10000 лет во льдах

ПОЛЕТ НА ПОЛЮС

как Филип Холл достиг края земной оси

Прошло всего четыре дня с тех пор, как я получил от мистера Эйткена рукопись, содержащую удивительные откровения Филипа Холла, и я все еще размышлял о странных открытиях, которые он сделал, и гадал, будет ли получено еще одно сообщение на тему путешествия, которое он намеревался предпринять, когда в мою дверь постучали, и вошел парень в черной рубашке и синем комбинезоне, руки и лицо которого свидетельствовали о его близких отношениях с литейным бизнесом, и вручил мне пакет от мистера Эйткена. Очевидно, подумал я, Холл преуспел в своем предприятии и прислал отчет о нем, как и обещал, и, отпустив парня, я принялся изучать содержимое пакета. Сначала было письмо от Эйткена и письмо от Холла, вложенное в тот же конверт. Письмо Эйткена гласило следующее:

"Литейный завод Циклоп, 24 сентября 1879 года.

Дорогой сэр:

В приложении к письму я передаю вам очередное сообщение, только что полученное от мистера Филипа Холла, о котором прошу позаботиться, как и о предыдущем.

Искренне ваш, Эндрю Эйткен".

Далее я прочитал письмо Холла:

"Найтс Ферри, 23 сентября 1879 года.

Мистеру Эндрю Эйткен, Железный завод Циклоп:

Дорогой сэр:

Во исполнение договоренности, я посылаю Вам рукопись с описанием путешествия, которое я только что успешно совершил, и прошу опубликовать ее в том же журнале, что и мое предыдущее сообщение, чтобы не нарушить связь между ними. Я намерен вскоре прибыть в Сан-Франциско на своем воздушном корабле для демонстрации его работы, когда я, вероятно, дам вам дальнейшие заказы на машины, в более широком масштабе. Пожалуйста, отправьте в Окдейл два подшипника, того же диаметра и образца, что вы поставили в прошлый раз, а также тяжелый гаечный ключ, и всего вам доброго.

Искренне Ваш, Филипп Холл."

Затем я развернул и прочитал:

СООБЩЕНИЕ.

В конце моего последнего рассказа я упомянул, что предложил Ачинклоссу сопровождать меня на моем воздушном корабле в путешествии, которое будет сопряжено со значительной степенью риска, и что, когда он выразил готовность сделать это, я отправился в Найтс-Ферри в моей легкой повозке, чтобы купить некоторые вещи, которые были необходимы, поскольку мы предполагали отправиться рано утром следующего дня. Около восьми часов я вернулся, и у дверей меня встретил Ачинклосс, который вышел, чтобы помочь мне с грузом. Выгрузив хлеб, сухари и различные виды консервированных деликатесов, а также немного вина и спиртного, я разложил шесть бизоньих плащей и столько же теплых одеял.

– Вот это да, босс! – воскликнул Ачинклосс, – Будем этим пользоваться во время путешествия? Тут достаточно одеял даже для Северного полюса.

– Рад, что вы так думаете, – ответил я. – как раз туда мы и собираемся.

– Черт возьми, – ответил он, выдувая из своей трубки облако необычайных размеров. – полетим куда скажешь.

– Эти плащи и одеяла – лучшее, что я мог достать, Джим. Я довольно хорошо обчистил магазин в Ферри, – сказал я, когда мы вошли в дом и сели.

– Для тела они достаточно хороши, – ответил Ачинклосс, – но как насчет ног? Если мы попробуем жить в тех широтах без надлежащей обуви, то очень скоро у нас не останется ни ног, чтобы стоять, ни рук, чтобы работать с механизмами.

