В таинственной и недоступной людям Бездне, что долгие годы служила укрытием для наблюдателей, захвативших власть на Аландакии, происходило нечто странное: многоликая Тьюна решила подняться на поверхность. Уже давно она была недовольна порядком вещей сложившимся в их шестерке.
Всем заправляли Черный Лис и Дарбо. Возомнивший себя главным, Дарбо велел им сидеть в этой пропасти и сохранять местопребывание в тайне. Но тайна-то давно перестала быть тайной — сюда совали нос люди. И что-то подозрительное казалось Тьюне в том, что Черный Лис — единственный их посредник с миром. Она уже предлагала на совете поменяться ролями. Черный Лис и Дарбо категорически отвергли ее предложение. "Дело нечисто", — решила независимая и гордая сестра.
Тьюна размышляла о том, кого ей взять в союзники. Послушного доброго Тангро? Он слишком пассивен. Избалованную красавицу Имитону? Ей ни до чего нет дела. Мудрую и скептически настроенную Нажуверду?
Обдумав все, как следует, Тьюна решила сначала склонить на свою сторону Тангро. Были у этого добряка струнки, на которых она могла играть. Его самолюбие, например.
— Тебя недооценивают в мужской компании, Тангро, — ласково запела она ему в ухо, закрывая их беседу от других богов непроницаемым щитом.
— О чем это ты, Тьюна?
— Наши братья с нами поступают скверно, ты не находишь? Почему они противятся нашей связи с миром? Черная тьма давно уже рассеялась над землей, иначе Черный Лис не стал бы выходить наверх. Я хочу разобраться в том, что происходит, а ты должен мне помочь. Я сделаю свою копию, но ты должен прикрывать ее от остальных, понял?
— Но чего ты хочешь?
— Подняться на поверхность.
— По-моему, это плохая идея.
— Тангро, ты слишком умен, чтобы не понять, что нам морочат головы. Я давно уже подозреваю, что у Дарбо и Черного Лиса есть какая-то тайна.
— Они же наши братья.
— Чушь! Они вертят нами как простыми смертными. Мы слишком засиделись здесь. Мне все опостылело! Разве вечная жизнь нам дана для того, чтобы прозябать в этой дыре?
— Хорошо, я прикрою тебя.
И вот, Тьюна, с помощью Тангро, покинула бездну. Она впервые за много лет вышла из своего добровольного заточения. И какой прекрасной показалась ей эта планета! У богини от восторга закружилась голова. В далеком прошлом, все было иначе — кромешная тьма, клубился дым и были извержения вулканов. Теперь сияло солнце, небо отливало атласной голубизной, и цвели цветы.
Богиня ощутила прохладу травы и свежесть воздуха, вдохнула чудесные ароматы жизни, и отправилась в путешествие. Но путешествовать в виде энергетического сгустка было бессмысленно. Чтобы понять жизнь, надо жить!
И она решила устроить себе маленькое воплощение. Образ древней старушки с корзиной вполне подойдет для ее миссии. Пока.
Итак, дело сделано — старушка готова. Но в первые минуты пребывания на земле Тьюна была невнимательна и потому не заметила, что корзина ее пуста, а в корзины люди обычно что-то кладут. Еще от ее внимания ускользнули три пары глаз восхищенно и испуганно взирающих на нее с вершины холма. Вездесущие дети! Девочка и два мальчика прятались в кустах.
Наряд старушки тоже не соответствовал одежде, которую носят в этих краях. В общем, слепив впопыхах новый образ, Тьюна совершила несколько мелких ошибок, не подумав о последствиях, к которым они могут привести.
Дети не разбежались, они смотрели во все глаза на чудесное превращение. Девочка, самая смелая или самая наивная в этой компании, вышла навстречу Тьюне, чем привела ее в некоторое замешательство — за много тысячелетий, проведенных в Бездне, отвыкаешь от общения с людьми — и спросила:
— Вот вам яблочко, добрая старушка. Вы пожалуете мне какой-нибудь дар, как в сказке?
И в упор посмотрела на Тьюну.
— Дар, — пробормотала богиня, — дар?
— Так делают все волшебники в сказках.
Тьюна даже смутилась от столь прелестной и обезоруживающей наивности.
— Ты будешь всегда здорова, мила, и очаровательна.
— А руку и сердце принца?
— Да, да конечно, ты получишь и это, — торопливо пообещала Тьюна.
Ей пришлось долго соображать, как сделать так, чтобы девочка ее забыла — когда долго не пользуешься навыками и способностями, то утрачиваешь или забываешь их. Мальчишек Тьюна не заметила и пошла дальше.
Блуждания Тьюны довольно много рассказали ей об этом мире. Ей иногда приходилось менять облик: из старушки превращаться в знатную даму, бродячего музыканта, и, наконец, она остановилась на образе молодого дворянина.
Но прежде, чем отправиться в путь, она обошла все храмы Неберы. Ведь это место долгие годы было ее домом.
Храм Цветок! Как он хорош! Белые каменные стены, изогнутые в форме лепестков, с вырезанными изречениями и словами молитвы. Но вот что странно — молитва обращена к одному Дарбо. Прекрасный овальный свод украшенный росписью из чудесных цветов и вставками из полудрагоценных камней. А в центре храма статуя из белого как сахар мрамора. Но почему только одна статуя украшает его? И так сильно напоминает Дарбо!
Храм Звезда был также прекрасен. Тьюна, как ребенок, зачарованно смотрела на дело рук человеческих. Люди многому научились здесь, на Аландакии. Высокий свод расписан звездами и другими небесными телами. Вон сияет их Аранда. Храм Звезда — таинственный, как ночь. И тут один Дарбо!
"Что же это?! — разволновалась Тьюна, — а где же изображения других звездных богов с Аранды"?
Она нахмурила брови и попыталась понять, что здесь происходит.
Беда в том, что боги наделены такой властью, что могут видеть и прошлое и будущее, могут переноситься туда, и даже менять что-либо. Обычно они это не делают, чтобы не нарушать правила игры.
Тьюне было очень важно узнать, что происходило в храме. Она сосредоточилась и вызвала воспоминания прошлого, которые хранили его стены.
И вот, что видит изумленная и растерянная Тьюна: человек в ярко-красном плаще, в блестящих доспехах с гербом ястреба, с лицом, перекошенным от гнева, сбивает статуи всех богов на своем пути, и ее — Тьюны!
Досталось и бедному Тангро, лишь Дарбо вызывает у него почтение. Но даже этого бога он винит за свои неудачи.
Кровопролития, устроенные людьми Аландакии за богов с Аранды — вот, что увидела Тьюна в своих видениях.
Она увидела Черного Лиса, его блуждания по планете. Его сговор с Дарбо! Они тайно договорились, что власть будет отдана одному! А Черный Лис — его верный союзник поможет обмануть других богов.
Наблюдения эти застали Тьюну уже по дороге в Мэриэг. И ярость, оскорбленная гордость — охватили ее. Божественный гнев страшен!
А нам то известно, что бывает, когда гневаются боги! Молнии, гром, ливень! Страшный ураган бушевал в тех местах, где проходила Тьюна, два дня. Деревья выдергивало с корнями, крыши срывало с домов. Тьюна брела, ругая себя за глупость на чем свет стоит. Первым ее побуждением было вернуться в Бездну и выплеснуть свой гнев на коварных товарищей. Но она передумала.
— Лучше я вас теперь вокруг пальца обведу, вероломные братья. Возьму Тангро в союзники. Ты, Дарбо, твердил нам, что никогда не поднимался на свет. А сам бывал здесь неоднократно. Именно поэтому люди стали верить в тебя одного!
В старой придорожной гостинице, изрядно потрепанной временем и непогодой, но построенной так давно, что стены ее проросли как крепкие корни глубоко в землю, и она смогла выдержать не один ураган на своем веку, сидело несколько знатных человек.
Хотя слуга подкинул поленья в очаг, почти все посетители кутались в теплые плащи, — с улицы через щели тянул холод, а люди, собравшиеся здесь, еще не успели согреться; шляпы у каждого были плотно надвинуты на лоб. Они здесь просто пережидали бурю и сильно досадовали оттого, что задержались в дороге.
Один из них, самый молодой и несдержанный, время от времени вскакивал и подбегал к дверям, пытаясь разглядеть сквозь щели, что делается на улице.
— Нет, я уверяю вас, дядя, все успокоилось! Нам следует ехать немедленно! Ведь моя мать, ваша родственница и друг попала в беду!
— Да, Унэгель, я знаю это. Но вы молоды — потому и горячитесь. Всему свое время. Вашей матушке не помогут кости ее единственного сына, разбросанные бурей по Светлым землям, — отвечал ему статный мужчина преклонных лет, в котором было что-то величественное и в то же время очень простое. Его звали Орандр Сенбакидо. Когда-то он был очень красивым человеком. Светлые волосы с годами приобрели пепельный оттенок, поредели, у глаз появилось много морщинок. Но благородные черты и живость характера не поддавались течению времени.
— Герцог прав, Унэ, — сказал другой спутник юноши, грузный и спокойный человек, с добродушным лицом, в котором уже с трудом, но можно было признать графа Пушолона. Он задумчиво поглаживал щеточку седых усов и покачивал головой, размышляя о некоторых недостатках, свойственных молодости.
Это были хорошо знакомые читателю лица. После того как Льен потерпел бесславное крушение и уехал из Мэриэга, его друзья продолжали свой жизненный путь, и вышло так, что судьба привела герцогиню Брэд к опасному знакомству с одним дворянином, человеком достойным, к которому она со временем стала питать самые искренние симпатии, перешедшие в нежную привязанность. Граф Лекерн, прежде слывший закоренелым холостяком, неожиданно для всех увлекся маленькой герцогиней. Но их отношения осложнило то, что он оказался ярым поборником учения неберийцев, истребить которых взялся король. Герцогиня Брэд была не такой женщиной, чтобы требовать от своего любимого мужчины отказа от его убеждений. И скоро над головами влюбленных появились тучи — Лекерна по чужому навету арестовали и заключили в крепости Нори-Хамп.
Решительная и отчаянная герцогиня не смогла удержаться в стороне и поехала в Мэриэг, чтобы попытаться уговорить короля проявить милость. Но это была большая ошибка с ее стороны. Король давно ждал случая, чтобы прижать гордую герцогиню — и он его получил. Герцогиню задержали как члена преступного ордена, и в настоящее время она находилась там же, где ее возлюбленный.
Но король не собирался держать ее там вечно и не собирался ее казнить. Он хотел того же, что и прежде — завладеть герцогством Брэд! Герцогине были предложены лестные условия — она выходит замуж за одного полезного человека. Или…отписывает свои земли его величеству, что даже предпочтительнее.
До совершеннолетия Унэгеля остались считанные саллы, когда право владения перейдет к нему, и потому Тамелий с бессердечием и даже жестокостью пытался "повлиять" на герцогиню. Несколько месяцев голодом не выдержит ни одна живая душа. Король так и не простил смерти своего протеже Шпаора.
Вот поэтому и отправились в Мэриэг друзья герцогини и ее сын, рассчитывая найти способ помочь ей выбраться на свободу.
Но их остановила неожиданная буря. Сила ветра была такова, что на улице оставаться было опасно, и все спешили найти укрытие. И это досадное промедление действовало всем на нервы, особенно нетерпеливому Унэгелю. Вдруг в дверь гостиницы постучали.
— Кто там? — недовольно произнес хозяин.
— Это путник, которого буря застала в дороге.
— Хорошо, я впущу тебя.
Вошел сильно промокший человек. Он был роскошно одет, молод и очень хорош собой. Окинув ничего не выражающим взглядом трактир, он скинул мокрый плащ, отделанный серебряным шитьем и украшенный пряжкой из сапфиров и бриллиантов, с которого ручьями стекала вода. Слуга подхватил этот небрежно брошенный ему в руки предмет одежды и зачарованно уставился на его обладателя. Тот встряхнул головой и откинул рукой волнистые волосы, прилипшие ко лбу. Затем он устало присел за свободный стол в состоянии крайнего равнодушия ко всему происходящему.
Присутствующие сосредоточили на нем свое внимание, рассчитывая услышать рассказ о том, что творится за стенами гостиницы. Судя по звукам буря только усилилась. Слышался шум ветра, звон набата, грохот падающих предметов: ворота были готовы сорваться с петель, они жалобно скрипели и бились от порывов ураганного ветра.
— Прошу простить мою назойливость, но не будете ли вы любезны, элл, рассказать нам, что делается снаружи. Буря не идет на убыль? — взволнованно спросил его Унэгель.
— Не стоит сейчас выходить на улицу, — ответил ему очень мелодичным и глубоким голосом незнакомец. — Буря еще не утихнет дня три, а может….- добавил он мрачно, — и того дольше.
— Это ужасно! — вскричал Унэгель.
— Откуда вы знаете? В наших краях бурь никогда раньше не было, — сказал граф Пушолон. Его задел самоуверенный вид молодого дворянина.
— Я?! Уж я то знаю, — холодно усмехнулся незнакомец, и глаза его блеснули мрачным огнем.
— Да вы никак пророк, — иронично сказал Сенбакидо.
— Чтобы знать все об этой буре, не обязательно быть пророком. Она послана людям в наказание! Все потому что люди забыли великую Тьюну, и ее друзей, и молятся предателю Дарбо. Великая богиня проснулась и вышла из своего убежища, чтобы наказать людей за измену! — холодно и осуждающе произнесли в ответ.
— Что это вы говорите! Тьюна никогда ничем не выделялась среди других богов!
Молодой человек нахмурил свои красивые брови и сказал:
— Осторожней, элл! Тьюна может покарать вас за неугодные ей речи.
Что-то властное и…необъяснимо притягательное было в словах и голосе этого человека, в его глубоком взгляде. От него веяло какой-то чудесной и завораживающей силой.
— Вы хотите что-нибудь выпить? — подобострастно спросил трактирщик, вытирая красные руки о фартук.
— Да, вина я, пожалуй, выпью, — надменно произнес ему элл, снова погрузившись в свое задумчивое состояние.
Унэгель сидел, угрюмо уставившись на огонь. Новый посетитель тоже выглядел мрачно, и чем больше он мрачнел, тем больше бушевала буря.
Этот человек и его слова о Тьюне не оставили равнодушным разговорчивого Пушолона, и он подошел к нему со словами:
— Позвольте мне развеять вашу меланхолию хорошей беседой, раз уж вы напророчили нам три дня вынужденной остановки. Что весьма удручает нас и нашего юного друга.
В ответ ему лишь пожали плечами.
— Почему вы заговорили о Тьюне? В то время как все усердно молятся, повинуясь воле короля, великому Дарбо?
— Роковая ошибка, — побледнев от гнева, прошептал человек.
И буря с новой силой ударила в двери и окна. Раздался грохот — это рухнула крыша сарая и вся утварь, находившаяся внутри, падала от порывов ветра. Домашний скот мычал и блеял, трактирщик, понимая, что стены хлева вот-вот не выдержат, жалобно причитал. Лошади всех приезжих находились в конюшне, недавно перестроенную, но они также беспокойно себя вели и ржали и били копытами. Слуга побежал в конюшню, чтобы проверить запоры и успокоить животных.
— Так глядишь, нам и крышу снесет! — в отчаянии закричал трактирщик, падая на колени. — Я клянусь моей головой, что если это Тьюна повинна в буре и она услышит мои слова сейчас, то обещаю — я выберу ее своей единственной богиней, лишь бы она пощадила мое хозяйство!
— Тьюна тебе не поможет, глупый человек, — насмешливо сказал кэлл Орандр, — а вот о наших лошадях тебе следует самому позаботиться. Я не хочу, чтобы их унесло ветром!
По красивому лицу молодого незнакомца пробежала загадочная улыбка, и…вдруг — ветер неожиданно стих.
Наступила мертвая и пугающая тишина: перестал греметь гром и уже не сверкали молнии, прекратился дождь.
Все остолбенели. Слова трактирщика отчетливо слышали все.
— Вот так чудо! И не верь в него после этого, — прошептал остолбеневший трактирщик.
— Какое счастье! — закричал Унэгель, — о, великая Тьюна, если это сделала ты, я люблю тебя, прекрасная богиня, ибо ты дала мне надежду спасти мою мать.
Все, не веря ушам своим, оживились и заулыбались, по одному выходя на улицу, недоверчиво прислушиваясь к звукам природы и вглядываясь в светлеющее небо.
Пожалуй, вы ошибались, сказал герцог незнакомцу, на лице котрого появилась лукавая улыбка.
Что ж, если я ошибался, то лишь отчасти, потому что прав ок тариши он своей усердной и имск молитвой упросил богиню проявить миость.
Как бы там ни было, сказал кэлл оранд, нам это на руку.
Граф Пушолон вежливо попрощался со своим собеседником.
— Увы, я не могу больше продолжать наш разговор, но я хоть и с некоторым опозданием буду рад узнать ваше имя, и назвать свое. Меня зовут граф Пушолон, а это мои друзья: герцог Сенбакидо, герцог Брэд, баронет Панмерл, хэлл Диколино, хэлл Вертейн.
Все эти люди вежливо поклонились.
— Мое имя хэлл Овельди. Я весьма рад был познакомиться с вами, эллы.
— Откуда вы держите путь?
— Я еду из Мидделы. А куда вы направляетесь? — спросил молодой человек новых знакомых.
— В Мэриэг.
— Я тоже еду туда, мне по дороге с вами.
— Так присоединяйтесь к нам, но мы не станем мешкать, и будем гнать лошадей. Если не любите быстрой езды, тогда мы для вас неподходящая компания, — предложил баронет Панмерл.
В ответ ему лишь презрительно улыбнулись, давая понять, что спокойствие и размеренная жизнь не то, о чем думает молодой человек.
Покидая заведение, хэлл Овельди подошел к трактирщику и сказал:
— Так помни же, трактирщик, свои слова! Отныне ты служишь Великой Тьюне! Она любит и помнит своих почитателей. Молодой человек сделал какой-то жест рукой, и перед глазами изумленного трактирщика на стол высыпалась кучка золотого песка. Он, остолбенев, проводил взглядом своего странного посетителя, и долго прислушивался к топоту быстро удаляющихся коней.
Унэгель наконец-то вырвался на волю из душного заведения, и он, крепко сжав в руках поводья, летел навстречу ветру, борьбе и справедливости. Возраст наследника герцога Брэд был бескомпромиссен — когда черное еще выглядит как черное, а белое как белое! Рано потеряв отца, он почитал больше всех на свете двух людей: мать и герцога Сенбакидо. Ради них он был готов на все. В его жизни было не так уж много людей вызывавших восхищение. Однажды у него было захватывающее приключение, в которое его пригласил баронет Орджанг. Встреча с замковым демоном! Подземелье и тайны предков. Льен сумел завоевать его уважение, и Унэгель долгое время упоминал в разговорах его имя. Но баронет Орджанг исчез. Больше ничего интересного, на взгляд юного Брэда, не происходило. Унэ учился, а учеба всегда казалась ему скучным занятием, и он тосковал по новым приключениям.
Старшие постоянно обсуждали войну культов, и мать поехала к королю, чтобы вступиться за своего неберийца. А вот Унэ ее страсти и увлечения не понимал. Религиозная война была для него неинтересна. Ему казалось странным, что можно убивать других людей из-за веры в какого-нибудь бога.
Унэ был воспитан в старой вере, а точнее в безверии. Он верил в отца, в дядю, в мать, в их замок — это то, во что ему очень нравилось верить. Но матушка молилась Миринике, Вестории и Моволду, и Унэ тоже приносил маленькие жертвы на их алтари, давал обеты, которые потом приходилось себя мучительно заставлять исполнять, но он был тверд, воспитывая в себе самообладание и силу воли.
Его друг Татоне Диколино был добрым, но немного ленивым мальчиком, знакомым с детства, немного надоевшим, как старые стоптанные сапоги, он любил спорить ни о чем и иногда доводил этим Унэ до бешенства. Перед отъездом из замка Унэ дал обет сохранять спокойствие и уже раз десять его успел нарушить. Унэгель отправляясь в Мэриэг на помощь матери, чувствовал себя очень значительным, полным праведного гнева и если бы десять или двадцать королей стояли сейчас перед ним, он каждому бросил бы вызов. Так воображал наследник герцогов Брэдов. Он обладал горячим нравом, и был еще слишком молод, чтобы полностью сохранять ледяное спокойствие. Татоне знал о его обете и не мог сдержаться, чтобы не урезонить возбужденного опасностью товарища, напоминая ему о нем. Где упреком, а где насмешкой он взывал к рассудительности и спокойствию.
"Какой же я дурак, — думал Унэ, — зачем я ему доверился? Теперь он всю дорогу будет смеяться и злорадствовать надо мной".
Но вот им встретился Овельди — такой…необычный, интригующий! Едва они выехали из Нимы, как Овельди показал себя храбрым и решительным человеком. На их пути неожиданно возникла преграда в виде реки. Над ней прежде был мост, но буря частично разрушила его. Рухнул деревянный настил, остались лишь каменные основания. Всадники остановили лошадей и стали совещаться.
— Что будем делать? — спросил герцог Сенбакидо.
— Не знаю, нам не преодолеть препятствие, — покачал головой граф Пушолон. — А починят мост не скоро.
— Будем перебираться вплавь, — сказал Овельди.
Река была небольшая, но полноводная. Молодой человек, не раздумывая, спрыгнул с лошади и завел ее в воду. Широкими красивыми движениями он переплыл реку, и помог выбраться лошади на крутой берег.
— Ну что же вы! — махнул он рукой, — давайте за мной!
Унэ и Диколино не требовалось приглашение — они уже переплывали реку.
Сенбакидо тоже поплыл без колебаний, но граф Пушолон не спешил войти в воду, видимо, он опасался, что не справится, и Овельди бросился навстречу, чтобы помочь ему с лошадью. Он помог остальным выйти из воды, и вскоре вся компания продолжила путь.
глава 3 Руины Тимэры /воспоминания трактирщика/
— Вот она Крепость Клэ! Вот она родная! Нашел! Нашел! — восклицал со слезами в голосе Жоффре Артур. Его переполняло волнение.
Простившись с Задирой, я стал строго следовать указаниям Духа Меча, и он привел меня в нужное место. Мы вернулись в мой родной мир. Мир Гартулы, Ларотума. Мир Аландакии. Я понял это не сразу. Место, где мы оказались, было абсолютно мне незнакомо. Каменистый берег давно высохшей реки, просторы без какого-либо признака присутствия человека и развалины древней крепости.
От нее уцелело немного — самая маленькая башня. Остальные превратились в руины. Большую часть камней еще много лет назад крестьяне из окрестных деревень растащили на свои нужды, но по оставшимся камням было видно, где проходила главная линия обороны.
Синее небо низко нависало надо мной, густые облака закрыли солнечный свет, подул ветер и блеклые полевые цветы и травы низко склонились под его дуновением. Я почувствовал что-то вроде благоговения и восторга. В былые времена в такие места приходили паломники, отдавая свои почести древним воинам. Но время иногда бывает несправедливо, оно засыпает песком целые города.
Я разглядывал все вокруг, пытаясь определить, где нахожусь. Осмотрел каждый камень, и вот, на нескольких увидел изображение трехголового льва. Наверное, это герб владельцев крепости. Клэ была построена в виде вытянутого пятигранника. Периметр ее казался достаточно большим. Среди этих развалин мне нужно отыскать могильную плиту.
