Писатель: Назад в СССР 2

Глава 4

— А кто ты такой? — уже пожестче произнес я.

— Моя фамилия Губарев.

— И что тебе от меня нужно?

— Мне нужно поговорить с вами.

— Я занят.

— Это не займет много времени. Я смогу подъехать к вам через полчаса.

— Хрен с тобой… Подъезжай. Только в квартиру я тебя не пущу.

— Мы поговорим в моей машине… Ну или — на улице.

— Лады!

Я бросил трубку и почесал в затылке. Позвонить Олегу? Он, наверное, уже дома, а там у него нет телефона… Да и что я ему скажу? Что главарь банды катал хочет со мною перетереть о чем-то? Так надо сначала узнать, что эта сволочь хочет, и уж потом извещать инспектора уголовного розыска. Если начнет угрожать или шантажировать, то это даже интересно. Значит, я для них реально опасен. Хотя с точки зрения советского закона, если я правильно понимаю, карточное шулерство само по себе — не слишком серьезное преступление.

Ну да, азартные игры запрещены, но ведь преступлением является всё-таки не игра на деньги, а мошенничество. А поди докажи, что твой партнер — шулер. Другой вопрос, что за всеми этими работниками Горторга и прочими администраторами филармонии могут числиться разные другие делишки, по линии ОБХСС, например… Ну и ещё вариант, если Босой и два его подельника расколются, что Прыщ (или кто другой) посылал его на разные там задания. Вот тогда уже речь может пойти об организованной преступной группировке.

Мне и в самом деле стало интересно. Не с точки зрения банальной детективной линии. Что детектив? Книжонка для одноразового прочтения. Народу, конечно, нравится. Как и псевдоисторические приключенческие романы, вроде того, что я задумал о мушкетерах Ивана Грозного. Однако мне мало, чтобы меня знали, как автора книжек-однодневок. Мне нужна прочная литературная слава. Подобно той, что имеется у Льва Толстого или, на худой конец, у нынешнего Юрия Трифонова.

А что для этого нужно? Для этого нужно написать роман о современности и современниках. Как это сделал тот же Толстой в «Анне Карениной» или Трифонов в своем «Обмене». Мое преимущество заключается в том, что я знаю, куда приведут процессы, происходящие сейчас в стране, а значит — моя книга должна быть понятна и интересна тем поколениям, что живут сейчас, и казаться пророчеством тем, кто будет жить позже. Нет, про тех же мушкетеров тоже можно написать. Между делом. Для заработка. Не прекращая работы на своим главным романом, как это говорят, магнум опус.

Тем самым, который в первой жизни я писал уже в новой России. Да вот только опоздал. В эпоху, когда книги перестали быть основным средством развлечения, а писатели уже не почитались публикой, подобно пророкам или философам, мои размышления о времени и о себе стали попросту никому не нужны. Нет, такую книгу нужно писать здесь и сейчас. И не слишком заморачиваться насчет сюжета. Мои собственные приключения — вполне достаточная основа для фабулы. Ну разве что немного приукрасить действительность. Не соврешь — не развлечешь.

— Ты куда? — спросила Настя, застав меня в прихожей уже одетым и обутым.

— Так, на минутку… — буркнул я, открывая дверь.

Она, как была в халате и мокром полотенце на голове, так и двинулась за мною. Я вышел на лестничную площадку, вызвал лифт.

— Будь осторожен! — напутствовала меня Трегубова, высовываясь из-за дверной створки.

Что-то она явно заподозрила — или почувствовала.

— Не беспокойся! — отмахнулся я.

Выйдя из подъезда, я сразу увидел светлую новехонькую «Волгу. ГАЗ-24», а рядом худого рослого мужика. Я его сразу узнал. Это он тогда прижимал Настю к грязной стене и лапал ее своими вонючими грабками. Кулаки у меня зачесались от невероятного желания смазать ему по рылу разок-другой, но я сдержался. Придет еще время. Сейчас я должен вести себя как разведчик на вражеской территории. Правда, улыбаться не обязан. Губарев протянул мне руку, но я ее не принял.

— Ну? — спросил я.

— Артемий Трифонович, — заговорил он. — Я понимаю, между нами с самого начала возникли некоторые недоразумения, и у вас есть причины недолюбливать меня и моих… гм… коллег, но мы с вами ведь могли бы эти недоразумения разрешить.

Манера говорить у него была какая-то удивительно гладкая — или скользкая. Не ухватишь.

— Это ж каким образом? — поинтересовался я.

— Если вы нуждаетесь в деньгах…

— А если — не нуждаюсь?

Тот поднял брови.

