Адептус Астартес: Омнибус. Том I

ГЛАВА I

Говорят, что на Некромонде рано взрослеешь.

Или рано умираешь, если угодно.

Чтобы повзрослеть в городах-муравейниках, которыми этот мертвый мир усыпан, как папулами, коростой покрывающими лицо чумного трупа, самое разумное — вступить в одну из городских банд. Хотя, с другой стороны, это не дает гарантии выживания.

Мы, кажется, сказали папулы? Неужели эти города-муравейники — не что иное, как простые прыщи? Так оно и есть, с точки зрения продовольственных барж, приходящих на их орбиту из глубин космоса, или с точки зрения транспортного корабля, принадлежащего Имперским Кулакам Космического Десанта. На Некромонде во Дворцовом муравейнике они содержат крепость-монастырь…

Но по мере приближения к ним эти прыщи превращаются в исполинские термитники. Чем меньше становится расстояние, тем отчетливее проступают детали. Постепенно конусы муравьиных куч, вздымающиеся из золы и пепла, приобретают очертания гигантских шпилей, способных пронзить самые высокие облака. Теперь уже с трудом верится, что они могут быть творениями рук человеческих. Более вероятным кажется, что обитаемые горы выросли из осадочных пород и, подобно раковой опухоли, расползлись по нищенскому ландшафту, бросая вызов силе тяготения. Для каждого из мириад его обитателей каждый муравейник является отдельным миром, расположенным по вертикали.

Обитаемый, мы, кажется, сказали?

Да, в высшей степени так это представляется юному Лександро Д'Аркебузу, родившемуся на привилегированном высшем уровне шпиля Оберон муравейника Трейзиор.

Примерно так — его сверстнику Ереми Веленсу, сыну техников, проживающих на более низком обитаемом уровне Трейзиора.

Ни в коей мере — Биффу Тандришу из подонщиков, влачащих существование в грязном нижнем городе, для которых законы не писаны!

Пути этой троицы, к четырнадцати годам уже достаточно закаленной и битой жизнью, но раз скрещивались, и эти встречи носили беспощадно жестокий характер…

Отец Лександро, Максимус, служил Расчетчиком при лорде Спинозе, клан которого владел фабриками нижнего обитаемого уровня. На них производились наземные поезда исполинского класса для пересечения пепловых пустошей. Поезда эти были на гусеничном ходу и оснащались тяжелым вооружением, чтобы отражать нападения бесчисленных кочевников.

Естественно, что Д'Аркебуз-старший никогда сам лично не марал рук или, если хотите, своего взора, спускаясь вниз с телохранителями из поместья Спинозы для наблюдения за производственным процессом, за который отвечали кланы технов. Но его сына ничуть не заботили столь прозаические подробности. Техны его интересовали лишь в той мере, в какой могли позабавить и его самого, и его приятелей из банды Великолепных Фантазмов…

Часто Фантазмы — в масках демонов, благоухающие дорогими ароматами, в одеждах из блестящего шелка с аппликациями эротического содержания — с оглушительным ревом проносились на своих реактивных трициклах по широким проспектам верхнего города, по почти безлюдным ночным моллам в поисках острых ощущений от схваток с другими подобными бандами. Еще они любили вломиться в какой-нибудь модный бар или элегантный бордель, где на несколько часов становились полновластными хозяевами и откуда исчезали за секунды до прибытия Судебного патруля.

Когда же Фантазмам приходилось спускаться со своих родных верхних уровней на территорию фабрик технов, или те отваживались предпринимать прогулки в глубинные соты мерзкого нижнего города, схватки подростков были далеки от шутейных. Вооруженные лазерными пистолетами, которые скрывали под своими шелковыми нарядами, они непременно хотели, как они выражались, «вызвать ожог».

Рафаэло Флоринборк, предводитель Фантазмов, шутил, что выражение, возможно, следовало бы понимать буквально. В сердце Трей зиора, как и в любом другом обитаемом муравейнике Некромонда, пронзая кору планеты до ядра, проходила труба из пластали. Шириной в несколько километров и со стенами толщиной в сотни метров, этот тоннель предназначался для подачи внутреннего планетарного тепла, на котором работали многочисленные электростанции, сооруженные в его стенах, начиная от технического уровня и выше. Тепло преобразовывалось в энергию. Этот исполинский полый термоштырь служил для муравейника своеобразным якорем. — Вот было бы здорово, — заявил Рафаэло, — получить доступ к тепловому колодцу. Проделка получилась бы на славу, если бы удалось поймать какого-нибудь зазевавшегося предводителя одной из банд технов или одного из оборванцев нижнего города и сбросить его в сам тепловой колодец — спустить или столкнуть, чтобы в свободном парении летел он вниз десятки и десятки километров в самое чрево преисподней. Интересно, вызовет ли трение во время падения ожоги на теле жертвы? Сварится ли она заживо? Спекутся ли ее легкие и вылезут ли из орбит глаза, а кожа покроется ли волдырями и растрескается ли прежде, чем он пролетит хотя бы сотню метров? Достигнут ли хоть какие-то останки несчастного клокочущей на дне расплавленной магмы? Представьте себе его ощущения, когда мы запустим его! — нараспев протянул Рафаэло.

Великолепные Фантазмы прыснули со смеху, похлопывая себя по бокам, обтянутым расписным шелком, благоухающим экзотическими ароматами.

— Вот это будет ожог! — не могли не согласиться они.

Подходы к электростанциям, а следовательно, и к тепловому колодцу, ревниво охраняли банды энергетических кланов. Древние уровни муравейника, расположенные ниже работающих фабричных уровней, были давно покинуты и преданы забвению. В удушающей грязи и мерзости отбросов нижнего города рыскали только банды, промышляющие мародерством и падалью. Там тоже имелись древние порталы, дававшие когда-то доступ к тепловому тоннелю. Большей частью скрытые под горами мусора, но кое-где еще свободные, ворота эти тысячу лет назад были заварены. Но сварка в отдельных местах, как слышал Рафаэло, уже изрядно проржавела.

В ту ночь в зловонном, отравленном гниющими отбросами нижнем городе Великолепные Фантазмы столкнулись с бандой технов, направлявшейся в сторону центрального теплового колодца. Технобанды, подобные этой, были своего рода пограничниками, охранявшими границу, отделяющую сложную цивилизацию наверху от звериной бесчеловечности внизу. Все же эта общественно-полезная служба, добровольно взваленная ими на свои плечи, для Великолепных Фантазмов не имела большого значения. В качестве своей жертвы они с одинаково спокойной душой могли выбрать как техна, так и подонщика.

В удушливом воздухе гниющих отбросов, сумрачных, вонючих лабиринтах катакомб со сводами, укрепленными барочными арками из пласталя, согнувшимися под тяжестью веса муравейника, завязалась драка: банду технов атаковала неожиданно хорошо вооруженная шайка из нижнего города. Подонщики, залегшие в засаду, применили обрезы и гранаты. Когда бой вступил в рукопашную стадию, пошли в ход цепи и ножи. Ответный огонь техны вели из лучеметов и короткоствольных пулеметов. Арки и кучи мусора поглотили не один десяток пуль и плазменных струй; вскоре боеприпасы с обеих сторон изрядно поистощились. Сойдясь в рукопашной, техны пустили в ход собственные клинки с лезвиями из закаленной в энергетическом поле стали. Дробь, выбиваемая пулями, шрапнелью и треском лучевых разрядов, сменилась тишиной, нарушаемой тяжелым пыхтеньем и свистом и пронзаемой время от времени резкими вскриками. В разгар смертельной схватки в бой ввязались Великолепные Фантазмы. Размахивая лазерными пистолетами и энергетическими стилетами, в развевающихся шелковых нарядах, похожих на фосфоресцирующие крылья радиоактивных мотыльков, в демонических масках со злобной ухмылкой, они были ужасны.

Убивать в ту ночь в их планы не входило; они намеревались взять пленника. Поэтому лучи своего мощного лазерного оружия они использовали только для нанесения легких ожогов, чтобы обратить превосходящие силы подонщиков и технов в бегство,

Из-за гротескно изогнутой арки, с которой свисали нити паутины, выпрыгнул какой-то парень из подонщиков и сорвал маску Лександро, которую, по-видимому, хотел взять в качестве трофея.

Парень был коренаст, его грязные черные волосы украшал десяток цветных бусин, отчего его череп напоминал счеты или кактус, усеянный шариками бутонов. Лицо его хранило следы радиально расходящихся рубцов, окрашенных дегтем или углем. В результате складывалось изображение какого-то многоногого паука-мутанта. Телом ему служил плоский нос парня, а челюстями членистоногого — его острые зубы. Даже в призрачном свете лазерных вспышек было видно, что зеленые глаза парня светятся недюжинным умом, нескрываемой злобой и… восхищением. Он взвесил маску в руке и с любопытством взглянул в лицо ее бывшего владельца, теперь открытое.

На красивом, благородного оливкового цвета лице Лександро никаких шрамов не было. Единственное, что могло привлечь внимание, — рубиновое кольцо, вставленное в правую ноздрю тонкого носа. Обряд инициации при вступлении в банду братства на высоких уровнях не включал нанесение увечий, если не считать эмоциональных переживаний. Глаза у Лександро были темными и блестящими, зубы сияли перламутром, темные волосы уложены в аккуратные локоны и напомажены.

Какое-то время казалось, что парень из нижнего города собирается примерить маску на себя, желая скрыть уродливые черты своего лица, или на несколько мгновений стать отражением Лександро, который жил такой невероятной и непонятной, чуждой жизнью. Парень попытался представить себе эту жизнь, и лицо его тотчас оживилось, отчего вытатуированный паук задвигался и задергался.

— Высоко живущая свинья, — услышал Лександро голос, донесшийся откуда-то из темноты; изогнувшись, он увидел парня из технов, такого же высокого, как и он сам, со светлыми волосами. На одной щеке парня были вытатуированы какие-то благочестивые руны. Лазоревый взгляд техна презрительно окинул Лександро, но в нем также чувствовалась легкая зависть.

— Мы гнем на вас спину. Мы играем роль волнолома, заграждаем вас от грязной пены. Все-таки вы смотрите на нас как на игрушки для забавы.

Чтобы богатый отпрыск мог понять его, парень изъяснялся на наречии высших уровней.

— Тогда стань таким, как мы, — насмешливо предложил Лександро. — Продирайся наверх. Служи господам. Разделяй наши удовольствия. А пока…

Он поднял лазерный пистолет, навел его на юнца с татуировкой и выстрелил в руку своей мишени. Подонщик выронил свой трофей.

— Моя маска, как мне кажется.

Лександро резко развернулся и выстрелил в другом направлении. Как раз вовремя, поскольку мальчишка из технов собирался метнуть в него нож. Лександро на спине перекатился через кучу отбросов, порвав и запачкав свой шелковый наряд, но маску все же достал. Тем временем старшие фантазмы теснили в его сторону раненого техна. Двое других парней, с которыми он до этого выяснял отношения, поспешно ретировались.

— Мы тут для супчика припасли кое-что! — крикнул Рафаэле Флоринбок, хотя сам отродясь не стоял у плиты. В пурпурной маске демона с надутыми губами он сопровождал упирающегося, орущего воина с татуировкой. Парня в электронаручниках с двух сторон крепко удерживали фантазмы. Разобрать слова в проклятьях воина не представлялось возможным.

— По одному от каждого! — выдохнул Рафаэло. — А сейчас мы предоставим им уникальную возможность получить ожог — один на всю жизнь. Ах, да, скованные вместе, объединенные в своем глубоком исследовании, заключающемся в глубоком погружении в самое основание Трейзиора. Тем самым мы оказываем честь их кланам, удостаиваем наградой их банды. Их имена будут жить в легендах. Впервые в истории, высокочтимые однокашники, впервые в истории!

Тем временем фантазмы подталкивали обоих пленников в сторону теплового колодца.

В нижнем городе в основном было холодно и влажно. Исключение составлял только район вблизи теплового тоннеля. Воздух здесь хотя и оставался зловонным, но был заметно мягче. Но уже на подступах ощущалось, что температура заметно выше. Вскоре между колоннами, вздымавшимися среди куч подземного мусора, процессия начала замечать фрагменты обмазанной битумом стены, плавно закруглявшейся в обе стороны. Великолепные Фантазмы знали, что за ними, крадучись и едва не наступая на пятки, следуют техны и подонщики, и поэтому не забывали о лазерном оружии своих против ников. Все же, несмотря на это, невидимое присутствие враждебных кланов как будто забавляло Рафаэло, и он громко и образно живописал картину того, что в скором времени ожидало пленников. Если бы он не раскрыл своих карт, то как же иначе смогли бы те, кто крался за ними во мраке подземелья, узнать о заключительном акте драмы, свидетелями которой им не суждено было стать?

Наконец процессия достигла стены из пласталя и, с помощью энергетического оружия срезав проржавевшие насквозь швы сварки, оказалась в душном коридоре, начинавшемся сразу за порогом ворот. Обшарив внутренности массивной стены, они наконец обнаружили горячий, несмотря на изоляционное покрытие, люк, и открыли его.

Если бы не маски, лица фантазмов непременно пошли бы волдырями, поскольку из люка вырвался вихрь раскаленного воздуха. Поспешно, чтобы не повредить собственную кожу, фантазмы столкнули своих пленников вниз. Крики бедолаг разорвали тишину.

К.огромному всеобщему удивлению, тела несчастных не скрылись из виду, а, вздуваясь пузырями, остались парить на волнах поднимающегося перегретого газа. Казалось, жертвы пытаются оттолкнуться от стены и отплыть в сторону, хотя их обваренные тела на глазах изменялись. Но падать они и не думали. Рафаэло в глубоком разочаровании захлопнул люк и обжег при этом руку.

Затем фантазмы вернулись на свой уровень, чтобы продолжить веселье.

Случилось так, что вскоре после этого происшествия Лександро тоже попал в переделку. Хотя он не свалился в тепловой колодец, но пережил нечто близкое к падению. Лорд Спиноза заявил, что Расчетчик Максимус замешан в каких-то финансовых махинациях. Может статься, это соответствовало действительности, а может и нет. Тщетные попытки оправдаться, предпринятые Д'Аркебузом-старшим, действия не возымели. Таким образом, он, его жена, две испорченные дочери и сын — все они упали до технического уровня. Такое понижение было унизительным и, возможно, смертельно опасным.

Лександро понимал, что задерживаться там ему нельзя, а следует во что бы то ни стало бежать оттуда.

Теперь его отец стал простым Табельщиком и служил клану Дьюкасов, которые, в свою очередь, были подчиненными лорда Спинозы. На них возлагалась обязанность инспектировать субподрядчиков еще более низкого уровня.

Лександро не мог смириться с узкими, извилистыми улочками, змеившимися среди беспорядочно разбросанных, пыхтящих дымом фабрик, изрезанные силуэты которых доминировали в пейзаже. Там, влача жалкое существование, гнули спину многодетные завистливые семьи. Своим трудом они создавали приводные механизмы или патроны, топоры или бронированные доспехи. Не мог Лександро смириться с кишащими народом дворами и мрачными сводчатыми катакомбами, в которые стеклянные кабели доставляли только разжиженные воспоминания о далеком солнечном свете и где лопасти вентиляторов гоняли с места на место массы застоявшегося воздуха, профильтрованного уже не менее пяти десятков раз. Все это не годилось для жизни пижона, привыкшего носить нелепые, благоухающие шелка. Не прельщала Лександро и сомнительная привилегия подвергнуться операции с целью хирургического изменения тела, чтобы с большей скоростью работать за токарным станком!

К счастью, в районе старшей сестры Трейзиора Титании, разгорелась свирепая война за рынки сбыта. Трейзиор имел три вершины, представлявших собой трио выгоревших лепрозных гигантесс. В народе их именовали «Три Сестры». Распря привела к разгулу анархии, и местный гарнизон Сил планетной обороны, принимая участие в подавлении особенно тяжелых проявлений общественных беспорядков, нес тяжелые потери. Теперь их командир собирался отправить на усмирение недовольных несколько отрядов, сформированных из банд технов и коммерсантов шпиля Оберон.

Возможно, новобранцев ждала не такая уж плохая судьба…

Они получали возможность выбраться из технищ, которые были предопределены для них с рождения, и получить доступ к чему-то более качественному, скажем, к лучшему оружию, возможно, к настоящей пище, не похожей на синтетические конфеты и искусственную кашу. Лидер группировки имел все основания надеяться, что поднимется на несколько ступенек вверх по иерархической лестнце муравейника. Счастливчик мог заслужить благосклонность какого-нибудь влиятельного клана высшего уровня или даже аристократов. Все же Силы планетной обороны давали шанс — пусть и малый, — но шанс впоследствии вступить в Имперскую гвардию, навсегда оставить муравейники Некромонда, навевающие клаустрофобию, и увидеть мир. Много других миров, принять участие в войнах…

Поправ гордость, Лександро всеми правдами и неправдами, умасливая и давая взятки, постарался проникнуть в святая святых, в группировку клана Дьюкаса, где получил самую ничтожную должность. Группа эта, как слышал его отец, в скором времени должна была быть мобилизована в армию. Это обстоятельство глубоко огорчало родителей Лександро, ибо его сестры нуждались в братской защите, если надеялись в будущем выйти замуж за отпрысков клана Дьюкаса, и затем, в свою очередь, защищать попранную честь падшего семейства Д'Аркебузов. Исчезновение Лександро могло свести на нет этот шанс.

Но Лександро это ничуть не заботило.

— Это ты вверг нас в неприятности, старик, — сказал он своему отцу.

— Я еще не стар, — патетически возразил отец.

— Но здесь, внизу, ты очень быстро состаришься! — услышал он ответ сына.

…Наконец, желанный день настал, когда отряд клана Дьюкаса, сдав оружие, собрался у блокпоста гарнизона, расположенного за броней подножия муравейника у входа в крепость, откуда уходили наземные поезда.

В вестибюле приемной на скрипучих пластиковых скамьях или на корточках на полу в ожидании своей очереди теснились члены нескольких группировок в возрасте от тринадцати лет и выше. Отбор новобранцев шел чрезвычайно медленно. Усталые солдаты в случае возникновения трений и потасовок направляли короткие стволы обрезов в самую гущу свалки. Без проявлений неприязни и враждебности не обходилось. Члены банд и покрытые шрамами и татуировками солдаты, облаченные в серо-оливковые туники муравейника и обвешанные амулетами, практически ничем друг от друга не отличались, если не считать оружия. По шрамам на лице и татуировкам новобранцев можно было определить их клановую и групповую принадлежность; такие же знаки отличия, украшавшие лица солдат, свидетельствовали об их собственном происхождении.

На стенах, облицованных панелями из пласталя, висели размазанные голографические плакаты. На одном из них была изображена пышная, нарочитая архитектура Дворцового муравейника, где находился двор повелителя Некромонда. На другом — поезд на колесном ходу, мчащийся по алым и оранжевым дюнам химических отходов в одной из пепловых пустынь. Из вмонтированного в стену динамика доносился хриплый голос, записанный на пленку:

«Здесь царит порядок лорда Хелмора. Здесь царит порядок Императора. Того, кто нарушит покой лорда Хелмора, ждет смерть. Тот, кто нарушит покой Императора, будет проклят…»

Утешительные угрозы, исторгаемые громкоговорителем, оборвал другой голос:

— Следующий: Зен Шарпик, известный под кличкой Ноздря.

К двери, за которой решалась судьба новобранцев, вразвалку направился здоровенный парень с лицом цвета глины, фиолетовым гребнем на голове и с костью в носу. Громилы вроде Ноздри однозначно подходили для армии, конечно, при условии, что тесты не покажут, что у них с головой не все в порядке. Акулы такого типа, попадавшиеся в сети вербовщиков, представляли собой отличное сырье для Гвардии. Но в бандах, как правило, плескалась рыбешка помельче и числом поболее. Некоторых, несомненно, придется отбраковать; в основном, именно эти мальки и были причиной мелких стычек на вербовочном пункте, это они метали друг в друга яростные взгляды.

— Почему бы детишек не отсеять сразу? — заметил, глядя в потолок, сухопарый бритоголовый парень, у которого на руке недоставало мизинца.

Один из подростков наклонился вперед и медленно протянул на наречии высшего уровня:

— Какой позор — дать отрубить себе палец, чтобы извиниться перед боссом за допущенный промах. А может быть, мизинчик отрезали в качестве трофея? Какой солдат из него получится?

Бритоголовый вскочил, как ошпаренный, но охранники угрожающе покачали оружием, и он, исторгая проклятья и угрозы, медленно осел. Несколько парней из банды Доркаса одобрительно захихикали. Однако такая дерзость не пришлась по душе двум другим ребятам примерно такого же возраста, и теперь троица на протяжении долгих часов ожидания обменивалась ядовитыми взглядами.

Ноздря отсутствовал всего десять минут, когда голос объявил:

— Следующий: Лександро Д'Аркебуз.

Услышав имя парня из высшего уровня, многие из тех, кто находился в комнате и не относился к приверженцам Доркаса, насмешливо присвистнули, а кое-кто даже презрительно сплюнул. Не обратив внимания на открытое проявление презрения со стороны потенциальных товарищей, Лександро с независимым видом не спеша двинулся к двери.

За бронзовым с позолотой и зелеными следами патины столиком, на котором стояла картотека, сидел сержант. Вместо носа, по-видимому, откушенного в какой-то период его профессиональной деятельности или даже ранее, торчала грубо восстановленная розовая блямба. Рядом сидел суетливый писарь с серым лицом. В толстый фолиант в кожаном переплете он заносил данные, касавшиеся Зена Шарпика. В середине комнаты стоял никем не занятый железный стул с высокой спинкой, помещенный внутри медной сетки. Он был оборудован съемным железным шлемом, словно предназначенным для того, чтобы крошить черепа. Техник, разглаживая проводки, соединявшие странное приспособление с экраном в костяной оправе, по которому бежали руны и формулы, бормотал какие-то заклинания; вместо кисти левой руки у него был какой-то затейливый протез в виде вольтметра с когтями электродов. Большая часть помещения отражалась в одностороннем, покрытом серебряной амальгамой стекле, за которым маячила неясная фигура.

Лександро как будто не произвел на сержанта должного впечатления.

— Ну, что за кадет может получиться из тебя, красавчик? — насмешливо спросил он на грубом наречии. — Ты умеешь полировать сапоги языком?

— Мне только четырнадцать, сэр. — Уважительное обращение едва не застряло у Лександро в горле, но ему все же удалось произнести его.

— Отпрыск родителей из верхнего уровня, а? Так низко павших, верно?

— Это все происки врагов моего отца, сэр. Я его презираю.

— Мне не очень-то понятны твои замысловатые слова, паренек. А теперь ты стремишься во что бы то ни стало снова подняться… На нижних уровнях нашего муравейника у тебя слишком много личных врагов, правда? Оставшихся с тех счастливых деньков, когда ты насмешничал над техниками и охотился на подонщиков?

«Точно, — подумал Лександро, — и они сидят в соседней комнате». Он кивнул в надежде, что это признание послужит демонстрацией характера.

— А не слишком ли юн ты был для этого, красавчик? Или в отряде ты играл роль талисмана?

Лександро вспыхнул, почувствовав себя уязвленным до глубины души. Как ему хотелось убить этого дерзкого, бесчувственного сержанта!

— С какой стати должны мы предоставлять тебе убежище, а? Ты, наверное, неженка после всей этой роскоши и натуральной пищи. Между прочим, какая она на вкус, натуральная пища?

— Никакой я не неженка, сэр. Там сидит пара ребят, которые могут подтвердить это.

Не успев произнести это, Лександро тотчас пожалел, что похвастался. Сержант смерил его плотоядным взглядом.

— Что ж, красавчик, Трейзиор — маленький муравейник, и в этом нет ничего необычного. Три миллиона, четыре. Простому люду в Некромонде несть числа. Нам не нужны мальчики из высшего уровня, даже в качестве приманки для кочевников в пустыне.

В этот момент фигура за окном пришла в движение. Открылась дверь, и в комнату вошел мужчина гигантского роста. В его левый глаз была вставлена красная линза в оправе из золоченой бронзы. Возможно, она заменяла настоящий орган. На щеке с противоположной стороны имелась татуировка, на которой был изображен крылатый кулак в момент сокрушительного удара по луне, откуда вытекала вытатуированная оранжевая лава и каплями падала на подбородок и грудь, похожая на кровь инопланетянина. У него были седые, коротко остриженные волосы. Казалось, что его каменный череп прикрыт проволочной шапкой. Во лбу торчали два имплантированных блестящих стальных стержня.

Сердце у Лександро ушло в пятки, а душа исполнилась благоговейного страха. Он тотчас узнал космического десантника. Образ был ему знаком из видеоклипов религиозного содержания, демонстрируемых Экклезиархией, а также он видел подобные изображения на витражных стеклах в часовне, куда мать водила его молиться, когда он был младше.

На плечах гиганта, опускаясь до тяжелых армейский ботинок, висел синий плащ, отороченный мехом и расшитый незнакомыми ликами святых и символами солнца с расходящимися лучами. Под плащом, бугрясь массивными мышцами, скрывалась зеленовато-желтая униформа с лазоревыми нашивками. Колени его были украшены оскаленными черепами, изображенными внутри внушительных крестов. Десантник имел при себе энергетический меч и лучемет с такой же рукояткой, вставленный в кобуру из желтой меди, обшитую изнутри гладкой кожей ящерицы.

Как человек из плоти и крови может быть таким огромным и могучим? Как одно его присутствие может источать такую безжалостную, несокрушимую мощь? В одно мгновение своенравная, капризная и насмешливая душа Лександро съежилась.

На простолюдном жаргоне с гортанным оттенком гигант прорычал:

— Тогда протестируйте его для меня. По всей схеме.

Заключенный в проволочную клетку, ошеломленный и растерянный Лександро сидел на жужжащем железном стуле. Его нагое тело подвергалось перемежающимся ударам и уколам. Дезориентируя его органы зрения, вспыхивали и гасли световые сигналы. Откуда-то издалека доносился голос техника:

— Мышечный потенциал, точка восемь семь…

— Проверка на наркотики. Стимуляторы и транквилизаторы. Ноль. Лекарственная зависимость. Ноль. Зависимость от снотворных. Ноль. Рутинные следы хальциона, гедонической кислоты и пика радости…

— Состояние психики, точка четыре два…

— Психический срез, точка ноль один…

— Окулярный рефлекс…

— Интеллект…

— Владение оружием…

— Толерантность к боли…

Мгновенная боль агонией пронзила все тело Лександро, словно в его жилы и внутренности залили расплавленное железо. Наверное, он громко вскрикнул, но жуткое мгновенье миновало.

Вскоре испытания подошли к концу, металлическую сетку убрали, с головы Лександро сняли шлем, он мог идти. Но Лександро не поднимался. Над ним склонилась фигура исполина.

— Лександро Д'Аркебуз, — произнес обладатель незаурядной внешности, — как зовут Императора?

— Не знаю, сэр, — заикаясь, проговорил Лександро; впервые в жизни обращение «сэр» прозвучало в его устах вполне искренне. Разозленный на свой язык, который подвел его в такой ответственный час, он заскрежетал зубами. Никогда раньше он не заикался, ни после унизительной церемонии инициации в банде «Великолепные Фантазмы», ни после их рискованных эскапад. Язык не изменил ему даже после малоприятного падения семейства Д'Аркебузов. Но нынешняя ситуация отличалась от всех предыдущих. Его голое тело покрылось гусиной кожей. Перед этим сверхчеловеком, таким могучим, таким выдержанным внешне, таким монолитным и уверенным в себе, Лександро испытывал самый настоящий благоговейный ужас.

Как ответить на этот вопрос? Естественно, никто не знал имени далекого и бессмертного Господа Человечества — единственный интерес к которому Лександро чувствовал только в детстве, когда изучал катехизис.

— Внушающий благоговейный ужас — его имя, сэр, — нашелся он.

Услышав это, гигант едва сдержал улыбку.

— Итак, похоже, что здесь я твой император. Это действительно так. Во имя его я могу сокрушить тебя — или вознести. Подумай хорошенько: хочешь ли ты стать космическим десантником и служить ему?

Лександро изогнул шею, чтобы посмотреть на человека, склонившегося над ним.

— Разве я могу сравниться с вами, сэр?

— Это не проблема. Тебе еще мало лет. Твое тело продолжает расти. Мы поможем тебе сформировать его. Мы поможем сформироваться и тебе — как человеку, я имею ввиду.

Лександро не понял. Он представлял, что его нагрузят физическими упражнениями, выворачивающими кости, посадят на диету из натуральной пищи, способствующую росту, которой ему так не хватало с тех пор, как на отца пал позор. Основываясь на опыте, полученном из религиозных видеоклипов, он полагал, что в Космический Десант набирают взрослых ребят с исключительными физическими данными борца, а не таких юнцов… признался он себе… как он.

— Это что, злая шутка? — спросил Лександро.

Подобие улыбки исчезло с лица гиганта, и он кулаком слегка задел скулу сидевшего перед ним парня. Удар был таким легким, что у Лександро только лязгнули зубы и едва покачнулся железный стул.

— Полагаю, что нет, — выдохнул он. — Но как, сэр?

— Нас слушают посторонние, — только и сказал ему на это гигант.

Душа Лександро воспарила. Он сразу вообразил ритуал инициации, мощный, запоминающийся, который никому из членов банд Некромонда и не снился.

— Думаю, ты все понял, — заметил гигант. — Сможешь ли ты отречься от своей семьи, своего муравейника, своего мира? Согласишься ли отправиться туда, куда тебя пошлет Империя? Будешь ли всецело принадлежать Империи?

— Да, — голос Лександро как будто дрогнул.

— Немедленно и бесповоротно? И никаких сомнений?

— Я пришел сюда… в надежде… Я правдами и неправдами проник в отряд, который, по слухам, должен был быть.

— Завербован в Гвардию. Да, насколько я могу судить, ты проявил завидное упорство. Однако мое предложение несколько отличается от того, что ты ожидал. Оно носит священный характер. Настало время для торжественной клятвы, хотя должен сказать тебе, что родители твои получат уведомление. О твоем выборе они узнают с гордостью, и это чувство гордости, возможно, поможет им укрепить свои позиции. Может быть, через двадцать, тридцать лет ты вернешься, и тебе будет что рассказать им. Хотя такой гарантии я тебе дать не могу. Ибо твое сердце самым чудесным образом изменится.

Теперь исполин обращался к Лександро как к мужчине… к мужчине сильному и равному себе.

— Клянусь, — прошептал Лександро.

ГЛАВА 2

Час спустя на железном стуле для испытаний сидел Ереми Веленс. Откуда-то издалека доносилось бормотание:

— Состояние психики, точка три девять…

— Психический срез, точка ноль два…

— Сообразительность, точка девять четыре…

И так далее и тому подобное.

Каким образом этот щенок из высокого уровня с таким замысловатым именем оказался на блок-посту гарнизона? К тому же, почему-то среди членов банды Доркаса, или это только показалось? Его он очень хорошо запомнил. Радость Ереми, связанная с тем, что его подвергли испытаниям в присутствии космического десантника, была неполной из-за горечи воспоминаний, навеянных этим парнем из высших слоев. Он вместе с другими бандитами из привилегированного общества попирал закон. Это они схватили раненого кузена Якоби и обрекли его на жуткую, мучительную смерть, да еще потешались и куражились при этом. В паре с негодяем из поденщиков, словно между Якоби и этим паразитом из нижнего города не было никакой разницы, в то время как Якоби все время помогал сдерживать атаки этих грязных подонков. Ради кого? Да ради этих же мерзавцев из высшего уровня!

Интересно, а как в толпу потенциальных новобранцев попал тот подонщик? Его лицо с вытатуированным пауком Ереми тоже видел в ту роковую ночь и хорошо запомнил.

Пока пучками тока стимулировали нервы и связки Ереми, руны на его щеке жестоко чесались. Он беззвучно молился Императору. Его семья относилась к числу набожных. На заводе по производству карбюраторов для наземных поездов, где они жили вместе с девятью десятками других семейств технов, у них в каждой жилой каморке перед драгоценной полихромовой иконкой мерцала электросвеча. Жилые отсеки тянулись вдоль бесконечного ряда грязных, провонявших машинным маслом токарных, фрезерных и шлифовальных станков. Пол грязным снегом устилала серебристая стружка. Ереми наизусть знал катехизис Императорского культа; он служил краеугольным камнем его веры. Суть его веры сводилась к тому, что высоко-высоко над муравейником Трейзиор, над миром Некромонда, за его худосочным солнцем есть кто-то, кто взирает на человечество из божественного далека, тот, кто однажды спас галактику от ужасного потрясения, и чей непостижимый разум внимательно за всем наблюдает, анализирует и всегда остается начеку. Устрашающий искупительный Бог-отец всего Сущего.

Веленсы всю жизнь безвылазно прожили на своем заводе, столь важном для благосостояния Трейзиора, торговля и пути сообщения которого так часто становятся жертвами нашествий злобных кочевников. Многие из них даже подверглись хирургическим операциям, чтобы с большим искусством и сноровкой выполнять свою работу. Там они трудились и принимали пищу, молились и спали, растили своих детей и лелеяли свой арсенал, состоявший из лучеметов и тяжелого короткоствольного оружия, с помощью которого защищали свой дом и домочадцев, свой образ жизни от чуждых им семейных кланов, от тех, кто не приносил клятву верности лорду Спинозе. А также против бесчинствующих мародеров нижнего города, от которого завод Веленсов отделяло не такое уж большое расстояние.

Как хотелось вырваться из тьмы и запустения, царивших внизу! Заводом по производству карбюраторов клан Веленсов владел на протяжении пятнадцати поколений, и никто еще ни разу не проявлял желания и способностей подняться на Трейзиоре на ступеньку выше. Отец Ереми, бывало, говорил: «Это Его воля, чтобы мы оставались верными своему месту, где нам ничто не угрожает. Таким образом обеспечивается безопасность всего нашего муравейника». Его воля. Тот, о ком шла речь, представлял собой аморфное соединение далекого Бога-отца всего Сущего и лорда Хелмора, династического имперского командующего, скрывавшегося за стенами своего дворца на центральном шпиле Палатина. Он был подобен огромному пауку, дергавшему за нити Некромонда и прислушивавшемуся к тому, как они поют. И лорд Спиноза из Оберона тоже входил в число его подчиненных.

Его воля — их воля. Их воля — его воля.

Но тогда почему эта воля позволила вспыхнуть вооруженным беспорядкам на промышленной территории низких уровней? Почему она позволяет кочевникам нападать на наземные поезда, подонщикам нападать на технов, а щенкам из верхних уровней спускаться вниз и вести себя столь непотребным образом?

Поблекшие от времени три шпиля Трейзиора вздымались, пронзая мрачные тучи из глубоких завалов высушенных промышленных отходов. Трейзиор находился южнее гряды мегаскопления Палатина. Между тем никому из Веленсов никогда не будет позволено проникнуть в центральный Дворцовый муравейник. Никогда не поднимутся они выше той ниши, которую занимают на Трейзиоре.

Ереми не разрешат даже подняться на шпиль внутри Трейзиора, чтобы униженно о чем-то попросить лорда Спинозу. Почему все так устроено? Вопрос, который мог бы показаться наивным, но совсем не детским, потому что дети в целом безропотно принимают то, что им дано. Если они родились в таком окружении, как могут они мечтать о других условиях?

В отличие от Трейзиора, некоторые из гороподобных сталагмитов Некромонда не имели какой-либо связи с соседями, и от всего остального мира их отделяли непроходимые металлические дюны мерцающего отчаяния, моря призрачных химических отходов. На одну из таких пустошей и смотрел Трейзиор, выполняя роль стража южных границ мегаскопления Палатина. Со своей стороны, Трейзиор тоже являлся частью мегакомплекса муравейников, сгрудившихся плотной толпой в зараженной местности. Комплекс этот соединялся посредством транспортных тоннелей, поддерживаемых пилонами или канатами. Каждому, кто когда-либо смотрел с массивной защитной раковины Трейзиора в северном направлении, казалось, что гигантский паук, вскормленный злобой, свил свою паутину и протянул нити от муравейника к муравейнику, отложив в каждом из владений миллиарды яиц.

Паук и его паутина были действенными символами Некромонда. На тайном языке знаков семейства Веленсов рука, имитирующая паука, имела множество значений. Поэтому парень с вытатуированным на лице пауком так сильно разозлил Ереми, которому такая татуировка представлялась насмешкой.

Но еще большую ярость вызвал тот парень из высшего слоя с безукоризненными чертами наглого лица…

То трагическое происшествие у теплового колодца заставило Ереми молиться о том, чтобы не остаться жить на прежнем месте… что он приложит все усилия, какими бы тщетными они ни казались, чтобы только изменить существующий порядок. Что еще оставалось ему делать, как не молиться далекому, едва вообразимому Императору? Богу на Земле, Великому. Богу-отцу всего Сущего.

И молитва его как будто была услышана, и словно в ответ на нее в группу Веленсов прибыли представители Планетарной охраны. Но, как это всегда бывает, когда молитва услышана, не обошлось и без причин для горести, поскольку банда Веленсов оставалась без лучших молодых бойцов.

Неужели теперь случилось такое, что его горячая молитва, обращенная к Богу-отцу всего Сущего, начала претворяться в жизнь?

— Отношение соматической упругости, точка восемь пять, — объявил в завершение оператор, обслуживающий железный стул.

Проволочная клетка раскрылась, шлем поднялся. Перед Ереми, словно живая колонна, вырос огромный десантник. В своей униформе он выглядел более внушительным, чем любой из разношерстных солдат планетарных войск. Чтобы свалить его с места, оказалось бы маловато и дюжины солдат, если бы только они рискнули пойти на такой опасный эксперимент.

Для Ереми космические десантники до настоящего момента представлялись чуть ли не мифическими существами. Хотя в жизни он ими никогда не интересовался, тем не менее, слышал от старших домочадцев, что в одном из шпилей Палатина Космический десант содержал крепость-монастырь. Несколько веков назад на Некромонде приземлился пиратский корабль космических кочевников. Звали их орки. Вступив в союз с местными племенами, эти кровожадные чужаки захватили одно из дальних скоплений муравейников. Не менее десяти Веленсов входило в число воинов, мобилизованных из отрядов всех муравейников, которые совместно с солдатами планетарных военных сил прокладывали путь по пепловой пустоши, чтобы прогнать непрошеных гостей и очистить место от следов их пребывания. Воинство возглавлял отряд Космического десанта. Но разоренные муравейники с тех пор так и стояли брошенные, похожие на разбитые черепа.

Лишь один из Веленсов вернулся домой, и то только для того, чтобы умереть от ядов, которыми надышался во время дальнего марш-броска. Этот эпизод стал частью семейного предания, передаваемого из поколения в поколение, так же как и мнение, что лучшего места для существования, чем Трейзиор, нет.

Прибывшие на Некромунду по приглашению предков нынешнего лорда Хелмора космические десантники устроили на Палатине укрепленную базу, которая существует и поныне.

— Ереми Веленс, — сказал десантник, — как зовут Императора?

— Бога-отца всего Сущего? — прошептал Ереми, все еще преследуемый воспоминаниями о последних минутах жизни несчастного Якоби у теплового колодца. — Сила духа: вот имя Бога-отца. Высшая сила духа.

— Хороший ответ на непростой вопрос. Почтительный ответ. Сильный ответ.

— Тогда почему, сэр, по его воле мы живем в нашем муравейнике, обложенные со всех сторон врагами? Сверху и снизу? Почему Воля не порождает более сильный Закон?

Десантник посмотрел на Ереми с новым интересом.

— Потому, Ереми, что так устроена галактика в целом. Как сверху, так и снизу! Враг поджидает нас повсюду. Неприятели и предатели. Чудо состоит в том, что в миллионе миров его Воля все же главенствует. И будет главенствовать. и впредь, упрямо преодолевая все препоны! Смерть и кровь. Это единственный закон Вселенной.

Ереми подумал о лорде Хелморе, дергающем за веревочки своей паутины, растянутой по всему Некромонду. Повелителю Империи следовало опасаться только действительно внушительных ос, которые стремились разорвать эту паутину, а мириады клещей, готовых вгрызться друг в друга, не представляли для него опасности.

По Божественному разумению Императора миры были всего лишь простыми клещами… Перед мысленным взором Ереми открывалась зияющая чернотой бездна.

— Сможешь ли ты всецело покориться Ему, Ереми Белене, чтобы нести миру Его волю? — спросил десантник.

— Состояние психики, точка четыре девять…

— Отношение интеллекта Хаббарт/Ницше, точка восемь восемь…

Бифф Тандриш вслушивался в замысловатые слова, не испытывая ни малейшего страха. Непонятные заклинания не производили на него никакого впечатления и не означали ровным счетом ничего. Важным в его жизни была лишь татуировка паука, навеки связавшая его с родной бандой.

Сколько это «навеки» могло продлиться в подземелье нижнего города? Двадцать лет, в лучшем случае, тридцать. Потом наступит смерть. Причиной ее станет изнурительная болезнь, которая унесла жизни его помойных родителей, все существование которых заключалось в копании в мусорных отбросах. Смерть подстерегала обитателей нижнего города также в схватках с бандами себе подобных или с парнями сверху. Те, другие, были лучше вооружены, но им мозгов не хватало, чтобы ориентироваться в его родном подземелье…

Похоже, никто кроме Биффа не умел размышлять по-настоящему.

Скажем, он не набросился на того сосунка с гладким лицом, который сидел в большой комнате. Это был тот самый сосунок, с которого он когда-то сорвал маску. Тот еще обжег лазером руку Биффа, а его кореша — беднягу Чокнутого — обрекли на адскую смерть. Будь на его месте Олухи или Балбесы, они непременно кинулись бы на него и отомстили за Чокнутого. Но Бифф сидел и размышлял.

К тому же нельзя забывать, что ни Олухи, ни Балбесы не могли бы сидеть вот так, сложив руки, в комнате среди солдат и других своих врагов…

Потому что все свое время они проводят, роясь в отбросах, участвуя в стычках и церемониях скарификации, да изредка, когда есть настроение, могут подергаться вместе, а размышлять им некогда. В стычках и потасовках Паучьим Глоткам нет равных. Стоит только вспомнить, как они залегли в засаду, как лихо потом напали на технарей, которые сами на них охотились и не ожидали внезапной атаки. Так что еще неизвестно, кто на кого охотится.

Но они никогда не загадывали наперед. Они не умели размышлять отвлеченно.

Бифф в этом отношении не походил на них. Не раз его кореша из Паучьих Глоток из-за этого вздрючивали его; конечно, не так, как они могли бы вздрючить Бешеного Пса или Лицо со Шрамом, конечно, если бы им подвернулась такая возможность. Может, и вправду Бифф был мутантом. Слишком уж много думал, и мысли у него были какие-то чудные. А совсем недавно одному из корешей из Паучьих Глоток он сказал: «Никакие мы не помойщики, и плевать, что нас так прозвали. Мы отряд подземного города, понятно? Мы честные и справедливые».

Пройдет время, не так уж много, каких-нибудь несколько лет, и он непременно станет главарем Паучьих Глоток, потому что он башковитый. Они этого не знают. Кто он для них? Желторотый птенец. Но он-то знает.

Паучьи Глотки наберут силу и поднимутся, как пена поднимается в канаве дерьма.

Но ждать столько лет Бифф не мог, потому что в любую минуту его может подстеречь смерть.

Смерть ничего не значила для него.

Значило действие.

И так он думал и думал, напрягая мозги. Обо всем на свете, что только знал, а знал он не много. Но он знал, что знает мало, а это уже само по себе имело значение.

Однажды Паучьи Глотки поймали технаря, чтобы немого позабавиться с ним. Так вот, тот технарь разбирался в их жаргоне. Это он кричал, что всех его братьев по банде взяли в солдаты и что сборный пункт у крепостных ворот, откуда в пустошь уходят наземные поезда. Он пригрозил, что его родственнички этого дела так не оставят, если технарю сделают очень больно; грозил, что тогда их всех истребят.

Да ничего подобного они не сделали бы. Потому что одну вещь он знал наверняка: ни один солдат в здравом уме не сунется в подземный город, конечно, если его не принудят.

Но зато теперь он понял, как сделаться солдатом. Солдаты сами по себе не размножаются. Они не были каким-то особым видом, как мутанты.

Именно по этой причине Бифф почти буквально понял сардонический совет Лександро, брошенный Ереми: «Продирайся наверх».

И он удрал, и без посторонней помощи карабкался наверх, преодолевая уровень за уровнем, через гремящие, дымящие, гудящие заводские территории, хотя путь этот был отнюдь не легок. Он пробрался в шахту и примостился снаружи рельсового подъемника. Так и провисел на нем над бездной, пока кабина не вынесла его наверх. Он проползал по Лабиринтам и прокрадывался по широким Магистралям под высокими сводами, с завистью любуясь слабым свечением, сочившимся с концов стекловолокониых кабелей, которые несли в муравейник жалкое воспоминание о призрачном дневном свете.

Он не представлял себе, куда идти, но у него хорошо было развито инстинктивное чувство направления. Поломав голову, он сообразил, что ворота должны находиться как можно дальше от теплового корыта. Потом он заметил солдат и тайком пошел по их следам, но это не осталось незамеченным. Ему повезло, ему неслыханно повезло. Что одинокий подонщик мог делать на высоких уровнях? Может быть, он шпионил? Может быть, шайки подонщиков объединились и теперь замышляли набег на высшие уровни. Вот что, по всей вероятности, решили солдаты. И они не прикончили Биффа на месте, потому что он не оказал им сопротивления, а притащили на допрос…

— Бифф Тандриш, — произнес громадный детина в желтой с синем форме. Но так как дальше тот заговорил странными словами, Бифф практически не понимал его. Бифф покачал головой, отчего бусинки в его волосах загремели, как погремушки. Он ответил на жаргоне подонщиков, медленно произнося слова, чтобы показать, что ни черта не понимает.

Громила кивнул. Тотчас появился солдат, который все и перевел. При этом он бросал на Биффа свирепые взгляды, свидетельствовавшие об открытой враждебности.

— Большой человек говорит, чтобы ты назвал имя Императора.

Бифф напряг мозги. Соображал он быстро. Император, он и есть Император, что тут скажешь. Техны боготворили Императора. Даже подонщики иногда клялись его именем. Редко, но клялись, в большинстве случаев они просто ругались. Император был богом мегабоссов.

Все же кто он такой? Где находится Император?

Повсюду и нигде..

Где-то.

Не здесь.

Не в Трейзиоре.

Возможно, где-то далеко отсюда.

Возможно, Император даже дальше, чем Бифф мог себе представить. И даже еще больше, еще больше.

Какие большие вещи известны Биффу?

Он уставился громиле прямо в глаза и смело сказал:

— Имя Императора — Больше-чем-ты-сам. Имя Императора — Смерть.

Смысл сказанного громила, похоже, понял еще до того, как солдат успел перевести. На его губах промелькнула едва заметная улыбка.

Трое ребят сидели в комнате, залитой светом круглых светильников. На стене висел ковер, изображавший поход через пустошь, имевший место три века назад. Для Биффа тут же находился солдат-переводчик, которому, по-видимому, это не очень нравилось, потому что со стороны могло показаться, что он — слуга подонщика. Ереми и Бифф таращили друг на друга глаза, и на Лександро тоже. В памяти у всех еще жило воспоминание об их прежней встрече, имевшей такой трагический исход; Лександро же в присутствии этих двоих… своих товарищей… напустил на себя презрительный вид.

Правда, когда вошел космический десантник, Лександро уже не испытывал чувства превосходства.

Сержант космического десанта Хаззи Рорк остался доволен проделанной в тот день работой. Воспользовавшись ситуацией, когда армия набирала рекрутов, он не терял времени даром и был вознагражден сторицей.

Имперские Кулаки осуществляли набор курсантов в основном из двух сталагмитных миров. Одним была ледяная планета Инуит, где пещерные города, разместившиеся в сталагмитах, как соты в улье, вздымались над поверхностью планеты на десяток километров. Внизу лежал панцирь из льда, сковавший космическое тело броней толщиной еще в три километра. Вторым был Некромунда, отравленная пустыня. Обычно космическому десанту требовалось не слишком много новобранцев: полностью укомплектованный отряд Космического Десанта насчитывал всего тысячу боеспособных воинов, которые могли прожить три сотни лет, а то и больше. Потеря одного из них была настоящей трагедией. Но еще и триумфом, потому что не было смерти более благословенной, чем смерть в бою во имя священного дела Императора. И такие трагические триумфы вызывали необходимость пополнять число воинов.

С этой целью Имперские Кулаки просматривали записи судебных заседаний и криминальных расследований, объектами внимания закона в которых были подростки. В них они искали особый сплав находчивости, отваги и силы воли. Однако часто случалось так, что подходящий кандидат к тому времени, когда Кулаки узнавали о его существовании, уже получил по заслугам и кончал жизнь в газовой камере или был умерщвлен при помощи разрывной пули. Парней такого плана нужно было подбирать в довольно раннем возрасте, поскольку формирование тела нужно начинать вскоре после начала полового созревания. Восемнадцатилетние ребята для таких преобразований уже совершенно не годились. Конечно, из них можно было бы сделать могучих солдат, но среди сверхлюдей, которыми были десантники, они казались бы низкорослыми карликами.

Имелась и вторая проблема: многие из отобранных кандидатов не выдерживали тех или иных диагностических тестов…

Но эта троица к их числу не относилась. Только не они. Эти парни далеко пойдут.

Теперь предстояло приучить их к дисциплине: отучить убивать друг друга, что, похоже, у них в крови.

— Лександро Д'Аркебуз, — произнес Хаззи Рорк, — Ереми Белене, Бифф Тандриш: ваш муравейник называется Трейзиор, что означает «Три Сестры», и назван он так из-за своих трех вершин. Кем бы вы ни были раньше, отныне вы будете тремя братьями. В группе других братьев. Начиная с этого момента если кто-то из вас набросится на одного из братьев, не получив приказа сделать это от своего командира, обидчик попадет в рабство и его отдадут в наши лаборатории для проведения хирургических экспериментов, где он будет оставаться до конца своих дней. Это вы хорошо усвоили?

Лександро и Ереми кивнули, а Бифф, услышав перевод, нахмурился. Лоб его покрылся морщинами, когда он попытался вникнуть в смысл сказанного.

Пробормотав быструю литанию, Хаззи Рорк включил проектор, в прорезь под чистым полотном мерцающего экрана вставил медальон с записанной информацией.

Монотонное поле расцвело живой картиной. Подросток с нежной розовой кожей был заключен в стальную раму механизма, голыми оставались только кисти его рук. Расширенные зрачки казались лазорево-мраморными. Перед ним стоял сосуд с прозрачной жидкостью. В нем лежала сложная головоломка из соединенных вместе колец. Руки механической рамы, схватив его ладони, опустили их в жидкость, которая зашипела и задымилась. На экране крупным планом демонстрировались его пришедшие в движение гибкие пальцы. Звуковое сопровождение отсутствовало.

— Это кислота, — объяснил Хаззи Рорк. — Кольца сделаны из нержавеющего адамантия. Непослушного парня напичкали экспериментальным лекарством, хотя острота его тактильных ощущений полностью сохранена. Он не может выдернуть руки до тех пор, пока не расцепит кольца.

Некоторое время они еще продолжали наблюдать за испытанием, потом десантник спросил:

— Как вы считаете, нужно ли теперь вынимать руки, когда мяса на костях уже нет? Это третья попытка испытуемого. Он уже дважды подвергался искусственному восстановлению плоти, которую заменили псевдотканью.

Рорк нажал на кнопку с вырезанным на ней черепом. Экран померк, из прорези внизу выскочил медальон с записью.

— Я все понял, — сказал Бифф. — И усвоил.

— Теперь вы всецело находитесь в моем распоряжении и под моим наблюдением, — сообщил им Рорк. — Сейчас по глубокому тоннелю для военного транспорта мы отправимся во Дворцовый муравейник, туда, где расположена наша крепость-монастырь. На орбиту вас и других новобранцев доставит транспортное судно. Оттуда на базу Имперских Кулаков мы попадем на корабле для бросков.

С этими словами десантник сжал кулак, который по размеру едва ли не равнялся голове любого из набранных им ребят, хотя, может быть, это было и не совсем так.

— Как мы можем стать таким, как вы, сэр? — несколько нерешительно спросил Лександро.

— Вот что запомни, Д'Аркебуз. Отныне новоиспеченный кадет не станет первым обращаться ни к одному из Имперских Кулаков. Заговорить с ним он может только тогда, когда тот сам обратится к кадету. Наказанием за первое нарушение будет одна минута в нервоперчатке, Д'Аркебуз. Переведи это, хотя бы приблизительно, солдат! Что такое нервоперчатка, Д'Аркебуз?

— Сэр, готовящийся к вступлению в кадеты ответа на этот вопрос не знает.

— Правильно ответил, кадет.

Десантник выждал какое-то время, словно приглашал высказаться двух других своих подопечных, но ни один из них не рискнул.

Лександро, Ереми и Бифф молча обменялись взглядами. Три брата Трейзиора.

ГЛАВА 3

Лександро полагал, что родная база Имперских Кулаков находится на какой-то планете. Может быть, там будет нестерпимо жарко, чтобы испытать их характер; может быть, планета будет покрыта глянцем ледникового панциря. А может статься, их встретят непроходимые джунгли…

Но не исключал он и другой возможности. База могла оказаться каким-то огромным искусственным спутником, луной из пласталя на орбите одной из планет. Религиозные видеоклипы давали волю воображению.

Однако ничего подобного в реальности не было.

Во всяком случае, в реальности Имперских Кулаков…

Лександро стоял в обсерватории корвета и смотрел в четырехлистник окна. Корабль, казалось, медленно плыл в чернильной пустоте, вдали от звезд, пустоте более черной и более отрешенной от всего мира, чем само одиночество. Впереди он видел огромного левиафана, который как будто был высечен из льда искусной рукой мастера, с плавниками и перепончатыми крыльями и высокими башнями, вершины которых были связаны летящими контрфорсами.

Палуба длинного двора выступала вперед наподобие зазубренного широкого клинка. Его черными зазубринами были бронированные крейсеры и транспортные суда, рядом с которыми корвет с новобранцами представлялся козявкой. Напрягая зрение, он пытался рассмотреть детали. Рядом с большими кораблями он заметил личинки судов помельче, едва различимые невооруженным глазом.

— Попробуй линзы, — услышал он рядом насмешливо-обворожительный голос.

Голос Веленса.

У узорчатых иллюминаторов собралось не меньше десятка рекрутов из различных муравейников Некромонда, и теперь они с любопытством пялились наружу. К этому времени Лександро уже мог говорить с любым из них, независимо от их происхождения и местожительства. Родной диалект не имел значения. Все кадеты прошли курс скоростного обучения классическому варианту имперского готического языка в гипнокабине. Даже бывший подонщик Бифф Тандриш, и тот овладел правильной речью и мог бегло изъясняться на правильном языке, хотя в его случае значение слов временами расходилось с их произношением. Слова порой срывались с его языка бессмысленным потоком. Создавалось впечатление, что количество усвоенных слов превосходило количество их значений. Но, надо отдать ему должное, бывший подонщик горел желанием восполнить этот пробел.

— Линза увеличивает предметы, Д'Аркебуз.

Покровительственные нотки в голосе бывшего техна отсутствовали. Веленс приблизился к Лександро и протянул ему окуляры.

— Я это знаю. Спасибо… брат.

Произнося последнее слово, Лександро позволил себе легкий налет сарказма.

Благодаря окулярам Лександро теперь мог различать бойницы, казалось, бросавшие вызов самому космосу, разноцветные стекла крытых галерей, военные знамена, цветами выросшие на шпилях вершин и застывшие в пустоте пространства. Он видел, какой огромной была эта летающая крепость-монастырь Имперских Кулаков, в пределах которой ему предстояло провести ближайшие несколько лет.

— Размеры в космосе обманчивы, — заметил Веленс.

— Что ты говоришь? — протянул Лександро. Сидевший в нем бес превосходства заставил его добавить: — Бьюсь об заклад, что эта крепость много больше, чем весь тепловой колодец старого доброго Трейзиора.

Бывший техн вспыхнул, но, справившись с негодованием, холодно улыбнулся:

— Нет, тебе не спровоцировать меня, брат. Я не стану связываться с тобой, если ты на это надеешься. Но я позабочусь о том, чтобы тебе не пришло в голову обидеть брата Тандриша таким же образом. Вдруг он более импульсивный и не сможет сдержаться. Хотя не исключена возможность, что я ошибаюсь. Меня удивляет его природный ум. Он слишком сообразителен для подонщика. Если тебе взбредет в голову попытаться спровоцировать его, последствия могут оказаться для тебя весьма печальными и неожиданными. Ненависть и позор может снискать тот брат, который попробует так подло уничтожить другого брата.

Лександро зевнул.

— Скажи, во время тестирования какой у тебя был уровень состояния психики?

— Возможно, — продолжал Белене непринужденно, — что таким поведением ты просто маскируешь свою внутреннюю убогость.

— Белене, если мне захочется выслушать нравоучение, я обращусь к капеллану.

— И он ответит тебе, что каждый из нас, будущих десантников, — один на миллион, один на миллиард — за исключением того, кто ставит себя выше остальных братьев, а таких, как этот, еще меньше.

— Ты наверно входишь в один из революционных культов?

В этот момент прозвучал сигнал, призывающий к молитве. Новобранцы поспешили в судовую часовню. Там, перед озаренной внутренним светом позолоченной иконой с изображением Императора тлели благовония. Тут же стояла алебастровая статуя Рогала Дорна, примарха Имперских Кулаков. Скульптура была исполнена из белейшего алебастра, чтобы подчеркнуть его чистоту.

Капеллан в одном из сражений получил такие увечья, что теперь только одним был полезен братству — тем, что сопровождал молодых новобранцев и пробуждал в них благочестивые помыслы. Тело у него ниже пояса отсутствовало. Обрубок торса был помещен на кибернетическую тележку с многочисленными тихо урчащими трубками и трубочками. Управлял он ею единственной уцелевшей рукой. Вместо второй руки у него был инкрустированный серебром и бронзой протез из пласталя, снабженный сервомоторами. Обрамленные золоченой бронзой сапфировые линзы служили ему глазами. Когда он смотрел на кого-то, казалось, что линзы эти готовы пронзить человека насквозь, сорвав с него не только одежды, но и живую плоть. Под его пристальным взглядом человек чувствовал себя голым.

С первого момента путешествия капеллан обратил парней с Некромонда в истинную веру, в которой большое место уделялось обожествлению Рогала Дорна, собственные гены которого в семени, воспроизводимом из поколения в поколение в имплантированных прогеноидных железах Имперских Кулаков, превратят новообращенных кадетов в десантников, настоящих десантников братства.

