Когда мы вошли в усадьбу, Базилевский не смог скрыть огорчения. Он застыл на пороге, оглядываясь и придерживая очки. В холле царил полумрак — свет проникал лишь через окна. На потолке висела кристальная люстра, но лишних мана-камней у нас для неё не было. Светлый ковёр под ногами забился пылью, а на стене возле лестницы потрескалась штукатурка.
Рабочих рук и ресурсов, чтобы поддерживать дом в приличном состоянии, не хватало. И несмотря на то, какой удручающей была эта картина, восстановление усадьбы пока что не стояло в числе моих приоритетов.
— Демоны меня возьми, — тихо произнёс Базилевский. — Не могу поверить, что этот заброшенный дом и усадьба вашего рода — одно и то же место.
— Вы ещё не были на втором этаже, Филипп Евгеньевич, — сказал я. — В женской половине обрушилась крыша, часть комнат сгорела.
Юрист рассеянно помотал головой, будто не мог в это поверить, а затем вздохнул и сказал:
— Простите, ваше благородие. Я слегка шокирован. Видеть всё это собственными глазами больно. Не представляю, каково было вам, когда вы вернулись из Тибета.
— Хорошо, что мне было куда вернуться, не правда ли? — пожал плечами я. — Всё могло закончиться куда хуже.
— Завидую вашему оптимизму. Впрочем, вы правы! Худшее позади.
— А впереди у нас много работы, — я жестом пригласил Базилевского в гостиную.
Служанка принесла нам фирменный Бабулин чай с листьями смородины. В качестве закуски подали свежий козий сыр, кислую вишню и овсяное печенье.
Едва мы успели наполнить чашки, как в комнату вошёл Никита. В своём безупречном мундире он выглядел уже не таким ослабленным — хотя тёмные круги под глазами всё же выдавали его состояние.
— Простите за ожидание, господа, — воевода щёлкнул каблуками. — Разрешите присоединиться.
— Отбрось формальности, — сказал я и хлопнул по дивану рядом с собой. — Садись.
Мы выпили по чашке чаю и перекусили, а затем я сказал:
— Итак, давайте подведём небольшие итоги. Что мы имеем? Я официально принял титул, получил магическую силу и связал себя с Очагом. Благодаря Филиппу Евгеньевичу мы добились прекращения огня, а моего брата прямо сейчас везут в надёжное место, где его будут охранять имперские солдаты.
Базилевский и Никита молча смотрели на меня, не перебивая. Они оба понимали, что это лишь вступление.
— Но это светлая сторона, — продолжил я. — А есть и тёмная. Уровень Очага упал до первого, потому что я взял его силу для активации своего Истока. Купол уменьшился вдвое, прочность тоже сильно упала, как и атакующая мощь Очага. Сейчас мы можем не бояться нападения, но как только суд будет окончен — война возобновится.
— Позвольте перебить, Владимир Александрович, — сказал Базилевский. — Есть шанс, что по итогам разбирательства правительство примет решение остановить войну.
— Этого не будет, — качнул головой я.
— Почему?
— Хотя бы потому, что меня не устраивает такой вариант. Я намерен разбить альянс и вернуть все наши владения.
— Только победа, — ухмыльнулся Никита.
Переплетя пальцы, Филипп Евгеньевич с сомнением оглядел нас обоих.
— Понимаю ваше рвение, господа. Но как вы собираетесь одолеть врагов на поле боя? Почти все земли Градовых захвачены. Дружины нет. Оружия и артефактов нет. Экономика в руинах…
— Пока идут судебные тяжбы, нам предстоит нарастить силы, — сказал я. — Для этого мы здесь и собрались — чтобы обсудить, как сделать это наиболее быстро и эффективно.
Базилевский собирался сказать что-то ещё, но я приподнял ладонь, и он уступил мне слово.
— Давайте начнём вот с чего. Как по-вашему, Филипп Евгеньевич, сколько времени у нас есть? Когда суд вынесет решение?
— Трудно сказать, господин. Подобные дела могут тянуться годами, но это явно не наш случай. Думаю, Муратов будет стараться завершить всё как можно скорее. Даже более того, я уверен, что он готов понести определённый ущерб, лишь бы прекращение огня отменили как можно скорее.