— Так, где же хоронили своих рыцарей древние ланийцы? — машинально произнес я.
— За воротами, — отвечал дух.
— Что?
— Ищи за воротами, тугодум. Никто не хоронил внутри крепости.
Я долго бродил, разыскивая могилу воина, обошел стены и увидел выступы плит, место где могло располагаться кладбище.
— Мне придется проверить каждую могилу? — мрачно спросил я у Жоффре.
— Молчи. Я думаю.
— Нет, — сказал он через минуту, — ищи отдельно расположенные плиты. Дальше на восток.
Испытывая недостаток энтузиазма, я двигался между выступов. Мое внимание привлекла отдельно лежащая плита, почти заросшая травой. Виднелись едва различимые контуры.
— Это место?
— Откуда я помню! — разозлился дух, — но…как будто…
Используя меч Жоффре в качестве заступа, и помогая ему кинжалом, я разгребал песок и камни, под жалобный вой рыцаря. Дело шло медленно, а я, в общем, и не торопился. Мой разум притупился как меч Жоффре, ничто не волновало меня. Желание отделаться от надоедливого духа двигало мной. Убрав слой земли и дерна, я с трудом сдвинул тяжелую крышку надгробия. Дух отделился от меча, и молча встал за моей спиной, обдавая меня сверхъестественным холодом. Скелет древнего воина покоился в гробнице. Всего лишь малой части праха и одной фаланги пальца руки не хватало этим останкам. Суеверное чувство овладело мной.
Вдруг, круглое навершие на рукояти древнего меча открылось, и в нем засиял ослепительным светом удивительной красоты солнечно-желтый камень! Трудно точно описать его сияние. Свет божественно прекрасный шел от сего минерала. Я такой уже видел однажды. В этом я был уверен. Где?! Мое тело, словно молнией пробило! Все! Ко мне вернулась утраченная память. Образы близких и знакомых мне людей понеслись сумасшедшим потоком в голове. Я вспомнил свое прошлое. Вспомнил себя, жизнь в Ларотуме, вспомнил отца, Брэдов, Родрико, Гартулу, маркизу Фэту, я вспомнил смерть друзей, и свой позор.
Теперь я понял, что значит трехголовый лев, выбитый в камне. Я нахожусь в Тимэре, государстве в восточной части материка, граничащем с Анатолией и Ларотумом. Это известное, очень древнее место, про которое складывали легенды, — оплот рыцарей, отстоявших когда-то свою землю от нашествия воинов из Кильдиады.
Мысли мои сумбурно перемешались. О боги! Что вы со мной сделали! Я был так ошеломлен, что забыл, зачем пришел сюда. И требовательный назойливый голос духа вернул меня к действительности.
— Очнись! Ты должен закончить начатое.
— Но что все это значит?
— Со временем поймешь, а сейчас не время поддаваться ностальгии, действуй!
— Что я теперь должен сделать?
— Положи мощи из меча в могилу.
Я так и сделал. Открутив основание рукояти, я высыпал прах воина в могилу.
— Так, теперь вытащи оттуда свиток. Он должен быть под моими останками в футляре.
— Свиток, свиток…
Я долго копался, перебирая истлевшие мощи воина, прежде чем наткнулся на деревянный, "обшитый" серебром футляр, сделанный в виде трубки. Осторожно я откручивал крышку. Дрожащими от волнения пальцами вытащил сплющенный свиток. Что-то мешало его вытащить. Он как будто цеплялся за какой- то предмет. Оказалось, что свиток кто-то просунул в перстень. Еще одна находка взволновала меня. Я увидел перстень с уникальной вставкой — бледно-оранжевым бриллиантом! Он был очень крупный, искусно ограненный по краям и с плоской частью, на которой был вырезан рисунок. Это украшение одновременно служило печатью, изображавшей саламандру и корону. Я никогда ничего прежде подобного не видел. И то, каким образом попал ко мне этот перстень — тоже было удивительным.
— Боги, что тут происходит, — прошептал я, потрясенный своим открытием.
Аккуратно я раскручивал свиток. Он как будто отсырел от долгого пребывания под землей, пожелтел и казался очень хрупким. Я боялся, что лист развалится в моих руках, а буквы стерлись от времени. Но все оказалось не так страшно. Видно, бумага была пропитана каким-то составом. Чернила хорошо сохранились и даже не поблекли.
— Читай! — скомандовал Жоффре.
— Но здесь…все очень непонятно…Римидинский язык.
— Ну не настолько, чтобы такой образованный воин, как ты, не смог его прочесть, — съязвил дух.
Нет смысла приводить этот текст полностью. Эти непривычные тяжелые для меня обороты…Я неплохо говорил на римидинском языке, но вот чтение давалось мне с трудом. И все же, я понял главное. Суть текста сводилась к следующему. Камень, тот, что нашел я, был защищен полем, что делало его невидимым. Поэтому он спокойно пролежал в могиле. Есть второй такой камень в диадеме древних королей. (Каких королей? — бормотал я.) Она находится в некой шкатулке, оставленной наследникам древних королей и любимцам Саламандры. Всякий, кто будет причастен к правому делу, будет отмечен на крышках ее своим гербом. Путь ее из земель соболя приведет в земли Ларотумские. Диадема откроется истинному наследнику императоров Римидина.
— Земли соболя — это Римидин, — вслух размышлял я, — что-то я не понимаю, причем здесь я? Ведь речь идет о наследниках Римидина.
— А ты думаешь, что меч — это случайность и твой отец был таким болваном, чтобы оставить столь важный артефакт в какой-то лавке в Лавайе?
Только теперь до меня дошло, что я все время делал — я старался избавиться от меча! Проигрывал его, оставлял и даже хотел утопить, а ведь в нем камень силы, точно такой же, что украла у меня Кафирия. Не то, чтобы я почувствовал себя идиотом, но что-то близкое к этому чувству я ощутил!
— Что ты знаешь об этих камнях, Дух?
— Ничего. Они сами все расскажут тебе. Мой меч выбрал один человек для хранения камня. Он не спрашивал меня: хочу ли я этого. Камень оживил мои мощи, часть моей души все еще находилась в мече. И камень требовал, чтобы я говорил с тобой, чтобы вел тебя к этой могиле. Камень знал, что в ней есть. Это придумал не я, а те люди, что хотели найти тебя и вернуть, к твоему трону
— Моему трону?! — засмеялся я, — ты бредишь!
— Ты думаешь, что кто-то выбрал бы случайного человека? Неет, сдается мне, что ты имеешь прямое отношение к найденному тексту.
— Мне кажется это маловероятным. Отец явно выполнял какую-то миссию. А я, вероятно, могу ее закончить. Так что же делать?
— Следовать указаниям камня. Искать шкатулку.
— Постой… уж, не о той ли шкатулке идет речь, что я нашел в подземелье Брэдов? Все очень подходит. Всякий, кто будет причастен к правому делу, будет отмечен на крышках ее своим гербом. Там было много крышек с разными гербами.
— Я рад, что ты что-то вспомнил. А теперь дай мне спокойно отойти в мир иной. Положи мой меч в могилу — тебе он более не нужен. Ты найдешь себе свой меч. Верни надгробие на место, и…прощай! Голос духа стал слабеть и вскоре затих.
— Прощай, добрый воин, пусть земля тебе будет пухом. Ты прожил хорошую жизнь.
Отдав последние почести Жоффре де Артуа, я почувствовал себя совсем одиноким. Все-таки, мы долгое время разговаривали со старым ворчуном, испытали вместе много приключений. Высокое синее небо на секунду стало моим зеркалом. В воздухе повис вопрос.
"Ты прожил хорошую жизнь", — были мои слова. А какую жизнь прожил я? Открывшееся мне недавнее прошлое…сбивало меня с ног, обдавало краской стыда. Я был в ужасе, когда осознал, что мне приходилось делать в другой жизни, после того как я перестал быть графом Улоном. Две части меня, наделенные разным опытом, разной судьбой, ополчились друг на друга. Меня настигла целая буря размышлений о том, кто — я и на что вообще способен.
Мне не с кем было поделиться, не на кого было выплеснуть свою растерянность, боль и досаду. Я покинул равнины Тимэры и поехал пока в неизвестность. Чувство стыда обжигало меня, все правила, в которых был воспитан дворянин Жарра, были растоптаны бродягой Льеном — обманщиком и авантюристом. Компанию мне составлял простолюдин. Я попадал в тюрьму за мелкие аферы. Я дрался за деньги. Нанимался к торговцам. Обманывал князя и жрецов. Вел жизнь недостойную благородного человека. Чувствуя потребность с кем-нибудь поделиться, я стыдился своей тайны — судьба подстроила мне неприятную ловушку.
В любом случае, я находился в безлюдном месте, и понимал, что на дружескую беседу рассчитывать нечего. Но, как ни странно, я ошибался. Я держал путь к людям, к их поселениям, пока еще не четко осознавая свою цель, я решил получить доказательства, которые, судя по письменам в свитке, могут находиться в моей шкатулке, обнаруженной в замке у Брэдов. До Мэриэга путь неблизкий, еще не скоро я доберусь до секретного ларца. Одиночество располагает к размышлениям и не всегда приятным, самокопание порой ни к чему хорошему не приводит.
Не надеясь на помощь людей, вскоре я неожиданно нашел понимающего собеседника, не стесненного моральными нормами общества, из которого меня изгнали. Мне повстречался учитель из замка духа. Когда я добрался до обжитых мест, вблизи Розовой реки, он очутился со мной в одном трактире, и приветствовал меня так, как будто мы с ним только вчера расстались.
— Ба! Льен Жарра! Рад вас видеть, дружище!
— Вот так встреча, — пробормотал я, уже догадавшись, что она вовсе не случайна.
— У вас такой удивленный вид, словно вы чудо увидели. Предлагаю вам пропустить бокал-другой местного вина, хотя я и сомневаюсь в его качестве, но жажду утолить необходимо. Я вижу, что вы устали после долгой дороги, ваша одежда в пыли, и вы явно отощали.
— Еда и вино — это все, о чем я сейчас мечтаю, — равнодушно сказал я.
Он пробежал по моему лицу проницательным взглядом, но ничего не ответил.
Мы уселись за стол, я положил на скамью рядом с собой потрепанную шляпу и расстегнул плащ. Ни слова не говоря, я осушил бокал и жадно набросился на окорок. Голод дал о себе знать.
Мой знакомый с любопытством наблюдал за мной. Он терпеливо дождался, пока я наемся, и только после этого завел разговор.
— Все мучаетесь? Не хотите принять все то, что произошло с вами, пока вы были лишены памяти?
— Я вижу, вам все обо мне известно, — усмехнулся я, — мне кажется, что вы могли уже давно помочь мне восстановить ее. Почему вы не сделали это? Какую цель вы преследовали, скрывая от меня правду?
— Для всего есть свое время. Вы думаете, что если существует такой человек, как я, то он во всем должен помогать вам? Я могу помочь вам лишь до известных пределов. Вы должны сами прожить свою жизнь, какой бы она ни была! Ваша прежняя личность, сформированная рыцарским воспитанием, правилами чести, моралью бунтует против всего, что вы делали потом, когда лишились всех искусственных стопоров, ради обыкновенного выживания. Вы обманывали, мошенничали, убивали за деньги, шпионили. Я бы на вашем месте благодарил Кафирию, лишившую вас памяти, — не важно, что ее поступок был продиктован стремлением таким образом погубить вас, — хотя бы за то, что отсутствие прошлого в вашей голове стало для вас спасением. А я помог вам избежать позора и осуждения людей, отправив в другой мир.
— Но мы-то с вами знаем о нем!
— Подумаешь! — он пожал плечами, — поверьте мне, большинство людей хранят и не такие скелеты в своих шкафах.
— Ваша циничная логика меня убивает.
— Пройдет время — и вы смиритесь с ней, поймете, что я прав. Годы, проведенные вами в странствиях, не прошли для вас бесследно. Вы изменились, стали более податливы к обстоятельствам. Стали гибче, изворотливее, хитрее. Чего теперь сожалеть? Это был ваш осознанный выбор в новых для вас обстоятельствах! Что вы сейчас намерены делать?
— Не знаю.
— Начните восстанавливать свое честное имя. Найдите верных людей.
— Кто я для них? Пока — никто!
— А вы одиночка, Жарра. Любите топать по жизни один.
— Наверное. А как же Задира? Мы много дорог истоптали с этим простолюдином.
— Он был для вас всего лишь надежным попутчиком. Хотя вы и привязались к "этому простолюдину". Вы никого не подпускаете к себе. Но в одиночку ни одну крепость не завоюешь. Надо опираться на друзей и не отпускать их, как вы поступили с Родрико, Брисотом и Караэло.
— Я никого не держу силой! — хрипло сказал я, мой голос дрогнул от волнения. — Если я вижу, что у человека есть что-то важное в жизни — я даю ему возможность уйти.
— Но вы не думали, что это важное и есть — вы. И встречи многих людей с вами не случайны. Вы — та сила, которая объединяет всех.
— Но пока что я бессилен. Меня растоптали, лишили всего, чего я успел добиться.
— Вы сможете добиться чего угодно — я знаю.
Как там мир Вампиров?
— С ним все в порядке, кроме…Валерия. Вы знаете, что он последовал за вами, и теперь скрывается где-то в одном из миров.
— Это невозможно!
— Возможно! Но парочка влюбленных тоже не бездействовала. Они первыми перескочили через портал.
— Это меня не удивляет, но Валерий? Как вы узнали?
— Я побывал в том мире. Люди с Чесночного с острова стали обращать их в нормальных людей с помощью зелья монаха. Они не смогут до конца обратиться, но с ними можно будет более-менее мирно сосуществовать.
— А те четки? Для чего они?
— С их помощью я смогу найти одного, близкого мне человека.
— Что же делать мне?
— А разве вам уже не сказали? Следуйте указанию меча. Ищите ларец. Завоюйте царство.
— У меня нет возможности попасть в Мэриэг. Тамелий изгнал меня, и мне запрещено появляться в городе.
— А когда вас останавливали запреты? Особенно с магическим камнем — они вам точно не страшны!
— И что дальше? Я найду ларец и что?
— А вы вспомните то, куда хотели направиться прежде, чем Кафирия отобрала вашу память.
— Кажется….в Сенбакидо.
— Вот-вот…вещи из шкатулки приведут вас в нужное место.
— Мне бы сейчас добрый меч.
— Вы получите его, в свое время. Да, и лучше бы вам убрать с руки этот перстень, слишком он заметен, неровен час, введет кого-нибудь в искушение. Зачем вам ненужное внимание и лишние неприятности. Кстати, вам не нужна лошадь?
— Лошадь?
— Да, дожидаясь вас в этом местечке, я выиграл лошадь в карты. Но зачем мне лошадь в моей пещере? Я бы хотел ее пристроить.
— Мне нужна лошадь, — сказал я, — но у меня нет денег, чтобы вам заплатить.
— Так я вам ее одолжу.
— Хм, а денег вы мне не одолжите?
— Сорок золотых. Больше у меня нет.
— Вы — богач. Потому что в моих карманах одна серебряная монета.
— Держите.
— Когда я смогу вам вернуть долг?
— У меня вечность в запасе. При случае сочтемся. Прощайте!
Я послушался совета учителя, и спрятал кольцо в потайной мешочек, в котором уже был камень силы, вытащенный мной из рукояти меча. Свиток, извлеченный из могилы, я держал во внутреннем кармане куртки.
Я уже сказал, что когда ко мне вернулась память, я тихо ужаснулся, сравнив две свои жизни: жизнь благородного человека в обществе равных и жизнь после изгнания, жизнь авантюриста, циника и, откровенно говоря, проходимца. Чтобы примирить эти две части самого себя, требовалось время. А времени как раз и не было — следовало принять решение, что делать.
Мне вдруг вспомнились слова, сказанные однажды ростовщиком Рантцергом, Черным бароном, с которым меня свела судьба в Мэриэге. Он рассказывал свою странную историю, и она показалась мне тогда такой нереальной, надуманной. А ведь она могла быть правдой. Я плохо воспринимал Рантцерга, глядя на него сверху вниз, и внутренне осуждая за то положение, в котором он по доброй воле, захотел оказаться, презрев все правила, привитые дворянину от рождения, а он сказал:
"Жизнь еще не раз вас удивит. Она вас может поставить в такие условия, когда вы поймете меня, поймете, что некоторые правила поведения мы сами вправе менять, если у нас есть достойная и оправданная цель. И что не титул делает вас достойным человеком — вы можете гордиться собой, даже будучи простым крестьянином. Когда захотите выжить — вспомните обо мне".
Неужели он оказался прав?!
Но в этом смятении чувств судьба не оставила меня — вслед за Учителем еще одно существо пришло ко мне на помощь. Мне было видение маленького зверя, в котором мне являлась богиня огня.
Саламандра протягивала мне роскошную корону. Вдруг я увидел себя…на троне. Такого великолепного трона я еще никогда не видел. Но на моей голове была точно такая же корона, что мне протягивала саламандра. Видение казалось таким ярким, таким сладостным, что оно стало той соломинкой, в которую я вцепился и не захотел уже отпускать.
Странное волнение объяло меня. Восторг, что-то неподдающиеся словесному описанию.
"Надо найти эту шкатулку, — решил я для себя, а там — будь что будет"!
Итак….мой путь лежал в Мэриэг. Больше пяти лет прошло для меня в странствиях. Я изменился внешне: отпустил бороду, мое лицо пересек шрам, полученный в одной из схваток. Кожа потемнела, а вот волосы тронула седина. Взгляд стал другим. Я помнил свой взгляд, молодого придворного, обласканного успехом, честолюбие и уверенность, несокрушимая энергия молодости были в том взгляде. Теперь у меня был взгляд человека, с большим опытом прожитых лет, нехолодный и не жестокий — спокойный. Спокойствие старого пса, готового к смерти. Но я не был стар. Душа моя оделась в броню. Я очень надеялся, что меня никто не узнает в Ларотумских землях.
Самым удобным способом добраться до столицы было: сесть на корабль и доплыть по Розовой реке до Мистинели, а оттуда же продолжать путь верхом по Горной дороге.
Я долго ехал по пустынному берегу Тимэры и через два дня пути добрался до ближайшего порта в Муледе. Там я сел на первый корабль, отбывающий в ближайшее время. Мой конь, с недоумением взглянув на меня, поднялся по шатким сходням и его стреножили и поместили в специальном отсеке для перевозки животных.
Я примостился на верхней палубе, корабль был загружен основательно — теснота не позволяла разогнуться. И люди и груз переполнили корабль до такой степени, что я уже стал сомневаться, что он в состоянии будет отчалить, но он легко отошел от пристани и полетел по полноводной Розовой реке. Корабль делал остановки, я выходил на берег, выводил коня, и мы разминали ноги. На четвертый день, под утро мы достигли Мистинели.
В этом приграничном портовом городе не было ничего примечательного. Многочисленные суда ходили по Розовой реке, развозя пассажиров и грузы.
Можно сказать, что торговля на материке процветала большей частью благодаря Розовой реке. И она же служила естественной границей. Я узнал, что в крепости Мистинель, что стоит на рубеже с Синегорией, находится большой гарнизон вэллов, и в других местах по берегу реки возводят мощные укрепления.
Я сошел на берег и направился в город. Следовало подыскать хорошую гостиницу, и дать отдых себе и своей лошади перед дальнейшей дорогой.
Я без труда нашел то, что искал, и плотно пообедал. Рядом сидело множество людей самых разнообразных занятий. Я старался не особо пристально разглядывать других, чтобы не привлекать к себе внимание. Моя цель была проста — без происшествий доехать до Мэриэга, найти там своего банкира и забрать принадлежащую мне вещь.
И все шло как будто бы отлично. Я прислушивался к тому, что говорят, а сам не произносил ничего. На мое счастье рядом сидели торговые люди. Им было некогда, царила деловая суета. Одни встречали грузы, другие отправляли их. Кто-то собирался продолжить свой путь. Одним словом, здесь не было праздно шатающихся.
Я заметил воинов, которые зашли утолить голод и жажду. Они сели своим кружком и что-то спокойно обсуждали.
Вот вошел еще один посетитель, одетый в плащ Черного Лиса: высокий мужчина, с резким вызывающим взглядом.
Он потребовал вина и залпом осушил большой бокал. Потом он деловито расправился с едой и вытер руки полотенцем, которое услужливо подала служанка.
Вдруг он бросил на меня взгляд быстрый, как молния, и нахмурился. Я отвел глаза и, закончив трапезу, потребовал у слуги проводить меня в номер.
Меня отвели в пустующую комнату, я рухнул на кровать и сразу уснул. Три ночи без нормального сна вымотали меня. Моя лошадь тоже нуждалась в отдыхе и хорошем корме. О ней позаботились слуги.
Проспал я до полудня, потом побродил по городку, прикупив кое-что в дорогу, и еще раз вкусив пищи земной, лег спать, чтобы набраться сил перед дорогой, и уже на рассвете покинул Мистинель.
Двигаясь к столице, я кое-что стал осознавать. Увидел, что во многих городах тренируется местное ополчение.
Много вооруженных людей, сновало по Горной дороге. Что-то изменилось с той поры, как я покинул Ларотум. В одном местечке я увидел виселицу с останками тел. На мой вопрос: "в чем провинились эти люди" местный крестьянин ответил мне, что они из неберийцев и пытались сжечь дарбоистский храм.
Я ехал быстро, почти нигде не останавливаясь и, в общем, меня никто и не останавливал.
Но вот около местечка Фасте, среди густого кустарника облепившего дорогу, меня ждали неприятности. Человек, замеченный мной в Мистинели, с гербом мадарианского ордена выехал мне навстречу. Он как будто подкарауливал здесь меня. Оказалось, что незнакомец сделал остановку, чтобы "поговорить" со мной!
— Я узнал тебя! Ты был на острове Кэльд, ты был у храма Блареана. Ты убил много моих собратьев. Тебя изгнали из страны, но ты осмелился нарушить королевский запрет.
— Ваше обращение, — сказал я подчеркнуто вежливо, — лишено всякого признака хорошего воспитания, и такое может исправить только хороший удар меча. Но что бы вы там ни говорили, я отвечу на вашу дикую речь, что вас не знаю и не припомню, что где-то, когда-то имел несчастье с вами встречаться. Вы, верно, меня с кем-то путаете!
Лицо его покраснело от сильного гнева, и я усомнился в своих словах. Возможно, я и впрямь однажды "имел несчастье" встать ему попрек дороги. Сколько было поединков за мою жизнь! Всех врагов теперь и не вспомнишь.
— У меня отличная память на лица, — резко сказал он. — У меня вообще хорошая память! Ты должен встать на колени и просить пощады у меня, но не надейся, что я прощу тебя, презренный пес!
Признаюсь: много раз в жизни слышал оскорбления, которые смывают только кровью. Разные бездельники выкрикивали ругательства и проклятия в мой адрес, но что бы вот так! Я ответил ему, стараясь держать себя как можно хладнокровнее:
— Хоть я вам и не ровня, чем кстати, горжусь! (Быть ровней такому идиоту — было бы для меня слишком оскорбительным) — так вот, хоть я и не ровня, я легко могу засунуть ваши слова вам в глотку, элл!
Он не ожидал! Он растерялся! Он опешил, а потом гнев окончательно ослепил его разум! Легко победить того, кто побежден собственным гневом.