– Нам не придется много ходить, – ответил я. – Мы можем сделать грубые мокасины из плащей, подбитых одеялами, которые, я думаю, хорошо послужат нам, но я предлагаю остановиться в одном из поселений Компании Гудзонова залива или в какой-нибудь деревне эскимосов, если нам повезет найти такую, чтобы купить более подходящую одежду. Мы не смогли бы получить ничего лучше этих даже в Сан-Франциско, если только делать специально на заказ. Основной причиной, по которой я взял с собой такой запас спиртных напитков – это бартер. Деньги в тех пустынных краях почти ничего не стоят, а поскольку природа в северных широтах жаждет алкоголя, я решил, что спирт даст нам то, что мы хотим, быстрее, чем что-либо другое. Я также не хотел откладывать путешествие на более поздний срок, так как завтра наступит равноденствие, и наступит шестимесячная полярная ночь. Однако, вылетев вовремя, мы сможем, если не произойдет что-либо исключительное, совершить путешествие к полюсу и обратно под постоянным солнечным светом, что во многих отношениях будет нам на руку. Я остановлюсь там лишь настолько, чтобы приблизительно определить путем наблюдений истинное положение крайней точки земной оси, где прекращается суточное вращение, и отметить это место каким-нибудь знаком, видимым будущими исследователями. Это будет тонкое дело, поскольку компас и хронометр будут бесполезны – первый из-за возмущающего влияния магнитного полюса в этих высоких широтах, второй, потому что долгота в окрестностях полюса равна нулю и несущественна для моей цели. Полярная звезда, будь она видимой, была бы ошибочной предпосылкой для выводов, поскольку она составляет угол 1°25' с осевой линией нашей планеты. Поэтому я должен полагаться лишь на два солнечных наблюдения – одно из них проводится для определения, в качестве предварительного шага, моего широтного расстояния от полюса, другое – для определения истинного времени полудня или полуночи, чтобы зафиксировать направление меридианной линии, проходящей через полюс. Найдя таким образом, во-первых, расстояние от полюса, а во-вторых, направление, в котором он находится, мы должны полагаться в остальном на мертвый отсчет. Если бы у нас было время, мы могли бы точно определить его положение по обычным правилам геодезии. Как бы то ни было, скорость нашего судна должна быть мерой расстояния, и чем точнее мы оценим этот элемент в нашем расчете, тем ближе мы приблизимся к истинному результату. Я, однако, не опасаюсь допустить ошибку более чем в одну милю, или около минуты градуса.

Акинлосс выслушал предыдущие замечания с серьезностью, но без особого интереса.

– Ладно, босс, – сказал он, вынимая трубку, чтобы сплюнуть, – я не сомневаюсь, что вы сможете это сделать, хотя для меня это все – словно говорить по-гречески. Человек, который может построить воздушный корабль и отправиться на нем на Северный полюс, может быть уверен, что найдет его, когда прибудет туда. Я не так много знаю об астрономии или геодезии, но когда вы говорите о технике, я в теме. Есть несколько небольших вопросов, которые я хотел бы задать вам, прежде чем доверить свою тушку этому путешествию. Я не боюсь изменения металла от сжатия на холоде, потому что когда я монтирую что-либо, я всегда оставляю запас на расширение или сжатие, но как насчет ваших зарядов? Вы уверены, что у вас их достаточно? Было бы грустно остаться без топлива на Северном полюсе и умереть от голода, как Франклин или эскимосы. Ответьте мне на этот вопрос, а остальное я возьму на себя.

– Наше утреннее испытание показало, что после того, как мы достигли достаточной высоты, наше прямое движение по воздуху осуществляется со сравнительно небольшими затратами энергии. Давление в 60 фунтов, при 200 оборотах горизонтального винта в минуту, будет поддерживать скорость около 140 миль в час, при расходе десяти зарядов в минуту. Я уверен, что смогу увеличить скорость до 200 миль в час при расходе 12 зарядов в минуту, что составит 720 штук в час. Мы загрузили, как вы знаете, 30 000 зарядов с пушечным порохом, а сегодня утром не использовали и 300. Таким образом, у нас осталось достаточно снарядов, чтобы продолжать движение в течение 41 часа, что при нашей расчетной скорости 200 миль в час покрывает суммарное расстояние в 8300 миль. Это расстояние, как я вам покажу, доставит нас к полюсу и обратно, причем с большим запасом. Мы находимся на 37° 50' северной широты – следовательно, в 52° 10' долготы от Северного полюса. Считая, грубо говоря, 69 статутных миль на градус, мы имеем суммарное расстояние более 3 650 миль, чтобы добраться туда, или общее расстояние 7 300 миль, чтобы пролететь туда и обратно. Это оставляет запас в 1000 миль, или пять часов, на случай аварии. Если мы не сможем набрать расчетную скорость или, набирая ее, израсходуем больше расчетного количества топлива за первые три часа пути, я обещаю вам повернуть назад и отложить поездку до тех пор, пока мы не будем обеспечены всем необходимым.

