Святая

ГЛАВА 19. ДВОЙНОЕ СЛОВО

Я проснулась на рассвете со странным ощущением дежавю[47]. Поднявшись из-за одышки, я вскакиваю с кровати, спускаюсь по лестнице и врываюсь в мамину комнату, когда оттуда выходит Каролин. Она кивает мне.

- Сегодня, - говорит она.

Теперь мы все собрались там: Джеффри, переставший злиться на данный момент, сидит на стуле, принесенном из кухни, возле ее кровати. Его глаза не покидают ее лица. Билли стоит в углу и ничего не говорит, но когда мама смотрит на нее, она улыбается. Каролин порхает вокруг, проверяет ее пульс и тщетно пытается заставить ее что-нибудь выпить.

Папа сидит в ногах ее кровати, рассказывая шутки про ангелов.

- Вы знаете, почему ангелы летают? - спрашивает он нас. Мы все качаем головами. - Потому что мы относимся к себе несерьезно.

Убийца, я знаю. Но приятно, что он здесь. Он с нами всего лишь чуть больше недели, но я уже привыкла к нему, к его тихой радости, к его устойчивости, к его странному чувству юмора, которое идеально подходит маме.

И я присутствую здесь. Я держу ее за руку. И жду. Все ждут, словно мы колесо, а мама его центр. Мы вращаемся вокруг нее.

- Такие серьезные лица, - прошептала она. - Господи, неужели кто-то умирает? - Но потом она вообще перестала говорить. Разговоры требуют слишком много усилий. Она спит, а мы наблюдаем за ее дыханием. Мне нужно в туалет, но я боюсь покинуть комнату.

Вдруг она уйдет, пока меня не будет? Вдруг я пропущу это?

Я скрещиваю ноги и жду. Рассматриваю ее руку, лежащую в своей. Она снова надела свое обручальное кольцо, напоминающее простой ободок из серебра. Я понимаю, что у меня с ней одинаковые руки. Прежде я никогда не замечала этого. Теперь же её руки стали уязвимыми и легкими, словно как у птицы, но сходство все еще есть. Такая же длинная ногтевая пластина, такое же расстояние между суставами, длина пальцев, такая же вена пересекающая нашу левую руку.

Все, что я должна сделать, чтобы найти маму, это просто посмотреть на свои руки.

Затем она глубоко и судорожно вздыхает и открывает глаза, и я забываю о том, что хочу в туалет.

Она смотрит на папу. Он тянется к ее свободной руке (другую я сжимаю изо всех сил) и целует ее запястье.

Она осматривается, не поворачивая головы, только своими большими голубыми глазами, но я не могу в действительности сказать, видит ли она кого-нибудь из нас. Ее губы двигаются.

- Красота, - мне показалось, что она сказала это.

Тогда я отвлеклась на минутку, потому что папа исчез. Прямо перед нашими глазами он просто исчез. Вот он сидит на кровати, держа маму за руку, а в следующий момент его нет.

Мне потребовалось пара секунд, чтобы понять, что мама тоже исчезла. Это произошло очень тихо, но я должна была заметить.

Мы все затаили дыхание. Мама вновь лежала на подушках, ее глаза были закрыты. Но она была не здесь. Ее грудь не двигалась. Ее сердце перестало биться. Ее тело здесь, но ее нет.

- Аминь, - сказала Билли.

Джеффри подпрыгнул. Звук удара стула о стену кажется невыносимо громким. Его лицо выглядит как маска, натянутые губы и нависшие над покрасневшими глазами брови. Единственная слеза скатилась по его щеке до подбородка. В ярости он покидает комнату.

Я слышала, как хлопнула входная дверь, когда он ушел. Его грузовик завелся и поехал вниз по дороге, разбрасывая гравий.

Что-то плавает в моей груди, но не звук, а страшная боль, которая заставляет меня думать, что мое сердце взорвется.

