Абарат: Абсолютная полночь

Глава 1 По направлению к сумеркам

Абаратские друзья Кэнди планировали праздник в честь ее безопасного возвращения на острова после жестокостей и безумия в Иноземье. Но едва они закончили приветствовать ее, целуя и смеясь (а братья Джоны добавили ко всему этому свой вариант старого абаратского образца a capella), как появился До-До, морской прыгун, первый друг Кэнди, которого она встретила в абаратских водах, и сообщил, что повсюду распространяется информация о необходимости ее визита на Гигантскую Голову Веббы Гаснущий День. Совет Часов на своей срочной встрече собирался целиком и полностью проанализировать грозные события, имевшие место в Цыптауне. Учитывая, что Кэнди была их непосредственной свидетельницей, Совет счел необходимым услышать ее показания лично.

Она знала, что встреча легкой не будет. Разумеется, Совет подозревал, что причиной событий, повлекших такие разрушения, была именно она. Им хотелось услышать полный отчет о том, почему и как она заимела таких могущественных врагов, как Бабуля Ветошь и ее внук Кристофер Тлен, врагов, обладавших силой, способной разрушить печать, которой Совет закрыл Абарат, и заставившей воды Изабеллы выполнить их приказ, создав волну столь мощную, что она смыла преграду между мирами и заполнила улицы Цыптауна.

Она быстро попрощалась с теми, с кем едва успела встретиться — с Финнеганом Феем, Двупалым Томом, братьями Джонами, Женевой, — вместе с тылкрысом Шалопуто взошла на борт маленькой лодки, которую Совет послал за ней, и отчалила в Сумеречный пролив.

Долгий путь прошел без приключений. Но настроение Изабеллы было тут не при чем: на своей беспокойной поверхности она несла множество свидетельств путешествия, которое недавно предприняла, преодолев границу между мирами. Повсюду плавали вещи из Цыптауна: пластмассовые игрушки, пластиковые бутылки и мебель, не говоря уже о коробках с кашами, пивных бутылках, страницах желтых журналов и сломаных телевизорах. Уличный знак, утонувшие куры, содержимое чьего-то холодильника — на волнах подпрыгивали остатки еды, запечатанные в пластик: половина бутерброда, шмат мяса и кусок вишневого пирога.

— Странно, — сказала Кэнди, глядя на то, что проплывало мимо нее. — Из-за всего этого я хочу есть.

— Здесь полно рыбы, — заметил абаратец в форме Совета, который вел лодку между плавающим мусором.

— Не вижу никакой рыбы, — ответил Шалопуто.

Человек свесился за борт, с невероятной скоростью опустил руку в воду и выхватил оттуда толстую желтую рыбу в ярко-синюю точку. Он протянул испуганное создание Шалопуто.

— Держите, — сказал он. — Ешьте. Это рыба саньши. Отличное мясо.

— Нет, спасибо. Только не сырую.

— Пожалуйста, леди, — он предложил рыбу Кэнди.

— Я не хочу есть, спасибо.

— Не возражаете, если я…

— Конечно.

Раскрыв рот гораздо шире, чем, по мнению Кэнди, это было возможно, человек обнажил два ряда впечатляющих острых зубов. К удивлению Кэнди, рыба издала высокий визг, который смолк в ту же секунду, как абаратец откусил ей голову. Кэнди не хотела демонстрировать отвращение к тому, что для их проводника было естественным занятием, а потому вернулась к созерцанию разбросанных по воде странных остатков Цыптауна, пока маленькое суденышко не пристало к причалу в гавани Веббы Гаснущий День.

Глава 2 Мнения Совета

Кэнди ожидала, что ее вызовут в зал, где советники зададут вопросы о том, что она видела и пережила, а потом отпустят назад к друзьям. Но как только она предстала перед ними, стало понятно, что далеко не все одиннадцать членов Совета считают ее невинной жертвой катастрофических событий, вызвавших столь масштабные разрушения, и речь может пойти даже о наказании.

Одна из обвинителей Кэнди, женщина по имени Ниритта Маку, прибывшая с Хафука, высказала свое мнение первой, сделав это со всей присущей ей прямотой.

— По причинам, известным одной лишь тебе, — сказала она, и ее синий череп деформировался, образовав серию мягкокостных, уменьшающихся в размере мелких черепов, повисших, как хвост, — ты явилась в Абарат без приглашения кого бы то ни было в этом зале, намереваясь причинить нам неприятности. Именно это ты и делала. Ты без разрешения освободила тылкрыса, который служил у заключенного волшебника. Ты разозлила Бабулю Ветошь. Одного этого достаточно, чтобы тебе вынесли суровый приговор. Но все гораздо хуже. Со слов свидетеля, ты имела наглость утверждать, что сыграешь в будущем наших островов какую-то важную роль.

— Я сюда не напрашивалась, если вы это имели в виду.

— Ты такое утверждала?

— То, что я здесь — случайность.

— Отвечай на вопрос.

— Дай-ка подумать, Ниритта. По-моему, именно это она и пытается сделать — сказала представительница острова Частного Случая. Она выглядела как спираль теплого, испещренного пятнами света, в центре которого плавали лепестки мака и искры белого золота. — Дай ей возможность найти слова.

— Ты, Кими, любишь тех, кто потерялся.

— Я не потерялась, — возразила Кэнди. — Я хорошо знаю свой путь.

— А почему? — спросил третий член Совета, чье восьмиглазое лицо представляло собой цветок с четырьмя лепестками и ярким ртом в центре. — Ты не только знаешь свой путь по островам, но тебе многое известно об Абаратарабе.

— Я просто слышала разное то тут, то там.

— Разное! — фыркнул Йобиас Тим, по краям шляпы которого торчали свечки. — Ты не научишься пользоваться заклятьями, просто слушая какие-то истории. То, что произошло с Ветошью и Тленом, твое знание Абаратарабы — все это невероятно подозрительно.

— Пусть так, — сказала Кими. — Но мы призывали ее сюда, в Окизор, не для того, чтобы расспрашивать, откуда она узнала об Абаратарабе.

Она посмотрела на Советников, совершенно непохожих друг на друга. Представитель Шлема Орландо имел на голове блестящий гребень из алых и бирюзовых перьев, встопорщенных от возбуждения; лицо представителя Утехи Плоти, Гелио Фата, мерцало, словно он смотрел сквозь облако жара, а лик Советника с шести утра светился обещанием нового дня.

— Послушайте, это правда. Я действительно… кое-что знаю, — кивнула Кэнди. — Все началось на маяке, где я каким-то образом призвала Изабеллу. Я не говорю, что не делала этого. Я сделала. Но понятия не имею, как! Разве это важно?

— Если Совет думает, что важно, — проворчал представителя Ифрита с каменным ликом, — значит, так оно и есть. И дело обойдется без серьезных последствий, если ты ответишь на наш вопрос.

Кэнди кивнула.

— Хорошо, — сказала она. — Я постараюсь. Но это сложно.

И она принялась рассказывать о том, что знала, с самого первого и главного события: с ее рождения и того факта, что за час до появления ее матери в больнице три женщины Фантомайя — Диаманда, Джефи и Меспа, — пересекли запретную границу между Абаратом и Иноземьем, желая спрятать душу принцессы Боа, чьи останки лежали на острове Частного Случая.

— Они нашли мою мать, — говорила Кэнди, — которая сидела в грузовике и ждала, пока мой папа вернется с канистрой…

Внезапно она замолчала: в голове возникло жужжание, становившееся все громче. Казалось, ее череп наполняли сотни сердитых пчел. Она не могла связно думать.

— Они нашли мою мать, — повторила она, понимая, что начинает терять нить повествования.

— Забудь на время о своей матери, — сказал представитель Острова Простофиль Джимоти Тарри, кот тарри, с которым Кэнди уже встречалась. — Что ты знаешь об убийстве принцессы Боа?

— Боа.

— Да.

Уф. Боа.

— Довольно… довольно много, — ответила Кэнди.

То, что казалось пчелиным жужжанием, превращалось в отдельные звуки; звуки складывались в слова, слова составлялись в предложения. Кто-то с ней говорил.

Ничего им не рассказывай, произнес голос. Это бюрократы, все до одного.

Она знала этот голос, потому что слышала его всю жизнь. Прежде ей казалось, что голос — ее собственный. Но тот факт, что голос всю жизнь был в ее голове, не означал, что он принадлежит ей. Она произнесла имя, не говоря его вслух.

Принцесса Боа.

Разумеется, сказала женщина. А кого ты ожидала?

— Джимоти Тарри задал тебе вопрос, — напомнила Ниритта.

— Смерть принцессы, — сказал Джимоти.

— Да, знаю, — ответила Кэнди.

Ничего им не говори, повторила Боа. Не позволяй им тебя запугивать. Все, что ты скажешь, они используют против тебя. Будь осторожна.

Кэнди беспокоило присутствие Боа и особенно то, что она возникла именно сейчас, однако ее слова вполне соответствовали положению дел. Советники смотрели на нее с глубоким подозрением.

— Я слышала всякие сплетни, — сказала она, — и мало что помню.

— Но ведь в Абарате ты очутилась по какой-то причине, — заметила Ниритта.

— Разве? — возразила Кэнди.