Братство Первого Поколения. Это братство преданно защищало Императорский Дворец на Земле от бесчинств и извращенной ярости Гора, поднявшего восстание. Капеллан продемонстрировал слушателям голограмму Колонны Славы из радужного металла, вознесшуюся на полукилометровую высоту недалеко от тронного зала самого Императора, с вмонтированными в нее доспехами десантников, которые положили свои жизни там, а также во время телепортационного штурма боевого крейсера Гора девять тысяч лет тому назад. Внутри разбитых доспехов виднелись кости, внутри раскрошенных шлемов — зияющие пустотами глазниц усмехающиеся черепа. Можно ли мечтать о более прекрасной гробнице для космического десантника?

Такова была их традиция, которая существовала на протяжении уже десяти тысячелетий.

Теперь, когда дорвет находился в пределах прямой радиосвязи родной базы, к новобранцам для последней службы и вознесения хвалы господу присоединился освободившийся от корабельных обязанностей Астропат судна. Выходцы с Некромонда с любопытством взирали на тщедушную фигуру этого слепого человека, плоть которого была невесомой и прозрачной, как у алебастрового идола примарха, но он обладал способностью телепатически общаться с дальними звездами и даже мог напрямую обратиться к самому Императору, если бы такая необходимость вдруг возникла.

— Возрадуйтесь, — пропел капеллан. — Сегодня с нами Глас Императора. Возрадуйтесь, ибо сегодня мы возвращаемся в нашу священную крепость. Где бы во Вселенной мы ни находились, трансформированное тело десантника является храмом, в котором хранится святое причастие Рогала Дорна; в скором времени и вас ждет такое же преобразование.

Да, подумал Лександро, еще до того, как он полностью приобретет новый статус, тело его станет вместилищем для многих чудесных органов. Во всяком случае, так им рассказывал капеллан, именно за счет этого обычный человек с хорошими задатками становится непобедимым исполином, имя которому — космический десантник.

На самом деле, чтобы стать могущественным, тело десантника должно включать в себя — как там сказано в литании? — вторичное сердце, оссмодуль, бископ; гемостамен, орган Ларрамен и ухо Лаймена… Нет, он забыл правильную последовательность имплантаций.

По этой причине в космический десант набирались только мальчики, которые еще не сформировались, а не взрослые мужчины.

Медленное поступление в организм гормонов из оссмодуля поможет скелету подростка раздаться вширь и в высоту. При этом кости приобретут керамическое покрытие, а ребра грудной клетки срастутся в сплошной надежный панцирь…

Капеллан звучно стукнул своим единственным органическим кулаком по обтянутому зеленовато-желтой тканью панцирю своей груди. Печать чистоты нестерпимо-яркого для глаз пурпура была заменена личным геральдическим знаком с изображением ногтя, пронзающего простертую ладонь. Знак этот визуально утопал в грудной пластине, и казалось, что в этом месте на металле проступал призрак одного из его сердец, где пальцы представлялись легочными сосудами, а ладонь —. самим сердцем.

— Это — мой храм! Скоро у каждого из вас будет такой же!

— Разбитый храм… — едва разжимая губы, еле слышно бросил Лександро Веленсу, тщательно подражая произношению бывшего техна.

— Кадет Д'Аркебуз! — вскипая правым гневом, воскликнул капеллан. Выражение его лица и тон голоса были настолько искренними, что невозможно было понять, рассердился он на самом деле или только сделал вид. — В чем заключается функция уха Лаймена, которое заменит твое собственное, если тебе будет суждено дожить до той поры?

— Сэр, оно предохраняет десантника от чувства головокружения и тошноты, которое обычно появляется при потере ориентации в пространстве независимо от силы раздражителя.

— И?

— Сэр, кадет не знает, сэр.

— Ухо Лаймена позволяет десантнику также усиливать фоновые шумы и производить их фильтрацию. Мой «разбитый храм», который, тем не менее, остается священной и помазанной ракией Рогала Дорна, также оснащен этим органом. Нервоперчатка вам уготована, кадет Д'Аркебуз! Преступление: богохульство. Приговор: пять минут болевого воздействия, уровень терция. Наказание последует немедленно в присутствии настоящих свидетелей. Таким образом мы очистим нашу часовню и самих себя в наших сердцах. — Потом, как будто слегка смягчившись, капеллан добавил: — Кадет, советую вам воздержаться от проклятий и богохульства во время исполнения приговора, иначе вы получите более суровое взыскание.

Капеллан прикоснулся к нескольким кнопкам на своей тележке. Люк в полу перед ним раскрылся, обнаружив под собой шахту. Оттуда поднялся стальной каркас, внутри которого висела прозрачная обтягивающая туника с изысканной вышивкой из тонкой серебряной проволоки. Своим видом она напоминала анатомическое изображение иннервации тела человека.

У туники отсутствовали голова и верхняя поверхность плеч. Металлический остов медленно развернул ткань.

Так это и есть нервоперчатка? На Трейзиоре Лександро представлял ее в виде рукавицы, в которую заключают кисть руки…

Но никак не перчатку, натягиваемую на тело. Перчатку, которая облегает тело до самой шеи.

Капеллан почти восторженно пропел:

— Перчатка обтянет все твое тело, за исключением головы. Эластичная ткань плотно приляжет к ногам, чреслам, корпусу и рукам. Эта сеть из электроволокна посылает болевые сигналы необычной силы ко всем нервным окончаниям на теле, не причиняя при этом организму ни малейшего физического вреда. Несмотря на то, что ты будешь испытывать невыразимые муки, и тебе будет казаться, что тело твое поджаривается и обугливается, ничего такого на самом деле происходить не будет. Поэтому болевой сигнал может продолжаться без уменьшения.

Ампутированный облизнулся, плотоядно высунув язык, словно пробовал на вкус молекулы пота Лександро, которыми вдруг наполнился окружающий воздух, после чего продолжил:

— Самое большое время, которое человек способен вынести в нервоперчатке при болевой стимуляции третьего уровня без необратимых явлений, выражающихся в помешательстве, равно пятидесяти двум минутам. При подаче болевого сигнала в течение более длительного времени происходит необратимое перевозбуждение нервных окончаний…

Искусственные сапфировые глаза религиозного наставника осветились внутренним светом, когда он взглянул на Лександро. Почему он оттягивал момент пытки, продлевая агонию ожидания? Было ли это вызвано личной обидой на богохульство кадета? Не похоже! Нет, в этой обстоятельности было что-то священное и загадочное, словно сама Боль была богом, а он ее жрецом.

Он прикоснулся к кнопке на контрольной панели своей киберколяски, и стальной остов снова опустился в цилиндрическое чрево шахты, перчатка при этом раздулась, готовая принять приговоренного к наказанию. Разрез туники теперь был на одном уровне с раскрытыми створками люка.

— Сними свою одежду, кадет. Лександро какое-то время не шевелился.

— Предупреждаю, отказ выполнить приказ равносилен тяжкому преступлению, за которое следует высшая мера наказания.

Лександро, не мешкая, сбросил кадетскую тунику цвета горчицы, ботинки и набедренную повязку, оставшись в чем мать родила. Его гладкая кожа тотчас покрылась мурашками и стала шершавой. Усилием воли он пытался подавить дрожь в руках и ногах, но это не помогало.

— Теперь залезай в перчатку, Д'Аркебуз. Она не порвется.

Лександро одним прыжком оказался возле люка и спрыгнул вниз. Перчатка ловко охватила его, заключив тело в объятия. Она обтянула его, как вторая кожа. Свободной оставалась только голова, торчавшая над уровнем пола.

Металлический каркас снова поднялся наверх, выставив его на всеобщее обозрение: тело, опутанное серебряными нитями паутины, заключенное в железный остов.

— Боль — это… урок, который преподает нам природа, — изрек капеллан.

— Боль предохраняет нас от травмы. Боль сохраняет наши жизни. Это оздоровляющий, очищающий скальпель для наших душ. Это вино, причащающее нас к. героям. Это панацея от слабости — квинтэссенция преданности. Боль — это философский камень, обращающий простых смертных в бессмертных. Это — Возвышенное, золотой астральный огонь! Я всегда пребываю в боли, благословенной боли. Рекомендую тебе сосредоточиться на сущности Рогала Дорна, кадет.

Мгновенье спустя Лександро показалось, что тело его сверху донизу окатили крутым кипятком, и внутри его охватил испепеляющий огонь. Теперь он понял, что должны были чувствовать те две несчастные жертвы, сброшенные в люк теплового колодца.

Разница состояла лишь в том, что они быстро умерли, во всяком случае, так считалось.

Он умереть не мог.

Потому что его бьющиеся в агонии члены, заключенные в тонкий, но прочный остов, не подвергались смертоносному воздействию. Даже в такой непереносимой муке он понимал, что его физическая сущность оставалась нетронутой.

Его ноги не были опущены в расплавленный свинец, они сами были расплавленным свинцом. Его живот служил тиглем, ребра — рашпером, пальцы — щипцами. Из чресел у него торчала добела раскаленная кочерга. По артериям вместо крови текла лава.

И потерять сознание он тоже не мог…

Тогда кипящая вода превратилась в перегретый пар. Пламя топки стало светящейся плазмой.

Он вопил так, что сорвал голос и начал задыхаться. Может быть, он потеряет сознание от асфиксии, возникшей в результате воплей?

Нет, его легкие со свистом втягивали воздух, чтобы разразиться новым криком. Грудь его исторгала животный рев.

Но проклятий в адрес капеллана не последовало. Как не последовало просьб о помиловании. Даже в такой чудовищной ситуации подсознательно Лександро понимал, что первое было бы глупым, а второе — напрасным.

Каким-то образом перчатка поддерживала его в сознании и не давала отключиться чувствительности, блокируя вырабатываемые мозгом опиаты и не включая защитный механизм беспамятства. Его тело яростно исполняло симфонию боли.

Вдруг перед его мысленным взором возникло алебастровое лицо Рогала Дорна: утес лица с пухлыми упрямыми губами. Губы эти шевелились, словно произносили слова, предназначенные исключительно для него одного. Они легкими поцелуями входили в мягкую ткань его мозга: «Хотя ты свергнут в самое пекло теплового колодца, ты паришь, неуязвимый. В муках ты вознесешься, непобедимый и недосягаемый для простых жертв огня».

Эти слова на какое-то мгновение разверзли перед ним бездну безумия, и он, утратив связь с ужасным настоящим, пребывал в свободном падении, а потом снова погрузился в магму страдания. Но все это время рот его продолжал исторгать нечеловеческие вопли.

Наконец пытка кончилась, — так быстро, что Лександро показалось, будто его тело испарилось, исчезло, и он обратился в бесплотный дух.

Железный каркас начал опускаться, и когда его рот оказался на уровне пола, замер. Прохладные руки подхватили его под мышки. Какие они были прохладные, какие прохладные. Эти же, такие ласковые на первый взгляд руки вытащили его из перчатки.

Одна из них принадлежала Ереми Веленсу, вторая — Биффу Тандришу. Они помогали Лександро или принимали участие в его наказании?

Голый Лександро упал на колени перед идолом Рогала Дорна и поклонился ему…

Капеллан внимательно посмотрел на него. Спустя некоторое время он направил к нему свою кибернетическую коляску. Остановившись рядом с кадетом, он протянул к нему свою здоровую руку.

— Еще до того, как тебе имплантировали семя Примарха… — пробормотал он почтительно, — еще до того… Как будто благословенный Дорн заранее отметил тебя своей печатью.

Слова, произнесенные капелланом, не имели для Лександро какого-нибудь разумного значения. Все же, глубоко в душе, там, где разум был невластен, он почувствовал тихую, необъяснимую радость.

— Ты не должен оскорблять преднамеренно, чтобы подвергнуться такому наказанию, — хрипло прошептал могущественный инвалид. — Ты должен подчиняться, благоговеть и подчиняться! А теперь одевайся и встань вместе со всеми.

Прерванная служба воздаяния хвалы продолжалась на протяжении всего времени, пока корвет плыл навстречу ярко освещенному доку, подобно тому, как мелкая рыбешка неотвратимо следует в пасть глубоководного хищника. Поднятие нервоперчатки также в некоторой степени стало актом священнодействия.

В крепости-монастыре юным выходцам с Некромонда предстояло провести шесть имперских месяцев, проходя суровые испытания, уготовленные им наставниками и хитроумными изобретательными старшими кадетами. Случись это раньше, никому из них не удалось бы живым выбраться из ритуального тоннеля ужаса…

ГЛАВА 4

Под присмотром образованных рабов, предки которых служили Братству на протяжении многих эр и не знали иного мира, кроме исполинских крепостных стен монастыря, новобранцы знакомились с местной топографией: с галереями и аудиториями, с гимнастическими залами и ассамблеями, с цехами и часовнями, со стрельбищами и операционными, а также с разнообразными, разбросанными по всей территории хранилищами, где можно было найти рукописные, печатные и записанные иным способом труды.

Учитывая значение подобных фондов, которые одновременно служили центрами коммуникации, вход в эти хранилища был строго ограничен. Назывались они библариями. Там денно и нощно дежурили астропаты или офицеры обороны. В их фондах хранились своды оригинальных рукописей, собранных за десятитысячную историю Братства. Но среди общего числа библариев имелись и такие, где можно было получить электронную копию разрешенных для пользования документов.

Техны, обслуживавшие машинные залы, самостоятельно мыслящие рабы, администраторы, команды кораблей — словом, весь вспомогательный состав десантного братства, имели в своем распоряжении удобные и скромные спальни… при условии, что нуждались или могли себе позволить определенный уровень комфорта во время сна. К ним относились настроенные на выполнение конкретного задания техноматы, первозданные личности которых были уничтожены и заменены совокупностью благоприятных и полезных для Братства психических и информационных данных, введенных электронным способом. Эти создания нуждались и могли позволить себе определенный уровень комфорта. Сюда же относилась группа сервов, человеческое начало в которых сохранялось без изменения. Все остальные, поставляемые в монастырь Адептус Механикус Марса, были автоматами — запрограммированными зомби. Кроме них в крепости присутствовал еще один тип вспомогательного персонала — специализированные киборги, полумашины, которые вовсе не нуждались в сне.

Десантники, космические скауты и кадеты проводили искусственные ночи в голых кельях, Питались они в полной тишине в своих столовых, где поглощали основанную на стимулирующей диете пищу с включением керамических добавок и лекарственных препаратов. Трапеза заканчивалась произнесением молитвы, которую читал старший из посвященных.

Д'Аркебуз, Белене, Тандриш и их товарищи в скором времени с помощью местных хирургов в отделении Апотекария получили свои первые два набора имплантатов. Первым было вторичное сердце, суть назначения которого состояла в поддержании жизнедеятельности организма в случае выведения из строя во время боя естественного органа. Тогда же им имплантировали укрепляющие скелет оссмодули и железу бископа для стимуляции мышечного роста.

Вслед за этим настала очередь гемостамена и органов Ларрамена: первый предназначался для контроля над оссмодулем и железой бископа, а также обогащения крови, второй — для изменения свертывающих свойств крови, с тем, чтобы полученная рана почти немедленно закрывалась и. затягивалась.

Неофиты с Некромонда очень хорошо познакомились с операционными алтарями и аппаратами для проведения биомониторинга и биохимических анализов Апотекария, с напоминающими богомолов лазерными скальпелями, с емкостями, в которых хранились бесценные, готовые к пересадке искусственные органы, с устройством для проведения осмотров, громоздким, как заключенный. в бронзовый панцирь армадилл, конусообразное рыло которого высвечивало на экране внутренности тела, с аппаратом для наркоза, похожим на гигантского паука, который впрыскивал в их нервы метакураре; там, бормоча хирургические заклинания, воспринимаемые в качестве некоей жутковатой колыбельной, священнодействовали специалисты, облаченные в одежды, расшитые таинственными знаками, защищавшими якобы от дурного глаза, и символами чистоты.

На протяжении последующих нескольких лет кадетам предстояло еще лучше познакомиться с возможностями Апотекария и содержимым его помещений. Это была святая святых хирургического искусства, с помощью которого обыкновенных людей превращали в полумашины или в шедевры переходных форм человека.

Один несчастный парень из Дворцового муравейника умер внезапно. Его гемастамен не сумел синхронизировать работу оссмодуля. Начался неуправляемый рост костной системы, отростки позвонков прорвали кожу, пальцы начали срастаться, превращая кисти рук в лопаты. Трудно себе представить, что такая аномалия могла произойти в результате неправильно произнесенной ортодоксальной хирургической литургии! Несмотря на срочную гемотерапию и ампутации, синдром продолжал развиваться. Тогда больному произвели почетное уничтожение личности, а его зомбированное тело, поместив в емкость с питательной средой в одной из лабораторий Апотекария, оставили для изучения.

Однажды, во время краткого отдыха, Лександро удалился в скрипторий, чтобы позаниматься. К своему великому удивлению, он обнаружил, что два его «брата» уже уютно устроились там, хотя и сидели за контрольными панелями на некотором расстоянии друг от друга. Энтузиазм, с которым Бифф Тандриш посещал скрипторий и библарии, где самозабвенно погружался в изучение истории Имперского Кулака, удивлял Лександро, вызывая в душе определенное раздражение.

— Конечно, — заметил он, проплывая мимо Веленса, — нашему Биффу приходится начинать с основы элементарных знаний…

— А тебе — имея преимущества перед нами? — поинтересовался Веленс язвительно.

— Ага, — ответил Лександро, — все же, что такое знание фактов по сравнению с опытом религиозного переживания?

Опыта, который Лександро приобрел, во всяком случае, ему так казалось, во время пребывания в нервоперчатке… Он сам часами оставался в часовне, предназначенной для кадетов, и молился перед образами Рогала Дорна и Императора, пытаясь вновь пережить тот момент, который познал в полете через огонь. Он был уверен, что когда-нибудь в бою это сослужит ему хорошую службу. Вдыхая запах дымящегося ладана, он снова и снова представлял, как тело его охватывает пламя, и душа струйкой дыма покидает его.

Внешне Тандриш не обратил на него никакого внимания, как будто с головой ушел в детали сражения, случившегося четыре тысячи лет назад. Но Ереми смерил Лександро вопросительным взглядом.

— Пока еще слишком рано возбуждать дело чести, — заметил он.

Это на самом деле соответствовало действительности, ибо зрелым, подготовленным к сражениям братьям разрешалось устраивать дуэли. «Разрешалось» — мягко сказано, скорее это даже поощрялось, только ритуал этот осуществлялся в строгих рамках рыцарства…

Лукавым голосом Веленс продолжил:

— Я слышал, что тот, кто покрыт шрамами, достоин уважения. Шрам на щеке, нанесенный братом, подобен божественному укусу, братскому поцелую. Не желаешь ли ты удостоить чести собственные щечки, подставив их для благословения Биффу? Или в один прекрасный день предпочитаешь благословить аналогичным образом его?

С этими словами Белене почесал руну на собственной щеке, словно хотел дать понять Лександро, что сам он уже был такой чести удостоен и ожидал уважения.

Лександро пожал плечами.

— Где ты набрался этих премудростей относительно дуэлей?

— Наблюдая и учась, брат, а не через экстатическое озарение. По милости Дорна, Имперских Кулаков характеризует педантичная приверженность к точным деталям. Это касается военной тактики и личного поведения. По этой причине мы принимаем…

— Мы? — усмехнулся Лександро.

— Мы принимаем «юнкерскую модель поведения».

Слово «юнкер» Лександру известно не было.

— Да, древний прусский кодекс. — Белене с радостью продолжил объяснение: — Названный так в честь пруссаков, когда-то живших на старушке Земле. Эмбриональная плазма, которую мы получаем, Д'Аркебуз, содержит в себе утонченную отраву. Крепкий пьянящий яд, который ты, похоже, уже вкусил и захмелел малость.

— Что за богохульство я слышу?

— Что я, по-твоему, такой дурак, чтобы богохульничать? Обратись к кодексам нашего наследства и познакомься с ними более внимательно, Д'Аркебуз. Одним религиозным экстазом и страданием битву не выиграть. Гибель каждого десантника — трагедия и одновременно триумф.

— Ты — богохульник, который не верит в искупительную силу молитвы! Или ханжа и педант, технарь, способный только стать одним из писарей моего отца.

С этими словами Лександро, полный негодования, покинул скрипторий и вернулся в свою маленькую келью, чтобы, оставшись наедине, прочитать литургию, которую они выучили последней.

«О Дорн, рассвет нашего существования, Пусть твое солнце озаряет нас, твоих сынов; О Примарх, предтеча, укрепи нас…» На одном из стрельбищ, примыкавшем к литейному цеху, Братья Мастеровые, которые когда-то, до своей трансформации, тоже были обитателями муравейников, познакомили новых выходцев с Некромонда с военными болтерами, огнеметами, плазменными пистолетами, трансформируемыми ружьями, лазерным оружием. Братья продемонстрировали энергетические топоры, а также различные виды более тяжелого вооружения, с которым неофиты в силу отсутствия нужных физических данных пока еще справиться без посторонней помощи или специальных устройств не могли. Кадеты также пока еще не могли надеть силовую броню, способную выдержать весь этот арсенал. Вновь посвященные еще находились в стадии роста, и только спустя порядочный отрезок времени они получат свой последний имплантат — внутренний панцирь, который позволит им носить бронированный костюм.

Они пока еще росли физически, раздаваясь вширь и ввысь, распухая и наращивая мышечную массу.

Пока еще кадеты не имели возможности посетить огромный, обнесенный оградой и тщательно охраняемый комплекс Арсенала с его рядами оружия и складами боеприпасов как самых последних моделей, так и древних. Все это богатство было заключено внутри силового поля в помещениях из адамантия.

Как не были они пока, к величайшему сожалению Лександро, в Реклюзиаме, святая святых братства, где хранились наиболее священные и высокочтимые реликвии и трофеи. Только посвященные могли переступать порог святилища.

Также не посещали они пока невероятные по размеру Катакомбы, расположенные под базой крепости-монастыря, где стояли ряды гробниц с телами покойных героев древности и современности. Слишком святым было это место, чтобы допускать туда неофитов.

На базе и без них имелось большое количество менее значительных реликвий.

Зрелые, прошедшие военную подготовку братья — рыцари-исполины Империи, кого кадеты ни в коем случае не должны были беспокоить, — принимали участие в крестовых походах, подробностями которых кадетам даже не следовало интересоваться. В свободное время, в промежутках между тренировками, упражнениями и молитвами, Имперские Кулаки занимались тем, что в тиши своих келий вырезали всевозможные безделушки. И теперь повсюду можно было увидеть их творения, накопившиеся за тысячелетия. Произведения их труда помещались в нишах в. серебряных ковчегах или в позолоченных шкатулках в стиле рококо, а кибернетические сервы сметали с них пыль. Подобные поделки офицеры носили как украшения наряду с самыми дорогими и святыми наградами с включениями крохотных осколков собственных боевых доспехов самого Императора многотысячелетней давности, появившихся задолго до того времени, когда Божественный Бессмертный был заключен в свой искусственный золотой трон.

Все произведения самодеятельного творчества воинов отличались богатством отделки. Некоторые из них изображали те или иные виды оружия, другие — доспехи или камеи с миниатюрными сценами баталий, имперских Кулаков, погибших в сражениях, или тех, кто, дожив до преклонных лет, подвергся почетной эвтаназии. В качестве сырья для изготовления поделок десантники использовали не что иное, как укрепленные керамикой фаланги и пястные кости. Лишь у немногих из мощей, покоящихся в гробницах Катакомб, были выставлены напоказ кисти рук. У большинства они отсутствовали. Существовало поверье, что даже у мертвого Имперского Кулака руки опасны.

В аудитории с написанными по фризу рунами и увешанной славными знаменами, где проходили занятия кадетов с Некромонда, молодые неофиты жадно ловили каждое слово искалеченных в боях ветеранов-воинов, читавших им лекции. Однажды во время одной такой лекции Лександро узнал, что Белене не погрешил против действительности, произнеся в скриптории слова, которые показались ему тогда богохульственными…

Привязанный к управляемому креслу, выполненному в форме сидящего на корточках сверхчеловека, сидел брат Реторик с парализованными нижними конечностями. На шее у него на серебряной цепочке висела одна из таких безделушек. Другие безделушки в изобилии украшали само кресло. Аналой в виде имперского орла, вырезанный из черного янтаря, своими распростертыми черными крыльями поддерживал огромную копию Кодекса Астартов, подвешенную на цепях. Этот свод законов и правил, которым руководствуется организация Космического десанта, был написан на сшитых и переплетенных пергаментных листах, изготовленных из обработанной кожи инопланетян, зелеными и оранжевыми буквами, цвет которым дала кровь двух инопланетных рас. Брат читал лекцию по памяти, к тому же темой его выступления была вовсе не структура Легионов Астартов.

Он начал грубым хриплым голосом, и слова его глубоко западали в души слушателей, оставляя следы, подобные когтям хищника на масле:

— Вы уже получили некоторое количество драгоценной эмбриональной плазмы нашего благословенного Примарха, что приобщает вас к братству Имперских Кулаков…

Кадеты, сидя на расставленных полукругом креслах, не шевелясь, внимали словам ветерана. Над ними простирался купол, расписанный батальными сценами.

— Ваши новые органы и железы происходят от одного-единственного источника, которым является генонесущее семя божественного Рогала Дорна, которое на протяжении поколений хранится в ракиях наших тел. Из этого семени мы культивируем сверхчеловеческие органы и железы, которые и делают из вас настоящих космических десантников. Прежде чем вы получите ваш внутренний панцирь, специалисты из Апотекария должны имплантировать вам две прогеноидные железы, которые на протяжении следующих пяти — десяти лет будут впитывать в себя продукты вашего метаболизма, характерного для Имперских Кулаков. Собрав вырабатываемый этими железами секрет, наши специалисты в дальнейшем продолжат выращивать новые органы для приобщения к братству космического десанта других новобранцев.

Горе вам, если погибнете, не прослужив первые пять лет! Поскольку таким образом вы лишите нас возможности произвести на свет еще одного Брата. По этой причине вначале вы вступите в отряд скаутов, во главе которого стоит сержант, чьи помыслы сосредоточены на том, чтобы воспитать в вас чувство самосохранения и умение выживать.

В тот момент на территории крепости-монастыря не было ни одного скаута. Те, которые уже получили внутренние панцири и выдержали испытание на звание стажера в области сверхчеловеческих качеств, были рассеяны по галактике и участвовали в кампаниях захвата. Для того, чтобы щиток естественным образом слился с телом, требовалось не менее года. Его носитель, прежде чем его раздавшееся в размерах естественное тело будет признано полностью трансформированным физически и духовно и подготовленным к ношению полного вооружения и доспехов космического десанта, должен был пройти очищение — своеобразную дистилляцию в перегонном кубе сражения.

— Мы никогда не вели и не ведем себя бездумно и дерзко, — говорил брат Реторик, акцентируя на этом внимание слушателей. — Но стремитесь рисковать собственными жизнями, если этого не требуют обстоятельства! В крайних случаях новые прогеноиды мы можем получить от экспериментальных рабов, но на это уйдет много времени. Поэтому никогда не действуйте безрассудно. Имперский Кулак тщательно продумывает и методично планирует каждый свой поступок. Это касается и самых решительных моментов битвы, когда наша пролитая кровь благодаря органу Ларрамена твердеет, как киноварь. Действительно, пусть это станет вашим правилом: горячая кровь рвется наружу, но разум космического десантника непоколебим, как скала. Непоколебим и проворен, как ртуть, и мгновенно способен найти выход в запутанном лабиринте сложных обстоятельств, если только забрезжит хоть малейшая надежда!

— Да будет вам известно, — заявил парализованный, непоправимое несчастье с которым произошло во время одной из грозных атак инопланетян, когда у него сдали нервы, — да будет вам известно, что некоторые бесценные органы Почтенного Дорна были безвозвратно утрачены нами в последний, относительно короткий промежуток времени. Мы больше не обладаем Поверхностной мембраной, которая позволяла десантнику входить в состояние временной спячки. Нет у нас больше и железы Бетчера, вырабатывавшей у космического десантника разрушительный яд, которым он мог плюнуть неприятелю в лицо.

Горюем ли мы об этих потерях? Нет! Мы — Кулаки! Мы не нуждаемся ни в спячке, ни в ядовитой слюне. Мы и так крушим наших врагов.

Да будет вам известно, что мутации способны исказить записанную в генах информацию. И вы имели возможность сами стать свидетелями такого ужасного примера: у вашего бывшего товарища произошло бесконтрольное разрастание остистых отростков позвонков и срастание пальцевых фаланг.

Ему не повезло. Он стал исключением из правил. Его мутация была проявлением какого-то злокачественного изменения генного характера. Но я поспешу добавить, что никакое проклятье не может стать причиной этого, не может быть и речи о колдовстве или злом умысле. Во всяком случае, таково заключение экспертов, и ляпсусы в литургии тоже здесь ни при чем. Случившееся произошло по воле судьбы.

Все-таки мы все, без исключения, являемся носителями более тонкой и амбивалентной генетической ошибки, которая выражается не в безудержном разрастании костной ткани, но в самом поведении. Может мне кто-нибудь из кадетов сказать, в чем состоит эта ошибка?

Ветеран испытующим взглядом окинул ряды новобранцев.

С громким стуком откинув сиденье, с места поднялся Веленс. Все лица тотчас обратились к нему. Он, в свою очередь, бросил взгляд в сторону Лександро.

— Говори, — приободрил его калека.

— Сэр, это наше отношение к боли, сэр.

— Ага, твоя учеба не прошла даром, кадет Веленс… Развейте вашу мысль.

— Сэр, Имперский Кулак силой воли способен подавить в себе боль. Это качество исключительно хорошо в бою, когда мы можем сражаться, невзирая на страшные раны, сэр. На уровне подсознания мы не боимся этих травм.

— Да, такая небрежность может привести к неосторожности, допустимой только в учебном бою с товарищем, что, в свою очередь, может нарушить стройный план боя и вызвать неоправданно большие потери в живой силе и технике. Мы должны остерегаться такой тенденции даже в тех случаях, когда приходится прибегать к ней. Мы — не берсеркеры! Напротив, нас, Кулаков, отличает скрупулезное планирование с педантичной проработкой деталей. Можешь сесть, кадет.

Пока Веленс садился, руки парализованного взлетели вверх, словно он пытался нарисовать в воздухе какую-то сложную, замысловатую фигуру.

— В своих действиях мы опираемся на точный, методический расчет и строго выработанную тактику. Отсюда известная учтивость и артистизм нашего братства. В минуты праздности, пока вы будете матереть здесь, у любого из вас может возникнуть желание взять в руки костные фаланги ваших мертвых собратьев и в знак почитания и уважения к их былой силе, лишенной ныне живой ткани, нанести на них какие-нибудь хитрые узоры. Таким образом мы любим выражать наше искусное мастерство. Внутри могущественной энергетической перчатки, способной раздавить череп инопланетянина, как жалкий воздушный шарик, скрывается владение микроскопической техникой!

Да, после сражения, как только вы вознесете хвалу Господу, а может быть, и до него, как, например, сейчас, в этот благословенный момент, пока вы еще готовите к крестовому походу душу и укрепляете свой дух, многие из вас захотят в своей келье опуститься на колени подле пилы и абразивного круга, взять в руки рашпиль или увеличительные стекла, карбидный резец или кисть и роговую чернильницу. И костные фаланги ваших погибших или преданных эвтаназии товарищей…

У лектора у самого начали подергиваться руки, а бледные щеки покрыл лихорадочный румянец, когда он начал читать:

«Кулаки красоты,

Пальцы смерти;

Имперские кулаки —

Со смертью наша встреча». Вся важность творческого труда для братства Имперских Кулаков в моменты отдыха и медитаций стала более понятной Лександро после того, как однажды он случайно остановился возле двух боевых братьев, которые рядом с библарием вели о чем-то спор, тактичный, но все же страстный.

По длинному коридору с гофрированными сводами тянулось продолговатое змееподобное тело серва, пухлые ладони которого выделяли специальную пасту для натирки полов. В лампадах перед иконами, вставленными в самодельные рамки, мерцали электросвечи. Лександро, чтобы не помешать двум десантникам, пришлось остановиться.

Он размышлял, что вошло у него в привычку, о боли и о том, как Рогал Дорн как будто выделил его среди всех остальных и дал свое особое благословение еще до того, как эмбриональная плазма Примарха была введена в его тело…

Десантники не обратили никакого внимания на него, когда он остановился в ожидании, когда освободится путь, не желая беспокоить их. То, что он услышал, дало ему первое представление о мире внутренних переживаний взрослых Кулаков, которые прослужили более семидесяти лет. Об этом свидетельствовали семь штифтов, имплантированных в крутой лоб с ежиком волос каждого из космических рыцарей.

— Но, брат, — говорил один, — предположим, ты погружаешь фалангу в горячий парафин после тонкой полировки — после того, как ты выражаешься, как поверхность приобрела окончательный вид, — тем самым внося в реликвию товарища инородный материал.

— По сравнению с рогом кость обладает определенной пористостью, — возразил другой, — несмотря на то, что кости брата укреплены керамикой.

— Но…

— Эту пористость я ощущаю! Может быть, мой оккулобный орган обеспечивает более тонкое микрозрение, чем твой? При погружении обработанной кости в расплавленный парафин он позволяет эти поры заполнить, поэтому чернила при нанесении рисунка не расплываются.

— Но эти поры уже заполнены керамикой, брат!

— Все? Мириады пор? Всегда?

— Возможно, твой оккулобный орган перевозбуждает твои органы зрения, и ты видишь то, чего не существует? В бою это может оказаться опасным.

— Брат, кость следует исследовать очень внимательно, одного беглого взгляда недостаточно. Станем ли из-за этого мы драться на дуэли?

На лице у каждого из мужчин виднелись следы, глубоких шрамов и отметин.

— Думаю, что да, — ответил второй. — Не стоит ли сначала нам обратиться в Солиторий, чтобы в одиночестве и молчании укрепить наши души и обдумать наши обвинения?

Прямые и жесткие, братья плечо к плечу направились в сторону места уединения, расположенного в темной гондоле, висевшей над чернотой бездны вакуума у крепостных стен монастыря.

Брюхоногий полуавтомат почтительно переместился туда, где только что стояли десантники, и начал драить древний клепаный пол.

Впервые в жизни пришлось Лександро так близко столкнуться со старшими братьями.

Кадеты старшего возраста были совсем иным делом…

В течение первых шести месяцев те, кому удалось преодолеть первый этап подготовки, относились к новобранцам с Некромонда как к желторотым птенцам, малькам, из которых могли вырасти акулы, а могли и не вырасти. Хотя никогда не стоял вопрос о том, чтобы младшие кадеты прислуживали старшим, как сервы, скажем, убирали, их кельи.

Все же теперь, по мере того, как наливалось силой и массой тело Лександро, он начал замечать напряжение, существовавшее между более здоровыми парнями и юными новобранцами. Казалось, обладатели новых органов и возможностей с нетерпением ожидали сигнала. В воздухе пахло грозой…

Однажды вечером два здоровенных парня бросили клич, чтобы новички немедленно отправились с ними.

Не давая никаких объяснений, таинственный эскорт увел из дому озадаченную группу молодняка. Вскоре они миновали просторный, плохо освещенный вестибюль под высоким сводом с запахом расплавленной камфоры, потом другой. Техны, сидевшие на корточках перед своими расписанными рунами спальнями, увидев процессию, поежились.

Тусклый гофрированный коридор протяженностью в полкилометра, похожий на нутро кита, вел к сырому боковому проходу со стенами, покрытыми лишайником. Туда лопасти вентилятора нагнетали удушливые дымы. Далее путь вел мимо литейных цехов. Казалось, старшие кадеты специально выбирают обходные дороги, чтобы запутать молодых. Временами на пути попадались случайные зомби, лишенные индивидуальности, шагавшие куда-то по своим делам роботы, а может быть, получившие задания поразмяться, прежде чем приступить к уборке токсичного мусора; то здесь, то там сновали кибернетические сервы.

Наконец, компания прибыла в какой-то удаленный уголок монастыря, и проводники отвели Лександро и его товарищей в слабо освещенное помещение с низким сводчатым потолком, затем, проворно выскочив, захлопнули дверь из пласталя. На дверной створке была вырезана морда звероподобного ящера.

Шары ламп накаливания стали ярче. Помещение, как выяснилось, оказалось довольно длинным. За прозрачной стеной, как будто из пласхрусталя, в дальнем конце помещения в ожидании стояла группа старших кадетов. На противоположном конце в комнате имелась еще одна стена из такого же хрусталя: непробиваемого для обычного человеческого тела. Обе стены были связаны между собой прозрачным тоннелем длиной метров в шестьсот и довольно приличного диаметра: по нему рядом могли пройти, по меньшей мере, пять человек. Через равные промежутки тоннель был перетянут контрольными кольцами.

— Презренные неофиты, — прозвучал голос из динамика, — добро пожаловать в тоннель Ужаса. Это развлекательный вариант нервоперчатки. Туда вы войдете голыми., Энергетическая мембрана не позволит войти никому, на ком останется хоть одна тряпка. В тоннеле существует несколько весьма скромных по раз меру зон безопасности. Между ними находится зона, в которой вы будете подвергаться разного рода малоприятным воздействиям, таким, например, как: непереносимая жара, абсолютный холод, безвоздушное пространство, болевая стимуляция и тому подобное. Еще одно, с каждым вашим шагом будет расти гравитация. Интересно будет посмотреть, в каких карманах безопасности окажетесь вы в конце пути. В случае, если один из вас, жалких неофитов, умудрится пройти тоннель до конца, — что, правда, маловероятно, — он будет отмечен почетным клеймом на ягодице. В тоннель вы непременно войдете все, потому что, начиная с этого момента, воздух в вашем конце коридора будет уходить. А теперь вперед и развлеките нас!

Лопасти вентилятора зашипели, выкачивая воздух. Оказавшиеся в ловушке новобранцы стали поспешно раздеваться, сбрасывая туники, набедренные повязки и ботинки.

— За муравейник Пятого шпиля! — крикнул один из парней и бросился в тоннель. Его примеру последовали еще двое.

Спотыкаясь и крича, бежали они к ближайшей зоне безопасности, в которой и остановились.

— Пошли, пока там не столпилось слишком много народу, — с некоторой насмешкой в голосе сказал Бифф Тандриш, обращаясь к Веленсу.

— За Трейзиор! — воскликнул Веленс, и оба юркнули в жерло тоннеля.

— За Рогала Дорна! — прокричал Лександро и устремился вслед за ними.

Жара стояла невыносимая. Лександро оглянулся. Тяжело стучало в груди его дополнительное сердце, ему вторил и естественный орган. От околопороговых воздействий, которые испытывало его тело, нервы, казалось звенели. Чувствуя, что силы на исходе, он каким-то образом все же преодолел последнюю, пышущую испепеляющим жаром зону. Это было тяжелейшим испытанием, но с ним был Рогал Дорн. Также не покидал он его и в зонах боли, чего нельзя было сказать о зоне вакуума и абсолютного холода.

Тандриш и Веленс достигли предпоследней зоны и, похоже, выдохлись. Остальные земляки отстали еще больше. Дефект в гене Примарха, по всей видимости, укрепляет силу воли в связи с переносимостью боли, делая пытку даже притягательной. Иначе каким образом можно было бы объяснить тот факт, что кадеты смогли пройти хоть сколько-то, не говоря о том, что некоторым удалось покрыть расстояние весьма приличное? Все же имелись определенные пределы, для измерения которых в полной мере и предназначался этот тоннель — такой гостеприимный внешне и такой жуткий при ближайшем знакомстве. Действительно, разнообразие воздействий, таких противоречивых по характеру и непредсказуемых по последовательности, вводили разум в замешательство, не позволяли ему сосредоточиться на одном испытании, как ему на смену приходило другое, более изощренное и мучительное, целый сонм кошмаров и страданий.

Нарастала сила гравитации. Лександро чувствовал, что его вес увеличился в три, а то ив пять раз. Сможет ли он выбраться назад? Он уже знал, что далее последует зона леденящего холода, такого сильного, что, как ему было известно из первого опыта столкновения с ним, холод начнет жечь как огонь.

Втянув в легкие воздух, он крикнул в трубу:

— Не можете переносить жару?

— Нет, черт тебя подери, — прокричал Тандриш.

Лександро страстно помолился.

И ему показалось, что он услышал голос, ответивший ему: «В муках ты взлетишь, Лександро. Но не летай один».

Голос как будто исходил из второго сердца Примарха, бившегося в его груди.

Он задумался. Раз он достиг конца тоннеля, хочется ли ему, чтобы его нагого поймали и заклеймили? Клеймо может оказаться вовсе не печатью чести, а еще одной заключительной унизительной шуткой.

Его охватила ярость. Как хотелось ему выскочить и наброситься на громил, усмехавшихся за хрустальной перегородкой. А что, если за этот акт мщения его снова засунут в нервоперчатку? Тогда это может показаться извращенным благословением по сравнению с теперешней напастью. Станут ли старики заявлять на него за такое проявление враждебности или окажут рыцарское благородство? Ведь они сами устроили своим братьям кадетам такую расправу!

Все же, разве мог он предпринять такую атаку один? «Одна рука: Кулак, — проговорил голос внутри него. — Вторая рука: протянутая твоему брату».

Когда-то он был обитателем высшего уровня и имел право первенства… Если теперь он первым протянет руку, значит, он снова воспользуется этим своим правом первенства. Он представил себя офицером, а Веленса и Тандриша

— своими подчиненными.

— Я вернусь за тобой, — крикнул он, — и перетащу тебя через жар. «Я сделаю тебя сверхчеловеком», — пообещал внутренний голос.

Лександро вернулся.

Сначала он вытащил Веленса. Потом он снова вернулся и вытащил Тандриша. Дух Рогала Дорна, должно быть, на самом деле наделил его сверчеловеческой силой, чтобы справиться с таким же весом, как его собственный.

Втроем, оказавшись в безопасной зоне, они склонили друг к другу головы.

— Вы позволите себя заклеймить? — еле переводя дух, спросил Лександро.

— Или мы сами заклеймим их своими кулаками, ногами и головами? Теперь за Трейзиор, братья, а?

Пошатываясь и постанывая от усталости, они вместе вышли из тоннеля…

Вдруг источник страданий пропал. Сила тяжести уменьшилась так резко, что троица едва не воспарила. Они приготовились атаковать шеренгу ожидавших их шутников. Но те больше не шутили и не смеялись,

Только тут они заметили, что в углублении стены стоит сержант космической пехоты, невидимый из тоннеля. Рядом с ним мерцал экран дисплея. Массивный, глыба, а не человек, он прослужил в десанте пять десятков лет. С красным лицом, он как будто только что подвергся вливанию свежей, насыщенной гемоглобином крови. В мочке уха Лаймена у него висел кулон в виде зародыша инопланетянина.

Ярость и жажда мести вступили в противоречие с чувством уважения.

Первым опомнился и застыл на месте Бифф Тандриш. Ударив кулаком по голой груди, он поднял вытянутую руку вперед и вверх, потом с силой ударил себя в грудь, в то место, где бились оба сердца. Лександро немедленно последовал его примеру; мгновение спустя этот жест повторил Белене.

— Вы выдержали испытание, кадеты, — пророкотал сержант. — И я должен отметить, что вы подавили внутреннее желание. Вы также помогли ослабить гормональное напряжение старших кадетов, в чьих организмах новые железы искали и не могли найти равновесия. Вы снискали уважение старших.

Как это не покажется невероятным, но сержант отдал нагой тройке честь.

Все же их обтянутым тугой кожей ягодицам предстояло получить клеймо в виде сжатого кулака величиной не более ногтя большого пальца. Только это, вопреки ожиданиям, считалось честью, потому что раскаленным электрокаутером работал сам сержант, когда Лександро, Ереми и Бифф по очереди подставляли под его жало свои мускулистые огузки.

Интересно, скрытое под униформой у него самого имелось подобное клеймо?

Пришлось ли ему самому когда-то проходить Тоннель Ужаса? Наверняка. Наверняка приходилось. Несомненно. Этот ритуал был одним из таинств посвящения в братья.

Только после того, как ритуал был полностью завершен, кто-то из старших кадетов отключил систему контрольных колец тоннеля, и остальные выходцы с Некромонда, с любопытством наблюдавшие за церемонией из своих укрытий, смогли выйти на волю.

Сержант не мог не заметить, что инициатива целиком и полностью принадлежала Лександро…

С того момента трех братьев Трейзиора стали связывать еще более ощутимые нити взаимного притяжения, их тянуло друг к другу, тянуло и одновременно отталкивало, как это часто бывает на крутых дорогах трудной дружбы.

ГЛАВА 5

Вскоре кадетам в мозг должны были пересадить каталептические узлы. Благодаря этому органу ни один враг не мог застать уставшего десантника врасплох, вздремнувшим после утомительной битвы. Узел позволял спать одной половине мозга, в то время как вторая продолжала бодрствовать и держала ситуацию под контролем.

Одновременно в Апотекарии начинался обязательный курс гипнотерапии. Без специальной подготовки узел оставался бы в инертном состоянии. Заклинания специалистов в области гипноза, сопровождаемые произнесением магических формул, и гипношлем — все это служило еще одной жизненно важной цели. Кроме того, тела кадетов продолжали принимать все новые экзотические органы и железы, которые, вырабатывая всевозможные соки и секреты, выжимали их в систему организма, в результате чего кадеты порой испытывали необузданные колебания эмоционального состояния. То их охватывала убийственная ярость, направленная против всех парагуманоидов, то нестерпимая до зубовного скрежета алголагния, то благочестивость, близкая к помешательству, то мировая скорбь, то вакууммания. Гипнотерапия и была направлена на то, чтобы выровнять их душевное состояние, сбалансировать эмоции и создать ту самую гармонию, без достижения которой немыслимо завершение процесса преобразования, а именно: получение черного щитка, а проще говоря, панциря.

Гипнотерапия… и лекарственные препараты, и молитвы Рогалу Дорну.

Все же матереющим десантникам было присуще психическое напряжение, которое порой требовало выхода. Одним из вариантов разрядки были шутки, вроде той, которой старшие кадеты с разрешения начальства подвергали молодых в Тоннеле Ужаса.

К этому времени в крепость-монастырь с мрачной и дикой, покрытой льдами планеты Инуит прибыла новая группа пополнения. По прошествии шести месяцев настанет их черед пройти через изощренные испытания, устроенные группой Лександро.

Следующим имплантатом, который предстояло принять Лександро и его товарищам, был проомнор, второй желудок, помещенный в грудную клетку. Благодаря ему десантник мог потреблять в пищу отравленные продукты и даже кормовые культуры.

Чтобы проверить эффективность этого органа, в украшенной знаменами Трапезной даже устроили специальный пир под председательством командира Владимира Пью и других учителей братства, где к столу подавалась непригодная к употреблению пища. Кадеты, постившиеся до этого на протяжении пяти дней, теперь угощались ядовитыми грибами с планеты смерти, где их выращивали в гидроконтейнерах, хлебали клейкий супчик из разложившейся рыбы с ядовитыми железами, пожирали гнилые трупы, в изобилии приправленные вонючим соусом из экскрементов, а также усиленно жевали заскорузлый пергамент и кожу, в то время как офицеры, боевые братья и старшие кадеты обедали более скромно, наслаждаясь свежими фруктами и овощами. Спустя полчаса после того, как перед каждым из кадетов уже стоял трехлитровый сосуд, наполненный рвотными массами, им было разрешено освежить рот авокадо, манго, яичными растениями и ягодами славы.

Затем настала очередь омофага. Этот орган позволял десантнику приобретать знания, которыми обладал съеденный им объект, высасывая память из молекул плоти животного или врага. Во время этого пиршества каждому кадету на основании съеденного следовало дать информацию о происхождении непонятного кушанья.

В этот раз поднялся Бифф Тандриш и закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Эти глаза, похожие на зеленых жучков, которые, казалось, сами пали жертвой извивающегося черного паука на его лице…

— У меня две пары быстрых ног, — объявил он с тихим ржаньем в голосе, отчего Лександро чуть не прыснул со смеху. Может, по две пары с каждой стороны? Неужели специально для Тандриша они сварили на обед гигантского паукообразного? Но, нет, непохоже, потому что бывший подонщик продолжил: — Как хочется мне пробежаться по широкому зеленому лугу с всадником на спине. Сзади на ветру у меня, подобно плюмажу, развевается хвост. Но я такой маленький и живу за прутьями железной клетки, и кормят меня искусственным овсом…

— Это создание известно под названием «лошадь», — пришел к выводу Главный Специалист, взглянув на лежавший перед ним аннотированный список. — В данном случае мы имеем дело с карликовой особью, которую для получения нежного сочного мяса держали в клетке. А ее знания являются генетической памятью.

Ереми Веленс объявил, что проглоченная им пища раньше плавала в водах протоболота под голубым солнцем. У нее было множество острых зубов и ненасытный аппетит. Хвост был длинным и покрытым бронированной чешуей, а мысли — красными от кровожадности.

Тогда поднялся Лександро и закрыл глаза.

— Я бегу… — Мысленный взор застилал туман, внутри вязкого марева его сознания формировался призрачный образ того, кем он был в прошлом. — Я бегу на двух ногах. У меня вздутый живот и… полные груди. — «Не ошибается ли он? Может быть, все вовсе не так?» — У меня в паху… ничего нет. Кожа моя, как таинственная карта, покрыта татуировкой, несущей секреты о невидимом мире, известные змеям… Ко мне во сне пришел змеиный бог и наполнил мое чрево. — Лександро напрягся, чтобы получше уловить возникшие ощущения. — Жрица, должно быть, была поймана и зарезана, чтобы принести маленькое божество в жертву… Но пришли какие-то безликие демоны, руки которых извергают огонь, и убили моих святых охотников…

— Достаточно, — изрек Гастрономии. — Ты съел печень дикой туземки с мертвой планеты. — Щелкнув каблуками, он быстро и одновременно церемонно поклонился Лександро. — Подобный пир никогда не обходится без. включения нецивилизованных человеческих существ. Когда-нибудь может наступить день, когда тебе придется съесть орган своего врага, чтобы допросить его, особенно, если этим врагом будет инопланетянин.

Следующим имплантатом были мультилегкие, потом оккулоб, благодаря которому обострялось ночное зрение. Потом собственные органы слуха кадетов были удалены, а взамен они получили уши Лаймена.

Тем временем, как это происходило на протяжении многих эпох, гигантская крепость-монастырь продолжала лететь, устремляясь в никуда, в черном пространстве пустынного космоса.

Так проходили годы. Когда астропаты братства получали сигнал выступить в крестовый поход, боевые братья на военных кораблях покидали монастырь, уходя в пространство с клинообразной палубы крепости, нацеленной в космос. Назад они возвращались годы спустя, героями… некоторые — калеками, нуждавшимися в помощи специалистов по восстановительной хирургии в Апотекарии, другие — в виде почитаемых трупов или только в виде извлеченных из их останков прогеноидных желез, из которых будут выращены новые десантники.

Между тем братья упражнялись, читали литании, бормотали знакомые боевые молитвы, предавались медитациям, время от времени участвовали в дуэлях, проверяли себя на альгометрических измерителях боли, а в свободное время занимались творчеством, вырезая фигурки из костей мертвых.

Братья, души которых томились в стенах крепости-монастыря, были не единственными Имперскими Кулаками во Вселенной. Мелкие экспедиции десантников на военных кораблях постоянно бороздили просторы космоса. Они уходили и возвращались. Время от времени Кулакам приходилось оказывать помощь правительствам планет, чтобы подавить тот или иной бунт или восстание. Порой поступали сообщения о том, что в нормальном или в варп-пространстве обнаружен крупный летательный аппарат неясного происхождения, на борту которого могут находиться пираты или, того хуже, кровожадные и хитрые генокрады, способные заселять человеческий мир, подобно тому, как термиты заселяют человеческое жилище, которое на вид кажется крепким, а стоит ткнуть стену, как она разваливается, как трухлявый пень. Отряды, а то и целые эскадроны братьев уходят на поиски затерянных миров и планет, представляющих потенциальную угрозу Империи, а также секретных форпостов чужаков, расположившихся в пределах сферы влияния Империи. Обнаруженные редуты немедленно уничтожались.

Настал день, когда всех кадетов пригласили для встречи одной из таких экспедиций. Изрядно потрепанные, но с победой вернулись они на родную базу.

В исполинском ангаре, облицованном изнутри пластинами из жаростойкой слюды, парадным маршем при полном вооружении прошли шеренги воинов. Некоторые из участников рейда мрачной группой, похожей на скопление гигантских кибернетических черепов, сидели на корточках. Черные крестовые своды, с которых, подобно гигантским летучим мышам, свисали обслуживающие машины, подпирали рифленые зеленые колонны из турмалина, полученного с помощью электросинтеза. Казалось, в ангаре танцуют ледяные призраки, созданные потоками света, отражаемого от серебристой поверхности стен. От этих переливов зеленые колонны играли и мерцали всеми цветами радуги.

На высоком балконе с ажурным вольфрамовым кружевом стоял сам лорд Пью, которого приветствовали вернувшиеся из похода воины, ударяя себя кулаками в грудь, украшенную изображением орла с распростертыми крыльями.

У них были бесподобные доспехи! Зелено-желтого цвета с лазоревыми нашивками. Оскаленные черепа с массивными крестами украшали наколенники этих воинов. Но, кроме общих знаков принадлежности к одному отряду, каждый из десантников имел множество индивидуальных отличий. Боевые значки и награды, почетные отметки, в особенности на наголенниках, которые защищают правую голень. У многих эту часть доспехов, поделенную на четыре доли, украшали многочисленные награды. Но были почетные знаки и другого плана. В отдельных случаях гениальные мастера оставили на доспехах свои неповторимые следы — десятки, а то и сотни или тысячи лет назад. Заплатки на броне, как правило, имели искусно нанесенную гравировку с инкрустациями золота и серебра, вязью которого описывались деяния Рогала Дорна.

Вознесенную над толпой фигуру командира Пью, который в момент отправления экспедиции еще был никем, но за время их крестового похода успел достичь своего нынешнего положения, приветствовали также отряды космических скаутов без головных уборов, в облегченных доспехах.

Следует сказать, что далеко не у всех десантников бронированные облачения имели первозданный вид. Кое у кого броня носила следы вздутий вследствие перенесенного жара и вмятины от страшных ударов. Даже в момент совершения церемонии под присмотром брата Медика проводились работы по эвакуации серьезно пострадавших воинов. Из трюмов корабля выносили гробы, на крышках которых обязательно стояли герметичные сосуды, обернутые в желтые полотнища знамен, расшитые скалящимися черепами. В них хранились драгоценные прогеноидные органы. Когда у трупов производили почетную ампутацию кистей рук — во время погребального ритуала, или позже, когда тело начинало разлагаться, — Лександро не знал.

Но мгновение спустя посторонние мысли улетучились, потому что он воочию увидел первого в своей жизни инопланетного пленника: пятнистый, густо-зеленого цвета, похожий на лягушку на двух ногах, закованный в кандалы, проковылял он мимо.

Завороженный видом патологически непохожего на людей существа, Лександро замер, но чувство ошеломления тут же сменилось гневом, ибо по вине этого изощренного ума, возможно, погибли те храбрецы, что теперь неподвижно лежали в саркофагах.

— Один из главных мудрецов сланнов, — предположил кто-то из стоявших поблизости.

Вооруженный десантник принялся пинками подгонять раздетого, связанного пленника. Несомненно, его вели в надежные темницы, спрятанные глубоко под Апотекарием, где его передадут в руки следователей-хирургов.

— Когда-то могущественный, он утратил свою былую власть, — задумчиво добавил все тот же голос.

Но настроение Лександро было далеко от рассудительного. Пульс у него участился и оба сердца лихорадочно бились в груди. Он почувствовал, что на лице у него выступил румянец. Он заскрежетал зубами, испытывая непреодолимое желание разорвать чужака на части и попробовать его парные органы на вкус, чтобы вникнуть в суть его странного естества. Вид обнаженной зеленой плоти инопланетного врага, которого, возможно, он больше никогда не увидит, вызвал в нем гормональный взрыв. Он с мольбой обратился к Рогалу Дорну вернуть ему самообладание и спокойствие.

Бифф Тандриш, — похоже, испытывал аналогичные чувства. Он с такой силой сжимал и разжимал кулаки, что у него трещали кости. Он поднял руку к голове, словно хотел потрогать одну из бусин, украшавших когда-то его сальные черные волосы, но они вместе с избытком черных волос давно уже были срезаны, а привычка подносить руку к голове осталась.

А что Ереми Веленс? Руны на его щеке побледнели.

Один кадет, веснушчатый Хейк Бьертсон, и вовсе утратил самообладание. Испустив дикий воинственный клич, он оторвался от группы кадетов и стремглав помчался на инопланетного пленника. Глаза у него вылезли из орбит, руки с растопыренными пальцами молотили воздух, изо рта фонтаном била слюна. С первого взгляда было ясно, что приказом его не остановить. Непроизвольно, словно увлеченные его примером, за Бьертсоном вдогонку бросились несколько других кадетов.

Не растерялся один только Медик и с завидным проворством и точностью выстрелил из шприца-пистолета в мускулистую шею разбушевавшегося Бьертсона. Мгновенье спустя обезумевший кадет был сбит с ног и еще несколько метров по инерции пролетел по полу, крепкими ногтями высекая из палубы искры, и только потом его тело замерло на месте. Какое-то время его мышцы оставались напряженными. Главный мудрец сланнов бросил в его сторону мимолетный, исполненный меланхоличной горечи взгляд обреченного существа.

— Кадеты! — прорычал Медик. — Всем немедленно разойтись по кельям и предаться молитвам!

По прошествии первого часа молитвы сержант, клеймивший Лександро, — Зед Юрон — вызвал к себе его, Веленса и Тандриша, и еще одного кадета по имени Омар Акбар. Четверо кадетов уже составляли отряд скаутов. Построившись парами, по длинным коридорам из гофрированного пласталя они прошли в сторону литейных цехов, потом, спустившись на несколько уровней в лифте, оказались в вестибюле с высоким сводчатым потолком, по стенам которого висели энергетические мечи, топоры и другое оружие.

В обширное помещение, имитирующее парк, с увитыми виноградной лозой деревьями и роскошным зеленым лугом, освещенным шаром солнца, вела галерея с витражами на окнах. К искусственному небу поднимался дым от костра. Кругом были разбросаны грубые глинобитные хижины с крытыми тростником крышами. С десяток мужчин и женщин в меховой одежде, совершая монотонные механические движения, полировали топоры и мечи. Лица этих примитивных созданий покрывали татуировки непристойного содержания.

— Вы войдете туда и очистите помещение, — приказал сержант Юрон. Он указал на шкафчики, в которых висели элементарные стеганые доспехи, лишь отдаленно напоминавшие облачение скаутов.

Надевая кирасу и прикрепляя наколенники, Лександро гадал, настоящими ли дикарями, привезенными сюда специально для таких целей, были их предполагаемые противники? Или это были узники с порабощенным умом, оказавшиеся в плену после подавления какого-то восстания на одной из планет? Может, это были зомбированные тела, специально воспитываемые в таких условиях, и, следовательно, к числу людей не относившиеся?