— В первый раз встречаю такого человека, — усмехнулся Губарев. — Ну если не деньгами, то какими-нибудь услугами… Достать что-нибудь дефицитное… Вы же творческий человек, писатель… Книги? Любого автора? Подчеркиваю, совершенно любого.

Я склонил голову набок, будто бы задумавшись. И прознёс:

— В партнеры возьмете?

— В партнеры? — удивился тот. — Вы же знаете, мы не на щелбаны играем. Есть что поставить?

— Найдется. Ведь вы же поняли, что трудностей этого рода я не испытываю.

— Ну я слыхал, что писатели — народ богатый…

Слыхал он! Сивашова обчистили на тридцатник… А тот — в петлю… Еще не факт, что сам. Судмедэксперт, конечно, никаких подозрительных следов не нашел, но ведь могли чисто сработать. А хоть бы и сам! За тридцать кусков за письменным столом ох как горбатиться нужно. А эти, твари, краплеными картишками вытянули. Ну, меня-то в петлю вы не засунете. Скорее, это я сам вас туда засуну.

— Ну что скажете?

— Приходите в следующую среду, в мастерскую Трегубова. К восемнадцати часам.

— Договорились! — буркнул я, повернулся к нему спиной и потопал к подъезду.

Я вернулся в квартиру. Анастасия Павловна встретила меня объятиями. И даже всплакнула. Ну, так на то она и актриса. Впрочем, я был доволен собой. Теперь можно было не париться насчет легенды. Буду самим собой. Надо только сказать Литвинову, чтобы нашел человечка, который бы меня поднатаскал в игре в преферанс хотя бы до какого-то прличного уровня. Ну, этим можно заняться завтра. А пока, чтобы не упустить идею насчет романа, надо ее обмозговать хотя бы общих чертах. И я вернулся к письменному столу.

На следующий день, приехав на работу, я позвонил Олегу и после обмена приветствиями сказал ему:

— Вчера ко мне приезжал Губарев.

— Даже так?

— Да. Спрашивал, что может для меня сделать, дабы заслужить мою благосклонность.

— И что ты попросил у этой золотой рыбки?

— Напросился на игру.

— И когда сеанс?

— В среду, в восемнадцать часов.

— Место?

— Мастерская Трегубова.

— Что ж, это даже лучше, чем мы рассчитывали…

Он что-то пробормотал в сторону.

— Мне нужен человек, который меня хотя бы азам научит, — напомнил я.

— Есть такой человек.

— Когда он может со мною позаниматься?

— В любой момент.

— И сегодня? — обрадовался я.

— И сегодня.

— Такой специалист, и в полном вашем распоряжении. Отлично! Куда нужно подъехать?

Я и в самом деле был воодушевлен, да и времени, чтобы тянуть кота за хвост, особенно-то и не имелось.

— В сто тринадцатое отделение милиции, — ответил Литвинцев.

— Так, — я сделал паузу. — Он что, милиционер?

— Скорее — наоборот.

— Вот оно что! Ладно. Тогда — во сколько?

— К часам пяти подваливай.

— Отлично!

Позанимаюсь пару часиков с этим «учителем», а потом можно будет успеть еще домой — в смысле, к Трегубовой заскочить. А ночью у нас с Зиной самолет до Риги. О чем я и решил ей напомнить, заскочив в приемную. И тут меня ждал сюрприз. Секретарша главреда сидела заплаканная.

— Что стряслось?

— Прости, Тёма, я не могу с тобой поехать в Ригу.

— Почему?

— Я поеду… в писательский дом отдыха… — опустив глаза, пробормотала она.

— С кем?

Она мотнула головой в сторону кабинета Мизина.

— Понятно… — кивнул я. — Ну не расстраивайся… В следующий раз слетаем. Когда потеплее будет.

— Правда?

— Ну конечно!

— Станислав Мелентьич, кстати, опять просил тебя зайти.

— Ладно!.. Ты только не куксись.

Ах ведь старый козел, увел у меня девушку… Пользуется служебным положением. Хрен с ними! Другую найдем… Настю приглашу или Лиду. На худой конец — кузину! Пусть порадуется… Я рванул дверь кабинета главного редактора.

— А-а, Артемий! — сказал тот. — Заходи. Садись. Дело у меня к тебе…

— Что, еще одну рукопись переработать? — с лёгким сарказмом предположил я.

— Нет, касательно все той же…

— Товарищ Бердымухамедов опомнился и просит вернуть аванс?

— Окстись! — отмахнулся Станислав Мелентьевич. — Ты при нем такое не ляпни. Обида на всю жизнь.

— Так мне его предстоит увидеть?

