1904. Год Синего Дракона

Глава 13

25 февраля 1904 года

Порт-Артур

Над головой, как и вчера, низкие серые облака ползли с востока, и, пойдя над гаванью Внутреннего бассейна, над городом, тяжело переваливаясь через гребень горы Высокая, исчезали на западе. На внешнем рейде гуляла крупная зыбь, подгоняемая холодным, сырым ветром. Волны раскачивали дежурные корабли, а затем, завершая свой бег к берегам Квантуна, дробились мириадами брызг, разбиваясь о прибрежные камни Тигрового и Электрического утёса, о борта затонувших японских брандеров, выкатываясь на пологий галечный пляж бухты Белого Волка. Ветер, дующий с моря, развевал флажки на мачте сигнальной станции Золотой горы и флаги стоящих в гавани кораблей.

Стоящий в глубоком котловане дока высокий корпус трёхтрубного крейсера закрывал от ветра рабочих, суетящихся на лесах у левого борта корабля. Хотя порожденные этим же неприятным ветром сквозняки всё же не позволяли работать в более-менее комфортных условиях. Зато - хорошо раздували уголь в переносной жаровне, установленной на и без того тесных лесах. Но - без неё, увы - никак! 'Заклепки - наше всё!' - пронеслась мысль в голове Вервольфа. Нет, он, конечно, прекрасно знал, что такое электросварка. И неплохо умел ею пользоваться там, в своём мире. И даже вполне мог её здесь организовать. Более того, Володя Капер сей час как раз этим и занимался, сооружая в мастерских сварочный генератор. Но Вервольф на одном из прошлых совещаний высказался категорически против применения сварки для корпусов кораблей. Потому как не было нормальных сварочных материалов. Просто не было. А варить ответственные металлоконструкции электродами из непонятной проволоки с обмазкой мелом на жидком стекле - этого он допустить не мог. Поэтому общим решением сварку решено было применять только для неответственных конструкций или для временного ремонта. И, естественно - для резки металла, что особенно пригодилось при расчистке пробоин от искореженного железа, которое уже невозможно было выправить.

Потому и стояла сейчас на лесах жаровня с разогретыми докрасна заклепками, которыми дюжие молодцы из рабочих-судостроителей и экипажа крейсера сращивали под грохот молотов новый шпангоут, устанавливаемый взамен перебитого взрывом. Весь металл, погнутый, поломанный и порванный взрывом японской мины, был уже вырезан и вырублен из зоны пробоины. Теперь настал черед восстанавливать набор корпуса, броневую палубу, а затем - и обшивку.

Работа спорилась в умелых руках, и Вервольф был вполне доволен. Ещё две-три недели - и 'Паллада' выйдет в море. Да и вообще - за прошедшие со времени первого посещения десять дней на крейсере многое изменилось. И - в лучшую сторону. Даже будучи во многом пессимистом, Сергей это признавал. Сарнавский сумел организовать работы на корабле даже с опережением графика и при этом привел крейсер в почти образцовый порядок. Можно было даже без 'почти' - как для корабля, стоящего в ремонте. При взрыве японской самодвижущейся мины 'Паллада' получила пробоину в тринадцать квадратных метров, а теперь и вовсе, после вырубки и демонтажа всех погнутых листов, стояла посреди дока без тридцати пяти квадратных метров наружной обшивки.

Но не только заметный прогресс в общем состоянии корабля и в ведении ремонтных работ радовал советника. Параллельно с ремонтом на 'богине' выполнялось усиление вооружения. Правда, визуально пока что этот процесс выражался в строго обратном - в ослаблении. С крейсера были уже демонтированы пятнадцать 75-миллиметровых пушек. Сейчас как раз стрела крана переносила с правого борта на площадку у котлована дока последнюю из назначенных к демонтажу, шестнадцатую по счету пушку. Впрочем, у дока сейчас осталось только восемь орудий, считая несомое краном. Восьмерка же пушек, демонтированных первыми, была уже отправлена в минный городок. Причем четыре из них уже стояли на корме французских 'торпиллеров'. Ещё два вчера опробовали стрельбой после установки на двух 'немцах' - 'Бесшумном' и 'Бесстрашном'. Сейчас же у стенки Минного городка на довооружении стояла вторая пара истребителей германской постройки - 'Беспощадный' и 'Бдительный'.

Результатом же этой орудийной вакханалии для 'Паллады' стала полностью разоруженная батарейная палуба. Которая теперь сохраняла своё название лишь по традиции, но не по сути. Даже большинства орудийных портов на ней уже не было - они наглухо зашивались. Проходя по палубам крейсера в сопровождении Сарнавского, Вервольф это всё видел воочию. Тем временем верхняя палуба в тех местах, где ещё недавно стояли четыре кормовых 'семьдесятпятки', усиливалась дополнительными подкреплениями. Именно сюда должны были в скором времени встать шестидюймовки Кане, подтянув вооружение 'богини' к уровню, соответствующему её рангу.

- Семён! Трави конец! - зычный крик откуда-то со стороны носа заставил Вервольфа невольно обернуться, - Да помаленьку, не спеши так шибко! Помаленьку! Так! Так! Хорошо!

Сергей видел, как под эти крики с боевого марса на канатах вниз потихоньку, хоть и с небольшими рывками, спускалась 37-миллиметровая пушка вместе со станком Андреева - простым вертлюгом, крепившимся прямо к стенке боевого марса или к фальшборту. На марсе 'Паллашки' таких 'грозных' орудия было аж целых четыре. Хотя, пардон, уже три. Четвертое как раз опустилось на уровень лееров верхнего мостика.

- Гришка! Оттягивай давай, чего спишь!? Оттягивай живее! - продолжал всё тот же голос.

- Да тяну, дядь Андрей, тяну! - прозвучал в ответ совсем мальчишеский голос, чуть сдавленный напряжением от выполняемой работы.

- Шибче, шибче давай! - всё не унимался старшой, - Во! Вот так! Молодца!

Под эти слова небольшая пушка ткнулась в палубный настил и замерла. Вервольф повернулся к Сарнавскому:

- А что, Владимир Симонович, не жалко расставаться со всей этой артиллерийской бутафорией?

- С этой - уж точно не жаль. Ради четырех хороших пушек - не жаль даже семидесятипятимиллиметровок! Всё же шесть дюймов - есть шесть дюймов. Достойный аргумент против любого вражеского крейсера. А малым калибром - так им же только миноносцы пугать!

- Вы совершенно правы, Владимир Симонович, совершенно! - при этих словах советник улыбнулся.

И было отчего! Раз уж местные командиры, пусть пока и не все, но понимают необходимость изменений на флоте, значит, не всё потеряно. Значит, сможем взять инициативу в морской войне в свои руки. А там, даст Бог - и само море. И превращение 'богинь' из 'вооруженных пакетботов' * в более-менее полноценные крейсера - это один из тех многих и многих шагов, что ещё предстоит пройти эскадре на пути к победе.

(* В среде морских офицеров ещё до войны ходила грустная шутка о том, что 'богини отечественного изготовления' - крейсера типа 'Диана' - отличаются от океанских пакетботов относительной тихоходностью и некоторым количеством шестидюймовых орудий.)

- Ваше превосходительство, разрешите вопрос?

- Конечно, Владимир Симонович! Спрашивайте!

- Отчего не снять весь боевой марс? Лишний ведь вес!

- Лишний-то лишний, да не совсем, господин капитан первого ранга! Дело в том, что есть мысль демонтировать только кормовую половину обшивки боевого марса, а в носовой его части сделать усиленную обшивку и сверху прикрыть противоосколочным козырьком.

- Но зачем, мы ведь демонтировали оттуда всё вооружение? - взгляд Сарнавского выражал неподдельное удивление.

- А затем, мой дорогой Владимир Симонович, что в этом бронированном марсе мы поставим дальномерный пост. Таким образом, мы убьем сразу двух зайцев! Во-первых - обеспечим дальномерщикам прекрасный обзор при более-менее сносной защите, а, во-вторых - разгрузим боевую рубку - там и так в бою люди, как сельди в бочке, не протолкнуться. А дальномер в рубке будет запасным - на случай порчи основного на марсе. Вот так!

- Разумно придумано, Ваше превосходительство! Разумно. Я бы и сам должен был догадаться... - тут Сарнавский лишь развел руками.

- Ничего, Владимир Симонович! Что-то другое придумаете! Главное - не бойтесь проявлять инициативу. Любые полезные предложения должны претворяться в жизнь. Поговорите сегодня с офицерами своего корабля. Особенно - с молодежью. Пусть предлагают свои идеи по улучшению крейсера. А самые толковые из них, уж поверьте, ни я, ни командующий эскадрой не оставим без внимания.

- Непременно поговорю. Сегодня же!

- Вот и отлично! Кстати, раз уж у нас заходил разговор о боевой рубке - пойдемте, посмотрим, что сделано по усилению её защиты.

И, мимо снующих по палубе десятков матросов и мастеровых, Вервольф с Сарнавским направились на полубак крейсера.

Рубка крейсера значительно преобразилась - непомерно широкие визиры канули в небытие. По всему периметру они были закрыты трёхслойным сэндвичем из дюймовых листов корабельной стали, в которых были оставлены лишь узкие смотровые щели. Под грибовидную крышу был приклёпан мощный противоосколочный козырёк, дополненный жгутом из канатов. Второй такой же жгут охватывал рубку ниже смотровых щелей, препятствуя рикошету осколков вверх по вертикальной броне рубки. Дополнительные противоосколочные прикрытия получил и проход между рубкой и броневым траверзом. Вервольф был доволен - Кутейников прекрасно справился с поставленной задачей. По крайней мере - визуально выглядело вполне солидно и надёжно. Осталось только проверить. В бою...

И ещё одна вещь бросилась в глаза советнику. Баковая пушка 'Паллады' выглядела сейчас не совсем так, как в его прошлый визит на крейсер. Правильнее было бы сказать - совсем не так. Ибо вся казенная часть орудия была теперь закрыта коробчатым щитом. Матросы сейчас как раз затягивали болты крепления, выполняя распоряжения находящегося тут же лейтенанта. Старшего артиллерийского офицера 'Паллады' лейтенанта Шеремеьтева Вервольф успел запомнить - за прошлую неделю они уже дважды встречались, обсуждая перевооружение корабля.