— А ты не знаешь? Давай, скажи нам. Есть на то причина?

— Я… не могу найти никакой причины, — ответила Кэнди. — Думаю, я здесь, потому что оказалась не в том месте не в то время.

Хорошо, сказала Боа. Теперь они не знают, что и думать.

Действительно. Советники за столом начали хмуриться и обмениваться недоумевающими взглядами. Однако Кэнди еще не сняли с крючка.

— Давайте поговорим о другом, — сказала Ниритта.

— И о чем же? — поинтересовался Гелио Фата.

— Что насчет Кристофера Тлена? — спросила Ниритта у Кэнди. — Ты с ним как-то связана?

— Он хотел меня убить… если это можно назвать связью.

— Нет, нет. Твоим врагом была Бабуля Ветошь. А с Тленом что-то другое. Признайся.

— Признаться в чем? — спросила Кэнди.

Сейчас ей придется солгать, поняла она. Дело в том, что Кэнди прекрасно знала, почему Тлена влекло к ней, но рассказать об этом советникам она не могла. По крайней мере, пока сама не будет знать больше. Поэтому она ответила, что для нее это загадка. Которая, не преминула она им напомнить, едва не стоила ей жизни.

— Но ты выжила, чтобы рассказать нам все, как было, — заметила Ниритта с сарказмом.

— Так расскажи нам, вместо того, чтобы бродить вокруг да около, — предложил Гелио Фата.

— Мне нечего сказать, — ответила Кэнди.

— Существуют законы, защищающие Абарат от твоего племени.

— И что вы сделаете? Казните меня? — спросила Кэнди. — Только не надо делать такие глаза. Вы не ангелы. Да, у вас есть веские причины защищать себя от таких, как я. Но нет никого идеального. Даже в Абарате.

Боа права, думала Кэнди. Это просто кучка грубиянов. Как и ее отец. Как и все остальные. Чем больше они ее задирали, тем меньше ей хотелось отвечать.

— Я не могу вам помочь, верите вы мне или нет. Можете допрашивать меня, как хотите, но получите только один ответ. Я ничего не знаю!

Гелио Фата пренебрежительно фыркнул.

— Да отпустите вы ее, — сказал он. — Пустая трата времени.

— Но у нее есть силы, Фата. Есть свидетели того, как она их использовала.

— Может, она прочла о них в книге. Разве она не была в доме этого идиота Захолуста? Чему бы она ни научилась, она это забудет. Люди не могут долго удерживать в себе тайны.

Возникло раздраженное молчание. Наконец, Кэнди сказала:

— Могу я идти?

— Нет, — ответил представитель Ифрита с каменным лицом. — У нас есть еще вопросы.

— Отпусти девочку, Зупрек, — сказал Джимоти.

— Нибас хочет что-то сказать, — заметил ифритец.

— Ладно, пусть говорит.

Нибас говорил, словно улитка, ползущая по лезвию ножа. Он был похож на мерцающую паутину.

— Все мы знаем, что она каким-то образом привязана к этому созданию, хотя почему — непонятно. Она явно скрывает от нас большую часть того, что ей известно. Будь моя воля, я бы вызвал Йеддика Магаша…

— Палача? — спросил Джимоти.

— Нет. Он тот, кто знает, как добыть правду, если ее намеренно скрывают, вот как сейчас. Однако я не жду, что Совет согласится с такими мерами. Вы слишком мягкие. Вы предпочитаете мех камню, и в конце концов это нас погубит.

— У тебя есть к девочке вопросы? — устало спросил Йобиас Тим. — Все мои свечи сгорели, а других с собой нет.

— Да, Тим. У меня есть вопрос, — ответил Зупрек.

— Тогда ради всего святого, задай его.

Осколки Зупрека сосредоточились на Кэнди.

— Я хочу знать, когда ты в последний раз находилась в обществе Кристофера Тлена, — сказал он.

Ничего не отвечай, произнесла Боа.

Почему им нельзя знать? мысленно спросила Кэнди и, не собираясь дальше спорить, ответила Зупреку:

— Я видела его в спальне своих родителей.

— В Иноземье?

— Конечно. Мои мать и отец никогда не были в Абарате. Никто из моей семьи не был.

— Это немного успокаивает, — ответил Зупрек. — По крайней мере, нам не придется иметь дело с нашествием Квокенбушей.

Его кислый юмор вызвал смешки у некоторых советников: Ниритты Маку, Скиппельвита и пары других. Но у Нибаса еще имелись вопросы, и сам он даже не улыбнулся.

— В каком состоянии находился Тлен?

— Он был очень тяжело ранен. Я думала, он умрет.

— Но он не умер.

— По крайней мере, не в кровати.

— Хочешь сказать, где-то рядом?

— Я знаю лишь то, что видела.

— И что же ты видела?

— Окно разбилось, в комнату хлынула вода и унесла его. Тогда я видела его в последний раз. Он исчез в темной воде и все.

— Ты доволен, Нибас? — спросил Джимоти.

— Почти, — ответил тот. — Скажи нам, только без лжи и полуправды, почему, как ты считаешь, Тлен тобой так интересовался?

— Я уже говорила: не знаю.

— Она права, — обратился Джимоти к остальным советникам. — Мы ходим по кругу. Я бы сказал — достаточно.

— Вынужден согласиться, — кивнул Скиппельвит. — Хотя, как и Нибасу, мне остается лишь мечтать о старых добрых временах, когда мы могли препоручить ее заботам Йеддика Магаша. Я не сомневаюсь в необходимости обращения к таким людям, как Магаш, если того требует ситуация.

— Эта не требует, — сказал Джимоти.

— Напротив, Джимоти, — возразил Нибас. — Будет последняя Великая война…

— Откуда тебе знать?

— Просто прими это как факт. Я знаю, на что похоже будущее. Оно мрачное. Изабелла будет залита кровью от Тацмагора до Балаганиума. Я не преувеличиваю.

— И всё это будет ее вина? — спросил Гелио Фата. — Ты на это намекаешь?

— Всё? — переспросил Нибас. — Нет, не всё. Есть тысячи причин, по которым эта война начнется. Будет ли она последней?.. Скажем так — этот вопрос пока остается открытым. Но в любом случае, конфликт будет катастрофический, поскольку много вопросов пока не имеет ответа, и многие из них — а возможно, что большинство, — связаны с этой девочкой. Ее присутствие подняло температуру под крышкой котла, и сейчас здесь всё кипит. Кипит и бурлит.

Что мне на это сказать? — мысленно спросила Кэнди у Боа.

Как можно меньше, ответила та. Пусть он будет нападать, если ему хочется играть в эту игру. Притворись, что ты хладнокровная и разумная, и перестань выглядеть девочкой, которая свалилась им, как снег на голову.

Ты имеешь в виду, вести себя как принцесса? — спросила Кэнди, не в силах скрыть неудовольствие.

Ну, если ты хочешь так сказать… — ответила принцесса.

Сказать как?

Думаю, я имею в виду, чтобы ты вела себя больше как я.

Можешь думать как хочешь, ответила Кэнди.

Давай не будем спорить. Мы обе хотим одного.

И чего же?

Чтобы Йеддик Магаш не забрал нас в свою камеру.

— Итак, если кто-то здесь и знает характер и природу Тлена, то это наша гостья. Верно, Кэнди? Могу я называть тебя Кэнди? Мы тебе не враги.

— Забавно, а мне так не кажется, — ответила Кэнди. — Ладно. Давайте начистоту. Вы думаете, что я с ним заодно?

— Заодно в чем? — спросил Гелио Фата.

— Откуда мне знать? Я ведь ничего не делала.

— Мы не дураки, девочка, — произнес Зупрек с откровенным недружелюбием. — У нас есть свои информаторы. Ты не можешь быть в компании такого типа, как Кристофер Тлен, и не привлечь к себе внимания.

— Хотите сказать, вы за нами следили?

Зупрек выдавил на каменном лице едва заметную ухмылку.

— Как интересно, — мягко сказал он. — Я чую вину.

— Ничего подобного. Вы чуете раздражение. У вас не было права следить за мной. За нами. Вы, Большой Совет Абарата, шпионите за своими гражданами?

— Ты не гражданин. Ты никто.

— Зупрек, это грубо.

— Она над нами смеется. Вы что, не видите? Она хочет стать нашей погибелью, и потому насмехается над нами.

Наступила долгая тишина. Наконец, кто-то сказал:

— Мы закончили беседу. Давайте перейдем к другим вопросам.

— Согласен, — сказал Джимоти.

— Она нам так ничего и не сказала, тупая ты кошка! — рявкнул Гелио.

Одним плавным движением Джимоти вскочил со своего стула на все четыре лапы.

— Ты знаешь, мой народ ближе к зверям, чем многие из вас, — проговорил он. — Возможно, тебе следует это помнить. Я чую в этой комнате страх… и довольно сильный.

— Джимоти… Джимоти! — Кэнди встала перед Царем кошек. — Никто не пострадал. Все в порядке. Просто некоторые из присутствующих не уважают тех, кто немного от них отличается.

Джимоти смотрел сквозь Кэнди и, казалось, не слышал или не слушал то, что она ему говорит. Его когти врезались в стол и царапали полированное дерево.

