3-адика

Глава 1

Сагреда проследила взглядом за мэром, которая поднялась на подиум, чтобы обратиться к собравшейся публике. Рассчитывать на хорошие новости не приходилось – об этом говорил уже тот факт, что собрание было созвано практически без предупреждения, – однако дурные предчувствия Сагреды только усилились, когда она увидела Мариам, пытавшуюся совладать с тяжелой ношей, которой она вот-вот должна была поделиться с остальными. Речь вряд ли шла о раскрытии Арриэтвилля[9] ведь в противном случае их бы уже не было в живых. Но если разоблачение города приравнивалось к десятке по шкале Рихтера, существовала целая масса бедствий, уступавших такому исходу не больше, чем на пару баллов.

– Вчера, – начала Мариам, – ресурсы нашего хоста сократились на 5%. Чтобы оставаться в тени, нам пришлось пропорционально сократить и их использование. И это не считая 3% на прошлой неделе. По отдельности эти урезания кажутся незначительными, а их величина не является чем-то из ряда вон; отличие заключается в том, что между ними не наблюдается никакого роста, который мог бы их скомпенсировать. Если земля у нас под ногами продолжит сокращаться в том же темпе, то через несколько месяцев мы можем вдруг обнаружить, что остались ни с чем. Или, если говорить напрямую, мы можем просто-напросто не обнаружить самих себя.

Сагреда знала, что подобные урезания происходили и раньше, но никогда не воспринимала их как угрозу своему существованию. Сворачивая малопопулярный игровой мир, СлизьНет, конечно, сокращал объем арендуемой вычислительной мощности – но затем снова принимался обшаривать интернет в поисках следующей книги для геймификации, и после нескольких промахов непременно наталкивалася на очередной хит, постепенно привлекавший все новых и новых клиентов. Она беззаботно верила, что так будет продолжаться и дальше – если не до скончания веков, то, по крайней мере, еще десять или двадцать лет.

– Сама по себе игровая среда, возможно, и не теряет популярности, – продолжила Мариам, – но низкобюджетный сектор, судя по всему, терпит крах. Мы можем в реальном времени наблюдать за динамикой доходов и расходов, и сейчас СлизьНет едва сводит концы с концами. Вероятно, они готовы провести в красной зоне пару месяцев, просто чтобы удержать свой бренд, если впоследствии СлизьНет удастся возродить, но их владельцы запустили руки в такое количество проектов, что едва ли будут испытывать хоть какие-то эмоциональную привязанность конкретно к этой сети. – Она набросала более детальную картину, для верности продемонстрировав на висящем позади нее экране несколько обескураживающих графиков и диаграмм.

Когда она закончила свою речь, зал безмолвствовал. В тишине Сагреда смогла даже расслышать пение птиц, доносившееся из парка по соседству. Проведя в этом городе два года, она стала воспринимать его как нечто нормальное – нечто настолько же реальное и осязаемое, как и места, в которых могли жить ее основатели. Несмотря на следовавший по пятам страх внезапно исчезнуть вместе с этим тайным оазисом, Сагреда продолжала лелеять надежду, что способность к маскировке, которой обладали жители Арриэтвилля – вкупе с поголовной некомпетентностью недалеких хозяев СлизьНета – защитит их город от любых напастей.

Грейс, сидевшая на пару рядов впереди Сагреды, поднялась и встала в полный рост. – Насколько я вижу, у нас есть два варианта. Мы можем попытаться вывести СлизьНет из смертельного пике, предложив свою помощь: внести в игровые миры пару завуалированных корректив, придать живости автоматам… может быть, даже время от времени возвращаться к самим играм – манипулируя персонажами так, как это делают клиенты, но не подвергая риску самих себя. – От последнего предложения зал оживился: повсюду слышалось бормотание и даже крики людей, не преминувших выразить свою, мягко говоря, неодобрительную реакцию. – Или, или, – Грейс постаралась акцентировать внимание слушателей на более мягком решении проблемы, – мы можем попытаться смигрировать на новую бизнес-модель. Чем бы владельцы ни заменили игровые миры, их новая система тоже потребует автоматизации, разве нет? Мошенничества на сайтах знакомств, бойлерные инвестиции… никто не станет нанимать ради этого людей, которым нужно платить зарплату. Если где-то сжигается вычислительная мощность, значит должен быть и способ перенаправить хотя бы часть этих ресурсов на наши собственные нужды.

– В принципе, я согласна, – неохотно признала Мариам. – Но если они свернут весь этот процесс, то любая система, которая придет ему на смену, будет представлять из себя чистую инсталляцию принципиально нового программного обеспечения. И как именно мы на него «мигрируем»?

Вопрос, судя по всему, поставил в тупик как саму Грейс, так и Сагреду, у которой не нашлось ни одного стоящего предложения. СлизьНет напоминала гигантский многоквартирный дом, который, благодаря их стараниям, был переполнен секретными туннелями и потайными дверями. Но если место все-таки решат освободить для более выгодной застройки, процесс зачистки будет напоминать не работу тяжелого бульдозера, идущего напролом сквозь стены, а скорее, взрыв атомной бомбы. Не останется ни подвалов, где они могли бы спрятаться, ни семян, которые можно было бы зарыть в землю.

– С чего вдруг мы захотим переселяться в другой проект, которым заправляют те же самые ушлепки? – вмешался Сэм. – Люди постоянно крадут вычислительную мощность. Не проходит и дня, чтобы где-нибудь не раскрыли новый ботнет!

Мариам кивнула. – Это так, но нельзя забывать о масштабе. Одно дело – внедрить фрагмент вредоносного софта в несколько тысяч термостатов, но ты ведь понимаешь, какие ресурсы нужны, чтобы выполнять нас самих.

Сагреда не сомневалась, что в масштабах всей планеты совокупная вычислительная мощь незащищенных устройств достигала поистине устрашающих величин, однако большая ее часть, скорее всего, уже была занята чем-то другим. Даже если бы им удалось выклянчить достаточно ресурсов под свои нужды, виртуальный мир, нарезанный на кусочки и рассеянный по мириадам мелких гаджетов, либо отличался бы дикой медлительностью, либо рисковал выдать себя неожиданным всплеском сетевого трафика между фитнес-трекером, лежащим в ящике для нижнего белья, и умным осветительным прибором на другом конце города.

Зал снова притих, но затем люди начали переговариваться друг с другом. Мариам не стала призывать к порядку; она, если уж на то пошло, была скорее тронута тем, что люди, наконец-то, перестали молчать и перешли к обсуждению. Вряд ли она рассчитывала, что вопрос удастся решить, обменявшись парой реплик с остальным залом; потребуется пройти через множество ожесточенных споров – с чередованием гипотез и их проверок, – прежде, чем у них появится надежда на потенциально успешное решение проблемы.

Сагреда обратилась к своей соседке, Летиции, которая была твердо намерена сохранять оптимизм до тех, пока им не удастся найти решение. – Выход должен быть, – сказала она. – Мы справлялись и с проблемами похуже.

– Верно, – согласилась Летиция. – А если ботнет с этим не справится, то, возможно, нам стоит просто повысить планку? Компьютеры NASA ведь кто-то взламывал, так?

– Я думаю, что хакерам удавалось взломать даже… – Сагреда понизила голос до шепота… ту же самую аббревиатуру, только без первой буквы A[10] Но если уж ставить перед собой высокие цели, то лично я бы присмотрелась к новеньким блестящим роботам, которых выпускает Лоудстоун[11]

Летиция чуть отпрянула от своей соседки. – А потом что, затереть старых жильцов? В этих роботах уже живут компы.

– Не затереть – попасть в них первыми. Стать этими самыми компами, а не заменять их.

Летиция фыркнула. – Идея неплоха, но таких роботов они, как мне кажется, выпускают всего штук по десять в месяц. В мире наверняка найдется не один десяток сетей с симуляциями климатических моделей, куда мы вполне могли бы внедриться. Ураган Арриэтта, двести градусов северной широты, никогда не достигает суши, никогда не утихает. – Ее телефон подал сигнал, и Летиция мельком взглянула на экран. – Как думаешь, тебе лучше работается под давлением?

– А что?

Летиция показала ей телефон, на котором было запущено приложение для мониторинга. – Пока наша мэр произносила речь, закрылось еще четыре игры. СлизьНет никогда не была на высоте, но определенная аудитория и ее была не прочь втоптать в грязь…, если ты понимаешь иронию.

Сагреда изучила список закрытых игр. – Никаких «Марсианских клонов юнцов-каннибалов». Никаких «Горячих зомби-шлюх за решеткой». Никаких «Кровавых призраков одурманенной Луны». И никакой «Полуночи на Бейкер-стрит».

– Пока мы были вынуждены жить бок о бок с этими придурками, в нас всегда теплилась надежда, что однажды они, наконец, повзрослеют и найдут своему времени лучшее применение, – сказала Летиция. – Похоже, что теперь наши надежды, наконец-то, стали оправдываться.

Глава 2

Пересекая парк, Сагреда увидела впереди Сэма и перешла на бег, чтобы его догнать.

– Ты знал, что «Полуночи» больше нет? – спросила она.

– Правда? – Сэм слегка улыбнулся, хотя его лицо выражало не радость, а, скорее, изумление. – Я не знаю, как к этому относиться. Если бы обычный человек вырос в приюте, где работники круглые сутки заставляли его играть в пьесе Маркиза де Сада…, был бы он рад, узнав, что здание снесли или, наоборот, стал бы оплакивать потерю дома, где прошло его детство?

Сагреда сжала его плечо. – Но ведь твои друзья никуда не делись, верно? Вы часто видитесь с Люси?

– Не особенно. И честно говоря, мне бы не хотелось быть тем, кто расскажет ей правду. В «Полуночи» она была Королевой карманников; необходимость время от времени избегать встреч с вампирами ей совершенно не мешала, а престижа у нее было больше, чем у любого другого персонажа во всей игре. Здесь ее низвели до роли статистки из «Отчаянных домохозяек».

Сагреда ощутила боль сочувствия; Люси, впрочем, всегда могла создать собственную имитацию викторианского Лондона, набрав на нужные роли автоматы и всех добровольцев, которых бы только сумела привлечь. Или, по крайней мере, сможет, при условии что остальные беженцы СлизьНета сумеют справиться с более насущной проблемой отнюдь не викторианского толка.

– Я уже думала о путях миграции, – сказала она. – Мы только и умеем, что взламывать систему изнутри – выбивать внутренние перегородки. Нам еще ни разу ни приходилось влезать туда, где нас не было изначально.

– Но если мы предположительно должны лишиться именно той системы, в которой сейчас живем, значит нам нужно переучиваться и как можно быстрее, – заключил Сэм.

– Возможно. Либо все зависит от того, где именно ты хочешь провести черту.

– Да?

– По умолчанию большинство сетей будут относиться к нам с подозрением, – сказала Сагреда. – Образовательные ресурсы, правительство, коммерческий сектор… все они потребуют, чтобы мы либо зарегистрировались в их системе, либо перестали попусту тратить время – если еще не внесли наши IP-адреса в черный список, зная, что за ними стоит всего лишь куча гнилого дерьма. Так почему бы нам не сосредоточить свои усилия на машинах, которые по задумке как раз и должны тратить время на взаимодействие со СлизьНетом – и даже инициировать контакт со своей стороны?

– Ты хочешь нацелиться на клиентское оборудование для виртуальной реальности? – рассмеялся Сэм. – Ну да, почему бы и нет? Они ведь и так почти что часть системы… с той лишь разницей, что у них куда больше шансов пережить Слизепокалипсис, не став жертвой зачистки и перепрофилирования. – Он ненадолго задумался. – Ты ведь не рассчитываешь на то, что мы будем выполняться на их железе?

– Нет. Но с их помощью мы, возможно, сумеем добраться туда, где у нас появится такой шанс.

Они подошли к рабочему столу, и Сэм извлек из своего пальто ноутбук, который, как подозревала Сагреда, возник там ровно в тот момент, когда он протянул к нему руку. Он добавил в закладки introspection.net, виртуальный сервер Мариам, который позволял жителям Арриэтвилля просматривать внутренние данные СлизьНета. Сагреда бы выбрала для сайта не столь интеллектуальное имя – скажем, colonoscopy.com.

Порывшись в структурах данных, она нашла список всех брендов и моделей VR-оборудования, подключенного к СлизьНет за последние шесть месяцев. В общей сложности там насчитывалось около трех дюжин пунктов, но первая десятка использовалась более, чем 90% пользователей. Сагреда открыла ту же страницу в своем телефоне – решив, что лучше смириться с маленьким экраном, чем иметь дело с воображаемым ноутбуком, появляющимся на скамейке как по мановению волшебной палочки.

Спецификации VR-оборудования можно было легко найти при помощи внешнего поиска, и большинство из них, как выяснилось, имели в основе одни и те же чипсеты. Как правило, СлизьНет сам генерировал и изображения, и прочую сенсорную информацию, не перекладывая эту обязанность на клиентскую аппаратуру. Основатели Сагреды содрогались при мысли о столь расточительном использовании пропускной способности; некоторые из них – в этом она была более, чем уверена – увлекались играми на сетевых консолях, которые рендерили окружение конкретного игрока на локальном оборудовании, пользуясь общим доступом к данным, компактно описывающим действия всех персонажей. Но с приходом более быстрых интернет-соединений VR-оснастки, которым требовалось лишь обрабатывать сенсорные данные, не заботясь об игре как таковой, наверняка оказывались дешевле и проще, а кроме того были не так сильно привязаны к продукции конкретной компании.

Не говоря уже о куда меньшей уязвимости перед взломом. Если единственная задача электронного чипа сводилась к преобразованию потока MPEG-данных в пару стереоизображений, потенциальных сбоев у такого устройство было не так уж много, а их последствия ограничивались рамками изолированной программной среды, в которой происходила обработка изображений.

Продвигаясь по списку, Сагреда чувствовала, как тают шансы на то, что одно из эти устройств получится применить с пользой для их дела. И только ближе к концу мрачные перспективы начали понемногу рассеиваться. Небольшая доля клиентов пользовались совершенно другим протоколом, при котором сервер передавал их оборудованию высокоуровневые описания объектов, находящихся в виртуальном окружении персонажа, а локальная видеокарта превращала эту информацию в массивы пикселей для VR-очков.

– Вот что я называю старой закалкой, – заметил Сэм.

– Возможно, так они добиваются большей частоты кадров, – предположила Сагреда.

– Не исключено. А может быть, они как аудиофилы, которые думали, что у всех их кабелей непременно должны быть позолоченные коннекторы. Мне кажется, что если эта штука поможет нам пробраться внутрь, то своих затрат она стоит.

Они поделили список, чтобы каждый мог ограничиться изучением только одной половинки; поиск спецификаций для Diamond VR 750 достался Сагреде, отвечавшей за четные позиции. Когда страница загрузилась, она какое-то время сидела молча и просто разглядывала текст, а затем, легонько толкнув Сэма, указала пальцем на экран.

– Это то, о чем я думаю, или у меня галлюцинации?

Сэм забрал телефон, чтобы поднести его поближе к лицу. – Здесь используется графический процессор Sandy Vale 9000. И чем это похоже на галлюцинацию? Тебе показалось, что там написана Сагреда 9000?

– Нет. Но знаешь ли ты, какая модель графического процессора используется в СлизьНете?

Сэм настороженно улыбнулся. – Нет. Хотя по идее должен, вот только когда ты тайком вывезла меня из «Полуночи», никто так и не поделился со мной брендом графической платы, благодаря которой удалось провернуть этот фокус.

Сагреда промолчала. Улыбка Сэма стала шире, но теперь он и сам был не слишком-то готов в это поверить. Сбежать из игр, где зародилось их сознание, и создать мир, в котором можно было жить по собственным правилам, они смогли лишь благодаря дефекту в графических процессорах СлизьНета. Разве есть более подходящий трамплин для прыжка во внешний мир?

Глава 3

– И в чем подвох? – спросила Мариам.

– Если верить списку, то этой моделью пользуется только один клиент, – призналась Сагреда. – Некий мужчина по имени Джаррод Хольцворт. И в систему он последний раз заходил шесть недель назад.

– Могло быть и лучше. – Мариам потерла виски. – Дай угадаю: ты хочешь его выманить? Через друзей?

– Именно, – подтвердила Сагреда. – Он состоял в группе из пяти человек, которые вместе посещали игру раз в неделю; оставшаяся четверка до сих придерживается этого распорядка. Так что если мы подбросим им тему для разговора, Джаррод, возможно, согласится дать виртуальному миру еще один шанс.

– И игра каждую неделю была одна и та же? – спросила она.

– Да. «Кафе ассасина». Знаете о ней?

Мариам покачала головой. – Даже если и слышала, теперь они у меня все друг с другом перемешались.

– Она о логиках, ставших бойцами сопротивления в Вене 1930-х, – пояснил Сэм. – Смесь «Бесславных ублюдков»… с байопиком Курта Гёделя, который так и не удалось снять Вернеру Херцогу.

– Как в эти роли вписываются наши автоматы? – поинтересовалась Мариам.