Я не стал ждать пока он придет в себя, и разрубил его череп! Голова этого невежи не была защищена! Еще бы! Он не ожидал, что на него посмеет поднять руку какой-то бывший граф, изгнанный королем, лишенный титула и земель.
Это было не самое приятное зрелище. Я хотел уже развернуться и ехать прочь, но место было пустынное.
Подумав немного, я стащил его с лошади и отпустил животное — авось найдет дорогу к постоялому двору, хотя лучше было бы убить его и спрятать вместе с телом хозяина где-нибудь в кустах, чтобы в ближайшее время никто не хватился. Но я пожалел красивого породистого коня.
Мадарианина я обыскал и нашел при нем несколько писем, а еще много денег: триста баалей — это было неплохо. Все это я самым хладнокровным образом изъял но, кроме всего, я разоружил его. Кольчуга и меч — они были точно из того непробиваемого сплава. Вот так везенье!
— Что ж, они мне пригодятся, — сказал я.
После того, что я узнал у могилы воина, все перестало мне казаться чудом, я принимал удачи и неудачи как должное. Сейчас мне повезло — очень хорошо.
Два письма были адресованы родственникам некоего Марсэга, наверное, товарища этого типа. Самого рыцаря звали барон Кемберд. Это я знал из другого письма, вскрытого и прочитанного им. Он почему-то не счел нужным его уничтожить.
Его написала женщина — это читалось сквозь строки, но под диктовку мужчины. Письмо было коротким. Там были такие замечательные слова:
"Если вы вернетесь в Мэриэг — это будет гораздо полезнее для нашего дела, потому что, находясь рядом с магистром, вы снабдите нас ценными сведениями".
Подпись была А. К.
Подумав, я решил избавиться от писем. Если бы меня схватили, то письма, найденные при мне, могли послужить уликой.
Я закидал тело рыцаря камнями и, облачившись в его кольчугу, поехал себе дальше.
Мой путь в столицу начался с убийства мадарианина. Кто-то видел меня, мог описать мои приметы. Чтобы попасть в Мэриэг, я должен был придумать себе какую-то легенду.
Она сама нашла меня. На ближайшем постоялом дворе я увидел пожилого римидинца. Это был монах. Человек этот вел себя деловито и сдержанно. Он только что пообедал и подошел к хозяину заведения расплатиться за еду и ночлег.
— Куда вы направляетесь, почтенный? — полюбопытствовал трактирщик.
— Еду на родину, — ответил римидинец, — соскучился по дому, да и все мои дела уже завершены.
— Чем же вы занимались в Ларотуме, если не секрет?
— Ездил проведать своих друзей в Мэриэге, а еще ведь мы торгуем зельями ордена. Купил много целебных трав и кореньев.
— Это, видно, очень выгодный промысел.
— Нашим орденом движет не выгода, мы служим к пользе римидинцев попавших в беду, неважно, будто то знатный или бедный человек — корсионцы поклоняются стихии милосердия, мы не принадлежим к официальным культам.
— Что ж, похвальное занятие, — согласился добродушный трактирщик.
Он расплатился с трактирщиком и вышел во двор. Слуги вынесли следом два тяжелых тюка. А вот небольшой узел с вещами остался лежать на скамье. Монах оставил его возле стола, где только что трапезничал. На меня никто не смотрел, и я сел за тот же стол.
С улицы послышался топот. Значит, он уехал. "Надеюсь, что он не скоро спохватится", — бормотал я, разглядывая содержимое свертка, едва отъехал от этого места и остановил лошадь в кустах.
В узелке я нашел монашеское одеяние, — наверное, смена той одежде, в которой он путешествовал. И я подумал: почему бы мне воспользоваться ей?
И я облачился в одежду странствующего монаха из ордена Корсионы. Этот орден действовал на территории Римидина, кое-что мне приходилось слышать о нем, и я счел эту легенду наиболее подходящей для себя.
Я продолжил свой путь, надеясь тихо и незаметно доехать до Мэриэга. Но вот люди не хотели оставить меня в покое.
После боя с мадарианином я доехал до города Миболо и остановился на ночь в гостинице. Поначалу все шло хорошо. Я уже подумывал, что доем свой ужин и уйду спать, чтобы встать на рассвете.
Но вот вошли два новых посетителя, они обвели взглядом помещение и заострили внимание на мне.
— А это еще, что за странствующая амеба? — громко воскликнул один из них.
Он обозвал меня амебой, видимо, потому что на темно-синей сутане монахов Корсионы вышита морская звезда возле месяца.
— Нет, друг мой, это странствующая каракатица! — загоготал другой
Я сохранял невозмутимость.
— Это точно животное, потому что дар речи у него отсутствует.
— Нет, он просто потерял его от смятения — такие важные люди обратили на него внимание.
— Из какого дикого места он пожаловал, если не знает, что благородным эллам следует отвечать.
— Я отвечу вам, — сказал я, — ваше желание повеселиться сильно противоречит моему желанию оставаться серьезным, не говоря о той форме общения с благородным эллом, которую вы избрали.
Словесная перепалка привела к тому, что мне пришлось снова обнажить меч.
Я не хотел их убивать — просто обезоружить, но во дворе к ним подоспели на помощь еще трое молодых людей, таких же наглых и распущенных.
Кто-то пытался проткнуть мою спину, но его меч наткнулся на непробиваемую кольчугу, нескольких человек я убил.
Кого-то ранил. Это были не местные люди. Судя по произношению и манерам, они были лациане, ехали из Памлона в Мэриэг.
Я не стал дожидаться развязки этой истории и пошел на конюшню. Лошадь моя изрядно устала, но что мне еще оставалось делать? Я снова оседлал ее и выехал на дорогу. Стемнело, и мне следовало где-то отдохнуть.
— Да, отвык я ночевать под открытым небом, — сказал я своему коню и, отведя его в ближайшую рощу, привязал к дереву, а сам лег под этим деревом и провалился в забытье. Мне снились сотни разъяренных мадариан, которые, нападали на меня. Я их убивал, а они вставали, как ни в чем не бывало, и шли на меня снова и снова. Где-то вдалеке я слышал голоса Паркары и Флега. Я так во сне выбился из сил, что отчаяние охватило меня. В конце концов, меня облили ледяной водой, а потом стали поджаривать на костре.
Когда я процарапал глаза, то понял, что ночью прошел дождь, а утром вышло солнце. Видно этим объяснялись мои странные сновидения. Солнце ослепило меня и позвало в дорогу. С влажной листвы падали прохладные капли. На мою руку свалилась большая улитка. Конь неодобрительно посмотрел на меня, — ему явно не понравился ночлег, — и мы поехали дальше.
До столицы осталось совсем немного. Но вот в Сахэне меня самым банальным образом задержали, прямо на въезде в город. Это был представитель королевской стражи в звании барга. Барг подчиняется капитану.
— Назовите свое имя, — требовательно сказал он.
— Меня зовут Айлон, — ответил я, — но к чему этот допрос?
— Вопросы тут задаю я, — нетерпеливо сказал он, — откуда и куда следуете?
— Из Римидина, в Мэриэг, я монах из ордена Корсионы. А что собственно случилось?
— Мы ищем подозрительного человека, подозрительно похожего на вас.
— Что он натворил, этот человек?
— Он убил трех человек в городе Миболо, и по той же дороге в местечке Фасте был днем раньше убит рыцарь-мадарианин. Об этом сообщили два человека, свидетели убийства.
"А жаль, что я не убил тех двух, — зло подумал я, — теперь некому было бы рассказывать".
— Так вы говорите, что вы монах из ордена Корсионы?
— Именно так.
Барг прищурено смотрел на меня.
— Уж не его ли кольчуга под монашеским балахоном защищает вашу грудь?
— Я принадлежу монашескому ордену, но по законам моей страны я могу носить оружие и доспехи. Про людей, о которых вы упоминали, я ничего не слышал и мне не нужны неприятности.
— Почему-то я не верю вам. Уж слишком хорошо вы изъясняетесь на нашем языке. И ваше лицо — вы не кажетесь мне безобидной овечкой.
— Что же вы намерены делать? Как собираетесь узнать правду?
Я буду вынужден задержать вас!
Но я спешу, мне предстоит неблизкий путь. Это произвол.
Барг пожал плечами. Ему было все равно — он ничего не имел против меня, а всего лишь выполнял свой долг.
Я уже начал нервничать и подумывать о новой схватке — на этот раз с представителем королевской власти, но тут меня выручил случай. К воротам подъехал еще один человек. Он придержал коня, потому что дорогу ему загородили вэллы. Видимо, они всех останавливали на этой дороге, разыскивая преступника.
— Позвольте, я помогу вам установить истину, — сказал он, услышав наш разговор.
— Кто вы? — равнодушно спросил барг.
— Я Раэвам, посланник из Римидина, вот мои верительные грамоты. Если этот человек римидинец, то я точно скажу, так ли это.
А я тихо проклинал новые порядки в Ларотуме, где на каждом углу цепляются к порядочному человеку. Я хмуро смотрел на этого свидетеля, прикидывая, как буду расчищать себе путь к бегству. Четыре вэлла и барг — это не так уж много, но погоня мне гарантирована.
Меня внимательно разглядывал немного сутулый человек, одетый как обычный сэлл, без оружия и других предметов сопутствующих благородному человеку. На его груди висела тяжелая серебряная цепь с большой пластиной, на которой была выполнена красивая гравировка. На вид ему казалось лет сорок. Лицо его было в таких характерных пигментных пятнах. Он слез с коня и подошел ко мне, сощурившись, внимательно глядя мне в глаза. Я не знал: кто он, но чувствовал, что легенда моя трещит по швам. Он спросил меня на чистейшем римидинском языке:
— Кто ты?
— Я монах Корсионы.
— Это не так. И жизнь твоя в моих руках, не лги!
— Как бы я не назвался, ты мне все равно не поверишь.
— Откуда у тебя эта сутана? Кто ты?
Во мне молниеносно созрело решение.
— Я наследник императора, — усмехнулся я. — Вот его перстень с печатью, узнаешь?
Я вытащил из-под сутаны шнурок, на котором висел перстень и поднес его к незнакомцу.
Он взглянул на перстень, сделал очень серьезное лицо и резко оборвал меня, сказав фразу: " Синяя роза цветет лишь однажды…".
Надо полагать, это было что-то вроде пароля, и я должен был на него ответить, но я не знал: что, и чувствовал, что зыбкая почва уходит из-под ног.
— Я никто! — воскликнул я, — моя жизнь и впрямь в твоих руках, но если сдашь меня ларотумским псам — ты не римидинец. Ты вор и предатель!
— Ты должен был ответить: "Но монах Корсионы умирает и рождается много раз". Запомни это, незнакомец! И если кто-то тебя спросит однажды — повтори мои слова. И ты будешь спасен, как и в этот раз! А еще, когда монах Корсионы едет в другую страну и не везет свои микстуры и снадобья — это выглядит подозрительно! Хорошо, что этот барг не так хорошо соображает.
Я не знаю: кто ты и откуда у тебя этот перстень, но я выясню.
Он быстро что-то сказал баргу и, поклонившись, поехал прочь.
— Тебе повезло, чужеземец, — хмуро сказал барг.
— А что вам сказал этот человек? — полюбопытствовал я.
— Он сказал, что ты также нагл, как и все корсионские монахи! А еще, что хуже вас никто не дерется в Римидине. А теперь уезжай отсюда, пока я не передумал и не отдал тебя в руки Ночной стражи.
Я пожал плечами и, пожелав баргу хорошего дня, поскакал прочь от этого места. Впереди оставался дневной переход до Мэриэга.
глава 5 Поиски в Мэриэге /Воспоминания трактирщика/
На закате я въехал в этот город вместе с гаснущими лучами солнца. На этот раз со стороны противоположной той, что была прежде, когда я впервые попал в столицу.
Я пересек Изумрудные ворота, отдав страже необходимую плату. Эти молодые вэллы были веселы и даже что-то радостно крикнули мне. "Хороший знак, — подумал я, — мне неизвестен собственный благоприятный камень, но надеюсь, что это изумруд, и он принесет мне удачу. Золото оказалось для меня слишком обманчивым, рассуждал я, имея в виду Золотые ворота, через которые я несколько лет назад въезжал в Мэриэг.
Столица как-то изменилась — стала еще многолюднее, более шумной.
Так или иначе, мой путь лежал в Синий Город на улицу Золотых мастеров, где живут банкиры. Я хорошо помнил, у кого оставил свою шкатулку.
Нужный дом я нашел, но вот тут возникли непреодолимые сложности. Сам банкир был болен и почти при смерти. Его сын, которому он завещал свое дело, наотрез отказался признать меня и требовал тот документ, что мы составили в Ниме.
Странно, но это совершенно вылетело у меня из головы. За годы своих странствий я как-то отвык от всех правил и формальностей, по которым живут в Ларотум. Пришлось напрячь свою память и восстановить цепочку событий с того момента, когда я осознавал себя в Литоро и когда ощутил себя в новом месте. Оно было в яме у вампиров. Но я точно помнил, что когда сознание ко мне вернулось, при мне не было никаких бумаг, не было ничего и, кстати, плаща на мне тоже не было. Если считать, что я попал в то место из гостиницы, и последние, кто мог видеть меня, были Кафирия и Товуд, то логичнее предположить, что эти вещи находятся у них. Я хорошо помнил, как герцогиня шарила в моих карманах — ее целью было украсть камень. Но кто бы ей помешал забрать все мои бумаги и магический плащ.
Но как подступиться к ней? Товуд. Надо начать с него!
Я все не мог понять, почему он предал меня — ведь мы были приятелями. Я встречался в его доме с маркизой. Я прикрыл старика Турмона! От этих воспоминаний я сделался совсем мрачным и пошел в трактир.
Первой мыслью было отправиться на улицу Цветов, где был особняк Товуда, но я вовремя остановил свой порыв. Что я скажу ему? Я — тот, кто теперь не равный ему по положению, сэлл, человек из прошлого, о котором никому не хочется вспоминать, особенно учитывая собственное предательство.
Нет, мне следовало поступить умнее.
Я легко "разговорил" в трактире несколько человек. Один был из дворцовой стражи, и он охотно пропустив пару бокалов вина, также охотно рассказал все, что ему было известно о жизни в Дори-Ден.
Другой мой собеседник был местный лавочник и тоже охотно говорил обо всем, что видел вокруг. За годы, проведенные мной в иных мирах, многое изменилось, кроме человеческой природы. Она была все та же — жадная, себялюбивая, способная на предательство. Люди охотно говорили о том, чем никогда не смогут обладать. Стражник сообщил мне, что Фантенго из капитанов повысили до адага. Он теперь важная фигура! Вся дворцовая стража подчиняется ему. Суренци — вновь начальник Ночной стражи, потому что прежнего кто-то утопил в Атапели. Лавочник говорил с плохо прикрытой завистью. Он довольно сообщил мне о том, что на одной королевской мануфактуре недавно разразился страшный пожар, погибли 10 человек и этому делу крышка! Но меня интересовали сведения другого рода.
Я мог коротать в этом трактире весь день, но так ничего и не узнать. И я, подумав, отправился в Черный город.
Меня хмуро проводили взглядом мерзкие рожи на воротах, я мог поклясться, что это те же самые, что несли свой караул здесь до того как я покинул город, — это значило, что кое-что в Мэриэге остается неизменным. Я без труда нашел путь к башне набларийца.
Но на мой стук и крики никто не ответил. Зато когда я собрался уходить, из тени вдруг выскочил один человек и спросил:
— Что ты хотел, монах, от моего господина?
— Так, здесь живет твой господин?
— Ну да, а что я не похож на его слугу?
— Мне нужны люди, которые нуждаются в лекарствах и амулетах моего ордена.
С сомнением посмотрев на меня, этот тип хмыкнул и сказал, что его господин узнает обо мне и если пожелает встретиться, то сам найдет дорогу ко мне.
Я остановился в гостинице "Атапель", напротив которой стояла не безызвестная мне гостиница "Арледон", переименованная в "Арледонцы". В ней сновало много приезжих. Разглядывая украдкой постояльцев, я пообедал в укромном и темном углу, чтобы не привлекать внимания и соображал, что буду делать в ближайшее время.
Надо подумать, как вернуть мои вещи. Шкатулка находится у банкира, и забрать ее, поначалу, показалось мне достаточно просто.
Но вернуть шкатулку — это еще полдела! Последняя крышка, которую мы не смогли открыть, была запечатана кольцами Гилики. Вот это представляло уже определенную трудность!
Ее нянька Желериза — отдала ли она их принцессе? Жива ли она сама? Все это надо еще узнать. Первым делом мне надо найти эту женщину. Я помнил, что она поступила на службу к барону Ивонду. Найти этого человека не представлялось сложным.
Сложнее будет проникнуть во дворец, если Желериза вернула кольца своей воспитаннице.
Для начала я решил навестить кабачок сэлла Фашера. Он мог сообщить мне сведения о моих друзьях: уж он-то точно знает в Мэриэге они или нет, живы или мертвы.
Сэлл Фаншер внимательно вглядывался в мое лицо — я думаю, что оно показалось ему очень знакомым. И сказал:
— Граф Брисот сидит в крепости Нори-Хамп, а виконт Караэло служит при коннетабле.
— Вот как? А за что же арестовали такого человека как граф Брисот?
— Кажется, он нагрубил королю или принцу. Так люди говорят! Он вступился за своего друга графа Улона. Но вам вряд ли известно что-либо о той истории.
— Я бы с удовольствием послушал.
— Но мне некогда сидеть с вами, элл, вам лучше обо всем расскажет виконт Караэло, если вы интересуетесь его другом.
Сэлл Фаншер равнодушно вернулся к своим делам. Видимо, он не узнал меня, — решил я. Новости, услышанные от него, ошеломили и сбили с толку. Брисот из-за меня сидит в крепости. Странно, но после того, как я услышал про Брисота, в моем сердце что-то дрогнуло…Нет, я полная скотина! Забыл о том, что у меня такие друзья!
Мои блуждания по городу напоминали мне какое-то восстановление разбитого горшка из рассыпавшихся черепков.
Вечером ко мне в гостиницу наведался Гротум. Я сразу узнал его, хотя он использовал личину.
— Гротум, верните себе ваш обычный образ, — сказал я ему, и он вздрогнул.
— Пойдем в мою комнату.
Я прихватил пару бутылок вина и лампу. Он сдержанно присел на единственном стуле, а я уселся на край кровати и пододвинул к себе стол, поставил лампу и налил вина в бокалы.
— Ваше лицо кажется мне знакомым, — сказал, закашлявшись, Гротум, — скажите: кто вы и как узнали о личине?
— Однажды я тоже чуть не попался на этот трюк. Дело было в неберийском храме. Припоминаю, что это была важная встреча.
— Граф Улон! — воскликнул он, — не может быть, все считают вас мертвым.
— А я и вправду мертв, Гротум. Твой хозяин тоже так считает?
Он молчал.
— Говори же!
— Он не желает слышать о вас. Кажется, вы испортили какой-то важный план.
— Это он послал тебя ко мне?
— Да, на всякие сомнительные свидания обычно прихожу я.
— Надеюсь, ты понял, Гротум, что я не просто так искал встречи с Рантцергом?
Он кивнул.
— Мне нужна его помощь.
— Вряд ли он согласится помогать.
— А ты? Ты, Гротум, тоже откажешь мне в моей просьбе? Ты предан ему — я знаю, но вспомни: сколько раз я приходил тебе на помощь.
— Это так, мой добрый элл. Что же вы хотите?
— Мне надо повидать трех человек. Но я не могу придти к ним с бухты-барахты. Что ты знаешь о герцогине Джоку, о бароне Товуде и бароне Ивонде?
— Герцогиня живет по-прежнему в Мэриэге, в своем особняке. Барон Товуд также проживает в своем доме, а вот с бароном Ивондом куда как сложнее — его обвинили в заговоре и он сидит в крепости Нори-Хамп.
— Да, что ты говоришь! — горько воскликнул я и подумал: "так, значит, все пути ведут в Нори-Хамп"!
— Да, именно так.
— Послушай, Гротум, мне очень нужна одна вещь с возвратом: твой амулет для создания личин.
— Это невозможно!
— Гротум! Я очень тебя прошу, а еще больше я прошу тебя скрыть нашу встречу от Рантцерга.
Он резко встал и хотел направиться к двери.
— Постой, я забыл спросить тебя об Амирей!
Он задержался и, повернувшись, с упреком сказал:
— Лучше бы вы и не спрашивали о ней. Вот уже около года как Амирей считают без вести пропавшей.
— Вот как. Ты меня огорчил этой ужасной новостью, Гротум.
— Да, она жила у герцогини Брэд, к которой мы с вами ее отправили, и все было хорошо, но она вдруг надумала повидать дядю, хотя ее многие отговаривали, и поехала инкогнито в Мэриэг, а по дороге исчезла, как сквозь землю провалилась.
"Вот, он — мой шанс повлиять на преданного набларийцу слугу", — не без тайного злорадства подумал я.
— Гротум, ты хочешь, чтобы она нашлась?
— Мы ищем, повсюду ищем, — упрямо твердил он.
— Ты упрямец, Гротум, я найду ее быстрее других, если ты мне поможешь.
— Это никак невозможно.
— Гротум, я обещаю, что ты никак не будешь замешан в мои дела.
— Я подумаю.
— Подумай, Гротум, подумай и скажи еще мне…баронесса Ивонд, где она может быть?
— Она в своем имении.
— Это в окрестностях Олбедара?
— Да, там.
Мы попрощались и, не мешкая ни минуты, я собрался и поехал в сторону Олбедара, на поиски Желеризы.
Какой удачей было найти эту добрую женщину здесь, в имении Ивондов. А еще большую радость я испытал, когда узнал, что кольца Гилики все еще по-прежнему с ней.
— Разве вы не пытались их вручить принцессе, сэлла?
— О, конечно пыталась, но она наотрез отказалась и заявила, что у меня они будут в большей безопасности. "Раз они нужны для чего-то важного", — так сказала моя любимица. Я всего лишь один раз и видела ее. Потом случилось это несчастье с бароном, и баронесса переехала сюда подальше от дворцовых интриг.
— Послушайте, Желериза, мне очень нужны эти кольца!
И я в подробностях рассказал ей о гербах на шкатулке, мистическую часть истории, конечно, упоминать не стал.
— Вы понимаете как все взаимосвязано?
— Но…мне необходимо разрешение от принцессы.
Она была в растерянности.
— Желериза, помните, как Гилика называла меня своим другом? Помните?
— Да, она вам безоговорочно доверяла.
— Я верну эти кольца, как только открою шкатулку.
— Лучше бы спросить у нее самой.
— У меня нет никакой возможности увидеть ее, мне не пройти в Дори-Ден.
— Даже если бы вы пришли в Дори-Ден, вы бы все равно не смогли ее увидеть, — сказала няня, — ее там нет.
— Где же она?
— В Акабуа.
— В Акабуа?! Что она там делает?
— Ее пригласили пожить в монастыре, обучиться разным искусствам. Король отправил ее подальше от наследника. Ведь она стала такая хорошенькая, что в пору всем влюбляться, теряя голову. А принцу прочат в жены кильдиадскую принцессу.
— Вот как? — сказал я в задумчивости, — значит, Гилика им уже больше не нужна.