— Джимоти…

— Я глубоко уважаю нашу гостью. Признаю, что это предрасполагает меня думать о ней хорошо, но если бы я искреннее верил, что она, как сказал Зупрек, «наша погибель», никакие сентименты в Абарате не смягчили бы мое сердце.

— Хорошо, Зупрек, — сказала Ниритта. — Думаю, ты должен чем-то подтвердить свои слова.

— Забудь о подтверждениях, — ответил Нибас. — Речь не о них. Речь о вере. Те, кто верит в будущее Абарата, должны действовать, чтобы его защитить. Нас будут критиковать за наши решения…

— Ты говоришь о лагерях, — сказала Ниритта.

— Не надо, чтобы девочка нас слышала, — возразил Зупрек. — Это не ее дело.

— Какая разница, — ответил Гелио. — Люди уже знают.

— Пришло время обсудить это, — произнес Джимоти. — Коммексо строит один на острове Простофиль, но никто не задает вопросов. Никого это не волнует, пока Малыш продолжает говорить, что все в порядке.

— Ты не поддерживаешь лагеря, Джимоти? — спросила Ниритта.

— Нет, не поддерживаю.

— А почему? — поинтересовался Йобиас. — Твоя семья чистокровная на все сто. Посмотри на себя. Чистокровный абаратец.

— И?

— Ты в полной безопасности. Как и все мы.

Кэнди чуяла в их разговоре нечто значимое, но постаралась задать свой вопрос тоном вполне обыкновенным, несмотря на неприятное ощущение в животе:

— Лагеря?

— К тебе это не имеет отношения, — отрезала Ниритта. — Ты вообще не должна знать об этих вещах.

— Такое впечатление, что вы их стыдитесь, — сказала Кэнди.

— Ты слышишь в моих словах то, чего в них нет.

— Ладно, значит вам не стыдно.

— Совершенно не стыдно. Я просто выполняю свою долг.

— Рад, что ты гордишься, — вставил Джимоти, — потому что однажды нам придется отвечать за каждое принятое решение. Этот допрос, лагеря. Всё. — Он посмотрел на свои когти. — Если дела пойдут плохо, им понадобятся шеи для петель. И это будут наши шеи. Должны быть наши. Мы знали, что делали, когда это начинали.

— Боишься за свою шею, Джимоти? — спросил Зупрек.

— Нет, — ответил Джимоти. — За свою душу. Боюсь потерять ее, поскольку был слишком занят, создавая лагеря для чистокровных.

Зупрек издал скрежещущее ворчание и начал подниматься из-за стола, сжимая кулаки.

— Нет, Зупрек, — сказала Ниритта Маку, — встреча закрывается. — Она бросила на Кэнди косой взгляд. — Иди, дитя. Ты свободна!

— Я с ней еще не закончил! — крикнул Зупрек.

— Зато закончил комитет! — сказала Маку. На этот раз она толкнула Кэнди к дверям. — Иди же!

Двери были открыты. Кэнди взглянула на Джимоти, благодарная ему за все, что он сделал, и направилась к выходу, слыша крики Зупрека, эхом раздававшиеся в стенах зала:

— Она станет нашей погибелью!

Глава 3 Мудрость толпы

Шалопуто ожидал ее у Палат Совета. Облегчение, возникшее на его лице при виде Кэнди, стерло у нее все отрицательные эмоции, вызванные этой крайне неприятной беседой. Она быстро рассказала ему о допросе, который только что выдержала.

— Но они тебя отпустили? — спросил он, когда она закончила.

— Да, — ответила Кэнди. — А ты думал, они собирались меня в тюрьму посадить?

— У меня была такая мысль. Здесь никто не питает любви к Иноземью. Только послушай, что говорят люди…

— А будет только хуже, — кивнула Кэнди.

— Еще одна война?

— Так думает Совет.

— Абарат против Иноземья? Или Ночь против Дня?

Кэнди поймала на себе несколько подозрительных взглядов.

— Думаю, нам лучше поговорить где-нибудь в другом месте, — сказала она. — Не хочу больше никаких допросов.

— И куда ты собираешься? — спросил Шалопуто.

— Куда угодно, только подальше отсюда, — ответила она. — Не хочу, чтобы мне задавали вопросы, пока сама не получу ответы.

— И как ты собираешься это сделать?

Кэнди посмотрела на Шалопуто с беспокойством.

— Ну давай, что у тебя в голове?

— У меня в голове принцесса, Шалопуто. И теперь я знаю, что она была там с самого моего рождения. Это всё меняет. Я думала, что я Кэнди Квокенбуш из Цыптауна, и в каком-то смысле так оно и было. Снаружи я жила обычной жизнью. Но внутри, здесь, — она указала пальцем на висок, — я изучала то, что знает она. Это единственное объяснение, имеющее смысл. Боа выучилась магии у Тлена. А я забрала магию у нее и спрятала.

— Но ты говоришь об этом вслух.

— Потому что она знает. Никому из нас нет смысла играть в прятки. Она во мне, у меня есть все то, что она знает об Абарате. И ей это известно.

Я бы сделала то же самое, сказала Боа. Но думаю, нам пришло время расстаться.

— Согласна.

— С чем? — спросил Шалопуто.

— Я говорила с Боа. Она хочет освободиться.

— Ее трудно винить.

— Я и не виню. Просто не знаю, с чего начать.

Пусть тылкрыс расскажет о Лагуне Мунн.

— Ты знаешь кого-нибудь по имени Лагуна Мунн?

— Лично нет, — ответил Шалопуто. — Но в одной из книг Захолуста о ней был стишок.

— Помнишь его?

Шалопуто помедлил, а затем произнес:

— У Лагуны Мунн был сын — просто идеал.

Загляденье, как работал, и еще лучше играл!

Но как она с ним обошлась, я не осмелюсь рассказать.

— Это все?

— Да. Судя по всему, один из ее сыновей был создан из всего хорошего, что в ней было, но оказался занудой. Таким занудой, что она не хотела иметь с ним ничего общего. И она родила другого сына…

— Дай догадаюсь. Он был создан из всего плохого.

— Кто бы ни написал этот стишок, об этом он рассказать не осмелился. Наверное, именно так нам и следует думать.

Она очень могущественная женщина, сказала Боа, и использует свою силу, чтобы помогать людям, если в настроении.

Кэнди сообщила об этом Шалопуто. Боа добавила: Конечно, она сумасшедшая.

— Почему всегда есть подвох? — спросила Кэнди.

— Что?

— Боа говорит, что Лагуна Мунн — сумасшедшая.

— И что? А ты, Кэнди, нормальная? Почему-то мне так не кажется.

— Хорошо.

— Пусть безумцы найдут мудрость в своем безумии ради нормальных, и пусть нормальные будут благодарны.

— Это какая-то известная поговорка?

— Если я буду часто ее использовать…

Тылкрыс говорит довольно разумно… для тылкрыса.

— Что она сказала? — спросил Шалопуто у Кэнди.

— Откуда ты знаешь, что она что-то сказала?

— Вижу по твоему лицу.

— Она сказала, что ты очень умный.

На лице Шалопуто отразилось сомнение.

— Ну да, конечно… — проговорил он.

Дорога, пролегавшая по множеству улочек куда более мелких, чем те, по которым они поднимались к залу Совета, вывела их на пристань. Узкие улицы и крошечные дворы были наполнены беспокойством. Люди занимались своими делами, нервничая и суетясь. Такое впечатление, думала Кэнди, что все они ожидают чего-то очень плохого. В темных комнатах за приоткрытыми дверями она замечала, как жители собирают вещи, готовясь к поспешному бегству. Шалопуто воспринял это точно так же, как Кэнди, и спросил:

— Совет что-нибудь говорил об эвакуации Гигантской Головы?

— Нет.

— Тогда почему люди собираются?

— Понятия не имею. Если где и безопасно, то на Веббе Гаснущий День. Это же одна из самых старых существующих построек!

— Вероятно, старый возраст — уже не то, чем он был раньше.

Они молча шли к гавани. Здесь была дюжина рыбацких лодок, и еще больше пыталось найти место у причала, чтобы разгрузить собранный мусор.

— Остатки Цыптауна, — мрачно заметила Кэнди.

— Не тревожься. Все эти годы люди слышали о вас столько разного. Теперь у них есть что-то, что можно подержать в руках.

— Большая часть этих вещей выглядит как мусор.

— Да.

— И что они подумают о Цыптауне? — грустно спросила Кэнди.

Шалопуто не ответил. Он пропустил ее вперед, и она подошла взглянуть на вещи, что рыбаки достали из вод Изабеллы. Неужели жителям Абарата кажется, что это может представлять какую-то ценность? Два пластиковых фламинго из чьего-то сада, множество старых журналов и баночек с таблетками, куски сломанной мебели, большой знак с глупой лупоглазой курицей. И еще один, объявлявший о воскресной службе в лютеранской церкви на Уитмер-стрит: «Много дверей у дома Господнего».

Золотоглазый тип с зеленой бородой, принявший несколько бутылок Лучшего эля Малыша, решил воспользоваться возможностью и заявить о том, как опасно человечество и его дикие технологии. У него оказалось множество последователей и друзей: они нашли ему пару ящиков от рыбы, он встал на них и разразился ядовитой тирадой.