- Смир-р-р-но! - пронесся над полубаком голос старшего артиллериста.

Лейтенант и его люди вытянулись в струну при приближении Вервольфа и Сарнавского.

- Ваше превосходительство! Силами экипажа проводим монтаж орудийного щита бакового орудия!

- Вольно! Продолжайте работы!

- Вольно!

Матросы вернулись к прерванному делу, затягивая крепежные болты... Вервольф подошел к Шереметьеву:

- Здравия желаю, Сергей Владимирович!

- Здравия желаю, Ваше превосходительство!

- Ну как, господин лейтенант, новый щит?

- В целом - очень хорош, теперь прислуга орудия будет куда лучше защищена от осколков. Да и комендорам нашим, похоже, по душе пришёлся. Правильно я говорю, Бородин?

- Так точно, Ваше благородие! - раздался откуда-то из недр стальной коробки приглушенный бронёй ответный голос палладинского комендора.

- Это славно! - Вервольф улыбнулся. То, что новое руководство эскадры не гнушается при каждом удобном случае узнать мнение не только офицеров, но и нижних чинов, очевидно, не ускользнуло от внимания офицерского корпуса. Поэтому многие офицеры, а особенно молодежь, стали открыто, не стесняясь, делать порой то же самое. Что ж, первый, пусть робкий, но всё же шаг по преодолению той пропасти, что пролегла во многих экипажах между офицерами и матросами, сделан. А это уже немало... - Сергей Владимирович! Вы что-то говорили о щите, что он хорош 'в целом'. Есть какие-то не совсем хорошие нюансы?

- Да, некоторые крепежные отверстия не совпали, пришлось одни разбивать сильнее, а другие - вообще пересверливать. Но мы уже исправили лекала, остальные щиты должны четко встать на свои места. Ну а первый блин, он - сами знаете... - И Шереметьев развел руками.

- Ну, это ничего. Главное - чтобы не мешал действию орудия и не стеснял прислугу при стрельбе.

- Нет-нет, с этим всё хорошо, Ваше превосходительство!

- Замечательно! Тогда - не смею более отвлекать Вас от работы, Сергей Владимирович! Бог Вам в помощь!

- Благодарю, Ваше превосходительство!

И Вервольф вместе с Сарнавским направился на корму крейсера, к сходням.

Покидая 'Палладу', советник был в целом доволен ходом работ. Продвигались они сейчас быстрее, чем это было в известной Сергею истории. И это при том, что корабль не только восстанавливали после попадания торпеды, но и попутно модернизировали. Конечно, и силы на это были брошены большие, чем в 'их' истории, да и без пары 'волшебных' ускорительных пинков под кое-чей зад в порту не обошлось. Но всё равно - пока что работы шли очень хорошо. Ещё бы прыти добавить нашим 'богиням'. Ведь умудрились же японцы после ремонта разогнать бывшую 'Палладу' до двадцати одного с половиной узла! А тут девятнадцать - за счастье... 'Надо будет что-то придумать...' - пронеслось в голове Советника, пока он шел по набережной Восточного бассейна...

Солнце клонилось к закату. И Порт-Артур готовился пережить ещё одну тревожную военную ночь. Из дневной разведки на внешний рейд вернулись дежурные миноносцы 'Сторожевой' и 'Смелый'.

Низкие силуэты двух соколят теперь дополняли вечерний пейзаж Артурского рейда, как и силуэты двух затопленных сегодня днём пароходов. 'Харбин' и 'Хайлар', подорванные ровно в полдень, своими могучими корпусами должны были защитить фарватер единственного входа в гавань от вражеских атак. Глубина в месте их потопления была не слишком большой и верхняя часть борта, палуба и надстройки выступали над водой, поэтому издали казалось, что корабли стоят на якоре, хотя, на самом деле, они к вечеру уже плотно сели на грунт.

Под тихий перестук керосинового мотора, девятиметровый катер весьма гармоничных пропорций скользил к стоящему недалеко от Тигрового хвоста трёхтрубному крейсеру. Вервольф, сидя на корме катера, смотрел на приближающийся корабль. Изящный форштевень, напоминавший изгиб лебединой шеи, длинный и узкий корпус, приземистый, но всё же более высокий, чем у стоящего рядом 'Новика', с характерными полубаком и полуютом, скорострельные пушки на палубе. Три трубы, элегантно наклоненные в сторону кормы, как и мачты, создавали ощущение легкости и стремительности силуэта корабля. На палубе корабля было заметно оживление - 'Боярин', один из двух быстроходных артурских крейсеров второго ранга, детище датской верфи 'Бурмейстер ог Вайн', - готовился к выходу в море. Обогнув округло-острую крейсерскую корму 'Боярина', катер подошел к трапу правого борта. Как и положено, контр-адмирала принимают на борт с почетного, правого борта. Советник улыбнулся. Всего пара десятков ступеней - и вот он уже на верхней палубе крейсера обменивается приветствием и крепким рукопожатием с Максимилианом Федоровичем. Рядом с Шульцем на линолеуме верхней палубы стоял лейтенант Семенов. Тот самый Владимир Иванович, что в их истории написал знаменитую 'Расплату'.

'Интересно, а как же ты назовешь свою книгу здесь?' - промелькнуло в голове Вервольфа - 'Тоже 'расплата' выйдет, или всё же сподобимся на 'викторию'? Впрочем, оставим эти сантименты на потом, а сейчас дело нужно делать'.

- Максимилиан Федорович, выходим сразу вслед за 'Новиком' и его отрядом. Я вижу, Ваш корабль уже практически готов к выходу.

- Так точно. Сейчас только трап уберем да катер поднимем. Через четверть часа будем готовы сниматься с бочки.

- Хорошо! Действуйте!

Шульц повернулся к стоящему рядом офицеру:

- Мичман фон Берг, трап поднять, катер - на шлюпбалки.

- Есть!

И, уже повернувшись к Вервольфу и Семенову:

- Предлагаю пройти на мостик, господа!

Вервольф шагал по покрытой линолеумом палубе вдоль правого борта крейсера, мимо длинного ряда горловин угольных ям, мимо приютившихся в бортовых спонсонах 47-мм скорострелок. Вот впереди уже отчетливо видны все детали казенника носовой 'стодвадцатки' правого борта. Но они не дошли до неё всего несколько метров - два трапа вверх - и вот уже вся троица стоит на мостике крейсера. Отсюда прекрасно виден весь корабль и всё, что творилось вокруг него. А посмотреть сейчас было на что!

Совсем рядом на такой же бочке стоит 'Новик'. Более приземистый, обтекаемый и более быстроходный собрат 'Боярина'. Он уступает кораблю фон Шульца только в одном - в мореходности. К трапу правого борта сейчас как раз подходит адмиральский катер с 'Петропавловска'. Илья стоит, опираясь на планширь. Не успел матрос на корме катера багром ухватиться за площадку трапа, как высокая фигура в черном, с золотыми погонами на плечах, ловко перепрыгнув с борта катера на трап, понеслась ко ступенькам. Вот уже Эссен и его офицеры вытянулись, приветствуя командующего эскадрой. Адмиральский катер, отвалив от 'Новика', пыхтя угольным дымком из трубы, покатился по гавани к своему родному броненосцу. А на стеньгу 'Новика' тем временем поднимался Андреевский флаг с синей полосой по нижнему краю - вице-адмиральский флаг. Вервольф невольно глянул вверх - на фор-стеньге 'Боярина', выше струившегося из труб дыма, в лучах заходящего солнца развевался флаг святого Андрея с красной полосой понизу. Шульц, перехватив взгляд Сергея, улыбнулся.

- И когда Вы только успели-то, Максимилиан Федорович?

- Так сразу же, Ваше Превосходительство!

Вервольф улыбнулся.

- Миноносцы подходят! - раздался голос Семенова.

Вервольф оглянулся - четыре двухтрубных 'шихаусских' истребителя подходили к 'Новику', занимая место за его низкой кормой. А со стороны Минного городка к 'Боярину' уже приближались четыре 'торпиллера'. Их характерный облик, напоминавший из-за сильно выпуклой палубы спину кита, на которую неизвестный художник-сюрреалист добавил рубки, дымовые трубы и пушки, нельзя было спутать ни с чем. Французы - они и в Китае - французы...

Спустя несколько минут 'Новик' снялся с бочки и плавно ускоряясь, заскользил к выходу из гавани, ведя за собой 'Бесшумного', 'Бесстрашного', 'Бдительного' и 'Беспощадного'. Причем на последних двух кормовые пушки, только-только смонтированные, ещё не были даже испытаны стрельбой. И щиты на них поставить тоже не успели.

Глядя, как 'Новик' и его миноносцы огибают кончик 'хвоста тигра', Сергей почувствовал, как их крейсер вздрогнул и начал медленно разворачиваться, нацеливаясь на выход. 'Боярин' уже снялся с бочки и теперь фон Шульц разворачивал его машинами. Получалось, если честно - не очень... Как и положено представителю высшего сословия знати, 'Боярин' ворочал неспешно. Словно задумавшись. И виной тому было вовсе не имя крейсера, а то, что датчане построили корабль с нормальным вращением винтов 'вовнутрь'. Поэтому крейсер, такой послушный рулю на хорошем ходу, при маневрировании при помощи машин внезапно терял всю свою поворотливость, превращаясь в медлительного увальня. Но вот наконец двуглавый орел на форштевне уже смотрит прямиком на выход из гавани, обе машины уже работают на 'малый вперед' и корабль начинает всё быстрее двигаться к морю. Мимо эллинга, мимо извилистой косы Тигрового хвоста и стоящих у него джонок. Вот уже мимо проплывают входные скалы, бон и бессменный страж прохода 'Разбойник', канонерки и два приземистых силуэта дежурных 'соколов'. Следом за 'Боярином' гуськом скользят по воде серо-оливковые тени 'торпиллеров'. Крейсер вместе с четырьмя истребителями французской постройки составляют второй охотничий отряд. Первый - 'Новик' и четыре 'немецких' миноносца - идет впереди них по протраленному и обвехованному фарватеру. Сергей ещё раз оглядел растянувшуюся вереницу кораблей. Два крейсера и восемь истребителей. Весьма внушительная сила, способная устроить неприятный сюрприз любому, кто рискнёт сунуться в окружающие Порт-Артур воды этой ночью.