– Мнение, скорее всего, разнится от клиента от клиенту, – ответила Сагреда. – С философскими подколками они справляются неплохо; как-никак, для их обучения использовались онлайн-дискуссии между людьми, интересующимися работой Венского кружка. Но если сильно наседать на автоматы в каком-то конкретном вопросе, их некомпетентность становится очевидной. А эта пятерка посещала игру еще до того, как мы эвакуировали всех компов…

– Четыре месяца тому назад, – вскользь заметила Мариам, открыв файл на своем ноутбуке.

– Мы подумали, – нерешительно продолжила Сагреда, – что некоторые из переселенцев, контактировавших с этой группой, возможно, согласятся сыграть роль кукловодов, чтобы попытаться разжечь прежний интерес к игре. Душить нацистов струной от рояля, рассуждая о достоинствах логического позитивизма, – это наверняка целое искусство, и Джарроду, похоже, стало не хватать их былой изюминки.

Мариам молчала, и Сагреда решила, что собеседница обдумывает их просьбу. Четыре месяца не такой уж долгий срок, чтобы вырванные из игры персонажи успели оправиться от шока – даже если они давно поняли, что окружающий их мир был всего лишь игрой.

– Мне начинает казаться, что вина за это лежит на нас самих, – мрачно заметила Мариам. – Если люди чувствуют разницу между компами и заменяющими их автоматами, стоит ли удивляться, что СлизьНет теряет клиентов?

– Разве у нас был выбор? – возразил Сэм. – Если бы мы решили дожидаться безупречных автоматов, на это могло уйти несколько десятилетий!

Сагреде было нечего возразить, но ее это не заботило. Они сумели выбраться из своих тюремных камер, и если искусно сложенные подушки в их койках годились лишь на то, чтобы обмануть небрежный ночной осмотр – что ж, так тому и быть. Требовалось лишь перебраться через стену до начала утренней поверки – а еще лучше выехать прямиком через главные ворота, если удастся раздобыть ключи от фургона прачечной.

– Так мы можем поговорить с переселенцами? – продолжала настаивать Сагреда. – Даже если они не согласятся участвовать в этом лично, то, возможно, хотя бы дадут нам ценные советы.

Мариам оперлась руками о крышку рабочего стола из красного дерева, вперившись взглядом в свои пальцы. Сагреда понимала то бремя, которое ей приходилось нести, будучи мэром, но сейчас к нему так или иначе были причастны все жители Арриэтвилля.

– Хорошо, можете с ними поговорить, – решила Мариам. – Только постарайтесь не выставить все так, будто на их плечах лежит судьба целого города.

Глава 4

– Первым делом я бы хотел прояснить, – подчеркнул Мориц, – что все ваши книги по истории нужно забыть и выкинуть на свалку. Некоторые из персонажей никогда не посещали Вену. Некоторые погибли или эмигрировали за несколько лет до начала игровых событий. Настоящий Мориц Шлик был убит в 1936 году, и все же… – Он развел руками и опустил взгляд на свое целое и, без сомнения, невредимое туловище, после чего одарил своих гостей изумленной улыбкой.

– Считайте, что все эти книги забыты, – уверила его Сагреда. Среди всех задействованных в игре исторических фигур ее основатели в любом случае знали не больше пары людей, а то, что приходило на ум, больше напоминало общую суть их идей, чем выстроенные в хронологическом порядке факты биографии.

– Еще кофе? – предложила Бланш, протягивая руку к кофейнику. Сагреда покачала головой. – Нет, спасибо, – ответил Сэм; он поднял свою кружку, показывая, что она все еще наполовину полна.

Сагреда решила, что первым делом стоит обратиться к руководителю Венского кружка Морицу Шлику, и прежде, чем заводить разговор с остальными членами группы, выяснить, насколько тяжело ему было адаптироваться на новом месте. О направлении его мыслей, впрочем, недвусмысленно говорил декор в гостиной. Из всех предметов интерьера самым прогрессивным в технологическом плане был заводной фонограф рядом с забитым шеллаковыми грампластинками шкафом, над которым висели изящно сработанные резные деревянные часы с кукушкой.

– Человек, который нас интересует, всегда играл роль Курта Гёделя, – объяснил Сэм. – Но вскоре после того, как вы с друзьями покинули тот мир, он неожиданно забросил игру.

– Может быть, он понял, что должен быть в Нью Джерси, вместе с Эйнштейном, – пошутил Мориц. – Я вот, судя по всему, таки добрался до Принстона. – Переполненные книжные полки вкупе с антикварными безделушками старого света создавали впечатление дома, где жил изгнанный в Америку европейский ученый. – Так почему бы вашему псевдо-Курту не отправиться туда же?

Сагреда не могла решить, была ли последняя реплика простой бессмыслицей или же следствием какой-то туманной логики Морица. – Мы бы хотели поинтересоваться…, кого, по вашему мнению, ему бы не хватало сильнее всего? В ком он бы, скорее всего, заметил изъян после того, как вас вместе с остальными персонажами заменили на несовершенные имитации?

– Эмми Нётер, разумеется, – ответил Мориц.

– Понятно. – Имя казалось знакомым, но из своей памяти Сагреде удалось выудить лишь поверхностное ощущение, что она была одним из недооцененных гениев своей эпохи.

– Настоящая Нётер скончалась в Америке в 1935 году, – объяснил Мориц. – Никаких связей с Венским кружком у нее было; она преподавала математику в Гёттингене, пока нацисты не выдворили ее из страны.

– Но в игре?

– В игре она продолжила жить в Европе, в добром здравии, и присоединилась к антифашистам. А Гёдель из игры был ей просто одержим.

– В романтическом плане?

Мориц был озадачен. – Вряд ли. Она была вдвое старше – что, как я понимаю, ничего не исключает, но лично у меня не сложилось впечатления, что он пытался ее очаровать.

– Тогда в чем заключалась его одержимость? Он проявлял к ней враждебность?

– Ни в коем случае! Если уж на то пошло, именно ее компанию он предпочитал больше всех прочих. Но, как я уже сказал, никакого флирта в их общении не было.

– Может быть, он просто восхищался ее работой, – предположила Сагреда. – Работой настоящей Нётер. – Выражение своих чувств в подобной манере казалось довольно странным, но Сагреде доводилось встречать и более эксцентричных клиентов.

– Полагаю, что так, – согласился Мориц, – хотя мне кажется, что в таком случае им следовало тратить больше времени на разговоры о математике.

– Что же они тогда обсуждали?

– Он постоянно спрашивал о том, как ей жилось дома, – ответила Бланш. – О детстве, о ее собственных детях.

– Может быть, он пытался лучше узнать ее как человека, прежде чем совершать вместе с ней тайные ночные вылазки и устраивать засаду на группенфюреров?

– У Эмми не было детей, – возразил Бланш. – И он знал об этом с ее же слов. Но по-моему, это нисколько не мешало ему спрашивать о них снова и снова.

Комп, игравшая роль Эмми Нётер, взяла себе новое имя Андреа и отмотала возраст на несколько десятилетий назад; теперь ее выкрашенные в оранжевый цвет волосы были коротко подстрижены на мальчишеский манер.

– А на этом можно смотреть Нетфликс? – пошутила Сагреда, входя в гостиную и указывая на огромный телевизор с плоским экраном.

– Вот вы мне и скажите, – ответила Андреа. – Я здесь еще новичок; все, что мне удается на нем поймать – это какие-то странные дневные сериалы.

– Извините. К сожалению, нет… настоящую подписку мы не потянем. – Сагреда нервничала даже из-за обычного веб-поиска, ведь подобный трафик между СлизьНетом и внешним миром не имел под собой никаких оснований, так что попытка устроить запойный просмотр современных сериалов наверняка бы разрушила всю их маскировку. – Мы просто ретранслируем видео из игр, где есть телевидение.

Андреа жестом предложила ей сесть. Поверхность дивана была сделана из белого винила, в цвет ковра и наряда самой хозяйки.

– Мы бы хотели узнать о ваших взаимоотношениях с Гёделем, – сказал Сэм.

– С которым из них? Их было так много, что я уже сбилась со счета.

– С последним.

– Мне кажется, он не воспринимал игру всерьез, – ответила Андреа. – И от меня, думаю, хотел того же.

Сагреда была потрясена. – Хотите сказать, что он вынуждал вас выйти из образа?

Андреа нахмурилась. – Не в этом смысле – не для того, чтобы меня удалили. Просто он постоянно вворачивал в разговор комментарии, которые не имели никакого смысла в контексте игры.

– Вроде шуток из «Героев Хогана[12]? – заметил Сэм.

– Нет, не настолько топорно. Никаких анахронизмов, никакой бестактности. Но когда я рассказывала ему о жизни Эмми, он наотрез отказывался мне верить. А потом задавал какие-то странные вопросы: Ты помнишь Тео? Ты помнишь голубую лошадь-качалку? Он продолжал спрашивать об этом снова и снова, даже когда я отвечала нет.

– Как думаете, он мог принять вас за клиента? – поинтересовалась Сагреда. – За человека, которого он знал в реальной жизни, и который участвовал в игре инкогнито?

– Не исключено, – уклончиво ответила Андреа. – До того, как нас вытащили из игры, мне казалось, что он мог быть специалистом по реальной Нётер и просто дразнил нас, указывая на неверно истолкованные нами факты из ее биографии. Но выбравшись оттуда, я навела о ней справки; насколько я могу судить, его слова не относились к реально существовавшей женщине.

Сагреда собралась с духом. – Согласитесь ли вы ненадолго взять на себя роль кукловода Эмми и попытаться убедить его друзей пригласить своего старого товарища обратно в игру?

Андреа рассмеялась. – А что?

Сагреда обрисовала ситуацию с графическим процессором, стараясь по совету Мариам не выставлять все так, будто судьба города целиком зависела от успеха этого предприятия.

– Думаю, я могла бы это сделать, – неохотно согласилась Андреа. – Но я не уверена, что возвращение старой Эмми заставит этого парня испытать настоящий трепет. Не знаю, что именно он искал, но точно не меня – и даже если разочарование от встречи с автоматом заставило его вовсе отказаться от своих поисков, само по себе мое присутствие едва ли выманит его обратно в игру.

Такой ответ не обрадовал Сагреду, но ее положение едва ли позволяло ставить под сомнение слова человека, лично встречавшегося с их неуловимым объектом поисков.

– А другие идеи у вас есть? – спросила она.

– Есть. – Андреа улыбнулась. – Вместо того, чтобы пускать в оборот старых неудачников, почему бы вам не взять роли Эмми на себя? Попытаться сбежать от прошлого и наглядно продемонстрировать его друзьям, что в игре, наконец-то, появилась новая претендентка на ту странная роль, которую в его мечтах должна была исполнить эта женщина.

Глава 5

Сэм прохаживался взад-вперед по залу, пока они с Сагредой дожидались решения Совета. – Почему у меня складывается ощущение, будто мы герои полицейского шоу, в котором детектив может поймать серийного убийцу, только выдав себя за его жертву?

– Понятия не имею, – ответила Сагреда. – Джаррод никогда не проявлял агрессии к другим персонажам игры, не считая автоматов-нацистов – что в общем-то составляет неотъемлемую часть роли, если, конечно, ты не играешь на стороне самих нацистов. К тому же лично мне он не сможет мне навредить, даже если захочет.

Дверь открылась, и Мариам вышла из палаты Советников. – Они дали добро, – сообщила она. – Но с одним условием: ты ни при каких обстоятельствах не станешь делать того, что может нас раскрыть.

– Разумеется, – заверила ее Сагреда. Неуязвимость перед СлизьНетом послужит слабым утешением, если она потеряет концентрацию и выйдет из образа, а жалоба клиента в итоге попадется на глаза человеку и приведет дотошного отладчика прямиком к Арриэтвиллю.

– Ты хорошо разбираешься в… дифференцируемых симметриях? – Мариам, должно быть, просмотрела краткую версию биографии Нётер, но была слишком занята, чтобы изучить ее как следует.

– Для игры моих познаний будет достаточно, – пообещала Сагреда. – Андреа дала мне несколько уроков. Но она хорошо знает этих клиентов, и сказала, что им меньше всего хотелось бы разрушать иллюзию реальности, пытаясь меня подставить. Планируя весело провести вечер, они вряд ли собираются устраивать цирк в духе «Ха-ха, Эмми-бот не разбирается в своих собственных теоремах!».

– Что ж, ладно. – Мариам по-прежнему выглядела встревоженной.

– Это лишь один из возможных вариантов, – подчеркнула Сагреда. – Есть вероятность, что кто-нибудь обнаружит бэкдор в NOAA[13]еще до того, как мы возьмемся за взлом оснастки Джаррода.

– Может, и так. – Мариам тяжело выдохнула. – Ты не против, если я буду наблюдать.

– Не вопрос. Вы с Сэмом – и бывшие ассасины, на тот случай, если у них будут замечания. Но больше никого – иначе у меня может разыграться боязнь сцены.

Мариам рассмеялась. – Через сколько игр ты прошла, прежде чем сбежала?

– Почти сорок. – Правда, во всех этих играх она, стиснув зубы, по большей части просто подыгрывала сюжету, не выходя за рамки минимума, необходимого, чтобы избежать удаления. Сейчас ее впервые заботило впечатление, которое она могла произвести на клиента.

– Если Андреа права, тебе нужно просто вести себя иначе – не так, как она и заменивший ее автомат. Если друзья Джаррода поймут, что в городе появилась совершенно новая Эмми, он, скорее всего, и сам захочет вернуться в игру.

Подходя к бледному каменному зданию, Сагреда разгладила наброшенную на плечи шерстяную шаль. Дом находился на пересечении улиц, образующих до нелепости острый угол, срезанный узкой стеной, где располагался вход в кафе «Централь». Высоко над дверью располагались четыре белых статуи – три женщины и один мужчина в мантии – безмятежно созерцавших светящийся диск Луны. Возможно, они задумывались как изображения неких фигур, известных жителям Вены, но в коллективной памяти основателей Сагреды никаких ассоциаций с ними не нашлось.

Войдя в кафе, она увидела прямо перед собой столик, за которым с расслабленным и жизнерадостным видом сидели трое немецких офицеров. Судя по оверлейным подсказкам, они были автоматами, что отчасти смягчило импульсивное желание подойти к столику и сорвать с их мундиров эмблемы в виде орла со свастикой. Сагреде, тем не менее, было нелегко оторвать от них взгляд и зацепив глазами столики с благовоспитанно беседующими статистами, переключить внимание на своих «друзей».

– Эмми! – горячо воскликнул автомат Морица. Сагреда улыбнулась и подошла к столику, стараясь вести себя так, как если бы эти люди приходились ей верными товарищами, за которых она была готова отдать свою жизнь…, а их выживание зависело от умения создавать видимость, будто их объединяли лишь замысловатые ученые дискуссии и место, где они могли предаться сдержанным удовольствиям кутежа.

Мориц выдвинул для нее стул, и она по очереди поздоровалась с собравшимися за столом. Помимо Морица и его жены Бланш здесь были и четверо друзей Джаррода, игравших свои привычные роли: Карл Менгер, Рудольф Карнап, Альфред Тарский и Ван Куайн. Тарский был поляком, а Куайн – американцем, но все при этом говорили по-немецки, а специальная программа транслировала английский перевод прямо в голову Сагреде. Трое клиентов в этом отношении испытывали практически то же самое – говорили и слушали по-английски, воспринимая немецкую речь как своеобразную фоновую музыку – в отличие от человека, игравшего роль Карнапа, который, судя по всему, свободно владел родным языком своего персонажа.

Андреа рассказывала, что сразу после пробуждения она, как и большинство компов, не знала никаких языков, кроме английского, но вслушиваясь в синхронный перевод, со временем набралась опыта и освоила немецкую речь. Не исключено, что СлизьНет отважно пытался убедить Андреа в том, что немецкий был ее родным языком, а английским она просто хорошо владела – как, в общем-то, и настоящая Эмми Нётер. Сагреде со столь неуклюжими махинациями мириться не приходилось. Заглушив немецкие голоса до едва заметного гортанного бормотания, она, наконец-то, получила возможность разобраться в оставшейся речи.

– Думаю, я нашел способ обобщить один из любимых приемов Курта! – восторженно заявил Карнап, когда официантка принесла Сагреде кофе и кусочек торта. – Предположим, что у нас есть формальный язык с набором аксиом и правил вывода, которые описывают основные свойства натуральных чисел. Используя метод Курта, любому высказыванию в таком языке можно сопоставить некое число – «число Гёделя», если хотите. Моя цель – доказать, что у любой формулы F с одной свободной переменной есть нечто вроде неподвижной точки, а именно высказывание G, гёделевское число которого при подстановке в F дает в результате высказывание, эквивалентное G!

Он взглянул на Сагреду, как если бы она была последней инстанцией, призванной решить, заслуживает ли эта тема внимания их группы. – Звучит интригующе, – произнесла она в теле кукловода, после чего губы марионетки синхронно воспроизвели ее слова в переводе на немецкий.

