся к ней с неожиданным сочувствием, и с недавних пор София даже присоединялась к нам за настольной игрой по воскресеньям или за просмотром фильмов в общей гостиной.

Я осознавала, что на самом деле ничем не могла ей помочь. Но продолжала надеяться, что эти маленькие шажки хоть что-нибудь значили, потому что ничего иного сделать для нее пока не могла.

Булочка – последняя – лежала в плетеной корзинке и подмигивала мне изюмным глазом. В нерешительности я замерла над ней: с одной стороны, сдоба – это вредно. С другой… десерты поварам университетской столовой удавались так же великолепно, как и остальная тысяча блюд на раздаточной линии. Да и какой вред может быть от маленького кусочка теста? А еще от грибного ризотто с пармезаном, от тарталетки со шпинатом…

– Чего стоим? – полюбопытствовала София, выхватывая булку прямо у меня из-под носа.

Еще и надкусила сразу же, мечтательно прикрывая глаза. Ну и кто из нас садистка? Я не сдержала разочарованного вздоха.

– Задумалась, – глядя на соседку, я перестала бороться с искушением и поставила на поднос стакан панна-котты, раз булку увели. – Больше не буду. Пошли искать Райли. Ты ее не видела?

Рыжая нашлась снаружи, за столиком в тени сиреневых кустов. Когда мы подходили, с ней как раз прощался незнакомый мне парень. Рассеянно его слушая, ведьма позволила себя поцеловать, но незаинтересованность при этом, как мне показалось, даже не пыталась скрыть.

– Что, минус еще один? – спросила я, подсаживаясь к ней и провожая парня взглядом. – Почему теперь?

Вынужденно порвав в прошлом августе с бойфрендом, рыжая весь первый семестр предавалась меланхолии, а в феврале, решив, что траур по, как она заявляла, единственной любви и без того уже был достаточно долгим, взялась устраивать свою личную жизнь. Наверное, мне не следовало думать, что она подойдет к вопросу как нормальный человек. В конце концов, что в ней было нормального? Ведьма. Артефактор. Убийца – поскольку почти все, что она создавала, было связано со смертью. Семейная традиция, ничего личного. Для магов такое занятие вообще в норме вещей, у них весьма своеобразные представления о ценности жизни…

– Молоко, – поморщилась Райли, отпивая свой кофе. – Опять не обезжиренное.

Так вот, к делу она подошла в своем фирменном стиле: холодная рассудочность, та же, что позволяла ей проводить эксперименты над живыми существами, и в то же время дичайшие романтические стереотипы. (Я с самого начала знакомства поражалась – откуда она их брала?) Гремучая смесь. А уж список – почти бесконечный – требований к потенциальному партнеру… Увидев его в первый раз (артефактор либо сторонник ритуальной, а не стихийной магии, из известной семьи, средний балл не ниже четырех с половиной, красивый, спортивный, а еще он должен горячо и страстно ее любить), я малодушно решила, что, будь я мужчиной, сбежала бы от Райли подальше.

– Может, простишь? Не так это и страшно…

– Если я его недостаточно интересую, чтобы с третьего раза запомнить, какой кофе я пью, то о чем тут еще говорить? – резонно ответила она.

– У тебя такими темпами скоро все кандидаты закончатся.

Или нет. Я-то, может, и сбежала бы от нее, но другие люди могли видеть в ней достаточно плюсов, чтобы пройти унизительный процесс отбора. Райли была красива той ухоженной красотой с фотографий в глянце: идеально уложенные рыжие локоны, тщательно контурированное лицо с кукольными чертами, сложный макияж, подчеркивающий экзотический разрез глаз. Она была богата – не то чтобы я считала, но вещи, выходившие из мастерской Харперов, не продавались меньше чем за пару тысяч долларов. Из хорошей семьи – не из тринадцати родов, которые когда-то давно поделили между собой наш мир, но все же. Она была умна… Хотя это скорее относилось к минусам. Манеры то ли гениального, то ли сумасшедшего ученого из комедии все же мало кого привлекали. А вести себя, как положено типичным гламурным девам, у которых в одной руке клатч с логотипом всемирно известного дизайнерского дома, а в другой – мелкая собачка экзотической породы (собачка имелась, осталась дома из-за строгих правил ГООУПиОАатСДиРН в отношении домашних животных), Райли откровенно ленилась.

Ведьма пожала плечами, а я отстала от нее; в конце концов, если кто-то в нашей компании мог раздавать советы по поводу личной жизни, то точно не я. Своя была достаточно сомнительной… Случайно заметив на выходе из столовой знакомую фигуру, я встрепенулась.

– Макс! – привстала я на своем месте, чтобы мои полтора метра роста можно было хоть как-то разглядеть. – Макс, мы тут!

Увидев меня, блондин махнул рукой и пошел к нам. София перебралась к Райли, освобождая место рядом со мной.

– Ты же говорил, что сегодня вырваться на обед никак не получится, – удивилась я.

– Лекция закончилась на пятнадцать минут раньше. Решил перехватить что-нибудь в перерыве, – Макс продемонстрировал бенто-бокс и картонный стакан с кофе и сел ко мне. – Привет, София. Рай…

Соседка кивнула в ответ, рыжая недовольно нахмурилась – должно быть, припоминала их последний спор. Мне вместо приветствия достались широкая улыбка и быстрый поцелуй. Горячая мозолистая ладонь нашла под столом мою, и Макс притянул меня к себе, переплетая наши пальцы.

– А вы чего здесь собрались?

Я спохватилась и, с сожалением отпуская его руку, полезла в сумку за ноутбуком.

– Сегодня последний день записи на лекции нового семестра, – объяснила я. – Хотели посмотреть, вдруг кто-то отказался от курсов, можно было бы на них записаться.

– Вдобавок ко всем тем, которые ты уже набрала? Полегче, Гермиона Грейнджер, – рассмеялся Макс, – еще немного, и тебе понадобится маховик времени.

Он не понимал. Никто не понимал. В отличие от остальных восьмидесяти тысяч студентов ГООУПиОАатСДиРН, которые выросли, зная о магии, я попала сюда если не случайно, то как минимум внезапно. Восемнадцать лет я считала, что магии не существует, нежити и нечисти, демонов и вампиров – тем более, и теперь получалось так, что об их мире я знала столько же, сколько младенец. В первом семестре из-за этого я наделала множество глупостей; не зная, чего бояться, я пугалась всего.

Но больше я не хотела бояться. И если для этого мне понадобится взять хоть все курсы в университете, посвященные магии, я их возьму. Не от неожиданно проснувшейся любви к учебе, а потому что мне надоело чувствовать себя слабой и беспомощной.

Компьютер наконец загрузился и показал систему записи. Слава богам и всему, что существовало во Вселенной, больше не надо было, как в прошлом семестре, мучиться с листочками и списками, вычерчивать свое расписание и подбирать подходящие по времени курсы вручную. Теперь было достаточно отобрать из списка предметов те, которые не совпадали по времени с уже выбранными и которые заинтересовали, и нажать на кнопку. И успеть – потому что места у лучших профессоров заканчивались в течение двух секунд после начала записи. А единственный шанс попасть на них после того заключался в том, чтобы проверять, не откажется ли кто-то от своего места.

– Все еще не могу поверить, что ты выбрала демонологию как специальность, – прокомментировал Макс, заглядывая в монитор. – Ты так горячо убеждала всех, что хочешь жить нормальной жизнью…

– А я собираюсь жить нормальной жизнью. Меня София научила: оказывается, в течение полугода после выбора специальности от нее можно отказаться, если не понравится. – Именно таким образом она, проучившись два с половиной года, все еще числилась на первом, общем курсе. – Поэтому я собираюсь выучить у них все, что можно, за эти полгода, а потом перейти в Биологический институт. Кстати, София, – повернулась я к соседке. – Последняя возможность, выбрала, что теперь учить будешь?

– Наверное, продолжу на ИЗО, – внешне она оставалась спокойной, но я видела, как пальцы нервно отщипывали от (почти ставшей моей!) булки мелкие кусочки и бросали их на тарелку. – Мне там вроде как нравится.

Я удивилась. Еще полгода назад она собиралась менять специальности до бесконечности, чтобы отсрочить получение диплома и возвращение в обычный мир. Теперь… Неужели?.. Я искренне надеялась, что была права в своих предположениях.

– Учитывая, на сколько предметов ты у демонологов записалась, не похоже, чтобы ты собиралась куда-то переходить, – не смог удержаться от замечания Макс.

Ему моя специальность не нравилась. По его мнению, она была слишком опасной. Да и зачем она мне нужна? Этого он тоже не понимал. Демонология не пользовалась популярностью хотя бы потому, что дальнейшего применения ей почти не было. Все контакты с демонами тщательно мониторились «Хантерс Инкорпорейтед», и получалось, что после выпуска можно было пойти либо в теоретики, остаться в университете и преподавать, либо в Охотники, ловить их или, если взять юриспруденцию второй специализацией, разбирать заключенные договоры (честное слово, в библиотеке целая полка была отведена демоническому праву). А в «Хантерс» маги, зная, как Охотники их ненавидят, не сильно стремились.

– Почему же? Я начала специализацию в феврале…

Кроме двух семестров для особо рьяных студентов, ГООУ предлагал интенсивные курсы в каникулы. Чувствуя острую нехватку знаний, я этим предложением воспользовалась. И не только я: многие студенты решили не возвращаться домой на месяц. Причем не все из-за учебы: Софии, к примеру, особо некуда было ехать, хотя в медкорпусе уже постановили, что она не представляет особого риска, и выдали разрешение; Райли не поехала домой, потому что там был Тоби, та самая ее единственная любовь, а еще потому, что у нее было две сестры и недавно родившийся брат, и отдохнуть бы среди них не вышло. Макс… просто остался, не объясняя причин.

– Февраль, март… До первого июня я имею право подать заявление на смену специальности, чтобы до конца месяца ректор его принял. А все эти курсы заканчиваются в мае. Как раз успеваю.

– А другие предметы ты взять успеваешь? Ты же знаешь, учиться только магии нельзя, ты должна выбрать и общеобразовательные курсы.

– С этим все в порядке, – заверила я его. – Смотри.

София перехватила ноутбук и с интересом зачитала список.

– Новейшая история России, история России средних веков, Киевская Русь, современная русская литература, русская поэзия Серебряного века… Ты набрала все то, что уже учила в школе! По-моему, это жульничество.

– Правилами не запрещено, – не согласилась я, возвращая компьютер себе.

А мне сейчас надо было как можно больше узнать о мире, в котором я оказалась.

– Не отвлекайтесь, – прервала нас Райли, – так что там осталось?

Я посмотрела на монитор.

– Трансформация.

А что, звучало интересно. Кто хоть раз в жизни не мечтал отрастить вместо рук крылья?

– Не потянешь, – сразу же отмел Макс.

– Почему это?

– Он прав, – вступилась за него София, – моя сестра ее брала. Говорила, что сложнее курса в ГООУ не встречала.

Сестра? Под столом я снова вцепилась в Максову ладонь. Это был первый раз, когда София упоминала свою семью, я и не знала, что у нее была… есть сестра. Не желая давить на нее, я сделала вид, что никаких откровений не услышала, и продолжила чтение.

– Бухучет и внутренний контроль. Нет, на это я сама не согласна…. Общественное право Евросоюза. Нет. Введение в клеточную инженерию. Интересно, но не в этот раз… Что такое магически активные биодобавки?

– Зельеварение, – коротко ответила София.

– Приворотные эликсиры, настойки для выведения веснушек, напиток вечной молодости, – фыркнул у меня над ухом Макс.

– Магические яды, заклинания на крови, проклятия отложенного действия, – томно выдохнула Райли. – Хочу! Какой код лекции?

– MABS2015SSS24. Там два свободных места, кстати. Помнишь, ты жаловалась, что в этом семестре у нас совместных курсов нет?

Рыжая быстро застучала подушечками пальцев по экрану айфона.

– Лично я уже записываюсь, я как раз в это время свободна. А ты?

Я задумалась. Макс был прав, я в самом деле набрала много курсов: система показывала еженедельную учебную нагрузку в шестьдесят семь часов. А еще была подработка в студгазете. Но напротив семинара стоял всего один кредитный балл, значит, много времени он не отнимет. И любопытно ведь…

– Тоже, – решила я, кликая на кнопку; Макс покачал головой, то ли не одобряя дополнительную нагрузку (на свое расписание бы посмотрел!), то ли пытаясь не рассмеяться над моим стремлением к знаниям.

– Ладно, – поднялся он, – мне пора.

Я взглянула на часы и с печалью посмотрела на нетронутую панна-котту:

– И мне.

Мы с Софией сильно задержались, и теперь я опаздывала и не успевала доесть обед… Даже притронуться к нему уже не успевала, если уж говорить откровенно.

– Мы вас тут оставим?

София молча пожала плечами.

– Идите-идите, мы с Софи пока тут посидим, пообщаемся, – улыбнувшись, рыжая ехидно добавила: – Вас пообсуждаем.

– Не самая интересная тема, – серьезно сообщила я, убирая ноутбук в сумку и поднимаясь из-за стола. Макс подколку рыжей предпочел проигнорировать.

– Тебя проводить? – предложил он.

Я отказалась:

– Медицинский корпус в другой стороне.

И перед его посещением мне хотелось побыть одной. Подумать. Макс, зная это, настаивать не стал.

Если бы меня спросили, какая она – магия, вряд ли я смогла бы ответить. Магия была ни на что не похожа. Банально, но это факт. Чувствовать магию было все равно что на восемнадцатый день рождения внезапно проснуться с синестезией. С удивлением узнать, что четверг – зеленый, как и цифра «четыре», скрипка звучит сине, запах апельсиновой корки шелестит листьями под южным сицилийским солнцем, а у ощущения наждачки под пальцами, как ни смешно, вкус шоколада. Молочного, с миндалем. Чувствовать магию было все равно что получить в подарок дополнительный набор органов чувств – увы, без инструкции по его использованию. Видеть правду за иллюзией, будущее и прошлое под настоящим, возможное за случившимся. Ощущать воду в воздухе и огонь внутри себя, видеть энергию и магическое воздействие, заклинания, некоторые – похожие на натянутые в воздухе канаты, другие – собирающиеся дождевой тучей. Звучит безумно, знаю. Скажи мне кто такое полгода назад, первая бы рассмеялась. Но… Девушка имеет право изменить свою точку зрения. Особенно после того, как эту девушку пытались использовать в магическом ритуале. Особенно когда выясняется, что девушка – все-таки не совсем человек… Совсем не человек. Как говорится, добро пожаловать в новый мир, Наташа. Где магия – реальность. И привороты. И заклинания. И даже ауры существуют, черт бы их побрал. Не как странные радужные пятна по контуру человеческой фигуры, но как уникальный ольфакторно-тонально-цветовой отпечаток индивидуального магического фона (определение из учебника, я тут ни при чем). Как ощущение силы, пульсирующей болью отзывавшееся в затылке. Звучит странно? Ощущалось еще страньше, как говорила Алиса у Кэрролла.

Для той, кто почти восемнадцать лет ничего подобного не чувствовал, контраст был удивительным. И жестоким. Как мне объяснили, мне еще «повезло»: обычно маги ощущали окружающий мир не так остро. Но… Я выросла обычным человеком. Почти всю жизнь у меня стоял блок, не дававший мне чувствовать магию. На справедливый вопрос, кто же его поставил, мой собеседник в медкорпусе только отвел глаза и заявил, что я сама могла: дескать, магия в какой-то степени является симбионтом, и ее главная задача – защитить носителя. Даже от него самого, если понадобится. И в результате сильной психической травмы моя магия могла решить, что для меня будет безопаснее, если она уснет. Врал. Не про психическую травму и не про то, что я сама могла неосознанно поддерживать блок своим отрицанием магии и сверхъестественного – это было возможно, между «не чувствовать магию» и «не использовать магию» существовала большая разница, и даже под блоком я оказалась способна на пару заклинаний. Но первоначальный блок… Как правило, гени с рождения чувствовали магию – я ничего подобного не помнила. В тех, у кого кровь гени перемешалась с человеческой, магия, бывало, спала, пока сильные переживания ее не будили; такие ЧП тщательно отслеживались Охотниками… и уничтожались, потому что полученные таким образом силы плохо поддавались контролю. Это тоже был не мой случай, в ГООУ я попала, не подозревая о своих способностях. Вот и возникали вполне закономерные вопросы – которые я не задавала. Потому что знала: правды мне не расскажут. И я делала вид, что верила. Молчала.

А когда блока не стало, момент для избавления от него оказался крайне неподходящим. Самайн, одна из ночей в году, когда оба мира сближались и магия особенно сильно чувствовалась. А еще контакт с драконьей кровью (без комментариев, просто без комментариев), чрезвычайно эффективным усилителем магического потенциала. В результате, по словам наблюдавшего меня сотрудника медицинских сервисов, получилось, что я была «как датчик, который слишком резко настроили» и воспринимала даже те минимальные проявления магии, которые не замечали обычные маги. Весело.

Я распахнула дверь медицинского корпуса и повернула направо, стараясь не думать о том, какие ужасы, кроме упырей, могли скрываться за одинаковыми белыми дверями. Вместо этого прошла в самый конец коридора и привычно открыла одну из них. За моей дверью никаких ужасов не было, обычный кабинет врача-терапевта, разве что выглядевший в плане ремонта и мебели чуть лучше, чем в районной поликлинике. За письменным столом, почти прижавшись носом к его поверхности, что-то писал молодой индиец в белом халате.

– Мне нужно, чтобы ты это подписала, – вместо приветствия Сереш сунул мне в руки какой-то договор.

Посмотрим. «Подтверждаю, что была полностью проинформирована о последствиях использования артефакта БЧН01-2013-2, и даю согласие на процедуру»?

– Что такое БЧН01-2013-2?

– Это тебе знать необязательно.

– В последний раз, когда ты так говорил, а я согласилась, ты выкачал у меня почти литр крови, – проворчала я, но подпись все же поставила.

А куда деваться? Я не в первый раз сталкивалась с «Это тебе знать необязательно», которое любил повторять Сереш. Это ГООУ: мне не скажут ничего, что не захотят, а так существовал мизерный шанс понять, почему и зачем со мной так носились. И… Может, я была не права, но меня не покидало ощущение, что мое согласие было лишь формальностью, без которой при необходимости можно обойтись.

– И ничего с тобой не случилось, – медик забрал документ и наконец взглянул на меня. – Привет. Как себя чувствуешь?

Это повторялось из раза в раз, каждую неделю. Сначала меня вообще заставляли приходить каждый день: видите ли, тех, кто после такого количества драконьей крови не поддавался магии, не сходил с ума и мог отвечать на вопросы, было слишком мало, и науке требовались жертвы. Да, ей тоже. Не только демонам, решившим разбудить древнее божество при помощи жестокого ритуала – в ходе которого, собственно, моя кровь и смешалась с золотом…

– Так же, – сухо ответила я.

– Давление, пульс, температура, что-нибудь беспокоит?

– Сто двадцать на восемьдесят, порядка девяноста, тридцать шесть и шесть, ты спрашиваешь серьезно? Что ты ожидаешь от меня услышать и когда?

Как правило, маги не болели. Случались врожденные пороки, редко встречались аутоиммунные заболевания, но всякая бытовая ерунда вроде простуды или ОРВИ обходила стороной. Как одна зараза другую, мысленно добавляла я. На самом деле это был еще один побочный эффект магии: когда ты являешься огнем, лишь по прихоти выбравшим человеческий облик, трудно подцепить грипп. Поэтому смысла в том, чтобы каждый раз спрашивать меня одно и то же, я не видела.

– Руку.

Я протянула ему левую, отворачиваясь, чтобы не видеть шрамы. Смоченная в спирте салфетка прошлась по локтевому сгибу. Быстрый укол, слава богу, хотя бы никаких болезненных поисков вены, и меня отпустили. Сереш посмотрел собранную кровь на свет. Интересно, что он в ней видел? Если бы хоть один из нас был демоном, он бы почувствовал любопытство, легкую тревогу, самую чуточку страха перед болью, которая не наступит. Я видела магию, которую можно было бы использовать; даже того количества хватило бы на какой-нибудь простой амулет или небольшой магический круг. Жизнь: кровь была чистой, не отравленной болезнью или приближением смерти. И, возможно, совсем немного золота, блестевшего на дне. А он? Увы, наши отношения строились на том принципе, что вопросы задавал Сереш, а отвечала я. Надписав на пробирке дату, медик отложил ее в сторону и достал из-под стола чемоданчик.

– Приступим?

Внутри на поролоне лежали два серебряных браслета. Я успела разглядеть тонкую гравировку по внутренней стороне: если я не ошибалась, часть знаков относилась к классу охранных, еще часть – к сдерживающим. Сереш уже не в первый раз пробовал на мне ограничители. Как он заявлял, чтобы понять, насколько сильно я улавливаю магию. Но разрешение подписывать заставил впервые. Интересно, откуда ему привезли новую игрушку?

– Давай надену, – предложила я, но он отказался.

Такого раньше тоже не случалось. Любопытно.

– Я сам.

Первый браслет сомкнулся на моем запястье. Щелчок, и застежка исчезла, теперь серебряный обруч без пилы не смог бы снять никто. Я заметила клеймо там, где раньше был замок: две стрелы, расположенные крест-накрест. Ну конечно. Охотники. Без них, кажется, не обходилось ни одно темное дело – а мое появление в ГООУ было именно таким.

Любопытно, меня сейчас случайно не в магические наручники заковали? Стоит ли озаботиться поиском адвоката?

– Что ты чувствуешь?

Я прислушалась к себе – и к миру вокруг. Странное ощущение, будто какую-то часть меня отсекли, но боли не было. Только легкий дискомфорт и притупившиеся чувства. А мир… он остался где-то далеко, но все еще был слышен.

– Будет гроза.

Раньше, до ГООУ, я бы решила, что это всего лишь предчувствие, шутка интуиции, наличие у себя которой я отвергала. Сейчас я слышала холодный нервный ветер высоко в небе, знала, что через пару минут воздух запахнет озоном и пылью. Без браслета я бы уже чувствовала прилив сил, радость – не мою – и эйфорию, собирающееся в облаках электричество. Не огонь, конечно, чтобы, как выражались некоторые, «словить кайф» (во многих отношениях магия действительно была сродни наркотику), но там, где сверкают молнии, нередко случаются пожары.

– Попробуй что-нибудь сделать.

Я поняла, что он имел в виду, и послушно потянулась к силе. Из-за браслета это давалось сложнее, но она все еще была сконцентрирована вокруг – в сквозняке из приоткрытого окна, в зеленых листьях бегонии, стоявшей на подоконнике, как ни смешно, в розетке под письменным столом; нужно было только знать, где искать. Собрав ее по крупицам, я зажгла на ладони огонек, слабый и почти прозрачный, но все же. У меня были не слишком сильные способности к магии – обычный середнячок, в сравнении со многими моими знакомыми выглядевший и вовсе жалким, – и тот факт, что под действием ограничителя я смогла показать хоть что-то, уже удивлял. Судя по недовольной реакции Сереша, он считал так же. Медик покачал головой и прошептал себе что-то под нос.

– А теперь?

Браслет еще больше впился в запястье.

Онемение. Как после местной анестезии, только распространившейся на все пять (Шесть? Семь? Больше? Я уже не знала, сколько их должно быть.) чувств. И все же… мир вокруг стал яснее. Проще. Я удивленно выдохнула: может, я и ощущала себя ослепшей, оглохшей и лишившейся обоняния, но в то же время я была свободна. Краски померкли, звуки стихли, и магия смягчилась до едва заметного шепота за спиной. Который можно было игнорировать. С первого ноября я еще никогда не была так близка к привычному для меня состоянию.

– А можно так оставить? – жалобно попросила я.

Медик заметно удивился просьбе.

– Наверное, я мог бы сделать запрос, но… Ты действительно хотела бы этого?

Видеть мир таким, каким его видят обычные люди, а не яркой галлюцинацией? Не сходить с ума от невозможности того, что тебе открывается? Твердо знать, где ты стоишь и что вокруг тебя происходит, не чувствовать себя всего лишь проводником для чего-то гораздо большего, для силы, которую невозможно полностью подчинить?

Серьезный вопрос.

– А есть шансы, что я когда-нибудь приду в норму, или это навсегда?

Сереш помедлил с ответом.

– Не хотелось бы тебя расстраивать, но, учитывая, что после первой недели подвижек не было и что прошло уже несколько месяцев… Боюсь, что нет. Ты не вернешься ни к нормальному состоянию, ни к тому, которое считала нормой.

У работавшего в медкорпусе индийца была одна не самая приятная особенность: если он не говорил «Это тебе знать необязательно», он был откровенен. Иногда даже слишком. Значит, навсегда… Прощай, нормальная жизнь, было приятно познакомиться. На этот раз – прощай окончательно.

– Тогда нет.

Костыли имеют смысл, когда нужно переждать, пока нога срастется. В противном случае необходимо учиться жить без них. Я вздохнула. Нечаянно доставшаяся пожизненная сверхчувствительность к магии – это, блин, замечательно. В кавычках. Мало того, что неприятно, так еще и практически бесполезно: что толку, если я буду видеть, какое заклинание плетут рядом со мной? Не то чтобы от этого мои собственные силы увеличивались. Дорогая судьба, если решишь сделать подарок, можно в следующий раз я сама себе суперспособность выберу? Нет? Так и думала.

– Можешь что-нибудь сделать? – вернулся к привычному ходу опроса медик.

– Сомневаюсь.

Я почти не видела магии вокруг. Если постараться, возможно, сумела бы добраться до своих собственных сил, почти перекрытых действием браслета, но… Внутренний голос подсказывал, что пытаться не стоит. Даже находясь в здании, полном реаниматологов.

– Можешь сказать, что я сейчас делаю?

– Вода. Ты… – я повернула голову на звук, который не был звуком. Поверхность налитой в чашку воды едва заметно дрожала, а еще она исчезала, минуту назад было почти вровень с краем, сейчас же в стакане оставалось чуть больше половины. Но куда она… испарялась? – Изображаешь увлажнитель воздуха. Зачем, не проще купить?

Кинув на меня странный взгляд, индиец записал что-то у себя на планшете.

– Мне нужно проверить второй браслет.

Я протянула левую руку и дождалась щелчка. В этот раз все было иначе: оглушающая тишина, темнота, пустота… В панике магия во мне сама метнулась к ближайшему источнику силы, который могла распознать: к Серешу. Больно хлестнула, почти заставила выпустить нити заклинания. Отобранной у него энергии хватило, чтобы в глазах немного прояснилось, и я заметила красные капли, испачкавшие лабораторный халат.

– Извини…

Вот почему еще мне не нравилась магия: она была живой. У нее имелись свои инстинкты, свой… если не разум, то, по крайней мере, его зачатки. И действовала она – в те редкие моменты, когда я переставала ее контролировать, – не обязательно так, как поступила бы я. Заставляя ощущать, будто в моем теле живет кто-то еще. Неприятное чувство.

Дышать стало легче, желания упасть в обморок я тоже больше не испытывала – в отличие от стыда, надо же было ударить своего врача за то, что он пытается тебя вылечить… и ставит на тебе непонятные эксперименты. Но пустота все еще маячила где-то на грани восприятия. Опасная. Только и ждущая удобного момента, чтобы затянуть внутрь.

Медик поднял ладонь в успокаивающем жесте и стер из-под носа кровь.

– Все в порядке. Обычная реакция. Как сейчас?

Плохо. Похоже, я перешагнула свою границу «нормальности». Если до того я чувствовала себя почти как раньше, то теперь чего-то не хватало. Меня не хватало.

– Страшно, – призналась я.

– И это тоже обычная реакция. Вот, кстати, причина, почему мне не хотелось бы постоянно надевать на тебя ограничитель. Сейчас мы заблокировали твою магию. Не так, как это делала ты. Полностью. И, по сути, с момента, как я надел на тебя блокатор, ты медленно умираешь, отсюда и страх. Ограничитель будет действовать по тому же принципу, только процесс растянется с пары месяцев до нескольких лет. Возможно, даже десятков лет, но не больше.

Для кого-то такой срок звучал оптимистично, для магов, способных жить вечно, – ужасно. Я покачала головой. Спасибо за новость, доктор, но разве такие известия не следует сообщать как-нибудь тактичнее?

– Почему?

– Потому что магия – это твоя природа. От нее нельзя просто так избавиться. Смирись.

Смирись. Привыкни. Что-то больно однообразно звучали его советы. А я всегда была слишком упряма, чтобы им следовать. Сереш осторожно приблизился ко мне и коснулся руки – что-то, не я, недовольно заворочалось, припоминая, кому обязано неприятными мгновениями, но браслет снять позволило. И второй тоже. Я с наслаждением втянула в себя воздух, снова окрасившийся миллионом оттенков: ядрено-желтым от антисептика, который медик постоянно лил себе на ладони, и пурпурным от озона, медным от крови и серо-зеленым от магии, которой Сереш эту самую кровь пытался вывести с халата. И опять мир оглушал, слепил, морочил голову и сводил с ума. Я поморщилась и прижала пальцы к вискам.

– Если выключить это нельзя, дай хотя бы таблеток от головной боли, – попросила я, понимая, что на сегодня эксперименты закончились.

Сереш протянул мне прозрачную пластиковую банку с одиноко лежавшими на дне таблетками. Их было ровно семь, как обычно.

– Через неделю в то же время, – улыбнулся он мне.

Гроза ушла так же быстро, как и началась, оставив после себя лишь серебристый запах свежести и сирени. Заглотив таблетку (Сволочь все-таки Сереш. И садист: зная, что ни аптек, ни магазинов в ГООУ не было и в плане обеспечения лекарствами студенты полностью зависели от медицинских сервисов, никогда не выдавал запас больше чем на неделю. Видимо, чтобы у меня не возникло соблазна прогулять следующий осмотр.), я спустилась по ступенькам и направилась к склепу, как за одну небольшую архитектурную особенность студенты прозвали коммуникационный центр университета. В нашей маленькой редакции студгазеты, располагавшейся в нем, раньше все сотрудники появлялись когда им вздумается, но с началом нового семестра мессир Джонатан передал распоряжение ректора, что расписание приходов и уходов должно составляться таким образом, чтобы кто-то всегда был на месте. Зачем, я не понимала, едва ли в мире существовали какие-то экстренные вопросы к ежемесячной студенческой газете, которые требовали бы нашего обязательного присутствия в любое время дня и ночи. Но с ректором никто никогда не спорил, поэтому сейчас я шла отбывать повинность. Вообще по жребию мне выпало дежурить сегодня весь день, с самого утра, но удалось договориться с Жако, чтобы в первой половине дня он меня подменил.

С нашим штатным фотографом я столкнулась уже в дверях.

– Извини, в медкорпусе задержалась…

– Спок, – двухметровый качок в нежно-розовой футболке даже не поморщился, когда я на него налетела, не успев притормозить. – Я сейчас бегу, но как клубы? Всё в силе?

Под клубами, увы, подразумевались всего лишь студенческие секции и кружки, про которые мы уже два номера как рассказывали читателям газеты.

– Из фехтовального прислали ответ, нас ждут в… Слушай, забыла, посмотрю в почте и тебе перешлю их письмо, хорошо?

Жако кивнул:

– Лады. Спишемся тогда.

– Ага. Спишемся…

Проводив его, я заварила кофе и села за свое место. Предыдущий номер мы сдали всего неделю назад, поэтому в редакции сейчас делать было особо нечего. Проверить письма, отсортировать комментарии по поводу февральского выпуска, посмотреть план и прикинуть, какими из рубрик когда можно будет заняться, для чего не хватает информации и у кого ее можно найти… Отпивая свой латте, я открыла почту и замерла. Осторожно поставила чашку на стол. Сцепила пальцы в замок. И медленно выдохнула.

Опять.

А я надеялась, что все закончилось. Зря, как выясняется.

Я бросила еще один взгляд на монитор, но изображение на экране не поменялось.

Который это уже раз? Пятый? Шестой? Если сначала все можно было списать на злую шутку, то теперь происходящее напрягало.

С этим надо что-то делать.

Глава 2 Кривая перемен

Мы никогда не встречались. Все, что между нами было, – это полтора поцелуя и взаимное разочарование. С моей стороны – потому что я поняла, что далеко не такая храбрая, как хотелось бы, и продолжения у нас не будет. С его… возможно, по той же причине. Хотя я бы не стала даже пытаться угадать, какие мысли бродили в его голове. Все равно бесполезно.

Так, если между нами ничего не было, почему же я сейчас стояла в коридоре и не могла собраться с духом, чтобы войти и посмотреть ему в глаза? Отчего чувствовала себя неловко, собираясь попросить о помощи? После четырех месяцев, когда я его старательно избегала… Но, в конце концов, мы ведь взрослые люди? Какие могут быть проблемы? И вопрос мой как раз относился к его работе. И даже если он откажется мне помочь, это будет всего лишь отказ. Просто короткое «нет», ничего страшного. Отбросив сомнения, я решительно толкнула дверь в IT – чтобы в следующий же момент замереть в смущении.

– О господи! Вы бы хоть носок на ручку повесили или дверь заперли…

Взвизгнув от неожиданности, миниатюрная брюнетка скатилась с кресла и спряталась за его спинкой. Диз только вздохнул, и этот звук, такой знакомый (в его репертуаре он занимал среднее положение между «Как же вы меня достали!» и «Почему меня окружают одни идиоты?»), заставил меня отмереть и поспешить прикрыть дверь.

– Каталины сегодня нет, – сообщил Диз, прежде чем я успела выйти.

Я заметила. Как и несколько неодетый вид его сегодняшней напарницы.

– Да я вообще-то к тебе… Но это не срочно! – заверила я, все-таки закрывая дверь. И уже скорее себе, чем ему, пробурчала: – Лучше как-нибудь в другой раз зайду…

Дойдя до лестницы, я не выдержала и хихикнула. Хорошо, что не решила порефлексировать в коридоре еще минут десять, а то точно получилось бы неловко. И все же в груди поселилось тяжелое чувство. Не то чтобы я была настолько наивна – я знала, что сегодняшняя девушка была не первой, кто в последние месяцы приходил в IT вовсе не за помощью с подключением к университетскому вай-фаю, мы ведь работали в одном здании; да и в девичьих компаниях, собиравшихся возле редакционной кофеварки, рано или поздно разговор все равно сворачивал на него. Но она была единственной, кого я видела с ним. И та довольная ленивая полуулыбка, которую я успела заметить: впервые я наблюдала ее, обращенную не ко мне. И…

И у меня не было абсолютно никаких причин для таких мыслей. Я сама сделала шаг назад, когда поняла, что в комплекте идут не только улыбки и обаяние, но гораздо больше. Клыки, например. Когти. Сложная родословная и пугающая сила… Я нахмурилась. К чему ворошить прошлое? Страдать по упущенным возможностям – дело, конечно, романтичной девы достойное, но глупое. Я сделала свой выбор.

Спустившись обратно в редакцию, я не вернулась за свое рабочее место. Из какой-то совершенно иррациональной брезгливости садиться к компьютеру не хотелось. Вместо этого я полила бонсай на столе Моники, разобрала макулатуру, скопившуюся в одном из углов, вымыла кофейный аппарат и заварила себе новую чашку. Встала с ней у окна… у места на стене, где половину времени находилось окно, разглядывая трещины на штукатурке. Попыталась собрать в кучу мысли, но ничего не выходило: все, что я могла (немногое, будем откровенны), я испробовала. Даже о помощи попросила… попыталась попросить. Из холла до меня донеслись голоса:

– Как видишь, – этот спокойный, чуть насмешливый тон я не могла не узнать, – ни минуты покоя, опять зовут мир спасать. Прости, крошка, позвоню, как освобожусь.

Девушка что-то ответила. Хлопнула входная дверь, громко, недовольно, и вскоре я почувствовала его присутствие. Как всегда, я так и не смогла услышать, что он подошел, но ощущение… Холода. Злого порывистого ветра, как зимой на набережной. И запах увядающих нарциссов. Это было странно: я знала, что на самом деле его не было. Если бы я подошла к нему, почувствовала бы совсем другие ноты – сигарет и черного перца, которыми пах его парфюм, но тяжелый аромат цветов не уходил. Я обернулась: Диз стоял на пороге, прислонившись к косяку двери.

– Я же сказала, мне не срочно.

Это должно было прозвучать виновато, но отчего-то получилось сухо и раздраженно. Диз хмыкнул.

– За последние четыре месяца самой длинной фразой, которую ты мне сказала, было «Можно пройти?». Ты никогда не заходила в IT в мою смену, если тебе и нужно было вызвать Лину, ты связывалась с ней по телефону, а когда я бывал в редакции, усиленно делала вид, что очень занята и меня не видишь. И вдруг ты приходишь и говоришь, что ко мне. Ясное дело, что это важно и срочно.

Если он хотел заставить меня почувствовать себя неудобно, ему это удалось. В его изложении все звучало немного невежливо. И некрасиво. В конце концов, он мне тогда жизнь спас.

– Если я такой ужасно неблагодарный человек, то почему?..

– Потому что ты позвала, – ответил Диз еще до того, как я закончила фразу. – Ну, и потому что разбираться с компьютерными проблемами других студентов вроде как входит в список моих служебных обязанностей.

Странная логика. Зачитывает список моих прегрешений, и тут же – «потому что ты позвала». Обычно у людей либо одно, либо другое. Либо «ты эгоистичная скотина», либо «я тебе помогу и даже перенесу ради тебя свидание». С другой стороны, человеком он не был. И сам как-то говорил мне, что не умеет обижаться.

– Откуда ты знаешь, что она компьютерная? – не удержалась и спросила я.

– В ином случае ты нашла бы кого-то другого. Ладно, – он пересек кабинет и сел за мой стол, – в чем ты меня на этот раз подозреваешь?

– Ни в чем.

Его кандидатуру я отмела быстро: у него была возможность, но я не смогла придумать ни одного мало-мальски адекватного мотива.

– Дай пароль забью, – предложила я, подходя к нему и устраиваясь на краешке стола.

Диз весело заулыбался.

– Ты всерьез думаешь, что он мне нужен?

Нет. Не думала. Я сейчас вообще мало о чем думала, кроме как о том, что он удивительно быстро вернулся к своему легкомысленному тону. Словно в последний раз мы болтали за кофе не осенью, а на прошлой неделе. Будто не было этой неловкой паузы длиной в несколько месяцев или словно она не имела для него никакого значения… Почему? Я бы после нашего последнего разговора отреагировала бы… не знаю как, но едва ли сразу смогла бы восстановить статус-кво. Пытаясь понять, о чем он думал, я скосила глаза на компьютерщика.

– Что смотреть?

Тогда я видела его человеком – тот самый блок мешал разглядеть правду. Теперь, впервые, мы были на равных, и под иллюзией проступало его настоящее лицо. Резкие черты, слишком острые, чтобы быть красивыми; скорее, приближающиеся к грани, за которой красота превращается в уродство. Неестественно зеленые глаза. Кожа, белая, с сероватым отливом…

– Нат?

Обращение, от которого я уже успела отвыкнуть, вернуло меня в реальность.

– За что ты теперь на меня сердишься? Если дело в пароле, то могу дать тебе честное слово, что им не пользовался, только что его угадал. Это не так сложно…

– Я не сержусь.

Может, в самом начале, когда только узнала правду. Тогда я не могла не думать, что, если бы только он был простым человеком, я бы сделала иной выбор. Но это было невозможно, и потому злиться я быстро прекратила. Но вот перестать сожалеть о том, что могло бы быть (а могло ли?), пока так и не сумела. Как и ревновать, люто и бешено, хотя не имела на то никакого права…

– Открой почту. Самое верхнее письмо.

Диз послушался. Лицо его окаменело, и сам он подобрался, словно почуяв добычу. Куда только делся вальяжно развалившийся в кресле айтишник? Тем не менее появившееся на экране сообщение он прокомментировал весьма нейтрально:

– Выглядит неприятно.

– Критика статьи выглядит неприятно? Или выловленные опечатки? Это, мне кажется, называется как-то иначе.

На черном фоне каплями крови проступали красные буквы готического шрифта. Если неизвестный отправитель выбирал дизайн для пущего драматического эффекта, то целей своих он не достиг. Единственное, что в оформлении ужасало, так это дикая безвкусица. Но вот само сообщение… Пожалуй, Диз был прав – неприятное. Всего одно предложение, и никаких прямых угроз, но…

«Смерть придет в этом году».

Я бы вместе с остальными ребятами из студгазеты посмеялась над этим заявлением, если бы не достойное лучшего применения упорство автора. И не предсказанное мне самоубийство. В прошлом семестре я отмахнулась от такого прогноза как от глупой ошибки, но теперь была склонна отнестись к нему серьезнее. Тем более что назначенный баньши срок подходил к концу.

– Ты не мог бы выяснить, кто его отправил? Я не знаю, отследить по TCP/IP, проверить логи SMTP-сервера… – я осеклась под его взглядом. – Почему ты так на меня смотришь?

Диз ухмыльнулся.

– Пытаешься говорить по-компьютерному? Мне нравится. Откуда набралась, из голливудских фильмов про хакеров?

– Из сериалов, – созналась я, улыбаясь.

Ладно, если так надо, будем делать вид, что ни Самайна, ни этих месяцев не было. Я смогу, честно постараюсь. Айтишник постучал пальцем по монитору, показывая на адрес.

– Если верить тому, что здесь написано, это письмо ты отправила себе сама. Я не верю, – заявил он, не дожидаясь моего опровержения, – если бы ты так хотела меня увидеть, существуют способы полегче. И ты не стала бы звать на помощь до последнего, и уж точно начала бы не с меня…

– Каталина сказала, что не может выяснить отправителя, и посоветовала обратиться к тебе.

