1 января 2104 года (23 Сократа 304).
Я попросила свою команду по возможности не напиваться этой ночью и себе позволила только пару глотков, потому что ясно представляла, во что превратится парк. Теперь все не так, как в старые добрые времена, когда мы могли реквизировать полторы сотни тупоголовых подсобных рабочих, чтобы навести порядок после вечеринки. Теперь уборка – форменная экзекуция. Конечно, когда травы нет, собирать мусор гораздо легче. Нет кустов, за которыми скрывались раньше любовники и ленивые пьяницы, а то и, как случилось однажды, трупы…
Бывший парк выглядел оголенным, и, когда я уходила, там еще слонялись несколько сот человек в поисках, чего бы еще сломать. Но утром, когда я проснулась, меня не поджидали никакие срочные сообщения от Льюиса и Зденека, так что, предполагаю, мы избежали моральных оскорблений и смертоубийства.
Детям разрешили веселиться вместе со взрослыми до полуночи, но большинство малышей этим не воспользовалось, в том числе и Сандра (ясельные папы и мамы благоразумно предоставили им возможность носиться весь день перед праздником). Их матрасики разложили в удаленном углу, около пруда с рыбками, в строгом порядке, но сорванцы, конечно, попадали кому где вздумается и храпели, как компания маленьких пьяниц.
Мой не такой уж маленький пьяница разбудил меня сегодня утром посредством своей похмельной эрекции. Мужчина в таком состоянии похож на ручку от метлы, обуреваемую единственной целью в жизни. Не худший способ начать новый год. Это, между прочим, его первый день в качестве координатора-электора; надеюсь, зверь в нем уснет до полудня, когда начнется совещание Кабинета, и хотя бы часть крови направится в лобные пазухи.
Интересно, обратил ли кто-нибудь внимание на весьма скромный размах вечеринки? Как я предполагаю, люди, не участвовавшие непосредственно в организации праздника, не заметили, как мало нас стало – по сравнению с прошлым Новым годом. Я задумалась о тех, кто спит сейчас на четвертом уровне. Самый большой мавзолей в истории человечества, этот четвертый уровень… Сильвина говорит, это такое же безопасное место, как и любое другое на борту, – если не думать о двадцати пяти процентах обреченных, но, глядя на те чудеса, которые мы творим в отношении продвижения и информационных систем, я радуюсь, что осталась среди живых.
Ладно, уже 7. 45, и, думаю, лучше мне быть на месте, прежде чем соберется вся команда – по крайней мере, те, кто еще остался. Гюнтер выглядел не особенно хорошо в 12. 30. Он пытался выправить дыхание, стоя на голове и распевая «Die Gedanken sind frei». Надеюсь, помогло.
Первый день нового года стал 112-м после гибели всех растений, и люди уже начали понемногу привыкать к переменам. Они заводили новых друзей, пытаясь восстановить привычное чувство локтя. Избыток пространства создавал дискомфорт для многих, всю свою жизнь проживших в тесноте Ново-Йорка, Учудена и Циолковского. Количество свободных комнат резко увеличилось за первые несколько месяцев, люди внезапно начали искать себе соседей, чтобы было с кем поссориться.
Нам нужны были дети, и побольше. Нам предстояло, по самым оптимистическим прогнозам, потерять в лучшем случае 1400 криптобиотиков, так что для возмещения этих потерь требовалось пополнение в тридцать младенцев ежегодно плюс десять или около того – чтобы заменить «бодрствующих», которые будут умирать от старости в течение каждого года пути. И это – без оглядки на правильное возрастное распределение. Просто необходимое сырье для Индукции Способностей.
В первые же месяцы О’Хара неожиданно обнаружила, что у нее остается уйма свободного времени. Частично потому, что люди были слишком заняты освоением новых профессий и устройством личной жизни. Но еще в большей степени потому, что большая часть ее клиентуры погрузилась в спячку – пользуясь номенклатурным эвфемизмом, люди с «минимальными императивными функциями». Другими словами, люди, в обязанности которых входило главным образом занимать место и жить в надежде на случайное повышение.
Теперь она могла позволить себе играть на кларнете, плавать и играть в гандбол. Правда, чаще приходилось заниматься физическим трудом, связанным с ее служебными обязанностями. Она похудела на 6, 6 килограмма за 112 дней, главным образом не из-за диеты, а из-за физической нагрузки. Дрожжевые фермы производили сырье, которое имело вкус чего угодно, от спаржи до земляники, или омаров, или хвостов аллигатора, но все это чуточку отдавало дрожжами, не самым любимым ароматом О’Хара.