Солнце уже ушло за горизонт, когда корабли вышли в открытое море. На мачте 'Новика' взметнулся сигнал 'Отрядам - разделиться!' и следом ещё один 'Удачной охоты!'. В ответ на сигнальных фалах фок-мачты 'Боярина' распустилась разноцветная гирлянда: 'Доброй охоты!'

Сразу вслед за этим два отряда разделились - 'Новик' со своими миноносцами повернул в сторону Дальнего, а 'Боярин' повел свою 'волчью стаю' за Лаотеншань. Для всех в порту корабли уходили на ночную разведку и рекогносцировку. Отряд Модуса - к Эллиотам и в Талиенвань, отряд Вольфа - к северному побережью Квантуна. На самом же деле, новое руководство эскадры спешило максимально использовать то немногочисленное своё послезнание о ходе боевых действий под Артуром, пока их деятельность ещё не слишком сильно изменила канонический ход событий. Насколько помнил Вервольф, Того должен был вот-вот прийти к Артуру для его бомбардировки. Если ему память не изменила (а она в интимных отношениях с другими пока что замечена не была), то должно было это случиться именно завтра, двадцать шестого февраля. А у господина Того всегда была привычка высылать вперед разведку из пары отрядов истребителей. Всегда. В той, известной Сергею истории, это привело к тому, что в ночь перед бомбардировкой отряд русских истребителей под командованием Матусевича и японский первый отряд под командованием Асая устроили друг другу 'тёмную' - полуторачасовую трёпку с ничейным результатом, а вот другой японский отряд под утро перехватил и утопил возвращавшийся из разведки русский миноносец 'Стерегущий'.

Терять свои корабли за здорово живешь никому на русской эскадре, конечно, не хотелось. Особенно попаданцам. Которые, в отличие от остальных, пока что знали, к чему идет. Конечно, подготовка к отражению бомбардировки велась полным ходом. Ибо под соусом 'наличия достоверных агентурных данных' перед Мякишевым, Лутониным и Черкасовым была поставлена вполне конкретная задача разработать и, самое главное, реализовать систему перекидной стрельбы кораблей эскадры с Внутреннего рейда в направлении Лаотеншаня. Осталось отучить легкие силы японцев от привычки шастать по артурскому рейду, как по своему двору. И вот, на очередном вечернем совещании 'коллегии попаданцев', и был разработан план нынешней операции. Суть её состояла в следующем. Насколько помнил Сергей, японцы, приходя на рейд Порт-Артура, вступали в перестрелку с дежурными кораблями и в свете открытых русскими прожекторов получали прекрасную возможность оценить обстановку на Внешнем рейде. А затем уходили в темноту - либо в сторону Лаотеншаня, либо в сторону Дальнего. Поскольку невозможно было заранее предугадать маневр японцев, то решено было создать два 'охотничьих' отряда, которые должны были устроить японцам 'тёмную'. Естественно, посвященными в план операции были только командиры участвующих в ней кораблей...

И вот теперь вышедшие в море отряды разделялись. Каждый уходил в свой район предстоящего ночного патрулирования, а если повезёт - то и охоты.

* * *

Глаза Сейдзиро напряженно вглядывались в ночную тьму. Он, капитан первого ранга Асай, командир Первого отряда истребителей, вел сейчас свои корабли к Внешнему рейду Порт-Артура. Где-то мористее сейчас должен был находиться Третий отряд. У обоих было одно задание - произвести разведку рейда и атаковать вражеские сторожевые корабли. Но пока что получалось выполнить лишь первую часть задания. Находясь во тьме, он смог разглядеть в отсвете периодически работающих русских прожекторов несколько силуэтов, в том числе один явно принадлежал русскому четырехтрубному миноносцу. Ближе подойти пока что никак не выходило - длинные лучи прожекторов вспарывали ночную тьму, прочесывая подходы к рейду. А быть обнаруженным ещё до выхода в атаку - значит сорвать её. В памяти ещё свежи были краски той картины, что он наблюдал несколько дней назад, когда Третий отряд пытался атаковать русские корабли северо-западнее Эллиотов...

Поэтому его корабли сейчас уже второй раз меняли курс, пытаясь остаться незамеченными. А тут ещё, как на зло, на звёздное небо выплыла серебряная лампа Луны. В её тусклом свете показались мутные очертания берегов. Часы показывали два десять. Ночное светило поднималось всё выше, его серебристый свет ложился тусклыми бликами на холодные воды зимнего моря, на горы Квантуна, на поручни мостика миноносца. Асай отдал короткую команду и Хазама Коота, командир флагманского 'Сиракумо' ещё уменьшил скорость. Сигнал тут же передали следующим мателотам. Отряд японских истребителей крался к Артурскому рейду, как барс подкрадывается к своей добыче. Но что-то пошло не так. Толи кто-то из глазастых русских наблюдателей увидел сигналы японцев о уменьшении хода, толи просто по воле случая или какому наитию русский прожекторист решил осмотреть этот сектор рейда, но так или иначе - луч прожектора с Электрического утёса прошелся по волнам в нескольких десятках метров от головного корабля японцев. Следом сюда же потянулся ещё один луч - на этот раз - с Тигрового. 'Сиракумо' резко отвернул влево, уходя в сторону моря. Следом за ним пошли и его мателоты. Японскому командиру совершенно не нравилась перспектива попасть под огонь стоящих на рейде русских канонерок, миноносца (а может - и двух - точно сигнальщики пока не разглядели) да десятков стволов береговой артиллерии ещё до выхода в атаку. Поэтому Первый отряд отходил сейчас подальше в темноту февральской ночи. Хотя, предательский лунный свет не позволял ей стать надежной защитой кораблям Микадо. Слишком неплотной была эта тень...

'Тень... Если бы укрыться в тени от этого лунного света! Но на небе - ни облачка. Ясное. Звездное. С висящей над Квантуном Луной...' - мысли проносились в голове Сейдзиро, - 'Серебристые горы, море под ними, укрытое тенью...'

И тут его словно прожгло молнией: 'Тенью! Море, покрытое тенью от гор Лаотеншаня! Ну конечно - идеальное укрытие для того, чтобы подкрасться к Внешнему рейду Порт-Артура и атаковать кого-то из зазевавшихся русских!'

И 'Сиракумо' повел мателотов к смутно проступавшим на горизонте очертаниям гористого мыса.

* * *

Глаза, уже давно привыкшие к темноте, смутно различали силуэты идущих в кильватере миноносцев. Хотя, правды ради, следует сказать, что реально различить можно было только первых двух. 'Выносливый' и 'Властный' казались тёмными призраками, крадущимися в темноте вслед за крейсером. 'Внимательный' и 'Грозовой' были видны лишь темными бесформенными пятнами в хвосте колонны, сливаясь с густой длинной тенью, которую отбрасывал высокий гористый берег Лаотеншаня.

Шел уже четвертый час ночи, но и на рейде Порт-Артура, и в окружавших его водах было тихо. Ни огонька. Ни звука. Лишь прожектора периодически шарили своими длинными световыми щупальцами по внешнему рейду. И всё. Тишина и мрак.

'Неужели не придут?' - эта мысль вот уже пару часов не давала покоя Сергею, прочно засев у него в мозгу, - 'Неужели канон уже настолько нарушен, что не будет ни ночной разведки японцев, ни последующей бомбардировки Порт-Артура? Возможно. Ведь некоторые события в этом мире изначально отличались от той истории, что мы знали. Так что вполне возможно, что вся эта затея с охотой - зря...'

- Корабль справа по борту! - приглушенный крик сигнальщика заставил вздрогнуть всех на мостике 'Боярина', оборвав невесёлые раздумья. Фон Шульц и Вольф одновременно бросились на правое крыло мостика. Там, где заканчивалась тень Лаотеньшанских гор, среди посеребренных лунным светом волн, в бледном свете ночного светила шел четырехтрубный истребитель. Сергей вскинул к глазам бинокль. Силуэт неизвестного истребителя до боли напоминал русские эсминцы типа 'Сокол' - такой же низкий бак с черепахоподобной палубой, рубка с пушкой сверху, четыре трубы, минные аппараты в корме... Ни дать, ни взять - русский 'соколенок'. Вот только не было сейчас в море ни одного 'сокола'! Ни одного, за исключением тех двух дежурных миноносцев на рейде у прохода в гавань...

- Японцы! - коротко бросил Сергей фон Шульцу.

- Да, Ваше превосходительство, вижу! Корабль - к бою!

Стоявшая у орудий прислуга тут же начала разворачивать орудия, выполняя команды артиллерийского офицера.

А следом за первым истребителем из мрака ночи в лунном свете уже материализовался ещё один четырехтрубный силуэт. Затем ещё один...

Японцы пока что не видели русский отряд, крадущийся в тени берега. Они шли по длинной дуге, очевидно сами намереваясь скрыться в тени от лунного света и затем уже, вдоль берега, выйти к рейду Порт-Артура.

- Три румба вправо, цель - головной! - раздавались на мостике отрывистые команды фон Шульца.

Предстоял бой на контр-курсах. Скоротечный и стремительный, в котором решающее значение имеет огневая мощь кораблей и скорострельность их орудий - ведь после первого огневого контакта противники могут просто потерять друг друга из виду. Даже после довооружения, русские эсминцы уступали своим японским визави по весу бортового залпа. Но у игроков из отряда под Андреевскими флагами в этой ночной партии был свой 'джокер' - крейсер 'Боярин'. Шульц выводил свой корабль в атаку на идущую навстречу японскую колонну, стараясь максимально сократить дистанцию до того, как их обнаружат. Чтобы бить наверняка, почти прямой наводкой. 'Выносливый' и 'Властный' повернули вслед за крейсером, 'Внимательный' и 'Грозовой' же исчезли из виду, и оставалось только надеяться, что они не отстали в темноте, а тоже повернули вслед за головными кораблями.