— Лучше бы отправили бедняжку домой, хотя там тоже сейчас не сахар!
— Итак, что вы решили? — спросил я эту преданную своей воспитаннице женщину.
Она еще немного колебалась.
— Желериза, уже много лет мы говорим об этих кольцах — настало время использовать их силу.
— Ну ладно! Вы — добрый человек и честный.
Фергенийская няня залезла в свой тайничок в большом сундуке, который был у нее под замком, и вытащила коробочку с кольцами.
— Вот они, держите, — она благоговейно поцеловала ларчик: как ни как, сама королева Ялтоса подарила Гилике украшения.
— Берегите их, прошу вас, это последнее, что связывает принцессу с домом.
— Обещаю вам, что с ними ничего не случится. После того как испробую их на шкатулке, я постараюсь найти способ вернуть их Гилике.
— Мне давно следовало это сделать, — посетовала преданная няня.
Я вернулся в Мэриэг и решил нанести визит сначала барону Товуду. Я пришел на улицу Цветов, сразу узнав гостеприимный дом, в котором мне так часто доводилось видеться с маркизой Фэту, и, испытывая самые смешанные чувства, велел доложить обо мне слуге, открывшему дверь, как о старом друге, назвав свое первое имя — Жарра. Я думаю, что Товуд мог и не помнить его. Ведь меня больше знали под именами баронет Орджанг и граф Улон. Я не был уверен, что он захочет принять меня. Но слуга попросил обождать, и вскоре вернувшись, он провел меня в комнату. Товуд не сразу узнал меня. Он некоторое время всматривался в мое лицо, но вот узнал! Его глаза заблестели.
— А борода, между прочим, вам к лицу! — весело сказал он.
По его лицу расползлась широченная улыбка. Меньше всего я ожидал, что Товуд обрадуется мне.
Но искренняя радость на его лице обескуражила меня. Он раскрыл объятия и пошел навстречу. А я собирался убить его!
Я ничего не мог понять! Что это? Гипноз, которому Кафирия подвергла Товуда? Он так искусно притворяется? Что?
Товуд никогда не казался мне столь изощренно хитрым человеком, чтобы играть какую-то роль, но я мог жестоко в нем ошибаться. И все-таки, я не ошибся. Вскоре все прояснилось.
— Барон Товуд прежде, чем признать во мне бывшего друга, ответьте мне на один вопрос: зачем вы помогали герцогине в гостинице в Литоро? — спросил я его.
— Я вас не понимаю, — немного растерянно сказал он, — о какой гостинице вы говорите?
Прошло много времени и, возможно, он забыл. Так я напомню:
— В последний раз мы виделись с вами в Литоро. Мы пили вино.
— Да! Да! Да! Да! Чудесное вино было, припоминаю.
— Не такое уж и чудесное оно оказалось, по крайней мере, для меня. Так почему вы предали нашу дружбу? Я вам доверял.
— Что?! — его неподдельное удивление и это восклицание: "Что?!", привели мен в замешательство.
— Объяснитесь же, наконец, что вы имеете в виду! — с досадой сказал он.
— Наша с вами встреча имела для меня самые неприятные последствия.
— Я действительно не понимаю, о чем вы говорите.
— Вы признаете, что были в гостинице в Литоро?
— Да.
— Вы пили со мной вино?
— Да. Но к чему все эти расспросы? Вы в чем-то подозреваете меня. Да? Это так? Скажите, демон вас разрази!
— Да! Я подозревал вас в сговоре с герцогиней Джоку! Меня опоили какой-то отравой, подсыпанной в вино, и украли одну важную вещь и важный документ.
— Постойте! Этого не может быть!
Он выглядел очень растерянным.
— Но…
Товуд залез в какой-то шкаф и долго там рылся.
— Вот ваш плащ, Льен, я сохранил его в память о вас.
— Плащ! Да, это мой плащ — так он был все это время у Товуда! Он сохранил его.
— Боюсь, что я несправедливо о вас думал, барон, если это досадная ошибка и интрига, в которую вас втянули против вашей воли, то прошу принять мои искренние извинения.
— Но, скорее всего, вы также несправедливы в отношении герцогини. Можно ли бросаться такими обвинениями в адрес столь знатной особы?
— Нет, уж тут я не ошибаюсь — это точно! Как же мы с вами расстались?
— Я не помню — кажется, мы выпили лишнего, и я проснулся в своей комнате, а вас там уже не было.
— Так мы даже не попрощались?!
— Я не помнил этого.
Товуд не был артистом. Сыграть радость при виде меня, столь недоумение, растерянность, — я склонен был ему поверить. Вероятно, Кафирия чем-то околдовала его. Теперь мне пришлось извиняться за свои подозрения.
Товуд пригласил меня сесть, и я не стал отказываться — мне было интересно побеседовать с ним.
— Но как же вы провели все эти годы?
Он как будто не видел разницы между нами. Словно я был для него по-прежнему графом Улоном, равным ему по званию и по положению в обществе. Барон сумел пролить бальзам на мое растоптанное самолюбие.
— Я был в дальних краях, если вы помните, мне запретили появляться в Мэриэге. Так что сейчас я нарушаю королевский приказ.
— Ах, поверьте, вы не единственный кто делает это! — засмеялся Товуд.
"Так он в оппозиции королю"! — с удовольствием подумал я.
— Я совершенно далек от всего, что происходит в столице, и если бы не мои личные дела, то еще долго бы не появился здесь.
— Мэриэг сильно изменился. Теперь здесь всем заправляет некая баронесса Авеиль Сав. Она возглавила орден Черного лиса. Многие противились этому, но ее власть при дворе огромна.
— А что случилось с графом?
— Он плохо кончил — старческое слабоумие.
— Хм. А что с Аров-Мином?
— Его убили.
— Как странно! И кто?
Товуд пожал плечами.
— А король?
— Король очень дружен с этой баронессой Сав. Во всем ей потакает.
— Так она его любовница?
— Отнюдь. Я не знаю: в каких они отношениях, но не любовники, это точно.
— Кто же теперь фаворитка?
— Король изменил своей любимой Бессерди. Она позволила себе какие-то резкие замечания в его адрес и ее отравили. Во всяком случае, так говорят. Тамелий после смерти Бессерди приблизил к себе Шалоэр, затем сменил ее на блондинку Фелису.
— Чем занимается Миролад Валенсий?
— Ему приходится делить власть с Локманом и Сав. Он ненавидит обоих.
Новостей было достаточно, но я хотел услышать что-либо о своих друзьях.
— Орантон отдалил их от себя, — сообщил мне Товуд, — зато приблизил одного очень ловкого человека, графа Влару.
Услышав это имя, я сразу напрягся. Вот кого я уж точно не хотел увидеть в числе живых. Я хорошо помнил ту историю с его отцом. Я помнил про измену Алонтия. Я помнил все. И мне очень захотелось его уничтожить.
Попрощавшись с бароном, с просьбой хранить мое появление в секрете, я думал о том, как мне забрать у Кафирии камень и документ.
Амулет для создания личины помог бы мне в этом, но Гротум не захотел мне оказать услугу, да и кому она доверяет настолько, чтобы показать местонахождение этих вещей. Кому доверяет она? Пожалуй, никому! Но я мог воскресить незабвенный образ Френье. Нет! Она не поверит, решит, что это колдовство, но возможно потянет руку к своему тайнику, чтобы извлечь камень. А почему он должен быть в тайнике? Вероятно, она носит его на своем теле. Нет, это не годится! Войти в ее дом под покровом плаща и… обыскать его? Это может помочь. Так, я однажды узнал о тайнике Рантцерга. Достаточно просто понаблюдать. Но если на ней камень, обладающий магией, то она может узнать о моем присутствии. Но ведь у меня тоже есть камень, извлеченный из меча. Он был на цепочке, висевшей на шее.
Теперь он всегда со мной. Я закрылся магией плаща и направился на улицу Сокола, к дому Кафирии Джоку.
Признаюсь, разные чувства овладевали мной, когда я подходил к огромной двери украшенной драконьими мордами, над, которой находился герб герцогства Джоку: три меча, лебедь и роза. Я с трудом смирился с тем, что так бестолково оказался жертвой искусного обмана герцогини. Я ни на минуту не заподозрил ее в неискренности. А ведь она с самого начала нашего знакомства использовала в своих интересах мое доверие к ней. Наверное, я поверил ей, потому что она много раз помогала мне, прятала Амирей, делилась откровенными мыслями о короле и его приближенных, была в близких отношениях с бунтовщиком Турмоном. Вот так она заставила меня думать, что мы на одной стороне.
Мой позорный крах в Красном зале возвел между нами непроницаемую стену, и на этом можно было поставить точку — я бы понял. Но Джоку решила поступить иначе — она надумала избавиться моими руками от своего соперника, присвоить его артефакт. Возможно, я простил бы ее за разрыв отношений, но я не мог простить ей то, что она вздумала использовать меня как пешку в своей игре.
Умная, талантливая и изощренная герцогиня! Ее способности мог бы использовать король, но он пренебрег ею. Ступая по мягким синегорским коврам, я неслышно обошел весь дом. Прежде кабинет Кафирии, в котором я часто бывал, располагался по левой стороне от входа. Но она изменила положение комнат, и теперь уединялась в комнате, в конце коридора ведущего в правую часть дома. Она сидела за роскошным секретером, и… писала письма. Малиновая тяжелая роба из дорогой ткани открывала босые ноги, нервно потаптывающие по пушистому ковру. Целая пачка писем уже была запечатана в конверты. Да, у нее обширная переписка! Герцогиня отличалась сдержанностью, стиль ее был суховат и лаконичен.
"Что будем делать?" — мысленно спросил я себя.
С недавних пор во мне шел мучительный диалог между двумя разными сторонами моей личности. Как примирить в себе дворянина, живущего согласно кодексу чести, и бывшего авантюриста, человека без принципов и морали, каким меня угораздило стать под влиянием обстоятельств и собственного малодушия.
— Кафирия не оставила мне выбора, она играет не по правилам, — сказал сэлл Жарра.
— Но теперь ты уподобляешься ей, — возразил барон Жарра.
И все-таки в этом споре победил трезвый расчет и элементарный цинизм. Я начал шпионить. На войне как на войне.
Я встал за спиной герцогини, но она что-то почувствовала, повела плечом и потом нервно поднялась и подошла к окну. Плотно затворив его, она снова уселась и продолжила работу.
Кэлла Джоку скрупулезно строчила свои послания. Герцогине Гиводелло — приглашение на вечер, графу Пушолону — просьба привезти из его погреба белого вина, которое она жаловала.
Большинство писем имели бытовое банальное содержание: сплетни, советы и просьбы. Но вот еще одно было обращено к некоему гражданину Додиано, проживающему, аж, в самой Алаконнике! Я и не знал, что в таких далеких землях у герцогини есть друзья.
Начало письма не оставляло сомнения, что Кафирию и этого Додиано связывают самые теплые отношения.
"Дорогой друг, — начиналось это письмо, я точно и в срок выполнила все ваши рекомендации. Теперь нам остается только лишь ждать исполнения наших планов".
Она ловко посыпала подсыхающие чернила золотым порошком и шлепала печатью по горячему воску. Заперев печать в секретере, она изящным движением взяла колокольчик и позвонила. Вошла горничная.
— Возьмите все эти письма и отдайте лакею, пусть отнесет по адресам. Вот эти три письма пошлите с нарочным. А вот это я пошлю с ящером. Приведите его сюда.
Горничная ушла и вернулась, ведя зверя на роскошной серебряной цепочке.
— Он что-то неважно выглядит. Вы хорошо его кормили?
— О да, акавэлла, все как обычно.
— Так, отсоедините цепь.
Ящер неповоротливо подошел и сел на задние лапы перед герцогиней. Она наклонилась и, погладив его грубую шкуру, прикрепила под чешуйками свое письмо, то, что должно было отправиться в Алаконику.
— Лакомство у вас с собой?
— Да, акавэлла.
— А теперь уйдите!
Кафирия протянула ящеру кусочек его любимого копченого мяса, и он буквально слизнул его у нее с руки.
— Умничка! Ты доставишь мое письмо магистру Додиано, понял?
Она подошла к небольшой картине на стене и, нажав на раму, открыла тайник. Она что-то вытащила оттуда и поднесла к носу ящера эту вещицу, кажется, перчатку. Он жадно вдохнул запах и расправил чешуйки.
Вот на эти запахи и летают ящеры, развозя важные письма. Одно кодовое слово, и письмо попадет только в руки адресата.
Потом Кафирия подошла к окну, и широко отворив его, сделала знак ящеру.
— Гортензия, живет в горах, — четко сказала она, и я понял, что это и была как раз кодовая фраза, пусть бессмысленная, но зато никто другой такое не скажет.
Ящер легко запрыгнул в открывшийся проем и, присев на мощных лапах, оттолкнулся и взлетел, расправив огромные крылья, размах которых достигал орлиного.
Помахав ему рукой, Кафирия закрыла окно, видимо боялась простуды, и вернула на место в тайник условную вещицу с запахом. Теперь я точно разглядел, что это была перчатка. Неудивительно, что она так дрожала над ней. Ведь это был ключ к ее тайной переписке, а в том, что она была тайной — сомневаться не приходилось. Что же связывает ее и человека из Алаконики?
Я уже знал, что у нее были отношения с магистром Френье. Но белые маги действуют на территории Ларотум. Или не только?
Что затевают они с этим Додиано?
Герцогиня, тем временем, решив, что потрудилась достаточно, снова позвонила в колокольчик и велела служанке приготовить горячую ванну.
— Что-то, Лиз, я сегодня никак согреться не могу. Я буду в спальне.
Едва Кафирия вышла, как я тут же бросился к ее тайнику и вытащил оттуда все содержимое. Лихорадочно перебирая бумаги, я нашел ту, что была мне необходима. Договор с банкиром, на нем красовались его и моя печать.
Мне очень хотелось вникнуть в остальные документы, но тут послышались шаги и шум открываемой двери: Кафирия решила зачем-то вернуться, и я, быстро отправив все на место, захлопнул тайник.
Я не откладывая ни минуты, пошел к банкиру. Незадолго до моего появления он испустил дух.
Его наследник со скорбной миной проводил меня в святая святых — кабинет своего отца и, внимательно изучив договор, вышел на несколько минут, а потом вернулся с моей шкатулкой. С ней ничего не произошло, разве что немного запылилась. Мы соблюли все формальности, и я покинул дом банкира, предвкушая новое открытие.
Что бы там ни говорил дух меча, я все-таки не очень верил ему. Теперь у меня был ларец, и ключи к нему — кольца Гилики.
Я отправился на развалины храма Мириники и помолился ей. Я, пожалуй, впервые в жизни произнес с такой искренностью слова молитвы, душа моя пребывала в смятении. После всего, что произошло со мной, я уповал только на высшую силу, еще не до конца понимая, что сам обладаю ей. Но грубоватые слова молитвы как-то примирили меня с самим собой. Оба человека, жившие во мне, хотели сейчас ясности и помощи. Я не знал, какую жертву желала бы Мириника, после того как надругались над ее храмами, но все что я смог ей дать была капля крови из моей ладони. Я заметил, что несколько камней также обагрены кровью. Бурые следы ее кое-где не смыл даже дождь.
Едва сдерживая волнение, я открыл ларец — вот они — все мои вещи лежат под верхней крышкой. Ко мне пришло приятное чувство, когда я надел свои перстни, браслет, медальон. С этими предметами были связаны хорошие воспоминания. Мой взгляд на минуту задержался на последней крышке — я испытывал волнение, а вдруг кольца не подействуют, или под этой крышкой окажется очередная загадка, к которой нужно искать "ключ"?
Что если это пустышка, и я охотился за призраком? Было интересно и… страшно. Я установил три кольца в их гнезда на шкатулке, и ждал. Ничего не происходило.
— Значит, это была ошибка, — пробормотал я. И от досады с силой надавил на крышку. Сработала пружина, и ларец открылся!
Появился последний слой — я с трудом подавил в себе разочарование — на нем также был герб. Я вгляделся в его рисунок и узнал — имперский герб Римидина. Какое-то странное чувство возникло во мне. Словно что-то щелкнуло, и я утвердился в мысли, что, наконец, я дошел сердцевины загадки. Одно непонятно — как мне открыть эту крышку.
Что же мне делать дальше? Я раздумывал: можно использовать перстень из могилы Жоффре! Что если…в шкатулке давно находиться моя судьба? Моя рука провела по этой последней крышке, и…из-под нее пошел свет: вначале слабый, а потом он стал сильнее разгораться, и крышка сама отворилась без всякого ключа. От этой энергии, от дивного света у меня немного закружилась голова. Внутри лежала диадема.
Я, испытывая восторг и благоговение, осторожно прикоснулся к диадеме. Она выглядела уникально!
Узкий ободок из темного золота, достаточно массивный, с мелкой вязью из старинных текстов, с острыми выступами и зубцами, расширялся к центру, в котором сверкал камень.
Опять я ощутил то же самое чувство священного трепета. Камень был словно живое существо — он то светился ярче, то мерцал приглушенным светом, как будто отвечал на мои скрытые мысли. Я надел диадему на голову — она пришлась мне впору.
Это был точно такой же камень, что я нашел в гарде меча, подобные им камни были у Кафирии и у черных магов.
"Интересно, сколько их всего"? — подумал я.
— Двенадцать, — тихо, как знойный ветер прошептал мне знакомый голос, и я увидел ее — мою богиню огня.
— Здравствуй, наш дорогой наследник, наш любимый сын. Ты нашел свою империю, свое достояние, теперь настала пора вернуть ее себе.
— О чем ты говоришь, Саламандра? Кто — я?
— Неужели ты еще не понял? — удивилась моя покровительница.
От ее дыхания и тихого шепота веяло таким мистическим огнем, такой чарующей силой, что я был готов упасть перед ней на колени!
— Не надо! — прошептала она, — сын императора, будущий император не должен стоять на коленях ни перед кем, даже перед маленькой, любящей его богиней огня!
— Я — сын императора?
Мой голос дрожал, и я все еще не верил в чудо.
— Да, я покажу тебе.
Она что-то сделала, и я увидел! Все: Римидинскую империю, огромный дворец и потрясающей красоты город, роскошную свадьбу императора и фергенийской принцессы из рода Эргенов. Это были мои отец и мать! Я понял это каким-то шестым чувством, и тайная тоска по никогда не знавшим меня родителям овладела мной. Я их уже видел однажды, у водопада Элинамо. Но теперь мне стало понятно: кто они. Я слышал рев труб и гром барабанов. Я видел саламандру, соскальзывающую с полотнищ знамен.
Император и его невеста шли к алтарю и молча молились. Священники в бордовых одеждах и аметистовых головном уборе скрепили их союз в священном обряде. Дальше события развивались не так безоблачно. Я увидел войну в Фергении, родителей, видел их смерть у водопада Элинамо. Их заманили обманом в хорошо подготовленную ловушку. Мою мать хитростью вызвали на родину в Фергению и силой удерживали там.
Войну развязал лорд, узурпировавший власть и уничтоживший семью моей матери. Его план удался — отец помчался вслед за женой и их обоих убили. Он был в сговоре с тем, кто сел вместо меня на имперский престол. Предавшему фергенийского короля лорду были на руку будущие волнения в Римидине — они отвлекали опасного соседа временно от Фергении. Но этот человек недолго правил — его самого убили вероломные сообщники, и власть вновь перешла к династии Эргенов.
Я видел интриги за спиной моего отца. Я видел, как меня, маленького мальчика, преданный императору человек поручает неизвестному гартулийскому дворянину, а диадему-символ власти, спрятанную в шкатулке, — ларотумскому посланнику герцогу Брэду. Еще один человек отвез свиток с перстнем в Тимэру и спрятал его в могиле воина. А другой — поместил камень в меч, который ждал меня в жалкой лавке среди разного хлама. Все стало складываться. Меня закружила такая сила, такая огромная власть, что я едва устоял на ногах.
— Теперь ты понял?
— Но что мне делать?
— Завоевать свою империю.
Саламандра склонила голову и исчезла.
Все пронеслось перед моими газами. И я, в полном одиночестве, сидел, совершенно потрясенный увиденным, на руинах храма Мириники. Вся жизнь моя оказалась перевернутой с ног на голову! Я наследник императора! Я — всю свою жизнь живший в безвестности? Скиталец, потерявший все! Когда я нашел могилу воина, и ко мне вернулась память, я был шокирован тем, как низко я пал, когда вел жизнь недостойную дворянина. Чтобы выжить, мне приходилось лгать, притворяться, мошенничать, переступать рыцарские неписанные законы, а теперь? Кто — я? Я не мог совместить разорвавшиеся части моей жизни, был ошеломлен и растерян, не знал, что делать. Чтобы принять какое-то решение — требовалось время — и я не стал на себя давить. В Мэриэге у меня были еще дела, и я хотел их закончить, а диадема подождет! Всему свое время.
И я вернулся к своим знакомым в Мэриэге. Я смог завладеть шкатулкой, но камень Френье все еще оставался вне досягаемости.
Видно придется с ним повременить. До отъезда я хотел еще кое-кого повидать. Я вернулся мыслями к своему другу Брисоту. Мне мог многое поведать Караэло, и я отправился к нему домой, но дома его не застал, а слуга многозначительно заметил, что он не слишком желал, чтобы его беспокоили в ближайшие дни.
Что ж, придется отложить нашу встречу.
На самом деле я вовсе не был единственной причиной ареста Брисота, как ни прискорбно это для моего самолюбия.
Суть в том, что граф Брисот происходил из древнего и знатного рода. А, принадлежа такому известному семейству, вы волей-неволей становитесь причастным ко всему, что происходит с его членами.
Семья Кипра прервала с ним отношения после расторгнутой помолвки и оговора Нев-Начимо. Более 10 лет родственники Брисота игнорировали его, но вот настал тот момент, когда им понадобилась его помощь.
Весь клан Брисотов придерживался нейтралитета и не примыкал ни к одной партии, но вот младшая сестра графа вышла замуж за человека примкнувшего к партии неберийцев.
Он оказался в центре заговора против короля, и его арестовали в числе прочих заговорщиков. По нелепой случайности, вместе с ним схватили двух двоюродных братьев графа, молодых легкомысленных людей, которым не хватило ума вести себя благоразумно, напротив — они стали дерзить и нести всякую чепуху, тем самым, дав повод для обвинений.
В результате, трое мужчин было арестовано!
Король никого не желал слушать, все мольбы о помиловании были напрасны.
Вот тогда графиня вспомнила об отвергнутом старшем сыне, она не могла простить ему смерть своего мужа, который умер "от сильного сердечного расстройства, вызванного его непристойным поведением". Граф как старший сын унаследовал титул и земли, но семья от него отвернулась.
Графиня хорошо была осведомлена о том, какое положение Киприем занимает при герцоге Орантонском и все ее надежды устремились к нему. Если принц походатайствует за братьев Брисота, то есть надежда, что…их освободят. О своем "непутевом зяте" графиня даже и не помышляла просить.
Она приехала к сыну, и он очень сдержанно принял свою мать. Выслушал, и, подумав, ответил, что сделает все, что в его силах, хотя надежды мало.
Кипр в действительности пошел к принцу — тот обещал поговорить с королем, но так и не выполнил свое обещание — он попросту обманул Брисота, сказав, что был на аудиенции и король ему отказал.
