Кровь альфы

Глава 7

Селена

На следующий день я бегаю в облике волка, принюхиваясь к старой кроличьей тропе, как вдруг что-то привлекло мое внимание. Клочок бумаги, развевающийся на ветру. Я ловлю бумагу лапой. Мое тело напрягается. Копия старой фотографии. Хоть и выцветшая, но линии изображений четкие. Я съеживаюсь, мой волк скулит. Не могу удержаться и подхожу ближе к бумаге, хотя знаю, что на ней изображено. Я видела это тысячу раз. Ксавье повесил ее на стену спортзала, где меня учили драться. Я сражалась с противниками в масках, пока мои мышцы не начинали ныть, и когда я падала — а я всегда падала — смотрела на фотографию, стискивая зубы. Ночь за ночью терпела побои, глядя на фотографию резни. Я ковыляла в душ, смывала кровь с кожи и падала в постель, подавляя стон. Я лежала там, вся в синяках, а фотография запечатлелась в моей памяти.

Тела лежат в комнате, распростертые там, где они упали. Я помню комнату в старом особняке, переделанном в центр общины. Здание для встреч стаи, со старым бильярдным столом и выцветшим плакатом Анселя Адамса на стене. Вот один волк обнимает свою пару, словно защищая ее даже после смерти. Вот еще один повернут лицом к камере, глаза затуманенные, горло разорвано.

Вот что Люциус сделал с моей стаей. Я не знаю, почему он приговорил их к смерти. Ксавье сказал, что укушены были лишь немногие. Самых молодых, тех, кто больше всех сопротивлялся, Люциус забрал из дома и держал в своем личном логове, пил из них, пока те не умерли. У Ксавьера нет фотографий, только доклады свидетелей.

Ветерок теребит бумагу, и я ставлю лапу посередине. Ксавье оставил это здесь для меня. Он и его люди сейчас наблюдают за мной. Он знает, что я слаба. Знает, что мне нужно напоминание. Он не хочет, чтобы я забыла, почему Люциус должен умереть.

Старая боль разрывает мне сердце, отравляет кровь.

Я подталкиваю камень к фотографии, чтобы удержать ее, пока копаю яму. Надо похоронить доказательства того, что Ксавье был здесь.

Как только спрятала фотографию в яме у кактуса, вернулась в свою комнату, переоделась в обтягивающую кофточку и свободные шорты. Где-то в этом доме есть ключ к логову Люциуса. Вампиры умные, скрытные, быстрые, как змеи. Абсолютные хищники. Но днем они спят, как убитые. Я уже проникла в его дом и играла роль покорной, пока меня не оставили на свободе и без присмотра в течение дня. Если найду его место для сна, я могу заколоть его. Моя миссия может завершиться к закату.

Я выхожу из комнаты и начинаю поиски. Ищу камеры, скрытые панели, все, что может подсказать мне секретный вход в спрятанную или подземную комнату. Я брожу по хорошо обставленным комнатам, замечая причудливый деревянный стул. Хватаю его и отламываю ножку, а кухонным ножом вытачиваю кол.

Пока иду по коридору, камеры отслеживают мои передвижения. Через несколько минут мои поиски станут очевидны. Люциус поймет, что я задумала. Волчицу не утаишь в мешке, и мне придется объяснять свои действия и без того параноидальному королю. Если я не найду и не убью его, сегодня ночью моя жизнь оборвется.

Лучше я найду его логово.

Весь день я ищу, пока солнце садится, — естественные часы обратного отсчета. К тому времени, как дом наполняется густым золотистым светом надвигающихся сумерек, я уже забыла всякое благоразумие. Я мечусь по спальням, срывая драпировки и картины, проводя пальцами по каждой перемычке, перилам стула и кусочкам лепнины. Я стучу по стенам и снимаю книги с полок, пытаясь отыскать фальшивые панели.

— Ну же, ну же, — выдыхаю я, ощупывая полку и поглядывая одним глазом на окно. Мой волк безумствует, вырываясь наружу, стремясь защитить меня. Я участвую в гонке с заходящим солнцем и проигрываю.

Ксавьер как-то сказал мне, что вампиры, особенно такие древние как Люциус, имеют более чем привычную защиту.