– Я все понял, – сказал Акинлосс. – Когда мы стартуем?

– Завтра утром, на рассвете – в половине четвертого.

– Тогда давайте ляжем спать.

День разгорался над холмами и равнинами округа Станислаус, когда после торопливого завтрака мы укладывали в судно вещи, которые я купил накануне вечером. Мы также перенесли нашу печку и надежно закрепили ее на полу каюты, навалив при этом почти целую вязанку дров для топлива. Два десятигаллонных бочонка с водой дополнили наш запас. Я установил небольшой, но прекрасно оборудованный компас со всеми современными приспособлениями в носовой части каюты, где он был наиболее удален от влияния железа, а рядом с ним – очень хороший хронометр. Последний показывал без пятнадцати минут двенадцать, когда Ачинклосс, стоявший у двигателя, включил воздух, и под огромной тягой горизонтального пропеллера наше судно с шумом поднялось вертикально в воздух. Что сейчас, что до этого мы успешно избежали чужих глаз. Молотьба зерна на равнинах под нами была в основном завершена, и в этот час утра все люди были на завтраке. Только два паровозных свистка, поданных кочегарами, разжигающими огонь, возвестили о том, что некоторые стога поблизости еще не обмолочены. Без пяти минут пять барометр, висевший на стене каюты, показывал высоту в две тысячи футов. Самым заметным объектом под нами была река Станислаус, то терявшаяся между обрывистыми скалами, то ярко сверкавшая, когда она извивалась по открытой местности к югу. Другие объекты еще не начали принимать четкие очертания, хотя восточный горизонт был окаймлен все расширяющейся желтой полосой. Я велел Ачинклоссу опустить руль и кормовой винт, и, когда он отрегулировал храповик, передающий мощность на последний, в состоянии судна произошли те же изменения, которые я описывал ранее. Под действием нового импульса мы понеслись по воздуху с такой скоростью и таким образом, что, если бы не видимое движение предметов на земле внизу, можно было бы поверить, что мы сами неподвижны, но внезапно попали под удар мощного урагана. В мои обязанности входило присматривать за конденсационным цилиндром, в то время как Акинлосс занимался двигателем, рулем и движителями. Клиновидная форма судна и каюты не позволяла нам испытывать ни малейшего неудобства от сопротивления атмосферы, так как все части, кроме той, что ближе к корме, были защищены от ее воздействия. Движущаяся под нами панорама стала казаться чрезвычайно красивой.

Я намеревался держаться примерно в районе, лежащем между 120-м и I22-м меридианами долготы, отклоняясь от курса строго на север, когда это было необходимо, чтобы избежать гор. Поэтому мы прошли в северо-западном направлении через Фармингтон и Линден, пересекли реку Калаверас в 5:04, Мокелумне в 5:10, Косумнес в 5:14 и в 5:20 были примерно в пяти милях к востоку от Сакраменто. Эти точки я хорошо знал и, ориентируясь по хронометру, точно определял время прохождения. Держась выше Антилопы, Линкольна и Уитленда, мы достигли Мэрисвилла и бассейна реки Фезер в 5:33. Оровилль был достигнут в 5:40, Чико – в 5:47, а восход солнца, который должен был залить нас, когда мы поднимались по долине реки Сакраменто, был на время заслонен холмами и отвесными скалами Техамы. К 6 часам утра мы миновали Ред-Блаффс и Коттонвуд и оказались поблизости от Черных гор Лассена, а далеко на севере, в семидесяти милях от нас через графство Шаста и графство Сискию, белый пик, давший название вышеупомянутому району, пронзил безоблачное небо. Все еще держась главного водораздела Сакраменто, в 6:20 мы обогнули западное основание горы Шаста, которая возвышалась над нами на двенадцать тысяч футов. Через десять минут справа от нас показались озера Кламат, и я сказал Ачинклоссу, что мы только что пересекли линию Орегона, пройдя за полтора часа более четырех градусов широты, или триста миль. Судно оправдывало ожидания, давление в ресивере составляло всего 60 фунтов, а разряды пороха в конденсаторе не превышали двенадцати в минуту. Аучинклосс продолжал невозмутимо курить и методично возился со своей масленкой.

