Волчица и пряности. Том 10

Глава 3

Лоуренс осторожно повернул голову, опасаясь, что она может отвалиться, и попытался выгнать остатки черноты из сознания. Затем легонько похлопал себя по щекам.

Он чувствовал, что не имеет права называться бродячим торговцем, если у него уходит целый день на то, чтобы протрезветь, однако вскоре нашел другую причину своей вялости – возможно, он просто слишком устал. Но, какова бы ни была причина, позволить себе леность он не мог.

Сейчас он смотрел на почти умерший огонь в печи так же бодро, как обычно чувствовал себя, вставая с постели. Здесь был не постоялый двор близ шумного рынка и не хибара на какой-нибудь одинокой горе. Тихо доносящиеся снаружи голоса людей, блеяние овец, лай собак наполняли комнату подобно сладкой колыбельной песне. Вместе с потрескиванием горящих дров и шорохом оседающего пепла эти звуки создавали невероятно снотворную мелодию.

Лоуренс зевнул во весь рот, потом потер глаза, которые ему не без труда удалось открыть. Он увидел, что сушащееся мясо затвердело и потемнело, потом заметил связки лука и чеснока, свисающие с балки; рядом лежали дрожжи. Люди могут жить и без денег. Эта комната была прекрасным примером такого образа жизни.

Зевнув еще разок, он занялся огнем в печи.

– Доброе утро, – поздоровался с ним Коул, который вовсе не зевал с тех пор, как встал. Потрепанное одеяние и растрепанные волосы мальчугана выдавали нищету, худые запястья и лодыжки говорили, что в прошлом ему нередко приходилось голодать. Но умный блеск глаз говорил, что он вовсе не попрошайка, а бродячий школяр. Цепкий, упрямый взгляд подчеркивал, как же сильно отличаются эти два понятия.

– Сегодня тоже холодно.

– Будь сегодня по-настоящему холодно, мы бы даже из-под одеяла до сих пор не вылезли.

– Ага… холодно, но терпимо.

Они на удивление хорошо понимали друг друга, поскольку оба полагались на тепло хвоста Хоро. Первое, что каждый из них делал, выбравшись из постели и позаботившись об огне, – отряхивал прилипшие к телу шерстинки с хвоста. С таким каждодневным ритуалом – странно было бы, если бы между ними не возникло понимания.

– Хоро еще спит?

– Госпожа Хоро свернулась калачиком – не думаю, что она уже проснулась.

Лоуренс не сдержал смешка. Передал Коулу немного хлеба и сушеного мяса – того же, что жевал сам.

– Когда прозвонит утренний колокол, пойдем прямо на постоялый двор Альянса.

– Ээ… а нам не следует сперва разбудить госпожу Хоро?

Коул с серьезным видом выглянул в окно – он явно высчитывал, сколько сейчас времени, пользуясь знанием календаря и высоты солнца.

– Об этом не беспокойся. Если к тому времени она не проснется сама, будить ее не надо.

– …А она не рассердится?

Хотя речь Коула звучала довольно взросло, сейчас, жуя хлеб, он больше походил на щенка или котенка. Он сунул в рот весь кусок сразу и мгновенно съел, не оставив ни крошки.

– Нет, не рассердится. Если она нацелится на кости всерьез, она просто отправится и отыщет их сама.

– Э? Чт… что…

Коул знал об истинном обличье Хоро и потому, должно быть, уже думал о такой возможности. Но ничего не говорил. Конечно же, он рассудил, что не может вмешиваться в работу Лоуренса. Но, выказав такое удивление при словах Лоуренса, он кинул взгляд в сторону спящей Хоро, и – его радостная улыбка и следующие слова превзошли все ожидания Лоуренса.

– Думаю, она очень верит в нас. Мы должны как следует постараться.

Настала очередь Лоуренса удивиться.

– Ээ, что?

Коул смотрел на ошеломленное лицо Лоуренса, думая, видимо, что сказал что-то не то.

– Ой, ничего…

Лоуренс одной рукой замахал на Коула, а второй принялся яростно тереть лицо. Его жесты, должно быть, выглядели совершенно наигранными, будто он неудачно пытался изобразить гончара, работающего с глиной. Коул был просто полон сюрпризов.

– Я просто думаю: сам я был таким умным в твои годы?

– Это… я вовсе не умный…

Эти слова заставили Лоуренса задуматься – может, это он слишком глуп. Он ведь знал, что в мире множество одаренных людей. Надо было только не завидовать, а стараться изо всех сил, чтобы в конечном счете не проигрывать этим людям.

– Хотя ты уже видел, насколько беспомощным я могу быть, так что впечатлять меня еще сильнее нет нужды.

Лоуренс отряхнул руки от крошек и встал. Мировые истины не меняются. И от Лоуренса вовсе не требовалось их менять – он должен был искусно пользоваться теми, какие есть.

– Господин Лоуренс.

– Хмм?

Коул тоже встал, взял в руки куртку и с некоторой неохотой произнес:

– Честно говоря, я очень хочу стать похожим на вас, когда вырасту, но мне все время кажется, что я не смогу.

Эти слова – видимо, высшая похвала, какую только может получить мужчина возраста Лоуренса, однако он считал себя слишком молодым, чтобы ее принять.

– Будь ты моим учеником, это было бы грустно, – он встрепал мальчику волосы. – Но раз уж мы спутники – когда путешествуют вместе два одинаковых человека, это плохо. Идеальные спутники в дороге – те, кто могут возмещать недостатки друг друга.

Хоро сейчас, должно быть, криво ухмыляется под одеялом, если только она уже проснулась. Коул же повел себя так, будто ему только что сообщили великую истину из Священного писания; он серьезно кивнул и ответил:

– Я буду стараться.

– Пожалуйста, постарайся.

И как только они обменялись этими фразами, снаружи раздался удар колокола. Двое одновременно повернулись и прислушались к звону, потом приготовились выходить. Лоуренс прекрасно понимал, почему Хоро любит Коула; ему самому становилось спокойнее при виде мальца.

Погода была чудесная, солнце сияло ослепительно.

***

– Сначала мы должны увидеть их список священных реликвий. Вдруг нам сильно повезет и окажется, что монастырские писцы случайно внесли их туда.

– Я тогда должен притворяться школяром, который совершает паломничество ради учебы?

– Если спросят, ты можешь рассказать, что тебя интересуют законы Церкви. Ты много об этом успел узнать, пока учился?

Они сидели под карнизом крыши дома пастухов в укромном местечке, куда люди практически не заглядывали, и Лоуренс смотрел, как Коул заматывает стопы в несколько слоев ткани. Без этого соломенные сандалии мальчика не спасли бы его ноги от мороза.

– Наш учитель никогда не рассказывал нам про деньги.

– Правда? Это просто идеально.

Коул, похоже, растерялся на секунду, но затем, туго затянув скрепляющие ткань веревочки, улыбнулся.