Вот уже всё ближе на волнах граница тени, пока что надежно укрывающая русские корабли от японцев. Те, похоже, действительно пока что не подозревают о присутствии русских кораблей совсем рядом. Сжав поручни ограждения мостика, Вольф пристально наблюдает за низкими серыми силуэтами вражеских истребителей, подсвеченных бледным лунным сиянием. Вот их головной истребитель отклоняется немного вправо, очевидно намереваясь войти в тень чуть ближе к рейду Артура. 'А может, всё-таки, заметил нас?' - проносится в мозгу шальная мысль. Но дальнейшие рассуждения внезапно прерывают вспышки и гром по корме 'Боярина'.

'Выносливый', а затем и 'Властный' ощетиниваются кинжалами пламени, которые выплёвывают жерла их скорострелок в сторону японцев. Всё! Дальше ждать нет смысла!

- Огонь! - разносится над мостиком команда фон Шульца и тут же тонет в грохоте выстрелов. Вспышки на мгновение ослепляют, а хлёсткий звук неприятно бьёт по ушам, привыкшим к тишине за часы, проведенные в ожидании вот этой самой минуты.

Вот он, момент истины!

Идущий головным японский истребитель исчез за стеной всплесков, но сквозь каскады опадающих брызг были видны несколько ярких вспышек - очевидно - попадания. Остальные же три неприятельских миноносца, открыв прожектора, принялись шарить их лучами по морю в том направлении, где сверкали вспышки выстрелов. Первым в световой капкан японского боевого фонаря попал 'Выносливый'. И тут же вокруг головного русского миноносца начали вырастать фонтаны воды. Следом осветили 'Властного', беспрестанно бьющего по головному японцу. 'Боярин' успел сделать ещё один залп из темноты, пока, наконец, прожектор концевого японца не осветил и его.

Сейдзиро Асай проклинал коварных гайдзинов самыми страшными словами, какие только знал самурай. Вокруг его корабля сейчас бушевал маленький филиал преисподней - взрывы русских снарядов, шум опадающих водяных столбов, вой проносящихся осколков, стрельба собственных орудий - всё это сливалось в какую-то жуткую какофонию на фоне светового шоу из вспышек выстрелов и лучей прожекторов. Цельной картины происходящего не получалось - вспышки выстрелов лишь на миг вырывали из тьмы отдельные участки палубы и группы людей у орудий. По правому борту в темноте сверкали ярко-желтые молнии - это русские корабли вели огонь по его отряду. Вот 'Асашио' и 'Касуми' последовательно поймали лучами своих боевых фонарей два русских истребителя. Стоящий рядом с Асаем капитан-лейтенант Хазама Коота бросал флагманский 'Сиракумо' из стороны в сторону, уклоняясь от русских снарядов. Пока что это ему удавалось. Хоть корабль и получил несколько попаданий, но серьезных повреждений пока что не было. Если не считать разбитый прожектор и нескольких раненных. И тут концевой 'Акацуки' осветил головной русский корабль. Намного более крупный и высокий, нежели у миноносца, корпус, три трубы. Русский крейсер второго ранга. Кошмарный сон японских миноносников. Флагманы двух отрядов - русского и японского - сейчас находились на траверзе друг друга, расходясь на расстоянии восемь, от силы - десять кабельтовых с суммарной скоростью в сорок узлов. Борт 'Боярина' озарился целой гирляндой вспышек. Два снаряда крейсера легли почти у самого борта 'Сиракумо' с недолётом, один с противным фырканьем прошел в паре метров над кораблём, а четвертый попал в кормовую трубу, пробил её навылет, загнув слегка набок, и взорвался уже почти за бортом. Его тяжелые, увесистые осколки прошлись по палубе японского истребителя. Асай услышал, как после взрыва где-то на юте миноносца раздался высокий пронзительный не то вопль, не то - вой, который, впрочем, очень быстро затих. Сейдзиро повернулся к командиру корабля:

- Коота, лево на борт, уходим отсюда! Это ловушка!

Словно подтверждая его слова русский малокалиберный снаряд ударил в щит носовой трёхдюймовки 'Сиракумо'. Чугунная граната не разорвалась при пробитии щита, лишь расколовшись на несколько частей. Но этого оказалось вполне достаточно - обезображенное тело японского артиллериста, с практически снесенной напрочь головой, в страшном кульбите полетело за борт.

- Есть, лево на борт!

И 'Сиракумо', выбрасывая из труб снопы искр, заложил крутую циркуляцию влево.

- Да погасите ж вы этот чертов фонарь! - фон Шульц не выдержал, когда 'Акацуки' в очередной раз провел лучом своего прожектора по мостику 'Боярина'.

Японская колонна круто поворачивала в сторону, пытаясь выйти из-под обстрела невесть откуда взявшихся русских кораблей. Дымящийся 'Сиракумо' умело увернулся от большинства русских снарядов и сейчас пытался раствориться в темноте, уводя за собой остальные истребители. Но русский отряд не думал отпускать противника. Почувствовав вкус крови, торпиллеры сейчас били по проходящим мимо них японцам на пределе скорострельности своих орудий. В 'Асашио' и 'Касуми' летели горячие русские гостинцы калибром в 75 и 47 миллиметров. Вот погас прожектор третьего японского корабля, буквально через несколько секунд на идущем вторым 'Асашио' последовательно сверкнуло две вспышки разрывов - одна между труб, вторая где-то в районе мостика, и его боевой фонарь также погас. Японские корабли, описывая крутую дугу на полном ходу, выбрасывая искры из труб, прорывались сквозь частокол всплесков на юго-запад, пытаясь оторваться от русских и раствориться в спасительной темноте ночного моря. Пушки 'Боярина' били по концевому японцу, каждые десять-пятнадцать секунд озаряя море вокруг крейсера яркими вспышками. 'Боярин' довернул вправо, пытаясь совершить классический охват хвоста японской колонны и ни на минуту не прекращая огонь по огрызающимся японским истребителям. 'Акацуки', получив два попадания, наконец догадался погасить свой прожектор, притягивавший снаряды к кораблю, словно магнит.

- Наконец-то! - выдохнул с облегчением Вольф, которому слепящий свет здорово мешал ориентироваться в окружающей обстановке. Они с фон Шульцем стояли на открытом мостике, поскольку из боевой рубки сквозь её узкие прорези рассмотреть хоть что-то в этой мешанине вспышек орудийных выстрелов, всполохов попаданий, ослепляющего электрического света прожекторов было просто нереально.

- Теперь главное - не потерять японцев в темноте! - процедил сквозь зубы фон Шульц.

- Да, нужно сбить ход хотя бы одному, Максимилиан Федорович!

- Сейчас организуем, Ваше превосходительство! - и повернувшись к рубке, - два румба вправо, самый полный вперед!

Нос крейсера покатился вправо, ложась на курс, параллельный головному японцу, уже почти скрывшемуся в темноте. Изогнутый лебединой шеей форштевень 'Боярина' резал волны, распахивая надвое темную воду, на которую ложилась струящаяся вдоль бортов белоснежная пена. Сам крейсер, слегка приподнявший полубак и словно присевший на корму, выбрасывающий винтами высокие буруны, со стороны сейчас чем-то напоминал гидроплан, начинающий разбег для взлёта. Впрочем, подобную ассоциацию он мог бы вызвать только у кого-то из попаданцев, если б хотя бы один из них мог видеть 'Боярина' со стороны. Но... единственный гость из будущего в этом квадрате моря сейчас стоял на мостике самого крейсера, а все остальные участники разворачивающейся у берегов Лаотеншаня драмы пока что не видели в своей жизни ни одного гидроплана даже на картинке. Да и слова такого ещё не знали...

- Огонь по головному!

Через несколько секунд баковое орудие 'Боярина' с грохотом и ослепительной в темноте вспышкой послало свой 'привет' японскому флагману. Чуть погодя полыхнули огнём бортовые стодвадцатки. Старарт крейсера нащупывал дистанцию до головного японца. Сергей, опираясь на слегка вибрирующее ограждение мостика, вглядывался в темноту. Там, где смутно угадывался темный силуэт японского эсминца, один за другим поднимались водяные всплески. Вот первый упал с недолётом. Затем, похоже, перелёт. Теперь снова недолёт, но уже ближе к японцу...

А за кормой 'Боярина' светопреставление продолжалось - хоть крейсер и перенес свой огонь на головной японский истребитель, но и без того, концевому кораблю японской колонны сейчас доставалось больше всего - после того, как впередиидущие мателоты довернули вслед за флагманом отряда, на 'Акацуки' сосредоточили свой огонь практически все русские истребители, огибавшие по дуге хвост японской колонны.

Суецуги Наодзиро, лейтенант Японского императорского флота и командир истребителя 'Акацуки', бросал свой корабль из стороны в сторону, пытаясь уклониться от сыпавшихся градом русских нарядов. Иногда ему казалось, что море буквально кипит вокруг, но, хвала Аматерасу, несмотря на то, что уже несколько раз русские снаряды били по корпусу и трубам, истребитель всё ещё сохранял скорость и управление. Эти чертовы северные варвары, подобно ночным демонам, свалились на их голову, явившись прямо из ночной тьмы. А ведь всего месяц назад сам Наодзиро вот так же, вынырнув из темноты на своём истребителе, атаковал ничего не подозревающих гайдзинов на внешнем рейде Порт-Артура. Тогда они взорвали три русских корабля. Хотя могли бы больше. Куда больше... И вот этой ночью богам стало угодно, чтобы они с противником поменялись местами.

