След менестреля

Глава 10

Глава десятая

В Элодриане много таких вот придорожных таверн, как эта. Но сейчас для меня таверна «Вересковая гарь» - центр этого мира. Да что там этого, всех миров во вселенной.

Снизу, из зала, слышен шум. Хохочут захмелевшие девицы, стучат большие глиняные кружки с темным пивом, сидром и отличной местной медовухой, пьяные голоса запевают песни одна другой непристойнее. Приехавшие чуть раньше нас купцы откуда-то из-под Блиболаха на фурах, груженных пивом и солью, гуляют. Уже далеко за полночь, а гулянка стала, кажется, еще веселее. Но нам с Уитанни они совсем не мешают. Нам нет до них дела.

Уитанни заснула, прижавшись щекой к моей груди, а мне вот не спится. Я слишком счастлив, чтобы спать, хотя усталость и расслабленность во всем теле клонят в сон. Я же хочу, чтобы эти мгновения продолжались вечно. Чтобы запечатлелась в моей памяти навечно, и во всех мелочах, эта жалкая комната с некрашеными и нестругаными балками потолка, убогой мебелью, грязными стенами и загаженной мышами рогожкой вместо прикроватного коврика, холодная и освещенная только теплым золотистым светом одной-единственной свечи – комнатка, в которой мне уютнее и спокойнее сейчас, чем в каком-нибудь люксе «Хилтона» за тысячу долларов в сутки. Чтобы не забылось все, что случилось со мной этой ночью.

Уитанни спит. Мило, уютно, совершенно по-кошачьи свернувшись у меня под боком и положив голову мне на грудь. И тихонько мурлычет во сне. Наверное, что-то ей снится. А мне вот кажется, что только сейчас я проснулся от тяжелого сна, в котором были Эрил Греган и Матьюш Хавелинк, прокаженный барон Гальдвик и оборотни Лёца из Виссинга, рабыня Эльгит и старик Тимман, темный вампир Тхан на-Григг и сожженная ферма, осада Роэн-Блайн и повешенные женщины на хуторе, Вечные и Маргулис. Проснулся и начал жить по-настоящему.

Плохое ушло, осталась освещенная свечкой комната и мы с Уитанни.

Сегодня я попробовал снять с нее серебристый ошейник, но у меня ничего не получилось. Он очень тонкий, но я даже не смог его погнуть, не то, что разомкнуть, как ни старался. Уитанни попыталась объяснить мне, что такова воля Алиль. Надо спросить старого Тейо, что это значит…

Внизу опять запели. Разухабистую, похабную песню про красотку Мариэлу, которая никогда не носила подштанников. Я слушаю их и чувствую, что согретый теплом Уитанни и своими хорошими мыслями, начинаю засыпать. Свеча выпускает длинные золотистые нити и…

В гул вечеринки вплетается высокий пронзительный голос, и сразу становится тихо. Сон слетает с меня мгновенно. Я хватаюсь за стоящий у изголовья посох и прислушиваюсь к тому, что говорит поздний гость:

- Люди, в Набискуме крейоны восстали! Вырезали вальгардский гарнизон и захватили город!

Наступившая тишина ясно говорит о том, что новость из разряда тех, в которые очень трудно поверить – что на трезвую голову, что на пьяную. Но звонкий голос продолжает кричать:

- Правда это, люди добрые, истинная, всеми богами клянусь! Говорят, сам Ллэйрдганатх поднял народ! Ни одного живого вальгардца в Набискуме не осталось!

Ну вот, опять меня поминают. Опять Ллэйрдганатх всему голова. Так и до всеэлодрианского культа личности недалеко. Но тут до пьяниц дошло. Корчма взрывается восторженным ревом, кружки стучат с новой силой:

- Ура!Ура!

- Слава Брутхайме! Слава храбрым жителям Набискума! Долой вальгардских собак!

- Слава Ллэйрдганатху!

- Выпьем, братья! На погибель вальгардцам!

- Эй, трактирщик, волоки еще бочонок! За мой счет!

- Нет, за мой! – Слышно, как звенят брошенные на стол деньги. – Все пейте, люди! Ура! За Брутхайму! За нашего герцога!