– У меня до сих пор не было возможности чему-то про них научиться, поэтому, пожалуйста, поучите меня.

– Отличная игра.

Лоуренс потрепал мальчика по голове, и они пошли. На небе не было ни облачка до самого горизонта, солнце светило так ярко, что больно было смотреть. Утыкаться взглядом под ноги было бесполезно, поскольку солнечный свет прекрасно отражался от серебрящегося снега.

Некоторые торговцы предпочитают идти через горы, чтобы получить преимущество перед другими, которые идут в обход; их зачастую отличает загар – даже в зимнее время. Испытав на себе кусачие лучи солнца, Лоуренс понимал, почему. Коул, едва выйдя наружу, сощурился – его глазам тоже было трудно приспособиться к яркому освещению.

– Надеюсь, мы найдем в этом списке то, что ищем.

– Это будет твоя работа.

Услышав эти слова, Коул застыл, издав лишь удивленное «э?!».

– Ты знаешь о писаниях Церкви куда больше меня. Какие святые покровительствуют пастухам, какие из святых были раньше языческими богами, какие суеверия касаются волков и овец… все такое. Так что твоя задача – отделить правду от сказок.

Хоро любила Коула не только за чуднОе поведение – она также восхищалась его силой воли.

– …Понял, – послушно ответил он, несмотря на удивление. Лоуренс тогда произнес тоном учителя:

– Тогда оставляю это на тебя.

Затем выпятил грудь и открыл дверь постоялого двора Альянса Рувика.

– Мм?.. Эээй! Вчера вечером с тобой было весело!

Едва войдя внутрь, Лоуренс обнаружил компанию торговцев, которые уже пили и разговаривали. Один из них поприветствовал его, взмахнув кружкой. Могло показаться, что пить в такую рань – это чересчур, но для тех, кого ветер и снег заперли на постоялом дворе, такое было не внове.

– Доброе утро! Я зашел сказать спасибо господину Пиаски за вчерашнее угощение.

– Лаго сейчас в святилище. Обычными переговорами занимается. Молодой парнишка, но способный.

Лоуренс предположил, что этот мужчина имеет в виду «обычные» переговоры с лидерами монастыря – судя по его голосу, Пиаски не был просто посредником. Возможно, после покупки монастырской земли Альянс собирается основать здесь город или рынок. Едва ли человек такой редкой профессии, как у Пиаски, был бы здесь в роли простого посредника.

– А, значит, в святилище. Спасибо.

– Всегда пожалуйста! Как-нибудь приходи еще с нами выпить! И в следующий раз приводи своего нанимателя.

Конечно, под «нанимателем» подразумевался вымышленный богач, которого Лоуренс создал, чтобы собирать сведения. Слова торговца выглядели несколько грубоватыми, но они позволяли Лоуренсу спокойно вести разговоры по существу. Каковы бы ни были намерения человека – когда его подозревают, это хуже, чем когда его раскусили; ведь богатое воображение часто порождает самые немыслимые подозрения.

– А разве в святилище не служба сейчас должна быть? – спросил Коул, когда они с Лоуренсом вышли с постоялого двора.

– Не думаю, что у них есть выбор. Похоже, их положение хуже, чем я ожидал.

Окутанное сиянием от солнца и белого снега, святилище слепило сильнее, чем лучший из самоцветов. Но тех, кто собирался молиться Единому богу, бесцеремонно вытолкали наружу – положение дел было яснее ясного. Лишь несколько особо ревностных торговцев стояли и молча молились прямо перед захлопнутыми дверями.

Лоуренс попытался сообразить, что же делать дальше, но как раз тут двери распахнулись. Из святилища вышла процессия. Сперва вышли элегантно одетые торговцы, потом их слуги, далее пожилые торговцы с пергаментами в руках. Последнюю группу возглавлял Пиаски. Заметив стоящего возле дороги Лоуренса, он отделился от процессии и направился к нему.

– Доброе утро, господин Лоуренс. Как провел ночь?

– Моя спутница обожает выпить, так что мне достались одни лишь упреки.

– Ха-ха! Ну, тогда в следующий раз пригласи и ее выпить с нами!

Пока они обменивались приветственными словами, Лоуренс попытался оценить положение Пиаски во всей этой компании. Судя по всему, оно было далеко не самое низкое.

– Господин Пиаски, ты не мог бы уделить мне немного времени?

Услышав слова Лоуренса, Пиаски кинул взгляд на торговцев, вышедших из святилища вместе с ним.

– Если только немного.

Лоуренс был удивлен, но отнюдь не тем, что Пиаски согласился уделить ему время. Жесты и тон Пиаски свидетельствовали о том, что он оказывал Лоуренсу услугу. Он мог подчеркивать это, лишь если рассчитывал получить что-то взамен. Поэтому Лоуренс выразил свою признательность с деловой улыбкой.

– Благодарю. Где нам лучше всего поговорить?

– Ну, у меня сейчас есть кое-какие дела, так что почему бы тебе не подойти в библиотеку чуть попозже?

– В библиотеку?

– О! Прошу прощения. Это вон в том доме. Там на первом этаже найдешь человека, похожего на ученого богослова. Просто назови ему мое имя.

Он указал на неприметный домишко, стоящий позади другого, придорожного здания. Окна там были не застеклены, а лишь закрыты ставнями, и вообще создавалось впечатление, что посещали его нечасто.

– Мне нужно написать отчет и кое-что упаковать, так что, пожалуйста, подожди немного, а потом отправляйся в библиотеку.

– Понятно. Встретимся в библиотеке.

Пиаски направился к постоялому двору Альянса. Почти сразу после этого Лоуренс и Коул увидели бредущую в их сторону знакомую фигуру. Вскоре они убедились, что да, это была Хоро.

– Думаю, я к вам все-таки присоединюсь, – раздался тихий голос из-под капюшона. Глядя на явные следы сна на лице Хоро, мужчины подивились, сколько времени она потратила на обдумывание, идти или нет, но решили не поднимать эту тему, а лишь молча кивнули.

Полчаса спустя троица подошла к зданию, которое показал им Пиаски. Действительно, едва войдя, они обнаружили хмурого бородатого мужчину, напоминающего богослова. Когда они упомянули имя Пиаски, мужчина позволил им пройти в дальнюю комнату библиотеки.

***

Войдя в комнату, троица обнаружила, что, как и следовало из названия, здесь было полно различных бумаг. Однако Лоуренсу показалось странным, что почти все эти бумаги были совершенно бесполезны для торговцев. Здесь имелись карты, планы городов, списки гильдий ремесленников, запутанные генеалогические древа аристократических родов.

Похоже, у Пиаски здесь было что-то вроде личного кабинета. Бородач провел посетителей через пустую комнату к двери в дальней стене. Как Лоуренс и ожидал, комната за этой дверью тоже была завалена бумагами.