Несомненно, что его товарищей одолевали похожие мысли.

Сержант ничего не говорил, а спросить никто не посмел — такого права они не имели.

Дикари, если, конечно, это соответствовало действительности, сражались с дикой яростью. Движения их, сопровождаемые неразборчивыми ругательствами, были заученными и инстинктивными. Их силы в три раза превосходили силы кадетов. Но простой топор ни в коей мере не мог даже близко сравняться с жужжащим энергетическим топором, который резал бронзу так же легко, как и плоть, а широкие клинки туземцев не могли противостоять энергетическим мечам. К тому же ни один из их противников не обладал могучим телосложением, которое недавно приобрели кадеты.

Вскоре четверка кадетов стояла среди поверженных трупов, обозревая отсеченные конечности, распоротые тела, снесенные головы, рассеянные внутренности и пролитую кровь.

Напряжение у Лександро, вызванное гормональным всплеском, прошло, найдя выход в дозволенной расправе над дикарями. Теперь его посетило блаженное спокойствие: чувство умиротворения, которое, как он догадывался, каждый раз будет сопровождать его по возвращении домой после жестоких схваток.

Они вернулись и сняли забрызганные кровью доспехи, положили на место проверенное в работе оружие. Все это время, пока они чистили и укладывали оружие, сержант Юрон стоял с нейродезинтегратором в галерее. Потом он обратился к четверке с такими словами:

— Только что вы были лисами в курятнике. Ничего не понимая, они уставились на его красное лицо.

— Вы были дикими псами в клетке с крысами.

Теперь они закивали головами.

— Можно не сомневаться, что очищение прошло успешно. Такая же участь ждет в скором времени и ваших товарищей. Но не испытываете ли вы чувство стыда из-за того, что вам недоставало благоразумия и милосердия? Кадет Д'Аркебуз, что ты можешь сказать мне на это?

— Сэр, кадет считает, что на самом деле испытал милосердие Благословенного Дорна, сэр.

Сержант пристально посмотрел на него:

— Во время своей первой военной миссии, кадет, ты узнаешь, в чем на самом деле состоит невыразимая словами разница, как, в свою очередь, об этом узнал я сам. Свой первый бой я встретил на твоей родной планете в кампании против пиратов орков.

Никогда раньше ни один брат не признавался им в таких личных переживаниях. Лександро снова вспыхнул, но на этот раз от радости и удовлетворения.

— Но, сэр, это было три сотни лет назад! Этот мужчина, глыба мышц, казалось, еще пребывал в полном расцвете сил. Сержант улыбнулся:

— Космический десантник способен жить гораздо дольше обычного человека. Это вы должны знать. На самом деле, с одной стороны, его обязанность заключается в том, чтобы умереть, с другой — в том, чтобы жить как можно дольше, в соответствии с кодексом чести Братства. Мы ведь с вами не бешеные псы, которых в галактике и без нас предостаточно, но священные рыцари, за деяниями которых наблюдает сам Император. Кроме того, наши путешествия через варп-пространство растягивают время как безразмерный эластик. Все это так. Я был там во время перехода через пустыню и во время штурма муравейника, известного ныне под именем Череп.

Подобие улыбки пропало с его лица.

— К несчастью, кадет, ты заговорил с сержантом, не получив на то разрешения. Две минуты нервоперчатки, Д'Аркебуз. Остальным кадетам присутствовать при наказании. Только так научишься ты самоконтролю.

Лександро вытянулся в струнку. Рогал Дорн не оставит его своей милостью. «Дикий пес» должен понести наказание за отсутствие внутренней дисциплины. Лекарственные препараты и гипноз были очень хорошими средствами, чтобы справиться с гормональными бурями, вызываемыми сверхчеловеческими органами, которые вмещало его тело; но ему пока еще не хватало сверхчеловеческого разума, чтобы научить свое тело сражаться, независимо от полученной травмы. Только тогда сможет он стать настоящим десантником, и когда-нибудь, — с надеждой внушал он себе, — офицером десанта, а если повезет, то даже (почему бы хотя бы не помечтать об этом) командиром.

С таким настроением он и встретил наказание.

Как далеки от него были теперь шелковые наряды и благословенная гедоническая кислота и пик радости обитателя верхних уровней Трейзиора.

Несколько часов спустя в Карательной часовне Лександро снова погружался в пучину агонии. Эту участь с ним разделяли двое других кадетов, которые согрешили сразу же после прохождения очищения кровопролитием. Те двое нещадно орали, но сразу после наказания смогли встать и на собственных ногах дойти до столовой и поесть. Лександро кричать не мог, во всяком случае вслух. Он выносил страдания молча, отчаянно желая переделать себя.

Среди наказанных кадетов ле было Хейка Бьертсона. На самом деле с того памятного происшествия никто из кадетов его больше не видел. Психическая неустойчивость Бьертсона оказалась слишком опасной, так объявили курсантам в столовой, пока сервы разносили им еду. Его подвергнут почетному стиранию индивидуальности, а тело его будет передано для проведения исследований.

В тот вечер после молитвы, которой обычно завершались их трапезы, кадеты, как всегда, высыпали из столовой, чтобы вернуться в свои пустые кельи.

— Берегись, — предупредил Бифф Тандриш сияющего Лександро. — Как бы тебе не стать флагеллантом.

— А что это такое? — без интереса в голосе спросил Лександро.

— Тот, кто занимается излишним самобичеванием.

— А! Ты снова просвещаешься. Тандриш пропустил ядовитое замечание мимо ушей.

— Таких людей называют психопатами, и из них не получаются офицеры Братства. Я видел, какими глазами ты на них смотришь.

— Ты хочешь сбить меня с толку. Подорвать мою веру. — Лександро легко рассмеялся. — А разве нам не известно, что большинство людей и есть психопаты?

— Но мы-то должны оставаться благоразумными. Ты вышел из роскоши, Д'Аркебуз. Я — прямо из противоположного мира. Я не поднимаю страдания до уровня добродетели и не воображаю, что это может меня поставить в преимущественное положение. Так что остерегайся.

— Как любезно с твоей стороны проявлять такую заботу обо мне.

— Я просто не хотел бы, чтобы со мной бок о бок сражался флагеллант.

Лександро уставился на татуировку паука, маячившую перед ним. Его словно обожгло чувство, что однажды он это уже видел. Он внезапно вспомнил, как в подземном городе Тандриш сорвал с него маску.

— Рогал Дорн милостливо наделил тебя мудростью, — беззаботно сказал Лександро, отлично зная, что Тандриш больше времени проводит в скрипториях, чем за молитвой в келье или часовне.

— Он и меня посещал, брат, — заметил Тандриш просто.

— Он не есть лично твой святой. Он появляется перед каждым из нас, единственный и неповторимый.

— Он и мне являлся, — признался Ереми Белене, подойдя поближе.

Они проходили по длинному серому коридору, в котором, нагнетая воздух, тихо гудели вентиляторы, а по обеим сторонам в нишах в серебряных шкатулках были выставлены священные поделки.

— Ко мне он явился в тот момент, когда мы наводили порядок в помещении с дикарями.

Не послышался ли им трепет в голосе Веленса?

— Ты говоришь о том порядке, который пытался насадить в подземном городе? — саркастически поинтересовался Тандриш.

— Нет, — ответил Веленс. — Дикари ничего не делали, чтобы досадить нам. Если только это на самом деле были дикари. Я должен был просто послушно уничтожить их… не скрою, делал я это с охотой, зачарованный бойней… — Снова его голос изменился. — Его Воля бывает странной.

— Послушай, Веленс, — сказал на этот раз Тандриш с явной симпатией. — Смерть — это Владыка галактики, миллиардов всех заселенных человечеством миров. Ты подчиняешься Владыке. Таким образом человечество всегда спасалось от ужасных нашествий. Гораздо хуже, когда смерть — это беспорядок, орудие Хаоса.

При упоминании Хаоса Веленс вздрогнул. В своих проповедях Капеллан кадетов только, вскользь намекал на существование ужасных и могущественных антибогов, населявших варп-пространство, которые стремились прорваться в обычный космос и разрушить существующую реальность. Они были антитезой всего того, за что боролся Император, силами, с которыми десантникам лучше было бы никогда не сталкиваться. Никогда. Никогда.

Капеллан только слегка приподнял занавес таинственности, намекнув на природу этого «Хаоса», распознать который могли только специалисты, обладавшие особыми психическими характеристиками: Инквизиторы, Библиарии и легендарные Серые Рыцари. Проявлением его было обычное зло.

Лександро тотчас насторожился.

— Работая в скриптории, ты случайно не натыкался на классифицированные данные? — как бы между прочим протянул он. — Это несомненно граничит с таким преступлением, как ересь.

Не почувствует ли себя Тандриш выбитым из колеи? Не попытается ли сменить тему?

— Космический десантник стоит десяти обыкновенных солдат, Веленс, — быстро продолжил Тандриш. — Он стоит сотни дней работы простых смертных. Вот в чем заключалась суть урока, полученного нами сегодня. Так что давайте примем его к сведению и не будем морщиться при упоминании о смерти, без которой невозможно защитить жизни тысяч миллиардов других людей. Нам может показаться, что нас здесь много, на самом деле, это не так. Миров, населенных людьми, миллион, а планет, населенных чужаками, несчитанные миллионы. А во всех наших Братствах всего не больше миллиона десантников. Об этом я узнал в скриптории, изучая Индекс Астартов, как и следует десантнику.

Что могли значить эти числа? Они были бессмысленными. Лександро хмыкнул. Десантники в своей массе непобедимы.

— Я все же подозреваю тебя в отклонении, Тандриш.

— А я подозреваю тебя в извращении, — парировал Тандриш.

— Вы оба слишком чужды тому, что мы стремимся защищать, — вмешался Белене.

— Мне кажется, ты должен был употребить слово сверхлюди, — сказал Тандриш. — Кем бы мы были на Земле без Него и без наследства нашего Примарха?

— Мы были бы убийцами, — прошептал Веленс. — Убийцами с правом убивать.

— Ну, это уже точно ересь, и ересь высшей пробы, — заметил Лександро.

— Нет, это сверхщепетильность, — усмехнулся Тандриш.

— Должна же, — проговорил Веленс, — быть высшая справедливость, стоящая над этой жестокой галактикой. Поэтому, смею вас заверить, в поисках этой правды я буду настойчив, как ни в чем другом. И беспощаден, и прозорлив. Должна быть справедливость.

На том три сына Трейзиора разошлись в разные стороны, направляясь каждый в свою келью и думая каждый о своем.

ГЛАВА 6

Кадетам пересадили по мелахроматическому органу. Суть его назначения состояла в том, чтобы осуществлять контроль за радиацией, которой подвергается их кожа, и, соответственно, защищать ее темным пигментом.

Потом хирурги Апотекария имплантировали каждому из них оолитическую почку и нейроглот. В сочетании со вторичным сердцем почка была способна оперативно производить скоростную дезинтоксикацию организма, в то время как нейроглот усиливал чувство вкуса, что особенно касалось распознавания ядов, и был вполне подходящим партнером для преомнора и омофага. Быстрыми темпами кадеты приближались к трансчеловеческому состоянию Рогала Дорна, хотя им никогда не будет дано сравняться со своим Примархом.

— И после того, как Благословенный Дорн спас искалеченное и обугленное, но живое тело Императора после одержанной им славной победы над предателем Гором, — с пафосом говорил в часовне луноликий капеллан Ло Чанг, — и после того, как наблюдал, направляемый всемогущим духом Императора, лежавшего в реанимационной камере, за восстановлением Золотого Трона; и после того, как Рогал Дорн стал свидетелем преобразования неистребимого божественного кожуха в Великий Психопротезный Трон, наш Примарх прожил еще четыреста тринадцать лет…

На лбу капеллана выступали капли пота, свидетельствуя о религиозном экстазе. Влага, отражая свет множества электросвеч, мерцала, еще больше придавая лицу капеллана сходство с луной. Во всяком случае, так казалось его пастве. Сходство это еще более усиливалось тем, что щеки его имели глубокие следы, подобные лунным кратерам, оставшиеся после одного тяжелого боя, во время которого был расколот его шлем. Более того, эти рытвины были к тому же изборождены отметинами многочисленных дуэлей.

— С того момента включительно деяния Рогала Дорна составляют агиографию, которую мы и собираемся изучать весьма подробно. А начнем мы с роли нашего Примарха в изгнании за пределы Человеческой Империи в запретную зону предателей, Железных Воинов. Зона эта известна под называнием Глаз Ужаса и является территорией, о которой мы предпочитаем говорить шепотом или вообще ничего не говорить…

Вот такая история…

Одна история накладывалась на другую почти так же, как один геологический пласт накладывается на другой, сохраняя включения множества тел. Так что вздымающийся окаменелый лик истории представляется в виде настоящего конгломерата из спрессованных трупов, людей, паралюдей, инопланетян, конгломерата, похожего на корраловый риф, простирающийся в космосе и состоящий из бесчисленного крошева скелетов…

Вскоре пришел черед имплантации мукраноида, назначение которого при надлежащей лекарственной стимуляции состояло в том, чтобы выделять защитный маслянистый пот, способный предохранить кожу воина от испепеляющего жара и леденящего холода.

Затем настал торжественный час священной церемонии в Апотекарии, когда кадетам вшили прогеноидные железы в область шеи и в грудную клетку. С этого момента они стали настоящими хранителями главного сокровища Имперских Кулаков. Их тела наконец приобрели статус священных храмов.

Прошло почти пять лет с тех пор, как они прибыли на базу. Некромунда казалась такой же далекой, как и детство. Как много времени минуло с тех пор, как сержант Хаззи Рорк сказал Лександро, что он возможно вернется домой лет через двадцать, тридцать, если Кулаки того пожелают. Домой? Дом? Что это значит? До тех пор, пока Некромунда не изменится основательно, он будет казаться таким же чужим и странным, как и любой другой незнакомый мир из тех, что им придется посетить.

Крестовый поход не начинали в ожидании волеизъявления Императора. Империя мыслила категориями десятилетий, даже столетий. К этому времени боевые братья чувствовали себя псами, которых удерживают на привязи; для кадетов уже забрезжила надежда, что к нужному моменту они успеют стать скаутами и, если повезет, смогут принять участие в великом походе.

Впереди курсантам предстояла завершающая имплантация. Наконец настал день, когда Лександро снова лег на операционный стол, и тело его было разрезано в самый последний раз. Хирурги Апотекария произвели отслаивание кожи, под которую вставили листы черной ткани.

В течение нескольких часов, пока Лександро чесался и не находил себе места, ткань начала разрастаться в нем. Отвердевая снаружи, ткань изнутри выпускала отростки, пронизывая ими нервную систему.

Еще много месяцев требовалось для того, чтобы подкожный панцирь полностью созрел и вступил в гормонический симбиоз с телом владельца. И, конечно же, ему еще предстояло проверить и закалить в сражении свой дух, только после этого в его панцире будут проделаны отверстия для подключения силовой брони, только после этого возникнет единый сплав человека с вооружением. Срок его пребывания в кадетах приближался к завершению, теперь оставалась последняя стадия инициации, после прохождения которой он поднимется еще на одну ступеньку в исповедывании культа Дорна.

Спустя несколько дней — сразу после пира, на котором подавалось парное, дымящееся еще от свежей крови мясо, — брат Реклюзиарх, хранитель культа, торжественным строем провел бывших кадетов в сумрачный сводчатый зал Ассимулярия, увешанный трофеями. Обтянутые полотнищами знамен и шпалерами стены украшали черепа инопланетян. Их пустым глазницам больше не суждено было увидеть загадочных, таинственных существ, покоривших их. В пустых черепах больше не билась и тень мысли, чуждой человеческому разуму.

Огромный древний экран, покрытый эмалью с иаображением сцен защиты Имперского Дворца от нападения вооруженных Восставших Титанов, был отодвинут в сторону, открыв всеобщему взгляду сам Реклюзий. В зале, где на протяжении вот уже тысячелетия хранились подлинные обломки славного вооружения Примарха, погрузившись в состояние медитации, стояли многие из братьев.

Впервые взору вновь посвященных предстала внутренняя часовня. Облицованная мрамором с темными прожилками, она была посвящена Обожествленному Императору. Извивающиеся нити прожилок в молочной белизне искрящегося известняка походили на исполненные страданий сигналы, посылаемые его душой, которые пронзают мутную завесу светящихся туманностей.

Прямо напротив располагалась внутренняя часовня, посвященная Рогалу Дорну, сложенная из блоков спрессованного зеленовато-желтого янтаря, разделенных полосами лазурита. В ней хранилась самая святая реликвия Кулаков: могучий скелет самого Примарха, оправленный прозрачным янтарем по контуру человеческого тела.

Все вновь посвященные преклонили колени и, не отрывая глаз, смотрели на огромные кости, заключенные в плоть из желтой искусственной окаменелой смолы. По сигналу Реклюзиарха все источники света начали тускнеть и вскоре погасли. Только из центрального отверстия в звездообразном своде потолка бил яркий узкий сноп света. Луч освещал алтарь, вырезанный из монолитного блока жадеита. Там, на золотой парче, лежали нож, метелка и священный сосуд. Стоявший за алтарем Реклюзиарх поднял овальное выпуклое зеркало, оправленное в согнутый дугой позвоночник какого-то инопланетянина. На каждом из позвонков были выгравированы слова священных рун. Произнося нараспев литургию, он направил покрытое серебряной амальгамой стекло так, чтобы отраженный от его поверхности луч падал на скелет, омывая его. Янтарь, окрасившись в мягкие коричневатые тона, заиграл золотистым огнем так, что казалось, искусственная плоть снова вернулась к жизни. Мертвые кости Примарха словно снова оделись в подобие полупрозрачной гниющей плоти. Полностью, за исключением одного момента…

— Маш тапеп! сит позШз зерег т аеегпит, Рптагспе! — пропел Реклюзиарх на священном языке служителей религии, который воспринимался слушателями как смесь священного песнопения с оккультными заклинаниями. — пегпсеге ез огаге, Рптагспе!

Потом он повернулся и перевел сказанное на имперский готик:

— Твои руки да пребудут с нами всегда, Примарх. Убивать — все равно что молиться. Кистей рук у Примарха не было…

Как только Реклюзиарх вернул зеркало на прежнее место, мерцание янтаря тотчас померкло. Теперь он взял в руки метелку и направился к святым костям. Быстрыми проворными движениями он принялся водить метелкой, как будто сметая пыль, по останкам мертвого полусвятого паладина, начиная от массивных плеч и почтительно спускаясь вниз к ногам. Эффект его действа оказался неожиданным, потому что коротко остриженные волосы на голове каждого из молодых посвященных, а также в других частях тела, вдруг встали дыбом, словно кто-то невидимый наэлектризовал разделявшее их пространство.

Вернув метелку на место, Реклюзиарх взял с алтаря острый ножичек и сосуд. Он встал перед Дорном на колени и поднял нож. Кистей обеих рук у Примарка не было…

Оставаясь коленопреклоненным, Реклюзиарх, не жалея, отхватил от одного пальца ноги Примарха кусок янтаря, потом от другого и все это бросил в сосуд. Поднявшись, он повернулся к посвященным и воздел засветившийся теперь сосуд над головой. Внугри началась какая-то реакция с выделением газа и пузырьков. Над кипящим янтарным маслом заклубился ароматный белый дым.

— Respire corpus memoria! Вдохни память о моей плоти!

Дымящуюся горячую чашу он пронес вдоль всего ряда вновь посвященных, чтобы каждый мог вдохнуть запах незнакомого благовония. Чтобы восполнить утрату отхваченных ножом частей пальцев ног, в оправу святыни требовалось долить порцию расплавленного янтаря, при условии, конечно, что он под воздействием святых костей каким-то чудесным образом не восстанавливается сам по себе, как настоящая плоть.

Когда Реклюзиарх вторично проходил мимо их ряда, каждый из посвященных должен был сжать руку в кулак и выставить вперед средний палец. Острый ножичек при этом ловко срезал по кусочку мякоти с кончика каждого пальца. Прежде чем сработали клетки Ларрамена, и кровь начала свертываться, — а может быть, она не успела свернуться, потому что лезвие режущего инструмента было обработано специальным антикоагулянтом, — все капли яркой, как рубин, крови были собраны в священную чашу.

Поднеся сосуд к губам, Реклюзиарх сделал глоток горячего янтарного масла, смешанного с кровью.

— Ego vos initio in Pugnorum Imperialorum fraternitate, in secundo grado, — пропел он. — И после того, как вы вернетесь из вашей первой экспедиции, куда отправитесь в качестве скаутов, — пообещал он, — в этом же сосуде нашего Примарха, который когда-то служил ему для питья, будут смешаны капли других жидкостей вашего тела. Так совершится посвящение в третью ступень Братства, хотя сама церемония будет всего лишь внешним проявлением посвящения…

Свет снова стал ярче. Где же были кисти рук Примарха?..

В мраморные стены по обе стороны алтаря были вмонтированы две внушительных размеров ракии из золоченой бронзы. На двустворчатых дверцах каждой из них имелись изображения древнего, несколько угловатого на вид вооружения десантника.

Реклюзиарх открыл сначала одну пару дверок, потом вторую.

Внутри, в прозрачных сосудах с консервантом, в стенки которых были вставлены увеличительные линзы, плавали лишенные плоти кулаки Рогала Дорна. Кости каждого из них украшали искусные, тонко выполненные миниатюры с геральдическими орденами.

— Изобразить свою геральдику с максимально возможной точностью на этих священных костях является исключительной привилегией Командира нашего братства, — объявил Реклюзиарх.

Несмотря на это, на костях оставалось еще довольно много свободного от гравировки места.

Традиция имела тысячелетнюю историю, а за тысячи лет сменилось много командиров…

Какая бездна времени — и долга.

Все же на кистях Дорна имелось еще достаточно места для собственной геральдики будущего командира Лександро Д'Аркебуза…

Каждого из новопосвященных Реклюзиарх помазал елеем, сделав на лбу отметку святым маслом. Потом он начал читать литанию о костях отдельных людей и о воинах, командовавших крепостью-монастырем во славу Императора.

— Думайте об этом каждый раз, когда переплетаете пальцы! Помните, что когда бы вы не сжимали в кулаке оружие, эти имена всегда присутствуют в вашей железной хватке и придают вашему удару твердость алмаза, силу всех сыновей Дорна! По правую руку от вас, начиная от первой пястной кости: господа Бронвин Аберморт, Максимус Теин, Кальман Флоденсборг, Проксимальная фаланга большого пальца: Амброзии Спектор…

Литания продолжалась, как во сне.

Пожалуй, наиболее странным талисманом, тем (хотя, может быть, было бы точнее сказать теми?..), который заставил посвященных более остро почувствовать свое единение с Кулаками, был тот, что хранился в длинном склепе под Реклюзием. Туда можно было попасть только по спусковой шахте, в которой сгорел бы любой, кто не имел под кожей черного защитного панциря.

Там, внизу, пол из адамантия был испещрен тонкой вязью цветных канальцев, стереть которые не могли даже обутые в ботинки ноги. Нанесенный рисунок походил на космическую карту, и вдоль всех этих канальцев имелись маленькие вмятины, обозначавшие отпечаток большого пальца воина Кулака, каждая из них была отмечена собственной руной. На одном конце этой, на первый взгляд, таинственной карты или расчерченного для игры поля стоял огромный сосуд из пласкристалла, наполненный доверху чем-то, что поначалу показалось похожим на коричнево-желтоватые, налитые кровью глазные яблоки.

Каждый из шариков увековечивал очередное посвящение группы бывших кадетов. Эта традиция насчитывала тысячелетия. Шарики были слеплены из расплавленного янтаря с вкраплением кровавого питья из сосуда Рогала Дорна. Реликвию эту на протяжении многих эпох оставляли реклюзиархи каждой эпохи, естественно, что и форму янтарю тоже придавали они.

На противоположном конце покрытого гравировкой пола стоял второй такой же по величине сосуд, наполненный шариками более темного цвета. Изготовлены они были, по всей видимости, из другого секрета, выделяемого организмом, смешанного с расплавленным янтарем при посвящении в третью ступень Братства.

Для какой священной игры был расчерчен пол? Какой таинственной ворожбой здесь занимались? Какие гороскопы могли составляться в этом склепе? Какое колдовство, какие тайные силы были здесь задействованы? Посвященные уже догадались, что у Братства имелись секреты, о которых не упоминают за пределами Реклюзия, — тайны из тайн, о существовании которых им самим лучше бы не знать.

Теперь они чувствовали себя связанными с Братством органическими связями, словно представляли единый организм.

На закуску в качестве завершающего штриха к торжественной и таинственной церемонии посвящения они были приглашены стать свидетелями дуэли…

На Арене Ограничений встречались двое боевых братьев, которые прежде провели некоторое время в затворничестве Солитория. Место для поединков представляло собой высокий зал с голыми сводами, выкрашенный в темно-синий цвет со стилизованными изображениями красных как кровь молний. Металлический пол походил на шахматную доску этих же цветов. На красном и на синем квадрате на сверкающих стальных блоках стояло по паре черных кожаных до колен сапог. Вдоль стен на крючках висели старинные шпаги, рапиры, сабли и кинжалы, а также каменные кружки, украшенные двуглавыми орлами, свастиками и клыкастыми кабаньими головами.

На приподнятых над ареной креслах с аналогичными кружками в руках, принесенными сервами, сидели с десяток братьев, пришедших полюбоваться на поединок. Будущие скауты уселись на высокие скамьи. Им, как и старшим товарищам, тут же подали кружки с горьким пенящимся пивом, крепость которого благодаря своим желудкам Преомнора они едва успеют прочувствовать. Рядом с аппаратом для регистрации ударов, сделанным в виде морды гигантской летучей мыши-вампира со светящимися красными глазами, сидел третейский судья в плаще и шлеме, прикрывавшем большую часть лица для сохранения анонимности. Уши машины служили ультразвуковыми антеннами, которые улавливали каждое движение на арене.

Белене и Тандриш, сидевшие по левую сторону от Лександро, в тосте соединили с ним бокалы.

— Вы помните вкус джулепа Шартрез со льдом и мятой? — спросил Лександро, в котором пиво возбудило воспоминания о былой жизни.

— Конечно, нет, — ответил Веленс. — Откуда? Что, тебе это напоминает об утраченной роскоши?

Тандриш ядовито заметил:

— Может быть, Лександро воображает, что, став офицером, сможет вернуть свои потерянные привилегии. Насколько я слышал, лорд Пью так презирает чувственные удовольствия, что даже подвергся удалению своих вкусовых сосочков. У него даже принятие пищи — это пост для ощущений.

Белене кивнул, словно состоял с Тандришем в заговоре.

— Таким образом, не предавая огласке, он покарал себя, потому что во время одной страшной кампании погибли сто семьдесят космических десантников, а сам Император, как известно, не имеет ни обоняния, ни осязания.

— Я уже не раз размышлял на эту тему, — протянул Лександро. — Если это было сделано без огласки, то как люди могли узнать об этом? Так появляются легенды.

Неужели после нескольких лет воздержания он захмелел? Или в этой пустой пьяной болтовне пытался самоутвердиться старый сардонический Лександро? Или так влияло на него извращенное чувство радостного единения со своими собратьями из Трейзирра. А может быть, все это происходило в его воображении, как тогда, в его бытность среди Великолепных Фантазмов, когда он наблюдал за сражением рабов, живых марионеток, за веревочки которых дергали зрители?

— Остерегайся богохульства, — в шутку ехидно посоветовал ему Веленс точно так же, как однажды посоветовал ему Лександро.

Вдруг ни с того, ни с сего Лександро свободной рукой схватился за запястье Веленса и сжал его с такой силой, что кости не выдержали бы, будь это обыкновенный человек. Понял ли Лександро свою ошибку? Как мог он на минуту принять Тандриша и Веленса не за тех, кем они были? В его глазах горел свет Рогала Дорна.

— Никогда даже в шутку не обвиняй меня в богохульстве! Кулак должен быть точен в выражениях. Точен до скрупулезности. Вот в чем состояла суть моего замечания. Что касается моего предыдущего замечания, то я просто попытался быть фамильярным. В качестве любезности.

— Действительно напрасно, — согласился Веленс. — Поскольку с первой минуты ясно, что ты выше от рождения. А теперь, не будешь ли ты так любезен, убрать свои руки?

Лександро рывком убрал руки. Могло показаться, что он даже не понял, что произошло.

— И еще, — вставил Тандриш. — Такое впечатление, что ты склонен устраивать дуэли без достаточного повода.

Лександро уставился на Тандриша каким-то бездумным взглядом. Это был взгляд человека, который смотрит сквозь своего собеседника куда-то вдаль, на какое-то воображаемое сияющее солнце.

— Я с Дорном, — пробормотал он.

В его груди теперь билось два сердца? А разума у него тоже теперь было два? Один принадлежал бывшему обитателю верхнего уровня и теперь пытался схорониться за новым разумом космического Кулака? Как будто загипнотизированный, парализованный, он все же злокачественно не хотел преобразовываться… и порой даже исходил ностальгией?

— Так ты тоже станешь легендой?

С этими словами Тандриш резко поднял свою кружку и, как заправский выпивоха, со смаком отхлебнул. К ним немедленно подкатил серв и услужливо вытер расплескавшуюся жидкость.

Лександро ничего не сказал. Он все еще продолжал видеть перед собой бросавшее уже последние отблески сияние, недоступное больше ничьему взору. В его задачу сейчас входило побороть эмоции, разбуженные пивом. Потом он переключил внимание на поединок, который должен был начаться с минуты на минуту.

Дуэлянты поднялись на металлические блоки каждый со своей стороны и надели дуэльные сапоги, закованные в тяжелую сталь. Обнаженные до пояса, они играли буграми мышц, на которых были едва заметны операционные шрамы, оставленные десятки лет назад. Только глаз, оснащенный оккулобным органом, был способен различить следы хирургического вмешательства, сформировавшего тело, благодаря чему они и стали космическими десантниками. Тончайшие розовые вены, пронизывавшие их мускулистую, крепкую как камень плоть, придавали телам фактуру золоченого мрамора с прожилками, который мог стать желто-коричневым, а при необходимости и черным как смоль. В глаза дуэлянты вставили защитные линзы.

Шпагами с тонким вольфрамовым клинком поприветствовали они третейского судью, а потом и друг друга. Судья защелкал тумблерами, включая функции регистрационной машины. Тогда стальные блоки устремились навстречу друг другу. Когда между ними осталось два квадрата — расстояние, достаточное, чтобы скрестить шпаги, — они остановились, пригвожденные к месту магнитными замками. Если бы противники использовали в бою кинжалы, расстояние между ними равнялось бы одной клетке.

Сторонний наблюдатель мог предположить, что два бронзовотелых гиганта, застыв как вкопанные, не в силах переставить ноги, сойдутся в смертельной схватке и, изгибая торсы, начнут размахивать руками. Можно было подумать, что протыкать, резать и кромсать друг друга они будут до тех пор, пока вампир не решит, что достаточно крови пролилось и свернулось, повиснув обуглившимися тонкими нитями.

Но дело обстояло совсем не так. Изящество, грация и точность. Балет двух клинков, исполнявших вместе чуть ли не па-де-де в воздухе. Вот что такое эстетическая дуэль, и длилась она минуту, две, три, пока громкий сигнал не возвестил об исходе состязания.

Братья снова поприветствовали друг друга.

— Прошу простить мне мое мнение, — официально объявил проигравший. — Вы удостоили меня вашей почетной отметиной. Благодарю вас. Я перед вами в долгу.

— Как раз наоборот, — вежливо возразил победитель. — Это я перед вами в долгу.

Обретя свободу, они сошли со своих металлических блоков. Тотчас к ним быстро направились сервы с большим каменными кружками пенящегося пива: одному — красную, другому — черную. Пиво следовало выпить единым залпом, а потом одновременно разбить вдребезги.

Тогда вперед вышел судья, чтобы изучить упавшие осколки и определить, насколько крепко эти два брата связали себя дружбой.

Несколько недель спустя в крепости-монастыре прозвучал набатный колокол. У каждого из братьев радостно забилось сердце, и каждый не преминул послать анафему в адрес врагов Императора. Лександро от переполнивших его чувств едва не разрыдался.

Потому что первая миссия свежеиспеченных космических скаутов теперь неизбежно будет заключаться в поддержке главной кампании Крестового похода…

ГЛАВА 7

В тускло освещенном брюхе десантного корабля Ереми стоял, прижавшись к одному из поручней вдоль серпантина стены. Судно вибрировало и дрожало. Корпус стенал, и двигатели надсадно завывали, когда верхние слои атмосферы Каркасона нехотя и небрежно раскрыли объятия непрошеному гостю из пласталя, пронзившему воздушную оболочку планеты. Руки планеты от трения пылали огнем. На борту фрегат нес семена смерти, которые должны были вскоре дать гибельные ростки.

Товарищи Ереми, остальные скауты, держались вместе и, к большому удовольствию сержантов, громко читали молитвы, обращенные к Дорну. Свист, сопровождавший вхождение в атмосферу планеты, почти полностью заглушал их голоса.

— Примарх, Прародитель, смягчи маслом наш приход на эту планету опасности.

— Потом пусть это масло полыхнет ярким пламенем.

— Чтобы мы быстро могли смести все преграды, как и было задумано нашими командирами.

— Чтобы мы могли преодолеть любое зло.

— Во имя Твоей славы и во имя Его славы на Земле…

— И во имя высшей справедливости, — пробормотал себе под нос Ереми, добавив личное пожелание.

— Йаху-у-у-у! — выкрикнул скаут из Пятого шпиля на местном наречии своего муравейника, вмиг позабыв о вежливом и благочестивом имперском готике. Волосы с его головы были сбриты, если не считать макушки. Обнажив зубы в черных пятнах, он завыл: — Зуя-я-я-я!

Но этот боевой клич фактически утонул в нараставшем свисте и реве газов снаружи.

— Йя-йя-йя! — отозвался кое-кто из его земляков.

На носу судна в полном боевом вооружении собрались воины двух отрядов Кулаков. В ботинках с магнитными замками, надежно удерживавшими их на палубе, прямые и решительные, они крепко сжимали в руках болтеры и однотипные мечи. Под прикрытием темноты они десантируются в одной из множества заданных зон в пятидесяти километрах от города Саграмосо. Потом корабль постарается как можно ближе подойти к богатому холмами пригороду, чтобы сбросить там скаутов для проведения операции по подавлению бунта.

Сержанты, на которых было возложено командование скаутами, были облачены в комбинированные военные доспехи, состоявшие из нагрудных панцирей с орлами, мягких лосин и больших наплечных пластин с чеканками в виде выложенных самоцветами боевых топоров. Шлемов не предусматривалось, поскольку скауты имели еще более легкую экипировку и тоже обходились без шлемов.

Все еще бормоча под нос слово «справедливость», Ереми продолжал смотреть на разделенный на квадраты обзорный экран корабля. Один из сержантов указал на транспортный летательный аппарат, напоминавший своим видом кита. Он спускался на поверхность планеты, неся на своем борту один из полков Имперской гвардии, получившей приказ принять участие в этом конфликте вот уже несколько лет назад в реальном исчислении времени.

На втором Сегментуме экрана была представлена планета Каркасон с теневой стороны: взбухшая мгла с перемежающимися отблесками крошечных красных точек, которые обозначали жерла действующих вулканов, во всяком случае тех, которые в данный момент не были закрыты тучами…

На третьем Сегментуме с нечетким из-за сильного увеличения изображением возвышалась угольная громада столичного города, небо над которым было испещрено множеством тонких лучей. Снопы света исходили от лазеров наземной оборонной системы. Спускавшийся фрегат с гвардейским полком на глазах Ереми вспыхнул и развалился на части…

Четвертый Сегментум экрана показывал разрушенную военную орбитальную станцию противника, медленно и хаотично кувыркавшуюся в безвоздушном пространстве. Сойдясь, с ней в смертельном клинче, также медленно кружил протаранивший ее и тоже вышедший из строя космический крейсер. Рядом болтались крупные и мелкие, похожие на перхоть обломки, крохотные тела, время от времени вспыхивавшие при попадании на них света миниатюрными искорками.

Оранжевым огненным факелом полыхнул над городом второй пожертвовавший собой фрегат.

— До зоны высадки семь минут, — бесстрастным голосом пилота произнес медный динамик, выполненный в виде змеиной головы с разинутой клыкастой пастью. К этому времени оглушительный рев, сопутствовавший вхождению в атмосферу, перерос в дрожащее шипение, почти неслышимое из-за рева двигателей. Только тонкое ухо Лаймена могло различить его. — Приготовиться адаптироваться к планетной гравитации. Искусственная гравитация будет отключена через пять секунд. Отключение.

Пол дернулся, и Ереми почувствовал, что стал тяжелее.

— Вот и хорошо, — рявкнул сержант Юрон. — Отряд Росомахи, кто мне ответит, для чего вы прибыли на планету Каркасон?

— Драться, — щерясь белыми зубами, проворно сказал Тандриш, так что Ереми не успел сформулировать свой ответ. — Драться до последнего, не зная ни жалости, ни сострадания.

На самом деле в представлении скаутов нельзя было дать более исчерпывающего ответа. Неужели в ожидании кровавой резни от внешнего лоска бывшего подонщика, с таким трудом приобретенного, ничего не осталось?

Такой прямолинейный ответ заставил благочестивого задаваку Д'Аркебуза поджать губы.

— Мы здесь потому, что лорд Саграмосо высказывает в адрес Императора еретические мысли и собирает вокруг себя других еретиков.

— Неверный, — согласился смуглый Омар Акбар. У него на щеках играли симметрично нанесенные руны. — Император велик.

Акбар относился к клану наземных поездов пустыни.

— А ты, Белене, что думаешь по этому поводу?

— Мы здесь для того, чтобы восстановить истинный вселенский закон, — сказал Ереми. — Но также… Каркасон — это источник лучших в мире энергетических кристаллов, применяемых в производстве оружия.

Д'Аркебуз хмыкнул.

— Сказал, как заправский техн, у которого на уме одни практические соображения. А еще отправился на выполнение космического задания. Может быть, там внизу ты будешь оберегать нас от всяких излишеств?

— И не пытайся даже испортить нам обедню, — бросил Тандриш, незаметно для себя переходя на арго.

Юрон окинул неодобрительным взглядом двух спорщиков. Теперь, когда бывшие курсанты были посвящены в скауты, они могли вступать в разговор без дозволения, но все же…

— А я думал, что вы трое из Трейзиора подобны трем сиамским близнецам, сросшимся сердцем, — заметил сержант. — Так здорово поддержать друг друга в Тоннеле Ужаса, как это у вас получилось…

— Ага, — протянул Тандриш, — но у каждого из нас в жилах течет кровь, ядовитая для других. Яд, к которому вырабатывается привыкание!

Юрон нахмурился:

— Я уже предвижу, сколько раз вам придется драться на дуэлях прежде, чем сумеете искоренить в себе все признаки недоброжелательности.

Д'Аркебуз улыбнулся бесплотной улыбкой:

— Что вы, дуэлей между нами быть не может… вообще.

Какая часть его «я» заявила об этом? Мистический боготворитель Дорна? Или бывший обитатель высших уровней?

— Все твои ответы абсолютно правильны, — сказал Юрон, — а твои, — обратился он к Ереми, — верны стратегически. Но твой ответ, — он кивнул Тандришу, — наилучшим образом характеризует то, для чего прибыли сюда отряды скаутов: победить разнузданный террор и восстановить справедливую законность. И как можно изобретательнее. Вашими малыми силами многих.

— До зоны высадки одна минута. Кулакам приготовиться.

Судно вздрогнуло и покачнулось. Попало ли оно под обстрел?

Назначение крестового похода состояло не в том, чтобы уничтожать и опустошать. Не в этом заключалась главная задача. Хотя возможность такого исхода не исключалась. Желанной целью было искоренить ad externum fetum, до последнего отпрыска весь расплодившийся род Саграмосо, наследных правителей Каркасона.

Каркасон был когда-то прокоптившейся драгоценностью Империи. Каждый из его вулканов изливает реки лавы, богатой трансурановыми элементами, включая сайкурий, незаменимый в создании психических капюшонов и силовых мечей, которыми умеют пользоваться космические Библиарии. После извержений глубинной магмы на лавовых плато порой находили разбросанные то здесь, то там энергетические кристаллы, которые зачастую убивали своих добытчиков. Многие лавовые равнины целиком состояли из чистого стеклобетона, чернильного бронированного стекла, из которого большей частью был выстроен город Саграмосо, «черный канделябр империи».

Власть Саграмосо простиралась и на другие голые планеты солнца Карка, включая и те, которые вращались вокруг близнеца двойной звезды красного карлика Карка Секунда и на орбитальные спутники этих мини-планет.

Взойдя на трон тридцать лет назад, Фульгор Саграмосо в состоянии экзальтации объявил себя независимым монархом и божеством. С Империей он собирался заключить торговый пакт на своих собственных условиях, договор одного божества с другим. В знак доказательства своего божественного происхождения он приказал преторианцам своей планетной гвардии истребить всех священников, служителей Имперского культа и всех чиновников Администратума, которых сумел выловить, в то время как Понтифик Имперского культа был сброшен в жерло вулкана.

Через десять лет в Империи зарегистрировали факт погружения Каркасона в путину ереси. Спустя еще пятнадцать лет стало известно, что лорд Саграмосо пытался сбить с пути истинного наследных монархов соседних звездный систем, занимавшихся в основном земледелием, предлагая им превратить священников в компост, а также присягнуть и служить ему, а не далекому божеству, от которого их отделяли тысячи световых лет.

Только через двадцать лет после чудовищной расправы над Понтификом возник план Крестового похода, ибо колеса Имперской колесницы всегда проворачивались с большим опозданием. Была поставлена задача обратить в пепел клан Саграмосо, а пепел развеять по ветру, и положить начало новой правящей династии, преданной Императору. Появление мини-императора из выскочек представлялось недопустимым.

Если не считать лазерные платформы, то поверхность Каркасона в целом оставалась беззащитной. Но с другой Стороны, какой смысл был в захвате ряда вулканов или окружении лавового озера? Что касается обороны самого города Саграмосо, то его защищали устремленные в небо лазерные батареи, и обезвредить их была задача не из легких. Прицельный лазерный огонь с высоты не мог принести нужных результатов, так как был бы отражен и рассеян стеклобетонными щитами, естественной составляющей городской архитектуры. Адское пламя плазменных потоков также не могло причинить сколько-нибудь заметного вреда этому закаленному в кузнях вулканов материалу, в то время как бомбовая атака с применением термояда не оставила бы от города камня на камне, не говоря уже о его населении. Между тем для поддержания жизнедеятельности своих органов Империя поглощала сайкорий и энергетические кристаллы, являвшиеся такой же неотъемлемой частью ее рациона, какой для некоторых больных гурманов являются устрицы. Для этого гурмана, несмотря на его бесчисленные хвори, затрагивавшие жизненно важные системы организма, такое экзотическое питание было вопросом жизни и смерти…

Но сердце этого единого организма держалось за счет… культового поклонения, в чем ему катастрофически отказывали.

Планетарная гвардия выдававшего себя за божество тирана предположительно насчитывала не одну тысячу хорошо вооруженных солдат, хотя никто не мог наверняка судить об уровне их профессиональной подготовки. С этой целью первый удар по еретикам должна была нанести Имперская Гвардия и испытать на себе силу сопротивления, после чего в бой ожидалось бросить более семи сотен Космических десантников под командованием лорда Владимира Пью. Перед ними ставилась задача начать организованный штурм столицы, сразиться с солдатами претории и обратить их в бегство.

В то время как скауты должны были осуществлять диверсионные набеги на город и наносить врагу укусы исподтишка, подобно досадливым блохам…

Корабль выполнил посадку. Взобравшись на медный серпантин поручней, Ереми, прищурившись, смотрел на сверкающие шлемы Кулаков, сидевших в наземных рейдерах, с ревом выкатывавшихся из чрева соседнего трюма на волнистую черную поверхность древнего лавового моря.

Военные транспортеры двигались с пробуксовкой, широкими гусеницами высекая из стекловидной глади искры огня подобно тому, как кремень высекает искры из кресала. Стрелковые башни, оснащенные лазерными пушками, настороженно вращались, но ничего подозрительного на местности замечено не было.

Кулаки попарно начали покидать транспортеры. В ночное небо, застилая звезды, поднимались столбы дыма и тучи пепла. Но призрачный свет одной из яйцевидных лун Каркасона все же пробивался сквозь дымное марево и, отражаясь от блестящей поверхности лавы, похожей на иллюзорное серебряное озеро, оставлял на ней холодное светлое отражение. Порыв легкого ветра донес до Ереми запах пепелища. Тогда люк захлопнулся, снова запечатав судно, и оно, низко и ловко лавируя над поверхностью планеты, понеслось вверх и вперед в направлении городских предместий.

Эти непроглядно черные конусы строений…

Внутри них и за ними то вспыхивали, то угасали многочисленные огоньки. Обсидиан и стеклобетон пропускали только слабый отблеск их яркого света. Картина напоминала рой фосфоресцирующих созданий, безмолвно парящих над непроницаемой бездной океана, неизмеримой глубины, длины и ширины…

И выше над всем этим тоже то появлялось, то исчезало тонкое шитье света, не позволявшее забывать о смерти.

Спускаемый аппарат с резким воем пошел вниз. Прокатившись несколько метров по земле, он замер, и выходной люк снова отворился. Из него на этот раз показались, построившиеся по трое, Россомахи и скауты из других отрядов, возглавляемые сержантами. Едва оказавшись на земле, они тотчас рассыпались в разных направлениях. Опроставшись, спускаемый аппарат с еще отвисшей губой люка и высунутым, как у идиота, языком трапа, начал втягивать сходни. Оглушительно взревели двигатели, выпустив обжигающие струи горячего воздуха.

Поначалу пилот даже не мог сообразить, была ли черная поверхность под ним, пронизанная огоньками света, твердой или только создавала это обманчивое впечатление. Теперь же, в окружении приземистых башен из блестящей гладкой мглы с тускло мерцающими внутри сердечками, словно просвеченными рентгеновским излучением, он, вероятно, на какое-то время утратил ориентацию, потому что небо над головой тоже пронзали сотни тончайших пульсирующих линий когерентного света, которые то появлялись, то исчезали, вспыхивая яркими точками при каждой встрече с атмосферной пылью. Исходили они откуда-то изнутри города, обшаривая небо в поисках целей — чужих кораблей. Лазерная сетка, вывязываемая поисковыми пучками «света в двух измерениях, постоянно пребывала в движении. Вероятно, управляли ею лексомеки с компьютерными мозгами, превращенные в киборгов и прикованные к своему оружию.

Когда спускаемый аппарат взмыл в воздух, лазерная ловушка задела его своим подолом. Световые нити раскалились добела. Корабль вспыхнул, озарив на короткое время местность под собой, где до сих пор плясали только размытые отражения кружевной эфемерной вязи, выплескиваемой эбеновым городом. Судно, на котором всего несколько минут назад прибыл Ереми, прекратило свое существование, распавшись на мириады частиц.

Он, Тандриш, Д'Аркебуз, Акбар и сержант, скрючившись, присели у основания одной из приземистых стекловидных башен.

Ереми потряс головой и протер глаза. Окружающая местность вдруг представилась ему совершенно чуждой. Благодаря усиленному оккулобом зрению он видел все с отчетливой ясностью. Все же, что именно он видел? Что означали все эти огромные структуры и формы, вздымавшиеся во тьме? Что это было за «минеральное создание», в самое сердце громады комплекса которого их сбросили? Впрочем, никакая опасность им пока не угрожала. Они находились в тихом месте, средоточии покоя и заброшенности, без малейших признаков жизни… хотя как долго признаки жизни будут отсутствовать, оставалось не ясно.

И это место считалось человеческой обителью. Инопланетяне здесь не жили. Тогда что представлял бы собой инопланетный мир, где нет места правильным геометрическим формам.

Тандриша окружение тоже, похоже, зачаровало. Ереми, руководимый то ли странным чувством братства, то ли желанием поддержки, высказать которое вслух он не мог решиться, почти приник к бывшему жителю подземного города. А может быть, причиной тому было стремление разгадать загадку таинственного города, что было, по всей видимости, проще при сложении общих усилий. Два взгляда могли дать стереоскопическое представление и расширить горизонты видимого.

Почти приник. Почти. Узы, связывавшие их тройственный союз, по-прежнему отличались неустойчивостью, полюса отношений менялись с плюса на минус, и наоборот. Презрение к другому имело прилипчивый, горько-сладкий вкус. Их соперничество, словно штифт, проходило через их кости, связав троицу в танце смерти с элементами па-де-труа. Они походили на богомолов, которые поедают себе подобных во время акта совокупления, и несмотря на такой трагический исход, все равно притягиваются друг к другу, подчиняясь причудливому тропизму.

Леденящий душу инцидент у теплового колодца… но потом: руки, протянутые в Тоннеле Ужаса… обитатель верха по одному ему известной причине вернулся за своими двумя товарищами, какой бы та причина ни была… Во имя искупления? Едва ли! Из снисходительности? Возможно…

Сам Д'Аркебуз одновременно насмехался и молился о чистоте.

— Подумайте о том, что видите! — донесся до него настойчивый голос сержанта.

Вдруг Ереми увидел, что все окружающее подчинено закону. Во всем было согласие и оп ределенный порядок. Нараспев он прошептал старинное заклинание семейства Веленсов, загадочные слова, используемые обычно членами клана перед включением техники: «Artifex аrmifer digitis dextris oculis occultis!», потому что теперь, кажется, он угадал идею технов города Саграмосо.

Исполинские зонты черного стеклобетона поверх башен… зонты, которые, по всей вероятности, перерастали в конусы и шпили. Здания, защищенные обсидиановыми панцирями, стекловидными пологами, куполами… Сооружения, похожие на гигантские колокола, высеченные из гагата… Гладкие башни, конусом уходившие вниз, в подземный город, оставляя позади ровные площадки, расчерченные на квадраты пространства с намеками на силуэты кровель. Другие сужающиеся и сворачивающиеся здания напоминали панцирных тварей, приготовившихся к атаке, кубы, превратившиеся в конусы.

Город, способный перестраиваться и менять назначение своих частей, крупные панели из стеклобетона, плавно скользящие, наклоняющиеся, обводящие. Открывающиеся и закрывающиеся шахты… Дороги, поднимающиеся кверху и переходящие в стены. Уровень под уровнем бесконечных дорог. Закрученные в спирали плоскости, штопором уходящие вниз и вверх.

«Город-машина» из гладкого черного скользящего стекла…

И оно вовсе не было черным. Теперь, когда Ереми постиг эти формы, которые изменялись прямо у него на глазах, он начал различать богатый спектр темных оттенков: пурпура, индиго, аметиста.

На горизонте заполыхали серые вспышки грозовых разрядов, как будто кромка планеты коротила с небом. До слуха доносились приглушенные разрывы далеких взрывов. Имперская Гвардия, должно быть, нарвалась на восставшие силы обороны, или наоборот.

Три других отряда скаутов во главе со своими сержантами проворно скрылись в мерцающей мгле темных внутренностей города-машины. Но Юрон, похоже, предпочел еще немного выждать. Ереми понял, что сержант решил дать своим Россомахам еще несколько бесценных мгновений, чтобы те освоились и полностью адаптировались к шоку встречи с совершенно новым. Теперь Ереми, попав в абсолютно чуждую среду, никогда больше не почувствует себя таким растерянным. Он естественно впишется в нее и сделает это с расчетливой точностью машины. Во всяком случае, он надеялся на это. Ереми принюхался: в воздухе слегка пахло сажей, золой, гарью пепелищ, вулканическими породами, теплым едким бальзамом. — И поймите то, что слышите! Он слышал, как шлепали, шаркали и скользили гидравлические конечности города. И далекие отзвуки огня болтеров. Сначала слышался короткий сухой треск, сопровождающий выброс плазмы, затем резкий свист загорающейся смеси, набирающий высоту и мощь кинетической энергии. Вслед за этим почти мгновенно раздавался пронзительный звук полета, заканчивающийся грохотом разрыва…

Присутствовал при этом и тонкий шипящий свист, он усиливался, коварное шипящее скерцо. Ссссаг-рам-оссссо! Ссссаг-рам-оссссо! — казалось, артикулировал звук.

Из ближайшей закрученной спиралью плоскости, из траура стеклянного водоворота вынырнули стремительные скейтеры в развевающихся парусами соболиных шелках с сюрикеновыми катапультами в вытянутых руках.

— Сюрикены, — предупредил об опасности Акбар.

— Я их тоже вижу. — Ереми уже узнал это бесшумное дальнобойное оружие по магнитно-вихревым лопастям, похожим на двойные крылья с подвешенными на концах пусковыми гондолами, и плоским круглым магазинам, установленным на верхней части.

При виде этих черных, лоснившихся шелком фигур, стремительно мчавшихся вперед, Д'Аркебуз, как зачарованный, рванулся вперед.

— Великолепные Фантазмы! — воскликнул он. — Рафаэле Флоринборк!

— Кик! Кик! Кик! — отозвалась соседняя с ними башня, когда ее обдало фонтаном скоростных звездчатых дисков, прямо над головами десантников. Большая часть звездочек рикошетом отлетела в сторону. Остальные благодаря своим мономолекулярным краям вошли в поверхность стеклосплава и застыли там, как альпинистские крюки, вбитые в стену, нависшую над пропастью, образовав из дисков миниатюрную лестницу с неправильно расположенными ступеньками, ведущую в небо, и имя этой лестницы было смерть.

Интересно, входило ли в намерение атаковавших скейтеров убить их? Или это был отряд безопасности, предназначение которого состояло в том, чтобы охранять подходы к городу от подозрительных элементов, тем более что в, темноте нельзя было разобрать ни их положение, ни принадлежность к тои или инои группе?

Хотя не исключалась возможность, что в их планы входило захватить подозрительных лиц для немедленного проведения допроса. Эти сюрикеновые звезды запросто могли пройти сквозь бронированные доспехи и внутренний панцирь, покалечив скаутов, но не нанеся при этом смертельных ран их сверхчеловеческим организмам.

Из чрева города, грациозно скользя, продолжали появляться все новые и новые скейтеры. Интересно, за счет чего катились их ботинки, были ли они оснащены колесиками, шариками или лезвиями?

— Великолепные Фантазмы! — снова выкрикнул в темноту Д'Аркебуз, как будто пытка призраками стала ему невыносимой.

Он устремился вперед.

Тем временем Акбар и Тандриш открыли огонь из болтеров. Ереми прыгнул вслед за Д'Аркебузом, чтобы сбить его с ног. По всей вероятности, с парнем случилось что-то странное: он бредил наяву.

Д'Аркебузу, однако, удалось увернуться, и он, двигаясь по касательной к линии огня, выскочил на открытую местность, как будто намереваясь посоревноваться со скейтерами в скорости. Теперь, выйдя из укрытия, они на скаутов не наступали, а, пригибаясь, выписывали круги и дуги, выпуская в незнакомцев фонтаны смертоносных звездочек.

Д'Аркебуз передвигался, передразнивая их движения. Он тоже пригибался и выписывал эллипсы. Возможно, одного этого уже оказалось достаточно, чтобы ввести их в заблуждение, несмотря на то, что одет он был не в шелка, а в подбитый защитной тканью комбинезон.

Может быть, каким-то волшебным образом, копируя их суть, он впитывал в себя их сущность? Впитать, поглотить и распознать — означало разрушить.

Или он стремился попасть под обстрел, чтобы проверить, сможет ли сражаться, продырявленный сюрикенами?

Ереми пригнулся и, несколько успокоившись, огнем из болтера начал поливать стройные подвижные фигуры на роликах. Ствол его оружия почти не двигался, когда из него с шипением вылетала раскаленная добела молния. Только по воле случая ему удалось поразить одну из стремительно перемещавшихся мишеней. Молния буквально разорвала несчастного на части. Шелк его наряда вздулся и распался на клочья. Его плоть и кость раскрылись как созревший бутон, явив миру кроваво-красный цветок с белой сердцевиной, лепестки которого почти тотчас облетели. Остальные молнии уходили мимо, в черноту ночи, или попадали в гладь стеклосплава.

Тем временем Д'Аркебуз, кружа и петляя, выписывая зигзаги, продолжал на дороге свой импровизированный танец на льду. Каким-то образом ему удалось перенять чужую манеру держаться и телодвижения, потому что, когда он выстрелил…

Сержант Юрон доверил Д'Аркебузу тяжелый болтер, который мог выпускать как серии, так и одиночные заряды смертоносного разрывного огня.

Этот выстрел он произвел в самый нужный момент, совершенно неожиданно для Ереми и для самих скейтеров — за долю секунды до того, как перемещавшиеся по параболе сюрикенометатели начали сбиваться в группу, подобно тому, как космические тела образуют планетные скопления.

Был ли причиной их сосредоточения в одном месте танец Д'Аркебуза, его странное поведение, вызвавшее их непроизвольное внимание, заставившее забыть о своем назначении?

Снаряду достаточно было поразить только одного из скейтеров — главным, собственно, было попасть в цель, а не промазать, что могло бы произойти без точного прицеливания. Оружие его, бесспорно, могло продолжать выпускать одиночные снаряды, но, выпустив одну очередь, он уже не смог бы дать вторую, не перезарядив болтер, что грозило смертельной для жизни паузой…

Время для Ереми словно остановилось, когда он увидел, как Д'Аркебуз нажал на спусковой крючок, потому что на сто процентов был уверен, что Д'Аркебуз пошлет огонь в никуда.

Оружие, честью пользоваться которым был удостоен Д'Аркебуз, относилось к древним видам вооружения и имело историческую ценность: позолоченные панели ложа, с выгравированными на них письменами религиозного содержания. Приклад украшали полоски, вырезанные из рогов какого-то редкого воинственного животного-самца, предохранитель был сделан из перламутра. Не одно поколение ремесленников с любовью обслуживало и боготворило его. Ереми страшно завидовал товарищу.

Желание прикоснуться к такому изумительному шедевру военной техники было вполне естественным для бывшего техна. Держать его сейчас должен был он, бывший техн! Техны обладали почти генетическим пониманием древних устройств, переданным им с молоком матери. Они умели с ними обращаться, умели их ремонтировать, они знали нужные литании, которые следовало при этом произносить.

И все же именно Д'Аркебуз вернулся в том жутком, страшном Тоннеле Ужаса, разве нет?

В грудь скейтеру вонзился кристаллический снаряд и взорвался там. Острые, как бритвы, иглы шрапнели разлетелись во все стороны. Не осталось ни одного скейтера, который не получил бы своей порции концентрированной кислоты и нейротоксинов, окутавших их едким нервно-паралитическим туманом.

Под воздействием его паров шелк и кожа распадались и исчезали, словно съеденные разъяренной молью. Извиваясь в конвульсиях, фигуры скейтеров падали одна за другой. Их крутило и корежило, изгибая в самых немыслимых направлениях.