У меня были причины не доверять напарнице Диза в этом вопросе, больно настойчиво она в свое время пыталась нас свести, но после нее я пошла к Нику, сидевшему в IT в другую смену. Вернулась с тем же результатом. Мысль, что Лина могла подговорить своего парня мне так ответить, отдавала паранойей, поэтому я ее отбросила и поверила им. И Диз был прав, я бы тянула до последнего, а то и вовсе не стала бы никому говорить, если бы дело касалось только меня. Но письма получала не я одна.

– Следовательно, это письмо не первое, – не обращая на меня внимания, продолжил Диз. – Не хочешь рассказать всю историю?

– Все началось первого января…

Отличное начало нового года. Мало мне было китайского печенья с предсказанием «Ценой выбора становится выбор, который ты уже не сможешь сделать». (Спасибо, но благодаря выученной в прошлом семестре экономике я уже знала определение альтернативных издержек.) А потом добавилось еще и это…

– Можешь показать?

– Я его сразу удалила. Решила, что кто-то так остроумно пошутил.

Второе письмо пришло в феврале. За ним – еще два. Не только темп ускорился, остальные сотрудники редакции тоже стали получать послания от незнакомца.

– Текст всегда один и тот же?

– Нет. Не помню первых, не обратила тогда внимания, но отличия были. Везде, правда, говорилось про смерть. А в предыдущем письме мне написали…

Я покрепче обхватила чашку, вспоминая послание, состоявшее из одного слова. «Готовься».

– Еще что-нибудь? Какие-то закономерности, что-то?

Я уже думала об этом, но ничего не нашла. Никакого расписания (я даже с лунным календарем сверилась), письма приходили с разным интервалом и в разное время суток, никакой зависимости от дат, погодных условий и что там еще имело значение в магии… Я помотала головой.

– И ты не представляешь, от кого они, – это уже было утверждением, а не вопросом. – И никаких новых врагов за это время ты завести не успела?

Я оскорбленно посмотрела на айтишника. После Самайна я сидела тихо, не высовывалась, прилежно училась и была вообще ни при чем.

– Ладно, а твои коллеги? Ты сказала, они тоже получали такие письма, как они отреагировали?

Я тяжело вздохнула.

– Знаешь, сколько психов пишет в редакцию студгазеты? – Судя по выражению лица Диза, он никогда не задумывался над этим вопросом. – Много. После каждого номера находится кто-то, кто угрожает нам казнями египетскими. Все решили, что это очередной такой случай. Ким только заинтересовался, но всего лишь потому, что его привлек шрифт.

И интерес у нашего штатного фотошопера закончился сразу, стоило ему нарисовать похожий.

– А мессир Джонатан? Ты рассказывала ему?

Да. Я недовольно скривилась:

– Велел не обращать внимания на такие мелочи. И я понимаю, что, возможно, он прав, а я преувеличиваю, как всегда… Но не могу отделаться от мысли: а что, если нет? Что, если это не розыгрыш? Это продолжается третий месяц, если считать нас всех, то писем уже было за двадцать, и до сих пор никто из тех, кто нам писал, не пытался скрыть свой адрес. Ладно, я – по крайней мере, я серьезно воспринимала неизвестного отправителя. Кто предупрежден, тот, как говорится, вооружен. – Но я боюсь, что, пока ребята будут ржать над этими анонимками, с ними что-то случится.

Диз отвлекся от монитора и недоуменно на меня посмотрел.

– Ты ведь осознаешь, что делишь кабинет с полубогом, двумя магами, доккаэби[2] и Эл, у которой явно среди предков затесались демоны? Если о ком и надо здесь беспокоиться, то о тебе, а не наоборот.

– Да хоть с богами! Кому угодно можно причинить вред, особенно если противника никто не воспринимает всерьез. А они относятся к этому легкомысленно, как дети. Так ты поможешь?

Он задумчиво потер переносицу под оправой очков.

– Последний вопрос: что сказал тебе на все это твой Охотник?

Я насупилась и с большим интересом уставилась в чашку. Обязательно было Макса сюда приплетать?

– Он не знает, – по-своему понял мое молчание Диз.

Макс знал, я ему говорила. Просто не все…

– Дай догадаюсь: ты дала ему слово не влезать в неприятности, а теперь его нарушаешь.

– Нет! – поспешила я ответить.

За полгода, проведенные среди магов, я поняла, почему они с таким пиететом относились к клятвам и обещаниям. Когда они призывали мир в свидетели, это были не просто красивые слова: мир действительно слушал их клятвы, даже когда его не просили. И был очень недоволен, если кто-то их нарушал. Поэтому я не стала бы просто так обещать то, что не смогла бы выполнить.

А что касалось Макса: мы с ним обсуждали эти анонимки однажды, после того как я получила второе письмо. Даже поссорились… Ну, как «поссорились»: он мне посоветовал, если я ощущаю угрозу, уволиться; я ему сообщила, что этот вариант мне мало подходит. После этого о новых анонимках я предпочитала ему не рассказывать.

– Это так важно, что сказал Макс? – спросила я.

Диз не стал отвечать. Пожал плечами, переслал письмо себе и встал из-за стола. Я задрала голову вверх, глядя на него. И каков будет вердикт?

– Я посмотрю, что можно сделать.

Я скосила глаза на будильник. Шесть сорок восемь. Еще двенадцать минут до звонка, а сна опять ни в одном глазу. Еле слышно вздохнув, я вылезла из-под одеяла и собрала одежду. Тихо, чтобы не разбудить Софию, прокралась в ванную, а потом закрыла за собой дверь.

Разумеется, снаружи в такой час почти никого не было. Стоя на крыльце и распутывая провода наушников, я успела увидеть всего одного студента: худой рыжий парень, с которым мы уже сталкивались на пробежках, тоже узнал меня и кивнул в знак приветствия. Я улыбнулась ему и вдела «капельки» в уши.

Прохладный после ночи воздух, музыка и монотонность бега помогали отвлечься от ночных кошмаров, но не спасали от мыслей, приходивших им на смену. О письмах. О ГООУ. Или, что хуже, о жизни.

Знаете, что такое кривая перемен? В шестидесятых Элизабет Кюблер-Росс создала модель принятия смерти. С тех пор та претерпела изменения и стала применяться для разъяснения эмоциональной реакции на любые глобальные изменения в жизни человека. Семь стадий, семь шагов. Я прошла их все.

Шок. Удивление, страх неизвестности. Как это могло случиться? Почему именно я? Что со мной будет?

Отрицание. Все еще можно вернуть. Все станет как было, стоит только себя в этом убедить. Построить вокруг себя стену – которая постоянно будет идти трещинами.

Фрустрация. Когда реальность пробивает стену, так легко почувствовать себя жертвой. Снять с себя ответственность за происходящее, выплеснуть скопившиеся гнев и страх на другого, пока на их месте не останется лишь пустота.

Депрессия. Отрицать случившееся уже бесполезно: все правда, ты оказалась в мире, полном магии, неизвестном и опасном; но это осознание лишает последних сил. Потому ты движешься по инерции, не принимая перемены, но и не пытаясь что-то изменить самой.

Включенный на случайный выбор плеер начал играть следующий трек, про монстров, что вечно голодны, и страх, который никогда не уходит. Чуть не подвернув ногу, я выругалась сквозь зубы и переключила его на другую песню.

Пятый шаг – эксперимент. Постепенно ко всему привыкаешь. Пробуешь воду. Пытаешься обнаружить в себе магию, найти место в новом мире. Ошибаешься, разбиваешь коленки в кровь, возвращаешься на шаг назад. И повторяешь, пока не придешь к следующей стадии: решению. После бесплодных попыток ты понимаешь, что у нового мира нет пробной версии, а старый с каждым днем истончается, становится зыбким, как воспоминание, сон. И единственный выбор – исчезнуть вместе с ним или принять произошедшее. Понять, что пути назад нет; вернуть себе контроль над ситуацией. Чтобы дойти до этой стадии, мне понадобилось два месяца, и я до сих пор не знала, много это или мало. И наконец…

Интеграция. Последний шаг. И самый сложный – потому что длиться будет всю новую жизнь, построенную взамен предыдущей. Прошлого уже нет, а его место заполняет новая рутина. Прежняя Наташа ни за что бы не согласилась вставать по утрам на час раньше ради физкультуры. Новая не могла спать и с радостью отгораживалась от остального мира наушниками; она находила пробежку успокаивающей, как и запах хвойного леса и пружинящий ковер сосновых иголок под ногами. Прежняя Наташа по выходным часами болтала с родителями, нынешняя замкнулась в себе и заполняла образовавшуюся пустоту учебой. Прежняя Наташа… наверное, она была добрее. Нынешняя с каждым днем все больше походила на окружавших ее существ. Становилась осторожнее. Осмотрительнее. Не впускала в свое сердце кого попало («Поздно», – шептал вредный внутренний голос). Все меньше спешила верить другим. Было ли это правильно, хорошо? Я не знала. Едва ли. Но каждый выживает, как может.

Сегодня я проследовала по своему обычному маршруту: по «главной улице» до амфитеатра, там налево, мимо башни астрономов и стеклянного куба киноведческого факультета. Оттуда вдоль длинной галереи изобразительных искусств, похожей на старое трамвайное депо, и к лесу. Перед ним я остановилась и подошла ко входу в одно из общежитий. Рядом никого не было. Странно. Проверив часы, я нахмурилась и решила подняться на второй этаж: обычно Макс не запаздывал.

– Привет, – дверь в комнату распахнулась еще до того, как я постучала. Увидев меня, сосед Макса, колдун из Восточной Европы и обладатель сложно произносимого имени, резко затормозил. – А Макс?..

Гргур пропустил меня внутрь и исчез, сбежав куда-то по своим делам. Ладно… Закрыв за собой дверь, я приблизилась к Максу, разговаривавшему с кем-то по скайпу.

– Можешь объяснить, о чем ты вообще думал? – устало поинтересовался Макс у собеседника; услышав за своей спиной шаги, он обернулся.

«Мне уйти?» – жестом спросила я. Макс в ответ махнул рукой:

«Оставайся».

Послушавшись, я встала за его спиной и помахала экрану.

– Привет, Коннор! Что ты теперь натворил? – спросила я, переходя на английский. Заклинание-переводчик, накрывавшее территорию ГООУ и позволявшее каждому студенту не только говорить на своем родном языке, но и понимать остальных, увы, не действовало при беседе с кем-то, кто находился за пределами университета.

Сидевший по ту сторону монитора подросток, всем своим видом говоривший «трудный» – украшенная шипами косуха, выбритая с левой стороны голова и несколько пирсингов в брови, – встрепенулся и перестал игнорировать экран.

– А, русская! Я говорил, что у тебя смешной акцент?

– Не устаешь об этом напоминать.

К сожалению, когда встречаешься с кем-то, обычно получаешь не только одного конкретного человека, но и его родственников. У Макса это был Коннор, его младший брат. Так получилось, что их отец погиб, мать была больна, а о других родичах, если они и существовали, Макс никогда не упоминал. В итоге воспитание Коннора легло на его плечи. Задача сама по себе нелегкая (попробуйте объяснить подростку, почему он должен вас слушаться, когда вы всего на два года старше), а теперь, когда Макс начал учебу в ГООУ и лишился практически всех рычагов воздействия, и вовсе невыполнимая.

– Он принес в школу бутылку водки, – ответил за брата Макс. Голос его за ладонями, которыми он закрыл лицо, прозвучал глухо. – Теперь его отстранили от занятий на две недели. Опять. Предупредили, что еще пара таких выходок – и исключат. Что ты тогда собираешься делать? – обратился он опять к Коннору.

Я хотела было спросить, зачем он это сделал, но промолчала. И так ведь понятно: чтобы эпатировать. А заодно насолить брату.

– А еще отвел глаза продавцу в магазине. Так? – Макс отнял руки от лица и строго посмотрел на Уолша-младшего; тому хватило совести, по крайней мере, принять устыдившийся вид. – Мы уже говорили, почему обычных трогать запрещено?

– Раз двадцать, – буркнул Коннор. – И что такого? Вон, скажи ему, русская, – ткнул он в мою сторону пальцем, – у вас ведь в России водку все пьют!

– Вообще-то нет, – сообщила я. – Я тебе говорила, это стереотип. Мы не начинаем пить водку еще в младенчестве. Мы вообще не все пьем водку. И даже у нас продажа алкоголя несовершеннолетним запрещена.

Почему-то развенчать этот миф оказалось сложнее всего. «В России всегда холодно и лежит снег» опровергалось при помощи интернета и прогноза погоды, но вера в то, что русские и водка неделимы, не\искоренима. Удивительно. Россия же была не единственной родиной крепких напитков (вон, Соединенное Королевство никто за виски не упрекал), но по какой-то неизвестной мне причине оказалась страной с самой стойкой ассоциацией.

Коннор неверяще уставился на меня.

– В каком отстойном месте ты живешь!

– Да меня как-то устраивает… И вообще, лучше скажи, как ты умудрился попасться? Ты ее прямо из горла пил, что ли? Неужели нельзя было додуматься перелить в бутылку из-под минералки, тогда никто не заметил бы…

За последнюю реплику я получила заинтересованный взгляд от Коннора и хмурый от Макса. «Не учи детей плохому». Поняла.

– В смысле я хотела сказать, зачем тебе вообще водка? Алкоголь – это зло. Сначала все хорошо, а потом понимаешь, что совершил непоправимую ошибку…

Результат не изменился. Макс все еще недовольно смотрел на меня, запрокинув голову, а Коннор, глядя на нас, откровенно ухмылялся.

– Все, сдаюсь! – подняла я руки, признавая поражение. – Вас оставить вдвоем?

У меня совершенно отсутствовал опыт в воспитании детей. В семье, несмотря на большое количество двоюродных братьев и сестер, я была младшей, поэтому нянчились обычно со мной и Риткой, а не наоборот. Племянников у меня еще не было, только Влад этой осенью женился, но о детях разговор не шел, я своих в ближайшие десять лет не планировала заводить, так что о том, как правильно разговаривать с детьми, ничего не знала. Тем более с подростками, которые из разряда «он такой же, как я, только чуть младше» внезапно перешли в категорию «ты для него вроде как выполняешь роль родительской фигуры».

– Не надо, мы уже заканчиваем. – Макс снова повернулся к монитору: – Это был последний раз, понял?

– А то что? – с вызовом спросил Коннор.

– Отправишься в штаб-квартиру до совершеннолетия. Там уже всем надоело вытаскивать тебя из очередных неприятностей, будут только рады, когда ты окажешься под замком и неусыпным контролем… Насколько Охотники вообще могут быть рады.

Кажется, угроза возымела действие.

– Плевать! – Коннор все-таки нашел в себе силы сделать вид, что ему все нипочем. – Хуже, чем здесь, все равно не будет.

– Уверен? – от тона Макса, мрачного и многообещающего, Уолша-младшего все-таки проняло. Но не сильно. – Проклятье, Конн, когда ты наконец возьмешься за мозги?

Подросток опять насупился.

– Не учи, – огрызнулся он. – Ты мне не мать, чтобы воспитывать!

А вот это уже был удар ниже пояса. Потому что мать их находилась в больнице святой Елизаветы для душевнобольных – я не знала почему и не спрашивала, не та это была тема, чтобы совать в нее любопытный нос, – и в воспитательном процессе принимать участие не могла. А Макс, как ни старался ее заменить… Да, он не был ею.

Изображение на экране поменялось, и вместо слабо освещенной комнаты с серыми обоями скайп показал черный прямоугольник: Коннор предпочел отключиться, чем выслушивать ненужные, как он считал, сентенции. Зараза. Макс тихо выругался и снова спрятал лицо в ладонях. Немного замешкавшись, я положила руку ему на плечо в попытке хоть как-то поддержать. Наверное, все-таки не стоило: только я дотронулась, как Макс вздрогнул и повернулся ко мне.

– Прости, я задержался. Пойдем?

И он еще извинялся!

– Ты не хочешь попробовать перезвонить?

– По-твоему, он ответит?

Я сильно в этом сомневалась.

– Не думай об этом.

– Но…

– Это не твоя проблема, Наташа, – серьезно повторил Макс. – Пошли.

Так было всегда. Его проблемы оставались его проблемами, как бы тяжело ему ни было нести свою ношу. Как и Софии, Максу я не знала, чем помочь. Пока могла только молча послушаться…

Я не любила заходить в лес на южной границе студгородка. Стоило ступить на припорошенную сосновыми иголками землю, как тело само вспоминало произошедшее в нем. Магия никуда не уходит. И сила, оставшаяся после незавершенного ритуала, связанная кровью и впитавшаяся в почву, все еще была здесь. Ждала меня. Звала. Но именно по этой причине я почти каждое утро приходила сюда. И собиралась приходить в лес до тех пор, пока не перестану замирать, пересекая невидимую границу, пока не прекращу бояться этой силы и мечтать о ней во снах.

– О чем задумалась? – тихо спросил Макс.

Нет уж, Макс, если ты не делишься проблемами, то не ожидай, что я взвалю тебе на плечи еще и свои.

Так и не дождавшись ответа, он плеснул на меня водой. Я остановилась и недоуменно моргнула. Надо же, и не заметила, что мы уже почти дошли до места: метрах в десяти по склону иссиня-черная поверхность воды блестела на солнце. Стерев рукавом капли с лица, я мрачно посмотрела на Макса.

Никогда не соглашайтесь дать девушке пару уроков магической самообороны, пусть даже она просит. А если согласились – всегда будьте начеку.

Воздух откликнулся сразу же, запахом моря и молодой листвы. Перебирая между пальцами его нити, я затянула петлю вокруг лодыжки одного очень симпатичного и ни о чем не подозревающего блондина. А потом со всей силы дернула. За Макса я не переживала: чтобы причинить ему вред, понадобилось бы что-то посложнее подножки. Но чего я не ожидала, так это того, что, падая, он ухватится за мой рукав и потянет меня за собой. Вскрикнув от того, что земля неожиданно решила уйти из-под ног, я покатилась следом.

Склон был пологим, а приземление довольно мягким. Хотя это кому как: мне лично повезло упасть на Макса, но он, кажется, был не против. Взглянув на улыбавшегося блондина, я пробурчала:

– Очень смешно, – но не выдержала и сама расхохоталась.

Признаю, забавного в ситуации было немного. Но от смеха, несмотря на сны и Коннора, стало легче.

– Так о чем?..

Только не этот вопрос. Не давая Максу закончить, я прижалась своими губами к его. Когда шутят, что мужчина придумал поцелуй, чтобы закрыть женщине рот, не учитывают, что этот способ действует и в обратную сторону… Иногда. Не в этот раз. Я еще не успела зарыться пальцами в светлые пряди, как он отстранился:

– Ошибка?

Ох, Макс… И черт же меня дернул ляпнуть.

Я смотрела в потемневшие от беспокойства глаза и вспоминала. Бутылку текилы – подарок Софии на первую сданную сессию, – которую принесла с собой. Звезды, особенно ярко сиявшие в ту ночь на небе. Руки, горячие от того же огня, что бежал по моим венам…

Нет. Не ошибка.

– Должна же я была сказать что-то правильное и педагогичное.

– И только?

– И только, – заверила я его, снова целуя.

За моей спиной раздался громкий всплеск. Я резко обернулась: над поверхностью воды показался обтянутый желтушной кожей череп с заостренными чертами. Заметив интерес, чудище оскалило клыки и зашипело.

– В этом университете у студентов нет ни малейшего шанса на покой и уединение, верно? – вздохнула я.

Впервые за утро в глазах Макса промелькнуло веселье. Ну да, о каком покое может идти речь, мы же в ГООУ.

– Строго говоря, русалки не совсем разумны, – задумчиво протянул он.

Верно. Это среди детей Огня и Воздуха были те, кто почти не отличался по уровню развития от человека. Порождения Воды и Земли за редким исключением были ближе к животным. Пока: даже нечисть эволюционировала, и, кто знает, может, мы еще увидим новый вид? Или посмотрим, во что превратятся существующие. Студенты с криптозоологии утверждали, что при должном старании даже русалок было возможно обучить простейшим командам. Я посмотрела на всплывшее к нам со дна существо: русалка подняла худую руку и попыталась убрать налипшие на лицо волосы, чтобы разглядеть нас получше. С сожалением я откатилась в сторону и, поднявшись на ноги, принялась отряхивать одежду.

– Строго говоря, мой кактус тоже проходит по классификации как «условно разумный». Это не мешает ему очень явно тебя не одобрять, – фыркнула я, вспоминая. – Нет уж. У меня много достоинств, но эксгибиционизм в их список не входит.

– Ладно, – Макс вытащил у меня из волос сосновую иголку. – Тогда пошли. Сумеешь меня застать врасплох, отдам право выбирать фильм на этой неделе.

– Я уже сумела застать тебя врасплох.

– Тем более. Или тебе слабо повторить?

А вот это он зря. Нельзя было брать меня на слабо. Вредно. Я же упрямая, не отступлюсь теперь, пока не докажу обратное.

И он это знал.

Душевая в коммуникационном центре располагалась по соседству с IT-сервисами. В принципе, логично: многие из сотрудников там брали по две смены, а в перерыве отсыпались на диванчике возле рабочего места, появляясь в общежитии только чтобы взять чистую одежду. Высушив волосы, я повесила на плечо сумку со спортивной одеждой и направилась к лестнице. Но на полпути остановилась. Вернулась.

Я давно хотела задать Каталине этот вопрос. Но боялась. Чего? Если мне суждено умереть, не лучше ли знать заранее? Помня о вчерашней ошибке, я не открыла дверь сразу, а остановилась у порога. Положила ладонь на стену: та под моей рукой пошла рябью и истончилась, будто улавливая мои желания. А может, так оно и было – некоторые из корпусов в ГООУ тоже могли относиться к «условно разумным», и склеп был в их числе.

– Эрика утром заходила, – сообщила Каталина кому-то. – Пыталась понять, что она делает не так.

Хорошо, значит, Лина была на месте. Я взялась за ручку двери, но ответ ее собеседника заставил меня притормозить.

– Только не это, – тяжело вздохнул Диз.

– Что значит «только не это»? – возмутилась Лина. – Кто тут должен жаловаться? Мне уже, между прочим, надоело объяснять твоим подружкам, что они ничего не делают не так, это ты мудак просто.

– Угу, – из кабинета перестал доноситься шелест страниц. – Слушай, а где отчеты за октябрь?

– Посмотри наверху, – посоветовала Лина. – Что значит «угу»? Диз! Нельзя вводить девушку в заблуждение, а потом делать морду кирпичом и говорить «мне надоело»!

– Когда я кого вводил в заблуждение? Сама наверх полезай, ты их должна была достать.

– Я слабый пол и хрупкое существо, лезь ты.

Я едва сдержала смешок. Дело было не в центнере веса, который Каталина носила удивительно раскованно и даже изящно. Фишка была в самой ее природе: по сути своей Лина отличалась примерно такой же хрупкостью, как у тропического тайфуна.

– Когда? Да всегда! Ты же ведешь себя как чертов джентльмен, так, будто они тебе интересны…

– Потому что они действительно мне интересны. По крайней мере, большинство из них. И придумай другой аргумент. Я из Ада, ваши гендерные стереотипы на меня не действуют.

– …Разумеется, они в тебя влюбляются! – продолжила Лина, даже не заметив, что кто-то другой говорил. – А ты, стоит тебе это почувствовать, даешь задний ход. Так нельзя!

– Можно. И нужно.

– Почему? Что это за больная демоническая логика?

– Они влюбляются не в меня, а в свое представление обо мне. И чем быстрее они поймут разницу, тем для них лучше. Так ты придумала, почему именно мне стоит лезть за отчетами, или достанешь папку сама?

Поразмыслив, айтишница предложила:

– Потому что ты выше и тебе удобней? А мне еще за другой стремянкой идти, время потеряем, придется задержаться здесь вместо обеда…

Диз хмыкнул и, судя по звукам, встал из-за стола.

– Принимается. Ладно, какую полку смотреть?

– Правую. Нет, правее… В смысле левее… Ага, вот эту. Кажется… И чего в этом плохого?

– То, что я им не нужен. А играть нравящуюся им роль двадцать четыре часа в сутки я не собираюсь. Я думал, ты это должна понять без объяснений. Тебе разве не надоедает постоянно делать вид, что ты ничего не знаешь?

Каталина задумалась. Я тоже. В самом деле, каково тому, кто видит будущее, вечно прикидываться, что не подозревает о нем?

– Ты себе даже не представляешь, – наконец признала она. – Особенно в этом плане меня сейчас умиляет и раздражает наш диалог. Но все-таки…

– По-моему, ты нагло пользуешься тем, что я не причиню тебе вреда, – перебил ее Диз. – И где все-таки данные за октябрь?

– В красной папке? Какая разница, в кого они влюбляются? А тебе бы не помешало завести нормальные человеческие отношения. Все равно…

– В красной папке, как и написано на корешке, находятся «веселые картинки с котиками». Каталина!

– В синей? Все равно они влюбятся, никакие договоренности про «просто секс, никаких чувств» не спасут. Ты же обаятельная скотина, в тебя невозможно не влюбиться! Так почему бы…

– Ты ведь не влюбилась.

Айтишница усмехнулась. Настолько знакомо, что мне даже не надо было гадать, кого это напоминало.

– Я тебя знаю три года и видела, еще когда ты не так живо изображал человека. Ты для меня как младший брат. Мне инцест даже между Ланнистерами[3] не нравится, не то что с собой в главной роли!

– Младший? Я тебя старше на несколько месяцев… – оскорбленно пробормотал Диз. – Так, это уже похоже, но, ради всего святого, что здесь написано?

– А на сколько лет я зато тебя мудрее! – Каталина тоже встала со своего места и, похоже, подошла к нему, попутно врезавшись во что-то и громко выругавшись. – О! Они! Надо же, все-таки они были тут! – в ее голосе прозвучало искреннее удивление.

– Ты заставила меня лезть под самый потолок, не зная, что документы здесь?

Диз не повышал голос и не кричал. Напротив, когда он сердился, он становился поразительно вежливым. И говорил так спокойно и нейтрально, что даже мне через стенку стало не по себе.

– Я предполагала, – зато айтишница пропустила его реакцию мимо ушей. – И все-таки: почему бы тебе хоть раз не повести себя как нормальный человек и не попробовать встречаться с кем-то по-настоящему?

– Потому что я не встречаюсь. Держи. Я не в состоянии расшифровать твои криптограммы, будешь мне диктовать. Сколько обращений было в нашу смену тридцатого?

– Двадцать девять.

– Выполненных?

– Тридцать два.

И Диз, и я задумались, услышав такой ответ.

– А те трое?..

– Даже не подозревают, как им повезло, – твердо ответила оракул.

– Попробуй объяснить это ректору… – вздохнул Диз.

– Так почему ты не встречаешься?

– Ты ведь не отстанешь? Потому. Если ты не слышала, среди демонов вообще немного поклонников длительных отношений.

– Ну и? Вон дружить вы тоже не особо дружите, но дружбу ты осилил. А встречаться – это та же дружба, только плюс секс.

– Я более чем уверен, что девяносто девять процентов женской части населения Земли с тобой не согласятся в этом вопросе. И вообще, ты можешь объяснить, почему мы ведем эту беседу? Помнится, не далее как неделю назад ты заявляла, что любви не существует, а отношения переоценивают.

– Мы тогда поссорились, – объяснила Лина. – А вчера помирились. Мне теперь хорошо, я счастлива и хочу, чтобы окружающие тоже были счастливы. Ты, например.

– Страшная перспектива… – довольно громко проворчал Диз. – Давай ты прекратишь свои дурацкие расспросы, и я сразу стану счастлив?

Короткое и упрямое «недостаточно», полученное им в ответ, прозвучало тоже слишком знакомо…

– Где данные за тридцать первое и итоговый отчет за октябрь?

Айтишница молчала.

– Каталина?

– Не скажу, пока не поговоришь со мной серьезно.

Готова поспорить, что Диз в ответ на это закатил глаза. По крайней мере, я бы на его месте поступила так же. Я ему даже посочувствовала: нет ничего хуже друзей, считающих своей обязанностью залезть тебе в душу и выпытать все подробности.

– Ты издеваешься? Откуда появился такой интерес к моей личной жизни? Займись лучше своей, а то она мало соответствует общепринятым стандартам.

– Все с ней в порядке, – обиделась Лина.

– Девяносто девять процентов женской части населения Земли с тобой опять не согласятся. В этот раз компанию им составит еще и большинство мужчин. Хорошо, – уступил Диз. – Серьезно. За всю свою жизнь я видел лишь один счастливый брак, и то, даже если не вспоминать историю с Минтой[4], вряд ли можно его считать: они оба пришли в Ад с Земли. Родители, не знаю как, но умудрились сойтись на достаточно долгий срок, чтобы зачать нас с сестрой, и это – нормальные отношения для подобных мне. Практически все попытки создать семью в Аду заканчиваются тем, что один из супругов убивает другого, причем довольно быстро. Знаешь почему?

– Поганый характер? – попробовала угадать айтишница.

Я бы на ее месте сделала то же предположение. А разговор становился все интереснее, я даже передумала его прерывать и с еще большим любопытством прислушалась. Исключительно научным, не подумайте. В учебнике по демонологии говорилось, что нуклеарная семья в Аду практически не существовала, а понятия «брак» в большинстве наречий вообще не было, но причины не объяснялись.

– Потому что мы не люди. И мы не любим. Не способны. Не знаем, что такое любовь. Так какой смысл мне пытаться завязать с кем-то отношения? А теперь говори, куда итог сунула.

Каталина тяжело вздохнула.

– По-твоему, люди знают, что такое любовь? Я вон не знаю. Это не значит, что я не умею любить. А ты даже не давал себе шанса!

– Отчет, – напомнил ей демон, намекая, что свою часть сделки он выполнил и возвращаться к теме не намерен.

Айтишница замялась.

– Без понятия, где он. Его Ник писал!

В кабинете повисла долгая пауза, а затем Диз предельно вежливо произнес:

– Мы с тобой оба знаем, что Ник, при всех его достоинствах, не в состоянии и двух строчек написать. Так где он? Я тогда взял отгул на полтора дня. Как вы умудрились за это время потерять половину бумаг?

– Как-то?.. – предположила Лина. – Да без разницы, напишем что-нибудь, приблизительно похожее на правду…

На этот раз пауза сопровождалась грохотом – что-то тяжелое упало на пол. Я понадеялась, что это был не Диз.

– Приблизительно похожее? – задумчиво повторил айтишник. – Решено: когда мы станем партнерами, я тебя и близко к отчетности не подпущу. Если бы я так вел свои дела, давно бы разорился.

– Легко, – согласилась Каталина. Видимо, мысль об отчетах не вызывала у нее большого воодушевления. – Но все-таки: откуда ты знаешь, что в отношениях смысла нет, если ты не пробовал? Я еще понимаю – Эрика, она для тебя действительно слишком хорошая, но с Мел у вас могло бы получиться…

– Нет. Можешь хотя бы сказать, сколько тридцать первого заявок было?

– Я вижу будущее, а не прошлое, знаешь ли, – возмутилась Каталина. – И нет, я не помню. А Тесса? Если кому и нужен был не Диз-человек, а Диз-демон, то ей.

– Боюсь, ей нужен был тем более не я, а ее очень странное представление о демонах. И хороший психотерапевт, – добавил он. – Удивительно, сколько парафилий может быть у одного человека.

Кажется, разговор опять перешел на Диза с его девушками. Не та тема, о которой мне хотелось бы узнать больше, чем уже видела. Я взялась за ручку двери и услышала свое имя.

– Наташа…

Минуту, а я в этот список как попала? Между нами ничего такого не было!

– Не вариант, ты ошиблась. А мне не доставляет никакого удовольствия пугать маленьких девочек.

– Да нет, под дверью стоит, подслушивает, – спокойно сообщила Каталина.

Я почувствовала, как вспыхнули щеки. Меня раскрыли. Постучав из вежливости, я вошла внутрь, раз прятаться дальше не было смысла.

– Я не подслушиваю, я после вчерашнего боюсь заходить к вам. Господи, что у вас тут происходит?

Обычно довольно опрятный, хоть и пыльный, кабинет IT-сервисов переживал то ли переезд, то ли какое-то очень странное стихийное бедствие. Почти весь пол был заставлен коробками в несколько слоев, на них, грозя в любой момент упасть, лежали стопки бумаг и папок. А пробираться в этих целлюлозных джунглях выше меня ростом предполагалось по проходам шириной в двадцать сантиметров.

– Пишем отчет о работе, проделанной в прошлый семестр, – ответила латина, появляясь из-за коробок и подозрительно радостно улыбаясь мне.

– А это?

– ГООУ открывает магазин с собственным мерчандайзом. Товары прибыли, а здание еще не выросло. Раз мы теперь за сайт магазина тоже отвечаем, их сгрузили нам. Толстовку с гербом университета хочешь? Тебе какую: серую, красную или черную?

Учитывая, что на гербе ГООУПиОАатСДиРН был изображен козел, а полустертый девиз – «finem» – был потрясающе лаконичен и оптимистичен… Заманчивое предложение.

– А это не против правил? – только и спросила я, когда Лина впихнула мне в руки красную кофту. – Бесплатно их раздавать?

Айтишница переглянулась со своим напарником, сидевшим на верхней ступеньке стремянки.

– Мы считаем это платой за хранение, – невозмутимо пожал плечами Диз. Я встретилась с ним взглядом и покраснела еще сильнее. – Много услышала?

Неловкая ситуация, прямо как вчера. Признаваться, что почти все, не хотелось, отрицать было бессмысленно…

– У тебя есть сестра? – не удержалась я от вопроса.

– Близнец. Старше меня на несколько минут и выше на десять сантиметров.

Я улыбнулась. Какая точность…

– Должно быть, в детстве это было больным местом?

– Да нет, – рассеянно ответил Диз, копаясь в очередной папке. – Мы в детстве особо не общались. Я воспитывался у отца, она – у матери… родственников матери, сама мать живыми мало интересуется.

– Почему я о ней никогда не слышала? Она тоже учится в ГООУ?

– А почему ты должна была о ней слышать? – справедливо поинтересовался он. – Нет, не учится. У нее нет в этом нужды: она в куда меньшей степени похожа на человека. Она скорее… сила природы.

Готова поспорить, только Дизу могло прийти в голову отнести смерть к силам природы. Но я поняла.

– Я еще не успел посмотреть твоего отправителя, если ты за этим пришла, – айтишник поставил папку на место и достал следующую.

Я покачала головой.

– Сегодня я к Каталине. Мы можем поговорить наедине? – повернулась я к ней.

Коллега Диза сразу нахмурилась.

– Нет.

– У меня к тебе вопрос…

Когда я умру. И как. И почему. Что может заставить меня покончить с собой? В моей жизни случалось всякое, но до сих пор я была уверена, что не склонна к суициду. Ментальное воздействие, как осенью? Но серебряные амулеты, висевшие у меня на шее, защищали почти от всех, кто был на такое способен – кроме Диза и руководства университета, но все же. Отчего баньши была так уверена в моей смерти?

– Я знаю. Нет, – последовал такой же жесткий ответ. Немного смягчившись, Лина пояснила: – Предсказание, произнесенное вслух, обязательно сбудется, помнишь? Я не стану отвечать на твой вопрос.

Я решила не настаивать. Должно быть, больно наблюдать, как твои знакомые умирают, и если она думала, что так дает мне шанс… Может, оно к лучшему, что Лина не ответила. Но все же я надеялась на ее помощь и не могла не почувствовать разочарование. Постаравшись улыбнуться и поблагодарив за толстовку, я выскользнула в коридор.

– Зачем она приходила? – послышался из-за двери голос Диза.

– Тебе лучше не знать, – после некоторого молчания ответила ему Каталина.

И от беспокойства в ее голосе становилось как-то не по себе.

Что подслушивать вредно, я поняла сразу же, когда взбежала на шестой этаж Оккультного института. Мастер Зебальд уже стоял под дверью, нетерпеливо открывая крышку часов на цепочке и защелкивая ее обратно – чтобы повторить маневр через десять секунд.

– Ты опоздала, – заметил он.

– Всего на пять минут, – которые потратила, стоя у айтишников под дверью.

Недовольно фыркнув, демонолог отпер дверь и пропустил меня внутрь. По щелчку выключателя комнату осветила люстра со старинным синим плафоном: черные стены, черный пол, черный потолок и одинокий стул в углу. На самом деле выбор цвета был обусловлен не мрачным настроем демонологов, а практичностью: все вышеупомянутые поверхности были одной большой графитной доской, на которой предполагалось рисовать круги призыва, защитные контуры и прочие знаки, придуманные, судя по их виду, сошедшим с ума геометром.

Пока я искала оставшийся после предыдущего студента мел, Зебальд занял стул, закинул ногу на ногу и велел:

– Приступай.

Если кто-то думает, что практикум по демонологии – это весело и опасно, то могу его разочаровать. Это как урок по черчению: одно неверное движение – и перерисовывать придется все заново. А рисовать там приходилось много… и долго. Это Макс был способен по памяти за пять минут воспроизвести все три контура, необходимые для круга призыва, и практически любую сигиллу, я же ежесекундно сверялась со справочником и все равно часами могла исправлять ошибки.

Наверное, многим сама идея практического занятия по демонологии показалась бы забавной, если учесть, что главным умением демонологов было убийство демонов, а демоны в ГООУ числились такими же студентами, как остальные. Почти такими же: принимать в ГООУПиОАатСДиРН их стали совсем недавно и в крайне ограниченном количестве. Только элита элит, те, кто был достаточно развит, чтобы в дальнейшем адаптироваться к жизни в человеческом мире, и чьи кланы могли оплатить подобное удовольствие. В том числе информацией и содействием. Охотники многое не знали о Нижнем мире. И за эти данные были готовы даже пустить демонов в свой уютный солнечный мирок.

В последний раз проверив транспортиром углы, я отложила мел в сторону и глубоко вдохнула, прежде чем начать читать заклинание. На этот раз, находясь в замкнутом для магии пространстве, силу приходилось черпать не из окружающего мира, а внутри себя. И она сразу же ответила, огнем пробегая к пальцам и уходя в нарисованный мелом контур. Пространство передо мной исказилось – обычный эффект при построении порталов, воздух подернулся рябью, и…

Ничего.

В этом и заключалась проблема с демонами в ГООУ. Не то чтобы она была единственной, но конкретно эта особенно раздражала. К «элите элит» в Аду всегда относились сильнейшие, а чтобы по-настоящему призвать такого и связать его своей волей, надо быть столь же сильным магом. В противном случае всегда существовала вероятность того, что демон просто проигнорирует призыв, как муху, назойливо жужжащую над ухом.

Подумав, я достала телефон и напечатала сообщение.

«Ты где?»

Ответ пришел незамедлительно.

«В ду́ше».

«Издеваешься?»

«Дай десять минут».

Ага. Как же, в ду́ше она. Потому и эсэмэски набирает так быстро.

«Если решишь выкинуть такой же фокус на зачете, я его завалю».

«Зеби сердится?»

Я посмотрела на преподавателя, доставшего из ниоткуда газету и изучавшего передовицу.

«Еще как. Кажется, я ошиблась: зачет я завалю сейчас».

«Ладно».

Приняв последнее сообщение за согласие, я сунула телефон обратно в карман платья, прокашлялась и приняла максимально торжественный вид, снова зачитывая имя призываемой.

– Ситри мен им эгур Карис! Ситри мен им эгур Карис! Ситри мен им эгур Карис!

На этот раз Карис все-таки изволила явиться. Но в каком виде: шелковый халатик-кимоно и так не прикрывал практически ничего, а уж когда она опустилась на пол… Даже не знаю, как ей удалось открыть еще больше кожи, чем было уже видно, и остаться при этом одетой. Стоило ей объявиться в круге, как в воздухе запахло вишневым цветом: кое-кто опять пытался воздействовать на Зебальда. Что ж, это объясняло ее наряд…

Некоторые (многие) демоны одним своим присутствием вызывали страх, потомки Ситри – влечение. В фэнтези ее, пожалуй, назвали бы суккубом. Карис могла заставить желать себя любого мужчину… И потому ее, согласившуюся подработать на факультете в обмен на посещение Недели моды в Нью-Йорке, назначили в пару мне, единственной студентке (упор на принадлежности к женскому полу) факультета демонологии.

– Признайся, ты это специально.

– Я была в ду́ше. Но ты так торопила, что вышла в чем могла, – ответила она, накручивая на палец прядь влажных, нежно-розовых то ли от природы, то ли от краски волос и бросая взгляд на Зебальда. – Ладно, хорошо, ничего не могу поделать. Он симпатичный.

Я тоже посмотрела в сторону преподавателя, делавшего вид, что он с большим интересом читает газету и совсем нас не слышит. Ну, если кому-то нравятся бородатые мужчины…

– Он демонолог.

– И когда это кому мешало? Ты не против?..

Точно. Еще раз покосившись на Зебальда и убедившись, что он действительно читал, я ослабила защитный контур. По своему опыту я знала, что чувствуется он весьма неприятно: примерно как если кто-то пытался бы вытряхнуть душу из моего тела. Поэтому, вопреки правилам, подвергать других тем же ощущениям я не могла. Если бы я отпустила контур совсем, это бы заметил Зеб, но сейчас он хотя бы ощущался как… Я дотронулась пальцами до невидимой границы. Как легкая щекотка. Пережить можно.

– И о чем ты хочешь сегодня поговорить? – спросила Карис, вытягивая ноги, насколько позволял диаметр круга. Мой взгляд невольно задержался на гладкой коже и тонких щиколотках, но в следующий момент наведенное очарование рассыпалось прахом. Я могла признать, что с эстетической точки зрения у нее были красивые ноги. Но и только.