– Прими наши извинения за то, что отвлекаем тебя от работы.

– Ничего, ничего. Этого, конечно, недостаточно, но мои товарищи вчера вечером вели себя довольно грубо, поэтому я решил воспользоваться возможностью извиниться перед тобой.

Вот, должно быть, почему Пиаски считал, что оказывает Лоуренсу услугу.

– Ты слишком уж вежлив. От твоих товарищей я узнал много нового. Я им безмерно благодарен.

Сделав короткую паузу, Лоуренс шутливым тоном продолжил:

– И если ты будешь так держаться, мне будет труднее просить тебя о помощи в будущем.

Расходы, вписанные в гроссбух, всегда уравниваются с доходами – это правда. Но правда и в том, что маленький убыток может быть превращен в большую прибыль.

– Ха-ха! Ну, конечно, если это что-то трудное, я вполне могу попросить расплатиться. Но чем именно я могу помочь? Если я могу это сделать с легкостью, – помогу с удовольствием, только скажи.

– Честно говоря, как ты и сказал вчера вечером, я хотел бы, если тебя это не очень затруднит, посмотреть список священных реликвий монастыря, о которых известно Альянсу.

– О, значит, дело и вправду в этом. А я думал, тут что-то большее. Что ж, список реликвий у меня есть, пожалуйста, смотри!

С этими словами он взял из стопки пергаментов у себя на столе самый верхний и протянул Лоуренсу. И действительно, там был подробный перечень реликвий.

– Я его подготовил на всякий случай, раз уж мы договорились здесь встретиться.

Лоуренс пробежал глазами пару страниц, потом поднял голову и высказал свою признательность:

– Спасибо. Если бы обычный торговец вроде меня постучался в монастырские ворота и попросил у них список реликвий, его бы просто выгнали без разговоров.

– Ну, теперь уже ты слишком вежлив. Уже по тому, как легко я тебе отдал этот список, ты можешь догадаться, что он совершенно бесполезен. Почти все здесь не стоит ничего или почти ничего. Уверен, ты и сам печально улыбнешься, когда прочтешь до конца, но – прошу, читай.

Эти слова он произнес с интонацией виноторговца, рекомендующего лучшие вина. Лоуренс еще раз пробежался глазами по пергаменту и понял, что Пиаски сказал правду. Ему даже не нужно было знать точных рыночных цен – он знал, что так называемые «знаменитые реликвии», хоть название и намекало на их невероятную стоимость, – предметы вовсе не уникальные, а настолько часто встречающиеся, что любому известно, что это такое.

– Большинство их, похоже, были приобретены в качестве взяток. Монастырь ведь не может принимать взятки в открытую. И даже если глава монастыря знает, что та или иная реликвия – подделка, он купит ее у короля или аристократа ради поддержания своей репутации. Отличный пример – веревка, на которой повесили святую Эмеру. Если связать вместе все подделки, которые гуляют по миру, не найдется такого высокого дерева, чтобы на этой веревке кого-либо повесить.

Ну да; в этом списке значилось даже «правое око великого мудреца», которое якобы позволяло видеть будущее. Лоуренсу были известны по меньшей мере четыре церкви, обладающие этим «оком мудрости». Все это было не более необычно, чем лавка, продающая копья, способные пробить любой щит, по соседству с лавкой, продающей щиты, способные выдержать любое копье. В общем, не редкость.

– Но, возможно, ты не найдешь в этом списке того, что ищешь, господин Лоуренс. В конце концов, Золотой баран – лишь легенда, никаких подтверждений у нее нет. Я даже слышал, что тот человек, который выдрал у него клок золотой шерсти –

– Нет, нет. То, что мы ищем, не настолько очевидное; оно обширно, как облака в небесах. И, как облака, парящие высоко в небе, его почти невозможно ухватить. Все, что мы можем, это –

– …Идти по его следу, верно?

– Точно. Если нам удастся узнать, какие святые покровительствуют пастухам, какие предметы они после себя оставили, это может говорить о том, что монастырь Брондела скрывает знания о Золотом баране. И тогда мы сможем утверждать, что Золотой баран действительно существует.

Лоуренс знал, что этот аргумент притянут за уши, но иногда, чтобы удовлетворить партнера по сделке, приходится прибегать к подобной комедии. Пиаски, по-видимому, тоже это понимал – ему ведь приходилось вести людей в «новую гавань», которая оказывалась просто куском дикой земли.

Тяжело вздохнув, Лоуренс кивнул и натянуто улыбнулся.

– Увы, все как ты и говорил. Похоже, здесь нет того, что мы ищем…

Лоуренс передал пергамент Хоро и Коулу. Они сами этого не попросили, потому что прекрасно знали, какие роли им надо было играть. Кинув на них короткий взгляд, Пиаски ответил.

– Прости, что список тебе не помог… хотя странно, что за это мне приходится извиняться.

Лоуренс не удержался от того, чтобы рассмеяться над шуткой Пиаски.

– Мы ведь тоже исследовали этот список, причем одному Господу ведомо сколько раз. Такие реликвии можно найти почти повсюду. Конечно, некоторые из этих вещиц пользуются спросом, их можно продать сразу после покупки, но… откровенно говоря, я показал тебе список еще по одной причине.

– Еще по одной? – переспросил Лоуренс; на лице Пиаски появилась извиняющаяся улыбка.

– Да. Я подумал, не скрыто ли здесь что-то, что имеет более глубокое значение.

При этих словах Лоуренс невольно кинул взгляд на пергамент, который тщательно изучали его спутники. Предметы из этого списка можно найти в любом преуспевающем соборе и монастыре, но все они совершенно бесполезны. Не поймешь даже, с какими легендами они связаны, и даже – местные они или нет. С точки зрения Лоуренса, это скорее был список того, как богатые люди могут тратить деньги.

Однако Лоуренс понял, что имел в виду Пиаски. Он хотел узнать, нет ли среди этих предметов чего-то, что было куплено не для того, чтобы выставить напоказ свою силу, а из настоящей веры и убежденности. Нетрудно догадаться, почему он хотел найти такую вещь. Монастырь упорно сопротивлялся Альянсу Рувика, и Пиаски, видимо, искал оружие, способное пробить это сопротивление. Главный принцип любых переговоров – необходимо знать, чего желает партнер.

– Только что я был в святилище, участвовал в переговорах. Монахи держатся с похвальным единством – даже несмотря на их денежные и политические проблемы. Им уже приходится умолять королевских торговцев дать им денег на весенние церковные празднества – и все равно они держатся.

– А у них действительно настолько тяжелое денежное и политическое положение?

Пиаски кивнул и испустил еле слышный вздох.

