Посланник

Глава 1

Татьяна проснулась со смутным чувством страха и усталости. Она лежала, уставившись в высокий потолок, и слушала колокольный звон, доносившийся со стороны Успенского собора и оповещавший о начале дня. Женщина с тревогой вспомнила свой сон, который повторялся уже несколько дней подряд.

Она шла по темному лесу в одной исподнице и вдруг заметила стаю волков, притаившихся за кустами. В страхе она прижалась к дереву, которое во сне показалось ей спасением. Под раскидистыми ветвями и густой листвой она нашла убежище, но смутная тревога и опасность не принесли успокоения даже под этим деревом-исполином.

Она опустилась на землю и заметила светящиеся в темноте глаза волков, приближающихся к ней. Отвела взгляд, и прямо на нее с самой нижней ветки с шипением стала надвигаться змея. В ужасе и холодном поту она проснулась.

«Господи, – думала Татьяна, – когда же это кончится? Не к добру сей сон, не к добру. Надо бы за советом к Авдотье-Пичуге сходить».

А в то же время на окраине села Волуйки разгадывала свой сон Авдотья-Пичуга. Никогда ее мысли не путались так, как сегодня.

«Старею, – думала Авдотья, – вот и чудится мне всякое».

В избенку вошел ее сын Фома – здоровенный мужик лет пятидесяти, не имевший ни семьи, ни детей. Как вернулся с чужих земель, так окромя медовухи не было у него собеседника. Вот и сейчас заметила Авдотья, что сынок опять во хмелю.

– Ох, тяжко, тяжко! – запричитала Авдотья. – Отойди, окаянный! – закричала она на Фому, который хотел ее поддержать.

– Ты что, мать? Никак дурное с тобой сделалось? Как же я тебя брошу? Чудная! – Фома подхватил сухонькую старушку и отнес на топчан.

– Сядь! – приказала внезапно Авдотья сыну – она уже не чувствовала дурноты. – Сядь подле и сказывай, какой грех сотворил, ирод? Пошто обиду нанес людям, коли мне теперь за тебя перед силами небесными ответ держать велено?

– Ты что, маманя, в своем уме?! Аль повредилась им ненароком? – хмель еще бесом сидел в голове Фомы.

– Не перечь! – вдруг закричала Авдотья. – Мать уже у одра смертного, а он перечить удумал! Сказывай, говорю!

Татьяна не в первый раз подумывала о святом заговоре, творимом колдуньей Авдотьей-Пичугой. Она все надеялась, что образумится ее Антон, как она звала своего иноземного мужа Антуана. Уж который год пристрастился граф к зелью хмельному, и спасу нет от беды такой.

Даже красавица жена и малолетка сын, боготворимые Антуаном в начале его семейной жизни, отошли на второй план. Частенько задумывалась Татьяна: а стоило ли выходить замуж за него, когда к ней, богатой, молодой и рано потерявшей единственного родного человека – отца, стали свататься князья и министры? Но прошлого не воротишь, как ни мучайся от дум тяжких.

Ее горестные размышления прервал влетевший в спальню сын Никита.

– Мама! Мама, – закричал он, взбираясь на высокую кровать четы Преонских-Кюри, – а батеньку опять будочник домой под руки ведет! Гляди! – Никита тащил Татьяну с постели к окну.

Татьяна, сдерживая внезапно нахлынувшие слезы, поднялась и подошла к окну, в очередной раз наблюдая за мужем, когда-то одним из самых уважаемых людей в русской столице. Ее муж, Антуан де Кюри, был потомком древнейшего французского рода. Антуана пригласил в Россию сам царь Петр во время Великого посольства, когда набирал в странах Западной Европы специалистов для помощи во всяческих нововведениях.

Освоившись в России, Антуан приобрел доверие среди приближенных Петра и служил советником по всем вопросам, касающимся одежды, причесок и всех других новшеств, которые царь-реформатор считал нужным ввести в быт своих подданных. Русские люди в привычках, обыкновениях и даже в одежде имели много сходства с азиатами. Золотые кафтаны, дорогие шубы, меховые шапки и длинные бороды делали их очень похожими на турок и татар, разделяя их резкой чертой с европейцами.