Каким-то образом Брисот узнает об этом обмане, вконец разочарованный своим господином он позволяет себе в его адрес несколько резких фраз, и сам просит об аудиенции короля. Его принимают, выслушивают и говорят…примерно следующее:
"Вы, граф, уже изрядно запятнали свое древнее имя, связав себя с человеком, позорно изгнанным из благородного общества. В ваших интересах было вести себя ниже травы, тише воды, но вы либо чрезвычайно глупы, либо считаете себя настолько неуязвимым, что осмеливаетесь тревожить покой вашего монарха столь нелепой и дерзкой просьбой, как помиловать изменников!"
В ответ на эту оскорбительную и провокационную речь наш рассудительный Брисот взрывается и возможно произносит что-то вроде: "Честный человек не может запятнать свое имя тем, что восстает против несправедливости и ищет честного и справедливого суда у того, кого он привык считать примером для подражания всем ларотумским дворянам!"
Или что-то наподобие этой речи произносит наш честный прямой Брисот и, разумеется, уходит из дворца уже в сопровождении стражников.
Меня нисколько не удивило поведение принца — он был рад отделаться от всех своих сильных и верных людей.
Проиграв рискованную партию и утратив орден "Дикой розы", принц Валедо решил, что самым лучшим для него сейчас будет позиция выжидания. Проявляя почтение и любезность к брату, обещал даже подумать о смене религии, хотя король не особенно настаивал на этом, — лишь намекал. Тамелий считал, что уже расправился со старыми культами, теперь неберийцы занимали все его воображение.
В ордене "Лучи Неберы" тоже произошли изменения. Неберийы, уже не оглядываясь на своего прежнего вождя коннетабля, отошедшего от своих собратьев по вере, сами начали превращаться в серьезную силу.
В любом случае, меня это уже не касалось. Я подумывал о том, как бы освободить Брисота, но вряд ли бы мне удалось это сделать в одиночку.
Я все же решил наведаться к нему в Нори-Хамп. У меня был плащ-невидимка, и я мог свободно проникнуть к нему.
Но не мог пройти сквозь стены. Я спустился в подвал, где содержались самые опасные узники, и внимательно подглядывая в узкие прорези, нашел его клетку. Рядом никого не было, да и к чему здесь охрана: все равно через эти двери и решетки никто не пройдет. Я тихо позвал:
— Брисот, подойдите к двери!
Он услышал и сначала не хотел вставать, но потом поднялся и подошел к двери.
— Чего тебе нужно?
— Брисот это не охранник! Это Льен!
И я на минуту убрал невидимость. Он, плотно прижавшись глазами к щели, разглядывая меня в тусклом сером свете.
— Не может быть! — прошептал он.
— Может! Я обладаю одной магической вещью — она позволила мне спуститься сюда, я вас вытащу, не сейчас, но вытащу, обещаю.
— Постарайтесь, Льен, я в вас верю, если это вы, а не призрак созданный моим воображением.
— Нет, держите!
Я протянул ему сквозь эту щель кошелек с золотом.
— Теперь вы верите мне?
— Да. А что мне делать с этими деньгами?
— То, что делают все остальные — подкупайте охранника, он будет носить вам хорошие обеды и теплые вещи.
— Я как-то об этом не подумал.
— Я поручу своему человеку, чтобы он наладил связь с охраной, и о вас будут заботиться.
— Благодарю, а где вы все это время пропадали?
— Долгая история. Мне снова надо уехать, может быть надолго, но я обязательно вернусь, слышите меня?
— Обещаю дотянуть до этого времени.
— Сделайте одолжение!
Я услышал шаги охранника.
— Мне пора.
Он прокашлялся, и у меня от волнения сдавило грудь.
— Я рад был вас увидеть, Льен, прощайте!
Мне очень не хотелось покидать Брисота, но я понимал, что не время сейчас устраивать его побег. Я наделся, что его крепкий выносливый организм выдержит заключение в это каменном мешке.
Когда я выходил из ворот Нори-Хамп, во внутренний двор въезжала карета. Из нее вывели женщину. Ее лица не было видно, но фигура показалась мне очень знакомой.
Если бы я мог тогда догадаться кто она! Возможно, я бы не утерпел и вмешался, рискуя всем, но я не узнал и лишь подумал о том, каков наш король!
Вернувшись домой, я был сильно удручен. Еще бы! Мой лучший друг в тюрьме. Я скрываюсь под вымышленным именем. И все так запутанно. Поужинав у себя в номере, я взялся за книгу, чтобы отвлечься от неприятных дум.
Окна гостиницы "Атапель", в которой жил я, упирались в окна гостиницы "Арледон", расположенной точно напротив. Эти два заведения давно соперничали друг с другом, но приезжих в Мэриэге всегда было в избытке, поэтому ни одна из гостиниц не пустовала. Так уж случилось, что их соседство сыграло свою небольшую роль в этот вечер.
Я провел очень скрытно несколько дней в Мэриэге, коротая вечера у себя в комнате за чтением поучительных историй, записанных неким монахом-путешественником. Особенно хорошо он описывал Кинские острова и Кильдиаду. Когда мои глаза устали от света свечи ровно настолько, что мне захотелось их сомкнуть, с улицы послышался звон разбитого стекла и крики. Я подошел к окну и приоткрыл ставни. Что-то происходило в хорошо освещенном окне второго этажа гостинцы "Арледон". Что-то вроде борьбы. Через минуту из дверей "Арледона" выскочила группа людей, сражавшихся между собой.
Двое крепких мужчин отбивались от четырех нападавших. Одна фигура, я был готов поклясться, что она принадлежала женщине, оторвавшись от остальных, быстро вбежала в мою гостиницу.
Драка под окнами перестала меня интересовать, потому что мимо моих дверей раздались быстрые шаги, нежный взволнованный голос и заскрежетал ключ. Дверь захлопнулась, и скрежет ключа раздался уже изнутри. Так, значит, беглянка, спасающаяся от злоумышленников, спряталась в комнате рядом с моей.
Но скоро внизу раздался шум и грохот. Как минимум, двое поднимались по лестнице. Это означало, что защитники дамы или убиты или тяжело ранены. Убийцы стали ломиться во все двери. Кто-то по глупости открывал. Они врывались, не взирая на протестующие крики, и, убедившись, что беглянки там нет, колотили в другие двери. Они добрались до моего номера.
— Кто там? — громко спросил я в ответ на грохот.
— Откройте двери! — раздалось бесцеремонное требование.
— И не подумаю!
— Мы из Ночной стражи, — нагло соврал мне один голос, — мы ищем преступницу, она прячется где-то здесь.
Я засмеялся. В ответ грубо заорали:
— Мы выломаем двери!
— Пожалуйста! Ломайте. Только потом не раскаивайтесь, что наткнулись на острый клинок.
Раздался жуткий грохот. Я не стал строить баррикады, но и не стал им помогать, открывая замок — пускай помучаются.
Им удалось довольно быстро проникнуть в мою комнату — тот, кто строил эту гостиницу, явно пожалел денег на доски для внутренних дверей — они не были прочны. Я успел отступить в сторону.
Два негодяя, вломившись в комнату, осматривали ее — мебели в ней было мало. Они даже заглянули под кровать.
— Ее здесь нет! — заорал один из убийц, — идем дальше!
Они хотели повернуть, но тут я встал у выхода и преградил им путь, выставив меч.
— Ее здесь нет — это точно! Зато здесь есть я! Тот, кого вы самым наглым образом побеспокоили. И вам придется получить урок хороших манер.
— Убирайтесь, если вам жизнь дорога! — прокричал один.
— И не подумаю! Вы находите обыкновенным врываться к порядочным людям и ломать двери в их жилище? Я — нет!
— Убей этого идиота! — прокричал один из убийц своему товарищу, и, оттолкнув меня от двери, выскочил в коридор за тем, чтобы продолжить ломиться в соседнюю дверь. Именно в ту, где скрылась беглянка.
Но тут ему помешали. В гостинице нашелся еще один человек способный держать в руке оружие, он вышел из своего номера и преградил тому негодяю путь. Я же столкнулся с его компаньоном. Он был подготовлен, как самый обычный убийца. Действовал профессионально и схематично. Войдя в азарт, я быстро и особо не церемонясь, убил его уже в коридоре, потому что он начал отступать и выскочил из комнаты. Мой нежданный союзник сражался с другим убийцей, я немного помог, поймав подлеца сбоку и, разбив крепления у кольчуги, воткнул меч между ребрами.
— Благодарю вас за помощь…элл, — сказал этот дворянин, вытирая пот со лба. — К вашим услугам, граф Анройл.
— Не могу похвастаться знатным ларотумским происхождением, — ответил я, имитируя небольшой акцент, — я, всего лишь, монах из Римидина.
— Но вы хорошо фехтуете, — похвалил меня новый знакомый.
— Нам приходится защищать себя на больших дорогах. У вас царапина, могу вам предложить хорошее снадобье.
— Благодарю, не стоит беспокоиться, моя царапина не заслуживает внимания, — он церемонно поклонился и сказал, что тоже будет рад помочь мне чем-нибудь. Я вежливо отказался от его услуг, и мы расстались.
Наступила краткая тишина, и я понял, что происходит. Хозяин гостиницы не поднял шум по одной простой причине: кто-то держал у его горла оружие. Я спустился и увидел то, что себе представлял только что.
— Ваши сообщники мертвы, — сказал я. — У меня нет необходимости убивать вас. Лучше убирайтесь отсюда.
Хмуро взглянув на меня, этот тип быстро ретировался. Хозяин гостиницы с шумом перевел дыханье.
— Вы спасли мне жизнь, элл.
— Не стоит благодарностей. Мне помогал дворянин из 12 номера. Принесите нам хороший завтрак и самое лучшее вино, что найдется в вашем погребе — и мы в расчете.
— О конечно, конечно! Эти наглецы неберийцы совсем ополоумели! Врываются в порядочные дома!
— А почему вы думаете, что это неберийцы? — полюбопытствовал я.
— Потому что они только и делают, что бунтуют, проклятые мятежники, — проворчал хозяин.
— У меня будет небольшая просьба. Вам ведь придется сообщить Ночной страже о происшедшем?
— Ну да, — нехотя сказал хозяин.
— Они начнут расспрашивать. Не указывайте на меня. Я приезжий и мне ни к чему лишнее внимание. Слова дворянина из 12 номера будет достаточно, чтобы оградить вас от неприятностей.
— Ну… Пожалуй, вы правы. Можете не волноваться, я ни слова не скажу про вас.
— Моя комната осталась без дверей, у вас есть другой номер, где я мог бы переночевать?
— Конечно, вот вам ключ от 11 номера.
Я перенес свои вещи в номер, что был по соседству с номером, где пряталась неизвестная, только с другой стороны.
Все стихло, и можно было предаться сну.
Но некоторое время спустя вдруг раздался скрип в соседней комнате, и изящная фигурка, несомненно, принадлежавшая женщине, выскользнула и тихонько, на цыпочках, подойдя к номеру, что располагался напротив, легонько постучала.
Мной овладел бес любопытства. Неужели эти двое знакомы? У них назначена встреча?
Как будто до всей этой интрижки мне не было дела. Скорее всего, любовники и ревнивый муж нанял убийц. Но что-то тут было не так. Ведь дамочку сопровождали люди похожие на воинов, и они были или убиты, или ранены. Я выглядывал на улицу и никого не заметил.
Дверь в 12 номер открылась, и я услышал невольные восклицания, какие издают люди знакомые, неожиданно встретив друг друга в необычной обстановке.
— Граф Анройл! — произнес женский голос.
— Прекрасная бонтилийка! — вторил ему мужской.
— Тихо! Они ушли?
— Они убиты!
— Я нуждаюсь в помощи, — нежно пропела незнакомка.
— Я к вашим услугам, акавэлла, — с горячностью сказал граф.
— Я не могу здесь оставаться, но и возвращаться домой одной не безопасно. Проводите меня!
— Разумеется.
Они тихо спустились по лестнице и выскользнули на улицу.
"Прекрасная бонтилийка". Кто же она? — думал я. И что за тайные ночные похождения по улицам славного Мэриэга?! Нет, не похоже, чтобы она ходила на любовное свидание. Тут что-то другое.
Я вышел коридор и обыскал трупы. У обоих убийц нашлись деньги в количестве 100 золотых баалей, я, не раздумывая забрал их себе.
Вскоре, после того как граф и его спутница ушли, хозяин со слугами поднялись на второй этаж и вынесли трупы на улицу.
Небольшое приключение в гостинице немного меня развлекло, но и оно же меня подтолкнуло к действию. Слишком длительное пребывание в Мэриэге грозило мне неприятностями. И теперь я не был уверен, что хозяин гостиницы не расскажет обо мне Ночной страже. К тому же, меня мог видеть кто-нибудь из постояльцев, в общем, задерживаться более не имело смысла.
Более-менее свыкнувшись с мыслью, что все мои открытия не сон, я задумался о том, что мне с ними делать. Саламандра утверждала, что мне предстоит вернуть свою империю. Это звучало столь неправдоподобно, что я верил в это. Но богиня огня не сказала главное — как это сделать! "Вот если бы ты дала мне совет", — думал я. И она услышала мои мысли!
— Ищи ключ к своим артефактам — они помогут тебе почувствовать силу и научат ей управлять, — прошептала она.
— Но о каком ключе ты говоришь, и о каких артефактах?
— Браслет, медальон, перстень. К силовому полю диадемы ты еще не готов. Но в гроте есть подсказка, где найти активатор всех твоих артефактов.
— В гроте?
— Ты его вспомнишь, — тихо сказала она и замолчала.
О боги! Что она имела в виду?
Узнав о своем происхождении, я был так ошеломлен, что поначалу даже не мог думать об этом. Я занимал себя практическими делами. Но я не мог долго оставаться в Мэриэге. Мне следовало уехать. Надо было принять какое-то решение.
И я доверился словам саламандры. Прежде она ни разу не подводила меня. Почему бы мне сейчас ее не послушать!
Грот! Я раздумывал и точно знал, что один известный мне грот находится на побережье Квитании. Мне доводилось там бывать однажды, когда я направлялся на войну с Анатолией и несколько дней, проведенных в Квитании, привели меня на берег.
Я много знал о ланийском побережье, но кроме как в Квитании, нигде нет таких скалистых изрезанных берегов.
А может это нечто другое? Метафора? Или озерный или речной грот? Но интуиция направляла меня в Касоль. Поскольку мне ничего не было известно о других гротах, я остановился на нем. К тому же в моей памяти всплывала старая легенда о Гирде скале Лалеи. Что она искала там? Что-то подсказывало мне, что все это имеет отношение к словам моей саламандры.
В любом случае, мне надо ехать в Квитанию. Поездка завладела моими мыслями. Но было бы нечестно утверждать, что вообще не думал о диадеме, лежащей в моей шкатулке. Туда же я положил свиток, найденный в могиле.
Я уже не доверял банкирам. И зарыл шкатулку под камнями храма Мириники. В любом случае, здесь она в большей безопасности. Я взял с собой ценности, которые хранил прежде в шкатулке: цепь, выигранную на турнире, кольцо герцогини Брэд, браслеты — все, что я мог продать — в моей поездке мне могли понадобиться деньги.
Я выехал, все также, прикрываясь одеждой монаха Корсионы. Путь в Квитанию прошел почти без происшествий. Не считая одного ночлега под открытым небом. В Баени сгорела единственная гостиница, и все ближайшие дома и сараи местных жителей были заняты. Потому что на Красной дороге всегда оживленное движение: в Касоль и обратно тянутся караваны с грузом. Из порта везут соленую рыбу, тину, жир морского зверя, товары из заморских стран.
В Мэриэг эти заморские товары попадают тремя путями — через Сафиру, по Розовой реке; через Анатолию и Сенбакидо по дорогам Ларотума; и через порт Касоль. В разное время по-разному выглядели преимущества того или иного пути. Чтобы развивать порт Касоль, король вводил ограничения и запреты для Сафиры, когда случался конфликт с Анатолией, то ей приходилось экспортировать своих лошадей через морские ворота Ларотум, все товары из Кильдиады везли в порты Ларотум, в зависимости от торговых связей. Например, какому-то торговцу из Кильдиады было выгодно заходить в порт Касоль потому что там он мог приобрести пух белоснежки, завезенный с островов смотлов, или жир морского бегемота, он вез свои товары туда. Кто-то закупал товары преимущественно в Сафире, она была узлом многих торговых дорог, но область Гэродо ненавидел Тамелий и пытался душить своими безумными указами. Да, и в прежние времена она вызывала зависть со стороны властителей. Поэтому время от времени ее морские ворота закрывались наглухо для всех, когда шли осады города.
Были еще пустынные берега, на которые товары доставлялся контрабандой — там не надо было платить пошлину и все упрощалось, пока тебя не схватывали с поличным на территории Ларотумского королевства. С контрабандистами расправлялись весьма сурово: конфисковывали весь товар, а всех, кто прибыл с ним на берег, заковывали в кандалы и отправляли на галеры.
В Касоль, бедный почвами, доставляют хлеб, масло, вино и другие товары. В нем же стоит флот принца.
Именно поэтому потеря гостиницы в Баени разогнала два десятка путешествующих в поисках подходящей крыши. Я нашел себе место прямо в большом сарае, служившем хлевом и конюшней, как ни забавно это звучит. Его хозяин, невероятно счастливый от нежданной удачи потребовал весьма высокую плату за ночлег. Но это было лучше, чем ночевать на улице, и я согласился. Я забрался на некое подобие чердака — настил из десятка досок, на котором иногда спали работники, и там нашел уже одного человека. Он изрядно храпел. От его дикого исполинского храпа даже лошади испуганно вздрагивали. О боги! Как же я усну рядом с ним!
Но я устал, и сон победил неудобство, которое доставляли мне мощные звуки. Проснулся я оттого, что звук неожиданно усилился — слева и справа от меня храп сотрясал сены. Храп удвоился, и заснуть не было никакой возможности. Я рассердился и растолкал обоих соседей.
— Эй вы! Прекратите немедленно или я вас скину.
Две заспанные рожи удивленно смотрели на меня.
— Вы храпите оба! Демон вас забери! Одного храпуна я еще могу выдержать, но двоих! Это чересчур!
— А! О! У! С минуту раздавались нечленораздельные звуки. Оба соседа выглядели сконфуженно и странно, но физиономия одного показалась мне на удивление знакомой.
— Гилдо!
— Кэлл Орджанг!
— Вот те раз! Так ты живой!
— И вы живы, хозяин!
— Но я заплатил за твои похороны!
— Вот как?! Вы всегда были добрым хозяином.
— Каким образом тебе удалось избежать смерти?
— Меня спасла любовь!
— Что это значит?!
— Я приглянулся местной жительнице, она приютила меня и врачевала мои раны…
— Так этот трактирщик оказался негодяем! Я дал ему денег, чтобы он позаботился о тебе и, когда я возвращался из Гартулы, он сообщил мне, что ты мертв. Бестия обманул меня!
— Выходит так. Но как вы съездили на родину?
— Все получили по заслугам. Кроме одного.
— Как же так?
— Он вне досягаемости. Но рано или поздно он тоже получит сполна все, что ему причитается. Но чем занимался ты все эти годы?
— Эээ, добрые эллы, — вдруг раздался недовольный голос нашего соседа, — если вам охота языками почесать — идите на улицу. Или спать ложитесь!
— Уснуть рядом с вами двумя просто невозможно! — засмеялся я и сказал:
— Пойду на улицу, благо ночь теплая.
— Я с вами, — сказал Гилдо, — на улице вас могут ограбить — поспим по очереди.
— Идет.
Утром я спросил Гилдо:
— Куда ты едешь?
— В Квитанию, в Касоль.
— Так нам по пути! А что ты забыл в Квитании?
— О, это долгая история. Я ведь теперь что-то вроде посыльного у одного торговца из Болпота.
— Болпота!
— Да, Болпота!
— Вот так да! Сама судьба заставила встретиться нас. Поедем не спеша, ты расскажешь мне все, что тебе известно о Римидине.
— Охотно расскажу!
Кое-что мне было и так известно. Правил сейчас человек по имени Сваргахард. Он был старше меня, и приходился моему отцу племянником, но не вполне родным, он был рожден от сводного брата императора. Именно этот сводный брат и участвовал в том преступном сговоре, когда моего отца убили в Фергении.
После смерти Джевенарда он быстро объявил своего сына наследником, а себя — его регентом, но прожил недолго: то ли умер естественной смертью, то ли его отравили, но в результате, Сваргахард подрос, окреп, возмужал и начал править самостоятельно.
По словам Гилдо, это был грубый, самонадеянный и вспыльчивый человек, некоторым хотелось сказать: дурак, но, увы, дураком он не являлся или имел слишком хороших советников.
— У этого Сваргахарда жена — прекрасная как богиня, но он словно над всеми насмехается — завел еще с десяток наложниц! Одним словом, сластолюбец — женщины его слабое место, — рассказывал Гилдо.
"Так это мой, почти двоюродный брат", — думал я.
Очень много подробностей об обычаях и укладе жизни римидинцев узнал я от словоохотливого Гилдо. Я был очень рад этой встрече! И наша поездка до Касоли оказалась превосходной. Я спросил Гилдо, как долго он собирается пробыть там.
— Несколько дней. Потом возвращаюсь в Болпот.
— Отлично, значит, мы еще встретимся до твоего отъезда.
Гилдо помчался по своим делам, а я обошел город, и долго расспрашивал местных жителей обо всех им известных гротах.
Был известен, по крайней мере, один: Грот с приведением! Но попасть в него можно только вовремя отлива.
А отлив будет к вечеру. Я слонялся по городу, успел осмотреть все его "прелести", поужинал с Гилдо, даже вздремнул часок, дожидаясь темноты, и вот, едва сумерки наползли на город, я отправился к берегу и сел на большой камень, карауля отлив.
Ночь была ясная, но прохладная. Я отчетлив смог разглядеть ту скалу, про которую говорили люди, и, обойдя по сырому песку ее с морской стороны, увидел полукруглое отверстие, в которое и проник почти на коленях, не долго думая.
Внутри было холодно, и влажно. Свод был улеплен наростами ракушек и кусками тины. Я увидел что-то вроде ступеней, ведущих наверх. Скала внутри как будто была полой, и я поднялся по ним. Через некоторые просветы кое-где проникали солнечные лучи, и скоро глаза мои привыкли к этому неясному освещению.
На верхней площадке я обнаружил что-то вроде комнаты, самой настоящей комнаты! Из нее дверь вела в другое помещение. Я прикоснулся рукой к ручке и потянул на себя. Вдруг я что-то почувствовал за своей спиной.
Я вздрогнул и обернулся. За моей спиной стояла девушка с такой странной мечтательной улыбкой. Она казалась немного прозрачной, как воздух. Слабое отражение живого человека — привидение!
— Кто ты? — спросил я.
Привидение тут же исчезло. Я отворил дверь — было тихо. Сухо и тепло. Там, определенно, кто-то жил.
На красиво убранной кровати лежала девушка, очень похожая на то же самое привидение, что только явившееся мне. Я осмотрел комнату. Все было необъяснимо и странно!
Огромная стена в мозаике была украшена в виде морской карты. Знакомая ломаная линия берегов Квитании, ее удобная и защищенная скалами гавань Касоль. Далее возникала цепочка островов — кажется, это острова смотлов. Следуя вдоль них, я увидел еще несколько символов: кресты, черточки и точки. Что они означали?