Ереми, Тандриш и Акбар уложили остальных скейтеров, тех, которым удалось избежать кристаллических осколков и воздействия гибельного облака, тех, которых шок застал врасплох.

Д'Аркебуз стоял на месте не двигаясь. От его фиглярства не осталось и следа. Теперь, застыв в высокомерной позе, он предоставил возможность действовать своей челяди. Пусть они расправятся с остатками некогда элегантного отряда.

— Ты поступил опрометчиво, — крикнул Ереми. — Тебе повезло.

— Я был благословен, — беззаботно отозвался Д'Аркебуз и рассмеялся.

Ереми бросил косой взгляд на сержанта в ожидании, что тот пожурит Д'Аркебуза, но Зед Юрон одобрительно кивнул.

Теперь путь, спиралью уходивший в каменное чрево города Саграмосо, был свободен и словно приглашал их.

— Настало время шмонать город, — взвыл Тандриш.

ГЛАВА 8

Биффа охватило радостное чувство. Паук на его лице коварно улыбался. Раздвинутые в усмешке губы обнажили его острые, желтоватые, как слоновая кость, зубы. Выказывая нетерпение, он взад и вперед гонял между зубов слюну.

С его точки зрения, ничего не могло быть лучше, чем шмонать город.

В клевых городских зонах до прибытия скаутов никак нельзя было усечь, что идет война. «Пес, — мысленно сказал себе Бифф, — нельзя скатываться до жаргона подземелий, только потому, что ты так тащишься. Потому что так возбужден», — исправил он себя.

Во-первых, это недостойно Рогала Дорна, его воина и посланника. Во-вторых, это недостойно той новой личности, которой стал Бифф. В-третьих, это дало бы Д'Аркебузу повод снова смотреть на него сверху вниз.

Веленсу, возможно, и нравятся муки… мазохизма, в отношении Д'Аркебуза. Экс-техну может быть радостно терпеть боль мелких унижений, наверно, именно в этом выражается дефект пересаженного ему гена, о чем их предупреждали. Но у Биффа Тандриша все по-другому.

Бифф — такое основательное имя, разве нет? Но сам Бифф никогда не был основательным, даже там, в глубинах невежества подземного города Трейзиора. Тандриш, на его взгляд, звучало как куча дерьма. Бифф был тем, кто колошматил кучи дерьма. Это вполне подходило для грязного бродяжки, жившего на мусорных отбросах муравейника, питавшегося за счет его вонючих экскрементов и грызшегося за это право с себе подобными.

Имя обладало определенной магией. Слова молитв заставляли работать машины, и никто в этом не смел усомниться. Так было и с ним, пленником своего имени, возможно, так было и с Д'Аркебузом…

Нет. Исключено.

— Ты наградила меня своей грязью, Вселенная,

— обратился он к космосу,

— а я превращаю ее в золото. А другие твои частицы

— в осколки, — со злобной ухмылкой добавил он.

Эти осколки были той жертвой, которую он приносил своему личному богу Преобразования. Хотя в этом не было ничего ценного, ничего высокого, ничего, как у Д'Аркебуза. Все же Бифф ощущал контуры какого-то примера, который в конце концов должен был когда-то постигнуть в полном объеме. Ему предстояло открыть паутину, сеть созидания и разрушения, которую должен был узнать паук на его лице, и научиться ориентироваться в пространстве, чтобы прибыть — куда? К собственному сокровищу, к самому себе, полностью преобразованному. Как? Пройдя горнило священной войны.

Тогда имя Бифф будет означать нечто в действительности особенное. И кто-то вырежет его на адамантии монумента.

Если подняться вверх на несколько уровней, там теперь будет середина дня. Хотя обитатели города Саграмосо к сиянию дневного светила относились с каким-то непонятным пренебрежением, ограждаясь от него исполинскими, перекрывавшими друг друга зонтами черного стекла. Когда вулканы сдерживали свое зловонное дыхание и не засоряли воздух пеплом, белое солнце нещадно выжигало лавовые равнины, по которым в сторону востока горячий ветер гнал тучи пыли. Он дул всегда на восток, к Течению Смерти. Так называлось мелкое море, лишенное жидкости.

Пресытившись террором, отряд Россомах готовился отойти ко сну в одном из огромных мрачных и пыльных подвалов из стеклосплава, битком набитом окаменевшим воинством лавовых фигур гигантских размеров, не менее трех метров в высоту каждая. Некоторые из скульптур были тонкими, другие — брюхастыми. Но все они отдаленно напоминали друг друга своей курносостью, как будто состояли в семейном родстве. Отдельные фигуры действительно имели копии. Костюмы их поражали разнообразием: форменные мундиры, тоги, платья. Были среди них и обнаженные, а также несколько исполинских голов. Должно быть, это был склад статуй ушедших саграмосцев, попавших в немилость к нынешнему правителю и отправленных в ссылку, однако не преданных разрушению. Само их многотонное наличие служило своего рода якорем для династии, просуществовавшей не одну тысячу лет.

Помещение освещалось одиночными люминесцентными лампами, развешенными по углам, хотя большая их часть не горела. В проходах лежали десятки скованных цепями скелетов — по всей видимости, противников режима, потенциальных соискателей власти, которых, предварительно раздев догола, сбрасывали сюда и оставляли умирать голодной смертью под пристальными взглядами вырезанной в камне истории.

Всю ночь и утро этого дня Россомахи были заняты тем, что уровень за уровнем волной террора прокатились по всему городу. Передвигаясь молниеносно, они вызывали в рядах противника смятение и беспорядок. Иногда инициатива в операциях принадлежала скаутам, но в исключительных случаях командовал отрядом сержант Юрон. Хотя вооруженные сюрикенами скейтеры города Саграмосо были достаточно проворны, если желали продемонстрировать замысловатые фигуры и виртуозное мастерство, но, признавая разрушительный характер действий скаутов, серьезной опасности в целом не представляли.

— Мне кажется, они не возражают против того, чтобы мы перетряхнули отдельные районы, — высказал предположение Бифф Тандриш. — Тогда люди стали бы более преданными своему Господу… Но они также не против и убивать нас.

Вся четверка скаутов уже испытала на себе остроту сюрикеновых лезвий, но раны были незначительными и быстро заживали, их ярко-красная кровь запечатывала порезы, как расплавленный воск. Из всего отряда один сержант Зед Юрон оставался интактным. Этот громила, несмотря на внешнюю неповоротливость, проявлял чудеса сноровки и так здорово уклонялся от выпущенных сюрикенов, что, казалось, обладал каким-то вторым зрением, хотя одна отрикошетившая звездочка вывела из строя его аппарат связи. В одной компании со скаутами Юрон, похоже, переживал второе отрочество, не забывая, однако, при этом о своей ответственности.

Скауты обшарили большое количество увеселительных отсеков. Они представляли собой черные овальной формы подвески, свисавшие с краев стеклосплавных зонтов и соединенных между собой боковыми переходами. Своим видом они напоминали дождевые капли застывшего сажевого дождя. Скауты ловко перемещались из одной подвески в другую, аннигилируя попадавшихся на пути апатичных наркоманов, хрюкавших и булькавших выпивох, корчившихся в сладкой истоме участников оргий, которые, предаваясь плотским радостям, по-своему реагировали на военные действия, если вообще знали о них.

Те части города, обитатели которых в большей степени осознавали происходившие события, лежали пустынными. Жители попрятались в норы, освободив арену для более заинтересованных лиц, достаточно тесные, но все же проходимые улочки, соединявшие между собой внутренние органы города.

В одном из районов Россомахи ворвались в часовню Божественного Фульгора Саграмосо. Там, на алтаре, вместо фигуры Императора возвышалась залитая светом вырезанная из лавы статуя местного тирана. Перед ней под надзором вооруженных дьяконов, заунывно распевая своему диктатору псалмы, собрались престарелые еретики. Возможно, в такой ситуации богомолам ничего другого не оставалось делать, как только восхвалять Саграмосо и вдыхать запах сжигаемых благовоний победы. Тем не менее Россомахи бросили престарелым членам конфессии свои дары в виде разрывных гранат.

Шквалом огня поливали скауты переполненные транспортные сани, быстро мчавшиеся по маслянисто-гладким каналам из стеклосплава, то петляя, то ныряя вниз, то взмывая вверх и замирая на конечных станциях…

Один раз им на пути попался их товарищ, мертвый скаут из отряда Диких Вепрей, безжизненным мешком лежавший на гладкой поверхности стекла. Его тело было изрезано сюрикенами так, что буквально превратилось в гору мяса, склеенного вязкой массой киновари. Немного погодя с ближайшей высоты Россомахи заметили множество трупов местных жителей Каркасона, выложенных на лакированной поверхности мрачного бульвара в зловещую руну, — след, оставленный Дикими Вепрями. Теперь над убитыми, сжигая благовония, изгоняя злых духов и разбрызгивая кислоту, под присмотром скейтеров колдовали неистовые приверженцы культа Саграмосо.

Значит, Вепри неплохо потрудились, пока настоящее сражение все ближе подступало к черному канделябру Империи, чтобы усмирить те части, которые не желали звучать в унисон с метрополией.

Россомахи тоже не дремали и давали жару, хотя до трюка с рунами пока еще не додумались…

Сержант Юрон, правда, несколько усомнился в доблести подобных действий. Вполне возможно, что такая шуточка могла в свою очередь стать причиной превращения сраженного Вепря в отбивную.

Теперь им всем требовался отдых.

Едва ли можно было найти более подходящее место, чем этот подвал с заброшенными статуями забытых кумиров и скелетов недовольных. Почему бы на полчаса не воспользоваться преимуществом наличия каталептических узлов?

Скауты надежно спрятались, забравшись глубоко в подвал и затерявшись среди поверженных каменных предков Саграмосо.

Отключив одну половину мозга, чтобы вывести из организма токсины усталости, каждый из них оставил дежурным второе полушарие, чтобы в случае чего вовремя обнаружить появление нежеланных гостей…

Бифф почувствовал, что утратил способность логически мыслить и говорить, что засыпает; левая половина его мозга отдыхала.

В полудреме, во время которой продолжало бодрствовать менее одной трети его сознания, он продолжал войну. Только на этот раз в бой вступали полки ставших резиновыми слов. Вооруженные силовыми мечами и энергетическими топорами существительные и глаголы маршировали на эластичных ногах. Пока полки выполняли тот или иной маневр, они искали возможность передать какое-то исключительно важное донесение, но все время мешали друг другу, и из-за этого готовы были драться между собой. Воля Императора — Высшая, Благословенная и Вечная. Имя Императора — Смерть; его Трон — Могила.

Эти предложения сталкивались между собой и с другими. Они размахивали топорами, втыкали друг в друга клинки, уродовали фразы так, что от них ничего не оставалось, кроме харкающих кровью слогов, складывавшихся в абсурдные слова.

Бодрствующее правое полушарие мозга Биффа улавливало слабый запах древней пыли. Оно ощущало приглушенный запах затхлости и тлена смерти, исходивший от многочисленных скелетов, и терпкий запах пота его товарищей, щедро сдобренный дорогими гормональными секретами сверхчеловеческих организмов. Он чувствовал привкус собственной слюны с оттенками того же свойства, омывавшей полость рта подобно приливу и отливу. До его подсознания доносился удвоенный стук сердец и сонные вздохи товарищей. Бдительное полушарие различало мрачные силуэты контрфорсов и арок, подпиравших веерообразные своды подвала над головой. По своей конфигурации он напоминал возвышавшуюся над ними грудную клетку какого-то таинственного инопланетного исполина, давным-давно почившего в бозе. При более внимательном рассмотрении оказалось, что свод был не высечен из камня, как представлялось первоначально, а приобрел свою форму благодаря кропотливому и мучительному труду рабов, занявшему не один десяток лет тысячелетие назад, которые скорее всего вытачивали и полировали его.

Правое полушарие мозга не могло сформулировать то, что оно замечало. Слова и логическое мышление в данный момент отсутствовали. Они ушли на войну в тот сон, где сошлись на призрачном поле брани. Правое полушарие руководствовалось исключительно сенсорными ощущениями, настроением и интуицией, регистрируя типы и ритмы внешнего воздействия, отсеивая те из них, от которых зависела жизнь. Бифф на какое-то время словно превратился в животное, вернее в рептилию, из-за отсутствия побудительных мотивов впавшую в спячку. Несмотря на внешнюю заторможенность, эта рептилия тем не менее пребывала в состоянии свернутой пружины, готовая в любую минуту проснуться и дать отпор…

Что-то не давало покоя…

Что-то постороннее.

Что-то было странное в отзвуке дыханий и сердцебиений, раздававшихся под веерообразными сводами, исполненными высокомерия Озимандиаса и скованной цепями обреченности костей.

Правая половина ощущала что-то еще…

Логика бывшего техна Ереми тоже спала.

Во сне ему виделись инструменты с начертанными на них рунами. С их помощью компоненты приводов и варп-карбюраторов, а также отдельные элементы тяжелого и легкого вооружения собирались в грандиозное оружие в стиле барокко.

Слоновьи махины колес поддерживали заключенные в клети шасси из кованого адамантия. Гидравлические откатные буфера были под стать канализационной насосной станции. В самое сердце галактики нацелился невероятно длинный, охваченный медными обручами ствол.

Это оружие должно было выстрелить бронированным человеческим снарядом, имя которому было Ереми. В вытянутых руках он сжимал, как факел, огромный фолиант, переплетенный в люминесцирующую человеческую кожу, на которой замысловатой вязью значилось название Codex Lex, Книга Закона…

Только бы ствол не взорвался.

Тем временем чувственная сторона его сознания бодрствовала и воспринимала сигналы, поступавшие извне от спящих товарищей, в частности от Лександро Д'Аркебуза…

Ереми не рассуждал логически. Он не мог. Его мыслящая половина пребывала в иллюзорном мире снов, где в соответствии с логикой сна сооружалось Оружие Закона.

Он испытывал гормональные приливы, равные бессловесным эмоциональным переживаниям. Ревность. Ненависть. Благочестивость. Братство.

Каждое из этих понятий кружило вокруг загадочной притягательности Д'Аркебуза, как голодная акула в поисках ужина.

Глубоко в душе он осознавал, что, став преданной тенью Д'Аркебуза, чем-то вроде фаната, защитником и охранником Д'Аркебуза в его показной беспечности, он только поднимется над ним и унизит своего чертова «братца».

Да, он подавит свою неприязнь и, вопреки своим чувствам, возьмет над ним шефство и будет охранять Д'Аркебуза, отводя опасность и угрозу его жизни. Ереми должен стать добрым гением Лександро, пиявкой, если угодно, доброкачественным вампиром, который будет отсасывать яд опасности, паразитируя таким образом и одновременно спасая его дух. Так будет продолжаться до тех пор, пока сам Лександро с горечью не поймет и все остальные с презрением не узнают о побудительных мотивах его показной доблести, которая исходит вовсе не от Дорна, а от высокомерия и экстравагантности бывшего обитателя высших уровней…

Такие чувства бередили покой правого полушария мозга Ереми, хотя и выражались не словами, а скорее, в виде эмоциональных понятий и образов, формировавшихся в сердце и в чреве и разраставшихся подобно раковым опухолям.

Сонный разум самого Лександро видел себя, осыпанного почестями и наградами. Вся поверхность его кожи была отмечена вытатуированными геральдическими знаками. Он казался живым щитом в броне добродетели. Он был облачен в прозрачную невесомую ткань нервоперчатки, почти неразличимую постороннему глазу. Стоя высоко на балконе с вязью из пласталя, безжалостный и благородный, он наблюдал за казнью бесконечной череды инопланетян и еретиков, проводимой Кулаками. Испытывая одновременно собственное болезненное наказание, которому не было предела и о котором десантники могли только перешептываться с благоговейным ужасом.

В то же время его органы чувств воспринимали высокий свод, каждая затененная борозда которого представлялась ему светящейся, пронизанной светом чистоты, испускаемым линзами существа самого Рогала Дорна…

Биффа что-то встревожило, и он пробудился от транса расщепленного сознания.

Но пока он все еще ощущал себя животным организмом. Еще мгновение над логикой и разумом господствовало чувственное восприятие: зрительные образы, вкус и запах.

Он был подонщиком, превратившимся в зверя.

Потом в пробудившееся сознание, к которому постепенно возвращалось единство, хлынули слова. Целые и невредимые, вернувшие свою понятную суть.

— Здесь есть кто-то еще, — всполошился он. — Здесь давно присутствует кто-то посторонний. «Не следует так перенапрягаться с образованием, — подумал он. — Иначе я лишу себя животного восприятия окружения, своих старых инстинктов обитателя дна… Меня запутают те чувственные образы, которые воспринимаются любым зверем, с его врожденной способностью немедленно реагировать на посторонние вибрации.

Возможно, этот щеголь был прав в том, что насмехался над прилежной усидчивостью Биффа в Скриптории…

В дальнем углу подвала они обнаружили четвертованного узника. Лишенный рук и ног, его могучий торс был вертикально установлен в массивном бронзовом котле. В эту емкость он был вмурован с помощью свинца, который, по всей видимости, был залит в котел в расплавленном виде, а потом затвердел вокруг ягодиц.

Глаза с подшитыми веками не закрывались, и он, не мигая, смотрел на гигантскую голову Саграмосо, которая по размеру почти точно соответствовала нынешнему уменьшенному состоянию его тела. Место, откуда росли руки, окрашивали пятна застывшей киновари. Губы его были зашиты тонкой черной полоской кожи, взятой, по-видимому, от хлыста, завязанные концы которого свисали наподобие усов.

Когда скауты подошли к ампутированному поближе, они увидели, что своим весом он пытается раскачать котел. Это слабое трение, вызванное его сверхчеловеческой попыткой, и было тем посторонним звуком, который различил звериный мозг Биффа.

Человек — вернее то, что от него оставалось, — смотрел на них широко раскрытыми глазами. Он дышал. Его крупный подбородок судорожно двигался.

На теле были заметны слабые росчерки древних операционных шрамов… Три отверстия на лбу свидетельствовали о прошлом наличии стержней, которые по всей видимости вытащили щипцами…

Это был — когда-то — космический десантник.

Его щеки украшала ярко-красная татуировка, изображавшая миниатюрные кубки, до краев наполненные пролитой в сражениях кровью.

Сержант Юрон приказал Биффу подать ему свой боевой нож. Петля хлыста, сомкнувшая и связавшая рот изувеченного десантника, имела тисненый бордюр в виде повторяющегося рисунка кабалистических гексов. Пробормотав молитву, чтобы обезвредить их злокачественное влияние, Юрон, продев тончайшее лезвие ножа между губами покалеченного и кожаным шнурком, легким движением разрезал его.

Рот тотчас открылся, и обнажились длинные и острые, как звериные, резцы и клыки пленника. Полые клыки напоминали шприцы для подкожных впрыскиваний, вырезанные из слоновой кости.

Человек издал несколько хриплых звуков, понять смысл которых не представлялось возможным. Его большой и неповоротливый язык, пурпурной массой смутно виднелся за изгородью жутких зубов и толстыми усами перерезанного хлыста. Горло было пересохшим, как пыль.

Юрон поднес к растрескавшимся губам свою флягу и начал впрыскивать в сухую глотку тонкую струйку воды. Человек вытянул шею вперед и широко раскрыл рот, обнажив зубы, словно хотел ухватить сержанта за перчатку и прокусить ее, но почему-то не сделал этого.

— Кто ты? — командным голосом спросил Юроч.

— Кровопийца… Десантник… Лейтенант… Тесла… — едва различимо прошелестело в ответ.

Бифф бросил быстрый взгляд на командира, тот в знак подтверждения кивнул.

— Славное Десантное Братство. Я много о них слышал. Как вы попали сюда… сэр? — спросил он ампутированного, нижняя часть тела которого, включая ягодицы и пах, была вмурована в свинец.

Кровопийца с огромным трудом попытался заговорить снова:

— Исследовательский корабль… Отряд из десяти… Поврежден в схватке с инопланетянами… Навьгатор скончался… Спасаясь, мы приземлились на этой лояльной планете… Оказалась не лояльной… Они обманули нас… Они стравили нас с Титаном… на арене из стеклоброни. Титаны! У Них здесь Титаны!

У Юрона вырвалось проклятье:

— Сколько Титанов?

— Думаю, штук шесть класса «Полководец» и один Императорский Титан… Вам это известно?

— Проклятье, ничего подобного. — Сержант сжал пальцами выведенный из строя передатчик, висевший на портупее, и снова выругался. Из-за того, что он являлся командиром скаутов, шлема с встроенным переговорным устройством на нем не было… — Меа culpa! — воскликнул он. — Да простит меня Дорн!

Благодаря усердной работе в Скрипториях, Бифф оценил всю серьезность ситуации в той же мере, что и бывший техн Веленс. Титанами назывались тяжеловооруженные механические воины с непробиваемой броней, высотой в семьдесят и более футов. Этими вооруженными монстрами управляли команды из трех-четырех человек. Оружие направлялось мозговыми импульсами… Значит, в чреве города Саграмосо скрывалось семь таких свирепых созданий, готовых выступить против десантников. Как только сотни хорошо подготовленных Кулаков вступят в город, они немедленно попадут в ловушку.

Ловушка, несомненно. Бифф усек… Бифф подумал, что хорошо понял ситуацию. Тысячи солдат Имперской Гвардии, высадившихся на планете, вполне способны противостоять лояльным войскам Сил Планетарной обороны, которых, должно быть, насчитывалось несколько десятков тысяч. Возглавляемые командиром, лордом Пью, Кулаки сумеют пробить себе дорогу в город, коварный город, способный перестраиваться как машина, с тем, чтобы заманить их в ловушку. Тогда из засады выпустят семерку Титанов, и они вырастут на пути, подобно вулканическим конусам на платформе из стеклосплава или появятся внезапно из-за массивной черной стены, которая незаметно и тихо отодвинется в сторону.

Сколько десантников смогут вывести из строя семь Титанов, оснащенных плазменным оружием, макропушками, снарядами, да даже, если будут сражаться только силовыми кулаками?

Наверное, слишком много… Десантники будут похожи на стайку лилипутов, набросившихся на Гулливера. Цена победы, одержанной таким путем, будет слишком велика.

— Как хорошо умеют они управлять своими Титанами? — спросил Юрон.

— Один Боевой Титан… с легкостью убил девять Кровопийц в полном вооружении… Меня они захватили в плен и доставили лорду Саграмосо… в качестве подношения… Вооружение и доспехи с меня сняли… — Юрон предложил лейтенанту плеснуть в горло еще несколько глотков воды, но тот покачал головой. — Слишком много… Я не могу мочиться… Энергетическими мечами они отрезали мне конечности… — На губах его промелькнула усмешка безумца. — Все равно, трудная у них была работка! Тридцать секунд понадобилось им на каждую… Принесли меня сюда… Зашили рот этими гексами, чтобы я не мог материть их божество… Потом залили расплавленный свинец, чтобы я держался… И бросили здесь одного, чтобы любовался на их предков и умирал от голода…,

— Как давно это произошло?

— Не знаю… Им неведомо… наше время. После того, как они ушли, я впал в спячку… и проспал до тех пор, пока мое подсознание, бредившее кровью, не уловило запах ваших ран… тогда я пробудился…

— Как они раздобыли Титанов… сэр? Кровопийца покачал головой.

— Во всяком случае, не от Коллегии Титанов!

— Конечно, нет… Кто обслуживает машины? У кого здесь есть технические знания? — Сержант нахмурился. — Впрочем, все это не важно. Нам придется вас оставить, лейтенант. С минуты на минуту начнется штурм. Но мы освободим ваши веки. Так что вы сможете закрыть глаза, и вам больше не придется лицезреть Саграмосо. — Юррн в яростной безнадежности потряс свой передатчик.

— Может быть, я смогу исправить его, — предложил Ереми свои услуги. — Я знаю нужную литанию. Я из технов.

— Прибор слишком пострадал, Веленс. Меа culpa! Нам нужно поторопиться, чтобы по дороге перехватить Братьев и предупредить их об опасности.

— Мы глубоко в подземелье, — вступил в разговор Д'Аркебуз и облизал сухие губы. — Может быть, мы где-то недалеко от этих Титанов.

— Не могли бы вы как можно точнее описать их местоположение относительно данного подвала, лейтенант?

Тесла не только мог, но и сделал это. Он ничего не упускал из виду, когда его доставляли сюда, и Д'Аркебуз был уверен, что бывший десантник ни в чем не ошибся.

— Обсидиановая арена открывается и закрывается… — задумчиво произнес Юрон. — Как только появятся наши Братья, она распахнется…

— Нельзя ли попытаться пробраться туда тайком и приблизиться к Титану?

— перебил Д'Аркебуз.

Сержант уставился на него так, как будто впервые увидел.

— И попытаться вывести из строя хотя бы одного из них, сэр. Или использовать его?

— Использовать…

Было ясно, что Д'Аркебузу совершенно ничего неизвестно о подготовке элитного персонала Модератов, которые управляют Титанами.

— Сколько вас здесь… скаутов? — прохрипел Тесла.

— Здесь четверо, — сказал сержант, — плюс я сам.

Тесла грубо рассмеялся. Юрона это обидело:

— Мы — Имперские Кулаки… сэр. Мы — не зомбированные самоубийцы. Мы из Братства, в котором бой строится на здравом расчете.

— Но на Титанов вы не рассчитывали.

— Ладно, братец, пожалуйста, опиши нам арену во всех деталях.

Тесла не стал возражать. Пока он описывал детали, Юрон, словно губка, впитывал получаемую информацию. Застывший, с широко раскрытыми глазами, он напоминал лексомата.

Он размышлял. Представлял. Просчитывал.

Наконец он медленно сказал:

— Возможно, есть один способ, как нам использовать Титана. Если бы только нам удалось незаметно приблизиться к нему… Нам нужно будет замаскироваться, ребята, и пускать в ход только ножи, никакого шума и пиротехники… Никакой античности. Только шелк и лезвия. Да поможет нам Рогал Дорн, Почти наверняка мы все погибнем. Вероятность очень велика. Девяносто процентов.

— Смерть — во имя Императора, — прошептал Бифф. А может быть, он сказал: «Смерть — имя Императора?»

— Сейчас, когда мы знаем то, что знаем, есть ли у нас иной выбор, кроме как идти туда? И принести себя в жертву, хотя бы ради того, чтобы дать нашим Братьям дополнительное время?

Тесла уставился на Юрона все так же широко раскрытыми глазами/

— Как быть с вами, лейтенант: хотите, чтобы мы вас убили? Может статься, что вас здесь больше никто не обнаружит?

Тесла задумался.

— Нет… — решил он. — Возможно, если меня спасут, я еще как-то сумею послужить своему Братству. Я буду ждать и не стану закрывать глаз.

ГЛАВА 9

Для маскировки им требовалось раздобыть где-то местную одежду. Однако пускать в ход в процессе поиска луче— и болтеры было невозможно. Как потом надеть на себя изодранные в клочья и испачканные кровью тряпки?

Ереми даже испытал какое-то извращенное чувство удовлетворения с привкусом радости, когда сержант приказал личное оружие, за исключением ножей и мини-гранат, припрятать в кармане. Как приятно было ему видеть помрачневшее лицо Лександро, узнавшего, что ему на время придется расстаться со своим древним тяжелым болтером, инкрустированным оленьим рогом и перламутром…

В этом походе Россомахам вряд ли смогут пригодиться фугасные и осколочные гранаты, но ввиду того, что каждая из них по размеру не превышала монету, их в изобилии можно было насыпать в подсумок, вдруг понадобятся, чтобы поразить неприятеля на расстоянии.

Если бы только в их арсенале имелись запасы газовых гранат разного действия для временного выведения противника из строя! Но, с другой стороны, у самих скаутов не было респираторов. Перед ними ставилась задача убивать, а не Обездвиживать врага. Чтобы не казаться излишне крупными, им пришлось отстегнуть от доспехов массивные наплечники, снять наколенники и нагрудные панцири с парящими на них орлами.

— А что, если мы напоремся на отряд Диких Вепрей? — спросил Д'Аркебуз с сумасшедшим блеском в глазах.

Такая малоприятная перспектива встревожила и Ереми. Другие скауты запросто могли не узнать Лександро и остальных братьев; они могут сначала открыть огонь, а уж потом задавать вопросы, если им придет в голову задавать их. Лександро могут убить, если он сваляет дурака.

— Думаю, что нам придется обходить Братьев стороной, — сказал Ереми.

— О да! — пылко согласился Д'Аркебуз. По его поведению Ереми понял, насколько сильно овладела Д'Аркебузом идея героической судьбы, уготованной ему. Теперь, когда их безумный план получил одобрение, он не желал делиться славой с другими людьми.

— Но у других сержантов есть передатчики, — начал было Акбар.

— Передатчики, которые работают, — буркнул сержант Юрон таким обиженным тоном, словно хотел подчеркнуть, что напоминать ему об этом не следовало. — Если все-таки мы встретимся с нашими, ты, Акбар, разденешься догола, чтобы у них была возможность узнать своего брата. И пойдешь к ним. Задача номер один

— предупредить Кулаков. Но это, — он внимательно посмотрел на Д'Аркебуза, — вовсе не означает, что мы не попытаемся завладеть Титаном. Было бы куда лучше, если бы у нас было больше скаутов и еще парочка ветеранов-сержантов.

Д'Аркебуз поморщил нос, словно ему не понравился оборот речи Юрона, не совсем правильной в этот напряженный момент. Хотя, кто знает, может быть, не по душе ему пришлось иное: перспектива привлечения к операции других лиц.

«Раздеться догола», — подумал Ереми. Без панцирей и наколенников для защиты груди и ног миссия представлялась ему чем-то сродни пробежке по Тоннелю Ужаса:..

Юрона тоже как будто волновало чувство незащищенности, охватившее скаутов.

— Парни, помните, — сказал он, — у вас не какие-то там цыплячьи ребра. У вас грудь защищена сплошной костной грудинной пластиной. Кроме того, каждый имеет внутренний панцирь.

Он прочистил горло.

— Сейчас у нас есть немного времени, чтобы произнести молитву Рогалу Дорну.

Молитва должна была помочь восстановить официальные отношения.

С этого момента их продвижение по городу больше не напоминало беспечную прогулку. Они пробирались тайком, стараясь держаться в тени и быть как можно незаметнее. Продвигаться приходилось то крадучись, а то и вовсе ползком. Город напоминал бесконечную свернутуто спиралью пружину, готовую развернуться перед лицом опасности. Черные как антрацит, здания с грохотом отступали и уходили вниз по мере их продвижения, освобождая поле для сражения. Проспекты расширялись, словно заманивали наступавших. Арьергард противника тоже отступил, сохраняя полный порядок. Отряды скейтеров сгоняли в чрево города беженцев, которые составляли уже непрекращающийся поток. Слышалось неравномерное сердцебиение боя, пока далекого, но неумолимо приближающегося.

Какое-то время спустя Россомахам подвернулся удобный шанс. Внезапно появившись из-за толстых колонн, они схватили двух скейтеров и свернули им шеи.

Д'Аркебуз тут же крепко вцепился в плащ черного шелка, словно право носить его принадлежало ему по рождению. Сержант воспользовался вторым.

Роликовые ботинки, как оказалось, имели вмонтированные вдоль подошвы шарики из стеклосплава. Как и следовало ожидать, обувь скейтеров была на несколько размеров меньше ног скаутов. Так что замаскированной паре пришлось передвигаться, копируя движения скейтеров. Жестами, призывающими на помощь, им удалось заманить в ловушку еще одного сюрикенометателя и задушить его. «Он», правда, оказался «ею» — темноволосой смуглолицей женщиной. Ее наряд натянул на себя Ереми, и Д'Аркебуз при этом ехидно посмеивался. Но вдруг его настроение внезапно переменилось.

— Великолепно, — одобрительно закивал он головой. — На какое-то мгновение Ереми превратился в зеркало, в котором Лександро с восхищением увидел себя.

Следующими, с кого переодетая троица сняла шелковые одежды, предварительно задушив, были беженцы. Стараясь держаться в тени, переодетые темные фигуры двинулись в направлении, указанном покалеченным Кровопийцей. На улицах царили паника и хаос, создаваемые толпами беженцев, покидавших опасные районы. Неразбериха была только на руку десантникам. Уличный свет по всему городу приглушили, отчего целые кварталы лежали окутанные мраком. Сквозь многочисленные фильтры темного стекла вниз доходили только слабые призраки солнечных лучей.

На каком-то сумрачном бульваре дорогу им перекрыли транспортеры с шаровыми колесами. На них были установлены макропушки и мультииспарители. Тут же сновали тяжеловооруженные воины — верховые из сопровождения дворцовой стражи лорда Саграмосо. В конце проспекта поднимались угольно-черные ярусы самого дворца: огромный мрачный зиггурат со стеклянными лепестками и телескопическими шпилями, над которыми разворачивались огромные купола перекрывающих друг друга зонтов из стеклосплава.

Обсидиановая площадь недалеко от дорожного полотна была почти пустынна. По ней лениво скользило всего несколько скейтеров, вооруженных сюрикенами. Беженцы старались обходить площадь, словно она была заминирована. Вдоль нее тянулись золотые силуэты фениксов, похожие на трехпалые когтистые следы.

Сразу за такой непопулярной у народа площадью, как они и предполагали, вздымались чернеющие купола арены.

Величественное сооружение напоминало огромное скопление как будто остекленевших черных грибов. Все же над куполами на натянутых проводах трепетали на легком ветру серебряные с голубым вымпелы. Создавалось впечатление, что на арене устраивалась либо какая-то выставка, либо зрелище. Войной и не пахло. Чтобы подчеркнуть мирный характер строения, возле него даже не были выставлены кордоны.

Пока Россомахи подбирались ближе к заветной цели, канонада сражения, доносившаяся с северной стороны, становилась все ближе и интенсивнее. Витросплавные блоки города усиливали треск пальбы и барабанную дробь взрывов, раздававшихся все ближе. Эти звуки заставили горстку беженцев устремиться к солдатам у дворца — вблизи святилища они, по всей видимости, чувствовали себя в большей безопасности.

Но они ошиблись.

Неизвестно, что заставило офицера артиллерии принять такое драконовское решение: намеревался ли он очистить себе обзор или просто хотел опробовать оружие? Может быть, он только хотел отпугнуть их, прогнать из вверенной ему зоны, но был неопытен во владении оружием.

Мультииспарйтель открыл огонь.

Из квадратного жерла вырвался столб раскаленной массы и в мгновение ока испарил с ближайших мишеней мясо и жир, которые, закипев, поднялись над горсткой развалившихся дымящихся костей в виде грязного пара. Люди в задних рядах вспыхнули, как факелы. Те, кто попытался спастись бегством, обратились в пылающих мотыльков.

Это происшествие сыграло роль отвлекающего маневра, и Россомахам удалось незаметно подобраться к боковым границам арены.

Подъездная дорога спиралью уходила вниз.

Внизу дежурили трое охранников, вооруженных огнеметами. Благодаря своему шелковому камуфляжу Россомахи выиграли несколько бесценных секунд и, подлетев к солдатам, в одно мгновенье перерезали им глотки, так, что те не успели не то что выстрелить, но даже вскрикнуть.

Далее в подземелье, освещенное редкими лампами, вела разветвленная сеть дорог. На расстоянии замаячили неясные человеческие фигуры. Десантники обнаружили неподалку дыру, куда можно было засунуть тела убитых.

Тут же в стене они увидели другое отверстие, забранное рамой с густой сетью из стальной проволоки, запечатанное магическими восковыми гексами с проклятиями в адрес того, кто посмеет нарушить печать. Выцветшая надпись гласила: Hoc sacrificium consecratnos muros.

Пробормотав избитое заклинание для отвода дурного глаза, Юрон оторвал раму. За сетью лежала груда человеческих костей, спутанных цепями. У скелета была сломана лодыжка, а также лучевая кость и несколько ребер.

Над головой, подобно кишке в стене, открывался, поднимаясь вверх, узкий канал.

Должно быть, во время строительства в эту камеру в качестве жертвоприношения бросили одного из рабов, оставив ему, тем не менее, шанс на спасение, — извилистый узкий путь наверх, где узника ждала свобода. Для спутанного по рукам и ногам человека это задание было практически невыполнимым. Судя по всему, в темноте он все же пытался неоднократно преодолеть его. Поднимаясь, он сорвался вниз и, не сумев затормозить, упал и сломал сначала одну кость, а потом другую. Какими глазами смотрел он сквозь решетку на заветную свободу и безнадежно щурился на запечатанные воском болты, закреплявшие ворота его заключения. Так страстно желал он вскарабкаться наверх, что даже стены его темницы до сих пор дышали этой пылкой мечтой.

Юрон, насколько было можно, заглянул внутрь канала, потом одобрительно кивнул.

— Д'Аркебуз пойдет первым.

Д'Аркебуз скорчился так, что даже затрещали кости, и втиснулся в узкий проход. Упираясь в гладкие, почти отвесные стены трубы, чуть ли не в положении плода в чреве матери, он, изгибая тело, начал карабкаться наверх.

За ним последовал Ереми, глотнув при этом изрядную порцию пыли, насыщенной запахом смерти и взвешенными частицами истлевших костей.

Затем пришел черед Тандриша и Акбара. Панель, закрывавшую вход в камеру, Юрон умудрился поставить на место, и скудный свет, проникавший в канал, стал еще тусклее. Благодаря усиленному зрению, Ереми все же вполне отчетливо видел гладкую поверхность стен. Как бы то ни было, но эта проблема его не слишком волновала. Он даже закрыл глаза, чтобы всецело сосредоточиться на работе мышц, на монотонном перистальтическом передвижении вверх по трубе. Процесс этот в значительной мере смахивал на появление на свет исполинского младенца-мутанта, который, вопреки законам гравитации и нормального акушерства, для своего рождения поднимался по родовому каналу вверх.

Пробираясь по каналу, Ереми горестно отметил про себя, что даже в порядке следования трех «братьев» неожиданно повторялась прежняя иерархия Трейзиора. Неудобное, скрюченное положение неминуемо вызывало потребность освободить кишечник от скопившихся газов. Д'Аркебуз не выдержал и сквозь тунику и шелк карасонского наряда выпустил струю газа прямо в лицо Ереми. Не имея особого выбора, Ереми то же самое сделал по отношению к Тандришу.

Но Ереми, по крайней мере, хоть попросил извинения у того, кто следовал за ним.

— Прости меня, брат.

— Да, ладно, — пропыхтел Тандриш. — Это напоминает мне дом в подземном муравейнике…

— Ты что, наступил ему на лицо? — послышался над головой прерывающийся голос беспечного Д'Аркебуза. Неужели он даже не способен догадаться о причине любезности Веленса?

Ну да, конечно, Д'Аркебуз был смелым пионером, прокладывавшим путь, разве нет? Впереди воздух хотя и был застоявшимся, но все же не зловонным.

Эти рассуждения отвлекли Ереми, и он, утратив бдительность, соскользнул вниз и приземлился на лицо Тандриша. Тот, в свою очередь, тоже поехал вниз и тяжело опустился на голову Акбара, и Акбар тоже не удержался. В ту минуту показалось, что все, кроме Д'Аркебуза, так и пролетят весь пятидесятиметровый путь по трубе до самого ее основания.

Но падение внезапно прекратилось.

— Напрягите конечности, ублюдки! — рявкнул снизу грубый голос. Только геркулесовым усилием удалось Юрону удержать лавину человеческих тел.

— Напрягайте и расслабляйте мышцы! Напрягайте и расслабляйте!

И они делали то, что им было ведено. Они очень старались.

Отвесный подъем продолжался.

Ереми поймал себя на мысли о судьбе безвестного раба, брошенного в угольную черноту канала. Сверхчеловеческой силой скаутов он не обладал, к тому же оковы сводили на нет все его усилия. Должно быть, могильная пыль, которой дышал Ереми, служила источником информации, которую получал его мозг.

Что было бы, если бы раб сумел преодолеть трудный путь и вырвался на свободу из своего заточения? Что было бы, если бы он появился на другом конце трубы?

Но каким образом смог бы раб совершить такое? У раба не было даже искры надежды. Она стала еще меньше после того, как он сломал одну ногу… Все же с каким отчаянным упорством дух его рвался к свободе. Теперь призрак этого раба помогал Ереми, толкая его наверх…

За эту бедную жертву Ереми жестоко отомстит тем, кого встретит на выходе. Он станет носителем истинной справедливости.

Наконец они вышли наружу, протиснувшись мимо лопастей двух гигантских вентиляторов с пастями динозавров. Массивные ворота освещались электрическими факелами, установленными на высоком парапете с перилами. За оградой стояла шеренга расписанных рунами обслуживающих машин, а также ряды артиллерийско-технического имущества: стойки с пушечными снарядами и мультиреактивными ракетами. На крюке стоявшего здесь же крана висел ручной цепной меч…

За парапетом открывался черный провал арены, той самой арены, на которой десантник из отряда Кровопийц встретил свою судьбу.

Между скелетами металлических лесов виднелись покатые формы брони Титанов. Над этими угловатыми горами из пласталя с установленным на них тяжелым устрашающего вида вооружением развевалось пунцовое полотнище вулканического знамени господина Саграмосо.

Ереми узнал плазменные пушки, макропушки, оборонные лазеры. Всей этой артиллерии ничего не стоило уничтожить десантника, превратив в пепел, несмотря на его защитные панцири и броню, а пепел разметать по ветру.

Среди шести Титанов класса «Полководец» выделялся один, возвышавшийся над всеми, Императорский Титан. Его черепашья голова была вытянута, а плазменная пушка угрожающе поднята.

При виде этого зрелища Юрон тихо присвистнул.

В этот момент верхняя палуба начала слегка вибрировать. Заработали сервомоторы. Один из «Полководцев» сделал несколько тяжелых шагов вперед.

Мимо места, где скрывались Россомахи, промчалось несколько технов. Лица их скрывали шлемы, своим видом напоминавшие головы насекомых. Черный шелк их нарядов был расшит таинственной вязью серебряных иероглифов. Подгоняемые священником в длинном одеянии, с лесов начали спускаться и другие техны. Несколько тяжелых шагов вперед сделал еще один «Полководец» и замер. Стволом автоматической пушки он, как рукой, провел под своей шарнирной шеей сначала налево, а потом направо, словно иронично перед кем-то раскланивался.

Внезапно все факелы, установленные вдоль палубы и освещавшие боевые машины сзади, погасли.

Глазам облуживающего персонала требовалось гораздо больше времени, чем Россомахам, чтобы адаптироваться в кромешной тьме, окутавшей палубу. К тому же техны встали на колени и наклонили головы, а священник заунывным голосом начал читать молитву. Его собственные глаза закатились вверх, так что были видны только белки, и казалось, что он пытается что-то разглядеть в своей черепной коробке.

— Император! — воскликнул Юрон. Он имел в виду того, кто был на Земле, а также того, который был самым высоким из Титанов. Воспользовавшись предоставившейся возможностью, Россомахи, пригнувшись, короткими перебежками бросились к цели.

Мгновение — и они оказались на лесах, нырнули в укрытие бронированных щитов.

Еще мгновение — и они стояли перед люком из адамантия. Пробормотав скороговоркой подобающую случаю литанию, Юрон сорвал связку загадочных фетишей, приклеенных к дверце с помощью затвердевшей смолы, и открыл люк.

Внутри головы Титана располагалась освещаемая красным светом катапульта, снабженная антигравами. Оттуда короткие и просторные переходы вели к контрольным панелям, размещенным в модулях на плечах, и к головной кабине. В чрезвычайной ситуации эти модули пневматически отстреливались, так же, как и голова в целом. Воздух в машине был пропитан смолистым запахом бальзама, которым священник окурил внутренние помещения, по всей видимости, с целью оградить от попадания во время боя.

Ереми заполз в левый плечевой модуль, где, привязанный к креслу стрелка, сидел Модерат и в ожидании смотрел прямо перед собой. Наушники его шлема, работающего на мозговых импульсах, не пропускали внешние звуки, поэтому о присутствии непрошеных гостей он не подозревал.

Под пронизанную трубками внутреннюю поверхность шлема тянулись металлические кабели, похожие на запутавшиеся оленьи рога. Аналогичные кабели шли от разъемов на пластине левого рукава Модерата. Они управляли работавшими от сервомоторов пучками волокон, служивших мышцами гигантской руки Титана. Его правая рука в перчатке покоилась на шарнирной ручке ведения огня.

Перед ним, похожие на светлячков, плясали огоньки контрольных индикаторов. Процессией люминесцирующих жучков шествовал по экрану информационного дисплея ряд контрольных данных. На забранном решеткой экране обзора, обрамленном резной костью, в приглушенных рыжих тонах — метаморфоза инфракрасного излучения — открывался вид на арену и огромные закрытые лепестки купола, которые с минуты на минуту должны были раскрыться и выпустить чудовище из пещеры.

Плечи Модерата защищали конические оплечья лат, от которых, подобно щупальцам осьминога, тоже тянулись провода. На нем был панцирь с бронированными и стегаными пластинами.

Забрало шлема оставляло открытыми его нос и рот.

Он умер мгновенно, ничего не успел понять, когда Ереми метким ударом мономолекулярного ножа нанес его мозгу смертельную рану.

В момент наступления смерти правая рука жертвы судорожно разжалась, и Ереми проворно снял ее с ручки управления оружием. Но все равно ствол плазменной пушки плавно повернулся в сторону, частично загородив подернутый ржавой пеленой обзор.

Мгновение спустя все массивное тело Титана изогнулось и заколыхалось. Ереми, отброшенный ударом, упал на испещренную алыми письменами переборку. Где-то внизу разъяренными змеями зашипели трубки стабилизаторов, автоматически выравнивая машину. Из этого следовало, что убит Принцип в голове Титана, мысленно приводивший боевую машину в движение.

Ереми начал поспешно отстегивать ремни, удерживавшие тело оператора в кресле. Его лицо было залито кровью…

Широкую панораму арены в головной кабине давали выгнутые глаза-экраны. Когда там появился Ереми, сержант Юрон доверительным тоном импровизировал в микрофоны шлема, сорванного с головы Принципа, импровизированную ложь.

— Проблема, — бормотал он. — Плазменный реактор… Пытаюсь ликвидировать течь… Теперь зона эвакуации… Утечка тока… Он отключился.

— Они что-нибудь поняли? — спросил Акбар.

— Карки говорят на стандартном имперготе, — нетерпеливо сообщил ему Тандриш. — Разве ты этого не понял, когда мы наводили порядок в часовне?

— Мы так быстро забросали их гранатами.

— Послушайте вы все, — грубо оборвал их Юрон, — все эти контрольные функции…

Он показал на сваленный в кучу костюм для мысленного управления техникой с отходящими от него макаронами кабелей.

— Они мигом сообразят в чем дело. Немедленно отправляйтесь по местам, вскройте — этим молодцам черепа и попробуйте мозг! Не забудьте сконцентрироваться на управлении!

Конечно. Как они могли упустить это из виду?

— Используйте ваш орган омофаг.

Остальные Титаны уже начали покидать свои места и поспешно двигались в сторону, противоположную от Императора.

— Молитесь, чтобы мы обо всем узнали как можно быстрее!

С этими словами Юрон воткнул мономолекулярное лезвие своего ножа в лобную кость мертвеца и начал пилить.

Вскоре Ереми обнаружил, что, если для вскрытия костной ткани черепа его сверхострый нож был хорош, то для препарирования его содержимого совершенно не годился, поскольку был чересчур острым. Наносимые им разрезы получались настолько тонкими, что теплое вещество мозга тут же склеивалось, как ни в чем не бывало. К тому же он не мог, не подвергая опасности свой язык, поднести лезвие с кусочками ткани ко рту.

Ему пришлось снять перчатки и рыться в черепной коробке голыми руками, поспешно облизывая пальцы, до тех пор, пока нижняя часть черепа, где брал начало спинной мозг, не опустела. Потом он торопливо поужинал из костной чаши черепа.

Но даже в этой спешке он уловил тонкие вкусовые различия между мозжечком и корой, между фронтальными долями и краевой системой. В одном месте он чувствовал горьковатый привкус миндаля, в другом — трюфелей. Эта ткань напоминала вкус вареных грибов, та — нежную рыбью икру…

Закончив торопливую трапезу, он отбросил опустевшую черепную коробку в сторону, и она упала рядом с подвешенным на цепочке осиротевшим амулетом в виде черепа, который, несмотря ни на что, не спас своего обладателя от радикальной краниотомии.

Потом он натянул на себя снимающий импульсы комбинезон, надел на голову шлем и, сев в освободившееся кресло, привязался ремнями. Помолившись Рогалу Дорну, он попросил его быть направляющей силой, а потом прогнал из головы все посторонние мысли и постарался сосредоточиться на мыслях техна, управлявшего Титаном.

«Моя плазменная пушка, — подумал он, и мышцы его напряглись. — Она работает за счет… за счет… за счет выброса нагретого до сверхтемператур ионизированного вещества, пребывающего в своем, четвертом состоянии, подобного недрам раскаленного солнца. Решетка аккумулятора внутри капота заряжает проводники и изоляторы накопителя для осуществления мощного выброса этого раскаленного вещества. После каждого выброса происходит кратковременная перезарядка этой древней емкости и вентиляция фронтального капота. В этот момент я становлюсь уязвимым, если только для повышения эффективности огня не воспользуюсь дополнительной энергией реактивной тяги из плазменного реактора Титана. Но в таком случае я могу расплавить свое оружие…»

Мысли фонтанировали, как шарики масла, бьющего в воде, образуя на поверхности сознания Ереми тонкую клейкую пленку.

Все посторонние мысли, касавшиеся личности убитого, которые неминуемо возникали, он прогонял прочь. Отсекая все лишнее, он делал из общего потока информационную выжимку.

Многое из общей мешанины оставалось непонятным и выходило за пределы его разумения. На деле ему нужно было полчаса, чтобы усвоить съеденные куски.

Но в его распоряжении имелись только минуты. Военный каннибализм был вызван тактическими соображениями, а не гастрономическими пристрастиями. »… Модерат, сидящий справа от меня, контролирует энергетический кулак для ведения ближнего боя с карликовыми десантниками, которых можно крошить и давить, и чьи болтеры и лазпушки — всего лишь бледные укусы…Ключичные Модераты управляют поворотом ствола макропушки, установленной на верхней части брони, и оборонным лазером…Все же наш корпус относительно уязвим…Такая высокая установка орудий с быстрыми стрелками обусловлена тем, что мы — самые высокие из Титанов, и должны стрелять над плечами Полководцев…»

Ереми разогнул правую руку, закованную в пластины. Через гидропластик он почувствовал волну электропульса, поступившую к пучкам волокон мышц машины, — снаружи большая плазменная пушка повернула ствол в сторону.

Да, конечно… Эти ощущения должны походить на ощущения десантника в боевых доспехах, когда броня, приводимая в движение сервоприводом, реагирует на движения тела, усиливая их…

Постепенно он осознал себя в броне.

Теперь Ереми без вопросов знал, что были включены вакуумные щиты, которые должны были предохранить его от огня противника.»… Если обстрел окажется настолько интенсивным, что не выдержат наши вакуумные щиты, и корпус Титана будет поврежден, если демпферы обратной связи тоже откажут, тогда Модерат испытает невыносимые муки псевдоранения. Он почувствует, будто пострадало его собственное тело, будто ранят, жгут и ломают его самого…

Эти Титаны старые. Очень. Усовершенствованные, но старые. У них устаревшие системы. Мы не те одержимые Модераты гнусной Империи с их машинами, произведенными на Марсе, хотя не исключена возможность, что и наши были созданы на этом пресловутом Марсе тысячелетие назад. Мы есть клыки лорда Саграмосо, когти Нового Бога, который в клочья раздерет полмира с космосом и звездами ради Самого себя и нас…»Наш плазменный реактор очень стар, хотя…

Так что объяснения сержанта Юрона, какими бы жалкими они ни казались, вполне могли иметь под собой реальную основу.

На мгновение Ереми ощутил искру надежды.

— Говорит внутреннее радио командирского отсека, — раздался прямо в ухо Ереми голос Юрона, и только сейчас он осознал, что все они стали частями одного организма. — Идет проверка состояний всех систем и готовности к бою.

— Веленс. Левая плазменная пушка. Мне кажется, я ее уже освоил.

— Д'Аркебуз в левом плече. Макропушка панциря. Вкусный мозг. Сладкий, такой сладкий, что и не передать.

— Тандриш. Правая рука. Энергетический кулак. Сила огромная!

— Хотя в нашей ситуации от него не слишком много проку! — шепотом съехидничал Д'Аркебуз.

— Никакой стрельбы до тех пор, пока я не отдам приказа, все поняли? Когда я отдам приказ, откроете огонь по тому Полководцу, на который я укажу вам. Боевой салют из всех орудий. Чтобы поразить его, нужно вывести из строя вакуумные щиты. Потом выберем своей мишенью другого. Просто так мы им не сдадимся, пусть заплатят сполна. Нужно…

— А что делать Тандришу? Будет бедняжка в отчаянии размахивать своим огромным кулачищем.

— Тандриш, твой черед наступит в том случае, если все остальное оружие подкачает. Конечно, если мы еще будем живы. Д'Аркебуз, прекрати болтовню. Имперским Кулакам отчаяние неведомо. Акбар!

— Правое плечо. Оборонный лазер панциря. Я не… уверен. Впечатление какой-то зажатости, тяжести. Нет полного ощущения. С трудом поддается вращению.

— Почему бы не вскарабкаться наверх и не смазать маслицем?

Только ухо Лаймена было способно уловить такой тихий шепот.

— Мне кажется… у меня нет полного слияния. —

— Тогда просто попытайся открыть огонь, когда начнут стрелять твои Братья, Акбар.

Было видно, что один из отошедших на некоторое расстояние Полководцев повернулся вполоборота…

… так как Императорский Титан судорожно дернулся, управляемый неподготовленным Принципом, впервые севшим за его контрольный пульт. Ракетная установка на голове Полководца осторожно развернулась в сторону дрожащего Императора.

Вихревой снаряд…

… создает вихрь испепеляющей энергии…

… у нас единственный вихревой снаряд. Сработает ли он?..

— О Дорн, рассвет нашей сущности, не оставь нас, озари нас, — взмолился Юрон.

Монотонно заработали двигатели. Императорский Титан неуклюже подался вперед и с грохотом опустил правую ногу, потом вторую. Кресло Ереми, хотя и установленное на гидравлических амортизаторах, заходило ходуном, так что он едва не выстрелил раньше времени. Тело покойного Модерата перекатывалось с боку на бок. Амулет соскользнул с шеи в пустую черепную коробку.

Гигантская машина содрогалась и спотыкалась до тех пор, пока Юрон не подобрал подобие нужного ритма движения..

Показался дальний конец арены. Панели из стеклосплава взлетели вверх, и взору предстал вид искореженной войной местности. Заподозривший было недоброе, Полководец поспешил присоединиться к своим могущественным механическим товарищам, выстроившимся в одну линию, чтобы встретить десантников и не оставить от них и мокрого места.

ГЛАВА 10

Вся правая рука Биффа, включая ладонь, была помещена в эластичный рукав из тонких с выступали сенсоров обручей, соединенных между собой элестопластом. Тяжесть надетого на него костюма не ощущалась благодаря противовесу трансмиссионных кабелей, змеями уходивших под потолок. В состоянии покоя рука Биффа парила в воздухе; ему казалось, что он находится в одном из отделений Апотекария с подвешенной на вытяжку конечностью…

Он в отчаянии сжал кулак.

На ярко освещенном экране бокового обзора он увидел, что огромный силовой кулак — не меньше танка величиной — послушно сжался, превратившись в неправильной формы шар из адамантия. В голубовато-зеленоватом свете мерцали очертания искусственных сухожилий, а по нижней, части экрана пробегали контрольные огоньки. Система проводила самодиагностику, но в значении получаемых данных Бифф не был уверен на все сто процентов.

Поглощение сырого мозгового вещества противника не давало исчерпывающего ответа на все вопросы.

Подключение к силовому кулаку и в самом деле создавало ощущение небывалой мощи. На его ладони предыдущий пользователь краской нарисовал морду скалящегося зверя. С его зубов капала вязкая красная жидкость.

В этом тоже не было ничего хорошего. Какая-то безысходность.

Полководцы уже покинули пределы арены. Пока сержант Юрон не предпринимал никаких действий, а только вел слегка покачивавшегося Императора за ними следом.

Поднять ногу, поставить, поднять, поставить.

— Нам нужно спешить, парни. Нежелательно, чтобы арена закрылась, пока мы не успели выйти, — объяснил он свое поведение скаутам.

Конечно. Он все делал правильно.

Но даже потом, когда Император вышел в непроглядную тьму, пронзаемую вспышками огня, он позволил Полководцам пересечь площадь.

Шагавшие плотной шеренгой Полководцы представляли собой отличную мишень. Силуэты фениксов, инкрустированные в мостовую, казались золотыми отпечатками их тяжелых ног.

— Сэр, — заговорил Д'Аркебуз из своей контрольной будки. — Долго еще, сэр?

По голосу можно было подумать, что этот хлыщ почти не владеет собой и, того и гляди, сорвется.

— Еще не сейчас!

Бифф произвольно разжал кулак.

На своем главном экране при сильном увеличении он видел то, что творилось впереди Полководцев. Там, отряд за отрядом, шли в наступление Имперские Кулаки. Некоторых из них прикрывали наземные рейдеры и «носороги», остальные передвигались перебежками, пользуясь то одним жестоко обороняемым укрытием, то другим.

Целый район города превратился в плоскую равнину из стеклосплава. Кое-где все еще торчали тонкие шпили, поддерживавшие эбеновые зонтики. В остальном архитектура стала невыразимо однообразной, ограничившись плоскими крышами башен чернильного и густо-синего тонов, откуда велся огонь неприятеля. Местные пехотинцы устраивали засады, притаившись в лабиринтах черных городских траншей, образованных в местах стыка панцирных щитов телескопического города, или внезапно появлялись из бронированных люков, которыми были напичканы крыши зданий, опустившиеся теперь до уровня улицы.

Защитников города постепенно теснили назад. На мгновение в неясном мареве увеличения Биффу показалось, что он увидел боевой штандарт Кулаков. Значит, командир Пью находился в самой гуще событий и сам вкушал огонь и дым сражения, не имея возможности ощущать вкус чего-либо другого.

— Они как раз подставили нам спины!

— Ну да, а из-за того, что они идут такой плотной шеренгой, их вакуумные щиты перекрывают друг друга! Не знаю, усиливает ли это их защитные свойства

— не могу расшифровать эту информацию, — но уверен на сто процентов, что в случае чего, они заслонят друг друга! В конце концов они должны разойтись. Непременно должны.

— А нам нельзя дать залп по самому щиту? — спросил Бифф. Он даже не осознал, что снова непроизвольно сжал кулак и взмахнул им в воздухе.

— Ясли они откроют огонь, продолжая следовать плотным, строем, мы так и сделаем.