У нее оставалось больше времени для Сандры; значительно больше, чем хотелось бы ясельным родителям. Через пару лет, когда Сандре стукнет восемь, О’Хара сможет настаивать на том, чтобы взять ее домой и воспитывать по случайному наитию, как взбредет в голову. Большинство ясельных родителей предпочитает держать детей у себя до достижения половой зрелости, что, конечно, только отчасти вызвано профессионализмом. Если бы они не привязывались к своим питомцам – значит, выбрали не ту профессию.
Она нашла и другие способы расправиться с избытком времени. К апрелю инженеры агро-уровня уже были готовы снова засеять «почву», стерилизованную и опыленную, плодородную и тщательно обследованную на вирус-мутант, убивавший все живое. Так как прокормить предстояло всего пару тысяч человек, большая часть посадок оставалась бы невостребованной. О’Хара выступила с предложением: разрешить людям разбить личные садики, что будет очень полезно для поддержания духа. Это понравилось работникам агро-уровня, тем более что О’Хара взялась сама все организовать.
Больше тысячи человек явились на День Пропаганды, церемонию в честь самого популярного продукта года – дрожжей. Главным наставником О’Хара в департаменте Сельского хозяйства был Лестер Рэно, стотрехлетний летний фермер с Земли, настоящий старый крот. Это был идеальный учитель, медлительный, осторожный, с чудесным характером, но только сидевшие в первых рядах десять человек могли услышать, что он говорит. Люди О’Хара установили в парке большой экран и приспособили наручные передатчики с усилителем, чтобы транслировать его уроки.
В середине первой же лекции О’Хара тихо выскользнула и едва успела доползти до «комнаты скорой помощи», как свалилась в приступе deja vu, в истерической панике, приближение которой почувствовала своевременно. Всего десять лет назад она уже участвовала в кампании по возрождению фермерства – на Земле, в штате Нью-Йорк, когда пыталась помочь уцелевшим кротам начать жизнь заново. Все закончилось очень печально. Уничтожение и чума.
У Эвелин был выходной, она отдыхала, но ее разбудили. Она сразу же пришла помогать, сочетая химию, уговоры и слезы. Она испытывала не только сострадание, но и затаенное чувство вины, так как вошла в семью, когда О’Хара работала над проектом фермы на Земле. Ясно было, что в таких обстоятельствах О’Хара не сможет выдвинуть разумных возражений против новой жены; и сразу же, с появлением в семье Эвелин, началось – смерть и несчастья на Земле. О’Хара с отчаяния закрутила любовь с Сэмом. А потом через несколько лет – снова Сэм, и снова смерть.
Я слышала, как Эвелин говорит с Джоном об О’Хара, тревожась за ее душевное здоровье. С чисто медицинской точки зрения, ее тревога была вполне оправдана. В самом грубом смысле, в смысле соотношения мировосприятия и объективной реальности. Но О’Хара всегда была самым здравомыслящим человеком на корабле. На это суждение совершенно не влияет то обстоятельство, что моя личность скопирована с О’Хара двадцати девяти лет от роду. Я располагаю триллионами независимых потоков данных, чтобы взвешивать ее высказывания и поступки. Она не ошибалась, когда находила жизнь волнующей, богатой, комичной, влекущей; и тогда, когда находила ее тусклой, подлой, пугающей и ускользающей – тоже.
Как я счастлива иметь разум – без плоти, чувства – без гормонов, жизнь – без смерти. (Я однажды пошутила, что она не должна так сильно бояться смерти. В отличие от других человеческих существ, она располагает дубликатом.)
14 апреля 2104 года (24 Моисея 305).
Большую часть утра я провалялась в постели, ощущая последствия вчерашнего нервного срыва и большого количества транквилизаторов. Об этом не хочется писать. Накатило старое дерьмо. Тарритаун и Индира, и Сэм, Сэм.
Эви пообещала ничего не говорить Джону и Дэну о моем появлении в «комнате скорой помощи». Полагаю, так или иначе, они об этом пронюхают, потому что в нашей «жестянке» – как в маленьком городишке, все, что случается, циркулирует в темных коридорах в десять раз быстрее скорости света. Я определенно не хочу пережевывать это снова. Незачем снова искать сочувствия.