На том этапе обучения, где находилась я, единственным, что волновало моего преподавателя, было сколько я смогу контролировать круг. Телепортационная формула, инвокация, сдерживающий и защитный контуры… Все они отнимали много сил. Зебальд (и учебная программа) хотел узнать пределы моих. А чем мы с Карис будем заниматься, пока я не нарушу ритуал или не упаду от усталости, его (по крайней мере, внешне) мало волновало. Поэтому мы с ней болтали: она по моей просьбе рассказывала о демонах, я в свою очередь отвечала на ее вопросы о жизни в обычном мире и соглашалась обсуждать моду, косметику, ее учебу на факультете дизайна и вообще все, что ей в голову взбредет. Я не возражала: Карис была милой. Немного слишком общительной и полной энтузиазма, на мой вкус, но мне с ней повезло – разговоры на девчоночьи темы по-любому были веселее угрюмого молчания.

– Можешь рассказать об эмоциях? Как вы их ощущаете?

О демонах в ГООУ, если разобраться, ходило два слуха: они знают, что ты чувствуешь, и они не умеют любить. Если первый оказался правдой – эмоциональная телепатия давала им дополнительный способ невербальной коммуникации, в случае с людьми и магами односторонней, – то со вторым было сложнее… Демоны обладали ограниченным эмоциональным спектром – примерно как у среднестатистического политика или психопата, – но насколько ограниченным?

– Почему такой вопрос?

– Просто интересно, – пожала я плечами. Мне не поверили. – Вчера один… из ваших стоял рядом со мной и не мог различить ревность. Решил, что я на него сержусь.

А сегодня сам сказал, что любить не способен. Карис отвлеклась от разглядывания преподавателя и с любопытством посмотрела на меня.

– Как зовут этого одного?

– Не важно, – отрезала я.

– Ты помнишь правила: я честно отвечаю на твои вопросы, ты на мои.

Она была права, мы договорились…

– Диз, – я не назвала настоящее имя, надеясь, что Карис его не узнает, но та расхохоталась. – Судя по всему, вы знакомы.

Еще одна из списка его подружек? Увы, мой намек Карис оставила без комментариев.

– Ладно, называй. Эмоцию, – объяснила она, заметив мое непонимание. – А я расскажу, как ее чувствую в других.

– Страх, – забросила я пробный камень, начиная с самых простых.

– Желчь и грейпфрут. Горько, – скривилась она, – мешает.

– Ярость?

– Красный острый перец. Опасность. Слишком вкусно, но забудешь об осторожности и сгоришь. Слишком сильно.

– Смелость, – наугад предложила я следующую. Можно ли ее вообще считать эмоцией? Если верить Дизу, то да.

– Имбирь и золото. Пузырьки шампанского на языке.

Общий принцип становился понятен. Насколько я могла судить, впечатления эти напоминали мои, но я ощущала похожим образом не чувства, а силу вокруг. В принципе, логично: люди, обычные (в меньшей степени) и маги, были такими же носителями энергии, как и все остальное. Только если в нашем мире магию можно было черпать еще из ветра и земли, то Ад был пуст. Наоборот, он вытягивал силы из своих жителей, продлевая таким образом свое существование. Именно потому и началось сотрудничество демонов с Охотниками: Ад умирал, и без ресурсов Земли жизнь в нем превратилась бы в выживание.

– Страсть?.. Желание, – уточнила я, когда она не ответила. – Не увлеченность чем-то.

Карис мечтательно прикрыла глаза.

– Клубничный дайкири. Сладко, пьянит.

– У тебя все ассоциации кулинарные?

Она пожала плечами.

– Он? – я кивком указала на Зебальда.

– Лед.

Тоже логично. Чем более эмоционально открыт был человек (не человек; в ГООУ мне раздражающе часто приходилось мысленно вставлять эту ремарку), тем менее защищен он был. Для того чтобы вытянуть из кого-то силы или ментально на него воздействовать, необходимо было, чтобы он раскрылся и прекратил сопротивляться. Так что почти все в ГООУ хранили свои эмоции при себе и мало с кем ими делились. Только я была белой вороной: меня с детства никто не учил, что сдерживать чувства нужно не только внешне.

– Я? – из любопытства спросила я.

– Всё… – Карис перевела внимание на меня, и под голодным взглядом янтарно-желтых глаз я вновь ощутила, что разговариваю не с человеком, каким бы ни был облик сидевшего напротив меня существа. – Ты уверена, что я тебе совсем-совсем не нравлюсь?

Все-таки она была неисправима. Запах вишни усилился, а я поймала себя на мысли о том, как удивительно ткань ее кимоно оттеняла белую кожу и волосы цвета весенней сакуры. И как один локон спускался прямо к ложбинке груди… Стоп. Достаточно.

– Извини, – улыбнулась я, стряхивая наваждение. – Но я совершенно гетеросексуальна.

А на случай, если бы не была, перед первым занятием Зебальд показал мне фотографии тех, кто становился любовниками демонов из круга Ситри. Тела, из которых жизнь выпили до последней капли. Седые волосы, иссохшая кожа, хрупкость пролежавшей тысячелетия в саркофаге мумии… Одна фотография меня особенно поразила: на старом лице двадцатилетней девушки даже после смерти застыло выражение какого-то неправильного, всепоглощающего удовольствия. Так что спасибо, но нет.

– А я недавно читала в глянце, что все женщины немного би…

– Значит, со мной что-то не так, – не стала я спорить и продолжила, игнорируя ее печальный вздох: – Ты?

– Ничего, – на миг во рту Карис блеснули острые как иглы клыки. И улыбка оттого вышла несколько хищной…

Ничего – потому что она не могла ощутить свои чувства или потому что их не было? Подумав, я не смогла прийти к выводу и решила вернуться к более простым вопросам:

– Вина?

На лекциях по введению в демонологию рассказывалось, что понятия вины или раскаяния у большинства жителей Ада отсутствовали – вместе с угрызениями совести. Про стыд спрашивать было бесполезно: как я выяснила в результате бесплодных попыток объяснить Карис, почему нельзя соблазнять моего преподавателя прямо во время практикума, неприемлемость в Аду тоже была пустой концепцией. Соответственно, и стыдиться нечего.

– Как это?

– Это когда понимаешь, что из-за твоего поступка пострадали другие, и сожалеешь о нем.

– Зачем делать то, о чем пожалеешь? И какое мне дело до других?

Верный образчик той особой, демонической логики, от которой хотелось биться головой о стену.

– Допустим, это кто-то, до кого тебе есть дело… У тебя есть ведь отец, верно? Ты говорила… Представь, ты сделаешь что-то, что причинит ему неприятности, или ослушаешься его…

– Тогда я умру, – спокойно ответила Карис. – Невозможно ослушаться отца.

Ну да, оммаж, клятва верности и повиновения, которую они давали главе круга. Вероятно, я выбрала не самый удачный пример.

– Забудь. Нежность?

Карис недоуменно повела плечом.

– Любовь?

– Что такое любовь?

Я задумалась. Забавно, как, каждый день говоря и думая о любви, мы не даем ей четкого определения – а то и сами его не знаем. Чем была любовь для меня?

– Любовь – это когда ты понимаешь, что хочешь быть с этим человеком… или не человеком. До самого конца, несмотря ни на что, вопреки всему.

Да, знаю. Пафосно. Больно и страшно. Глупо. Наивно и слишком романтично. Карис придерживалась того же мнения.

– С одним? Нет, это было бы слишком скучно. Это как конфеты или коктейли: бывают очень вкусные, но всю жизнь?..

Опять гастрономические сравнения. Я закатила глаза. Цепляясь за соломинку, я задала последний вопрос:

– Все демоны ощущают одинаково или это индивидуально?

– Индивидуально, конечно. Мы же разные. Но… – Карис посерьезнела, и на какую-то долю секунды сквозь ее человеческий облик опять проступил другой. Когти, появившиеся на удлинившихся ступнях, заскребли по графитному полу с неприятным звуком. – Мне знакомы те, кого заводят боль и унижение; те, кто получает наслаждение от смерти и страха; те, кого ведет вперед жажда обладания; те, кто не чувствует ничего, последние пугают даже меня…

Но о любви ни слова. Все понятно.

– А теперь моя очередь, – заявила она, встряхивая розовыми волосами и снова превращаясь в легкомысленную веселую Карис. Когти исчезли, будто их и не было. – Учти, это и по учебе важно, практически вопрос жизни и смерти…

– Ты хочешь стать дизайнером нижнего белья, – несмотря на полученную информацию, я не удержалась от улыбки. – Что настолько важного у тебя может быть по учебе?

Когда час спустя Зебальд подал измученной мне чашку чая (откат, как обычно, наступил сразу же, стоило погасить магию в круге и отпустить Карис), мне показалось, что он на меня как-то странно посматривал.

– Я что-то сделала не так?

Сейчас я чувствовала себя слишком погано, чтобы гадать, что означали его взгляды.

– Ты задаешь любопытные вопросы. Не могу сказать, что оригинальные, каждый демонолог проходит эту фазу, но… Мне отстранить тебя от занятий?

Глотнув невыносимо сладкий «Эрл Грей», я поморщилась и тихо сползла по стеночке. Стоять сил не было, а уступить стул кое-кто не додумался. Зеб снова фыркнул, давая тем самым оценку моему состоянию.

– Нет.

Ничего ведь не было. Между мной и Дизом. Ничего такого, из-за чего мой интерес мог стать личным. Опасным… Верно?

Глава 3 Друзья и проблемы

Во Вселенной явно существует закон: если посреди недели у тебя появилась возможность выспаться, что-то обязательно пойдет не так. Произойдет пожар с землетрясением; безо всякой причины включится аварийная сигнализация; ты срочно в шесть утра понадобишься кому-то, кто не вспоминал о тебе уже полгода… Распахнув глаза, я несколько секунд потратила на то, чтобы понять, где нахожусь и чем был тот резкий звук, вырвавший меня из сна, после чего тихо позвала:

– Макс?

– М-м?

– Твой телефон звонит.

Никакой реакции. Подождав немного, я попробовала достучаться до него еще раз.

– Макс?

– Да? – сонно пробормотал он мне в затылок.

– У тебя рука тяжелая, – пожаловалась я.

Стоило сказать, как руку с моей талии убрали. Немного поерзав, я постаралась устроиться поудобнее и снова заснуть, раз гудение прекратилось. Не тут-то было: лежавший на комоде сотовый опять сердито завибрировал. Выдохнув что-то неразборчивое и явно нецензурное (автопереводчик ГООУ скромно решил выражение не переводить), Макс в поисках мобильного зашарил рукой по стоявшему в изголовье комоду. Гудение прекратилось, и он сел, бросив попытки отыскать сотовый на ощупь. Я перевернулась на другой бок, чтобы лучше его видеть.

– Только не говори, что это Гргур, – попыталась пошутить я; выражение лица Макса заставило сразу насторожиться, – и он сейчас вернется. Еще слишком рано, чтобы выгонять меня на улицу.

– Нет, – задумчиво ответили мне.

А закушенная нижняя губа понравилась мне еще меньше нахмуренных бровей. Попрощавшись со сном, я мысленно вздохнула и села рядом, прижимаясь щекой к его плечу.

– Ты не будешь перезванивать?

Уточнение «вообще или только при мне» так и осталось невысказанным вслух.

– Что-то не хочется, – признался Макс.

Горячие мозолистые пальцы прошлись по моему запястью, повторяя один за другим золотые росчерки шрамов. Я быстро отдернула руку и потянулась за одеялом.

– Прекрати.

– Прекрати их прятать, – парировал Макс, глядя, как я замоталась в одеяло по шею. – Серьезно, зачем?

– Они уродливые, – пробурчала я.

– Они красивые.

Спасибо, конечно, за попытку утешения, но…

– Мы оба знаем, что это не так. И оба знаем, как они выглядят.

– Как? – мягко спросил он.

Словно я была чертовой наркоманкой. В числе экспортируемых из Ада товаров была и драконья кровь. Официально – для создания артефактов. На самом деле бо́льшая часть оседала на черном рынке, как сообщил мне один из справочников, попавшихся в библиотеке. Хочешь – глотай, хочешь – закапывай в глаза, и мгновения всемогущества, мучительно острого и сладкого, тебе обеспечены. Но лучше всего будет, если смешать драконью кровь со своей… Жаль только, что и плата за такое удовольствие была высокой, мало кто выдерживал больше дюжины сеансов. У меня следов от порезов было больше двадцати. Неудивительно, что они притягивали столько любопытных и полных брезгливости взглядов.

– Меня уже напрягает, как удивительно легко тебе попадаются в библиотеке нужные книги, – прокомментировал Макс. – То «Запретные ритуалы» из закрытой секции, теперь это…

Я хмыкнула.

– Не тебя одного. Но все-таки – это был Коннор? С ним что-то случилось? Или с… – я поспешно замолчала. Их мать была темой, находившейся за границей дозволенного мне.

– Нет, – даже если Макс и хотел сказать что-то еще, не успел: в комнате снова стал слышен поставленный на вибрацию мобильный. Бросив взгляд на свой сотовый, Макс удивленно посмотрел на меня. – Это твой.

Мой?

– Да что за утро сегодня такое, – посетовала я, оборачиваясь и протягивая руку за телефоном. Заодно взяла с комода жетоны на простом кожаном шнурке. Кровавое серебро, самая сильная защита от демонов. Ничего странного, что с ними в руках мне сразу становилось как-то спокойнее.

Разглядев на экране сообщение, я нахмурилась. «647. Принеси кофе». Какого?.. Обычно эсэмэски, выдержанные в подобном стиле, мне посылала София. Я посмотрела на отправителя. «Смерть», – радостно сообщил мне автопереводчик ГООУ. Ну конечно. Кто еще мог написать мне в половине седьмого утра. (Внутренний голос подсказал, что Райли могла, увлеченная очередной своей поделкой.) Интересно, это месть за несвоевременный поход в IT или он выяснил что-то важное? Несколько дней я от него ничего не слышала, а тут внезапно…

– Это по делам редакции, – объяснила я Максу, прежде чем он успел спросить. – Извини, но срочно.

Строго говоря, «по делам редакции» не означало «из редакции» и потому ложью не являлось. А Макс, казалось, даже был рад сейчас от меня избавиться.

Дойдя до своего общежития, я поднялась на верхний этаж и свернула на кухню. Перебросилась парой слов с Лаурой, девчонкой из соседней комнаты, отстояла очередь к кофемашине и сосредоточилась на плакате «Сохраняй спокойствие и думай о хорошем». Автомат, настроенный на распознавание эмоций, нам так и не поменяли. Жаль, потому что мы с ним не подружились. По мнению норовистой машины, во мне было слишком много агрессии. Ее это, видите ли, обижало. А меня обижала та бурда, которую она мне варила вместо кофе.

О хорошем… На ум сразу пришел Макс. Не хмурый, как сегодня утром, улыбавшийся. Мне так редко удавалось застать на его лице улыбку. В последний раз я видела ее в прошлое воскресенье. Тогда за окном шел дождь, и мы весь день сидели – он сидел, я лежала головой у него на коленях – в общей гостиной, гоняя фильмы про супергероев и ехидно их комментируя друг другу. На несколько часов в тот день он даже стал похож на того, кем должен был вырасти: на восемнадцатилетнего подростка, не задавленного проблемами и грузом ответственности. Хотела бы я видеть его таким чаще, но…

О хорошем… Разговор с родителями. Я так рада была видеть их в скайпе на этой неделе… Пока мама не упомянула, что они думают, не съездить ли им в Москву, со мной заодно повидаться. Их приезд был для меня самым большим кошмаром, мучившим меня на протяжении уже полугода. Как бы я им объяснила, что не смогу с ними встретиться? Что на самом деле учусь не в Москве, а в Оккультном университете на границе между мирами? Что даже сейчас чувствую не аромат свежемолотого кофе, а электричество, бегущее по скрытым в стене проводам, и запах морской воды от сидевшего за кухонной стойкой селки[5]?

Нет, думать о хорошем решительно не получалось. Подцепив красную пол-литровую чашку с поддона, я аккуратно пригубила напиток. Да… Надеюсь, Диз меня простит.

Дверь в шестьсот сорок седьмую комнату мне открыл чрезвычайно серьезного вида парень. Очки, кружка с кофе, толстенный учебник в руках… и два метра роста. Где они их в ГООУ берут, таких высоких?

– Я к Дизу, – сообщила я, задирая голову.

Впускать меня не спешили. Окинув меня внимательным взглядом, его сосед нахмурился.

– Мне казалось, в прошлый раз ты была немного выше, – он провел ладонью по воздуху сантиметрах в десяти над моей головой. А мне казалось, в прошлый раз я вообще не заходила. – Или выше была предыдущая девушка…

– Ты, наверное, про Эрику, – угадала я, вспоминая, как Каталина назвала последнюю из них. – Я не девушка, я… проблема.

– Это не девушка, это друг. Пропусти ты ее уже, – одновременно со мной произнес Диз, выходя из ванной. Кинул влажное полотенце в корзину для грязного белья и улыбнулся. – Проблема, значит? Самокритичность – это что-то новое. Мне нравится.

Между прочим, он сам меня так называл. Давно уже… Но это было в прошлом. А «друг» тоже звучало неплохо.

Правда ведь?

– Надеюсь, ты принесла кофе?

Я молча протянула ему чашку.

– А поесть?

– А сказать сразу не мог?

Пожав плечами, Диз залпом выпил кофе, поморщился и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Мы с соседом проводили его одинаково недоуменными взглядами, потом тот повернулся ко мне.

– Друг?

Я невольно повторила Дизов жест и села в ногах его кровати.

– Похоже на то.

Скрестив руки на груди, брюнет с большим подозрением рассматривал меня. Интересно, что он ожидал увидеть? Стянув и без того длинные рукава кардигана еще ниже, я сцедила в кулак зевок и украдкой оглядела комнату. Наша с Софией шла по четной стороне, и из окна был виден газон, окружавший главное общежитие. Окно их комнаты выходило прямо на кухню. Веселая, должно быть, панорама. У подоконника стоял спертый из той же кухни барный стул – по лежавшим на нем же сразу трем ноутбукам я даже догадывалась чей. Ну да, письменный стол ведь при двух кроватях на комнату полагался всего один…

Диз вернулся, хлопнув дверью, – с черничным йогуртом в руках и ложкой за ухом, и внимание брюнета в очках переключилось на него.

– С каких пор друзья приносят кофе в постель? – поинтересовался он.

На что это он намекал? Я решила вмешаться.

– Чисто технически в постели сейчас только я, – я похлопала ладонью по зеленому в черную клетку пледу, – и у меня кофе как раз нет.

Моих оправданий не заметили.

– Надеюсь, от меня ты не ожидаешь того же? Чисто по-дружески, – продолжил сосед.

– Так мы все-таки друзья? – оживился Диз, зачерпывая ложкой йогурт. – Бенедикт – Наташа. Наташа – Святой Бенедикт.

– Действительно святой?

А что, в ГООУ все было возможно.

– Нет, – мрачно ответил брюнет. – Это дурацкая шутка, которая почему-то кажется ему остроумной.

– Действительно святой, – подтвердил Диз и прошел мимо нас к подоконнику. – Живет в ските, чужд мирским искушениям, денно и нощно учится, посвятив себя спасению рода человеческого. Демонолог, – пояснил он для меня последний пункт, – и совершенно зря выбрал эту специальность, я всегда ему повторяю. Ибо, как говорил святой Альберт про демонологию, a daemonibus docetur, de daemonibus docet, et ad daemones ducit.

Мы с Бенедиктом снова переглянулись.

«Сноб», – ясно читалось в его взгляде.

«Позер», – мысленно согласилась я.

– Да ладно, неужели никто не знает латынь? Что вы делали двенадцать лет в школе?

– Vade retro[6], – буркнул Бенедикт, сопроводив пожелание весьма характерным жестом, так, что даже я поняла, хотя не изучала мертвые языки.

– У меня была одиннадцатилетняя программа.

– Это, конечно, все объясняет, – согласился Диз и вздохнул. – «Ей учат демоны, она учит о демонах, она приводит к демонам». Дальше переводить надо?

Нет. Я поняла, что он хотел сказать. Особенно последнюю часть. Демонология была не тем предметом, который можно забыть, закрыв учебник. Слишком многое на ней узнавал. И рано или поздно перед слушателем курса вставал выбор: видеть в демонах чудовищ, действительно достойных уничтожения, – и принять их методы в борьбе, стать ничем не лучше них ради якобы благой цели – или… попытаться их понять. Рассмотреть в монстрах таких же, как ты, существ, опасных, с человеческой точки зрения искореженных своей природой и культурой, но равных тебе. Большинство демонологов выбирало первый вариант. Я…

Наконец я поняла, что в латинском выражении показалось мне знакомым. Введение в демонологию, шестая лекция.

– Подожди, – обратилась я к Бенедикту, – так это ты пытался изгнать его святой водой и перевернутыми башмаками?

Сосед Диза скривился, как от зубной боли.

– Видишь, я говорил правду, когда попросил твой конспект для девушки, – прокомментировал от подоконника Диз. – Зря ты не поверил. Ладно, Нат, а теперь иди сюда.

Я сразу посерьезнела. Так из-за чего он позвал меня?

– Кому ты рассказала, что показывала мне письма? – добрым-предобрым тоном поинтересовался демон.

Только вот выражение глаз голосу мало соответствовало.

– Никому, – удивилась я.

– А если подумать?

– С кем, по-твоему, я могла об этом говорить? С Максом, что ли?

Пристально посмотрев на меня, Диз кивнул. Поверил.

– Тогда как ты объяснишь это?

Я послушно посмотрела на монитор верхнего, открытого ноутбука. Сначала мозг отреагировал на странный алфавит, похожий на то, что получилось бы, если угаритское письмо[7] смешали бы с огамом[8], – рума, наречие, использовавшееся в южных пределах Ада. Потом включился университетский автопереводчик, продвинутая версия для студентов факультета демонологии:

«Смерть придет в этом году».

О, черт. Теперь и ему тоже? От мысли, что я подвергла его опасности, стало не по себе. Но в самом деле, как отправитель на него вышел?

– Ты переслал мое письмо себе, может, поэтому получил?..

– Теория неплохая, – согласился Диз. – Но я отправил его на свой рабочий ящик. Этот – личный.

Тогда загадка. Я наклонилась к компьютеру и вчиталась в превью предыдущего письма.

– Не то чтобы я лезла в твою почту, но тебе тут и в соседнем письме обещают бестиарий[9], свежевание и… кровавого орла[10]? Что это? – Чем бы оно ни было, судя по первым двум пунктам списка, ничего приятного ожидать не стоило. – Это тебе тоже аноним прислал? Я такого не получала.

– Что? – Диз на мгновение перестал соскребать остатки йогурта со стенок стакана. – А, нет. Это отец приглашает домой на каникулы.

– Твой отец посылает тебе имейлы?!

Я не знала, чему удивляться больше: наличию в Аду интернета или уровню компьютерной грамотности тысячелетнего демона. Или, собственно, содержанию письма…

– Строго говоря, печатает и посылает их его секретарь. Отец только диктует.

Снова взглянув на превью, я нервно сглотнула.

– Хорошенькое приглашение…

– Поэтому я не спешу им воспользоваться, – Диз потянулся и захлопнул крышку ноутбука, прежде чем я успела рассмотреть что-то еще.

– Он всегда такой… – с намеками у меня было хреново, поэтому я решила спросить напрямую: – У тебя проблемы?

Диз нахмурился.

– До тех пор, пока я нахожусь на территории университета, нет. Мы можем закрыть эту тему?

Нет. Не можем. Оглянувшись на Бенедикта, который, казалось, был увлечен чтением, я тихо спросила:

– Из-за меня?

И Мора, которому Диз должен был хранить верность. Из-за того, что в прошлом семестре он решил помочь, хотя мог остаться в стороне.

– Частично.

По крайней мере, Диз был честен. Чувство вины обрушилось на меня с новой силой, поэтому я не могла не предложить:

– Если хочешь, бросай это дело. Забудь о моей просьбе. Я пойму, правда.

И даже поприветствую такое решение. Я не могла исправить то, что наделала осенью, но меньше всего хотела бы доставлять ему неприятности. Зато Диз, кажется, оскорбился.

– И не выяснить, кто обнаружил мой ящик, который в университете никому не известен? Не думаю. В этом деле мы разберемся вместе.

И хотела бы я верить, что никто при этом не пострадает…

Но не получалось.

– Милый, – оценила я профильное фото незнакомого мне блондина, присаживаясь рядом с Райли.

– Милый, – согласилась она и поджала губы. Даже на стакан с кофе, который я поставила перед ней, не обратила внимание.

– Почему мы сидим в первом ряду?

Помня неудачный опыт посещения лекций по алхимии, я бы предпочла последний. Конечно, за спинами однокурсников ничего не разглядеть, зато и меня не видно. Но места выбирала Райли, я в это время стояла в очереди в столовой.

– Потому что это не политэкономия.

Рыжая снова уставилась в экран телефона. Если судить по выражению ее лица, придирчивому и недовольному, там был изображен не симпатичный парень, а одно из чудищ справочника «Сверхъестественные существа Европы». В разрезе.

– Ладно, что с этим не так? Опять молоко не обезжиренное?

Райли тяжело вздохнула.

– Обезжиренное.

– Тогда что?

– Он… милый. Веселый. Представляешь, с ним есть о чем поговорить, – оживилась рыжая. – У меня это впервые! Он тоже на артефакторном учится, даже знает, что такое коэффициент Нимбгади-Кронаха!

Я честно попыталась вспомнить:

– Это то, о чем вы с Максом на прошлой неделе спорили?

– Ага. И он согласен со мной, опасно совмещать его с усилителем Уилфорда…

Я ненадолго отключилась, отдавая должное своему капучино. Я и в лучшие времена не слишком хорошо разбиралась во всех этих ритуальных формулах и коэффициентах, а уж после такой ранней побудки… Зато пока я молчала, был шанс сойти за внимательного слушателя.

– Тогда в чем дело? – спросила я, когда восторги по поводу формулы имени еще кого-то слегка поутихли.

Райли поболтала трубочкой в стакане.

– В том, что он милый. И только. А где страсть? Где сумасшедшая любовь с большой буквы?

В книжках. В кино. Но не всегда в жизни. А если она и встречалась…

– Любовь с большой буквы обычно заканчивается болью с такой же большой буквы, – предупредила я. – Я думала, ты поняла это по Тоби.

Услышав имя бывшего, она поморщилась.

– Все равно! Должно же быть что-то еще!

– Возможно, оно будет. Потом. А пока, может, тебе хватит того, что он милый? Идеалов все равно не существует, сколько ни ищи.

– Тебе легко говорить, – пробурчала рыжая, – ты вон уже нашла.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что у вас с Максом идеальные отношения.

У нас? Я растерялась. А потом призадумалась: может, со стороны так и выглядело.

Макс неизменно был внимателен. Встречал вечером, приносил на свидания кофе и даже помнил про мои сериалы. (Клянусь, я никогда не знала, что такое настоящая забота, пока однажды, совершенно измученная после шести пар, не получила сообщение: «Скачал финал, знал, что ты захочешь посмотреть. Ужин тоже взял. Приходи, Гргура нет».) Я, если и не была лучшей девушкой в мире, честно старалась. Это было несложно: мне нравился Макс, нравилось проводить с ним время, лежать щекой у него на груди и слушать, как успокаивающе монотонно бьется его сердце, нравилось, что было с кем посмеяться над только нам двоим понятной шуткой. Но…

– Это потому, что мы не влюблены, – наконец сказала я.

По крайней мере, я не была. И надеялась, что Макс тоже, иначе в этой ситуации я выглядела бы совсем некрасиво. Но за эти четыре месяца у меня не было ни единого основания заподозрить, что он испытывал ко мне что-то больше симпатии. Мы были хорошими друзьями – были бы, если бы не пытались делать вид, что встречаемся, – которые похоже мыслили и смотрели на мир. Но не более. Он для меня являлся способом отвлечься от другой влюбленности, неправильной и невозможной. Я для него – единственным шансом хоть немного пожить иллюзией нормальной жизни. Только я (и Райли, но представить этих двоих парой мне не хватало фантазии) знала, что с рождения Макс принадлежал Охотникам. И меня это не пугало. Со мной Макс мог не скрываться. Не лгать. Не придумывать утомительные отговорки вместо своего короткого «Дела, извини».

Конечно, я могла ошибаться насчет его чувств – и быть в таком случае худшим человеком на Земле. Но, как я уже говорила, я надеялась, что мы оба не были влюблены.

А когда влюбленности нет, все очень просто. Нет застилающей глаза ревности, заставляющей перебирать в уме каждый брошенный взгляд, каждое сказанное слово («Дела»? Какие такие дела?). Нет передела зон влияния. Нет попыток сломать чужие стены. Справедливости ради, мне бы хотелось, чтобы Макс открылся. Потому что, несмотря на отсутствие любви, он был мне не безразличен, а боль, которая его снедала, невозможно было не видеть. Но такая откровенность требовала взаимности, а я… малодушно боялась сделать этот шаг. И не я одна: каждый из нас постоянно боялся подойти к другому слишком близко. Так и получалось, что ссориться нам было не из-за чего, делить – нечего, разговаривать… кроме повседневных безопасных тем, тоже не о чем.

Такое вот одиночество вдвоем. Зато идеально выглядящее.

– Окей, если смотреть на это с такой стороны, то звучит ужасно, – Райли передернула плечами от отвращения. – Словно какой-нибудь средневековый брак по расчету. Зачем тебе это?

Зачем? Сложно было объяснить это вслух. Странный выбор для восемнадцатилетней девушки: вместо романтичной и пылкой любви рассудочные, прагматичные отношения? Возможно. Но не такой и плохой. Особенно если учесть, что мне было категорически противопоказано влюбляться.

Моя трагическая влюбленность номер один была типичным плохим мальчиком: пирсинг, выкрашенные в черный волосы, россыпь татуировок на руках, огромное самомнение, высокомерные улыбки и ревущий в ночи мотоцикл. Алкоголь, травка и плохая компания шли в комплекте. В тот год, польщенная его вниманием, я полностью растворилась в нем: забросила учебу, летела к нему по первому зову, соглашалась на то, на что ни в коем случае нельзя было соглашаться, пыталась исковеркать себя, чтобы больше ему подходить… А потом долго оттирала с кожи его прикосновения, еще дольше вымарывала из памяти лживые слова и обещания и до сих пор чувствовала жгучий стыд за то, что оказалась такой наивной.

Моя трагическая влюбленность номер два была демоном. Это не оценка и не суждение – он в самом деле родился в Преисподней. Был ли это по сравнению с первым разом прогресс или регресс, я не знала. Хотя… Нет, вряд ли это был прогресс, если учесть, что мое чувство обречено на невзаимность.

Думаю, теперь понятно, почему мне нельзя было влюбляться? Едва ли в мире нашлась бы другая девушка, которую бы тянуло к настолько неподходящим парням.

Тем более что влюбляться не всерьез я не умела. О нет, мои влюбленности протекали тяжело и болезненно, с полной самоотдачей, процентов на все сто сорок шесть: чтобы и в огонь за него, и в воду, и кроме него больше никого не видеть. (А если кого-то удивляет, как я с такими наклонностями еще осталась жива – во всем виноваты обстоятельства, не позволившие проявить чувства в полной мере.) Поэтому давать сердцу карт-бланш я больше не собиралась. Цитируя Джейн Остин, «я обдумала свой план, и, если сумею его придерживаться, мои чувства подчинятся разуму»[11]. Как в случае с Максом.

С Максом все было… спокойно. Надежно. Безопасно. И это было именно то, в чем я сейчас нуждалась. В перевернувшемся с ног на голову мире мне требовалась константа. Уверенность в том, что завтра хоть что-то останется неизменным. Макс мог мне ее дать.

К счастью, от объяснений меня избавила своим появлением преподавательница. Оглядев заполненную аудиторию, брюнетка с длинной тяжелой косой вздохнула и отхлебнула из картонного стакана с логотипом университетской столовой.

– Добро пожаловать на интенсив по магически активным добавкам, или, как вам уже наверняка сообщили друзья, осмеявшие ваш выбор, зельеварение для новичков, – скороговоркой поприветствовала нас она. – Программа курса у вас на почте; для тех, кто еще не освоил интернет, напоминаю: два раздела, промежуточный тест, финальный тест, оба – множественного выбора. Практикум на этом курсе не предусмотрен, кто хочет, приходите к нам в первый биохимический по средам и четвергам с трех до пяти. Два главных направления в нашем деле – это использование магии в сочетании с природными субстанциями и применение ингредиентов, имеющих изначально магическое происхождение, в первую очередь ихор, но не только. Сегодня мы пройдемся с вами по основам и выучим наиболее важные группы зелий. Хотя, я смотрю, самое главное из них вы уже знаете, – сделав паузу, преподавательница с одобрением оглядела аудиторию, большинство студентов в которой, несмотря на далеко не самый ранний час, сжимали в руках стаканы с кофе. – Молодцы, вам пригодится. Ладно, значит, поехали. Список литературы…

Сотовый в кармане кофты завибрировал, и я на секунду отвлеклась от включившегося проектора.

«Любопытно, но письма тебе в самом деле были отправлены с твоего компьютера».

Диз. Я быстро набрала ответ.

«Это не я».

«Знаю».

Убирая смартфон обратно в карман, я заметила, как Райли решительно закрыла страницу с профилем того блондина.

– Я все равно считаю, должно быть что-то еще, – прошептала она мне.

Я пожала плечами.

Каждому свое.

Эсэмэска от Диза не шла у меня из головы. Но еще больше меня беспокоило письмо от его отца.

Не стоило просить его о помощи.

Но, раз сделанного не вернуть, значит, надо разобраться со всем самой. Раньше, чем Диз окончательно увязнет в этом деле.

Библиотека ГООУПиОАатСДиРН выглядела, как всегда, пустынной и заброшенной. Проигнорировав указатель «Закрытая секция», я перелезла через стойку библиотекаря – увы, того в открытой секции не было, вместо него студентов встречал скелет с медицинского факультета – и открыла белую металлическую дверь, ведущую в подвал. Нет, следуя плану, в закрытую секцию попасть тоже было возможно, требовалось только спуститься в каменный колодец, пройти лабиринт и пережить встречу с хтоническим божеством и парой адских гончих. Я знала путь покороче.

Спустившись, я достала из кармана сделанный Райли слепок ключа и вставила его в замочную скважину, почти незаметную в зеркальной стене. Как я успела выяснить в прошлом семестре, чтобы попасть в закрытую секцию, нужно было либо вбить пароль на допотопной компьютерной тумбе, служившей заодно библиотечным каталогом (увы, в отличие от Диза, у меня хакерские способности напрочь отсутствовали), либо иметь ключ. У меня он имелся, руководство ГООУ, можно сказать, само мне его дало. Зеркальная стена растворилась, и на ее месте возникла старая дубовая лестница, спускавшаяся с моего балкона в настоящую библиотеку. Тысячи монументальных шкафов образовывали сложную мандалу, и мне нужно было решить, куда направить свои стопы.

Что я искала? Заклинания, действовавшие по принципу охранного контура, в редакции были бесполезны: к нам на халявный кофе и поболтать вечно заходили все кому не лень, а в те дни, когда в комцентре пропадала входная дверь, наше окно становилось единственной возможностью попасть на работу – или удрать с нее. Итог: слишком много «подозреваемых». Что-то, что ограничило бы радиус действия моим столом? Я бы сейчас не отказалась от какого-нибудь магически-дактилоскопического набора: посыпал волшебным порошочком стол и по ауре понял, кто к нему подходил. Я задумчиво почесала шрамы на руке. Сомневаюсь, что такие порошочки существуют.

А еще этот ректорский приказ, чтобы в редакции всегда кто-то присутствовал. Нелепый, но подозрительно актуальный… Как аноним обошел его? Допустим, мы не стояли на страже, бывали моменты, когда кто-то отходил на пару минут, но, чтобы этими мгновениями воспользоваться, нужно было следить за помещением. Иначе кто-то наверняка заметил бы незнакомца, садившегося за чужой компьютер. Если только аноним не был…

– Призраком, – сообщил голос слева, заканчивая предложение за меня и не так, как я хотела.

Я резко обернулась: левее на перилах не пойми откуда возникла девушка лет двадцати пяти. Одетая в черную майку и джинсы, она легкомысленно болтала ногами в воздухе и рассматривала книжные шкафы этажом ниже. На каждом плече у нее сидело по ворону.

– Это Шелли, а это – Стокер, – представила она своих спутников.

По крайней мере, не Хугин и Мунин[12]. Уже хорошо.

– А ты?

Девушка посмотрела на меня и улыбнулась. Вышло угрожающе.

– Меня зовут Бертрам. И ты в моих владениях.

Значит, библиотекарь. А я уже начала сомневаться, что в ГООУПиОАатСДиРН существует такая должность.

– Не хочу показаться невежливой, но разве Бертрам обычно не мужское имя?

– Мужское, – подтвердила она.

По крайней мере, я предполагала, что передо мной было существо женского пола. На всякий случай я еще раз посмотрела на библиотекаря: длинные черные волосы спускались до талии; тонкие черты худого лица; кость тоже тонкая, грудь… отсутствующая.

Нет, сдаюсь.

– Опять не хочу показаться невежливой, но ты он или она?

– Эти ваши любимые человеческие дихотомии… А есть разница? – библиотекарь погладил(а?) сидевшую на левом плече птицу. Ворон при этом не сводил с меня презрительного взгляда. Чем я ему не понравилась?

Я пожала плечами.

– Нет вообще-то. Просто я из России, а у нас в третьем лице прошедшего времени у женского и мужского рода окончания разные. Хотелось знать, как о тебе правильно думать.

Библиотекарь хмыкнул(а?).

– Знаешь шутку, что, если сомневаешься, зови меня просто: Ваше Величество? «Они» вполне сойдет.

Ладно. «Они» так «они».

В ГООУ быстро учишься относиться с уважением к чужим странностям. Тем более что за эти странности тебе здесь могли, как выражалась Райли, откусить голову. Иногда в буквальном смысле.

– Вы демон, верно? – на всякий случай уточнила я. – Малфас?

Первое я начала подозревать, еще когда увидела библиотечный каталог, заполненный на рума. О втором заставили догадаться птицы, проживавшие в библиотеке и все как один носившие имена классиков. В одном из своих обличий потомки Малфаса выглядели воронами.

– Верно. А ты Соколова. Гени, уровень опасности С+ по европейской классификации стандарта В3; особых способностей, кроме приобретенной гиперсенситивности к присутствию магии, не выявлено. Второй семестр, выбранная специализация: демонология. Средний балл: три целых четыре десятых. Количество посещений закрытой секции: тринадцать. Последние поисковые запросы в библиотеке: нелегальное применение драконьей крови, полный список сверхъестественных существ Земли, поисковая формула Саффата.

– Не искала я никакого Саффата, – только и сумела возразить я, услышав такую биографическую справку.

Почему в ГООУ обо мне все знали всё, а я об остальных – ничего? Так нечестно.

– Сейчас будешь, – успокоили меня библиотекарь.

Поразмыслив, я не стала спорить. Еще одна неприятная особенность детей Малфаса: они читали мысли. И раз библиотекарь сказали, что буду, стоило им поверить. Один только вопрос: они узнавали о моих поисках без вопросов и, видимо, сами ненавязчиво подкидывали мне нужные книги, почему же сейчас решили подойти лично?

– Я давно уже ищу помощника. Мне не помешал бы кто-то вроде тебя, – ответили мне на невысказанный вслух вопрос.

– Вроде меня – это какого?

– Такого, кто меня не боится, – вороны вспорхнули с плеч, и Их Величество библиотекарь спрыгнули со своего насеста на перилах. – Отчего-то среди студентов таких мало. Я уже устали отвечать ректору, почему в библиотеке так мало посетителей.

Я даже не знала, что ответить на такое предложение.

– У меня уже есть работа.

– Когда не станет, приходи, – посоветовали мне; на зловещем «когда» я тоже предпочла не заострять внимание.

– Так что вы говорили о призраках?

– Если призрак был в тот момент невидим, его могли не заметить. Никто в вашем шуме не обратит внимания на звук клавиатуры.

В нашем шуме… Интересно, и часто ли библиотекарь бывали в редакции?

– А они так могут? Становиться невидимыми?

Что часть студентов в ГООУ является привидениями, я уже знала, но встречаться мне с ними до сих пор не доводилось.

– Плюсы бестелесности, – библиотекарь поспешили вниз, перепрыгивая через ступеньку, я последовала за ними.

– Кстати, раз уж вы тут, всегда хотела спросить: где мы находимся? Мы ведь уже не в университете?

Одно из витражных окон как раз было распахнуто: за ним далеко внизу были видны облака, красные от закатного солнца. И это в подвале. Посреди дня.

– В университете. Знаешь, что такое «карман»?

Да. «Кармашком» ласково называли точку межмирья, привязанную либо к определенному месту в реальности, либо к магу, который в любой момент отовсюду мог до нее дотянуться. У Макса, я знала, в таком подпространстве был спрятан серебряный кинжал. Диз, в своем обычном позерском духе, использовал его как самый банальный карман для всякой всячины и таскал в нем сигареты, очки и ручки. Я… была слишком слаба, чтобы создать подобную привязку. Поддержание кармана, даже самого маленького, было слишком затратно в плане сил и потому мне недоступно.

– Закрытая секция – карман внутри кармана. Двойное подпространство, – пояснили Бертрам, проводя меня вглубь библиотеки. Поскольку лавировать между рядами им было лень, приходилось шкафам с книгами самим расступаться. – Вот она.

Я с сомнением посмотрела на протянутый мне томик.

– Она не кусается, – заверили меня.

Как будто это было единственной опасностью в библиотеке! А как насчет обложек, вызывавших сыпь? Учебников, нагревавшихся у тебя в руках и оставлявших ожоги? В конце концов, просто томов с красным стикером на корешке, означавшим «Осторожно, проклято»?

– Когда я тебя обманывали?

Строго говоря… никогда. Подумав, я все же приняла книгу.

– Вернешь, когда придешь за литературой по географии Пандемониума, – они еще и знали мое учебное расписание. Блеск. – Можешь не благодарить.