- Билли… - в отчаянии зову я.

Она здесь. Ее рука опускается на мое плечо.

- Просто дыши, Клара. Дыши.

Я сосредотачиваюсь на том, чтобы воздух входил и выходил из моих легких. Не знаю, как долго мы находимся в таком положении. Билли крепко вцепилась в мое плечо, причиняя боль, но от этого я чувствовала себя лучше, потому что в отличие от моей мамы я все еще в своем теле.

Секунды проходят. Минуты. Возможно часы. Я осознаю, что своими руками согреваю мамины. Если я расцеплю их, они станут холодными, и тогда я больше не возьму ее за руку.

Снаружи небо становится серым. Мелко моросящий дождик падает на крышу дома. Словно чувствует, что сейчас подходящее для него время. Это кажется правильным.

Я смотрю на Билли.

- Это ты? - я поворачиваю голову в сторону окна.

Она улыбается своей странной улыбкой.

- Да. Я знаю, с человеческой точки зрения это глупо, но я ничего не могу с этим поделать.

- Я не хочу ее отпускать. - Одно из тех предложений, что эхом проносится в моей голове вместе со звуком своего обрывающегося и прерывающегося голоса.

- Я знаю, малышка, - говорит Билли своим скрипучим голосом. - Но ты уже не держишь ее сейчас. Ты знаешь, что ее больше нет.

Сначала телефон звонит тихо каждые несколько минут, затем начались звонки в дверь, и начали приходить люди. поначалу я чувствую себя под принуждением, мне кажется, что встречать их мой долг, словно я единственный член семьи, который находится неподалеку, словно я ребенок матери, который позволит им войти и лично поблагодарит за еду и сочувствие. Они должны были предупредить о еде. Когда случаются подобного рода вещи, когда умирает кто-то, кого ты любишь, люди приносят еду. Итак, содержимое холодильника Гарднер: одна огромная лазанья, три отдельных и одинаково отвратительных макаронных салата, два фруктовых салата, один вишневый пирог, два яблочных и яблочные чипсы, одно ведро холодной жареной курицы, одна кастрюля с неизвестным содержимым, один салат из шпината, клюквы и грецкого орех, который идет в комплекте с сыром покрытым плесенью, и мясной хлеб. Полки нашего бедного холодильника прогибаются под весом всего этого.

Вот еще одна вещь, о которой не предупреждают заранее: люди принесут достаточно еды, чтобы прокормить целый детский дом в Китае, но ты не будешь голоден.

Начинает казаться, что каждый человек уничтожает часть меня, когда говорит: «Мне очень даль, Клара. Если тебе что-нибудь понадобится, не стесняйся, звони».

- Она внезапно стала очень благосклонной, не так ли? - бормочет Билли после ухода Джулии - да, она была тем самым полнокровным ангелом, который продолжал задавать вопросы на последнем заседании общины, и да, именно она оставила один их тех макаронных салатов и глубокие соболезнования.

- Да, меня так и подмывало сказать, что Семъйяза прячется в лесу. - Темные глаза Билли расширились. - Он там?

Я покачала головой.

- Нет. Полагаю, что когда папа кого-то изгоняет, то он не может вернуться назад. Мне просто хотелось заставить ее слегка поволноваться.

- Правильно. Хотя ты должна была рассказать ей, тогда, возможно, мы бы могли увидеть, как быстро она летает.

Мы улыбнулись. Сейчас только так мы можем шутить. Здесь, внутри меня, в моей груди, все еще существует открытое бушующее отверстие. Я ловлю себя на том, что прикасаюсь к тому месту прямо в центре своей груди, где образовалось дыра такого размера, куда я спокойно смогла бы запихнуть свой кулак.

Билли смотрит на меня.

- Почему бы тебе не пойти наверх? Ты не должна быть здесь ради всех этих людей. Я позабочусь об этом.

- Хорошо. - Хотя я не знаю, что собираюсь делать наверху.