— Вот именно! — кивнул Мизин. — Он хочет, чтобы ты его канал своими глазами увидел. Так сказать, проникся духом комсомольско-молодежной стройки. Для достоверности. Командировку оформим, как положено, но все расходы Фатыхович берет на себя.

— Ну что ж, съезжу с удовольствием, но смогу не раньше четверга.

— Ну и отлично. Скажу Зиночке, пусть обеспечит авиабилетами до Душанбе и обратно.

Я вернулся в отдел. В прошлой жизни мне довелось съездить в Среднюю Азию, вот только хлебнул я в той поездке горя. И вспоминать-то не хочется. Надеюсь, на этот раз все будет иначе. Ведь у меня теперь там есть покровитель, а тогда меня шпынял любой начальник. В редакции я сел за пишущую машинку и затарахтел по клавишам. Мысленно я был уже там, в Каракумах, плыл верхом на верблюде по барханам, проклиная адское солнце, которое словно гвоздями прибили к блекло-синему, словно выцветшему небосводу.

Последний на неделе рабочий день — короткий, так что в шестнадцать часов я уже освободился. Пора было ехать на «урок». Любопытно было взглянуть на этого «учителя» в отделении, который милиционер наоборот. Времени у меня было полно,и я спросил у завотделом, не знает ли он, где находится сто тринадцатое отделение милиции. Красильников достал из ящика своего рабочего стола толстый том адресной книги столицы и назвал мне адрес. При этом посмотрел на меня с удивлением — но я его любопытство подкармливать не стал.

Оказалось, что ментовка совсем недалеко от нашего издательского небоскреба. Видать, Олежек специально именно туда пригласил загадочного «учителя», или, скорее — привез для меня. Я уже догадывался, почему местом для проведения урока было избрано именно отделение милиции.

Я отправился туда пешком — и без пяти минут семнадцать был уже на месте. Объяснил дежурному, кто я такой и зачем прибыл. Старлей был уже в курсе, но документики он, как и положено, проверил. И только потом взял трубку телефона и сказал:

— Товарищ инспектор уголовного розыска, здесь Краснов!.. Ясно, — Он положил трубку и крикнул: — Рыкалов, проводи в семнадцатую!

Рыжий, точно как я, парень с погонами старшины проводил меня в комнату номер 17. Открыл дверь, сказал:

— Товарищ инспектор, разрешите?

— Давай сюда арестованного, — хохотнул Литвинов.

Рыкалов посторонился и впустил меня в комнату. Я вошел. Олег поднялся мне навстречу, протянул руку. Я пожал ее и тут же увидел «учителя». Это был мужичонка лет тридцати пяти — сорока. Бритый. Руки в наколках. Так что его профессия и нынешний социальный статус сомнений не вызывали. «Учитель» посматривал на меня с веселым любопытством.

— Вот. Знакомьтесь! — сказал Литвинов. — Это Заяц — катала высшей категории. А это актер кино, товарищ Краснов. Он по роли должен играть в преферанс, но не умеет. Надо научить хотя бы азам.

— Чёй-то я в кино его не видал, начальник, — осклабился Заяц. — Фуфло гонишь!

— Я начинающий, — буркнул я. — Первая роль в кино.

— А, ну так бы и сказал… — развел руками уголовник. — Давай картинки, начальник, не на пальцах же его натаскивать…

Инспектор уголовного розыска хмыкнул и кинул на стол новенькую колоду.

— Ой красотулечки мои! — обрадовался катала, ловко перетасовывая карты. — На нары позволишь стиры взять?..

— Как себя вести будешь, — строго сказал Олег. — И давай без блатных словечек…

— Лады, начальник, замазали!.. Слушай сюды, фраер… — Он осекся, покосился на инспектора и заговорил уже обычным языком, лишь время от времени срываясь на блатняк. — В преферанс катают с тридцати двух стир, раскиданных на четыре масти… Старшие масти по понту: пики, трефы, бубны, червы. Старшие карты в масти по понту: семерка, восьмерка, девятка, десятка, валет, дама, король, туз. Одна из мастей может быть назначена козырем, тогда любая козырная карта, само собой, старше любой некозырной. В козырной масти авторитет карт сохраняется… — Его руки так и мелькали, раскладывая карты. — Правила взяток и очередность хода в префе такая… Первая картинка, положенная на стол, называется ходом. На ход каждый игрок обязан выложить одну карту. Карты выкладываются так… На ход игрок обязан класть стиру масти хода……

И продолжал, тараторя довольно быстро, рассказывать общие правила, а потом, будто и вправду учитель, велел мне повторить. Хорошо хоть слуховая память у меня неплохая. Я выдал, как на уроке, закончив последним из того, что он сказал:

— … Игрок, имеющий право первого хода и первой заявки в торговле, называется «первая рука». Следующий за ним игрок — «вторая рука» и последний катала — «третья рука».