'Акацуки' сейчас остервенело отбивался от русских истребителей, сосредоточив свой огонь на концевом вражеском корабле. Но тут сработало банальное численное превосходство стволов, бьющих по концевому японцу. Чей-то удачный снаряд вывел и строя рулевое управление японца во время маневра уклонения. И теперь 'Акацуки', двигаясь на скорости за 25 узлов, не поворачивал влево, как остальные корабли японского отряда, а потихоньку покатился вправо, прямо к концевому русскому - 'Грозовому'. Суецуги ругался, на чем свет стоит в синтоистской мифологии, но был бессилен - корабль не слушался руля, стремительно сближаясь с русским истребителем. Сойдясь на дистанцию чуть-ли не пистолетного выстрела, два противника теперь кромсали друг друга снарядами своих орудий.

Наодзиро видел, как один из его снарядов взорвался в самой середине выпуклого борта русского истребителя, потом ещё один - ближе к корме. Но вот над палубой русского полыхнула вспышка. Не один год прослужив на миноносцах, Суецуги знал этот пороховой всполох очень хорошо. Именно так труба минного аппарата выплёвывает во врага свою смертоносную сигару. Русский стал медленно отворачивать влево - очевидно - также лишился управления. Но всё внимание Наодзиро теперь было приковано к тёмным водам, разделявшим стремительно расходящиеся кораблики. Где-то там, среди холодных волн, неслась к неуправляемому японскому истребителю стремительная тень смерти. Безжалостная и неотвратимая. Вот она! У всех на палубе 'Акацуки', кто видел приближающийся пузырчатый след мины, казалось, остановилось дыхание. Тускло сверкнув меж волнами своим темным корпусом, похожая на гигантского угря мина пронеслась буквально в трёх метрах за кормой японца и исчезла в темноте. Суецуги облегченно выдохнул. Но тут, после очередного глухого удара в корпус 'Акацуки', чуть позади труб из открывшегося люка машинного отделения вверх ударила шипящая струя пара. Даже сюда, на мостик, были слышны страшные в своей безысходности вопли машинной команды, которая сейчас варилась живьем в жуткой пароварке машинного отделения... Обменявшись ещё несколькими выстрелами, противники потеряли друг друга в темноте. Постепенно замедляясь, 'Акацуки' затерялся в тени берега Лаотеншаня.

Не обращая особого внимания на события, происходящие в хвосте колонны, 'Боярин', дрожа всеми заклепками корпуса, мчался вперед по ночному морю, выплёвывая металл и огонь из жерл своих орудий в сторону головного японца.

- Да что ж такое-то?! - сквозь зубы процедил фон Шульц, - Всё никак не накроем!

- Да, уходит чертов японец, - не отрывая взгляда от смутного четырёхтрубного силуэта, несущегося сквозь столбы всплесков, констатировал Сергей, - Уходит, сучий потрох!

- И маневрирует знатно, шельмец!

Над мостиком, противно жужжа, пронеслась японская граната. Ещё через миг вторая такая же ударила в носовую часть крейсера. Коротко взвыв, форс осколков, отраженный бортом корабля, ушел вверх с характерным неприятным свистом. Который тут же утонул в раскате выстрела бакового орудия.

- Ещё и кусается, блоха японская! - выругался Сергей.

- Уйдет ведь! Как пить дать - уйдет! - фон Шульц от отчаянья хлопнул ладонью по ограждению мостика.

- Максимилиан Федорович, а ведь японцев-то только трое осталось!

- Верно! Но и нашего 'Грозового' не видно.

- Точно. Отстал где-то. Или дерется один на один с четвертым японцем.

- Это вряд ли! Не видно вспышек от стрельбы. Наверное - поврежден и отстал. 'Выносливый' вон смотрите - тоже курс с трудом держит. Должно быть - досталось на орехи! Флагман Матусевича и впрямь периодически рыскал то влево, то вправо, пытаясь не отстать от 'Боярина' и сохранить своё место в строю. Да и за следующим за ним 'Властным' тянулся белёсый дым - очевидно, и ему досталась порция японских угощений.

- Максимилиан Федорович! Смотрите - а третий-то япошка - аккурат у нас на траверзе! - и Вольф протянул руку с биноклем, указывая на идущий менее, чем в миле, 'Касуми', - Может ну его, головного-то! Раз такая мишень сама в прицел просится?

Шульц лишь на мгновение прищурился, ещё раз прикинув расстояние до головного японца и до 'Касуми'.

- Алеамбаров! Цель - третий японский истребитель. Огонь по готовности!

- Есть!

Через пятнадцать секунд громыхнул залп 'Боярина' и четыре водяных султана, намного более высоких, чем всплески от 75-миллиметровых снарядов, выросли у борта японского истребителя. Третьим залпом 'Касуми' был накрыт. Открыв прожектора, 'Боярин' перешел на беглый огонь на поражение.

Ослепленный ярким светом, капитан-лейтенант Осима Масатаге попытался вывести свой корабль из-под удара. И это ему почти удалось. Почти...

Наблюдая в бинокль залитый электрическим светом силуэт истребителя, Сергей видел, ка один за другим у самого борта 'Касуми' в носу поднялись фонтаны водяных брызг. Как минимум - одна подводная пробоина японцу была обеспечена. Японец резко рыскнул вправо, пытаясь сбить пристрелку, но через несколько секунд яркая вспышка в районе третьей трубы, обозначила место нового попадания. За 'Касуми' тут же потянулся густой шлейф белого пара. Следом - два близких падения снарядов из стодвадцаток и почти одновременно - небольшая вспышка в районе мостика - кто-то из русских миноносцев всадил свою порцию металла в японский истребитель. Тот остервенело огрызался, но ещё через минуту в теряющий скорость корабль попал очередной 'привет' с 'Боярина'. Аккурат над ватерлинией. В машинное отделение. Словно пытаясь не остаться в долгу, кормовая пушка японца выбросила кинжал пламени в сторону русских кораблей.

Почти одновременно с этим очередной снаряд с крейсера пробил навылет вторую трубу 'Касуми', но так и не разорвался, ещё один упал у самой кормы миноносца, скрыв её в фонтане водяных брызг, а вот следующий... Огромный огненный цветок распустился на палубе японского истребителя, разбросав во все стороны раскаленные докрасна обломки, словно гигантский фейерверк. Вот цветок оторвался от искорёженной палубы корабля, превращаясь постепенно в огненный шар вперемешку с дымом и поднимаясь всё выше. Вокруг истребителя в воду падали обломки, поднимая десятки фонтанчиков. И только сейчас до 'Боярина' долетел звук страшного взрыва.

- Не иначе - в минный аппарат угодило! - резюмировал фон Шульц.

- Да, похоже, япончик - отбегался! - произнёс Вольф, глядя, как горящий истребитель постепенно теряет скорость.

Оглушенный страшным взрывом, Осима всё же удержался на ногах. И теперь с высоты мостика смотрел, как на корме его корабля разгорается пожар. Языки пламени плясали между искорёженных листов палубного настила. Вывернутая под неестественным углом площадка кормового мостика, заваленная влево четвертая труба и ствол кормовой трёхдюймовки, глядящий куда-то вниз и за корму дополняли картину хаоса и смерти. И струя пара, бьющая в темное ночное небо откуда-то из огромного пролома в палубе.

На мостик с трудом поднялся человек, которого Масатаге не сразу узнал. Обваренный паром, в лохмотьях обгорелого платья, с разбитой головой - вид его был ужасен. Это был Минамизава Ясуо - механик истребителя. С трудом удерживаясь на ногах, он даже не сказал - прохрипел:

- Котёл номер три пробит, обе машины разбиты, господин капитан-лейтенант. Корабль полностью без хо...

Осима успел подхватить потерявшего сознание механика и аккуратно положил того на мостик. Рядом с телом убитого рулевого.

Стоявшая перед мостиком пушка коротко рявкнула, посылая свой снаряд в сторону русского крейсера. Но свет прожектора слепил артиллеристов и вряд ли они смогли попасть. Да и не тот это калибр, чтобы серьезно навредить противнику. Но Осима не стал останавливать своих артиллеристов. Он прекрасно понимал, что это - конец. Осталось только правильно уйти в вечность... Впереди идущие корабли отрывались от русских, ускользая из расставленной ловушки и уходя в темноту. Значит, нужно задержать гайдзинов как можно дольше. Нужно драться до последнего. Остальное уже не важно. Носовое орудие успело ещё дважды выстрелить по противнику, прежде чем взрыв очередного снаряда разметал его прислугу.

Следующего взрыва русской гранаты Осима Масатаге уже не почувствовал - как и подобает самураю, он сложил свою жизнь в бою...

- Задробить стрельбу! Орудия -на ноль! - распоряжения фон Шульца летели над мостиком крейсера, - Сигнальщикам - усилить наблюдение! Сигнал Матусевичу - прикрыть крейсер!

Сергей же в это время безмолвно смотрел на плоды разработанной ним же самим операции. Не далее, как в кабельтове от останавливающегося 'Боярина' всё глубже оседал в воду японский истребитель. Совсем недавно гордый стремительный корабль, теперь он представлял собой страшную картину - освещаемый всполохами огня, с искорёженными надстройками, пробитыми трубами, окутанный клубами дыма и пара, он всё быстрее садился кормой в холодные воды Желтого моря.

- Машины стоп! Моторный катер - на воду!

Для Сергея команды фон Шульца звучали сейчас, как акустический фон финального акта драмы под названием морской бой. Глядя, как горстка уцелевших японских моряков собралась на палубе у мостика тонущего миноносца, Сергей испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, он был несомненно рад победе над врагом. С другой стороны - вид этих несчастных, оборванных и израненных людей вызывал какое-то смутное чувство жалости. Они честно выполнили свой долг перед своей родиной. Но - проиграли. Единственное, на что они могли сейчас рассчитывать - это на милость победителей. В той, известной Сергею истории, утром, после этой вот самой ночи, вот также, среди волн холодного моря, погиб русский миноносец 'Стерегущий', до конца исполнив долг служения Родине, до последней возможности сражаясь с врагом...