Мы то и дело отклонялись к северо-востоку, чтобы избежать Каскадного хребта; пройдя над озерами и индейской резервацией Кламат, через полчаса мы достигли верховьев реки Дешутс и в течение следующего часа следовали по ее течению, поочередно оставляя на западе Даймонд-Пик, гору Джефферсон и гору Худ с интервалами примерно в четверть часа. В 7:45 мы увидели реку Колумбия и пересекли территорию Вашингтона в Даллесе. Продолжая двигаться на восток в долину реки Якима, в течение следующего получаса мы успешно оставили позади горы Адамс, Райнер и Айкс. Здесь горы стали более изломанными, и нам пришлось подняться на высоту почти шесть тысяч футов, чтобы обойти их хребты. В 8:30 мы пересекли 49-ю параллель и вступили на британскую территорию. Следующие три часа прошли на большой высоте, так как мы постоянно приближались к Скалистым горам. Мы пересекли их между 9:50 и 10:15, на высоте восьми тысяч футов по барометру, и попали в регион, где было намного холоднее, чем по ту сторону хребта. Я разжег печку, так как стало очень холодно, ведь солнце было на небе не выше, чем два часа назад, хотя оно, конечно, переместилось дальше на юг. Я также разложил на столе свои карты и в 12 часов пополудни произвел наблюдения с помощью секстанта, определив широту 61°40' северной широты, а реку, протекавшую под нами, – как реку Маккензи, долгота которой 121°20' западной долготы. С момента отбытия из Калифорнии девиация компаса увеличилась и составляла всего 14°30' восточной долготы, что, как я полагал, объясняется изменением его положения относительно магнитных центров планеты, но, обратившись к своим таблицам магнитных отклонений, я смог определить приблизительный северный курс и решил теперь, поскольку больше не было горных хребтов, которые нужно было пересечь, держаться как можно ближе к 121-му меридиану. В 13:20 по хронометру мы увидели огромный водоем, который, как я понял из моих карт, должен был быть Большим Медвежьим озером. Наш курс лежал прямо через это внутреннее море длиной около двухсот миль, которое мы пересекли за час. К тому времени, когда мы достигли его дальнего берега, уже не нужно было смотреть на карту, чтобы понять, что мы вошли в полярный круг. Пронизывающий ветер с востока и солнце, которое, хотя и огибало горизонт, казалось, никогда не приближалось к нему, были достаточны, чтобы ознакомить нас с этим фактом. Воздух в каюте, за исключением того, что находилось в непосредственной близости от печки, был острым и горьким до крайности. Труд Аучинклосса, за исключением смазки механизмов, было признано синекурой, так как все работало на высшем уровне, так что он вернулся в каюту и занялся приготовлением еды на ужин, перед этим он превратил две буйволиные одежды и одеяла в очень грубые гамаши с помощью шила и нескольких кожаных шнурков. В 3:15, когда мы наскоро перекусили, запивая еду горячим грогом, один из нас ел, а другой занимался зарядкой конденсатора, я увидел непрерывную линию воды, к которой мы быстро приближались, и через несколько минут уже летели над Северным Ледовитым океаном. В 3:45 мы снова увидели землю, которая, как показала карта, должна была быть островом Ньюфаундленд. Через час полета мы снова оказались в открытом море, которое, как показала экспертиза, оказалось проливом Бэнкса. В 5 часов вечера мы снова достигли береговой линии, которая, как я предположил, была островом Принца Патрика, и, соответственно, мы знали, что достигли 77-й параллели широты и находились менее чем в девятистах милях от полюса, преодолев расстояние в 2800 миль за чуть более чем двенадцать часов!