Я улыбаюсь. А Уитанни спит. Или делает вид, что спит, потому что на ее губках появляется легкая хитрая улыбка. Кисуля моя, тебя даже не вспомнили эти люди, а ведь без тебя я никто!

- Уитанни? – шепчу я.

- У-урр? – мурлычет она, не открывая глаз.

- Я тебя люблю.

Ее рука ложится мне на грудь – мягкое, обжигающее, ласковое, почти неуловимое прикосновение. Гулянка на первом этаже продолжается, люди продолжают пить за скорую победу, которая им уже не кажется невозможной.

А я хочу, чтобы эта ночь никогда не кончалась.

***

Джарли посмотрел на меня с суеверным ужасом.

- Ты при жизни стал легендой, Кириэль, - сказал он. – Я никогда не слышал ни о чем подобном. Забраться в самую адову пасть и выбраться из нее живым – это выше человеческих сил.

- Я бы погиб, если бы не гаттьены. Они спасли меня.

- Но ты молодец! – Джарли принялся расхаживать по шатру, размахивая руками. – Просто молодец, прокляни меня Дребл! В последние восемь дней ко мне в лагерь потоком идут люди, желающие записаться в мое войско. Всех возрастов, всех сословий, даже священники и женщины. Я набрал за эти дни четыре полные хоргуви. Люди просто рвутся в бой. И все они говорят: «Ллэйрдганатх снова убил Вечного! Ллэйрдганатх разрушил крепость Звездного Ордена!» Они боготворят тебя. Мне впору молиться на тебя, лекарь.

- Лучше за меня, - я посмотрел в глаза Джарли и понял, что он неискренен со мной. Да, его восхищает то, что удалось сделать мне. Но он чувствует еще ревность и зависть. Он завидует моей славе. И я почти не сомневался, что после победы над Вальгардом наша дружба с Джарли закончится раз и навсегда. Правители легко избавляются от бывших друзей, особенно если последние популярны в народе больше них самих.

- У меня есть моя клятва, - продолжал Джарли. – С тех пор как на моих руках умер отец, я желаю лишь одного – мести. Я мечтаю добраться до всех этих Готлихов и прочих мерзавцев и собственными руками порвать им глотку. Даже если за это удовольствие мне придется расплатиться жизнью. И я хочу спросить тебя – ради чего ты все это делаешь?

- Ради нее, - я показал на Уитанни. – Ради Вероники и де Клерка.

- Да кто такой, во имя всех богов, этот де Клерк?

- Мой отец.

Джарли как-то сразу весь сник.

- Прости, - произнес он, наконец, коснувшись пальцами моей руки. – Теперь я понимаю. Ты так и не нашел его, верно?

- Нет. Я не успел. Его и Веронику увезли куда-то за день до моего прихода в Вальфенхейм.

-Сочувствую тебе, друг мой.

- По дороге сюда я узнал, что в Набискуме население восстало против вальгардцев, - начал я. – Набискум больше не подвластен Готлиху. Но есть и плохая новость:вальгардская армия уже в Рискинге и вот-вот вторгнется в Саратхан. Я должен идти в Лиден-Мур и предупредить ши.

- Да, я слышал про Набискум, - ответил Джарли. – Признаться, не поверил в то, что крейоны могут восстать. Но после того, что ты мне рассказал, уже ничему не удивляюсь. Это восстание нам на пользу. Готлих никогда не оставит у себя в тылу мятежный Набискум, побоится удара в спину. Так что вальгардцам придется на время отложить поход на Саратхан.

- Я тоже об этом думал, но я не уверен, что так оно и будет. Лучше предупредить Тейо.

- Значит, ты не останешься со мной?

- Пока нет.

- Жаль, - Джарли помрачнел. – Я рассчитывал на твою помощь.

- Придет время, и мы обязательно будем сражаться вместе. Но сейчас, Джарли, я не могу оставаться здесь. Чем быстрее мы отыщем де Клерка, тем меньше будет пролито крови. Только он может остановить это безумие.

- Вижу, судьба ши беспокоит тебя больше, чем судьба моего народа. Я не в обиде на тебя, Кириэль. И я понимаю твои чувства и мотивы. Как знать, возможно, на твоем месте я поступил бы точно так же. И все же, почему так важно найти твоего… этого де Клерка?