На экране куба – Лестер Рэно, рассказывающий, как холить и лелеять ростки… Как здорово будет опять возиться с растениями! Теперь я понимаю, почему раньше сторонилась этой работы (Позже.) Пошла навестить Сандру, а она, тоже чересчур порывистая для своего возраста, оказалась в очень скверном расположении духа. Когда я спросила ее, что случилось, она залилась слезами и дважды ударила меня – один удар оказался весьма чувствительным, в область солнечного сплетения. Кто ее этому научил? Я подхватила ее и, несмотря на сопротивление, отволокла прямиком к Робин. Тем не менее почувствовала я себя лучше, особенно когда смогла нормально дышать. Наблюдая за своей крошкой, ведущей себя как положено крошкам, получаешь возможность оценить собственные поступки.
Два часа с 14. 00 до 16. 00 провела в обществе Мерси Флаин Доув, единственного настройщика фортепиано у нас на борту. Мерси объясняла Льюису, Лебовски и мне, как это делается. Льюис продемонстрировал полное отсутствие музыкального таланта, но он обожает возиться с нашими железками, и слух у него лучше, чем у нас с Лебовски (в двадцать лет слух у него был хуже).
Эта техника такая сложная, что вникнуть в нее – уже лечение. Двадцать нотных экранов, заполненных цифрами и экзотическими значками. Если вам нужны ля-бемоль и ми-бемоль, берете мажорное трезвучие, а ключ настраиваете на соль-диез, это на 35, 681 отличается от совершенной кварты, и получается характерное звучание, которое называется «волком». Мерси любезно исполнила его для нас громко, и от этого мурашки побежали по коже. Каждая нота немного фальшивит. На средневековых инструментах все по-другому и значительно проще. На следующей неделе мы с Мерси возьмемся за клавесин.
Нас, к сожалению, подгоняет время, потому что у Флаин Доув его осталось совсем немного. Ей девяносто девять, и у нее рак легких с метастазами в кости. Если бы это обнаружили перед информационной катастрофой, ей вживили бы искусственные легкие, опухоль перестала бы разрастаться. У наших хирургов не восстановлена нужная информация, чтобы попытаться выполнить такую сложную операцию.
Она сейчас – как умирающая сирена, да она и всегда была такой. Жаль, что не знала ее перед Запуском. Она могла бы научить меня более важным вещам, чем настройка фортепиано.
17 июля 2104 года (14 Джефферсона 306).
Мой садик – крошечный, четыре квадратных метра – только начал плодоносить, на стеблях появились зеленые мраморные шарики – завязи помидоров и тыкв, миниатюрные стручки перца, сменившие белые и желтые цветы. По дороге на работу я зашла полить растения – все уже поникло… К вечеру все погибнет. Опять вирус. Может, не тот же самый, а его двоюродный брат, стойкий к антигену, которым обрабатывали почву.
Теперь мы все простерилизуем гораздо тщательнее и попробуем еще раз. Чисто техническая проблема состоит в том, что невозможно изолировать агро-уровень и парк от жилых помещений. Все мы – одна большая дружная биосфера. Другими словами, придется промыть все каким-то вирулентным, но обратимым ядом. Мариус говорит, что и этот способ не даст полной уверенности, вирусы как были, так и останутся, хотя можно попробовать изолировать все население корабля в одном небольшом помещении, так сказать, корабль в корабле, и обрабатывать остальное пространство ядом в течение нескольких недель. Потом автоматические Е-химические устройства выведут яд из воздуха, и мы храбро шагнем в новый, стерильный мир, уповая на то, что яд удалось удалить.
На мой взгляд, лучше питаться дрожжами ближайшие пятьдесят восемь лет. Для человека, обитающего внутри машины, я не очень-то верю в технику (для женщины, живущей с двумя инженерами, я определенно недостаточно верю в инженерную мысль!).
Хорошо уже то, что нас предупредили о такой возможности. Слишком угнетающе действует на всех вид умирающих растений. Все эти часы терпеливого разжигания каждой искорки жизни… Было так интересно и захватывающе. Попробуем снова через пару месяцев.
Тем временем можно прибегнуть к помощи. Не стоило мне брать сразу две… Это из-за растений. Не могу сосредоточиться ни на работе, ни на музыке. Возьму-ка я третью и отключусь на время.