Поскольку в мои планы не входило приближаться к полюсу до полуночи, когда я смогу провести наблюдение, чтобы определить его истинное местоположение, я решил, по возможности, добраться до деревни эскимосов, где мы могли бы получить все, что бы продолжить наше путешествие, так как никто из нас теперь не мог находиться возле механизмов более минуты или двух за раз, или без ускорения циркуляции крови с помощью обильных порций спиртных напитков. Последние, казалось, полностью присваивались конечностями и внешними частями тела, не доставляясь к мозгу. Поэтому мы решили, что стимуляторы, хотя и считаются пагубными для обитателей ледяных регионов, все же, учитывая короткое время нашего путешествия, являются лучшим средством для достижения цели, которую мы хотели достичь, а именно – сохранения тепла организма. Теперь мы снизили скорость и поднялись выше, чтобы я мог рассмотреть в бинокль местность подо мной и, по возможности, увидеть деревню эскимосов. Мне удалось охватить круг радиусом около десяти миль, и, пройдя около двадцати миль территории, я увидел на горизонте то, что, по моему мнению, нам было нужно. Снова включив толкательный пропеллер, мы прилетели через несколько минут к нужному месту, которое оказалось поселением из примерно тридцати хижин, и мы спустились возле них на расстоянии нескольких ярдов. Когда мы приблизились на расстояние пятисот-шестисот футов, мы, очевидно, привлекли их внимание. Из каждой хижины высыпало по два-три человека разного возраста и роста. Несколько мгновений они неподвижно смотрели на нас с изумлением, затем внезапно разбежались – одни побежали к своим саням и собакам, которых они запрягали с невероятной скоростью, другие укрылись в своих хижинах, но ни один не остался, чтобы посмотреть на странных гостей. Мы спускались очень медленно и в конце концов спокойно коснулись земли. Затем мы вышли и стали прохаживаться, чтобы показать, что мы люди, а Ачинклосс, который принес бутылку бренди и стакан, протянул их и поманил одного из жителей деревни, который выглядывал из двери своей хижины. Этот индивид, должно быть, в свое время уже познакомился с достоинствами иноземцев и черных бутылок, потому что под воздействием постоянных знаков Ачинклосса он, наконец, подошел и принял стакан напитка, который проглотил с явным удовольствием. Это подействовало как волшебство. Каким-то нечленораздельным бормотанием он позвал своих сородичей, которые появились так же быстро, как и исчезли, и пока Ачинклосс допивал остатки из бутылки, я пошел к сосуду и вернулся с демиджоном12. По стакану налили каждому жителю поселения, мужчинам и женщинам, за исключением тех, кто был совсем маленького возраста, и во время веселья и вольнодумства, которые последовали за этим, я указал на грубые меховые одежды, которые они носили, и дал им понять знаками, что за два меховых костюма я дам демиджонн спиртного и дюжину пачек табака. Костюмы были принесены из хижин несколькими женщинами (хотя по одежде трудно было различить пол), желаемый обмен был произведен, и мы снова поднялись в воздух под восхищенными взглядами эскимосов через десять минут после приземления среди них, продемонстрировав мощное воздействие спиртного на человеческое поведение, чтобы открыть сердце и рассеять страх, и оставив им средства для повторения эксперимента в соответствии с их желаниями, которые также были материальными признаками того, что все это не было видением.

Наш перелет через ту часть континента Северной Америки, которая лежит между Калифорнией и Северным Ледовитым океаном, был настолько быстрым, а мои обязанности заключались в постоянном обслуживании механизмов нашего судна, что у меня было мало времени, чтобы обратить внимание на другие моменты, кроме нашей быстрой смены региона субтропической растительности на регион, где даже лишайник растет с трудом, через последовательные градации умеренной зоны. Поэтому я должен взять на себя смелость отослать читателей, интересующихся такими вопросами, как доминирующая растительность или физический контур, к тем исследователям, которые тут прошли до меня, и у которых было больше возможностей для наблюдения, чем у того, кто пронесся над лицом планеты на высоте от двух до десяти тысяч футов со средней скоростью двести миль в час.