– Повседневные расходы на уход за зданиями, свечи, манускрипты, пергамент, куда их переписывать, жалованье пастухам, корм для скота… и это только малая часть. Монастырь занимает важное положение – они должны раз в несколько лет проводить крупные церковные собрания, а это означает большие дорожные расходы. Далее – расходы на содержание важных гостей и женского отделения, потом еще налог, который они платят Папе. А кроме того, они еще вынуждены работать королевской сокровищницей, чтобы король смотрел сквозь пальцы на их независимость. Со всем этим грузом они не смогут долго продержаться.

Конечно, даже монастырь не может существовать в отрыве от внешнего мира. А значит, чтобы продолжать существовать, он обязан подчиняться правилам и законам этого мира. Но, судя по всему, положение монастыря Брондела было еще хуже, чем Лоуренсу казалось.

– За многие годы они накопили огромное богатство, и все благодаря продаже шерсти, так что, очевидно, у них хватает умов, способных подсчитывать прибыли и убытки. И среди них просто не может не быть кого-то, кто желал бы найти разумный компромисс. И все же – их высшие чины едины в своем упорном сопротивлении...

– Ты имеешь в виду, что у них едва ли было бы такое единство без глубокой убежденности?

Человек не может упорствовать до бесконечности, если его не поддерживает какая-то сила. В еще большей степени это относится к группам людей, придерживающихся различных взглядов. Пиаски вряд ли стал бы жаловаться, если бы монастырь объединился всего лишь во имя славы Господа.

В любом монастыре, помимо полусвятых обитателей, посвящающих себя молитвам, есть и те, кто любит богатство. Но несмотря на это, монастырь Брондела демонстрировал абсолютную сплоченность, чем раздражал Альянс Рувика, члены которого этого просто не понимали.

– Думаю, лучше всего их единство объясняется тем, что они приобрели какую-то святую реликвию. Если ее получают верующие, она, естественно, становится для них духовной опорой, которая помогает перетерпеть трудные времена. И если мы поймем, за что же именно они так цепляются, то сможем раздавить их сопротивление одним ударом.

Это был весьма прямолинейный метод атаки. Обратив взгляд на Хоро и Коула, Лоуренс заметил, что они оба пребывают в задумчивости, хоть и делают вид, что безуспешно ищут что-то полезное в пергаменте с перечнем реликвий.

Легендарные кости бога-волка… если это не пустой слух, годный лишь для застольной болтовни, то они идеально укладываются в предположение Пиаски.

– Я считаю, что это хорошая идея, но… все остальные, кто рядом со мной, сомневаются, что монахи способны возложить все надежды на кучку реликвий, которые, по-видимому, все подделки. Впрочем, лично я считаю, что это лишь прикрытие, которым монастырь пользуется.

– Понятно… да, это выглядит разумным.

О костях бога-волка Лоуренс молчал, потому что упоминание вполне могло увести их всех не в том направлении. Ему пришлось бы противостоять могущественному Альянсу Рувика. Настолько могущественному, что даже портовый город Кербе сравниться не мог.

Если он безрассудно позволит втянуть себя в эту мясорубку, ему уже никак не удастся выбраться из нее без серьезных последствий. Коул и Хоро, по-видимому, поняли, о чем он думает, – они вновь опустили взгляды на пергамент.

– Честно говоря, вчера вечером, когда ты ушел, я был так возбужден, что долго не мог уснуть.

Пиаски, сидя на своем стуле, усмехнулся, явно потешаясь над самим собой. Он словно признавался в накопившейся внутри него усталости. И его слова «мы тоже исследовали этот список одному Господу ведомо сколько раз» приобретали теперь новый смысл. Лоуренс представил себе, как Пиаски в глухой ночи втайне от всех тщательно изучает список реликвий при свете свечи.

– Любой ключик, который поможет нам продвинуться вперед, будет куда чудеснее, чем слово Господне. Снова и снова обшаривать этот список, лишь чтобы убедиться в конце концов, что все это – пустая трата времени… чувство опустошения, знаешь ли, возникает, которое не передать словами. И все же, быть может, я что-то пропустил, а ты найдешь, – с этой надеждой я и передал тебе этот пергамент.

– Прости, что ничем не смог помочь.

И после этих слов Лоуренса двое мужчин улыбнулись друг другу. В отличие от какого-нибудь владельца хлебной лавки, который всю жизнь стоит за прилавком и продает хлеб, торговец, вечно цепляющийся за различные возможности разбогатеть, постоянно мечется между предвкушением и разочарованием. Но торговцы от неудач не падают духом – они продолжают надеяться.

Лоуренса, однако, беспокоило кое-что.

– Можно я задам глупый вопрос?

– Хмм?

– Неужели Альянсу настолько выгодно купить земли монастыря?

Альянс Рувика существовал не для того, чтобы гоняться за мелкими доходами, какие подошли бы торговым домам из мелких городишек. Это была колоссальная организация, владеющая множеством грузовых и военных судов. Если какой-нибудь город вводил пошлины для защиты своих торговцев, Альянс вполне мог даже применить военную силу, чтобы заставить отказаться от этой идеи.

Лоуренсу доводилось слышать о множестве больших сделок с участием Альянса Рувика, и все они включали настолько громадные суммы, что ему оставалось лишь думать: «Надо же, как много в мире денег».

Если торговцы из Альянса раз за разом упорно сюда идут, значит, здесь возможны невероятные прибыли. Бродячий торговец вроде Лоуренса даже представить не в силах, сколько знаков окажется в конечной сумме. Какие же деньги здесь можно загрести?

Пиаски почесал нос и улыбнулся; вопрос Лоуренса его явно несколько смутил.

– Если ты спрашиваешь, сколько золотых монет мы выручим, – даже я этого не могу вообразить. Но могу твердо сказать одно: эта сделка будет выгодна очень и очень многим.

– Очень многим?

Лоуренс не удержался от того, чтобы переспросить; слова Пиаски как-то не укладывались у него в голове. В Альянсе было много людей, так что, на первый взгляд, эта фраза вполне имела смысл; однако Лоуренс чувствовал, что за ними кроется что-то другое.

– О да. Ты же примерно представляешь, что мы тут собираемся сделать, да?

– Твой альянс собирается скупить земли монастыря, пока он в бедственном положении, с их помощью перетянуть на свою сторону аристократию и потом влиять на политику страны.

– Именно так. Но если бы мы просто раздали землю аристократам, их расточительность, вера и желание пускать пыль в глаза приведут к тому, что они просто отдадут землю другим церквам и монастырям, и земля просто пропадет. И даже если такого не случится, в будущем она будет делиться на все более мелкие клочки между наследниками, и в конце концов от нее все равно ничего не останется. В общем, ни мы, ни они не выгадают. Именно поэтому в поисках решения призвали меня.

Пиаски улыбался уверенно, речь его текла лениво, неторопливо. Он явно держался так не потому, что привык рассказывать об этом другим, и не потому, что был невозмутим от природы. Просто он был уверен в себе.