— Граф Муратов не дурак, — кивнул Никита. — Он понимает, что мы будем наращивать силы, и постарается этого не допустить.
— Выходит, в наших интересах затянуть разбирательство, — сказал я и снова спросил у Базилевского: — На какой срок мы можем рассчитывать?
— Я боюсь ввести вас в заблуждение, Владимир Александрович. Если брать наилучший расклад — думаю, пара месяцев. Или того меньше. Но Рудольф Сергеевич может пойти ва-банк и просто признать свою вину. Ему придётся заплатить немалый штраф государству за нарушение правил войны, освободить Михаила, репутация серьёзно пострадает… Но зато он сможет немедленно повести свои войска на штурм.
— Погодите, но ведь Муратов не один, — поправив воротник кителя, сказал Добрынин. — Судят не только его, но и фон Берга с Карцевой.
— Верно мыслишь, воевода, — улыбнулся я. — И я мог лично убедиться, что между членами альянса есть разлад. Фон Берг идиот, который легко поддаётся на провокации и наверняка жаждет отомстить за завод. Карцева вообще не хочет воевать. Муратов — единственный разумный человек среди них, и поэтому самый опасный.
— Поверьте, остальных тоже стоит опасаться, — качнул головой Филипп Евгеньевич.
— Не подумайте, что я недооцениваю наших противников, — я взял со стола чашку и сделал глоток. — Просто уже придумал, как с ними бороться. Общая стратегия такова, господа, послушайте внимательно.
Я сдвинул тарелки и чашки к краям стола. Взял печенье и положил его по центру.
— Первое — наше поместье. Никита, мы должны построить укрепления и в целом организовать оборону. Это твоя задача. Приготовь план, составь список того, что тебе понадобится — от строительных материалов и количества рабочих рук до боевых артефактов.
— Есть, — кивнул Добрынин.
— Дальше, Очаг, — я положил сверху на печенье кусочек сыра. — Это моя забота. Необходимо повысить его уровень хотя бы до второго. Простейший для этого способ — использовать ядра аномалий. Так что необходимо создать несколько поисковых отрядов, которые пройдутся по глуши и отметят на карте места, где есть аномалии.
— Вихревик рядом с поместьем может помочь? — спросил воевода.
— Конечно, и я уже знаю, как достать его ядро. Займёмся этим в ближайшее время. Слушайте дальше. Филипп Евгеньевич, у вас две основные задачи. Во-первых, затянуть разбирательство, чтобы у нас было больше времени. Во-вторых, добиться того, чтобы враги получили как можно больший урон. Как материальный, так и репутационный.
— Сделаю всё, что смогу, ваше благородие, — поправив очки, сказал Базилевский. — Но понадобятся ресурсы.
— Деньги на взятки?
— Как ни прискорбно это говорить, но да. И не только на взятки — мне не помешает нанять дополнительных помощников, плюс различные пошлины, нотариальные услуги и так далее.
— Хорошо, — кивнул я. — Отец оставил в банке четыреста тысяч рублей, я потратил совсем немного. Двести тысяч хватит?
Юрист приподнял брови:
— Это даже много, господин.
— Думаете, наши враги станут экономить ресурсы? Используйте все возможности и наймите столько помощников, чтобы вы могли полностью сосредоточиться на главном, — сказал я. — Только убедитесь в их верности.
— У меня есть на примете надёжные люди, ваше благородие.
— Прекрасно. Ещё кое-что. Дело фон Берга об эксплуатации гражданских идёт отдельным иском, не так ли? — спросил я.
— Да, и никак не относится к прекращению огня, — ответил Базилевский.
— Отлично. Тогда с ним, наоборот, поторопитесь. Выбейте из фон Берга всё, что можно — удар по кошельку станет для него самым болезненным. А мы с воеводой потеребим эту хрюшку с других сторон, — усмехнулся я. — Но об этом позже.
Я взял из миски несколько вишен и положил их рядом с печеньем, которое изображало поместье.
— Дружина.
Получилось символично, ведь у наших войск бордовые мундиры, чуть темнее вишнёвого цвета.
— Необходимо срочно нарастить численность войск. Набрать, подготовить и оснастить, — я подсыпал щедрую горсть новых вишен.
