Помяни черта! (СИ)

18

Не прошло и двух дней с момента заключения первых договоренностей с Галей, а граф-рыб уже не в духе, отстраненно заметил Ган, наблюдая за своим соратником. Проплывая через сильнейшие потоки, упертый придворный, раздувая жабры и напрягая плавники, пересекал свободное пространство решительно, с явным игйаг намерением поговорить. И нет сомнений в том, что тема касается младшей дочери, рыбки Тиото, и ее временного пребывания вблизи инкуба. Император глубоко вдохнул, выдохнул и только после этого решительно выплыл навстречу своему гостю.

— Тио Стук, давненько я не видел вас в такую рань.

— Доброе утро, Ваше Ве… — учтиво начал граф-рыб, и, не сдержав стали в голосе, осекся, перейдя на более миролюбивый лад — Ваше Величество, с каких пор моя дочь должна обслуживать падаль иного мира?

— О чем Вы, уважаемый Тавериль Тио Стук?

— Моя дочь сидит в палате этого-этого… мерзкого, аморального, грязного…

— Шпунько? — веселясь про себя, поинтересовался рыб.

— Инкуба! — остервенело выплюнул ранний визитер. — Развратитель малолетних и разрушитель семейных пар! И моя маленькая, моя перламутровая икриночка, выросшая в окружении любви и чести, вынуждена часами возле него сидеть?!

— Неуверен, что Галя распорядилась…

Пресекая все нормы, граф-рыб взвыл: — Галя?! Я думал, это Ваше решение!

— Решение мое. — Холодно отрезал император и граф-рыб присмирел. Шипы на его загривке перестали дыбиться, а жабры часто хлопать. Покружив немного в стороне, он решился на еще один личный вопрос к императору: — Но как вы пришли к этому решению?

— Галя поддержала ваш трюк, с появлением инкуба в непосредственной близости от императрицы, и предположила, что за ним необходим дополнительный догляд.

— То есть, моя дочь вынуждена ему еще и прислуживать?!

— То есть, служит она нашему правому делу. И не позволяет инкубу отвлекаться на прочих рыбок.

— Но где же гарантия, что он не увлечется ею? — прищурился граф-рыб горизонтальным веком.

— Даже если и так, в верности вашей дочери, мой дорогой граф, я не сомневаюсь. Не думал, что мне следует напоминать об этом вам.

— Но… — хлопая плавниками, привилегированный рыб, хотел еще что-то сказать, но не осмелился.

— Раз вы полны сомнений, так и быть я сам сегодня наведаюсь в лечебный корпус.

— Может быть, вам следует посетить их сейчас? — предположил все еще злой Тио Стук.

— Вы все-таки не верите своей дочери. — Холодная усмешка императора Океании, не подтверждала его согласие на скорое явление перед рыбкой и инкубом.

— Я не верю этой Гале.

— Почему? Она на нашей стороне.

— Да. Но что она делает?

— Проводит работы по просчету и разрушению моего брака… — ответил Ган Гаяши и направился на выход из террасы. Тио Стук поплыл следом.

— Поэтому один из ее помощников сутки напролет проводит на моей… Кхм, на территории вдали отсюда?

— Зелен Вестерион?

— Да. — Прорычал граф-рыб, активно работая плавниками и хвостом. В отличие от Гана, который может останавливать смену течений Дарави, Стук не наделен зачатками магии, а потому на сопротивление бурным потокам тратит много сил и говорит, чаще всего запыхавшись.

— Зачем он проверяет скалы и недавние разрушения в шестнадцатой провинции?

Менее чем через пять минут они миновали территорию казначейства и оказались на открытом раздолье, предназначенном для сада. Махнув в его сторону плавником, император пояснил:

— Галя и ее соратники работают над садом, опять же для отвода глаз. У них возник какой-то вопрос с планкноидами.

— Какой?

— Спросите у нее. И если хотите осмотреться, прошу вас, приступайте. Галя и демон уже проектируют новые виды садовой архитектуры и рассаживают на макете крупногабаритные экземпляры.