Итак, мне следует искать ответы там, в море. Я долго и внимательно изучал карту. И каждый кусочек очень хорошо врезался в мою память. На столе лежала открытая, весьма потрепанная книга. Создавалось впечатление, что ее совсем недавно держали в руках и забыли закрыть.
Я уделил внимание той странице, на которой кто-то прекратил чтение:
"Пришедший вновь — все вернет на круги своя". С этой фразы начинались "Сказания древних ланийцев".
Я еще раз решил посмотреть на спящую девушку, и когда повернул голову, то моим глазам предстала несмятая, аккуратно застеленная кровать. Повернулся и посмотрел на стену: мозаика исчезла! Исчезла и книга!
— Что за ерунда, — пробормотал я. — Загадка! Мистика.
И поворчав, покинул грот. Но едва я вышел на берег, меня ждало испытание, в лице одной моей старой знакомой, большой любительницы ночных прогулок: Фэлиндж! Принцесса Квитанская.
Это была она. Разумеется, раздетая, и гордая своим бесстыдством. А ведь мне даже в одежде эта ночь показалась прохладной. Капельки морской воды сверкали, как бриллианты на ее красивом теле, и маленькие упругие груди возбужденно напрягались после купания от бодрящего воздуха.
Она тоже удивилась, повстречав на пустынном берегу меня.
— Ты?! Живой и невредимый? Вот уж кого не ожидала увидеть, так это тебя!
Голое тело Фэлиндж задрожало от холода или от вожделения. Она пожирала меня взглядом, и кажется, думала только об одном — чтобы ее взяли тут же, не медля ни минуты. Принц, явно уделял ей недостаточно внимания. Наверное, морские демоны тоже охладели к нашей квитанской фее. И даже совокупление с врагом оказалось бы сейчас кстати. А я был для герцогини врагом. Ее одежда лежала на холодном песке. Я бросил ей платье.
— Оденьтесь! Иначе рискуете приобрести насморк.
Она, задумчиво разглядывая меня, облачилась в платье и, скрутив мокрые волосы, отжала с них воду.
— Но каким образом ты вернулся? Все считали тебя мертвецом!
Смирившись с невозможностью удовлетворить свое желание, она вспомнила о других предпочтениях, а предпочитала она всегда видеть меня в числе мертвых врагов. Пришлось второй раз за этот вечер разочаровать герцогиню Орантонскую, тем самым, усилив ее вражду ко мне.
— Как видите, ваше высочество, я жив и довольно упитан.
— Что ты делал возле грота?
— Слишком много вопросов, ваша светлость.
— Ты должен пойти со мной, я накормлю тебя…
— Отравленным обедом! Зачем вы однажды хотели убить меня?
— Это было давно. Тогда ты мешал! Очень мешал. Из-за тебя развалилась вся комбинация. Орантон мог сейчас сидеть на троне.
— И вы жаждете мести?
— Нет! — с жаром сказала она. — У меня появилась гениальная идея.
— Как использовать меня?
— Ты самонадеянный глупец. Раньше я была о тебе лучшего мнения. У меня есть магические предметы но, к сожалению, сама без чьей-либо помощи я сделать ничего не смогу, а вдвоем…
— Мы дружно угодим на плаху. Потому что все ваши идеи имеют успех только у палача.
— Ты — трус!
— Короля и наследника защищают маги.
— Но есть магия сильнее их!
— В любом случае ваше предложение, герцогиня, мне неинтересно — принц предал меня. Предал всех, кто был верен ему. Даже Караэло ушел на службу к Турмону. Один продажный Алонтий Влару кружит возле него. И тот готов бросить принца в любой подходящий момент. Его высочество с завидной последовательностью делает все, чтобы остаться в одиночестве. Еще бы! Так — он не угроза королю. Он не опасен и думает, что король оставит его в покое.
— Это я посоветовала принцу удалить от себя всех — для него это лучший способ выжить в данный момент. Тамелий расслабится и перестанет смотреть на него, он перестанет замечать Орантона. И вот тут мы нанесем свой удар. Ты поможешь вернуть ему силу. Ты добудешь для меня корону.
Ее голос звучал угрожающе.
— Нет, герцогиня, время принца прошло, да оно никогда бы и не наступило.
— Я велю тебя арестовать! Я позову своих людей.
Я схватил ее за руки и притянул к себе.
— Нет, я убью вас, несмотря на то, что вы женщина. Своими сладкоречивыми разговорами вы еще не одного мужчину с ума сведете. Вы опасны!
Наверное, она что-то увидела в моем лице, потому что побледнела еще больше и отвела взгляд. Мне и в самом деле хотелось ее убить. Но я оттолкнул Фэлиндж от себя и пошел прочь. Она, молча смотрела мне вслед.
Придя на рассвете в гостиницу, я тщательно зарисовал все, что видел на карте в гроте. По преданию, скала Лалеи находилась где-то за землями смотлов. У меня была карта, и я знал, где искать ее. Пройти мимо их островов большой галере было нелегко.
Туманы, капризные морские течения…этот путешествие предвещает мало приятного. Самый сложный вопрос — на чем мне выйти в море?
Я мог зафрахтовать судно. Большой корабль мне был не нужен. Но кто согласится плыть в Туманное Море?
Тот, кто возит товары на острова смотлов, и забирает оттуда рыбу, шкуры и жир морских животных, а также ценную икру некоторых пород рыб, а еще пух и яйца белоснежек — птиц, строящих свои гнезда на отвесных скалах, в ложных течениях.
Мне посоветовали обратиться к двум опытным лоцманам, с которыми не страшно идти в те воды, — они служили разным кораблевладельцам. Один лоцман недавно ушел в море, а второй был на берегу. Я узнал его адрес и отправился к нему для разговора. Он проживал в хорошем двухэтажном доме на лучшей улице города. Это говорило о достатке и уважении. Я постучал в дверь — ее отворили.
На меня упор смотрел крепкий, сухой, как старая коряга, седовласый человек, похожий на древнего идола. Его кожа была обветрена и темна от солнца и соли, а взгляд с прищуром — цепок и остр.
— Через неделю, — резко сказал он в ответ на мой вопрос, — так решил хозяин.
— Это долго.
— А мне какое дело!
— Мне нужен человек, который бы провел меня за острова смотлов, к дальним островам.
— Что вы там забыли, дарагой человек? — лоцман имел странную привычку выговаривать некоторые слова неправильно, просто потому, что ему так нравилось.
— Один из моих предков ходил туда и оставил важную для нас вещь. Это памятная вещь. Мой отец, умирая, взял с меня слово, что я схожу туда, и разыщу сей предмет.
— Что за предмет?
— Реликвия нашего рода. Я связан словом, и должен его сдержать.
— Все это чушь. Я тебе не верю, дарагой человек. Ты — чужеземец. Твоя речь не понятна, вроде ты из ларотумцев, но что-то говорит о том, что ты долго пробыл на чужбине. Тебе нельзя доверять, но как бы там ни было, не я решаю свои походы, а мой хозяин! Иди к нему.
— Но если я зафрахтую судно?
— Меня не переманишь! Тебе придется говорить с хозяином.
"Итак, идем к хозяину", — сказал я себе, жутко недовольный разговором, который у меня был с лоцманом. Упрямый старик!
— Где найти твоего хозяина?
— Здесь!
— В смысле?
— Судно принадлежит мне!
— Так что же ты сразу мне не сказал?
— Так ты же спрашивал лоцмана!
— А я думал, что такие лукавые люди только в Ухрии водятся!
— Им далеко до истинного кхамейца! — засмеялся мой собеседник. Ему явно понравился собственный розыгрыш.
— Так каково будет слово хозяина?
— Сколько ты готов заплатить за сей рисковый поход?
— Сколько ты запросишь?
— До Острова Ваза я везу тебя как обычного пассажира, но на удобства не рассчитывай. Там я снимаю груз и, если ты выполнишь мое условие, — мы идем с тобой к твоим островам. Я даю тебе неделю на это путешествие, если недели нам не хватит, мы возвращаемся на остров Ваза, забираем мой груз и идем в Касоль.
— Каково твое условие?
— На острове Ваза живет женщина. Краасивая женщина! Я желаю жениться на ней, но она глупо упирается. Если ты сумеешь склонить ее к браку со мной и добиться от ее семьи согласия, то я твой должник.
— Постой! Сколько же тебе лет, что ты жениться надумал? Я решил, что тебе впору внуков нянчить!
— Еще чего! — фыркнул он. — Мне под сорок! И этот возраст хорош для брака. Я богатый, зрелый мужчина, а не какой-то глупый юнец. Чем не пара?
Да…Мне вспомнилось мое сватовство Родрико: оно закончилось явным провалом. Стоит ли повторять попытку?
— А какие у них возражения имеются против тебя?
— Много! Их слишком много — первое ты назвал — мой возраст им не подходит, с отцом я ее однажды повздорил, а еще то, что я не смотл, — глупо по-моему, а вдобавок там какие-то местные парни возле нее увиваются, грозятся мне голову снести, и так далее и так далее!
"Понятно: шансы мои невелики", — подумал я.
— Самое главное, как эта девушка к тебе относится?
— Хуже некуда! — засмеялся он. — Дикая кошка! Но вот за это я и люблю ее.
"Какая глупость", — думал я про себя, когда согласился на эту нелепую сделку. Но разве у меня был выбор? С этим лоцманом у меня был шанс отыскать острова.
Я объяснил Гилдо, что не скоро с ним теперь увижусь.
— Морское путешествие? — удивился он. — Когда же мы теперь встретимся?
— Не знаю. Будь я при прежнем положении, я бы сказал тебе: переходи ко мне на службу, но я не в той ситуации, чтобы предлагать тебе большее, чем ты имеешь сейчас.
— Да, пожалуй, вы правы, — сказал он, немного подумав, — но я был бы счастлив снова служить вам.
— Я знаю это. Вот что, Гилдо, вероятно, я перед отъездом попрошу тебя об одной услуге.
Идея посвятить Гилдо в свой план возникла у меня после того, как он рассказал мне о жизни в Болпоте. Я понял, что в родном отечестве единства нет. Зато есть много людей недовольных правлением Сваргахарда. Но у них не существует достойная замена ему, потому что все думают, будто не осталось ни одного живого наследника династии Громоловов.
Надо бы установить связь с такими людьми, но как? Отправить письмо? Скорее всего, они сочтут меня самозванцем, и все, на что я смогу рассчитывать, так это получить удар кинжалом или в лучшем случае быть вызванным на поединок. Но возможно, мне удастся заронить в чьи-то головы сомнение.
Саламандра сказала, что моим единственным доказательством для соотечественников является трон древних императоров, что трон и диадема укажут всем на истинного наследника. Отправить гонца? Но как я могу все это объяснить в письме? И снова мне ответ пришел от саламандры.
— Сообщи имя, пусть найдут того, кто знал тебя.
— Но я никого не знаю.
— У тебя есть я, мой император!
— Ты что-то знаешь?!
— Возможно.
Саламандра была божественно-прекрасна. Ее рыжевато-красные волосы горели всеми оттенками пламени. Кожа цвета красного золота, яркие, как бриллианты, глаза, рубиновое платье с фиолетовыми искрами открывало чудесные ноги. Она была обжигающая, знойная! Женщина — Огонь! Казалось: вот-вот и я смогу заключить ее в объятья, но и я, и она понимали, что это невозможно. Такая любовь просто испепелит меня.
— Как звали человека, который отдал меня приемному отцу? — спросил я саламандру.
— Миорет — младший камердинер, но за всем стояли Шонверн, Виорн.
— Живы ли они?
— Возможно, — уклончиво ответила саламандра.
Вдруг словно густая пелена стала спадать с моих глаз. Неожиданно в моей памяти всплыла картина: запыленный уставший всадник, поздним вечером постучавший в наш дом. Скрип двери и скрежет засова. Отец принимает его. Они о чем-то долго взволнованно говорят у камина. Я еще ребенок, но сквозь сон слышу негромкие голоса. Шон! Он называет его Шон.
— Заботься о нем как следует, — говорит этот Шон, — мы прощаемся на долгий срок.
Теперь-то я догадываюсь, что он говорил обо мне. А еще, я вспомнил, как однажды мой отец получил некое письмо. Прочитав его, он очень расстроился. Я видел на нем печать с очень красивой символикой: дрозд на ветвях мафлоры.
— Откуда такое письмо? — спросил я отца.
— Из Болпота, — сказал он.
— Это же в Римидине! Кто может тебе писать оттуда?
— Старый друг.
— Как его зовут?
— Его имя Кай, но ты что-то сегодня любопытен как сорока, малец. Иди-ка во двор и обтряси яблоню. Денег мы теперь не скоро увидим, а тетушка Лауп напечет нам яблочных пирогов, и наварит джема.
Так, значит, обо мне помнили. Меня навещали. Но каковы истинные намерения преданных, в прошлом, моему отцу римидинцев? Саламандра показала мне прошлое так, чтобы я понял — эти люди спасли мне жизнь. А что если они преследовали какие-то личные мотивы?
Но тогда мой приемный отец ни за что бы не стал принимать участие в этом деле. А, судя по всему, он знал о моем происхождении. Если только… если только… если только, он не был обманут! Но это вряд ли, — решил я после некоторых раздумий. Глупцом барон Жарра уж точно никогда не был. Хотя сколько я не думал, не мог понять какова связь гартулийского рыцаря с высокопоставленными людьми из Римидина. Этому не было объяснения. Меня смущало, почему эти люди не обратились за поддержкой к противникам Сваргахарда.
Возможно, все они выжидали подходящего случая, чтобы…вернуть меня в Болпот, а он так и не представился…
Кстати, из рассказа Гидло я так и не понял, что говорили в Болпоте об этой истории.
Вроде считалось, что наследник престола умер вслед за своими родителями. Были похороны, его тело сожгли на ритуальном костре, но кто на самом деле был тот ребенок? И сколько людей было замешано в подмене?
Я знал, что еще существовала сестра, тремя годами старше наследника, то есть меня, ее звали Явила, но говорят, что она пропала при загадочных обстоятельствах. Принцессу вроде бы искали, и кто-то утверждал, что нашли, но она тоже была мертва. Ее где-то похоронили. История, выгодная для Сваргахарда, в которую народ так и не поверил. Но, не взирая на сомнения, все признали власть нового императора. Кроме Русогора, Харганы и школы Ветеранов.
Одно непонятно: почему те люди не воспользовались расколом в стране и не известили повстанцев о том, кто им был, в общем-то, необходим. Видать, была еще какая-то угроза моей жизни кроме Сваргахарда. Одним словом, что-то у них пошло не так.
Могу ли я сейчас довериться Росогору?
Нет, это преждевременно. Надо сначала убедиться, что он на нужной мне стороне. Надо найти свидетелей, которым он поверит.
И после мучительных раздумий я решил довериться Гилдо.
— Если я скажу, что это сопряжено, возможно, с большой опасностью, ты согласишься?
— Смотря, о чем пойдет речь.
— Мне нужно узнать о подлинных настроениях генерала Русогора. Чего бы он хотел на самом деле. Но это не все. Я хочу узнать, все, что можно о том, кому принадлежит герб изображающий Дрозда на ветвях мафлоры и о человеке по имени Кай, он имел отношение к этому гербу. Добудь сведения о Миорете, младшем камердинере покойного императора. Еще меня интересуют Шонверн и Виорн. Вероятно, они служили в прошлое правление при дворе.
— Есть ли какие-то сведения о них? Где их искать?
— Я не знаю ничего об этих людях. Возможно, они все мертвы, возможно, скрываются. Если ты будешь разыскивать их впрямую, то не исключена вероятность, что навлечешь не себя неприятности. Надо все выяснить как-то…аккуратно, не привлекая к себе внимания. У тебя существуют такая возможность?
— У меня большие связи с набларийцами в Болпоте, а уж они-то много знают — это их кормит. А что мне делать, если я найду этих людей?
— Надо узнать, чем они живут, чем дышат, кому служат. Если кто-то из них будет наверняка, предан старому императору — сообщи ему, что мальчик, о котором он и его сподвижники когда-то позаботились, жив и ищет встречи. Напиши мне письмо. Найди меня. Возможно, твои поиски этих людей займут много времени и потребуют средств. Я готов оплатить расходы. Возьми вот эти перстни, цепь и браслет, обрати их в деньги, когда что-то узнаешь, я готов заплатить еще больше.
Гилдо тихо присвистнул, и по веселому блеску в его глазах я понял, что он, не взирая на риск, ни за что не упустит шанс заработать хорошие деньги. А каким отчаянным человеком был Гилдо, я хорошо помнил.
Я без колебаний отдал Гилдо все ценное, что было у меня. После моего похода на острова у меня должно остаться 250 баалей, и я чувствовал себя богачом.
Моего лоцмана звали Гладомир. И день-в-день, как обещал, он отправил свой корабль в море.
Фраза: "на удобства не рассчитывай" стала мне понятна, когда я оказался рядом с вонючими тюками и ящиками. Корабль пропитался запахом рыбы, зверя, и смолы. До островов смотлов было, приблизительно, четыре дня пути. Но непогода могла увеличить время перехода, а попутный ветер мог сократить его.
— Мы придем в очень удачное время, — объяснил мне Гладомир, — Праздник Большой Рыбы. В центре любого поселения разводят костер и выставляются самые большие сковороды, на которых жарят только что выловленную рыбу. Льется брага, поют песни, происходят пляски и все такое! Это твой шанс заполучить для меня невесту. В этот день девушки становятся более податливыми из-за выпитой браги.
"Нисколько не сомневаюсь. А их ухажеры — более агрессивными", — мрачно подумал я.
Праздник Большой Рыбы был хорош уже тем, что в этот день пекли замечательные рыбные пироги. Пироги, пирожки, открытые, закрытые, с рыбой, с джемами, из разного теста, — по словам Гладомира уже ради пирогов стоило посетить острова смотлов! Только его кулинарные обещания пока могли примирить меня со всеми опасностями сватовства.
Едва я ступил ногой на остров Ваза, запахи рыбы и моря усилились. Ветер, поднимая пыль с дороги, гулял по пустынным улицам. В это время года мужчины заняты промыслом.
Городок смотлов представлял собой неказистые, но прочные дома из серого камня. Его жителями были светловолосые и широкоскулые люди с голубыми и зелеными глазами.
Когда-то они держали в страхе весь материк, совершая свои набеги, уводя в плен самых красивых женщин и увозя на своих кораблях награбленные ценности. Но со временем они утратили воинственный дух.
На каждом острове были свои выборные старейшины, исполнявшие обязанности судьи, военачальника и управителя.
Наиболее важные решения для островитян принимались сообща — устраивались народные собрания на площади и собирали в две корзины ракушки разного цвета, каждый мог отдать свой голос в пользу того или иного решения. Также выбирали старейшин.
Жили большой общиной. Вся прибыль от торговли рыбой делилась — часть ее шла на укрепление и благоустройство города, а также на помощь калекам и сиротам. Остальные деньги распределяли между собой — делили на количество человек. Но старшина рыбацкой артели получал, конечно, больше чем простой рыбак, забойщики дикого зверя зарабатывали еще больше, а сборщики пуха и яиц белоснежек из-за большой опасности своей работы получали больше всех.
Такое устройство общественной жизни я увидел впервые. И был очень удивлен.
Защищали остров сообща. Каждый мужчина способный держать в руках лук или меч выходил под стены острова. Но на смотлов уже давно никто не нападал, разве что соседи с других островов — те же смотлы. Когда им казалось, что люди с острова Ваза живут лучше, бьют больше зверя — вот тогда они шли грабить своих соседей — вполне в духе смотлов!
Но это бывало не часто, потому что остров Ваза был удачно расположен, имел удобные бухты. Было довольно сложно захватить его.
Варягирия, крепко сбитая девушка, с длинными светлыми волосами, переплетенными разноцветными лентами, зеленоглазая, с широкими скулами и открытой улыбкой, не отводя глаз, смело смотрела на нас. Серое платье с вышивкой, простого кроя, подвязанное красивым поясом, плетеные браслеты на запястьях и деревянное украшение в виде кораблика на красивом шнурке, свисающим с идеального изгиба шеи, — такова была избранница моего лоцмана. И было бы странно, если бы у него не нашлись соперники.
Так вот, я почти сразу выяснил кто они: двое местных парней настойчиво ухаживали за Варягирией. Один был широкоплечим забойщиком морского зверя, а второй — скалолазом, крепким стройным юношей с хищным взглядом.
Но молодость и сила этих людей была не единственным усложняющим мою миссию обстоятельством. Смотлы не отдавали своих женщин чужеземцам. Все, на что могла рассчитывать девушка, так это на то, что с острова Ваза уйдет в семью мужа на один из соседних островов. Но даже эти браки решались всем островом, сообща.
Поняв общинный уклад жизни смотлов, я был уверен, что Варягирия недосягаема для Гладомира, как луна с неба.
Но кое-какие аргументы в защиту их союза я все-таки придумал.
Для начала я решил поговорить с ее отцом — беловолосым великаном в холщовых штанах и простой рубахе подпоясанной таким же, как у Варягирии сине-зеленым поясом, с орнаментом из ромбов и треугольников. Потом я узнал, что пояс этот служит знаковым отличием каждой семьи. Его вышивали нитками определенных цветов и узором. Так, как бы обозначался род, к которому принадлежал человек.
Гладомир объяснил мне, что к отцу надо идти вместе, как положено, предварительные встречи тут не приветствуются.
Но следует послать гонца-мальчишку, который предупредит о наших намерениях и узнает о времени, к которому нас будут ждать хозяева.
Мальчишка вернулся и сообщил нам, что отец невесты будет ждать нас этим же вечером.
И мы отправились вместе, с женихом. Нас приняли в большой чистой комнате, застеленной цветными половиками, в центре стоял огромный стол, на котором стояло своеобразное угощение для сватов — три пирога с разной начинкой и кувшин местного вина.
По обычаю нам следовало сразу известить о цели появления, потом выпить по чарке вина и отведать по куску от каждого пирога, а уж потом приступать к делу.
Я прокашлялся и поблагодарил за гостеприимство.
— Простыли? — спросил великан.
— Нет, поперхнулся.
— Выпейте, — он плеснул мне в чарку какую-то мутную жидкость. Я, едва сдержав себя, выпил это жгучее зелье, и сразу кровь моя согрелась.
— Испытанное местное средство от простуды, — сказал мне отец Варягирии.
— Я приехал на остров Ваза, чтобы сосватать вашу дочь. Она хороша собой, умна, добра и обладает всеми добродетелями присущими женщине. Жених, которого я предлагаю ей в мужья, имеет не меньшее число достоинств. Он богат, умен, добр, из хорошего рода.
— Мы не отдаем своих женщин чужакам.
— Но я слышал, что в роду Гладомира были смотлы.
— Он нам не говорил об этом.
— Иначе откуда бы он так хорошо знал ваше море? Морские боги научили его.
Кажется, хозяину мои слова понравились.
— Гладомир не совсем чужак. Он более близок вам, чем вы можете представить. Он вам нужен, он вам полезен. Представьте, что вдруг началась война, что порт Касоль закрыт. Кто поможет вам торговать? Есть еще один ланиец — такой же хороший лоцман, но с ним может приключиться беда. А Гладомир научит ценному ремеслу своих сыновей, и они буду служить вам. Что если море обманет, или рыба уйдет? Вам снова придется идти на Ланийское побережье, вспомнив ремесло ваших предков, добывающих себе хлеб с помощью грабежа. Гладомир сможет принести на остров Ваза благоденствие. Ваши юноши могут многому научиться у ланийцев.
