Абсолютное зло

Глава 2

Никогда еще пробуждение не было таким мучительным.

Я жмурилась от яркого света, болезненно бьющего прямо в глаза. Обхватила подушку руками, словно обнимая, и уткнулась в нее лицом. Вдохнула, но вместо тонкого аромат лавандового кондиционера, в нос ударил резкий запах стерильности. Приподнялась на локтях и уставилась на белоснежную наволочку. Где изображение пионов, украшавших мое постельное белье?

Я попыталась подняться, но чьи-то руки не дали сделать этого, осторожно удерживая за плечи.

– Лежи! – приказал женский голос. Ира. Присутствие знакомого человека внушило некоторое спокойствие.

Оглядевшись, я окончательно уверилась, что нахожусь не в своей постели, не дома. Белые стены, скрипучая койка и этот вездесущий запах лекарств наталкивали на мысли о больнице.

– Что произошло? – не могла понять, как попала сюда.

– Ты не помнишь?

Я уловила в ее голосе облегчение, словно она рада, что из моей памяти выпал этот момент.

– Помню бар, – приложив ладонь к затылку, я нащупала внушительных размеров шишку. Вот почему так адски болела голова.

– И всё? – Ира начала нервничать, и я забеспокоилась.

– Еще помню, как увидела … – я запнулась. Воспоминания вспыхнули яркими образами. Казалось, я все еще ощущала на коже прикосновения Дана. Потерла рукой горло – никогда не забыть холод лезвия. – Как увидела потасовку в баре, – не колеблясь, соврала и внутренне содрогнулась от того, с какой легкостью сделала это. – Ты потащила меня посмотреть на драку, – уточнила.

– А потом ты сбежала, – продолжила за меня Ира, не заметив, как я споткнулась на полуслове. – Рома отыскал тебя в грязной подворотне, – она произнесла это громко и резко, будто злилась, – где какой-то псих приставал к тебе. – Она поникла, и в голосе больше не было напора, только сочувствие: – Ты была без сознания, и я вызвала скорую.

Я с чуть ли не ненавистью смотрела на подругу: зачем она это сделала? Теперь меня ждут неудобные вопросы, нудная возня с бумажками и прочая волокита, а главное, обо всем может стать известно моим родителям.

Они чрезмерно заботливые и осторожные во всем. И шага не сделают без долгого и тщательного взвешивания всех за и против. Риск не для них. Немало времени потребовалось, чтоб уговорить их отпустить меня учиться в другой город.

Теперь, когда они узнают, в какую передрягу я попала, перепугаются до смерти и скорей всего потребуют возвращения домой. Мне придется бросить консерваторию.

Я спрятала лицо в ладонях и почувствовала запах пыли. Руки были покрыты засохшей грязью. Захотелось отмыться. От всего того, что случилось этим вечером.

Ира расценила мое поведение по-своему:

– Маш, все обошлось. Врачи тебя осмотрели, ничего серьезного: пара ссадин и синяков. Он не успел ничего сделать, – делала намеки, которые ей самой были неприятны, – Рома с Артемом подоспели вовремя.

Все куда хуже, чем я думала: еще и друзей втянула в свои проблемы. В баре я видела на что способен Дан, а потом ощутила на себе его силу, и теперь боялась представить, какая драка могла развязаться в переулке между тремя разъяренными мужчинами.

– Как они? – подняла голову. – Целы?

– Переживут, – отмахнулась Ира, – им не привыкать махать кулаками.

Я решила умолчать о том, что они, вероятно, спасли мне жизнь. Не хотела верить, что Дан способен на такую жестокость. Зачем ему убивать меня? Бессмыслица, просто разыгралось воображение. Всему должно быть объяснение.

– Мне надо выйти, – кривясь от боли, я встала с кровати.

– Куда? – встревожилась Ира. Без тщательного допроса она меня не отпустит.

Я бросила взгляд на дверь, судя по всему в туалет, и многозначительно посмотрела на подругу. Она все поняла и опустилась на стул, дав понять, что будет ждать меня в палате.