— Если прилив принес сюда их сокровища, — говорил он, — то может принести и их обладателей. Мы должны подготовиться. Все мы знаем, что сделают люди из Иноземья, если вернутся. Они снова начнут грабить Абарат.

Когда он это говорил, Кэнди услышала, как кто-то поблизости произнес ее имя.

Оглядевшись, она встретила дружелюбный взгляд Изарис, женщины, которая позаботилась о Кэнди, когда та впервые попала в хаотическую конструкцию Гигантской Головы. Она накормила Кэнди, обогрела и даже подарила ей первую абаратскую одежду. Изарис была скизмутом — ее народ вышел из глубоких вод, которые называл мамой Изабеллой. Теперь она направлялась сквозь толпу к Кэнди. На голове у нее была самодельная шляпа, сшитая из разнообразных водорослей, одной рукой она укачивала малютку Назаре, а другой держала дочку Майзу.

Она разволновалась, вновь встретив Кэнди, и ее глаза наполнились серебристо-зелеными слезами.

— Я столько о тебе слышала после того, как ты покинула мой дом. Обо всем, что ты сделала, — она посмотрела на Шалопуто. — И о тебе я тоже слышала, — добавила она. — Ты тот, кто работал на волшебника, верно? На Острове Простофиль.

Шалопуто слегка улыбнулся.

— Это Изарис, Шалопуто, — представила ее Кэнди. — Она была очень добра ко мне, когда я попала сюда впервые.

— Я просто сделала то, что сделал бы на моем месте любой, — ответила Изарис. — Может, зайдете ко мне и расскажете, правда ли то, что о вас говорят? По-моему, вы проголодались.

— Да, немного, — сказал Шалопуто.

Но за это краткое время настроение толпы изменилось: она заразилась гневом оратора с зеленой бородой, направленным против человечества.

— Мы должны отыскать их всех до одного и повесить, — продолжал он. — Если мы этого не сделаем, скоро они вернутся, чтобы вновь похитить нашу магию.

— Знаете, у нас, кажется, нет времени на еду, хотя мы бы очень хотели остаться.

— Ты беспокоишься из-за Китомини?

— Это тот, кто говорит, что меня надо повесить?

— Он всех ненавидит. Сейчас это ваш народ, Кэнди. А через пять минут могут быть тылкрысы.

— С ним многие согласны, — сказала Кэнди.

— Люди любят кого-то ненавидеть. Но лично я слишком занята своими детьми.

— А ваш муж?

— Руфус сейчас занимается лодкой. Латает ее для продажи. Мы собираемся уехать с Веббы Гаснущий День, как только получим деньги. Здесь становится слишком опасно.

— У него хорошая лодка? — спросил Шалопуто.

— Руфус говорит, что да.

— Тогда, может, он согласится отвезти нас на Остров Частного Случая — за деньги, разумеется.

— Остров Частного Случая? — переспросила Изарис. — Зачем вам туда?

— У нас там друзья, — сказала Кэнди. Она сунула руку в карман и вытащила оттуда все патерземы, какие у нее были. Шалопуто сделал то же самое. — Вот все, что у нас есть, — сказала она Изарис. — Этого хватит для путешествия?

— Уверена, этого более чем достаточно, — ответила Изарис. — Идемте, я отведу вас к Руфусу. Лодка вполне обыкновенная… просто чтобы вы знали.

— Нам не нужно ничего особенного, — сказала Кэнди. — Мы просто хотим отсюда убраться.

Изарис протянула Кэнди свою широкополую шляпу, чтобы никто в возбужденной толпе не понял, что среди них находится представитель человечества, и повела Кэнди и Шалопуто вдоль причала мимо больших и малых судов к одному из самых маленьких.

На его борту был человек, который заканчивал какую-то работу, орудуя кистью и краской. Изарис позвала мужа и кратко объяснила ситуацию. Кэнди краем глаза следила за слушателями Китомини. У нее было неприятное чувство, что они с Шалопуто не прошли сквозь толпу незамеченными, и это ощущение подтвердилось, когда несколько человек повернулись к ней и через секунду уже шли по причалу в их направлении.

— Изарис, у нас неприятности, — сказала Кэнди. — По крайней мере, у меня. Думаю, будет лучше, если вас со мной не увидят.

— Кто, они? — спросила Изарис, с презрением глядя на приближающихся хулиганов. — Я их не боюсь.

— Кэнди права, любимая, — сказал Руфус. — Скорее бери детей и иди через задний двор рыбной лавки. Поторопись.

— Спасибо, — сказала Кэнди. — В следующий раз мы постараемся обойтись без спешки.

— Напомни моему мужу сразу возвращаться домой.

— Он вернется, не беспокойтесь, — ответила Кэнди.

Человек с зеленой бородой, который разжег своими речами гнев толпы, прорывался теперь сквозь небольшую кучку идущих к ним агрессивно настроенных граждан.

— Отправляемся? — крикнул Руфус.

— Разумеется, — сказала Кэнди.

— Тогда давай!

Кэнди прыгнула в лодку. Доски заскрипели.

— Если ты проломишь дно и утонешь, меня не вини, — ухмыльнулся Руфус.

— Мы не утонем, — сказал Шалопуто, последовав за Кэнди. — У этой девушки полно дел. Великих дел!

Кэнди улыбнулась. (Так оно и было. Что, как или когда — она не знала. Но это была правда).

Руфус побежал к штурвалу, крича Шалопуто:

— Режь веревку, тылкрыс! Да побыстрее!

Док дрожал от шагов растущей толпы, которую вел зеленобородый мужчина.

— Я тебя вижу, девчонка! — заорал он. — И я знаю, кто ты такая!

— Готово, Руфус!

— Ну, держитесь! И молитесь!

— Вперед! — крикнула Кэнди Руфусу.

— За свои преступления против Абарата ты будешь наказана…

Сотня полных ненависти глоток повторила его последнее слово:

— Наказана! Наказана! Нака…

В третий раз угроза потонула в яростном реве маленькой лодки Руфуса, который завел мотор. Облако желтого выхлопного дыма вырвалось из кормы и скрыло за собой толпу, а шум двигателя заглушил ее крики.

Но работа Руфуса была еще не закончена. Они отчалили от пристани, но не покинули гавань, в которой было много рыбаков, что привезли сюда собранный в море мусор. Будь лодка Руфуса побольше, она бы застряла среди множества суденышек. Но она была совсем крошечная и проворная, особенно если у штурвала стоял ее владелец. Когда дым рассеялся, лодка уже вышла из гавани и направлялась в Сумеречный пролив.

Глава 4 Малыш

Побег Кэнди от толпы на острове Вебба Гаснущий День не остался незамеченным. Больше всего глаз, следивших за ней, находилось на острове трех часов ночи. В самом сердце невероятного города стоял большой круглый особняк, а в центре особняка расположилась круглая наблюдательная комната, куда бесчисленные механические шпионы, разосланные по Абарату, хитроумные идеальные имитации флоры и фауны, сконструированные так, чтобы их невозможно было отличить от живых существ, и обладающие к тому же крошечной видеокамерой, сообщали о том, что видят. В Круглой комнате были тысячи экранов, скрывающих ее внутренние и внешние стены, а среди них обычно находился Роджо Пикслер, наблюдающий за миром, который он породил — за маленькими трагедиями, маленькими фарсами, маленькими спектаклями любви и смерти. Но сегодня он не ездил по комнате на своем левитирующем диске, изучая архипелаг. Ныне командой наблюдателей за островами руководил его доверенный коллега доктор Щипцоверн в своих любимых очках, создававших иллюзию, будто два его глаза слились в один. Это он замечал любые важные появления и исчезновения, одним из которых стало бегство Кэнди Квокенбуш. Щипцоверн наказал трем своим помощникам напоминать друг другу о необходимости напомнить самому Щипцоверну, чтобы тот сообщил великому архитектору о девушке из Иноземья, когда Пикслер, наконец, вернется.

Хотя фраза «когда вернется» обычно была не слишком значима, сегодня она несла важный смысл. Сегодня великий архитектор обследовал место своего грядущего великого творения — подводного города в самых глубоких трещинах моря Изабеллы. Зачем? Щипцоверн не раз задавал Пикслеру этот вопрос, на что тот отвечал всегда одно и то же: чтобы дать имена всем безымянным и созерцать чудеса, которые непременно существуют в черных глубинах. Когда эти невинные стремления будут достигнуты, а подводные создания — занесены в каталог, он сможет начать воплощение своей истинной цели (которой поделился только с Щипцоверном): основать в скрытых обиталищах доселе неизвестных жизненных форм глубоководный город, столь амбициозный по масштабам и виду, что блестящая невероятность Коммексо будет подобна грубому наброску по сравнению с работой мастера.

Даже сейчас, когда Щипцоверн наблюдал, как Кэнди Квокенбуш покидает Веббу Гаснущий День, Пикслер присутствовал на соседнем экране; он забирался в свой батискаф и уверенно махал рукой перед камерой. Внутри его ожидал только искусственный разум, но именно его холодная компания устраивала Пикслера больше всего.

Его лицо появилось в линзе «рыбий глаз», передававшей его присутствие на пульт управления батискафа. Когда Пикслер заговорил, в его голосе слышались металлические интонации.

— Не надо так волноваться, Щипцоверн. Я знаю, что делаю.