— Это будет непросто, — качнул головой Никита. — Где набрать столько отчаянных людей? Все прекрасно знают, в каком мы положении.
— Люди знают только то, что слышали. Скажи им, что Градовы переломили ситуацию. Что барон фон Берг потерял завод, а графиня Карцева вот-вот покинет альянс. Скажи, что Владимир Градов лично убил сильнейшего мага в дружине Муратовых. Что сам граф Муратов вынужден оправдываться в суде, а генерал-губернатор выступил против альянса. Скажи, что у людей есть шанс стать частью великой победы — и они с радостью встанут под наши знамёна!
— Даже мне захотелось вступить в дружину, — с улыбкой сказал Базилевский.
— Мне тоже, хотя я уже в ней, — Никита коротко рассмеялся. — Ты прав, Владимир! Набором в дружину заняться тоже мне?
— Нет. Артём с этим отлично справится.
— Рыжий? Ты уверен? — Никита потёр шею сзади.
— Ещё бы. Он легко находит общий язык с кем угодно. Я тебе не рассказывал, как он продал машину в порту? Это было впечатляюще. А теперь последнее, — я отыскал в кармане монету и положил её на стол. — Экономика. Нам нужны источники средств. Те деньги, что оставил отец, закончатся быстро. Филипп Евгеньевич, у нас остались какие-то финансовые активы?
— Малая часть из того, что было, — ответил юрист. — Много потратили во время войны, что-то по разным причинам потеряли… Остались акции и другие ценные бумаги. Имеется счёт в Центральном имперском банке, но сейчас он заморожен. Я как раз занимаюсь тем, чтобы вы могли получить к нему доступ.
— Сколько там денег?
— Сто тысяч с небольшим.
— Прекрасно. Я придумаю, как грамотно ими распорядиться.
Взяв чашку, я откинулся на спинку дивана. Перечисленные задачи — далеко не всё, что предстоит сделать. Только самое основное. Мне необходимо увеличивать личную силу, расшатать альянс изнутри с помощью интриг, постараться найти союзников…
Кстати, о союзниках.
— У вас есть вопросы, господа? — спросил я.
Никита помотал головой. Базилевский, подумав, ответил:
— Пока что нет, Владимир Александрович.
— Хорошо. Тогда сейчас вернусь.
Я поднялся в свою комнату и взял два запечатанных свинцовых тубуса, в которых хранились договоры с союзниками. Документы были магическими, подписанными кровью — потому я и не торопился вскрывать их ранее. Чтобы заново активировать договор, глава рода должен был обладать магической силой, а я приобрёл её лишь прошлой ночью.
Вернувшись в гостиную, я сел на прежнее место и сорвал печать с одного тубуса.
— Давайте посмотрим, на каких условиях мой отец заключил союзы.
г. Хабаровск, поместье графа Муратова
Несколько часов назад
В полной тишине подземелья любые звуки казались слишком громкими. А громкие — оглушающими.
Но Михаил Градов редко слышал что-то новое. Он привык, что каждое утро и каждый вечер где-то далеко гремит замок. После этого хлопает дверь. Постепенно приближаются ленивые шаги надзирателя. Если это Тимур — он будет что-то гнусаво напевать себе под нос. Если Демид — шаги будут чуть тише и быстрее.
Окна в камере не было. Часы? Смешная шутка. Высшим благом цивилизации здесь являлось ведро, в которое полагалось справлять нужду.
Но несмотря на отсутствие солнца и часов, Михаил точно знал, во сколько ему приносят еду утром и вечером. Организм приспособился, и Михаил всегда просыпался за несколько минут до того, как загремит замок.
Сегодня он загремел гораздо раньше. Это разбудило Градова и сразу же заставило напрячься. Он сполз с жёсткой койки и подошёл к решётке, прислушиваясь.
До него донеслись голоса, которые о чём-то спорили. Что-то говорилось про графа и приказ. А затем — шаги. Быстрые шаги. Много шагов. Они дробным эхом разносились по подземелью, и от этого единственная ладонь Михаила покрылась холодным потом.
Он невольно отступил к стене, пытаясь проглотить комок в горле. Демоны его возьми… Неужели это всё-таки случилось? Граф Муратов не выдержал и отдал приказ казнить пленника?