Это хорошо, потому что говорить «спасибо» я не спешила. Если я выучила что-то за эти месяцы на факультете по демонологии, так это то, что вежливость для демонов тоже была преимущественно пустой концепцией. И ни в коем случае не следовало обозначать перед ними свой долг, если только не предполагалось, что в дальнейшем они воспользуются твоей благодарностью.

Его присутствие я почувствовала еще у лифта. Дождь, промозглая серость и угольная пыль. Макс. Я поспешила убрать книжку в рюкзак и принять веселый вид.

– Не думала тебя тут увидеть. Давно ждешь? И чего ты не позвонил? Зайдешь к нам или так постоим?

Вместо ответа он улыбнулся, притянул меня за подбородок и поцеловал. Крепко, жадно, будто прощаясь.

– Чем я это заслужила? – пошутила я после, позволяя себя обнять. Футболка под моей щекой казалась такой же горячей, как я сама. Магия. Изначальный Огонь. Обычно он успокаивал, но…

Что-то было не так.

– Меня пару дней не будет в университете, – подтверждая мои предположения, виноватым тоном сообщил Макс.

Я вскинула голову, пытаясь поймать взгляд голубых глаз. Из-за того утреннего звонка?..

– Все-таки Коннор? Ваша мать? Что случилось?

– Ничего, просто… – Макс колебался.

Я знала, что он сейчас скажет: «Дела, извини».

«Только не извиняйся, – хотела я его попросить, – пожалуйста, не надо…»

Но как объяснить человеку, что его проблема – не его вина?

– Дела, извини…

Пользуясь тем, что я все еще находилась в его объятиях, я снова спрятала лицо у него на груди.

И как помочь тому, кто не просит?

Иногда – сейчас – я безумно хотела, чтобы Макс доверился мне, сказал, что его так гложет. Но он никогда этого не делал. Я даже не была уверена, смог бы он открыться. Не мне, просто… кому-то. Всю жизнь прожив в семье, презираемой как магами, так и Охотниками, скрываясь от обычных людей, так рано лишившись отца и матери… Когда у него в последний раз был собеседник, которому он мог все рассказать? И был ли он вообще?

Макс замер в ожидании расспросов.

– Хорошо, – с деланой легкостью согласилась я. – Если будет скучно, пиши.

Похоже, ответ был верным. Рука у меня на спине едва заметно расслабилась.

– Справишься здесь без меня?

– Ну, знаешь, – фыркнула я. – Мне этот вопрос даже родители не задают, еще с тех пор как в первый класс пошла… Прости.

Возможно, родителей упоминать не стоило.

– Что со мной будет? – беззаботным тоном продолжила я. – Посижу на лекциях, сходим с Райли на представление театрального факультета, она уже неделю стонет, что ей не с кем пойти…

При упоминании рыжей Макс еле слышно усмехнулся.

– Все будет хорошо, – заверила я его.

– Надеюсь, – он наконец отпустил меня. Медленно, словно сам не желая. – Тогда я пошел.

– Давай, – я привстала на цыпочки, поцеловала его в щеку и тоже разжала пальцы, прекращая цепляться за его футболку. Мне и самой не хотелось расставаться. Недоброе предчувствие, проснувшееся сегодня вместе со мной, так и не отпускало. Впрочем, каким еще может быть предчувствие, если тут замешаны Охотники?

Он почти дошел до поворота, когда я не выдержала:

– Макс! Береги себя…

На его лице проступило такое удивленное выражение, что мне стало стыдно. Не за себя, за жизнь, которая так его поломала, что даже это простое выражение заботы вызывало у него подобную реакцию. Наконец он сумел улыбнуться.

– Ты себя тоже.

Глава 4 Любовь – это не главное

Макса не было дольше, чем пару дней. А судьба меня в это время упрямо продолжала сталкивать кое с кем другим.

На следующее утро после похода в библиотеку я сидела на своем рабочем месте в редакции и напряженно вглядывалась в выданный мне справочник. А вот и волшебный порошок… Формула, разработанная профессором Саффатом в семнадцатом веке, приводила заклинателя к призраку по предмету, которого он касался… и, к сожалению, как почти все мало-мальски действенные чары, была завязана на крови. Вздохнув и мысленно смирившись с кровопусканием, я осмотрела стол на предмет колюще-режущих предметов. Увы, даже ножниц не нашла. Степлер был, но я сомневалась в его пользе. Поиск по ящикам письменного стола дал еще пилку для ногтей и канцелярский нож, который я запихнула под стопку самых ненужных бумаг. После событий прошлой осени мне не хотелось на него даже смотреть, но…

Я закусила губу. Ох, к черту все! Боязнь канцтоваров плохо сочетается с мечтами о карьере в офисе. Надо от нее избавляться.

Порез получился неожиданно глубоким, и кровь сразу же закапала красным на стол. Магия во мне всколыхнулась, словно говоря «еще», «сильнее», требуя выпустить ее на свободу. Я предпочла проигнорировать эти призывы. Но, не желая тратить ее зря, поспешила переместить ладонь ближе к клавиатуре и прочитала заклинание.

В голове еще промелькнула мысль, как я буду после этого пользоваться клавиатурой и можно ли будет оттереть липкие пятна – или это помешает ритуалу? Но додумать ее до конца я не успела, потому что с последним произнесенным словом кровь впиталась в черные пластмассовые клавиши, будто ее и не было. Как удобно. И совсем не стремно…

– Идешь? – спросили меня от двери.

– Что? – я оторвала взгляд от клавиатуры и обернулась. В дверях стоял Жако с фотоаппаратом наперевес. – А, точно. Одну секунду. У тебя не найдется случайно пластыря?

О съемке в фехтовальном клубе мы договорились еще неделю назад, и было бы глупо переносить ее из-за какого-то эксперимента. Кое-как стянув ладонь бинтом, я поспешила за фотографом, надеясь, что результаты заклинания, если они вообще будут, доживут до моего возвращения.

Клуб встретил нас скрипом кроссовок по полу и странным танцем двух фехтовальщиков. Затянутые с ног до головы в белое, со скрытыми под шлемами лицами, две тонкие гибкие фигуры больше походили на инопланетян. Было что-то неестественное в их пластике и скорости. Люди обычно так не двигаются – на полусогнутых, под немыслимым углом уворачиваясь от удара… Один из них особенно впечатлял четкостью, почти математической выверенностью движений, и в то же время удивительной легкостью, с которой шпага мелькала в его руке. А вот противник выглядел куда человечнее: в грубых размашистых атаках чувствовалось раздражение, которое вот-вот выплеснется через край. Похоже, оно ему не помогало, первый фехтовальщик явно теснил его к краю дорожки, отчего ответные удары становились еще злее.

– Пойду, – коротко сообщил Жако, кивая на другой конец зала.

– Давай, – согласилась я. – А я посижу пока на трибуне, посмотрю, может, удастся с кем-то из членов поговорить.

Полученное от Оливера задание – написать краткую статью о клубе спортивного фехтования – не радовало. Я ничего не знала о фехтовании, а просмотренные в интернете видео привели только к одному результату: заставили почувствовать себя полной дурой. Но деваться было некуда. Может, еще получится отделаться общими фразами об атмосфере и давних традициях?

Рассерженный студент тем временем отбросил в сторону шпагу и направился прочь, его соперник тоже куда-то исчез. Место на узкой дорожке заняла следующая пара. Наблюдая за ней, я и не заметила, как на скамейку рядом со мной сели.

– Если ты хотела узнать, обнаружил ли я что-то, могла бы подойти ко мне в комцентре. Необязательно было приходить сюда.

Запах нарциссов накатывал волнами, вместе со страхом и холодом. Точно, Диз же когда-то упоминал о фехтовании… И конечно, с моим везением я могла попасть в клуб только в тот день, когда он тоже будет тренироваться.

– Тебя можно поздравить с победой? – спросила я, полагая, что он был тем фехтовальщиком, со скупым и точным стилем… или как это правильно называлось.

В ответ на меня оскорбленно посмотрели. Все-таки ошиблась. Неловко вышло.

– Погоди, – вспомнила я увиденный матч, – с каких пор ты стал левшой?

– В спорте это выгоднее, – пояснил он, запрокидывая голову и убирая влажные пряди с лица. В рукаве при этом стал виден провод с прищепкой, как и на воротнике сзади.

Вообще следовало признать, что если в мире и существовал мужчина, который не выглядел смешно в белом трико и гетрах, то он сидел рядом со мной. Смутившись, я отвела взгляд.

– Я здесь не из-за писем. В редакции сказали написать о вас статью. А я тут ничего не понимаю, – пожаловалась я, – даже следить не успеваю, а тренер уже кричит «Стой!».

– Попробуй сосредоточиться на одном из противников, – посоветовал он мне. – На двух сразу новичкам сложно. Вот смотри, сейчас они на исходной позиции…

– А почему у них шпаги так гнутся? Так должно быть?

За этот вопрос я удостоилась еще одного сердитого взгляда серых глаз.

– Это рапира. Как их, ради всего святого, можно перепутать?

Легко. Я даже не знала, что они различались.

– Конечно, так должно быть, – буркнул Диз.

– А почему левый сейчас получил желтую карточку? Я вообще думала, что желтые карточки только в футболе.

– За то, что сделал вид, будто потерял равновесие, и упал. Если бы не прикидывался, Люку бы сейчас засчитали укол.

– Все равно ничего не понимаю, – опять вздохнула я, наблюдая за мельтешением клинков. – Это вообще один поединок такой длинный или уже следующий? Фехтовальщики вроде те же…

Диз, глядя на мои страдания, пересел еще ближе.

– Все тот же. Раунд длится три минуты, но от сигнала до сигнала, время между ними не считается. «Начинайте!» и «Стойте!», – уточнил он. – Сейчас Валерио опять их остановил, и они вернутся в исходную стойку… Нет, этот удар не считается, учитываются только уколы, нанесенные в торс. Идиотское правило, словно в жизни кто-то будет его придерживаться…

Я вполуха слушала его объяснения. Для себя я уже сделала вывод, что все равно ничего не пойму, даже если мне это знание вложат прямо в голову, но прерывать Диза не хотелось. Звучание его мягкого, монотонного голоса успокаивало. И не меня одну, кажется, – запах нарциссов становился все тоньше, и больше не хотелось бежать от него без оглядки. Наоборот, вспоминались наши ночные посиделки на кухне.

А ведь мне не хватало этого. Расслабленного голоса и длинных рассказов. Диза.

– А сейчас Люк нанес укол переводом, видела?

Нет. Не видела.

– Я скучала по этому, – неожиданно даже для себя призналась я, – по нашей дружбе.

Взгляд вновь позеленевших глаз встретился с моим, и лицо демона приобрело недоуменное выражение.

– Ты что-то путаешь, Нат, – наконец хмыкнул он. – Не было у нас тогда никакой дружбы. Как минимум с библиотеки не было.

А что было? Но я побоялась спросить. Тогда, может, дружбы не было, но сейчас, если я правильно расценила его слова, когда он представлял меня Бенедикту…

Сейчас у нас могло что-то получиться.

Напрасно я ожидала от клавиатуры чего-то сверхъестественного. Хорошая новость: внезапно проснувшийся аппетит к крови у нее больше никак не проявлялся. Плохая: действия заклинания я тоже не заметила.

– Жди, – велели мне библиотекарь, когда я пришла возвращать книгу. – Если хоть одно привидение ее коснется, ты об этом узнаешь.

– А если нет? Может, есть еще какой-то способ узнать, кто пользовался моим компьютером?

Бертрам, державшие в руках миску с сырым мясом, пожали плечами и предложили мне поискать его самой. Спасибо за помощь, называется. Найди в закрытой секции, где хранились десятки тысяч книг и шкафы постоянно меняли свое местоположение, то не знаю что… Я честно попыталась, но миссия оказалась невыполнима.

Оставалось только ждать. И думать над другими версиями – которые у меня отсутствовали. От идеи, что письма отправлял кто-то из редакции, пришлось отказаться. Не верила я, что кто-то из наших мог такое придумать. Оливер для этого был слишком рассеян, Моника – излишне серьезна, Жако – слишком прямолинеен, а Элли – чересчур практична, чтобы тратить время на подобные шутки. Розыгрыши были в духе разве что Кима, но я помнила его удивление, когда он получил анонимку, и мне оно показалось искренним.

Поэтому я терпеливо ждала и специально начала заходить в редакцию каждое утро и каждый вечер. Увы, изменений не было. Я даже не знала, как должна подействовать формула Саффата, справочник на этот счет давал лишь очень туманные и двусмысленные указания. «Ты поймешь», – было единственным, чего я смогла добиться от библиотекаря. Пока не понимала. Внимательно осмотрев клавиатуру со всех сторон и даже обнюхав ее (Моника, сидевшая над корректурой, странно на меня посмотрела), я в третий раз уже была вынуждена признать: ничего. Вздохнув, я пожелала Монике приятного вечера и отправилась по своим делам.

Постучавшись к Райли, я было собралась войти, как с другой стороны в дверь врезалось что-то тяжелое – и разбилось.

– Открыто! – тем не менее донеслось изнутри.

Осторожно приоткрыв дверь, я осмотрела комнату. Райли стояла с плойкой у зеркала, а на кровати сидела Люси, ее соседка. Хмурая и крайне недовольная – кажется, я вычислила, кто решил разбить кружку о мою голову.

– Я не вовремя? – тактично поинтересовалась я, обходя осколки.

Спрашивать в открытую, чем я вызвала такое желание, я побоялась. До сих пор мой опыт общения с баньши сводился к одному правилу: меньше знаешь – лучше спишь.

– Уже выхожу, – заверила меня рыжая. Учитывая ее разобранный вид, верилось в это слабо. – Локоны или лучше распрямить? А помада? Красный или фуксия? Да, – спохватилась она и метнулась к шкафу, – я же о главном не спросила… Синее или бирюзовое?

Я послушно посмотрела на платья. Кто-то очень серьезно отнесся к нашему походу…

– Бирюзовое. Ты вообще со мной идешь или у тебя все-таки свидание?

– С тобой, – заверили меня. – Люс, а ты с нами не хочешь? Театральный факультет дает сегодня в амфитеатре вечер худших песен из мюзиклов, должно быть весело.

Не осуждайте. ГООУ находился в изоляции от внешнего мира, поэтому выбор культурной программы у нас был крайне ограниченным. Имелся кинотеатр на кинофакультете, курсы подготовки диджеев на музыкальном… Картинная галерея факультета искусств. Но я уже ловила себя на мысли, что с ностальгией вспоминаю шопинг и дешевые кафешки. Полгода в замкнутом пространстве – это сурово.

К счастью, Люси отказалась. Это было некрасиво с моей стороны, но я не смогла не обрадоваться: до сих пор я так и не поняла, как следует вести себя с человеком, предсказавшим тебе смерть.

– Так что это все-таки было с чашкой? – спросила я у Райли, когда мы выходили из общежития.

– Не знаю, – судя по легкомысленному тону, та в атаке не увидела ничего странного. – Она в последнее время вообще какая-то дерганая и мрачная. Еще более мрачная, чем обычно, я имею в виду.

Это, конечно, все объясняло.

Когда мы дошли до амфитеатра, половину мест уже разобрали. Организатор, одетый в белую тогу, сунул нам в руки по стакану с вином, и мы отправились искать свободные скамьи.

– Пожалуйста, перестань портить университетское имущество, – донесся до меня знакомый голос.

Рядом выше сидели Каталина, оживленно обсуждавшая что-то с парнем на соседнем месте, Диз и незнакомая мне брюнетка в армейского вида штанах и зашнурованных до колен ботинках. Девушка в это время что-то выцарапывала на мраморной ступеньке.

– Амфитеатр без граффити – ненастоящий амфитеатр. Разве ты не видел Колизей, Щенок?

Краем глаза я заметила, как Райли, нашедшая два свободных места, махнула мне рукой. Но не удержалась и еще раз посмотрела на девушку рядом с Дизом. У нее было странное, не остающееся в памяти лицо: мягкий овал в обрамлении остриженных на уровне подбородка волос… или резкие скулы? Классические черты или острый крючковатый нос? Даже глядя на нее, я не могла понять, как она на самом деле выглядит. Почувствовав мое внимание, брюнетка подняла голову, и я невольно сделала шаг назад. А затем поспешила присоединиться к Райли, смотревшей что-то в телефоне. Судя по выражению лица, новости были плохими.

– Что-то случилось?

Мой вопрос рыжая оставила без ответа. Как и прочие мои комментарии по ходу представления…

– Последняя песня была самой ужасной, – только категорично заявила она, уже спускаясь к выходу.

Наконец-то! Зная, как тяжело рыжей дается молчание, я за этот час успела испугаться.

– А мне понравилось, – возразила я, поддерживая дискуссию. Таинственного молчания мне уже с Максом хватило. – Я вообще люблю «Танец вампиров».

– Двадцать первый век, сколько еще можно слушать про таинственного и пугающего вампира, соблазняющего невинную деву?

Я с трудом подавила улыбку. Ох, Райли… Обычно она так на романтические фильмы – и даже на романтические мюзиклы – не реагировала, это была моя прерогатива. Так в чем же сейчас было дело?

– Ты просто не знаешь всей истории. На самом деле там идет классная деконструкция этой модели. Представь, во время самого романтичного дуэта главный герой, молодой и полный идеалов охотник на вампиров, поет ей о своей любви. А главная героиня, которую ты невинной девой обозвала? О том, как ей надоело сидеть дома. Ей не нужен охотник, она видит в нем только средство сбежать от своей жизни. А когда она отправляется на бал к графу? Она осознает, на что идет, она сама поет, что знает, как это глупо и неправильно, но хочет она его.

Внизу я увидела знакомый темный затылок и салатовый ирокез рядом. О нет… Чуть не пропустив ступеньку, я восстановила равновесие и быстро опустила голову. Не надо меня замечать. Не надо!

– На самом деле она хочет опасности, – поспешно продолжила я, пока рыжая не заметила заминки. – Ужаса. Тьмы. И готова пойти на манипуляцию ради этого. Так что не знаю насчет инженю, мне она невинной не кажется.

– А чем эта история заканчивается? – скептически поинтересовалась Райли.

– Не очень весело, – признала я. – Охотники спасают главную героиню, но слишком поздно. Она уже стала вампиром и кусает влюбленного в нее охотника, а его наставник, который хотел спасти мир от вампирской заразы, даже не подозревает, что на самом деле выпустил ее на свободу. Скажем так, не Дисней. Но с такими героями никто и не обещал…

– Тогда ладно. А то у меня создалось впечатление, что мы уже не о мюзикле говорим.

– Что ты имеешь в виду? – недоуменно спросила я.

– Брось! Как будто я не видела, на кого ты все представление глядела! Высокий, темноволосый, привлекательный?

Значит, она не только на свой сотовый обращала внимание…

– Я смотрела не на него, а на девушку рядом с ним.

Не удержалась, вопреки первому испугу. Я уже привыкла, что в ГООУ многие выглядели людьми только под иллюзией. А с иллюзиями у меня после драконьей крови было плохо: стоило присмотреться, как они начинали таять, будто плавились в неровном свете свечи. Но тут было что-то другое, что не давало ее рассмотреть как следует… Что-то, что я не могла понять.

– Конечно, – не поверила мне Райли. – И у тебя наверняка была причина. Не хочешь рассказать, что происходит?

– Ничего, – заметив, что рыжую мое объяснение не удовлетворило, я добавила: – Правда. Мы с ним просто друзья.

– Друзья на друзей так не смотрят.

Я не сдержалась и закатила глаза. Это как же, интересно?

– В чем вообще твоя проблема? Помнится, в прошлом семестре ты, наоборот, всячески мне его советовала. Что ты там говорила про идеальных соблазнителей?

– И была права, как видишь! – возмутилась Райли. – После твоих недавних откровений мне за тебя страшно! Разве я тебе хоть раз советовала многомесячную влюбленность? Нет! Это вредно!

Кто бы говорил… С каждой минутой я все сильнее подозревала, что настроение рыжей было как-то связано с Тоби.

– Мы с ним друзья, – напомнила я. – Он сам так сказал. И вообще, он встречается с… – Я хотела сказать «с Эрикой», но сегодняшняя брюнетка ею явно не была. – …с кем-то. А я – с Максом.

– Конечно. Только как ты там говорила? Она сама осознает, что это глупо и неправильно, но все равно хочет графа?

– Я говорила не про себя! – Кто-то в толпе толкнул меня, и я оступилась на последней ступеньке, с трудом удерживая в руке стакан с остатками вина. – Вот черт!

– Наташа? – стоявшая рядом Каталина обернулась на голос. – Привет!

Повторюсь: вот черт. Мысленно пожелав толкнувшему всяческих благ в загробной жизни, я вяло помахала свободной рукой. И ведь не скрыться теперь…

– Подожди секунду, я как раз хотела тебя кое о чем спросить! – латина вновь повернулась к брюнетке, с которой что-то обсуждала.

Ага, конечно. За исключением последнего моего визита в IT каждый раз, когда мы с Дизом в последние месяцы оказывались в одном помещении, у айтишницы, невесть по какой причине решившей, что было бы неплохо нас свести, находились очень важные и не терпящие отлагательства вопросы. Судя по насмешливому виду Диза, он подумал о том же. Я ему улыбнулась, за что получила еще один недовольный взгляд от Райли.

– Не подскажешь, что я ей успел сделать? – поинтересовался Диз, кивая на рыжую, вновь отвлекшуюся на свой телефон.

Я пожала плечами.

– Сама не знаю. Она с начала представления такая.

– Тогда все понятно, – согласился он. – Оно было отвратительно.

Еще один ценитель высокого искусства нашелся! Не выдержав неловкого молчания, я все-таки спросила:

– А где Эрика?

Вопрос его позабавил.

– С чего вдруг такой интерес к моей личной жизни?

Я не нашлась, что ответить.

– Кстати, хорошо, что подошла, – сменил Диз тему. – Помнишь, когда тебе пришло первое письмо?

– Первого января, я же говорила.

– Во сколько?

Я честно попыталась вспомнить. В редакцию я тогда пришла около трех…

– Вы про что? – заинтересовалась вернувшаяся к нам Лина. Хорошо хоть, что Райли была слишком увлечена перепиской с кем-то, чтобы задать тот же вопрос.

– Про письма. А где?.. – Диз обернулся. Брюнетки нигде не было. – Она опять исчезла, не попрощавшись?

– Не уверена, – наконец призналась я. Все-таки сколько месяцев уже прошло с того первого письма. – Думаешь, это имеет какое-то значение?

Диз помолчал, прежде чем ответить.

– Не знаю.

– Да ты издеваешься!

Следующая встреча стала для меня такой же неожиданностью, как и для него. Согласитесь, никто не ожидает встретить демона на занятии по русской литературе двадцатого века. Что он тут вообще забыл?

– Ты сядешь или так и будешь стоять? – предложила я, справившись с удивлением. – На нас уже смотрят.

Оглядев аудиторию (а выбор был небольшой: стул рядом со мной единственный остался не занят), Диз все-таки бросил сумку под стол и сел. А я уже думала, попросит кого-то поменяться местами…

– Зачем ты за мной следишь?

Я едва удержалась от того, чтобы покрутить пальцем у виска.

– Тогда что ты здесь делаешь?

– А ты? – ответила я вопросом на вопрос.

– Мессир Джонатан, – имя секретаря ректора Диз, как всегда, произнес с отвращением. – По его мнению, выбор предметов только по специальности не способствует гармоничному развитию личности. Эта лекция была единственной, подходившей по времени.

– У меня то же самое.

Внимательно изучив мое лицо, Диз кивнул. Будто я врала!

– Все равно не объясняет, почему я постоянно встречаю тебя, куда бы ни пошел.

– Совпадение, – предположила я.

– Два раза – это случайность. Третий – уже закономерность.

Потарабанив пальцами по столешнице, Диз вздохнул и устало потер переносицу под очками.

– Это все подозрительно напоминает прошлый семестр… – протянул он, без всякого перехода добавляя: – Мне нравится Эрика.

Внезапно.

– Рада за тебя, – только и оставалось мне ответить. – Она показалась мне милой.

Не оценив моих стараний, Диз хмыкнул.

– И когда же ты ее успела так высоко оценить?

Нет, он правильно сомневался; при нашей с ней единственной встрече я могла разве что разглядеть вызывающую зависть фигуру и лифчик, даже сейчас напоминавший мне о собственном несовершенстве (вот как некоторые люди умудряются кружево в повседневной жизни носить?), а никак не выдающиеся моральные качества и хороший характер, но…

– Это называется «вежливость», – недовольно посмотрела я на него. – Никогда не пробовал?

– А мне казалось, кто-то был за правду. Еще мне нравится моя работа.

Теперь я окончательно перестала понимать его логику.

– Ладно.

– Отсутствие проблем.

Кому это не нравится, интересно?

– И когда меня не втягивают в сомнительные авантюры, после которых половина моей жизни идет кувырком.

Так вот к чему он вел!

– Вот, значит, как ты помнишь прошлый семестр? – Потому что я была склонна воспринимать произошедшее осенью иначе. – А как насчет…

С громким звуком упавшая на стол между нами книга заставила прерваться и поднять взгляд на преподавателя. Ой… Посмотрев в один очень большой и очень серьезно глядевший на меня голубой глаз, я почувствовала горячее желание вцепиться в чью-то руку.

– Надеюсь, участвовать в дискуссиях на семинаре вы будете с таким же энтузиазмом, – неожиданно вежливо (для одноглазого-то чудовища!) произнес профессор и, тяжело опираясь на трость, пошел дальше по ряду.

Минуточку… Страх уступил место любопытству. Один глаз, хромой, работает на кафедре славистики… Я проследила за фигурой в вязаном жилете. Высокого роста, борода тоже присутствует, хотя и ухоженная… Неужели верлиока[13]? Да нет, вряд ли. Или все-таки?..

От интереса даже желание спорить пропало. Ладно, если Диз думает, что я втянула его в какую-то, по его словам, сомнительную авантюру, пусть продолжает так считать. Да, я попросила его о помощи. Но еще предложила ему выход. Не надо выставлять все так, будто он – пострадавшая сторона. У меня вообще вся жизнь кувырком пошла, с какой стороны ни посмотри. Стащив томик у демона из-под носа, я прочитала название. «Мастер и Маргарита». Булгаков. Когда-то давно, как уже казалось, в прошлой жизни, мне так нравилась эта книга…

– О чем она? – со вздохом спросил Диз, похоже, тоже решивший не продолжать тот разговор.

Я задумалась. Как можно описать «Мастера и Маргариту» двумя словами? Невозможно, скажу вам я, и скажет любой другой человек, которого вы спросите.

О чем она? О гении? О Советском Союзе? О библейских ценностях?..

Я перелистнула страницы. «Я из-за тебя… потеряла свою природу и заменила ее новой…» Раньше я, наивная дурочка, любила эту цитату. Считала ее романтичной. И только потом поняла, что менять себя ради другого – самая страшная ошибка. Потому что тот, кто по-настоящему любит, никогда не попросит у тебя такой жертвы, а тот, кто потребует, недостоин ее. И, как ни странно, осознать это помог мне в том числе не кто иной, как Диз, отнявший теперь у меня Булгакова и хмуро разглядывавший обложку…

И сердиться на него отчего-то уже не получалось.

Внезапно мне стало ясно, почему именно «Мастера и Маргариту» профессор выбрал для знакомства с русской литературой.

– О нас, – наконец сказала я. – Эта книга о нас. О том, что ведьмы могут быть милосердными, а демоны… демоны могут быть куда больше людьми, чем сами люди.

– Здесь говорится, что это великий роман о любви, – не согласился с моей оценкой Диз, внимательно изучавший аннотацию.

Приятно, что хоть кто-то не заметил моих терзаний. Я слабо улыбнулась.

– И о ней тоже. Только любовь… это ведь не главное, разве нет?

Его зеленые глаза встретились с моими.

– Наверное, нет. Не главное.

Телефонный сигнал прервал нас и заставил меня полезть в сумку. Ну где же… Нашла! Увидев на экране имя человека, отправившего мне сообщение, я расплылась в улыбке. Макс. А вот фотография с городской панорамой под весьма пасмурным небом заставила меня недоуменно нахмуриться. Где-то я ее видела… И Макс был уверен, что я ее узнаю. Точно! Площадь Роальда Даля в Кардиффе. Я быстро набрала ответ.

«Инопланетяне мимо не пробегали?»

«Тоже сразу вспомнила хаб? И я. А все твои сериалы…»

Несмотря на шутливый смайл в конце предложения, я предпочла сделать вид, что возмутилась.

«Мои? Вообще-то «Торчвуд» – такой же англичанин, как и ты!»

«Я валлиец».

Я знала. Не успела я прокомментировать это, как Макс вдогонку прислал следующее сообщение.

«И теперь даже это звучит как цитата оттуда».

Я отыскала показывающий язык смайлик и послала ему.

«Как ты?»

На этот раз ответ пришел с задержкой.

«Жив».

Это радовало. Как и то, что он вообще написал.

«Коннор передает привет».

Я снова разулыбалась. Приятно. Но не успела напечатать ответное сообщение, как Диз вполне ощутимо пнул меня под столом. Что? В ответ на мой ошарашенный взгляд айтишник, всем своим видом говоривший «Я умный и внимательный студент, посмотрите, у меня даже очки есть» (что выглядело бы правдоподобно, если бы я не заметила, как левой рукой он вслепую набирал под столом эсэмэску), еле заметно кивнул на циклопа-слависта. Тот как раз что-то закончил рассказывать и ждал от нас реакции. Понятно. Занятие началось, спуска никому не будет.

Улучив подходящий момент, я все же отправила Максу последнее сообщение.

«Передавай ему от меня тоже привет».

К концу четвертого дня я уже была как на иголках. Я не создана для ожидания, оно меня убивает. А никаких результатов не было. Справедливости ради, новых писем мне тоже не поступало. Одно пришло Жако, когда мы возвращались из фехтовального клуба. Мне – нет. А значит, чисто формально поводов сомневаться в действенности заклинания, подсунутого мне библиотекарем, не существовало.

Только ждать никаких сил не оставалось.

Возвращаясь с лекции, я притормозила у двери в нашу с Софией комнату и пыталась достать ключ, зацепившийся за подкладку сумки, когда услышала за стеной хихиканье. От неожиданности я даже замерла.

Нет, не показалось.

Любой, кто был с нами знаком, знал, что смех – не тот звук, который обычно доносится из нашей комнаты. По крайней мере, не когда я стою снаружи и размышляю, войти или лучше подождать. Из-за двери снова послышался незнакомый мне голос. Спугнуть Софию и ее гостя не хотелось, а именно это произойдет, если я сейчас вернусь и скажу, что занятие закончилось раньше, чем все ожидали.

Заинтригованная, я отправилась на кухню, где разложила на столе конспекты по демонологии. Кто бы ни находился у нас в комнате, рано или поздно ему – или ей – придется пройти к лифту, и тогда я его – ее – увижу. А пока… На кухне был кофе, молоко и дрожжи в холодильнике.

Как ни странно, первым по коридору прошел Диз. В обратную, правда, сторону от лифта. Потом вернулся и на автопилоте направился к кофемашине. Нажал на кнопку, привалился плечом к стене и закрыл глаза, намереваясь хоть минуту поспать, пока варится кофе…

– Совпадение, – заверила я его, когда он сделал первый глоток и наконец заметил меня.

– Ага, – он даже не стал спорить, только снова отхлебнул из кружки. – А ты что здесь делаешь? Опять кошмары?

Я покачала головой. К ним я за эти месяцы слишком привыкла, чтобы приходить на кухню.

– Кажется, у Софии свидание, – торжественно объявила я.

Демон вопросительно изогнул бровь. И где удивленные крики «Да ладно!»?

– Почему ты так решила?

Я кратко описала ему услышанное.

– Да, хихиканье – это, конечно, аргумент, – согласился Диз, из любопытства подсаживаясь ко мне. На стойку между нами упала толстенная распечатка под названием «Химеризм компьютерного кода. Причины и последствия». Я поспешила убрать из-под нее свои конспекты. – А голос был мужской или женский?

– Не знаю, – подумав, сообщила я. – Мог быть и женский, низкий только. А какой должен быть?

После полугода жизни в одной комнате с Софией я так и не знала ничего о ее предпочтениях. Она ни с кем не встречалась – но после того, что с ней случилось, это не удивляло. У меня были определенные подозрения, слишком уж натянутыми оставались спустя два года после ссоры отношения между Софией и Норой, главной по нашему этажу общежития, чтобы быть просто дружескими, но… доказательства у меня отсутствовали. Тем интереснее было бы узнать, кого она позвала к нам.

– Понятия не имею, – увы, Диз, хоть и был знаком с Софией дольше, тоже ничем не мог помочь. – Это ты готовишь? В духовке что-то странно пахнет.

О черт! Отвлекшись на айтишника, я забыла о выпечке.

– Что на этот раз? – поинтересовался он, двигая распечатку, чтобы я смогла поставить форму на стойку.

– Бухтельн. – Сверху они сменили цвет с правильного золотистого на коричневый, оттенка курицы гриль, но в целом вроде не пострадали. – Это… булочки? Не знаю, бухтельн и бухтельн, в семье их всегда так называли. Это такое региональное блюдо, причем в зависимости от начинки можно понять, откуда рецепт. В Чехии их с повидлом или творогом делают, в Австрии – с маком или джемом, в Баварии – с изюмом или с целыми сливами…

– А эти с чем?

– Со сливовым повидлом. Семейный рецепт.

– А те? – Диз кивнул на вторую форму, стоявшую в стороне.

– А те для некромантов.

– Даже не буду дальше спрашивать, что в них.

Очень смешно. Я сердито посмотрела на демона. Нет, все-таки я была согласна с его соседом: остроумие у Диза хромало.

– Такие же. Я просто давно обещала Лизетт что-нибудь принести, поэтому их не трогай, – я поставила на стойку две тарелки.

– Так откуда ты родом, что это семейный рецепт? – правильно поняв приглашение, Диз подцепил один из шариков и взял себе. – Я думал, ты русская.

– Я русская, – оскорбилась я.

Что значит «я думал»?

– России в твоем списке я не заметил.

– У вас в Аду что, концепция многонациональных государств тоже не получила распространения? Я русская. Не считая прапрадедушки разве что. И прапрабабушки…

– И еще сотни-другой предков? Но я рад, что они у тебя вообще есть. Я уже начал подозревать, что ты на самом деле из Красной Комнаты[14].

– Ты все-таки читаешь комиксы!

Никогда бы не подумала.

– Нет. Спросил как-то Лину, почему у тебя в инстаграме фамилия странно написана – «Соколофф». В итоге пришлось выслушать лекцию о Черной Вдове[15]. После этого к комиксам я точно не притронусь.

Да, биографии супергероев были тем случаем, когда текст, растянутый на пару сотен страниц, воспринимался нормально, но в сжатом виде – чистый абсурд. Стоп. У него был инстаграм? Хотя что меня удивляло, интернетом же он пользовался. Я бросила на демона взгляд поверх чашки. Спросить или найти его аккаунт самой? И что за фотографии он мог выкладывать?

– Так что там с твоими предками?

– Только не говори, что тебе интересны семейные предания, – не поверила я.

– Почему нет? Обычная тема для разговора. Любой нормальный человек рано или поздно упоминает свою семью, только ты все скрываешь.

Ничего я не скрывала. Но я была вынуждена признать, что даже о семье Диза знала больше, чем он о моей, – а он ни нормальным, ни человеком не был.

– Мне просто нечего рассказывать. Не у всех же прадедушка – Хаос, – не удержалась я от подначки.

– Если тебя утешит, я его никогда не видел.

Не утешало.

– Давай. А то никто даже не знает, есть ли у тебя братья-сестры. Это неестественно.

– Нет у меня ни сестер, ни братьев. Двоюродных-троюродных – куча, а по прямой линии с маминой стороны уже много поколений больше одного ребенка не выживает…

Вот любопытно, и для чего ему это? Не то чтобы эта информация могла пригодиться… Тем не менее Диз делал вид, что внимательно слушает.

– Ладно, если тебе так уж интересно, то во всем виноват мой прапрадедушка, Рудольф Николаевич Валленштайнер… – мысленно я в очередной раз поблагодарила судьбу за то, что мне с фамилией повезло больше. – Он был из Германии и очень, очень любил жену. И, когда та умерла, так сильно горевал о ней, что не мог оставаться в своем Мюнхене, где все ему напоминало о прошлом, – если вы думаете, что это пафосно, то вы никогда не слышали, как эта история рассказывалась тетей Валей, – и решил переехать в Россию. В девятнадцатом веке. С годовалым ребенком на руках.

Лично я считала, что он просто хотел покончить жизнь самоубийством, но религия не позволяла. Пришлось искать окольные пути…

– Как ни странно, до России он добрался. Обосновался в Саратове, открыл там магазин: книги, журналы, ноты… Заодно брался вести переписку, когда к нему обращались. А то одному нужно подписку на парижские журналы мод оформить, а по-французски он писать не умеет, другому – заказать пианино из Японии, третьему – спросить у берлинской Академии наук, какой генератор ему лучше купить для своей фабрики… Языки не все знали, а прапрадедушка Рудольф, кажется, все существующие в мире выучил, не знаю когда. В магазине он и познакомился с прапрабабушкой, это, кстати, ее рецепт. Ее семья была из богемских немцев, но они перебрались в Россию еще раньше. Прапрабабушка собиралась стать учительницей, а пока сама училась, подрабатывала уроками музыки. И часто заходила к прапрадедушке за нотами. Ну и на почве любви к немецким романсам… Я имею в виду – кто, как не немец, сможет тут понять другого немца? Всем остальным такие извращения недоступны, у них же вся романтика сводится к смерти. Один романс даже так и называется – «Смерть и дева», представляешь?

– «Дай руку мне, прекрасное созданье!

Я друг и не карать тебя пришел.

Смелей! Поверь, я не жесток,

В моих объятиях будешь сладко спать ты», – процитировал Диз и потянулся за следующей булочкой. – Он?

Вот как разговаривать с тем, кто не читает комиксы, но знает наизусть Клаудиуса?

– Он, – я вздохнула. Воспоминания детства: у нормальных детей были «баю-баюшки-баю», мне же, если прабабушка пела колыбельные, доставалась классика. – Ничего личного, но смерть – это не романтично.

Это страшно, жестоко и уродливо, кто бы что ни говорил.

Диз пожал плечами, не споря.

– И, в принципе, на этом история заканчивается. Спустя уже несколько месяцев прапрадедушка отправился к ее родителям, просить благословения, – храбрец. Я не представляла, как после десятка-другого встреч можно решиться связать свою жизнь с почти незнакомым человеком. Причем связать навсегда, что пугало гораздо больше, – они поженились, завели четырех детей вместе…

И счастье их было бы безоблачным, если бы не революции, две мировые войны и несколько кругов репрессий. Иногда я сама поражалась, как некоторые из моих предков, проводя бо́льшую часть своей жизни в лагерях, умудрялись еще и размножиться. Но факт оставался фактом: выжили, и даже я каким-то образом в результате получилась.

– А магия у тебя с чьей стороны? – поинтересовался Диз, когда я замолчала.

– Без понятия.

После того как стало ясно, что отрицать магию бессмысленно, я сама думала над этим вопросом. Но ни к чему не пришла. Мои родители были совершенно обыкновенными людьми.

– И версию, что меня подменили в роддоме, тоже смело отбрасывай. У меня ступня отцовская, точная копия, никаких сомнений. – Ага. Такая же лопата, только размером поменьше. Задумавшись, я машинально подергала кончик уха. – Или вот. Дарвинов бугорок, от мамы. Он только у каждого десятого есть и наследуется, какова вероятность? Так что я совершенно точно их дочь.

Кажется, мне не поверили. Ничего удивительного: я и сама иногда начинала сомневаться…

– Половина четвертого, – Диз посмотрел на часы и стал собираться. – Я спать. Спасибо за угощение. Кстати, я более чем уверен, что в вашей комнате уже никого нет, кроме Софии.

– Никто же мимо не проходил?

– Брось, ты ведь не думаешь, что это единственный выход из общежития? – задорно улыбнулся он.

Да. Я так думала. И, получается, зря тут сидела?

Когда спустя полчаса я, не выдержав, проверила слова Диза, в комнате я обнаружила только Софию, с головой замотавшуюся в одеяло и мирно спящую.

Надо было признать, что охота не удалась.

Зато с другой мне повезло больше. Я сидела на лекции по зельеварению (с подачи Макса альтернативное название предмета, отдающее «Гарри Поттером», прилипло словно репей), когда заклинание Саффата все-таки решило подействовать.

Безумно чесался затылок. Изнутри. И ладонь на месте так и не зажившего пореза. Бордовую коросту я уже сковырнула, но этого было недостаточно. Хотелось большего: вцепиться ногтями в кожу, разодрать ее еще глубже, только бы зуд прекратился.

– Что у тебя случилось, что ты меняешь статус на фейсбуке каждые тридцать секунд? – спросила я у Райли, пытаясь отвлечься.

А еще в голове поселилась мысль, что мне нужно в комцентр. Срочно.

Черт бы его побрал, этого Саффата! Если так выражалось то самое «ты поймешь», обещанное библиотекарем, то сигнал был выбран крайне неудачный.

Райли тем временем снова вместо «в поиске» выбрала «состоит в отношениях». Подумав, рыжая опять вернулась к «в поиске». За последние пять минут, что мы ждали преподавателя, она успела их раз двадцать перетасовать, но так ни к чему не пришла. Вздохнув, она открыла другую вкладку и протянула смартфон мне.

На фотографии высокий светловолосый парень обнимал шатенку в коктейльном платье. Она была мне незнакома, но вот его я точно где-то видела… Тоби. И, судя по всему, его новая девушка.

Что ж, рано или поздно это должно было случиться, не век же им друг по другу страдать. Но я понимала, что осознание этого факта Райли ничуть не утешало.

– Мне после этой фотографии уже третий день все пишут, – пробурчала рыжая. – «Ах, мне так жаль!», «Вы были идеальной парой!», «Хочешь об этом поговорить?»…

Так вот что ее тогда отвлекло от представления.