— Конечно, сэр, — ответил доктор. — Но я бы не был человеком, если б слегка не беспокоился.

— Хвастаешься? — спросил Пикслер.

— Чем, сэр?

— Своей человечностью. Из служащих компании мало кто может такое заявить. — Пикслер опустил руки на панель управления и начал включать функции батискафа. — Улыбнись, Щипцоверн, — сказал он. — Мы творим историю. Ты и я.

— Хотелось бы мне, чтоб мы творили ее не сегодня, — заметил Щипцоверн.

— Почему?

— Просто… плохие сны, сэр. Каждому рациональному человеку позволено иметь несколько иррациональных снов. Вам так не кажется?

— И что ты видел? — спросил Пикслер. Дверь батискафа с шипением захлопнулась. Искусственный голос объявил, что подъемники полностью готовы.

— Ничего особенного.

— Тогда расскажи, о чем был сон.

Единственный глаз Щипцоверна метнулся вправо, влево, стараясь не встречаться с вопросительным выражением лица архитектора. Но взгляд Пикслера всегда сбивал его с толку.

— Ладно, — ответил он. — Я расскажу. Мне снилось, что все прошло хорошо, за исключением…

— За исключением?

— Когда вы оказались в самом глубоком месте…

— И?

— Там уже был город.

— Ага. Вместе с жителями?

— Они исчезли за тысячи лет до нас. У них были большие чешуйчатые плавники и очень красивые лица. На стенах там мозаика. Яркие, выразительные глаза.

— Что же с ними случилось?

Щипцоверн покачал головой.

— Они не оставили никаких намеков. Если только их великолепный город сам им не является.

— Что же за намек может крыться в совершенстве?

— Вы сами это узнаете, сэр.

Убедить Пикслера было нелегко.

— Почему тебе приснился этот глупый сон? Ты можешь проклясть все мое предприятие.

— Мы ученые, сэр. Мы не верим в проклятия.

— Не говори мне, во что я верю. Найди Малыша.

— Его ищут.

— Нашли?

— Пока нет.

— Ладно, не беспокойся. Я просто подумал, что ему захочется увидеть, как я отправлюсь.

Автоматические двери батискафа закрывались. На лице великого архитектора мелькнула тревога, однако он ей не поддался. Три массивные катушки, одна из которых поставляла в батискаф энергию, вторая — чистый воздух, а третья, самая большая, несла вес огромного судна, сейчас равномерно разматывались. Щипцоверн смотрел на данные экранов вокруг кабины. Сотни крошечных камер, словно косяки одноглазых рыб, образовывали нисходящую колонну, внутри которой находился батискаф; их движение и мерцание предназначалось для привлечения из тьмы любых таинственных существ, населявших эти суровые глубины.

— Что если он никогда не вернется? — спросил печальный голос.

Щипцоверн отвернулся от экранов.

За его спиной стоял Малыш. На этот раз его лицо было лишено улыбки. Он наблюдал за спуском батискафа с выражением брошенного ребенка.

— Мы должны молиться, чтобы он вернулся, — ответил Щипцоверн.

— Я всегда за него молюсь, — сказал Малыш.

— Тогда, дитя мое, советую тебе подумать о другом Боге, и как можно скорее.

— Почему? — спросил Малыш с нотками истерики в голосе. — Думаешь, папа там умрет?

— Разве я это сказал? — спросил Щипцоверн, но его слова прозвучали неубедительно.

— Я слышал, вы говорили о чем-то, что живет глубоко во тьме. Они называются рекоки?

— Нет, мальчик. Они называются реквии.

— Ха! — сказал Малыш, словно поймал Щипцоверна на лжи. — Значит, они существуют.

— Именно это твой отец и собирается выяснить. Существуют они или нет.

— Так нечестно. Он мой. Если он спустится во тьму и не вернется, что я буду делать? Я себя убью. Именно так и сделаю!

— Не сделаешь.

— Сделаю! Вот увидишь!

— Твой отец — особенный человек. Гений. Он всегда будет стремиться исследовать новые места и строить здания.

— Тогда я его ненавижу! — крикнул Малыш. Он вытащил рогатку, зарядил камень и прицелился в самый большой экран. Не попасть в него было невозможно. Экран разлетелся, взорвавшись водопадом белых искр и мелких фрагментов Патентованного стекла Коммексо.

— А ну прекрати немедленно! — рявкнул Щипцоверн.

Но Малыш снова зарядил рогатку, выстрелил, и вот уже второй экран разлетелся на мелкие осколки.

— Я вызову охрану, если ты не прекратишь…

Заканчивать предложение ему не пришлось. На одном из экранов Малыш увидел нечто, заставившее его позабыть о рогатке. Одна из камер-шпионов наблюдала за девочкой, которую Малыш знал — по крайней мере, зрительно, поскольку отец вызвал для него ее образ в ночь, когда вернулся с Острова Простофиль.

— Это Кэнди Квокенбуш, мой мальчик, — сказал Малыш, в точности подражая голосу своего Создателя.

При виде Кэнди вся его злость на Пикслера испарилась. Малыша охватило любопытство.

— Куда ты отправляешься, Кэнди Квокенбуш? — сказал он так тихо, что Щипцоверн не услышал. — Почему не придешь в Город и не станешь моим другом? Мне нужен друг.

Он подошел к нижним экранам и, протянув руку, мягко положил ладонь на ее лицо.

— Пожалуйста, приходи, — прошептал он. — Я могу подождать. Я буду здесь. Просто приди. Прошу.

Глава 5 Следы преступления

Спустя три недели после того, как воды Изабеллы пересекли границу Абарата, заполнив многочисленные улицы Цыптауна и разрушив в своей ярости лучшие старые дома города вместе с муниципалитетом, церковью и публичной библиотекой Генри Мракитта, отец Кэнди, Билл Квокенбуш, начал гулять по ночами.

Прежде у него никогда не возникало желания для подобных прогулок. Он был счастлив вести сидячий образ жизни, сгорбившись перед телевизором на троне из искусственной кожи, с пивом, холодной пиццей и теплым пультом под рукой. Но больше он не смотрел телевизор. Ранними вечерами он сидел в своем кресле, выпивая дюжину банок пива, выкуривая столько сигарет, что пепельница становилась полной до краев, и иногда съедая куски белого хлеба. Когда наступала ночь, члены семьи ложились спать, но даже его жена Мелисса не утруждала себя пожеланием Биллу спокойной ночи.

Когда, наконец, в доме становилось тихо и спокойно — обычно после полуночи, — Билл выходил на кухню, заваривал себе крепкий кофе, чтобы проснуться, и готовился к путешествию, надевая старые рабочие ботинки, все еще покрытые засохшей куриной кровью, и темно-синюю штормовку. По мере того, как наступала осень, погода становилась непредсказуемой. Иногда по ночам шел дождь с порывами северного ветра, и даже пару раз выпадал снег. Но температура не могла повлиять на его ритуалы.

На улицах города, где он прожил всю свою жизнь, его ожидала важная работа, смысл которой его отупевший ум пытался понять каждый день из тех, что Билл просиживал перед черным телеэкраном, а шторы скрывали от него октябрьские небеса. Эта работа требовала, чтобы он покидал уютное кресло и отправлялся бродить по городу, хотя понятия не имел, что или почему он ищет. Вместо компаса у него было глубинное убеждение: однажды ночью он где-то в городе завернет за угол и увидит разгадку тайны.

Но каждую ночь повторялась одна и та же история: усталость и разочарование. Незадолго перед рассветом он возвращался в темный, молчаливый дом с пустыми руками, и его сердце болело так, как никогда прежде оно не болело ни от скорби, ни от сожаления, ни, разумеется, от любви.

Сегодня, однако, Билл исполнился той странной уверенности, что заставила его когда-то начать поиск, и отправился в ночь, едва услышав, как Мелисса выключает лампу рядом с постелью, где некогда они спали как муж и жена.

Спеша покинуть дом, он не только забыл выпить кофе, но и не надел штормовку. Неважно. Одна неприятность отменяла другую: холод был настолько сильным, что он не хотел спать — напротив, чувствовал себя живым как никогда. Хотя его пальцы быстро онемели, а глаза в глазницах ломило от холода, предвкушение радости и радость предвкушения оказались настолько сильны, что он шел вперед, не думая о своем самочувствии и позволяя ногам сворачивать на улицы, которые прежде никогда бы не выбрал и, возможно, даже не видел.

Наконец, блуждания завели его в маленький тупик, который назывался Место Калеба. Воды Изабеллы изрядно здесь поработали. Оказавшись в замкнутом пространстве, они направили свою разрушительную силу на кольцо домов, полностью уничтожив несколько из них и оставив лишь три, восстановить которые было еще возможно. Наиболее крепким выглядел тот, куда тянуло Билла Квокенбуша. Дом полностью огораживала широкая лента с повторяющейся надписью:

ОПАСНАЯ КОНСТРУКЦИЯ. НЕ ВХОДИТЬ.

Билл не обратил внимания на предупреждение. Поднырнув под ленту, он вскарабкался по строительному мусору и оказался внутри дома. Луна, чей свет пробивался сквозь дырявую крышу, была достаточно яркой, чтобы освещать серебристым светом интерьер.