Когда я поднимаюсь в свою комнату, то обнаруживаю там Кристиана, сидящего на подоконнике. То, что происходит со мной, может показаться странным для посетителей, но мне все равно. Боль превращается в уродливую пустоту, что в какой-то мере даже еще хуже обычной боли. Но по крайне мере я не могу чувствовать эмоций Кристиана по ту сторону окна, или прочитать его воспоминания о нашем поцелуе.

- Когда ты здесь оказался? - мысленно спрашиваю я его.

- Рано. Около девяти.

Я не чувствую собственного удивления. Моя мама умерла за несколько минут до десяти.

- Я говорил, что буду здесь, - сказал он. - Хотя ты можешь игнорировать меня. Делать все, что ты хочешь.

- Я хочу вздремнуть.

- Хорошо. Я буду здесь.

Я ложусь поверх покрывала, не разбирая постели. Отворачиваюсь к стене. Кристиан не смотрит на меня сейчас, но все же.

Думаю, я должна заплакать. Я ведь еще не плакала. Почему я до сих пор не плакала? В течение месяцев я плакала из-за всякой незначительной мелочи (хнык-хнык, бедная я), а сегодня, в день, когда моя мама действительно умерла, ничего. Ни одной слезинки.

Джеффри плакал. Билли использовала целое небо для своих слез. Но не я. Со мной просто боль.

Я закрыла глаза. Когда я их вновь открыла, увидела, что прошло два часа, хотя я не почувствовала, что спала. Солнце опустилось на небе.

Кристиан все еще на крыше

У меня появляется непреодолимое желание позвать его, чтобы он пришел и лег рядом со мной. Как и прежде, в ту самую ночь, когда я узнала об этом чертовом правиле ста двадцати лет. Только на этот раз я не хотела бы, чтобы он меня трогал или разговаривал со мной. Но возможно, если он будет рядом со мной, я смогу что-нибудь почувствовать. Может быть, я смогу заплакать, и боль уйдет.

Кристиан поворачивает голову и находит меня глазами. Он может слышать меня.

Но я не могу попросить его войти.

Был уже поздний вечер, когда Кристиан без слов встает и улетает.

Затем раздается легкий стук в дверь, и Такер просовывает голову.

- Привет.

Я вскакиваю с кровати и бросаюсь в его объятия. Он притягивает меня ближе, прижимая мою голову к своей груди, и что-то говорит в мои волосы, но я не слышу.

Почему я не могу заплакать?

Он отстраняется.

- Я приехал сразу же, как только узнал.

Я бы позвонила Такеру после всего случившегося, конечно, но он был в школе, и у меня не было сил и желания искать его и заставлять приезжать.

- В школе все знают?

- Большинство. Ты в порядке?

Я не знаю, что ответить ему.

- Я спала.

Отцепив свои руки от него, я подошла к кровати и села. Так трудно смотреть на него, когда он пристально смотрит мне в лицо, пытаясь поймать мой взгляд глазами. Я теребила в руках уголок одеяла.

Такер казался растерянным, чтобы хоть что-то сказать, поэтому он просто осмотрел мою комнату.

- Я никогда не был здесь раньше, - произнес он. - Здесь мило. Тебе подходит. - Он прочистил горло. - Венди внизу, мы привезли пирог с шоколадным кремом и жареную курицу с зелеными бобами, но моя мама хотела отправить еще больше.

- Спасибо, - говорю я.

- Это вкусный пирог. Хочешь, чтобы я пригласил Венди?

- Пока нет, - я посмела взглянуть на него. - Не мог бы ты просто… взять меня за руку, на некоторое время? - Он смотрит на меня с облегчением. Наконец появилось что-то, что он может сделать. Он падает на кровать позади меня, и я растягиваюсь. Мы целуемся, его рука лежит на моем бедре.