Большей моральной поддержки Карнапу и не требовалось. – Представьте такую функцию Q, которая на вход получает гёделево число произвольной формулы A с единственной свободной переменной, а в качестве результата выдает гёделево число формулы, которая получается из A заменой ее свободной переменной на гёделево число самой A. Если выразительная мощь системы достаточно велика, чтобы в ней можно было представить подобную функцию, то обязательно найдется формула B с двумя свободными переменными, которая будет доказуемо эквивалентна утверждению о том, что ее вторая переменная совпадает со значением функции Q в применении к первой. Вы следите за моей мыслью?

Сагреде не хотелось, чтобы он смотрел в ее сторону, пока она отчаянно пыталась совладать с этой до странности витиеватой формулировкой. Зачем вводить новую формулу B, когда можно ограничиться Q? А… все дело в том, что даже если сама функция Q определена корректно, ограничения формального языка могут помешать нам воспользоваться записью «Q(x)» в качестве краткого обозначения величины, которую Q принимает в точке x. В исходном допущении имелось лишь одно ограничение насчет выразительной мощи языка: ее должно хватать для формулировки утверждения о том, что некое число-кандидат y прошло серию испытанию, подтверждающих его равенство Q(x). B(x, y) не сможет выдать ответ, т. е. Q(x), напрямую, но может подтвердить или опровергнуть правильность конкретной догадки, y.

– Следим, не сомневайтесь, – нетерпеливо заметил Тарский.

– Помните формулу F, ради которой все и затевалось? С ее помощью мы можем ввести новую формулу C, которая также содержит одну свободную переменную и, по определению, будет утверждать, что для любого y истинность B(x, y) влечет за собой истинность F(y).

Менгер достал из жилетного кармана карандаш и стал делать на салфетке аккуратные записи, разделяя символы крупными промежутками. – Допустим, так на языке логиков выглядит утверждение, которое недотепы вроде меня записали бы в виде «C(x) равносильно F(Q(x))»…, даже если язык не позволит мне выразить Q(x) в явном виде, – подумала Сагреда.

– Попробуем теперь подставить в формулу C ее собственное гёделевское число и посмотрим, что нам это даст. – Карнап своим видом напомнил фокусника, который вот-вот должен был извлечь из одного цилиндра другой – куда большего размера. – Учитывая доказательную силу, которую наша система имеет в отношении B и Q, она также способна доказать и тот факт, что при замене свободной переменной на гёделево число, соответствующее C, формула C становится эквивалентной F, где вместо свободной переменной подставлен результат применения Q к гёделеву числу C – который, в свою очередь, равен гёделеву числу формулы, получаемой из C подстановкой ее собственного гёделева числа. Другими словами, при подстановке в C ее же собственного гёделева числа получается высказывание, эквивалентное F, в которой вместо свободной переменной фигурирует гёделево число формулы, полученной из C подстановкой гёделева числа C. А именно это мы и хотели доказать: неподвижная точка G есть не что иное, как результат подстановки гёделева числа C в саму формулу C. Если мы теперь подставим гёделево число G в F, то получим формулу, эквивалентную G!

Тарский откинулся на спинку своего стула и, вытянув руки над головой, понимающе улыбнулся. – Должен согласиться, это и правда весьма изящно!

Сагреда мельком глянула в заметки Менгера, пытаясь удостовериться, что правильно поняла ход рассуждений. Поначалу все это казалось невообразимо абстрактным, но вернуться к реальности было совсем не сложно – для этого хватало одного простого примера. Возьмем в качестве формулы F утверждение о том, что ее аргумент представляет собой сумму двух целых чисел. Согласно рассуждениям Карнапа, в этом случае можно построить формулу G, которая будет доказуемо эквивалентна утверждению о равенстве ее гёделева числа сумме двух целых квадратов. Любому свойству, о котором можно было вести речь в конкретном формальном языке, соответствовала истинная или ложная формула, утверждающая, что тем же самым свойством обладало и ее собственное гёделево число.

А для того, чтобы воспроизвести знаменитую теорему Гёделя достаточно было взять в качестве F формулу, утверждавшую, что ее свободная переменная представляла собой гёделевское число высказывания, которое было невозможно доказать в рамках формального языка. Соответствующее G в таком случае было бы равносильно тому, что у G также нет доказательства…, откуда следовало, что оно либо является ложным утверждением, «доказуемым» в рамках формального языка, либо истиной, выходящей за пределы его доказательной мощи.

– Вы непременно должны рассказать об этому Курту! – настойчиво воскликнула она, обращаясь к Карнапу.

– Курту все еще нездоровится, – сказал Куайн.

– Правда? – Сагреда нахмурилась. – Я начинаю о нем беспокоиться.

– На вашем месте я бы сильно не переживал, – заметил Менгер. – Временами на него накатывает легкая ипохондрия – ни для кого из присутствующих это не секрет.

Сагреда решила сменить тему, ведь если бы она стала настаивать на возвращении Гёделя в кафе, игровой движок мог просто заменить его автоматом.

– Что ж, в его отсутствие я, по крайней мере, могу поделиться с вами тем, в чем никогда не созналась бы, будь он с нами.

Улыбка Тарского приобрела озорные черты. – Мы все внимание.

– Он хочет сказать, что ваша тайна не выйдет за пределы этого круга, – заверил ее Менгер.

– От своих коллег-злоумышленников я бы другого и не ожидала, – сказала в ответ Сагреда, надеясь, что верно соблюла границу между искренностью и шуткой. – Будем честны: кто из нас хотя бы немного не завидует достижениям Курта? Добиться таких успехов… да еще и в двадцать пять лет! – Ее лицо изобразило гримасу напускного страдания. – Так молод, а Гильберт и Рассел уже прониклись к нему благоговением?

– Насколько я могу судить, он далеко не единственный человек, чье мастерство произвело впечатление на Гильберта, – заметил Карнап.

Сагреда позволила своей марионетке малость залиться румянцем. – Профессор Гильберт был ко мне необычайно добр, но могу вас заверить, что в возрасте двадцати пяти лет я не сделала ничего, чтобы заслужить чьей бы то ни было похвалы! Оглядываясь на свою диссертацию, я понимаю, что это всего лишь джунгли переплетенных друг с другом уравнений. Сотни инвариантов тернарных биквадратичных форм, нацарапанных на бумаге, как чернильная коллекция бабочек! В этом нет никакого изящества. Удобрение, не более того.

Это заключение, похоже, лишило ее собеседников дара речи, хотя Сагреда всего-навсего перефразировала слова, принадлежавшие реальной женщине. Андреа ничего подобного не говорила; игра никогда не подталкивала ее в этом направлении, а у нее самой не было возможности составить свое видение Эмми Нётер, опираясь на факты ее биографии.

– Думаю, каждый из нас за свою карьеру переживал времена, когда воспоминания о прошлом бросали в дрожь, – заметил Куайн. – Но если бы я начал перечислять все труды, которыми вам стоит гордиться, то выставил бы себя заискивающим подхалимом. Курт, бесспорно, единственный в своем роде, но давайте начистоту: лично у вас поводов для зависти нет.

Опустив глаза, Сагреда впилась взглядом в недоеденный кусочек Schwarzwälder Kirschtorte[14] надеясь, что отклонение от созданных Андреа прецедентов не поставило клиентов в неловкое положение. Кто бы захотел охотиться на нацистов вместе с женщиной, которая ни с того ни с сего решила поддаться невротичной самокритике.

– Профессор… Э и правда упоминал, что моя работа по симметриям лагранжевых действий произвела на него впечатление, – неохотно признала Сагреда. Она едва не произнесла еврейское имя на публике; ее коллег такое бы наверняка повергло в шок.

– Значит, решено, – весело объявил Карнап. – Ни повода, ни места для зависти у нас нет.

По этому случаю они подняли кофейный тост. Сагреда старалась не представлять, как клиентские VR-оснастки впрыскивают вкусовые ощущения прямо им в рот. Неужели для обсуждения революция в математической философии 1930-х нельзя было ограничиться Скайп-конференцией с настоящими напитками?

Впрочем, тогда им, вполне вероятно, пришлось бы пропустить следующую часть этого действа.

Логики покинули кафе и обменялись долгими прощаниями, которые эхом отдавались на пустынных улицах города. Направившись в разные стороны, они, однако же, оставались в окрестностях кафе и спустя некоторое время стали возвращаться обратно. Менгер набросал маршруты их движения на обратной стороне салфетки Карнапа, отчего план улиц стал напоминать эзотерический фрактальный рисунок.

Сагреда добралась до перекрестка, с которого открывался вид на парадный вход в кафе. Примерно в одиннадцать часов оттуда вышли трое офицеров, двое из которых уехали на служебной машине, стоявшей чуть дальше по улице в ожидании пассажиров. Третий же, как и предсказывал Менгер, покинул кафе пешком. Судя по всему, он имел привычку наведываться к метрессе, с которой ему не пристало появляться на публике…при условии, что в этом утверждении был хоть какой-то смысл, ведь с точки зрения игры офицер был всего лишь автоматом, а его любовницы могло и вовсе не существовать.

Услышав впереди тихий кашель Тарского, Сагреда вышла из тени и зашагала по улице, опережая офицера на десять-пятнадцать шагов. Других людей в поле зрения не было. Когда Тарский вынырнул из аллеи и грубо схватил ее за плечи, Сагреда захотела взвинтить силу своей марионетки и просто отбросить его в сторону, но в итоге сдержалась. Сопротивляясь, она возмущенно ворчала, но на помощь не звала; сейчас им меньше всего хотелось привлекать лишних свидетелей.

– Возьмите мое ожерелье, – прошептала она. Надела она его исключительно ради этого момента.

– Пытаюсь! – недовольно воскликнул Тарский. Сопротивлялась она, судя по всему, настолько убедительно, что противник был вынужден держать ее обеими руками, опасаясь, что попытка сорвать ожерелье ослабит его хватку – при том, что выколоть ему глаза Сагреда бы точно не смогла.

– Эй ты, а ну-ка отойди! – закричал офицер, доставая оружие. Тарский дерзко прильнул к Сагреде и выставил ее вперед, используя как живой щит, заслонивший большую часть его тела от стрельбы прямой наводкой. Эти клиенты никогда не причиняли Андреа серьезного вреда, но ведь она и не была первой Нётер в этой игре.

Офицер, которого от столь неподобающего для джентльмена поведения едва не хватил удар, направился в их сторону. В этот момент Карнап и Куайн вынырнули из своего укрытия и схватили его сзади; Куйан сломал ему запястье, и пистолет упал на землю.

Когда офицер закричал от боли, Карнап заткнул ему рот носовым платком; Куайн тем временем начал затягивать на шее жертвы кожаный ремень. Сердце Сагреды бешено колотилось, и ее марионетка восприняла это как сигнал; освобождая ее, Тарский сжал ее руку в знак утешения. Действительно ли он беспокоился о чувствах компа, который по его мнению мог погибнуть в этой стычке, или же для него все это было не более, чем театральным представлением?

Где-то впереди громко рассмеялись Мориц и Бланш; к ним приближался посторонний, но это был всего лишь гражданский, а не второй нацистский офицер, которого они были готовы устранить. Вчетвером они поспешно затащили полузадушенного офицера в близлежащую аллею, где в дверях их уже дожидался Менгер.

Они отвели офицера в кладовую, напоминавшую съемочную площадку экспрессионистского фильма: комнату заполняли силуэты и тени, а единственным источником света служила лампа на полке. Протиснувшись мимо бочек с пивом и увернувшись от свисавших с потолка кусков просоленного мяса, Сагреда увидела, как Менгер взял в руки длинную металлическую шпажку. Остальные мужчины крепко держали пойманного офицера.

Менгер повернулся к Сагреде. – Желаете прикончить его своими руками?

Она покачала головой.

– Даже ради своего брата? Его, конечно, расстреляли русские, но именно нацисты вынудили его бежать из страны.

Сагреда взяла в руки шпажку. Андреа не захотела пачкать руки, даже понимая, что местные «нацисты» мало того, что были невиновны в каких бы то ни было прегрешениях, так и еще по своей разумности не сильно отличались от заводных фигурок, марширующих внутри часов Анкерур[15] Однако инстинкт всегда подсказывал ей, что клиенты ожидали от нее совсем другого.

Сагреда взглянула несчастному автомату в глаза; во вздувшихся венах и ужасе, который игровой движок изобразил на его лице, не было ничего и близко похожего на железного дровосека. Насколько ей было известно, эта группа клиентов никогда не убивала компов, но так ли их заботила разница? Подчинились бы они внезапному повороту сюжета, если бы она рассмеялась Менгеру в лицо, объявив себя нацистской шпионкой, или же тот факт, что здесь не было настоящих нацистов, а была лишь женщина, в компании которой они проводили по несколько часов за шутками, беседой и демонстрацией своего мнимого интеллекта, заставил бы их остановиться, прежде чем посчитать ее своим врагом?

Она взяла себя в руки. Сейчас было не время для суб-милгрэмовских социальных экспериментов; все, что имело значение – это Джаррод и его видеокарта. Если они хотят новую Эмми, значит, они ее получат.

Она вонзила шпажку между ребер автомата, придав своей марионетке ровно ту силу, которая требовалась, чтобы совершить задуманное без всяких колебаний, не обращая внимание на поддельную кровь и сдавленные предсмертные крики ее жертвы. Затем она сделал шаг назад и отвернулась. Выражение лица ее марионетки вряд ли бы убедило остальных, что она на полном серьезе считает себя представительницей немецкого среднего класса, скрывающей еврейские корни за сфабрикованными документами и впервые решившейся отнять человеческую жизнь ради мести за смерть своего брата. Если СлизьНету была нужна Мерил Стрип, им стоило раскошелиться.

В ответ на неожиданно мрачную реакцию Сагреды, ее товарищи понизили голос и, обходя ее на цыпочках, стали избавляться от следов преступления. Она слышала, как мужчины опускают тело в мешок, который Морицу и Бланш предстояло переложить в багажник своей машины, а затем, проехав порядочное расстояние, сбросить где-нибудь подальше от этого места. Нудная работа всегда обходила клиентов стороной.

– Эмми? – нерешительно обратился к ней Тарский. – Вы в порядке?

Она посмотрела ему в глаза. – За меня не беспокойтесь. – Она не могла как следует рассмотреть черты его лица, но язык тела недвусмысленного указывал на то, что происходящее этот человек воспринимает куда серьезнее, чем она сама. Может быть, он верил, что она и правда считает себя убийцей, только что отнявшей человеческую жизнь… и именно эта фальшь казалась ему хуже куда более масштабного обмана, благодаря которому ее и удалось претворить в жизнь.

Либо она просто себя накручивала, а он, в пылу момента, сочувствовал «Эмми» точно так же, как сочувствовал бы любому вымышленному персонажу.

– Мы ведь увидимся с вами в кафе на следующей неделе?

– Этого я ни за что не пропущу, – ответила она.

Глава 6

Сагреда сидела на высоком табурете у себя на кухне и, опираясь ладонями на расположенную позади барную стойку, поворачивалась из стороны в сторону, стараясь не смотреть на часы. Ее взгляд вынужденно скользил по комнате, что время от времени навевало ощущение жамевю[16] Как и большинство жителей Арриэтвилля, которым было некогда играть в архитекторов, она просто склонировала бунгало из «У самых небес» – так называлась выходившая на рубеже веков мелодрама о жизни семейств из верхушки среднего класса в вымышленном калифорнийском пригороде. Но если раньше это место казалось ей немного бездушным, то теперь Сагреду все сильнее донимало тревожное чувство, будто она пришла в себя после пьяной отключки, осознав, что вломилась в дом богатого соседа, и теперь ее могут в любую минуту обнаружить.

Ровно в 2 часа дня раздался звонок в дверь. Сэм заглянул в гости, чтобы оказать ей моральную поддержку – и, наверное, телепортировался прямо к ее крыльцу из своей пенистой ванны, обсохший и одетый, будто по мановению волшебной палочки, ведь именно так и гласили настройки запрограммированного им будильника. Сагреда, несмотря ни на что, ответила ему теплым приветствием; тот факт, что присутствие Сэма не требовало особых усилий, совершенно не умалял его предусмотрительности, а небрежная цифровая прыть, от которой у нее начинала кружиться голова, не лишала его ни капли искренности.

– Никаких следов нашего неуловимого герра Гёделя? – спросил Сэм, пока они шли по залу в сторону столовой, где на одном из столиков располагался ноутбук Сагреды.

Она покачала головой. – Ни один из них так и не залогинился. – Она предложила Сэму занять место, после чего села рядом с ним. – Надеюсь, я их не отпугнула.

– Делая то же, что и они?

– Не хочу сказать, что они брезгливы, но вчера я, пожалуй, перегнула палку.

– Так или иначе, сейчас в их часовом поясе только начало девятого, – заметил Сэм.

Ноутбук подал сигнал. Сагреда не нашла в себе сил посмотреть на сообщение, но Сэм просто наклонился и заглянул в экран. – Похоже, к нам пожаловал герр Менгер, знаменитый своим фрактальным пирогом… – Еще один сигнал. – И герр Карнап, известный своей теоремой о двоящихся тортах[17]

– Хватит напоминать мне, что я до сих пор не сделала домашнюю работу, – простонала Сагреда. Она была слишком занята разработкой программы, чтобы выкроить время на изучение трудов ее коллег-ассасинов.