Что же, пускай. Он обещал убить Михаила десятки раз. Когда так долго ждёшь смерти, то её приход уже не кажется чем-то значительным.
Но как ни крути, всё равно страшно…
Из-за поворота появился свет. Необычный, оранжевый. Надзиратели пользовались кристальными фонарями, свет которых был голубым.
Силуэты приблизились, и Михаил невольно сощурился. Фонарей было несколько, и все керосиновые, судя по запаху.
— Доброе утро, Михаил Александрович, — раздался незнакомый голос. — Собирайтесь.
— Собираться? Предлагаете забрать с собой ведро? — прикрывая глаза от света, усмехнулся Градов.
— Вы поедете с нами, — невозмутимо ответил голос.
Это не предвещало ничего хорошего. Но и на казнь тоже не походило. В голове узника завертелись десятки предположений, от самых радужных до самых мерзких и безнадёжных.
— Куда? — спросил он.
Голос не ответил. Заскрежетал ключ в замке камеры — почти забытый, непривычный звук. В последний раз Михаил покидал подземелье очень давно, когда Муратов снова пытался уговорить его сдаться и взять замуж свою племянницу.
Когда же это было? Тяжело считать дни, когда не видишь даже солнца.
Решётка открылась, противно заскрипев. Градов так и остался стоять у стены, прижав к груди культю, которая осталась от правой руки. Будто зверь, который слишком долго просидел в клетке и не понимал, что можно выйти на свободу.
Да он и был таким зверем.
— Вы можете идти сами? — спросил голос.
Глаза немного привыкли к свету, и Михаил смог разглядеть тех, кто к нему пришёл. Военные. Один, судя по погонам, был офицером. Остальные — солдатами. А на груди у каждого были двуглавые орлы.
Имперская армия? И куда же они собираются его везти?
— Михаил Александрович, вы меня слышите? — с нетерпением повторил офицер. — Вы можете идти самостоятельно?
— Могу. Но не быстро.
— Тогда пойдёмте.
Градов хотел было снова спросить, куда, но решил, что это будет ниже его достоинства. Он всё равно не в том положении, чтобы отказываться.
Страх ослаб до тревоги. Имперцы вряд ли имеют какие-то претензии к его роду — но что происходит, Михаил всё равно не понимал, и это заставляло беспокоиться.
Хотя, с другой стороны, что может быть страшнее, чем провести в этой камере ещё один день? А потом ещё один день и ещё… Недели, месяцы… Вроде бы уже почти год он здесь.
Отлипнув от стены, Градов вышел в коридор. Солдаты расступились, а затем сомкнулись вокруг. Офицер развернулся на каблуках, и они все тесной кучкой направились к выходу из подземелья.
Длинный проход, поворот, ещё один проход, чуть короче… Михаил быстро устал. Он старался не забрасывать себя, ходил по камере туда-сюда, делал приседания и другие упражнения. Но всё равно махом вымотался. Ступни заболели, колени задрожали, даже дыхание сбилось.
В нескольких метрах от двери, которая вела к выходу из подземелья, он больше не смог сделать ни шагу. Резко остановился, заставив идущего сзади солдата врезаться в него, и едва не упал. Опёрся плечом на солдата слева и сказал, хватая ртом воздух:
— Похоже, я могу идти не только медленно, но ещё и недолго.
— Помогите ему, — офицер мотнул гладко выбритым подбородком.
Дальше Михаила повели под руки — без грубости, но и без особых церемоний. Когда они вышли за дверь, Градов столкнулся взглядом с Тимуром. Один из тюремщиков, который иногда с ним болтал и даже порой угощал чем-то сверх положенного пайка.
— Прощайте, Михаил Александрович, — сказал он.
— Куда меня везут? — спросил Градов, но ему опять никто не ответил.
— А может, и не прощайте! Кто знает, как всё повернётся! — выкрикнул вслед Тимур.
Его проволокли по лестнице наверх, и они оказались на улице. Тут-то Михаил и ослеп — солнечный свет резанул по глазам, как лезвие. Слёзы водопадом хлынули по щекам, глазные яблоки начали пульсировать, будто вот-вот собирались лопнуть. Михаил стиснул зубы и закрыл ладонью глаза.