Я ничего не чувствую. Я ни о чем не думаю. Я просто дышу. Вдох и выдох. Вдох и выдох.

Такер гладит меня по волосам. Такой нежный жест. Это также могло означать, словно он шепчет «Я тебя люблю».

- Я тоже тебя люблю, - сказала я ему, хотя думаю, что он меня не услышит.

Но я не чувствую любви. Я сказала это, потому что знаю, что это правда, но я не чувствую этого. Я слишком онемела для этого. Думаю, я не заслуживаю его любовь. Даже сейчас, тот момент с Кристианом на кладбище кажется темным облаком, засевшем в моем сознании.

Проходит три дня. Хотя это не то, что вы ожидаете. Вы думаете, сначала смерть, затем похороны, могила и все такое. Все закончено. Но между смертью и похоронами есть миллион небольших событий, о которых никто никогда не думает. Написание некролога. Выбор цветов. Выбор одежды для мамы в гробу и для меня на ее похоронах, что для меня не просто: черное платье, мамины туфли, ее серебряный браслет. Я даже сказала Джеффри, что галстук, который он должен надеть, должен быть с серебряными полосками, но стоило мне сказала это, как он подарил мне холодный взгляд и сказал, что собирается надеть черный.

Я не знаю, что он имеет в виду. Это словно мой фиолетовый вельветовый пиджак со дня пожара.

Может ли баланс Вселенной зависеть от цвета галстука?

Такер пропускает школу в первый день, чтобы остаться со мной. В основном это проявляется в том, что он сидит в кресле рядом с моим и нечего не делает, пытаясь поговорить со мной, иногда спрашивая меня, не нужно ли мне что-нибудь, и я почти всегда говорю «нет» до самой поздней ночи, когда я сказала: «Не мог бы ты пойти домой?».

- Не обижайся, но я хочу побыть одна прямо сейчас. - Это правда. Я хочу побыть одна. Но также я не хочу находиться прямо сейчас рядом с Такером, потому что есть одна вещь, большая вещь, которую я ему не рассказала, и пока не хочу даже думать об этом.

Он сказал, что да, конечно, он понимает, но я вижу, что он обиделся. Мне не нужна моя эмпатия, чтобы увидеть боль на его лице.

Каждый день я чувствую присутствие Кристиана где-то рядом. Не пытающегося поговорить со мной. Не давящего на меня. Просто рядом. Он позволяет мне быть одной, но он также здесь, на окраине, на случай, если мне не захочется быть одной.

Как он понимает все это? Он был ребенком, когда его мама умерла, но все же он понимает. Думаю, для всех это одинаково, или Кристиан в такой гармонии со мной, что понимает, что мне нужно, на каком-то другом уровне?

На третий день Такер противостоит мне, и не просто противостоит, а пожалуйста-позволь-мне-помочь-почему-ты-не-позволяешь-помочь-тебе. Я лежу в кровати, не сплю, но и нечего не делаю, и он внезапно заходит мою комнату.

- Я хочу быть здесь с тобой, - произнес он, не говоря ни приветствия, ни чего-либо еще. - Это так просто. - Мои глаза переметнулись к окну. Кристиана нет.

- Хорошо.

- Но ты не позволяешь мне. Ты не позволяешь мне, Клара. Ты отталкиваешь меня. Ты не рассказываешь о своих чувствах.

- Я ничего не чувствую, - сказала я ему. - Я не хочу отталкивать тебя. – Но, правда в том, что я отталкиваю его.

Он не примет этого.

- Ты отталкивала меня месяцами. Ты не рассказывала мне о многих вещах, например о том плохом ангеле. Ты знаешь, все еще жду, что ты мне расскажешь о том парне, но ты ничего не говоришь. Ты думаешь, я не смогу с этим справиться.

- Такер.

- Почему в последнее время у меня чувство, что ты просто выжидаешь время со мной? Что ты собираешься все это прекратить.