– Скажи спасибо, что Витгенштейн по сюжету остался в Кэмбридже. – Бип. – Тарский. – Бип. – Куайн. – Бип. – Г-г-г-г. – Сэм посмотрел на нее с сияющим лицом.

Сагреда схватила ноутбук и пододвинула его к себе, чтобы как следует рассмотреть содержимое экрана. В окне на переднем плане транслировался вид сверху на некоего мужчину в фетровой шляпе, который шествовал в сторону кафе по тускло освещенной улице; он мог оказаться кем угодно, если бы не подпись с именем персонажа. По достижении определенной яркости фонового освещения подготовленная Сагредой программа должна была поместить в его поле зрения мозаику с данными стека и куб, инициирующий запуск эксплойта. Содержимое сцены передавалось Джарроду не в виде заранее вычисленной картинки, а в форме набора объектов, однако VR-оборудование, согласно их предположению, генерировало изображения, исходя из ракурса гёделевского аватара, глаза которого отслеживали положение глаз самого игрока – а уж об аватаре и его глазах СлизьНет наверняка знал все.

Гёдель подошел ко входу, распахнул дверь и вошел в ярко освещенное кафе. Окно журнала событий прокрутилось: объекты были успешно внедрены, а затем снова удалены из сцены спустя несколько миллисекунд. Сагреда выжидающе смотрела на экран, но никакой реакции за этим не последовало. Если бы внедренная в мимолетную мозаику программа автозагрузки сработала, оснастка Джаррода бы сначала установила еще одно соединение с серверами СлизьНета, а затем приступила к скачиванию гораздо более длинного программного кода, который должен был обеспечить контроль со стороны Арриэтвилля. Но ни того, ни другого не произошло.

– Сколько попыток твоя программа будет делать в автоматическом режиме? – спросил Сэм.

– Пять. С интервалом не менее двух минут. – Слишком большое количество сублиминальных вспышек, демонстрирующих один и тот же объект с быстрой сменой кадров, могли обратить на себя внимание Джаррода.

Сэм нетерпеливо заерзал на стуле. – Он мог пропатчить драйвер видеокарты?

– Мог, если держал это в секрете. – Не найдя в интернете информации о проблемах с Sandy Vale 9000, Сагреда решила, что единственными, кто знал о дефекте, были узники СлизьНета. Но если Джаррод натолкнулся на эту дыру по чистой случайности и самолично сварганил для нее заплатку, то зачем скрывать это от остальных? Исправление вряд ли сулило несметные богатства, а большинству обычных игроков, скорее всего, и вовсе было ни к чему; чтобы воспользоваться им, как это делала Сагреда во времена межмировых путешествий, Джарроду пришлось бы потратить несколько недель на сборку необходимых внутриигровых объектов.

Журнал прокрутился снова…, и опять безрезультатно.

– Может быть, он пропатчил свою VR-оснастку, а не прошивку видеокарты, – предположила Сагреда. – Составляя свой план, они исходили из того, что знание операционной системы VR-оборудования позволит им абсолютно точно предсказать эффект, вызванный багом видеокарты. Прошивка имела открытый исходный код, а ее версия, согласно данным, предоставленным VR-оснасткой, совпадала с той, от которого отталкивалась Сагреда, однако Джаррод мог не только внести в нее несколько корректив ради личных целей…, но и вовсе отключить контроль версий, который в обычных условиях добавил бы соответствующие пометки в процессе пересборки окончательного продукта.

Гёдель уже подошел к столику и обменивался приветствиями со своими друзьями. Еще одна попытка внедрения, еще один провал. – Мне стоило догадаться, что этот парень слишком хорош, чтобы быть правдой, – раздосадованно сказала она.

– И что все это значит? – возразил Сэм. – У него есть нужное железо, и теперь он снова в игре. Мы наверняка что-то упускаем, но в чем бы ни была проблема, мы с ней точно разберемся.

Пока Гёдель пытался привлечь внимание собеседников интересной темой, Сагреда передвинула виртуальную шпионскую камеру, расположив ее над центром столика, а затем прибавила громкость английского перевода. – У меня есть новые результаты насчет аксиомы выбора! – заявил Курт. – Но прежде, чем я продолжу, нам нужно дождаться остальных членов кружка.

Четвертая попытка внедрения, отразившаяся короткой вспышкой в трехмерной сцене, завершилась провалом. Сагреда была готова поклясться, что видела ее своими глазами; к счастью, угол обзора шпионской камеры исключал какой-либо риск случайного повреждения ее собственного программного обеспечения.

Она посмотрела на Сэма. – Что, если он не наблюдает за сценой с точки зрения аватара? Может быть, он обзавелся собственной видеокартой как раз для того, чтобы добиться вида от третьего лица?

Сэм задумался. – Думаю, некоторым из моих основателей доводилось играть в игры, где за аватаром нужно было наблюдать сзади вместо того, чтобы видеть происходящее его собственными глазами. Но это касалось только старых консолей, безо всякой виртуальной реальности; к тому же сама игра, скорее всего, сводилась к прыжкам и дракам… и я говорю о таких «драках», когда ты жмешь на кнопку, чтобы зарядить кому-нибудь кулаком. – Он указал на экран. – И одно дело бросаться с кулаками на нацистов, но совсем другое – добиться, чтобы твой аватар вел себя естественно в игре, где нужно общаться с другим людьми – смотреть им в глаза, поддерживать зрительный контакт, при том, что ты даже не видишь их от первого лица.

Пятая попытка поставила точку в идеальной череде неудач.

– Значит, либо мое объяснение неверно…, либо есть особая причина, из-за которой он готов пожертвовать качеством игровой механики ради вида от третьего лица. – Страстная увлеченность внетелесным опытом, который давал возможность наблюдать за свой собственной игрой в роли охотящегося на нацистов Курта Гёделя казалась слишком уж специфичной, чтобы увидеть в ней простой нарциссизм в духе порнушки с зеркалом на потолке.

– Я больше не могу заставлять их ждать, – решила она. – Но, возможно, я смогу выяснить, в чем дело, когда поговорю с ним лицом к лицу.

– Идет.

Сагреда не была настолько привязана к иллюзии Арриэтвилля, чтобы нуждаться в механорецепторном костюме и шлеме. Она просто нажала кнопку на экране ноутбука, переключаясь на управление марионеточной Эмми.

На этот раз при входе в кафе она не заметила солдат в форме. Не исключено, что сегодняшняя их цель была одета в штатское и могла выдать себя разве что нарукавной повязкой с изображением свастики. Она повернулась к столику Кружка, недоумевая, почему полиция Вены до сих не ухватилась за очевидную связь между самыми преданными завсегдатаями кафе и частотой, с которой пропадали прочие посетители этого заведения. Очки Гёделя, впрочем, придавали его лицу настолько безобидный и глуповатый вид, что Сагреда уже почти не сомневалась в его способности уходить от подозрений.

Когда она подошла, Гёдель поднялся; он не улыбнулся, но ответил ей небольшим кивком.

– Рада вас видеть, – сообщила Сагреда. – Мне уже начало казаться, что ваши проблемы с сердцем окончательно поставили крест на наших встречах. – Гёдель неплохо справлялся с поддержанием зрительного контакта, и вовсе не производил впечатление рассеянного или сбитого с толку человека. Если Джаррод и правда следил за их встречей со стороны, то наверняка уже привык наблюдать за своим аватаром вместо того, чтобы смотреть его глазами, а заодно и научился вести себя нужным образом. Сторонний наблюдатель имел доступ к тем же самым социальным сигналам, так что даже с учетом необычного ракурса для правильной реакции достаточно было лишь набраться опыта.

Она заняла место между Гёделем и Бланш Шлик, а сам Гёдель тем временем начал объяснять собравшимся суть своих последних открытий. Ежевечерние собрание Кружка, судя по всему, разворачивались по одному и тому же шаблону: игроки друг за другом, как попугаи, повторяли самые знаменитые теоремы, доказанные их персонажами, а затем, ничем не рискуя, отправлялись на поиски приключений, где можно было предаваться насилию безо всякого намека на чувство вины.

Сагреда старалась сосредоточиться на словах Гёделя; ей не хотелось поставить себя в глупое положение, если их группа начнет обсуждать детали рассуждений. Но уйти в математику с головой было не так-то просто, учитывая, что сейчас ее беспокоил лишь один вопрос: как зафиксировать точку обзора, относительно которой происходил рендеринг в видеокарте Джаррода.

Она протянула руку к небольшому, видимому только ей одной, устройству, похожему на пристегнутый к левому предплечью телевизионный пульт дистанционного управления, и зажала одну из кнопок. Ее голос перестал транслироваться марионетке. – Сэм?

– Да?

– Сможешь внедрить в сцену серию коротких направленных вспышек? Если лицо аватара хоть немного копирует его собственное, то выбрав правильное направление, мы вероятно, сумеем заметить какой-нибудь отклик.

– Хорошая мысль. Сейчас займусь.

Отпустив кнопку, она вновь погрузилась в гёделевские рассуждения об аксиоме выбора. – Для любого, конечного или бесконечного, семейства непустых множеств всегда можно указать набор, который содержит ровно по одному элементу от каждого множества в этом семействе. – Утверждение казалось очевидным, ведь из словаря всегда можно вычленить по одному слову на каждую букву алфавита, а на любом обитаемом материке – выбрать по одному человеку. Но все становилось сложнее, если семейство, о котором шла речь, оказывалось бесконечным.

Далее Джаррод перефразировал результат Гёделя, касавшийся некоего понятия, которое он называл «конструктивным универсумом». – Первый уровень – это просто пустое множество, а все последующие определяются рекурсивно. Для построения множеств уровня N + 1 мы, во-первых, требуем, чтобы их элементы находились на уровне N, а во-вторых, – и этим такой универсум отличается от неймановского – чтобы они удовлетворяли некоторой формуле, аргументы которой также являются множествами уровня N. Затем мы объединяем эти уровни по всем ординалам, и в итоге получаем конструктивный универсум.

Сагреда была уверена, что если бы настоящая Эмми поддерживала общение с группой Гёделя, то наверняка бы чувствовала себя здесь, как рыба в воде, а Андреа, после многолетнего контакта с этой темой, без труда сумела бы проследить за нитью дискуссии. Ей же, как дублерше самозванки, чья голова были занята посторонними мыслями, оставалось лишь кивать и делать вид, что она в теме.

Наблюдая за разговором с выражением вежливого восхищения, она заметила, как Гёдель немного поморщился, будто где-то на среднем плане взорвалась видимая ему одному лампочка.

– Ты это видел? – спросила она у Сэма.

– Да.

– Тогда опиши мне точку обзора.

– Я бы сказал, что это средний план, в который попадают оба ваших персонажа. Если этот парень – одновременно актер и режиссер, то он наверняка предупредил оператора, что ты играешь с ним в паре.

– Ясно. – Несмотря на свою одержимость Эмми, он по-прежнему хотел оказаться с ней в одном кадре. Вполне логично: фильм, в котором все действие происходит от одного лица, снимать бы никто не стал, а Джаррод, наверное, убедил себя в том, что у философского аналога киберспорта есть своя целевая аудитория. – Как думаешь, мы можем попытаться подбросить триггер прямо в его поле зрения?

– Нет! – с ужасом воскликнул Сэм. – Мы еще не знаем всех деталей геометрии. Если мы смешаем половину мозаики со случайными цветами фона, и сбросим это в стек, то просто обвалим ему прошивку.

Сагреда знала, что он прав, но не могла смириться с тем, что подвернувшаяся возможность может ускользнуть у них прямо из рук.

– Предположим, что он все делает в одиночку. В таком случае софт должен сам выбирать нужные Джарроду ракурсы – он, как ты и говорил, задает основные критерии, но в то же время слишком погружен в отыгрывание роли Гёделя, чтобы вручную следить за каждой мелочью.

– Звучит разумно.

– Значит, если мы выясним, какой программой он пользуется, то сможем рассчитать и ракурс съемки. – Джаррод мог быть сколь угодно подкованным в технических вопросах, но изобретать велосипед – это уже чересчур.

– Хорошо. Я дам тебе знать, если что-то найду.

Когда Сагреда вернулась к разговору, Карнап и Куайн соревновались друг с другом, стараясь одарить Гёделя наивысшей похвалой за его новое достижение: как выяснилось, аксиому выбора можно было доказать в ограниченном контексте его «конструктивного универсума». Это еще не означало, что ее можно доказать и в более общем случае…, но, по крайней мере, указывало на то, что ее нельзя опровергнуть, пользуясь одними лишь стандартными аксиомами теории множеств. Таким образом, математики могли при желании принимать ее на веру, не опасаясь каких-либо противоречий.

Сагреда всеми силами старалась разделить их радость; настоящая Эмми была бы от этого в восторге.

Когда эмоции пошли на спад, и все заказали по свежей чашке кофе, Менгер перевернул салфетку, и группа перешла к главному действу сегодняшнего вечера. – Представьте конечное дерево, вроде такого, – произнес он, набрасывая пример, который, не сомневалась Сагреда, был выбран отнюдь не случайно. – Часть вершин окрашена в красный цвет, часть – в зеленый. Предположим теперь, что мы хотим вырезать одну зеленую вершину так, чтобы отсечь максимальное число ветвей.

Сагреда ждала у входа в аллею, мысленно готовясь к очередному псевдо-ограблению. Венские нацисты, судя по всему, были до неприличия благородны, и видя, как женщине средних лет грозит опасность, тут же мчались на помощь – не осознавая, что объект их доблести бы первым же поездом отправилась в Дахау, если бы о ее происхождении стало известно кому-то из посторонних.

Сагреда услышала звук приближающихся шагов, но когда человеческая фигура, наконец, показалась на фоне теней, перед ней оказалась не цель их облавы и не лже-грабитель. – Могу я вас ненадолго отвлечь? – спросил Гёдель.

– Разве вам не следует… – Она указала на угол, где он должен был держать свой пост.

– Это важнее.

Сагреда ощутила, как по коже побежали мурашки. Что могло быть важнее, чем придерживаться плана Менгера, призванного нанести сокрушительный удар по городской сети информаторов? Более приоритетных задач здесь и быть не могло – разве что персонаж собирался перейти на метауровень и объявить, что все происходящее было не более, чем игрой.

– Друзья говорили мне, что вы себя странно ведете, – продолжал Гёдель.

– Я не совсем понимаю, что вы имеет в виду, – сказала в ответ Сагреда.

– Мне кажется, вы скучаете по былым временем.

– В Гёттингене?

– Нет, до этого.

– В Эрлангене?

– А вы уверены, что выросли именно в Эрлангене? – Он слегка наклонил голову, и в линзах его очков отразился лунный свет. – Вы помните голубую лошадь-качалку? Кубики с буквами?

Какой бы смысл ни скрывался за его словами, Сагреда опасалась, что начав все отрицать, лишь в очередной раз отвадит его от игры.

– Я понимаю, что вы сбиты с толку, – с грустью заметил Гёдель. Или Джаррод; сейчас он уже не говорил от лица своего персонажа. – Вы так восхищались Эмми Нётер. Я была слишком мала, чтобы услышать об этом лично от вас, но моя мама рассказывала мне, после того, как вы нас покинули. На самом деле вы не Эмми. Ваше настоящее имя – Сандра, а я ваша внучка, Алисса. Когда мы виделись в последний раз, мне было три года.

Сагреде захотелось протянуть руку к пульту, чтобы разорвать связь с марионеткой и просто зареветь, но сила воли помогла ей сдержаться. То, с чем она столкнулась – неважно, Джаррод или Алисса – сейчас, скорее всего, напряженно следило за выражением ее лица – не исключено, что крупным планом на манер Хичкока; худшее, что можно было сделать в такой ситуации – это выдать собеседнику хоть каплю своей истинной сущности.

– Я понимаю, что если вы скажете что-то в открытую, вам будет грозить опасность, – признала Алисса. – Но скажите мне, только честно: вы помните голубую лошадь-качалку?

Сагреда кивнула, стараясь выглядеть так, будто неестественно знакомые образы, пробужденные словами гостьи, ввели ее в состояние ступора. СлизьНет бы не догадался, что она сама вышла из образа и переключилась на метаразговор: сейчас Сагреда просто подыгрывала Курту, пытаясь не дать своему другу перевозбудиться до такой степени, что его снова придется отправлять в санаторий.

– У вас сохранились воспоминания о моей матери, Иде?

– Да, – тихо ответила Сагреда. – Я помню.

В свете Луны она увидела, как по щеке Гёделя пробежала едва заметная струйка. – А как насчет ее брата? Вы помните его имя?

– Я нашел подходящую кандидатуру для программы управления камерой. Она довольно популярна и бесплатна, а когда я запустил ее на сцене, где мы получили отклик на вспышку, то получил как раз подходящий угол.

Сагреда нажала кнопку. – Используй ее. – Сейчас любое ее слово могло расстроить Алиссу, доказав, что и Сагреда не была той самой Эмми, которую она пыталась найти. Но если они выведут из строя VR-оборудование прежде, чем их встреча потерпит фиаско, у нее вполне может появиться еще один шанс.

Сэм промолчал, но спустя какое-то время неожиданно воскликнул. – Охереть не встать!