И, посчитав свои ответы исчерпывающими, Ган уплыл по своим делам, оставив граф-рыба наедине с его злобой и зазнобой. Удивительно, но в последнее время страстная графиня воспылала новыми чувствами к супругу, чем порядком ему надоела. Поэтому заметив приближение ее голубого хохолка, Император пожелал оказаться подальше от внеочередных семейных разборок, в который раз подумав о том, что у них с Глицинией ссор и скандалов не было. Хотя быть может именно этого ему в последние годы не доставало?

— Так… тут мы разместим купол с коралловыми скульптурами, — я решительно и спокойно поставила маленькую фигурку на макете и отошла в сторону, придирчиво прищурившись. Как утверждает Женька, детали важны, хоть и не всегда видны. Еще она говорила нередко, что на территории комплекса концепция одного строения должна находить отклик и в остальных. Иначе задумка может нелепо скатиться к пошлой эклектике и излишнему эксгибиционизму пресловутого желания выпендриться.

Ну, и выражения у нее! Не понятно, что подруга имела в виду под словом «эксгибиционизм» особенно в этом ключе, но выпендриваться я сейчас могла как угодно. Судя по масштабу малых архитектурных форм и пространству, предоставленному в управу, изгаляться, изощряться и фактически издеваться над садом могу я и еще два десятка Жень. И нет, чтоб плюнуть на собственную нерешительность и свернуть на макете горы, в прямом смысле слова, попутно наделав оврагов, бастионов и обрывов, я, не меняя ландшафта, пытаюсь заполнить его формочками. А мне, хоть волком вой, вспоминается весь тот хлам, что был собран мною за недолгую, но насыщенную жизнь: «Квартирный ремонт», «Фэн-шуй в интерьере», «Дома звезд», «Фазэнда», «Дачный участок», слова каких-то давних знакомых, бабушек, умных тетушек и архитекторов с которыми судьба меня столкнула. А еще вспоминаются статьи и яркие фото на просторы парка Космических Размышлений в Шотландии и парка Гауди в Барселоне, и запомнились лишь потому, что не понравились. То ли дело сады Бутчартов или знаменитые сады камней в Японии, восхищение свое помню, а чему восхищалась — нет.

Я установила на макете еще одну беседку и, опустив руки, расстроилась — не то. Что хочу — не знаю, а что знаю — не хочу. Да и получится ли? Вот Женька — она да… все может, ничего не боится, а там, где косяк явный и всеми подмеченный, она запросто делает умный вид и заявляет: «Так и было задумано». Попытайся с такой поспорить, она везде найдет второй смысл и выкрутится. А я?

А я если в ближайшую минуту ничего не придумаю, то…, а чего собственно откладывать? Прикинув все за и против, я позвала нашего дворецкого:

— Жакоромородот?

— Да, Великолепная? — улыбчивый слизень оказался подле меня почти мгновенно.

— Вот эти формы, образчики растений, книги и сам макет перенесите в лечебные палаты.

— Вам плохо? — забеспокоился «бронированный».

— Нет, но я хочу, чтобы стало хорошо. Переезжаю к веселой гоп компании.

Вестерион, скрипя зубами, отправился-таки в разрушенную обитель терехи, демон нехотя согласился время от времени являться к императрице для обсуждения посадок, которые будут проводиться в саду. К слову, он был послан по незначительному вопросу более часа назад, и до сих пор не вернулся. Наверняка застрял у инкуба.

Вчера Шпунько был еще слаб и, хоть лежал под бдительным взором императрицы и рыбки Тиото, выглядел не лучшим образом: бледный, с мутным взором и едва связывает слова. Я сделала пару пространных намеков о сути его миссии, но подтверждения, понял он меня или нет, так и не получила.