-Между происходящим сейчас в Элодриане и де Клерком есть прямая мистическая связь. Он человек из другого мира, Джарли. Пока он находится в Элодриане, он подвергает опасности и себя, и этот мир. Для вальгардцев де Клерк – залог их будущей победы. Если он останется в их лапах, Саратхан и Брутхайма обречены. Ни ты, ни я, ни ши не сможем их остановить.

- Когда ты отправляешься в Лиден-Мур?

- Немедленно.

- Все, что у меня есть, к твоим услугам. И вот еще, - Джарли потер подбородок, глянул на меня тяжело. – Передай ши, что я не против союза с ними. До сих пор такой союз представлялся мне невозможным, но я не дурак и понимаю, что одолеть вальгардцев в одиночку не сумею. Если они согласятся, то пусть оповестят меня о своем решении. Если же нет – обойдусь без них.

- Они согласятся, Джарли, будь уверен, - я пожал герцогу руку. – Если я узнаю, где орденцы прячут де Клерка, могу я рассчитывать на твою помощь?

- Конечно, друг. Всегда готов пустить вальгардцам кровь, а в компании это делать куда как веселей.

- Тогда я ухожу от тебя с надеждой и благодарностью в сердце.

- Момент, - Джарли подошел к Уитанни. – Могу ли я поцеловать на прощание прелестную даму?

Я развел руками. Уитанни позволила поцеловать себя в щеку, и Джарли был очень доволен собой.

- Будьте осторожны, - сказал он напоследок. – Мои разведчики видели в горах близ Айи каких-то чужаков. То ли наемники, то ли дезертиры, то ли охотники.

- Мы будем осторожны, - ответил я, и мы с Уитанни вышли из шатра.

***

Снегу за эти дни навалило невпроворот. Слава Богу, я догадался взять у Джарли коня. Представления не имею, как бы я тащился по такому снегу на своих двух.

Я посмотрел на небо – оно обещало новый снегопад. А до Лиден-Мура еще очень далеко. Горы Доль-Кригиан, если верить карте Даэга, прямо передо мной, но до них еще ехать и ехать. А по такому снегу меньше чем в два дня не уложишься.

Я огляделся в надежде увидеть между окружавшими меня деревьями Уитанни, но моей кисы нигде не было видно. Да ладно, пусть охотится. Принесет мне свежего мяса на ужин. Кстати, пора искать место для ночлега, небо начинает темнеть.

Вон за теми деревьями над равниной поднимается небольшая возвышенность, а на ней, как показывает карта, есть старое святилище ши. Те самые каирны, о которых говорил мне Даэг. Лучше места для ночевки не придумать, плохо только то, что на вершине холма негде укрыться от ветра. Но это не так страшно.

- Н-но! – сказал я и легонько стукнул своего мерина пятками. Конь пошел быстрее. Снег звонко скрипел под его копытами.

На возвышенность мы поднялись быстро. Да, вот оно святилище, торчащие из снега угловатые, поставленные торчком глыбы гранита. И несколько сосен, окруживших сооружение. Я спешился, глянул на заснеженную равнину, по которой то тут, то там пробегала поземка, и понял, что очень хочу согреться и поесть.

Сегодня тепло, где-то около нуля. И вот-вот начнется снег – вокруг меня уже летают снежные мухи.

На окраине леса показались всадники. Четверо. Я заметил их сразу, как только они выехали из-за деревьев. Внутри шевельнулось нехорошее предчувствие.

Просто путники? А если путники, почему съехали с дороги? Едут в мою сторону, разворачиваясь цепью. И, похоже, по моим следам.

Еще мелькнула мысль спрятаться. Но мой конь стоит на виду, и они его наверняка увидели.

Вот черт!

Всадники ехали так быстро, насколько позволял им снег. Я еще надеялся, что худшего не случится, но тут из-за деревьев выскочили сразу два вильфинга и помчались прямо в мою сторону.

- Вон он! – донеслось до меня.

Убежать не получится. Что ж, будем драться. Только вот где моя защитница?

Один из всадников остановился, вскинул какой-то длинный предмет. Сверкнула вспышка, и пуля просвистела прямо у моего уха. Я спрятался за камень, сжимая посох Алиль, а конек, испуганный то ли выстрелом, то ли близостью оборотней, рванулся вниз и поскакал в сторону гор.