У входа он остановился и некоторое время прислушивался. До него донесся непонятный звук, ритмичный и приглушенный. Он внимательно слушал, пытаясь определить направление. Звук исходил откуда-то сверху, заключил он. Толкнув входную дверь, он пробрался через разломанную мебель и кирпичи между дверью и лестницей. Воды сорвали со стен практически всё: картины, обои, даже штукатурку, которая отваливалась целыми глыбами, и некоторые ступени было сложно различить. Но с тех пор, как Кэнди исчезла в Абарате, Билл встретил и преодолел множество препятствий. Несколько замусоренных лестниц его не смущали.

Пару раз он споткнулся, осторожно перешагивая с одной трещавшей ступеньки на другую, но ему везло. Он без происшествий достиг площадки, которая была надежнее, чем лестница. Вновь замер, чтобы определить направление, и пошел по коридору к комнате в дальнем конце, откуда, как он был уверен, исходил странный привлекавший его шум.

У комнаты сохранилась дверь, и она была слегка приоткрыта. Билл на миг замер, почти благоговейно, и толкнул ее двумя пальцами. Скрип, дверь распахнулась. Половину комнаты освещал лунный свет, остальное скрывалось в тени. На залитых светом досках он обнаружил источник звука. Десятки птиц, обычных созданий, имени которых он не знал, хотя не раз видел их на Последовательной улице. Они лежали так, словно какая-то безжалостная сила прибила их головы к полу; пытаясь взлететь, они так сильно били крыльями, что в воздухе плавали клочки перьев.

— Что за… — пробормотал он.

На темной половине комнаты что-то шевельнулось. Что-то, как понял Билл, не бывшее птицей.

— Кто здесь? — спросил он.

В темноте вновь возникло движение, и внезапно из тени на лунный свет вылетело нечто. Оно приземлилось среди лежавших птиц, всего в ярде или двух от Билла, затем подпрыгнуло и после второго прыжка ударилось о стену напротив двери. Билл не сумел разобрать, что это такое.

Это могла быть ярко раскрашенная обезьяна, хотя он никогда не видел, чтобы обезьяна двигалась так стремительно. Движение повергло птиц в неистовство, и некоторые от ужаса нашли в себе силы преодолеть притяжение. Они поднялись в воздух в центре комнаты, но, несмотря на открытую крышу, не пожелали избавиться от того, что однажды привлекло их сюда.

Из-за их возбужденного кружения Биллу стало совсем ничего не видно.

Что это за странное создание прилепилось к стене? Оно было сделано скорее из ткани, чем из кожи: он видел лоскуты четырех-пяти разноцветных материалов, от ярко-алого до блестящего черного с синим отливом.

У существа не было определенной анатомии, ничего, что напоминало бы голову или какие-то формы, способные ее удержать; у него не было ни глаз, ни ушей, ни носа, ни рта. Билл ощутил глубокое разочарование. Конечно, это не ответ на тайну его ночных странствий. Ответ, который он искал, был чем-то большим, нежели бесформенные куски старого фетра.

И хотя в существе не оказалось ничего, что могло бы его заинтересовать, ему все же стало любопытно.

— Что ты такое? — спросил он, больше обращаясь к себе.

Существо, к изумлению Билла, вытянуло четыре конечности и изо всех сил напряглось. Затем оттолкнулось от стены и прыгнуло на Билла так, словно его швырнула невидимая рука.

Билл был слишком медлителен и удивлен, чтобы уклониться. Существо вцепилось в его голову, полностью закрыв лицо. Во внезапной темноте нос Билла заработал на полную катушку. Оно воняло зверьем! Эта вещь пахла мехом, который повесили в шкаф сырым и оставили там гнить.

Вонь подавляла его до отвращения. Он схватил вещь и попытался сдернуть ее с головы.

— Наконец-то, — молвило создание. — Уильям Квокенбуш, ты услышал наш зов.

— Отцепись от меня.

— Только если ты нас выслушаешь.

— Вас?

— Да. Ты слышишь пять голосов. Нас пятеро, Уильям Квокенбуш, и мы готовы служить тебе.

— Служить мне? — Билл перестал бороться с вещью. — То есть что, будете мне подчиняться?

— Да!

Билл криво ухмыльнулся.

— Делать все, что я скажу?

— Да!

— Тогда перестаньте меня душить, идиоты!

Пятерка отреагировала, быстро спрыгнув с его головы и вновь прилепившись к стене.

— Вы кто?

— Почему бы и нет? Если ему не нравится истина, похожая на безумие, пусть он хотя бы что-нибудь узнает, — сказала вещь самой себе, а затем обратилась к Биллу:

— Когда-то мы были пятью шляпами тех, кто принадлежал Магическому кругу Острова Простофиль. Но наши обладатели были убиты, а позже убийца отметил находку того, что искал, сердечным приступом. Нам пришлось найти того, кому передать нашу силу.

— И вы выбрали меня.

— Конечно.

— Почему «конечно»? Никто и никогда по доброй воле ни для чего меня не выбирал.

— А как ты думаешь, повелитель, почему?

Билл знал ответ, даже не задумываясь.

— Из-за моей дочери.

— Да, — сказало создание. — У нее большая сила. Вне всякого сомнения, она исходит от тебя.

— От меня? Что это еще значит?

— Это значит, что ты будешь иметь влияние большее, чем когда-либо мог мечтать. Даже в своих самых невероятных мечтах о божественности.

— Я никогда не мечтал стать Богом.

— Тогда проснись, Уильям Квокенбуш! Проснись и познай реальность!

Хотя Билл не спал, он интуитивно почувствовал более глубокое значение того, что ему сказали. Его лицо раскрылось, словно дверь, и что бы за ней ни было, это привлекло внимание создания, некогда бывшего пятью шляпами.

— Ты только взгляни на себя, малыш Билли! — сказало оно, и все его пять голосов внезапно изменились, слившись в восхищении. — От тебя исходит такой свет! Такой сильный, ясный свет, который прогонит прочь все страхи.

— От меня?

— А от кого же? Подумай, малыш Билли. Подумай. Кто может спасти нас от того ужаса, который твой ребенок собирается призвать в мир, если не ты, ее создатель?

Когда существо говорило о «свете» Билла, множество молчаливых птиц поднялись в воздух и закружили вокруг него, образовав воронку из черных глаз и трепещущих крыльев.

— Что они делают? — спросил Билл у бесформенного создания.

— Поклоняются тебе.

— Мне это не нравится.

— Ты хочешь, чтобы я что-нибудь сделал?

— Останови их.

— Остановить навсегда?

— Да.

— Да, — сказало создание, повторив интонации Билла.

— Ты смеешься надо мной?

— Ни в коем случае, — ответило существо.

Через секунду все птицы до единой бездыханными упали на замусоренный пол.

— Так лучше?

Билл оценил тишину.

— Гораздо лучше, — наконец, ответил он и слегка усмехнулся. Это был смех, которым он не смеялся давным давно: смех человека, которому нечего терять и нечего бояться.

Он посмотрел на часы.

— Почти рассвет. Я лучше пойду. Что мне с вами делать?

— Носи нас на голове. Как тюрбан.

— Такое носят иностранцы.

— Так ты и есть иностранец, малыш Билли. Ты не принадлежишь этому месту. Ты привыкнешь нас носить. В своей предыдущей жизни мы выглядели весьма впечатляюще. однако мы расторгли связь с прошлым.

— Я знаю, что вы чувствуете, — сказал Билл. — Но теперь всё изменится, ведь так?

— Воистину так, — ответили остатки пяти шляп Каспара Захолуста. — Ты нашел нас. Теперь изменится всё.

Глава 6 Под Вздором

Маленькая лодка Руфуса влекла Кэнди и Шалопуто на юго-запад по Сумеречному проливу между Хафуком и Островом Простофиль к Вздору, на диких пространствах которого обитало племя женщин кварв, что охотились на усталых путников, жарили их и ели. По слухам, Лагуна Мунн, колдунья, которую они искали, симпатизировала кварвам, несмотря на их вкусы, лечила, когда те болели, и даже время от времени принимала от них угощения. Остров был подходящим местом для подобных отвратительных вещей. Он стоял на одиннадцати вечера, в часе от ужасов Полуночи.

Однако отделенные друг от друга острова были осколками времени. Лишь звуки могли перелетать с одного на другой, эхо эха, зловеще далекого. Определить звуки соседнего Горгоссиума было несложно. На нем вовсю шло разрушение. Работали массивные очищающие землю механизмы, снося стены и выкапывая фундаменты. Этот шум отражался от высоких, глядящих на запад утесов Вздора.

— Что они там делают? — громко удивился Шалопуто.

— Лучше не спрашивай, — приглушенным тоном ответил Руфус. — И даже не думай об этом. — Он посмотрел на звезды, которые светили над Вздором так ярко, что затмили бы даже полную луну. — Лучше думать о красоте света, чем о том, что происходит во тьме. Любопытство убивает. Я потерял Скафту, своего брата-близнеца, только потому, что он задавал слишком много вопросов.

— Мне очень жаль, — сказала Кэнди.

— Спасибо, Кэнди. Итак, где тебя высадить? На большом острове или на маленьком?

— Я и не знала, что тут два острова.