Это была уверенность человека, гордящегося своей работой. Хоро первой это заметила и подняла голову. Потому-то Лоуренс и чувствовал себя неуверенно, находясь рядом с Пиаски. Тот был как ремесленник, отточивший мастерство до предела; из-за этого Лоуренс ощущал почти что тревогу.

– Мы собираемся скупить земли, которые монастырь не использует, и отдать их поселенцам. То есть – основать города и деревни.

Лоуренс вдруг понял, что кабинет Пиаски и соседняя комната были полны знаний как раз на эту тему; ясно, что это было сделано специально для него.

– Из-за того, что монастырь держит в запустении свою лишнюю землю, окрестные аристократы теряют доход, более того, даже не могут обеспечить своим крестьянам достаточно земли для безбедного существования. Ты ведь знаешь, что на материке многим приходится покидать родные края из-за войн, голода, мора, наводнений и так далее – в общем, у них нет дома, нет работы, нет денег, и все, что им остается, – промышлять разбоем или просить подаяние. Если мир полон таких людей – где же в этом мире закон?

– Короче говоря, твой альянс собирается отвести этих людей в новую землю, дать им дома и работу и в то же время оказать услугу аристократам, страдающим от разбойников, так?

– Все верно. Если мы сумеем преодолеть нашу препону, дальше все пойдет как по маслу. И дело не только в том, чтобы получать доход. Я знаю, это звучит тщеславно, но, когда ты помогаешь тем, кто лишился дома, обрести новый, это…

Грань между лицемерием и благотворительностью довольно тонка. Лишь те, кто понимают это, способны искренне улыбаться в подобных ситуациях.

– …В общем, к этому трудно не пристраститься. И любой, даже самый ненадежный ключик заставляет человека всю ночь не спать, перерывая все бумаги, какие у него есть.

Хоро отвлеклась от дела и вслушивалась в слова Пиаски. Конечно же, Лоуренс не мог ее винить. Если бы она действительно была зашорена, если бы ее утверждение, что работа Пиаски ей неинтересна, было правдой, – тогда все те случаи, когда она выходила из себя во время путешествия с Лоуренсом, были бы ложью.

Лоуренс не мог не беспокоиться, как на Хоро скажутся слова Пиаски, но тут он заметил, что второй его надежный спутник уже протянул руку помощи. Коул сжал руку Хоро под листом пергамента, на лице у него была написана решимость.

– Однажды я имел дело с переселенцами, чью деревню сожгли пираты. Некоторых из их семей пираты похитили, и они не надеялись уже вновь увидеть родных. Но до тех в конце концов дошла весточка о переселении, и они воссоединились с потерянными родственниками уже в новой деревне. Вот в такие моменты испытываешь чувства, после которых просто невозможно бросить это дело. Возможно, ты не знаешь, но такие случаи довольно часты.

Лоуренс даже слишком хорошо знал, что эти случаи довольно часты и обычны. Когда он проезжал через деревни и мелкие городки, его нередко спрашивали, не встречал ли он того-то и того-то в таком-то и таком-то месте, или (после слухов о войне) существует ли еще такая-то деревня.

Он встречал рабов, которых забрали из дома, но которым удалось скопить денег и выкупить себя. Некоторые из этих людей были родом из таких далеких краев, что Лоуренс даже поверить не мог.

И подобное относилось не только к людям. Хотя у Хоро сейчас было бесстрастное, как у статуи, лицо, тот, кто прикоснулся бы к ее щеке, ощутил бы, что в душе она плачет. Хоро ведь тоже была одной из таких бродяг.

– Естественно, поскольку в переселении участвует множество людей, денег тоже можно заработать много. И любого из Альянса гостеприимно принимают в городах, которые Альянс основал. Но эта работа так затягивает вовсе не поэтому. Любой, кто зарабатывает деньги в дороге, остро чувствует идею «родного дома». Потому-то мы и цепляемся так упорно за этот монастырь и не желаем отсюда уходить. Ради самих себя так упорствовать не было бы нужды, но, поскольку это во имя других людей, мы обретаем силы продолжать бороться.

Последние слова больно ударили по ушам Лоуренса – потому что они были правдой. В конце концов, сам он стоял здесь и старался ради Хоро по этой же причине.

– Ха-ха! Прости, что обременяю тебя этой бессмыслицей.

– Ни… – Лоуренс запнулся, глядя на самоуничижительную усмешку Пиаски. – Ничего-ничего. Я понимаю твои чувства, потому что я сам такой же.

И как только Лоуренс это сказал, Пиаски, похоже, догадался, почему Лоуренс путешествует со своими спутниками и почему они отправились в это необычное странствие. Он посмотрел сперва на Коула, потом на Хоро; они оба ответили смущенными улыбками. Затем он кивнул и произнес:

– Если вы двое не возражаете, не могли бы вы сказать, какое место вы зовете родиной?

– Они оба северяне с материка, но из разных мест.

Пиаски не распахнул глаза от удивления, но и не заулыбался сочувственно. Вместо этого он взволнованно спросил, будто перед ним был соперник по торговой сделке:

– И вы ищете сокровища, происхождение которых связано с вашими родными краями?

Войнам всегда сопутствуют грабежи, а экспедиции Церкви против язычников мало отличались от войн. Языческие земли породили множество предметов, которые, будучи отобраны у их владельцев, объявлялись священными реликвиями немыслимой ценности. По правде говоря, именно из-за таких предметов Церковь беспрестанно отправляла рыцарей в эти экспедиции.

– Примерно так. Они разыскивают то, что осталось от их городов, а мне необходимы их знания. Можно считать маленьким чудом, что мы трое вообще встретились.

– А, вот в чем дело… Это значит, господин Лоуренс, что ты сначала нашел человека, который заплатил тебе за поиски, а потом встретил двоих, кто мог бы указать тебе дорогу? Просто невероятно, какие штуки выкидывает судьба, не правда ли?

– Не знаю, стоит ли мне благодарить небеса. У меня смешанные чувства.

Услышав эту шутку, совершенно неуместную в монастыре, Пиаски сухо рассмеялся. Именно плохими шутками людей насмешить проще всего.

– Прости за бестактность. В общем, я готов помочь чем смогу. Если что-то понадобится – спрашивай, не стесняйся.

– Ты уже нам сильно помог, когда позволил увидеть этот список. Спасибо тебе.

Пиаски демонстрировал такую открытость не потому, что он был выдающимся торговцем, – просто он по характеру был заботлив.

– Желаю вам всем найти то, что вы ищете.

Он произнес эти слова так, будто просто не мог не произнести. Видя его поведение, Лоуренс всем сердцем осознал, что Пиаски занимался своей нынешней работой не из стремления к деньгам или благодарностям.

Хоть Лоуренсу и больно было это признавать, но Пиаски превосходил его во всем. Невольно ему подумалось – как хорошо, что Хоро не повстречала Пиаски раньше, чем его. Иначе что бы сейчас было?