К сожалению, Нардо, на которого я пришла посмотреть, выглядел немного лучше прежнего — все такой же перекошенный. К моему ужасу, признаков жизни не подавал вообще никаких. Успела испугаться, что не дышит, и даже панику подняла. Оказалось, зря слезно требовала его из-под купола выпустить — он дышит, но очень медленно. Зато амур Донато удивил своей бессознательной прытью, время от времени порывался спрыгнуть с кровати и с громким: «Ату!» взмыть под потолок, укусить визитеров или же прорубить головой «окно» в соседнюю комнату. Когда его поймали в четвертой палате, где он так же старательно рубил окно, как и во всех предыдущих, неслабого пухлика, уже не стесняясь, приковали к кровати липкими жгутами до полной вменяемости. Предположительно, сегодня или завтра он должен очнуться. Очнется Донато, инкубу легче будет.

Но, как ни странно, первым очнулся красавец в сединах и, как ни удивительно, начал восхождение к сердцу Тиото юмористически. И настолько здорово, что в палате во время его пробуждения теперь часами заседают, позабыв о своих делах, императрица, ее рыбки, наш демон и примерно половина дворцовой знати:

— Шпунько анекдоты еще травит? — поинтересовалась я у слизня.

— Как травит? — не понял Жакоромородот, увеличив свои глазки на ножках вдвое. — Больной ядовит?

— Он анекдоты еще рассказывает?

— Нет. После обеденного сна перешел на истории из жизни.

— Но еще весело? — переспросила, в надежде попасть на его развлекательную программу.

— Очень! — заверил слизень, — я только что оттуда.

— Тогда быстрее перетаскивай мои вещи, пока у него настроение есть!

И не успела я и шага сделать в сторону палат, как нос к носу, точнее лицом к крупным рыбьим губам, оказалась перед зло прищурившимся Ганом.

— Здрасти…

На самом деле, от его устрашающего и без того мерзкого вида захотелось взвизгнуть: «Спасите!», но, вспомнив о своей миссии, подавила бессознательный порыв.

— Доброго дня вам, Галина. — А прозвучало так презрительно, словно глиной обозвал.

Молчу, за спиной сцепив руки в замок. Мне бы сейчас демона, или зелена, да хоть амура для поддержки, и вот чельд, ни одного поблизости нету! Ладно, и не из таких ситуаций выкручивалась, что мне Ган, после всего произошедшего, так мелочь… просто очень безобразная мелочь.

Подавив брезгливую дрожь в голосе, неловко махнула рукой в сторону макета: — Как вам?

— Погано.

Настоящий творец, быть может, и обиделся за столь лестное определение его труда, и отозвался бранью, вторящей первым гаммам произведения Вивальди «Четыре времени года». Но у меня душа не обладает столь тонкими струнами, чтобы на них удалось нормально сыграть.

— Да, поганее некуда. — И виноватый взгляд на рыба. — Жду, когда Себастьян освободится, у него эстетическое чувство меры не страдает так, как мое.

— Где он?

— Шел к императрице, но сейчас они вдвоем у Шпунько. Знаете, он такие ане…

Моргнуть не успела, пискнуть или шагнуть в сторону, как Императорское монстрюжище ухватив меня плавником, с немыслимой скоростью доставило в коридор перед лечебными палатами Глицинии. От слизня я такую прыть ожидала, но вот он Гана. Уперлась в коралловую стену спиной, прихожу в себя от перепуга.

— Где они?

— А что, не слышно? — скривилась, с трудом усмиряя дурноту. Все же не каждый день тебя без спроса хватает мерзкий океанический гад и перетаскивает в другое крыло замка со скоростью, вдвое превосходящей движение слизня.

В то время, как меня трясет и плющит от пережитого, взгляд прислушивающегося Гана становится все более недоверчивым. До него наконец-то дошло, что я имела в виду, ведь девичий хохот, переходящий в сдавленные смешки, а затем во всхлипы, слышится даже здесь.

— Она смеется… — прошептал удивленный рыб.

— А вы сомневались в успешности моего предприятия? — ухмыльнулась я, поднимаясь с пола.

— Нет… я давно не слышал, как она смеется. — Произнес он тихо, почти про себя. Ага, зацепило! Подольем маслица.