Я заперла дверь и осталась наедине со своим потрепанным отражением в зеркале. Повернула кран и тот со стоном выплюнул в раковину воду. Кожу болезненно защипало, когда я подставила под струю исцарапанные руки. Набрала полные ладони, и плеснула в лицо. Подняла голову и снова взглянула на свое отражение: левая щека пылала алым. Прикрыла глаза и глубоко вдохнула, пытаясь, прийти в себя, но из темноты возникло беспристрастное лицо Дан. Накатил страх, беспомощность, горькое разочарование. Как он мог так поступить? Подавила всхлип, готовый вырваться из груди, что предшествует истерике.

– Ты в порядке? – постучала в дверь Ира.

– Да, – закрыла шумевший кран, – уже иду.

Вернулась в палату, но не стала ложиться обратно на больничную койку: я здорова, и мне не зачем здесь больше оставаться.

– Когда меня отпустят? – надеялась, врачи поставили ее в известность.

– Тебя никто не держит, – Ира взяла меня под руку, как беспомощного ребенка, и усадила на кровать, – но ты еще должна дать показания.

– Какие еще показания!? – я испуганно вскочила.

– Полицейским, – медленно произнесла Ира, будто сомневалась в моих умственных способностях.

– Ты что, еще и полицию вызвала?

Воображение одну за другой рисовало картины возможных последствий Ириных действий. Я не собиралась заявлять на Дана, выставлять его преступником. Не представляла, как поступлю в будущем, но на данный момент я хотела все обдумать, переварить случившееся. Как расхлебывать эту кашу? Придется солгать.

– Что ты им сказала? – раз придется врать сотрудникам полиции, надо хотя бы придерживаться общей версии событий.

– То же, что и тебе, – в ее глазах промелькнуло сомнение. Возможно, закрались мысли, что в переулке между мной и незнакомцем произошло что-то совсем иное, нежели она думала. – Маш, это был тот парень из бара? Кто он? – она оказалась проницательней, чем я думала.

За долгое время нашей дружбы Ира успела хорошо изучить меня. Поймет, если солгу. Одно дело запнуться на слове, другое – сплести правдоподобную паутину лжи.

– Откуда у меня такие знакомые? – попыталась уйти от прямого ответа, одновременно стараясь придумать оправдание своему странному поведению.

– Правда, откуда? – она воспользовалась моей же уловкой и загнала в тупик.

Считала Иру своей подругой, но не могла рассказать ей правду. Он не поймет.

– Я не знаю его, – сжала руку в кулак, впиваясь ногтями в ладонь, подавляя любые признаки лжи на своем лице. – Он привлекательный парень, а ты сама говорила, что мне надо «пробовать», и я решила с ним познакомиться. Но он оказался «плохим парнем». Ты права, это не мой тип.

Я замолчала и ждала Ириной реакции. Черты ее лица скоро приобрели былую мягкость, а голос – теплоту, как подтверждение веры в мои слова.

– Прости за глупый совет, – она накрыла ладонью мою напряженную руку, все еще сжатую в кулак, – теперь я чувствую свою вину, что невольно спровоцировала, – она подбирала слова, – эту ситуацию, – наконец заключила.

Подруга искренне переживала за меня, а я заставила ее сомневаться в себе, винить себя. Я худшая подругой на свете.

– Ты не виновата, что я не умею выбирать парней, – сглотнула подступивший к горлу ком.

Ира обняла меня, наивно полагая, что я раскисла от того, что моя попытка познакомиться с парнем закончилась так печально. Громкий стук в дверь заставил ее разорвать объятия, и оглядеть вошедшего в палату человека в форме. Представившись полицейским, он попросил ее оставить нас наедине.

Не имела представления, какую историю рассказали ему Рома и Артем, поэтому решила придерживаться версии Иры.

Уже и не помню, что конкретно говорила, знаю точно, что врала напропалую. Только вот зачем? Правильно было бы рассказать правду. А если я столкнулась не с Даном? И если то был не он, то я покрываю настоящего психопата?