Где-то рядом раздавалось тарахтение мотора. Пахло бензином. Негромко скрипнул металл, и Градова усадили в тесное и жаркое помещение, где бензином пахло ещё сильнее. Кто-то другой сел рядом.
— Мы в машине?
Михаил чуть-чуть приоткрыл глаза, но не увидел ничего, кроме расплывчатых силуэтов. От запаха бензина вверх по горлу ползла тошнота.
— Да, — ответил офицер. Похоже, именно он сел рядом.
— Хорошо, что на мне эта дрянь, да? — Градов вслепую коснулся пальцами антимагического ошейника. — Иначе далеко бы мы не уехали.
В ответ прозвучало молчание. Несколько раз хлопнули двери, и машина тронулась. Михаила сразу же начало укачивать, и тошнота усилилась, хотя сегодня он ещё ничего не ел.
Глаза понемногу стали привыкать, и уже не горели так невыносимо. Проморгавшись, Михаил откинул с лица чёлку и посмотрел на сидящего рядом офицера. Тот был довольно молод — может, ровесник или на год-другой старше.
— Как вас зовут, лейтенант? — глянув на погоны, спросил Градов.
— Григорий Антипов, к вашим услугам, — сухо ответил тот.
— Вы меня освободили, Григорий?
— Нет. Официально вы по-прежнему пленник графа Муратова.
— Тогда какого демона происходит? Куда вы меня везёте?
— У меня приказ, — ещё суше произнёс Антипов.
— Приказ держать меня в неведении? — хмыкнул Михаил. — Уже в который раз спрашиваю: куда мы едем?
— На юг.
— Это понятие обширное. На юг можно поехать в Уссурийск, а можно в Корею или даже во Вьетнам при желании. Вы бывали во Вьетнаме, лейтенант?
— Нет.
— Я тоже. Значит, едем туда? Говорят, там вкусные фрукты и ручные слоны, как в Индии.
— Мы не едем во Вьетнам, — нахмурившись, пробурчал Григорий.
— Жаль. Тогда куда?
— Узнаете.
— Это уж наверняка, — устав от разговора, Михаил откинулся на сиденье и потеребил дыру в своей грязной робе.
Аромат бензина уже не так резал нос, и тошнота понемногу улеглась. Так что он спросил:
— У вас есть еда? В это время я обычно завтракаю. Если найдётся что-то кроме пресной овсянки — буду признателен.
Антипов вытащил откуда-то из-под сиденья банку тушёнки. Снял с пояса штык-нож, открыл банку и вручил её Градову.
От запаха мяса рот наполнился слюной и закружилась голова. Михаил с трудом сглотнул и спросил:
— Ложка найдётся?
Лейтенант покачал головой и, подумав, протянул нож рукоятью вперёд:
— Надеюсь на ваше благоразумие, господин Градов. Мы не враги.
— Думаете, что я захочу пырнуть вас, потом рядового на переднем сиденье, потом водителя, а потом выкину трупы из машины и поеду куда глаза глядят?
— Вроде того, — буркнул Антипов, а водитель покосился на них через зеркало заднего вида.
— Это вряд ли. Знаете почему?
— Почему?
— Потому что неудобно одной рукой вести машину и переключать передачи. Да и вообще, я не умею водить. Я маг. Если снять эту штуку, — Михаил мотнул культёй в сторону шеи.
Он зажал банку коленями, взял нож и принялся жадно поедать тушёнку. Глотал, как утка, не жуя. Мясо закончилось предательски быстро, и после этого заболел живот.
— Было вкусно, но мой желудок отвык от говядины, — пробормотал он, возвращая лейтенанту штык.
— Запейте, — Григорий протянул ему флягу.
— Спасибо, — Градов сделал несколько глотков воды, вернул флягу и откинулся на сиденье, закрыв глаза.
Сам не заметил, как уснул. А когда проснулся, день был уже в самом разгаре. Солнце пекло через металлическую крышу машины. Было душно, и Михаил вспотел. Он протёр лицо ладонью и повернулся к лейтенанту. Тот как будто не пошевелился за всё время, пока Градов спал.
— Мы ещё не приехали? — почёсывая грязную шею, спросил он.
— Как видите, Михаил Александрович.
— И долго нам ещё ехать?
Григорий взглянул на карманные часы и ответил:
— Ещё часов пять.