Глава семьи задумался, в его глазах мелькнуло что-то похожее на интерес.
— Ваши уста сладкоречивы, как у морских демонов, вы умны, но что если все выйдет по-другому? Что, если ваш лоцман использует Варягирию против нас?
— Он хороший человек.
— Он хитер! Иначе бы он никогда не ушел от своего прежнего хозяина и не купил себе корабль.
— Это так! Но он заинтересован в торговле с островитянами. Дружба с вами — залог его благополучия.
— Я обдумаю, но все равно решать буду не один я, а весь остров.
— Много ли времени вам понадобится для принятия решения?
— Я дам ответ завтра.
Я поблагодарил смотла за его внимание. И тут вошла его жена и сказала, что ждет нас с Гладомиром на ужин.
Ужин прошел в мирной обстановке. С десяток приглашенных смотлов, близкие родственники и старейшины с любопытством расспрашивали нас о жизни на материке. И мы охотно им рассказывали. Наверное, они присматривались к нам, и, кажется, мы им понравились. На удивление, еда была сносной. Большие открытые пироги с красной рыбой, маринованная селедка, кальмары в тесте, наваристый суп из разных сортов рыбы, икра, и прочие местные деликатесы — вполне удовлетворили наш аппетит.
Но вот настал знаменательный день. Все население острова Ваза высыпало на большую площадь. Стариков тут было немного, а те, что были, казались вечными как камни или трехсотлетние деревья. Я впервые видел такое собрание.
— Все вы знаете, почему мы здесь собрались, — громко воззвал к толпе высоченный человек с красным обветренным лицом, старейшина.
— Вам решать: будет ли отдана Варягирия чужеземцу, которого мы все хорошо знаем, нашего друга, или нет. О выгодах этого союза и о его опасностях вы все оповещены, но для тех, кто не знает, я назову их вам.
И он повторил все примерно то же, что говорил я, добавив кое-что от себя о древних традициях, о том, что шаман с острова Пак говорил, что раз в десять лет кровь следует смешивать, чтобы рождались лучшие воины, и так далее.
Несколько сотен жителей города собрались на площади и человек, одетый в шкуры морского зверя, не спеша обошел со своим помощником всех присутствующих с двумя корзинами, в которые летели ракушки.
Все терпеливо ждали, когда подсчитают количество ракушек.
Но в этот раз подсчитывать не пришлось: было видно, что по весу одна корзина явно тяжелее другой. Перевесила корзина с ракушками за брак Варягирии и Гладомира. Старейшина громко объявил о том, что Варягирия большинством голосов жителей острова Ваза отдана в жены Гладомиру ларотумскому из Квитании.
Кто-то засвистел и затопал, остальные радостно закричали. Старейшина поднял руку, призывая к тишине и спокойствию.
— Гладомир и Варягирия, выйдете сюда, пусть все жители острова Ваза на вас посмотрят.
Оба они вышли, немого смущаясь такого количества глаз устремленных на них.
— Даешь ли ты нам слово Гладомир, что будешь верным другом, не предашь жителей острова Ваза?
— Даю, — подтвердил лоцман.
— Мы вручаем тебе Варягирию с одним условием. Ваш дом будет здесь.
Он так веско сказал это "здесь", как будто молотком ударил.
— Ты согласен?
Гладомир немного растерялся, но, подумав, сказал:
— Отчего же нет? Я и так половину жизни провожу на вашем острове.
Свадьбу назначили на конец четвертой саллы.
— Ну что, я твой должник, — сказал мне Гладомир, — твоя взяла. Завтра выходим в море.
Но тут не обошлось без осложнений. Островитяне, прознав о том, что мы собрались к дальним островам, не вникая, зачем нам это нужно, пришли к нам с просьбой взять стрех скалолазов. Одним, из которых, был поклонник Варягирии.
Гладомир, немного подумав, ответил, что ему несложно отвести этих ребят и даже забрать их с добычей, в знак нашего союза и его добрых намерений. Но при этом он потребовал десятую часть урожая.
А он и вправду хитер! Своего нигде не упустит!
Итак, на корабль поднялись трое смотлов. И взгляд несостоявшегося жениха мне очень не нравился. Особенно неприязненно он смотрел на меня. Я потом догадался, что, видимо, парень узнал о моем участии этом сватовстве и считает меня теперь своим врагом. Буду держать себя с ним начеку.
Гребцы налегли на весла, и корабль отошел от берега. Но не прошло и часа, как на море лег такой густой туман, словно по небу разлили молоко. Наш Гладомир велел убавить ходу, и мы еле-еле двигались вперед.
— Такой туман может два дня продержаться, — зло сказал скалолаз, — это морской бог наказывает чужаков нарушивших наши обычаи.
— Так ведь погибнуть можешь и ты, если корабль налетит на скалы, — спокойно заметил ему я.
Он промолчал.
Но туман к полудню спал, и засияло солнце. Гладомир скомандовал гребцам и, набрав прежнюю скорость, повел корабль дальше.
Мы миновали всю цепочку смотлских островов. И вышли на простор Туманного моря. Подул встречный ветер. Холодный и резкий. Противная рябь волн действовала мне на нервы. Здесь я чувствовал себя иначе, чем в теплом Изумрудном море.
Здесь не было никакого шанса выжить! В холодных волнах не продержишься и полчаса.
Наш скалолаз метнул на меня такой же холодный взгляд, как бы говоря — вот какие мы люди, не страшащиеся холодного моря, бойся нас, чужеземец.
Прошло два пути, прежде чем подобрались к скалам, где селились белоснежки. От них шла такая вонь, и был сумасшедший галдеж от этого шума и гама загудело в ушах, а от высоты, на которую поднимались сборщики у меня захватывало дух.
Они высадились на лодке и, обвязавшись веревками, стали забрасывать когти на выступы скал.
Гребец вернулся на лодке к кораблю. И мы пошли дальше. На четвертый день мы увидели несколько разрозненных островов. Я сверился по карте — как будто, похоже.
Лоцману карта была не нужна. Возникало такое чувство, что он родился в этих водах, словно морской демон. Он неумолимо и хладнокровно вел корабль к одному из островов. Что-то блеснуло на солнце!
Гладомир приказал спустить лодку. Я сел в нее, и гребцы направили ее к обрывистому берегу. Было очень непросто пристать к этому островку, который был так мал, что его можно было запросто назвать скалой. Я наделся, что это та самая скала Лалеи. Что мне там нужно было искать? Я решительно не знал, с чего начать. Хуже всего, что подул резкий холодный ветер. Волны заворочались так мрачно, так угрожающе — лодку стало бить о неровный берег и, я, с трудом выбрав момент, спрыгнул на камни видневшиеся под водой.
Я поднялся на вершину этого островка. Странно, но кое-где росла трава и мелкие сиреневые цветы! В центре лежал огромный камень, как будто его сюда положили. Я крикнул одному гребцу, чтобы он поднялся вслед за мной. Вместе мы с трудом сдвинули его. И я увидел ямку. Она была пуста. Совершенно пуста! Но было ясно, что в ней что-то прежде лежало.
Я был жутко разочарован. Осмотревшись, как следует, я пришел к неутешительному выводу, что больше на этом острове мне делать нечего. Вернувшись на корабль, я сказал, что вышла ошибка. Или я перепутал остров, или кто-то украл эти вещи.
— Так что будем делать? — спросил Гладомир.
— Возвращаться домой.
— Может, посмотрим еще те острова?
Я кивнул, выражая согласие. Надежды мало, но оттого, что мы их осмотрим, хуже не будет.
Мы пристали к другому острову. И я долго ходил по нему, напрягая мозги. Саламандра, которую я призывал, не появилась, возможно, она не любила морскую стихию.
Зато появилась девушка! Я увидел ее на другом острове: она что-то подняла или наоборот положила на землю.
— Идем к тому острову, — приказал я.
Но Гладомир внимательно всматривался в небо. Море стало вести себя беспокойно!
— Поторопитесь, — сказал мне лоцман, когда мы подошли к третьему острову.
Я, с трудом одолев крутой подъем, взобрался наверх и пошел прямо к тому месту, где мне почудилась девушка.
Меня тянуло к определенному месту, я понял это, потому что мой меч буквально направлял меня. Я вытащил его, и он, выскользнув из моих рук, ударил в небольшую расщелину. Скала треснула и как будто раскрылась от этого удара. Я отодвинул глыбы и увидел большое углубление, внутри которого было выложено дно из сухой морской капусты, а сверху лежал серебряный браслет со вставками из многоцветных минералов. Я поднял его.
Шум моря усилился. И я, положив браслет в карман, быстро пошел к лодке. Волнение на море было такое, что мы с трудом поднялись на борт галеры и втащили лодку. Гладомир повернул корабль, и мы быстро пошли подальше от скал.
— Будет шторм? — спросил я его.
— Это не шторм, — сказал он, — так, обычное волнение при таком ветре для этих мест. Куда хуже течение. Нас теперь будет постоянно относить влево. А это плохо. Но ничего. Только не говорите, что мы напрасно сходили к этим островам.
— Нет, не напрасно, я нашел то, что искал.
— Покажите мне?
— Вот смотрите.
— Обыкновенный браслет. Камни полудрагоценные, — презрительно заметил лоцман.
— Но он был дорог моему отцу, — ответил я, а сам подумал: "И как эта шутка поможет мне завоевать империю?"
Сомнение овладело мной. Я решил, что погнался в море за мечтой, за химерой. А в жизни все куда сложнее, куда жестче — то, о чем я едва мог думать — вернуть себе имя, вернуть себе землю — казалось таким несбыточным, таким неисполнимым. Теперь-то я понял, что подвел Гилдо под такой риск. Ведь я не знал, как отнесутся к его расспросам люди, что если он попадет в руки моих врагов, и они решат расправиться со мной, а для этого надо выбить правду из гонца. Мне оставалось лишь надеяться на его удачу, ум и ловкость.
Мы вернулись домой без приключений, по пути забрали скалолазов с богатым урожаем, собранным на крутых скалах. Удивительно, до чего они выносливы: пробыть в таких условиях, ночуя на холодном воздухе, безо всякого укрытия, когда вокруг бьется море — это вызывало уважение. Не говоря о том, что промысел был опасен. Не все возвращались с него домой.
Посиневшее от холода лицо смотла было все также угрюмо, а Гладомир довольно улыбался и потирал руки. Он и заработал в этом рейсе, и желанную женщину получил.
Мы вернулись в Касоль. Там меня уже ждали — судя по всему, Фэлиндж позаботилась о том, чтобы устроить мне неприятности.
— Именем короля вы арестованы! — объявил мне высокий темноволосый человек в форме, которую я прежде видел на капитане Фантенго, именно он занял теперь его место.
— В чем вы меня обвиняете?
— Вы нарушили приказ короля, въехали в столицу.
— Бред! С каких это пор Касоль стала столицей?
— Выкручиваться вы будете не передо мной, я доставлю вас в Мэриэг, и вами займется Ночная стража, — равнодушно сообщил этот человек. Он не питал ко мне никакой неприязни — просто выполнял приказ, и я не сомневался, что этот приказ был отдан Фантенго.
Но в таком случае неувязка — Фэлиндж может быть не при чем…или…я последовал за капитаном, размышляя о том, что же делать, но у меня не было никаких идей, и я решил воспользоваться своим плащом. Повернув застежку, я растворился в толпе. Поднялась тревога. Капитан кричал вэлам, сопровождавшим меня:
— Ловите его, ловите!
Поднялась суматоха, но я уже был на другой улице.
Ясно, что в Касоли мне оставаться нельзя, первой мыслью было отправиться в Римидин, но потом я передумал. Эта поездка может оказаться убийственной для меня, пока я был к ней не готов.
Более всего я не понимал, чего так суетится Фантенго. Я не был для них опасен. Меня уничтожили в Красном зале Дори-Ден несколько лет назад.
В принципе, пользуясь плащом, я мог много где появиться и безопасно для себя преодолевать просторы, но с некоторых пор я привык рассчитывать только на себя самого.
Я наведался в гостиницу, где я оставил своего коня и некоторые вещи. Присел за стол и послушал, о чем говорят. Меня никто не вспоминал, но я догадывался, что капитан и его люди станут искать меня и придут в это место.
Переждав какое-то время, я побродил по городу. Вошел в храм Дарбо, который прежде был храмом Моволда. Жрец читал молитвы, и люди повторяли слова за ним. Возле входа стояла парочка. Вместо того чтобы слушать жреца они разговаривали.
И я услышал очень знакомый голос. Это был особенный голос, который не спутаешь ни с одним другим в мире. Я точно знал, где я его слышал дважды. Обстоятельства, при которых я слышал его, были таковы, что он навсегда врезался в мою память.
Первый раз это было, на ххх дороге, когда двое неизвестных договаривались о вторжении Кильдиадского флота в Квитанию с помощью подложного письма.
Я сразу прислушался к тому, что говорила его обладательница и ее собеседник — худой, высокий мужчина в темно-фиолетовом балахоне. Мне показалось, что я его знаю, если меня не подводит память, то этот маг в прошлом был помощником Френье. Кажется, его зовут Осетий или Асетий.
— Вы поедете на корабле "Квитания" в Номпагед. Он отходит через час. Я уже договорился с капитаном. Дождетесь указаний от человека по имени Алхерро, и сделаете все, что он вам скажет. В любом случае лев должен быть выведен из игры.
— Но как мне приблизиться к нему. Он недосягаем для таких, как я.
— Алхерро поможет вам сделать это. Элана, будьте осторожны. От успеха вашей миссии многое зависит.
На этом они расстались.
"И о чем это они говорили? — размышлял я, — Тут дело пахнет заговором, но что им надо в Номпагеде"?
Женщина эта, имя которой я, наконец, узнал, имела отношение к ужасным трагическим событиям, происшедшим в семье Флэгерция Влару. Он сам рассказал нам однажды кровавую и пугающую историю гибели его братьев и сестер.
Однажды я сопровождал его отца, пожилого человека, на одну подозрительную встречу по его желанию и слышал, как эта самая Элана признавалась в своих злодеяниях против его семьи. После такого разговора старик Влару скончался.
Первым моим побуждением было призвать эту женщину к ответу за совершенные ей преступления — ведь фактически это она убила старика Влару, но что еще хуже она призналась ему в преступлении против его детей.
Но что я ей скажу? Последний, кто мог призвать ее к ответу, был Флег. Но он погиб. И кому теперь понадобится жизнь этой убийцы?
"Мне, — вдруг сказал внутренний голос, — мне! Ведь ее план удался — она извела все семейство Влару и сделала чужого им человека наследником всего состояния. Она должна получить по заслугам. Возмездие существует, и оно свершится моими руками. Я должен сделать это в память о Флеге".
Но я не могу просто взять и убить ее! Это невозможно! Я чувствовал, что не способен сделать это. Мне нужна какая-то ситуация, что-то, благодаря чему заставлю ее платить. Скорее всего, она следует складу своего характера, и точно также плетет свои интриги, а возможно, готовит убийство. Именно за этим ее отправляют в Номпагед. И там я смогу остановить ее.
Но как же моя личная история? Мой безумный план? Выходит, что я ухожу от него в сторону.
— Нет, — послышался чей-то голос, и он принадлежал не богине огня, — ты не уходишь от них. Твоя поездка в Номпагед будет частью этого плана. Поезжай туда.
— Кто это говорит?
— Твой друг.
— Друг?
— Да, с недавних пор ты сможешь слышать тех, кто тебе дорог, благодаря твоей находке на островах в Туманном море.
Этот предмет смог вызвать к жизни волшебство всех предметов, которыми обладал ты. Кольцо обостряет твою интуицию. Дает возможность видеть прошлое, будущее и настоящее, и устанавливать связь с людьми, как дурными, так и хорошими.
— Но твой голос не похож ни на один голос тех, кого я считаю своим другом.
— У тебя могут быть друзья, о которых ты просто не знаешь.
— Скажи, мой неведомый мне друг, я правильно поступил, отправив гонца с письмом в Харгану.
— Посмотрим! А пока, доверься тому, что происходит с тобой.
Итак, я внял этому совету и пошел на пристань, где увидел "Квитанию". Это была красивая большая галера, предназначенная для перевозки пассажиров. Цель ее пути была Кильдиада, но корабль заходил во все порты Ларотума и несколько анатолийских портов. Поэтому она никогда не ходила пустой. Многочисленные путешественники, негоцианты, и люди, у которых были совершенно разные причины для таких дальних путешествий садились на корабль.
Часть корабля предназначалась под груз. В большой загородке стояли лошади, в высоких ящиках сидели куры и свиньи.
В средней части корабля, несколько надстроек предназначались для важных и богатых пассажиров. Я заметил, что женщина, названная Эланой, прошла в одну из таких кают, с ней была молодая служанка, которая несла багаж.
Она вышла и притулилась на одной из скамеек.
Почти все места на этих скамьях были заняты менее богатыми и важными пассажирами. И вот так, в полусогнутом состоянии им придется перенести морское путешествие со всеми его сюрпризами, качкой и ветром, от которого плохо закрывали высоко надстроенные борта.
Я с трудом отыскал себе место с краю от толстого пассажира. Он что-то почуял и начал ерзать на скамье, пытаясь меня столкнуть. Беда в том, что он меня не видел. Я ведь не мог договориться с капитаном. Потому что заметил, что на пристани появился капитан, разыскивающий меня. Он спрашивал обо мне и даже потребовал, чтобы его впустили на корабль — он должен проверить, нет ли меня там. Капитан "Квитании" ответил категорическим отказом. У них завязалась перепалка. Но, в конце концов, мэриэжцу позволили подняться на палубу. Он обошел всех пассажиров, внимательно всматриваясь в лица. Он даже заглянул в каюты, и оттуда посыпались возмущенные возгласы.
— Ну, вот что, — сказал капитан корабля, — я попрошу вас покинуть мое судно. Вы беспокоите важных пассажиров. У меня из-за вас будут одни неприятности.
— Его здесь нет, — недовольно сказал капитан стражи и сошел на пристань по широким сходням.
Поняв, что занять место рядом толком мне не удастся, я стал искать другое. Но мне никак не удавалось это сделать. Либо между людьми было недостаточно место, и они почувствуют мое присутствие рядом, а это мне совсем ни к чему. Я уселся на бочонках, в месте, где располагался груз. Это было не очень удобно, но я рассуждал так, что мне надо добраться до ближайшего порта и там уж сойти на берег, а потом, вполне обыкновенным способом попасть в число пассажиров "Квитании". У меня с собой были деньги.
"Квитания" покинула гавань и вышла в открытое море. Ветер был встречный, и паруса бездействовали в спущенном состоянии. Гребцы налегали на весла, и староста мерно отсчитывал такт, в котором они опускали весла. Я выждал момент и приблизился к каюте, в которой укрылась Элана. Она позвала служанку и что-то сказала ей. Та принесла ей воды и вернулась на свое место.
Я отодвинул занавеску и всмотрелся в лицо своей попутчицы.
Ее облик как-то не увязывался в моем сознании с мыслью об убийствах совершенных ей. Когда-то она была хороша собой, я видел следы потускневшей красоты, уверенное лицо, четкие черты лица, темные глаза под тяжелыми веками. Дорогое платье из бархата, обшитое парчой, хорошо сидело на ее статной фигуре.
Видимо, годы давали о себе знать — Элана прилегла на небольшую кровать, тихо проклиная неудобства путешествия, с которыми ей пришлось столкнуться. Она достала какой-то флакончик и поднесла его к носу. Сделав глубокий вдох, она погрузилась в сон.
Я вернулся на свое место. К ночи ветер изменил направление, и матросы подняли паруса. Наш корабль побежал быстрее. Через день мы обогнули длинный Кушпанский полуостров, и корабль вошел в воды Изумрудного моря. Стояла отличная погода. Море искрилось в лучах солнца. Вот она, знакомая линия Ланийского побережья, изрезанная маленькими бухточками. Здесь была территория оживленного морского судоходства. Бесчисленные корабли сновали во все стороны, доставляя товары, связывая народы, распространяя культуры двух материков.
Мы вошли в небольшую гавань Алабен, и корабль встал на рейд. Четыре пассажира покинули корабль, и я решил, что это мой шанс вернуться на "Квитанию" в качестве пассажира. Но моя задумка сыграла со мной плохую шутку. Я ловко спустился по трапу и прыгнул в лодку, изрядно нагруженную вещами, гребцы удивленно переглянулись, но, налегая на весла, погребли к берегу.
Я вышел на пристань и, спрятавшись за сараем, служившим складом, повернул пряжку плаща. Теперь я мог самым обыкновенным образом попроситься на этот корабль. Но когда я подошел к матросам с "Квитании", тем, что привезли пассажиров и меня на берег, они сообщили мне скверную новость.
Лодка, на которой высадились эти пассажиры, возвращаться к кораблю не будет. И гребцы, и лодка останутся в Алабене, а новые пассажиры и груз уже направлялись к галере на другой лодке.
Я рассчитывал подняться на борт "Квитании", но все, что я увидел — это, как корабль покидает порт. Все произошло достаточно быстро.
— Что за ерунда? Почему вы не возвращаетесь на корабль? — спросил я гребцов.
— У нашего капитана в этом порту свой человек, и у них такая договоренность, если обмен пассажирами равный, то лодка остается в порту, а на "Квитанию" пассажиров привозит другая лодка. Так гораздо быстрее. А мы местные жители и за свой рейс уже получили плату.
— Вот так чудеса!
Я в очень дурном настроении смотрел, как "Квитания" уплывала у меня из-под носа. Но мысль о том, что я должен помешать Элане, не покидала меня.
— Когда в ближайшее время в Анатолию пойдет какой-нибудь корабль?
— Сегодня же вечером и пойдет, с грузом, галера "Кушпанский гость".
— Где я могу найти капитана?
— В ближайшем кабачке.
Снова мне пришлось договариваться. Нехотя меня согласились взять, и я проделал путь в крайне неудобных для себя условиях.
— Уж лучше бы я сидел на тех бочках, — ворчал я себе под нос.
Корабль вошел в гавань Сафиры. Очень долго шла выгрузка, я измучился ожиданием. Все равно я безнадежно отстал от "Квитании". Моя погоня за Эланой могла оказаться совершенно бессмысленной. И эта мысль действовала мне на нервы.
Сафира была такой же шумной, яркой и деловой. Капитан был против того, чтобы я сходил на берег.
— Вам придется мириться с неудобствами. Вы сами напросились в это путешествие.
И я не мог с этим поспорить. Солнце нагрело мне голову, шум волн клонил в сон, и от долгого сидения в согнутом состоянии изрядно затекли ноги. Вскоре я уже начал тихо проклинать свое решение догнать Элану.
Но всему есть конец, даже — неприятностям и неудобствам. Мы бодро шли мимо берегов герцогства Сенбакидо.
Корабль вошел в Ритолу, и я с удовольствием наблюдал, как прыгают дельфины в Изумрудной бухте, как ярко отражается солнечный свет от белых и желтых стен ее домов.
У меня были очень хорошие воспоминания, связанные с этим городом. Здесь ко мне отнеслись как другу, как к равному. Мне дали шанс, и только моя вина в том, что я выпустил удачу из рук.