В заключение всей той лжи, что я выдала полицейскому, добавила:

– Честно говоря, я была не совсем трезвой, – от этих слов меня покоробило.

Мужчина оставил свои записи и внимательно посмотрел на меня:

– Так на вас никто не нападал?

– Нет, – покачала головой.

– Так вы пошли с тем человеком по доброй воле? – употребил старомодное выражение. – Так сказать, решили уединиться?

– Верно, – согласилась, краснея, – именно так и было.

– Если вы знакомы с третьим участником потасовки, назовите его имя, – уткнулся в свой блокнот, готовый записывать. – Мы разыщем его.

Искать Дана – этого я хотела меньше всего.

– Не могу, – ничего разумного в голову не пришло. Полицейский молча смотрел на меня, явно требуя пояснений. – Я не успела спросить его имя.

По взгляду, напряженным уголкам губ стало ясно, что он осуждает меня. Наверное, считает чуть ли не шлюхой. Но оправдываться нелогично, и я смирилась с образом девушки, становящейся доступной после пары бокалов. Еще ни разу в жизни не испытывала такого стыда.

Я думала, что пережила самое страшное в этом несуразном и сплошь лживом допросе, но полицейский продолжал уточнять неясные ему детали.

– А ваш друг, – заглянул он в свои записи, – Роман, – нашел нужное имя, – утверждает, что имело место нападение.

– Он приревновал меня, увидев с другим, – быстро нашлась, что ответить.

– Так этот Роман ваш парень?

– Мы друзья, не более, – выпалила. Привыкла отнекиваться на все вопросы, касающиеся предположений о наших с Ромой возможных отношений.

– Тогда не пойму, при чем здесь ревность? – мужчина начал злиться, окончательно запутавшись в моих бредовых показаниях. С досадой отложил бумаги: – Хотите сказать, что это просто мужские разборки из-за женщины?

Я вязла все глубже, и не хотела усугублять свое положение новой ложью. Мое молчание мужчина воспринял как подтверждение своего предположения.

– Извините, – постаралась хоть как-то облегчить свою совесть.

Он захлопнул папку, недовольный, что я напрасно потратила его время и заставила делать ненужную работу.

– Спасибо за сотрудничество, – выдал формальную фразу и вышел.

Несмотря на то, что я умылась и смыла с рук уличную пыль, почувствовала себя по-настоящему замаранной.

Отвращение к себе усилилось, когда я оказалась дома. Заглаживая мнимую вину, Ира бегала вокруг меня, как мать-наседка: то принесет одеяло, то горячего чая. В данной ситуации я не жертва, а злодей.

– Спасибо, Ир, но сейчас я хочу только одного – спать, – ответила на очередное ее предложение.

– Ну ладно, – она изящно поднялась с края кровати. Всегда завидовала ее королевской осанке и легкости движений. – Если что, я в соседней комнате.

Последняя фраза походила на угрозу, и я усмехнулась:

– И ты не против, если разбужу тебя посреди ночи?

Она поморщилась, видимо, представив, как я тормошу ее спящую, чего она терпеть не могла:

– Только, – взметнула в воздухе указательным пальцем, – если случится что-нибудь серьезное.

– Иди уже, – кинула ей вслед подушку. Она, смеясь, устало поплелась к двери. – Ир? – задержала ее на полпути. – Не рассказывай ничего моим родителям.

Она знала, какие они гиперзаботливые, и чего мне может стоить эта история, поэтому согласилась молчать.

– Знаешь, я ведь пошутила, когда сказала, что тебе подходит «плохой парень», – вернулась к разговору, который, я думала, мы оставили в прошлом. – Ты хрупкая и нуждаешься в романтике, – с этими словами она скрылась за дверью, и оставила меня одну вариться в коктейле из угрызений совести, обиды и разочарования.

Я лежала в кровати и наблюдала за танцем теней на потолке. Ветки дерева, растущего под самым моим окном, раскачивались от порывов ветра.

Тени потянулись влево, потом внезапно вскинулись вверх, словно выросли в одно мгновение, и снова почти безжизненно поникли, едва колыхаясь. Слезы скатились по моим вискам, впитываясь в разметавшиеся по подушке волосы. Тихий всхлип – и в следующее мгновение я уже прижала к лицу подушку, заглушая собственные рыдания.