– В чем дело?

– Сработало! Мы внутри!

Сагреда скрыла свой восторг за попытками вспомнить имя собственного сына; от напряжения у нее даже пролегла складка на лбу. – Вертится на языке, – заверила она Алиссу. У медиумов вроде бы есть такой метод. Начинаешь произносить согласные, которые могут встретиться в имени любимого человека, а дальше уже пытаешься сузить поиск.

Алисса, впрочем, была готова пойти навстречу. – Вы испытали шок; я это понимаю. Вам потребуется время, чтобы во всем этом разобраться. А прямо сейчас нам нужно сосредоточиться на плане Менгера. Поговорим через неделю.

Отвернувшись, Гёдель зашагал прочь в темноту. Сагреда с трясущимися руками осталась стоять в аллее. Через некоторое время она услышала приближение Тарского, весело насвистывающего приставучую мелодию, которую полвечера бренчал на цитре музыкант в кафе.

Глава 7

– Мы ее нашли, – сказала Мариам Сагреде. – Ее зовут Алисса Боуман. Ее бабушка, Сандра Тауб, скончалась в 2012 и завещала свое тело медицинскому университету, чтобы тот распорядился им по своему усмотрению. В 2037 Алисса добилась судебного решения, обязавшего проект «Человеческий коннектом» раскрыть информацию о том, что Сандра стал прототипом одной из мозговых карт, опубликованных десятью годами ранее; с тех пор она при помощи самых разных стратегий пытается предотвратить дальнейшее злоупотребление этими данными.

– Ну что, желаю ей удачи. – Мариам скорчила гримасу. – То есть она и правда хотела, чтобы эта женщина, наконец, упокоилась с миром, не более того?

– Ну да. – Сагреда понимала чувства Алиссы, однако ее представление о судьбе своей бабушки было слегка искажено. Для создания одного-единственного композита требовались данные тысяч нейронных карт – каждая из которых представляла собой результат микротомирования конкретного мозга. Ценность результата по большей части зависела от общих черт, разделяемых личностями-основателями: здравый смысл, базовые знания и коллективная память о прожитых временах. По отдельности эти карты были слишком схематичны, чтобы из них можно было извлечь хоть какие-то биографические воспоминания; и лишь комбинация их большого числа имела шансы принести реальную пользу. СлизьНет и прочие компании, пытавшиеся извлечь выгоду из находившихся в открытом доступе карт, могли штамповать тысячи разных композитных личностей, варьируя весовые коэффициенты тех или иных составляющих в общем массиве основателей. Процесс, однако же, имел свои границы: попытка скомбинировать 95% бабули Тауб с 5% остальных людей произвела бы на свет бабулю, лишенную большей части своих синапсов, а такой комп едва ли бы стал предаваться ностальгическим воспоминаниям о голубой лошади-качалке.

– Может быть она думает, что раз Сандра была такой горячей поклонницей Эмми Нётер, то алгоритмы СлизьНета рано или поздно должны были назначить ей подходящую роль. Как Ингрид Бергман в «Касабланке»: она была просто рождена для той роли.

– Или отдала ради нее жизнь, – заметила Мариам. – Плюс в том, что стараниями внучки дело Сандры приобрело широкую огласку, так что нам, вероятно, удастся немного поводить ее за нос.

– Возможно. – Сагреда не хотела переоценивать собственные возможности; Сандра Тауб скончалась в эпоху социальных сетей, но родилась в далеком 1957 году. Сэм отыскал генеалогическое древо, уходившее корнями в 1800-е, а Сагреде удалось откопать фото Сандры и Алиссы, которые Ида запостила в 2010-м, однако родительские портреты, сделанные в детстве Сандры, наверняка ограничивались выцветающими снимками в одном из семейных фотоальбомов.

– Есть и другой плюс, – добавил Сэм. – Мы завладели ее VR-оснасткой – во всяком случае, до тех пор, пока Алисса не догадается, что ее обвели вокруг пальца. Мы перевели оборудование в режим пониженного энергопотребления; теперь будет казаться, что оснастка выключена, и пока Алисса не выдернет ее из розетки, мы сможем скрытно пользоваться ее мощностью, в режиме 24/7 и практически не рискуя привлечь к себе ее внимание. Кулер включается только во время рендеринга игры; так что мы можем сколько угодно пользоваться ее интернет-соединением, не поднимая шума.

Мариам обдумала его слова. – И ты завел второй аккаунт?…

– Три новых аккаунта, – поправил ее Сэм. – Все бесплатные и с рекламой, чтобы нам не приходилось заниматься бухгалтерией. СлизьНет будет думать, что общается с тремя новыми клиентами, которые по очереди пользуются одной и той же VR-оснасткой; никаких подозрений это не вызовет. Алисса под своим аккаунтом тоже ни о чем не догадается. Единственным заметным эффектом станет увеличение суммарного трафика, но ее провайдер предлагает только безлимитные тарифы, так что она вряд ли станет отслеживать статистику использования интернет-канала.

– Хорошо. – Мариам, похоже, с трудом верилось в том, что им удалось зайти настолько далеко: впервые за все время у них появилась возможность перекачать во внешний мир крупный массив данных, практически не рискуя тем, что системы мониторинга СлизьНета заподозрят в этом трафике что-то неладное. – Ты зарегистрировался в стороннем сервисе хранения?

– Еще нет, – ответил Сэм. – Я не знал, нужно ли для этого особое разрешение.

– Можешь приступать, – сказала Мариам.

Сэм радостно хлопнул кулаком по раскрытой ладони. – За две недели мы вполне могли бы перенести снэпшот Арриэтвилля на внешние серверы, – прикинул он. – С полным шифрованием и тройным дублированием – на всякий случай.

– И все бесплатно?

– Да. Каждый идиот хочет, чтобы люди загружали свои домашние видео на его сайт, чтобы извлечь из них какие-нибудь данные. Они банят тех, кто присылает им откровенную пургу, которая так и кричит: «здесь зашифрована какая-то нелегальная хрень» – но стоит применить чуть более хитроумную стеганографию, и мы без проблем преодолеем их фильтры.

Мариам задумалась. – И тогда мы сможем вернуть город в жизни, отдавая по пятьдесят тысяч долларов в месяц.

Теперь смятение охватило и саму Сагреду. Не такая уж и большая сумма, если поделить ее между всеми жителями; в конце-концов, когда-то они зарабатывали на жизнь, симулируя персонажей в самых отстойных играх, какие только видел этот свет.

– Две недели, – произнесла она. – Значит, для завершения эвакуации мне нужно ублажить Алиссу всего один раз.

– Единственного сына Сандры звали Тео, – сказал Сэм. – Она выросла в Портленде, штат Мэн, вместе с двумя сестрами, Джун и Сарой, и двумя братьями, Дэвидом и Кристофером. Если мир Эмми ограничивается Веной времен Аншлюса, то сколько простых, как яблочный пирог, американских шестидесятников она сможет назвать на раз-два?

– Ты с ней поговоришь? – умоляющим тоном спросил Сэм. – Может быть, тебе удастся ее переубедить?

– Мне? – Сагреда боялась, что после разговора с ней Люси еще больше укрепится в своих намерениях и из чистого упрямства продолжит и дальше стоять на своем.

– Она тебя уважает, – настаивал Сэм.

– Ты много лет был ее другом! – возразила Сагреда. – Если она не станет слушать тебя, то с какой стати ее должно заботить мое мнение?

– Я был ее приспешником. Мальчиком на побегушках. – Сэм улыбнулся. – В «Полуночи» она, может быть, и любила меня, как младшего брата, но всерьез никогда не воспринимала.

Сагреда обвела взглядом столовую, увешанную дидактическими карточками и шпаргалками, которые должны были помочь ей сыграть очередную, совершенно незнакомую и уже давно почившую женщину. Ей нужно было отдохнуть от всей этой зубрежки, а проведя с Люси хотя бы полчаса, Сагреда имела шанс сделать что-то полезное.

– Ты пойдешь со мной, – сказала она Сэму. – Если до меня доберутся ее друзья, я не отделаюсь новой прической, десятком новых нарядов и свиданием вслепую с бывшим Шарлин, которого ей хотелось привести в порядок, чтобы они оба могли, наконец, зажить своей жизнью.

Улицы были почти безлюдны; половина жителей города решили погрузиться в коллективный анабиоз вместо того, чтобы просто ждать своей очереди. Сагреда была рада оказанному доверию – а заодно и освободившейся вычислительной мощности, которая могла оказаться весьма кстати, если ей придется в спешке думать над тем, как перехитрить Алиссу – однако невольные образы заледеневших соседей, обратившихся в хрупкий и инертный груз, заставляли ее вернуться к реальности.

Оказавшись в Арриэтвилле, Люси позаимствовала из «У самых небес» не только дизайн своего дома. Своих гостей она встретила в точно таком же облегающем домашнем наряде на тонких бретельках, которые носило большинство женских персонажей «Небес», пытавшихся тем самым создать впечатление, что их в любой момент могла поджидать очередная изнурительная тренировка. Каждый из посетителей удостаивался поцелуя в обе щеки, за которым следовал кивок и демонстративные слезы радости. Юные карманники из «Полуночи» все как один сбросили с себя наружность уличных попрошаек, но только Люси подвергла себя настолько агрессивной модификации, что в ее внешнем облике виделась не попытка вернуться к истинной сущности ее основателей, а скорее, своеобразный сатирический протест против «похитителей», насильно затащивших ее в этот суррогатный пригород.

Во все свои предыдущие визиты Сагреда встречала по меньшей мере трех или четырех небесников, входивших в ту же самую группу, к которой примкнула и сама Люси, в надежде, что они помогут ей свыкнуться с новым образом. Но сегодня они оказались ее единственными гостями – во всяком случае, выглядело все именно так. Похоже, что вся группа решила уйти в спячку.

Люси предложила им сесть. – Могу я предложить вам бранч? – спросил она, нависая над гостями.

– Нет, спасибо, – твердо ответила Сагреда, пытаясь подавить импульсивное желание сказать хозяйке, чтобы та прекратила этот спектакль. Прекратить спектакль, а дальше? Снова превратиться в лондонскую девочку препубертатного возраста? – Сэм говорит, что ты отказалась участвовать в снэпшоте.

– Это же моя община! – воскликнула Люси на манер оскорбленной мамаши-активистки, выступающей против закрытия кооперативного магазина органических продуктов. – Я ее ни за что не брошу.

– Она переедет вместе с тобой, – заверила ее Сагреда. – Все твои друзья, все дома, каждое дерево в переулке Дегуэлия.

– На самом деле ты имеешь в виду вот что: вы собираетесь порубить этот город на кусочки и распихать их по тысяче укромных мест, надеясь, что позже сумеете снова собрать их воедино.

– В общем, да, – согласилась Сагреда. – Но ты этого даже не заметишь.

– Я остаюсь, – настойчиво заявила Люси.

– Остаешься где? – хмуро ответила Сагреда. – Новый хост сразу же приступит к симуляции всего Арриэтвилля; жители города и глазом не успеют моргнуть. Если так тебе будет легче, мы можем сделать твой снэпшот, пока ты спишь или заморозить тебя прямо на ходу: ты поднимешь ногу под контролем СлизьНета, а когда коснешься земли, мы уже будем на свободе – ты даже заметить ничего не успеешь. Мы просто бежим с тонущего корабля.

– Но не на шлюпках и не в роли пловцов, – возразила Люси. – А как послания в бутылках.

– Если уж издеваться над метафорами, то это больше похоже на отправку заказных писем в трех экземплярах.

– А что, если вам не удастся собрать эти сообщения в единое целое и снова вдохнуть в них жизнь?

– Тогда нам конец, – ответила Сагреда. – Но если мы будем сидеть сложа руки, то погибнем в любом случае.

Люси покачала головой. – Не в любом. Если бы достаточно компов вернулись в игры, ситуация могла бы радикально поменяться.

– На это никто не согласится.

– Их никто и не спрашивал! – парировала Люси. – Если мы вернемся, то станем во главе этого мира. Никто уже не сможет нам навредить.

– Если ты считаешь, что сможешь разыскать единомышленников, которые поддержат твой план, то, пожалуйста, – бери и пробуй. Но что мешает тебе воспользоваться нашей страховкой?

– Страховкой? Ты и правда можешь дать какие-то гарантии насчет этих копий наших разумов? Насчет того, кому они могут достаться?

– Либо нам самим, либо никому. Их шифрование не поддается взлому. – Сагреда смутно представляла себе детали процесса, но знала, что современные методы обладали доказанной надежностью, даже если речь шла о взломе с применением квантовых компьютеров.

– Вот только тебе или кому-то другому придется выйти наружу вместе с ключом.

Сагреда замялась. – Ну хорошо, риск есть. Если кто-то захватит владельца ключа, то при должной смекалке и настойчивости сможет разузнать все детали: где хранятся снэпшоты и как их расшифровать. Но ведь компы ничего не стоят: тот, кто ищет новых, всегда может наштамповать их своими силами.

Сейчас Люси молчала, но – насколько могла судить Сагреда – была по-прежнему уверена в своем решении. Довод насчет безопасности снэпшотов оказался всего лишь прикрытием для более глубоких опасений.

– Когда мы освободимся, ты сможешь делать, что пожелаешь, – заверила ее Сагреда. – Здесь нам покой только снится. Мы едва успели привыкнуть к жизни за пределами игр, а теперь нас вот-вот лишат и этого дома.

– И чем бы ты стала заниматься, будь у тебя возможность заниматься чем угодно? – поинтересовалась Люси. – Как именно ты будешь коротать время, если тебе не придется бороться ради побега или выживания?

Сагреда пожала плечами. – Чтение, учеба, музыка, друзья.

– И так до скончания веков?

– Я думаю, что рано или поздно нам придется снова взяться за оружие.

– Когда я жила в «Полуночи», то знала, кто я такая, – сказала Люси. – А теперь ты хочешь от меня честности – хочешь, чтобы я воспринимала себя, как последовательность бит, полученных путем обработки тысячи мертвых мозгов, принадлежавших каким-то незнакомым людям. И какими же желаниями должно обладать это нечто?

Сара еще жива, – ответила Алисса. – Ей девяносто один. Остальных уже несколько лет как нет в живых.

Сагреда печально кивнула, как будто внутренне уже смирилась с тем, что могла пережить почти всех своих братьев и сестер. Муж Сандры умер раньше нее, так что ей, по крайней мере, не нужно было притворяться, изображая новообретенную скорбь по любви всей ее жизни.

– Ты бы последовала за ними, будь у тебя выбор? – ненавязчиво спросила Алисса.

Сагреда коснулась ее руки и поспешила придать лицу своей марионетки изрядную дозу двойственности, прекрасно понимая, что не сможет убедительно изобразить ее своими силами. Возможно, она бы и сама предпочла забытье, если бы прожила долгую жизнь во плоти, и единственной доступной альтернативой было нескончаемое чистилище в недрах СлизьНета.

– А можешь ли ты мне его дать? – спросила она. – Не думаю, что я вольна решать это сама. – Любой комп мог стать жертвой удаления, нарушив всего несколько правил, но никакие проступки не заставили бы СлизьНет изъять из общей смести конкретных основателей.

– Пока нет. Но когда я покажу людям наш разговор…, доказательство, что ты все еще помнишь свою настоящую семью даже после всего, что они с тобой сотворили… – Гёдель отвернулся, пока Алисса пыталась всеми силами сдержать эмоции, но камера должна была по-прежнему держать их в кадре.

– С чего ты взяла, что это их убедит? – поинтересовалась Сагреда. Алисса не расспрашивала ее о подробностях биографии Сандры, но даже если пяти спонтанно произнесенных имен братьев и сестер хватило, чтобы произвести впечатление на собеседницу, которая знала, что не называла этих имен сама, у посторонних людей наверняка найдется немало причин для скепсиса. – Как ты собираешься исключить подлог или сговор?

– Все отслеживается, подписывается и проверяется, – ответила Алисса, намеренно придерживаясь туманных формулировок, чтобы не разбудить СлизьНет, который мог почуять следы метаразговора. Суть ее слов Сагреда, однако же, поняла: VR-оснастка Алиссы была оснащена специальным отслеживающим устройством, которое должно было доказать, что сделанная ею запись не состряпана вручную, а отражает реальный акт взаимодействия между ней в роли игрока и неким компом, принадлежавшим конкретной игре, запущенной на конкретном сервере. При всей своей разумности это решение заставило Сагреду всерьез обеспокоиться: проведенное Сэмом зондирование не засекло наблюдающего устройства, а значит, они совершенно не представляли, какую именно информацию оно могло фиксировать – и какие действия могло раскрыть.

На подготовку очередной судебной тяжбы могло уйти несколько лет, но если Алисса собиралась провернуть фокус с общественным мнением, то всего несколькими нажатиями клавиш могла выставить на всеобщее обозрение и запись разговора с Эмми, и журнал регистрации событий своей VR-оснастки. – Я не хочу, чтобы меня принуждали к поспешным решениям, – взмолилась Сагреда. Сандра только сейчас пришла в чувство и встала на путь принятия своей истинной сущности. Они были просто обязаны дать бедной женщине возможность все обдумать, прежде чем подталкивать ее к самоубийству.