Когда я выглянул, всадники были довольно далеко, а вот их гончие твари уже подобрались ко мне метров на сорок. Если бы не глубокий снег, они были бы рядом. Я их мог хорошо разглядеть. Какая-то новая разновидность: крупнее тех, что сопровождали меня в поисках купин ши, коренастые, с пятнистым узором на шкуре, морды массивные и тупые, как у гиен, круглые уши.

Страшные твари. Но прошли те времена, когда меня можно было испугать…

Собравшись, я скастовал на переднего вильфинга руну «Сафр». И в то же мгновение увидел черно-белым зрением, что размашистыми прыжками несусь на вершину, к каирну, где едва заметна застывшая с посох в руке человеческая фигура. Бешеная жажда крови переполняет меня, и я не могу утерпеть до вершины, особенно если есть жертва поближе. Поворачиваюсь навстречу бегущему за мной собрату, прыгаю и хватаю его за горло.Горячая, пахнущая псиной и медью кровь струей ударяет прямо в гортань, обжигая и опьяняя, как алкоголь.

Действие руны продолжалось лишь несколько секунд, и я, очнувшись, увидел, как еще мгновение назад подвластный мне вильфинг вгрызается в глотку своего собрата. Над моей головой опять свистнула пуля, и миг спустя я услышал треск выстрела, совсем близко. Орденские охотники были уже в сотне метров от меня – двое справа, двое слева. Брали в «клещи», паскуды.

Вильфинг, освободившись от действия заклинания, бросил свою жертву и, хрипло залаяв, рванулся ко мне. Нас разделяло метров восемь-десять, и я уже приготовился отбиваться от твари посохом, но тут меня будто ветерок обдул. Серебристая тень рванулась мимо меня к вильфингу, сбила оборотня в снег и с рыком размозжила ему череп ударами лап.

- Уитанни! – заорал я в диком, неописуемом восторге.

Охотники как один повернули головы, увидели гаттьену. Крайний слева, с арбалетом, вскинул оружие, но Уитанни в великолепном прыжке опрокинула его в снег вместе с конем, рванула за горло клыками, и метнулась к следующему всаднику, лихорадочно забивавшему заряд в дуло пистоля. Повалила его, как и первого вместе с конем, походя, без особого напряга, и понеслась к двум последним охотникам, разворачивающимся навстречу гаттьене. Один из них завопил, выхватил из ножен палаш, но Уитанни не дала ему ни малейшего шанса. Рык, противный хруст, который я услышал даже на таком расстоянии – и рука с зажатым в ней палашом, оторванная по самое плечо, упала в снег. Четвертый струсил, стал разворачиваться, но гаттьена вцепилась в круп коня обеими лапами, и лошадь с холодящим сердце ржанием упала на колени. Всадник вывалился из седла, и гаттьена подмяла его передними лапами, скаля окровавленные клыки у самого лица.

- Уитанни, не убивай! – крикнул я, проклиная глубокий снег, который не давал мне бежать быстрее. – Постой!

Гаттьена стояла над бесчувственным охотником, тяжело дыша и роняя окрашенную кровью слюну с морды. Я присел над поверженным орденцем, начал хлопать по щекам. Тот, наконец, открыл глаза, и его красную, измятую, заросшую редкой бородой физиономию исказил ужас.

- Убери ее! – взвыл он. – Во имя Вечных!

- Уберу, если ответишь на пару вопросов, - сказал я, ухватив его за ворот. – Только правдиво, ублюдок, иначе сдохнешь страшной смертью.

- Все скажу! Все!

- Вас Лёц послал, так?

- Да, господин. Несколько групп. Они ищут тебя.

- Где де Клерк?

- Господин, я не понимаю, о чем вы!

- Менестрель, которого Лёц забрал из Вальфенхейма. С ним еще девушка была. Говори!

- Бард и девушка? О, помню, помню, господин. Я видел их.

- Где они? – Я изо всех сил тряхнул орденца, занес посох.