Как бы не было горько признавать, но парнем из бара был Дан. Он повзрослел и возмужал: черты лица из юношеских превратились в мужские, голос стал грубее.

Впервые я увидела Дана, когда мне было двенадцать, к пятнадцати – по уши влюбилась в него. Потом он исчез, и до сегодняшнего дня я не видела его почти пять лет. Никак не ожидала, что первая встреча после стольких лет разлуки будет такой.

Дан был из той категории парней, что всегда нравятся мамам: приветлив, образован, хорошо воспитан. Именно такого мужа отцы хотят видеть рядом со своими дочерями, уверенные, что тот непременно осчастливит ее. Сегодняшний Дан наглядный пример того, кто не непременно сломает ей жизнь – своя полная противоположность.

***

Я проснулась, когда за окном уже светило солнце. Нырнула под одеяло, прячась от яркого света. Наощупь отыскав телефон на прикроватной тумбочке, по привычке проверила сообщения. Одно короткое СМС от Иры: она ушла на занятия, но обещала вернуться пораньше и купить на обед пиццу.

Мимолетно бросила взгляд на время в углу экрана – три часа дня.

Проспала!

Путаясь в одеяле, опрометью бросилась ванную. Одновременно чистила зубы и рыскала по комнате в поисках одежды. Я уже пропустила все занятия, но на одно, индивидуальное по классу вокалу, еще могла успеть. На бегу одеваясь и приводя себя в порядок, выскочила на улицу.

Мой преподаватель – Ольга Константиновна – не любил ждать. Стоило студенту задержаться больше, чем на десять минут, она уходила домой, и то, что ты «потерял драгоценные часы из-за неспособности правильно организовывать свой день и отсутствия элементарной пунктуальности», было только твоими проблемами.

Все мои старания (ноющая боль в мышцах и колющий бок от пробежки) не пропали даром. Я опоздала всего лишь на пару минут и успела застать Ольгу Константиновну в аудитории.

– Мария, не рассчитывала вас сегодня увидеть, – сухо произнесла она, когда я, запыхавшаяся, и, несомненно, раскрасневшаяся, предстала перед ней. – Ваши друзья с факультета народного инструмента сообщили мне, что вы заболели и в ближайшие дни не появитесь на занятиях. – Я поджала губы, стараясь не сердиться на музыкантов, убеждая себя, что они хотели как лучше. – Но вижу, вы прекрасно выглядите, даже румянец на щеках, – она взмахнула рукой с худощавыми пальцами, очерчивая в воздухе овал моего лица. – Меня обманули?

– Нет, что вы, – ломала голову, как защитить друзей. – Вчера я действительно думала, что заболела, но с утра мне стало намного лучше.

Морщинки в уголках ее губ, появляющиеся, когда она недовольно поджимает тонкие губы, говорили, что она едва ли мне поверила.

– Сомнительная история, Мария. – Но по каким-то причинам Ольга Константиновна решила быть сегодня снисходительной. – Начнем, – скомандовала, присаживаясь за пианино.

На протяжении часа она поправляла и критиковала меня. Я никак не могла сосредоточиться, поэтому часто не попадала в тональность или откровенно фальшивила. И когда время подошло к концу, Ольга Константиновна не могла не отметить это.

– Мария, не буду отрицать, вы весьма одарены, но, если вы хотите добиться успеха, необходимо совершенствоваться – упорно заниматься. Вы не только не цените своего таланта, но еще и ленитесь. Вы меня разочаровываете. На сегодня всё, – закрыла крышку пианино, ставя точку в сегодняшнем занятии.

Я молча проглотила обиду. Всем студентам известно: хочешь удачно сдать сессию, не стоит спорить с преподавателем.

– Можете самостоятельно позаниматься, – Ольга Константиновна протянула мне большой рельефный ключ. – Сами позаботьтесь об аккомпанементе.