Застучал мотор, оторвав Советника от философских размышлений, и катер, отвалив от борта крейсера, устремился к миноносцу, который всё ниже опускал корму и всё выше поднимал над волнами свой острый форштевень. Вот вода уже потоками вливается через огромные пробоины в палубе корабля. Через минуту, встав почти вертикально, 'Касуми' ушел под воду, оставив на поверхности волн лишь плавающие обломки да головы уцелевших моряков...

Через несколько минут с катера на палубу 'Боярина' подняли четверых японских моряков. Офицеров среди них не было...

- Вспышки слева по борту! - крик сигнальщика заставил перейти на другое крыло мостика.

Да, так и есть - на востоке видны слабые всполохи. Не иначе - и у Ильи рыбка клюнула.

- Похоже, отряд 'Новика' тоже кого-то встретил, - произнес фон Шульц, - Идем на помощь?

- Нет, Максимилиан Федорович. Пока не будет трех ракет - мы в тот район не сунемся. Не хватало ещё на дружественный огонь нарваться в темноте.

Ещё на обсуждении предстоящей операции были четко обозначены зоны маневрирования для обоих отрядов. И, поскольку распознавание своих кораблей ночью весьма затруднительно, то решено было, что отряды могут входить в 'чужую' зону только по запросу о помощи. Таким сигналом сегодня служили три сигнальные ракеты.

- Отходим на исходную позицию, к Лаотеншаню. Может отставшего 'Грозового' найдем.

- Есть, Ваше превосходительство!

- И пусть сигнальщики будут повнимательнее - не известно где бродит потерявшийся четвертый японский истребитель. Не хватало ещё мину в борт получить!

- Есть! - фон Шульц повернулся к вахтенному начальнику - Сигнальщикам - усилить наблюдение за морем! ...

Истребитель безвольно раскачивался на длинной, пологой волне, пока его экипаж пытался устранить наиболее критичные повреждения. Чтобы восстановить управление потребовалось не так много времени, но вот запустить правую машину смогли не сразу. Теперь командир 'Акацуки', должен был принять решение, как выбираться из той ловушки, в которую попал его корабль. Пока что он находится в тени под самым берегом Лаотеншаня и русские его не обнаружили. Но это всё - пока. На юго-западе до последнего времени были видны вспышки выстрелов и лучи прожекторов - значит - там продолжали бой его товарищи по Первому отряду. Значит - именно там находится и русский крейсер, чуть не приговоривший его корабль четверть часа назад. На юго-востоке тоже видны вспышки, да и русские на рейде всполошились, прожектора заработали усиленно - очевидно, это Третий отряд вступил в перестрелку с кем-то из противников. Значит - туда тоже нельзя. И где-то сзади в темноте болтается поврежденный русский истребитель. Где он сейчас - на западе, юго-западе или юге - об этом остается только гадать. Оставался единственный относительно безопасный путь - пройти ещё милю вдоль берега на восток, до траверза западного берега бухты Белого Волка, а потом - на юг на максимально возможной скорости. Так можно было прорваться в открытое море. Не будучи замеченным ни с наблюдательных постов Тигрового и Золотой горы, ни с кораблей противника.

Суецуги Наодзиро принял решение, и "Акацуки" под одной исправной машиной пошел в тени Лаотеншанских гор к бухте Белого Волка.

Третий отряд истребителей Первой эскадры Соединенного флота этой ночью состоял из четырёх кораблей - помимо наспех подлатанного после боя с русскими кораблями флагманского 'Усугумо' и уже привычных 'Синономе' и 'Сазанами', в кильватере шел четвертый корабль, родной брат 'Синономе' - истребитель 'Акебоно' - приданое усиление из состава Второго отряда истребителей. Цучия Микикане периодически с тревогой поглядывал на новичка своего отряда, но тот пока что довольно четко держал своё место в строю. Спина, контуженная в прошлом бою, начинала предательски ныть - очевидно, к ухудшению погоды, но виду Микикане не подавал. Ни к чему стоящему сейчас рядом на мостике лейтенанту Масуда знать о слабости командира. Тем более, если это - последствие не совсем удачного решения командира в прошлом бою. Решения, уложившего на госпитальную койку прежнего командира 'Усугумо' капитан-лейтенанта Ояму. Корабли Цучии подошли к Артуру чуть позже, чем корабли Первого отряда. Поэтому истребителей Асайя на южных подходах к рейду они уже не застали. Очевидно, Асай избрал какой-то иной путь для атаки русских. Что ж! Тем лучше для отряда Цучии - больший простор для маневра и полная свобода действий. Задачами отряда на эту ночь была атака русских сил при их нахождении на рейде, при их же отсутствии - провоцирование береговых батарей и дежурных кораблей на напрасную стрельбу и выбрасывание снарядов в море. Другими словами - игра на нервах русских. Те дежурные корабли, что Микикане увидел на рейде у входа в гавань Порт-Артура, явно не тянули на цель, достойную риска проведения минной атаки. К тому же, отсутствие поблизости Первого отряда могло говорить о том, что его командир уже принял решение атаковать. Значит - не стоит ему мешать. Пусть этот выскочка Асай, критиковавший его, Цучию, за непродуманную атаку русских крейсеров 22 февраля, теперь сам отведает, каково это - идти на готовые к отражению атаки корабли. Нет, он, Цучия, конечно, благодарен Асаю за то, что тот мастерски прикрыл его отход, а если точнее - то бегство от 'Новика' в тот день, вызвав огонь на себя. Но всё же не нужно было вот так, открыто, критиковать решение Цучии об атаке... Микикане сжал поручни мостика со всей силы. Так, что заболели пальцы. Чёртовы гайдзины! Ничего! Сейчас мы поиграем у вас на нервах! И он повернулся к Масуде:

- Приготовить к сбросу световые буи!

- Есть!

Через минуту с кораблей Третьего отряда в воду начали сбрасывать небольшие буи. В каждом из них был установлен патрон фосфористого кальция. При контакте с водой он загорался ярким мертвенно-бледным пламенем. Группа огней, появившихся внезапно на рейде Артура, не могла не привлечь внимание русских наблюдателей. На то и был расчет - либо гайдзины откроют стрельбу и напрасно будут бросать в море свои снаряды, либо пошлют в разведку кого-то из дежурных кораблей. Чем может для одинокого русского миноносца или канонерской лодки закончиться встреча в темноте с четырьмя японскими истребителями - догадаться не сложно...

Прожектора тут же вытянули свои длинные щупальца по направлению к огням, мерцавшим среди тёмных волн. Не найдя ничего, достойного внимания, световые лучи принялись обшаривать прилегающую к буйкам водную гладь. Вот один из лучей прошелся по идущему вторым 'Синономе', выхватив на миг его двухтрубный силуэт из тьмы. Тут же второй луч метнулся к отряду Цучии, через минуту нащупав концевой 'Акебоно'. Первый же прожектор в это время успел поймать и почти тут же потерять головной 'Усугумо' и следовавшие за ним 'Синономе' и 'Сазанами'. Следом на берегу замелькали вспышки и в море поднялось несколько фонтанов. Довольно далеко от истребителей Цучии. Но стрельба велась русскими артиллеристами как-то слишком уж вяло и неторопливо - два-три выстрела, потом, очевидно, поправка прицела - опять выстрел-два. В общей сложности, выпустив десятка два снарядов, береговые батареи прекратили огонь по неясно видимой цели. Правда, дежурные миноносцы русских отошли от берега и встали чуть мористее, правда, всё-ещё под надежным прикрытием береговых орудий, так что желания их атаковать у Цучии не возникло. Хотя, может стоит попытаться выманить их дальше в море? Заодно и подразнить ещё раз береговые батареи...

- Вспышки на левом крамболе! - крик сигнальщика оторвал Микикане от раздумий.

Действительно - на юго-западе мелькали зарницы орудийных выстрелов. Причем - стрелял явно не одиночный корабль, а целый отряд. Что ж! Значит Асай добился своего, значит поймал в ловушку кого-то из дежурных кораблей русских. Опять ему повезло! Раз так - нужно и себе попытаться кого-то из стажей порт-артурского рейда завлечь под снаряды и мины. Описав широкую петлю, Третий отряд истребителей развернулся на обратный курс. Ещё через несколько минут отряд Микикане повернул прямо ко входу в гавань Артура. Нужно посильнее разозлить русских. Чтобы кто-то из них, в азарте боя, погнался за японцами в море, навстречу своей смерти. Вот они уже пересекли линию плавающих буёв, приближаясь к Артуру. И вот тут их, наконец-то, заметили. Прожектора метнулись к ним, сначала один, затем - и другой, намертво вцепившись в головной 'Усугумо'. Вновь рявкнула где-то на берегу пушка и фонтан вырос почти прямо по курсу японского отряда. Затем - ещё один. Ближе. Прожектора здорово слепят, так что не разобрать, что происходит на внешнем рейде Порт-Артура, но, кажется, один из русских миноносцев двинулся им навстречу. Клюнул! Третий фонтан вырос ещё ближе к головному японскому истребителю. В принципе, русским можно даже не менять прицел - 'Усугумо' сам подставится под следующий выстрел. Пора отворачивать!

- Лево на борт!

Почти на полном ходу корабли Цучии принялись отворачивать от Артура, направляясь в темноту открытого моря. Вот уже последний его мателот - 'Акебоно' начал разворот на обратный курс. Прожектора русских теперь освещали его, поэтому стало возможным немного осмотреться и разобраться в окружающей обстановке. Русский миноносец, заложив крутой поворот вправо, похоже, возвращался на исходную позицию. В любом случае - в погоню он не пойдет. Нужно придумать какой-то другой фокус, чтобы его выманить. Но судьба не дала на это времени.

- Корабль слева по борту! - крик сигнальщика заставил Цучию вздрогнуть.

Но то, что он увидел в следующее мгновение, бросило его в холодный пот. Из мрака ночи на них шел трёхтрубный корабль, чьи стремительные обводы были слишком хорошо знакомы Микикане. Ещё с прошлой их встречи. Из тьмы, рассекая волны своим острым форштевнем, на них шел 'Новик'.