— Если все пойдет и далее по моему плану, то вскоре вы услышите и не только это.

— Что еще? — губы рыба плотно сжались, а уголки их опустились вниз, всего чуть-чуть, но мне и этого хватило, чтобы понять — не перемудри.

— Ее счастливое пение. Знаете, не будь я с садом сверх меры занята, смеялась бы с ними.

Пошевелив беззвучно губами, это Океаническое безобразище подплыло к двери и прислушалось, чтобы затем менее злобно, но все же возмутиться, что смеется так же и Тиото.

О, вот теперь он запоздало вспомнил и о несостоявшейся любовнице. Я прищурилась, продумывая, как недовольство императора можно использовать, и чуть не расплылась в широкой улыбке. Пришлось прикусить губу, чтобы стереть ее и заметить с меньшим воодушевлением:

— Рыбка прекрасно проводит время, разве это плохо? — и, не давая ему и слова вставить, со смешком добавляю. — К тому же ничего удивительного, они же одеты.

Рыб возмущенно обернулся: — Что вы хотите этим сказать?!

— Лишь то, что и на Себастьяне и на Шпунько одежда. К тому же, скажите, Ган, а какими качествами по-вашему обладает красивая рыбка?

Задумавшись, начал перечислять, как наши мужики — начиная с тела и основных его выпуклостей:

— Грудь плоская, сама стройная, не высокая, волосы шелковистые с длинными светлыми прядками, ручки тонкие, изящные, большие миндалевидные глаза…

Описание взял прям-таки с огненной демонессы, на которой женился 95 лет назад. Вот только Глициния после родов грудь приобрела знатную, так что я со своей тройкой тихо курю в сторонке. Перебив замечтавшегося рыба на описании стройных щиколоток, отстраненно заметила:

— Если красивым считается вид человекоподобный, тогда вопросов вообще не должно возникать — ребята не просто одеты, они еще и в нужной форме плавают, и, заметьте, единственные на весь мир Гарвиро.

Насупился, жабры трепещут, плавники напряжены, глаза круглые рыбьи вытаращены. Итак… решающий шаг и… И вот стою перед ним и жду, когда сам Ган соизволит догадаться, что с этим положением вещей нужно срочно что-то делать, иначе и императрица и рыбка увлекутся не теми, а он молчит.

— Ган… — позвала я, — Ган Гаяши?

— Что?

— Кхм, тут два выхода, чтоб парни не сильно отличались, раздеть их или…

— Ф-фу! — протянул рыб, не выходя из задумчивого ступора. Он против оголения, но и эту мысль выразить нормально не решился. Да уж, и тут придется вслух думать, чтобы он до идеи сам дошел.

— А что такого страшного? — переспросила совсем тихо. — Можно им выдать по набедренной повязке. Тела у моих помощников такие, что закачаешься: одно видела воочию, о другом догадываюсь…

— Нет! — резкий ответ вернул Императорское монстрюжище на землю, то есть на дно. Неужели у всех водников воображение хорошо развитое?

Ган прочистил горло: — Другие предложения есть?

— Ну…

— Что?! — в этот момент новый взрыв смеха огласил коридор, в котором мы задержались, и грозный рыб выругался на своем родном. — Раздевать мы их не будем!

— Но и так дело не оставим? — спешно уточняю я. Только бы на попятную не пошел! Только бы не пошел, или поплыл, а какая разница!

— Не оставим. — Согласился император, двинув хвостом, отчего я из-за образовавшегося потока чуть не улетела в ближайшую дверь и еле-еле успела уцепиться за выступ в стене. Вот оно! Делаю ход конем и привожу Гана к общему знаменателю — рыб Океании нужно вернуть в человекоподобный образ.

— В таком случае у меня предложение, чтобы более мои помощники от рыб выгодно не отличались. Одеть всех граждан Гарвиро…

— И вовлечь в человекоподобную форму. — Задумчиво поддакнуло Океаническое безобразище.

Делаю восторженное выражение лица, подтверждающее, что он сам до всего догадался, и закрепляем результат!