Только тогда он начал мне излагать, какие виды игр существуют в преферансе:

— Играют на взятки. Игрок обязуется взять не меньше. Остальные должны помешать ему это смастырить, то бишь — взять как можно больше взяток, если выгорит… Заявив мизер, игрок обязуется не брать ни одной взятки. Другие игроки, наоборот, стараются подначить его взять взятки… В распасовках каждый игрок старается взять как можно меньше взяток… Короче, вся маза в том, чтобы, оценив свои стиры, заказать и сыграть наиболее выгодный контракт… Усек, Васек?

Литвинов тихо хмыкнул, но одергивать наставника не стал. После теории перешли к практике. Ну он меня и погонял, покуда я начал хоть что-то соображать! Хорошо, что я не собираюсь играть всерьез, продулся бы до нитки, похлеще Сивашова. Тем не менее, я взмок, хуже чем в литейке. Наконец, когда Заяц махнул на меня рукой, дескать, для кина сойдет, Литвинов вызвал конвойного, велев тому увести каталу. Колоду позволил ему забрать — оценил, выходит, труд учителя на «отлично».

— Ну что? — спросил он у меня.

— Всегда терпеть не мог карты и картежников, — пробурчал я.

— Да, я уже вижу, просадишь ты казенные, — хмыкнул Олег.

— Надеюсь, вы их потом изымете?

— А как же, тут без вариантов!

— Кстати, хочу спросить… Ну возьмете вы их во время игры, а что предъявите?

— Это служебная тайна, — откликнулся он. — Нам главное — получить повод для их задержания, а дальше раскрутим…

— Ясно. Я могу идти, товарищ начальник?

— Погоди! — сказал он. — Вместе пойдем. Подброшу тебя, куда скажешь. У меня служебная.

— Подбрось, подбрось. Мне собраться еще надо.

— Уезжаешь куда?

— Органам ведь всё известно, — подначил его я, но без злобы. — Да ладно. Улетаю. В Ригу, на выходные!

— Шикарно живешь!.. С кем летишь-то?

Я пожал плечами.

— Да был один вариант, да сорвался… Сейчас вот как раздумываю, кого пригласить?

— Узнаю гусара! — откликнулся мой армейский друган. — А мы вот, с Ангелиной, заявление в ЗАГС подали… Через пару недель — свадьба!

— Ух ты, поздравляю! Пригласишь пошуметь-то на свадьбе?

— А то!

Литвинов заполнил какие-то бумаги, и мы покинули отделение. Сели в милицейский «Жигуль». Олег — за руль.

— Куда везти-то?

— Давай… — я задумался и назвал свой домашний адрес.

Выйдя у своего подъезда, я поднялся на четвертый этаж, открыл дверь. Вошел. Привычная тишина и уют охватили меня. Вернее — тишина как раз не была полной, и именно потому веяло спокойствием. Бормотал телевизор. Закипал на кухне чайник. Шумела вода в ванной. Жизнь шла своим чередом. У меня даже на душе стало теплее. Я разулся. Снял пальто и сразу же направился к комнате Наденьки, хотя не был уверен, что она дома. Постучал, в тайной надежде, что ее все-таки нет. Однако она откликнулась, разрешив войти.

— Добрый вечер! — сказал я, появляясь на пороге.

— Здравствуй, — буркнула она, даже не глядя в мою сторону.

— Ты завтра-послезавтра работаешь?

— Нет, у меня выходные…

— Ну и отлично!.. Хочешь увидеть Ригу и Балтийское море?

— Это что, шутки такие?

— Нет, я серьезно… Через четыре часа самолет.

Все время разговора Надежда сидела, скрючившись и засунув ладошки между колен, обтянутых домашним ситцевым халатиком, а теперь — распрямилась, как розовый стебель и медленно расцвела.

— Нет — правда⁈

— Правда. Собирайся!

И с этими словами я вышел в коридор. За дверью послышался радостный визг. Кузина дала волю чувствам. я схватился за голову. Зачем я это сделал? Да затем, что, как учил нас Александр Грин, чудеса надо делать своими руками… Ну а я ведь тоже писатель — я этих чудес тоже не чужд.

Кстати, о чудесах. Свой лучший костюм я оставил в квартире у Анастасии Трегубовой, что надеть-то? Да ладно, что я, в Риге себе не куплю? Посвистывая, я открыл шкаф.