От уничтожения этой черты зависело многое.

Антуан с радостью взялся за новое дело. Быть рядом с царем, давать тому советы и вместе нести груз радостей и печалей, постигающих великую державу, – все это для Антуана было не так важно, как быть рядом с любимой женщиной, которую он встретил на своем первом балу и сразу влюбился.

Встретились Татьяна и Антуан в Москве, в доме богатой боярыни Анастасии Быстровой, которая содействовала их союзу.

Семья Преонских – отец Кузьма Петрович и дочь Татьяна – была в Москве одной из самых уважаемых.

Кузьма Петрович в свое время состоял в должности главного тайного советника при царе Алексее Михайловиче. Он много сделал для державы, и его уважал и горячо любил царь. После смерти Алексея Михайловича положение Кузьмы Петровича осталось прежним. Он всегда был человеком серьезным и рассудительным. К нему часто обращались за советами, еще будучи недоростками, те люди, которые в дальнейшем сыграли большую роль в жизни России.

Однажды, возвращаясь с очередного учения по стрельбе, к которому Кузьма Петрович был охоч, он вместе с капитаном регулярного отряда Гордеевым и несколькими солдатами наткнулись на бесчинство, творимое двумя злодеями над бедной женщиной, которая тщетно пыталась от них избавиться.

Если бы не Кузьма Петрович с Гордеевым и полудюжиной солдат, натерпелась бы несчастная всяких подлостей от пьяных бродяг.

При виде солдат эти двое дали деру, бросив бедную женщину.

– Спасибо вам, добрые люди! Спасли от греха и смерти! – плакалась она, стоя на коленях перед Кузьмой Петровичем.

– Ну что ты, что ты заладила, – говорил Кузьма Петрович, пытаясь поднять ее с колен.

Наконец она встала и, утерев слезы, впервые улыбнулась. Улыбка осветила лицо незнакомки, и Кузьма Петрович вдруг почувствовал необычайную нежность к ней.

В тот момент Кузьма Петрович был уже немолод, но не женат. Многочисленные знакомые все пытались засватать ему одну из самых красивых и знатных московских невест. Но не лежала душа у Преонского ни к одной из них, да и дела важные никак не способствовали тихой семейной жизни.

И вот сейчас, именно в тот момент, когда взглянула незнакомка своими бездонными карими глазами на Кузьму Петровича, защемило у него сердце.

– Ну, сказывай, милая, кто ты и откуда взялась? – спросил Гордеев, когда Преонский от смущения не мог и слова вымолвить.

– Нездешняя я, осталась сиротой и приехала к дяде родному, так никак не доеду до него, – голос ее уже не дрожал.

«Молодцом держится девка и красива необычайно», – думал Кузьма Петрович, поглядывая на нее, и ему все больше хотелось стоять вот так рядом, слушать ее приятный сердцу голос и смотреть в огромные карие глаза.

– А звать-то тебя как? – не узнав своего голоса, спросил Преонский.

– Катерина. Катерина Агеева, – скромно опустив глаза, ответила красавица.

Катерина сказала адрес дяди, и Кузьма Петрович, к удивлению своих спутников, вызвался проводить ее.

– Дядя мой служит в стрельцах, – рассказывала дорогой девушка Кузьме Петровичу. – Родители мои померли, а я сюда приехала, – она испуганно оглядывалась по сторонам, кутаясь в меховую шаль.

– Значит, теперь здесь жить будешь? – спросил Преонский.

– Если Бог даст! – тяжко вздохнула Катерина.

Они, как показалось Кузьме Петровичу, слишком быстро дошли до нужного дома. Перед тем как войти в дом дяди, девушка достала из кармана колечко.

– Прими от меня, добрый человек. Хоть и имени твоего не знаю, но молиться за тебя буду святому Николаю-Угоднику! – Катерина быстро сунула Кузьме Петровичу кольцо и исчезла за калиткой.

– Стой! – закричал он, пытаясь достать колечко и путаясь в многочисленных карманах. – Стой, подожди! Ну и девка, как оборотень, была и нет! – рассуждал Преонский, стоя перед калиткой.