Лоуренс был не настолько уверен в себе, чтобы прогнать эту мысль из головы. Задумавшись, он был уже готов уныло вздохнуть, как вдруг в дверь постучали.

Пиаски открыл дверь; в проеме стоял посланец от Альянса. Естественно, слова посланца угодили в уши и Лоуренсу, и он узнал, что этот человек пришел за Пиаски. Тот ответил и повернулся к Лоуренсу.

– Приношу извинения; похоже, Альянс требует моего присутствия…

Естественно, с учетом мотивов, с какими Альянс явился в монастырь, библиотека была для них самым важным местом. Когда Пиаски отсюда уйдет, посетителям едва ли позволят остаться. Лоуренс осторожно взял у Хоро и Коула пергамент и со словами благодарности вернул его Пиаски.

– Спасибо за помощь.

– Не за что. Заходи, обращайся в любое время, если нужна такая мелочь.

От одного вида невинной улыбки на лице Пиаски Лоуренсу подумалось, что зайти сюда еще раз вполне стоит. Как только все покинули комнату, Пиаски запер дверь. Невольно Лоуренс восхитился, подумав, сколько же новых городов можно здесь основать. На лице Хоро тоже было написано восхищение – она явно думала о том же.

– Тогда до свидания.

Они распрощались возле библиотеки; Пиаски направился к постоялому двору с зеленым флагом, Лоуренс и его спутники – в противоположную сторону. Погода стояла такая ясная, что, поглядев какое-то время на небо, можно было позабыть о сугробах вокруг. Все трое шли молча, погрузившись в свои мысли; в тот самый миг, когда Лоуренс решился разорвать молчание, Хоро внезапно застыла.

– Что случилось?

Лоуренс и Коул, сделав еще несколько шагов, остановились и развернулись. Голова Хоро была опущена, так что Лоуренс не мог разглядеть ее лица, скрытого капюшоном. Но узкие плечики выглядели уныло, так что Лоуренс знал – она в подавленном настроении.

– Вы идите вперед… я просто хочу прогуляться.

Она улыбалась, судя по очертаниям губ, но Лоуренсу частенько хотелось, чтобы Хоро приберегала свои улыбки лишь для тех случаев, когда была по-настоящему счастлива. Коул собрался было подойти к ней, на лице его было написано сочувствие; однако Лоуренс его остановил.

– Смотри только не простудись. Если ты захвораешь, тебя отволокут в церковь и начнут читать молитвы, которые ты так любишь.

– Дурень.

Хотя произнесла Хоро лишь одно слово, с ее губ сорвался большой клуб белого тумана. Потом она развернулась и зашагала прочь. Коул явно страдал; он смотрел ей вслед, поднеся руку к груди, а потом поднял глаза на Лоуренса. Он не мог не понимать, почему Хоро так себя вела.

Старая поговорка гласит: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». И верно, когда видишь, как работают люди вроде Пиаски, это производит куда более мощное впечатление, чем если просто слушаешь рассказы, как основывают новые города.

Кроме того, Пиаски просто был хорошим человеком. Он действовал не ради денег, хотя и у него, конечно, были свои желания.

Хоро, сделав несколько шагов, перешла на бег, потом свернула за угол и скрылась из виду. Лоуренс, глядя ей вслед, чувствовал, как у него колет в сердце. Быть может, она сейчас думала о том же: что было бы, повстречай она Пиаски раньше?..

– Бежать ли мне за ней?

Лоуренс вдохнул морозный воздух, выдохнул теплый. Они с Коулом стояли посреди дороги; впрочем, смотрелись они не более подозрительно, чем другие торговцы, которые тоже болтали, стоя на месте. Сделав еще один глубокий вдох, Лоуренс снова двинулся вперед.

– Не знаю, догонять госпожу Хоро будет правильно или нет, но… я уверен, она будет рада.

Лоуренс был не Хоро, но за такой прекрасный ответ ему хотелось погладить мальчика по голове. К сожалению, прекрасные ответы не всегда верные.

– Несмотря на то, что мой родной город все еще существует?

Коул со свистом втянул воздух и застыл на месте. Лоуренс не остановился, и мальчик вскоре его нагнал.

– Господь живет на небесах, свободный от старости и болезней, но все же утешает нас.

Если Хоро была непревзойденна в жонглирования словами, то Коул был мастером по части убеждения. Благодаря его искренности его слова всегда трогали сердца людей. Кроме того, Коул изучал законы Церкви и потому знал, когда какую цитату из Священного писания добавить, чтобы слова звучали убедительнее. Но растерянного, смущенного бродячего торговца, который даже самому себе лгал, убедить было не так-то просто.

– Прости. Я знаю, что мне недостает храбрости. Я боюсь, что, если я за ней побегу, она меня отвергнет.

– Госпожа Хоро вас не отвергнет.

– Почему ты так уверен?

Лоуренс остановился и уставился на Коула. Мальчик был чуть ниже ростом, чем Хоро; даже вопреки желанию Лоуренса из-за разницы в росте он своим взглядом давил на Коула. Лицо его застыло, но не из-за дерзости мальчика и не от холода. Лоуренс вновь зашагал и, дождавшись, когда Коул его догонит, продолжил говорить.

– Дело не в том, что я в нее недостаточно верю. Мне кажется, ее сердце неспокойно, причем не от грусти и не от одиночества. Она начала свое путешествие, сознавая, что ее родина либо уцелела, либо погибла, но мысль, что можно создать себе новую родину, ей, думаю, в голову не приходила. Мне кажется, она просто еще не уверена, что ей делать с этой мыслью и как себя вести.

Добравшись до пастушьего дома, он открыл тонкую дверь в их комнату и, войдя, продолжил:

– Я не могу вмешиваться во все, что делает Хоро, и не могу решать все ее проблемы. Мне остается лишь стараться делать то, что могу.

Он должен изо всех сил стремиться достичь наилучшего решения – этого и Хоро от него ожидает.

Лоуренс отправил в печь немного сена, и тут же вспыхнул огонь, во все стороны полетели искры.

– Вы ведь оба заметили, как хорошо кости бога-волка во все это вписываются, да?

– …Вы имеете в виду, что эти кости – именно то, что ищет господин Пиаски?

– Точно. Все как было в Кербе. Священные реликвии высоко ценятся, и их можно использовать по-разному – можно и для того, чтобы поддерживать веру. Ведь и наш поиск костей, и поиск Золотого барана можно толковать как поиск веры. Это-то и нужно Пиаски.

Если монастырь пожелал купить кости, даже зная, что они принадлежали языческому божеству, то их убежденность была очевидна. Высшие чины монастыря будут держаться, поскольку у них действительно есть возможность спасти монастырь как в практическом, так и в духовном смысле.

Мир так иронично устроен – чем умнее решение, тем больше в нем дыр. Чем проще ложь, тем труднее ее разглядеть. Но Лоуренс не стал говорить Пиаски вообще ничего – просто потому, что чувствовал: это решение принимать не ему.