- Постойте, постойте, не убивайте! Я скажу. Они в Волчьем…

Охотник не договорил – за моей спиной грянул выстрел, и раздался жалобный, почти человеческий, стенающий крик Уитанни. Я обернулся, увидел, что моя гаттьена как-то странно, судорожными рывками, ползет по снегу к охотнику, пытающемуся выбраться из-под мертвой лошади, и в руке у охотника – дымящийся пистоль. Я побежал к нему, чтобы добить подонка, но Уитанни добралась до стрелявшего раньше меня и снесла ему лапой лицо и половину черепа. А потом бессильно повалилась в снег и задышала тяжело и часто.

- Уитанни! – Я опустился рядом с ней, начал ощупывать, чувствуя, как сотрясают ее тело судороги. – Уитанни, что с тобой? Уитанни!

Я нашел только одну рану, точнее нащупал – над левой передней лапой, в плече. Странно, но крови совсем не было, только плотная шишка. Когда я надавил на нее, гаттьена вскрикнула. Я похолодел. Господи, неужели опять яд?

Я повернулся к охотнику, о котором почти забыл, и вовремя – негодяй, оправившись от ужаса и решив, что пришел его черед разобраться со мной, дотянулся до своего самопала и трясущимися руками насыпал на полку порох из пороховницы. Я так врезал ему по черепу, что посох едва не вылетел у меня из рук.

Теперь все мои мысли были об Уитанни. Пока я разбирался с последней вальгардской сволочью, моя девочка перевоплотилась и я, глядя на то, как судорожно и тяжело она дышит, подумал, холодея всем телом, что гаттьены, наверное, всегда превращаются перед смертью в людей. Я вспомнил, как пытался спасти Уитанни в ту ночь, когда мы познакомились с ней, и больше не мог сдерживаться. Горло у меня перехватил спазм, и слезы хлынули из глаз.

- Нет, не надо! – шептал я, прижимая голову Уитанни к груди. – Нельзя! Най хенна, Уитанни! Най хенна! Не бросай меня!

- Больно, - прошептала она.

- Сейчас! – Я скинул с плеча сумку с той решимостью, которую дает только беспросветное отчаяние. Вывалил на снег содержимое. Открыл футляр с инструментами, ухватил ланцет. – Будет больно, любовь моя, но ты сильная.

Она что-то шепнула – я не расслышал что. Подложив ей под голову свою куртку, я раскрыл плащ Уитанни и увидел рану в левом плече. Ее окружал вздутый синеватый отек, от которого на левую руку и вниз, к левой груди, протянулись странные, похожие на тонкие ветвистые корни, отростки. Кожа вблизи от раны выглядела как тонкий полупрозрачный пластик, сквозь который я мог видеть проходившие под кожей кровеносные сосуды. И смутные контуры конической пули, засевшей в тканях. Странно, что нет ни капли крови. Отчаяние вновь охватило меня – если это яд, у меня нет противоядия. И настойки лигрох нет. Ничего нет.

Я вылил на рану остатки приготовленного на спирту желудочного эликсира, и Уитанни застонала. Это, как ни странно, вернуло мне надежду: если она чувствует боль, значит, странный яд еще не впитался в ткани. Надо скорее извлечь пулю.

Я заметил, что зловещие отростки продолжают удлиняться, один уже достиг локтя. Решившись, я расширил рану и начал нащупывать пулю. Уитанни заскрежетала зубами, на лбу у нее выступила испарина.

- Терпи, милая, терпи, - шептал я, - солнышко мое, киса моя, красавица… Если больно, это хорошо. Это ты еще жива. Сейчас, я только…

Лезвие ланцета скрипнуло по металлу. Я осторожно начал выталкивать пулю из раны, молясь, чтобы Уитанни хватило сил и мужества вытерпеть и эту процедуру. Вот она, проклятущая!

Уитанни дернулась, застонала. Я смотрел на пулю, вроде бы самую обычную, и волосы у меня шевелились, как живые.

- Серебряная пуля! – прошептал я.

Я не мог ошибиться, пуля была слишком легкой для свинцовой. Прежде я нигде, ни от кого не слышал, что орденские охотники используют серебряные пули для охоты на оборотней. Откуда они узнали? Уж не от покойного Маргулиса ли?

- Ах ты, подонок! – Я заскрипел зубами. – Да чтоб тебе в аду…

Тут я осекся, потому что увидел, что из раны обильно потекла кровь. Живая, темная, горячая. Надо было наложить повязку. Пока я трясущимися руками рвал чистую холстину из сумки на бинты, заметил, что отек стал меньше и похожие на корни отростки, отходящие от раны, начали исчезать. Меня бросило в жар, сердце заныло от радости.