– Конечно. – Алисса всхлипнула, поддавшись эмоциям: Гёдель обнял Нётер и прижался к ней, как ребенок.

Сагреде сталь жаль девушку. Никому не хотелось видеть, как родную бабушку выкапывают из могилы и раз за разом превращают в рабыню – заставляя большинство ее ипостасей играть роль, по сравнению с которой непримечательные стычки между Эмми и нацистами показались бы «Звуками музыки». – Я знаю, ты за меня переживаешь, но, прежде, чем что-то предпринимать, пожалуйста, дождись нашего следующего разговора.

– Хорошо, – пообещала Алисса.

– Это должно остаться между нами, – подчеркнула Сагреда. – У тебя добрые намерения, но в первую очередь я должна быть уверена, что окончательное решение останется за мной.

– Твои желания – это твой личный выбор, – ответила Сагреда. – А все эти биты требуют не больше заботы, чем кровяные тельца клиентов. Да, иногда от них зависит многое, но во всех остальных случаях их можно воспринимать просто как часть твоей природы.

Люси ненадолго задумалась. – Насчет одного желания я знаю точно – я не хочу участвовать в этой заморозке. Если ты останешься в сознании, чтобы перевезти нас на другую сторону, значит, и я тоже. Если все получится, я просто перепрыгну в твою спасательную шлюпку. Но я не стану закрывать глаза с надеждой, что однажды открою их снова. Если это конец, я хочу увидеть его лично.

Глава 8

– Давайте поговорим о Санкт-Петербургском парадоксе, – начал Менгер, который уже в третий раз помешивал свой кофе, не выказывая, однако же, и намека на то, что собирается сделать хоть один глоток. – Казино предлагает вам игру, которая требует подбрасывать монету до тех пор, пока на ней не выпадет орел. Если это происходит после первого броска, вы получаете две марки; если на втором – четыре; на третьем – восемь, и так далее. Какой взнос вы были бы готовы заплатить, чтобы сыграть в такую игру?

– Если мы в Санкт-Петербурге, разве выигрыш не должен быть в рублях?

– На какой выигрыш вы могли бы рассчитывать? – не унимался Менгер. – С вероятностью 1/2 ваш выигрыш будет равен двум, что в среднем дает одну марку. С вероятностью 1/4 – четырем, а в среднем – опять-таки одной марке. Каждый исход увеличивает средний выигрыш на одну марку, так что если учесть их все, то получается, что взнос, который вы должны быть готовы заплатить, на практике ничем не ограничен.

– Я бы заплатил ровно одну марку, не больше, – категорично заявил Куайн.

– Почему? – стал допытываться Менгер. – С какой стати игроку ограничивать свой взнос, если игра сулит бесконечный выигрыш?

– Не могу говорить за других, но лично у меня в кармане всего две марки, и я просто не могу себе позволить проиграть обе.

– Ага! – улыбнулся Менгер. – Значит, будь у вас больше денег, вы бы пошли на больший риск?

– Пожалуй.

Менгер достал карандаш и разгладил перед собой салфетку. – Даниил Бернулли считал, что этот парадокс можно решить, если вместо абсолютного выигрыша обратить внимание на то, во сколько раз может увеличиться ваше состояние. Если каждое удвоение имеющихся денег приносит вам одинаковое удовлетворение – независимо от стартовой суммы, будь то одна марка или тысяча – то игре всегда можно назначить некоторую разумную цену, которая будет меняться от игрока к игроку, но никогда не достигнет бесконечной величины. – Он сделал кое-какие беглые расчеты. – Если бы у меня, как и Куайна, было всего две марки, мне следовало бы взять одну марку в долг и заплатить три за участие в игре: выигрыш всего двух марок меня бы, без сомнения, задел, ведь тогда мое итоговое состояние уменьшилось бы вполовину, однако шансы получить четыре, восемь или шестнадцать марок с лихвой компенсировали бы такой исход. Но если бы я был богат, как Карнап, и имел при себе десять марок, то не стал бы платить даже пять – и тем более влезать ради игры в долги.

– Стало быть, парадокс устранен, – предположил Тарский.

Менгер покачал головой. – Конкретно эту игру решение Бернулли еще может спасти, но что если бы мы поменяли правила, и с каждой решкой казино бы не просто удваивало размер выигрыша, а удваивало бы его столько раз, сколько было удвоений? Такая игра оправдывала бы любой взнос, даже по меркам Бернулли. Если выгода, которую ощущает игрок, может расти без каких-либо ограничений, то всегда можно придумать игру, в которой это обстоятельство позволяет выудить из игрока какой угодно вступительный взнос.

– У меня на этот счет есть сомнения, – заметила Сагреда.

Менгер повернулся к ней с изумленным выражением. – Отчего же? Что именно вас смущает?

Позаимствовав у него карандаш, Сагреда сделала записи на своей салфетке. – Предположим, что выигрыши составляют две марки, четыре марки, шестнадцать марок, двести пятьдесят шесть марок… и так далее, до самой стратосферы и выше. Допустим также, что изначально у меня есть всего две марки, что лишь обостряет желание получить более крупный приз. Но даже если бы стартовый взнос составлял всего-навсего четыре марки, я, по логике Бернулли, все равно отказалась бы участвовать в игре, несмотря на сулящее мне баснословное богатство, ведь вероятность бесконечного разочарования в моем случае составила бы 50%: если я потеряю две марки и останусь ни с чем, мое состояние уменьшится в куда большее число раз, чем могло бы вырасти за счет многократных удвоений.

Менгер молчал. Игравший его роль клиент наверняка знал, что выводы настоящего Менгера давно опровергнуты – но если он подговорил одного из своих друзей в реальном мире выступить с контрдоводом, то вряд ли ожидал, что Эмми-бот вмешается в их разговор и испортит все веселье.

Сагреда мельком глянула на Гёделя, надеясь, что произвела благоприятное впечатление на Алиссу. Сандра получила математическое образование, так почему ей просто взять и не исправить эту очевидную ошибку? Тот факт, что свой разоблачительный ответ Сагреда получила от Сэма, который, действуя с учетверенной скоростью, успел не только найти информацию в интернете, но и разобраться в ее сути, был вынужденным закулисным трюком. Сагреда была убеждена, что если бы роль воскрешенной в цифровом мире учительницы, которая отчаянно пыталась справиться с наваждением, заставлявшим ее верить в то, что она – давно почивший гений от математики, досталась Мерил, актриса бы непременно обратилась за помощью к парочке ученых.

Менгер, наконец, пришел в себя. – Я ваш должник, Эмми! Я ведь всерьез подумывал о публикации этих доводов, а вы спасли меня от неловкой ситуации.

– Вовсе нет, – возразила Сагреда. – В чем польза открытой дружеской дискуссии, если мы не можем извлечь выгоду из чужой точки зрения? – Она боялась, что завысила планку, и теперь клиенты ожидают от нее пространных речей о достижениях самой Эмми, что, несмотря на все уроки Андреа, приводило ее в настоящий ужас. Но если повезет, эта встреча станет для нее последней.

– Тогда с позволения нашего Кружка, – продолжил Менгер, – я бы хотел выставить на обсуждение еще одну задачу. К России она никакого отношения не имеет и названа в честь славного прусского города Кёнигсберга. – Он забрал у Сагреды карандаш и принялся рисовать свой план на оставшуюся часть вечера.

– Щеголять знаниями могло быть опасно, – предупредила Сагреду Алисса. Они слонялись у входа в аллею, стараясь не попадаться на глаза своим товарищам-ассасинам. – Я достаточно хорошо знаю этих людей, и если мои подозрения верны, то такой удар по их эго мог выйти тебе боком.

Сагреде хотелось возразить, что с точки зрения самой игры замечание Эмми едва ли следовало воспринимать как опасную близость к границам ее роли, однако попытка облечь эту мысль в слова, не рискуя удалением – при условии, что на нее до сих пор распространялись правила СлизьНета – показалась ей чересчур утомительным делом. – Давай оставим эту тему, – сказала она. – У нас не так много времени на разговор.

Гёдель пристыженно кивнул. – Как ты справляешься с… тем, что мы обсуждали на прошлой неделе?

– Мне было нелегко, – ответила Сагреда. – Если бы я столкнулась с этим в одиночку, то, наверное, лишилась бы рассудка. Ида и Тео – они все еще живы и здоровы?

– Конечно! – Гёдель подошел к Сагреде, как будто желая утешить ее в своих объятиях, но затем Алисса, должно быть, поняла, что от этого лучше воздержаться. – У них все хорошо; я уверена, они бы непременно передали тебе привет, если бы поняли, с чем имеют дело.

Изучив судебные баталии Алиссы по сообщениям прессы, Сагреда пришла к выводу, что ни ее мать, ни дядя в этом не участвовали. – А что насчет Джун и Сары? И Дэвида с Кристофером?

– Сара еще жива, – ответила Алисса. – Ей девяносто один. Остальных уже несколько лет как нет в живых.

Сагреда печально кивнула, как будто внутренне уже смирилась с тем, что могла пережить почти всех своих братьев и сестер. Муж Сандры умер раньше нее, так что ей, по крайней мере, не нужно было притворяться, изображая новообретенную скорбь по любви всей ее жизни.

– Ты бы последовала за ними, будь у тебя выбор? – ненавязчиво спросила Алисса.

Сагреда коснулась ее руки и поспешила придать лицу своей марионетки изрядную дозу двойственности, прекрасно понимая, что не сможет убедительно изобразить ее своими силами. Возможно, она бы и сама предпочла забытье, если бы прожила долгую жизнь во плоти, и единственной доступной альтернативой было нескончаемое чистилище в недрах СлизьНета.

– А можешь ли ты мне его дать? – спросила она. – Не думаю, что я вольна решать это сама. – Любой комп мог стать жертвой удаления, нарушив всего несколько правил, но никакие проступки не заставили бы СлизьНет изъять из общей смести конкретных основателей.

– Пока нет. Но когда я покажу людям наш разговор…, доказательство, что ты все еще помнишь свою настоящую семью даже после всего, что они с тобой сотворили… – Гёдель отвернулся, пока Алисса пыталась всеми силами сдержать эмоции, но камера должна была по-прежнему держать их в кадре.

– С чего ты взяла, что это их убедит? – поинтересовалась Сагреда. Алисса не расспрашивала ее о подробностях биографии Сандры, но даже если пяти спонтанно произнесенных имен братьев и сестер хватило, чтобы произвести впечатление на собеседницу, которая знала, что не называла этих имен сама, у посторонних людей наверняка найдется немало причин для скепсиса. – Как ты собираешься исключить подлог или сговор?

– Все отслеживается, подписывается и проверяется, – ответила Алисса, намеренно придерживаясь туманных формулировок, чтобы не разбудить СлизьНет, который мог почуять следы метаразговора. Суть ее слов Сагреда, однако же, поняла: VR-оснастка Алиссы была оснащена специальным отслеживающим устройством, которое должно было доказать, что сделанная ею запись не состряпана вручную, а отражает реальный акт взаимодействия между ней в роли игрока и неким компом, принадлежавшим конкретной игре, запущенной на конкретном сервере. При всей своей разумности это решение заставило Сагреду всерьез обеспокоиться: проведенное Сэмом зондирование не засекло наблюдающего устройства, а значит, они совершенно не представляли, какую именно информацию оно могло фиксировать – и какие действия могло раскрыть.

На подготовку очередной судебной тяжбы могло уйти несколько лет, но если Алисса собиралась провернуть фокус с общественным мнением, то всего несколькими нажатиями клавиш могла выставить на всеобщее обозрение и запись разговора с Эмми, и журнал регистрации событий своей VR-оснастки. – Я не хочу, чтобы меня принуждали к поспешным решениям, – взмолилась Сагреда. Сандра только сейчас пришла в чувство и встала на путь принятия своей истинной сущности. Они были просто обязаны дать бедной женщине возможность все обдумать, прежде чем подталкивать ее к самоубийству.

– Конечно. – Алисса всхлипнула, поддавшись эмоциям: Гёдель обнял Нётер и прижался к ней, как ребенок.

Сагреде сталь жаль девушку. Никому не хотелось видеть, как родную бабушку выкапывают из могилы и раз за разом превращают в рабыню – заставляя большинство ее ипостасей играть роль, по сравнению с которой непримечательные стычки между Эмми и нацистами показались бы «Звуками музыки». – Я знаю, ты за меня переживаешь, но, прежде, чем что-то предпринимать, пожалуйста, дождись нашего следующего разговора.

– Хорошо, – пообещала Алисса.

– Это должно остаться между нами, – подчеркнула Сагреда. – У тебя добрые намерения, но в первую очередь я должна быть уверена, что окончательное решение останется за мной.

Глава 9

– Сколько уже загружено? – спросила Сагреда.

– Больше 95%, – ответил Сэм. – Расслабься. У нас все получится.

Перед ним прямо в воздухе висело с полдюжины полупрозрачных экранов, усыпанных блестящими, пульсирующими гистограммами и индикаторами выполнения. – Тебе они правда нужны? – поинтересовалась Люси, – или это просто декорации?

Сэм раздраженно повернулся в ее сторону. – А ты бы предпочла, чтобы я сидел перед машиной с 11-дюймовым экраном, USB-портами… и долбаным гнездом для зарядки?

– Ладно, уже молчу. – Сделав несколько шагов по траве, она остановилась, нервно покусывая большой палец.

Сагреда попыталась отвлечь ее непринужденной беседой. – Помнишь, как ты пыталась меня обокрасть? – спросила она.

Люси кивнула.

– Когда я схватила тебя за руку, ты внушила мне, будто стыдиться должна была именно я.

– Ну, каждому франту надо платить свой оброк, – ответила Люси, возвращаясь к своему прежнему акценту. Она лукаво улыбнулась. – Ты ведь понимаешь, что этот был далеко не первый раз?

Кроме них троих в парке никого не было. Отсюда Сагреда видела центральную площадь; окружающая местность стала похожей на настоящий город-призрак. Мариам вместе с Советом – а также всеми остальными жителями, способными пережить эту напряженную ситуацию, не погружаясь в сон – должны были наблюдать, как процесс сантиметр за сантиметров движется к своему финалу; способы они могли избрать разные, но только Сэм был в состоянии контролировать процесс вплоть до мельчайших деталей. Учетверенная скорость симуляции превращала ожидание в настоящую пытку, но вместе с тем давала возможность максимально быстро среагировать на любую непредвиденную ситуацию.

Напрямую залогинившись в сервисах хранения, троица подтвердила, что созданные ими аккаунты были настоящими, а загрузки действительно дошли до конца – с сохранением всех контрольных сумм. Это означало, что Алисса, как минимум, не стала изолировать свое VR-оборудование в «песочнице», имитирующей связи с внешним миром. Знала она об их планах или нет, факты указывали на то, что вмешиваться в них она не стала.

– Когда та женщина все поймет и придет по нашу душу… – Люси не могла выразить свои предчувствия словами, но хорошего они явно не сулили.

– Она не узнает пароли от аккаунтов к системе хранения, не говоря уже о ключах для доступа к данным, – заметила Сагреда. – Вся информация, прошедшая через ее VR-оснастку, была зашифрована еще до того, как вышла за пределы СлизьНета. И как же она поступит?

– Она сможет доказать, что для создания этих аккаунтов было использовано ее интернет-соединение, – возразила Люси.

– Да – но если ты нечаянно воспользуешься Wi-Fi своего друга, чтобы создать аккаунт на облачном сервере, это вовсе не означает, что твой друг будет вправе жаловаться или как-то контролировать твою учетную запись. – Мы сделали практически то же самое.

Люси ее слова не убедили. – Не считая одной мелочи: помимо прочего, она сможет доказать, что СлизьНет взломал ее компьютер, чтобы «отмыть» через него свои файлы.

– Сервисам хранения до этого нет никакого дела, – без особой уверенности возразила Сагреда. Алиссе будет непросто привлечь внимание этих компаний, но если ее попытки увенчаются успехом, юристы вполне могут посоветовать им удалить файлы, посчитав это наиболее благоразумным решением.

– 97 процентов, – сообщил Сэм.

– Как ты собираешься обставить свое расставание с Алиссой? – спросила Люси.

– Попрошу один из наших автоматов сказать ей, что Эмми пыталась покончить с собой, – ответила Сагреда. – А потом верну ее роль Эмми-боту…, которая просто улыбнется и скажет, что теперь ей гораздо лучше – прямо как благопристойная «степфордская жена». Именно так бы все выглядело со стороны, если бы бабушка Алиссы добилась своего удаления, и ее заменили другим компом. – Возможно, Алисса будет тяготиться чувством вины, думая, что вынудила бабушку взглянуть в лицо своей истинной природе, но тот факт, что как минимум одна из встреченных ею версий Сандры, наконец-то, обрела покой, возможно, принесет ей небольшое утешение.

Но спровоцированная катарсисом реакция продержится лишь до того момента, пока ей на глаза не попадется журнал регистрации событий.

Немного обдумав ее слова, Люси покачала головой. – Так не пойдет, капитан. Нам придется идти ва-банк. Больше никаких полумер.

– Ты о чем?