– А почему вы тогда ничего не рассказали господину Пиаски, господин Лоуренс?

Лоуренс в тот момент был уверен: Хоро поняла, что его грызет; да и Коул, скорее всего, тоже ухватил ситуацию в общих чертах. Ему достаточно было вспомнить, что происходило в Кербе, чтобы понять причину тревоги Лоуренса.

– Потому что тогда они узнали бы достаточно, чтобы принять важное решение. Если бы я проболтался о том, что мы знаем, едва ли мы смогли бы остаться в стороне. Ты думаешь, кто-нибудь в верхушке Альянса стал бы действовать после всего лишь слов? Думаю, они бы заставили меня поклясться, а дальше – кто, знает; например, они могли бы взвалить на меня всю вину, если бы у них ничего не вышло. Или даже прикрыться мной, как щитом, если бы в монастыре поднялся бунт.

– То есть нам не удалось бы остаться в стороне?

– Да. Они очень сильны. Если мы откроем им то, что знаем, и они сочтут наши слова правдоподобными, то все, что они узнали о реликвиях монастыря, все их прежние переговоры будут перечеркнуты. Если кости действительно существуют, доказательства всплывут быстро. И тогда нам придется иметь дело с очень влиятельными людьми, а на помощь нам в этой снежной пустыне прийти будет некому.

В Кербе было хорошо – там жило множество людей, которые могли помочь при надобности. А здесь даже название Торговой Гильдии Ровена мало что значило.

– Конечно, всегда есть выход – рискнуть, а потом, когда станет слишком опасно, сбежать на спине Хоро; но если мы на это пойдем, то Хоро вполне могла бы перекинуться в волчицу с самого начала. А она предпочла бы этого избежать, если только возможно. Она ведь надежный друг, она беспокоится и о других тоже.

– …

Хоро всегда говорила с Лоуренсом очень уклончиво, что сильно осложняло дело и лишь намекало на ее истинные чувства, причем намекало так, что это нередко приводило к недоразумениям. Но Лоуренсу казалось, что с Коулом она говорила более прямо и открыто.

Лоуренс уверился, что прав, потому что, хоть он и опустил несколько важных подробностей в своей речи, мальчик явно понял, что он хотел сказать. Более того – лицо Коула наполнилось горечью. По этой реакции ясно было, что Хоро и впрямь рассказала мальчику многое о своих чувствах.

В таком случае отношения Лоуренса и Хоро, двух взрослых существ, должно быть, казались Коулу совершенно детскими. Почему не быть более честными друг с другом? Если бы Коул предложил это Хоро, та, несомненно, расхохоталась бы.

– Вот почему, пока она этого желает, я готов рисковать. Ведь кроме таких мелочей, я ничего не могу.

Лоуренс умолк и принялся смотреть на пепел от сена, пляшущий в теплом воздухе. Ему казалось, что, глядя на пепел, он глядит и на себя самого, но он чувствовал, что вслух это прозвучало бы слишком выспренно.

– Ты говорил недавно, что, хоть мой родной город по-прежнему существует, я все равно могу утешить Хоро?

– Д-да.

– Но мне это довольно трудно. Если она попросит меня помочь ей основать новую родину, это принесет мне одну лишь головную боль. Но все равно…

То, что его губы изогнулись в кривую улыбку, то, что он был готов взять на себя любой риск ради Хоро, – это было лишь по одной причине.

– …Но все равно я что угодно сделаю, чтобы ей не пришлось обращаться за помощью к кому-то другому.

Будь здесь Хоро, он ни за что не смог бы произнести эти слова, пусть они и шли от самого сердца.

Лицо Коула застыло – и неудивительно. Он небось и помыслить не мог, что услышит столь ребяческие слова от человека, который давно уже перестал быть ребенком. И тем не менее Лоуренс ощутил, как странное, освежающее ощущение нарастает в груди и смешивается с гордостью. Шутливым тоном он продолжил:

– Раз так, моя цель задана, и отвлекаться нельзя, верно? Я должен делать все, что могу, чтобы она забыла о работе Пиаски, и тогда ее чувства останутся при мне.

Эти слова выглядели предательскими и себялюбивыми, но они родились не от того стремления, которое полностью владело Лоуренсом прежде, – стремления положить в кошель еще одну серебряную монетку. В те времена даже исповедь в церкви не оставляла в его сердце ощущения такой свежести. Тогда он лишь хитро цеплялся за мысль, что этой исповедью заслужил прощение.

Но все это относилось лишь к нему одному. Его слова, вне всяких сомнений, должны были чрезвычайно смущать любого слушателя. И все же Коул отреагировал спокойно – просто отвернулся, будто скрывая замешательство.

– Конечно, перед ней я бы такого никогда не произнес. А тебе, кстати, приходится хуже всего – мы оба изливаем на тебя свои мысли.

После этих слов Коул наконец поднял голову и попытался что-то сказать. Но ему удалось лишь приоткрыть рот, а потом он вновь потупил очи долу. Заметив его странное поведение, Лоуренс не удержался от вопроса:

– Что с тобой?

Коул испуганно съежился. Обычно он отвечал честно, однако сейчас лишь вновь отвел взгляд. Потом, не глядя на Лоуренса, тихо произнес:

– …Простите меня, пожалуйста.

– За что простить? За что ты просишь проще-…

В печи треснул уголек, и в воздух взлетело облачко пепла. А может, это только Лоуренсу показалось, что уголек треснул; или, может, с таким звуком его лицо застыло, будто превратившись в лед.

Коул съежился, чуть ли не свернувшись в клубок, на его лице было написано глубочайшее раскаяние. У Лоуренса не осталось никаких сомнений по поводу происходящего. Закрыв лицо ладонью, он поник плечами.

Все, что он сейчас сказал, было подслушано. Должно быть, когда они вышли из библиотеки, Хоро улучила момент и сказала Коулу, что он должен сделать. Она, видимо, поручила ему подстроить такую ситуацию, в которой она могла бы подслушать Лоуренса и узнать его реакцию на ее желание побыть одной.

Каждое слово, которое Лоуренс только что произнес, всплыло у него в голове. Но он тут же принял решение не спасаться бегством, чтобы сохранить то, что осталось от лица. Прежде чем Коул пришел в себя, Лоуренс встал, потрепал мальчика по голове и шагнул мимо него к двери. Тонкая дверь совершенно не задерживала звуки – впрочем, едва ли это имело какое-то значение для Хоро, которая стояла за дверью, не выказывая намерения сбежать.

– Да, для меня было неожиданностью, что ты не видишь во мне слабую самку, способную лишь проливать слезы. Но… нет, серьезно… даже если тебя эти слова не смущают, то меня, когда я их слушала, – еще как.