- Моя мама умерла, - огрызаюсь я, садясь. – Я, правда, даже не задумываюсь о чем-либо еще. - Он покачал головой.

- Почему ты не рассказываешь мне? Почему ты думаешь, что я не смогу справиться с этим? Разве я не справился со всем, когда ты бросила меня?

- Хорошо, - знаю, что должна звучать рассерженно, но это не так. Я устала. Устала скрывать вещи, устала быть той, кого хотят видеть люди, устала быть девочкой, чья мама умерла и что вокруг меня ходят на цыпочках. В какой-то мере разговор Такера в таком тоне для меня облегчение. По крайней мере, он больше не ходит на цыпочках.

Такер ждет.

- Что ты хочешь знать?

- Все, - просто отвечает он.

- Хорошо. Давай начнем. Некоторое время я думала, что ты умираешь. У меня были видения о кладбище Аспен-Хилл, о том, что там кто-то умер, а тебя не было в моем видении, так что я подумала, что это был ты. Я не хотела рассказывать тебе, потому что если бы я ошиблась, то как бы ты себя чувствовал из-за всего этого. Но в итоге оказалось, что я неправа. Так что я рада, что ничего тебе не сказала.

- Но ты сказала Кристиану, - произнес он.

- Да. Он может читать мои мысли, поэтому он знает об этом.

- Ха, - говорит он, но я могу сказать, что он очень несчастен из-за идеи слияния моего сознания и сознания Кристиана.

- И я могу читать чувства людей. Иногда чувства, иногда мысли, а иногда и то, и другое сразу. Но в основном - чувства.

Становится лучше, после исповеди. Я чувствую что-то.

- Конечно, это еще не все. - Он моргает, пораженный.

- Хорошо, черт возьми.

Забавно, что он должен сформулировать это таким образом, когда то, что я скажу дальше словно пуля, летящая со скоростью света из моего рта в его сердце. Не знаю, почему я делаю это. Я только знаю, что не хочу, чтобы между нами был обман. Это противоречит моей натуре.

- Мое предназначение еще не закончилось. Я не знаю в чем именно оно заключается, но я знаю, что она включат в себя Кристиана. Это словно мы с ним две стороны одной монеты. Я не… люблю его так, как я люблю тебя, но мы одинаковые, он и я. Мы делаем друг друга сильнее. - Голубые глаза Такера становятся цвета грозовых туч. Он смотрит на меня. Он не хочет знать следующую часть.

Но я расскажу ему в любом случае. Потому что часть меня понимает, что я так сильно его люблю, что готова ухватиться за него и никогда не отпускать, но ему будет лучше без меня, безопасней, подальше от моего безумного мира ангелов, падших и таинственных обязанностей, которые будут появляться всю мою жизнь. Ему будет счастливей без моей лжи и тайн. Знаю, что говоря сейчас правду и, особенно, следующую её часть, я, вероятно, разрушу наши отношения. Знаю, как сильно я не хочу этого, но думаю, что это единственный путь, чтобы гарантировать, что я не струшу.

Итак, начнем.

- Я поцеловала Кристиана, - мой голос сломался на его имени. - Ну, на самом деле, он поцеловал меня. Но я позволила это ему. Он сказал, что это часть его предназначения, и я позволила ему. Потому что мы связаны. Потому что в моем сне, когда моя мама умерла, когда мы были на кладбище, именно он держал меня за руку, утешая и поддерживая. Потому что тебя там не было.

Выражение лица Такера напоминало камень. Мускулы спины напряглись.

- Когда? - спрашивает он хрипло. - Когда он…

- За два дня до маминой смерти…

Он остановился.

- Я должен идти.

- Такер.

Он закрывает глаза. Его кулаки сжимаются, а затем расслабляются. Когда он вновь открывает глаза, я вижу намек на слезы. Он делает прерывистый выдох.

- Я должен идти. - Что я наделала? Подумала я с изумление. Я иду за ним из спальни, вниз по лестнице.