— До Вьетнама за это время точно не успеем. Могу предположить, что мы едем во Владивосток.
Лейтенант промолчал, да Градов и не рассчитывал на ответ. Он взял лежащую на сиденье флягу и промочил горло, а затем взглянул в окно.
Пейзаж был знакомым. Слишком знакомым, и от этого вся кожа покрылась мурашками.
Градов прильнул к стеклу, его сердце колотилось, как у загнанного зверя. Вот теперь он был готов к бегству. Даже подумал, а не выпрыгнуть ли из машины на ходу. Но это было бы глупо. Всё равно он не убежит — путь из темницы по коридору дал ясное представление о физических возможностях Михаила.
— Это владения Градовых, — сказал он, ткнув пальцем в стекло, как ребёнок. Улыбался он точно так же, широко и наивно. — За теми холмами начинаются наши земли.
— Да, — произнёс Григорий.
— Это был не вопрос.
Михаил увидел, как на горизонте поднимается дым. Чёрный, маслянистый столб, который издалека казался неподвижным. Как мрачная колонна, подпирающая небо.
— Что происходит? Снова война?
— Может быть, — помедлив, ответил лейтенант. — Ваш брат Владимир принял титул.
Сначала Михаил обрадовался, что Владимир не сидит без дела. Он давно не видел брата, и понятия не имел, каким тот стал в Тибете. Но, похоже, по возвращении он не стал прятать голову в песок, а наоборот, принялся мстить за убитых родных.
Это хорошо. Месть — это прекрасно. Если есть на свете что-то лучше открытых пространств, свежего воздуха и яркого солнца — так это кровавая месть.
Но следом за радостью Михаила окатил ледяной страх. Снова война.
Война.
Смерть и хаос. Мёртвые друзья. Стонущие кони, разорванные бомбами. Кричащие люди, растерзанные магией. Стрелы. Пули. Пламя. Кровь, кровь и кровь.
Михаил сглотнул ком в горле. Он вспомнил запах горелой плоти под Орловкой и холмы, усеянные трупами от подножия до вершины. Вспомнил колоссальный огненный вихрь, который маги Муратовых обрушили на один из полевых штабов — там погибли воевода и майор Добрынин, отец Никиты.
Вспомнил, как он узнал о гибели отца. Будто снова услышал об этом впервые. Ощущение, словно в горло забили ледяной кол.
Михаил вспомнил, как после Орловки они отступали две недели подряд, постоянно подвергаясь атакам. Последний бой у поместья — грохот боевых артефактов, крики, предательство капитана Роттера и внезапная атака кавалерии Карцевых.
Та страшная вспышка магии, отсёкшая ему руку…
Градов с трудом сглотнул и обхватил культю уцелевшей рукой.
Граф Карцев сполна отплатил за это. Михаил продолжил сражаться и обезглавил его. Рука на голову — неплохой размен, если подумать.
Машина дёрнулась, выбивая из воспоминаний. Градов помотал головой и закрыл глаза. На языке вертелись десятки вопросов, но он уже понял, что у имперцев нет желания давать ответы. А может, и самих ответов нет.
К вечеру, проехав через Владивосток, прибыли на место. Местом оказалась колония на острове Русский. Она пряталась среди скал и встречала посетителей тяжёлыми воротами с имперским гербом. Красное солнце заходило прямо над ними, рисуя довольно зловещую картину.
— Четыре, шесть, семь… Восемь, — сказал Михаил.
— Что вы считаете? — надевая фуражку, спросил Антипов.
— Пулемётные вышки. Здесь содержатся особо опасные преступники или вроде того?
— Да.
— Превосходное местечко. Из одной тюрьму в другую. Стоило ли вообще проделывать весь этот путь?
— Здесь вам ничего не угрожает, Михаил Александрович.
— Как будто под поместьем Муратова мне что-то угрожало. Если не считать самого Муратова, я мог умереть только от скуки.
Антипов вышел и поговорил с охраной. Автомобиль досмотрели, а затем открыли ворота.
Когда машина остановилась во дворе, Градову открыли дверь. Он вышел, с трудом разгибая затёкшую спину. Отбросив с лица грязные волосы, он огляделся. Надзиратели ходили по стенам, а со стороны административного здания к машине приближался молодой мужчина в строгом костюме.