На лице Хоро играла озорная улыбка. Лоуренсу захотелось ответить, заспорить, победить эту нахальную улыбку, заставить Хоро расплакаться и захныкать «не надо, не говори так больше». Он уже устал считать, сколько раз его обманывала эта улыбка за время их путешествия. И всякий раз он злился, потому что Хоро устраивала свои проделки так, чтобы подчеркнуть его глупость.

– Не хочешь видеть, как я обращаюсь за помощью к другому… ох уж, ты, как всегда, такой милашка. Ах ты!..

Из-под губы показался острый клык. Хоро собралась было ткнуть пальцем Лоуренса в грудь, но –

– …Ннн… а!..

Говорят, если человек долго сдерживает ярость, рано или поздно он взорвется; но действия Лоуренса напоминали скорее загнанного в угол пса. Хоро в первый миг съежилась, но тут же пришла в себя и принялась вырываться – она явно боялась реакции Коула.

Но, конечно же, в человеческом обличье она была куда слабее Лоуренса. В конце концов она успокоилась. Потом, спустя неизвестно сколько времени, Лоуренс наконец ослабил объятия. И в тот же миг Хоро глубоко вдохнула и отвесила ему пощечину. Судя по тому, каким тяжелым получился удар, Лоуренс держал ее довольно долго.

Пошатнувшись, Лоуренс отступил; он понимал, что Хоро ему не победить. И не потому что Хоро была слишком проворна для него, а потому что на лице ее не было следов гнева даже после того, как она его ударила. Более того, сейчас у нее было ласковое, чуть улыбающееся лицо, какое ему редко доводилось видеть.

– Думаю, теперь мы квиты.

Интересно, кто из нас двоих эту ловушку подстроил? Так Лоуренс непременно спросил бы, если бы по улыбке Хоро не видно было, что она не настроена шутить. Но, как ни хотелось ему что-то сказать, чтобы вернуть должок, нужные слова не находились, потому что улыбка перед его глазами была совершенно искренней.

– …Да.

На краткую реплику Лоуренса Хоро довольно кивнула и, отпихнув его в сторону, вошла в комнату.

– Юный Коул, в ознаменование успеха нашего плана позволь вознаградить тебя.

С этими словами она прижалась щекой к щеке Коула, смотрящего на все происходящее круглыми глазами, и ласково погладила его по голове. Он все-таки был еще ребенком, и Лоуренс ничуть не удивился, увидев, что его лицо залилось краской. Но кто знает, какие ловушки подстроила бы Хоро, если бы узнала про это. Так что Лоуренс просто закрыл дверь и направился к печке. Хоро, обнимая Коула со спины, тоже взглянула на огонь.

– Я собираюсь покинуть это место сегодня ночью или, возможно, завтра.

– Э? – вырвалось у Коула, и он попытался повернуть голову. Но, поняв, видимо, что так он окажется лицом к лицу с Хоро, передумал.

Мягко улыбнувшись, Хоро продолжила:

– Конечно, вы оба отправитесь со мной. Мы вернемся в тот порт, Ику или как там он называется, как следует наедимся и напьемся и отправимся спать. Вам следует хорошенько выспаться, ведь в этом снегу у нас уйдет дня три на то, чтобы вернуться.

Коул, похоже, заметил нечто странное в ее словах: на его лице проступило выражение замешательства. Лоуренс же вовсе не удивился. Он смутно ожидал чего-то подобного и совершенно не возражал – если Хоро действительно хотела именно этого.

– Выпив слишком много, вы оба проспите до полудня. И когда вы проснетесь, все будет так, как и было. Мы вместе насладимся трапезой, спокойно обсуждая, возвращаться нам через океан или нет. И почему же все так будет?

Она кашлянула, чтобы удержаться от смеха, вытерла рот рукой и продолжила:

– Потому что, даже если окажется, что совсем недавно в некоем далеком монастыре произошло нечто ужасное – к примеру, нападение гигантской волчицы, – вы будете совершенно ни при чем. В любом случае вас никто с этим происшествием не свяжет. Все, что вам придется делать, – тихо и спокойно проводить время, и опасность не встанет на вашем пути.

Наконец-то Хоро прямо взглянула на Лоуренса. «Ну, что думаешь?» – спрашивало ее лицо, готовое вот-вот расплыться в улыбке. Она выбрала путь, лишенный всякого риска для Лоуренса, но в то же время сама она не собиралась уходить с пустыми руками. Так что выбранный ею способ был самым логичным и удобным. Все просто.

– Если ты твердо решила, мне нечего сказать. Ты же слышала уже – я возражать не буду.

– Да. А поскольку я уже убедилась в твоих чувствах, сомневаться в тебе – значит, саму себя выставлять дурехой.

Хоро выглядела бы очень миленько, если бы произнесла эти слова с застенчивой улыбкой на лице; но, увы, улыбалась она проказливо. Впрочем, иначе это была бы уже не Хоро. Без этой своей остринки она все равно что вяленое мясо без перца.

– Я Хоро, мудрая волчица из Йойтсу. Все, кому доводится меня узреть, страшатся и пресмыкаются предо мной. Но все это будет тщетно, если и я выкажу страх.

Даже когда она возвращается к своему истинному обличью ради того, чтобы защитить кого-то, те, кого она защищает, невольно дрожат от страха перед ее величием. Не стоит даже упоминать, какой устрашающей она может быть, когда действует ради себя самой.

Конечно, Лоуренс понимал, что заботило Хоро. Но все равно ему хотелось, чтобы она время от времени показывала, что верит в него.

– Если мы уедем сегодня ночью, это может показаться подозрительным. Лучше подождать до завтра, а может, до послезавтра.

– А ты что скажешь, юный Коул?

Хоро стала бы обращаться с таким вопросом к Коулу лишь для того, чтобы подразнить его или чтобы скрыть собственное смущение. Но мальчика вопрос застиг врасплох; он подскочил от удивления, после чего поспешно согласился.

– Тогда решено. Правда, это означает, что ты лишаешься шансов получить прибыль, и я не знаю, как перед тобой извиниться.

С этими словами она положила подбородок Коулу на плечо. Видя такие ее манеры, Лоуренс никак не мог заставить себя принять ее последние слова всерьез. Конечно, он мог бы как-то воспользоваться легендой о костях бога-волка, чтобы подзаработать, но трагедии часто подстерегают того, кто пытается забрать больше, чем вмещает его кошель. Да, кошель подобен желудку: у слишком жадного человека он может лопнуть и убить своего хозяина.

– Если тебе вправду жаль, то просто попроси прощения.

Получив на свою подковырку такую же в ответ, Хоро весело ухмыльнулась.

– Прости меня, пожалуйста, хорошо?

Все это выглядело так нелепо, что Лоуренс расхохотался. Потом, вздохнув, покачал головой и подумал: «Какой тихий денек». Впрочем, одновременно с его языка соскользнул ответ:

– Забудь. Так вот попадаться время от времени – не так уж и плохо.

Было ясно и светло. Казалось, что и печку греть совсем не требуется.