– Спасибо, – поблагодарила лишь из привитой с детства вежливости.

– Когда закончите, верните ключ на вахту, – напутствовала она, выходя из аудитории.

Обычно в качестве аккомпаниаторов я использовала как раз тех злополучных музыкантов, что сегодня так переусердствовали со своей братской заботой. Так сложилось, что однажды по просьбе своего педагога Бенд подыграл мне во время репетиции. Он был талантливым музыкантом, и у нас не возникало конфликтов по поводу исполнения той или иной композиции. Мы были идеальным тандемом. Но сегодня мне хотелось петь в одиночестве.

Я провела ладонью по лакированному дереву пианино, опустилась на табуретку и подняла недавно закрытую крышку. Осторожно скользнула по черно-белым клавишам, извлекая пронзительные звуки.

В отличие от того же Бенда, Ника или Кира, я не могла похвастаться искусной игрой на музыкальных инструментах – не хватало таланта.

Собственные пальцы казались мне лишенными тонкости и изящества – такие не способны рождать завораживающие миллионы людей мелодии. Невольно возник образ Дана: он был способен играть именно так. С содроганием подумала, какое применение он нашел своим талантам. От этих мыслей я запнулась, и мелодия оборвалась.

Не хотела думать о Дане, вспоминать каким увидела его вчера. Собралась с силами и снова начала играть «Reprendo Mai Piu». Не самая подходящая композиция – сегодня я слишком уязвима. Как бы ни храбрилась, ни старалась сохранять невозмутимость, но встреча с Даном стала для меня болезненным ударом, настоящим испытанием для моей психики. Но нет ничего лучше, чем облегчить душу через песню.

Я пела и, казалось, с каждой нотой улетучивались страх и растерянность, принося умиротворение. В какой-то момент закрыла глаза, отрешаясь от мира.

Последние аккорды стихли. Наступила тишина, но я все еще оставалась погруженной в песню, отчаянно не желая возвращаться в реальность. Дымку отчужденности развеял скрип.

Обернувшись, в дверях я увидела Бенда.

– Не думал, что ты сегодня придешь, – заявил он вместо обычного приветствия.

– И тебе привет, – указала на невежливость парня. – Не вижу причин этого не делать.

Бенд и сейчас не стал утруждать себя условностями и смотрел на меня озадаченно:

– После вчерашнего…

Теперь каждый считает своим долгом пожалеть «бедняжку Машу»? Стоит позволить лишь раз посмотреть на себя с подобным сочувствием, как последует дружеское подбадривание, а потом и похлопывание по спине, и вечный статус жертвы, и клеймо «та самая». Раз и навсегда хотела дать понять, что не нуждаюсь в жалости.

– Ничего особенного не произошло, я в полном порядке.

Конечно, он мне не поверил – хорошо знал меня, но к моему облегчению, не стал развивать эту тему.

Окинул взглядом пианино:

– Составить тебе компанию?

– В другой раз, – сразу отказалась и сделала вид, что сосредоточенно изучаю нотную тетрадь.

Мы оба молчали. Я бездумно пялилась на ноты, изредка бросая взгляд на носы его массивных ботинок, и дожидаясь, когда тот, наконец, оставит меня. Тишину разорвали басы безумной рок-композиции, и листы тетради чуть дрогнули в моих руках. Бенд обыскивал карманы в поисках телефона, видимо не помня, где тот находится.

– Это Кир, – прочистив горло, объявил. – Сегодня у нас репетиция, – оторвал взгляд от экрана.

В отличие от друзей, он никогда не давил на меня с предложением стать солисткой в их группе. Была ли подобная деликатность частью воспитания или его просто не волновало, соглашусь я или нет?

– Хочешь, мы заглянем к тебе в гости вечером? – вопрос прозвучал несколько виновато, словно музыканту совестно, что все, в частности он сам, продолжают нормальную жизнь, тогда как моя теперь омрачена «страшной трагедией».

– Не волнуйся, я не буду сегодня в одиночестве: Ира будет весь вечер дома. – И в очередной раз напомнила: – Всё в порядке.

– Точно? – все еще колебался.