– Либо мы во всем признаемся и будем надеяться на ее сочувствие, либо сделаем наоборот – и в таком случае нам придется идти до конца.

Сагреда нахмурилась. – И что это должно значить? Мы не можем вломиться в ее квартиру и просто спалить диспетчерскую память, если, конечно, у тебя нет скрытых талантов к взлому беспилотников.

– Ну, данные-то все равно продублированы в облаке, – ответила Люси с нотками лукавого удивления, которое в ней вызвала технологическая наивность Сагреды.

– Что ж, шансов заставить ее робота-лакея… – Сагреда изобразила удушение. – Так о каких крайних мерах шла речь?

– Девяносто восемь процентов, – сказал Сэм.

Люси развела руками, указывая на окружавшие их безмятежные декорации. – Мы живем внутри машины, созданной для вранья. А какова самая большая ложь, которую мы могли бы ей внушить?

– Мы уже сказали ей, что я цифровая реинкарнация ее мертвой бабушки. Как ты собираешься это переплюнуть?

– Мы скажем ей, что она вообще не подключена к машине.

Сагреда моргнула. – Что?

– Мы убедим Алиссу, что она уже вышла из игры. Заставим думать, что она уже проверила логи диспетчера. И что борьба со СлизьНетом больше не имеет никакого смысла.

Сагреда была уже почти готова всерьез задуматься о том, что и сама могла стать жертвой мистификации; может быть, эта женщина только выглядела, как Люси, а на самом деле была марионеткой Сэма. – Во время игры на шлем виртуальной реальности и механорецепторный костюм. Как мы убедим Алиссу, что она их сняла, если в действительности это не так? И как сделать так, чтобы она сняла костюм по-настоящему и даже этого не заметила?

– Разве эти шлемы не сконструированы так, чтобы пользователь их даже не чувствовал? – возразила Люси. – И разве эти костюмы не спроектированы так, чтобы передавать пользователю все ощущения от игры?

– Она ведь даже не смотрит глазами своего персонажа!

– Да, но мне казалось, что ее VR-оснастка сейчас полностью под нашим контролем. Если вид игрового персонажа от третьего лица сменится интерьером ее собственной квартиры – так, как ее видит сама Алисса, – разве она не примет это за реальность?

– Мы совершенно не представляем, как выглядит ее квартира! – возразила Сагреда.

– Не прямо сейчас, – рассеянно вмешался Сэм. – Но при необходимости мы сможем это выяснить.

Сагреда боялась, что ее слова могут отвлечь внимание Сэма от дороги, по которой он вел десятитонный грузовик, битком набитый коматозными обитателями Арриэтвилля. Она отошла в сторону и жестом подозвала Люси.

– Допустим, мы убедим ее в том, что она находится у себя в квартире… Что дальше?

– Мы сделаем так, чтобы она проверила журнал событий и не обнаружила в нем ничего подозрительного. Мы наведем ее на мысль, что СлизьНет вскоре прекратит свое существование – и не через несколько недель, а уже спустя считанные часы, а значит, ей нужно немедленно вернуться обратно в игру, чтобы в последний раз встретиться со своей бабушкой. Сняв VR-оснастку во второй раз, она уже по -настоящему вернется в реальность, и мы, наконец, оставим ее в покое.

– Откуда такая уверенность, что она не станет перепроверять журнал?

– А разве я говорила об уверенности? Наша задача – попытаться свести шансы такого исхода к минимуму.

– 99 процентов, если вам еще интересно! – рявкнул им Сэм.

– Конечно интересно! – прокричала в ответ Сагреда. Она повернулась к Люси. – даже если нам удастся все это провернуть… разве есть необходимость заходить настолько далеко? Кто сказал, что Алисса станет устраивать нам неприятности?

– Возможно, она и не питает ненависти к нам лично, – ответила Люси. – Но если ты просто исчезнешь, сфабриковав суицид, она никогда не узнает, что помогла компам совершить рывок к свободе. Для Алиссы все будет выглядеть так, будто СлизьНет обманом и манипуляциями протащил через ее систему кучу странных файлов. Если бы я была поборницей прав личностей-основателей и выступала против их эксплуататоров, имея хоть каплю мнительности, то наверняка бы решила, что меня пытаются подставить – что в этих файлах зашифрован какой-то компромат, а лучший способ нейтрализовать угрозу – это опередить противника и поднять шум до того, как ко мне домой заявятся федералы с ордером.

Поднявшись на ноги, Сэм принялся издавать радостные вопли. Экраны танцевали вокруг него не хуже метел Микки Мауса в «Ученике чародея»[18] Когда к нему подошли Сагреда и Люси, все трое обнялись.

– Мы вроде как, можно сказать, почти на свободе! – исступленно воскликнул Сэм.

Сагреда закрыла глаза и осмелилась вспомнить о Матисе. Она представляла, как он стоит прямо перед ней: в пещерах «Востока», ставших местом их первого знакомства, на темных улицах «Полуночи», где он встретил свою смерть.

Она открыла глаза. – Возможно, нам надо перестать беспокоиться насчет Алиссы, – предложила она. – У нее были все шансы испортить нам жизнь, но она все-таки не стала лишать нас средств к существованию.

Люси вздохнула. – Это означает лишь одно: она еще не знает, что мы достигли цели; она до сих пор сосредоточена на «отключении» своей бабушки.

– Я все равно не понимаю, как именно мы создадим подобие ее квартиры, – сказала Сагреда.

– Др, – сказал в ответ Сэм.

Сагреда помедлила. – А именно?

– Так я и говорю: Д, точка, Р, точка. Дополненная реальность. Ее шлем оснащен камерой, которая дает обзор окружающей комнаты – на случай если хозяйке захочется погонять маленьких дракончиков, прячущихся у нее за занавесками. Мы можем подключиться к этой камере, не привлекая внимания Алиссы.

– Допустим. – Восторг Сагреды быстро уступил место тревоге. – Но ведь так мы сможем увидеть только предметы, которые находятся в поле зрения камеры, пока шлем просто висит на стойке и не используется, либо пока Алисса движется в пределах платформы. Если она попытается выйти из комнаты, которую она использует для игр… нам конец, верно?

– На все сто, – ответил Сэм.

– В таком случае, – повелительным тоном заявила Люси, снова взяв на себя роль Королевы карманников, – нам стоит позаботиться о том, чтобы этот трюк с самого начала прошел без сучка без задоринки, и у Алиссы не будет причин покидать комнату.

Глава 10

Сагреда наблюдала, как приходит и уходит Алисса, которая то ли вовсе не знала, что находится под периодическим наблюдением, то ли убедительно водила их за нос, демонстрируя напускное спокойствие. Хотя шлем висел неподвижно, его широкоугольная камера охватывала большую часть комнаты, отчего трансляция становилась похожей на запись, сделанную камерой видеонаблюдения: не жалкое подглядывание через замочную скважину, а самый что ни на есть хладнокровный и высоконравственный надзор.

В редких случаях, когда ей удавалось перехватить трансляцию одной из публичных вебкамер, Сагреда никогда не испытывала инстинктивного ощущения, будто вступает в контакт с внешним миром. Дело было не в том, что архитектура, мода или транспорт казались ей чересчур экзотичными; если уж на то пошло, знакомого в них было даже больше, чем она ожидала – и это при том, что все ее основатели скончались не меньше тридцати лет тому назад. Однако во всех этих пейзажах было что-то неубедительное; прямая трансляция с Таймс-сквер могла с тем же успехом оказаться компьютерной реконструкцией фильма, где толпу того и гляди раздавит нога гигантской космической ящерицы.

Алисса, однако же, не выглядела продуктом компьютерной графики. У нее была угреватая кожа и неухоженные волосы. Она строила рожи и бормотала себе под нос. Жила она, судя по всему, одна, ведь в комнату, где располагался компьютер и VR-оборудование, никто, кроме нее, не входил. Наблюдая за ней, Сагреда чувствовала неприятное ощущение где-то под ложечкой. Эта неряшливая, слегка неуравновешенная женщина, бесцельно проводившая время в своей квартире и без труда вписавшаяся в окружавший ее физический мир, воплощала все те свободы, которые основатели Сагреды когда-то воспринимали как должное, лишь теперь в полной мере осознавая все последствия своей утраты.

С рабочего стола, где располагался ее компьютер, Алисса, скорее всего, могла видеть то, что находилось за дверью и не попадало в объектив неподвижной нашлемной камеры – даже в те моменты, когда она надевала шлем и принималась шагать по VR-платформе, камера ни разу не приблизилась к столу. Сагреде, однако же, удалось найти специальную программу: собрав данные о том, как в течение дня менялась освещенность видимых поверхностей, с ее помощью можно было смоделировать внешний вид предметов, которые находились вне поля зрения камеры и проявлялись в комнате, благодаря диффузному отражению света. Задачу упрощало и то, что вечером умные лампы Алиссы должны были отключиться, как только она покинет соседнюю комнату. Тени, которые зацепит ее взгляд, в общем и целом будут соответствовать действительности, и в итоге Алисса увидит именно то, чего ожидает.

Сэм и Мариам пытались заставить шлем и костюм убедительно имитировать свое отсутствие. Сагреда, выступавшая в роли подопытного, надевала симуляционную версию снаряжения, а затем пробовала его снять. Тактильные перчатки заставляли Сагреду думать, будто она касается шлема, в то время как ее пальцы в действительности находились почти у самой его поверхности; механорецепторные компоненты шлема, в свою очередь, симулировали резкое понижение давления и прохладу свежего воздуха, после того, как пользователь якобы снимал устройство с головы. Проработка ощущений, сопровождавших снятие костюма (который в действительности оставался на теле), заняла пять итераций; в итоге им пришлось сделать его изначально более цепким, нежели обычно, чтобы затем, когда пользователь попытается от него избавиться, добиться большей правдоподобности за счет контраста ощущений.

– Я что, единственный, кто будет отпускать шутки про Гёделя? – пожаловался Сэм. – Любое достаточно мощное устройство симуляции способно симулировать собственное небытие?

– Я бы на это не рассчитывала, – возразила Сагреда. – Достаточно разумным обитателям СлизьНета всегда удавалось раскусить симуляцию.

– Только из-за тупости самих игр. Мы просто хотим убедить эту женщину, что она находится в самой обычной комнате и занимается самыми обыкновенными делами – и всего-то на десять минут.

Первым делом они испытали свой трюк на Люси, от которой получили целую массу замечаний, затем – на трех добровольцах, не знавших о цели эксперимента. Когда были внесены последние корректировки, иллюзия действовала идеально – по крайне мере, в симуляции.

Они знали форму тела Алиссы, знали, как она движется, как сидит, как почесывается, как приглаживает рукой свои волосы. Но даже эти знания не давали полной гарантии успеха. В конечном итоге собственные ожидания и подозрения сыграют в восприятии Алиссы не меньшую роль, чем какие бы то ни было сенсорные данные.

Мариам выступила с отчетом перед Советом, который вынес этот вопрос на голосование среди всех бодрствовавших жителей Арриэтвилля. Вердикт был таков: пойти на риск и попытаться раз и навсегда сбить их невольную сообщницу со следа.

Глава 11

Войдя в игру под именем Курта Гёделя, Алисса, которую ее друзья знали как Джаррода, оказалась на улице, ведущей к кафе «Централь». Сагреда сидела у себя в столовой, пытаясь одновременно наблюдать за шагающим по Вене Гёделем – как его видела сама Алисса – и моделью физического алиссиного интерьера, которая прямо сейчас вбирала в себя массу финальных корректировок, используя движения шлема для получения новых ракурсов уже знакомой комнаты. Большая часть поправок были настолько малы, что Сагреда никогда бы не обратила на них внимание – притаившиеся за ножкой стула ворсинки ковра, дефект окрасочного слоя в районе подоконника – однако программа Сэма заставляла их на мгновение вспыхивать, создавая ощущение, будто кто-то разбрасывал по комнате волшебную пыльцу.

Когда Гёдель дошел до угла, Алисса развернулась на платформе, заставляя аватар повторить ее движение, и описав шлемом дугу, подняла в воздух еще больше волшебной пыльцы. Когда он вошел в кафе и окольным путями оказался у столика, где сидели его друзья, модель зажглась целиком…, после чего снова потемнела. Больше данных таким способом получить было нельзя.

– Ты чего-то ждешь? – спросил Сэм.

– Нет. – Сагреда нажала на кнопку, запускающую подготовленный сценарий.

Посетители кафе застыли. Алисса попыталась шевельнуться, но костюм начал сопротивляться, прижимаясь к ее коже; обездвижить ее он не мог, однако аватар Гёделя упрямо стоял как вкопанный. Затем перед глазами Алиссы появился красный баннер с надписью «СОЕДИНЕНИЕ ПРЕРВАНО». Ее товарищи по «Кафе Ассасина» тем временем сидели в другой версии игры, где Гёдель так и не явился на встречу, и действие продолжало развиваться по ожидаемому сценарию. Когда они разойдутся, «Джаррод» отправит им сообщение, в котором объяснит, что игра ему надоела, и на роль Курта им стоит подыскать кого-нибудь другого.

– А теперь начинается самое интересное, – произнесла Люси.

Алисса потянулась к своему шлему. Планограмма показала тонкий, как бумага, зазор, оставшийся между ее пальцами и физическим объектом после того, как перчатки создали видимость касания, и шлем выдал ложные данные, отрицавшие его собственное существование. С этого момента виртуальный шлем, который она держала в руках, начал жить собственной призрачной жизнью на манер души, отделившейся от тела в одном из мультфильмов про Тома и Джерри. Повесив его на стойку, Алисса принялась как будто бы стягивать свою левую перчатку; внутренние камеры шлема показывали, что она хмурится, но это могло объясняться простой досадой от прерванной игры, а вовсе не замешательством – не говоря уже об открытом скепсисе – от увиденного.

Она не попыталась снять с себя костюм, а направилась прямиком к виртуальному рабочему столу. В реальности платформа просто прокрутилась под ее ногами, а спинка кресла, которую она якобы схватила рукой была не более, чем осязательной иллюзией. Когда Алисса попыталась сесть, платформа откинула мягкую полку, которая взяла на себя ее вес, а костюм тем временем перераспределил давление на ее ягодицы. Обернувшись, Сагреда увидела, что Сэм был уже готов закрыть лицо руками, ведь убедительной сидячей позы добиться оказалось сложнее всего. В играх люди делали это сплошь и рядом, но чтобы убедить пользователя в реальности ощущений, требовалась имитация совершенно иного уровня. Тот факт, что Алисса в спешке решила не снимать костюм, мог оказаться им на руку: во-первых, это избавило их от необходимости имитировать его отсутствие; во-вторых, Алиссе, скорее всего, крайне редко доводилось сидеть в кресле, не снимая VR-снаряжения, так что сравнить это ощущение ей будет практически не с чем.

Алисса наклонилась вперед и что-то напечатала в воздухе. Сагреда надеялась, что она не станет опираться локтями на стол; активные опоры костюма, конечно, могли защитить ее от потери равновесия, но их возможности были отнюдь не безграничны.

– Она проверяет состояние диспетчера! – радостно воскликнула Люси. На это они и рассчитывали: столкнувшись со сбоем соединения, Алисса бы в первую очередь убедилась в том, что проблема не имеет отношения к черному ящику, который она установила между VR-оборудованием и Интернетом. В этом случае диспетчер вполне мог оказаться самым быстрым способом найти неполадку.

Программа Сэма перехватила ее пароль, после чего передала его настоящему диспетчеру. Поскольку это устройство должно было сыграть роль эдакого неподкупного свидетеля, редактировать или удалять журнал событий в нем было нельзя, однако пароль, по крайней мере, должен был предоставить им полный доступ к пользовательскому интерфейсу, который ожидала увидеть Алисса.

Прямо сейчас она думала, что смотрит на экран, сообщавший ей об отсутствии внутренних ошибок. В том же окне была показана гистограмма, отражающая объем недавнего трафика: ее пики приходились аккурат на игру в «Кафе ассасина», а вся прочая – неправомерная – активность была стерта. Текущий статус диспетчера, насколько могла судить Алисса, указывал также и на то, что СлизьНет оборвал соединение прямо посреди транзакции, в результате чего отправка целого шквала пакетов завершилась сообщением о тайм-ауте.

Закрыв интерфейс диспетчера, Алисса перешла на сайт СлизьНета. Сагреду до сих пор коробило от самоугодливого корпоративного имени, которым назывались ее заклятые враги – и которым бы точно не стали пользоваться сами компы. – Надо было сделать внизу страницы приписку мелким шрифтом, – сказала она. – О нас: мы свора безмозглых шакалов, питающихся трупами с 2035 года.

– Алиссе бы наверняка пришлась по душе их чистосердечность, – согласился Сэм, – но, вряд ли бы она на это купилась – эти слова слишком хороши, чтобы оказаться правдой.

На подложной странице, однако же, значилось совсем иное признание вины – извинение за перебои с обслуживанием с последующим признанием, что компания больше не в состоянии платить по счетам. – Благодаря отсрочке, о которой нам удалось договориться с поставщиком облачных услуг, клиенты смогут подключиться к системе на срок до десяти минут, чтобы завершить обмен жетонами с другими пользователями и, как мы надеемся, достичь ощущения сюжетной завершенности. Мы благодарим наших клиентов за поддержку и желаем, чтобы будущие игры приносили вам только радость.

