Счастье по рецепту

ГЛАВА 16

Я использовала практически всю муку, что у меня была. Ближе к полуночи позволила себе присесть на стул и с ужасом осмотреть все наготовленное. Пироги с повидлом, батоны, круглые лепешки, буханка хлеба и целый противень круассанов. На каждый вид выпечки я тратила ровно пакет муки, чтобы после посчитать расходы. С мукой все выяснила довольно быстро, как и с молоком, сливочным маслом и всем остальным. Цены на изделия записывала сразу, но листок куда-то затерялся. Впрочем, неважно, найду позже.

Со стоном уронила голову на стол. Бессильно вцепилась в столешницу руками и прикрыла глаза. Как же хорошо! Ноги дрожали от напряжения, а от изнуряющей жары на кухне было тяжело дышать. Уйти бы в гостиную, но на передвижения совсем не было сил. За выпечкой и не заметила, как закончился день и наступила ночь. Я даже не заметила, что Тиммион не пришел к ужину, но сейчас бы ни за что не отправилась к нему с этим вопросом.

Спустя какое-то время все же сумела подняться с места и даже дойти до бани. Разделась полностью, окатила себя с головы до ног прохладной водой, наспех вытерлась и побрела в спальню. Импровизированный душ на несколько минут привел меня в чувство, и до кровати я добралась довольно быстро, но, стоило мне опустить голову на подушку, как я тут же провалилась в сон.

Утром и не подумала торопиться готовить завтрак. Того, что я вчера наготовила, с лихвой хватит еще и на обед, и на ужин. К обеду я, конечно, сварю суп или кашу, но на завтрак дорогой сосед пусть лопает пироги, это ведь он подал мне эту идею.

Я привела себя в порядок, надела свежее платье, разгладила его ладошками и спустилась вниз. Сегодняшний день радовал погодой – в приоткрытую форточку задувал прохладный ветерок, смешанный с ароматами цветов, а солнце не было слишком горячим – ярким, но не палящим. Окно на кухне я вчера тоже оставила открытым. Вовсе не потому что больше не боялась грабителей, а потому что того, кто задумает залезть в дом, никакие окна не остановят. Да и вообще, тот мужик, что рыскал у меня на чердаке, оказался единственным бесстрашным существом.

Стоило мне о нем вспомнить, как в окне появился хмурый Тиммион.

– Твой ночной гость умер, – выпалил он вместо приветствия.

– Откуда ты знаешь, что это именно он? – нахмурилась я.

– Догадался, – Тиммион, решив ни на секунду не прерывать наш диалог, просто перелез через подоконник, не утруждая себя тем, чтобы зайти в дом через дверь. – Ведьмы часто делают защиту на свои дома, как раз против вот таких грабителей. Судя по всему, и на этом доме такая стоит.

– Ни слова не понимаю, Тиммион, – буркнула я, дрожащей рукой наливая воды в бокал. Что-то мне совсем не нравились утренние новости.

– Ты не умрешь, если волнуешься за это. Ты в этот дом пришла жить, а не грабить его. А Данис, тот несчастный, который умер, залез в дом с целью что-то забрать. Защита ведьмы его прокляла… на самом деле никто не знает, как точно она работает, но будем считать, что прокляла. И Данис скончался. Вчера, кстати, были похороны.

– Во сколько ты просыпаешься утром? – фыркнула я. – Время семь часов, а ты уже узнал последние сводки новостей.

– А чего тут узнавать? Слева от меня живет бабка Вина, сначала все новости узнает она, а потом через окно передает мне. Окно в моей спальне выходит прямо на окно ее спальни. Мы иногда общаемся перед сном.

– Смотри, как бы Илона не заревновала.

Тиммион не понял шутки, махнув рукой, сказал:

– Вине сто два года, меня такие не интересуют. Вот была бы она помладше лет на пять…

Я расхохоталась. Сосед тоже улыбнулся, но потом его внимание переключилось на гору выпечки на столе.

– Это все ты сделала вчера?

– И немного сегодня. Я закончила около трех ночи.

– Что из этого круассаны?

Я подала мужчине аппетитный рогалик. Подала бережно, едва дыша, ведь со слоеным тестом намучилась вчера так сильно, что теперь было жалко раскрошить хоть одно изделие.

Тиммион внимательно осмотрел маленький круассан. Откусил совсем немного, прожевал и довольно зажмурился.

– Как ты сделала такое странное тесто? Что это? Оно как будто… пористое.

– Слоеное. Не скажу, как сделала, это мой рецепт.

– Серебряный я бы дал за это, – сказал сосед, запихивая в рот оставшийся кусок.

Я сунула дрова в топку, чиркнула спичкой, и пламя облизало бересту. Надоело уже каждое утро этим заниматься, но что поделать, если чаю хочется.