— О, наш сержант — настоящий тактик, — прокомментировал с ухмылкой Д'Аркебуз.

— За это замечание — нервоперчатка, Д'Аркебуз! Потом… Понятно?

Если это потом когда-нибудь настанет.

Эта возможность казалась маловероятной.

Во всяком случае они умрут собранные и дисциплинированные.

Предыдущий хозяин контрольного отсека, в котором сидел Бифф, также размалевал крышу кабины алыми лозунгами. Ego Atrox. Ego Ferox.

Что бы это могло значить?

Как бы то ни было, но автор этих слов лежал мертвый возле шарнирного кресла из пласталя. Теперь безмозглый. Немой, глухой, слепой, бесчувственный. На всякий случай Бифф проглотил и его глаза.

Но вот долгожданный момент, похоже, наступил. Полководцы, тяжело шагая навстречу десантникам, начали расходиться. Космические воины, несомненно, теперь увидели их сквозь дымную завесу в кромешной тьме, разрываемой иногда вспышками разрывов. Нет, дорогие десантники, вдали маячат, возвышаясь над поверхностью, не мобильные здания, а шесть могучих боевых машин, самых мощных из когда-либо созданных! Они начали вытягиваться в цепочку… Это Имперские Кулаки непременно должны были заметить и подавить страх в своих сердцах.

Что в такой ситуации мог чувствовать лорд Пью, этот возвышенный, свободный от грехов человек? Оцепенение и ужас?

Бифф проникся к нему сочувствием.

Внутри у него все горело от ярости, потому что он не мог вмешаться, не мог помочь своим могучим кулаком.

Тогда он попытался успокоить душу молитвой.

Многие из башен, возвышавшихся пеньками над полем битвы, начали уходить вниз, выравнивая поверхность. Те их них, которые могли. Торчать остались только те, у которых из строя были выведены приводные механизмы или нарушена подача электроэнергии.

Множество солдат противника и транспортных средств осталось без прикрытия. Ну и что с того? Наступавшие Имперские Кулаки так же, как и их наземные рейдеры и «носороги», в скором времени тоже оказались открытыми, лишенными сколько-нибудь значимого заслона. Тогда в бой вступили Титаны, поливая местность гибельным огнем из своих высоких башен, чередуя лазерные и тепловые лучи, плазму и пушечные снаряды.

— Титан с ракетной установкой! Разрушить его! — Юрон наконец отдал приказ.

Их Император, продолжая шагать, выпустил залп, от которого его слегка покачнуло. Бифф сидел неподвижно всего одно мгновение, потом он сообразил что делать, и показал Полководцам неприличный жест: огромный палец из адамантия, превосходивший по величине любого из десантников в полном вооружении.

Он надеялся, что, может быть, кто-то из Кулаков заметит этот жест и в его душе родится надежда.

Насвистывая полузабытую мелодию популярной некогда среди обитателей верха песни «Ночной клуб Некромонда», Лександро один за другим посылал пушечные снаряды в зад Полководца, который маячил у него перед глазами в перекрестье прицела. Последовала серия взрывов. Черт, вмешался Белене со своей плазмой, и снаряды разорвались, даже не достигнув вакуумных щитов Титана. Чтоб ему пусто было, этому безмозглому техну, добродетельному холопу! Почему этот балбес не выбрал другую анатомическую часть корпуса Титана, чтобы всадить свой заряд? Неужели он думает, что помогает? Хоть Акбар, эта песочная блоха, догадался направить лазерные лучи на ракетную установку в верхней части брони.

Все же даже невооруженным глазом было видно, что вакуумные щиты Титана начали искрить. Гиганта охватили всполохи оранжевого и голубого цветов, признак электромагнитного недуга.

Титан повернулся назад, его ракетная установка угрожающе дернулась.

Соседний Полководец тоже разворачивался…

Огромные скошенные обтекатели ног мишени были расписаны песочно-желтыми вулканами, извергавшими горячую алую лаву, бившую, как кровь из артерии. Поливаемый шквалом плазмы и пушечных снарядов, он раскачивался, изо всех сил стремясь сохранить равновесие.

Тогда взорвалась ракетная установка. Произошла перегрузка более чем одного вакуумного щита. За долю секунды до пуска ракеты лазер Акбара заставил ее сдетонировать.

Вверх взметнулся фонтан ослепительного огня, от которого у Лександро даже заболели глаза. Пространство вокруг Титана мгновенно нагрелось до сверхвысоких температур, и машина, оказавшаяся в центре энергетического вихря, перестала существовать, превратившись в пар.

Соседний Титан тоже перекосило, его знамя вспыхнуло, охваченное огнем. Его мульти-испаритель в правой руке согнулся, и с него закапало. Левая рука повернула в сторону Императора лазерное орудие. Вакуумные щиты Императора, поглотив обрушившуюся на него световую энергию, начали фосфоресцировать, и на минуту у Лександро затуманилось поле обзора.

Тем временем к противнику, оказавшемуся в тылу, разворачивался еще один Титан.

И третий.

Четвертый проявил нерешительность.

По всей видимости, они приняли решение сначала ликвидировать угрозу сзади, которая представляла гораздо большую опасность, чем наземные рейдеры.

Тем временем штурмовые бронемашины, подняв стволы своих орудий на максимальную высоту и нацелив их на обтекатели, ноги и животы Титанов, начали концентрированный лазерный обстрел противника. Так что оставшимся исполинам пришлось передвигаться в сполохах лазерных молний.

У одного из великанов вспыхнул и вышел из строя нижний щит.

Наземные рейдеры, ближе всего находившиеся от подбитой машины, удвоили свои усилия, целенаправленно обстреливая правый коленный сустав Полководца чуть выше обтекателя.

Подбитый Титан рванулся вперед и наступил на один из рейдеров, раздавив его могучей ступней. В небольшую группу десантников, штурмовавших траншею, набитую местными пехотинцами, он выпустил заряд плазмы. Закованные в броню тела были сбиты с ног и отброшены в сторону.

Но тут с Титаном случилось неладное, его скрючило, как ревматика: заклинило правую ногу…

Управлявшие им Принципы отчаянно старались заставить его идти, разогнуть правую ногу, но ничего из этого не получалось. Полководец начал падать назад; сначала медленно, а потом все быстрее и в конце концов рухнул на стеклосплавную поверхность. Обстреливая из лучеметов страшные орудия, оказавшиеся теперь на земле, к нему со всех сторон тотчас устремились космические десантники. Перед ними стояла задача как можно быстрее повредить обшивку корпуса и вывести из строя преобразователи энергии, пока не пришли в себя после удара и полученных во время падения травм Модераты.

Еще до того, как Юрон отдал приказ открыть огонь по Титану, сгоревшему в вихре электромагнитного взрыва, Лександро обратил внимание еще на одну опасность. Несколько снарядов он выпустил по лазерной пушке другого Титана, прицельный луч которой угрожающе плясал по броне их Императора.

Теперь по ним били со всех сторон. Повернувшиеся к ним лицом Титаны бомбили их снарядами, плазмой и молниями.

Необузданное веселье охватило все существо Лександро. «Хотя ты пролетишь через сплошной огонь»,

— казалось, услышал он…

Да, он почти что летел — так высоко над землей несла его исполинская машина. Энергетические щиты снаружи испытывали удары взрывов и конвульсии супержара. За обшивкой Титана бесконечной чередой возникали свирепые чудища, которые рождались только для того, чтобы тут же умереть, потому что еще не настало время для их существования.

Умереть в этом бою Лександро не собирался. Не умереть, а трансформироваться. Скоро его щит не выдержит. Пройдет еще немного времени, и ослепительные спазмы разрывов и бушующей снаружи злобной силы пробьются к нему, чтобы разорвать на части, испарить его ткани. И его плоть превратится в кипящую плазму.

И все же дух его, объединившись в этой изысканной агонии боли, в этом оргазме смерти с духом Дорна, трансформируется в материю кипящего ионизированного газа. В этой фирме и воспарит он над полем боя, а потом опустится вниз, чтобы окутать неприятельских солдат и поглотить их наподобие того, как огонь в топке поглощает жир, чтобы их дым благовонием поднялся к небу, коснулся янтарных ноздрей Дорна, и посредством этого пути через пространство и время, поправ смертную плоть, проникнет в органы обоняния, а оттуда в мозг самого Богоравного Императора, так, чтобы Божественный в своем золотом троне на долю секунды оторвался от вечного созерцания Космоса и мысленно воскликнул: «Что это за чудный аромат? Как? Это запах сгоревших врагов человеческой Империи». И на секунду Император заметит по крайней мере след бренного существования Лександро… когда тот еще был во плоти и крови.

Но происходящие события вернули его в реальность. В наушниках Лександро различил чей-то голос, взорвавшийся болью. Или это было всего лишь выражение удивления?

Вопль заглох, превратившись в сдавленное шипение, как будто жертва мертвой хваткой железного капкана закусила нижнюю губу.

— Вышел из строя правый передний щит, — бесстрастным голосом объявил Юрон. — Не работает демпфер обратной связи. Сгорел защитный лазер и отрезал энергоснабжение Акбара.

Резкое шипение, напоминавшее треск статического электричества, внезапно прекратилось.

Хотя это вовсе не означало, что в плечевой кабине Акбар уже не корчился в агонии псевдотравмы — ужасных ожогов и слепоты, — стараясь справиться с приступом невыносимой боли. Он испытывал ощущения, которые мог бы воспринимать лазер, будь он из плоти и крови. Он терпел, если только не был уже мертв.

Едкий дым сгоревшей изоляции…

Горький запах лимона, характерный для расплавившегося пласталя…

Запах рыбы, свойственный разжиженному адомантию… Свежесть озона, образовавшегося в воздухе под воздействием электрических разрядов…

И жар, нестерпимый, испепеляющий жар. Уцелевшие вакуумные щиты продолжали служить верой и правдой, отражая огонь неприятеля и превращая сгустки энергии в тепло. Но шквал огня был настолько плотным, что теплу не хватало времени, чтобы рассеяться. Внутри Императора становилось жарко, как в аду.

Лопасти потолочного вентилятора дышали раскаленным жаром, приносимым извне. В свою очередь, вентиляторы, вмонтированные в пол, отсасывали прохладный воздух. Охлаждающее устройство, не справлявшееся с нагрузками, работало с завыванием и перебоями. Лександро закашлялся и сплюнул в сторону поврежденного Титана, который по-прежнему маячил в перекрестье его прицела. Плевок прилип к стеклу, исказив истинный вид черепашьей головы исполина. Теперь казалось, что эта часть головы врага кипела и из правого глаза тек гной.

Охваченный божественным предчувствием, он снова принялся обстреливать ослабленного исполина, метя в обозначенную слюной цель.

Титан с обгорелым знаменем из стороны в Сторону крутил головой как жвачное животное, одолеваемое досадливыми насекомыми, роль которых играли выпускаемые им пушечные снаряды.

Вдруг один вытаращенный глаз взорвался.

Титан закрутился на месте, судорожно дергаясь. Должно быть, бился в агонии его раненый Принцип. Лазерная и плазменная пушки полыхнули короткими вспышками молний, лизнувших соседний Полководец. Только тут Модераты осознали допущенный промах.

Металлический гигант, сделав несколько па, рухнул как подкошенный.

Макропушка Лександро по всей вероятности перегрелась, потому что заглохла. Его правую ладонь в перчатке свело судорогой, так что он даже не мог пошевельнуть пальцем.

А может, в магазине пушки не осталось больше снарядов. Он тратил их не скупясь. — Макропушка заглохла, — доложил он. Прицелившись в соседний Титан, он снова смачно плюнул на экран и застыл в неподвижности, ожидая, когда выйдет из строя его вакуумный щит… а также своего ослепительного превращения в плазму.

Ереми до боли в глазах всматривался в Титанов, орудия которых могли направить свои стволы в сторону их умолкнувшей макропушки на броне или на левое плечо, в кабине которого сидел Д'Аркебуз.

Д'Аркебуз не должен умереть преждевременно.

Только не это.

Увидев, что в запретном направлении движется оборонный лазер противника, Ереми оживился и, воодушевленный, выпустил серию залпов раскаленных добела плазменных шаров. К его великой радости вакуумный щит угрожавшего Д'Аркебузу орудия был пробит, по-акульему тупорылый ствол поник, и с него закапало, как если бы это был сопливый нос.

— Ха! На этот раз я спас тебя, Лекс! — воскликнул он вслух, забыв, что находится в открытом радиоканале.

— Спас меня? — послышался бестелесный голос. — От моего золотого преобразования? Что это за чушь несет там этот Д'Аркебуз?

— Ты негодяй! Прихвостень! Холоп!

На самом деле эти оскорбления ничего не значили, все же — по всему чувствовалось, что Д'Аркебуз был уязвлен.

— Отличное попадание, Веленс, — поспешно похвалил его Юрон. — Но на этом нельзя успокаиваться. Теперь мы все находимся в зависимости от твоего оружия. Кроме него, у нас ничего нет. Сейчас я побегу, а ты постарайся угодить в щит другого. Эй, Тандриш, проснись. Пора самому зарабатывать себе на жизнь.

Учитывая массу Императора и вес его вооружения, заставить его бежать фактически было нельзя, хотя, бесспорно, можно было заставить двигаться более проворно. Словно предупреждая о болезненности усилия, на борту машины взвыл какой-то звуковой сигнал. Раскачиваясь из стороны в сторону на своем шарнирном кресле, Ереми лихо поливал из оружия налево и направо, лишь бы отвлечь внимание от безоружного теперь Д'Аркебуза. Но из-за качки все выпущенные им снаряды летели мимо цели, даже если казалось, что не попасть в нее нельзя.

— Для повышения эффективности стрельбы включаю дополнительную энергию реактивной тяги, — прокричал Ереми, предупреждая сержанта. — Хорошая плазменная пушечка, — взмолился он, — . лучшая пушка на свете, только не подведи меня! Aryifex armifer digitis dextris oculis ocultis! — пропел он заклинание.

— Что ты делаешь? — завопил Юрон.

— Включаю дополнительную энергию реактивной тяги для повышения эффективности огня, сэр.

Жара в кабине стала просто невыносимой. По руке Ереми, заключенной в сервомеханический рукав, градом лился пот. Ему казалось, что всю руку по локоть он погрузил в горячий и тесный родовой канал неведомого разъяренного животного и теперь манипулировал содержимым беременной пульсирующей матки.

— Что ты делаешь? Мы теряем скорость. Нам нужно было опередить их… Дорн. Стрелка реактора уже на красной черте! Еще немного, и машина не выдержит. Сейчас мы взлетим на воздух!

— Испепели нас, — взмолился Д'Аркебуз. — О, божественный свет. Божественный жар.

Одновременно происходило несколько событий. Плазмоизвержение, производимое рукой Ереми, вдруг прекратилось. Его руку, манипулировавшую в лоне оплодотворенной матки, свело судорогой. На маленьком экране монитора было видно, что ствол его огромного орудия раскалился добела. Капли расплавленного металла с шипением стекали на броню панциря. На контрольной панели, как безумные, мигали индикаторы. Стрелки остальных приборов тоже зашкаливали. Лимит возможностей вакуумных щитов был исчерпан, и они вышли из строя. Генераторы сгорели, и лопасти вентилятора не справлялись с валившим дымом.

В этот момент Император налетел на одного из Полководцев. Столкновение двух колоссов едва не вытрясло из их операторов души. Полководец пошатнулся и закачался на адамантиевых пятках.

Если бы Император двигался чуть быстрее, если бы Ереми для ведения огня не забрал всю реактивную энергию и не успел выстрелить, оба исполинских робота грохнулись бы наземь, и все пропало бы.

Но этого не произошло.

И в этот момент столкновения…

— Наступил ударный момент!

Бифф двинул силовой кулак в сторону черепашьей головы Полководца и угодил ему Между выпученных глаз. Разнеся вдребезги адамантий кабины Принципа, он смял ее мягкое содержимое.

Силовой кулак застрял в обломках, а Юрон Тем временем развернул корпус Императора так, чтобы бронированной грудью встретить ярость уцелевших Титанов. В спину им вскользь ударило несколько снарядов, часть из них взорвалась, и в образовавшиеся проломы вонзились режущие лучи света.

От напряжения их черепашья голова едва не оторвалась.

— Срочная эвакуация! Перегрузка реактора!

Внезапно Биффа отбросило к стене, а потом вперед, после чего он оказался в катапультирующем отделении.

То же произошло и с Ереми. Его по косой вынесло в затылочную часть головы.

И витавший в ослепительной мечте Лександро вдруг тоже оказался в чернильной темноте спасательной полости.

Но никто не пришел на помощь ослепшему и обожженному Акбару. Должно быть, произошел какой-то сбой эвакуационной системы. Возможно, это было благословением.

Мгновение спустя голова отделилась от корпуса

Она пулей пролетела совсем близко от другого, сильно хромавшего Титана, который тоже уже начал поворачиваться, чтобы ответить на лазерный обстрел наземных рейдеров.

Голова Императора взвилась над стекло-сплавным полем битвы и после стремительного полета со свистом пошла на снижение.

— Держитесь! Держитесь крепче!

В этот момент произошло столкновение летящей головы с твердой поверхностью площади. Удар, по всей видимости, был смягчен только наполовину. После приземления она еще с полкилометра прокатилась по глади стеклосплава, давя тела погибших и кроша сгоревшие остовы транспортных машин. Только после этого остановилась…

Никто из находившихся внутри, кроме сержанта, сидевшего на месте Принципа, не заметил огненного шара, мчавшегося в их сторону, хотя мощная взрывная волна заставила их покачнуться.

Скауты, все в синяках и ссадинах, не пробыли в тылу у Кулаков и часа, как им пришлось стать свидетелями другой, более мощной детонации. На глазах у них извержением вулкана взорвался зиггурат осажденного дворца лорда Саграмосо.

Вслед за огненным вихрем взрыва вверх рванул черный корабль. Одновременно угольные зонты раскрылись, и на разоренную площадь сквозь дымный полог пролился солнечный свет.

Выбросив за собой шлейф клубящегося серого дыма, корабль, набирая скорость и быстро уменьшаясь в размерах, устремился в небо. Вскоре он превратился в крошечную светящуюся точку, мошку, и тогда эта точка вдруг расцвела пышным цветом.

По всей видимости, беглеца заметил орбитальный имперский крейсер.

ГЛАВА 11

Крестоносцы вернулись в свою межпланетную крепость. Она, как и тысячелетия назад, продолжала свой полет в пространстве из ниоткуда в никуда, и так будет длиться еще многие тысячелетия.

Династия Саграмосо на Каркасоне, как и требовалось, была, что называется, вырублена под корень. Культ этого самозванного божества был полностью уничтожен, а его изображения и статуи — превращены в пыль. Новым губернатором планеты стал представитель рода Капреоло. Ему в обязанности вменялось не только следить за экспортом энергетических кристаллов и сайкория, но и за правильным вознесением молитв, что было еще важнее.

Итак, боевые братья собрались в Трапезной, чтобы насладиться мясом сочной копченой слепуши, рыбы из теплых подземных вод искусственных озер Каркасона.

На резных скамьях сидели все те, кто, преодолев варп-пространство, долетел до солнца Карка и вернулся живым. Лорд Пью тоже присутствовал на пиршестве, хотя нежная плоть рыбы у негр во рту по вкусу не отличалась от горстки пепла. Он сидел на троне за высоким столом, установленном на помосте, перед покрытым эмалью экраном с изображениями распятий. По обе стороны от его серебряного блюда, похожие на набор массивных костяных столовых принадлежностей, рядами лежали ампутированные кисти тех, кто погиб во время последней кампании, с удаленной кожей, мышцами и сухожилиями.

Если бы отряду Россомах не удалось завладеть Императорским Титаном, то Братьев вернулось бы гораздо меньше…

Лександро, еще не остывший после наказания в нервоперчатке, сидел рядом со своими братьями-скаутами. Молодежь из других отрядов взирала на него с чувством благоговейного уважения.

Пир, проходивший в полной тишине, продолжался до тех пор, пока не опустели каменные кружки, а на тарелке перед каждым участником трапезы не остался голый рыбий скелет размером с хороший болтер.

Тогда пришел черед боевого капеллана Ло Чанга прочитать молитву, во время которой Лександро узнал о многих подробностях кампании, в которой принимал участие, в частности: о битве за Храм Стеклянных Колоколов, о шестидесяти скейтерах-смертниках, которые, подобно рою ос, напали на Братьев Четвертой роты и забросали их испарительными бомбами; о Пятой, Седьмой и Восьмой ротах, которые с удивлением обнаружили, что на них наступают Титаны, которых остановил отряд скаутов «Россомахи» под командованием сержанта Зеда Юрона, заплатив одной человеческой жизнью, — и эта священная жертва будет увековечена. Один из мастеров ремесленников уже работал над мемориальной доской, которая будет установлена в Тевтонской часовне и останется там на протяжении двадцати лет для религиозного испытания. Если по прошествии этого времени она не поблекнет и не потемнеет, то будет удостоена чести висеть в самом Реклюзии.

Суровый и аскетичный лорд Пью подал знак Ло Чангу, и шероховатое, как лунная поверхность, лицо капеллана озарилось радостью.

Чанг провозгласил:

— Nos honoremus mortuum Omar Akbar, cuis osses sunt perditos, in pleno grado Pugni Imperatorii!

Посмертно скаут был произведен в полные десантники…

• Братья ритмично начали ударять кружками о столешницы, постепенно ускоряя ритм, так, что столы и рыбьи скелеты на тарелках пришли в движение и как будто поплыли.

Лександро, охваченный буйной радостью, усмехнулся, потому что не пройдет и несколько недель, как в его подкожном панцире проделают отверстия, к которым он будет крепить энергетическое оружие. Он станет полноправным космическим десантником и пополнит ряды боевых машин.

То же самое ожидало Веленса и Тандриша.

Лександро с улыбкой посмотрел на них. Право досрочного повышения из скаутов до полных десантников получили все три «брата».

Тандриш бросил на него подозрительный взгляд, но улыбки сдержать не смог, и это придало его вытатуированному пауку позу хищника. Стиснув кулак, он нанес апперкот воображаемому врагу, скопировав удар, которым разнес голову Полководцу.

Веленс тоже улыбнулся, но его улыбка получилась задумчивой, даже мечтательной. Он смотрел на Лександро с выражением озабоченности, так, как мог бы смотреть на сестру брат, которому предстоит защищать ее честь. Из своей души Лександро давно изгнал подобные сантименты, но еще умел различать их симптомы, хотя те и приняли искаженные формы.

На мгновение, впервые за много лет, в его памяти возникли образы собственных сестер, Андрии и Фебы, которых он всегда презирал. Он правильно поступил, что бросил их, потому что единственным способом восстановить репутацию и честь семьи был тот, который он выбрал, вернее сказать, на который он был вынужден пойти. Путь Легионов Астартов, звездных воинов. В сложном плетении Вселенной его путь представлялся золотой нитью, в то время как путь сестер был блеклым и серым, затерявшимся в люмпеновском клубке простых обывателей. Эта безликая людская масса плодила себе подобных и умирала, не оставляя следа, в миллионах миров, но она была подобна дрожжевой закваске, без которой не смог бы развиться и созреть дух, служивший пищей Богу-Императору.

Задача десантников состояла в том, чтобы защищать эту закваску от загрязнений и порчи…

Что они и делали с помощью огня и молний.

Было ли это «высшей справедливостью», о которой что-то лепетал Веленс? Вот именно, лепетал, даже еще с таким ханжеским видом! Когда сам Веленс ни с того ни с сего взял и бросил собственную родню! Должно быть, брат Ереми просто лицемер.

Размышляя об этом и все более раздражаясь, Лександро чувствовал, что теперь сам стал объектом лицемерия, Веленса…

Феба и Андрия… Красивая парочка, внешне напоминавшая Лександро… Утонченные… Изысканные…

Даже сейчас, несмотря на каменные мышцы, покрывавшие его укрепленный керамикой костяк, Лександро оставался самим собой.

Андрия и Феба… Лица… Имена… Все же в них не было той телесной завершенности, которую чувствовал он сам, — сильный и совершенный. Теперь, старясь представить их себе, Лександро уже не мог постичь совершенно чужой ему анатомии родных сестер. Анатомии… женщин.

Сестра… Мать… проститутки высшего уровня, с которыми развлекались Великолепные Фантазмы… все это отошло на задний план, превратившись в поблекших призраков.

Покинутых призраков прошлого.

Лександро устремил взгляд на Веленса, и на какое-то мгновение произошло единение их мыслей. Его осенило, что Веленс никогда не покинет Лександро. Он будет преследовать его вечно в своем желании закончить какое-то невыполнимое уравнение, решением которого занят его ум. И этот ум не дает брату Ереми покоя, заставляя его стремиться к высокому и недостижимому идеалу.

Капеллан прошел к аналою. Из хранилища священных сосудов он извлек позолоченный голопроектор и вставил в него кубик с записью.

В осветившемся пространстве над столами появилось изображение дворца лорда Саграмосо… повторился его взрыв, взметнувший кверху черный корабль.

Следующая сцена была по всей видимости отснята с имперского крейсера на орбите. Съемка велась издали и была некачественной. На орбиту Каркасона выходил большой корабль. Произошел его взрыв. Корабль распался, и его обломки пропали из виду.

За этой сценой последовал эпизод с дымящимися останками Полководца города Саграмосо, переименованного теперь в Фиделис, на которые вскарабкался одетый в доспехи Кулак и водрузил обгоревшее и изорванное знамя победы…

Боевые братья приступили к пению псалмов. Сотни дрожащих от переполнявших их эмоций низких голосов подхватили торжественную мелодию. По щекам иных закаленных в боях ветеранов струились слезы.

После этого лорд Пью распределил руки убитых среди тех, кто в наибольшей степени отличился во время последней кампании. Над их костями они будут долго и кропотливо трудиться в своих кельях, создавая шедевры культового искусства.

Одну из реликвий получил сержант Юрон Он бережно опустил подарок в выстланнук изнутри бархатом бронзовую шкатулку, поднесенную ему специально для этого случая капитаном медицинской службы. Трое скаутов пока не могли удостоиться? подобной чести, потому что еще не доросли до ранга полноправных Братьев. Кроме того, у них еще не возникла насущная потребность заниматься гравировкой фаланг, хотя можно было не сомневаться, что по прошествии некоторого времени эта страсть в них все же проснется. Определенно проснется. Пример времяпрепровождения был заразителен, как часто бывают заразительны привычки других… потребность прославиться тонким мастерством и буквально пожать руки доблестным мертвецам…

Потом, все еще размышляя о женских телах и амбивалентном отношении к нему брата Ереми, Лександро сказал своему товарищу скауту:

— Пойдем посмотрим, как дела у части человека?

Белене очень хорошо понял намек Лександро.

И они направили свои стопы в сторону спусковой шахты, ведущей в Солиторий. Не успели они спуститься, как к ним присоединился Гандриш. Кто знает, что им руководило? То ли шюзапно возникшее чувство товарищества, то ли желание узнать, почему эти двое вдруг захотели уединиться.

Кабина несла троицу вниз. Когда лифт остановился, они вышли в длинный коридор в основании крепости-монастыря, озаренный звездным светом, где братья без помех могли предаваться медитации.

Окна в глубоких нишах открывались в пустоту, простиравшуюся, казалось, до края света, если он где и существовал. Может быть, на каком-то невообразимо далеком расстоянии космос растворялся, превращаясь в Хаос, где не существовало ни времени, ни пространства, и где понятие необъятности физической реальности, выражаемой миллиардами световых лет звездных систем и галактик без числа, сводилось к крохотному архипелагу внутри жуткого и бесчувственного океана абсурда.

Средники из пласталя делили на части высокие и узкие стрельчатые окна крепости с вставленными в них стеклами из бронированного стекла, украшенного витражами. Эти стекла, пропуская свет проплывавших мимо звезд и облаков туманностей, окрашивали интерьер в неестественные цвета. Тут лазоревые солнца, там озеро из желтоватого газа, пронизанное пляшущими огоньками светлячков. Ожерелья карбункулов, пламенеющих красными прожилками… Синеватые тиары… Изумрудный зодиак… Трилистники в форме кинжала на параболических арках над головой, несомненно, имели кровавый оттенок.

Там, глядя в одну точку космоса, всегда окрашенную в желтые тона, лежал Крофф Тесла, лейтенант из отряда Кровопийц.

Этого героического десантника все же удалось спасти, в то время как все скульптуры, увековечивавшие династию Саграмосы, были обращены в прах. Человека-обрубка извлекли из его бронзовой цветочной кадки, освободив от свинцовой формовочной массы. Теперь его торс покоился в чашеобразной коляске, заполненной терапевтическими наполнителями и украшенной кистями доблести. За ним ухаживали два безмолвных обезьяноподобных серва. Один проглатывал отходы его организма и мыл его, второй питал его своей собственной обогащенной кровью и катал его коляску от окна к окну, откуда лейтенант смотрел на небо и молил бога, чтобы мимо пролетело исследовательское судно его Братства.

Астропат из Библиарума отправил послание в родную крепость-монастырь Теслы на Сан-Гвисуга, поросшую джунглями планету, удаленную от Братства Имперских Кулаков на пять тысяч световых лет. Но могло пройти еще много лет, прежде чем двоюродное братство заберет своего лейтенанта домой. А пока он оставался гостем Кулаков. Тем временем хирурги рассматривали возможности кибернетического восстановления его конечностей. Его метаболизм вампира — мутация гена их Братства — отличался своими особенностями. Лейтенант предпочитал оставаться в одиночестве Солитория.

— Приветствуем вас, — обратился Лександро к Тесле.

Один из мартышкоподобных сервов, ухаживавших за ним, облизывал Кровопийцу своим длинным языком.

Влажные грустные глаза уставились на троицу. Кубки, вытатуированные на щеках Теслы, сочились, алой жертвенной кровью. Двойная линия рубцов вдоль рта обозначала место, где совсем недавно проходил кожаный хвост хлыста.

Он заговорил, обнажив длинные острые зубы:

— У вас есть ко мне вопросы?

Потом мигнув, добавил:

— Ах, я сразу не узнал вас. Это вы меня нашли.

— Вы не жалеете о том, что вас спасли? — из любопытства поинтересовался Веленс.

— В этом нет ничего постыдного, пока у меня целы зубы. Вот если бы прихвостни Саграмосо повыдергивали их у меня! Но им это не пришло в голову…

— Мы рады, что вы выжили, — сказал Веленс. — Мы все перед вами в долгу.

— Давай дальше, — подтолкнул его Лександро. — Почему бы тебе не предложить ему свою руку, пусть укусит. Почему бы ему не выпить твоей крови?

— Я не хотел бы, — ответил лейтенант с холодной учтивостью, — пировать с боевым Братом не из моего Братства.

Это замечание заинтриговало Лександро.

— Так вы пьете кровь друг друга?

— Вы что, пришли сюда, чтобы вежливо издеваться надо мной? Вы ведете себя как дети на ярмарке, где показывают мутантов.

— Меня на самом деле интересует, — вступил в разговор Тандриш, — как карки завладели Титанами? Каким образом техны сумели модернизировать Полководцев?

— Этот вопрос мне задавали уже тысячу раз, и никакие препараты отслеживания правды не помогали. Я ничего не знаю, ни один из лакеев Саграмосо не сказал мне на этот счет ни единого слова. Наша галактика огромна и полна тайн.

Тандриш кивнул.

— И в живых не осталось никого, кто бы мог пролить хоть какой-то свет на эту загадку.

На взбунтовавшейся планете большинство высших чинов и раненых Модератов, предвидя такой исход, предпочли покончить жизнь самоубийством…

— Вам что-нибудь нужно, сэр? — спросил Веленс.

— Нужно ли мне что-нибудь? — эхом отозвался помрачневший Тесла. — Руки и ноги, — просто сказал он.

Наконец настал радостный день, когда, прорезав плоть, в спинном подкожном панцире Лександро и двух других скаутов в Апотекарии аккуратно просверлили три отверстия. Теперь их можно было считать полностью оперившимися… Броня! Силовая броня!

Лександро, обряженный в скафандр, в котором казался еще больше и могущественнее, терпеливо ждал, пока техно-оруженосцы и биомедики, бормоча заклинания, закончат последнюю проверку вооружения трех молодых воинов, которая проходила в барбикане с высоким гофрированным сводом и откуда можно было попасть на тренировочную палубу. Пласталевая дверь воздушного шлюза представлялась мрачной ухмылкой, обнажившей огромные сомкнутые зубы, окруженные трубчатыми губами, откуда тянулись провода к датчикам давления.

На вакуумных насосах выступил холодный конденсат. Глухо стучал компрессор, подсоединенный к воздушным цистернам с выгравированными на них рунами, работая в ускоренном ритме запыхавшегося сердца. Выпускные клапаны вдоль серпантина трубок слабо шипели.

Он ждал, стоя в своей боевой броне! Не так, он сам был своей боевой броней. Его бронированный костюм подключался к интерфейсу черного подкожного панциря и посредством нервных электродов к спинному мозгу и двигательной нервной системе.

Как только Лександро сгибал палец, его силовая перчатка совершала аналогичное движение. Он слегка двинул ногой, и электронные сигналы, пробежав по фибропучкам, добавили ему силы, так, что тяжелая экипировка повиновалась, и он даже не ощутил немалый вес ботинка и блестящего наголенника. Мигнув, он вызвал перед собой изображение данных о coстоянии его систем жизнеобеспечения.

Своих товарищей с лицами, закрытыми забралам», он не видел с помощью обычных органов зрения. Световой сигнал от оптических датчиков, вмонтированных в лицевую часть шлема, после преобразования в процессоре доспехов поступал непосредственно в мозг. Благодаря этому никакая вспышка, какой бы яркой она ни оказалась, не могла ослепить его. С помощью инфракрасного видения он мог ориентироваться в дыму и в темноте.

В Титане он был лишь составной частью огромного могучего механизма, состоявшего также из Тандриша, Веленса, Зеда Юрона и, конечно же, Акбара. Теперь Лександро сам по себе, был образцом завершенности и могущества.

— Кулакам Дорна, на выход проворно! — раздался голос в радионаушниках шлема. Видоизмененный механический голос их нового командира Фауста Стоссена. Отрядный сержант в одном из боев получил лазерное ранение в горло, и теперь у него вместо адамова яблока стояла серебряная с позолотой коробка искусственного голоса.

Исполинские зубы воздушного шлюза разомкнулись.

В чернильной пустоте не мигая горели звезды, похожие на крошечные злобные глазки. Соседняя прозрачная туманность оранжевых и розовых тонов представляла собой газовые следы взрыва. Высились башни родной базы, сверкая вымпелами и знаменами, отражавшими свет галерей. Ничто никогда не смущало покоя этих сделанных из металла флагов, да и не могло смутить. Задеть полотно каждого из них мог разве что один атом водорода в год — такой дул бриз в межзвездном пространстве. Троица, держа наготове лазерное оружие, рассредоточилась на пласталевой поверхности. Три охотника поджидали, когда крылья птицы прочертят пустоту космоса.

— Появление целей ожидается с минуты на минуту.

Чтобы предотвратить попадание на башни и галереи случайного лазерного огня, вокруг крепости поднялись тонкие силовые щиты. Начинающим десантникам не могли позволить тренироваться с болтерами на базе, где отсутствовала и атмосфера, и гравитация. Посланный мимо цели снаряд, не потеряв своей убойной силы, мог угодить в приближающийся корабль. К тому же не было никакого смысла, чтобы вокруг базы летали осколки шрапнели. Также нельзя было уничтожить цели, которыми служили беспилотные летательные средства. Мощность лазерного оружия на всякий случай выставили на минимальную отметку. Нельзя было сбрасывать со счета возможность той или иной ошибки.

Лександро и его товарищи должны были просто проверить скорость своих реакций, их точность, умение чувствовать и управлять силовыми доспехами. Впереди их ожидали многочисленные недели тренировок, которые проводились на стрельбищах вблизи литейных цехов, а также на хитроумно спроектированной местности с использованием настоящих боеприпасов.

Внимание Лександро привлекла слабая вспышка света. Он сделал оборот вокруг оси, прицелился и выстрелил. Потом выстрелил еще раз.

— Цель поражена, — сообщил процессор, определив спектр отраженного света.

Мишень, переворачиваясь и крутясь, промчалась над головой. Вслед за первым беспилотным средством появилась туча других, некоторые были только приманкой. По небу чиркнули слабые карандаши лазерного света Веленса и Тандриша.

«Снова вернулась мишень Лександро, взвившись вверх прямо над головой. Чтобы попасть в нее, ему пришлось изогнуться. Внезапно ударил свет от самой мишени. Его искала лазерная точка прицела.

Такого оборота он не ожидал. Ему и в голову не могло прийти, что беспилотные мишени могут сами открыть по нему ответный огонь. На ходу отстреливаясь, он бросился в сторону. Лучевой снаряд с мишени, как и следовало ожидать, не взорвал палубу, так как и он, по всей видимости, был ослабленной мощности. Но если бы луч коснулся Лександро, то он считался бы убитым, и это легло бы на него черным пятном позора!

— Цель поражена.

Мишень отлетела в сторону, потом снова взвилась и разразилась серией выстрелов. Палуба под ногами озарилась светом. Лександро отпрыгнул в сторону.

В условиях минимальной гравитации, созданной снаружи монастырских стен, двигаться было легко и приятно, и он прыгнул, оторвав от поверхности сразу обе ноги.

И палуба осталась позади.

Он летел вверх по касательной к поверхности базы. Магнитные захваты остались на палубе. Его полету также способствовали трубки вытяжной системы.

Чтобы вернуться, он включил на максимальную мощность магниты своих ботинок, рассчитывая, что они притянут его назад. Но от палубы его уже отделяло несколько метров! Уловка не сработала. Нужно использовать реактивную тягу стабилизаторов, конечно же…

— Мы поражены. Реактивная тяга вышла из строя.

В Лександро все закипело от ярости. Он выстрелил в мишень и продолжал стрелять в нее снова и снова.

— Цель поражена. Цель поражена. Цель поражена.

Беспилотное средство, атаковавшее его, похоже, утратило к нему всякий интерес и улетело. Возможно, он «поразил» его. Но, может быть, мишень расценивала его как выведенного из строя и не представляющего опасности, несмотря на весь устрашающий вид. Способа вернуться на палубу он не знал. Более того, он поднимался все выше и выше, устремляясь в сторону кормы кочующего острова. Учитывая скорость дрейфа, через десять-пятнадцать минут родная база останется. Похоже, он свалял дурака.

Два других участника учебного боя все еще продолжали сражаться, поливая беспилотные мишени пучками маломощного лазерного света.

Один из них, продолжая отстреливаться, побежал в сторону Лександро, стараясь передвигаться с ним на одной скорости. Безликая фигура внизу подняла голову к Лександро, а тот плыл уязвимый и бессильный. Казалось, что человек внизу внимательно рассматривает его.

Кто это мог быть из них двоих? Веленс или Тандриш?

Фигура внизу подняла ствол лазерного ружья вертикально вверх, прижав дуло к краю козырька, как если бы нюхала или целовала оружие.

Лександро не мог даже и подумать, что его сопернику по Братству придет в голову стрелять в него, во всяком случае сейчас, у всех на виду.

Все-таки увеличивающаяся пустота, отделявшая его от палубы, как будто обрывала его связь со всем, что находилось в стенах крепости-монастыря…

Лександро, изловчившись, установил мощность своего лазерного оружия на максимальной отметке. На всякий случай. Удачливый выстрел максимальной мощности способен был пробить бронированный костюм в местах мягких стыков.

Не подвергался ли Лександро искушению — именно так и поступить? Сделать угрожающий жест, и не только сделать, но и выстрелить в товарища? Не было ли все это специально подстроено? Не подставили ли его, с тем чтобы опозорить? Фигура внизу могла выждать, когда поблизости появится беспилотная мишень, а потом выстрелить в нее, а он подумал бы, что выстрел предназначен ему. Тогда Лександро по ошибке мог дать по стрелявшему ответную очередь… В лучшем случае его тогда разжалуют в скауты, в которых придется ходить десять, а то и двадцать лет. Но, вероятнее всего, его казнят или бросят на произвол судьбы, пускай себе дрейфует…

Нет, Братство не расшвыривается — своими ценностями. Оно не могло расстаться с доспехами.

Лександро представил себе, как весь его скелет будет представлен врагу, чтобы вырезать на его костях проклятия, анафемы и руны отлучения, а его душа при этом будет корчиться в вечных муках — если она вообще уцелеет — вдали от Рогала Дорна…

Свободной рукой в бронированной перчатке фигура сделала жест, похожий на прыжок паука.

Тандриш! К подонщику вернулась его подлая сущность.

Заработала реактивная тяга стабилизаторов. Человек легко подпрыгнул и, взлетев к Лександро, схватил его металлической рукой.

Оба воина зависли на месте.

Ухом Лаймена Лександро уловил вибрацию его голоса. Это был Белене. Он, должно быть, выключил радио.

— Ты чуть не застрелил меня, правда? Такая сдержанность… Совсем не то, что твой импульсивный непродуманный прыжок. Насколько я понимаю, мне придется стать твоей тенью. На самом деле, клянусь кровью Императора! «Вы только посмотрите, — скажут остальные десантники, — как этот сын Трейзиора охраняет своего неосмотрительного брата, и как тот презирает его!..»

— Да, я уже понял, что ты извращенец, — ответил ему Лександро. — И все знаю о твоей любовно-ненавистной шизе. Однако, как это типично для техна говорить обо всем в лоб. У тебя что, нет ни капли такта?

— Мне оставить тебя… в покое… братец? В покое сейчас?

Лександро задумался.

— Надо сказать, что сейчас ты по-настоящему летишь. Паришь себе, как какая-то космическая птаха… Восхитительно! Неужели Веленс каким-то образом проник в грезы Лександро? Неужели он уже вселился в его мысли?

— Но что за польза тебе от этого в настоящий момент? Так мне оставить тебя в покое?

Было бы непростительной глупостью отказаться от помощи Брата… чтобы другие потом вылавливали тебя из пространства.

— Так что, мне оставить тебя… брат?

— Нет, — спокойно ответил Лександро. — Будь ты проклят.

Веленс мягко опустил их обоих на поверхность учебной палубы.

— Тренировка завершена, — раздался по радио голос сержанта Стоссена. — Обогнуть периметр и вернуться.

Веленс поспешно оставил его… Несколько секунд Лександро стоял на палубе, словно прибитый гвоздями. Его магнитные ботинки прижались к пластали, как двое щенят к соскам суки. Только тут до него дошло, что необходимо снизить силу магнитного притяжения.

Удалившись от него на почтительное расстояние, Веленс оглянулся и снова покрутил рукой в перчатке, передразнивая движения паука.

Мириады немигающих крошечных звезд, ставших свидетелями происшествия, все так же равнодушно взирали на учебную площадку. По сравнению с ними вся огромная база была не более скола мельчайшей стеклянной пылинки…

Прошло всего несколько недель после того, как во время торжественной церемонии, которая не подлежит описанию, сам Реклюзиарх возвел их in primo grado, и вот из города Фиделиса пришло тревожное известие, всколыхнувшее всю крепость-монастырь.

Астропат с борта баржи, медленно курсировавшей между Каркасоном и вторым карликом двойной звезды, Карка Секунда, случайно подслушал телепатическое сообщение, отправленное с горнодобывающей планеты в один из сельскохозяйственных миров. Когда-то Саграмосо с помощью пиратов, которых использовал в качестве своих эмиссаров и с которыми рассчитывался энергетическими кристаллами, сбил их с пути истинного. Во время выполнения крестоносцами своей миссии в системе Карка пираты, воспользовавшись запрещенными межзвездными кораблями, потихоньку улизнули.

Как выяснилось, лорд Саграмосо укрылся на неприметной горнодобывающей планете, известной под именем Антро.

Корабль, вырвавшийся из зиггурата дворца только для того, чтобы взорваться, выбросил капсулу с системой жизнеобеспечения, которая внешне ничем ке отличалась от обломков корабля…

Крестовый поход оказался незавершенным. Кулакам снова предстояло отправиться в путь через варп-пространство.

В этом и состояла суть их жизни. Какая жизнь ждала их на базе?

Молиться, чтобы убивать.

Во имя высшей справедливости.

Человеческую галактику следовало очистить от малейших следов зла, как инопланетного, так и порожденного испорченной человеческой природой, а также другими источниками, которые лучше не упоминать.

Закваска должна быть чистой, иначе звезды будут отравленными.

ГЛАВА 12

Бифф очнулся, сбросив с себя остатки сонного полузабытья, в котором ему снились тоннели.

Тотчас же проверив магазин болтера, он убедился, что тот был наполовину пуст. В маленькой пещере, где укрывался его разведывательный отряд, имелось два входа, но почудившийся сквозь дрему треск доносился не со стороны входа, как показалось сначала, а пробивался через толщу скалы, нависшей над полостью, в которой они находились.

Вероятно, это были отзвуки боя, который велся на верхнем уровне.

Хотя не исключалась возможность, что дело обстояло не так…

Возможно, на их след напал еще один кибернетический монстр и, управляемый одним из проклятых карликов, сидевших у него на спине, взрывал горную породу, стараясь подобраться к ним. Сон! Что бы он мог означать?

Ему снилась огромная пещера, в которой отряды Имперских Кулаков, облаченных в свои желто-зеленые доспехи с голубыми нашивками, сражались с рыжебородыми карликами в стеганых красных мундирах артиллеристов и надетых поверх комбинезонах. В том же месте и в то же время шла война между десантниками другого Братства, носившими кроваво-красные доспехи с черными молниями, и карликами в зеленых одеждах. Все четыре группировки бились не на жизнь, а на смерть. Сзади вздымались массивные сталагмиты, обозначая места пересечения дорог. Но Кулаки воевали с карликами в красном, и наоборот, в то время как Кровавые Десантники противостояли карликам в зеленом.

Создавалось впечатление, что произошло какое-то наложение двух независимых сражений, или, напротив, фокусное расслоение одной битвы, когда стереоскопическое изображение распадается на два отдельных. Иначе как объяснить абсурдность событий…

Но это был всего лишь сон.

Наяву реальный трехмерный мир всех этих запутанных тоннелей, внезапно открывающихся пещер, шахт и провалов тоже не поддавался логическому пониманию. Подземный лабиринт должен был простираться на сотни километров по горизонтали и на несколько километров — по вертикали.

Будь она проклята, эта коварная планета Антро, где прячется лорд Саграмосо!

Так ли важно было Биффу увидеть все во сне, чтобы догадаться об обманчивости нитей лабиринтов и их опасности?

Нет… Сон нес другую, более важную информацию.

Внезапно его осенило, что эти гипермобильные десантники и стремительные карлики в фантастической пещере были символами, обозначавшими работу его собственного серого вещества, в кртором клетки мозга пытались постичь это место, разложить его на составляющие и нарисовать своеобразную карту местности.

Фактически это настоящий подземный город, в котором нет, правда, сводов из пласталя и который не задыхается от отбросов и грязных отходов, куда не текут потоки металлической стружки и разбитых, насквозь проржавевших машин. Ничего этого здесь не было, тем не менее город находился в подземелье: лабиринт каменных кишок. Его структура непременно должна иметь какую-то закономерность, которую бородатые малявки знали как свои пять пальцев, как борозды на своих морщинистых ладонях…

Но Бифф еще не понимал. Пока не понимал. Хотя правое полушарие его мозга старалось изо всех сил разгадать эту головоломку.

Треск становился все громче; теперь насторожились и остальные товарищи по оружию Биффа. Лекс, Ери и сержант Стоссен. От сна не осталось и следа.

Звук напоминал треск разрываемой ткани…

Стоссен жестом поднятой руки призвал всех к молчанию и поднял свой тяжелый болтер.

Создавалось впечатление, что сейчас что-то произойдет, кто-то неотвратимо вломится в пещеру, если, конечно, вдруг не изменит направление движения.

Это что-то они должны были уничтожить.

Может быть, это был хитроумный маневр, с тем, чтобы отвлечь их внимание от штурма пещеры со стороны входа…

Боковым зрением Бифф отметил, что его товарищи, во всяком случае, не спускали с входов глаз: Ери повернул голову влево, Лекс — вправо.

Возможно, новый тоннель бурился для того, чтобы увеличить уже существующие лабиринтные комплексы и обеспечить дополнительный путь для осуществления атаки… В таком случае его разведывательному отряду следовало воспользоваться ситуацией и занять другое положение, проникнув вверх, вниз или в сторону.

Выбирая новый коридор, они стремились к тому, чтобы он был довольно широким, чтобы не петлял и не обваливался сразу, как только они в него вступали.

Силовое оружие здесь не имело особой ценности, и продвижение было небезопасным, так как не исключались мины-ловушки, неожиданные провалы и шахты. Пещеры подземного города грозили десантникам многочисленными неприятностями, так как даже их сверхпрочные доспехи с горделивым разворотом орла не могли спасти от каменного обвала и выдержать тонны горной породы. К тому же в любом месте их могли подстерегать замаскировавшиеся под валуны карлики.

Электрические факелы в стенах коридора горели слабо, приглушенные невидимыми инженерами. Но можно было ожидать, что они в любую минуту вспыхнут ярким светом, и из черной глуши на десантников ринется неприятель. Но в большей части тоннеля оставалось темно. Мрак разгоняло лишь фосфоресцирующее фиолетовое свечение лишайника, кое-где покрывавшего каменные стены. Даже острому зрению десантников в такой обстановке пришлось бы не сладко, если бы не дополнительные возможности шлема.

Воздух в подземелье едва можно было назвать пригодным для дыхания, и если бы не баллоны с кислородом, продвижение по каменному лабиринту представлялось бы неосуществимым. В некоторых тоннелях атмосфера состояла только из застоявшегося азота. Присутствовали включения ядовитых газов. Воздух из некоторых зон, куда попадали десантники, откачивала хитроумно устроенная техника, а взамен нагнетались едкие пары каустика.

К тому же в тесноте скалистых коридоров бронированные доспехи представлялись громоздкими. Широкими были только главные галереи с проложенными вдоль них железнодорожными путями, но и они оставались пустынными. Однако основная часть проходов была значительно уже. На пути они повстречали своего боевого брата, попавшего в ловушку то ли из-за собственного просчета, то ли из-за вероломства врага. Он застрял в щели, и гнусные карлики его покалечили — сожгли со спины его башмаки вместе с ногами.

Поверхность Антро, освещаемая скудным светом Карки Секунды, представляла собой неровную, бесплодную пустыню, покрытую щебнем, осыпями, гниющими кучами, среди которых торчали остроконечные обломки скал. Ничего ценного и сколько-нибудь интересного для захватчиков наверху не было, если не считать небольшого космического порта для швартовки сухогрузов, занимавшихся перевозкой полезных ископаемых, и нескольких административных зданий горнодобычи. Взять все это под свой контроль для Кулаков не представляло никакого труда. Внизу все выглядело по-другому. В каменном чреве этой бесплодной крохотной планетки располагалось настоящее подземное царство, населенное свирепыми абгуманоидами.

Жителями подземных владений были скваты, низкорослые толстяки из малочисленной расы, получившей патологическое развитие. Изолированные варп-бурями от остального мира на протяжении тысячелетий, они эволюционировали в недрах планет, подобных Антро, по пути, отклонившемуся от человеческого. Крепкие, хорошо подкованные в технике, они оставались в стороне от Имперских предписаний, исповедуя собственную веру, доставшуюся им в наследство от предков.

Скваты большей частью относились к надежным союзникам Империи.

Но к жителям Антро это, похоже, не относилось.

Скорее, ситуация сложилась прямо противоположная.

От пленников, захваченных во время взятия космического порта, стало совершенно ясно, что самозванный бог, Фульгор Саграмосо, сыграл на чувстве независимости скватов и их религиозных верованиях. В Саграмосо они увидели надежного защитника своих интересов, способного заслонить их от далекой и непонятной Империи, которая уже разинула рот, чтобы проглотить их и силой заставить поклоняться искалеченному бессмертному Императору на Земле, запретив обожествлять своих святых предков. Так, во всяком случае, говорил им Саграмосо.

Разве сам Фульгор не поклонялся собственным праотцам? Наверняка показывал он своим скватским союзникам голограммы с покрытыми пылью веков скульптурными изображениями членов клана Саграмосо, род которых насчитывал не одно тысячелетие.

Конечно показывал! По своей вере он сам был почти что скват. Во всяком случае, эти дурни так думали. Поэтому Саграмосо ничего не стоило объявить себя богом, чтобы обожествлять и своих предков тоже.

Этот акт почтения прощать ему Империя не намеревалась и собиралась расправиться с ним, а также искоренить все проявления этого идолопоклонства в пещерах Антро, заодно истребив почтенных старцев, которых скваты почтительно именовали Живыми Предками…

Об этом поведали пылкие пленники, после чего были преданы казни, поскольку иных средств убеждения они не понимали.

Перед тем, как Кулаки спустились под своды бесконечных подземных коридоров, переходов и пещер Антро, нафаршированных хитроумной техникой, Ло Чанг прочел короткую боевую молитву.

— Мы, из Легионов Астартов, сторонимся генетических отклонений, не так ли? — провозгласил он. — Ибо мутанты ввергают человечество в несчастья! Только из практических соображений Империя мирится с подобными-карликами, потому что их мутация не прогрессирует, кроме того, они производят минеральные богатства, к тому же они хитры и сообразительны, и как борцы несгибаемы. Этих маленьких человечков нельзя недооценивать, Братья! И пусть ваши души будут спокойны на тот счет, если для того, чтобы достать Саграмосо, вам придется предать огню и мечу весь мир этих глупых простофиль, ставших жертвами обмана. В противном случае наш Крестовый поход окажется напрасным, и Саграмосо вернется на Каркасон, приведя с собой скватских боевых собратьев. Копайте и разрушайте…

Но внизу, как оказалось, эта тактика с трудом воплощалась в жизнь.

Собственная тактика, проводимая здесь Саграмосо, полностью дублировала ту, которую он применил в городе Фиделисе, где намеревался застать Кулаков врасплох, выпустив на них Титанов. Можно было не сомневаться, что модернизацию Полководцев для него осуществили технически подкованные скваты Антро.

Здесь, в недрах Антро, его хитрость состояла не в применении семи гигантских машин из адамантия, а в использовании тысяч и тысяч разъяренных карликов, которые жужжали и жалили совсем как осы, гнездо которых растревожили…

Внезапно часть стены обрушилась.

Внутрь ударил пучок гнойно-желтого света, осветив временное прибежище десантников, и они увидели зубья силовой пилы, которая с такой же легкостью резала камень, как если бы это была плоть. Рядом взвизгнуло сверло отбойного молотка и, проделав отверстие, взялось за другое. Металлические зубья вгрызлись в скальную твердь. Выступающие вперед челюсти продолжали крошить и молоть породу, перетирая ее и заглатывая в…

… появилась широкая голова из вольфрамовых пластин…

… на которой горели оранжевым огнем глаза, утопленные в орбитах, обрамленных для надежности пласталем, производя впечатление очковых оправ.

Трубчатые ноздри мощно втягивали пыль.

Нездоровый свет, отбрасываемый монстром, исходил от двух прожекторов, установленных на его надбровных дугах.

Это, вне всякого сомнения, был амбулл. Это чудовищное создание для придания ему еще большей мощности и силы было подвергнуто радикальной кибернетизации. Оно использовалось для создания тоннелей.

Так как его продвижение прекратилось из-за попавшегося на пути обширного кармана пустого пространства, амбулл принялся поглощать осколки породы, приводя в порядок место вокруг созданного им отверстия. Десантники замерли в неподвижности, словно завороженные чудовищем, и не спешили открывать огонь.

Пила и отбойный молоток, вставленные в локтевые суставы, заменяли амбуллу настоящие конечности. Его покрытое панцирными и. пластинами тело обвивали провода управления, создавая впечатление искусственных сухожилий; от его естественной морды тоже мало что уцелело…

Но самым замечательным было то, что искусные техники сделали существо практически неслышным, создав вокруг него шумопоглощающее поле. Производимые им подземные работы почти не сопровождались характерным оглушающим ревом. Единственным звуком доносившимся от него, был звук крошащейся и рассыпающейся породы.

А что касалось осколков, которые существо собирало в свою просторную пасть…

Почему бы и нет? Его глотка запросто могла соединяться со вторым пищеводом искусственного происхождения, который, возможно, представляет собой своеобразные мини-варп-ворота, проходя через которые, распыленное вещество попадает в другое пространство, где подвергается аккумуляции или утилизации.

Еще одна вещь представляла интерес: за счет чего видоизмененное существо продвигалось по тоннелю, который само же прорубало в скале, одновременно уничтожая за собой отходы?

Все это свидетельствовало о высоком уровне техники и передаваемой из поколения в поколение древней магии.

От преобразованного, подчиненного чужой воле амбулла воняло горелым машинным маслом, горячей вулканизированной резиной, потом незнакомого зверя и отвратительным дыханием, дыханием чуть ли не самого Варпа.

Несмотря на искусственно укороченные передние лапы, приближаться к зверю все равно было опасно. Его массивные задние конечности, хотя и были короткими, имели пугающих размеров когти…

Когда существо наклонило голову, на его спине десантники увидели наездника, позади которого непроницаемым пологом висела чернота тоннеля.

Инженер размещался в седле на нижней части хребта амбулла, сразу за выступающим бугром полированной кости с медными кнопками управления. Это костное образование на позвоночнике амбулла было следствием искусного хирургического вмешательства. Изрядно потертую одежду карлика из коричневой кожи украшали крошечные стальные заклепки и бахрома с нанизанными на нее оловянными бусинами. Его сальные огненные волосы были зачесаны назад и стянуты в короткий конский хвост. Ноги, обутые в форменные ботинки, опирались на стремена-педали, торчавшие из ребер его скакуна.

К тому же он был хорошо вооружен.

Из правого плеча амбулла торчала какая-то роговидная скоба. Можно было предположить, что в мирное время она использовалась как крюк для подвешивания других вспомогательных инструментов. Теперь к ней прикреплялось охряное знамя с кистями и молоточной руной. На рог опирался тяжелый болтер…

Но инженер и воин — это не одно и то же, потому что воин никогда не рискнул бы появиться в незнакомом месте, прежде не забросав его смертоносными зарядами.

Гладкие лоснящиеся камни пещеры вдруг пришли в движение, превратившись в шафрановые силовые доспехи. По наезднику и его фантастическому зверю ударили очереди огня.

Одетый в кожу карлик, отброшенный назад попавшими в него снарядами, вылетел из седла еще до того, как они разорвали его в клочья.

Амбулл взвыл и рванулся вперед. Его пила взвизгнула, и челюсти, чиркнув искрами, с лязгом захлопнулись, успев, однако, выпустить из бездонной пасти залп гальки, которая со свистом ударилась о доспехи Биффа. Но зверь уже получил смертельный заряд, уничтоживший его внутренние органы. Механические составляющие его организма тоже полыхнули коротким замыканием…

Прожектора во лбу померкли… и амбулл распластался у проделанного им выхода из тоннеля.