- Мне очень жаль, Так, - говорю я. Как будто это сможет что-нибудь исправить.

Мои слова не волнуют его. Он проходит мимо группы сочувствующих в гостиной, мимо Венди и Анжелы, сидящих вместе на диване.

- Венди, пошли.

Она вскакивает.

- Так, - вновь позвала я. Но затем остановилась. Я решаю отпустить его, даже если он никогда вновь не заговорит со мной. Боль в моей груди увеличилась, заставляя чувствовать отдышку. Я прислонилась к стене гостиной и беспомощно смотрела, как Такер почти выбегает из моего дома.

Он останавливается около своей машины и ищет в кармане ключи. Венди догоняет его, хватает за руку и что-то говорит, кивая головой в сторону дома. Он кивает. Затем он оборачивается и видит Кристиана на крыльце. Все замедляется.

- Ты. - Он отталкивает Венди и делает несколько медленных шагов к дому.

- Такер, - тихо сказал Кристиан.

- Что ты за человек такой? - Такер практически рычит, наступая на него. Он игнорирует Венди, когда та умоляет вернуться домой. - Выжидаешь, когда она станет наиболее уязвимой, чтобы сделать свой ход?

- Это то, что она сказала тебе? - спросил Кристиан, не угрожая, но и не отступая ни на йоту.

Я хочу, чтобы это прекратилось прежде, чем кто-либо пострадает. Меня не покидает чувство, что кто-то может действительно пострадать сейчас. Но как только я делаю шаг к двери, Анжела хватает меня за руку.

- Не надо, - говорит она. - Ты сделаешь еще хуже.

- Она сказала, что ты целовал ее, - сказал Такер.

- Да.

- Для тебя не имеет значения, что у нее есть парень? Что она любит меня? - Такер приблизился к Кристиану, поднявшись на крыльцо. Он остановился в паре футов от Кристиана и встал, сжав руки в кулаки, ожидая, когда оправдание Кристиана позволит ему ударить его.

Я не могу увидеть лицо Кристиана из этого положения. Он стоит спиной ко мне. Но каким-то образом я знаю, что его лицо беспристрастно, глаза, как холодные зеленые изумруды, неестественно блестящие на свету.

В его голосе нет никакого тепла, когда он произносит:

- Ты мне всегда нравился, Такер. Я думаю, ты порядочный парень.

Такер смеется.

- Но что, я не достоит ее? Она не в моей лиге, просто потому что…

- Она и я принадлежим друг другу, - перебил Кристиан.

- Точно. Из-за твоего предназначения, - сказал Такер, понизив голос.

Кристиан оглядывается раздраженно из-за того, что Такер знает это слово, что он осмелился его сказать здесь, перед всеми людьми.

- Это и около сотни других причин, ни одну из которых ты не способен понять, - говорит он.

- Ты самодовольный ублюдок. – И затем Такер бьет его. Прямо в лицо. Голова Кристиана откидывается назад, и потоки крови мгновенно начинают течь из носа. Он вытирает ее и смотрит на пальцы. Вполне возможно, он никогда прежде не видел свою кровь. Его глаза сужаются. Он вытирает руки о джинсы. Затем крыльцо взрывается шквалом движений: люди пытаются выйти, женщины визжат, кулаки летают. Я вырываю свою руку у Анжелы как раз вовремя, чтобы увидеть, как Такер толкает Кристиана спиной к стене дома так сильно, что в переднем окне трескается стекло. Я смотрю, как темные брови Кристиана хмурятся, подлинная ярость растет, вот-вот она вырвется на свободу. Он кладет руку Такеру на грудь и отталкивает его, ломая периллы крыльца с отвратительным хрустом, когда тот летит обратно на дорогу. Гравий разлетается во все стороны. Такер вскакивает на ноги, вытирая кровь с подбородка, волосы растрепаны, глаза горят голубым огнем.