Пахло морем. Михаил глубоко вдохнул этот запах, и у него в который раз за день закружилась голова.
— Ладно, вынужден признать, что здесь всё же лучше, чем в подземелье у Муратова, — сказал он. — Надеюсь, мне дадут камеру с окном?
— Условия будут наилучшими из возможных, ваше благородие, — подойдя, сказал мужчина в костюме.
— Что, даже нормальный туалет вместо ведра? — осведомился Михаил.
— Э-э, да, — слегка растерялся мужчина и затем поспешно поклонился. — Меня зовут Артур Сафонов, помощник господина Базилевского.
Выглядел он именно как юрист. Ухоженные руки, проницательный взгляд и ужасно скучная причёска.
— Базилевский… — произнёс Градов. — Если это какая-то подстава, лучше скажите сразу.
— Никакой подставы, ваше благородие, — снова поклонился Артур. — Филипп Евгеньевич и ваш брат добились, чтобы вас переместили под охрану правительственных войск. На графа Муратова заведено дело о ненадлежащем обращении с пленным. Кроме того, сегодня днём было объявлено о прекращении огня.
Михаил осознал, что он стоит с открытым ртом. За время, проведённое в темноте, он потерял всякую надежду и теперь не мог поверить, что такое возможно. Что Градовы способны одержать хоть какую-то победу.
— Не беспокойтесь, вы в безопасности, — Артур указал на здание администрации. — Пойдёмте, я познакомлю вас с начальником колонии. После этого вас проводят в душевую, приведут парикмахера и накормят. У вас будет отдельная камера со всеми удобствами.
— Так, теперь давайте серьёзно, — придя в себя, Михаил шагнул к юристу, положил руку ему на плечо и заглянул в глаза. — Только отвечайте предельно честно, хорошо?
— Конечно.
— Я сплю или умер?
— Ни то ни другое, ваше благородие, — улыбнулся помощник Базилевского. — Пойдёмте. Ваши мучения почти закончились.
Поместье барона Градова
В то же время
— Подождите, какие союзы? — спросил Никита. — Это кровные договоры?
— Да, — кивнул я.
— С кем? Серебряковы и Успенские?
— Насколько мне известно, Александр Петрович не заключал других союзов, — ответил вместо меня Базилевский и покачал головой. — Но Серебряковы, род вашей матери, были полностью истреблены.
Я уже знал об этом, но всё равно почувствовал, как по сердцу пробежал холодок. Усилием воли подавил неуместные эмоции и спросил:
— Как это случилось?
— Муратовы напали внезапно, ночью. У Серебряковых был Очаг первого уровня, они не смогли отразить атаку. После этого в усадьбе устроили резню, — мрачно объяснил Базилевский. — Вопиющее нарушение законов войны. Но граф Муратов сумел выкрутиться.
— Как?
— Утверждал, что все члены рода погибли в бою или при пожаре. Якобы его дружина пыталась их спасти, но не смогла. Может, часть правды в этом есть — большого смысла истреблять Серебряковых не было. Это был слабый род.
— После нашего визита в банк вы упоминали, что всё их имущество отошло государству и было распродано, — сказал я. — Но по сути я являюсь законным наследником, не так ли?
— Сложный вопрос, ваше благородие. Вы принадлежите к другому роду, но если не осталось других кровных родственников, то есть шанс получить наследство. Проблема в том, что земли, драгоценности, артефакты и всё остальное уже были проданы в пользу государства. Это стало…
— Своеобразной взяткой генерал-губернатору, чтобы он закрыл глаза на жестокости войны. Помню, — кивнул я. — У нас есть какой-то шанс вернуть хотя бы часть наследия? Это вопрос не только ресурсов, но и чести.
— Это означает вступить в конфликт с самим генерал-губернатором, — Базилевский сдвинул брови. — Я бы не советовал делать это сейчас, Владимир Александрович.
— Хотя бы прощупайте почву. Может, найдёте какую-то лазейку.
— Да, попытаться можно. Есть законы о родовой собственности, которые касаются, например, фамильных артефактов… Попробую что-нибудь узнать, — кивнул юрист.
Ненадолго воцарилось молчание. Солнце за окном уже клонилось к закату, и Базилевский взглянул на часы.