— Ну да, конечно. Кварвы управляют большим. Маленький — для обычных людей. И для ведьмы, конечно.

— Вы имеете в виду Лагуну Мунн?

— Да.

— Тогда нам туда и надо.

— Хотите встретиться с заклинательницей?

— Да.

— А вы знаете, что она сумасшедшая?

— Да. Мы слышали, что так говорят. Но люди говорят много всякого, и это не обязательно правда.

— И о тебе?

— Я не…

— Ты права, это так. Они говорят самые разные гадости.

— Например? — поинтересовался Шалопуто.

— Неважно, — сказала Кэнди. — Не собираюсь слушать всякие глупости, которые они выдумывают. Они меня не знают.

— И о тебе тоже, Шалопута, — сказал Руфус.

— Шалопуто, — поправил тот.

— Они и о тебе говорят ужасные вещи.

— А вот я хочу знать.

— Что ж, у тебя есть выбор, тылкрыс. Либо я начну рассказывать всякие нелепые слухи, и пока буду терять время, течение выкинет нас вон на те скалы; либо я забуду об этой чуши и стану делать работу, за которую вы мне платите.

— Тогда высадите нас на остров, — разочарованно сказал Шалопуто.

— С радостью, — ответил Руфус и вернулся к штурвалу.

Вода вокруг лодки забурлила.

— Знаете… я не хочу говорить вам, что делать, — начала Кэнди, — но если вы не будете осторожны, поток унесет нас вон в ту пещеру. Видите ее?

— Да, вижу, — крикнул Руфус сквозь рев яростной Изабеллы. — Туда мы и направляемся.

— Но волны…

— Очень бурные.

— Да.

— Неистовые.

— Да.

— Тогда держитесь крепче!

Не успел он договорить, как лодка оказалась в пещере. Проход в нее вынуждал воду подниматься и торопиться, торопиться и подниматься. Ударившись о каменный потолок, сломалась верхушка мачты. Несколько пугающих секунд всем казалось, что лодку и ее пассажиров размажет о скалу. Но уровень воды спал так же быстро, как и поднялся. Пещера расширилась, и поток успокоился.

Хотя они значительно углубились внутрь острова, здесь было светло благодаря колониям фосфоресцирующих созданий, которые усеивали стены и сталактиты, свисающие с потолка. Они напоминали помесь краба и летучей мыши, а их странную анатомию украшал сложный симметричный узор.

Впереди находился маленький остров с крутыми утесами и единственный холм, вздымающийся под острым углом, покрытый деревьями с красной листвой (которой не требовался для роста солнечный свет), и с лабиринтом побеленных зданий под ярким растительным пологом.

— Нам веревка нужна, чтобы забраться по этим стенам, — сказал Шалопуто.

— Либо веревка, либо мы войдем вон там, — Кэнди указала на маленькую дверь в стене.

— О… — сказал Шалопуто.

Руфус подвел лодку так, чтобы они смогли сойти с нее к двери.

— Передайте Изарис мои наилучшие пожелания, — сказала Кэнди Руфусу. — И скажите, что мы скоро увидимся.

На лице Руфуса читались сомнения.

— Вы уверены, что я вот так просто должен вас здесь оставить? — спросил он.

— Мы не знаем, сколько пробудем у Лагуны Мунн, — ответила Кэнди. — К тому же, дела становятся более запутанными. По каким-то причинам все развивают бурную деятельность, и вам лучше вернуться назад, к своей семье.

— А ты, тылкрыс?

— Я буду там же, где она, — ответил Шалопуто.

Руфус покачал головой.

— Вы оба сумасшедшие, — сказал он.

— Если наши дела пойдут плохо, вам не в чем себя винить, — ответила Кэнди. — Мы делаем это вопреки вашему доброму совету. — Она помолчала и улыбнулась. — И мы действительно еще увидимся.

Шалопуто вылез из лодки, присел на узкой ступени и попытался открыть дверь. Та поддалась безо всяких усилий.

— Еще раз спасибо, — сказала Кэнди Руфусу и выбралась из лодки, войдя через маленькую, грубо окрашенную дверь следом за Шалопуто.

Прежде, чем переступить порог, она обернулась, но попрощаться с Руфусом уже не смогла. Властные волны Изабеллы подхватили маленькую лодку и повлекли прочь, а крылатые крабы приветствовали ее побег смешанными овациями крыльев и когтей.

Глава 7 Огорчения Плохиша

От двери в стене сквозь деревья вела крутая тропа с узкими ступенями. Кэнди и Шалопуто взбирались наверх. Хотя сквозь оранжево-красный полог виднелось что-то яркое, свет почти не достигал тропы. Однако рядом со ступеньками стояли маленькие лампы, освещавшие путь. За их пределами была чаща и плотная тьма. И эта тьма не пустовала.

— За нами следят, — негромко проговорила Кэнди.

— Тут так тихо. Птицы не чирикают. Насекомые не жужжат.

— Может, здесь есть что-то еще? То, чего они боятся?

— Если и так, — сказал Шалопуто с показной смелостью, — надеюсь, оно знает, что мы тут собираемся учинить неприятности.

Его представление повлекло за собой ответ.

— Ты говоришь, что пришел сюда учинить неприятности, — произнес юный голос, — но это не так.

— Зачем ты здесь? — спросил второй голос.

— Сыновья, — пробормотал Шалопуто так тихо, что Кэнди, стоявшая в шаге от него, едва расслышала.

— Да, — сказал голос. — Мы сыновья.

— И мы тебя слышим, — поддразнил его второй, — как бы тихо ты не шептал. Так что не теряй времени.

— Вы где? — спросила Кэнди, медленно взбираясь на очередную ступеньку, и в это время справа, откуда исходили голоса, мелькнула тень.

Она быстро сотворила в руке маленький шарик облачного света, холодный огонь, вызывать который научилась у принцессы. Это, подумала Кэнди, одно из самых простых магических заклятий, что она позаимствовала из коллекции Боа, и крепко сжала шарик.

Наступил момент, когда один из мальчишек Лагуны Мунн оказался достаточно близко, чтобы…

Ага! В поле ее зрения двигалась призрачная фигура. Она быстро подняла руку и выпустила шарик. Он вспыхнул желто-белым и голубым, и этот свет озарил того, кого Кэнди хотела осветить. Облачко сделало свое дело — Кэнди увидела одного из сыновей Лагуны Мунн. Он был похож на чертика с маленькими рожками и приземистым телом, созданным из теней и осколков цвета, как будто его осыпали стекла разбившегося витража, которые, однако, не причинили ему никакого вреда, словно его тело было из желе Темной стороны луны.

Но когда он заговорил, его голос оказался совершенно не подходящим для такого облика. Это был четкий, вежливый голос мальчика, который ходит в хорошую школу.

— Я Плохиш мамы, — сказал он.

— Правда? И как тебя зовут?

Он вздохнул, словно вопрос поставил его в тупик.

— В чем дело? — спросила Кэнди. — Я просто спросила, как твое имя.

Ее простой, незамысловатой минессотской душе не слишком пришелся по вкусу этот самопровозглашенный Плохиш Лагуны Мунн.

— Не знаю, — ответил он, кусая ноготь большого пальца. — Сложно выбрать, когда их так много. Хочешь знать, сколько у меня имен?

Она не хотела.

— Ну хорошо, я слушаю. И сколько же?

— Семьсот девятнадцать, — с гордостью произнес он.

— Ого, — сказала Кэнди равнодушно. И еще более равнодушно:

— Почему?

— Потому что я могу. Мама сказала, я могу иметь все, что пожелаю. И теперь у меня много имен. Но ты можешь называть меня… Ободранная Пробка? Нет, нет. Пайман Хамбадикин? Нет! Джолло Бигог! Да! Джолло Бигог — то, что надо!

— Ладно, а я…

— Кэнди Квокенбуш из Курятника.

— Из Цыптауна.

— Курятник. Цыптаун. Неважно. А это — твой друг, тылкрыс Шалопуто. Ты спасла его от рабства у волшебника Каспара Захолуста.

— Ну что ж, ты выучил домашнее задание, — сказала Кэнди.

— Домашнее задание… — повторил Джолло Бигог, размышляя над словами. — А. Работа, которую задают ученикам их учителя в вашем мире, и которой они всеми силами стараются избежать. — Он ухмыльнулся.

— Верно, — сказала Кэнди. — В самую точку!

— В самую точку! — восторге воскликнул Джолло. — Я попал в самую точку! Я попал в самую точку!

— Кто это здесь радуется? — послышался женский голос из темноты, что окружала свет, озарявший Джолло.

Радость мальчика мгновенно испарилась, но не из страха, подумала Кэнди, а из любопытного уважения к говорящему.

— Плохиш? — сказала она.

— Да, мама.

— Не найдешь ли ты нашему гостю Шалопуто что-нибудь поесть и попить?

— Конечно, мама.

— И пришли ко мне девочку.

— Как скажешь, мама.

Кэнди хотела заметить, что она тоже хочет есть и пить, но говорить об этом было пока не время.

— Ну вот, ты слышала маму — сказал Джолло Кэнди. — Она хочет тебя видеть, поэтому теперь тебе надо идти к серебряному глазу. — Он указал на глаз размером не меньше фута, с черным зрачком и серебристым хрусталиком, видневшийся среди деревьев.