Капитан позволил мне сойти на берег.
— Здесь мы проведем ночь, выйдем рано утром. Можете провести эту ночь в гостинице, но в четыре утра будьте на пристани.
Я вышел на берег, и долго шатался по городу, счастливый оттого, что могу двигаться. Как все в мире, однако, относительно! Когда меня лишили моего знатного положения, я не хотел жить, потеряв память, опустился и стал бродягой, у которого на уме только золото, а сейчас я чувствую себя живым и радостным только оттого, что на время прекратилась пытка морского путешествия в неблагоприятных условиях.
Я сытно пообедал в знакомом трактирчике, где когда-то мы с Родрико отбивались от пьяных моряков. Белое вино и запеченная камбала порадовали меня.
— Хоть что-то остается неизменным в этом странном мире, — сказал себе я.
Милая девушка за скромную плату согласилась со мной побыть наедине. Наверное, это было глупо, но тело мое жаждало чего-то утешительного после изнуряющего перехода. И чувственные, загорелые местные женщины действовали, прямо скажем, одуряюще.
Меня очень искушало желание направиться прямо во дворец герцога Сенбакидо, но я не нашел в себе силы сделать это. Я определенно понимал, что сильно подвел герцога. И мне не хватило духу встретиться с ним. Но я нацарапал несколько строк. И отправил ему послание, сильно надеясь, что что-нибудь из этого выйдет.
Я сообщил ему, что жив и здоров, что был бы счастлив увидеться с ним и получить прощение, что сожалею о том, что подвел его и все в таком духе. Еще я сообщил, что в данный момент направляюсь в Номпагед и насколько задержусь там — не знаю.
Клянусь, я бы многое отдал за то, что бы герцог вернул мне свое расположение. Посылал я это письмо потчи не надеясь
Ночь я провел в нормальной постели, единственным неудобством которой были мелкие насекомые. Еще меня донимали ночные бабочки, летающие по комнате. Спал я очень чутко, не доверившись слуге, который клятвенно обещал разбудить меня на рассвете, и сон мой без конца прерывался. Я открывал глаза и всматривался в окно, едва прикрытое дырявыми ставнями.
Как только южное небо посерело, я быстро оделся и спустился по скрипучей лестнице. Уплачено за ночлег было вперед, поэтому я безо всяких задержек покинул гостиницу, наведавшись только в отхожее место.
Корабль, поскрипывая и постанывая каждой дощечкой, оторвался от берега. Еще несколько дней — и мы войдем в порт Номпагед.
Утро во дворце Дори-Ден выдалось мрачное: дождь косыми полосками бил по толстым стеклам окон. Королевские кости ныли, тянуло поясницу. Время властвует над всеми, — король понимал это, и оттого скверное настроение делалось еще хуже. Раздался шорох.
— Кто там? — раздраженно крикнул Тамелий.
Вошедший камердинер робко сообщил королю, что к нему пришел с докладом советник Локман.
— Неприятности, таннах, — сообщил ему невозмутимый Локман.
"Всегда хладнокровный, как…змея"! — подумал король о своем советнике.
Одним из талантов царедворца было личное самообладание, чтобы ни случилось, как бы не проявлял свой гнев государь, настоящий советник будет говорить самым обычным спокойным голосом, не выдавая ни тени страха. Только так можно заработать себе уважение. Искусство подхалимажа исключает всякую трусость.
— Ну-с, чем вы на этот раз огорчить меня хотите, Советник?
— Нападение на Нори-Хамп, ваше величество! Сбежали все наши враги. Кто-то подстроил это, им помогали влиятельные люди.
— Влиятельные! — взорвался король, — в Ларотуме должен быть один влиятельный человек — это я! Для чего мне министры, советники, орден мадариан, для чего мне мои поданные, если у меня из-под носа уводят преступников, из самой охраняемой и надежной крепости!
Он долго еще брызгал слюной. А потом погрузился в тяжелые раздумья. Локман первым нарушил молчание.
— Осмелюсь кое-что предложить вашему величеству.
— Что? Говори!
— Я думаю, что преступники скроются в землях Сенбакидо. Надо отправить надежных людей туда. Если они смогут убедиться, в том, что герцог укрывает преступников, то против него у вас такой козырь!
— Что, с войной на него пойдем, когда и так вся страна бурлит?! — кисло сказал король, а сам подумал: "Сенбакидо — это хорошо. Если бы удалось оторвать такой жирный кусок, то…", — и мечтательно улыбнулся.
— Хорошо, у вас есть такие люди, надеюсь?
— Имеются, ваше величество.
— Так вот, пускай они немедленно едут и разведывают. Но что если мы там не найдем беглецов? Они могут скрываться и в другом месте. Что вам известно точно о нападении?
— Очевидцы путаются в показаниях. Кто-то утверждает, что нападавших было двое, кто-то горит, что двести. Всеобщее помешательство. Стены крепости во многих местах повреждены, словно их били тараном. Было бы уместно отправить людей из Ночной стражи по Серебряной дороге, может, кто-нибудь из местных жителей расскажет о подозрительных передвижениях,
— И еще, — добавил король, — следует арестовать всех ответственных лиц, коннетабля крепости и его первых помощников. Всех допросить, как следует, с пристрастием. Думаю, что без сговора здесь дело не обошлось. За хорошие деньги они могли продать наших узников.
— Сомневаюсь, ваше величество, комендант Нори-Хампа, больше всего на свете любит свою крепость и ни дня не проживет без арестантов.
— Деньги меняют сознание людей, — возразил король, — я приказываю провести расследование.
Локман покинул короля, но на этом визиты не прекратились. Начальник Ночной стражи Бэт Суренци осмелился побеспокоить его. Король, однажды разочаровавшись в нем, и заменив его другим, более надежным человеком, после странной смерти того, был вынужден снова принять на службу ловкого Суренци, однако, прежнее доверие ему не вернул.
— Ваше величество, я располагаю весьма интересными сведениями.
— Какими? — сухо спросил король.
— Герцогиня Орантонская желает нанять убийц.
— Что?!
— Любопытно, ваше величество, для чего ей это нужно?
— Да, для чего? — с раздражением спросил король, — вы это выяснили?
— Еще нет, но скоро узнаем, мы установили слежку за всеми подозрительными лицами.
— Так что же вы мне голову морочите! Вот когда поймаете этих лиц и заговорщицу Фэлиндж, тогда и приходите.
Король был явно не в духе. Ему так испортили настроение ноющие кости, а потом — скверная новость о побеге, что он попросту не воспринял всерьез слова Суренци о каких-то темных делишках своей невестки. И совершенно напрасно.
Он даже не предполагал, что в его окружении есть один человек, которому известно куда больше, чем начальнику Ночной стражи Суренци.
Седовласый крепкий старик, состоявший на службе у короля, граф Сэвенаро знал точно — кто является целью квитанки. Он не следил и не вынюхивал как Суренци — сведения о заговоре сами попали к нему в руки. "Воля провидения", — равнодушно думал граф. Прохаживаясь по своему роскошному дому, он задержался в небольшой галерее, возле портрета красивой юной девушки, с чудесным ласковым взглядом. Уже много лет прошло, а преступник так и не наказан. Хотя Сэвенаро уже точно знает: кто он.
Но мог ли граф выступить открыто против убийцы? Верный подданный — тот, кто верил своему королю, тот, кто всегда преданно служил!
И вот теперь подвернулся случай хладнокровно и жестоко отомстить — отнять у Тамелия самое дорогое, что у него есть: око за око! Заговор против наследника. И замешаны в нем люди близкие королю — настолько близкие, что… возможно у них получиться совершить задуманное.
Но что это за месть! Ведь сам граф никогда не посмеет сказать королю, что им не предотвращено убийство принца, когда узнал о готовящемся покушении. Какой в этом смысл? Король должен знать, за что и кем наказан!
Граф так долго держал в себе свое отчаяние и ненависть, что хотел получить от возмездия настоящее удовольствие: видеть и знать, что король понимает, кто причина его несчастья! Но как же это сделать, чтобы уцелеть самому?
Заговор организовывает герцогиня Фэлиндж! Что заставило пуститься ее в столь опасное предприятие? Ведь наследник не тот, кто стоит у ее мужа на пути. После смерти Тамелия трон перейдет к Орантону. Почему она хочет устранить наследника? Далеко идущие планы? Сэвенаро не мог ответить на этот вопрос, узнав о том, что затевается. Причины были ему непонятны.
А на деле все было просто. Фэлиндж выросла в среде магии. Колдовство было ее родной стихией. Она доверяла Моволду и его жрецам, слушала гадалок и предсказателей. Привыкшая с детства хранить свою тайну, оборотень Фэлиндж была вынуждена жить вдали от блистательного Мэриэга. Это мучило ее больше всего на свете!
Только в одном случае квитанская принцесса могла, ничего не опасаясь, жить в столице, — если бы ее безвольный пустой супруг занял подобающее место в Дори-Ден.
Орантон упустил свой шанс, когда испугался гнева старшего брата. Сдал позиции! Позволил разорить древние храмы! И только одна Квитания до конца не покорилась королю. Здесь все также празднуют сокровенные дни, так же совершают ритуалы поклонения истинным божествам. Но дарбоисты стали в последнее время слишком часто наведываться на ее земли, вторгаться в ее дела.
А тут еще эта ужасная новость. Никогда Орантон не будет править! Об этом она узнала совсем недавно: неизвестная предсказательница поведала ей об этом. Фэлиндж никогда не встречала такую страшную старуху. Один ее вид убеждал. В старых потрепанных одеждах, с длинным крючковатым носом — настоящая ведьма, и такой умный повелевающий взгляд!
— Пока наследник жив, твоя семья не будет в безопасности. Птенец оперится и станет ястребом, выклюет вам глаза, твоих птенцов истребит, а вы сложите головы на плахе.
Слова старухи морозом прожгли тело герцогини. Она содрогнулась от страшного предсказания.
Принцесса Квитанская, конечно, не могла видеть, как старуха, выйдя из дворца Моря, спрятавшись за прибрежными скалами, обратилась в старую птицу и полетела под облака. Смутить расчетливый разум Фэлиндж было под силу только высшей силе, исходящей от богини.
Вот почему навязчивая идея овладела головой герцогини. Она стала обдумывать план, искать людей, которые захотели бы ей помочь, врагов Тамелия. Одним из них, тайным недругом оказался граф Сэвенаро. Эту тайну она купила за большие деньги в Черном городе.
Рантцерг разглядывал ее своим цепким проницательным взглядом (Каков нахал!) и, казалось, догадывался, зачем ей это нужно. И все же, назвал свою цену — Фэлиндж не поскупилась: она вытряхнула все свои шкатулки и прошлась по сундукам мужа.
Ей было не жалко старинных украшений — они вернутся, если план удастся. А эта хладнокровная и отчаянная особа не сомневалась в своем успехе.
И вот день встречи с графом настал. Она заманила его в специально снятый дом на Синей улице и под видом свидания навестила его. Граф Сэвенаро с неудовольствием пришел на эту встречу — анонимное приглашение, подброшенное кем-то ему в дом, полное подозрительных намеков попахивало заговором. И все-таки, надо было узнать, в чем дело. Он попросил одного своего друга сопровождать его.
Его лицо даже не дрогнуло при виде Фэлиндж. Тайная встреча была в духе герцогини Орантонской, и граф решив, что это глупая женская прихоть, успокоился и, последовав приглашению, сел в глубокое кресло.
— Вы, конечно, очень удивлены, граф, и хотите услышать объяснение, — начала вкрадчиво говорить Фэлиндж, — я пригласила вас, повинуясь не голосу чувств, а голосу разума взывающего к справедливому возмездию. Наши с вами интересы, граф, могут объединиться под влиянием обстоятельств.
Граф вежливо склонил голову и продолжил слушать.
— Мне стала известна ужасающая правда о прошлых событиях, в которых были замешаны три человека: ваша горячо любимая вами дочь, анатолийский посланник и…король.
Она замолчала, выжидая реакцию собеседника, но он хранил молчание. Немного досадуя на него, она продолжила свою речь:
— Некоторые вещи, граф, не должны оставаться безнаказанными даже для сильных мира сего, вы ведь понимаете, о чем я говорю?
Она склонила набок очаровательную голову, как бы заглядывая графу в глаза, ища там ответ — ибо люди лгут, а вот глаза их часто выдают истинные чувства и мысли. Фиолетовая бархатная роба, щедро украшенная золотым шитьем, слишком сильно открывала в декольте прелести Фэлиндж, но, увы, сейчас ее женские уловки были неуместны — граф давно превратился в холодное пепелище.
— Ну, так что вы ответите мне, граф Сэвенаро?
— Что я отвечу? — граф соображал. Он понял, куда она клонит, и думал о том, как бы ему дипломатично выпутаться из этой неприятной ситуации.
— Я думаю, что провидение рано или поздно проявит свою волю, вложив меч возмездия в чьи-нибудь руки. Я человек придворный и вынужден блюсти все свои клятвы перед господином, мне приходится помнить о долге.
— Даже в ущерб своим интересам?
Граф вздохнул.
— Подумайте о нашем разговоре, граф. Я не тороплю с ответом, но слишком долго медлить нельзя. Если вы решите, что ваша дочь заслуживает справедливости, то приходите ко мне, и мы что-нибудь придумаем.
— Благодарю за столь лестное для меня доверие, ваше высочество.
Выйдя из дома с побелевшим лицом, граф подошел к своему спутнику и, отвечая на его немой вопрос, сердито сказал:
— Как я и думал, чья-то дурацкая шутка!
Мечтая о мести, граф не хотел вершить ее лично, он собирался выжить при любом раскладе. И ничего не ответил на предложение герцогини.
Между тем, пленники короля, благодаря отчаянным и преданным друзьям, получили свободу. Унэгель был уверен, что все помог устроить Овельди. Без его власти над людьми, без его силы они никогда бы не смогли ворваться в Нори-Хамп и открыть все засовы. Устроив неразбериху, открыв ворота и убив часовых, они проникли в подземелье.
Вместе с кэлой Брэд и графом Лекерном из Нори-Хамп удалось бежать и графу Брисоту.
Унэгель привязался к Овельди. Это был сильный и властный человек, который мало говорил, но много делал. Унэ был уверен, что без Овельди им не удалось бы так просто освободить матушку и других узников Нори-Хамп. А еще Овельди любил зло пошутить над народом, много от него досталось разным прохожим и жрецами Дарбо.
С одного он прямо посреди дороги сорвал одежду, двух других подбросил на дерево. Казалось, что он отыгрывается за долгие годы тоскливого и однообразного существования. В общем, с ним скучно не было.
Когда они вытащили герцогиню из заточения, она долго не могла прийти в себя, что это сделал он — ее сын! Но слова матери огорчили Унэгеля:
— Я рассчитывала на ваше благоразумие, сын мой, а вы ринулись в опасное предприятие.
Дяде Орандру тоже "досталось":
— Вы поступили опрометчиво, брат, — сказала она, — теперь, когда я стал беглянкой, к королю перейдут все права на мое имущество и земли. Все это должен был получить Унэ. Я просто в отчаянии!
— Не тревожьтесь за будущее Унэ, сестра. Я завещаю все, что принадлежит мне, моему племяннику. Но если бы вы оставались в Нори-Хамп, король нашел бы способ вынудить вас сдаться ему.
— Куда же мы поедем теперь?
— Разумеется, ко мне! Куда же еще!
— Нет, — решительно заявила Ивонна, — я не поставлю вас под удар. Вы первый у кого будут искать нас. Мы поедем в Гэродо. Там, среди неберийцев мы найдем себе укрытие. Граф Атикейро, вечный бунтовщик даст нам прибежище.
— Возможно, вы правы сестра. В Гэродо вы будете в безопасности.
Итак, отряд из двадцати человек поехал в провинцию Гэродо.
Герцогиня настояла на том, чтобы герцог Сенбакидо вернулся в Ритолу. Она также потребовала, чтобы он увез с собой Унэгеля. Но тот сделался вдруг таким упрямым и несговорчивым, что даже родная мать не смогла повлиять на его решение ехать вместе с ней.
И вот теперь, Унэ скачет верхом на любимом коне, одетый как настоящий воин, а рядом едут верный друг Диколино и Овельди, равнодушно взирающий по сторонам. Матушка, переодетая в мужской костюм, едет чуть позади, рядом с Лекерном, а по другой дороге скачут остальные мятежники.
Унэ знал, что в его жилах течет кровь древних королей, мать не раз говорила ему о том, что они происходят из побочной ветви королевского рода, и он никогда не склонит голову перед тем, кто посмел обидеть его близких.
Унэ оглянулся и пересекся взглядом с графом Брисотом. Он много слышал об этом человеке. Один из лучших мечей королевства! Служил принцу, но попал в немилость! Он был другом доброго Жарры, человека, который так взволновал его юное честолюбие, вместе с которым он пережил самое захватывающее приключение в своей жизни. "А этих приключений, демон меня забери, будет не мало, клянусь Моволдом"! — думал пылкий юноша. Он снова посмотрел на Брисота. Его невозмутимое, как камень, лицо внушало уверенность, в том, что этот человек как раз тот, кто им нужен!
Брисот же, храня привычную невозмутимость, размышлял о зигзагах судьбы. Неожиданно попав в тюрьму, он так же неожиданно для себя оказался на свободе. Это было везение, удача, но граф решительно не знал, что ему с этим делать. Вернуться в столицу он уже не мог, добиться прощения от короля — тоже, служба у Турмана также теперь невозможна. Оставалось только примкнуть к мятежникам.
Он никогда не был заодно с неберийцами. Но, в общем, и среди них было много достойных людей. Главное, что среди них не было врагов графа, и он после некоторого размышления последовал за остальными беглецами в сторону Гэродо, куда стекались все недовольные.
Глава12 Мараон и компания
Мараон сдержал свое обещание и показал прекрасной богине кошек Баст древний Рим. Не обошлось без расспросов. Богиня, как истинная женщина, была любопытна. Наш старый знакомый регулярно посвящал свою подругу в события, происходящие на Аландакии. Но теперь он сам не знал, как сложатся обстоятельства.
— Придется потерпеть ясноглазая моя, — игриво сказал он.
Сидя в огромном черном кресле, изогнутом как раз под его спину, с мощными подлокотниками, поставив ноги укрытые клетчатым пледом на скамеечку, которой он никогда не пренебрегал, Мараон тасовал карты. На его ступнях лежал роскошный перс. Это Баст подарила ему кота со словами:
— Чтобы ты не скучал без меня в одиночестве. Безобразие! Маг, у которого нет кота!
— Обычно колдуны выбирают не котов, а кошек, — возражал ей Мараон, — а во-вторых, я не маг, сколько можно тебе повторять!
— Знаю, знаю, — капризно говорила Баст, — но мне так привычнее: маг, волшебник.
Мараон усмехнулся. Женщины! У них своя капризная логика. Но все равно, он был благодарен за подарок. Этот кот иногда согревавший ему ноги, был обжора и лентяй, но как-никак компания. Мараон думал о том, как помочь своему протеже агенту небесного конклава Льену.
— Пожалуй, не буду делать все сам. Что я мальчик какой-нибудь! Пошлю Хэти и остальных ему на помощь. Пусть молодежь всем занимается!
Он начал разглядывать свои миры в магическом стекле: кроме Аландакии у него еще есть другие заботы.
— Да, пускай молодежь занимается всем, — решил он окончательно.
В старом трактирчике выпивали двое: один — рослый статный мужчина с решительным и открытым лицом, одетый достаточно скромно, одетый в коричневый балахон, украшенный единственной деталью — цепью с медальоном, изображающим белого караака. Это был маг Влаберд, немного знакомый читателю по предыдущим книгам. Рядом с ним сидел его сын Юнжер, молодой человек с подвижным нервным лицом, с черной бородкой и ясными голубыми глазами. Одевался он куда наряднее и богаче. Талию его опоясывал серебряный пояс, на ногах были дорогие сапоги из великолепно выделанной кожи, а на голове — черный бархатный берет с серебряной цепочкой.
Они медленно потягивали вино и кого-то ждали. Наконец, дверь в трактир распахнулась, и в зал влетела, как порыв свежего ветра, нежности и таинственности, Хэти, молодая женщина, обладательница яркой привлекательной внешности. Все посетители заведения разом обернулись и одобрительно захмыкали. Кто-то крикнул:
— Ай да цыпочка!
Хэти встряхнула пышной гривой и расцвела от этих слов еще ярче. Изумрудно-зеленая кофточка на груди соблазнительно декольтировала, а на загорелых руках звенели браслетики. Черная юбка, расшитая розами, пышно рассыпалась вокруг, источая соблазнительный аромат чего-то колдовского и чарующего.
— Как всегда опаздывает, — спокойно заметил Влаберд.
— Хэти, красотуля, мы тебя заждались, — радостно сказал Юнжер. Он преобразился при виде женщины: из тихого меланхолика превратился в веселого остроумного человека.
Она, подобрав свои юбки, присела рядом. И Влаберд одобрительно улыбался, разглядывая ее.
— И вы хотите, отец, отправить меня на секретное задание повышенной сложности с женщиной, которая даже высохшее дерево способна оживить своим видом, — усмехнулся Юнжер.
Влаберд хохотнул, а Хэти подняла одну бровь.
— Это была идея Мараона, сынок. Как раз, потому что Хэти…такая яркая — она поможет тебе. Будет своим видом всех отвлекать, а на тебя никто и не обратит внимание.
Юнжер с подозрением посмотрел на отца, пытаясь понять, есть ли в этой фразе скрытая насмешка.
— Как бы она в неприятности нас обоих не втравила.
— Хэти — маг! А не цыпочка, как ее назвал этот болван. Она сумеет за себя постоять, да и за тебя, кстати, тоже. Итак, ступайте, дети мои, и сделайте это! В Римидин путь не близкий. К секретам Сваргахарда подобраться не так-то просто. Придется тебе, Хэти, в ход все свои чары пустить, чтобы обмануть защиту магии стихий.
Хэти, сделав глоток вина, нежно поцеловала Влаберда, отчего у Юнжера мелькнула ревнивая искорка в глазах, и они вышли вдвоем, прижимаясь друг к другу. Хэти взяла Юнжера под руку, делая вид, что она его подружка. Влаберд ненадолго задержался и вскоре покинул трактир.
Да, дорогой читатель, кое-что изменилось с той поры, как Льен исчез из Мэриэга. Изменились не только люди — некоторые маги тоже стали другими. Прожигатель жизни Юнжер решил вернуться в "семью". Примирение с отцом состоялось, и теперь они стали преследовать общую цель.
Наверное, не последнюю роль в их сближении сыграла красавица Хэти, хотя молодой маг ни за что бы не признался в этом никому.
Молодые маги сели на крепких надежных коней и помчались в сторону Римидина. Но читатель должен понимать, что волшебники просто так преодолевать расстояние не могут. Иначе, какие же это маги?
И где-то на лесной опушке, возможно, они обратились в птиц или коней, возносясь к звездам — об этом мы уж точно теперь не узнаем, но только они неумолимо приближались к цели своего пути.
Но даже таких искусных магов могла задержать в пути любая случайность, любая досадная мелочь — так и вышло.
Хэти и Юнжер остановились на ночлег в одной гостинице. Там же, заночевал еще один путник с чарующим лукавым взглядом. Он точно знал, что эту парочку надо остановить.