— Оставайтесь на ночь у нас, Филипп Евгеньевич, — сказал я. — Вернётесь в город утром. Кроме того, мне нужно ещё передать вам одну вещь.
— Какую?
— Увидите, — ответил я. — Она ещё не готова.
Никита хлебнул чаю и сказал:
— Итак, Серебряковы истреблены, а барон Успенский… Он, скажем так, ненадёжный сторонник. Вовсе не торопился прийти к нам на помощь. Если бы его войска были под Орловкой, всё могло повернуться иначе.
Я вспомнил, как Филипп Евгеньевич упоминал об этом. Якобы Успенский не успел добраться до места сражения, а затем его войска обстреляли на марше. Барон узнал о гибели моего отца и поспешил подписать с врагами сепаратный мир.
Поскольку глава рода Градовых погиб, и никто не принял титул. Не говоря уж о том, что документ был спрятан в свинцовом тубусе, да ещё и в городе технократов. По этим причинам магия договора временно потеряла свою силу.
Но теперь всё изменилось.
— Пускай ненадёжный, — пожал плечами я. — Но он обязан нам помочь, если того требует договор. А если он откажется его выполнять… Давайте узнаем, к чему это приведёт.
Я открыл крышку тубуса, на котором сверху была написана буква «У». Вытащил свёрнутый трубочкой документ и развернул его. Раздался приятный бумажный хруст.
Договор был написан от руки, а внизу стояла большая красная печать, от которой веяло магией. Однако заклинание было почти полностью рассеяно, что отражалось и на самой печати — твёрдый сургуч был покрыт тонкими трещинами.
— Договор военного союза между родом Градовых и родом Успенских, — прочитал я заголовок и пошёл дальше по тексту. — Так… Барон Успенский обязуется участвовать в боевых действиях на нашей стороне, а при невозможности сражаться — предоставлять ресурсы. В случае отказа от исполнения обязательств… Ого. Мой отец знал толк в унижениях.
— Что там? — Базилевский подался вперёд.
— Не хотел бы я оказаться на месте Леонида Олеговича, — я повернул документ в сторону юриста.
Базилевский приподнял брови. Никита тоже прочитал и зашипел, прикусив кулак.
— Сурово.
— Но если я правильно помню, барону Успенскому почти шестьдесят, — смахнув пылинку с рукава, заметил Филипп Евгеньевич. — Вряд ли его сильно волнует подобное наказание.
— Это ещё не всё. После смерти барона проклятие будет передаваться в роду по мужской линии, так здесь сказано, — прочитав до конца, сказал я.
— Разве договор на такое способен? — удивился Базилевский.
— Конечно, он ведь подписан кровью и добровольно. От последствий не избавит даже самый сильный целитель или маг крови.
— Это не соглашение, это рабство какое-то, — пробормотал Никита. — Зачем вообще подписывать подобное?
— С нашей стороны тоже есть обязательства, — пожал плечами я. — Мы тоже обязаны воевать за Леонида Олеговича, если потребуется. А также отец обещал ему доступ к нашей угольной шахте.
— Ну, тогда понятно… Ты собираешься приехать к Успенскому и потребовать исполнения договора? — спросил Добрынин.
— Нет. Я просто активирую печать, а он это почувствует. Пусть сам приедет и объяснит, почему его войск не было под Орловкой, — сказал я и коснулся баронского перстня.
Тонкая извилистая струя маны вылетела из него и напитала силой печать. Трещины на сургуте срослись, а заклинание обрело силу. Печать сверкнула, и лёгкое мерцание пробежало по всему документу.
— Вот и всё, — сказал я. — В этот самый момент барону Успенскому должно стать очень неуютно.
— Взглянем на второй договор? — предложил Базилевский. — Просто из любопытства, какие условия были у Серебряковых?
— Давайте взглянем, — согласился я и открыл второй тубус, с буквой «С».
Я развернул договор, начал его читать и хмыкнул.
— Очень интересно.
— В чём дело, барон? — уточнил Филипп Евгеньевич.
— Это договор не с Серебряковыми. У нас есть ещё один союзник.
Дорогие друзья!
История рода Градовых продолжается. Мне будет приятно, если вы оставите под книгой небольшой комментарий. Заранее спасибо! Прода завтра:)