Лекс первым вскарабкался на его спину и осмотрелся.

Новый коридор, извиваясь, терялся в непроглядной тьме, которую не в силах был пробить луч вмонтированного в комбинезон прожектора.

— Достаточно просторный, — протянул он, докладывая обстановку и, несколько согнувшись, осторожно двинулся вперед.

Следующим в подземный проход вошел Ери, словно желая оставаться в непосредственной близости от того, которого он по-прежнему презирал, но тем не менее внешне проявлял обходительность и братскую дружбу, закаленную в бою. Да, презирал, и поэтому считал необходимым охранять, иначе как мог он сохранить мишень для своей желчи? Путеводную звезду своей ненависти?

Во всяком случае, так это представлялось Биффу…

Но, когда Бифф трудился над созиданием собственной личности, у него не было времени для подобной софистики. Пораскинуть мозгами — это пожалуйста. А ковыряться в душе и чувствовать себя обиженным, зачем? Ему больше не хотелось возврата назад. Знания и образ для подражания — вот что виделось ему в липкой паутине космоса, которая рано или поздно опутывала и поглощала всех своих обитателей. Узнать, как пройти Путь Рыцаря.

Без крови, конечно, не обойтись. Без священного пролития крови врагов.

Кровь амбулла, обрызгавшая камень, была ржаво-оранжевого цвета.

Возможно, странное отношение Ери к Лексу имело для первого определенный смысл, и в этом был его образ жизни.

До слуха Биффа донесся механический голос сержанта Стоссена, который приказал ему прикрывать тыл. Как было видно из поведения сержанта, он не возражал, чтобы Лекс оставался во главе.

«Первый должен быть первым, — подумал Бифф, — а последний — последним…»

У него под ботинком хрустнули кости руки мертвого карлика.

— Сержант, — сказал Бифф в микрофон, — а воздух здесь не такой уж отвратительный. Карлик-то дышал им. Не стоит ли нам задержаться… и съесть его мозги? Он наверняка знал здесь все входы и выходы. Может, он знал, где логово лорда Сага. Мы сотрем его в пыль, а абгуманы нам не нужны.

— Ты на самом деле полагаешь, что, когда карлик умирал, то думал именно об этом?

— Нет, — не мог не согласится Бифф.

— Мне очень хорошо известно о ваших подвигах с Титанами, Тандриш. За это вы были удостоены высокой чести. Вам троим ужасно повезло тогда, на Каркасоне… А знаешь почему? Потому что, когда вы убили Модератов и Принципов, их мысли всецело занимали вопросы управления Императором. Разве я не прав?

— Видимо, да!

— Наш карлик-инженер тоже управлял машиной-зверем, следовательно, и думал в основном о том, какие кнопки нажимать и какие рычаги переключать.

— Просто у меня такое чувство, что я мог бы разгадать загадку этих тоннелей и— размотать клубок лабиринтов, если бы попробовал его мозга.

— В таком случае, может быть, нашему Биффу стоит отведать не карлика, а мясца амбулла? — спросил Лекс, шагавший впереди. — В этом было бы больше проку, как я полагаю…

Стоссен грубо расхохотался, и смех его походил на лязг стальных клинков.

— Повторяю снова: вам троим ужасно повезло. К тому же те парни, которых вы употребили на Карке, были истинными людьми. Никто из десантников не стал бы травить себя мозгами какого-то амбулла, если бы это не было продиктовано жизненной необходимостью. Так что забудьте о своем опыте пребывания в корпусе каннибалов.

Теперь у Биффа не оставалось и тени сомнения на тот счет, что даже дружески настроенные скваты вызывают у сержанта Фауста Стоссена чувство стойкого отвращения, и он воспринимает их всего лишь как карикатурное подобие человека. Не стоило и пытаться переубедить его в этом. Может быть, в конце концов, его озарила не слишком удачная мысль. Овчинка, скорее всего, выделки не стоила. В мозгу Биффа крупными буквами высветилось слово выживание.

Не так-то просто выкинуть эту мысль из головы. Мозг Биффа помимо его воли продол жал решать задачу, стараясь разгадать загадку Тоннеля, распутать нить Паутины…

Татуировка паука на щеке, как обычно в трудные моменты, зачесалась. Такого зуда он давно не испытывал. Тоннель, только что npoрубленный в толще скал, теперь со всех сторон обступал разведывательный отряд, упорно продвигавшийся вперед. Казалось, тоннель сжимается, словно хочет захлопнуться и превратить десантников в металлические включения, подобные древним ископаемым. Колченогий и неуклюжий амбулл прорыл коридор, по которому мог свободно перемещаться он сам со всадником на спине, не рассчитывая на| рослых Кулаков. Поэтому кто-нибудь из них время от времени задевал стены прохода бpoней своих украшенных орлами доспехов.

Как показывали данные компаса, воз никшие перед глазами Биффа на лицевой пластине его шлема, дорога описывала ленивую дугу, спускавшуюся вниз на километр в северном направлении, затем поворачивала на восток. Путь себе они освещали лампами, вмонтированными в доспехи, но этого скудного света и усиленного зрения хватало только на то, чтобы с трудом различать контуры тоннеля. Будь света чуть меньше, даже десантники с их возможностями оказались бы погруженными в непроглядную тьму, потому что здесь, в недрах Антро, в только что проделанном подземелье, стены которого не успели порасти фосфоресцирующим лишайником, не имелось естественных источников освещения, которые улавливались органами чувств на поверхности планеты в самую черную безлунную ночь.

Сенсорный голод усугублялся электромагнитной изоляцией. Прошло уже порядочно времени с тех пор, как сержант Стоссен, несмотря на все старания, не смог поймать ни одного радиосигнала от лейтенанта Вонретера. Раньше они хотя бы имели возможность ловить радиоволны, с большими помехами, но все же проникавшие в глубь лабиринта. Связь с высшим командованием давно оборвалась. Признаки жизни подавал только канал обратной связи, извне не доносилось ни треска разрядов, ни шипения статики.

По мере того, как они продвигались вперед, Биффом начало овладевать чувство неуверенности, но только Ери осмелился высказать свои предположения вслух…

— Все же большая часть этого тоннеля была прорублена раньше, — объявил он. — Не мог зверюга-экскаватор прорыть столько с тех пор, как мы захватили космический порт. Посмотрите, эта часть подземелья имеет более законченный вид. Стены в начале тоннеля хуже обработаны. Это свидетельствует о спешке.

— И что? — спросил Стоссен.

— На последнем отрезке они, вероятно, торопились. Может быть, перед инженером стояла задача заманить нас сюда, пусть даже ценой собственной жизни. Ты сможешь развернуться, Бифф, если нас атакуют с тыла?

Бифф остановился и проверил.

Он смог развернуться, но только благодаря относительно ровным стенам в этой части коридора.

Он напряженно всматривался в мрак каменного тоннеля. Черные тени представлялись ему карликами…

Раньше Бифф никогда не страдал боязнью замкнутого пространства. Раньше ему доводилось ползать по трубам, так что пройтись по подземелью ему было не в новинку. Бифф рее был дитя замкнутого пространства, и его большей степени страшила открытость бес предельного неба.

С трудом верилось, что в безмерности Вселенной имеется столько тесных карманов, cпособных так сдавить человека! Жизнь большей частью сосредоточена на узких кромках горизонта. Так протекала и жизнь Биффа, сжатая в щели между небом и землей, хотя он всегда подозревал, что существует нечто иное, к чему следует стремиться…

Если бы только люди могли жить в любой части космоса, если бы сам космос представлял собой обитаемую землю, а вакуум годился для дыхания, и если бы в пустоте, равномерно рассеянные, повсюду плавали растения и животные, то каждый человек мог бы иметь в своем распоряжении площадь, равную величине целого мира. Все для тебя одного…

Но вместо этого он находился здесь, зажатый в тесном пространстве грубо отесанными каменными стенами.

Видеть перед собой безбрежность космоса и ползти…

Космос в основном был пространством пустоты и безликой безжизненности, внутри которого вспыхивали огоньки жизни, и то большей частью лишь для того, чтобы принести жертву смерти. Смерть! На этом языке жизнь разговаривала со Вселенной, вмещающей одновременно миллионы роящихся миров, и все же, несмотря на это, такой пустынной… Итак, жизнь общалась со Вселенной, предъявляя собственные условия, и довольно громко, потому что жизнь участвовала в сделке с самой смертью.

Ах, эта философия!..

Пусть это будет уделом Ери!

А лидерство — уделом Лекса?

Нет…

— Впереди вижу свет, — сообщил Лекс.

— Погасить наружное освещение комбинезонов, — тотчас скомандовал сержант.

Дальний свет становился ярче и постепенно приобрел очертания диска, похожего на водянистый лазурный глаз, наблюдавший за их приближением.

Перед внутренним взглядом Биффа возникло изображение извивающегося паука, наложившееся на далекий глаз карминными венами. Конечности паука от нетерпения подрагивали.

Впереди послышалось слабое биение сердца, потом к нему присоединился хор других сердец. Где-то булькала жидкость.

Они вышли в помещение, которое, судя по всему, было брошенным гидропонным заводом в длинной низкой пещере, залитой голубым светом, находилось несколько сотен мелких емкостей, в которых пышным цветом произрастали всевозможные растения. Пунцовые шипастые тыквы, лозы ягод славы, пестрые кабачки, бархатные кроны мясных деревьев…

В трубках булькала вода. Тихо работали, исписанные рунами насосы. Гудел замысловатой конструкции генератор. От всей этой техники веяло незнакомым духом, словно она представляла собой синтез ума человеческого, творившего в давно позабытом стиле барокко, и инопланетного, придавшего элегантную плавность сверхъестественным формам.

Высокий сводчатый потолок и стены покрывали фрески, изображавшие военные сцены прошлого скватов. Карлики с мужественными бородами, обряженные в доспехи, увешанные цепями, талисманами и кулонами, с ремнями, застегивавшимися золотыми пряжками искусной работы, пытались разбить полчища инопланетных воинов в одеждах арлекинов. Стройные, высокие и таинственно прекрасные, эти неведомые существа были вооружены сверкающими мечами, в то время как скваты размахивали топорами. Нагрудные панцири скватов украшали, сцены с изображением их былых героических побед или поражений. Трудно было сказать по внешнему виду. Победы трансформировались в поражения, поражения — в победы. Неподдающиеся расшифровке скватские руны, по всей видимости, были варварскими стихами.

Контраст между пышным плодоносящим садом и голыми стенами стигийского тоннеля вызвал у Тандриша приступ злобы.

Тогда открылся огромный каменный люк, откуда появились точные копии защитников родного очага в таких же доспехах со всеми полагающимися атрибутами. Казалось, что воины покинули фрески, материализовавшись в трехмерном пространстве. Единственное отличие состояло в том, что теперь они были вооружены не древними топорами, а гибридами болтеров и лазганов, и лазерных пистолетов. Бифф без промедления открыл огонь…

ГЛАВА 13

Несколько тыкв лопнуло, разбрызгав вокруг мякоть своих плодов, то же произошло и с парой скватских тел, хотя их бронированная кожура оказалась гораздо прочнее.

Тотчас последовала ответная стрельба. Плазменная струя ударила в плечо Стоссена и, расплавив его правый наплечник, вывела руку из строя. Хотя боль, возможно, и была в какой-то степени благодатна для сержанта, скафандр его, конечно, проведет анестезию раны.

Поправ зеленую роскошь своего огородного рая, охваченные пылом битвы, скваты скрылись в его куще, пользуясь гидропонными установками и деревьями как укрытием. Не щадя ни; веток, ни стволов растений, они поливали своих противников потоками плазмы, испепеляющего света и разрывных молний, сопровождая все это руганью и проклятиями. То там, то здесь лопались гидропонные емкости, волной выплескивая питательные растворы.

В проеме большого тоннеля, ведущего в пещеру, появилось еще с полдюжины скватов. Они были одеты в охряные мундиры с алыми позументами. Потрясая болтерами и камнерезаками, пополнение не скрывало своего намерения оттеснить десантников в глубь гидропонного завода. В ответ на это Лександро, перепрыгивая через вьющиеся лозы, бросился в атаку.

Паук перед мысленным взором Биффа, вытягиваясь, начал увеличиваться в размерах и вдруг внезапно облепил заключенную в зелено-желтый панцирь фигуру Лександро.

— Нет, не ходи туда, Лекс! — закричал Бифф. — Это слишком просто! Отступи к узкому тоннелю!

Так кричать мог только Ери. Тот на самом деле мгновение спустя присоединил свой голос к голосу Тандриша, эхом повторив предупреждение:

— Отступи, Лекс!

— Трусы! — улучив момент, насмешливо бросил Лекс в их адрес.

Воины в латах, перебегая от укрытия к укрытию, вели сокрушительный огонь, избегая, однако, палить в направлении своих сородичей, облаченных в охряные мундиры. Священные фрески были заляпаны мякотью овощей.

— Давайте к Д'Аркебузу! — приказал Стоссен, как только Лекс достиг второй группы карликов. Оказавшись рядом, он вступил в рукопашный бой, пустив в ход свою силовую перчатку. Камнерезаки, встречаясь с кулаком Лекса, только пускали фонтаны искр, подобно ножам при заточке.

Как проворно танцевали карлики вокруг бронированного гиганта, уворачиваясь от его ударов и нападая на него подобно рыжим волосатым крысам, дразнящим дикого быка. Лексу, однако, удалось изловчиться и поймать одного из них. Легким движением пласталевых пальцев он так сжал сквату шею, что у того глаза вывалились из орбит на поросшие щетиной щеки. Поймав второго за руку, он с такой силой швырнул его о стену, что на мгновение тело жертвы стало частью фрески, прилипнув к крови и мозгам, размазанным на каменной поверхности. Казалось, картина обросла какой-то грибовидной массой. Потом труп рухнул вниз.

По смиренному разумению Биффа, Лекс что-то больно легко прорвался к маленькой группе карликов. Эти скваты с подозрительно плохо защищенными телами были недостаточно хорошо вооружены по сравнению с воинами в полном боевом обмундировании. У воина на случай осечки основного оружия имелось еще кое-что в кобуре и патронташе. Но парни в мундирах не поддавались логике. Несколько болтеров и камнерезаки!

Лександро нырнул в главный тоннель, ему на пятки наступал Ереми, следующим шел Стоссен с беспомощно повисшей правой рукой, замыкающим был Тандриш.

Позади оглушительно ухнул взрыв, когда в погоню за ними бросились тяжеловооруженные воины. Бифф дал ответную очередь.

Грохот перестрелки почти утонул в угрожающем треске. Бифф предположил, предположил, что был завален вход, через который они попали в гидропонный сад…

Тоннель, по которому они теперь двигались, имел высокие гофрированные своды, поддерживаемые массивными колоннами. Вдоль него тянулись толстые провода, продетые в железные кольца. Колонны были высечены из скальной породы, каждую из них покрывали вырезанные надписи или стилизованные изображения скватских лиц. Они казались костяком самой планеты, загадочным нутром мира, представшего в своей наготе. Их свирепые маленькие преследователи проворно перебегали от колонны к колонне, используя святые камни в качестве укрытий.

Дальше по коридору тоннель расширялся, сразу за центральной колонной превращаясь в просторное помещение с высоким сводчатым потолком. У этой колонны десантники остановились, так как это положение позволяло контролировать все подходы. Вверх и вниз вели другие коридоры.

В одном из них лежал труп человека обычного телосложения, но одетого в залитую кровью шелковую ливрею Саграмосо.

Не было ли это еще одной уловкой?..

Иначе кто еще мог убить в этом месте карлика?

Сделать это их группа, естественно, не могла. Более того, никто из десантников так глубоко в подземелье еще не проникал.

В таком случае получалось, что ответственность за содеянное целиком и полностью ложилась на союзников карликов, скватов. Так, во всяком случае, полагал Бифф.

Но Бифф был замыкающим, затычка в бочке, и его задача состояла в том, чтобы, выпуская одиночные заряды, прикрывать тыл, не давая упрямым карликам продвигаться. Стоссен, державший в левой руке энергетический меч жестом приказал Лексу обследовать труп.

От разрывных снарядов Биффа от стен и резных колонн отскакивали куски, что каждый; раз вызывало злобные стенания скватов. Но его боеприпасы подходили к концу, оставался последний магазин. Вскоре он станет голой затычкой. Тогда придется сражаться кулаками, нанося силовые удары налево и направо. У него тоже был один путь — вперед…

Но какое из этих направлений соответствовало этому значению?

Ери стремглав бросился к Лексу, чтобы прикрыть его.

— Парня убили топором, — объявил Лекс. — Ударом в грудь. Но это был не энергетический топор. Кое-что от грудной клетки все же уцелело.

Неужели некоторые скваты, недовольные захватом власти в их владении, вели против приближенных Саграмосо тайную войну? Биффу это представлялось маловероятным.

Скорее всего, скваты надеялись создать такое впечатление у Имперских Кулаков. Вызвать замешательство в рядах врага — тоже один из способов ведения войны.

Бифф принялся усиленно ворочать мозгами.

Не было ли все подстроено специально, чтобы заманить разведывательный отряд в это место и показать им труп. Не входило ли в задачу скватов, попавших в достаточно тяжелое положение, попытаться заключить с ним мир, предъявив труп, который они могли бы выдать за тело Фульгора Саграмосо? На самом деле могло случиться, что у Саграмосо имелся брат-близнец, которого он держал в темнице или в камере системы жизнеобеспечения исключительно для такого экстренного случая!

Интересно, сколько своих фаворитов привез Саграмосо на Антро? Не так уж много мог вместить спасательный корабль. Но не исключалась возможность, что другие были переправлены сюда заранее и занимались решением экономических проблем их господина.

Сколько же других своих преданных слуг принес Саграмосо в жертву, грубо подставив под скватский топор? И все ради чего? Чтобы произвести нужный ему эффект и спасти собственную шкуру?

Саграмосо, должно быть, представлял, что мысль о подлоге не возникнет у Боевых Братьев. Разве командир Пью когда-нибудь принес бы в жертву жизнь одного из подчиненных ему десантников ради спасения собственной шкуры? Никогда. Ни один благочестивый командир Братства не мог пойти на такое.

Убивать собственных людей! Не много нашлось бы главарей банд, способных додуматься до вероломства такого уровня.

Ну да, Саграмосо считает себя богом… А боги, как известно, от своих наиболее пылких и раболепных приверженцев требуют жертв. Добровольных жертвоприношений!

Так и Император на Земле для поддержания своей жизни в смерти питался доставляемыми ему душами ярких молодых людей с тонкой душевной организацией…

Поговаривали, что этот пир был для него тяжким болезненным испытанием.

По спине Биффа побежали мурашки. Здесь его взору представала замысловатая картина коридоров, переходов и пещер, но имелась и другая картина… уверток и сходства.

Все еще прикрывая тыл, Бифф уже собрался высказать свои соображения вслух, когда из тоннеля со стороны исковерканного гидропонного сада показался кибернетизированный амбулл, с ревом бросившийся в атаку. Таких огромных экземпляров они еще не видели, настоящий живой танк. На крюках его бочкообразного волосатого крупа висели, защищая бока, бронированные пластины. Привязанный к седлу ремнями, на его спине восседал вооруженный мощным болтером скватский воин в бронированном костюме. От шлема к искусственному горбу зверя с кнопками управления тянулись многочисленные провода. Мощный болтер замещал одну переднюю конечность существа, вместо второй у него была катапульта сюрикенов.

Мимо Биффа просвистел залп из сюрикеновых звездочек. В грудной панцирь ударило несколько болтерных ударов. Силой взрыва его развернуло на сто восемьдесят градусов. Он почувствовал, как в его живую плоть вонзились осколки разбитых доспехов, как хлынула кровь и тут же свернулась.

Ухватившись за колонну, чтобы не упасть, Бифф выстрелил в карлика, оседлавшего кибернетизированного монстра. Болтерный заряд разнес ухмыляющееся бородатое лицо скватского воина. Разъяренный амбулл с диким ревом пронесся мимо Биффа и врезался в центральную колонну.

После смерти наездника лишенный управления зверь пребывал в полном замешательстве. Воспользовавшись заминкой, Бифф метнулся к тоннелю, чтобы прикрывать тыл. Щелк.

Щелчок неминуемой смерти.

Щелчок пустого болтера.

Отшвырнув ставшее теперь бесполезным оружие, Бифф бросился к остолбеневшему амбуллу, все еще пытавшемуся снести столб. Рукой в силовой перчатке он вырвал у зверя вмонтированный в переднюю конечность болтер. Бифф даже не понял, сделал он это сам или с помощью силовой перчатки. Зверь продолжал воевать с колонной, по-видимому, считая ее своим настоящим противником. Бифф мог воспользоваться топором и зарубить его, но не спешил, так как каждое движение причиняло ему невыносимую боль.

Насколько он мог судить, его подкожный панцирь был существенно поврежден. Не исключалась возможность, что пострадали какие-то внутренние органы. Вспыхнул экран дисплея на забрале, и по нему побежали красные цифры данных, накладываясь на поле обзора.

При каждом движении его пронзала острая боль. Но болевые ощущения он воспринимал как благо, ибо они свидетельствовали о том, что он жив и не парализован.

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он шквалом молний начал поливать показавшихся в просвете тоннеля скватских солдат. Послышался ряд взрывов и дробь рикошета. Таща за собой громоздкое оружие, он, ковыляя, последовал за братьями. Взгляд его непроизвольно отметил искусную серебряную отделку приклада и украшенный рунами ствол. Несомненно, оружие относилось к бесценной сокровищнице военного арсенала… Как бы здорово оно вписалось в трофейную нишу крепости-монастыря.

Прищурившись, он ознакомился с цифровыми данными экспресс-дисплея. Судя по всему, у него была повреждена печень.

Для десантника такая рана не считалась смертельной.

А боль только придаст ему сил.

Ери резким рывком оттолкнул Лекса в сторону. С высоты узкого мостика вдоль одной из стен в него целился скватский снайпер…

Они находились в пещере, плотно заставленной какими-то механизмами. Некоторые из них клокотали и яростно ворчали. Другие бездействовали и хранили молчание. Вдоль стен змеились узкие железные мостики: вверх и вниз, почти без прямых участков. От многочисленных трубок поднимался пар, закрывая один из входов в тоннель. По своему виду они походили на горячих червей, жировавших в переполненном пищей кишечнике какого-то левиафана.

Крохотный абгуманоид в выцветшем мундире с красными позументами, приблизившийся к огромному мультииспарителю, представлялся в таком соседстве неестественно маленьким. Тренога, на которую опирался ствол оружия, крепилась к железным лесам вертикальных лестниц, и тельце карлика под ним казалось пестрой ладошкой, охватившей рукоятку большого пистолета, мясистым отростком этой отполированной до блеска энергетической камеры с ребристым аккумулятором энергии и отходящим от него блоком стволов с вентиляционными прорезями.

В плечо Ереми ударил сверкающий луч, который, взметнув в воздух искрящийся фонтан капель жидкого металла, расплавил верхний слой его наплечья.

Основная сила заряда пришлась по старинному, давно бездействовавшему механизму, скалившемуся многочисленными решетками, увешанному гофрированными трубками с блестящими железными шарами для придания устойчивости. Должно быть, это был достойный предшественник одного из двигателей, функционирующих в помещении, выбросить который у суеверных местных инженеров не поднялась рука…

Мгновенно растаяв, машина потеряла форму и осела, превратившись сначала в пузырящийся шар, а потом — в сморщенную мошонку обугленного сплава.

Изловчившись, Ери дал по снайперу ответный огонь и с удовлетворением отметил, что термический генератор исполинского оружия взорвался. Один из его зарядов пробил среднюю камеру. Тяжелые стволы пришли в движение и дернулись вверх, а тяжелая рукоятка ударила снайпера. Он с криком сорвался с места и бросился бежать, выхватывая на ходу одно из висевших у него на боку ружей.

Очередью из конфискованного у амбулла болтера Бифф сбил и высокое железное гнездо стрелка, и его самого. Пошатнувшись от отдачи, бывший подонщик опустил тяжелый ствол. Рану в боку он зажал рукой в энергетической перчатке, словно хотел поделиться ее силой с травмированной печенью.

— Прости, что пришлось оттолкнуть тебя в сторону, брат Лекс, — прокричал Ери. — Иначе ты был бы… горсткой пепла.

— Gratia, Prater, — сардонически отозвался Лекс.

Он заговорил на иератическом языке, словно хотел подчеркнуть личную непричастность к этой благодарности и, возможно, отметить, что понимает тайный горький смысл подчеркнутой церемониальности между «братьями».

— Жара так утомительна, правда? Лучи испарителя… Тепловые колодцы…

Лекс покровительственно похлопал Ери по плечу, где застыли капли расплавленного металла.

Но Ери уже был занят тем, что снова внимательно осматривал пространство железной лестницы, предупредительно переводя ствол своего почти обескровленного оружия с одной точки на другую. Своим поведением он словно хотел продемонстрировать свою повышенную бдительность, связанную с безопасностью Лекса.

Но Ери ничего не забыл, и от испытываемого им возмущения у него страшно зачесались покрытые татуировкой щеки. Да, Ери и сам был почти таким же гордецом, как и Лекс, но, во всяком случае, его гордыня не зашла так далеко.

Вокруг становилось шумно. Звон оружия, рев разъяренного амбулла, треск одиночных выстрелов.

До Ери донесся голос Биффа, высказавшего свое предположение:

— Нас сгоняют в нужное место, сержант.

— Карлики сгоняют Имперских Кулаков?

Слова эти были сказаны тоном, за которым угадывалось едва сдерживаемое негодование раненого офицера.

К поврежденному боку доспехов Бифф по-прежнему прижимал пласталевую перчатку, словно изобрел новую форму приветствия, пожелания здоровья, которое могло проникнуть через броню его доспехов и исцелить израненную плоть сверхчеловека, улиткой укрывавшуюся за раковиной панциря.

— Сэр, не попробовать ли нам вернуться назад, разбив этих… эту пену… и попытаться соединиться с нашими товарищами, и доложить командованию? Нам нужно пополнить боеприпасы. Этот тяжелый болтер поможет нам очистить путь…

Слово «пена», должно быть, соответствовало чувству нанофобии сержанта и точно передавало его отношение к карликам.

— Доложить? — оживился Лекс. — Доложить о чем?

— О найденном убитом топором карлике, о чем же еще, — сказал Бифф. — Это важно.

— Единственное, о чем мы должны доложить командованию, — о местонахождении мятежного лорда, и ни о чем другом! — с чувством воскликнул Лекс. — У нас что, силы на исходе, брат? Уж не ранены ли мы?

— Ничего страшного, — огрызнулся Бифф.

— Даже раненый Кулак продолжает сражаться, — напомнил Стоссен. — Я, конечно, доложу. Но Кулак должен еще и думать. Зачем им нужно было нас сгонять, как ты изволил выразиться? — спросил он у Биффа. — Не полагаешь ли ты, что Саграмосо намеревается взять в плен отряд Кулаков? Зачем? В качестве заложников? Это смешно. Чтобы выпытать у нас военный план? План прост: разнести этот муравейник и уничтожить его самого. Пух-пух! Зачем могло ему понадобиться взять четырех десантников в плен? Объясни-ка мне!

— Не знаю, сэр. Но…

— Никаких «но», если вам угодно!

— Мразь, — услышал Ери бормотание Лекса.

Великолепный представитель Фантазмов углубился в чернеющий зев тоннеля. Как ни странно, походка Лекса оставалась по-прежнему беспечной, словно он не таскал на себе тяжелые доспехи и полное вооружение.

Высокомерный, твердолобый, охваченный благочестивым горением, он, похоже, не знал, что такое смирение. Настоящее смирение гнездится в самом сердце, где пускает корни и остается навечно.

Настоящее смирение, по всей видимости, должно исходить от самого Рогала Дорна. По-настоящему, следовало метить прямо в сердце.

Годится ли Ери по своей сути для проявления такой покорности?

Для этого ему нужно будет приложить все усилия.

Назойливые атаки карликов, появлявшихся невесть откуда, продолжались. Тридцать минут спустя, углубившись в недра Антро, разведывательный отряд Кулаков, израсходовавший на них почти все боеприпасы, вышел под своды коридора, вдоль гранитной стены которого тянулись колючие обручи из адамантия.

В дальнем конце коридора возник древний гном и в ту же минуту, ковыляя, бросился бежать. Совершенно лысый, с белоснежной густой бородой и золотой цепью искусной работы на шее, он был облачен в платье с таким высоким стоячим воротником, что с таким же успехом этот воротник можно было назвать капюшоном…

Стоссен подал голос:

— Это один из местных Живых Предков! Держите птичку за шкирку, и мы выжмем из него все соки.

Опережая приказ, Лекс уже мчался за стариком, желая во что бы то ни стало завладеть живым трофеем.

Все четверо братьев уже находились в коридоре, когда обручи, вытолкнутые массивными поршнями, вдруг отделились от стены и упали на пол.

В одно мгновение коридор оказался поделенным на крохотные камеры с плотно пригнанными, входящими внутрь засовами, слишком крепкими даже для Кулаков, так что ни отодвинуть их, ни сломать было невозможно.

Из-за поворота на дальнем конце коридора снова выглянул гном. На лице карлика, собрав его в морщины, появилась усмешка.

В каменных стенах, невидимые прежде, начали открываться люки. Со всех сторон потянулись к доспехам волосатые руки с острыми лезвиями и ловкими движениями принялись срезать броню.

Как яростно ни сражались десантники, как ни брыкались и ни махали кулаками, постепенно броня их убывала.

На душе у Ери было скверно уже от одной мысли, что он ничего не смог предпринять, чтобы уберечь Лекса от плена.

Бифф, вспомнив прошлое, исторгал самые грязные проклятия.

Лекс, пока осторожные и проворные карлики снимали с него скафандр, обнажая тело, иронично посмеивался.

— Щекотно! — игриво кричал он.

Но вот слепая пелена спала наконец с глаз Лександро…

Обезоруженные, без защитных комбинезонов, четверо десантников лежали, прикованные к гранитным глыбам, покрытым мелкими розовыми пятнами. Казалось, сквозь каменные поры сочится бледная кровь.

После позора коридора с его хитроумными камерами, братьям завязали глаза и, спутав по рукам и ногам цепями, с помощью специальных машин — о чем можно было судить по звуку, — протащили вперед еще на некоторое расстояние.

Там их погрузили на открытые платформы для транспортировки песка — так во всяком случае решил Лекс — и отправили куда-то по железной дороге. Путь занял километров десять…

После их сняли с платформ и снова куда-то потащили. Затем подняли и

— надели на них крепкие оковы, только потом распутали цепи и сняли с глаз повязки…

Пещера, в которой они оказались, по величине была такой же просторной, как и зал для собраний в крепости-монастыре, который вмещал в себя до тысячи Боевых Братьев. Под сводами его мерцали шары светильников.

Лександро повернул голову. В комнате собралось не меньше сотни карликов. Большая часть их сидела в первых рядах амфитеатра, высеченного прямо в скальной породе. Аудитория была в основном представлена воинами и мастерами гильдий, вооруженными до зубов.

В своих нарядных латах с нанесенным на них тонким рисунком, они являли собой яркое зрелище. Остальные в простой коричневой одежде выглядели не столь впечатляюще. Большая часть бормотала под нос какие-то неразличимые песнопения, другие сидели молча с мрачными лицами.

На авансцене, где были установлены гранитные глыбы, сидело несколько белобородых Живых Предков. Они занимали каменные троны чуть меньшего размера, чем главный, стоявший в глубине на небольшом возвышении..

На этом массивном троне под балдахином, украшенным теснением в виде восьмиконечного стилизованного знака солнца, сидел пышнотелый мужчина с коричневой бородой. Кроме черного шелка набедренной повязки, другой одежды на нем не было. Его длинная густая борода ярким пятном выделялась на совершенно безволосом лоснящемся теле. Создавалось впечатление, что его только что побрили. Некоторые люди предпочитают брить подбородки, а этот — все сливочное свое тело. Под кожей его, словно волны прибоя, переливаясь, ходили мускулы. Глаза горели черными угольями. Нос у него был короткий и мясистый, совсем как у представителей клана Саграмосо…

Сомнений не оставалось: это был. сам Господин. С обеих сторон от него в черных шелковых одеждах с сюрикеновыми катапультами в руках стояли карлики-охранники.

Лександро проверил крепость наручников. Хорошо поднатужившись, он ценой малых потерь мог бы вырвать левый наручник из стены. От этой нагрузки кожа и мышцы, возможно, и пострадали бы, но укрепленные керамикой кости не подверглись бы деформации. Правый наручник, похоже, не поддастся.

Он бросил взгляд на товарищей.

Бок Биффа распух и посинел, на коже вокруг раны застыли капли киновари…

Плечо Стоссена, насколько мог судить Лекс, представляло собой жалкое зрелище. Кости были раздроблены и мышцы обуглены. Лекс с пониманием отнесся к состоянию сержанта и уважительно посмотрел на него. Тот тайком силился сорвать оковы, но у него ничего не получалось…

В бронзовой треноге тлели благовония, распространяя аромат корицы. Тихо работали невидимые вентиляторы, колыхался поднимавшийся над головой благовонный дым. В его клубах угадывались колеблющиеся очертания призрачных лиц. Они появлялись, бросая вниз гневные взгляды, и снова растворялись, чтобы через некоторое время возникнуть вновь.

Странное гортанное бормотание становилось громче, хотя в песнопении принимали участие не все скваты. Военачальник с тяжелой золотой цепью на шее, украшенной изображениями предков, надетой поверх грудного панциря доспехов, хмуро посматривал в сторону этих…

… лиц в воздухе…

Потом его взгляд упал на Фульгора Саграмоссо и, и военачальник вздрогнул.

Лекс, разбираемый любопытством, повернул голому.

ЛИЦА

Лица возникали на теле самого Саграмосо…

Мятежный правитель обладал удивительной способностью управлять мышцами своего тела таким своеобразным способом, вероятно, когда-то он работал ярмарочным акробатом на одной из грязных планеток. Поверхность его груди, живота и бедер вздымалась и морщилась, образуя формы, отдаленно схожие с физиономиями. Очертания лиц то делались явственнее, то сглаживались и пропадали, чтобы уступить место новым.

На груди.

На животе.

На широких бедрах.

Как такое может быть?

Не был ли Саграмосо на самом деле богом?

Некоторые из Живых Предков наблюдали за представлением с восторгом, один Белобородый взирал на спектакль с выражением нескрываемого отвращения и недоверия.

Саграмосо пристально вглядывался в аудиторию.

— Это собираются мои, собственные священные предки! — объявил он, издав гортанный рык. — Да, они собираются для того, чтобы защитить нас. Видите, как через мое тело дают они знать о себе. А вы не можете вот так же вызвать облики ваших усопших предков? Досточтимых Старцев?

Кое-кто из Белобородых действительно находился под сильным впечатлением.

— А сейчас я сам становлюсь своими предками, Преподобными! Их силы прибывают. Вскоре я таким же образом вызову и ваших самых далеких предшественников. И они будут разговаривать с вами, шевеля губами, которые разверзнутся на моем теле.

Дальше изо рта Саграмосо полилась невнятная околесица.

Казалось, он совсем не управляет собой. Но все же он старался держаться ровно. Тем временем плоть его торса и бедер ходила волнами от нарастающего числа безмолвных масок, стремившихся к воплощению. Тогда он потянулся к каменным глыбам, на которых, подобно зверям в ожидании кровавой расправы, распластались Лекс и его братья. Кто-то из свиты подал ему цепной меч.

Лезвие блеснуло пласталевыми зубами, появившимися сразу же, как только оружие начало функционировать.

Мятежный правитель навис над Лексом в позе шамана. Тело его били судороги, словно он испытывал родовые схватки. Целое семейство зачаточных образов рвалось на волю, каждый из них стремился покинуть породившего их хозяина первым.

Саграмосо взмахнул мечом, со свистом рассекая воздух. Лекса обдало холодом кошмара и смерти.

ГЛАВА 14

Но Саграмосо прошел мимо Лекса и остановил свой взгляд на Стоссене. Охваченный ужасом, тот молился про себя.

Улыбка тронула губы правителя, и он кивнул головой, адресуя этот жест самому себе. Подняв тихо жужжащий меч на уровне пояса сержанта, Саграмосо исторгнул из себя поток бессвязных абсурдных звуков, словно им руководил инопланетный чревовещатель.

— Чи-хами-цзан Цуной, — бормотал он. Что это за слова?

Бывшего правителя Каркасона била спазматическая дрожь. Лица на его теле становились возбужденнее. Голос его, когда он начал читать молитву, изменился по тембру, став высоким.

— Всемогущий Господин Судьбы, Великий Заговорщик, кто формирует жизни людей с тем, чтобы изменить курс истории, как и я, который стремится к его перемене, прими это… подношение.

Он медленно опустил цепной клинок на гранитную глыбу с прикованной к ней жертвой. Нервы у сержанта не выдержали, и он закричал. Но вскоре Стоссен затих. Кровь, хлынувшая из живота, тут же сворачивалась, застывая темными рубинами. Саграмосо работал мечом до тех пор, пока не рассек сержанта на две половины.

У Лекса внутри все сжалось. В нос ударил запах фекалий, сдобренных знакомым запахом гормонов, — кишечник сержанта, оказавшись без контроля, освободился от своего содержимого.

Саграмосо погрузил руки в испражнения, потом поднес измазанную ладонь к лицу и лизнул.

Вокруг головы правителя возник колеблющийся ореол. Казалось, что черные волосы дымятся, и дым этот как будто искал возможности воплотиться в призрачную форму, которая, так и не успев родиться, тут же распалась. В области его плечевого пояса пробивались два каких-то образования. Но было непонятно, происходила трансформация под. кожей или на ее поверхности.

На ладони, испачканной содержимым кишечника Стоссена, возник глаз. Его свирепый взгляд поверг в столбняк тех из Белобородых, которые доселе оставались скептически настроенными. Покинув свой трон, один из старцев, ковыляя, прошел к кому-то из сидящих воинов, чтобы переговорить о чем-то.

— Выкуй нашу судьбу! — визгливо вскрикнул Саграмосо.

Казалось, он испытал приступ боли. Он пошатнулся и едва не уронил меч, потом резко выпрямился. Но и после этого его голова словно ушла в плечи, как будто морщинистая шея стала короче. Обе грудные мышцы приобрели четкие формы, соски превращались в торчащие вздернутые носы. Над каждым из них открылось по паре желеобразных глаз, а внизу — по кроваво-красному рту, похожему на свежую рану.

Что это? Неужто Ери от всей этой дряни заскулил?

Да, это было именно так…

Лекс слышал, как бедный экс-техн начал бормотать какую-то патетическую литанию Имперского Культа, которой его научила маменька, когда он еще ходил под стол… одновременно с силой сжимая пальцы.

Бифф тоже как будто пребывал в каком-то, лихорадочном состоянии.

Карликов, похоже, уже не объединял былой энтузиазм… Из зала доносились отдельные раздраженные выкрики.

Когда рты на груди Саграмосо разверзлись и начали исторгать вязкие звуки, Лекс разволновался. Его с навязчивой настойчивостью одолевали вопросы, от которых кружилась голова и к горлу подкатывала тошнота.

Наблюдаемые им воплощения сводили с ума, подвергая сомнению все, во что он верил. Священный обет Рогалу Дорну… святость Императора на Земле… лояльность других Кулаков, которые, как выясняется, бросили Лекса на произвол судьбы. Как, впрочем, и сам Дорн, который давно и безвозвратно почил в бозе. Как Император, смертельно больной и бессильный, эпоха правления которого, скорее всего, близилась к завершению, уступая место царствованию… кого или чего!

Ясно чего. Сверхъестественной магии из жуткого пространства с чудовищными измерениями, не вписывающимися в рамки здравого смысла. Если уж душе Лекса в скором времени было суждено оказаться втянутой туда, он со смирением встретит свою судьбу.

— Образ, — бубнил Бифф невнятно. — Какой до безобразия искаженный образ.

Рот лица на левой половине груди Саграмосо тем временем вещал:

— Скорей убей остальных десантников Вселенной! Рассеки их пополам и съешь их экскременты! Мы призовем на помощь орды завывающего ужаса, который поглотит захватчиков и истребит их силой одного лишь страха!

Так обещал голос.

Его собрат с правой стороны придерживался другого мнения.

— Как бы не так. Твоя звезда почти уже зашла, лорд Саграмосо, — выкрикнул он. — Твоя судьба предрешена. Так что отвергнем ограничения! Сбросим тесный корсет нормы! Покоримся всецело Перемене!

Выражение озабоченности омрачило лицо Саграмосо. Он в нерешительности задергался.

— Я ведь бог, не так ли? — спросил он вслух самого себя. Один рот ответил:

— Так.

Второй возразил:

— Нет.

— Ты инструмент бога…

— Тебя боготворили. Ты искал поклонения. Ты принимал поклонение, замешанное на страхе.

— Твоя жажда славы породила силы.

— Твоя жажда перемен в космическом укладе и твоя жестокость породили жестокие силы перемен.

— И имя этой перемены не иначе как… Тзинч!

— Тзинч. Великий Тзинч.

Уже от звуков одного этого имени у Лександро помутился разум. Это имя казалось таким могущественным, таким вечным, таким всепоглощающим. Восставая против понятий пространства и времени, оно уносило их в ураганном смерче незнакомого магического мира, в котором властвовала иная геометрия, постичь которую простому разуму было не дано, если только реальность не обращалась в ночной кошмар…

— Помоги мне, Рогал Дорн, — взмолился Лекс.

… Рогал?

… Дорн?

Свистящее, всесильное имя — Тзззииииинч! — почти заслонило имя Примарха, как будто имя Рогал Дорн было не более чем жалкий лепет младенца в соломенной люльке, затерявшейся в океане хаоса.

Рогал…

… Дорн…»

ТЗЗЗИИИИИНЧ!

Как бы то ни было, но Лекс ухватился за этот хрупкий талисман имени Примарха, почти слившись с ним воедино, хотя знал, что в скором времени будет принесен в жертву силе, стоявшей за тем, другим могущественным именем, и приготовился — если повезет — стать порабощенной, безликой толикой выжатой души, попавшей в порочный круг навязанного объятия.

Вдруг донесся далекий, но ясный голос:

— Отринь Дьявола. Верь в меня до самой смерти.

На теле мятежного правителя стали возникать лица скватов: неясные карикатурные гримасы.

Раскрывая рты, одни из них бормотали приветствия, адресованные аудитории карликов, другие передразнивали их. Хор нестройных голосов в амфитеатре набирал силу. Скептически настроенный Живой Предок протестующе поднял руки. Он уставился на Саграмосо свирепым взглядом, словно силой воли хотел остановить это магическое представление. Выпуклый глаз на ладони Саграмосо засветился ядовито-фиолетовым светом.

Несколько мгновений, равных для Лександро вечности, длилась безмолвная дуэль взглядов Живого Предка и Глаза. Саграмосо, все еще сжимавший в руках силовой меч, почти не шевелился.

Старый карлик покачивался. Тем временем его белобородые товарищи с беспокойством ерзали на своих тронах, пребывая в нерешительности. Настал час выбора: присоединиться ли к мудрому старейшине или к человеческому божку.

Охранники-карлики и воины Антро, бывшие до сих пор союзниками, посматривали друг на друга с чувством всевозрастающего недоверия. В такие моменты, исполненные приходом власти непреодолимой силы, мир становится зыбким, а старые клятвы и верования спытывают проверку на прочность; лояльность — всего лишь маска, в то время как истина имеет ряд противоречивых ликов.

— О наши святые Предки! — с болью в голосе воскликнул древний карлик.

— Что? Мы все здесь, в этом теле, — отозвался один из ртов на груди Саграмосо. — Разве ты не узнаешь нас, Досточтимый Римбелдорп? Этот человек второй после бога!

— Второй,

— эхом повторил другой рот с двойственным чувством. — Очень скоро он станет истинным демоном Господа Перемен.

— Что это за Господь такой? — с резкой грубостью спросил старик, известный под именем Римбелдорп. — Какие дьявольские силы здесь замешаны?

Один рот рассмеялся, зашлепав губами.

Другой принялся разглагольствовать:

— Убей остальных трех десантников, ты, неповоротливый болван! Ты, кто обожает себя! Мы предоставим тебе нечто другое, достойное обожествления. Ты жаждешь власти? Что ж, власть уже стучится в твою дверь.

Из плечевого пояса Саграмосо пробились два рога — нежные и хилые, но все же это были рога.

— Испробуй содержимое их кишок, чтобы накормить Тзинча! Он обожает преобразование мяса в навоз. Таков Цикл Перемен! Мертвецов он вернет в живую плоть. Его проделки здравых людей превратят в умалишенных, и живые тела — в трупы.

— Тзинч, — пропел второй рот.

— Тзинч, — как загипнотизированные, повторили многочисленные скваты. — О священные Предки, восстаньте из мертвых!

Римбелдорп отчаянно замахал воину, с которым совещался раньше. Размахивая топором, вооруженный карлик торопливо направился к жертвенным плитам.

Поскольку казалось, что он намеревается выполнить настойчивые требования одного из ртов, никто не подумал вмешаться и остановить его. Краснобородый скват вспрыгнул на плиту, к которой был привязан Ери и, высоко подняв над головой топор…

… с силой опустил его…

… и разрубил оковы, державшие правую руку Ери. Лезвие ударилось о гранит, и топорище выскочило из ладошки маленького человечка. Он громко охнул и схватился за запястье, принявшись растирать его.

У Лекса в голове все перевернулось. Неужели карлик намеревался освободить Ери?

Да, сомнений быть не могло.

Ери, одной ногой стоявший уже в могиле, не сразу это понял. Дотянувшись свободной рукой до крохи, он с силой отбросил его в сторону. Голова карлика раскололась, ударившись о гранитную глыбу, на которой покоились располовиненные останки сержанта, перехваченные посредине узелками пояса киновари. Из черепной коробки сквата хлынула кровь.

Тем временем Ери занялся другой рукой и, воспользовавшись ею как рычагом, освободил вторую окову. Проворно сев, он нагнулся к прикованным ногам, бросив одновременно многозначительный взгляд в сторону Лександро.

— Я спасу тебя! — крикнул он. — Клянусь Дорном, я сделаю это!

Поддалась еще одна окова.

Вытянув шею, насколько позволяло его положение, Лександро увидел, что карлики подняли катапульты, целясь в нагую фигуру на каменной плите, прикованную к ней за щиколотку второй ноги. Они ждали только приказа своего господина, потому что убить Ери без его распоряжения означало нарушить ритуал кровавого жертвоприношения. Но как только Ери освободится, медлить с расправой они не станут.

Лекс уже представил, как иступленно бросится Ери, его добровольный охранник, в сторону гранитной плиты, к которой прикован сам Лекс, как взметнется в воздух фонтан сюрикеновых звезд, как вонзятся они в беззащитную кожу, вспарывая подкожный панцирь, выворачивая внутренности наизнанку, как упадет обессиленное тело на Лександро и защитит его собой и в смерти, заключив в застывшие и оскорбительные для него объятия, и замрет в судорожной агонии.

Как мог предотвратить Лекс этот неосмотрительный поступок своего несчастного брата о намерениях которого прочел в его взгляде.

— Топор, тупица! — проревел Бифф на жаргоне подземелья Трейзиора. — Метни топор в лорда Сагги!

Ери с дико распахнутыми глазами оторвался от своего занятия и случайно бросил безумный взгляд на охрану Саграмосо с нацеленными на него катапультами. Только тут он сообразил.

Схватив валявшийся рядом топор, он метнул его.

Гравировамное лезвие летело, снова и снова переворачиваясь в воздухе. Оно угодило Фульгору Саграмосо в грудь как раз между \вумя несговорчивыми ртами.

Оба они одновременно вскрикнули: один — эт боли и досады, второй — исторгая умопомрачительные проклятья.

Лекса захлестнула волна тошноты, заслонив способность воспринимать и понимать окружающий мир. Головокружение было таким сильным, что его едва не вырвало. Верх стал низом. Левое — правым. Все колыхалось и изменялось. Из открытого рта Саграмосо повалил розовый нереальный дым, похожий на растекавшуюся под водой кровь. Мятежный правитель бился в агонии, стараясь выдернуть из тела лезвие топора, крепко засевшее в грудине. Амфитеатр заполнился туманными, колеблющимися розовыми существами, они извивались и ухмылялись, обнажая клыки и когти. Они возникали прямо из воздуха, создавая впечатление, что асегда там находились, но только теперь стали видимыми. Казалось, эти обезумевшие твари были воплощением сути самой реальности. А за всеми этими образами, вплетенными в текстуру самого космоса, корчились исходящие гноем демоны, сосуществующие с воздухом и пустотой вакуума, невидимые, плавали они в пространстве, занимаемом человеческими телами, Готовые проявиться в любую минуту, чтобы пустить в ход клыки и когти… впиться в горло и насытиться. И эти хохот и хихиканье. Лекс не слышал их безумного смеха, но хорошо представлял его себе.

Тогда Лекс понял, что Варп — искаженное пространство, через которое пролетают межзвездные корабли, — был истинным домом этих тварей, что в Варпе яблоку негде было упасть из-за вечно меняющихся турбулентностей потенциальных сущностей, подобных этим, — слипающихся и разделяющихся, воплощающихся в фантомное бытие и вновь распадающихся.

Космические корабли могли, конечно, с первого взгляда показаться маленькими крепостями из пласталя и адамантия, защищенными броней веры, но… на самом деле они были не более чем яичными скорлупками, мыльными пузырями здравомыслия.

Зная все это безумие, сможет ли он в другой раз снова пересечь Варп со своими Боевыми Братьями, не испытывая при этом постоянного ужаса? Не чувствуя тошноты и гадливости?

Дрожащее марево взорвавшейся изменчивости не могло не повлиять на душевное состояние всех тех, кто находился в пещере. Карлики наконец опомнились и начали стрельбу из сюрикеновых катапульт по Старцу, восставшему против заклятия их смертельно раненного хозяина. С заостренных концов роем взвившихся сюрикеновых звездочек каплями стекала кровь. Карликовые воины открыли ответный огонь по карликам, некоторые из солдат стреляли друг в друга.

Саграмосо никак не хотел прощаться с жизнью и в агонии перекатывался с боку на бок, словно кто-то невидимый дергал его за веревочки. Один из ртов на его груди захлопнулся, прекратив существование, второй хватал губами воздух, открываясь все шире и шире. Губы его растягивались и толстели. Расстояние между ними росло, словно они хотели проглотить Саграмосо, вобрав в свою нематериальную сущность его материальное тело.

Вытаращив глаза, Лекс уставился на невероятное зрелище. То, что происходило перед глазами, пугало его куда больше, чем собственная судьба. Прикованный к камню, голый, он был бессилен что-либо предпринять, когда вокруг бушевала битва не на жизнь, а на смерть.

Ери наконец сумел освободиться.

Он, как Лександро и предвидел, бросился на него, закрыв телом от шальных ботлерных зарядов и сюрикеновых звездочек. Теперь Лекс больше не мог видеть корчащихся фантастических существ… которые уже слабели, теряли очертания, истончались, рассеивались и сгущались вокруг Саграмосо, источника своего происхождения.

У человека, обратившегося в рот, исчезали поглощаемые этим ртом те или иные куски тела, и из дыр вываливались органы и болтались в воздухе, связанные с организмом трубками сосудов, нервов и сухожилий.

— Мерзость, — прошипела в ухо Лекса гора навалившихся на него мускулов.

— Безумие…

Пожиравшие Саграмосо розовые губы обсасывали его, раздаваясь в размерах. Одна перемещалась по нижней части останков туловища, вторая путешествовала по тому, что когда-то было спиной. Зияющий просвет рта втягивал в себя все это бушующее безумие туманных призраков, где те смешивались с открытыми для всеобщего, обозрения органами, которые сами становились ртами.

Тогда кипящую страстями пещеру потряс взрыв, за которым последовало эхо грома.

Карлики в латах разлетелись в стороны, словно они и сами были мыльными пузырями, кровавыми призраками.

Вскоре из карликов в живых никого не осталось.

Так же быстро отправились к праотцам и последние из карликов.

У разнесенного взрывом входа в пещеру в сверкающих доспехах появились два Библиара из Братства Кулаков. Из мощных болтеров били они по врагу.

Чуткие Библиарии Братства в своей несравненной инкрустированной броне Терминаторов!

Сюда их привел демонический вихрь, устроенный Саграмосо. Почувствовав возмущения в атмосфере, они слетелись в пещеру, как пчелы на пыльцу, или как крысы сбегаются к брошенному ребенку.

Град молний вонзился в губы, пожиравшие остатки тела Фульгора Саграмосо.

Все ли из них взорвались в пределах известной разуму Вселенной? Как будто нет…

В последний раз воскликнули эти губы: «Тзззиииинч»..

Но напрасно.

Плотоядно чавкая, развороченный рот проглотил сам себя.

Предательская тошнота каждый раз подступала к горлу Лекса, когда в памяти пробуждались воспоминания о тяжести тела Ери, прикрывшего его собой… хотя как мог он защитить его от безумия, от которого нормальный мир отделяла лишь тонкая мембрана?

ГЛАВА 15

Глубоко под Апотекарием крепости-монастыря лежал Изолятор.

Как и расположенные по соседству с ними темницы, где хирурги-следователи творили свое дело, комплекс Изолятора был сделан из адамантия. Более того, он имел физический заслон, сродни щитам, применяемым для корпусов межзвездных кораблей, состоящий из слоя сплава сайкория. Он предназначался для защиты от соблазнительных снов и безумных ночнцх кошмаров Варпа, от тварей, населявших зону, где скороспелая мысль могла вылиться в безобразную сущность.

В случае острой необходимости весь Изолятор, включая отдельные камеры в нем, мог быть отделен от крепости-монастыря, выведен в космическое пространство и взорван.

Кельи самых разнообразных размеров изнутри были покрыты черной резиной наподобие защитного слоя. В потолке каждой из них, напоминая злокачественные новообразования, торчали диагностические сенсоры.

Сначала сюда, в три, объединенные между собой кельи, облаченные в доспехи Библиарии доставили трех братьев, помещенных в герметичные емкости для поддержания жизнедеятельности, для наблюдения и лечения.

Выпущенные из контейнеров, они, тем не менее, оставались в своих непроницаемых кельях. Троицу подвергли процедуре изгнания злых духов и гипнозу, нашпиговали наркотиками.

Из нескольких динамиков, вмонтированных в покрытый резиной потолок, постоянно раздавались песни из Кодекса Астартов, сплетая полифоническую паутину дополнительной защиты и напоминая о священном долге.

Усыпленных братьев допрашивал капеллан, прикрепленный к Библиарию. Даже их сновидения подверглись просвечиванию.

В конце концов, Лекс, Бифф и Ери были объявлены очищенными. Чтобы отметить это, каждому из них повесили круглые печати на шею, запястья и щиколотки.

Дело оставалось за последним. Нужно было определить, сколько и чего десантникам было разрешено сохранить в памяти об исходе их Каркасонского крестового похода…

Ибо они стали свидетелями мерзости.

Мерзость!..

С этими ужасами отлично умели справляться Библиарии Кулаков. Библиарий был отмечен — или проклят — особой чувствительностью психики. Он обладал определенной суммой знаний в том, что касалось демонов Варпа. Над оккультными текстами Библиарии корпели в секретной комнате Библиарума, куда посторонним вход был строго запрещен. Книги эти выносу не подлежали и хранились прикованные к полкам, даже на застежках этих фолиантов были нанесены запретительные руны.

Такие исследования ни в коем случае не входили в сферу деятельности обычных боевых десантников. Любой из них смог бы дойти до помешательства, если бы оказался свидетелем проявлений злых сил Варп-пространства.

Поэтому ничего необычного не было в процедуре стирания из памяти десантника последних событий, связанных с тяжелыми для нормальной психики переживаниями. Подобные душевные травмы могли даже повлечь за собой радикальное уничтожение памяти до состояния невинного младенчества.

Все же Ереми Белене сыграл существенную роль в подписании смертного приговора Фульгору Саграмосо, воспользовавшись древним скватским топором.

В решающий час был положен конец демоническому заклятию одной из невероятных Сил Хаоса, включая целый каскад возникших на этой основе других, менее глобальных проявлений искаженного мира.

Библиаров в пещеру, где разворачивалось непотребное действо, как выяснилось, привели соответствующие психические всплески. Библиарии чувствовали запах Хаоса и, испытывая потребность уничтожить его, шли как собаки по следу.

Все же, если бы топор не был брошен, может статься, что Библиарии опоздали бы. Хохочущие чудовища могли вырваться наружу и разлететься по лабиринту тоннелей, распространяя среди высадившихся на планету десантников безумие и смерть.

Естественно, оставшиеся в живых члены разведывательного отряда заслужили право помнить о своей победе. Вопрос: в какой степени?

Но с другой стороны, разведчики позволили одурачить себя и заманить в ловушку, где с них сняли доспехи и собирались принести в жертву…

Братьев испытующим взглядом осматривал мрачного вида Библиарий по имени Франц Гренцштайн с белесыми следами дуэльных шрамов на лице. Им недавно разрешили подкладывать под колени расшитые золотом подушечки.

Рядом с ним стоял капеллан Гайстлер, облаченный в ризу и стихарь культа Дорна, с вложенным в ножны мечом. Гладко выбритые щеки этого человека с печальными глазами украшала пунцовая татуировка в виде стилизованного солнечного диска, напоминавшая пылающий знак зодиака. В правый глаз его был вставлен монокль.

— Как мы понимаем, — бесстрастным тоном говорил Гренцштайн, — Сила Хаоса, известная под именем Тзинч, вынашивает план, направленный на изменение истории. План этот настолько запутанный и обширный, что ни одному человеческому разуму этого не постигнуть…

«Образы, — подумал Бифф. — Замысловатые образы».

Прикованный к гранитной плите, он был близок к постижению какого-то образа… Все же одолеваемый приступами тошноты и круговертью превращений, он никак не мог удержать его…

Библиарий продолжал:

— Мы сомневаемся в том, что проклятый Фульгор Саграмосо понимал опасность обладания, даже в преддверии конца.

— Обладания, сэр? — кротко переспросил Ереми.

— Да… обладания. Выход демона внутри живого человека, чтобы тот действовал в качестве проводника его силы и, следовательно, являлся носителем отметок Хаоса. Более того, мы сомневаемся и в том, что лорд Саграмосо осознавал, в какой степени его богохульство сделало его уязвимым для этого обладания…

— Его нечестивая жажда поклонения… — добавил капеллан. — На развалинах дворца Саграмосо мы не обнаружили следов Хаоса. Никаких идолов, за исключением его собственных изображений. Он подставил себя, сам того не заметив. Он поверил в то, что является чудесным божеством, и стал марионеткой в руках Тзинча.

Гренцштайн пожал плечами.