— А мне идти? — спросил Шалопуто у Кэнди.

— Если ты понадобишься, клянусь, что позову тебя. Очень громко.

— Рад? — спросил Джолло у Шалопуто. — Если мама попытается ее съесть, она закричит.

— Твоя мать не станет…

— Не станет, не станет, тылкрыс, — ответил Джолло. — Это юмор. Шутка.

— Я знаю, что такое шутка, — не слишком уверенно сказал Шалопуто. Он поискал Кэнди, но та уже отправилась к серебряному глазу, сойдя с тропы и углубившись в темноту между деревьями.

— Идем, тылкрыс. Давай тебя накормим, — сказал Джолло. — Если ты услышишь, как Кэнди тебя зовет, пойдешь прямо к ней. Я не буду тебя останавливать. Честно.

Глава 8 Лагуна Мунн

Остров Лагуны Мунн выглядел маленьким, если смотреть на него с лодки Руфуса, но теперь, когда Кэнди шла по его темным склонам, он казался гораздо больше, чем можно было ожидать. Она оставила свое облачко за спиной, но серебряный глаз излучал собственный свет, который вел ее сквозь чащу. Она была рада такому маяку. Земля под ногами становилась круче, а деревья, между которыми ей иногда приходилось буквально продираться, все более кривыми и древними.

Здесь, на возвышенности, дул ветер. Старые деревья трещали, с их ветвей сыпался сухой дождь листьев и увядших плодов. Кэнди не отводила взгляда от маяка. Она следовала к нему настолько точно, насколько позволял густой подлесок, пока не добралась до места, где нижние ветви деревьев переплелись с кустами, образовав настоящую древесную стену. Кэнди остановилась; глаз озарял переплетенные сучья. Через несколько секунд по стене прошло легкое движение, и там, где сиял свет, стена расплелась, открыв узкий проход. Деревья и кусты все еще раздвигались, когда голос, говоривший с Джолло, произнес:

— Либо входи, либо поворачивай назад, девочка, но не надо просто стоять.

— Спасибо, — ответила Кэнди и шагнула в проем между извивающимися ветвями.

Она добралась до вершины острова. Шумный ветер двигался здесь кругами, и листья, которые он нес, поднимались и падали, когда он проносился мимо. Однако в этих завихрениях летели не только листья. Здесь были животные разных размеров и форм: они двигались с бледными, как луна, или красными, как заходящее солнце, боками; их глаза сверкали золотым и зеленым, и все они оставляли следы своего движения в призрачном воздухе.

Она не могла понять, что это такое — радостная гонка или бегство от смерти. Чем бы это ни было, внезапно все они повернули в ее направлении, и она упала на землю, обхватив голову руками и чувствуя, как над ней мчится живая лавина. Сейчас эта лавина обрела звук. Кэнди слышала не только шум ветра, но и грохот копыт, топот лап, рев, визг и вой тысяч созданий или даже больше.

— Ты еще не знаешь разницы между порождением сна и порождением жизни? — спросила Лагуна Мунн, и ее голос казался ближе, чем звук мчавшихся животных.

— Порождением сна? — переспросила Кэнди.

— Да, девочка, — ответила Лагуна. — Сна. Воображения. Выдумки. Фантазии.

Кэнди отважилась поднять глаза. Что бы заклинательница ни говорила, копыта и когти, все еще находившиеся у Кэнди над головой, казались реальными и весьма опасными.

— Это иллюзия, — сказала Лагуна Мунн. — Встань. Иди. Если ты мне не доверяшь, как поможет то, что я буду для тебя делать?

Это имело смысл. Кэнди приподняла голову. Ярость живого потока двигалась над куполом, что защищал ее мысли. Было больно. Болел не только череп, трещавший под ударами копыт, но даже кости лица и мягкие ткани, которые он оберегал.

Если она не выдержит эту атаку, ей не найти никого, кто скажет то, чего она ждет от Лагуны Мунн.

Она встала.

Ну и боль! Пусть даже иллюзия, она оказалась достаточно сильной, чтобы из носа Кэнди закапала кровь. Она вытерла ее тыльной стороной ладони, но кровь не унималась. Животные продолжали мчаться, и ярость их стремительного движения била в нее изо всех сил.

— Я знаю, вы здесь, Лагуна Мунн, — произнесла она. — Вы не можете вечно прятаться. Давайте, покажитесь.

Животные продолжали свою бешеную скачку. Кровь из носа начала собираться во рту. Она слизнула ее — привкус меди и соли. Сколько еще ее тело сможет выдержать этот беспощадный поток? Заклинательница не позволит ей умереть, если она вдруг не справится?

— Я не собираюсь умирать, — сказала себе Кэнди.

Она попыталась посмотреть сквозь заклинание, но оно лишь усилило давление своей реальности.

Без меня тебе никогда не справиться, сказала Боа.

Так помоги мне.

Зачем?

Кэнди разозлилась. Боа достала ее, как достали все эгоцентричные женщины, у которых имелось больше силы, чем сострадания, начиная с мисс Шварц и заканчивая Бабулей Ветошью. Хватит с нее их всех!

В этот миг ее зрение пробилось сквозь стремительную иллюзию, разглядев таинственную Лагуну Мунн. Мать Кэнди, Мелисса, назвала бы ее «женщиной с широкой костью» — фраза, под которой она имела в виду толстух.

— Я… вас вижу, — сказала Кэнди.

— Хорошо, — ответила Лагуна Мунн. — Тогда мы можем продолжать.

Лагуна Мунн подняла руку и сжала кулак. Прилив живых существ немедленно исчез, но кости у Кэнди продолжали болеть, голова гудела, а из носа текла кровь. Мягким голосом Лагуна продолжила:

— Я не ожидала тебя увидеть, хотя должна сказать, ты меня заинтриговала. Я думала, тебя больше привлекают Фантомайя.

— Я здесь из-за них, — сказала Кэнди.

— Ага, значит, кто-то рассказывал тебе басни.

— Это не басня! — отрезала Кэнди.

Она все еще злилась.

— Успокойся, — сказала Лагуна Мунн. Она поднялась из своего кресла и оказалась рядом с Кэнди, не сделав ни единого шага. — Что я вижу у тебя в голове, девочка?

— Нечто большее, чем я, — ответила Кэнди. — Другого человека.

Большие глаза Лагуны стали еще больше и ярче.

— Ты знаешь, как зовут того человека у тебя в голове?

— Да. Ее зовут принцесса Боа. Ее душу забрали женщины Фантомайя…

— Глупо, глупо, — пробормотала Лагуна Мунн.

— Я? — спросила Кэнди.

— Нет, не ты. Они. Играют с вещами, в которых ничего не смыслят.

— Тем не менее, они это сделали. А я хочу от нее избавиться.

— Почему не пойдешь к ним?

— Потому что они не знают, что я знаю. Если бы они хотели нас разъединить, они бы сказали, что она — во мне.

— Пожалуй, ты права.

— Кроме того, одна из них уже убита из-за того, я пришла в Абарат…

— Значит, если должна умереть еще одна ведьма, ты предпочтешь, чтобы это была я?

— Я не то имела в виду.

— Но именно так это прозвучало.

— Да что с этим местом? Все играют в какие-то свои дурацкие игры! Меня это бесит! — Она вновь вытерла нос. — Если вы не собираетесь мне помогать, я сделаю это сама.

Лагуна Мунн даже не пыталась скрыть свое удивление и промелькнувшее за ним восхищение.

— Да, ты действительно это сделаешь…

— Если понадобится. Я не смогу понять, кто я, пока она находится у меня в голове.

— А что случится с ней?

— Не знаю. Я много чего не знаю. Поэтому я пришла сюда.

— Скажи мне често, а принцесса хочет от тебя освободиться?

— Хочет, — уверенно сказала Кэнди. Лагуна смотрела на нее с подавляющей напряженностью. — Проблема в том, что я не знаю, где заканчиваюсь я и где начинается она. Я родилась с ней в голове. Мы всегда жили вместе.

— Должна предупредить, что если она не захочет тебя покинуть, тебе придется драться. А такая борьба может стать фатальной.

— Я рискну.

— Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Да. Это может меня убить.

— Может. И я предполагаю, ты думала над тем, что в тебе могут оказаться части, которые тебе не принадлежат.

— Которые принадлежат ей? Да. Я об этом думала. И я их потеряю. Но если они никогда не были моими — никогда не были мной, — то на самом деле я не потеряю ничего.

Пристальный взгляд Лагуны смягчился.

— Что за безумный разговор, должно быть, происходит у тебя сейчас в голове, — сказала она. — И я не имею в виду разговор между тобой и твоим «зайцем». Жаль, что мы встретились так поздно, — с искренним сожалением в голосе добавила она.

— Мне только исполнилось шестнадцать, — сказала Кэнди.

— Знаю. И это действительно мало. Но пути к откровениям должны намечаться, когда ты еще младенец, и закладывать их сейчас гораздо труднее. Ты пришла сюда в поисках свободы и прозрения, а я могу дать тебе только предостережения и путаницу.

— Вы можете разделить меня и Боа?

— Это я могу. Но я не могу предсказать последствий вашего разделения. Однако обещаю, что после этого ты никогда не будешь прежней.