Он внимательно посмотрел на колечко. С виду ничего особенного. Недорогое, но сделано со вкусом. Оно казалось маловатым даже для мизинца, но Кузьма все же надел его на средний палец левой руки. Он так и не понял – то ли палец уменьшился, то ли кольцо увеличилось, а может, с головой что случилось, ежели не распознал сразу, что кольцо как раз впору оказалось.

«Да, дела!» – подумал уставший Кузьма и направился домой.

С тех пор он часто стал ходить возле дома Прокопа Агеева, чтобы полюбоваться на Катерину хотя бы издали. Сам порой не замечал, как оказывался у дверей агеевских, но зайти не смел. Сам себя корил: «Эх, старый пенек, года-то уж не те, а все туда же норовишь! К бабе под юбку».

Но возраст тут был ни при чем. Любовь нужна была Кузьме, ласка и забота женская. И вот однажды шел он, раздумывая о житье-бытье своем, а в тот момент закончилась вечерняя служба в церкви и народ спешно возвращался домой, прячась от надвигающейся грозы.

Громыхнул гром, и люд, стоявший под крышей сапожника Диванова, перекрестился, а дитя малое на руках молодки зашлось плачем на всю улицу. Решил и Кузьма непогоду переждать у Диванова. Торопиться-то особо некуда. Только стал он под навес, слышит тихий голос:

– Неужель и тебя, боярин, гроза испужала?

Кузьма от неожиданности резко обернулся.

Недалече от молодки стояла, кутаясь в знакомую шаль, Катерина.

– Доброго здравия, Катерина, – еле слышно прошептал Кузьма. Она, дабы соблюсти нравы послушные, лишь поклон отвесила и отвернулась.

«Эх, хитра девица!» – подумал Кузьма. Но решился в тот момент не упускать ее из виду. Дождь все лил, и приятно было стоять Кузьме вот так, когда за спиной зазноба твоя, и тоже смотрит на тебя участливо. Кузьма оглядел люд честной. Но так никого и не запомнил, одна Катерина перед глазами стоит.

Наконец начали все расходиться. Остались под крышей только они одни.

– Ну, сказывай, как поживаешь? – спросил Кузьма.

– Да как сказать. Я толком и не знаю, что творится, – она смотрела на Кузьму.

– Ты это о чем?

– О тебе, боярин.

Кузьму как обухом по голове огрели. В смущении не знал, куда деть глаза. Руками кафтан расшитый стал теребить. Катерина остановила его. Взялась своей маленькой ручкой за его и тихо произнесла:

– Видела я тебя у дома своего. Ходишь, словно недоросток, а чтоб зайти в дом к холопке простой и думу свою сказывать, нет помыслов? – обида была в ее глазах.

– Что ты, – Кузьма подошел ближе, – неужель не видишь седин моих? Думаешь, легко мне вот так старому зайти в дом к молодой девице? Да еще осмеют! Да и Прокоп, дядька твой, наверняка нашел тебе жениха подходящего. А мне куда! Только и могу, что смотреть на тебя издали и судьбу благодар…

Катерина перебила его:

– Душа моя не только благодарностью к тебе полна. Вот и разумей теперь сам. А про Прокопа и заботу его забудь! – она отвела взгляд.

– Неужто обижать тебя посмел? – Кузьма провел рукой по нежной щеке Катерины. – Ежели есть у тебя обида на него, скажи, я его враз угомоню!

– Нет, нет, что ты! Хорош дядька, да только не отец ведь он мне и не брат кровный.

Проводил Кузьма в тот вечер Катерину и через месяц сватов прислал. И в тот же 1671 год, в день Святых Апостолов Петра и Павла – 29 июня, когда Кузьме Петровичу исполнилось ни много ни мало 40 лет, в Успенском соборе он обвенчался с Катериной Агеевой.

Свадьба удалась на славу. Веселая, пышная, с ряжеными и скоморохами дворцовыми. Рядились даже придворные. В день свадьбы Кузьмы и Катерины и придворные, и челядь были одинаковы: все в масках и веселы. Поздравил молодую чету и сам царь Алексей Михайлович, и думный дворянин его Артамон Матвеев.