Тиммион сказал, что дал бы серебряный. Я же поставила цену на маленький рогалик из теста всего десять медяков. Ну правда, из пакета муки за тридцать медяшек и куска сливочного масла за десять, получилось двадцать пять круассанов. Взять за один из них больше десятки мне бы совесть не позволила.

– Нет, Тим, слишком дорого.

На кухне воцарилась тишина. Мужчина перестал жевать, а через секунду, сглотнув, переспросил:

– Как ты меня назвала?

– Твое имя слишком длинное, я решила сократить, – смутилась я. – Если тебе не нравится, не буду тебя так звать.

– Мне нравится, но… Это же другое имя, нет? Разве можно сократить имя человека?

– Конечно, можно. Вот меня, например, можно звать просто Аня. Смысл не теряется, а произносить проще.

– Аня… Я никогда прежде не слышал, чтобы имена произносили не полностью или меняли окончание.

– Тим – это ведь произнести гораздо проще и быстрее, чем “Тиммион”.

– Зови меня теперь только так, – сосед перестал улыбаться. Вновь отвернулся к столу и с любопытством потянулся к пирогу с повидлом.

– Что-то со всем этим нужно сделать, – сказала я, когда печь уже натопилась, и мы с Тиммионом пили чай. Мужчина объелся, он даже дышать мог с трудом, а выпечки все еще было много.

– Не вздумай выбросить, мне все это очень понравилось, – тяжело произнес он.

– Завтра пироги и хлеб будут еще свежими, но уже послезавтра не такими вкусными, да и вообще могут высохнуть, – объяснила я, с сожалением понимая, что пищевой пленки или обычных полиэтиленовых пакетов мне здесь не найти.

– Тогда нужно кому-то отдать.

– Но кому?.. – начала я, но тут же меня осенило. – Малышам! Тем мальчишкам, Тим, они будут рады.

– Отличная идея, но хлеба много. У ребятни наверняка есть друзья, пусть и их позовут.

– Обязательно, – я уже металась по кухне в поисках бумажных пакетов. Их у меня было немного, отыскалось всего два, так что упаковала в них только пироги с повидлом, а все остальное просто сложила в корзину. – Ой, а где их искать? У таверны?

– В заброшенном здании на углу Топорной улицы. Там когда-то была типография господина Перентса, но он уже много лет как переехал вглубь Каана. В старой типографии ребятня часто собирается поиграть, а многие устроили там себе что-то вроде ночлега.

Тиммион проговорил все это таким будничным тоном, словно дети, спящие в заброшках, в порядке вещей. Мол, что такого-то?

– Тим, тебе их хоть капельку жаль? – голос дрогнул, я замерла у стола с корзиной в руках и пристально следила за тем, как меняется выражение лица соседа.

Ему было жаль. Я видела это в его глазах.

– Мы ничего не можем сделать, Ань, понимаешь? Закон королевства запрещает приютам забирать детей у плохих родителей, и им нет доступа в специальное заведение до тех пор, пока хоть кто-то из родственников жив.

– Всегда так было?

– Всегда. Его Величество Фририх третий принял этот закон еще лет пятьсот назад, и менять его никто не собирается.

– Жестокий король.

– Он действовал из лучших побуждений. В его понимании детям лучше с родителями, хоть и с плохими, но лучше с ними, чем в одиночестве в приюте.

Я быстро собрала в корзину все, что было. Накрыла провизию полотенцем и строгим голосом попросила Тима:

– Проводи меня к заброшенной типографии.

– Конечно, – мужчина поднялся из-за стола, забрал у меня корзинку, и мы вышли из дома.

Топорная улица оказалась далеко. Мы миновали площадь, двинулись по улице до театра, потом свернули за угол и прошли через арку в здании библиотеки. Дальше домов было уже меньше, и все они были намного старее – с прохудившимися крышами, выбитыми стеклами в окнах, кое-где горелые.

И люди в этой части города были другие. Если до этого дня я встречала пьяниц только у таверны Ивона, то сейчас увидела их место жительства. Центр Каана все же занимали торговцы, я вообще жила на основной торговой улице, а вот окраина…

Тиммион вел меня за руку по захламленному переулку. Здесь как будто даже солнце светило не так ярко, да и цветов я нигде не увидела. Балконы были увиты сухими растениями, кто-то все-таки пытался вырастить цветы, но ухаживать за ними не стал. Ветер гонял по брусчатке пустой бумажный пакет. С тихим шелестом он пролетел мимо моих ног и скрылся в проеме между двумя деревянными избушками. В окне одной из них мелькнула чья-то тень, а следом раздалось несвязное:

– Что смотришь?!

– Так, – Тиммион зашагал быстрее, утягивая меня за собой. – Лучше не разглядывай местных, им это не нравится.