— Это возможно?

И тут дверь в одной из палат открылась и Ган с тихим: «поплыли» утянул меня за собой. Оказавшись на месте, в сотый раз подумала, уж лучше бы я сама два часа добиралась обратно на террасу к макету, который слизень не решился перетащить.

— Приплыли…

Я кулем шмякнулась на каменную плитку, подавляя новый приступ морской болезни. А Императорское садюжище закружило по кругу, раздумывая над принятием нового решения. Ган натуральный садист, и так желудок не на месте, так он еще и голову мне решил закружить!

Через поток еле сдерживаемых мысленных ругательств, слышу, как он шепчет:

— Вариант есть… Но там восстание! И я не желаю менять своего решения… Как это отразится на экономике, и в целом на Океании?

Понятно, сейчас он упрется в стенку с восстанием у чури. И, чтоб не менять прежних решений по выселению работающей колонии, поступит проще — удалит Шпунько из императорского замка и возможно из мира. А если я его не отстою, то не далек тот день, когда меня оставят без Себастьяна, Донато, Вестериона, а затем основательно обнаглеют и Нардо тоже не отдадут…

Ой, мамочки!

— Ган, прошу Вас, остановитесь!

— Что не так? — застыл встревоженно.

— Вы кружите и мне уже дурно.

Чтоб понял, притянула ладошку ко рту, и скоренько просчитываю, как подвести его к главному решению. А император замер, сердито раздувая жабры и трепеща плавниками. Ну да, ну да, у меня от него голова кругам совсем не по той причине, к которой он привык. Совладав с собой и просчитав ходы, я удобнее устроилась на плитах.

— Ваше Величество, так одеть ваш народ возможно или нет?

— Возможно.

— Простите мне мое любопытство, но как?

— Чури, ползучие чури, колония наших чистильщиков, вызовет потребность в одежде.

— Они кусаются?

— Можно и так сказать, но не переживайте, чури более дружелюбны к иномирянам.

— Рада слышать. — Потупив взор, продолжила выяснять важное для себя и прояснять нужное для него. — Если они чистильщики, то Вы можете их привлечь к работе. Я правильно поняла?

— Да.

— А скажите, Ган, для них работа найдется? Ее будет достаточно? — глубина непонимания отразилась на рыбьей морде, я передернула плечами и опять потупилась. — Вы знаете, что для выполнения нашего задания нужно время, а значит, чури должны здесь пробыть, скажем, на месяц или два.

— И? — рыб брюхом опустился на плиты, оказавшись слишком близко ко мне. Моя реакция — резкий подъем и маниакальное движение рук, иллюстрирующих слова. — Нужна какая-нибудь крупномасштабная экологическая катастрофа! Чтобы был повод их пригласить.

— Повод есть, — заметил он и осторожно добавил, — небольшой.

Это он так заболачивание территорий называет. А Ган у нас тот еще оптимист розовощекий.

— То есть, — теперь уже я, задумавшись, пошла по кругу, — получается, что вы на основе экологической проблемы приглашаете чури. Они начинают работать. Повсеместно кусаются или что они там делают… и этим вынуждают ваш народ самостоятельно просить о возвращении прошлых устоев.

Постная мина рыба императорский кровей пробрела ехидцу и прищур.

— Вы снизойдете к их просьбе… — Ган фыркнул и пошевелил гребнем.

— И дело сделано: все в человекоподобном образе и рыбки в меньшей степени поддаются чарам моих помощников.

— Но все же поддаются?

— Конечно, иначе, зачем я здесь и все мои соратники. — И сопровождаю свой ответ легким взмахом руки в сторону лечебных палат. А следом вверх возвожу указательный перст и заговорщическим тоном добавляю:

— Но главное не это, а то, что Вы решите экологическую проблему и дважды укрепите позиции умнейшего властителя Океании.

На этом Императорское монстрюжище приобрело еще более гордый и своенравный вид, от которого я чуть не повалилась со смеху. Но так и быть, погладим по чешуйкам, чтобы закрепить позитивное восприятие нашего сговора.