Да уж, расстаться по-тихому, когда в соцсетях все у всех в друзьях? Миссия невыполнима. Я помнила, каково это: притворное сочувствие и едва прикрытое вежливыми фразами любопытство, расспросы от людей, с которыми не общался полгода, а близко – вообще никогда…

– Хочешь тоже показать, что у тебя все супер? – спросила я, царапая ладонь. Теперь стало ясно, что означала эта чехарда со статусами.

– Ему можно, а мне нет? Не он один в отношениях… Два свидания же могут считаться отношениями?

Я в этом сильно сомневалась.

– Ты не эксперт в этом вопросе, – отозвалась Райли и забрала сотовый. – У тебя там вообще ничего не стоит! Вы с Максом встречаетесь четыре месяца, почему никто из вас не отметил это на фейсбуке?

А зачем? Даже если бы у меня было желание рассказать о своей личной жизни всему миру (а оно отсутствовало)…

– Потому что у меня родители там в друзьях. А я еще не готова знакомить их с Максом.

И вряд ли когда-нибудь буду готова. Как представлю себе… «Мама, папа, это Макс. Максен Абертол Уолш, если точнее. Да, не русский. Но он из очень приличной семьи: его прадедушкой был Мордред, тот самый, из легенды о короле Артуре… Что? Нет, я не шучу. А еще он маг, представляете! Как, собственно, и я. Разве я вам об этом не говорила?»

Плохая идея.

– С кем ты хоть теперь в отношениях, я его помню?

Фотография в профиле показалась смутно знакомой, но не более.

Зуд уже сводил с ума. И не только он. Тихо простонав, я откинулась на спинку стула и, не рассчитав, ударилась затылком о стол второго, расположенного выше ряда. Больно. На секунду в мозгах прояснилось, но вскоре все вернулось на круги своя. Одна мысль, раз за разом повторяющаяся в голове и оттягивающая на себя все внимание…

– Чем он тебе так не нравится? – оторопело спросила Райли, но мне было не до нее.

Комцентр.

Сейчас.

Немедленно.

– Скажи профессору, что я заболела и не смогла прийти, – выпалила я, хватая сумку.

Задерживаться, чтобы ответить на вопросы, я не стала. Потом объясню.

До нашего склепа быстрым шагом я добралась за пару минут. Перелезла через подоконник в редакцию, но к столу подходить не стала. Сейчас там никого не было, кто мог бы меня заинтересовать. Проигнорировав приветствие Элл, я вышла в холл и стала подниматься по лестнице.

Кто же это был? IT?

Второй этаж остался позади.

Кафедра рекламы и пиара?

Не они.

Центр курсов по социальной компетенции? Его сотрудники всегда напоминали мне каких-то сектантов, с чересчур широкими улыбками и горящими глазами, но…

Я дошла до мансарды, когда действие заклинания прекратилось. И куда теперь? В растерянности я остановилась посреди коридора. Что произошло? И где мне искать привидение?

Кажется, здание сжалилось и само решило мне помочь: стена, на которую я опиралась, снова истончилась.

– Я высоко ценю приватность… – донесся до меня обрывок фразы слева.

Туда?

Я осторожно приоткрыла дверь. В помещении, бо́льшую часть которого занимали расставленные кругом стулья, находились двое. Невысокая азиатка с длинными волосами, с каждой секундой бледневшая (прозрачневевшая?) все сильнее, и…

Существо, боком сидевшее на подоконнике, ничем не показало, что заметило мое появление, но сомневаться в этом было глупо. Конечно же оно знало. Просто в данный момент не считало меня чем-то достаточно важным. Сейчас его интересовала девушка-призрак, поэтому все его внимание было приковано к ней. Высокое, выше человека, оно было недвижимо, но все в его позе говорило о том, что ему будет достаточно и секунды, чтобы преодолеть разделяющее их расстояние.

Девушка видела это так же четко, как я. Паникуя под его тяжелым взглядом, она мелкими шажочками пыталась отойти, надеясь, что он не увидит. Зря. Но я ее не осуждала, мне самой в его присутствии было трудно размышлять здраво. Инстинкт – магия во мне твердо знала, что я ему не соперник, и потому вопила: беги. Скорее, пока ему нет до тебя дела. Потому что иначе шансов не будет.

Существо медленно провело ногтями по подоконнику, оставляя темные полосы там, где только что была краска. Я поймала себя на мысли, что неотрывно смотрю на его руку. На серую, на вид даже отсюда шершавую кожу. На слишком длинные пальцы с нечеловеческим количеством фаланг. На острые когти, металлически блестевшие в дневном свете. Сглотнув, перевела взгляд выше, на узкую спину, на искривленный, будто перебитый в нескольких местах позвоночник. В нем не было ни грамма жира, ни единого мускула: под кожей можно было рассмотреть каждую косточку. Его худоба заставляла вспоминать мумий и болотных людей, но не стоило обольщаться: я знала, что сил у него достаточно, больше, чем у меня когда-либо будет. И, сомкнув пальцы на моей шее, он раздробит позвонки с той же легкостью, с какой я ломаю зубочистки.

Досчитав в уме до десяти, я выдохнула и позволила двери у себя за спиной захлопнуться с громким звуком.

– Сказал тот, кто шарит по чужим компьютерам.

И не испытывает при этом никаких угрызений совести. Раздражение помогло справиться с остатками наведенного магией испуга. О нет, я не собиралась так просто забывать о том случае. Мой жесткий диск – моя крепость. Залез в него – будь готов, я это еще припомню. Особенно в разговорах о приватности.

Диз не обратил на мои слова никакого внимания.

– Прекрати ее пугать, – тогда потребовала я.

Наконец он повернулся ко мне. Медленно, плавно… Только все равно в его движениях ощущалась угроза.

Серые глаза внимательно изучали мое лицо. В этом облике он был одновременно похож на себя и не похож. Острые, обтянутые тонкой кожей скулы. Рот, казавшийся еще шире. Ввалившийся нос. Глубоко запавшие глаза. Когда он смотрел на меня, в них не было веселья, к которому я привыкла. Не было ничего, как и в окаменевших чертах.

Я не отвела взгляда.

– Ее? Или тебя?

– Ты знаешь ответ.

Я не боялась. Его облик не был мне приятен, но страха я не испытывала. Слишком хорошо знала Диза: за всеми его угрозами и предупреждениями он ни разу не навредил мне. И как бы он ни выглядел… Может, я доверяла ему не до конца, недомолвок и чужих, незаметных на первый взгляд игр в ГООУ никто не отменял. Однако я в него верила.

Но было другое чувство, то, которое заставляет жадно смотреть на искореженные обломки машин у обочины шоссе, которое не дает отвернуться при виде уродства…

– Брезгливость, – подсказал он. – Слово, которое ты ищешь.

Блеск. Вместо страха – брезгливость. Мне кажется или это было еще хуже? И что теперь? Отрицать все? Глупо, особенно если учесть, что он чувствовал и понимал мои эмоции лучше меня. Извиниться?

– Любое отклонение от нормы вызывает брезгливый интерес. Любое, – подчеркнула я; а что, я тоже была отклонением по многим параметрам. – Это первая реакция, рефлекторная. Мы не можем нести за нее ответственность. Но вторая, осознанная, то, как мы решаем поступить с нашими рефлексами, – за нее мы отвечаем.

И я надеялась, что моя реакция скажет все сама за себя. Я не собиралась больше бояться.

А брезгливость… С этим уже можно работать.

– Стоять, – приказал он, не оборачиваясь; я и не отметила, как за время нашего короткого разговора девушка почти успела дойти до стены.

И вроде сказал спокойно и тихо, а желание двигаться у нее пропало. Как и у меня.

В комнате на чердаке было душно, ощущение чужой силы давило и пахло сладко и тошнотворно. Гниением. Разложением. Смертью. Я знала, что все это существует только у меня в голове, но все равно с трудом удержалась от того, чтобы не дернуть воротник на платье.

– Перестань, – попросила я. – Мы оба знаем, что ты ей ничего не сделаешь.

– Знаем?

– Знаем, – подтвердила я. – Ты ведь добряк, каких мало, это всем известно. Ты никому не причинишь вреда.

– Опасное заблуждение, – все-таки этот немигающий взгляд, который практиковали все знакомые мне демоны, был чертовски неуютным. – Если понадобится, я причиню вред ей. Я причиню вред тебе. Разница только в том, что в твоем случае я рассмотрю сначала другие варианты. В ее – мне все равно.

На заднем плане девушка вздрогнула и еще больше истончилась, теперь за ее синей юбкой легко угадывались очертания сдвинутых к стене столов.

– Так откуда тебе известен мой ящик? – все, я Диза больше не интересовала. У него была другая проблема, уже почти растворившаяся в воздухе.

– Не знаю я твою почту, я уже говорила! Я вообще, кто ты, не знаю! Послушай, – нервно обратилась она ко мне, – объясни ты этому психу, что понятия не имею, о каких письмах он говорит! Что? – заметила она мой взгляд.

– Ты бы не могла как-то… – я неопределенно махнула рукой. – Материализоваться?

Потому что общаться с половиной туловища (рука: одна штука; нога: одна штука; голова: ровно ноль целых пять десятых) было немного неуютно.

– Что? О, вашу… – девушка расстроенно замерцала в воздухе. – Я уже год бьюсь над тем, чтобы не исчезать в самый неподходящий момент, а вы… Все из-за тебя! – обвинила она демона.

Она выглядела искренне разочарованной этим обстоятельством, как и до того она казалась действительно напуганной.

– Диз… Это не она.

– Откуда ты знаешь?

Это можно было легко проверить. Попытавшись вспомнить азы грамматики, я бросила девушке короткую фразу на рума.

– Что? – переспросила она и тут же постановила: – Психи. Оба.

Кто бы ни прислал анонимку Дизу, он знал его родной язык. А таких в ГООУ было очень мало: в отличие от человеческих языков, рума не входил в базовую комплектацию «автопереводчика». Рума знали только демонологи… и демоны.

– Тогда что ты делала за ее компьютером и откуда знаешь пароль? – спросил Диз у призрака.

– Подсмотрела… Пару месяцев назад заглянула в редакцию за печеньем, у нас кончилось, а она как раз его набирала. А потом мне как-то надо было предупредить ребят, что встреча переносится, а телефон в комнате забыла, вот и вспомнила про ее компьютер.

– А сегодня?

– Я пришла слишком рано, мне было скучно. Ее все равно не было на месте, я просто посидела в интернете!

Диз тяжело вздохнул.

– Похоже, придется проводить вам еще один семинар по компьютерной безопасности. – Услышав знакомые нотки в голосе, я улыбнулась. – Вы должны менять пароли раз в неделю, ты это знаешь?

Все знали. Просто всем было лень… Перехватив крайне неодобрительный взгляд зеленых глаз, я смущенно потупилась.

Позади хлопнула дверь, заставив нас обернуться, а призрака – раствориться в воздухе.

– А вы здесь почему?

Вот кого я совсем не ожидала тут увидеть, так это Софию.

– Пытались выяснить, кто угрожает Наташе, – честно ответил Диз.

Чтоб его. Соседка бросила сумку на один из столов и подошла к нам вплотную.

– Угрожает? – в ее голосе в равных частях звучали тревога и обида.

Так бы и укоротила чей-то длинный язык. Поняв, в чем заминка, айтишник тихо выругался и запустил пятерню в черные волосы. Я заставила себя оторвать взгляд от его – на этот раз просто длинных, по-человечески длинных пальцев – и посмотрела на Софию.

– Опять? – коротко спросила она.

Да, я ей не говорила. Она рассказала мне свою самую страшную тайну, а я – снова – предпочла довериться кому-то другому, когда у меня возникли проблемы.

– Я просто не хотела тебя беспокоить… – попыталась я оправдаться, но София не стала слушать мои отговорки. Вместо этого она схватила меня за запястье и задрала рукав.

– Может, ты и об этом знаешь? – поинтересовалась она у Диза.

Я поспешила вырвать у нее свою руку и скрыть шрамы под тканью. Одернула еще раз манжет – поднимать на них глаза что-то не хотелось.

– Возможно.

Да, Дизу про шрамы я тоже не говорила. Его это не касалось. И вообще, я скрытная. Давайте, казните меня за это! София собралась уже было высказаться по этому поводу, но ей не дали: дверь снова открылась, и на пороге появился бледный, налысо бритый парень.

– О, у нас новенькие? И сразу двое? Соф, у нас где-то оставались буклеты, дашь им?

Буклеты? Мы с Дизом недоуменно переглянулись. Что у них здесь было за сборище?

– Они не к нам, – ответила ему София. – И уже уходят.

– София, подожди…

Извиниться мне не дали, вампирша просто развернулась и отошла. Черт. Вслед за парнем, отправившимся искать раздаточный материал, в комнату вошли еще двое.

– Я принесла кексы, но кто додумался взвалить алко на Стивена? – возмутилась коротко стриженная девушка в берцах. – Он опять притащил какую-то неведомую фигню.

– Не неведомую фигню, а настойку на перепонках грецких орехов, – возразил ей обвешанный пакетами молодой мужчина.

Что тут вообще происходило?

Я позволила сунуть мне в руки черно-белую брошюру. «Анонимные немертвые»? Что за?.. Диз, тоже прочитавший название, взял меня под локоть и потащил к выходу.

– Но как же…

– Мы уходим, – он настойчиво подтолкнул меня к двери.

Я в последний раз обернулась на Софию: та с мрачным видом сидела на подоконнике и курила. Ох, чую, мне мое молчание еще не раз аукнется…

В коридоре Диз остановился, а я осознала, что так и сжимаю в руке буклет. Значит, группа поддержки. Для «взаимопомощи в ассимиляции среди живущих». А еще для свободной болтовни с печеньками и алкоголем.

– Так вот куда она пропадает по ночам… А я все гадала.

– Можешь продолжать гадать. Здесь написано, они собираются только раз в неделю.

Какая разница, сколько? Я начинала подозревать, что в оставшиеся ночи она отсутствовала в комнате по тем же причинам.

Черт, черт, черт. Надо было ей сказать. Потому что я знала, доверие было ее больным местом. Моим тоже – но меня это сейчас не оправдывало. Своей заботой я сделала гораздо хуже…

Молодец, Наташа.

– Стой, – Диза я поймала на лестнице.

Перед Софией мне еще придется извиняться. Но сейчас у меня была возможность исправить еще одну ошибку. Тем, как легко он вернулся к нашей обычной манере общения, Диз показал, что готов прощать мне мои недомолвки. Я так не могла.

Остановившись ступенькой ниже, он поднял взгляд от экрана смартфона на меня. А я поняла, что мне гораздо легче было смотреть на его руки, на принт на его футболке, сообщавший, что «мир состоит из протонов, нейтронов, электронов и болванов», лишь бы не встречаться с ним взглядом.

– Я хотела сказать… насчет страха. Тогда, осенью, я испугалась не тебя. Вернее, тебя, но…

Я ненавидела эту понимающую усмешку.

Пытаясь найти слова, я вытащила из воротника подвески и сжала шнурок в пальцах.

– У меня в мозгах побывало три человека, – демона, ладно. Не такая большая разница. – Ты мне дал два амулета. Против Данталиона и Гаапа. Но не против себя. Почему?

Он знал, как я боялась ментального вмешательства. Должна существовать причина, почему он так поступил.

Диз протянул руку, чтобы подцепить ногтями подвески. Несмотря на отсутствие когтей, я все равно невольно задержала дыхание.

– Для меня ментал – не родовая способность, подобный амулет бы тебе не помог. Если ты попросишь, я сделаю тебе тот, который будет действовать. Но для любых отношений, даже дружеских, необходима определенная степень доверия…

Невысказанные вслух слова повисли в воздухе. Я поняла. Если мне надо, он действительно сделает мне защитный амулет, не откажет. Я смогу быть уверена, что никогда больше он не залезет ко мне в голову, буду чувствовать себя в безопасности. Но он исчезнет из моей жизни, и мы вернемся к тем неловким приветам и обоюдному игнорированию, что у нас были зимой.

Что я выберу?

– В таком случае, – я все-таки нашла в себе силы улыбнуться, – хорошо, что я не прошу.

Глава 5 Кинцуги

Мне многое доводилось находить на своем рабочем столе: жалобы и угрозы, цветы, экспериментальные сорта клубники – фиолетового цвета и со вкусом горького шоколада… Однажды кто-то из некромантов даже умудрился забыть на нем банку с человеческим мозгом. Но мужские кроссовки оказались там впервые.

– Чувствуй себя как дома, – проворчала я и выдернула из-под пятки Диза распечатанную корректуру.

Айтишник не обратил на это внимания, пытаясь нащупать что-то наверху книжного шкафа, стоявшего позади моего рабочего места. Утром, выслушав жалобы Жако на очередную анонимку, я сразу отправила Дизу эсэмэску и была уверена, что он сегодня зайдет, но не ожидала от него таких активных действий. Пожав плечами, я перетащила бумаги на стол к Киму и устроилась там.

– Слушай, за кого ты голосовал на выборах в студпарламент? А то у нас статистика с реальностью не совпадает. Перед выборами лидировали «зеленые», а большинство мандатов оказалось у социалистов. Ты знаешь хоть одного студента, кто за них?

Я в принципе и не ожидала ответа, но сидеть в тишине было странно. Чем он там занимался? С высоты моего роста, увы, рассмотреть не было никаких шансов.

– У меня нет права голоса. – Точно. Демоны к выборам не допускались. – Но разве ты не за социалистов голосовала?

– Шутишь? Ты их фамилии видел? Там сплошные династии и привилегии.

– А за кого тогда?

– За анархистов, – призналась я. Диз отвлекся от поисков и недоуменно посмотрел на меня. – Почему это всех так удивляет? Анархизм в своей оригинальной концепции – это круто. Представь: свобода, равенство, взаимопомощь. Работа сообща не по принуждению, а из чувства личной ответственности за качество своей жизни и жизни окружающих…

– Я думал, ты не веришь в утопии.

– Не верю, – вздохнула я. – Но ГООУ – сам по себе утопия: все студенты равны, денег нет, дефицита нет… Вдруг бы здесь получилось?

Диз недоверчиво хмыкнул. Да, я тоже сомневалась…

– Серьезно, что ты там ищешь? – я все-таки не выдержала и спросила.

– Уже ничего.

Айтишник спрыгнул со стола и стряхнул с пальцев остатки заклинания. Я с любопытством уставилась на мелкий черный предмет у него в руке.

– Это что, камера?

– Ну да.

– Зачем?

– А как, по-твоему, я призрака нашел? Между прочим, как ты ее обнаружила?

– Формула Саффата…

Забавно. Я, человек из двадцать первого века, прибегла к помощи заклинания. А демон – к технике.

– Где ты откопала это старье?

– Библиотекарь подсказали.

Кажется, мне удалось его удивить.

– В ГООУ есть библиотекарь?

– В закрытой секции. А ты не знал?

– Откуда? Я там был всего однажды, вместе с тобой.

Как он с таким стремлением к знаниям умудрился доучиться до третьего курса? Но все-таки в голове не укладывалось…

– Подожди, и ты хочешь сказать, что эта камера все время снимала нас в редакции?

– Ну да, – уловив в моем голосе угрожающие нотки, присевший было на краешек стола Диз отодвинулся подальше.

Черт. Во-первых, это неприятно – узнать, что за тобой наблюдали. Во-вторых… кое у кого теперь была запись, на которой я, скучая в одиночестве в редакции: а) безуспешно пыталась сложить карточный домик из визиток нашего клуба; б) сама с собой устраивала чемпионат по закидыванию ненужных бумажек в корзину для мусора – так же безрезультатно; в) за написанием статьи подпевала Тейлор Свифт, на всю громкость включенной в наушниках. Я покраснела. Интересно, каковы шансы, что запись шла без звука?

– А предупредить не мог?!

На некоторое время Диз задумался. А потом широко улыбнулся.

– Наверное, мог, – согласился он.

Но было бы неинтересно, да? Мысленно вспомнив десятка полтора ругательств, я с громким стуком опустила голову на столешницу. Голова от этого разболелась еще больше. Я снова откинулась в кресле и потерла виски.

– Ты в порядке?

– Жарко, – пожаловалась я. – Какой идиот заказал плюс сорок?

В ГООУ уже второй день стояла вязкая, душная жара. Но я подозревала, что голова болела не из-за этого. Запах вянущих нарциссов накатил вновь, вызывая тошноту…

– Не хочу говорить очевидное, но, если ты забыла, существуют такие штуки, как футболки. В прошлом семестре ты о них помнила.

– В прошлом семестре у меня не было этого, – я постучала пальцами по запястью.

О футболках и майках я не просто помнила – мечтала. Увы, не вариант.

– И что с того? Они…

– Если ты скажешь, что они красивые, я тебя ударю, – честно предупредила я, перебивая.

Достаточно того, что об этом лгал Макс.

– Они не красивые, – откликнулся Диз. Сама напросилась. Терпи теперь правду, Наташа. – Шрамы редко бывают красивыми. Но это не значит, что их нужно прятать. Они показывают, что ты сильная. Ты выжила.

Они показывали, что я слабая. Иначе бы их не было.

– Что же ты не снимаешь браслеты?

Только раз я видела Диза без них – в ночь Самайна. Черная кожа и шипы скрывали от любопытных глаз аккуратно вычерченную мессиром Джонатаном паутину шрамов. Ограничивающий контур. В теории он должен был сдерживать его силу и лишать возможности менять облик… На практике получалось, что правила в этом мире распространяются не на всех.

– Это другое, – поморщился Диз. – Если бы я открыто их выставлял, знаешь, сколько нашлось бы желающих бросить мне вызов, пока я, как они считают, не могу ответить? А за убийства, пусть и демонов, ректор бы меня точно отчислил.

Мне было слишком плохо, чтобы думать сейчас о демонах и их странных порядках.

– Ладно, так что ты обнаружил камерой? И как она зафиксировала привидение? Она же была невидима.

Айтишник пожал плечами.

– Пара заклинаний сверху, и она все что хочешь тебе зафиксирует. Было бы что. Проблема в том, что, кроме той девчонки, никто больше не подходил к компьютерам.

– Но это не она.

Диз кивнул.

– Рядом со столом Жако она даже не стояла.

С одной стороны, я была рада, что оказалась права. С другой… В таком случае я не представляла, откуда брались эти анонимки. Взглянув на часы, Диз встал.

– Смена началась, – пояснил он. Уже на пороге он обернулся: – Кинцуги.

– Что? – не поняла я.

– Техника, которую японские мастера используют для реставрации керамики. Трещины склеивают смолой, смешанной с золотым порошком. Так они не скрываются, а подчеркиваются, как неотъемлемая часть прошлого предмета. Потому что без прошлого у него не было бы настоящего.

Произнеся это, он ушел, оставив меня переваривать информацию. К чему это? Пользуясь тем, что, кроме меня, в редакции никого не было, я задрала рукав и провела пальцами по золотым отметинам. И решительно натянула его обратно. Может, без прошлого бы и не было настоящего, но я сомневалась, что любое прошлое следовало показывать другим.

Я услышала, как кто-то вошел в редакцию, но не стала поднимать голову от текста. Если им что-то понадобится, сами скажут. Шаги – медленные и неловкие – прекратились у моего стола. Пахнуло сыростью и формалином: опять магия шутила свои шутки.

– Можешь дать карандаш? – попросила я. – В моем грифели кончились.

Посетитель потоптался на месте, обернулся к соседнему столу и опрокинул на нем стакан для ручек.

– Ы-ы-ы… – протянул он искомый предмет мне.

– Спасибо.

Приняв карандаш из подозрительно бледной руки, я все же посмотрела на гостя. Судя по выпученным глазам, цвету лица и характерным следам странгуляции на шее, живым он не был.

– Я могу чем-то помочь? – вежливо осведомилась я.

– Ы-ы-ы…

С дикцией у зашедшего на огонек зомби были проблемы.

– Мозгы-ы-ы? – попыталась угадать я.

– Ы-ы-ы…

Надо же, угадала. Да здравствует поп-культура!

– В столовой.

– Ы-ы-ы?

– Отсюда в холл, выйти наружу, через газон прямо, оттуда мимо башни налево минут пять, будет двухэтажное салатовое здание, – я повторила указания еще раз, теперь медленнее. Кажется, меня поняли.

– Ы-ы-ы…

– Не за что. Погоди, дай я тебе напишу.

Выхватив из принтера чистый листок, я вывела на нем крупными буквами «Зомби. Нужны мозги» и скрепкой повесила его на воротник футболки. Промычав что-то отдаленно-благодарное, зомби направился к выходу. Я проводила его взглядом. Обычный момент обычного дня в ГООУ. Только руки все равно тряслись. Нервное. Дотянувшись до внутреннего университетского аппарата, я набрала номер некромантов. Никто не отвечал. Пришлось отправиться к ним самой. Поскольку на стук соседи по этажу не отреагировали, я распахнула дверь.

– Ребят, у вас ни у кого проект не убегал?

В комнате стоял дым коромыслом – причем пахло отнюдь не сигаретами, а какой-то из смесей, что выдавали на складе Оккультного института. За круглым столом сидела группа из пяти человек и играла в настольную игру. На мое появление они никак не отреагировали.

– Какого из себя вида? – спросил только очкарик, передавая кубики соседу.

– Мертвого. Задушенного. Вежливого.

– Кажется, мой! – воодушевилась блондинка, на мгновение отрываясь от игральной доски.

– Тогда он не убежал, а уполз. Твой висельник ужасно медлительный, – заметил наблюдавший за компанией из угла парень; все дружно на него цыкнули.

– Каспер, твой ход.

Лизетт махнула мне, приглашая присоединиться. Я в ответ покачала головой. Однажды я уже зашла к некромантам в гости. Больше не хотелось. С сожалением вздохнув, блондинка встала из-за стола и вышла ко мне в коридор.

– Значит, ты его видела? И как он тебе? Как речевой аппарат?

Я уже знала этот тон. «Расскажи все, мне нужно для курсовой работы». В первый раз, когда Лизетт подкатила ко мне с таким вопросом, пришлось полчаса описывать, чем, по моему мнению, отличалось поведение живой мыши от поведения мыши воскрешенной, которую она притащила с собой в редакцию. Мышей было жалко. Монику, боявшуюся их, тоже.

– Плохо.

– Но ты же его поняла? Хорошо? Как?

Я не стала объяснять ей, что у меня был опыт общения с людьми, использующими в речи преимущественно частицы и междометия. Мертвецу, в отличие от них, хотя бы интонации удавались. С улицы в холл вошла показавшаяся мне смутно знакомой девушка, поднялась по лестнице на второй этаж, через минуту спустилась обратно. Растерянно заозиралась и наконец решилась подойти к нам.

– Привет, – застенчиво улыбнулась она. – Вы не знаете, где Диз? У него сейчас должна быть смена.

За счет каблуков она возвышалась надо мной сантиметров на пятнадцать, хотя, справедливости ради, была примерно моего роста. Синие глаза казались огромными на кукольном личике, волосы цвета горького шоколада контрастировали с фарфорово-белой кожей… И когда она упомянула Диза, я сразу поняла, где ее видела. Судя по тому, как она покраснела (черт, даже с румянцем она выглядела мило; везет некоторым), встретившись со мной взглядом, она тоже вспомнила нашу встречу.

Я переглянулась с Лизетт, заинтересовавшейся новой гостьей.

– Вроде был на месте, – Лизетт согласно кивнула. – Ты проверяла?

– Я даже звонила, – девушка нервно теребила в руках ремешок сумочки. – Не отвечает.

Тут я забеспокоилась. Чтобы айтишник оказался вне зоны доступа? Да он скорее руку себе отгрызет, чем останется без сотового.

«Ты где?» – на всякий случай напечатала я эсэмэску.

Ответ пришел незамедлительно.

«Комната отдыха. Что случилось?»

«Эрика тебя спрашивает».

Новое сообщение опять не заставило себя ждать.

«Ей не говори».

Поздно. Я уже успела сообщить ей направление и даже описать, как до комнаты отдыха добраться. Эрика расстроенно улыбнулась. Я могла ее понять. Если бы мой парень игнорировал мои звонки, но отвечал какой-то левой девушке, меня бы это не просто задело – я бы была в ярости.

– Эрика? – окликнула я брюнетку, когда та уже поднималась по лестнице. Она удивленно обернулась.

Глупо. Ну что я могла сказать? Пожелать ей удачи? Нет, с Дизом и его характером она ей точно требовалась, но… Какое я имела право? Пауза затянулась.

– Приятно познакомиться.

Девушка подарила мне еще одну смущенную улыбку. Самое смешное, что я почти не соврала…

– Две недели, – заявила Лизетт, стоило Эрике скрыться из виду. – Максимум.

– Почему?

– Вторую стадию никто дольше не выдерживает. Сначала он забывает про встречи, – пояснила она, заметив мой недоуменный взгляд. – Потом начинает игнорировать звонки и сообщения. Если припрешь его к стенке, молчит и делает вид, что не слышит. А в конце, если девушка от него раньше не сбежала, просто заявляет «извини, крошка, но мне наскучило». Скотина.

Последнее она добавила уже беззлобно. Я с любопытством покосилась на некромантку. Личный опыт?

– А вдруг ты не права?

Теперь уже настал черед Лизетт удивленно на меня смотреть.

– Что это с тобой?

– Она мне понравилась.

При личной встрече Эрика действительно оказалась милой. И немного странной, даже по меркам ГООУ: в ее присутствии магия успокаивалась, сворачивалась клубком, как сонная кошка. А магии за эти месяцы я научилась доверять. Если она молчала, значит, Эрика была искренней и в улыбках, и в отсутствии злости.

Я почувствовала досаду. Легко злорадствовать по поводу чужих проблем в отношениях, когда не испытываешь симпатию. Но Эрика… Это было сложно объяснить, но она казалась… хорошей. Лучше меня. Я могла понять, чем она привлекла Диза. От нее наверняка не «фонило, как от Чернобыля» (спасибо за комплимент, Диз) раздражением. У нее был не такой дурной характер: от нее пахло спокойствием и мягкостью, вереском и молоком. В конце концов, будто вышеперечисленного недостаточно, она была красивой.

– Проклятые пролайферы, как же они достали, – Лизетт, забывшая где-то сегодня очки, почти уткнулась носом в экран смартфона. – Пишут и пишут…

– Что? – отвлеклась я от своих комплексов.

Против некромантии даже в ГООУ были настроены многие. Этика и мораль у магов принимали весьма странные формы, но даже они не слишком радовались идее использовать трупы – возможно, понимали, что после смерти имеют все шансы попасть на их место. Я подозревала, что не зря перед коммуникационным центром располагалась такая удобная площадка для студенческих протестов.

Лизетт передала телефон мне, и на секунду я забыла, как дышать.

– Еще и ящик взломали, – пожаловалась она.

На экране красовалось знакомое мне сообщение.

«Смерть уже близко».

Я все еще не могла поверить своим глазам, когда наверху хлопнула дверь, а Эрика сбежала по лестнице – все с тем же расстроенным выражением лица, только румянец стал ярче.

– Все-таки неделя, – постановила Лизетт, провожая ее взглядом. – Не больше. Ты отдашь мне телефон?

– Давно тебе приходят эти письма?

– Какие, эти? Откуда я знаю? Кто-то всегда возмущается…

В комнату отдыха я ввалилась на всей скорости. Диз лежал на продавленном диване (с его ростом, надо сказать, помещался он плохо), прикрыв глаза рукой в бессмысленной попытке защититься от солнечного света. Комната отдыха была странным местом – даже когда во всем коммуникационном центре окна пропадали, здесь одно оставалось. Но чему удивляться? Коридор, который вел сюда, тоже не мог располагаться в здании центра. Еще один «карман в кармане», как сказали библиотекарь.

– За что? – коротко поинтересовался демон, когда я ворвалась к нему.

Вероятно, он имел в виду Эрику…

– Женская солидарность? – предположила я.

После рассказа Лизетт мне даже было ее жаль. Она такого обращения не заслуживала. А еще стало легче мириться с собственным выбором. Я правильно сделала, когда решила не продолжать наши поцелуи. Я видела, как сменяли друг друга девушки, приходившие в комцентр. Месяц-два, и со мной случилось бы то же самое.

– Зачем ты с ней так поступаешь?

Диз зевнул, совершенно не впечатленный осуждением в моем голосе.

– Et tu, Brute? Мало мне Лины.

– Так нельзя.

– Так нужно, – возразил он. – Ей так будет лучше.

– Опять это дерьмо про то, что нельзя влюбляться в демонов и что ты делаешь доброе дело, открывая ей глаза на правду? – мне уже доводилось слышать эту песню в его исполнении. – Должна тебя разочаровать: это ни хрена не благородно.

Не зная, где устроиться, я остановилась в импровизированном изголовье.

– Никакого благородства. Я тебе уже говорил: не приписывай мне то, чего у меня нет, – Диз убрал колени с подлокотника. – Садись. С чем пришла?

Точно. У нас были более насущные проблемы, чем его поведение.

– Мы ошибались! – выпалила я.

– Наверняка, – согласился демон, приоткрыл один глаз и внимательно посмотрел на меня. – Не хочешь уточнить, в чем именно?

– Дело не во мне. И даже не в редакции. Некроманты получают такие же письма.

С полным вселенской скорби вздохом он сел и взъерошил волосы. Взглянул на время.

– Лина должна прийти с минуты на минуту. Мне сейчас положено полчаса на обед, если хочешь, в столовой все расскажешь.

Я колебалась. Потому что должна была оставаться в редакции – но еще больше из-за зомби, которого я так легкомысленно отправила в столовую. Пережил ли кафетерий его пришествие? Любопытство перевесило.

– Пошли.

По дороге Диз заглянул к некромантам, у которых продолжалась игра.

– Кто еще из вас, идиотов, получал письма с угрозами? – не размениваясь на приветствия, спросил он.

Шесть рук взметнулись в воздух. Никого из присутствующих вопрос не удивил. Устойчивая у некромантов все-таки психика, даже завидно…

– Перефразирую. Кто из вас с января этого года получал анонимные угрозы, отправленные вам с вашего же имейла?

В воздухе осталось четыре руки, но никто так и не поднял на нас взгляда от игральной доски. Еще раз вздохнув и обозвав всех кретинами, Диз закрыл дверь. Все с ними понятно: как и мои коллеги, никто не воспринял письма всерьез.

На первый взгляд в столовой все было как обычно: кафе, раздаточная зона, пропасть посреди зала… Паники не наблюдалось, обгрызенных трупов тоже. Пока я озиралась по сторонам, Диз прошел к стойке с готовыми меню.

– Один обычный и один вегетарианский, – заказал он.

– Эй! Я не буду вегетарианский.

– Я его тебе и не отдам, – невозмутимо ответил айтишник, передавая мне поднос.

Я покосилась на доставшийся ему обед. Если у меня на подносе лежал посыпанный перцем стейк, а золотистые картофельные дольки так и просили обмакнуть их в соус из йогурта с паприкой, то на его – чечевичные котлеты сиротливо жались к белым стебелькам спаржи.

– Ты ведь не серьезно? – ужаснулась я.

Вот отчего он такой худой… Или не поэтому. Я подумала о скелете, обтянутом серой кожей. Аппетит сразу пропал. Сейчас я видела его только человеком – почти человеком, если не замечать слишком острых черт. В отличие от большинства демонов, от той же Карис, у Диза было два тела. Наследство от его матери, полагаю, не зря ее всегда изображали настолько… по-разному. Хотя, может, и Абигор отличился: что бы там ни писали демонологи про человеческую внешность и «облик прекрасного рыцаря», люди в Аду не выживали. Там обитали совсем другие существа… В любом случае, я не могла это объяснить, но с Карис это чувствовалось. Даже когда крылья были спрятаны под мороком, я знала, что они там есть. У Диза под иллюзией не проступал настоящий облик – они оба были настоящими. И их оба я помнила, когда смотрела на него.

– Вполне, – проходя мимо стойки кафетерия, Диз подцепил ожидавший кого-то стакан кофе. От возмущения я даже не отреагировала. А когда дошла до обеденной зоны, перехватила поднос одной рукой и вцепилась другой в футболку айтишника.

– Мы можем туда не идти?

– В чем дело?

Проследив за моим взглядом, Диз нахмурился. Я же спряталась за колонной, надеясь, что меня не успели заметить. За столиком на двоих сидела София – и улыбалась!

– Вы все еще в ссоре?

– Она со мной не разговаривает, – пожаловалась я.

После встречи на чердаке София прекратила со мной общение. На мои попытки извиниться никак не реагировала, по телефону не отзывалась, в комнате появилась только один раз, после чего на всю ночь куда-то опять ушла.

– Уверен, она тебя простит.

– На тебя она злится уже два года, – напомнила я.

Может, и простит. В следующей жизни. Я осторожно выглянула из-за колонны. Интересно, с кем она была? Ее спутница, оживленно что-то рассказывавшая, откинула с лица волосы, и я успела заметить карамельный оттенок кожи и знакомый разрез темных глаз.

Не может быть.

– Сага?

Диз тоже посмотрел на их столик. Со шведкой-марой, демоном, насылавшим дурные сны, я познакомилась в прошлом семестре, пытаясь вернуть стертые другим демоном воспоминания. Кончилось это знакомство плохо. Но откуда они с Софией знали друг друга? Соседка что-то сказала, и мара хрипло рассмеялась. Я уже слышала этот смех…

– Так вот с кем у нее было свидание, – ошеломленно прошептала я и тут же поправилась: – Точнее, никакое это было не свидание…

– Почему же?

– Взгляни на маникюр.

Я помнила, как ощущались острые ногти на моей шее. А теперь видела и когти, что скрывались под дымкой иллюзии. Диз удивленно на меня посмотрел, и я подняла два пальца в характерном жесте. Кого бы София ни предпочитала, ни одна девушка (ладно, статистические погрешности всегда бывают, но мы вряд ли имеем дело с таковой) не будет встречаться с той, у которой ногти заточены не хуже скальпеля.

– А, – недоумение сменилось пониманием, и я почувствовала, что краснею. – Пошли.

За столиком у невесть зачем посаженного внутри столовой куста было очень удобно сидеть: ты видел весь зал, тебя – только те, кто проходил мимо. Обед оказался вкусным, беседа – важной, но я все равно, против желания, возвращалась мыслями к Софии.

– Надо узнать, кто еще получил анонимки. Весь склеп или только вы с некромантами.

– И ты. Тебе тоже пришла.

– Только после того, как я связался с тобой.

Я бы, может, и оскорбилась, но, во-первых, он был прав. Я уже чувствовала себя виноватой перед Дизом за то, что попросила его о помощи. Во-вторых… София, так и не заметившая меня, рассмеялась над какой-то шуткой. Я мрачно продолжала за ней следить.

Семь месяцев. Семь чертовых месяцев!

– Ты сейчас переживаешь, потому что не ты сумела выковырять Софию из ее депрессии или потому что так и не разгадала ее личную жизнь?

Тема сменилась неожиданно. Я перевела взгляд на демона, выглядевшего так, будто ничего особенного он не спросил. Сняв крышку с украденного стаканчика, Диз смешно принюхался к кофе.

– Ты хоть знаешь, что там?

Айтишник помотал головой.

– Тем интереснее. Так в чем причина? – повторил он вопрос.

– Для того, кто якобы не испытывает эмоций, ты слишком хорошо разбираешься в чужих чувствах, – проворчала я.

Или он просто слишком хорошо знал меня.

Что выбило меня из колеи? И то и другое, наверное. Было немного странно узнать, что у моей нелюдимой и сторонящейся всех соседки имелись и другие друзья, кроме меня, другая жизнь. И после всех моих усилий – возможно, немного обидно…

– Что внутри? – поинтересовалась я, когда Диз сделал первый глоток.

– Ванильный латте. Вкусно.

Сладко, значит. Для него любой кофе, в котором не было хотя бы двух ложек сахара, был невкусным. И молока много, так, чтобы и кофе в нем не сразу найти.

– Я аутсайдер, – внезапно сообщил Диз, возвращаясь к моей нелюбимой теме: чувствам. – А со стороны всегда виднее. Все очень просто.

Я вновь посмотрела на Софию. С другой стороны, я чувствовала облегчение. За которое мне было несколько стыдно, но… Я никогда бы не сумела ей помочь. Я себе не могла помочь – не то что другим людям. И я… скрытная. Замкнутая. Держусь в стороне. Из меня не получилась бы лучшая подруга – их лепят из другого теста.

– Второе, – поведала я Дизу. Откровенность за откровенность. – Мы с ней вместе живем уже полгода, а я о ней ничего не знаю. Это раздражает.

Диз закатил глаза.

– Тебя это раздражает? Представь, каково твоему окружению.

Не так плохо, он явно преувеличивал. Я же не настолько… Я смутилась. Или настолько. Кажется, я уже говорила: я скрытная.

– Все равно. Здесь восемьдесят тысяч студентов, почему все мои знакомые друг друга знают? Это какой-то заговор. Где они могли познакомиться?

– В приемной психотерапевта? – высказал предположение Диз.

Я фыркнула.

– Так и представляю Сагу, нуждающуюся в помощи. Что ей там делать?

У меня были причины не любить Сагу. Мара заставила меня вспомнить о самых страшных моментах прошлого. Из-за нее я чуть не умерла. И я до сих пор расплачивалась за то, что обратилась к ней с просьбой. Но выражение, промелькнувшее на лице Диза, заставило меня на секунду забыть об этом. Чего я не знала?

– Рассказывай, – потребовала я.

– Пусть тебе твой Охотник говорит, за что она ему должна.

Ничего мне Макс не скажет. А, судя по серьезности его тона, мне было необходимо узнать правду.

– Кофе отниму, – пригрозила я; на всякий случай айтишник переставил стакан подальше от меня. – Диз… Пожалуйста.

– Посмотри на нее. – Я последовала инструкции. – Не так.