- Давай, красавчик, - насмехается он. - Покажи мне, на что ты способен.

- Прекратите! - закричала я.

Кристиан перепрыгивает через сломанные перила так легко, что почти кажется, будто он плывет. По сравнению с Такером у него тонкий стан, а не мышцы икр и торса заработанные ежедневным трудом, не мужество сельского парня из Вайоминга, но я знаю, что он невероятно сильный.

Такер размахивается, и Кристиан увертывается. Он наносит удар в сторону Такера, вновь отправляя его в грязь. Такер кряхтит, поднимается, чтобы вновь напасть на Кристиана.

- Остановитесь! - кричала я.

Никто из них не обращает внимания. Такер наносит еще один удар, почти попадая в живот Кристина, но Кристина отходит за момент до удара. Такер издает звук разочарования, когда Кристиан вновь бьет его, на этот раз в челюсть.

Это не справедливо. Нет никакого способа, чтобы Такер выиграл этот бой. Кристиан всегда будет быстрее, сильнее, и удары у него будут лучше.

- Пожалуйста, - посылаю я мысленно Кристиану, используя всю свою силу, чтобы эти слова появились в его сознании. - Если тебе не все равно на меня, остановись.

Он колеблется.

Я спотыкаюсь на лестнице, спускаясь к ним с крыльца. Я больше не думаю. Мне нужно встать между ними.

- Кристиан, прекрати причинять ему боль, - говорю я вслух.

Это останавливает их обоих. Такер смотрит на меня обиженным недоверчивым взглядом. Как я могла подумать, что он будет избит этим высокомерным-городским-ребенком, независимо от того, какая кровь течет в его жилах? Его губы искривились в отвращении. Его глаза говорили: «Ты не веришь в меня. Почему ты не веришь в меня?»

В тоже время Кристиан опускает кулаки, поворачиваясь ко мне с выражением обиды на лице.

- Я не собирался причинять ему боль, - сказал он в моей голове. - Ты думаешь, я мог бы использовать мою силу для этого?

У меня нет ответа ни одному из них.

- Хорошо, этого достаточно! - раздается голос. Билли спускается вниз по ступенькам. Она встает рядом со мной и смотрит на Кристиана и Такера.

- Что вы здесь творите, словно лоси в брачный период? Сейчас время траура. Вам должно быть стыдно.

- Мне пора, - говорит Такер. Он снова не смотрит на меня. Ему должно быть очень больно, но он держит голову высоко, спину прямо, когда идет к своей машине. Через его плечо Венди стреляет в меня взглядом наполовину убийственным, наполовину сожалеющим. Она садится на водительское место. Я могу видеть, что она что-то говорит, возможно, даже кричит на Такера, когда они уезжают.

Кристиан вытирает кровь с лица. Его нос перестал кровоточить, но кровь там еще есть.

- Мой дядя убьет меня, - говорит он.

- Он может встать в очередь, - ответила я.

Он удивленно смотрит на меня. - Клара, я…

- Не смей говорить, что тебе жаль. Просто уходи.

- Я только…

- Уходи, - вновь посылаю я. - Я хочу, чтобы ты ушел, Кристиан. Я не хочу, чтобы ты был здесь. Ты мне не нужен.

Он сглатывает, засовывает руки в карманы и смотрит на меня тяжелым взглядом. Он верит мне.

- Убирайся отсюда, - говорю я вслух.

Он разворачивается и уходит в лес, где тени протянулись через деревья.

- Девушка, у тебя есть талант к притягиванию неприятностей, - сказала Билли, кладя руку мне на плечо.

Мне ли не знать.

После наступления темноты все люди идут домой. Дом остается удручающе пустым. Джеффри приходит домой оттуда, куда он исчезает каждый день, и уходит в свою комнату, не сказав ни слова. Я иду к двери маминого кабинета и открываю ее. Часть меня ожидает увидеть ее там, сгорбившуюся над компьютеров и пишущую код. Она бы посмотрела вверх и улыбнулась.