— Вы разработали прекрасный план, Ваше величество! Это такая авантюра! Мало кто может сделать двойной расчет одного и того же действия! В моем мире так поступают шахматисты, но уверена ваша стратегия и тактика бьют наповал точностью расчета и составлением прогноза. Вы как истинный лидер, предвосхищаете желания вашего народа и приносите ему лучшее из вероятного. Но, по сути, делаете невозможное …

Моя хвалебная речь, когда я не знала, уже что сказать, чтобы ее закончить, была прервана его хмурым замечанием:

— И все же один пункт упущен. — Гордый собой, рыб поднялся с плит и подплыл к перилам террасы. — В колонии восстание. Точнее, уже переворот.

— У чистильщиков? — удивилась наигранно и фальшиво, зато мимику подключила для пущей убедительности. Задней мыслью думаю, Господи, пусть у меня от этих ужимок морщины не появятся.

— Да. И переговоры ни к чему новому не приведут. — Отрезал твердолобый рыб и отвернулся.

Это же надо! Я ему тут целую историю завернула, а он…! Вот… вот…, гад, каких мало! Н-да, запрет на проклятья, агрессивно окрашенные пожелания и обозначения, а так же посылы значительно сократили мой словарный запас. И что делать?

Даже расстроилась как-то. А Императорское монстрюжище повело гребнем и из-под пола вылез планкноид-стул, передернув ножками, встал вплотную ко мне, приглашая присесть.

— Присаживайтесь, Галя, вам было дурно и не стоит сейчас стоять.

От удивления я села, чуть не промахнувшись, стул успел прогнуться на ножках и сместиться под падающую меня.

— Не переживайте, — продолжил рыб доброжелательным голосом с покровительственными нотками, — я все решу.

Ой, мамочки, мне постепенно становится ясно, почему Глициния влюбилась в этого… этого… рыба этого. У самой сердце екнуло от переменившегося голоса императора, что ж он, Ган, творил ранее в своем сногсшибательном человекоподобном виде? И что будет, когда он в него вернется? Не знаю, как рыбки, а сама я, глядя на того красавца в опочивальне, чуть ли не облизнулась, пока он кувырком через голову истинное лицо не показал, то есть морду. Теперь понятно, откуда раздутое самомнение и уверенность в своей неотразимости.

— О чем задумались? — неожиданно обнаружила близко подплывшего ко мне рыба.

— Ваше Величество, — вжалась в спинку стула, поняв, что в этом положении от безобразища не сбегу, вот гад! Даже заикаться начала от омерзения, — я думаю о Ваших сло-сло-вах…

— О каких? — игриво поинтересовался он, внимательно отслеживая мою реакцию.

Ах, вот ты как? Я прищурилась, ну погоди, водник!

— «Да. И переговоры ни к чему новому не приведут» — процитировала я. — Откуда такая уверенность? У вас что, переговорщикам ласты повыдергивали или сварили хребты?

— Что?! Нет, конечно, откуда такие мысли?

— Из фантастики. — Невинно призналась я.

Мне показалось или расстояние между нами действительно сократилось. Покосилась на рыба с опаской и сглотнула, пусть только попробует укусить, я из него суши быстро сделаю. Не знаю, что он разглядел в моем взгляде, но поспешил отплыть.

— А ваша уверенность в провале переговоров откуда?

— Переговоры могут занять годы. Во главе колонии теперь самка! — скривился рыб.

— Так быть может, Вы неправильно их ведете?

— Как их вести… с самкой?! — взревело Императорское монстрюжище, открыв всю «сложность» переговоров.

— Пошлите самку.

И удивительное дело, нет, чтобы самому подумать и решить, он у меня спрашивает:

— Какую? Это должна быть высокопоставленная кандидатура.

— Императрицу. — Как на духу выдала я.

— Одну?