Его твердая уверенность, что я несчастна и нуждаюсь в поддержке, уже начинала раздражать.

– Я не тяжело больная и не умирающая, – резко произнесла. – Не надо нянчиться со мной.

Грубость возымела на парня должный эффект.

– Понял, – отступил, сдаваясь моему дурному настроению, – тебя надо оставить в покое. Увидимся, – и скоро исчез за дверью.

Еще какое-то время из коридора доносились тяжелые шаги, становясь все тише.

В одиночестве в просторном зале, я особенно остро ощутила вину. Зачем обижаю людей, что хотят позаботится обо мне? Надо будет непременно извиниться перед другом.

Старая дверь снова застонала, приоткрываясь, и по паркету зазвучали уже мягкие осторожные шаги. Решила, что Бенд вернулся, и не стала тянуть с извинениями.

– Прости, я была грубой, – начала, поднимаясь из-за пианино, но встретившись глазами с посетителем, почувствовала, как в теле зарождается дрожь.

В дверном проеме стоял Дан. Мысли в голове метались, как сумасшедшие, тогда как я стояла неподвижно: убежать? закричать? остаться?

Боже мой, зачем?

Я рванула к столу в углу зала, где лежала моя сумка с телефоном. Мне было все равно, кому звонить: полиция, скорая, пожарные. Наученная горьким опытом, я больше не хотела оставаться с Даном наедине. От осознания того, что мечтаю сбежать от человека, которого некогда любила, стало горько.

Но я даже не успела набрать ни одной цифры, как Дан, возникнув у меня за спиной, выхватил телефон и швырнул в сторону. Тот с глухим ударом разлетелся по полу на части.

Сделала глубокий вдох, чтобы закричать, как огромная ладонь легла на мое лицо, преграждая путь воздуху. Боялась, что задохнусь, и отчаянно пыталась вырваться, но мою талию, как змея, обвила крепкая рука и сжала, словно в тисках.

Я кричала – получались лишь едва слышные стоны, сопротивлялась – Дан только сильней прижимал меня к себе. Все мое тело было словно скованно, и лишь взгляд метался из стороны в сторону, ища любую надежду на спасение. В этих безуспешных попытках глаза остановились на противоположной стене. Вся она, от пола до потолка, была покрыта сияющими зеркалами, установленными здесь для занятий хореографией. В них увидела наше отражение: Дан стоял неподвижно и, кажется, не прикладывал больших усилий, чтобы удерживать меня, а я в сравнении с ним выглядела такой маленькой, что все мои попытки освободиться напоминали беспомощную возню букашки.

Громко сопела, и неотрывно следила за отражающимся в зеркале незнакомцем, которым стал для меня Дан. Холодный, отчужденный, чужой.

Мои каштановые волосы рассыпались по плечам, а несколько прядей упали на лицо Дана, зацепившись за его щетину. Он чуть повел голову в сторону, освобождаясь от моих «пут».

Дан просто ждал, когда я успокоюсь. И я сдалась – безвольно обмякла, окончательно выбившись из сил.

– Будешь хорошо себя вести? – по телу пробежали мурашки от вибрации его голоса. В его словах не было угрозы, поэтому я кивнула, насколько это было возможно.

Первой он убрал руку с лица, словно проверяя, что я не подниму шум. Когда убедился в моей сговорчивости, уже вторая медленно соскользнула с моего живота, оставляя после себя холод. Оказавшись свободной, я все равно не смела даже шевельнуться.

– Посмотри на меня, – мягко приказал, но я не решалась повернуться. Боялась заглянуть ему в глаза и потерять последнюю надежду, что я ошиблась, и этот человек, так грубо обращающийся со мной, вовсе не Дан.

Медленно переступала с ноги на ногу, не желая провоцировать хищника резкими движениям. Дан на целую голову выше меня, поэтому сперва я уткнулась взглядом в его грудь – широкую, равномерно вздымающуюся. Никакого мятежного биения сердца, как у меня, он был спокоен.

– Видишь, ничего страшного не произошло, – он не касался меня, но обездвиживал только одним властным тоном своего голоса.