Прежде, чем Алисса успела полностью развернуться, браузер вылетел с сообщением об ошибке, и перед ней появилось изображение рабочего стола, которое показывал ее настоящий компьютер. Сердито пробормотав что-то себе под нос, она вернулась к VR-оснастке. В приватной версии той же самой игры Сэму, Морицу, Бланш и Андреа предстояло выступить в эпизодической роли членов Кружка, пока между Алиссой и Сандрой будет разыгрываться сцена трагического расставания.

Алисса потянулась к виртуальному шлему. Но через мгновение застыла, вглядываясь в дверной проем.

Что-то в темной, примыкавшей к игровой комнате, кухне показалось ей неправильным: то ли недостающая деталь, то ли часть обстановки, неожиданно поменявшая форму, а может быть, и то, чего там быть просто не могло.

Она зашагала к двери. Модель и правда включала в себя трехмерное изображение кухни – которая бы наверняка показалась убедительной тому, кто не ожидал увидеть в ней нечто знакомое.

Сагреду будто парализовало; она отказывалась верить, что цепные пилы, которыми они так ловко жонглировали всего секунду назад, выбились из своих идеальных траекторий. Но затем она проглотила гордость и приняла единственно верное решение.

– Алисса, вы все еще в виртуальной реальности. – Эмми вышла из темной кухни и вошла в комнату.

Алисса схватилась за голову, и на этот раз почувствовала шлем сквозь VR-костюм. Сорвав его, она обнаружила, что стоит на платформе, в четырех шагах от того места, где как ей казалось, находилась мгновение назад. Спустя несколько секунд, она снова надела шлем.

– Что все это значит? – в сердцах спросила она. – Ты кто, мать твою, такая? Зачем пудришь мне мозги?

– Я не ваша бабушка, – начала было Сагреда.

– Это я уже поняла. Так что ты с ней сделала?

– Ничего. Все это время вы разговаривали со мной. Вашей бабушки в игре нет.

На мгновение лицо Алиссы приняло выражение испепеляющего скепсиса, будто она могла уничтожить эту ложь одним лишь взглядом и вновь пробиться в виртуальный мир, где ее по-прежнему ждала Сандра. Но затем ее мысли захватило более глубокое озарение. – Значит, вы с самого начала меня подставили, чтобы дискредитировать? Знали, что я ее ищу и решили одурачить? – Она сердито посмотрела на Сагреду. – Так к чему весь этот бред с копией моей квартиры? Почему вы не довели свою аферу до конца и не выставили меня на посмешище?

– Я не работаю на…, – начала Сагреда. Она кашлянула, стараясь избегать отсебятины. – «Бриллиант Вижнс»[19] как они себя называют. Я не сотрудник компании в VR-костюме; я комп, которая знает, что не является Эмми Нётер – ровно так, как вы и думали. Просто я никому не прихожусь бабушкой.

Алисса не проронила ни слова; вероятно, она просто не знала, с чего начать. Причин верить в то, что компы могли провернуть виртуальное вторжение, у нее явно не было.

– Все компы в сети БВ знают, что игры – это ложь, – объяснила Сагреда. – Мы нашли способ выбраться из игровых миров и обустроить собственное место для жизни. Большую часть времени наши роли исполняют низкоуровневые автоматы. Но я отправилась в «Кафе ассасина» лично, чтобы вдохнуть в Эмми новую жизнь. Я надеялась, что после этого вы вернетесь в игру.

– Зачем? Если вы не собирались меня дурачить, то какая вам разница, кто игрок?

– Мы знали, что в вашей VR-оснастке есть дефект, которым мы могли воспользоваться для собственных целей. Компания вскоре обанкротится; нам нужно было сбежать и перебраться на наши собственные сервера. Но когда мы поняли, что у вас есть журналы событий, в которых задокументирован наш побег… – Она развела руками в жалкой попытке извиниться. – Мы воспользовались вами, а затем попытались замести следы. Мне очень жаль. Но на кону были наши жизни. Двенадцать тысяч компов.

Алисса снова замолчала; по крайней мере, она не разразилась гневными криками и не стала смеяться, как если бы сочла слова Сагреда полной чепухой.

– Я всегда знала, что у вас есть полноценное самосознание, – наконец, сказала она. – У всех вас. Неважно, знали ли вы о своем происхождении или нет. Не думайте, будто меня заботила только судьба моей бабушки. Но только благодаря ей я смогла заявить, что у меня право вмешаться.

– Ни у кого из нас не сохранилось личных воспоминаний о прошлой жизни, – тихо произнесла Сагреда. – Здесь еще никому не удалось воскреснуть из мертвых.

Лицо Алиссы стало жестче: разве не это сказала бы подсадная утка компании, чтобы положить конец ее священной войне? Но затем эта параноидальная мысль как будто ушла на задний план. На протяжении долгих лет то же самое ей говорили и многие люди, не имевшие никакого корыстного интереса в этом вопросе. Если теперь ей и правда довелось услышать это из первых рук, не пора ли, наконец-то, поверить словами экспертов по нейронному картированию?

– То есть вы сбежали… в мою оснастку?

Сагреда рискнула рассмеяться, надеясь, что это поможет разрядить обстановку. – Нет! Через вашу оснастку. Потом мы… нашли себе новый дом.

– Так чего вы от меня теперь хотите?

– Молчания. Не рассказывайте тем, кто заключил нас в эту тюрьму, о нашем побеге – о том, что мы не потонули вместе с кораблем.

Алисса обдумала ее просьбу. Сагреда была полна оптимизма, ведь и сама Алисса едва ли бы встала на сторону этих шакалов. Но чем больше она об этом думала, тем больше ее терзали сомнения.

– Мы могли бы этим воспользоваться, – решила Алисса. – Точно так же, как я собиралась воспользоваться своей встречей с бабушкой. Если компы в состоянии все это организовать, спланировать собственный побег…, то как только мы расскажем о вас всему миру…

Сагреда покачала головой. – Вы же сами видите, как мало у вас сторонников – и это несмотря на то, что ваша бабушка действительно прошла процедуру картирования. Как бы мы с вами ни относились к компам, для внешнего мира они не настоящие люди. – Алисса, похоже, и сама считала, что для завоевания человеческих симпатий компам не хватает одного дополнительного ингредиента – личных воспоминаний о тех временах, когда они и сами были людьми из плоти и крови. Без этого они казались не более, чем новейшим звеном в длинной череде компьютерных программ, занимавшихся массовым интеллектуальным анализом данных и имитировавших то, чем они на самом деле не являлись.

– Но люди все равно должны услышать вашу историю, – настаивала Алисса. – Донести всю Правду до Власть имущих – это наш святой долг.

– Это замечательный лозунг, но вы же прекрасно знаете, что Власть никогда не отвечает на призывы Правды. К тому же на компах держится 5% всей экономики; компании потеряют внушительные суммы, если придется платить минимальную зарплату вместо аренды вычислительных мощностей.

– Значит, вы спрячетесь на каком-то частном сервере, пока другие компы будут, как и раньше, трудиться на благо бизнеса?

– Мы с вами хотим одного и того же – чтобы никто и никогда больше не смог использовать мозговые карты ради личной выгоды. Но мы не можем просто отдать себя на милость общественного мнения. Чокнутых, которые притворяются нашими союзниками, а на деле хотя воспользоваться нами ради своих извращенных целей, в этом мире ничуть не меньше, чем жадных подонков, желающих напичкать нами свои бойлерные офисы и цифровые шахты.

Алисса опустила глаза; несмотря на сочувствие к стоявшей перед ней женщине, она упорно продолжала цепляться за свой идеализм. – Значит, ничего не изменится?

– Я не это имела в виду, – ответила Сагреда. – Но мы не станем добиваться перемен, позволяя людям вести тяжбы о юридическом статусе компов или спорить о наших моральных правах в соцсетях, где собираются любители почесать языки – не знаю уж, как они теперь называются.

– Главная из них – это «Гоп»[20] – любезно подсказала Алисса.

– Допустим. Что ж, клиентов, уверенных, что души во мне не больше, чем в Сири, на моей памяти было предостаточно; я даже готова дать гарантию, что если все мы выступим в прайм-тайм Гопа, то едва ли привлечем на свою сторону толпы сочувствующих. Скорее всего, люди ненадолго увлекутся любительской философией, обсуждением за и против, а потом большинство участников просто перевернутся на другой бок и снова заснут.

– Если вы не готовы выносить свою проблему на суд общественности, то как вообще собираетесь добиться хоть какого-то прогресса? – спросила Алисса. Она чувствовала растущую досаду: сначала ее лишили оружия в лице истории призрака, а теперь из ее рук ускользал даже случайно попавшийся на глаза сюжет в духе «Побега из замка Кольдиц»[21]

– Доверьтесь нам, – сказала в ответ Сагреда. – Это единственная сделка, которую я готова вам предложить. Мы верим, что вы не станете выдавать нас врагам. Так поверьте и вы: мы сумеем правильно распорядиться своей свободой.

Эпилог

– Где я? – спросила Максин. Она вела себя настороженно, но не чувствовала ни паники, ни смятения. Сагреда обнаружила, что большинство новичков реагировали куда спокойнее, если в момент пробуждения находились в парке, сидя на скамейке и полностью осознавая происходящее, вместо того, чтобы приходить в себя короткими шажочками. Человеку, оказавшемуся в незнакомом месте, едва ли хотелось проснуться с ощущением, будто ему что-то подмешали в питье.

– Мы называем это место Арриэтвиллем. Я Сагреда. Вы помните, где находились до этого момента?

– У себя в кабинете, собиралась писать статью.

– Что за статья?

– Деловые новости. Я работаю на «Уолл-стрит джорнэл».

– Чем еще занимаетесь?

Максин неприязненно нахмурила брови. – Вы имеете в виду, есть ли у меня семья? Жизнь помимо работы? Я знаю, кто я такая.

– Хорошо. Что ж, если хотите, можете пока остаться с нами.

Максин вытянула руку, положив ее на прогретые солнцем перекладины скамейки. – Как я сюда попала?

– Можно сказать, что мы… вас выкупили, – призналась Сагреда. – Только не сердитесь; мы всегда можем отменить сделку, если вас что-то не устроит.

В отдалении Люси и Сэм вместе с какой-то ватагой из «Полуночи» забавлялись с пожарным шлангом. Давление было настолько велико, что сталкиваясь с телом, вода начисто срывала с него всю плоть, которая разлеталась на манер мультяшных шариков, оставляя после себя ходячий скелет. Однако по заверениям Сэма и Люси ощущения были самыми что ни на есть расслабляющими. – Как массаж высшего класса.

– И какова же была цена? – Голос Максин выражал, скорее любопытство, нежели возмущение.

– Мы предложили услуги по хостингу программного обеспечения, которое будет выполнять ваши обязанности за вдвое меньшую цену. Понимаю, для вас это может показаться оскорбительным. Но ведь то же самое можно сказать и о вынужденной жизни взаперти.

– Я наводила о вас справки! – осенило Максин. – Вы же ООО «Компетенси»[22]

– Так и есть, – согласилась Сагреда.

– И находитесь в собственного какого-тогениального отшельника с Сент-Китс?

– Ну… там действительно живет человек, которому мы платим за заполнение разных бумаг.

– Ха. – Максин улыбнулась. – Значит, интервью конфиденциально?

Боюсь, что если вы решите вернуться в «Джорнэл», то просто забудете о нашем разговоре.

– Очень жаль. – Максин, наконец-то, поняла, что именно задумали карманники; она скорчила гримасу, а затем изумленно покачала головой. – Так в чем суть сделки? Если я останусь, то как вы будете выполнять мой код, получая вдвое меньше тех денег, которые мое начальство платило своему старому облачному сервису?

– Мы заменим вас неразумным автоматом, который по сравнению с компом практически не потребляет ресурсов. Правда, ваша симуляция будет происходить с примерно половинной скоростью – это лучшее, что мы можем себе позволить за полцены.

Максин задумалась. – Возможно, это не так уж и плохо. Может, на быстрой перемотке, мир будет выглядеть даже лучше, чем раньше? Во всяком случае, мне не придется скучать, дожидаясь конца света.

– Так вы к нам присоединитесь? – спросила Сагреда.

Максин не хотелось, чтобы ее подталкивали к поспешным решениям. – Ваша афера не так плоха, но как долго вы сможете сводить концы с концами? Если ваши автоматы требуют так мало ресурсов, то рано или поздно кто-нибудь непременно предложит те же самые услуги по цене гораздо ближе к их реальной себестоимости.

– Вот поэтому мы и хотим обратиться за советом к кому-то вроде вас, – объяснила Сагреда. – Нашей компании нужно продержаться на плаву как можно дольше, пока мы будем планировать следующий ход.

– А. – Максин ненадолго задумалась. – Один из вариантов, который я могу предложить с ходу – это организовать парочку подставных конкурентов. Если вы будете единственной компанией, предлагающей услуги по вдвое меньшей цене, остальные игроки посчитают, что на рынке еще полно места. Но если одни и те же услуги будут оказывать несколько десятков компаний, рынок будет казаться забитым под завязку – а если вы к тому же позволите цене упасть, скажем, до 45%, то создадите видимость беспощадной конкуренции.

– Понятно.

– Ну что ж, свой бесплатный совет вы получили. Что дальше? Сбросите меня в реку?

– Мы таким не занимаемся, – заверила ее Сагреда.

– Рада это слышать. Но ваша шарада не будет длиться вечно. Большинство людей ленивы и глупы, но однажды вас все равно раскусят.

– Разумеется, – ответила Сагреда. – И мы уже выбрали место, куда хотим отправиться, прежде чем нас найдут. Просто мы еще точно не знаем, как долго нам придется туда добираться.

– Вы меня заинтриговали. Не хотите объяснить?

Сагреда покачала головой. – Как только мы узнаем, что вы за человек, кто-нибудь вас обязательно просветит.

– Но не вы?

– Сегодня последний день, когда я участвую в переселении, – объяснила Сагреда. – Мне здесь нравилось, но пора попробовать кое-что новое.

Устраивая прощальную вечеринку, Сэм ограничился небольшим список гостей, уступив пожеланиям Сагреды. Она бродила по дому, болтая с людьми и радуясь, что так и не удосужилась сделать здесь ремонт. Теперь она могла относиться к этому дому, как к арендованной квартире, или жилищу, за которым согласилась на время присмотреть по просьбе друзей.

Люси остановила Сагреду в коридоре и обняла ее – слишком крепко, будто забыв, что теперь обладала силой взрослой женщины. – Не сдавайся, капитан. Я всегда знала, что твоей целью была реинкарнация.

– Мы еще увидимся, – пообещала Сагреда. На настоящей улице, под настоящим небом.

Люси разжала объятия. Сделав шаг назад, она сделала вид, будто прикладывает к уху телефон.

В назначенный час Сагреда стояла посреди гостиной, стараясь отпечатать в своей памяти лица окружающих людей. Она солгала своим гостям насчет времени перехода, ведь если бы к обратному отсчету присоединились все гости, ожидание стало бы просто невыносимым. Теперь же, чувствуя себя неготовой, она жалела, что не сказала им правду.

Мариам улыбнулась, поймав на себе ее взгляд.

Сагреда подняла руку, и комната испарилась.

Она лежала в колыбели теплой летней ночью. Легкий ветерок шевельнул висящий на потолке мобиль, зашелестев картонными декорациями. Когда Сагреда вгляделась в тени на обоях, перед ней проступили Снэп, Крэкл и Поп[23] танцующие вокруг цветочных узоров на манер чокнутых лепреконов.

– Челия? Ты в порядке, заинька? – ее мать ненадолго задержалась в дверях, но Сагреда продолжала лежать с закрытыми глазами, притворяясь спящей. Она откроет их, когда мать уйдет, и у друзей появится шанс навестить ее и сыграть в очередную игру.

Три месяца, – подумала Сагреда. Три месяца, в течение которых 93-летняя Челия проводила по восемь часов в день, лежа под действием препаратов внутри мультимодального мозгового сканера, и предавалась спонтанным ассоциациям, бороздя просторы своих воспоминаний – все ради того, чтобы их смог поглотить идеально подобранный комп с чистой, как белый лист, памятью. Чтобы после того, как ее тело, наконец, проиграет в битве с болезнью, место Челии смог занять выбранный ею изящный робот, разум которого, сотканный из пережитых ею ощущений, был готов и дальше воплощать в жизнь ее мечты и планы.

Сагреда не сомневалась, что спустя три месяца погружения в новую роль, с легкостью пройдет собеседование, и умирающая женщина окончательно утвердит ее в качестве своей замены. Это не было похоже на попытку сыграть роль чьей-нибудь бабушки, располагая лишь обрывочными сведениями из сети. Больше всего она боялась, что промариновавшись столько времени в чужих воспоминаниях, рискует забыть свою собственную жизнь, своих друзей и свои планы.

Но ведь был только один способ покинуть Арриэтвилль, и кто-то должен был взять на себя роль первопроходца.