– Ужас какой-то, – бормотала я, торопясь за мужчиной.

Я жалась к нему, чтобы все вокруг видели, что я не одна, меня не дадут в обиду, и подходить не стоит! Да и страха как такового не было, только жалость. Мрачные улицы окраины Каана навевали на меня тоску и уныние, и, к моему счастью, я не встретила по дороге ни одного ребенка. Сердце бы просто не выдержало этого зрелища. Впрочем, мужчину без брюк и нижнего белья, опорожняющего желудок прямо у дороги, моя трепетная душа пережила.

– Я даже подумать не могла, что здесь все… так!

– Когда я говорил, что Каан бедный город, то не преувеличивал.

– Это все король, да? Он жалеет денег на облагораживание города?

– Не король, – ответил Тиммион, а мне в его голосе послышалось разочарование. – В основном благополучие города зависит от тех, кто в нем живет. Каан еще держится на плаву за счет торговли, бумажной фабрики и пшеничных полей, но все деньги уходят тем, кому это все принадлежит. Весь город и территории вокруг него поделены между графьями и лордами, а те уже, в свою очередь, платят герцогу за пользование землями и торговыми районами.

– А сам герцог что делает?

Тиммион усмехнулся, поджав губы на миг.

– Ничего. Он не обязан ничего делать, но мог хотя бы попытаться по доброте душевной. Впрочем, доброта – это не о нем.

– Ты и его знаешь?

– Можно и так сказать.

Я снова подняла взгляд и осмотрелась. Мужчина вывел меня на улицу, где дома уже заканчивались, но вразброс все же стояли отдельные постройки без крыш.

– Знаешь, мне кажется, что пьяницам сколько угодно можно давать шанс на лучшую жизнь, они им не воспользуются, – проговорил Тим спустя несколько минут молчания. – К примеру, когда по весне владельцы полей набирают мужиков на работу, те, конечно, записываются, но в поле так никто и не выходит. То запил и свалился где-нибудь, не в силах дойти до дома, то просто решил не идти. С женщинами – та же история. Многие из них стараются следить за мужьями-пьяницами, помимо этого управляются с детьми и хозяйством. Когда-то, на той улице, которую мы прошли, у многих были поросята, коровы, а то и лошади. Но со временем эти сильные духом женщины или погибали от усталости и болезни, потому что нечем было заплатить лекарю, или же спивались вместе с мужьями. Дети, повзрослев, кто мог уехали в столицу. Там, может быть, нашли какую-никакую работу, а может, и сгинули. Я ведь всю свою жизнь живу в Каане, знаю многих здесь в лицо и по имени. Я видел, как рождаются и взрослеют дети, как они потом уезжают из родительского дома в поисках лучшей жизни… А кто-то, как Стеан, подсел на кружку крепкого вместе с родителями.

Я слушала молча, ни словом ни взглядом не перебивая Тиммиона. По сторонам больше не смотрела, и раз и навсегда запретила себе ходить на окраину города.

Решение было принято на эмоциях. В дальнейшем мне еще не раз приходилось бывать здесь, но я уже не испытывала этого ужасающего ощущения беспомощности. К тому времени мне было жаль только одного человека – себя.

Заброшенная типография представляла из себя два бревенчатых здания с деревянными плоскими крышами. Одно помещение было двухэтажным, второе маленьким и кособоким. Последнее, как сказал Тим, использовалось для хранения инвентаря. Окна обеих построек зияли черными дырами, а сквозняк, гуляющий внутри, было слышно даже с улицы. Но слышно было не только завывание ветра, а еще и детский смех, шум, громкий топот. В одном из окон мелькнуло знакомое лицо. Бран выглянул на улицу, но тут же скрылся, а через секунду вновь появился, глядя на нас с улыбкой.

– Анна пришла! – закричал он, обернувшись к кому-то.

– Смотри, как тебе рады, – усмехнулся Тиммион. – Пойдем?

Мужчина помог придержать покосившуюся дверь, и мы юркнули внутрь. Мебели здесь как таковой не было, только запылившиеся стеллажи, пара кресел, стоящих по углам. Всюду валялись обрывки газет и клочки бумаги, стеклянные бутылки, тряпки. Следующая комната ничем не отличалась от предыдущей, а вот другая, за ней, оказалась вполне обжитой. Если можно так сказать.

В комнате, полной детей, пол был застелен старыми матрасами и одеялами. В углу к стене жалась маленькая девочка, лет пяти на вид, она смотрела на нас огромными испуганными глазами, теребя тощие волосики, собранные на затылке в хвостик. На других матрасах места были заняты мальчишками постарше, лет десяти, а совсем малыши, как Эл, прятались под столом накрытом скатертью.