Открыв прожектора, русский крейсер обрушил огонь своей артиллерии на японские корабли. Но не только он - из темноты на отряд Цучии выплескивали яркий электрический свет ещё четыре прожектора. Значит - 'Новик' здесь явно не один. И эта четверка не только освещала японцев. Целый град малокалиберных снарядов обрушился на концевые истребители Третьего отряда. Вода вокруг них буквально кипела.

Повернув 'все вдруг' вправо, Цучия пытался вывести свои корабли из-под губительного огня, чтобы потом оторваться, пользуясь преимуществом в ходе. И это ему удалось. В том смысле, что все его корабли одновременно отвернув, начали уходить на юго-запад, подальше от Порт-Артура. Но в эту ночь в отряде Цучии был и 'не его' корабль. 'Акебоно' чуть замешкался с поворотом, за что тут же и поплатился. Микикане видел, как отставший корабль попал под сосредоточенный обстрел всего русского отряда. В принципе, для японца хватило бы и четверки 'шихаусских' миноносцев, но, когда кроме 'подарочков' калибром в 75 и 47 миллиметров прилетают ещё и гостинцы в сто двадцать, то дело идет значительно веселее. Тем более, что комендоры 'Новика' имели куда больше практики, чем артиллеристы того же 'Боярина'. Получивший три сокрушительных попадания, окутавшийся паром, 'Акебоно' стал быстро отставать от остальных истребителей, попав в цепкие лапы четырех русских миноносцев. 'Новик' же продолжал преследовать Цучию, ведя огонь из бакового орудия по уходящим в ночь истребителям. Снаряды визжали вокруг японского флагмана, но, очевидно, Аматерасу решила, что одного жертвенного агнца из Третьего отряда будет вполне достаточно в эту ночь. Через несколько минут, разрядив по уходящим японцам все орудия правого борта, 'Новик' повернул туда, где всё ещё огрызался угодивший в ловушку 'Акебоно'. Правда, огрызался он всё реже и реже...

Навалившись на изуродованное ограждение мостика и зажимая рану в боку, капитан-лейтенант Куцуми Ясао обвел взглядом свой корабль. Пробитая во многих местах и залитая кровью палуба тускло блестела в электрическом свете прожекторов. Разбитые утлые шлюпки, лохмотья парусиновых коек, искореженные минные аппараты, подбитые орудия, рядом с которыми - тела убитой прислуги. Пробитые трубы, из которых валил дым вперемешку с паром, поднимаясь в высокое звездное небо... Вокруг то и дело поднимались столбы воды, лопались снаряды русских миноносцев, попадая в его корабль, стонали раненные, свистели и выли осколки, с глухим ударом высекая искры из металлических частей, оказавшихся у них на пути или заставляя вскрикивать от боли, вонзаясь в живую плоть. 'Акебоно' был обречен. Хоть крейсер и не остановился для того, чтобы их добить, это наверняка сделают четыре русских истребителя. Тем более, что из всей артиллерии исправно действовала только одна бортовая 57-миллиметровая пушка под мостиком да кормовая трёхдюймовка. Поредевшим расчётом последней командовал офицер. Без фуражки, с перевязанной какой-то тряпкой левой рукой. Несмотря на расстояние и слепящий свет русских прожекторов, Ясао узнал его - это был мичман Сима Юкичи. Обессиливший от потери крови, упал рулевой - последний, кроме Куцуми, человек на мостике, ещё державшийся на ногах. С трудом оттащив рулевого в сторону, капитан-лейтенант сам встал к рулю. Впрочем, толку от штурвала всё равно уже не было - даже если рулевое управление ещё и было исправно, в чем Ясао сильно сомневался, то корабль, потерявший ход и еле ползущий по инерции, всё равно уже не слушался руля. Из-под мостика рявкнула пушка, послав очередной снаряд во врага. Ясао грустно улыбнулся. Его моряки сражались с упорством обреченных, но исход боя давно уже был предрешен. Взгляд скользнул по глядящей куда-то в небо искалеченной носовой пушке, по телам её расчета, так и оставшегося на своём посту среди искореженного металла палубного настила и оборванных лееров, по изуродованному мостику, по слепому, разбитому прожектору. Опираясь на ставший бесполезным штурвал, Куцуми повернулся к корме - туда, где раз за разом била по неприятелю кормовая трёхдюймовка. Вот что-то яркое полыхнуло на палубе в корме, и орудие замолчало. Неужели всё? Ясао посмотрел на столбы дыма и пара, поднимавшиеся в высокое небо. Иногда из пробитых труб истребителя вырывалась одинокая багровая искорка и устремлялась куда-то ввысь, тая где-то там, среди звезд. Словно душа ещё одного японского моряка возносилась к вечному покою... А над всем этим, в темном бескрайнем небе, безразлично взирая на море, плыл бледный диск луны. Сознание услужливо извлекло из памяти строки Ёса Буссона:

'В одиночестве

Как никогда оценишь

Дружбу с луной'

Кормовая трёхдюймовка вдруг ожила - Ясао увидел, как возле неё, пошатываясь от контузии, копошился Сима Юкичи. Хромая, кто-то из матросов подтащил ему очередной патрон. Несколько секунд - и кинжал пламени вылетает из ствола орудия в сторону гайдзинов. Кормовой трёхдюймовке тут же вторит орудие из-под мостика. Бой продолжается. И дешево победу врагу отдавать никто не собирается... Яркий свет внезапно залил всю носовую часть 'Акебоно'. Два мощных прожектора, бьющие откуда-то с левого крамбола, превратили ночь в день. И тут же высокий столб воды вырос в двух десятках метров от борта истребителя. Следом ещё один такой же, но уже ближе. Затем - удар, где-то в самом носу, у форштевня. Раскаленные искры металлических обломков веером разлетаются в черном небе. Куцуми выпрямился, насколько смог, держась правой рукой за штурвал, чтобы не упасть. Вот теперь - точно всё... Этот свет и тяжелые снаряды означали только одно - 'Новик' вернулся к месту боя, чтобы добить свою жертву...

Превозмогая боль и с трудом наводя поврежденное орудие, Сима Юкичи едва не упал на скользкую от воды и крови палубу, когда два удара почти одновременно встряхнули весь корпус 'Акебоно'. Снаряды попали куда-то в район мостика. По крайней мере именно там Юкичи видел две яркие вспышки. После этого орудие из-под мостика уже больше не стреляло. Очевидно, либо подбито окончательно, либо все погибли. 'Что ж, скоро настанет и наша очередь...' - пронеслось в голове мичмана. Раненный матрос притащил ему ещё один патрон. Последний. Юкичи с трудом зарядил его единственной здоровой рукой и принялся наводить орудие куда-то в сторону прожектора. Поврежденный механизм наводки работал рывками и со скрежетом пережёвываемого металла, но ещё работал. Только бы успеть... Удар вновь потряс корпус истребителя. Откуда-то из недр котельного отделения вверх ударила ещё одна шипящая струя пара. Выстрел! Орудие рявкнуло и так и осталось в положении отката. Всё, похоже - накатник накрылся! Сима опустился на палубу, прислонясь к тумбе орудия. Рядом, у борта вырос очередной фонтан, окатив его и сидящих рядом двоих матросов ледяными брызгами. Волны уже начали перекатываться через палубу. Значит, ждать осталось недолго. Из открытого люка машины выбрались на палубу двое - перепачканные, опаленные и оборванные, они никак не походили на бравых военных моряков. Вот кто-то пробирается по палубе, пытаясь добраться до кормы. Но вдруг у самого основания третьей дымовой трубы вспыхивает яркое желтое пламя, и тело моряка, как безвольная тряпичная кукла, летит за борт. Через секунду туда же, в холодные темные волны, падает и сбитая дымовая труба. Что-то металлическое звонко бьет по и без того искорёженному щиту орудия. Но мичман уже не обращает на это особого внимания. На палубе истребителя осталось пятеро живых человек. Пока ещё живых. Но все прекрасно понимают, что это - конец.

Четверых-пятерых,

Что плясать ещё не устали,

Озаряет луна...

- Прекратить огонь!

Илья молча взирал с мостика крейсера на тонущий японский истребитель. Здесь не было ослепительно-яркого взрыва мины или глухого утробного взрыва парового котла. 'Акебоно' просто тонул, черпая воду многочисленными пробоинами и увлекаемый ко дну страшной тяжестью металла. Тонул почти на ровном киле - лишь в последний момент корма поднялась вверх, сверкнув пером руля, и тут же скрылась в волнах.

Через несколько минут со шлюпок на палубу 'Новика' подняли пятерых японцев. Двое из них, включая мичмана, были без сознания...

Одинокий истребитель шел в полной темноте под самым берегом Лаотеншаня к бухте Белого волка. Идя под одной правой машиной, 'Акацуки' то и дело пытался уйти влево, к берегу. Суецуги Наодзиро уже несколько раз корректировал его курс пытаясь и остаться в узкой полоске тени под берегом, и, одновременно, не выскочить на прибрежные камни. Полоса тени становилась уже и уже - горы на берегу становились всё ниже по мере приближения к бухте Белого волка. Ещё два-три кабельтовых - и нужно поворачивать вправо, покинуть спасительную тень и попытать счастья в прорыве в открытое море. Вспышки за кормой прекратились - значит, корабли Первого отряда оторвались от русских. А вот на востоке бой ещё продолжался. Жаль, что его корабль не сможет дать полный ход - для исправления машины понадобится, как заверил механик, не меньше нескольких часов. Поэтому придется прорываться под одной машиной. Это двадцать узлов, не больше. Но, другого выхода всё равно нет.

- Буруны прямо по курсу! - крик сигнальщика грубо прервал размышления о предстоящем прорыве.

Наодзиро увидел впереди, не далее, чем в сотне метров, светлый узор пены, окружавший темную гряду камней. Она тянулась, похоже, от самого берега, местами едва возвышаясь над водой, а кое-где скрываясь в волнах. 'Акацуки' шел прямо на неё.

- Право на борт!