Стало совсем темно, когда я закончил перевязку. Уитанни спала, и ее дыхание было ровным и глубоким. Я взял ее на руки и понес к каирну, где оставил свой плащ. Не помню, сколько я шел – время, пространство больше не имели никакого значения. Я боялся только двух вещей: что уроню Уитанни в снег, или же она очнется, и я услышу страшное: «Уитанни мрррать».

На вершине гулял ветер. Я укутал Уитанни в свой плащ, сел рядом на корточки, глядя ей в лицо. Оно было по-детски спокойным и необыкновенно красивым. И я снова заплакал. Не от отчаяния, от боли.

- Она не умрет, - сказал женский голос.

Я вздрогнул, обернулся. У одного из камней стояла Алиль.

- Не плачь, Ллэйрдганатх, твоя гаттьена не умрет, - богиня сделала шаг в мою сторону. – Ты извлек серебряную пулю, и разрушительное действие серебра прекратилось. Ее рана скоро заживет.

- Надеюсь, - я вытер слезы. – Кроме надежды у меня ничего нет.

- Я пришла не успокаивать тебя, Кириэль. Ты боишься потерять Уитанни, и я поняла это сегодня. Ты искренне и горячо любишь ее, и она привязалась к тебе. Странный союз гаттьены и человека, такого прежде никогда не бывало. Я сама удивлена.

- Что ж тут удивительного?

- Ты прав. И я хочу сказать тебе вот что, Ллэйрдганатх: когда придет время, я могу снять с Уитанни оковы Служения, и она станет обычной женщиной. Не гаттьеной. И вы сможете иметь детей, если захотите. Но есть нечто, что ты должен знать. Твоя цель – вернуть де Клерка в ваш мир и вернуться туда самому, ведь так?

- Да, Алиль.

- Уитанни не сможет последовать за тобой воротами Омайн-Голлатар. Это неминуемо убьет ее. Она дитя нашего мира, и ей не дано его покинуть.

- Я не смогу взять ее с собой?

- Да, Кириэль. Это правда. Ты человек необычный, такой же, как и твой отец. И тебя, и его цепь событий связала сразу с двумя мирами, этим и вашим. Ты сможешь покинуть Элодриан, но тебя ждет выбор – либо навсегда остаться в этом мире и сохранить любовь Уитанни, либо покинуть нас и расстаться с Уитанни навечно. Это не моя прихоть, Ллэйрдганатх. Законы мироздания суровы и незыблемы, и ни богам, ни людям их не изменить. Подумай над моими словами.

- А де Клерк?

- Ты знаешь ответ на свой вопрос. Де Клерк обязан вернуться обратно, в ваш мир, иначе все мы погибнем. Погибельная тень Айтунга окончательно накроет Элодриан, погрузив нас в вечную тьму. Даже тебе этого не остановить.

- Алиль, - произнес я, захваченный новой мыслью, - ведь если де Клерк вернется обратно в свой четырнадцатый век, в то время, когда он еще не встретил колдуна Тейо, я не смогу родиться. Меня просто не будет. Ни в моем мире, ни в вашем. Ведь он мой отец.

- То, что случилось, уже случилось. Возвращение де Клерка домой не отразится на тебе, Ллэйрдганатх. Оно остановит действие Духа разрушения. Не мучай себя напрасными страхами.

- Я не боюсь, - сказал я, глянув на безмятежно спящую Уитанни. – Но ведь и я, если останусь в вашем мире, могу невольно принести в него дух нашего мира!

- Нет. – Тут Алиль улыбнулась. – Вы с отцом слишком разные. Не жди рассвета. Уитанни нужна помощь, и Даэг может ей помочь. Возьми лошадь и вези ее в Лиден-Мур. Чем быстрее ты привезешь ее к Даэгу, тем быстрее она поправится.

- Спасибо тебе, Алиль.

- За что?

- За правду.

- Спеши, Ллэйрдганатх, - богиня начала таять в воздухе, превращаясь в полупрозрачный, колышущий силуэт. – Приходит время твоей главной битвы…