Опасливо поднимая взгляд, сначала я увидела волевой подбородок, потом – плотно сжатые губы, и, наконец, остановилась на глазах. Невероятных усилий стоило выдержать их пронзительный взгляд. Дан словно проверял меня на прочность, пытался вытащить наружу все самые сокровенные тайны. Невольно я разомкнула губы, чтобы произнести потаенные слова, но меня остановило вдруг ставшее напряженным выражение лица.

– Мы виделись раньше, – без тени сомнений констатировал он. – Зачем ты пошла за мной?

С сожалением поняла, что он так и не смог вспомнить меня.

Дан терпеливо ждал, пока я облизала пересохшие губы, прочистила горло и едва слышно произнесла:

– Я обозналась. – Но ему этой короткой фразы ему было недостаточно. Он выжидательно смотрел, буквально требуя продолжения. – Ты похож на друга детства, – выдавила я из себя. И снова это было не то, что он хотел услышать. Хищник, как и в прошлый раз, чуть наклонил голову вбок, изучая жертву. Жмурясь от страха, я собиралась с силами: – Просто соседский парень, что жил рядом с домом моих родителей, – будто рассказывала о личном совершенно постороннему человеку.

Дан не узнал меня, и я была жалкой, когда пыталась воскресить в нем хоть-какие-то воспоминания.

– Продолжай, – произнес он более мягким тоном, похожим на просьбу. – Ты должна убедить меня, – голос вновь стал жестким, – что эта нелепая история правдива. – Его пальцы коснулись щеки: – Или я продолжу расспрос другими методами, – обманчиво нежно провел тыльной стороной ладони. – Поверь, тебе не понравится. – Я отшатнулась, мое сердце ускорило ритм от чистого животного страха. Дан с усмешкой хмыкнул: – Ты еще не поняла? Тебе со мной не справиться, – опустил руку мне на шею, словно напоминая, чем чуть не закончилась наша вчерашняя встреча.

Я, как затравленный зверек, угодила в западню, и в ужасе искала выход из нее, пока не вспомнила странный случай из прошлого. Тогда Дан буквально заставил меня зазубрить одну фразу, смысл которой я не понимала до сих пор. Он тогда сказал, что однажды это может спасти мне жизнь. Мне казалось это смешным. Какая опасность могла мне угрожать? И как пара слов убережет меня? Конечно, я не верила в их чудодейственность, но надеялась, что, возможно, они пробудят в Дане воспоминания о смешной соседской девчонке, и он освободит мою шею от стального захвата.

– Дик харна берн клиил Рих Этр, – быстро протараторила, надеясь, что ничего не перепутала.

Эта бессмыслица произвела на Дана невероятное магическое действие. Как заклинание, превращающее его в еще большее чудовище: все мускулы на лице напряглись, ноздри раздулись, дыхание участилось и стало поверхностным.

Он схватил меня за плечо, впиваясь пальцами в кожу, и начал трясти как обезумевший:

– Откуда ты знаешь этот язык? Кто тебя научил?

Я инстинктивно сжалась: что бы я сейчас ни сказала, он будет недоволен ответом.

– Ты! – выкрикнула.

Дан застыл, пальцы разомкнулись и я, освободившись, попятилась от него.

– Ложь, – произнес, словно найдя в этом оправдание себе. – Я не раздаю бездумно такие клятвы.

– Я не лгу, – без капли уверенности произнесла, чем больше его разозлила.

– Не смей произносить ее вслух, – его лицо неприятно исказилось от презрения, – ты не имеешь права.

– Нет, – отчаянно мотала головой и все пятилась, понимая, что вот-вот буду растерзанной. – Ты научил меня, Дан, – со слезами на глазах хваталась за последнюю надежду на спасение.

Вспомни же меня!

Он окончательно вскипел, приходя в животную ярость. В несколько шагов нагнал меня и схватил за горло:

– Имя! – потребовал он. – Как твое имя? Как я тебя называл? – В какой-то момент я перестала чувствовать пол под ногами. – Если ответ будет неверным, – медленно произнес, – без колебаний и сожалений убью тебя. Какие бы цели ты ни преследовала, я не позволю собой манипулировать.