— Это не относится к сфере компетенции такого Братства, как наше. Мы должны знать о Хаосе. Все же наша цель не состоит в том, чтобы сражаться с Хаосом, если к этому не вынуждают нас обстоятельства. Об этом мы сообщили поисковой команде Инквизиторов, которые должны прибыть на Каркасон и Антро для проведения расследования,

— Антро вскоре поставят на путь истинный! — пообещал капеллан. Он даже закашлялся, чтобы прочистить горло, потому что спасение мира было делом, затрагивающим эмоции человека.

Ери посмотрел на Библиара:

— Сэр, а не могло ли наличие такого количества сайкория вокруг Саграмосо сыграть роль концентрирующей линзы?..

Ответ на этот вопрос дал Гайстлер:

— Возможно! Хотя это механистическое объяснение. Но Вселенная совсем не похожа на машину, Веленс. Но с некоторой натяжкой можно допустить, что это машина, кишащая жизнями, выступающая из болота мятущегося духа… Прими такое объяснение падения Саграмосо, если оно поможет сохранить тебе разум. Поклоняйся Императору и Дорну, чтобы вычеркнуть из памяти те воспоминания. Очисти внутренний взор от фантомных паразитов!

Бифф, пытаясь вспомнить образ, который не давал ему покоя, начал рисовать в воздухе какие-то знаки. Это. было заклинание, с помощью которого можно было бы отогнать страхи. Невидимые и неощутимые до поры до времени, они незримо присутствовали в воздухе, которым он дышал.

Капеллан удивленно повел бровью.

— Ты что, рисуешь crux dentatus inversus… Зазубренный перевернутый крест. Думаешь, этот знак силы помог бы изгнать агента Тзинча, нарисуй ты его вовремя, когда ты сам не являешься психическим адептом? Увы, нет… Хорошим ответом Тзинчу было лезвие топора. Только таким может быть последний ответ противнику Звездного Воина. Оружие, примененное с умом и расчетом. Зазубренный силовой меч и болтер.

Конечно, это была его, Биффа, идея запустить топор, который разнес грудную клетку сцену амфитеатра в полном вооружении и доспехах! Но, с другой стороны, каким образом сумели бы они отыскать то место, если бы не попались на удочку и сами не влезли в капкан?

Их чудесное спасение и победа над ересью, к большому сожалению, и в самом деле зависели от проклятых «если бы да кабы», которым не было числа.

— Вы чисты, вы ясны, — заключил капеллан Гайстлер. — Денно и нощно молитесь о том, чтобы никогда больше не оказаться в одной компании с нечестивой силой. Все же вы вели себя должным образом. Мы позволим вам помнить о том, как богохульник, восставший против Него-на-Земле, закончил свой путь. Да, Веленс? Что ты так вопросительно смотришь на меня?

— Тот старый гном, приказавший охраннику освободить одного из нас от оков…

— На самом деле он, должно быть, все понял, но слишком поздно. — Капеллан нахмурился. — Он умер прощенным, в какой-то степени. Несомненно, очищая Антро, Инквизиторы будут иметь этот факт в виду.

Библиарий подался вперед:

— Тебя волнует… насколько справедливое отношение ждет его?

Ери кивнул.

«Чертов дурак, этот Ери, — подумал Лекс, — нес» еще мучится от того, что не проявил должной активности в своем освобождении! Гораздо лучше было бы, если бы он освободился без посторонней помощи.

Или, если бы Лекс…

Гренцштайн сложил вместе сжатые кулаки.

— Чувство благодарности к тому, кто создал благоприятное стечение обстоятельств, — это одно, а… навязчивое сострадание к автору этих обстоятельств — это другое, Веленс, — сказал он. — Истинная справедливость заключается в воле Императора.

— Вы будете помнить об этом, — пообещял Гайстлер, — но вы не получите никаких наград то, как Саграмосо исчез из пространства должно остаться для всех страшной тайной, не подлежащей огласке ни при каких обятельствах. Ничего, кроме того, что вас спасли Библиарии, вы не должны рассказывать вашим Братьям. И вы поклянетесь в этом, прежде чем покинете пределы Изолятора. В келью, выстланвернутую в черный шелк. Обращался с ней он с большой осторожностью. Возможно, под черным шелком прятался очередной психотеологический аппарат для завершающего этапа выявления следов обладания.

Нет…

Ибо Гайстлер снял чернильную ткань, и всеобщему взору предстал герметичный ящик с увеличительными стеклами вместо стенок, в каких обычно хранятся живые органы и ткани.

— Если вы когда-нибудь нарушите данную клятву, вас живьем будут окунать в кислоту, чтобы облезла кожа и мясо и остались одни кости, только делаться это будет очень медленно. Потом каждую из ваших косточек покроют проклятиями и ваши скелеты выбросят в открытый космос, где они будут плавать миллионы, а может и больше лет, пока, к своему страху и ужасу, их не обнаружит какой-нибудь инопланетный корабль. Тогда, может быть, инопланетяне, подберут их и вывесят у себя в храме как безделушки для отпугивания злых сил.

Внутри ящика хранилась… правая кисть Дорна, кости пясти и запястья и фаланги, сплошь исписанные геральдическими знаками.

Настоящая рука Дорна, принесенная из Реклюзия…

Только теперь Лекс понял, как близки они были к гибели, с тех пор как переступили порог Изолятора. В случае запятнанности злыми силами их ждала почетная эвтаназия. Но существовало еще два варианта возможностей: вернуться к исполнению своих обязанностей в полном беспамятстве, что, вероятно, повлекло бы за собой переучивание… или вернуться как |есть, самими собой. Последнее могло произойти только после принесения торжественной клятвы.

Гайстлер поднял прозрачный ящик, крепко прижимая его к себе. Тем временем к нему по очереди подошли три брата, приложив к его поверхности ладонь правой руки, всего в нескольких дюймах от священных костей Рогала Дорна.

Каждый повторил вслед за капелланом: Per ossibus Dotni silencium atque taciturnitatem fide liter promitto…

Только после этого выпустили их из Изолятора… и они прошли мимо камеры хирургического допроса, где себе под нос нес всякую несуразицу Живой Предок…

Крепость-монастырь, как и прежде, год за Годом неслась по бескрайним просторам неизмеримого пространства пустоты и бесконечной ночи, только звезды слегка меняли свое положение по отношению к ней.

Тем временем в большой общине жизнь шла своим чередом по давно заведенному распорядку. Любая деятельность там сопровождалась ритуалом, подобно тому, как в узор простого гобелена вплетается золоченая нить.

Освоение оружия и учебная практика. Моную черной резиной, капеллан принес с собой громоздкую ношу, за литвы. Болевые машины. Пиршества. Дуэли чести. Экспедиционные вылазки отрядов и рот.

Ери стал первым из трех братьев, кто принял участие в дуэли в зале Кружек, обутый в неподвижные сапоги. Он сражался в защиту чести Лекса, к большому смущению последнего. В ходе состязания ему рассекли подбородок. После этого у Ери появилась привычка выдвигать вперед подбородок, чтобы демонстрировать почетный шрам как доказательство его преданности Брату…

Бифф, к его собственному удивлению, первым из трех братьев испытал потребность заняться ручным творчеством. Прежде, на протяжении многих лет, его часто можно было увидеть в келье, занятого то одной поделкой, то другой. То он трудился над древним кинжалом, полируя его шершавым куском засохшей кожи ящерицы, то наводил последние штрихи на фаланговую кость, придавая ей блеск с помощью глянцевального круга из непрошитого муслина, то обрабатывал костные поры, заливая их расплавленным парафином. Гораздо приятнее было ему ощущать в своей ладони прикосновение древнего лезвия, чем мудреный силиконовый карбид инструмента для нанесения гравировки.

Искусство вызывало в Биффе давно забытые чувства. Наведение на изделие окончательного глянца пробуждало ассоциацию с собственной персоной, зрелое совершенство которой было достигнуто за счет кропотливой работы над его костями, мышцами и мозгом. Его плоть была подобна мрамору с прожилками из молока и вина, сравнимая с ним же по крепости. Могучий тонкий интеллект И чувства балансировали на крепком мозговом хребте…

Первая миниатюра, созданная Биффом на кости пальца, изображала Библиара в костюме Терминатора, пробивавшего себе путь среди карликовых воинов. Миниатюра заслужила право быть выставленной на серебряном подносе в нише для реликвий в Коридоре Неустрашимой Храбрости. Лександро коварно наметил, что сцена, изображенная Биффом, «слишком близко располагалась к краю».

Трое братьев в составе Первой Роты летали на искусственное тело, напоминавшее видом корпус корабля огромных размеров. По сообщению капитана одного грузового судна, объект дрейфовал в космосе, приближаясь к процветающей звездной системе. Там они уничтожили логово генокрадов, опасаясь, как бы эти загадочные и дикие инопланетные племена не высадились на планетах той звезды и не расплодились там, смешавшись с местным населением…

Трое братьев принимали участие в ликвидации пиратов человеческого происхождения и зелонокожих чужаков…

Они помогли восстановить власть свергнутого правителя, Вендрикса, подобно тому, как когда-то помогли свергнуть лорда Карка…

Тем временем Астропаты Библиарума осуществляли божественный контакт с Землей, которую космическим десантникам не суждено было когда-либо увидеть, даже если бы они смогли прожить более четырех сотен лет.

Земля! Колыбель человечества не желала расставаться с тяжким бременем контроля над миллионами разбросанных миров, каким бы призрачным он ни представлялся. Некоторые из особенно удаленных планет удостаивались внимания метрополии раз в десять, а то и сто лет. Бывало, что целые гроздья звезд светили незамеченным и на протяжении жизни целого поколения. Но это касалось только тех солнц, на планетах которых проживали представители человечества. Миллионы других звездных миров были на карте всего лишь координатами, точности которых никто не мог гарантировать.

Прошло десять лет.

Что значат десять лет для Империи или галактики? Миг, один только миг.

Для Лекса, Ери и Биффа он ознаменовался кусочком стального стержня, ввинченного в лобную кость… так скромно… так незаметно… все же стальной стержень отмерял время, равное пяти с четвертью миллиона минут, проведенных в пределах интерната.

Минуты очищения, молитвы и боли, минуты преданной веры и минуты смертельных схваток.

Некромунда? Их далекий дом детства? Разве? Вся галактика представляла собой царство живущей смерти. Только через смерть могла выжить Империя, а вместе с ней и человечество, а они были ангелами смерти…

ГЛABA 16

— Войдем через его анус, — громогласно объявил Бифф.

В самом деле… В самом деле.

Что еще мог означать этот сморщенный сфинктер на белом костяном корпусе огромного брюхоногого судна ксеносов?

Маячивший впереди исполин казался чем-то средним между наутилусом и всеядным представителем животного мира, чем-то вроде космической улитки. В длину он достигал астероида четвертой степени, и в том месте, где его раковина с множеством уменьшающихся в размерах камер спиралью уходила вверх, имел почти такую же высоту. За миллионы лет радиация обесцветила раковину до меловой белизны.

Кулаки находились в тесной торпеде, служившей для пересадки на другие корабли, и с интересом смотрели на экран обзора, обрамленный бронзовыми пластинами. Прямо на их глазах сфинктер начал пульсировать, выбросив в космос молочное облачко.

Сенсоры торпеды провели анализ его состава. Оказалось, оно состояло из желчных жидких отбросов, зловонного газа и шлаковых остатков — словом, настоящий навоз левиафана…

Вдали Варп закрывала темная тень…

Много лет Астропаты и навигаторы межзвездных кораблей упорно не хотели видеть клубящееся грязное пятно в иллюзорной реальности, проходя через которую, корабли совершают прыжки от звезды до звезды, тратя на ЭТО месяцы и недели, вместо тысяч и тысяч Лот, и через которую телепаты устанавливают Психические связи с себе подобными…

К тому же тень казалась крошечной и далекой — так, незначительнее пятнышко, капля чернил в углу глаза галактики.

Она представлялась недосягаемой и для Астрономикона, телепатического маяка Императора, посылавшего навигационные сигналы с Земли, наподобие лампы во тьме.

Тень эта лежала в дальнем конце юго-востоке в звездной системе координат, беря свое начало за границей Империи, где конус пространства и звезд, известный под названием Сегментумум Темпестус, примыкал к Сегментумуму Ультима. Хотя понятие «граница» применялось фактически для обозначения местности, в которой уже не встречались человеческие цивилизации и начинался космос неизвестных солнц; такие же свободные от человеческого присутствия потоки существовали и внутри так называемых границ…

Та тень была очень далекой. Из-за своей удаленности она не вызывала особенного интереса и представлялась незначительной точкой на небесном лике.

Все же, если продолжать сравнения, галактика для звездного скопления — это нечто большее, чем кит для микроба; и крошечное пятнышко по размерам может оказаться больше сфер сотни солнц.

Тень могла оказаться психической силой, потому что, в конечном итоге, все было незрелой мыслью в Варпе. Тень могла быть эхом необъятного интеллекта, когда-то дремавшего и теперь пробуждающегося… но с какой целью?

Если бы этот интеллект происходил из обычной реальной Вселенной, то, чтобы отбрасывать такую тень мысли, он должен был по величине равняться горной стране.

Гороподобный, правильнее было бы сказать разнородный, как рой саранчи…

Или он был и тем и другим одновременно.

В настоящее время астропатические сигналы от внешних миров в той спирали восточного рукава звезд почему-то затухали… хотя нужны были годы, чтобы заметить их исчезновение.

Кое-кто из Астропатов на службе Инквизиции попытался проникнуть в тайну тени, но все они умерли, потеряв рассудок. Их мысли бороздили холодные и пустынные реки космического пространства, протекающие между галактиками, где не существовало время, преодолевали такую необъятную пустоту, которая не поддавалась человеческому постижению. Человеческий разум был не в состоянии пересечь подобную безбрежность. Все же какой-то переход имел место. И этот переход через реки между галактиками случился раньше. Бесповоротно.

Те Астропаты умерли, успев все же снять ответственность с Хаоса.

В известность об этом были поставлены департаменты нескольких Высших Правителей Терры, к ним относились: Адептус Астротелепатика, Навигационная Знать и Капитаны Чартисты, офис Астрономикона и Адептус Терра.

Сообщения, изложенные переписчиками, большей частью попали под сукно.

Постепенно мысли о нарастающей опасности высказывались все громче и громче, но они по-прежнему тонули в море невежества.

Крепость-монастырь Имперских Кулаков уже давно дрейфовала в пределах Сегментума Ультима, медленно описывая дугу, завершить которую понадобится целая вечность…

Продолжали умолкать все новые и новые миры. Империя, наконец, пробудилась от дремы и поняла, что приближается кошмар.

После катастрофической во всех отношениях экспедиции космического десанта братства Кровопийц, предпринятой в ту, умолкшую теперь, теневую зону окраинного района, стал ясен инопланетный характер причин всего происходящего. Другие десантные роты из того рейда не вернулись. Также там бесследно исчезло целое Братство Скорбящих.

После многолетней подготовки в Сегментуме Ультима начали скапливаться имперские военные крейсеры.

Между покрывшими себя неувядаемой славой десантными братствами шли переговоры о координации действий во время прорыва в теневую зону. Среди легендарных имен звучали названия: Космические Волки и Кровавые Ангелы, Ультрамарины. Кровопийцы… и Имперские Кулаки.

Не исключалась возможность, что во время похода Кулаков может постичь печальная участь Скорбящих. В случае неудачи Кулаков их крепость-монастырь, оставшись без командования и Боевых Братьев, будет, никому не нужная, вечно дрейфовать в просторах космоса. Только сервы, уборщики и киборги будут бездумно, механически заниматься рутинной работой по обслуживанию заброшенного монастыря не одну тысячу лет. Только они будут перемещаться по коридорам мимо осиротевших стрельбищ, запретных для непосвященных часовен, закрытых лабораторий, где только будет скапливаться пыль, и ничего не произойдет тысячи тысяч лет.

В речи, произнесенной с балкона в порту, Верховный командующий Пью подчеркнул, что Космические Волки, Ультрамарины, Кровавые Ангелы являются доблестными и преданными братствами, но что самих Кулаков, кроме бойцовских качеств, характеризует выдающаяся способность планировать; что они мыслители, мудрые воины.

Сейчас Империи, когда она уже полностью осознала опасность надвигающейся катастрофе, в первую очередь требовалось узнать о природе этой грядущей опасности, о сущности того, что отбрасывало ужасающую тень, которая, похоже за каких-нибудь несколько столетий или тысячелетие намеревалась поглотить всю юго-восточную спираль рукава, а потом, вероятно, взяться и за оставшуюся человеческую галактику. На что у нее могли уйти десятки или сотни эпох…

— Тараним его зад!

Действительно.

Поиском уязвимых мест были заняты Кулаки, упакованные в другие торпеды, выпущенные по иным участкам корпуса инопланетного корабля.

Лучи далекого солнца желтым светом озаряли крайнего в солнечной системе газового гиганта из метана. На поверхности планеты бушевали вихревые ядовитые циклоны, на глубине сотен миль под давлением превращавшиеся в жидкий навоз с зелено-серым кристаллом внутри, отражающим газовую мглу. Ее сопровождали бледные серповидные луны.

Известное в Гильдии Навигаторов под названием Лакрима Долороса, солнце это под определенным углом выглядело как капля слезы, стекавшая из созвездия, походившего по форме на глаз. Звездное пространство за Лакрима Долороса утончалось. Его алмазно-молочная вуаль, прорванная рифами, сквозила дырами, сквозь которые проглядывала абсолютная ночь экстрагалактической пустоты с пятном мглы, застлавшей Варп. Тень эту отбрасывали флотилии моллюскообразных инопланетных кораблей, входивших на пространную территорию галактики, которая по договору принадлежала Человеку, абгуманоидам, негуманоидам и невыразимому Хаосу. Вояж этот грозил затянуться на тысячелетия.

Эти корабли…

Своим обликом они напоминали древние ископаемые существа, стада которых могли пастись в глубинах космических пучин. Им ничего не стоило питаться китами, которые рядом с ними были бы не больше пескаря; существа, появившиеся на свет сотни миллионов лет назад, но которые все еще жили. Все еще проявляли дикий нрав…

Флот насчитывал тысячи кораблей, и некоторые из них были гораздо крупнее, чем объект, выбранный торпедами Кулаков. Он направлялся в сторону системы Лакрима Долороса.

Но эта тысяча составляла не более одного процента скопища, создавшего субстанцию материи, отбрасывающей Тень…

Какие существа могли обитать в недрах этих кораблей, которые, судя по всему, имели органическое происхождение? Существа, которые большей частью должны были пребывать в состоянии сна…

Желательно, чтобы они еще спали, пока призрачный флот будет двигаться мимо крайней планеты, газового гиганта, направляясь внутрь системы в сторону Лакрима Долороса III, мира диких человеческих существ, которые скатились до состояния варварства по крайней мере еще десять тысяч лет назад, во всяком случае, так значилось в одном из древних архивов Администратума.

Теперь легендарные «боги» этих варваров Начнут войну с чудовищами, появившимися в их небе… поначалу она будет далекой, незаметной для глаз аборигенов… и, может, в конце концов, ксеносские захватчики ступят на прекрасную и дикую планету, чтобы вкусить не щедрот.

Это произойдет в том случае, если Кулакам, Ультра и Ангелам, с их боевыми кораблями, не удастся предупредить вторжение.

Эта задача представлялась маловероятной.

Судьба местных жителей Лакримы Долороса III была практически предрешена. Событие это в масштабе Вселенной вряд ли могло кого-то взволновать и не выходило за рамки обыденности. Но только не с точки зрения жертв…

Наградой могло стать не столько спасение мира дикарей, сколько сведения о пришельцах Темной Глубины, о природе и цели которых имелись только разрозненные и дерзкие по смелости предположения…

В пустоту пространства выступал копчик обесцвеченной кости со сфинктером на конце, походившим на гроздь треугольных геморроидальных узлов, гнездящихся вокруг связки живой мышцы. В этом месте пыхтела кислотными испражнениями маленькая дырочка.

Туда-то и врезался нос торпеды и, заставив ткани расступиться, модуль, влекомый реактивной тягой, начал толчками углубляться. Кулаки держались за опоры.

Торпеду тряхнуло, когда на ее конусообразном носу был произведен направленный взрыв, расчистивший путь. После чего подпружиненный конус раскрылся подобно цветку, упершись лепестками в стенки прямой кишки на манер хирургического расширителя и обнажив люк.

— На выход, быстро!

Прямая кишка инопланетного корабля, наполненная дымящейся жидкостью, поворачивала направо. Внутренние ее стенки состояли из ритмично пульсирующей гладкой мускулатуры пурпурного цвета. Высокий пронзительный звук, характерный для выхода газов, перешел в свист. Мышцы травмированной прямой кишки конвульсивно сократились, плотно сжав пласталевый корпус проникшего в нее транспортного модуля.

Кишка вскоре разветвилась на многочисленные сочащиеся трубочки, слишком узкие для продвижения. Но боковая стенка была разрезана на толстые хрящеватые ленты. Капитан Хелстром и лейтенант Вонретер взялись за энергетические мечи и с их помощью в поврежденном хряще стенки проделали широкий проход, из которого сочилась клейкая жидкость.

За ней оказалось овальное помещение, ослепительно светлое от белых водорослей внутреннего покрова, наполненное по щиколотку липкой навозной жижей. В гофрированный коридор вели три высокие дельтовидные двери. Они были открыты. Вдоль коридора, подвешенные на опорах из полированной кости, тянулись трубки, внешним видом напоминавшие глянцевые внутренности. Межреберное пространство паутиной переплетали варикозные вены. Косяки распахнутых створок трепетали, удерживая пульсирующий полог сморщенной ткани.

Каждая дверь представлялась каким-то существом, удерживаемым на месте с помощью щупалец, единственно для того, чтобы открывать и закрывать створки дверей.

Когда десантники проникли в помещение, Ери устремился к двери и стволом своего болтера осторожно ткнул один из многочисленных, поблескивающих зеленым светом мягких узелков в мышечном слое дверного косяка, — совсем в стиле бывшего техна. Упругий мясистый занавес со вздохом опустился и плотно закрылся, оставив длинное углубление.

— Нас заперли! — воскликнул кто-то.

— Нет, — Ери еще раз ткнул узел. Отверстие снова открылась. Двери, должно быть, сработали из-за избыточного давления, возникшего вследствие взрыва…

— Столько кнопок, и все на равной высоте, — заметил Бифф. — Это значит, что на борту находятся существа разного роста

И самый высокий из инопланетян был в дна раза выше человека…

Лекс вытер конденсат на наружной стороне забрала. Воздух был влажным. Но на экране дисплея его шлема высвечивалось серебряное изображение носа в знак подтверждения того, что можно дышать без дополнительных приспособлений.

Капитан Хелстром вызвал двух скаутов, остававшихся до сих пор в торпеде. Теперь они могли присоединиться к старшим товарищам по оружию.

Шлемов на них, как и полагается, не было, и, сполна хлебнув зловонных ароматов, они жутко ругались. Хотя костюмы десантников и спасали их от неблагоприятных воздействий внешней среды, но они при желании и необходимости имели возможность провести диагностику вкуса и запаха.

Инопланетный корабль с головы до пят сопел, урчал, гудел и хлюпал. Все в нем вибрировало, и по коридорам разносилось эхо.

Водоросли со стен облезали, собираясь в разноцветные пятна. Не свидетельствовало ли это о травме, причиненной в момент вторжения Кулаков внутрь корабля?

— Какой болван придумал эти двери? — воскликнул Бифф. — Когда сидишь на горшке, ты же не хочешь, чтобы вслед за дерьмом вывалились твои кишки. Нужно, чтобы твои внутренние переборки оставались в порядке!

— Они и должны были закрыться, — возразил Ери. — Но направленный взрыв создал избыточное давление, вот они и открылись…

Хлопанье крыльев…

Из коридора влетела стая чешуйчатых, похожих на летучих мышей существ фиолетового цвета. Крылья заканчивались когтями. Ворвавшаяся стая быстро плотнела. Вскоре в коридоре все побагровело и потом почернело. Бифф ударил по контрольной кнопке дверного косяка, но дверь, по всей видимости, получившая от стаи какой-то сигнал, оставалась открытой.

Пущенные в ход ручные огнеметы сбили десятки, сотни существ. Маслянистые струи превращали их в живые факелы. Спекшиеся имеете по две-три особи, они падали в густую жижу, издавая шипение. Дверь тоже вспыхнула, ее мышцы и вросшие в пол щупальца скрючились от боли.

Летучие мыши продолжали прибывать, наполняя комнату хлопаньем крыльев и резкими криками. Десантники размахивали кулаками, давя шевелящуюся массу. Громко взвизгнул скаут…

— Всем стоять спокойно! Ничего не делать! — прорычал Хелстром.

Он оказался прав. Оказался прав.

Существа, похожие на летучих мышей, никакого интереса к десантникам не проявляли. Руководимые инстинктом, они рвались к прорехе, проделанной в поврежденной стенке кишки силовыми мечами. Растягивая крылья, они цеплялись друг за дружку когтями, создавая таким образом живую заплатку.

Поверх одного слоя укладывался второй. Мембрана толстела. Когти впивались в соседние тушки. Текли горячие струи серного сока, заливая неровную поверхность живой заплатки. Она твердела прямо на глазах.

В скором времени от зияющего просвета но осталось и следа.

Большая часть оставшихся существ прилипла к обгоревшим дверям, латая и их. Наконец поток странных созданий прекратился. Последние из них уселись на цветные пятна водорослей и начали поедать их, вбирая в себя закодированную в них информацию или стирая ее за ненадобностью.

Разбившись на три отдельные группы, десантники и скауты осторожно двинулись по каждому из трех расходящихся коридоров. Когда они вернутся — если такому суждено случиться, — чтобы добраться до торпеды, им придется взрывать заплату, образованную из отвердевших тушек тысяч мертвых тварей…

Широкий коридор с костяными опорами, по которому ступал Ери, заливал мертвенный свет. Он шел, едва не наступая на пятки идущему впереди Лексу. Бифф следовал позади на некотором расстоянии, время от времени посматривая на совсем еще молодых скаутов, с которыми был сержант Юрон. Их количество не превышало шести человек.

Но его и Юрона беспокоило не то, что едва оперившаяся молодежь могла от избытка энергии отколоть что-то непредсказуемое — например, свернуть в один из боковых коридоров. Беспокойство волновало другое, то, что на языке настоящих десантников называется «фактором канарейки».

Существовала легенда, что в зловонных токсичных дебрях Некромонда банды подонщиков, отправляясь на исследование неизведанной зоны, брали с собой клетку с чирикающей желтой птахой. Эта птаха реагировала на уровни загрязненности. Насвистываемые ею мелодии указывали на степень загрязненности воздуха. Если она замолкала или, чего доброго, валилась лапками кверху, следовало немедленно надеть респираторы, чтобы самим не сыграть в ящик, корчась в муках.

Конечно, все эти создания, которых содержали в клетках, живые кладовые белка, давным-давно исчезли в глотках мальчиков и де-ночек Некромонда, любителей вкусненького. Может правда, на высших уровнях дела обстояли иначе. Сегодня для определения степени загрязненности имеются всякие там лакмусовые бумажки, конечно, если ты сумеешь найти такую, выменять или украсть…

Ну а пословица с тех времен осталась: «Нужно глотнуть воздуха? Выпиши канарейку!»

Естественно, что в комплекте снаряжения скаутов имелись респираторы, хотя полного защитного костюма им пока не полагалось, так как их подкожный панцирь пока еще не вступил в симбиоз с нервной системой. По этой причине они и исполняли роль лакмусовой бумажки, канареек в клетке. Сами десантники к этому времени тоже уже открыли забрала, чтобы экономить воздух в баллонах. Поэтому Бифф и не спускал глаз со скаутов, импровизированных канареек.

В обычной ситуации, как он полагал, командир Пью не стал бы посылать желторотых птенцов на выполнение задания в такой окружающей среде. Но случилось так, что в операции проникновения на три инопланетных корабля были задействованы все члены братства. Другие братства преследовали те же цели, избрав мишенями иные группы кораблей, в то время как имперские крейсеры, оставаясь поблизости, несли боевое дежурство, готовые в любой момент начать обстрел вражеского флота и уничтожить максимально возможное количество инопланетных кораблей. Если их вообще можно уничтожить…

Скаутам, не имевшим возможности оградить себя от неблагоприятных воздействий окружающей среды, волей-неволей пришлось исполнять роль канареек.

Интересно, если лорд Пью потеряет слишком много скаутов, с какой частью своей сенсорной системы или с каким из органов тела пожелает он расстаться в знак личного наказания? Чей черед настанет после вкусовых сосочков? Возможно, глаз? Может, он заменит их на холодные кибернетические линзы, навсегда лишив свой взгляд человеческой мягкости?

Высокомерный Лекс шагал впереди вместе с лейтенантом Вонретером, словно был его адъютантом. У Вонретера были белые, как у альбиноса, волосы и светлые, словно выстиранные, прозрачные глаза. Лицо его украшали белые дуэльные шрамы, похожие на следы от укусов мелких зубов. Их разведывательная группа насчитывала тридцать человек. Всего торпеда вмещала девяносто.

Пока все шло хорошо.

Или плохо.

Стены коридора, по которому они шли, представляли собой бледно-розовую массу, усеянную пузырчатыми образованиями, из которых все время сочились нити синего экссудата, стелившегося по подозрительно блестящему полу. Губчатое вещество его пружинило, и каждый шаг оставлял светящуюся лужицу. В эти лужицы с потолка падали фосфоресцирующие жучки, устилавшие его, подобно блестящей чешуе. Попав в жидкую среду, они, как безумные, начинали крутиться и вскоре умирали, всплывая вверх брюшками.

Как только пористая субстанция приобретала прежнюю форму, из мясистых красно-бурых расселин в нижней части стены выскакивали паукообразные существа. Тут же пожирая жучков, они срыгивали жвачку в те же отверстия. У этих паукообразных кроме огромных челюстей и пищеварительного мешка, взгроможденного на шесть гибких паучьих ног, других частей тела, похоже, не имелось.

Соединенные между собой арки, из которых состояли ребристые стены, время от времени конвульсивно дергались. Иногда из отверстий в кости высовывались чьи-то любопытные щупальцы. Расселины с тихим вздохом выпускали газы, добавляя в горячий коктейль влажных испарений зловоние аммония, терпкий запах феромонов, кислых ксеногормонов, плесени, пряный аромат розового масла и еще чего-то, напоминающего мускатных орех. Сюда бы лорда Владимире Пью с его неспособностью воспринимать запахи и вкусы.

— Похоже, корабль полностью биологический, — произнес Вонретер и отрубил одно щупальце. Отросток шлепнулся на пол, и тут же его стебель оброс шестиугольными рубиновыми глазами. По-змеиному извиваясь, он попытался уползти прочь и скрыться в одном из гнойно-желтых углублений. Но лейтенант располосовал ого мечом. — Так что, надо полагать, его контрольные органы скрываются где-то в глубине. Это будет что-то вроде сердца, почек…

Органы. Глубоко.

Дальше коридор разветвлялся. В левой части развилки пропитанное влагой губчатое вещество продолжалось на протяжении еще нескольких метров, а затем превращалось в иссохший золотушный настил, где паслись пунцовые слизняки. Полипы, гроздьями облепившие стены, медленно сползали вниз, оставляя личинки, которые тут же норовили скрыться в складках и расселинах мякоти. Покрытие в тоннеле местами отсутствовало, обнажая участки серого хряща с неровной поверхностью.

Дорогу у основания правого ответвления перекрывала большая розовая киста. Она напоминала задницу гигантской обезьяны-мутанта женского пола, подставленную для оплодотворения. В нижней части стенки имелся вход, напоминавший своим видом рот с плотно сжатыми губами. Киста в поперечнике достигала не менее двух метров.

Первым обойти препятствие попытался десантник по имени Дольф Гарлан. Он опустил забрало шлема и осторожно наступил на край кисты. Поверхность оказалась скользкой. Это не имело бы значения, если бы на Гарлана тотчас не накинулся ближайший родственник летучих мышей, с которыми им уже довелось столкнуться, только гораздо большего размера. Он приземлился на шлем Гарлана и обнял его кожистыми крыльями.

Отрывая существо от шлема, Гарлан сделал неосмотрительный шаг вперед…

И начал падать.

Киста начала пульсировать и расширяться.

Гарлан провалился в ее разверзшийся рот.

Но упал ли он? Его как будто втянула туда неведомая сила, так быстро он исчез из поля зрения..

И губы снова сомкнулись.

Напрасно Вонретер пытался связаться с Гарланом по радио. Напрасно считывал он показания датчиков, высвечивавшиеся на дисплее шлема. Дольф Гарлан исчез полностью и без следа.

— Либо он подвергся моментальной дезинтеграции, — предположил сержант Юрон, — либо оказался совершенно в другом месте. В этом случае…

— Опустить сенсор вниз, — приказал лейтенант.

Расписанный рунами датчик висел на крепкой цепочке искусной работы наподобие кадила для сжигания благовоний в честь Рогала Дорна.

Держа цепочку в ладони, сержант поднес сенсор к губе. Не успел он и глазом моргнуть, как датчик вместе с рукояткой и большей частью цепочки оказался втянутым внутрь. Когда Юрон сомкнул силовую перчатку и попытался вытащить прибор, ему удалось извлечь только один метр цепочки, все остальное, включая датчик, исчезло.

Юрон и лейтенант склонились над показаниями небольшого телеметрического экрана, вмонтированного в браслет сержанта.

— Чувствуется эхо варпа, сэр. Эта штука — телепортатор!

— Но признаки возврата в реальность отсутствуют.

— Сенсор все еще может находиться в искаженном пространстве…

— И Гарлан?

— Какой смысл в телепортаторе, который ведет тебя в никуда?

— Для сброса отходов?

— Эта штука по размеру больше человека. Скорее, она предназначена для транспортировки.

— Никаких кнопок для указания координат.

— Может быть, место назначения зависит от твоего положения относительно кисты. Может быть, сигналом является твой собственный вес. Гарлан может находиться в сердце корабля.

Несомненно, киста являлась органическим телепортатором через варп-пространство, только куда?

В разговор, взмахнув оружием, вмешался Лекс:

— Прошу разрешить последовать за братом Гарланом, господа!

Ери схватил Лекса за руку.

— Ну уж, нет. Ты просишься туда только для того, чтобы отделаться от меня.

Последовал короткий, холодный ответ:

— Отделаться от тебя?

И тут киста пришла в движение…

ГЛАВА 17

Десантники и скауты попятились назад, когда огромная киста выдавила из себя фигуру в скафандре.

Но это был не Гарлан. Фигура вообще не имела никакого отношения к космическим десантникам!

Прежде чем кто-либо додумался открыть предупредительный огонь по потенциальному противнику, скафандр мертвым грузом упал на пол.

Доспехи были темными, сплошь испещренными пятнами и какими-то наростами. Казалось, что даже молекулы его материи были поражены какой-то болезнью. Фигура имела две руки и две ноги, но были они скрюченные, как у краба. Незнакомый защитный костюм состоял из кольчатых Сегментумов. Мелкие, соединенные между собой кольца, образовывали эластичный панцирь. Такого Бифф никогда не видел даже во время работы в скриптории… Куполообразный шлем был сплюснут и ие имел никаких особенностей.

Один из Боевых Братьев взял доспехи за плечи, в то время как второй попытался аккуратно снять шлем.

Но он не поддавался.

Снять его удалось, только приложив изрядную силу. Изнутри пахнуло застарелой пылью, и их взору предстали останки широкой шишкастой головы, похожей на черепашью, обтянутой высохшей коричневой пергаментной кожей. Мумия в саркофаге скафандра с высохшими бусинками глаз на тонких нитях.

Сколько же лет минуло с тех пор?

Лейтенант извлек из кармашка с инструментами антиквариометр и поднес датчик к коже.

— Углеродный анализ показывает, что ему четырнадцать тысяч лет плюс минут два тысячелетия.

Эпохи назад…

В другой галактике, задолго до того, как моллюскообразные корабли начали свой подъем из глубин…

Благоговейный ужас коснулся каждого из десантников.

Перчатка инопланетянина все еще сжимала ручное оружие старомодной формы, сделанное из какого-то керамического материала.

В этой галактике, как и в других, далеко отсюда… смерть, похоже, была разменной монетой.

Вонретер вытащил из ладони мертвеца давно бездействующее ружье для будущего изучения.

— Наверное, он когда-то вступил на борт их корабля точно так же, как и мы сейчас, — подвел итог Стоссен. — Полагаю, что он попал в транспортную кисту… — Он внимательно осмотрел кислотные следы на доспехах. — И транспортер сбросил его в… кислотный раствор. Слабый раствор. Скафандр полностью не растворился… Больше похоже на… — в голосе его послышалось отвращение, — на желудочный сок, в котором наш незнакомец оставался па протяжении четырнадцати тысяч лет…

— Пока мы не заставили транспортер икнуть, опустив в его глотку неудобоваримую цепь, — пробормотал Бифф. — Может быть, мы сумеем вернуть Гарлана, если попробуем заставить эту штуку пукнуть? Что, если сбросить в нее парочку-другую гранат?

Юрон медленно кивнул.

— Если эта животина инстинктивно сбрасывает пришельцев в какой-то пищеварительный орган, мы не можем воспользоваться ею… Но как этот телепортатор отличает пришельцев… от своих коренных обитателей? Как эти обитатели, — кем бы они ни были, — сообщают ему, куда они хотят попасть?

— Попробуем удушить его, — сказал Вонретор. — Только приделайте к гранатам какой-нибудь балласт. Они слишком легкие. Возьмите тело инопланетянина.

Двое скаутов приподняли мертвеца и поднесли его к губам кисты. Бифф оторвал череп и отшвырнул его прочь. Быстрыми движениями пальцев из дозатора на пласталевом рукаве своего бронекомбинезона он извлек три самовоспламеняющиеся гранаты величиной с монету и торопливо бросил их в щель между шеей и кольчугой инопланетянина. Скауты опустили ого к губам кисты. Наживка была проглочена.

Оставалось ждать.

В глубине невидимого чрева телепортационного существа мертвый солдат ксеносов должен был сыграть роль мины, долго ждавшей часа, чтобы отомстить за свою безвременную смерть. Из доспехов безвестного солдата, задохнувшегося в ловушке от зловонного дыхания твари, вырвался распирающий газ.

Стенки кисты завибрировали.

Из плотно сжатого рта послышался гул.

Потом вытекла желчевидная вонючая жижа. Но Гарлана не было. Не было Боевого Брата.

По командному каналу связи лейтенант получил какое-то сообщение. Выслушав его, он обратился к своим солдатам:

— Терминатор Библиарий капитан Штайнмюллер рекомендует всем отрядам при встрече с напольными кистами забрасывать их гранатами. Капитан чувствителен к Варпу. Он говорит, что это создание является свернутым в клубок червем. Большая часть его тела находится в Варпе — он чувствует несколько десятков его щупов. Червь настроен на каждого из исконных обитателей этих кораблей, и все они причудливым образом связаны со сложным, странным разумом. Он говорит, что разум этот больше самого корабля. От одной только мысли о его необъятных размерах у него голова идет кругом. Все корабли являются его составными частями. Транспортный червь — биоинженерное создание… О Дорн, мы просто теряем время, пытаясь вызволить Гарлана! За это проявление сентиментальности, под которой скрывается трусость и боязнь двигаться дальше, желание протянуть время, я сгною себя в болевой машине!

Лейтенант согнул руку, прицеливаясь так, чтобы попасть крохотным диском гранаты прямо между губ кисты. Прогремел взрыв, и взрывной волной лейтенанта в его тяжелом военном снаряжении отбросило прочь, к счастью, без каких-либо для него последствий.

Киста лопнула.

Разорванные розовые губы оказались волосато-серыми, за ними курился бесформенный туман неопределенности. Горло переходило в мелкодисперсное ничто, уводя прочь от реального существования.

Подскочив к краю, Вонретер бросил еще одну гранату.

Но горло червя уже рефлекторно захлопывалось, свернувшись внутрь и отринув ненужный теперь рот. Граната не успела провалиться и взорвалась прямо у входа, внедрившись в стенку. Образовавшаяся дыра тут же стала затягиваться тканью, разбухающей прямо на глазах. Лейтенант отскочил в сторону.

«Все это нужно делать не так, — подумал Бифф. — Прикрепить гранаты к скафандру было много умнее. Червь заглотил наживку, и она попала по назначению, прямо в брюхо…»

Перед его мысленным взором возникло изображение его тотемного паука. Он шевелился, изгибая свои бесчисленные длинные конечности. Конечности эти то исчезали, то снова появлялись, простираясь то далеко, то близко…

На этом корабле имелись невидимые тоннели, живые тоннели, ведущие через Варп, пройти которыми не мог ни один из десантников.

И все обитатели этого судна были связаны между собой паучьими мысленными ногами…

Лейтенанту по волне командирской связи пришло очередное сообщение. Он слушал его, затаив дыхание.

— Отряды подверглись атаке, — сообщил он своим солдатам. — Генокрады и что-то еще… с когтями и шипами, передвигающееся скачками… Генокрады! Не отсюда ли они пришли?

Юрон вздрогнул.

— Ты полагаешь, что их могли получить таким же путем, как и этого червя, и тех летучих мышей для ликвидации дыр?

— У генокрадов ведь нет собственной техники, верно? Нам они попадались в дрейфующих кораблях, но сами они в технике как будто не разбираются.

— В нашей технике. Может быть, все это потому, что они привыкли к живым машинам?

— Готов поклясться, что этот корабль был создан кем-то, а не образовался сам.

— Что за тварь такая могла создать генокрадов?

Влажный воздух был липким и удушливым. Вонретер выругался:

Почему нас до сих пор не трогают?

Это обстоятельство он, похоже, воспринимал как личную обиду.

Атака, по крайней мере, могла бы разрядить атмосферу.

Понятно, что чувства лейтенанта не могли не передаться Лексу, и он, не долго думая, включив усилитель, перепрыгнул через разбухшую кисту, чтобы встретить надвигавшиеся события первым. Ери, естественно, последовал за ним, чтобы защитить от малейшей опасности.

— Постойте, — крикнул Вонретер. — Помните, что за бесшабашной храбростью скрывается недостаток дальновидности!

Хотя откуда тут взяться дальновидности, когда все погружено во мрак загадочности?

«Должно быть тело, которое все координирует, — решил Бифф. — Что-то, в чем этот сверхразум существует. Что-то физическое на этом корабле. Орган. И он связан с подобными толами на других кораблях. Возможно, телепатически, посредством Варп-пространства. Как клетки мозга между собой. Все это вместе образует Теневой Разум… Лейтенант говорил что-то о сердце и почках. Нужно найти вместилище ума и уничтожить его, тогда у местных аборигенов появятся неожиданные трудности…»

Вонретер решил разделить своих людей на две подгруппы. Группу, которая пойдет по левому пути с проплешинами из хряща, поведет молчаливый сержант Рур. Сержант Юрон вместе с ним возглавит тринадцать оставшихся солдат, с которыми и двинется по пути, преграждаемому кистой.

В скором времени трое братьев Трейзиора, имеете с еще семью Боевыми Братьями и тремя «канарейками» — скаутами следовали в компании с сержантом, благодаря храбрости и решительности которого они когда-то захватили Императорского Титана Саграмосо.

Деление группы на мелкие подгруппы имело смысл там, где рядом бок о бок могли сражаться не более трех десантников. Разделяясь и рассредоточиваясь, Кулаки уподоблялись смертельно опасным бактериям, наводнившим тело бегемота.

Лекс, радуясь возможностям, которые су лила передислокация сил, улыбнулся сержанту. Юрон был не из робкого десятка. И Вонретера, по всей видимости, тоже можно было подвигнуть на великие дела.

От внимания Ери улыбка Лекса не ускользнула, и Бифф отметил охватившую его тревогу.

Уж очень он беспокоился из-за столь презренного брата. По всей видимости, неспособность Лекса контролировать себя вызывала у Ери приступы дурноты…

«Как тонка грань, — размышлял Бифф, — отделяющая ненависть от любви… Между враждой и восхищением! Или даже… низкопоклонством, обожанием. Страстью!»

Ах да, Ери преследовал какую-то абстрактную мечту о «справедливости», но он не узнавал паучий рисунок в собственной душе. Он не сумел понять собственного внутреннего запутанного клубка.

Центром внимания веры Ери, когда он еще ходил под стол, был Император.

К этому образу позже присоединился Рогал Дорн.

Но потом это искаженное пристрастие перенес он на Лекса… как средство выражения доблести и благочестивое десантника.

В конечном итоге представлялось, что эта благочестивость была вовсе не такой чистой, как он себе это представлял.

Биффа вдруг осенило, что Лекс, как это ни покажется странным, был для Ери «заменителем» далекого Императора, которого он видел в своих странных снах. Лекс стал заменителем, который всегда находился рядом и который представлял аристократическое превосходство и безжалостное презрение. Презрение было тем чувством, которое должен испытывать Император к простым смертным ради всей человеческой расы и ее будущего. Несправедливость внутри огромного полотна реальной триумфальной добродетели…

Ни в коем случае не мог Ери восстать против сурового Бога на Земле. Как не мог он позволить себе проявить хоть каплю сомнения или злости. На самом деле негодование было бы столь же бессмысленным, как и обида блохи на поведение медведя, в чьей шерсти она завелась.

Несомненно, Ери испытывал горечь антипатии к Нему-на-Земле, которому должен был служить и поклоняться. Лекс был мишенью для его темной злобы, в которой он боялся признаться самому себе, и которая сосуществовала в глубине души Ери рядом с обожанием.

Все это означало, что в случае гибели Лекса под удар ставилась бы вся вера Ери. Оказалось бы, что объект его пылкой страсти предал ого, проявив фатальную хрупкость. Так без труда можно скатиться и до прямого святотатства.

«Ну и ну», — подытожил Бифф, уверенный и правильности своих умозаключений.

Ладонью в перчатке похлопал он приклад своего болтера.

«Имя Мегабога — Смерть…» — напомнил он себе. У него и мысли не возникло о том, чтобы об этой странности веры Ери доложить капеллану. Об этом он никому не расскажет.

Хотя должен, но он не сделает этого.

Таким образом, Бифф, в свою очередь, будет выступать защитником Ери. Такой поворот событий здорово позабавил его. Только у него, бывшего подонщика, доставало мудрости понять сердце Ери. Но он ни в коем случае не подставит Брата Веленса. Бифф будет тайным защитником, и об этой его добровольной обязанности не будет знать никто, кроме Рогала Дорна. Это будет куда благороднее, чем вульгарная, выставляемая напоказ охрана Ери смазливого Лекса, чем его раболепие с привкусом ненависти.

Только тут Бифф понял, насколько сильно он сам опутан липкой паутиной братства…

Предположим, один брат умер. Но все они трое так тесно связаны с судьбой каждого из них в отдельности. Тогда, возможно, все трое будут обречены на смерть. Возможно, в этом есть болезненная неизбежность. "Имя — Смерть, — ясным голосом проговорил Паук у него в голове. — Смерть — имя».

Бифф услышал те же самые слова. И произнес их не Рогал Дорн, но кто-то далекий и позабытый. Возможно, это прозвучал голос самого Некромонда, мира смерти, откуда, как ему казалось, он убежал, и который все же достиг его через годы и расстояния, измеряемые парсеками.

Биффа захлестнула жуткая волна суеверного страха, которая потрясла структуру его здравомыслия, стоившую ему такого огромного труда.

Свободной рукой он изобразил в воздухе знак заклинания и без особых надежд прошеитал молитву, в которой, к тому же, перепутал слова:

— Паучий дух, не предавай меня. Рогал Дорн, пролей на меня свой свет.

В мыслях он согрешил. Он додумался до немыслимого. Его чересчур проворный ум по косточкам разобрал мотивы Ери. Этим поступком он дерзнул усомниться в верховности Императора и Примарха, не так ли?

Совершив только одну замену… использовав Ереми Веленса в качестве своей воображаемой модели…

Татуировка на лице Биффа страшно чесалась, как будто ее рисовали заново, обводя контуры кончиком острого ножа, едкой кислотой и краской.

«Разобрать, — подумал он с легким головокружением. — Разрушить. Сломать».

Искать и учиться, всеми средствами, но главным образом разрушать; чтобы накормить голодного Паука… который больше не казался ему реальным воплощением мудрости, благодаря которой Бифф постигал скрытые образы, но стал инстинктивной силой, жаждавшей во что бы то ни стало выжить, круша и проливая инопланетную кровь.

Кулаки должны проявлять смекалку.

Но ум и смекалка в конечном счете были самообманом.

Бифф похлопал Ери по бронированному плечу.

— Не теряй веры, брат, — предупредил он. Ери, не заметивший безумной улыбки Биффа, не понял его. Иначе и не могло быть.

— Лекс никуда от нас не денется, мы не отдадим его в лапы смерти, — ответил Ери. Он говорил так, как если бы уже увлек Биффа в свое дело, убедив его стать вторым телохранителем божественного Лександро Д'Аркебуза.

Хотя, с другой стороны, возможно, это был вполне адекватный ответ. Может быть, Ери теперь действительно имел настоящего партнера в сохранении такого пылкого и такого презренного брата.

— Мы встретим смерть втроем, — пробормотал Бифф, а со стороны могло показаться, что он выругался.

Три тела, связанные вовеки.

Три предполагаемых трупа — в компании незримой куртизанки могучего космоса, которую нельзя было причислить ни к мужскому, ни к тому, другому, роду; тот, четвертый, был бесполым, что как нельзя больше подходило для данного случая. Вымирание рода.

Внутри этого загадочного живого корабля многие из десантников должны были испытывать сходную душераздирающую боль. Многие из Боевых Братьев, должно быть, молились, чтобы их вера с утроенной силой берегла их.

По всему коридору теперь шли кольцевидные узоры из хряща, сочащиеся сукровицей. Повсюду глаз натыкался на светящиеся синюшные грибы, усеявшие стенки наподобие грыжевых гроздьев с нимбом из фосфоресцирующих насекомых с прозрачными крылышками. Поросший щетиной пол утопал в зловонной жиже. В липкой топи его мелководной трясины копошились длинные Ленточные черви серебристых тонов. Посасывая вязкую жидкость, они, как листья, роняли Сегментумы своего тела, напоминающие мягкие плоские слитки. Их тут же подхватывали, унося в клешнях, крабовидные создания с медными панцирями. В воздухе пахло острым запахом уксуса и гниющих фруктов.

Бесцветное жирное брюхо на кривых костяных ножках жадно пожирало пульсирующую фиброзную опухоль, выступавшую из стены. Когда они подошли поближе, создание, взявшее на себя роль хирурга, достигло крайней степени обжорства и лопнуло, растекшись измельченной раковой тканью, смешавшейся с жижей.

Взамен лопнувшей твари появилась другая такая же, на ломких ножках, и с жадностью набросилась на еду. От первой ее отличало слипшееся брюхо, похожее на спавшиеся легкие. На этом участке пути им попалось еще несколько других созданий с впалыми боками, стоявших в ожидании своей очереди.

Передвижение Кулаков сопровождали самые разнообразные звуки: шипение газа, бульканье соков, свист, глухие стуки, шелест. Но вот вся та многоголосица по неизвестной причине стихла. Насторожившись, десантники приготовили тяжелое оружие: ракетные установки и плазменную пушку.

На некотором расстоянии от кисты словно из-под земли выросло существо зеленоватого циста, состоявшее на первый взгляд, из одних только когтей и шипов.

Помогая себе усеянным колючками хвостом, оно устремилось навстречу Кулакам. А из кисты уже появлялась вторая аналогичная тварь…

Хвост представлял собой тугую пружину упругих мышц. Мощная толчковая нога с двумя когтями напоминала заостренное раздвоенное копыто, которое также способствовало стремительному передвижению. Из покрытого роговой оболочкой паха торчал, подрагивая, устрашающего вида длинный, острый как нож, орган. Над головой существо размахивало единственной кожистой рукой с огромной ладонью, по бокам которой выступали костяные образования. Два узловатых пальца заканчивались длинными загнутыми когтями. Один напоминал кривой турецкий ятаган, второй — страшный полукруглый крюк.

На половине торса, сплошь усеянного массивными крючковатыми клинками, выступало искаженное лицо. Зубастый рот скалился в ухмылке. Над крошечным носом безумно сверкали два близко посаженных глаза, неподвижно смотревших в одну точку.

Лицо почти гуманоидное… В тело ударили разряды молний, разорвав оскал лица. Но хвост и нога по инерции продолжали движение, грозя остриями клыков, кинжалов и когтей.

Прошелестела плазма, обдав пламенем и обуглив протянутую руку монстра. Но паховый клинок безжалостно вонзился в панцирь одного из братьев. Острый шип почти насквозь прошил сплав бронированной пластины, защищавшей пах десантника, лишь только после этого утратил силу и сник.

Брат вскрикнул и пошатнулся.

Корчащиеся останки полуобгоревшей руки упали на его шлем, забрало которого было по-прежнему открыто. Обуглившийся крюк большого пальца, извивавшегося в агонии, вырвал десантнику один глаз. Изуродованное туловище закачалось и рухнуло.

Вслед за первым чудовищем в атаку пошло второе. Несмотря на то, что в него вонзилось сразу несколько молний, монстр все же успел схватить одного из скаутов. Его голова почти полностью скрылась, накрытая гигантской кожистой ладонью. Вокруг спины и груди жертвы сомкнулись когти. Подняв скаута, великан пронзил его выступающим шипом.

Второе существо тоже вскоре погибло.

Скауту, чтобы умереть, потребуется гораздо большее время. Может быть, его даже удастся эвакуировать…

Братья оттащили его к стене и привязали к одному их хрящей, чтобы он не упал и не захлебнулся в вонючей жиже.

Потерявший глаз Кулак жестом отказался быть приставленным к охране пострадавшего скаута.

— Я еще могу пригодиться, сэр.

Юром покачал головой.

Лекс подбежал к транспортной кисте и бросил в нее связку миниатюрных гранат. Бифф милча наблюдал за тем, как сержант Юрон, подойдя к чудовищу, перевернул его носком ботинка и с чувством нарастающей брезгливости уставился на жестокие черты зеленокожего гуманойда. Его зубастый рот застыл в ощерившейся маске смерти. Какой непропорционально огромной была рука, торчавшая над головой. Из-за этого лицо чудовища как будто располагалось на его груди.

— Его лицо похоже на… изображения орков, которые мне доводилось видеть, — пробормотал Бифф. — Но, что касается всего остального…

Вонретер в сердцах выругался:

— Прости мне, Господи, это богохульство, но клянусь, что это чудовище вышло из семени орков.

— Я и не подозревал, что мы так любим орков, сэр, — сказал Юрон.

Они тоже не знали. Не знали. Орки относились к скандальной расе, промышлявшей пиратством.

Именно орки тогда захватили три муравейника на выжженном пепелище Некромонда, начав длинный марш, закончившийся такой резней и гибелью. Имперские Кулаки испытывали к оркам предубеждение. Хотя, кто знает, возникла бы идея создать на Некромонде свою базу, которая стала таким плодотворным источником пополнения братства, без провокации этих зеленокожих злодеев.

Поэтому многие Кулаки чувствовали, что связаны с орками какими-то странными узами, хотя последние были всего лишь человекоубийцами и радикальной угрозы для Империи не представляли. Как, например, этот флот живых брюхоногих кораблей, которому не было числа.

— Разве ты не видишь, Зед? — спросил лейтенант, переходя на дружеский тон. — Это чудовище, призванное убивать, создано из генетического материала орков. Ты только взгляни на его зеленое лицо! В какую мерзкую, искаженную форму вылились их гены…

— Оружие что надо… — простонал Бифф.

— Да, ничего не скажешь. — В голосе Вонретера прозвучала горечь. — Эти… создания., на борту данного корабля — эти твари из другой галактики! Должно быть, по пути в пашу галактику на одной из планет пограничной звезды они захватили орков и сотворили с ним такое.

Он рассвирепел:

— Я оставляю за собой право убивать всех орков, попадающихся на моем пути. Да, это так, но орки все же остаются орками из нашей галактики, галактики нашего Императора. Как смеют твари из других галактик приходить сюда, чтобы хватать наших существ и так из-двнаться над ними!

Лейтенант пнул труп ногой. Его голос стал тише.

— Не думаю, что нам удастся выполнить нашу миссию… Не думаю. Или мы…

— Кажется, я понимаю, как они создали Генокрадов, — сказал Юрон. — Из чего-то или Кого-то. Теперь это… А что еще? На какой вид ещё могли бы они положить глаз?

— Может статься… на любой, который попадётся им на пути? Включая… нас? Нам нельзя оставить ни одного погибшего десантника! Нужно сообщить обо всем Терминаторам-Библиарам. Представьте себе, что будет, если существа, сумевшие превратить орков в самодвижущееся оружие, наложат лапу на наши прогеноидные железы! Если они разгадают код нашего благословенного Примарха!

Вонретер едва не задохнулся от душившего его гнева.

— Тогда где эта иноземная мразь? — спросил Юрон.

Разрушив телепортационную кисту, Лекс в сопровождении Ери прошел несколько метров по коридору. Теперь из-за двери в мышечной ткани, которую он умудрился открыть, Лекс покричал:

— Золотая жила, сэр!

ГЛАВА 18

Под ребристым сводом помещения, превышавшего по своим размерам Зал Собраний Кулаков, на крючьях, торчавших из стен, висели сотни жутких созданий — целая армия угловатых горгулий.

Прикрытые сверху оболочкой из прозрачной смолы, эти неподвижные существа казались вырубленными из пористого коралла красновато-коричневатых и золотистых тонов. Длинные головы с клыкастыми челюстями держались на мускулистых шеях с ярко выраженными позвонками, росших из горбатых грудных клеток. Удлиненная затылочная часть эллипсоидных черепных коробок свидетельствовала о наличии мозга, большего по размерам, чем человеческий.

Каждое из существ обладало шестью бронированными конечностями. Две верхние, скорее всего, были руками, так как имели кисти совершенной формы, способные выполнять тонкую работу. Две средние конечности имели лопатовидные ладони с когтями по краю, вторичные руки. Ноги имели сочленения и заканчивались роговыми копытами. Грудную клетку от крестца отделяла по-осиному тонкая талия. Верхняя часть тела подвижно соединялась с бронированными бедрами. Эти гигантские шестиногие, поставленные вертикально, в два раза превосходили рост человека.

Стены были сплошь усеяны отверстиями, похожими на соты, из которых по забальзамированным существам медленно сочилась густая вязкая жидкость, придававшая им блеск глазури в свете, отбрасываемом крупными, как у плода, безволосыми головами приземистых гуманоидов с бесформенными ногами. Рук у них практически не было, их заменяли шишковатые наросты на плечах. Казалось, что это было сделано специально, чтобы они не сорвали органические машины, которыми были нашпигованы их лица. Из их ртов, ушей, ноздрей и глазниц торчали многочисленные трубки. К своду черепа каждого из них тесно была прижата когтистая лапа. Помещенный в костяную чашу, над этим сооружением возвышался единственный большой глаз, который и излучал бледный свет, озаривший проникших в помещение десантников.