Тогда я потянулась к магии. В столовой ее было много: беспокойные огоньки сновавших туда-сюда студентов, холодная тьма, куполом поднимавшаяся над бездной в центре зала, впитанная мхом влага, которой пахло от работавшей на выдаче троллихи… Но Сага… Пустота накрывала ее ажурным платком. В черном кружеве кое-где блестела яркими бусинами жизнь, переливались золотом мои кошмары, но в остальном… Она носила яркие шали не потому, что они ей нравились – ее постоянно преследовал холод. Ее голос был не от природы таким, хриплым и низким сделал его раздиравший горло кашель. На секунду Сага прервала свой рассказ, отворачиваясь и прикрывая рот кончиком цветастой пашмины; даже со своего места я почувствовала запах крови и чужих страхов.

Она умирала.

– Почему?..

– Когда-то давно маленькая девочка Сага убила человека. Без злого умысла. Любопытство подтолкнуло ее подсмотреть сны у подружки, но она не рассчитала силы. Не сдержалась.

Твою мать.

Чего я не знала? Я ничего не знала. Но хуже того – я не спрашивала. Мне было известно, что Сагу попросил помочь Макс и что у нее не было выбора, из-за долга она не могла ему отказать. Но я позволила Максу не объяснять, что это был за долг, я не интересовалась у Саги, во что ей обойдется помощь. Я была настолько зациклена на своих проблемах, что просто не обращала внимания на других. А потом… и вовсе забыла.

Я ужасный человек.

– После того случая Сага почти не питается чужими снами. Боится снова сорваться. А она мара, ей это необходимо. То, что ты видишь, случается с каждым из нас, если мы не принимаем свою природу. Мы умираем.

Меня замутило, и я резко отодвинула свой поднос. Пальцы дрожали; я сцепила их в замок.

– А Макс…

Я уже догадывалась, в чем заключался тот долг. По законам Охотников, убившего человека гени было необходимо уничтожить. Убить. И не важно, что произошло и был ли кто виновен.

– Отец Саги взял вину на себя, а Уолш-старший сделал вид, будто так все и было. При необходимости с Охотниками можно договориться, особенно с теми, кто служит «Хантерс» не по своему желанию.

Повторюсь: твою мать…

– Откуда ты все это знаешь?

– Мары – психопомпы, ходящие между мирами. Теперь не все, только самые сильные из них, но… В прошлом, когда Граница была тоньше, дед Саги выкупил свою семью у Абигора и перебрался на вашу сторону. А отец приглядывает за своими… Вдруг им понадобится помощь.

Ну да, ведь герцог войны известен благотворительностью.

– А теперь позволь задать вопрос тебе. Сага – та самая мара, которая вернула тебе воспоминания?

– Да.

Я понимала, к чему он клонил. Если до того момента Сага ни разу не питалась чужими кошмарами… Макс должен был понимать, что она может сорваться и взять больше условленного. Обязательно возьмет, я вспомнила один из насланных ею снов и вздрогнула. На что он рассчитывал, когда привел ее ко мне?

– Угадай кто? – пропел женский голос, и глаза Дизу закрыли руки с выкрашенными в изумрудный цвет ногтями.

– Карин, это глупо, – скучающим тоном заявил тот и потянулся за кофе, демонстрируя, что отсутствие видимости ему нисколько не мешает.

Преподавательница по гендерным исследованиям подмигнула мне и стащила ломтик картошки с подноса, занимая свободный стул.

– Это не глупо, просто ты скучный. Как вообще жизнь? Наташа?

Меня запомнили с прошлого семестра, надо же. Я отделалась «нормально», а вот Диз решил проверить свою теорию.

– Скажи, ты не получала в последние месяцы писем с угрозами, отосланных с твоего же ящика?

– Хороший вопрос, – оценила преподавательница, окончательно перетягивая мой поднос к себе.

– Полагаю, на ближайшее время он станет у меня любимым. Так как?

В сумке у меня завибрировал телефон, и я поспешила его вытащить. Все еще в мыслях о Саге, я не посмотрела на номер, а когда поняла, кто звонил…

– Зашел в редакцию, но у вас пусто. Ты сейчас где?

Макс. И что я ему скажу?..

– Привет…

– Привет.

– Ты… вернулся? – задала я глупый вопрос.

– Да, – недоуменно ответили мне. – Что-то случилось? Ты в порядке?

Я бы это так не назвала. Я молчала, не зная, что ответить.

– Ты сейчас где? Я подойду.

Чтобы посмотреть, как мы тут с Дизом уютно устроились и его обсуждаем? Чувство вины подняло голову и сообщило, что, возможно, это не совсем правильно.

– Не надо, – поспешила я отказаться. – Я буду в редакции через пять минут.

Улыбнувшись Карин, я шепнула Дизу, что мне срочно надо идти. Тот проводил меня внимательным взглядом. Дороги до комцентра хватило, чтобы привести мысли в порядок. Я многого не знала о Максе, но в одно я верила несмотря ни на что. До тех пор, пока у него есть выбор, он не причинит мне вреда. И я не узнала ничего нового, из-за чего мне следовало в этом усомниться. Верно?

Макс стоял, прислонившись спиной к книжному шкафу. Несмотря на жару, он был в рубашке – а на стул повесил куртку. В волосах блестели капли дождя. Глядя на него, я остро почувствовала, что уже полгода не бывала в настоящем мире. В том, где осталась моя семья. Где вообще вся моя жизнь осталась. За то время, что я училась в ГООУ, там закончилась осень, прошла зима. Дома, наверное, до сих пор лежал снег…

Нет, в ГООУ тоже хватало и снега, и дождей. Мороз вполне натурально кусал кожу, а град стучал ночью по подоконнику. Но все было как-то… понарошку. Здесь никогда не желтели листья. Изумрудный газон не выгорал под палящим солнцем. Клумбы одинаково радовали глаз и при плюс сорока, и при минус сорока градусах. Конечно, глупо ожидать, что Граница будет подчиняться тем же правилам, что и Земля, но… от этого только сильнее хотелось домой.

– Я не понимаю, чего от меня хочет Райли, – озадаченно сообщил Макс вместо приветствия. – Она прислала уже десяток сообщений. Кто такой Дэйв Лазовски?

– Кажется, последний кандидат, которому не повезло пройти ее отбор. А хочет она нам его продемонстрировать, – я и сама не была уверена. – По-моему, она считает, что так их отношения станут более реальными.

– Глупость какая.

– Конечно, глупость. Она влюблена, – проворчала я. Жаль только, не в Лазовски. – Девушки делают глупости, когда влюблены.

Макс наконец улыбнулся – впервые с нашей встречи.

– Кто бы говорил.

И что это должно означать? Мы всё еще оставались оба на своих местах: я замерла у двери, он – на другом конце комнаты. Странная диспозиция, но что-то удерживало меня от первого шага… Нет. Я не буду сомневаться. Он многого мне не говорил, но он никогда не захотел бы подвергать меня опасности. Когда-нибудь я выясню, почему он привел Сагу, а пока мне достаточно этого. Я пересекла разделявшее нас расстояние и обняла его.

– Ты действительно вернулся, – я прижалась к влажной ткани щекой.

– Ты сомневалась?

Я беспокоилась.

– Значит, Райли времени без меня не теряла. А ты?

А я пыталась разузнать имя нашего анонима – что Макс просил меня не делать. Сблизилась опять с Дизом, пусть мы и были теперь друзьями, но все же. Узнала нелицеприятную правду о самом Максе…

– Я познакомилась с библиотекарем, – поведала я самую нейтральную часть информации.

Ладно, это произошло не совсем в его отсутствие, но я ведь еще не рассказывала об этом?

Макс страдальчески вздохнул.

– Почему ты не можешь жить нормальной жизнью и не влипать в неприятности?

Забавно. Максу, видимо, личность библиотекаря была известна.

– Вообще, они сами со мной познакомились. Не могла же я убежать от них с дикими воплями «Изыди, нечистая сила! Не тронь меня!»? Мне там еще книги брать по учебе… – Я помедлила, прежде чем задать вопрос: – А ты как?

Макс тоже ответил не сразу – но я и не ожидала.

– Меня могут забрать отсюда раньше. После этого семестра… После следующего.

Не нужно было уточнять, кого он имел в виду. Охотники, «Хантерс Инкорпорейтед». По договору, заключенному между ними и гени, Макс с рождения принадлежал им. Как и его отец, как и его дед… Рабство. Против которого никто не скажет ни слова, даже в нашем двадцать первом веке.

– Почему?

Он пожал плечами и попытался выдавить из себя улыбку.

– Диплом о высшем образовании мне все равно в будущем не понадобится.

Да, но… Я предполагала, что Макса отправили сюда, чтобы наблюдать за мной. Тогда зачем отменять приказ так рано? Или я была не права?

Или они тоже знали, что мне осталось недолго?

Как же я от всего устала. От интриг и секретов, от страха и попыток сделать вид, что все нормально…

– Пойдем, – потянула я его за руку.

– Куда?

– Все равно. У тебя же нет никаких планов на сегодня?

В коридоре я притормозила и заглянула на секунду к некромантам. Игра закончилась, за круглым столом осталось всего два человека.

– Лизетт, отмажь меня? Если кто-то будет спрашивать, я отошла на пять минут. А через час уже должен Оливер прийти…

Я устала. От ссоры с Софией, от головной боли, от того, что узнала о себе сегодня…

Как-то Макс сказал мне, что в их мире хороших парней не бывает. Возможно, он был прав. Возможно, он знал, что встречу с марой я вряд ли переживу. Возможно, его заставили потребовать с Саги долг подобным образом. Был ли он в таком случае виновен в своем поступке?

Я не буду судить Макса. Потому что, если его вина не доказана, моя – однозначна. Из-за скрытности. Из-за того, что использовала его. Из-за Диза, о котором в последнюю неделю я думала несколько больше – существенно больше, – чем полагается девушке, у которой уже есть парень…

И вообще не буду судить нас. Не сегодня. Просто представлю, всего на пару часов, что мы – двое обычных первокурсников в обычном мире.

– Гулять. Куда глаза глядят. Хочешь, отправимся к кинематографистам, они устроили перед своим корпусом театр под открытым небом. Будем лежать на траве и смотреть старые ужастики. Хочешь – забредем в лес, так далеко, что нас никто не найдет. Хочешь – заберемся наверх башни и будем сидеть на крыше. Ты и я, – никакого ГООУ, никаких Охотников. Никаких проблем. – И свободный вечер. У нас их давно не было, правда?

Мы это заслужили.

Предоставив Дизу разбираться, кто еще получал анонимки, – демон лучше ладил с людьми и по знакомым мог опросить гораздо большее количество студентов, чем я, – я занялась другим вопросом. Если предположить, что анонимки рассылались не всему университету (будь это так, кто-то наверняка пожаловался бы в газету), то… Почему именно коммуникационный центр? Что в нем было такого?

Закрытая секция встретила меня резким светом и моим собственным измученным отражением в зеркале. На этот раз я не стала даже доставать ключ: Бертрам знали, что я здесь. Сами появятся.

Прислонившись щекой к холодному стеклу, я ждала. Прошло минут десять, прежде чем по ступенькам застучали каблуки. И в руки мне сунули дымящуюся чашку.

– Что это?

Запах от варева шел странный: горький, густой, травяной. И в то же время инисто-холодный, будто от него вовсе не поднимался пар.

– Кто из нас учится на зельеварении? – библиотекарь сегодня явились без воронов и вообще выглядели на удивление цивильно. Черные волосы были заплетены в аккуратную косу, вместо джинсов и майки – блузка и скромная юбка ниже колена. – Пей. Поможет от головы.

Здравый смысл подсказывал, что принимать неизвестную бурду из рук демона – не самый умный ход. Но я все равно собиралась доверить им поиски источников, так почему бы не поверить им и сейчас? Поморщившись от запаха, я зажмурилась и залпом выпила содержимое кружки.

– Не знала, что вы еще и в травах разбираетесь, – произнесла я, когда наконец вернула себе способность дышать.

– Проведи пару столетий среди книг, от скуки многому научишься.

Вкус был… потрясающий. Во всех смыслах. Зато тупая боль в висках отступила. И исчез цветочный запах, сладкий и ядовитый, преследовавший меня последние десять минут.

– Мне нужна информация о ГООУ. Особенно о коммуникационном центре… Но вы это и так знаете, – я почувствовала себя глупо.

В самом деле, кому я это говорю?

– Знаю, – библиотекарь по-птичьи наклонили голову на бок, рассматривая меня. – Пойдем.

С этими словами они прошли сквозь зеркало, вызвав лишь легкую рябь на стеклянной поверхности. Поставив чашку на пол, я осторожно последовала за ними. На секунду тело отозвалось острой болью, точно тысячи мелких осколков впились в кожу, а потом я оказалась в пустом коридоре. Мне уже доводилось видеть такие, когда мы с Максом и Райли залезли в закрытую секцию без пропуска.

Но в этот раз библиотекарь вели меня иными путями. Чем дальше мы шли, тем старее становились проходы, тем ниже и закопченнее были потолки. Ковролин сменился паркетом, а тот – стертыми каменными плитами. Штукатурка тоже исчезла, обнажая неровную кладку стен. Когда электрическое освещение заменили факелы, я не выдержала и обернулась: позади была темнота.

Намек ясен, отступать некуда.

– Никто не любит свое прошлое, – заметили Бертрам. – Даже университет.

Заметно. Помещение, в которое они меня привели, напоминало средневековую темницу. За прочной решеткой одной из камер были видны старые картонки с бумагами, ученическая парта освещалась свечой в грубом подсвечнике. Я кинула взгляд на массивный замок, запиравший незадачливых исследователей внутри.

– А выйти оттуда потом можно будет?

– Можно не входить, – библиотекарь были сама серьезность.

Очень остроумно. Я прошла в камеру, замок громко лязгнул за моей спиной. Я обернулась. Засов выглядел внушительно.

– Я зайду за тобой через два часа, – невозмутимо пообещали Бертрам.

– Главное, не забудьте.

Потому что на этот раз я влезла достаточно далеко, чтобы самой не выбраться. И будет у ГООУ одним скелетиком больше…

– Постараюсь.

На лице Бертрама появилась недобрая усмешка, и в следующий миг они растворились во тьме. Я вздохнула. Ладно. За дело. В одной из этих коробок…

Я моргнула. Пока я смотрела на решетку, обстановка внутри вновь изменилась. В глубь подвала уходили алюминиевые стеллажи с папками, секцию освещала тусклая лампочка без абажура, а вместо парты появился круглый стол, на который кто-то положил старый фотоальбом. Выцветшие снимки стройки и котлована на месте коммуникационного центра… Чертежи в кожаных тубусах… А я была права, коридор, который вел к серверным и комнате отдыха, на плане указан не был! Очередной пространственный карман. Бесчисленные отчеты, списки сотрудников, учебные планы некромантов (я заглянула и сразу захлопнула папку; семинар под названием «Судебная практика в области взыскания долгов посредством посмертного труда должника» – это немного слишком) и курсов социальной компетентности…

Проведя ладонью по бархатной обложке фотоальбома, я прошла к стеллажам. Чего тут только не было: архив учебных программ, копии ежегодных отчетов, отправляемых в штаб-квартиру «Хантерс Инкорпорейтед», отпечатанные на глянцевой бумаге и более старые, рукописные… Я сняла с полки executive summary[16] за последний год и пролистала. Статистика поступлений, статистика смертности (а София сильно преувеличивала, говоря про «каждого десятого»), премии и рейтинги, научные достижения…

На одной из полок обнаружился приказ об основании ГООУПиОАатСДиРН, который, согласно «Справочнику первокурсника», мог затребовать любой студент университета. Я уставилась на пожелтевшие от времени страницы.

«Мы, нижеподписавшиеся, принимаем предложения Ордена медведицы об организации в 1816 году Университета. Мы признаем, что на территории Университета в соответствии с заключенным нами Договором будут действовать законы Ордена…»

Орден медведицы? Видимо, в далеком тысяча восемьсот шестнадцатом так называлась «Хантерс». Внизу листа располагались тринадцать подписей. Взгляд зацепился за знакомую фамилию: Уолш.

Я перевернула лист. В приложении была копия того самого Договора, заключенного между магами и людьми. Страница, другая, третья…

Перемирие. Подчинение. Выживание. Рабство. Я могла понять, почему многим не нравился заключенный договор. Он держал Охотников в узде – но магов гораздо сильнее, давая их противникам намного больше прав.

Ни один студент не мог выйти живым, не закончив обучение. Отказ приравнивался к признанию вины. И это только начало. Я была права: ГООУПиОАатСДиРН создали для наблюдения. Каждый из нас был взвешен, обмерян… и, если повезло, признан годным. Потом шли рутинные проверки: обязательные ежегодные отчеты по связанной с магическими дисциплинами деятельности, регистрация и информирование о перемещениях, постоянные проверки бизнеса аудиторами «Хантерс»… Право на расследование при выплесках силы выше нормы. Право на расследование при доносах соседей о незаконно магической деятельности. Право на расследование при малейшем подозрении. В любой момент «Хантерс» могли прийти в мою жизнь, жизнь любого из нас, и перевернуть ее с ног на голову. Я отложила папку в сторону. Что же, черт возьми, заставило тринадцать родов подписать этот документ? Отдать своих собственных детей в заложники самым заклятым врагам? Но это вопрос не на сегодня. А пока…

В чем же дело с центром коммуникаций?

«Я ничего не нашла», – была вынуждена я написать Дизу вечером.

В библиотеке я узнала, что коммуникационный центр ГООУПиОАатСДиРН был построен в последнем десятилетии девятнадцатого века и изначально предназначался только для факультета некромантии. Но с уменьшением спроса на специальность все больше помещений пустовало, и постепенно туда стали въезжать организации других учеников: маркетологов и журналистов, а позже – и студенческие группы поддержки. Я узнала об огромных подвалах для «хранения учебных материалов и проведения ритуалов», о подземных ходах, которые шли из комцентра, стоявшего строго посередине ГООУ, во все стороны. Выяснила причину, по которой в здании пропадали то окна, то двери. Остаточная магия от ритуалов, расположение на Границе и тот факт, что архитектором был Малфас, привели к «частичной разумности неодушевленного создания», как у моего кактуса.

Но я все еще понятия не имела, как это связано с анонимками.

«Потому что дело не в комцентре. Не все, кто получал имейлы, связаны с ним».

Ответ пришел поздно ночью. Услышав сигнал, я выпростала руку из-под одеяла и потянулась за телефоном.

Спасибо, Диз. А раньше не мог сказать? Мне бы не пришлось два часа сидеть в глубине библиотеки, вздрагивая от каждого шороха и гадая, придут за мной или нет.

«Кто?» – коротко поинтересовалась я.

«Ты ее не знаешь».

Еще одна бывшая, что ли? Я зевнула и бросила взгляд на будильник. Половина третьего. И кто из нас теперь на часы не смотрит?

«Ты здесь?» – решил спросить Диз, не дождавшись от меня реплики.

«Сплю», – честно призналась я.

Кажется, это его озадачило. По крайней мере, следующее сообщение пришло после значительной паузы.

«Спокойной ночи, Нат».

Я улыбнулась.

«Спокойной ночи, Диз».

– Территория тех, кого мы называем демонами в узком смысле этого слова, то есть семидесяти двух кругов, поделена на четыре зоны влияния согласно сторонам света. Баал правит на востоке, Гаап на юге, Белет на западе и Белиал на севере. Земли каждого короля делятся на домены высшей знати…

Я тяжело вздохнула и в поисках вдохновения возвела глаза к черному потолку. К сожалению, брал ты специальность насовсем или собирался бросить ее в следующем семестре, кредитные баллы за предметы, доказывавшие, что ты эти полгода не балду гонял, все равно были нужны. А чтобы получить их, требовалось сдать экзамены. Поэтому я уже полчаса пыталась вспомнить какую-нибудь информацию на увлекательнейшую тему «Политические структуры Нижнего мира».

– На своей территории король имеет абсолютную власть, скрепленную ритуальным оммажем. Тем не менее форму правления в Аду мы называем не монархией, а доминатом по аналогии с Римской империей. Причина этого заключается в отсутствии четкой системы наследования. Наследником короля – не принцем, это в Аду отдельный титул, – далеко не всегда становится кто-то из его детей. Как правило, король выбирает сильнейшего из своих молодых вассалов. Выбор наиболее сильного кандидата необходим потому, что по закону силы каждый может бросить вызов и оспорить его. В случае поражения наследника оппонент также получает возможность, несмотря на вассальную клятву, бросить вызов королю, что, как мы знаем из истории, не раз уже приводило к конфликтам и многолетней нестабильности в регионах. «Наследник» – привычное для классических источников название, но более точным является перевод со старого рума – «судия». Короли стары и, как все древние сущности, проявляют мало интереса к повседневным делам. Поэтому управляет регионом большей частью наследник, получающий всю королевскую власть над вассалами. Сама же перспектива со временем занять место короля не так важна, потому что за последние семь тысяч лет четыре короля не менялись, в то время как только в восточном регионе за это время погибло десять судий…

Зебальд со скучающим выражением лица следил за секундной стрелкой на часах.

– А теперь ответь мне на такой вопрос, – терпеливо дождавшись, пока я выдохнусь, он захлопнул крышку луковицы, – почему я должен тебя пожалеть и не отправить на пересдачу?

Не такого дополнительного вопроса на экзамене я ожидала.

– Потому что я рассказала все по теме?

– Ты пересказала написанную мною лекцию. Почти слово в слово. Любой дурак это может.

– Потому что у меня парень вернулся?..

Слабое оправдание. И явно не нашедшее свою целевую аудиторию.

– Если это повод для жалости, советую тебе его сменить. Последняя попытка.

– Потому что я знаю вашу самую страшную тайну?

На миг профессор оторвался от разглядывания исчерченного пола и посмотрел на меня.

– А вот это уже оригинальнее. Давно мои студенты шантажом не занимались. Наверное, потому что в правилах университета этот запрет прописан прямо между пунктами «Запрещается после экзамена вызывать преподавателя на дуэль» и «Запрещается травля преподавателей охотничьими собаками».

– Это не шантаж, – оскорбилась я. – Просто… Деловое предложение?

Не то чтобы я верила, будто мне поставят нормальную оценку, лишь бы я никому не рассказала его «страшный» секрет, но… Зебальд невозмутимо кивнул.

– «Удовлетворительно». Но только потому, что тебе удалось разбудить мое любопытство. В моем возрасте подобное редко случается. Что за тайна?

Я открыла на телефоне фотографию и протянула ему. На сепиевом снимке из архива фотоклуба были изображены двое. Темноволосая женщина была не по эпохе одета в узкие брюки и мужской сюртук, на воротнике белой рубашки виднелась камея. Прищуренные глаза недобро смотрели в объектив. Женщина сидела в кресле, закинув ноги на подлокотник и держа в пальцах с птичьими когтями мундштук. Позади нее, положив ей руку на плечо, стоял бородатый мужчина. Накрахмаленная рубашка, жилет, часы на цепочке… За последний век он ничуть не изменился.

Если у меня и оставались сомнения, их развеяла подпись под карточкой. «Мастер З. Нойнмайстер, глава кафедры демонологии Оккультного института ГООУПиОАатСДиРН, и библиотекарь ГООУПиОАатСДиРН».

– Это ты называешь секретом?

– У вас были с ними отношения, разве нет?

Во взгляде мужчины на снимке, обращенном к Бертраму, явно читался ответ.

– Что с того?

– Разве это не… запрещено? Я имею в виду – вы демонолог, вы убиваете демонов, а они…

– Демон, – закончил за меня Зебальд. – Но покажи мне хоть одного демонолога, который не влюблялся по молодости в демона.

Это оказалось для меня неожиданностью. До сих пор я считала, что большинство демонологов выходцев из Ада ненавидят, а не спят с ними.

Так вот о какой фазе он говорил, спрашивая, не отстранить ли меня от занятий?

– Они иные. Внешне похожи на нас, но чем больше их узнаёшь, тем четче это видишь. И это сочетание человеческого и чужого… Оно может пугать. Может завораживать. Рано или поздно сама поймешь.

Я мрачно подумала, что уже.

– Ладно. Раз я пообещал тебе «удовлетворительно», оценку не снижаю. Но над шантажом тебе стоит поработать. Сходи на курсы по ведению переговоров, что ли… Иди уже, – отмахнулся от меня профессор. – У меня сегодня было пятеро баранов, ты последняя. Я хочу наконец пойти домой.

На выходе я на секунду задержалась.

– Можно вопрос? У вас с Бертрамом… все кончилось плохо?

Вопреки ожиданиям, меня не послали. И не высмеяли. Зебальд ответил серьезно и откровенно.

– Мы оба остались живы. В нашем случае можно считать это счастливым концом.

Глава 6 Мы все умрем

Не поймите меня неправильно, я не питала иллюзии насчет нас с Максом. С самого начала я знала, что это не навсегда. В лучшем случае через три года мы закончим университет (при условии, конечно, что все выживем), и Макс отправится к Охотникам. В худшем… Мои самые долгие отношения не продлились и года.

Но одно дело знать это. А другое – почувствовать, что конец, возможно, гораздо ближе, чем думаешь. Это как со смертью. Все мы знаем, что наши жизни конечны. Но это отстраненное знание не отменяет того факта, что известие о приближающейся кончине становится ударом под дых. И заставляет многое переосмыслить.

Дверь в комнату была открыта. Макс сидел за столом, рассматривая что-то на экране ноутбука.

– Еще десять минут, – виновато сообщил он, когда я подошла и обняла его сзади. – Прости.

– Не извиняйся, – попросила я и перевела взгляд на монитор. – Черт. Это…

Макс поспешно свернул фотографию, но было поздно. У покрытого черной коростой тела угадывались человеческие очертания. Хуже того, детские. Я сглотнула подступившую к горлу желчь и отодвинулась.

Ничто так явно не говорит «романтическое свидание», как изображение обугленного трупа в центре магического круга. Круга… Минутку. Что-то он мне напоминал…

– Там…

– Забудь.

– Там знак Лайхерта. Чтобы отнять чужую силу. Ты мне показывал… Но кто?..

Мог сотворить такое с ребенком, хотела я сказать.

– Еще не знаю.

Макс обернулся, и я, не выдержав, опустила взгляд. Опять подошла слишком близко, ближе, чем он был готов подпустить. Но все же такую ношу нельзя было нести одному, поэтому я спросила:

– Ты расскажешь мне когда-нибудь, чем ты занимаешься для Охотников?

– Когда-нибудь.

Звучало скорее как «Надеюсь, что нет», но прямого отказа я тоже не получила. Уже хорошо.

– Я должен здесь закончить. Если хочешь…

А теперь мне давали возможность уйти. Вернуться в другой раз, сделать вид, будто я ничего не заметила. Я помотала головой и направилась к кровати.

– Лучше тебя подожду. Включу пока мультик, давно хотела досмотреть.

Меня не прогнали. Еще один небольшой прогресс. Я лежала на животе и болтала в воздухе ногами, Макс работал. Сквозь наушники до меня иногда доносился перестук клавиш.

– Если бы я знала, какие демоны страшные, ни за что бы не пошла на демонологию, – прокомментировала я происходящее на экране.

Матрас едва заметно просел под присоединившимся ко мне Максом.

– Кто из них демон?

Я показала.

– Он выглядит как треугольник. Что в этом страшного?

Много чего. Я отмотала серию назад и продемонстрировала.

– Мультик, значит, – впечатленно пробормотал Макс.

– Ага. Райли посоветовала. Они его сначала мелкому включали, а теперь вся семья смотрит.

– Если Райли посоветовала, это все объясняет, – фыркнул он.

Я наконец обернулась. Вблизи залегшие под глазами тени были еще заметнее. И загнанный, безумно уставший взгляд. Хотелось обнять его, сказать, что он не один. Схватить за плечи и как следует встряхнуть, чтобы поделился своими проблемами. Нельзя держать все в себе. Я как никто другой знала, насколько это вредно.

Но… Не подходить слишком близко. Негласное правило. Я поставила видео на паузу и повернулась к нему.

– Ты же хотела досмотреть, – напомнил он; наконец улыбка добралась и до его глаз.

– Успею. Сейчас у меня есть занятие поинтересней… – я осеклась, заметив, как изменилось выражение его лица. – Что?

Повторив за ним жест, я мазнула рукой по своим губам и с удивлением уставилась на окрасившиеся в алый пальцы. Кровь.

Я была не права. Ничто так не говорит «романтическое свидание», как кровь из носа, головная боль и тошнота.

Приступ накатил мгновенно, бурной приливной волной. Так бывало в самом начале ноября, пока Сереш не прописал мне еще ограничитель, но никогда после. Голова раскалывалась, и я уже не была уверена, что говорила иносказательно и череп не треснет в следующее мгновение. Кровь на губах – шла ли она до сих пор из носа или это была та кровь, что я отчаянно пыталась выкашлять? Я не знала. Всего было слишком много, запахов, цветов, ощущений, и мир от этого перестал существовать.

Дождь и уголь, сосновая смола, сиреневый, горчично-желтый, туман, сумерки…

Холод, зима, на обочине подмосковного шоссе лежит колючий, почерневший от выхлопов снег…

Река. Я тону, мертвая вода – черная, густая, на вкус подобная битому стеклу – окружает, и дно все ближе…

Я очнулась, почувствовав, как на лоб мне положили влажное полотенце. Перехватила запястье. Горячее. Макс.

– Ты как? – обеспокоенно спросил блондин. Зрение возвращалось медленно, комната до сих пор была как в полумраке.

Я попыталась ответить, но вместо этого закашлялась, прикрывая рот ладонью. А когда отняла ее, по линии жизни расползлась кровавая клякса. Темная, вязкая.

– Я…

Головная боль снова вернулась, и я сцепила зубы. Поняв все правильно, Макс полез в мою сумку. Достал желтую баночку, протянул мне таблетку. Я хотела оттолкнуть руку, сказать, что уже принимала сегодня, но приближение следующего приступа заставило передумать.

Плевать. Даже если принимала, от двойной дозы не умру.

Стоило заглотить таблетку, как темнота отступила. Магия тоже. На первый взгляд.

– Я принесу воды.

– Подожди.

Макс собрался было встать, но я не дала, вцепившись в рукав его футболки. Только не оставаться сейчас одной. Потому что одной – это самое страшное. Боль понемногу стихала, не исчезая до конца, но смягчаясь до терпимого уровня. До тупого, ноющего ощущения в затылке, преследовавшего меня последнюю неделю. Я сняла со лба полотенце и попыталась сесть, опираясь на Макса. Краски понемногу возвращались, и я… Задрала Максу рукав и нахмурилась. Не показалось. На плече уродливыми шрамами расплывался узор. Две скрещенные стрелы.

– Что это?

Я знала все его татуировки. Полумесяц над сердцем и хамса[17] на правом боку. Надпись на латыни, браслетом шедшая по предплечью, и еще одна, на правой лопатке. (Странно, но из трех человек и нечеловек, имевших ко мне какое-либо романтическо-сексуальное отношение, у всех троих имелись татуировки. С этим надо было что-то делать. Заканчивай тенденцию, Наташа, ни к чему хорошему такие пристрастия не приведут, еще немного – и не заметишь, как обнаружишь у себя на теле чернильный рисунок.)

Но почему я никогда не видела это? Макс недоуменно оглянулся, и я поняла. Конечно. Я видела сквозь иллюзии. Не все, обычно самые слабые. Но если сейчас лекарство перестало действовать…

– Клеймо.

Я сомневалась, что Охотники поставили бы его, только чтобы показать свою власть. И не ошиблась.

– Чтобы я не мог ослушаться… – Его голос звучал глухо и как-то… безнадежно. – Но они не станут его использовать. У них достаточно рычагов и без него.

Коннор. Их мать. Даже я.

Я прижалась щекой к его плечу, чувствуя кожей старые рубцы. Опять я подобралась слишком близко.

– Прости…

Еще один побочный эффект приступа – откат, сильный, как после ритуала призыва. Я и не заметила, как задремала, прижавшись к нему. А когда очнулась, уже наступили сумерки.

– Пойдем, я тебя провожу.

Я покорно позволила поднять себя с кровати. Возвращаться в пустую темную комнату, где пахло масляными красками, а София, не иначе как в отместку мне, начала рисовать какой-то ужастик в черно-золотых тонах, не хотелось. Но возражать сил не было. А Максу уже и так достаточно было сегодня моего общества. Не хватало, чтобы он и дальше со мной возился.

Взяв с меня обещание завтра же посетить медкорпус, Макс поцеловал меня в лоб и ушел. А я, стоило двери закрыться, позволила панике вылезти наружу. Опустилась на постель. Трясущимися руками открыла молнию на сумке. Вывалила на покрывало ее содержимое, нашла банку с лекарством.

И пересчитала таблетки.

Три.

До еженедельного осмотра у Сереша оставалось четыре дня.

Я точно приняла лекарство сегодня утром.

– Я к Серешу, – в подтверждение серьезности своих намерений я навалилась грудью на стойку регистрации в медкорпусе.

Ладно, не столько поэтому, сколько по той причине, что мой рост и высота стойки в комбинации давали только такую возможность увидеть, что творилось по ту сторону.

– У тебя назначено к нему на среду.

Служащая на меня даже не посмотрела. Обидно.

– Он нужен мне срочно. Сейчас. Еще вчера, – голос дрогнул, когда я вспомнила прошлый вечер.

После ухода Макса я вскоре отключилась, и ничто не могло меня разбудить. Ни вернувшаяся ночью София, ни противопожарная сигнализация, трезвонившая сегодня утром, ни паника, терпеливо дожидавшаяся моего пробуждения… Я сглотнула. С утра я приняла еще таблетку, но ожидание следующего приступа дамокловым мечом висело над моей головой.

Недоверчиво изогнув бровь, женщина потянулась к телефонной трубке и набрала внутренний номер. Короткого диалога хватило, чтобы ко мне отнеслись с бо́льшим пиететом.

– Я открою тебе кабинет, подождешь внутри. У профессора сейчас совещание.

Оказавшись внутри, я с интересом огляделась. Все-таки врачебный кабинет выглядит совсем по-разному в зависимости от того, находится ли нужный – и очень пугающий – специалист на месте. Белый пластиковый стол без бумаг казался совсем пустым. На мониторе компьютера цвела бугенвиллея… Я закусила губу и обернулась на дверь. А что, если…

У меня было как минимум пять минут. И мне надоело отсутствие ответов. Я полгода сюда ходила, и все, что слышала, – «Это тебе знать необязательно».

После вчерашнего я в это не верила.

Как там сказал Диз, подобрать пароль – это легко? Проверим. Я подкатила кресло поближе и застыла, не решаясь нажать первую клавишу.

Он ничего не узнает.

Отбросив сомнения, я застучала по клавиатуре. Хоть ГООУ и требовал постоянно менять пароль, к безопасности все относились довольно спокойно. Никакого обязательного сочетания букв и цифр, никаких спецсимволов. Можно было вбить «123456» или «qwerty», и система бы пропустила. Значит, понадеемся, что Сереш поставил не какую-нибудь хитроумную комбинацию, а что-то простое и ассоциативно-понятное. Самым логичным вариантом была фамилия. Я вбила «Баласубраманиан».

Мимо.

Имя тоже не прошло. Тогда я открыла на телефоне фейсбук.

Большинство людей даже не осознает, сколько информации о себе выдает в социальных сетях – причем совершенно добровольно. Паспортные данные, отношения, информация о семье и месте работы, пристрастия и предпочтения… Тонны фактов, которыми любой может воспользоваться. Интересно, я сумею? Дата рождения. Девичья фамилия матери… Я прочитала список зарегистрированных родственников.

Мимо.

Имя матери, имя отца, братья, сестры…

Любимая книга, любимый фильм…

Имя невесты: Анн-Мари.

Фамилия невесты. Ее дата рождения. Фильм, который они смотрели на первом свидании. Место, где Сереш сделал предложение. Дата помолвки…

Мимо, мимо, мимо.

С каждой новой попыткой теряя надежду, я пролистнула ниже, к кадру, где Сереш и блондинка с очаровательными ямочками на щеках сидели за накрытым клетчатой скатертью столом в ресторане. Любимая пицца? В отчаянии я вбила «гавайская». За дверью послышались шаги. Я поспешила перевести компьютер в спящий режим и отпрянула в сторону, делая вид, что рассматривала фотографии на стенах. Кто-то прошел дальше по коридору. Пронесло. Однако возвращаться к компьютеру не было смысла. Стоило признать, что я не Диз, а подобрать пароль не так просто, как он утверждал. Я опустила взгляд на телефон, который все еще держала в руке. Позвонить ему? Не успею. Мое внимание привлекла дверь, ведшая куда-то из кабинета. При мне она всегда оставалась закрыта…

Знаете, чем отличается ведьма от обычной девушки? Не цветом волос. И не характером. Даже у меня он не такой плохой… по крайней мере, я на это надеялась. Нет, ведьма от обычной девушки отличается в первую очередь наличием в сумке мелка и несмываемого фломастера. Потому что никогда не знаешь, когда тебе понадобится начертить пентаграмму, а блеск для губ – не самая удобная для рисования штука, поверьте моему опыту.

Еще раз оглянувшись на входную дверь, я полезла за маркером. Мне были нужны ответы. Я позволяла Серешу отмахиваться от моих расспросов, подозревая, что ответы могут оказаться еще хуже неизвестности, но после вчерашнего… Хватит. Что бы со мной ни произошло в ночь Самайна, оно не закончилось. Я хочу знать, чего ожидать.

Не так-то просто начертить додекаэдр на дверной ручке. Конечно, можно было бы обойтись и без малого круга, одной лишь чистой магией, но для этого требовалось знать строение дверного замка. И иметь очень развитую фантазию. Заклинания в этом плане являли собой удобное упрощение. Не нужно было представлять себе эффект от магии во всех деталях, все уже было заложено в переплетении линий и формулах. Достаточно просто направить магию в них. Нарисованные линии подернулись рябью и впитались металлом ручки, а магия устремилась дальше, к замку. Я была готова поспорить, что слышала, как заработал механизм, и один за другим отодвинулись три засова. После тихого щелчка дверь открылась.

Я потерла внезапно озябшие руки. Странно. С магией всегда уходило тепло, но не от такой же мелочи? Однако сейчас некогда было об этом думать. Пока не вернулся Сереш, стоило попробовать узнать, что находится с другой стороны.

За дверью стояли дешевые алюминиевые стеллажи с коробками. Запасы одноразовых перчаток, новые шприцы, лекарства… Неужели обычная кладовка? Но нет. В следующем проходе все стало гораздо интереснее. И страшнее.

Четыре клетки. Две очаровательные белые крыски с бусинками глаз. Одна менее очаровательная, мертвая. Последняя клетка пустовала. Четвертая крыса нашлась на рабочем столе.

Ее уже подготовили к препарированию. Бедное создание лежало на спине, кожу и мех разрезали на животе и раздвинули в стороны. Но самым ужасным было не это. А золотой отлив, который приобрело ее мясо. И шерстка, которая уже не была чисто белой…

Я вернулась к клетке с мертвой крысой. У нее тоже мех пошел золотыми пятнами, более жесткие новые волоски торчали металлическими иголками. А глаза… Хоть мне так и не завели в детстве крысеныша, я точно знала, что золотыми они быть не должны. И вытекшими тоже.

Кажется, моя паника была не такой беспочвенной, как мне хотелось бы думать.

Еще на столе стояли два штатива с пробирками. Пробирки в одном из них были мне знакомы, Сереш каждую неделю подписывал их при мне, но во втором… Я достала одну из них и посмотрела на свет.

Золото.

Не чистое, как драконья кровь, но… Оно жгло пальцы даже сквозь пластик. Манило обещанием силы. А ее было много, этой силы. Когда я открыла пробирку, магия стала ощущаться еще резче. С ней, пусть и ненадолго, я могла бы не чувствовать себя слабой. Ущербной. Я бы не оглядывалась на Макса и что он может. Я бы не просила помощи у Диза. Я бы…

Я выпустила пробирку из пальцев. Упав на стол, она покатилась по поверхности, оставляя красно-золотые разводы. Черт. У силы имелось одно свойство – она была очень притягательна. Я даже не знала, чьи это были сейчас мысли на самом деле – магии внутри меня, инстинктивно стремившейся к источнику энергии, или мои собственные. Но я вовремя успела остановиться. Почти…

Золото осталось у меня на пальцах. Немного расплескала, открывая крышку. Я поняла это, когда машинально, не задумываясь, поднесла их к губам – и еле слышно простонала, распробовав. Как же мне не хватало этого ощущения после Самайна: будто ты не частица мира, а сам мир, и потому способен на все; словно нет никаких преград и ограничений, только твои желания… Если кто-то говорит о сладости всемогущества, не верьте. Я пробовала его на вкус. Оно соленое и пахнет металлом.

Но было что-то еще. Не антикоагулянт и не крысиная кровь. Что-то знакомое, еле уловимое. Что-то на грани восприятия…

Сереш щелкнул пальцами прямо у меня перед носом, выводя из оцепенения.

– Нашла что-то интересное?

Я вздрогнула. Да как сказать…

– Что все это значит?

– А сама что думаешь?

Индиец смотрел на меня со снисходительным любопытством, как на ребенка: правильно тот не ответит, но вдруг скажет что-то относительно неглупое? Я обернулась посмотреть на мертвых крыс и пробирки с кровью. Попыталась взять себя в руки. Это еще не ответы, но возможность их получить. Надо ею воспользоваться.

– Версия первая, оптимистичная. Ты вколол им драконью кровь, но доза была слишком большой, поэтому те двое умерли.

В таком случае мне ничего не грозило и можно не бояться. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Вариант второй, пессимистичный. Они получили примерно ту же дозу, что и я, и со мной в скором времени случится то же самое.

Я представила себе свое лицо с пустыми глазницами и вытекшим из них золотом. Меня передернуло. Эта перспектива выглядела более реалистичной, но не объясняла один очень важный факт: в пробирках со второго штатива была и моя кровь.