— Со мной. — Моя самая обаятельная улыбка растянулась от уха до уха, осталось только лишь закивать, как болванчик, чтобы добиться нужного эффекта. Ну, согласится или нет? По глазам его выпуклым вижу, решается! Ну…

— Ваше Величество! — зов взбешенного Тио Стука прервал мыслительный процесс почти согласившегося Гана. Вот досада! — Вы не поверите!

— Во что?

— Она поет ему! — взревел рыб, зыркнув на меня злыми глазищами. Разве я могла пропустить такой шанс позлить чешуйчатого? Да никогда.

Глаза удивленные и руку к сердцу: — Я пою? Я не пою! Да если я спою, вы взвоете.

— Галя! — окрик получился почти как у всех хорошо со мной знакомых. — Не нужно… петь. — Ган Гаяши повернулся к граф-рыбу. — Объясните, кто и кому поет.

— Она… она….! Этому уроду! Развратителю инкубу…!

— А я и не знала, что мое предположение так быстро сбудется, вот так повезло. — Поделилась я своими мыслями, за что получила еще один уничтожающий взгляд, теперь уже от монстрюжища:

— Кто именно поет?! — глухо прорычал он. А разозлился до жути так, что мелкие искорки проявились в плавниках и хребте.

— Как кто?! — возопил, граф-рыб. — Моя кровиночка — Тиото!

— Быстро… — выдохнул спокойнее Ган и его плавники перестали светиться.

Хо-хо-хо! Так он расслабился, услышав имя рыбки! Мысленно моя улыбка приобрела акулий оскал из мультфильма «В поисках Немо». Ой, что я теперь могу прокрутить!

— А Императрица?

Задаю невинный вопрос, от которого Океаническое безобразище, отплывшее от нас, мгновенно вернулось на место.

— Слушает… — протянул Стук.

— Видимо, развесив уши. — Добавила я, подмечая, что гребень у Гана на самой вершинке светится и, чем дольше мы тянем с ответами, тем больше от него искрит.

— Не знаю, что она может развешивать, но демон не затыкается! — фыркнул граф.

— Аааа, так это Себастьян навешивает…

— Что навешивает? — вопрос Ган Гаяши прозвучал с нажимом.

— Лапшу, — мой ответ его еще больше насторожил, тяну время дальше, — на курином бульоне или рисовую. Это у нас еда такая. — Пояснила для непонятливых.

— Он ее есть собирается? — в ужасе Стук метнулся, подальше от меня, а Ган напрягся, готовый в любую минуту сорваться к обидчику жены и навалять ему за лапшу. Вот здесь стоит аккуратно спустить пар, и я с улыбкой пояснила:

— Так нет же. Врет он ей бессовестно. В моем мирке это значит: лапшу на уши вешать.

— Я убью его! — рявкнул император, заставив Стука вовсе ретироваться с террасы, теперь он с паническим ужасом смотрит на нас из-за кустов.

— За что? Мы же Вашу волю исполняем. — Мое тихое напоминание заставило безобразище дернуться, как от удара током.

Вот будь тут рогатый, он бы давно прищурился, ответив: «Галя, хватит ерничать, со мной это не пройдет», а рыб меня еще не знает. Притих, глупо покосившись в сторону настороженого граф-рыба. Пришлось идти ему навстречу, помня о собственной миссии.

— Или вы не хотите, чтобы императрица тратила время на демона и вместе со мной отправилась к чури?

— Что?! — Стук оказался рядом с неимоверной скоростью. Император выпал в осадок, раззявив пасть. А я ловлю момент и забиваю клинья в уговор.

— Его Величество Ган Гаяши император Океании Гарвиро взглянул на проблему экологии под другим углом.

— Под каким углом? — прищурился граф-рыб, передернув плавниками. Стало понятно, если Ган не очнется, мне сейчас голову снесут. Но, слава морским гадам, он очнулся. Прочистив горло, сделал заявление:

— Чури вернутся к прерванной работе.

— Но…

— Детали я поясню позже. — Он указал рыбу на выход с террасы и дал совет мне. — В следующий раз, когда захотите проверить, благосклонна ли к вам удача, удостоверьтесь, что за вашей спиной есть защита.