Голова закружилась от недостатка кислорода, я задыхалась, не способная даже отбиваться.

– Ри… – хрипела, – Ри…

Пальцы разжались, и я привалилась спиной к стене. Мир перед глазами выглядел нечетким, но наполненный спасительным воздухом. Я плакала, но теперь не от страха, а от облегчения, что могу свободно дышать, что осталась жива.

Подняла затуманенный взгляд на Дана и столкнулась со жгучей яростью и … Отчаянием и бессилием.

– Ри-ри… – мое имя из его уст звучало словно мольба.

И я не смогла отказать. Забыла собственный гнев.

Я потянулась к Дану, но он, угадав мои намерения, покачал головой.Попыталась приблизиться, но мы словно поменялись ролями: теперь Дан пятился от меня, будто я пугала его больше всего на свете. С ужасом поняла, что сейчас его мучителем была сама я. Сердце больно сжалось. Как загнанный зверь он заметался по залу, словно не зная, спасаться ли бегством или рвать зубами того, кто так нещадно истязает его.

Его безумный, молящий остановить пытку, взгляд вынудил меня замереть … И отпустить.

Неподвижно наблюдала, как Дан резко развернулся и быстрыми шагами, почти переходящими в бег, покинул зал.

***

– Да-а-ан, — я медленно тянула, смакуя каждый звук.

Летнее солнце сделало лицо Дана еще более смуглым. Завидовала тому, с какой легкостью ложился на его кожу загар, даря карамельный оттенок. Я же могла часами валяться на солнце, и все, что получала, это ожоги. К моей бледной коже загар категорически отказывался приставать.

– Необычное имя, – размышляла я вслух. – Это сокращение? Или прозвище?

– Будем считать, что сокращение, – провел пальцами по гитаре. Он всегда так делал перед тем, как взять ее в руки.

– Даниель? – предположила я. Он улыбнулся так, будто мне никогда не угадать. – Ну как? – по-детски канючила.

– А ты любопытная, Ри-ри, – рассмеялся.

– Может, любознательная, – возмущенно поправила.

У него вечно от меня какие-то тайны. Это все потому, что он считает меня ребенком. Мне уже четырнадцать, я сформировавшаяся личность.

– Любознательные читают книги, – с его лица не сходила добрая улыбка, – а не изводят друзей расспросами.

– Неужели твое имя настолько ужасное, – скривилась, – что ты не хочешь его говорить?

Дан начал наигрывать на гитаре незнакомую мелодию:

– Его произношение трудно для твоего восприятия.

– Иностранное? – удивилась, а потом заключила: – Ты что, из другой страны? У тебя нет акцента, – отметила.

– Сочту это за похвалу, – усмехнулся, не отрываясь от своего занятия.

Я подняла руки вверх, якобы сдаваясь:

– Обещаю, не буду смеяться, каким бы странным ни было твое имя.

Он прижал ладонь к струнам, резко оборвав звук.

– Дан-Ар, – словно прохрипел.

Я впервые слышала такой необычный язык.

– Звучит, словно индейское имя. Ты что, потомок индейцев?

В ответ он устало покачал головой. И, судя по небольшой складки между бровей, ему неприятен этот разговор.

– Тебе всегда надо докапываться до истины, Ри-ри?

– Прости, я знаю, что иногда бываю надоедливой, – мне стало стыдно за свою навязчивость. – Я всего лишь хочу, чтобы ты был со мной искренен.

– Разве я неискренен? – задал резонный вопрос.

Я опустила глаза, испытывая неловкость:

– Иногда мне кажется, что ты что-то не договариваешь.

Мне приходилось вытягивать из него каждое слово, будто он всегда контролировал себя, чтобы не сказать лишнего.

Дан протянул ко мне руку.

– А кто договаривает? — указательным пальцем несколько раз постучал по моей груди прямо над сердцем. – Известная русская поговорка гласит: чужая душа – потемки.