— Что за чертовщина! — не выдержал Вонретер, когда молчаливые гуманоиды, служившие прожекторами, зашевелились под вязкой слизью, стекавшей на дырчатый пол.

Одного из скаутов вырвало, и Лекс повернулся к нему:

— Болван! К корабельному букету вкусов и запахов ты добавляешь еще и собственный.

Скаут извинился, словно Лекс был офицером.

Оцепеневший Ери смотрел на безруких карликов с отвращением и гневом. Какой тиран мог создать этих калек для одной-единственной цели.

— Человеческое происхождение, — пробормотал он. — Они имеют человеческое происхождение…

— Мы тоже создаем киборгов, — спокойно напомнил ему Бифф.

— Да, но во имя служения Императору, — твердо ответил Ери. — Это совсем другое дело, не так ли? Это священный труд. Разве нет? Разве нет? — еще раз спросил он дрожащим голосом, в любую минуту готовый перейти на крик.

— Конечно, другое дело, — не мог не согласиться с ним Бифф. У него возникло нечестивое желание все же произвести сравнение двух таких различных ситуаций. Нужно было бросать привычку размышлять. На этом жутком инопланетном корабле подобные размышления могли привести к выводам и намекам, смертельно опасным во враждебном окружении.

Все же еще одна мысль не давала ему покоя, правда, более характерная для Кулаков. И высказать ее вслух следовало безотлагательно…

Но не успел Бифф осуществить задуманное, как Ери указал пальцем на гигантских горгулий.

— Мы могли бы взять трофей, — крикнул он Лексу. — Можно было бы снять одного, из них, пока они спят. Отвезти на базу и выжать из него всю возможную информацию.

— Да, — тихо ответил Лекс. — Трофей…

— Трофей славы… Один из черепов после хирургического допроса можно было бы выставить в часовне…

«Что это взбрело в голову Ери?» — подумал Бифф.

Ах, вот оно что. Имея на руках такой безупречный предлог, в частности, обездвиженного пленника, их отряд будет вынужден вернуться. Таким образом, он с честью вытащит дорогого Лександро из места, где так велика вероятность того, что всех их в скором времени убьют…

Как же сильно навязчивая страсть Ереми влияет на его разум, искажает мотивацию поступков, извращая даже понятие о долге. К тому же так благородно и благочестиво!

— Сержант, — обратился Бифф к Юрону, решившись все же высказать свои мысли, — эти твари вряд ли будут долго дремать. Состояние их спячки не может быть глубоким.

— Не может, почему?

— Раз этот корабль уже совершил несколько набегов на планеты пограничных солнечных систем, захватив орков и людей, поэкспериментировав с их генами… в результате чего появилось живое оружие и факелы… эти твари в последние годы вели весьма активный образ жизни, а не спали без задних ног на протяжении веков. Было бы лучше, если бы мы как можно скорее истребили их. Они до ближайшей звезды просто прикорнули.

— Если только не… — без обиняков вмешался в разговор Лекс.

— Если только что? — спросил Юрон.

— Если только активными не были другие части корабля, а не эта. Может, эти ребята не размыкали глаз, с тех пор как покинули Андромеду еще до рождения Рогала Дорна! Тебе просто страшно к ним прикасаться, правда, Биффи? Вот в чем правда. Идея привезти заморский сувенир глубоко запала в душу Лекса. Ери был явно доволен, что уловка его удалась,

Лександро вызывающе улыбнулся Биффу.

— Ты думаешь, что их куда проще истребить прямо на месте, правильно? Истребление — вот язык настоящих поденщиков, верно?

Один из карликовых факелов повернулся в сторону Лекса, осветив его. Лекс не придал этому особого значения, поскольку реакция живого факела в целом не носила осмысленного характера.

Лекс усмехнулся.

— Что касается меня, то я не боюсь прикасаться к чему угодно, Биффи-малыш… Разрешите снять одного с помощью лазера, сэр? — обратился он к лейтенанту.

— Ты совершенно прав, Д'Аркебуз, мы здесь не только, чтобы истреблять, но и для того, чтобы получить информацию. Прежде чем уничтожить, нужно получить сведения. Знания помогают истреблению.

Лейтенант выхватил лазерный пистолет. Серебряные письмена вязью покрывали ствол. Настроив фокус и мощность, он передал оружие Лексу, предоставив ему почетное право выполнить задуманное.

Лекс приблизился к чудовищу, окаменело висевшему на сочащейся бальзамом стене.

— Давай, — прошептал Ери. Из ствола ударил тонкий сфокусированный луч света.

Смола зашипела.

Смола вскипела.

Ударила фонтаном слизь.

Взревел пар, в ноздри ударил резкий запах уксуса.

Продолговатый золотой глаз открылся.

Огромный коготь дернулся.

Драконоподобное существо, возвышавшееся над Лексом, зашевелилось. Из его пор начала выделяться смазка.

Перископические глазные яблоки карликов увеличились в размерах, и серо-пепельный свет, излучаемый ими ранее, стал ярче, осветив более явственно контуры монстров, окутанные хлипким слизистым покровом.

В жутком логове стоял грохот, подобный треску льда, ломаемому ногами мастодонтов.

Лопалась застывшая смола.

То здесь, то там обнажались огромные драконьи тела. Внимательный глаз улавливал еле заметное движение их плоти — словно окаменелые ископаемые снова обретали жизнь.

— Взорвать их всех! — прорычал Вонретер, тотчас пересмотрев целесообразность транспортировки якобы дремлющего монстра.

— Д'Аркебуз, отступить! Всем открыть огонь! — гаркнул согласный с ним Юрон.

Ери первым начал стрельбу по карликам. Взрывались, лопаясь, их перископические глаза, в сторону разлетались обгоревшие органические ткани гуманоидных тел.

Лекс отскочил в сторону и торопливо взялся перестраивать параметры лазерного пистолета, восстанавливая его губительную силу.

В помещении стоял шум, похожий на гул гигантского барабана, по которому лихорадочно лупили обезумевшие барабанщики. Это Кулаки посылали смертоносные снаряды в стены, стараясь достать каждую залитую слизью нишу, в которой шестиногие инопланетные воины пробудились из кошмарного сна.

Дергались горбатые тела, покрытые роговыми пластинами…

Слизь и жижа смешивались с густой пурпурной кровью…

Бифф строчил из оружия как одержимый. Он чувствовал, как спутывает ему конечности огромный Паук Смерти, бог, служивший тотемом этой галактики.

Этот бог с содроганием в сердце наблюдал за тем, как пришельцы из другой островной галактики готовятся сожрать его собственных детей. Мириады его отпрысков, люди из развитых человеческих цивилизаций и диких, абгуманоиды и негуманоиды, подобные оркам, — все они были Паучьими Глотками, принесенными в жертву!

Человеческая галактика — ее звездные спиральные рукава, огибающие сияющее ядро, за которым скрывался черный пожиратель звезд, пропасть абсолютной ночи, — представляла собой паука и паутину одновременно… медленно вращаясь, она

пиршествовала на жизни, которую так щедро плодила…

Эти создания, вынырнувшие из Темной Глубины, были настолько непохожими и чужеродными, что Паук-Божество пробудился и, глядя на них глазами Биффа, едва не задохнулся от подступившей к горлу тошноты и отвращения…

Во всяком случае, именно так воспринимал действительность Бифф. Еще Бифф знал, что Паук, скорее всего, проглотит и его самого, как кровавую дань, чтобы успокоить взбунтовавшийся желудок.

Наконец Кулаки прекратили огонь. Неужели в этом шквале смертоносных зарядов сумел уцелеть кто-то из пришельцев, защищенных покровом бальзама? На искореженных, забрызганных стенах висели сотни еще корчившихся обугленных останков, которые никакой опасности уже не представляли…

Ери обвел помещение внимательным взглядом, выискивая потенциально опасного врага. Вдруг какой-нибудь смертельно раненный дракон все же восстанет и бросится в последнюю атаку на драгоценного Лександро.

И Ери действительно оказался первым, кто увидел, как сфинктер двери запульсировал и открылся, впустив внутрь еще трех представителей только что уничтоженного племени, только вполне бодрствующих. Существа разъяренно шипели.

Двое из них держали длинные приспособления, по виду похожие на большие золоченые кости, словно вырванные из крыльев какой-то инопланетной птицы. По контуру кость усеивали острые отростки и на конце зияла устрашающая дыра.

Третий размахивал двумя блестящими мечами из желтого рога, которые держал верхней парой рук. Острие торчало из эфеса, сделанного то ли из хвоста, то ли из жала какого-то бронированного червя-мутанта, которое охватывало основание клинка зубовидными образованиями.

Из отверстий на концах костей с шипением вырвались сверкающие сгустки и прочертили в воздухе фосфоресцирующие следы.

Один сгусток вонзился в висевший на стене труп и взорвался, разбрызгивая кипящую кислоту.

Второй угодил Вонретеру в прикрытое броневой пластиной бедро. Пласталевая пластина на глазах начала растворяться. Резким движением руки сбросил лейтенант липкий плевок со скафандра.

Утолщенная часть костей, служившая прикладом, произвела мерзкий щелчок, когда скрытые от глаз руки взвели невидимый курок этого странного оружия.

Но Ери уже открыл ответный огонь.

К нему присоединился Бифф.

И Юрон, и все остальные.

Но таинственные костяные ружья не начали стрелять сразу. Внутри них что-то хрустело и хрумкало, вызывая поверхностную вибрацию. Этой доли секунды оказалось достаточно, и в кошмарных ксеносских воинов вонзились стрелы молний, выпущенных десантниками. Так что, когда таинственное оружие сработало, выпустив новую серию горящих слитков, оно уже выпало из рук сраженного противника.

Но ни один из снарядов не пришелся по конечностям, вооруженным мечами.

Отточенные как лезвия, рога со свистом рассекали воздух, описывая сверкающие окружности. Третий воин пошел в атаку. Болтерные заряды беспомощно отлетали от него, так вокруг пришельца образовался созданный им вихревой поток.

Против него, обнажив энергетические— мечи, выступили вставшие бок о бок Юрон и прихрамывающий Вонретер.

Двое — против двух роговидных клинков.

Радугой посыпались искры, когда мономолекулярные острия их энергетических лезвий вошли в силовое поле, возникшее в результате вращения роговидного, отточенного как бритва, клинка.

Один из рогов раскололся, и червеобразная рукоятка издала пронзительный звук.

Второй, встретившись с клинком Вонретера, напирал на последнего. Существо молниеносно выбросило ногу и лягнуло лейтенанта копытом. Удар пришелся по бедру, где броня была ослаблена действием кислоты. Разъеденный кислотой панцирь в том месте погнулся, обнажив участок тела. Проскользнув между ног чудовища, вверх взметнулся хвост с острием на конце, которое впилось в образовавшуюся брешь, задев мышцы и внутренний панцирь лейтенанта.

Но его клинки больше не создавали энергетического щита.

Лекс рванулся вперед и выстрелом разнес огромную голову пришельца.

Чудовище рухнуло на Вонретера. От этой тяжести лейтенант упал навзничь. Шип монстра еще глубже прошил бедро командира.

Юрон вместе с Лексом перевернули дракона и вытащили из раны его еще извивающийся хвост. Вонретер застонал, но, адаптировавшись к боли, улыбнулся. Действие анальгетиков скафандра, направленное на борьбу только с острой болью, начиналось с некоторым опозданием.

Юрон помог лейтенанту подняться. Вонретер, закачавшись, все же сумел удержаться на ногах, хотя лицо его посерело. Возможно, что в его организм через рану попали какие-то яды, и теперь его кровь для нейтрализации их действия срочно вырабатывала антитоксины

Ери добрался до таинственного ружья-кости и, подпрыгнув на нем, сломал. Разбираемый любопытством, он осторожно заглянул в дымящуюся органическую середину… и вместо магазина обнаружил гнездо с крошечными хитиновыми созданиями-патронами… какого-то более крупного зверя с крепкими челюстями, свернутого калачиком, челюсти его как будто служили для раскусывания хитона… рвотная стреляющая система?

Опьяненный победой, одержанной над владельцем этого оружия, Лекс поднял ногу в тяжелом ботинке, чтобы наступить на внутренности ружья, которые разглядывал Ери. Сейчас Лекс покажет ему, как нужно расправляться с вещами такого рода. Ери одернул его:

— Не делай этого!

Но ботинок Лекса уже опустился на одно из созданий, бросившихся врассыпную.

Как только хитиновый покров треснул, из него выплеснулась зеленая мерзкая мякоть и занялась кислотным огнем, обдав ботинок Лекса. Тому, чтобы потушить пламя, пришлось сунуть ногу в лужу слизистой жижи.

— Ружье состоит из разных созданий, соединенных вместе и взаимосвязанных, — сказал Ери Юрону.

Тот кивнул, но эта информация, похоже, не заинтересовала его.

— Хороший выстрел, — сказал сержант Лексу.

После этого все они направились к открытой двери, которая вела в обширный коридор, задрапированный красно-пунцовыми складками слизистой ткани.

Ниши топорщились каким-то коконами. Один из них Лекс открыл ударом кулака, использовав силу энергетической перчатки.

Внутри, окутанная слизью, скорчившись, сидела вполне земная женщина с татуировкой и заплетенными в косы коричневыми волосами. Она пребывала в ступоре. Ее вздувшийся живот и груди подрагивали, пульсируя новой жизнью, вместилищем которой ей пришлось стать. Возможно, внутри гнездились личинки…

— Сейчас у нас нет на это времени, — бросил Вонретер.

Владелец голоса терялся среди медузоподобных отростков и ростом он не превышал, роста десантника…

— Ты пленник? — спросил кто-то из Кулаков.

Фигура выступила вперед. Это было существо с шестью конечностями, четыре из которых заканчивались мощными копытами. Оно походило на кентавра. Две верхние могучие конечности служили руками. Назвать его молодой особью драконов, с которыми они толь-ко что сражались, было нельзя, хотя угловатые их лица казались одинаковыми. Тело покрывала толстая ороговевшая кожа.

— Я Зоат, — сказал кентавр. — Прошу вас прекратить неподготовленное вторжение в этот дом. Вы оказали бы честь Мастерам Глубины. В этом мультителе, вместилище Великого Разума, они найдут для вас подходящее место. Этот разум в скором времени проникнет во все уголки Вселенной.

Они слушали, и голос оказывал на них успокаивающее, убаюкивающее действие.

— Ваши… инженеринги… примут участие в Великой Работе, — объявил он. — Мастера нам говорят, что Великий Разум чувствует, что внутри Варпа, по которому плавает эта галактика, уподобляясь мерцающей пене на черной поверхности озера, имеются… злобные сущности…

— Тзинч… — пробормотал Бифф. Ери бросил на брата предупреждающий взгляд. Подняв руку в перчатке, Ери изобразил перед ним сцену написания проклятия на костях…

— Хаос…

Бифф нарисовал в воздухе знак заклятия. Казалось, еще минута, и Ери бросится на Биффа. Похоже, его останавливала только тревога за судьбу Лекса.

— Да, Хаос, — пропел кентавр. — Благодаря Великому Разуму, который направляет, Мастера не подвластны порче!

— Эта порча гнетет вашу галактику, она трещит по швам, — прошипел он. — Наши корабли возьмут вашу плоть, извлекут ваши гены и выкуют инструменты, которые очистят ваш мир от… — Его вспыхнувшие глаза уставились на Биффа, — …от малейших следов Тзинча. И… всякой другой скверны, — добавил он. — Вы боитесь мук этого Тзинча? — Может, он просто интуитивно подхватил имя, сорвавшееся с губ Биффа.

— И… прочих изощренных мук Хаоса? — спросил он. — Под мудрым управлением ваших новых господ тиранидов вся плоть должна быть преобразована в инструменты, поставленные на службу Тиранидовому Сверхразуму, который уничтожит и навсегда искоренит всю эту грязь. Сами этого вы никогда не добьетесь. Потому что следы хаоса оставлены у вас внутри, они начертаны там большими буквами. Мы внедримся в ваших демонов и ликвидируем их! Вот наше послание вам: отступите, откажитесь, подчинитесь и служите. Ваши звезды будут спасены Мастерами!

Голос Вонретера, когда он заговорил, дрожал:

— Не слушайте эту болтовню демонов, ребята. Хаос… это verboten. Есть существительные и глаголы, которые никогда не должны произноситься.

— Но разве это не правда? — спросил кентавр. — Как глупо притворяться, когда Великий Разум во сне способен постичь черты Хаоса, не дающие вам покоя. Ваша крошечная Империя — всего-навсего паучья сеть.

— Ересь, — воскликнул кто-то из десантников.

— Все же, это действительно так! Действительно так! И ваши правители знают это не хуже меня. Вас что, правда не волнует?

У Биффа чесались руки, как хотелось ему убить этого вежливого гибрида, так гладко говорившего на имперготе. Все же он заставил себя еще послушать.

— Ваша империя — это изодранная в клочья паутина, — повторил кентавр сочувственно. — Вы не можете обуздать дерзких Богов Хаоса. Не можете оказать сопротивление нашему флоту. При всем при этом мы даем вам приют в нашем доме, где вы сумеете занять достойное место. Мы уничтожим все следы скверны. Потому что мы можем уничтожить демонов, изменив плоть и разум, которыми они питаются.

— Мы видели, что вы сделали из людей и орков! — вскричал не выдержавший Юрон. — Жующие мясорубки и прожектора!

— Все они — счастливые создания, объединенные ради общей цели. А вы счастливы? Нет, вас одолевают страхи, вы одержимы ужасами.

— О чем это он толкует? — воскликнул один из скаутов.

— Не слушай.

— Кое-кто из ваших товарищей уже послушал нас, Зоатов, и нам нет нужды уничтожать их. Они сложили оружие, чтобы служить нашим Мастерам в… походе… против Хаоса.

— Это ложь! Хитрая ложь!

— Зачем нам лгать, если мы можем просто убить вас?

— Потому что ваш паршивый корабль еще полностью не проснулся! — ответил Бифф.

— К чему тогда нам было утруждать себя и учить ваш язык?

— Да, как вам удался этот трюк?

— Потому что нам помогли десантники. Братство Ягнят…

— Скорбящие?

— Да, в самом деле.

— В таком случае, где Скорбящие? Покажите нам хотя бы одного из них!

— Мы, Зоаты, — посланники, — сказало инопланетное существо, пропустив вопрос Биффа мимо ушей. — Мы умеем вести переговоры. Будьте любезны, препроводите меня в вашу крепость-монастырь. Монастырь.

Бифф ткнул в Лекса пальцем:

— Попробуй, переговори с ним, он хорошо воспитан.

Ери не на шутку перепугался, когда почувствовал, что инопланетянин может сделать шаг навстречу его собственному объекту извращенного обожания, и быстро заслонил Лександро собой. Тот с возмущением оттолкнул брата.

— Живой трофей, брат техн! — воскликнул Лекс. — И не думай даже заграбастать его сам.

— Мы не можем привезти на базу неизвестного инопланетного шпиона, — запротестовал брат Курц.

— Вот оно, второе имя для посла: шпион, — согласился брат Фолькман.

— Братья! — вкрадчиво заговорил Лекс. — Лейтенант, согласимся ли мы с этим предложением? У нас под Апотекарием имеются прекрасные апартаменты, разве нет?

Рана, по-видимому, сильно беспокоила Вонретера. Он, похоже, был растерян и не мог дать правильной оценки. На стене извивались щупальца. Лейтенант кивнул.

— Возьми на себя командование, Юрон, — выдавил из себя он. — В мой организм попали какие-то яды, которые он не в состоянии распознать…

— Сержант, — сказал Лекс, — вы вели нас, когда мы захватили Императорского Титана. Сейчас мы можем захватить… этого.

— Я пойду с вами по собственному желанию, — поправил Зоат. — Я пойду быстро. Очень прошу вас, давайте отправимся сейчас же, чтобы воины нашего корабля не застали вас врасплох. Они не дипломаты, в отличие от меня.

Юрон нахмурился.

— Я буду предупреждать вас относительно Сил Хаоса, которые ощущает наш Сверхразум в этой галактике, — пообещал кентавр.

Юрон простонал:

— Нет…

Для невинного Хаос был грязью. Десантник, чтобы быть рыцарем Императора, должен оставаться невинным.

— Сэр, — сказал Ери, — не стоит ли нам проконсультироваться у Библиаров? Согласятся ли они принять этого… посланника?

Перед мысленным взором Биффа возникло извивающееся изображение Паука.

— По словам этого Зоата, — медленно произнес он, — кое-кто из наших братьев уже сдался, ухватившись за возможность служить этим тиранидам. Теперь он желает сдаться… причем быстро. Как это понимать?

Он напряг мозги.

— Не заговаривает ли он нам зубы, чтобы отвлечь наше внимание, протянуть время, пока не подоспеет подкрепление? Потому что им во что бы то ни стало нельзя пропускать нас дальше? Может быть, там находится нечто жизненно важное? А мериться с нами силами он не в состоянии — нас много, он один. Поэтому он нагло врет.

В мгновение ока учтивый дипломат превратился в разъяренного зверя. Он бросился на Биффа так стремительно, что тот не успел среагировать…

ГЛАВА 19

Зоат сорвал с Биффа шлем.

Шлем вместе с головой.

Силой он обладал недюжинной.

Одним резким движением дернул он черепную коробку вверх, оторвав ее вместе с шеей. Из скафандра Биффа остались торчать только его шейные позвонки. Оттуда, как из сопла, фонтаном била кровь. Но фонтан быстро иссяк. Не успело его тело осесть, как кровь уже свернулась, превратившись в киноварь.

Когда Зоат отделил голову Биффа от туловища, Лекс, к своему ужасу увидел, что Бифф Тандриш еще жив. От удивления его глаза вылезли из орбит и таращились из-за открытого забрала. Шок еще не достиг его сознания и не выключил его.

Видеть живую голову оторванной… и эта голова несколько жутких мгновений осознавала, что лишилась своего тела…

У Лекса в голове помутилось. За этим скрывался какой-то демонический трюк, вроде тех, которые демонстрировал одержимый лорд Саграмосо. Этот инопланетянин хвастался, что они способны видоизменять тела. Он болтал что-то о Тзинче, Господе Изменения. Тзинч запрещенный, Тзинч вымаранный…

Да, нет… Никакого демонического трюка. Просто нечеловеческая сила.

Голову со шлемом Зоат швырнул прямо в Лекса. Тому, чтобы включить силовые перчатки и поймать голову, пришлось выпустить из рук болтер.

— Нет! — взвыл Ери, — то ли не веря в смерть Тандриша, то ли недоумевая глупости Лекса, выпустившего оружие. Кто знает?

Лекс поймал заключенную в шлем голову, она была похожа на туловище чудовищного краба с металлическим панцирем. Вытатуированный паук придавал лицу подонщика хитрое выражение. В вытаращенных, налитых кровью глазах все еще теплилась жизнь, с каждой секундой все глубже проваливаясь в объятия паука, уменьшаясь, сжимаясь, исчезая в страшном бездонном колодце тьмы.

Увидев это лицо так близко, Лекс оскалился. Он ощерил зубы, разъяренный внезапностью постигшей его несчастной судьбы.

И еще он улыбнулся как безумный. Потому что губы Биффа как будто силились выдохнуть последнее слово… то ли проклятие, то ли посмертное желание…

Лекс приблизил голову к лицу Биффа. Их шлемы с неприятным стуком соприкоснулись. И было непонятно, что он сделал: то ли укусил, то ли поцеловал синюшные губы почти мертвой головы. Он и сам не знал этого толком, хотя ощутил привкус крови. В тот момент Лекс не понимал, что делает. Он помазал губы Биффа собственной слюной, как другой мог бы облобызать бомбу, перед тем как метнуть ее по назначению…

Краем глаза Лекс увидел, как Зоат набросился на брата Курца. Несмотря на то, что тот был в бронированном скафандре, кентавр буквально рвал его на части. И, раздирая его, прикрывался телом как массивным щитом.

Лекс, не долго думая, запустил голову в Зоата.

И не промахнулся.

Заключенная в шлем голова Биффа ударила Зоата со всей силой, вложенной Лексом в этот бросок; подкрепленный еще помощью силовой перчатки. Отскочив от черепа кентавра, голова врезалась в стену, и блестящие желеобразные щупальца тотчас приняли ее в свои объятия.

К этому времени жизнь наверняка уже оставила Биффа. Но даже в этот страшный момент Тандриш оправдал свое имя, нанеся завершающий удар. Его мозг, его черепная коробка вернули себе их прежнее, ясное, как день, назначение — орудия для нанесения стремительных ударов… В заключительном акте драмы ему выпала честь уже после смерти еще раз послужить Рогалу Дорну.

Зоат, несмотря на безрассудную ярость, управлявшую Им, покачнулся, выпустил из рук несчастного Курца и, бросившись на ослабленного токсинами Вонретера, принялся избивать его.

— Стреляйте! Стреляйте! — закричал Юрон.

Прогремели выстрелы.

С грохотом разорвались снаряды.

Зоат упал поверженный.

Лейтенант потерял руку. Он упал как подкошенный, совсем как тело Биффа незадолго до этого.

Тут же лежал умирающий брат Курц.

Ери подскочил к Лексу и с укоризной — во всяком случае так тому показалось — уставился на него.

— Эта голова не ушибла тебя? — спросил он. В голосе его, кроме обвинения, прозвучала еще и искренняя озабоченность.

— Ушибла меня… — эхом отозвался Лекс, едва понимая вопрос Ери. Шок, который он испытал, возможно, даже превосходил тот, что ощутил сам Бифф в свой последний час. В лицо Лексу дохнула смерть бывшего подонщика, его «брата».

— Ушибла меня?..

Да, у него была ушиблена душа. Внутри себя он ощущал такую безысходную пустоту, которую мог испытать разве что сам Бифф, когда обнаружил, что внезапно лишился тела. Лекс чувствовал потустороннее присутствие, ему казалось, что возле него парил призрак. Растворяясь и уменьшаясь в размерах, он вскоре превратился в уходящее эхо далекого крика.

— Вот так, — твердо сказал сержант и в знак подтверждения своей мысли пнул истерзанное тело Зоата. — Наверное, он и в самом деле попал в безысходную ситуацию. Ему во что бы то ни стало нужно было остановить нас. Тандриш доказал свою правоту, хотя это и стоило ему жизни. Спас нас от совершения роковой ошибки. Спас нас от смерти. Да пребудет с ним Дорн вовеки. — Произнося это, он случайно уронил взгляд на Лекса. Ери нахмурился.

— Спас тебя? Спас для чего? — зашипел на Лекса рассерженный Ери. — Скорее, обрек тебя на куда более страшную смерть.

Эта перспектива, казалось, завораживала Лекса. Презренный бывший подонщик «переплюнул» своих двух братьев, поднявшись над ними в смерти. Следовало немедленно восстановить правильную иерархию.

Как же? Бифф даже разоружил Лекса… в определенном смысле. Как предусмотрительно с его стороны было поймать голову брата. Мудрый Зоат.

Лекс быстро поднял оружие.

— Если ты так уж озабочен, то мог бы, по крайней мере, подать мне хотя бы это, — сердито бросил он Ери. — Сэр, — обратился он к сержанту, — должно быть, мы совсем рядом с главным органом. И его никто не охраняет.

— Сначала мне нужно доложить об этом «посланнике» и о том, что он говорил.

Включив связь с командованием, сержант опустил забрало. Он не хотел, чтобы его солдаты еще раз услышали упоминание о Силах Хаоса, которые оказались всего лишь хитроумной уловкой Зоата.

Лекс, рассерженный минутной задержкой, мерил помещение шагами.

Юрон снова поднял забрало. Лицо его было мрачным.

— Мы должны вывести главный орган из строя. Библиарий Гренцштейн мертв. Так что, в путь, парни.

По клоачному коридору направились они к пульсирующей двери. Пурпурные мышцы ее были судорожно сжаты. Не желая впускать пришельцев, она была готова сопротивляться до конца.

В вязкой синей жиже валялись тела нескольких мертвых десантников и убитых тиранидов. Трупы людей и инопланетян уничтожали мусорщики, существа, питающиеся падалью. Они представляли собой кожистые мешки с огромными, острыми как бритва, челюстями, и передвигались с помощью дюжины проворных ног. Кроме них, тут же извивались трубчатые змеи-отсосы и сновали колченогие транспортеры с перепончатыми крыльями.

Мешки прокусывали кожу тиранидов и расчленяли трупы инопланетян. Полученные Сегментумы они проглатывали целиком.

Раздувшись, они вперевалку ковыляли к разинутым губам с тонкими стенками, покрытыми сетью капилляров, которые заглатывали полные мешки. Все это сопровождалось шипением газа, что свидетельствовало о наличии за этими отверстиями пневматического канала. К Кулакам в комбинезоны заползали змеи, чтобы убрать попавшие туда остатки мяса и костей. Хлопая крыльями, летали транспортеры, перетаскивая в когтях куски плоти.

Одна змея, подпрыгнув, вцепилась в ствол болтера скаута Дитриха. Он попытался стряхнуть ее, но она держалась мертвой хваткой и не отпускала, а только плевалась едкой дымящейся слюной, забрызгав перчатку скаута.

Тогда сержант Юрон рассек ее энергетическим мечом, ему пришлось ударить рептилию второй раз, но челюсти она так и не разжала. Едкая жидкость на глазах разъедала ствол, он стремительно терял привычные очертания.

— Брось оружие, Дитрих!

Но было уже поздно. Перчатка скаута тоже расползалась.

Десантники передвигались бегом. Под ногами суетились проворные мешки и змеи. Иногда кто-нибудь наступал на какое-нибудь существо или сбивал летающие транспортеры. Наконец они оказались перед упрямой дверью, не желавшей отворяться. Юрон, применив лазер, бесцеремонно распахнул ее. Бифф мертв. Бифф мертв. Разум Лекса начал постигать кровавую реальность случившегося. Кончина подонщика вызывала у него припадок буйной радости. Подумать только — оторвали голову! Эту примитивную, варварскую и такую самонадеянную голову… Вечно что-то соображавшую… С этой жутко безобразной татуировкой… Негодование вызывало еще и то, что его так вознесли, сделав из подонщика Боевого Брата. Но это событие также вызывало дикую, непереносимую боль, щемило душу. Острое переживание ампутации… Чувство пустоты внутри… потеря паразита, присутствие которого в конце концов, как это ни странно, оказалось ценным и необходимым. Бифф всегда был своего рода противовесом благочестивой жизни Лекса. Значимым было уже само его противостояние.

Да, проклятие, значимым!

За клочьями разрезанной умирающей двери их взорам предстало лоснящееся глянцем голубое помещение.

На полу распласталась гигантская зеленая… железа? Словом, какой-то важный орган тела корабля…

Бесформенная гора плоти. С обеих сторон, присосавшись к полу, ее удерживали огромные, вывернутые наружу, присоски. Пол состоял из множества копошащихся трубок, похожих на личинки. По их периметру шли более толстые трубки, которые, в свою очередь, присоединялись к узелковым наростам пульсирующей железистой массы. Красно-пунцовые образования на органе выделяли гормоны. В воздухе стоял густой запах мускуса и сероводорода, тухлых яиц и парфюмерии.

По зеленой органической ткани десантники открыли огонь из болтеров, орган съежился и запузырился гнойной сукровицей. Из образовавшихся в его поверхности прорех показались пучки извивающихся щупалец. Были оторваны нервные окончания, спрятанные в глубине пола,

И Лекс почувствовал боль ампутации, словно рвались связи между его частями тела, рвались безнадежно и бесповоротно. В этот момент ему показалось, что до сих пор Бифф был соединен с ним, слившись плотью и душой, а теперь его снова отрывали от него, и делали это с еще большей жестокостью… чтобы навсегда бросить в непроглядную тьму безумия.

Ери прижался к Лексу.

— Мы теряем связь друг с другом, Лекс… Это не должно случиться! Не должно!

Значит, эту боль утраты… эту ампутацию, эту потерю части самого себя, испытал и Ери.

— Я чувствую, что Биффа больше нет. А ты ощущаешь это, Лекс? И это повторится, если ты умрешь. Такое одиночество. Ты не должен умирать! Нет, только не здесь, где смерть так ужасна… Ты должен выжить. Выбирайся отсюда. Я вызываю тебя на дуэль, Лександро Д'Аркебуз. Вы все слышите это? — выкрикнул он своим товарищам. — Я вызываю Д'Аркебуза на дуэльную арену, потому что… потому что…

Какую причину мог бы он назвать? Какое официальное оскорбление? Потому что из-за ниго умер Тандриш, потому что он сам поверил в ложь Зоата! Зоат лгал, и Бифф умер, чтобы доказать его ложь!

Лекс, чтобы скрыть внутреннюю боль, рассмеялся Ери в лицо:

— Ты бредишь, брат.

— Брат… Да, Бифф был твоим тайным братом — и моим! Теперь, когда его больше нет, мы стали ближе, не так ли, Лекси? Мы, двое. И я увижу тебя проклятым, — в сердцах воскликнул он. — Будьте свидетелями моего вызова.

Но времени на засвидетельствование вызова не было…

Пока поврежденная, сочащаяся гноем зеленая ткань оседала, из пола с громким треском разрываемой материи вылезла киста. Органический вулкан взорвался, разомкнув губы.

Несомненно, его появление было вызвано умирающим органом…

Из его недр с шипением вышли инопланетные воины, вооруженные плюющимися едкой слюной ружьями и стремительными костяными мечами.

Пять… шесть гигантских тиранидов.

На мгновение они замерли; послышался вибрирующий звук хрумкающих челюстей спрятанных в стволах созданий, раскусывавших хитиновые панцири ядовитых живых патронов.

Но костяные мечи не окружала сияющая аура, как в пошлый раз… Двое тиранидов с ревом сошлись в поединке друг с другом. Инопланетяне словно утратили координацию действий и направленность. Казалось, они пребывают в состоянии шока, смятения, недоумения и полной неопределенности. Теперь, когда зеленый бесформенный орган умирал, эти безжалостные могущественные драконы стали уязвимыми…

Лекс напрягся.

Интересно, что подумал в этот момент Ери?

Что Лекс сейчас бросится в их гущу, размахивая болтером? Что Лекс воспользуется великим шансом и предоставившейся честью и перебьет жутких драконообразных, действуя дерзко и без посторонней помощи?

Что Лекс собирается погубить себя, защищая братьев, чтобы снискать больше уважения, чем подонщик Тандриш?

Что Лекс в прямом смысле слова собирается потерять голову?

Лекс не должен бросаться вперед, необдуманно подвергаясь смертельной опасности, не должен исчезнуть в пустоте или в объятиях Дорна, как это случилось с Биффом…

Прежде чем остальные братья успели открыть огонь, Ери предупредил фатальный шаг Лекса.

Отрывисто извинившись, Ери выхватил у Юрона его энергетический меч.

— Посторонитесь, сэр! — воскликнул он. — Сообщите о Зоате! Я задержу чудовищ!

Поливая тиранидов из болтера и размахивая гудящим мечом, Ери прыгнул в гущу врагов. Теперь братья не могли открыть огонь, так как существовал риск убить и его.

Какое-то время Юрон стоял, как громом пораженный.

Ери выхватил меч у своего командира, да еще в боевых условиях. Ереми Веленс заслуживает… позорного наказания в болевой перчатке, или казни… если останется в живых.

Лучше пусть умрет с честью…

Несмотря на отсутствие скоординированное(tm) действий, шесть гигантских тиранидов запросто могли выполнить этот приговор. Тот, кто помогал Юрону в захвате Титана, заслуживал не меньшего — так по всей видимости подумал сержант, когда решил поддержать его.

— Сделай их, Веленс! — закричал он, когда увидел, как Ери всадил первый заряд в горло своей первой жертвы, одновременно отбив мечом атаку второго противника. — Ребята, псом отойти, возвращаемся в торпеду!

Из наконечника ядовитой плевательницы вырвался сверкающий кислотный сгусток и угодил в нагрудный панцирь Ери.

На его шлем опустился костяной меч, его зубчатый край разошелся.

К нему потянулись лопатовидные когти.

— Отходи, Д'Аркебуз! — проревел он. — Отходи!

Преждевременно! Как преждевременно! Заключительный акт их пребывания на этом корабле должен был увенчаться славной смертью самого Лекса.

Его славой… его смертью. Его смертью, его славой…

Отступлением Юрон спасал Ери от бесчестия за совершенный необдуманный поступок… остановивший Лекса от осуществления аналогичного импульсивного действия…

Вот почему Ери выхватил у сержанта меч. Чтобы заставить Юрона отдать приказ к отступлению.

Лекса так и подмывало ослушаться приказа; встать рядом с Ери. Плечом к плечу с этим… презренным недоразумением. С этим присосавшимся подложным братом…

Не станут ли другие братья упрекать Лекса в том, что он оставил его одного? Не обставит ли наконец его Ери? Не удастся ли ему в конце концов унизить Лекса?

Остановленный болтерными зарядами Ери, тиранид переломился, перерезанный в осиной роговой талии. Копыта могучих ног в последний раз отбили дробь. Жаловидный хвост взметнулся в оргазменной конвульсии. Верхняя часть его тела рухнула. Он издал грозный рык, и когти впились в пол.

Теперь Ери, ослепленный, стрелял не целясь и махал мечом наобум. Когти тиранида достали его под шлемом и рвали его лицо, выцарапывали глаза. Но он продолжал отрывисто кричать.

— Уходите! Приказ командира! Возвращайтесь в торпеду!

Лекс повиновался Юрону.

Приказ, как выяснилось, был отдан весьма своевременно. Пока оставшиеся в живых братья топали по дымящимся переходам, Юрон дал им послушать выдержки из приказа главнокомандующего. Все остальные партии также покидали недра инопланетных кораблей.

Сопротивление инопланетян пошло на убыль, стало хаотичным, словно судно переживало шок. Но разум подсказывал командованию, что лучше убраться подобру-поздорову, поскольку рейд этот носил разведывательный Характер. Полученную информацию следовало обработать. Захват корабля не входил в первоначальные планы. На самом деле, учитывая органическую природу корабля, эта операция не дала бы ощутимых результатов.

Покидая судно, Кулаки в эту многокамерную истекающую соком матку, плодящую чудовищ, вложили мощные заряды замедленного действия. Вскоре до них доберутся мусорщики И попытаются ликвидировать. Выпустив едкую слюну, приведут бомбу в действие.

Лександро ожидал, что из-за Ери его снова захлестнет боль лишения, спазм пустоты.

Но на этот раз все было по-другому. Осознание утраты выстраивалось на уже существующем фундаменте боли по поводу смерти Биффа, от которой он никак не мог избавиться.

Лекс не почувствовал, точного момента гибели второго брата. Но к нынешнему часу он точно знал, что Ереми Веленса тоже больше нет на свете.

Потерявшего сознание лейтенанта Вонретера, которого они надеялись забрать на обратном пути, десантники нашли наполовину съеденным корабельными макробами. К счастью, его грудная клетка оказалась нетронутой, и брат Малер, знакомый с искусством хирургов, извлек из нее прогеноидные железы.

Можно было сказать, что в определенном смысле жизнь лейтенанта продолжится.

В отличие от Ереми…

В отличие от Биффа; обезглавленное тело которого стало пиршественным столом для переливающихся жучков, быстро расплодившихся внутри скафандра, лежавшего все в том же помещении, где он бросил вызов Зоату. Обдав останки огненной струей, сержант, пропустив руку через шею, сунул снаряд в грудную клетку трупа. Кроме голых ребер, осколков черного внутреннего панциря и хрупких жучков, там ничего не было.

И они отступили. Отступили.

Из девяти сотен человек, проникших в чрево корабля тиранидов, только шестьдесят один вернулся на торпеду…

… которая через анальный сфинктер вынесла их обратно в чистую звездную пустоту космического пространства.

Из других отверстий этого огромного, выцветшего судна, похожего на наутилус, выплывали остальные торпеды. То же происходило и на других кораблях.

Тут инопланетное судно, вторжение на которое они совершили, беззвучно затряслось. Это взрывались заложенные ими снаряды.

Но его не разнесло. Несмотря на это, Имперские военные корабли начали обстрел других свернутых в спираль гигантских судов.

Как элегантно проплывали мимо корабли человеческого флота, выпуская в противника пульсирующие шипящие шары плазмы. То были вертикальные города с бойницами и остроконечными верхушками, призрачные в смете далекой Лакрима Долороса, — города, расположенные на копьеобразных палубах с подвесными варп-килями, на четыре километре выступающими вперед. Почти такой же объем массы приходился и на нижнюю часть судна, так что казалось, что корабли, отражаясь и гладкой поверхности, плывут по ртутному озеру.

Бомбы с дистанционным управлением взрывались, приходя в соприкосновение с высоким Корпусом инопланетного корабля. Взрыв разрушал ого стенки, обнажая внутренние камеры.

Внутрь врывались струи ослепительно белого ионизированного газа, сжатого в силовом поле, превращая все в горящий ад, где закипала атмосфера. Сконцентрированная энергия направленного действия разносила внутренности вдребезги.

Но пришельцев насчитывались тысячи, и из зияющих ртов самых исполинских из раковин заструился поток белых корабликов-деток, каждый из которых по размеру не превышал небольшой корвет. Быстро набирая скорость, они направлялись в сторону своих обидчиков. В безвоздушном пространстве плыли они, напоминая белые зародыши окаменелостей.

Прошло немного времени, и с палубы и башен кафедральных крейсеров ударил огонь, прочертив в пустоте трассирующий след.

Некоторые из белесых зародышей занялись огнем.

Все же им не было числа.

Часть из них попадала на палубы. Безмятежное величие городов-воинов потрясли взрывы. Они срывали с них элегантное кружево пласталя, обнажая полости, откуда взрывной волной выбрасывало обломки оружия и останки тех, кто его обслуживал…

Битва велась на пространстве, превосходящем по объему несколько кубических мегакликов, обойдя стороной желтоватый газовый гигант с его бледнолицыми лунами.

Все же даже в разгар ночи дикие варвары на Лакрима Долороса III, даже если бы очень захотели, и то не смогли бы заметить самые яркие пожары величайшего из побоищ. Слишком большое расстояние, оцениваемое в сотни миллионов кликов, отделяло их спокойный, поросший девственным лесом мир.

ГЛАВА 20

В галерее Солитория, расположенного на обратной стороне крепости-монастыря, преклонив колени, в одиночестве стоял Лександро и искал душевного успокоения.

Он не замечал ни разлитой в небе туманности, ни десятков тысяч звезд, горевших крохотными синюшными лампадами или свирепыми карбункулами, застывшими в пустоте. С пренебрежением смотрел он на пастельные пятна звездного света, сочившегося сквозь витражные стекла расположенных в нишах окон.

Лейтенанта Кроффа Теслы, лишившегося рук и ног, давно не было. Он вернулся к своим Братьям Кровопийцам. Домой его забрал фрегат братства сразу после завершения Собрания Командиров, предшествовавшего походу на Лакрима Долороса.

Лександро был один.

Но память об изувеченном Кроффе Тесле в его коляске, сделанной в форме чаши, с парой обслуживающих сервов, осталась.

Какой стойкий человек!

Однажды его посетили три «брата». Они пришли к нему просто так, из любопытства…

Тогда Ери поинтересовался, не жалеет ли Тесла о своем спасении. Лекс каламбурил, чтобы одержать над Ери верх. Он тогда еще спросил, правда ли, что Братья этого экзотического кроволюбивого Братства пьют друг у друга кровь. Это оказалось вторжением в частную жизнь Теслы, что вызвало гнев лейтенанта, гнев, смешанный с тоской.

Тоской но оставшимся вдали братьям, тоской по утраченным конечностям.

Теперь и Лександро, оставшись один, перенес духовную ампутацию. Он никогда не думал, что такое может с ним случиться, никогда не думал, что будет так страдать. Все его молитвы к Рогалу Дорну были ничто, пыль и тлен. Его не покидало чувство безнадежности и тщетности, и эта пропасть была глубже и разрушительнее любого теплового колодца.

Он вспоминал, как исповедовался перед Ло Чангом, капелланом с лицом, испещренным лунными кратерами. Исповедь проходила в часовне, где в нише, задрапированной пурпурным бархатом, что придавало ей сходство с вертикально поставленной шкатулкой для драгоценностей, висел, ощерив зубы, большой, эллипсоидной формы череп тиранида.

Ло Чанг сидел за резной ширмой на скамье боли. Правда, использовал он ее не потому, что был обязан физически страдать, выслушивая признания брата в мелких грехах… Совсем нет. Хотя возможно, что болевые ощущения, связанные с запором, приносили ему определенное удовольствие… но таким образом он мог частично прочувствовать несчастье брата, а потом пойти и облегчиться, избавив себя от ощущений душевного и физического дискомфорта, материализовавшегося в виде грубых отходов, пригодных разве что для ультразвуковой утилизации.

— Сейчас, когда я молюсь нашему Примарху, чтобы он снова открылся мне,

— прошептал тогда Лекс, — я не чувствую ничего, кроме внутреннего холода… когда раньше я ощущал там присутствие духа Дорна, ощущал его тепло, его сияние… Словно Рогал Дорн лишил меня ауры своего благословения, своей милости…

Благодаря походу на Лакрима Долороса теперь стало больше известно о структуре и функционировании флота-гнезда тиранидов.

Каждый пятый корабль из общего числа вторгшихся в пределы той звездной системы, был уничтожен или выведен из строя благодаря стараниям десантников или усиленному обстрелу крейсерами. После чего Имперские силы отступили, позволив кораблям-улиткам наброситься на дикий мир джунглей и его невежественных обитателей.

Пятая часть кораблей пришельцев по приблизительным подсчетам соответствовала примерно пяти тысячам. Если только не произошло ошибки в меньшую сторону. Вероятность такой ошибки была довольно высока. Значительная часть флота, скрытая в Варпе, была погружена во мглу,

Часть. Все-таки… весомая часть.

И флот передвигался очень медленно — в историческом измерении.

И довольно быстро — в космическом.

Он мог пополняться, мог из людей, обирая их детородные органы и гены, плодить рабов-монстров, создавать живую технику.

Но в целом поход, как будто, закончился успешно, разве нет? Были получены новые сведения.

Больше стало известно о Матках-Геноклеях, которые производили потомство правящего класса тиранидов, а также о полной гамме биологических конструкций, понятных этим Маткам… о Генокрадах, Зоатах… и клонированном живом оружии и живой технике, генетически выведенных на базе плененных особей. Больше стало известно об Энергетической Коре, перекачивавшей жидкости внутри каждого корабля. Многое открылось о Сенсорных Пучках, которые преобразуют нейрохимические сигналы.

Обнаружились новые факты о Мозговых Синапсах Гнезда, которые, объединяя каждый отдельный корабль со всеми остальными, слипаются в Сверхразум, обостряют процессы восприятия тиранидов и их созданий…

— Вы разрушили мозговой синапс гнезда, — терпеливо объяснял Ло Чанг Лексу. — Орган, который связывает тиранидское судно со Сверхразумом флота-гнезда. Он объединяет проклятых тварей и их биологические создания внутри судна, настраивая всех на одну телепатическую волну восприятия. Чем ближе они подходят к нему, тем сильнее его влияние на них. Твое собственное психическое состояние, как мне кажется, соответствовало уровню точка ноль один… Тот орган был способен увеличить чувствительность твоей психики в сотни раз. Наши Терминаторы-Библиарии ощущали его силу; но Библиарии прошли специальную подготовку, чтобы противостоять влиянию…

К тому же у тебя на глазах страшной смертью умер твой брат Тандриш. В непосредственной близости от тебя.

Отсюда твои страдания, и недоумение, от этих страданий.

Теперь ты непроизвольно не позволяешь ауре Дорна соприкоснуться с твоей израненной душой, чтобы защитить себя от… излишней экзальтации. Тебя все еще беспокоит смерть Тандриша.

И Веленса тоже. Эта боль прошла по каналу неопределенной потери, который был перекрыт органом в момент его гибели.

Открой свою душу Дорну, Д'Аркебуз. Пусть свет Дорна развеет мрак смерти.

Но все было напрасно.

Как горько было ему осознавать, что Бифф и Ери, уйдя из жизни, травмировали его душу и разум.

Лексу нужно было очиститься от этого привкуса горечи, который так тяготил его.

Ему было больно и стыдно знать, что Бифф умер героической смертью, спасая их от глупости, от обмана того Зоата. Он переживал и смерть Ери, который формально тоже умер как герой, хотя на самом деле пал жертвой навязчивого состояния, суть которого заключалась в том, чтобы уберечь Лекса от рокового для него героического поступка.

И это чувство стыда тоже коробило его,

К своему вящему удивлению, он горевал, потому что со смертью Ери и Биффа потерял частицу себя.

Было ли предположение Ло Чанга относительно стократного увеличения переживания всего лишь его догадкой? Не были ли вина и боль Лекса навеяны агонией умирающего инопланетного нервного органа?

Или он в самом деле искренне горевал по поводу утраты своих двух братьев?

Впрочем, имело ли это какое-то значение?

Как раз имело, потому что теперь он знал, что в кругу Братьев лишился братьев.

Случись это десять лет назад, как бы радовался он освобождению от этой парочки, преследовавшей его со времен Трейзиора…

Но сейчас… Он, который покинул своих настоящих родственников, двух своих глупых сестер, был вынужден признать то, мысли о чем никогда прежде не допускал. Только ценой потери, окончательной и безвозвратной, он понял, что имел двух братьев, двойную темп, самого себя… и теперь их не стало. С их смертью он утратил собственную тень. Странно, но теперь его могучего тела, его плоти и крови ему стало недостаточно.

По настоятельному совету Ло Чанга он продолжал истово молиться, но это не приносило никаких результатов.

Пыль…

Пепел…

— Ты должен смирять свою душу в Соли-тории, — сказал капеллан, — оставайся там до тех пор, пока не найдешь средство излечить ее.

Капеллан вышел из-за ширмы и отправился в сторону освященного кубрика Аблутория, чтобы облегчиться и снять с себя груз исповеди Лександро.

Только не было средства, чтобы облегчить душу самого Лекса.

По этой причине стоял Лекс на коленях наедине со Вселенной, которая могла поглотить не только душу, но и мир со всеми его обитателями.

Где-то там, среди звезд, скрывались мятежные правители и повстанцы… Их можно было нейтрализовать. Где-то существовали таинственные инопланетяне, подобные сланнам и эльдарам, жестокие племена орков… Им можно было указать их место.

Сейчас на них неотвратимо надвигались орды хитрых и безжалостных тиранидов, которые были способны человеческую и иную плоть превращать в извращенные орудия для нужд своей таинственной империи Сверхразума…

Кроме того, в космосе, подобно чумной заразе, скрывались невидимые, но готовые в любую минуту проявиться неслыханные Силы Хаоса…

Среди немых звезд, заглушенных вакуумом, стоял только треск погремушки смерти, сопровождаемый безумными воплями.

Кулаки должны сплотиться и противостоять ереси. Задача эта была по силам только сверхчеловеческим телам, подпитываемым пламенной верой в Примарха и Бога-Императора. Пока тело Лекса не имело следов ранений. Могучее и красивое.

Его не покидали мысли о синих глазах Ери, выцарапанных кривыми когтями; о белокурых локонах, письменах на его щеке, его наглой высокомерной улыбке.

Он думал об острых зубах Биффа, его зеленых глазах, гротескной татуировке, блестящих черных волосах — все это было оторвано от тела.

Как нужно было Лексу чтить своих погибших братьев, чтобы к нему снова вернулась благодать Дорна?

Постепенно он понял…

Сначала он пошел в опустевшую келью Биффа.

На рабочем столике рядом с полировальным колесом и сосудом с парафином лежали кости руки с полузаконченной гравировкой. Пыль, скопившаяся за время отсутствия Кулаков, покрывала все предметы. Но слизать или высосать ее с них не осмелился ни один серв, хотя пол и матрац блистали безупречной чистотой, На стене висела икона с изображением Дорна.

Среди кусочков кожи ящерицы Лекс обнаружил древний складной нож. Он взял его в руки и пальцем проверил остроту лезвия и кончика, потом провел тонкую линию и вздрогнул. Бифф с его огромными кулачищами был способен заниматься поделками с помощью такого примитивного орудия труда, а он, Лекс, сомневается в собственном умении.

Его внимание привлек завалявшийся на полке гравировальный инструмент. Судя по более толстому слою покрывавшей его пыли, к нему не прикасались еще дольше. Этот изящный инструмент он взял с собой.

Он направился в ближайший скрипторий, здороваясь по пути с проходившими мимо Братьями. Когда ему повстречался киберуборщик, он решил, что было бы неплохо попросить этот брюхоногий полуавтомат почистить и отполировать гравировальный инструмент.

Но что-то его удержало. Глядя на безмолвного слугу, он сам облизал вещицу и отполировал ее своей желто-зеленой туникой так, что на ее серебряном корпусе заблестела инкрустация.

В скриптории занимались кандидаты в члены Братства. Новые мускулы Кулаков. Мускулы и умы. Как заметил Лекс, на большинстве экранов светились те или иные страницы «Кодекса Астартов». Один из соискателей предпочел работать над рукописным вариантом фолианта. Каждая страница этого священного для организации десантников учебника начиналась с прописной буквы в серебряных и золотых завитках орнамента. Лекс улыбнулся новичку мимолетной улыбкой. Внимание бывалого Боевого Брата, отмеченного за длительную службу металлическим стержнем во лбу, вызвало у парня благоговейный трепет.

Лекс нашел свободное место у контрольной панели, украшенной золоченой бронзой, и нажал несколько кнопок. Начался поиск запрошенных им данных. Наконец экран выдал предмет его поиска — топографическую таблицу сектора крепости-монастыря, относящегося к Апотекарию…

В маленькой комнате, как он и ожидал, не было ни хирургов-следователей, ни технических священников. Ученые мужи работали где-то в другом месте, изучая пробы и данные, доставленные Кулаками с тиранидных кораблей-наутилусов. Возможно, этой комнатой не пользовались уже лет десять.

Это была та самая лаборатория, которую сержант Хаззи Рорк показывал трем братьям на голограмме еще на Некромонде в те стародавние времена.

Здесь еще находилась все та же стальная рама и механическая рука. Тут же имелась ванночка для рук из прозрачного стеклосплава, а над ней резервуар с жидкостью.

На стене, окованной медью, висел хирургический скипетр, обвитый змеей. Его сжимала латаная перчатка с шипами на костяшках пальцев. Верхний конец обвитого змеей стержня перерастал в острые хирургические щипцы.

Лекс повернул кран, позволив прозрачной бесцветной жидкости наполовину заполнить стеклянный сосуд.

Он плюнул в него, и жидкость тотчас зашипела и задымилась.

Бесспорно, это была все та же кислота. Едкая aqua imperialis.

Гравировальное стило Лекс положил на скамью из пласталя, на которой покоился стеклянный сосуд.

Потом до пояса разделся.

Тело его было безупречно чистым, без единой отметины.

Гладким, незапятнанным, если не считать контурных линий, следов давнишних имплантаций.

Но шрамов от ран не имелось.

Зато какой же запятнанной была его душа!

Отказавшись от услуг механического захвата, он опустил в прозрачный сосуд левую руку.

Едкая жидкость, зашипев, вскипела и принялась разъедать его плоть. Из сомкнутых губ Лександро тоже вырвался звук, похожий на шипение. Но не больше.

Так он и стоял, прикованный к месту, но не физическими узами, а волей, навязанной его могучим мышцам, и терпел невыносимую пытку, наслаждаясь этой мукой. Усилием воли он заставил свои пальцы лежать не шевелясь на дне сосуда, в то время как пузырящаяся жидкость начала белеть от растворяющейся в ней ткани…

Длилось это достаточно долго.

Несмотря на противоречивые сигналы о нестерпимой боли, посылаемые разорванными нервами, мышцы левой руки Лекса все же повиновались ему, когда из сосуда он вытащил скелет, оставшийся на месте его кисти и положил кости, связанные остатками разъеденной соединительной ткани на скамью.

Предплечье и плечо имели мышечный и кожный покров.

От ладони остались голые кости.

Ну ничего, поверх этой арматуры хирурги смогут нарастить новые нервные волокна, синтетическую мышечную ткань и кожу и восстановят кисть руки. Так что он не сделал из себя калеку. Он не собирался отказывать Братству в своем кулаке. Это было бы святотатством… а святотатство не входило в его намерения.

Правой рукой Лександро поднял со скамьи гравировальный инструмент. Поставив его в рабочее положение, медленно он начал наносить на собственные кости пясти и фаланги рисунок.

Красивым шрифтом, стараясь писать как можно мельче, снова и снова выводил на собственных костях Лександро имена Ереми Веленса и Биффа Тандриша, а также их настоящей родины: Муравейник Трейзиор, Некромунда.

Он к каждой букве стремился к совершенству.

Через два часа, когда полностью исписанными оказались все кости тыльной стороны ладони, он перевернул ее и продолжил наносить все те же письмена и на ладонную часть руки.

То и дело на раскаленный наконечник гравировального инструмента сбегала, охлаждая его, слеза.

Наконец он остановился.

Подняв покрытую гравировкой руку, он, поворачивая ее, внимательно рассмотрел, после чего пробормотал:

— Простите меня.

К кому он обратил свою мольбу? К Ери и Биффу? К Рогалу Дорну? К Богоимператору?

Несмотря на то, что мышцы левой кисти руки по запястье полностью отсутствовали, разъеденные кислотой, равно как и нервы, пальцы его медленно начали сжиматься.

Чудесное действие сжало кости его руки в… кулак.

Скелет имперского кулака.

Ошарашенно уставился он на кулак, образованный покрытыми гравировкой костями.

И перед его лихорадочным внутренним взором предстало изображение личного геральдического знака, который будет у него, когда он станет офицером, хотя теперь у него больше не было амбициозного желания удостоиться такой чести…

Нет.

Ситуация была слишком неподходящая.

В тот момент, когда казалось, что только тонкая красная нить веры спасает вечно изменяющуюся паутину Империи от мятежников и еретиков, орков и генокрадов, что могло быть ужаснее, чем появление прародителя этих генокрадов — огромного флота тиранидов?

На самом деле, что могло быть страшнее этой угрозы? Если не считать Сил самого Хаоса?..

Но сражаться с ними Лекс никогда бы не смог. Он не должен был допускать ни единой мысли о Тзинче, потому что одна мысль могла испортить его…

Как бы здорово было снова оказаться на Некромонде, в своем муравейнике, и стать на девственно невинным, когда тебя страшит такая ерунда, как понижение в положении, загрязнение отходами, разборки между уличными группировками, хищные кочевники, таинственные шабаши ведьм, мутанты, голод и другие мелочные заботы.

Но Лекс больше не был невинным.

Он нес ответственность.

Клетку своих сжатых костей он подносил Примарху…

И в его сердце как будто разверзлась другая клетка…

… куда ударил луч сияющего света Рогала Дорна.

Этот анакомый свет, неся благословение, пронзил его как шпага, с нанесенным на ее острие жгучим бальзамом.