Я поклипала глазками и наивно улыбнулась: — А Вы зачем?

Он вдруг напрягся и с прищуром ответил: — Я нуждаюсь в ваших услугах, но защищать не намерен.

— В курсе, Вы это прекрасно продемонстрировали в прошлом.

Блеск и сияние вокруг него мгновенно прекратилось, и налет благородной порядочности слетел, как не бывало. Я нагло просияла улыбочкой, еще раз напомнив себе с кем, собственно, общаюсь — с редкой наглой подводной сволочью! И его первородный вид — это личина истинного внутреннего состояния рыба. Спасибо, что напомнил, кто есть кто.

— Что? — вопрос Гана был предсказуем, потому что я только что чуть не ляпнула вслух: Вот ты и нарвался чешуйчатый, начинай копать могилу.

— Когда я и императрица Глициния сможем выплыть с дипломатической миссией.

— Она не поплывет.

— Но Вы же только что сказали, что нужна высокопоставленная кандидатура слабого пола. А кто может быть выше императрицы?

— Галя, вы не поняли… — ой, что-то он слишком страшным стал, и не нравится мне, как он подплывает все ближе и ближе. — Я не намерен защищать вас, но ее обязан…

— Другими словами, чтобы не дай Бог спасти меня, Вы оставите ее дома.

— Именно!

Понятно, пора искать где-то сковороду под его жирную императорскую тушку! Я расплылась в идиотской улыбке и по-простецки отмахнулась: — Да ладно, так и признайтесь, что хочется Глицинию…

— Что?! — взревел рыб, не желающий быть раскрытым, и еще больше подтвердил мою догадку.

— Оставить с Себастьяном. — Невинно закончила я. Океаническое безобразище нахмурилось. — Хотя, на этот счет очень даже могу ошибаться, например, Вы опасаетесь за императрицу из-за брачного договора. Кто знает, что там прописано…

Промолчал, сердито раздувая жабры. Нет, так мы точно ни до чего не договоримся и никуда не поплывем! Пообещав себе, что отомщу чуть позже, придала голосу миротворческую тональность:

— Ваше Величество, если Вы не согласны отправить супругу, — последнее слово я выделила, — может быть, Вы согласитесь ее подменить? Кем-то или чем-то, способным достоверно сыграть императрицу…

— В моем мире таких нет.

— А как же желтенький, дырявенький, ластоногий шарик Цимис?

И прищур Императорского монстрюжища стал ледяным, будто бы я его бабушку предложила съесть на завтрак: — Это ручной питомец моего сына!

— Какого именно?

— Младшего, Эдваро. Он еще не обзавелся семьей, поэтому приручил Цимиса.

Меня основательно передернуло от картины, представшей перед глазами: — У вас что, домашний питомец способен заменить недостающую супругу?

— Что? Нет! О чем вы думаете?! — стул подо мной исчез, и соприкосновение с каменными плитами произошло мгновенно. И зачем так реагировать, у меня просто очень живое воображение и хорошая речевая реакция.

— О главном. Времени свободного много, вот и убивает его на питомца.

— Что он делает?! — гребень Океанического безобразища опасно засветился.

— Стоп! Мы отвлеклись от темы и не о том толкуем, — уверенно поднялась и уперла руки в боки. Пусть только попробует напасть, на суши шинковать его не буду, но прокляну до десятого колена. — Без разрешения вашего сына я зверя взять не могу, так?

— Так. — Нехотя ответил противный Ган.

— А если я договорюсь, Вы позволите его использовать? То есть взять с собой к чури, — пояснила в срочном порядке, а то вдруг неправильно поймет.

— Да.

— Шикарненько! — потирая ручки, я громко свистнула нашему дворецкому. Слизень появился рядом через мгновение. — Не будем откладывать в дальний ящик. Жокоромородот, отвезите меня к Эдваро.

— Он на скачках, — сделал странный намек слизень.

— Плевать, — заняв место на его панцире, прямо заявила, — я скачки тоже люблююююююююююююююююююююююю!