- Тяжелый день, милая? - сказала бы она.

Я сглатываю. Стараюсь напомнить себе, что она на небесах. Но я не могу представить это. Не могу почувствовать это.

Все, что я знаю, что она ушла и никогда не вернется.

В ту ночь я не могла уснуть. Я даже не уверена в том, чего хочу. Просто смотрю в потолок и наблюдаю за тенями на нем, очертаниями листьев на дереве за моим окном, которые двигаются взад и вперед.

Около полуночи начинает звонить телефон. Я жду, что кто-нибудь ответит на него, но никто этого не делает. Где Билли? Интересно. Когда папа вернется?

Телефон продолжает звонить своей одинокой песней. Я иду на кухню, снимаю трубку и смотрю на определившийся номер.

«КЛАРА» написано на нем.

Ха?

Мне звонит мой собственный телефон.

Я нажимаю «ОТВЕТИТЬ». Наконец я окончательно просыпаюсь.

- Алло?

Тишина.

- Алло? - говорю я после нескольких секунд молчания на той стороне линии.

- Привет, маленькая птичка.

Пожалуй, это самая странная вещь - услышать голос Семъйязы, не ощущая при этом горя. Почти как обычно беседовать с абсолютно обычным человеком, когда не нужно опасаться за свою жизнь и интересоваться, собираюсь ли я быть втянутой в ад. Странно, как я и сказала.

- Что ты хочешь? - спрашиваю я его.

Тишина.

- Ну, было приятно поболтать с тобой, но мне пора… - я начинаю класть телефон обратно. - Я должна похоронить мою маму завтра утром.

- Что? - говорит он. Его голос звучит по-настоящему потрясенным.

Он не знает.

- Пожалуйста, - говорит он через минуту с реальным отчаянием в голосе. - Что произошло?

- Ты знаешь о правиле сто двадцати лет, не так ли?

- Именно столько ей и было? Я знал, что он близка к смерти, но… мне сложно отслеживать человеческое время. Когда это произошло?

- Три дня назад. - Я чувствую вспышку гнева, хотя чувствую себя хорошо. Никаких эмоций, кроме грусти. - Итак, теперь ты не в состоянии снова причинить ей боль. - И вновь тишина. Думаю, возможно, он повесил трубку. Но затем он говорит:

- Я не чувствовал ее уход. Я должен был почувствовать его.

- Может быть, вы не были связаны, как ты думал.

- О, Мэг, - сказал он.

Вот тогда у меня и сорвало предохранитель. Мне кажется, у него нет права горевать. Он плохой парень. Он пытался убить ее. Он хотел привести ее в ад вместе с ним, не так ли? Он не заслуживает моей жалости.

- Когда ты, наконец, изменишься? - спросила я с яростью. – Мою маму зовут не Мэг. Что бы ни было у тебя с ней, что бы ни было между вами, это было очень давно. Она не любит тебя. Никогда не любила. Она всегда, с самого начала, была предназначена для кого-то другого. И нельзя ничего поделать с этим, потому что сейчас она мертва. - Слова повисли в воздухе. Я ощущаю чье-то присутствие позади меня. Билли. Она ловит меня за плечи и поддерживает в то время, как я даже не представляю, что пошатываюсь и готова упасть. Она забирает из моих рук телефон и ставит его на место.

- Ну, теперь мы знаем, почему он будет злиться на тебя завтра на кладбище, - говорит она, качая головой. – Я чувствовала бы себя намного лучше, если бы ты не находилась рядом с Черным Крылом. - Затем, даже без моей просьбы, она ведет меня обратно в спальню и ложится рядом со мной в темноте, поет песню, которая похожа на завывания ветра снаружи, прям как тогда, когда я была ребенком. И она держит мою руку, пока я не засыпаю.