Нос корабли покатился вправо, но слишком медленно. Он точно успеет увернуться от расположившейся прямо перед ним каменной гряды, но тут правее Суецуги увидел ещё одну груду камней. Она едва возвышалась над водой, и, будь волнение на море сильнее, её, конечно же, заметили бы намного раньше. А теперь на циркуляции, нос истребителя катился прямёхонько на неё. Правда, между двумя этими грядами оставался почти кабельтов свободной воды.

- Лево на борт!

Рулевой с бешеной скоростью стал вращать штурвал в противоположную сторону. Влево 'Акацуки' начал ворочать значительно веселее. Словно сам понимал, что от этого зависит сейчас его спасение. На скорости почти в восемнадцать узлов детище верфи Ярроу под японским флагом влетело в узкий пролив между двумя каменными банками отмели Кай-ио-шо. Ещё через несколько секунд хрящ, ракушки и галька морского дна начали обдирать водоросли и краску с днища истребителя. Проскрипев металлом по камню, 'Акацуки' замер с дифферентом на корму и креном на правый борт.

Наодзиро поднялся с настила мостика, потирая ушибленное при падении плечо.

- Осмотреться в отсеках! Доложить о повреждениях!

Он оглянулся - из труб истребителя в небо улетали целые снопы искр - это горела сорвавшаяся от резкого сотрясения сажа, предательски выдавая их местоположение. Но, хвала Аматерасу, скоро искры погасли и всё вокруг вновь погрузилось в темноту...

...

- Затоплений нет, котлы и правая машина исправны!

- Самый полный назад!

Винт бешено замолотил воду, и её мутный бурлящий поток понесся вдоль правого борта истребителя, вымывая песок и ракушки из-под кормы корабля. Но корпус не сдвинулся и на сантиметр. Вновь и вновь Суецуги давал задний ход, но, похоже, 'Акацуки' плотно засел в этой природной западне. Как же обидно! Ускользнуть из расставленной русскими ловушки чтобы вот так бездарно сесть на мель! До рассвета меньше часа. Если не удастся снять корабль в ближайшие полчаса, придется взорвать его. Корпус чуть вздрогнул, и дифферент на корму немного увеличился. Неужели получается?

Луч сигнального фонаря уперся прямо в мостик 'Акацуки'. И затем замигал, передавая азбукой Морзе сигнал. Сначала на английском, потом на японском, хоть и с ошибками, но разобрать удалось: 'Сдавайтесь или будете уничтожены!'

- К орудиям! За императора! Банзай!!! - только и успел скомандовать Суецуги.

- Банзай!!! - пронеслось над палубой обреченного истребителя и десятки рук вознеслись к темному, холодному и безразличному зимнему небу.

Слепящий свет больно резанул по глазам, заставив зажмуриться. И тут же последовало рычаще-шипящее: 'р-ра-атш - бум!' Столб сверкающих ослепительных брызг вырос под самой кормой миноносца. И ещё. И ещё. И снова. Разлетелась воющими осколками рваного железа верхушка четвертой трубы. Вскрикнув порванными струнами антенны, рухнула за борт перебитая мачта. Комендоры приникли к своим орудиям, подносчики торопливо тащили патроны, спотыкаясь, падая. Иногда - чтобы уже не подняться никогда. Несколько чугунных гранат лопнули на палубе истребителя, калеча своими крупными, тяжелыми осколками всё, что попадалось на пути - палубное оборудование, дымовые трубы, орудийные станки, человеческую плоть. А затем на палубу истребителя обрушился ливень. Из свинца.

Пулемет системы Хайрема Максима - страшная вещь. Жуткая. Машина для массового убийства людей. Первое в истории оружие массового поражения. Каждая секунда стрельбы - это десяток пуль калибра в три русских линии, посланных во врага. На боевом марсе 'Боярина' таких машин смерти было две. С возможностью их свободного перемещения на любой борт...

Тяжелые свинцовые пули щелкали по палубе миноносца, пробивая легкие конструкции или превращаясь в брызги раскаленного металла при попадании в более массивное железо. Иногда уже после того, как прошли через ещё живую плоть...

Огрызнуться в слепящий белый свет комендоры 'Акацуки' успели лишь несколько раз...

Наша жизнь - росинка.

Пусть лишь капелька росы

Наша жизнь - и все же...

- Каков счет от мясника? - поинтересовался Илья.

- Повреждены 'Выносливый', 'Властный' и 'Грозовой'. Последний - особенно сильно. Вернулся на одной машине, и та работает с перебоями. Один 'Внимательный' отделался легкими царапинами.

Илья пристально вглядывался в силуэты торпиллеров, медленно идущих к Минному городку. В свете разгорающегося утра даже отсюда, с мостика 'Петропавловска', было видно, что храбрым корабликам здорово досталось этой ночью.

- А что по людям?

- Матусевич ранен в руку и легко контужен. Двое нижних чинов убито, двадцать два - ранено. Такой вот счет от мясника, Ваше превосходительство...

- У меня в отряде - двенадцать раненных. Убитых, слава Богу, нет. Но трое раненных - очень тяжелые. Корабли серьезных повреждений не имеют, хотя несколько заплаток на паре 'немцев' появятся по итогам сегодняшней ночи. Да и 'Новику' пробитую трубу залатать нужно.

- А улов?

- Потопленный японский контрминоносец. И пятеро пленных японцев. А у тебя?

- Потопленный истребитель 'Касуми'. И засевший на камнях под самым берегом 'Акацуки'...

- Загнали на берег?

- Да нет. Похоже, он сам по дурости на мель напоролся, пытаясь тихонько уйти после полученных повреждений.

- Не увидел берег?

- Не то, чтобы берег. Чуть западнее бухты Белого волка довольно далеко в море выдается каменистая отмель с банкой Кай-ио-шо на конце. Торчит от берега под прямым углом, как оттопыренный палец. Вот на неё-то он и нарвался. А мы его случайно засекли. Мы ж возле этого района место сбора кораблей отряда перед возвращением на рейд назначили. Ну и пришли туда ожидать потерявшегося 'Грозового'. Сначала было, подумали, что это наш миноносец на камнях засел. А потом силуэт разглядели - японец! Ну и прошлись по нему частым гребнем пушек и пулемётов.

- Сильно поврежден?

- Визуально - не очень.По крайней мере - пробоин не много, и почти все - над ватерлинией. Затопления - только в двух отсеках, до уровня нижней палубы. С приливом нужно будет попробовать снять. Корвину будет шикарнейший подарок для его пропаганды.

- Что, японцы не взорвали свой корабль?

- Не успели. Сразу не подорвали, а потом уже некому было. В плен только восемь кочегаров попало. Могло бы быть десять, но двоих, бросившихся вплавь к берегу, наша противодесантная партия встретила... Уже на берегу... в итоге - живой остался только один. Так что девятый японец где-то у сухопутных сейчас. А палубная команда - вообще вся в винегрет... Вервольф поморщился, вспоминая вид японского истребителя.

- Что, всё так плохо?

- Илья, ты знаешь, я видел в своей жизни достаточно смертей. Но то, что творилось на палубе 'Акацуки' - это просто маленький филиал Армагеддона. Палуба вся была багровая. Про руки-ноги-головы отдельно от туловищ я уже молчу. Мы, когда с Семеновым поднялись на борт японца, просто остолбенели от увиденного. Я-то, с дуру, 'Маузер' свой изготовил, ещё когда подходили на катере. Типа на абордаж собрался идти. Корсар хренов! А там и первого катера с ребятами мичмана Денисова вполне хватило бы. Чтобы кочегаров вытащить на свет божий. В общем, скажу тебе, дерутся желтолицые парни отчаянно. Все остались на своих постах. До последнего. На 'Касуми', кстати, такая же петрушка была. Даже после взрыва минного аппарата продолжали отстреливаться. И ни один офицер не спасся.

- Ясно. У нас такая же история. 'Акебоно', а если верить пленным, то это был он, тоже дрался до последнего. Из офицеров - один мичман спасся, правда, его спасли матросы - он сам без сознания. Не знаю, выживет ли. Но ребята отчаянные, тут ты прав.

- Нужно дать крейсерам два часа отдыха. Если Того заявится в гости, 'Новик' с 'Боярином' нам понадобятся.

- Да, я уже распорядился. Пока ты на катере добирался.

- Это хорошо. Потому как парни измотались здорово за ночь...

- Зато каков результат!

- Хорош результат, не спорю. Но второй раз японцы на такую удочку не поймаются. Нужно будет что-то другое думать.

- Придумаем.

- Конечно. Куда ж мы денемся?!

- Вот именно.

Трёхтрубный высокобортный крейсер неторопливо катился к выходу из гавани, направляясь на внешний рейд.

- Смотрю, 'богиня охоты' уже направляется на свой пост?

- Да, Серег, уже пора готовить ковровую дорожку для встречи дорогих гостей.

Вервольф машинально взглянул на часы - действительно, пора!

- Слушай, есть предложение! Как только 'Силач' оттащит 'Грозового' к причалу, послать его - пусть с приливом попытается стянуть японца на глубокую воду! Даже если не сможем отремонтировать - всё равно трофей-есть трофей. Микадо от злости съест свой веер!

- Хорошо, так и сделаем. Если Того не помешает.

- Добро! - Вольф улыбнулся, - Тогда я погнал на Лаотеншань. Казачки вон уже лошадей приготовили. И Мякишев уже на причале. Так что мне - пора. Береги тут себя!

- И ты тоже будь осторожен!

- Обязательно! Я ж в землю зароюсь так, что никакой японский черт меня там не найдет!

Пожав адмиралу руку, Сергей понесся с мостика флагмана вниз по трапам...

Проводив товарища взглядом, Илья смотрел, как разрезая подсвеченные взошедшим солнцем волны, в море выходил тральный караван. Обычное, рутинное ежедневное траление внешнего рейда. После напряженной, страшной ночи, оказавшейся для многих последней ночью их жизни, начинался погожий, тихий и ясный день. Двадцать шестой день февраля. Тридцать первый день войны...