– Третий, нейтральный. На основе антител из моей крови ты пытаешься разработать лекарство для генотерапии, но, судя по тестированию, результаты пока не радуют.

Сереш покосился на меня с неожиданным интересом.

– Сама придумала?

– В сериале подсмотрела, – призналась я; Сереш только хмыкнул.

– Не хочешь пойти ко мне на специализацию?

– Так я угадала?

– Нет. Но у тебя есть задатки к когнитивной деятельности, а это больше, чем можно сказать о многих моих троглодитах. Скажи, что с вами в детстве делают, что вы такие тупые?

Ну да, предыдущие поколения в восемнадцать лет были гораздо умнее. Ничуть не впечатленный моим вторжением, Сереш вытащил из-под стола табуретку и склонился над крысой.

– Главное, не задеть кишечник, – доверительно сообщил он мне. – Иначе запах будет…

Вид скальпеля в его руке заставил меня отмереть.

– Если я не права, то что здесь происходит?

– Засекреченная информация, – скучающим тоном ответил индиец, оттягивая пинцетом стенку живота и начиная разрез; я вздрогнула и отвела взгляд.

– Если это новая версия фразы «Тебе это знать необязательно», то мне она не нравится.

Долго отворачиваться я не смогла. Еще один разрез, и под нижней челюстью крысы показался маленький язычок. Розовый, он был ярко виден на фоне позолоченных внутренностей. Медик аккуратно подцепил его пинцетом, игнорируя меня. Затем настал черед пищевода и трахеи.

– Сереш… – Он все еще делал вид, будто меня тут нет. – Я серьезно. Отчего они умерли?

– Засекреченная информация, – равнодушно повторил он.

А чего я ожидала? Это ГООУ. Я – как Наташа, как личность – никого не волную.

– Мы говорим о моей жизни, и ты об этом знаешь! Тебе не кажется, что ты мог бы хоть что-то сказать?

Хотелось кричать. Закатить истерику. Взять штатив с пробирками и если не опустить на чью-то голову, то хотя бы швырнуть о стенку. Толку от этого, конечно, будет мало, все пластиковое и надежно закрыто, но пар выпустить помогло бы.

– Почему ты пришла сегодня? – внезапный вопрос отвлек от разрушительных мыслей.

От меня не ускользнул цепкий взгляд индийца. Значит, кто-то только изображал незаинтересованность…

– Приступы вернулись.

– Сами по себе? Или сначала была головная боль? Как давно?

Выходит, он ожидал такого развития событий. Даже не знаю, радоваться или опасаться.

– Недели две…

А ведь я могла бы догадаться. По одному лишь запаху нарциссов, преследовавшему меня теперь не только накануне визита в медкорпус, но постоянно…

– Почему молчала?

Потому что сначала грешила на месячные, затем – на стоявшую в ГООУ жару. Потому что почти поверила, что самое страшное уже позади. Потому что позволила себе на некоторое время понадеяться на лучшее. Потому что устала бояться.

– Я тоже умру? – как можно спокойнее поинтересовалась я. – Как и остальные твои эксперименты?

– Все мы умрем. Рано или поздно…

Вот что ему стоило хоть раз ответить по-человечески?

– Сереш… – голос дрогнул; держать себя в руках становилось все сложнее.

Резко отодвинув табурет, медик встал напротив. Я задрала голову, пытаясь прочитать что-то по лицу.

– «Тебе это знать необязательно»? – угадала я.

– Именно так, – согласился Сереш. – Но раз ты настаиваешь… Возможно, ты умрешь. Даже вероятно. Ихор ядовит. Будь ты человеком, умерла бы на месте. Слабого мага такая доза могла свести с ума. Но тебе повезло…

Хорошо везение. Каждое слово чувствовалось как удар в солнечное сплетение. Я присела на краешек стола. Дохлые крысы – это неприятно, но не страшно. Особенно в сравнении с моими перспективами на выживание.

– Ты должна была сама заметить: в твоей крови гораздо больше ихора, чем было раньше. Процесс не прекращается.

– Ты же сказал, что все кончилось, – тусклым тоном заметила я. – Изменений больше не будет.

– Солгал.

О чем он еще солгал, интересно?

– И что теперь? – вырвалось у меня. – Покроюсь зеленой шкурой и поглупею?

Сереш посмотрел на меня как на идиотку.

– Не знаю, – наконец признался он. – В моей практике не было таких случаев.

Как оптимистично. Однако я должна была прояснить еще один вопрос.

– А остановить этот процесс можно?

– Теперь нет. Кровь действительно смешивается. Ее уже не отделить.

Замечательное уточнение. Я вцепилась пальцами в столешницу.

– А в самом начале? Когда у меня еще не было этого? – я подняла одну руку и позволила рукаву упасть, обнажая запястье. – Тогда ее можно было отделить? Сделать переливание. Убрать драконью кровь…

– Возможно, – повторил он. – Вероятно.

Я могла не умирать. Я могла жить. Не сходить с ума от магии. Не бояться.

– Тогда почему?..

– Им это не выгодно.

Не нужно было уточнений, чтобы понять, кого он имел в виду. «Хантерс Инкорпорейтед».

– А моя смерть им выгодна?

– Это был бы нежелательный побочный эффект.

«Нежелательный». Какое утешение.

– Зачем все это?

– Закрытая информация, – снова отозвался индиец. – Но тебе точно стоит перевестись ко мне. Ты сделала почти правильные выводы! Пара десятков лет, и я смог бы тебя научить…

У меня не было пары десятков лет. У меня, возможно, и года-то не было. Я встала – неуверенно, опираясь на холодную поверхность стола. Слепо посмотрела на препарированную крысу: скоро меня будет ждать та же участь.

– Сколько мне осталось? Месяц? Неделя? День?.. Сереш!

– Не знаю.

Звучало как приговор. Он не знал – но не стал меня разубеждать или врать, что у меня больше времени в запасе. Я почувствовала ладонь у себя на затылке и вздрогнула. От кого не ожидала проявления сочувствия, так это от Сереша. Пусть он и ответил на мой вопрос…

Но именно он был виновен в том, что со мной происходило. Сам признал это.

– Позволь дать тебе совет. Не думай об этом. Я видел безнадежно больных людей, которые доживали до старости. И я видел молодых, полных сил и энергии, которые погибали от нелепой случайности. Ничего не изменилось. Если тебе суждено выжить, ты будешь жить.

Все изменилось. Если раньше у меня была надежда на то, что предсказание баньши окажется ошибкой, то теперь… У меня ведь нет ни одного шанса, правда? Так или иначе, я скоро умру.

Я скинула его руку. Наклонилась за сумкой – даже не заметила, когда ее уронила. Медленно направилась к выходу.

– Я бы приняла твой совет. Полгода назад. Когда еще верила тебе.

Но не теперь.

Я честно пыталась сдержаться. Не плакать. Не думать о том, что сказал Сереш. Не вышло. Меня хватило только на то, чтобы дойти до уборной в комцентре, и я осела на плиточный пол, давясь рыданиями.

Я не хотела умирать. Я хотела жить, пусть даже в этом сумасшедшем, неправильном, волшебном мире. Я хотела вернуться к родителям и обнять их. Я хотела прогулок по раскаленной набережной летом и запаха мандаринов и елки зимой…

Но что толку об этом мечтать? Теперь надо думать, что делать дальше. Я встала и оперлась на раковину. Чем хороша бурная истерика: рано или поздно она заканчивается. А после нее на переживания сил не остается.

Первый шаг стал очевиден, стоило только взглянуть в зеркало: умыться. Опухшие веки и темные потеки на щеках – не то, что следует показывать остальному миру. Особенно в такой момент. Поплескав водой себе на лицо, я кое-как стерла остатки макияжа и полезла в сумку за косметичкой. Механические действия успокаивали и давали время на размышления.

Учеба и подработка в газете в свете моих перспектив лишались всякого смысла. Но бросать их все равно не хотелось, пусть и из безумной надежды, что все еще обойдется. Один шанс на миллион, не больше, – но именно такие обычно и сбываются. И пусть я не хотела надеяться… Наверное, это какой-то инстинкт. Свойственный каждому человеку от рождения. Верить в лучшее до последнего. А иначе как бы человечество не сдалось и выжило?

Родители. Находясь в ГООУ, я мало что могла изменить, но… зря я их избегала все это время. Но кто же знал, что иной возможности у меня не будет. При мысли о них, о том, каково им будет потерять второго ребенка, я сжала в трясущихся пальцах футляр от туши.

Не могу так.

Всхлипнув и зажав рот ладонями, я снова сползла по стенке. Подтянула колени к груди, опустила на них подбородок.

Не могу.

Не хочу умирать.

И думать не хочу. И чувствовать. Из прострации меня вывел скрип открывающейся двери. Я подняла голову. Внимательно посмотрев на меня, Диз со вздохом поставил лейку – в веселый зеленый цветочек – на раковину и опустился на пол у противоположной стены.

– В холодильнике есть пиво, а у Гала где-то должен стоять виски. Насколько все плохо?

Столько не выпьешь, вот насколько.

– Хочешь поговорить?

Нет. Что я могла сказать? «Мы все умрем»? Не новость. «Я умираю»? Малознакомым людям такое не сообщают. А близким – тем более. Не та ноша, которую хочется разделить. Да и зачем причинять кому-то боль? Все равно ничего не изменить. Я снова спрятала голову в коленях.

– Я чувствую себя такой старой, – глухо призналась я. – Будто мне не восемнадцать, а все двадцать пять.

– Ну да, – согласился со мной Диз. – Потому что двадцать пять – это глубокая старость.

Я невольно хихикнула и тут же погрустнела. Очень глубокая, не всем до нее дожить суждено.

– Добро пожаловать в вечность, – добавил он. – Ты никогда до конца не повзрослеешь, но и чувствовать себя ребенком уже не получается, верно?

Верно. Я не осознавала этого раньше, но детство закончилось для меня только с поступлением в ГООУ. До того я всегда могла положиться на семью, здесь же я была сама по себе. И поблажек из-за возраста тут никто не делал.

Забавно вообще; полгода назад для меня было шоком узнать, что маги способны жить по несколько столетий. Открытием – и весьма неприятным. Сейчас я была бы счастлива, скажи мне кто, что смогу жить вечно…

Больше Диз ни о чем не спрашивал, и я была ему за это благодарна. Как и за то, что остался рядом. Позволил поверить, что я не одна.

– Зачем тебе лейка? – нарушила я наконец молчание.

Диз, все это время смотревший куда-то поверх моей головы, отвлекся от созерцания и скорчил страдальческую гримасу:

– Ник подарил Лине какую-то цветущую хрень в горшке. Поразительно мудрое решение, надо заметить: за столько лет мог бы понять, что у нее даже кактусы не выживают. Пришлось одалживать у некромантов. Жалко цветок, засохнет же.

Я невольно улыбнулась. Демон смерти, заботящийся о комнатном растении… На самом деле это было очень в его духе. Спасти цветок. Помочь незадачливой первокурснице. Просто потому что так правильно.

Интересно, если бы я ему сейчас все рассказала… Нет. Я отбросила эту мысль.

– А некромантам лейка зачем?

– Знаешь, как из нее удобно кровь на ритуальный круг наливать?

Даже не подозревала. Яркие цветочки на оранжевом фоне выглядели уже не так мило. Однако пора было вставать. Мне стало легче – настолько, насколько это было возможно. Диз тоже плавно поднялся с пола и отряхнул руки.

– Если ты уверена, что ничем не хочешь поделиться…

– Я в порядке.

Он недоверчиво хмыкнул.

– В таком случае я бы на твоем месте докрасил второй глаз. Иначе тебе могут не поверить.

– Надеюсь, на моем месте ты бы вообще глаза не красил, – проворчала я, берясь за пудреницу и проверяя свое отражение.

И правда, чуть не забыла. Диз на мгновение задержался на пороге.

– Если передумаешь, – сообщил он, – я рядом. Тебе нужно только позвать.

Щедрое предложение. Без шуток.

– Я знаю.

Как ни странно, работа помогла отвлечься от невеселых мыслей. Я настолько закопалась в редактуру, что и не заметила, как пролетело несколько часов. Только отреагировав на телефон, прогудевший, что пришло новое сообщение, я оторвала взгляд от компьютера и заметила, что в комнате не одна. Пока работала, на подоконнике устроился с сигаретой Диз, пристально наблюдавший за мной. Я ответила ему тем же.

– О чем задумался? – наконец спросила я, первой отводя взгляд.

– О звездах. О том, какими далекими и холодными они кажутся и какие они раскаленно-горячие на самом деле. Красиво.

Я подошла к нему и перегнулась через подоконник. Действительно, в стремительно синевшем небе уже виднелись звезды, слишком близкие, чтобы быть настоящими. Вон там Водолей, что ли? Кажется, сегодня мы попали в Южное полушарие.

– В первую очередь это опасно. Ты знаешь, что температура некоторых звезд достигает пятидесяти тысяч градусов и больше?

– В этом весь смысл, – он снова повернулся ко мне; в темноте зеленые глаза горели не хуже обсуждаемых нами звезд, – в опасности.

Псих.

Демон.

Вечно у них какое-то свое представление о мире… Почувствовав в воздухе сладкий аромат, перебивавший запах вянущих нарциссов, я принюхалась.

– Признайся, в этих сигаретах у тебя ведь не только табак намешан?

Диз протянул мне вторую.

– Хочешь проверить?

– Нет. И курить в ГООУ запрещено.

В доказательство, что плевать он хотел на это правило, демон выпустил дым мне в лицо. Я поморщилась.

– Зачем ты здесь? – Подоконник был длинным и широким, и я села рядом.

– Бывают ночи, когда нельзя оставаться одной. Даже если очень хочется.

Что-то похожее он мне однажды уже говорил, обнаружив на кухне общежития.

– Я не…

«Покончу с собой, если ты на это намекаешь». А если это неправда? Напророчили же мне самоубийство.

– Я не одна, – возразила я, чтобы хоть что-то сказать. – Меня сейчас Макс заберет.

– Пусть. А пока его нет, я составлю тебе компанию.

Судя по тону, это не обсуждалось. Я хотела было съязвить на этот счет, но вовремя остановилась. Прогонять его не хотелось. Поэтому промолчала и посмотрела за окно. Небо уже казалось чернильно-синим. В ГООУ фонарей не было, но это никому не мешало. Еще один плюс магии при всех ее минусах: ночное зрение она не давала, но ты всегда знал – тем странным, шестым-восемнадцатым чувством, – что вокруг происходит. Поэтому появление Макса не стало для меня неожиданностью.

– Курение в ГООУ запрещено, – настороженно сообщил он, увидев Диза.

– Она, – тот ткнул в мою сторону сигаретой, будто вокруг было много людей и можно было спутать, – говорит то же самое.

Макс перевел взгляд на меня.

– Привет, – улыбнулась я, извиняясь. – Одну секунду, сумку только захвачу.

Перелезая через подоконник, я не могла не отметить, как Диз машинально протянул мне руку, предлагая опереться, но тут же ее отдернул. Ну да. Не та ситуация, не та девушка… Диз так и остался в редакции, а я привычно переплела пальцы Макса со своими. Сейчас бы дойти до общежития, заснуть и представить завтра, что сегодняшний день был всего лишь страшным, неприятным, но сном…

– Что сказал Сереш? – обеспокоенно спросил Макс, стоило нам отойти.

– Ничего. Моя глупость, забыла вчера принять таблетку…

Соврав, я поежилась. Даже спиной я чувствовала тяжелый, как у всех демонов, взгляд.

Несмотря на жару, ночи тут могли быть очень холодными. Я попыталась еще плотнее закутаться в кардиган, прячась от утренней прохлады. В такой ранний час кампус был совершенно пуст, поразительное и немного пугающее зрелище в бурлящем жизнью ГООУ. За всю дорогу от общежития к коммуникационному центру мне никто не встретился. Ничего удивительного на самом деле. Половина пятого утра: все, кто не спал, разошлись по комнатам, а даже самые прилежные из студентов встанут только через пару часов. Лишь подоконник нашего склепа все еще был занят Дизом. Интересно, он вообще уходил? Или так и провел ночь здесь?

– Дай руку, – попросила я.

– А как же «Рапунцель, Рапунцель, спусти свои волосы»? – лениво поинтересовался компьютерщик, но ладонь протянул.

Взгромоздившись с его помощью на подоконник, я устроилась на противоположном конце и с завистью посмотрела на Диза.

– А еще одна сигарета не найдется?

Нашлась. Достав из воздуха, демон передал ее мне.

– Не знал, что ты куришь.

– Я и не курю, – невнятно пробормотала я, выбивая пальцами огонек. – Только когда очень херово.

Он поднял брови в притворном изумлении. Да-да, лексика, знаю.

– Значит, осенью все было еще не настолько плохо?

Выходит, что так. Я промолчала, но Диза это не остановило.

– Учитывая, что на улице только занимается рассвет, ты в том же платье, что и вчера, и плохим настроением от тебя несет за милю, можно предположить, что свидание прошло не слишком здорово?

Я покосилась на него, пытаясь понять, насколько участие в его голосе было искренним. Оно не должно было присутствовать – демон ведь. Бесчувственный и безжалостный демон. И все же – едва различимое, но оно слышалось…

– У нас с Максом все хорошо, – сообщила я, поджимая губы. – Все замечательно.

Так замечательно, что хочется кого-нибудь убить. Себя, например. Фигурально выражаясь.

– Тогда в чем дело?

Да нет, вроде бы искренним. После некоторых колебаний я решилась спросить.

– Как думаешь, я… хорошая?

– Если ты имеешь в виду «хорошая» как «не пью, не курю, вру исключительно из гуманизма»…

То ответ был очевиден. Пью. Курю. Лгу постоянно, другим и самой себе, из самых эгоистичных побуждений. Я затянулась сигаретой и покачала головой. Сама виновата, хотела узнать ответ.

– Но, как по мне, если ты задаешься подобными вопросами, ты не так и плоха. – Я фыркнула: сомнительный комплимент, как и все, которые я от него слышала. – Правда, не уверен, что ты спрашиваешь того, кого следовало бы. «Хорошая», «плохая»… Какая разница? Это всё роли. И если тебе в них тесно, откажись от них. Наплюй на свои шаблоны и стереотипы и делай то, что хочешь. Потому что «счастливая» – единственное прилагательное, которое на самом деле имеет значение.

Вот чего-чего, а такого – серьезного, даже слишком, – ответа я не ожидала. А еще я не думала, что какая-то часть меня с ним согласится. Жаль только, что воспитание категорически отказывалось признать его правоту и объясняло, что оправдывать плохое поведение каким-то мифическим счастьем – самый легкий и, соответственно, неправильный выход. Я скованно улыбнулась.

– Звучит немного эгоистично.

– Знаю. А еще весьма сомнительно с морально-этической точки зрения, – в тон мне ответил Диз. – Поэтому, думаю, мир еще не скоро увидит первого демона-психотерапевта. А теперь колись: что у вас все-таки случилось?

Я солгала Максу. Впервые. Я могла молчать или уходить от темы – но до его вопроса о Сереше я никогда не говорила ему неправду. Отчасти потому что подозревала, что он все равно узнает, отчасти потому что не хотела. Потому что Макс не заслуживал такого отношения к себе.

Но вчера я нарушила это правило. И продолжала врать ему всю ночь.

– Он пригласил меня на университетский бал, – сказала я вместо этого.

На мгновение на лице демона проступило неподдельное удивление, а потом он расхохотался. Что? Я не кривила душой, когда говорила, что – объективно – у нас с Максом все было хорошо. Идеальные отношения, как заявила мне Райли. Поцелуи на ночь и кофе по утрам. Лениво проведенные выходные и совместные выходы «в свет».

Только один из нас никогда ничего не говорил о себе. А вторая обманывала их обоих. В раздражении я скомкала сигарету в кулаке, а когда раскрыла ладонь, невесомую серую пыль унес ветер.

– И в чем проблема? – спросил Диз, отсмеявшись.

В том, что я приняла приглашение. Хотя знала, что скорее всего до мая, когда в ГООУ соберутся спонсоры и выпускники, а студентки будут спешно заказывать еще одно (десятое, вдруг оно окажется тем самым) вечернее платье, не доживу. Но не смогла отказаться – тогда пришлось бы рассказать правду. А признаться в ней у меня не было сил. Я знала, что увижу: страх за меня, упрямое нежелание принять факты и жалость. Максу, пережившему подобное со своей матерью, это было не нужно. А мне – тем более. Соблазн окончательно размякнуть, позволить кому-то другому позаботиться обо мне, показать себя слабой был и так слишком велик.

– Я не танцую.

– Не бывает людей, которые не танцуют, – не поверил мне Диз.

– Одна из них сидит сейчас перед тобой. Никогда не училась.

Даже не хотела. Мне это казалось глупым: платья в пол, музыка, которая уже давно никому не нравится, попытка не столько возродить величие былых эпох, сколько вписаться в него… Но сейчас я бы все отдала, чтобы увидеть университетский бал ГООУ своими глазами.

– Да чему там учиться…

Я с интересом посмотрела на Диза.

– Так ты еще и вальсируешь?

Почему-то меня это не удивляло. Диз – да и многие другие демоны, которых я видела, – обладал грацией, сразу выделявшей его среди обычных людей. В сравнении с ним я чувствовала себя неуклюжей.

– Если бы только это, – айтишник закатил глаза. – Чаще отец требует сыграть вольту[18]. Лучше бы вальс. Вальс – это легко.

– Кому легко, – проворчала я, – а кто лучше постоит в сторонке…

Все, что я знала о вальсе, укладывалось в одно предложение: в нем было три такта. Остальное казалось тщательно срежиссированным спектаклем. Диз понимающе хмыкнул и спрыгнул с подоконника.

– Позволишь?

Я посмотрела на протянутую мне руку.

– Шутишь?

Диз покачал головой.

– Вальс – это просто, – повторил он. – Если хочешь, я тебе покажу.

Если бы мы находились в книге, наверное, это был бы романтический момент. Раннее утро, когда мир еще спит. Двое, связанные многими секретами. Безнадежно влюбленная девушка и… демон, которого хрен поймешь. Но это я отвлеклась. Предложение научить танцевать. Ощущение близости партнера. Девушка неловко повторяет движения за ним и смущенно краснеет, когда не удается. Рука в руке, ее пальцы едва заметно подрагивают от волнения. Его правая рука лежит на ее лопатке – и по мере танца спускается все ниже, будто случайно…

Только это была не книга. Я встречалась с Максом, которому и так не повезло с девушкой, у Диза была Эрика, а умение танцевать мне все равно не пригодится. Я вздохнула.

– Ты нашу разницу в росте видел? – я улыбнулась, пытаясь смягчить отказ. Хотя для кого я старалась? Соглашусь или нет, Дизу по большому счету все равно. – Мы даже когда просто стоим рядом, смешно выглядим. С такой разницей не танцуют.

Он равнодушно пожал плечами и зевнул. Как я говорила: Диз был не из тех, кто расстраивается по мелочам… вообще расстраивается. Я слезла с подоконника и пошла к своему месту.

– Мне нужно работать. Кстати, а что ты здесь всю ночь делал?

– Ник попросил подменить. У них с Каталиной сегодня какая-то дата.

Так просто они не сумели бы ее отпраздновать, потому что Лина работала в дневную смену в IT, а Ник сидел в коммуникационном центре по ночам. Меня всегда удивляло, как они умудрялись жить вместе, почти не видя друг друга. Диз посмотрел на часы и с удовольствием потянулся.

– До конца смены три минуты, так что я пошел. Если кто будет звонить, пусть с ними уже Гал разбирается.

Стоило мне остаться одной, как тяжелые мысли вернулись. Я поспешила включить компьютер, пытаясь отвлечься от них. Спасибо, что сегодня обошлось без анонимных писем в почтовом ящике. «Смерть придет в этом году»… Придет, куда она денется. Я открыла файл с программой празднования двухсотлетия ГООУ на ближайшие месяцы и замерла, пораженная запоздалой догадкой.

«В этом году ГООУПиОАатСДиРН отмечает юбилей…»

«Смерть придет в этом году…»

Не могло же все быть настолько очевидно?

Я собрала волосы в хвост и посмотрела на пустовавшую кровать напротив моей. Семь утра, а София так и не пришла. За последнюю пару недель я могла сосчитать по пальцам одной руки, сколько раз ее видела, и это начинало меня беспокоить. Пока я раздумывала, не послать ли ей очередную эсэмэску, зазвонил будильник. Не глядя, я прихлопнула его крышку рукой и принялась закалывать челку. Сообщение от Диза, пришедшее вчера после занятий, заставило меня срочно поменять планы на сегодняшнее утро. Впрочем, хорошо. Мне все равно нужно было с ним поговорить.

Я усмехнулась, вспоминая переписку.

«Ты ведь помнишь, что нам еще доклад писать по русской литературе?»

Я и не забывала. В отличие от кое-кого другого.

«Только не говори, что уже начал читать Булгакова».

«Нет, – честно признался айтишник. – Но у тебя будет уникальный шанс все мне пересказать».

Мечтала о такой возможности всю жизнь. Это сарказм, если что. Все-таки не выдержав и послав Софии сообщение, я пошла на встречу. Диз ждал меня на кухне. Не отрывая взгляда от ноутбука, протянул мне кружку. Кофе в ней был черным, крепким и потрясающе вкусным. Что уж говорить, Диз не только с людьми, но даже с полуразумной кофемашиной умел найти общий язык.

– Спасибо, – сказала я, грея руки о чашку. В последние дни пальцам все время было зябко, хотя жара из ГООУ не уходила.

– Не за что. На стойке сверток, Нора просила тебе передать.

Я обратила внимание на бумажный пакетик и потянулась за ним. Внутри оказалась баночка с таблетками.

Уходя от Сереша, я и забыла попросить его о новой порции лекарства. Слишком зла и напугана я тогда была. А потом возвращаться с виновато опущенной головой мешало упрямство. Как-то неловко: устроить сцену и тут же прибежать просить помощи. Так что новая доза пришлась как нельзя кстати. Открутив крышку, я заглотила таблетку и запила ее остатками кофе. Странно. В этот раз ощущения были другими.

– Зачем ты сидишь на блокаторах?

Я обернулась на голос: зеленые глаза за оправой очков смотрели на меня строго и неодобрительно.

– Я не…

– Не ври. В меня достаточно их заливали, чтобы я узнал запах.

Я недовольно пожала плечами. Утро, начавшееся неплохо, казалось уже не таким радостным. И кофе закончился.

– Ты знаешь, что ты себя так угробишь?

Не успею.

– Знаю.

За этот ответ я удостоилась еще одного внимательного взгляда.

– Где сядем? Останемся здесь или пойдем в гостиную? – сменил тему Диз.

Похоже, того, что я осознавала последствия, ему было вполне достаточно, отговаривать меня он не собирался. С одной стороны, я была рада, что избежала расспросов. С другой… безразличие немного задевало.

– Пошли в гостиную.

О своем решении я пожалела сразу, как навстречу мне бросился небольшой розововолосый ураган.

– Натусик!

Услышав свое имя, я машинально сделала шаг назад, лишь по счастливой случайности избегая столкновения с Дизом. Карис это не смутило, она все равно кинулась меня обнимать.

– Так давно тебя не видела! – Правда; в расписании практикума по демонологии у меня сейчас было несколько недель перерыва. – Я соскучилась! Когда у тебя следующее занятие? Мы сейчас с мальчиками собирались в бассейн, пошли с нами?

– Я немного занята, – полузадушенно пискнула я. У Райли последние две недели были экзаменационными на ее факультете, а без компании рыжей я уже успела отвыкнуть от такого напора. – Но спасибо.

Диз, шедший позади меня, деликатно кашлянул. Карис сделала вид, что только сейчас обратила на него внимание. По ее губам скользнула недобрая усмешка.

– Амавет, – произнесла она, не убирая руки с моего плеча.

Тот недовольно скривился.

– Карис. Давно не встречались.

«Хотелось бы подольше», – явно читалось в выражении его лица.

– Как твой отец, Амавет? Все так же зол?

– Это его обычное состояние. А ты куда-то собиралась, – с нажимом произнес он.

Всего секунды, на которую он прекратил прятать свою силу, хватило, чтобы все правильно поняли намек. Возражать Карис не рискнула. Отпустила меня. Кликнула своих «мальчиков» в количестве трех штук (восхищенно-бессмысленные взгляды студентов заставляли подозревать либо меня в полной женской несостоятельности, либо ее в использовании родового дара) и ушла. Даже не попрощалась.

– Занятие? – переспросил Диз, наблюдая за ее отступлением.

И ведь не отстанет. А я так надеялась удержать это в секрете.

– По демонологии.

– Ты взяла демонологию в качестве специализации?

Судя по тону, его это забавляло. Я с вызовом посмотрела на Диза – что немного сложно, когда противник выше на голову с лишним, но мне удалось.

– Да, взяла. Хочу знать, как от вас защититься. Потому что в прошлом семестре я не знала. Я была слабой и беспомощной и только ждала, пока меня спасут. А я не хочу, чтобы меня спасали. Еще вопросы?

– Дело только в этом?

– Да, – голос дрогнул.

Хотелось бы мне звучать сейчас увереннее, но… Диз тактично сделал вид, что ничего не заметил.

– В левом углу есть свободный диван, – миролюбиво предложил он.

И я даже догадывалась, почему его не заняли. Потому что он стоял дальше всех от кондиционера. От духоты голова разболелась вновь.

– Когда уже эта жара уйдет, – простонала я, откидываясь на подушки.

– Через две недели, я смотрел в приложении, – Диз снова уткнулся в компьютер. – Ты всегда можешь снять кардиган, ты ведь это понимаешь?

Я не могла. Он прекрасно знал почему.

– Если они тебе так мешают, скрой их под иллюзией.

– Не умею. У меня не выходят иллюзии. – Он недоуменно покосился на меня, пришлось объяснять: – Поскольку я вижу через них, я не чувствую, удались они мне или нет. Вот они и не получаются.

Кажется, мне удалось удивить Диза. Хотя пытаться понять его реакцию в большинстве случаев все равно было бесполезно.

– Ты видишь сквозь иллюзии? – уточнил он. Я кивнула. – Интересно… Дай руку.

Несмотря на мои протесты, он задрал рукав, пальцы пробежались по моим шрамам.

– Вторую.

– Откуда я знаю, что ты что-то сделал?

Для меня мои руки выглядели точно так же, как и всегда: золотые росчерки на незагорелой белой коже. А магию я уже не чувствовала: в этот раз эффект от таблетки оказался гораздо сильнее.

Диз хмыкнул и перехватил проходившего мимо нас студента:

– Скажи, ты что-нибудь видишь?

Тот оторвался от учебника и очумело посмотрел на нас. Все ясно. Я с наслаждением скинула кофту. Сразу стало легче.

– Понятия не имею, почему твой Охотник до сих пор этого для тебя не сделал.

Я тоже не знала. Меня саму теперь очень занимал этот вопрос, ведь Макс понимал, как я переживаю из-за отметин, почему не предложил такой выход? Причем решение было настолько простым и очевидным, что мне даже в голову не пришло. Червячок сомнения грыз изнутри, но я решила отложить эту тему до встречи с Максом.

– Ладно, с чего начнем?

– Я тебе переслала файл на почту, можешь посмотреть сначала его? – попросила я.

Диз повиновался и развернул график на весь экран.

– Что это?

Точно не «Мастер и Маргарита».

– Статистика смертности студентов ГООУ за последние двести лет. Нет, я не шучу, – добавила я, предупреждая вопросы.

Вчера я потратила несколько часов на просмотр всех годовых отчетов в библиотеке ГООУ. Бертрам были в восторге от такого рвения. Демон обернулся и, прежде чем я успела отодвинуться, потянулся к моей голове.

– Эй! – возмутилась я, когда он вытащил из челки невидимку.

– Всего одна. Оставшихся двух тебе вполне хватит.

Дело было не в количестве, а в личном пространстве. Но кому-то этого было не понять. Диз убрал волосы с лица, заколол моей невидимкой и прокрутил график дальше.

– И что?

– Я подумала, в письмах все время говорится «скоро» и «в этом году»… А что у нас будет в этом году? Юбилей основания ГООУ. Вдруг это как-то связано? И тогда я решила посмотреть, не было ли чего-то подобного в другие годы. Если ты сравнишь тысяча восемьсот шестнадцатый и девятьсот шестнадцатый… В первый год еще ладно, тогда было рекордное количество смертей, но сто лет назад… Все это время количество летальных исходов падало, а тогда оно не просто осталось на уровне предыдущего года, а даже выросло на семнадцать случаев. Что, если это как-то связано?

– Или это статистическое отклонение. Год основания не показателен, а семнадцать смертей – это смешная погрешность.

– А вдруг? – продолжала я упорствовать. У меня впервые за все это время появилась теория, и я не была готова с ней расстаться. – У тебя был доступ к личным делам студентов. Он остался? Ты не мог бы скинуть мне, кто умер в ГООУ в восемьсот шестнадцатом и девятьсот шестнадцатом и от чего?

Диз тяжело вздохнул, понимая, что так просто от меня не отделается.

– Я посмотрю, что смогу сделать.

Глава 7 Прогнать меня ты уже не сумеешь

Мир принадлежит «жаворонкам». Они завоевали его еще в те далекие времена, когда придумали рабочий день с восьми до пяти, не оставив другим ни единого шанса. Сами посудите: ни один нормальный человек не сможет в восемь утра в понедельник выдать вдохновенную речь, впечатлить руководство идеальной аргументацией и замотивировать коллег на великие свершения. Ни один.

– Извините.

Я влетела в редакцию спустя десять минут после начала еженедельного собрания. Оливер уже что-то вещал перед зевавшими зрителями. В круге из стульев пустовало два места: рядом с главредом и справа от Диза. Рассудив, что из двух зол выбирают меньшее, я уселась сбоку от айтишника.

– А вы что здесь делаете? – шепнула я ему. По другую сторону от Диза сидела Каталина со стаканом кофе в руках.

Вместо ответа Диз молча кивнул на второе пустовавшее место… которое уже успел занять возникший из ниоткуда мессир Джонатан. Хорошее начало трудовой недели, ничего не скажешь.

– …И на этом я передаю слово представителю администрации, который лично будет курировать проект, – завершил свое выступление Ол.

Знать бы еще, о чем шла речь… Я успела расслышать словосочетания «трансформация информационного пространства», «актуализация информации» и «новый формат новостей», но это могло значить что угодно. Телефон в кармане завибрировал.

«Они хотят запустить, кроме ежемесячного журнала, сайт с ежедневными обновлениями».

Я бросила взгляд на Диза: тот еле заметно кивнул. Замечательно понедельник начинается. Ладно, были бы просто новости, но сайт…

«И вы не против?»

«Смотри».

– Одну секунду, – хмуро начала Каталина, перебивая секретаря ректора. – Я помню, что в моем контракте стоит «оказание любого рода помощи», я смирилась с тем, что мне приносят на починку чайники, я согласилась стряхнуть пыль с вашей базы поиска танцевальных партнеров, не знаю, какой укурок в каком десятилетии ее писал… Но вести для них сайт? На это я не подписывалась.

Все замерли, ожидая реакции мессира Джонатана, даже Ким, баюкавший фингал под левым глазом, отнял от щеки гелевый компресс и с любопытством посмотрел на колдуна.

– Плюс пятнадцать процентов к зарплате, – не моргнув глазом озвучил секретарь ректора.

– Вопрос снимается, – приняла предложение Лина.

Однако стороны быстро пришли к соглашению. Телефон у меня в руке снова подал сигнал.

«Бесполезно. Мессир Джонатан от идеи не отступится, а за прибавку Лина меня с костями сожрет».

Я усмехнулась. Важное уточнение, учитывая, что, кроме костей, там почти ничего и нет. Следом за первой пришла следующая эсэмэска.

«Ты оказалась права».

«В чем?»

«Те семнадцать смертей не были случайностью».

Я же говорила! И снова сообщение пришло еще до того, как я успела ответить.

«Все смерти в ГООУ тщательно документируются для Охотников. Время, место, причина, характер повреждений, действия, предпринятые для реанимации… Эти – нет».

Интересно. Что скрывал ГООУ? Я застучала пальцами по клавишам, но вежливое – и немного угрожающее – покашливание заставило меня прерваться.

– Мадемуазель Соколова, мы вам не мешаем?

Мессир Джонатан успел подняться со своего места и теперь возвышался надо мной. Прозрачные глаза неодобрительно смотрели на смартфон, зажатый в ладони.

– Простите.

– Ничего страшного. Мы только обсудим таймлайн проекта и схему взаимодействия ваших департаментов и более не будем вас задерживать. Судя по вашему виду, вам не терпится вернуться к своим рабочим обязанностям. Напомните мне, когда вы должны доделать новость о конкурсе?

– Сегодня.

Полурекламное сообщение о конкурсе на лучшую идею к двухсотлетию ГООУПиОАатСДиРН так и затерялось где-то на столе, написанное наполовину. Последнюю неделю мне было немного не до того, но я сомневалась, что смерть, не только предстоящая, но и случившаяся, может послужить для мессира Джонатана достаточным оправданием.

– Уверен, вы успеете передать мне его сегодня.

Я храбро улыбнулась ректорскому секретарю и убрала телефон в карман, показывая, что я вся внимание.

– Я заберу ее на пять минут, – Диз перехватил меня, когда все начали разбредаться по делам; Оливер, на ходу диктовавший мне список поручений, удивленно воззрился на нас, но протестовать не стал. – Пошли.

Я послушно засеменила следом, гадая, что ему удалось нарыть. Но, прежде чем я успела получить ответы, у Диза зазвонил телефон.

– Ты сегодня рано, крошка, – рассеянно ответил он, жестом показывая мне подняться наверх. – Да. Возможно. Почему бы и нет?

Крошка. Услышав знакомое обращение, я постаралась сделать вид, что меня тут и нет вовсе. Диз указал на дверь, ведущую из приемной IT дальше. Куда? В комнату отдыха? Диз придержал мне дверь, пропуская вперед.

– В среду могу. Нет, лучше сразу на факультете. Давай в пятой лаборатории. Нет, там никогда никого не бывает. Хорошо. И я тебя, крошка, – он хмыкнул, отключаясь.

– Почему в пятой лаборатории никого никогда нет? – не удержалась я от вопроса.

– Говорят, там когда-то погибла, выполняя домашнее задание, группа студентов. Щиты не выдержали экспериментального артефакта, с тех пор так и барахлят. Держи, – он кинул на стол передо мной пачку бумаг.

Я потянулась за верхним листком. Мария Амалия Нойфурт-Доллингер, ну и имя, почти как у прапрадедушки Рудольфа. Дата рождения: первое февраля тысяча семьсот девяносто восьмого года. Дата смерти: тысяча восемьсот шестнадцатый год, день не указан. Место смерти: ГООУПиОАатСДиРН. Причина смерти: несчастный случай. Два слова, никаких деталей.

– Личные дела?

– Они самые, – проворчал Диз. – Тебе повезло, что их все оцифровали, будь они в бумажном виде, даже ради тебя я бы за ними не полез.

– Что, боишься библиотечной пыли? – подначила я его.

– Аллергия.

Я оставила шутку без ответа и продолжила листать распечатки. Двадцать случаев в восемьсот шестнадцатом. Двадцать – сто лет спустя. И везде отсутствовали точные данные о смерти, как Диз и сказал. Я нахмурилась, читая список по второму разу. Маги, фейри, полудница[19], гоблин… Создавалось впечатление, что список собрали случайно. Сорок существ, общим у которых были только неясные обстоятельства кончины. Первую двадцатку связывал еще возраст: восемнадцать лет. Но это просто потому, что в год основания из студентов в ГООУ находились только первокурсники. Уже сто лет спустя в этот список попали и двадцатилетние. Я потерла виски. Новые таблетки, которые дал Сереш, лучше помогали от приступов, но блокировали магию гораздо сильнее. Результатом были заторможенность и совершенно ватная голова. Оцепенение походило на эффект от сильного обезболивающего и очень мешало думать.

Дело было не в виде: кроме демонов из Ада и тех, в кого превращались маги после смерти, тут были представлены чуть ли не все распространенные «породы» гени. Не в даре. Не в специальности. Не во внешности и не в дате рождения. Не в принадлежности к роду, здесь были и аристократы, и бедняки. Хотя… Я задержалась взглядом на строчке «семья».

– У них у всех не было близких родственников…

– Верно. Довольно редкий у вас случай, чтобы никого из семьи не осталось.

Сироты… Я скривилась от появившегося во рту горького привкуса. Двадцать человек, погибших при странных обстоятельствах. Двадцать детей, за которых некому было заступиться, которых никто не хватится. Бросьте в меня камень, если это совпадение.

– Можешь посмотреть, у кого сейчас в ГООУ нет родных?

Во взгляде Диза промелькнуло одобрение. Ничего не говоря, он достал из ящика еще один список. Что, все это время он ждал, пока я догадаюсь? Не мог сразу сказать? Я взяла распечатки в руки. В отличие от предыдущих дел, эти были с фотографиями. Я пролистнула и вздрогнула, увидев свое лицо. Странно. Где они взяли этот снимок? Не из паспорта, это точно. Сама я им фотографий тоже не отправляла. Кадр был не студийным: я смотрела куда-то вбок, губа нервно закушена. Белая блузка и синий жакет, который я в последний раз надевала на экзамен по русскому… Откуда они взяли это фото? Но главный вопрос сейчас заключался в другом.

– Почему я в списке? Я не сирота.

– Если твои родители, как ты утверждаешь, обычные люди, то на них легко можно повлиять. Мгновенное воздействие, и они даже не вспомнят, что у них была дочь.

Может, оно и к лучшему… На этот раз, впрочем, известие о грозящей мне опасности не произвело на меня особого впечатления. Видимо, уже набоялась. Да и никакая предполагаемая угроза не сравнится с практически наступившей смертью. Я хмыкнула. Предсказание баньши, «скорее всего, ты умрешь» Сереша и теперь это – попадание в список потенциальных жертв высшего образования. Я еще никогда не была так популярна.