Пока я с замершим сердцем считала количество детей в комнате, Бран объяснял своим друзьям, кто я такая.

– Вас мамка послала? – тревожно спросил один из старших мальчишек, самый бойкий на вид.

– Аня принесла вам угощения, – спохватился Тим. Мужчина собирался поставить корзину на пол, но тут же передумал и водрузил ее на стол.

Я же судорожно считала, хватит ли всей еды на двадцать человек.

– Угощения? – глазки малышки загорелись.

– Пироги, булочки, – кивнула я.

Ребятишки неуверенно переглянулись, двое мальчишек, вместе с Браном, стянули полотенце с корзины.

– Спасибо, – донеслось голосом Эла из-под стола.

Бран тут же передал ему круассан, а остальное утащил на матрасы.

– Спасибо! – наперебой стали благодарить меня и другие дети.

Есть никто не спешил, только девочка осторожно откусила от куска пирога, но тут же, перехватив мой взгляд, отвернулась.

– Нам пора идти, – сказал Тим, подхватывая меня под руку. А когда мы вышли на улицу, то объяснил поспешный уход: – Они стесняются, незачем портить детям аппетит.

– Двадцать ребятишек здесь, Тим… Они все живут в типографии?

– Не все, и не всегда. Это что-то вроде их места сбора, но живут они, конечно, с родителями.

– А девочка? Почему за ней никто не следит, ей же лет пять всего!

– Это Олья, сестра того мальчишки, который спросил, не послала ли тебя их мать. Не волнуйся ты так, эти дети привычны к подобным условиям. Они сами находят себе пропитание, часто, конечно, воровством. Те, что постарше, подрабатывают в городе у торговцев.

– Это все ненормально, – вздохнула я, в последний раз оглядываясь на заброшку.

Домой мы вернулись совсем скоро, едва ли не бегом преодолев Топорную улицу. Тиммион все сетовал на то, что зря мы не поехали в кэбе, а я была рада, что мы прогулялись. Теперь моих знаний о Каане было куда больше.

А после обеда, когда Тиммион поел и вернулся к работе, в мой дом приехал неожиданный гость. Аррель просунулся в кухонное окно, поздоровался со мной и только после этого вошел в дом через дверь.

– Ты уже готовишься к проверке? – спросил он, совсем по-хозяйски располагаясь за столом.

Я в это время писала список продуктов, чтобы сходить за ними в лавки за день до открытия.

– Прилавок готов, как ты мог увидеть, – кивнула я в сторону гостиной. – Тиммион сделает стеллаж, установит его, и да, я готова к проверке.

– А вывеску уже заказала?

– Вывеску? – растерянно переспросила, и тут же пришло осознание. Ну, конечно! Как без вывески-то?

– Назовешь просто пекарней? – не унимался Аррель.

– Да, наверное. Ты приехал навестить меня или устроить проверку перед проверкой? – усмехнулась я.

– Я приехал, чтобы пригласить тебя погулять, – ответил он, перегнувшись через стол. Мужчина улыбался совсем невинно, будто думал, что я уже забыла о произошедшем в театре.

– Элоиза будет против, – хохотнула я, откладывая карандаш. Список был готов, сумма затрат подытожена.

– Мы расстались, – поморщился Аррель. – Сейчас я совершенно свободен.

– Нет, прости, но мне не до прогулок. Сам понимаешь, открытие пекарни – дело не легкое…

– Отдыхать тоже нужно, – перебил меня Аррель. – Я знаю одно чудесное место неподалеку от Каана… О, а хочешь побывать в столице? До Мельсона меньше суток пути, если поедем завтра утром, то через два дня уже вернемся. Побываем на Летней ярмарке, зайдем в лавки с украшениями. Что угодно, что захочешь.

Предложение Арреля было заманчивым. Я едва не согласилась! Так красиво он все описывал, да и это же столица! Когда еще мне удастся в нее съездить? Но, когда я уже восторженно хотела бежать собирать вещи, в голове будто что-то щелкнуло. Хватит уже праздности, пора браться за ум. Пекарня еще не открылась, дел куча, да и спутник… не самый лучший. Нет, Аррель красивый и безусловно милый мужчина, но как часто он возит в Мельсон своих подружек? Уверена, что часто.

– Прости, но нет, – не без сожаления отрезала я. – Как-нибудь в следующий раз.

– Жаль, – Аррель со вздохом поднялся с места. – Ну а я все же съезжу. Зря отказываешься, ярмарки в Мельсоне собирают жителей почти всех королевств. Это веселое мероприятие.

– Поезжай развейся.

Аррель кивнул мне на прощание и покинул дом. Правда, все же еще раз подошел к кухонному окну, спросил, не передумала ли я, и, получив отрицательный ответ, сел в экипаж.