Оставив наших дружелюбных эскимосов на острове Принца Патрика заниматься своими делами или развлечениями, мы вскоре вышли в неизвестное море. Обращение к карте показало мне, что исследователи, хотя и проникают дальше на север по более восточным меридианам, нигде не оставляют географию Земли "terra incognita". Сейчас мы, по сути, натолкнулись на ту изотермическую линию, которая проходит через два полюса сильнейшего холода и зигзагообразной кривой пересекает самые северные районы Америки и Сибири. Мы держали печку (новую, с основательным принципом отопления) почти раскаленной докрасна, мы держали чайник постоянно кипящим, хвалили себя с приобретением меховой одежды, зажигали наши "Партагасы" и по очереди по пять минут занимались зарядкой конденсатора и смазкой механизмов. Теперь мы пересекали океанскую гладь, по большей части заваленную льдом в виде беспорядочных, неровных масс, но то тут, то там встречались проливы открытой воды шириной от нескольких сотен ярдов до (насколько я мог судить по времени, затраченному на их прохождение) ста миль. Картина была белой, унылой, мрачной, однообразной и отвратительной; никакой растительности, а животный мир, лишь редкие медведи или моржи, выглядел под нами как простые точки. Показания компаса теперь стали крайне ненадежными, поскольку у меня не было данных, на которых можно было бы основывать его вероятные отклонения. Поэтому я был вынужден ориентироваться по эмпирическому углу, вычисленному по видимому западному движению солнца и моей предполагаемой широте, рассчитывая скорость и время. В шесть часов вечера, когда мы покинули деревню эскимосов, я считал, что наше расстояние до полюса составляет 900 миль, и, соответственно, несколько сбавил скорость, поскольку не хотел приближаться к нему до полуночи. Пять часов мы бороздили замерзшие глубины, и теперь, в одиннадцать часов вечера, я решил спуститься и провести пробное наблюдение, чтобы определить нашу широту. Переключили передачу, и мы спустились на несколько возвышенное ледяное плато. Я приступил к расчетам со всей оперативностью. Виден был только верхний лимб солнца, хотя горизонт был достаточно четко очерчен для всех практических целей. После поправок на полудиаметр, падение, параллакс и рефракцию я вычислил высоту солнца и по ней косвенным методом, который иногда используют навигаторы, определил нашу долготу – 93°32' западной долготы, что доказывало, что мы отклонились на восток от курса строго на север. Установив таким образом меридиан и местное время, я приступил к измерению широты, которая, как я выяснил, составляет 89°42', значит всего лишь 18', или чуть более 20 миль от полюса. Теперь мне оставалось только преодолеть это расстояние по точному расчету, зависящему от скорости нашего судна, но я решил сначала сделать полуночное солнечное наблюдение, чтобы проверить мое первое наблюдение – это исправит возможные ошибки; и, поскольку до полуночи оставалось еще полчаса, мы пообедали и отдохнули у печки. За пять минут до полуночи я навел секстант на Солнце и обнаружил, что моя отметка на верньере совпадает с предыдущим расчетом в пределах 4', что составляет расстояние от полюса 22', или 25 миль. Получив также абсолютный меридиан, незначительно отличающийся от моего первого расчета, я дал понять своему спутнику, что мы не должны терять времени. Ачинклосс подскочил к клапанам, и вскоре мы снова поднялись над ледяными полями и направились прямо на восточный лимб низкого красного солнца. Я дал семь минут с половиной на преодоление 25 миль на полной скорости и два градуса правого возвышения на перемещение солнца за это время, и, принимая во внимание этот последний элемент в навигации, поскольку хронометр показывал время, я дал знак Ачинклоссу переключить передачу, когда мы медленно опустились на пустынную сцену. Со всех сторон до самого горизонта простирался пустой пейзаж бесплодного запустения, и странные багровые лучи тусклого солнца проливали жуткий свет на это замерзшее море. Ни земля, ни почва, ни растительность, ни животный мир, ни тихая или текущая вода не смягчали смертоносный характер картины. Казалось, что мертвая инерция планеты в этот момент перенеслась на все вокруг. Воцарилась неподвижность смерти, и меня охватил глубокий ужас, когда я стоял на этом таинственном месте, по которому до сих пор не ступала нога человека – по крайней мере, в период нашей известной истории. Рядом со мной стоял Ачинклосс, выглядевший в своем эскимосском костюме совсем иначе, чем инженер в синем комбинезоне и джемпере, покинувший ранчо на реке Станислаус девятнадцать часов назад.