А еще я, пожалуй, немного поспешила с паническими воплями. Вот теперь можно кричать «Мы все умрем!».

Потому что это было правдой.

– Ты в порядке? – поинтересовался Диз.

– Конечно.

А вот остальные… Я пересчитала листки. Двадцать девять потенциальных кандидатов. Двадцать восемь, не считая меня. И, скорее всего, две трети из них умрут в этом году. Все сходилось. Ритуал, проводящийся каждые сто лет. Таинственные смерти, скрываемые ГООУ – только вот почему? Утаивали ли они имена жертв от Охотников или покрывали тех? Ведь всем в ГООУ на самом деле заправляла именно «Хантерс Инкорпорейтед». Меня затошнило. Мало того, что все мы были здесь заложниками… Но раньше, по крайней мере, я считала, что мы в относительной (не считая смертельной казни за заваленный экзамен, пошедшего не так алхимического опыта и пары-тройки сумасшедших демонов) безопасности. О том, что университет может приносить бедных детей в жертву бог знает чему, я и подумать не могла.

– Это бесчеловечно…

Но они и не были людьми.

В горле пересохло, когда я осознала всю серьезность ситуации. Двадцать восемь человек, не подозревающих о том, что их ждет. И мы с Дизом, единственные, кто хоть на шаг подобрался к скрываемой мессиром Джонатаном и ректором правде. Кажется, на этот раз я подставила его гораздо крупнее. Если мессир Джонатан узнает, что Диз смотрел в личных делах… Я не дам за его жизнь и ломаного гроша.

Впрочем, почему единственные?

– Ты сумел узнать, кто отправляет письма?

Если мы были на верном пути, то существовал еще один человек (человек ли?), знавший о ритуале.

– Нет… – Диз замолчал, подбирая слова. – Если просто и понятно, то отправителя не существует. Письма возникали из ниоткуда в ящике адресата.

– Разве такое возможно?

– Такое не должно быть возможно. Но мы в ГООУ. Кто знает…

Неожиданный поворот. Если Диз был вынужден признаться в собственном бессилии… Кем же был наш аноним? И какие цели он преследовал? Помочь нам раскрыть, что здесь происходит? Или это ловушка, в которую я благополучно попала? Не зря все-таки Макс говорил мне держаться подальше от писем и не устраивать любительских расследований.

Макс… Было ли ему известно о ритуале? Принадлежа Охотникам, он многое о них знал. Мне стало страшно. Глупо и иррационально, но человек, с которым я была вместе все эти месяцы, на мгновение показался чужим.

И что теперь делать? Я снова взялась просматривать анкеты, пусть даже только для того, чтобы отвлечься и успокоиться. Бенджамин Кроуфус, капитан волейбольной команды факультета астрономии. На фото – перебитый нос и улыбка в тридцать два зуба. Эрни Лайер, русые волосы заплетены в две косички, как у Пеппи Длинныйчулок. Станислаус Амброз, первое место в рейтинге студентов алхимического факультета… Со следующей страницы на меня хмуро смотрела знакомая мне баньши.

Люси Макмиллан. Девятнадцать лет, второй курс. Родители – единственная семья – погибли в автокатастрофе прошлым летом.

Соседка Райли, запустившая в меня при последней встрече кружкой.

Кажется, теперь я знала причину ее мрачного настроения.

– Уходи! – донеслось из-за закрытой двери.

Не впечатленная таким радушным приемом, я вновь забарабанила по фанерке.

– Я могу так продолжать весь день, – честно предупредила я, – а потом вернется Райли и все равно впустит меня.

Угроза возымела действие. За стеной послышались тихие шаги, после чего дверь распахнулась.

– Убирайся!

Баньши выглядела плохо. Веснушки казались каплями засохшей крови на белой как мел коже. Кудри, собранные в неаккуратный пучок, были лишены привычного цвета и словно припорошены пылью. Мешковатый джемпер, линялые джинсы, отсутствие макияжа – но самым страшным был взгляд. Пустой. Мертвый.

Если чувствуешь чужую смерть, свою ты тоже не пропустишь.

– Ты знаешь, верно? Райли сказала, ты уже месяц не ходишь на занятия.

– Чего тебе?

Люси смерила меня своим фирменным взглядом, но на этот раз меня не проняло. В выражении ее лица сквозило отчаяние – и усталость, как у человека, у которого нет сил больше бороться и который почти смирился с безвыходностью своего положения. Я ужаснулась: неужели я тоже так смотрелась со стороны?

– Когда… – было сложно подобрать слова. – Когда это случится?

Баньши скривилась.

– Тебя еще переживу. Зачем пришла?

Напоминание о скорой смерти отозвалось болезненным уколом. Значит, мне осталось меньше времени… Подразумевало ли это, что я умру по другой причине, не связанной с ритуалом? Или жертвоприношения проводились не единовременно?

– Как это произойдет?

Дверь начала закрываться, я поспешила просунуть туфлю в проем.

– Подожди! – я достала из сумки распечатки. – Можешь сказать, кто из них тоже умрет?

Я протянула листы ей, но Люси не приняла их. Белыми лепестками бумаги упали на пол.

– Я похожа на экстрасенсов из телевизора, которые по фото определяют, жив человек или нет? – она снова попыталась захлопнуть дверь. – Проваливай!

– Можешь хотя бы объяснить, почему ты меня ненавидишь? Что я тебе сделала? Впрочем, не важно. Дело не во мне. Двадцать человек погибнет, и я даже не знаю кто! Их нужно спасти. Пожалуйста…

Помоги мне.

На секунду баньши перестала тянуть дверь на себя.

– И что ты для этого сделаешь?

Я не знала. Мне было всего восемнадцать – неподходящий возраст для спасения человечества, что бы ни говорила поп-культура. Ни опыта, ни идей, ни полезных знаний. Ни сил, чтобы справиться с этим кошмаром. А никого взрослее я не могла привлечь к этому делу, потому что…

Потому что, скорее всего, именно они убивали студентов.

– Ты находишься в подпространстве, из которого выйти без разрешения ректора невозможно. Отсюда не сбежать, здесь не спрятаться. Как ты кого собираешься спасать? Особенно, – презрительно фыркнула она, – когда сама к тому времени выберешь легкий выход. Спрашиваешь, почему я тебя ненавижу? Потому что у тебя был выбор. У меня его нет.

Серьезно? Когда же, интересно, мне его дали? Когда я попала в ГООУ? Или когда изуродовала свои руки? Ладно, к последнему, возможно, в какой-то мере привели мои поступки, но…

– Ты ошибаешься. Я не…

– Все предрешено, – оборвала меня Люси. – Ты ничего не изменишь.

Дверь громко хлопнула, оставляя меня в коридоре в одиночестве. Тяжело вздохнув, я опустилась на корточки, чтобы собрать распечатки.

Возможно, баньши была права. Но я должна была попытаться.

Странное ощущение, когда понимаешь, что без тебя этот мир не исчезнет. Не остановит свой ход, никто не оглянется, чтобы узнать, что с тобой случилось. Тебя скоро не станет, но для остальных ровным счетом ничего не изменится. Преподаватели будут все так же читать лекции, а прилежные отличники с первого ряда – их записывать. В столовой каждый день будет выстраиваться очередь к Рене, виртуозно раскатывающему пиццу прямо у тебя на глазах, а на газоне под окнами главного общежития кто-то обязательно устроит пикник на клетчатом пледе. И не только в ГООУ – на далеком голубом шарике жизнь продолжит идти своим чередом.

Еще удивительнее было осознавать, что дело не только в тебе. Даже смерть двадцати человек почти никто не заметит. Солнце все так же будет вставать на востоке, в университете все так же будут идти занятия, а некоторые первокурсницы все так же будут на них опаздывать.

Еще раз проверив, все ли взяла, и заправив за ухо отросшую челку, я подхватила сумку и выскочила за дверь – чуть не столкнувшись нос к носу с темнокожей девушкой, стоявшей за порогом.

– Софии еще нет…

– Я к Софии… – одновременно со мной начала она и запнулась.

– Знаю.

Мара первой отвела взгляд. Я же посторонилась, пропуская ее внутрь.

– Можешь подождать ее здесь, – предложила я. – Не знаю, правда, когда она вернется…

Соседка все еще не разговаривала со мной. Если мне удавалось застать ее в комнате, она игнорировала все мои попытки извиниться. И я понимала, что, по большому счету, она просто копировала мою же модель поведения, но… Сначала это безумно бесило – натыкаться на выстроенную ею стену отчуждения. Хотелось кричать, заставить ее выслушать. Но в последнее время я даже была этому рада. Возможно, одним человеком, который не обратит внимания на мою смерть, будет больше.

Так лучше.

– Мне нужно идти. В холодильнике стоял сок, вообще бери, что найдешь…

Неловкость между нами не исчезала. Я не представляла, как следует вести себя с персонификацией своих ночных кошмаров – буквально выражаясь. Но видеть ее монстром после рассказанной Дизом истории не получалось. Я чувствовала себя виноватой, но… Как извиниться за то, что между нами произошло? О таких случаях не писала ни одна книга по этикету. С другой стороны, иного шанса у меня, может, не будет. Лучше как-нибудь сделать это сейчас, чем упустить возможность.

– Я хотела попросить прощения. – Я уже взялась за дверную ручку, но обернулась. – Я не знала… о том, что случилось с твоим отцом. Если бы мне было известно, я никогда бы не позволила Максу привести тебя. Правда.

Сага, склонившаяся над мольбертом, сделала вид, что очень заинтересовалась картиной. Кто знает, может, действительно заинтересовалась: она училась на скульптора, София – на художника. Общие интересы, ничего удивительного, что они подружились.

– Макс сказал? – сухо спросила она.

Я покачала головой.

– Тогда кто? – поинтересовалась мара, не иначе как спиной увидевшая это движение.

– Не имеет значения. – Диза я тоже выдавать не собиралась. – Просто… извини? Или не извиняй. И… – Интересно, Сага уже знала о моем состоянии? По нашей сделке одна моя ночь в неделю все еще принадлежала ей. Диз говорил, что мар интересует страх, а не сны, которые его вызывают, но что она видела из моих кошмаров? – Береги Софию, ладно?

Потому что я не смогла. Будучи, как обычно, хреновой подругой, я подвела ее. А скоро подведу еще больше. Я посмотрела на часы и издала смешок.

– А теперь я действительно опаздываю. Надо бежать.

Я закрыла дверь за собой, прежде чем Сага успела ответить. Странно, но на душе стало немного спокойнее. Не то чтобы мое раскаяние что-то изменило, но я была рада, что сказала эти слова вслух.

Корпус, в котором проходили практические занятия по «магически активным биологическим добавкам» (я начинала разделять точку зрения, что «зельеварение» звучало куда правдоподобнее), стоял как раз напротив артефакторного факультета. Райли собиралась прийти сюда из-за какого-то очередного эксперимента, а я давно пообещала составить ей компанию – и набрать дополнительные баллы взамен тех, что потеряла, сбежав с лекции. Однако, покрутив головой, выяснила, что рыжей нигде нет. Написав ей сообщение и получив ответ, что ее задерживают, я пожала плечами и направилась к похожему на протестантскую церковь зданию. Сходства добавляли черные мраморные таблички в траве под цветущей вишней. «В память об Эндрю», «Вечная память Б. Ж. Семенову, профессору кафедры МАБД»… Похоже, зельеварение было не менее опасным делом, чем алхимия и артефакторика. Поднявшись на второй этаж, я обнаружила нужный кабинет, поприветствовала собравшихся там студентов и бросила сумку на стол у окна. Поразмыслив, опять взглянула на часы и направилась в кладовку.

Valeriana officinalis, paeonia anomala, leonurus cardiaca, humulus lupulus… Может, я ничего и не смыслила в зельеварении, но сообразить успокоительный отвар могла. Хорошая на самом деле идея, давно надо было что-то такое сварганить. Просить Сереша об успокоительных я не стала: он мне вообще лекарства отказывался выписывать, мотивируя тем, что не знал, как поведет себя в сочетании с ними драконья кровь, я и на пластырь-то его с трудом уговорила. А успокоить нервы мне не помешает. Выбирая между пустырником и марьиным корнем, я плюнула и взяла себе все. Будет коктейль. Здравый смысл подсказывал, что после подобных действий на экранах и появляется надпись «Не повторяйте трюк дома», но я рассудила, что беспокоиться о таких мелочах мне уже поздно.

Притащив из кладовки корневища, шишки и порошки, я поставила все на водяную баню и посмотрела в окно. А вот и Райли… Я нахмурилась. Кого я точно не ожидала увидеть рядом с ней, так это Диза. Но с крыльца они спустились вместе, о чем-то оживленно споря. «Оживленно», конечно, относилось большей частью к рыжей, а Диз ей просто позволял выпустить пар. Даже отсюда можно было разглядеть снисходительную усмешку на его лице. Высказав ему наконец все, что накипело, Райли пошла в мою сторону, а айтишник так и остался стоять, тотчас уткнувшись носом в экран смартфона. Кого-то ждал?

Ждал. Не прошло и минуты, как из артефакторного корпуса вышла брюнетка в синем платье. Никак специально подобранном под цвет глаз. Я сразу узнала ее. Эрика.

– Привет! – пристроилась рядом со мной Райли. – Прости, задержалась, групповые проекты – это Ад, ненавижу их. И его. Просто невыносимо: сначала назначить встречу в лаборатории без щитов, а потом заявлять, что мы не будем пробовать на практике, это небезопасно! И то тоже не будем, и третье…

– Пятая лаборатория? – сочувствующе переспросила я.

Выходит, Диз тогда разговаривал по телефону с Райли и ее называл крошкой? Он мог – он ко всему, что вызывало у него симпатию и было хотя бы отдаленно женского пола (включая, по непонятной мне причине, массивный компьютер родом из шестидесятых), так обращался. От сердца отлегло, и я тут же мысленно отругала себя за эту реакцию. Сколько можно так жить, Наташа?

– Ты тоже про нее слышала? – неизвестно чему обрадовалась рыжая. – Да она набирает известность! Может, нам скоро ее починят, не знаю, почему давно это не сделали… На что смотрим?

Райли перегнулась через меня и оперлась ладонью на подоконник.

– Бедняга, – вздохнула она.

– Кто?

Не Диза же она жалела?

– Эрика.

Я удивилась.

– Ты с ней знакома?

– Она тоже учится у нас на первом курсе. А что? – наконец заметила мой интерес к ней Райли.

– Какая она?

Я все-таки не удержалась и спросила. Какой-то части меня, откровенно недоброй, было бы приятно услышать, что я не угадала и на самом деле она была хорошо притворяющейся стервой, а не милой девушкой, какой мне показалась. Но я подозревала, что не ошиблась.

– Замечательная, – расплылась в улыбке Райли, подтверждая мое мнение. – Знаешь, бывают такие люди, которые заходят в комнату, и ее будто освещает солнце? Она классная. Всегда поможет, всегда поддержит. Потому ее и жалко. Влюбиться в демона… Ты поступила умнее, когда выбрала Макса.

Я поступила гораздо глупее. Но не стала озвучивать эту мысль и спросила:

– Почему жалко? Они встречаются. Чего в этом плохого?

– Он ее бросит, когда она ему надоест.

Мой жизненный опыт позволял сказать, что так поступали не только демоны.

– Вдруг не бросит? Ты сама сказала, что она хорошая.

– А кто тебе сказал, что ему нужна хорошая? – задала неожиданно мудрый вопрос Райли. Мне это казалось очевидным: будь я мужчиной, выбрала бы какую-то такую. Милую. Спокойную. Без кучи тараканов и безумной драмы… – Но я больше не хочу говорить об этом уроде. Дал же профессор партнера… И то, что он второй в рейтинге, совсем не повод совать мне его в пару! Что в кастрюльке? Какой-то рецепт с алхимии?

Она настороженно принюхалась, а я задумалась, не оскорбиться ли. Согласна, запах шел тот еще, но это не повод вспоминать алхимиков!

– Очень смешно. Это просто травы. От нервов.

– Поделишься? – снова вздохнула она.

– А у тебя что стряслось?

Рыжая с мрачным видом швырнула сумку на стол. От удара застежка распахнулась, и розовый блеск для губ укатился к моей разделочной доске. Я подобрала его и протянула рыжей.

– Дэйв, – наконец призналась она. – Он сказал, что я слишком спешу.

По крайней мере, в ее жизни не случилось ничего непоправимого. Уже хорошо. Плохо, что разговор повернул на чувства, а я в этой теме разбиралась примерно как рыба в экономике. Или просто как в экономике, которую я сдала с трудом и помощью Макса.

– Что, уже успела отметить его во всех соцсетях как своего парня и нащелкать с ним десяток селфи для инстаграма? Сколько у вас было, два свидания? Три? – Еще больше поспешить она могла, разве что если бы специально познакомила с ним своего бывшего. Райли посмотрела на меня пристыженно и уязвленно. – Прости.

– Ты тоже считаешь, что я спешу?

Зная рыжую, я подозревала, что она развила космическую скорость, а не просто поторопилась. Но вслух я этого не произнесла. Поняв все без слов, крафтер опустила подбородок на сложенные замком ладони и уставилась на газовую конфорку.

– О нем я тоже не хочу говорить, – решила она, помолчав секунд тридцать. – И вообще, пошел он! Я хочу развеяться. На кулинарном факультете сегодня вечером зачет, обещают дегустацию коктейлей, пойдем со мной?

Я улыбнулась, извиняясь.

– Не могу.

– Макс, – поняла неправильно Райли.

Не Макс. С понедельника я избегала его. Знала, что, посмотрев в его глаза, не удержусь от вопроса. И боялась ответа.

– Просто дела.

На самом деле утром мне позвонил Сереш и попросил прийти. Но об этом я рассказать не могла. Пусть и хотела: до следующей нашей встречи оставалось еще несколько дней, и возможные причины, заставившие Сереша ее перенести, вызывали тихую панику.

Закатив глаза и пожаловавшись потолку на неблагодарную подругу (я была с ней совершенно согласна), Райли начала доставать из сумочки пузырьки да скляночки. Обычные ее мечтательность с рассеянностью уступили место сосредоточенности, и я невольно залюбовалась. Что мне нравилось в магах, так это то, что они были очень рассудочны. Никакая влюбленность не заставит Райли забыть о деле. Макс никогда не поставит чувства над долгом. Я их не осуждала и понимала, потому что – большей частью – сама была такой же.

Может, во мне не так и много было от человека?

– Чем теперь занимаешься?

У рыжей всегда имелось столько идей и проектов, что за ними было сложно уследить. Но, как выяснилось, некоторые занимали ее дольше других…

– Помнишь тот телепортирующий артефакт из прошлого семестра? – оживилась Райли. Я кивнула: ощущения после него было сложно забыть. – Для порталов чаще используют амулеты, но что, если сделать зелье?

– Выпил – и растворился в воздухе? Звучит не очень удобно. Тару с собой все время носить, и пока проглотишь…

– Но в некоторые места с амулетом не пройдешь, сразу засекут, – возразила рыжая. – И убьют. – Спрашивать, что за сборища она посещала, мне сразу расхотелось. – Идея сама по себе не так безумна, в древности для телепортации часто использовали тинктуры, а для межпространственных переходов до сих пор их готовят, артефакты действуют только в пределах одного измерения…

Мне оставалось только кивать в такт ее речи – сама виновата: поинтересовавшись, напросилась на лекцию. А когда я на секунду выглянула за окно, там уже никого не было.

Ночью я обнаружила себя на кухне общежития. Безо всяких преувеличений, сама не знала, как здесь оказалась. После встречи с Серешем я долго бродила по кампусу, пытаясь что-нибудь решить. И в итоге оказалась не у себя в комнате, не у Максовой двери, а… тут.

«Мы можем поговорить?»

Я все-таки написала ему. Долго не решалась – чай в кружке успел остыть, – но в итоге отправила сообщение. Ответа не было. Я закусила губу. Конечно, в такой час он наверняка уже спал… Или был с Эрикой, и тогда моя эсэмэска тоже пришлась не ко времени.

Глупость какая – снова и снова рассчитывать на него.

Я сполоснула кружку и уже направилась к двери, как из коридора послышались шаги. Не глядя на меня, Диз достал из сушки чашки, включил кофемашину и, когда та закончила гудеть, пошел с ними за стойку. Устало потер лицо, достал очки и зевнул. Все-таки спал. Я уставилась на крупную вязку и растянутые, доходившие до самых пальцев рукава его кардигана. Лишь бы не смотреть на лицо.

– А я была уверена, что в твоем гардеробе есть только рубашки и толстовки, – вырвалось у меня.

– Словно этого для жизни недостаточно, – отхлебнул он из кружки. – О чем ты хотела поговорить?

Я обхватила чашку руками. Свежесваренный кофе обжигал пальцы даже сквозь фарфоровые стенки.

– Просто ты сказал, что, если я передумаю, ты рядом, и…

Диз опять сцедил зевок в кулак.

– И я здесь. Нельзя перейти сразу к делу?

Очень вежливо. Он бы еще на часы посмотрел!

– Нельзя. Я же девушка, – огрызнулась я. – Не могу без прелюдий.

С другой стороны, он действительно был рядом. Даже в пять утра. Я смягчилась.

– Можно задать тебе вопрос? Личный. – Наверное, это грустно, но больше мне не с кем было посоветоваться. Никто не знал, каково это. – Мне предложили ограничители. На постоянной основе.

Когда я пришла к Серешу, он протянул мне распечатанный мелким шрифтом договор – листки до сих пор лежали в моей сумке.

«Я не говорю, что они помогут, – предупредил он меня, – гиперсенситивность у тебя не от ихора. Но ты ничего не почувствуешь. А это уже некоторое облегчение, разве не так?»

Так, наверное. Но отчего-то я не спешила расписываться. Знаю, сама просила их оставить, но… В последние несколько дней, с новыми таблетками, мир был словно укутан в толстый слой ваты. А я… потеряла что-то очень важное. Что-то, про что даже не знала, что мне оно нужно.

Девушки имеют право на непоследовательность. Особенно когда реальность воспринимается как под анестезией.

Диз кинул на меня странный взгляд. Пытался понять, откуда взялась эта тема? Не вину же чувствовал, в самом деле…

– Все так плохо?

Да. Нет. Я не знала.

Даже не была уверена, можно ли оценивать происходившее со мной по такой шкале.

– Все иначе.

С блокаторами было бы легче. Часть меня все еще хотела испытать пьянящую силу, как в ночь Самайна. Другая мечтала освободиться от этой жажды и видела в браслетах для себя выход.

– Если бы… – в горле неожиданно пересохло. – Если бы у тебя был выбор…

– Ты имеешь в виду это?

Он расстегнул один из браслетов и аккуратно положил его на стол. Под ним обнаружилось узкое запястье, испещренное вязью белых шрамов – сдерживавшие магию знаки не всегда наносили на металл, считалось, что вырезать их прямо на жертве будет вернее. У меня на глазах они истончились, исчезая как круги с поверхности воды, пока на их месте не осталась нетронутая лезвием кожа. Не иллюзия, я бы заметила. Они и в самом деле исчезли. Но как?..

– В моем детстве было слишком много запертых дверей, – медленно произнес он. – С тех пор я не люблю замки, которые не могу открыть.

Я понимала, о чем он говорил. Ограничители наденут на меня Охотники. И только они смогут их снять. Готова ли я довериться им настолько, чтобы предположить, что они не используют эту власть против меня?

– И потом, ты не продержишься долго. Тебе уже объясняли, что магия – это часть тебя?

Без которой я вполне могла бы обойтись.

– Я помню, какой ты была второго сентября. И после. Напуганной. Растерянной. Ты чувствовала, что с тобой что-то не так, но не знала что, – и тебе было страшно. А теперь ты хочешь отсечь гораздо большую часть себя, чем пара воспоминаний.

– Магия – не часть меня. Она другая. Она…

Как можно было объяснить, что она жила сама по себе? То нападение на Сереша, когда он надел на меня браслеты, было явным тому подтверждением. Она мыслила иначе, поступала…

– Не так, как поступила бы ты? – к счастью, он меня и без слов понял. – Или не так, как тебя учили, что правильно поступать?

Беру свои слова обратно.

– Я ее не контролирую.

– А ее и не надо контролировать. Ты же не контролируешь свою жизнь?

Я пристыженно промолчала. Именно этим я постоянно занималась.

– Каждый вдох, каждый выдох? Это уже не жизнь, а существование. Магия – это ты. И она никогда не совершит того, чего бы ты не решила.

В таком случае это делало меня далеко не самым хорошим человеком.

– Это уже проблема не с тобой, а с твоей самооценкой. Подожди…

Он достал телефон и тяжело вздохнул. Прежде чем он убрал его, я успела заметить странную вязь. Кто-то писал ему письма на рума.

– Снова приглашение домой?

– Скорее, повестка в суд. Король хочет меня видеть, – Диз перегнулся через стойку и перетащил мою чашку к себе. Ну да, я же все равно не выпила кофе. – Хорошо, что я его видеть не хочу.

Гаап мог хотеть его к себе лишь по одной причине. Из-за меня.

– Это серьезно?

– Нет, – Диз пожал плечами в ответ на мой недоверчивый взгляд. – Я в ГООУ. Все студенты находятся под юрисдикцией университета.

Под юрисдикцией стремного университета, который, возможно, приносит этих самых студентов в жертву неизвестно кому, хотела я добавить. Но не стала. Сотовый Диза снова подал сигнал.

– Ты всегда пользуешься такой популярностью по ночам? В смысле… – я стушевалась. – Я тебя не отвлекаю? Тебе не нужно быть сейчас где-то еще?

Айтишник, прочитав сообщение, встал из-за стойки. Из кухонного шкафа появился термос, с которым он вновь пошел к кофеавтомату… Я с недоумением следила за приготовлениями.

– Ты не отвлекаешь. Но мне действительно нужно быть где-то еще. Как думаешь, Жако сильно обидится, если я одолжу его фотоаппарат?

– Нет, – учитывая, что в шкафу в редакции лежало восемь зеркалок, я сомневалась, что здоровяк заметит отсутствие одной из них. – А зачем тебе?

На мгновение демон замер, словно размышляя, раскрыть мне секрет или нет.

– Хочешь увидеть нечто волшебное?

– Мы в ГООУ, – напомнила я. – Здесь волшебство стоит в расписании, минимум три пары в неделю.

Диз задумался.

– В таком случае хочешь, я покажу тебе кое-что настоящее?

Я не спешила соглашаться.

– Что?

– Увидишь.

– За окном темно, – проворчала я, – ничего я не увижу.

– Скоро рассветет, – отмахнулся от моего аргумента Диз. – Пошли. Тебе понравится.

– И ты все равно не скажешь, о чем речь?

– Не скажу, – подтвердил он.

Поняв, что ему все-таки удалось меня заинтриговать, айтишник сунул мне в руки термос с кофе.

– Ненавижу сюрпризы, – пробурчала я, но термос все же взяла.

После редакции Диз направился в сторону алхимического факультета, но, не доходя до вольера с драконами, свернул в сторону. Я семенила следом.

– Ты все равно не выйдешь отсюда, – не выдержала я после получаса блужданий по пустыне. – Я пыталась. Пространство закольцовано, подойдешь близко к Границе, оно поведет тебя обратно.

– В мыслях не было.

Тогда куда мы шли?

– Я тебя так достала, что ты решил убить меня и спрятать тело где подальше? – спросила я, когда местность вокруг окончательно перестала казаться знакомой.

Мы подходили к краю. На ровной линейке ландшафта начали появляться первые намеки на возвышенность, вдалеке показались скалы. И направлялись мы к одной из них.

– Не глупи, – Диз только посмеивался над предположениями, которые я выдавала всю дорогу. – И полезай.

Я смерила возвышавшуюся передо мной метров на десять скалу оценивающим взглядом. Серьезно? Как он себе это представлял? Или я похожа на альпиниста?

– Здесь даже пятилетка залезет, а он ниже тебя будет. Давай.

А как насчет джентльменской помощи?

– У меня на плече камера стоимостью в несколько тысяч евро.

Галантность умерла, уступив место практичности. О времена, о нравы. Я вздохнула. По крайней мере, у меня забрали термос (и кому-то он, как и фотоаппарат, совершенно не помешал забраться наверх – мог бы получше отговорку придумать). Примериваясь к камню, схватилась рукой за выступ…

Когда я – позорно медленно – добралась наконец до относительно плоского верха, Диз что-то увлеченно печатал на телефоне. Я отряхнула рубашку и села на краю. Расстояние от обутых в балетки ног до земли впечатляло, поэтому я поспешила перевести взгляд подальше. Отсюда не было видно ГООУ – только ближе к горизонту появившееся в небе солнце освещало кособокий силуэт алхимического корпуса да особняк криптозоологического факультета рядом с ним. А перед нами простиралась пустыня: пыль, песок, потрескавшаяся глинистая почва и редкие колючки, цеплявшиеся по дороге за джинсы.

– Это и есть твое настоящее?

Потому что выглядело довольно уныло. Диз сверился с часами, открутил крышку с термоса, наполнил ее кофе и подал мне.

– Подожди еще две минуты.

Сперва я не поняла, что происходит. Все началось на востоке. Сиреневая волна дошла до корпуса алхимии, обогнула его и растеклась по пустыне. На лавандовом ковре стали появляться желтые кляксы, склон слева от нас окрасился в нежно-розовый оттенок. Я посмотрела вниз: красочное цунами дошло до нашего насеста и разбилось о него, оставляя за собой разноцветные брызги.

– Она…

– Цветет.

Пустыня действительно расцвела. Меньше чем за минуту. Ладонь, которой я держалась за холодный камень, кольнуло, и я поспешила ее отдернуть. В узкой расщелине на моих глазах вырос шипастый колокольчик. Я провела пальцем по бархатистому лепестку.

– Как такое возможно?

Мне вспомнился Свен, рассказывавший в прошлом семестре о пустыне. О том, как, в отличие от нормальной земли, в Эль-Ниньо она расцветала моментально и всего на пару часов. Тогда было невозможно в это поверить, но сейчас я видела все собственными глазами.

– Никто не знает. В проект это не закладывалось, она сама так решила. Никто даже понять не может, по какому принципу она выбирает время для цветения.

– Как тогда ты…

– Иногда бывает удобно иметь в друзьях предсказателя.

– А откуда…

Я замолчала в восхищении. Какая разница, откуда он знал про проект и остальное? Если тебе дарят чудо, не всегда нужно выспрашивать, как оно появилось. А это было именно чудо. Попавшее из сказки в наш кошмарный мирок. Хотелось отблагодарить Диза, но я не знала, как объяснить словами то, что сейчас чувствовала. Простого «спасибо» было явно недостаточно. Зрелище завораживало. На месте пустой, мертвой почвы раскинулось сиреневое полотно. Даже цепочка наших следов в рыжеватой пыли затерялась под лепестками цветов. Волшебство… Или нет. Было в этом что-то дикое, безудержное. Живое.

Настоящее.

Диз перестал фотографировать и сел рядом, свесив ноги. На секунду я отвлеклась от открывавшегося со скалы вида и обернулась – только чтобы замереть, обнаружив его гораздо ближе, чем ожидала. И смотрел он не на пустыню.

– Красиво, правда? – улыбнулась я, пытаясь скрыть смущение.

Это было преуменьшением. Поразительно. Удивительно. Невероятно. Ничего из вышеперечисленного не могло в полноте описать то, что я сейчас видела.

– Красиво, – согласился со мной Диз.

Медленно и осторожно он протянул руку, чтобы убрать волосы с моего лица. Длинные пальцы аккуратно заправили прядь за ухо и спустились ниже, повторяя очертания скулы. Взялись за крышку от термоса, вынули ее из моих рук и отставили в сторону. Я знала, что сейчас произойдет. Еще до того, как его ладонь легла мне на затылок. И не думала сопротивляться, сама подалась навстречу, но в последний момент…

– А как же Эрика? – прошептала я.

– А как же Макс?

Вопрос отрезвил не хуже пощечины. Я отшатнулась, чуть не теряя равновесие и хватаясь за камень. Случайно сминая распустившийся на скале цветок.

Дело было не в осуждении, которого я не услышала. Диз спросил равнодушно (демон, что с него взять!), спросил только потому, что я открыла рот первой. Дело было в том, что я чуть не совершила.

Не ожидала, что окажусь способна на такое предательство.

Как оказалось, я вообще слишком хорошо о себе думала.

– Ты прав, – я постаралась взять себя в руки.

В конце концов, я вовремя остановилась.

Меня вовремя остановили. Большая разница.

Диз нарушил повисшее между нами неловкое молчание первым:

– Хочешь вернуться в общежитие?

Я покосилась на него. Спокойный, будто ничего не случилось. Хотя, с его точки зрения, вполне вероятно, ничего и не произошло.

– Я бы хотела еще немного тут посидеть, если ты не против.

Пусть волшебство момента и рассыпалось прахом от столкновения с реальностью, панорама все равно открывалась восхитительная. Диз кивнул. Больше он не проронил ни слова. Ни пока сидел рядом – теперь уже не отрывая взгляда от пустыни, ни пока цветы один за другим исчезали, усыхая на глазах и смешиваясь с рыже-бурой пылью, ни пока мы шли к общежитию…

– Что вчера сказал Сереш?

Я не услышала вопроса. Макс повторил.

– Что с тобой? Ты сама не своя.

«Утром я чуть не изменила тебе и очень из-за этого переживаю».

Так прозвучал бы честный ответ. Но не лучший для продолжения нормального разговора.

– Все в порядке. День просто был долгим.

И начался он еще вчера. Чтобы продолжиться цветущей пустыней и – я машинально провела пальцами по губам – почти поцелуем.

До сегодняшнего утра я считала, что это нормально – состоять с кем-то в отношениях, не будучи в него влюбленной. Нормально до тех пор, пока ты не переступаешь черту, пока от мыслей не переходишь к действиям (ведь думать о ком-то – это еще не измена), пока твердо знаешь, что между тобой и тем, из-за кого все это началось, никогда ничего не может случиться…

Глупость.

Какой же я была дурой.

Это не разумно, как сказала Райли, – выбрать безопасный вариант. Это трусливо и подло. И совершенно нечестно. Макс не заслужил такого обращения.

Мы сидели на перилах одной из многочисленных террас ботанического сада. Я нервно теребила пластиковую крышку на стаканчике с кофе и боялась заговорить первой – одновременно понимая, что от этой беседы никуда не деться. Под ногами у нас простирался розовый сад ГООУПиОАатСДиРН. Нежная «Джульетта» и красная ланкастерская роза, генетически выведенные «Аплодисменты» и махровая «Полька», двухцветная «Осирия» и пестрая «Абракадабра»… Казалось, в ГООУ были собраны все сорта мира – и это я еще не начала перечислять созданные магическим путем. Живые изгороди, покрытые бутонами вьющихся роз, превращали сад в настоящий лабиринт, узкие дорожки которого следовали сложному геометрическому узору, прежде чем свернуться в центре в клубок. Аромат цветов чувствовался даже здесь, на террасе…

И душил. От тяжелого сладкого запаха раскалывалась голова, а кофе не мог перебить его. Боль стучала в висках, заставляя щуриться – но и без нее вид сада откровенно напрягал.

Как я не замечала этого раньше? Все было идеально. Травинка к травинке, листик к листику, на гравии видны четкие параллельные полосы от грабель, все сорта строго учтены и подписаны. Красные к красным, гибридные к гибридным, здесь царил его величество порядок. А жизни не было. Сад сотворили с особой тщательностью и осторожностью, прямо как наши с Максом отношения. Сотканные из негласных правил и ритуалов, которые никто из нас не хотел нарушать.

Которые окутывали сетями, связывали по рукам и ногам, не давали дышать. Я перехватила стакан покрепче. Что бы ни было между мной и Дизом, оно возникло само по себе. Внезапно, застав меня врасплох, пробуждая старые страхи. Чувство не было ни красивым, ни чистым, ни правильным… Но оно было настоящим – по крайней мере, с моей стороны. И я ничего не смогла с ним сделать. Похоже, сердце не перекроить по чертежам и лекалам.

С Максом… все было сконструировано. И, как выяснилось, нежизнеспособно. Я подняла на него взгляд и тут же опустила обратно. Макс смотрел на меня, и в выражении его лица явно читалось беспокойство. А я…

Обманывала его все эти месяцы. С той самой ночи в ноябре, когда из-за бессонницы пришла на кухню. И поняла, что больше всего на свете боюсь и больше всего на свете мечтаю о том, что сейчас сюда придет Диз. С той самой ночи, когда, осознав это, я пошла к Максу с бутылкой текилы, потому что отвлечься и забыть казалось тогда хорошим планом.

Нет, еще раньше. Я врала с той самой минуты, когда пригласила его на свидание.

Эту вину так просто не загладишь. Если ее вообще можно искупить. Но иного выхода из сложившейся ситуации я не видела. Ошибки следует исправлять. Каким бы болезненным ни был процесс.

И как бы плохо я ни сделала человеку, которому меньше всего на свете хотела причинить боль.

Только я уже ее причинила. И с этим ничего не смогу поделать. Я все-таки нашла силы, чтобы посмотреть в светлые глаза. Еще вчера я боялась спросить, знает ли он о жертвоприношениях в ГООУ, и увидеть в них подтверждение своим догадкам. Сегодня права задавать подобные вопросы у меня уже не было.

Эта тайна останется с тобой, Макс. Как и другие твои секреты.

Я выдохнула, сжимая в руках картонный стаканчик. Пусть этот разговор и необходим, легким он не будет.

– Макс… Нам надо поговорить.

«Ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я…»

Переворачивая пожелтевшую от времени страницу «Мастера и Маргариты», я покосилась на Диза. Тот опять задремал посреди лекции, откинулся на спинку стула и натянул капюшон толстовки посильнее. А я вспоминала. Прошлый семестр. Разговоры на пустой кухне. Кубик льда на ладони. Фланелевую рубашку под щекой. Тогда он охранял мой сон, как он заявлял, вовсе не из благородства, но…

Прогнать я его тоже не сумею.

Даже не захочу.

Главное, чтобы и он меня не прогнал. Потому что выбор теперь за ним.

Я свой уже сделала.

«Не иди к нему», – попросил меня Макс вчера. Я тогда смотрела на побелевшие костяшки его пальцев и чувствовала, как мне нестерпимо стыдно. Но делать вид, что не знаю, о ком речь, не стала. Хотя бы это я ему была должна.

Прости, Макс. Не смогу.

«К кому угодно, но не к нему. Он не полюбит тебя. Бросит, когда ему наскучишь. И что будет с тобой тогда?»

Я отдавала себе в этом отчет. Демоны не любят, все мне повторяли. Только это ничего не меняло. Для меня – нет. Забавно, как, пытаясь объяснить Карис любовь, я ни одним словом не упомянула взаимность. Зато вспомнила про «вопреки», которых в нашем с Дизом случае было более чем достаточно. Я усмехнулась. Что просила, то и получила.

А что будет потом… Возможно, у меня не будет этого «потом». Но теперь у меня появился шанс на «сейчас». Если я только найду способ, как сказать это Дизу…

Потому что пока я не представляла, как все это можно облечь в слова.

«Я знаю, ты говорил, что тебе нравится Эрика, но помнишь, в прошлом семестре я тебе тогда сказала «нет»? Я передумала. И ты, конечно, не обязан ничего по этому поводу делать, но подумай, ладно? Только не очень долго, а то я тут умираю и вечно ждать не смогу…»

Ну уж нет. Особенно последняя часть. Никто не захочет связываться с умирающей девочкой. Смерть имеет такой эффект – она вызывает брезгливость. И желание держаться от нее подальше.

Лекция закончилась, а я так ничего и не придумала. Недовольно нахмурившись, я ткнула Диза карандашом в бок.

– Уже все? – хрипло спросил он, потягиваясь на стуле.

– Да. И если бы ты слушал, узнал бы много нового.

– Успею, – айтишник сцедил зевок в кулак и полез под стол за сумкой.

– Уверен? Нам задание сдавать через две недели. Ты хотя бы начал читать? Скажи, что ты начал читать!

– Успею, – повторил он.

– Диз!

На его лице появилась легкомысленная ухмылка. Я подавила в себе желание улыбнуться в ответ и поджала губы.

– Не все же тебе забывать о совместных проектах, – справедливо заметил он. – Я начал читать, – признался он, когда мы спускались по лестнице.

– И?..

– Ты живешь в очень странной стране. Даже Ад логичнее того, что там описывается.

– Я живу в нормальной стране, – пробурчала я. Нашел, с чем сравнивать! – Это прошлое, сейчас все сильно изменилось. В лучшую сторону.

Диз насмешливо изогнул бровь.

– Уверена?

– Конечно! По семейной статистике, в СССР меня бы либо уже расстреляли, либо посадили. А я, как видишь, еще жива.

Ненадолго, правда. Но к политическим причинам это не имело никакого отношения.

– Никогда бы не подумал, что у тебя в предках одни преступники. За что их так сурово?

– За их предков, – начала перечислять я, – за фамилию, за антисоветское поведение…

– Антисоветское поведение?

– Один из прадедушек по пьяни на памятник залез.

– Серьезное преступление, – согласился Диз.

– Даже не думай смеяться! – предупредила я, сама едва сдерживая улыбку. – Это трагическая история!

Он издал тихий смешок, и я уже развернулась, чтобы высказать все по поводу неуважения к чужим семейным преданиям… Не успела. Только заметила изменившееся выражение его лица и почувствовала пальцы на своем локте. Дальше все произошло слишком быстро.

Я едва услышала его – тихий звук, похожий на рвущуюся леску. В воздухе пахнуло пылью и озоном одновременно. Запахи казались приглушенными из-за блокаторов. А потом…

Чернеющая от пальцев вверх кожа.

Воздух, острыми осколками режущий горло.

И темнота. За какую-то пару секунд мир сузился до точки, а затем и вовсе пропал.

Кажется, навсегда.