Люциус древний, но он привык к современности. У него будут дополнительные уровни защиты, технологии и прочее. Но, возможно, я слишком полагаюсь на признаки технической безопасности.

Выйдя на середину комнаты, я закрываю глаза и открываю свои чувства. Моя волчица прямо там, ждет, чтобы показать мне дорогу. Я опускаюсь на четвереньки и обнюхиваю углы комнаты, пока не добираюсь до неиспользуемого камина. Я и раньше обнюхивала все вокруг в волчьем обличье, но что-то меня оттолкнуло. Природная защита вампира, более древняя, чем технология, которая взаимодействует с первобытной частью меня. Уходи, сообщает запах вокруг камина. Здесь опасно. Опасность или вампир?

Я забираюсь в камин, не обращая внимания на мурашки, которые пробегают по коже, и пытаюсь нащупать рычаг, фальшивый кирпич, что угодно. Не знаю, к чему я прикоснулась, но в одну минуту я стою на разрисованном кирпиче — слишком чистом и не обгоревшим из-за огня — а в следующую уже скольжу по скользкому туннелю, открыв рот в беззвучном крике. Я приземляюсь на ноги и выпрямляюсь, слепо ощупывая темный проход. Над головой мерцает свет из спальни. Я нашла тайный проход в логово Люциуса. Да!

Панель наверху закрывается, запечатывая меня в темноте.

Черт.

Я подпрыгиваю и втискиваюсь в туннель, чтобы постучать по люку. Он не поддается. Я вцепляюсь пальцами в печать, ища трещины. Ничего.

Я опускаюсь на четвереньки и исследую темный туннель. Он тесный и узкий. Мог ли вообще Люциус поместиться тут своей массивной фигурой? Я вытягиваю руки и ноги и измеряю его. Здесь было бы тесно, но король вампиров мог бы поместиться. По крайней мере, надеюсь на это. В противном случае я обнаружила ложный проход. Ловушку.

По мере того, как проходят минуты, стены как будто смыкаются. Воздух становиться спертым и удушливым. У меня появилось плохое предчувствие. Сколько сейчас времени? Наверняка уже закат. Люциус, наверное, проснулся. Он увидит, какие разрушения я оставила в его доме, и поймет, в чем дело. Если он найдет меня, я умру.

Я спускаюсь на пол, обхватываю ноги. Возможно, он не придет за мной. Если он узнает, что я шпионка, может оставить меня здесь, в темной, душной тюрьме. Немного подождать, и я больше не буду его проблемой. На это уйдет всего три дня…

Над головой вспыхивает свет, и я вздыхаю с облегчением. Свежий воздух обдувает лицо. Я вскакиваю и пробираюсь сквозь тесное пространство, отчаянно нуждаясь в свете. Вылезаю из туннеля, наполовину задыхаясь, наполовину плача, и переваливаюсь через порог камина. Сладкая свобода.

Надо мной кто-то откашливается. Люциус с босыми ногами стоит в нескольких футах. Я вскакиваю и делаю выпад.

Колом рассекаю воздух. Люциус исчезает. Ублюдок такой быстрый. Я теряю равновесие. Большая рука хватает меня за ногу, и я падаю на пол. Удар по запястью — и я роняю оружие. Он отбрасывает кол ногой. Тот скатывается в камин и с грохотом падает в ловушку.

Плюхнувшись на ковер, как пойманная рыба, я щурюсь от яркого света. Уже не дневного света. Солнце уже зашло. Мое время истекло.

Люциус склоняется надо мной. — Ты была занятой маленькой зверушкой, — бормочет он без всякого веселья. — Сувала свой милый носик туда, куда не следовало. Как мне наказать тебя? — От холодности его тона меня бросает в дрожь.

Тяжело дышу на ковер. Я разыграла свою карту, и теперь он знает, что я для него враг.

Я в полном дерьме.

Люциус.

Мой милый питомец дрожит на полу. Последние несколько ночей я часто бывал в таком положении, нависая над ней, пока она в экстазе валялась у моих ног. БДСМ — это игра, в которой выигрывают все.

Сегодня мы не играем. Я знал, что она здесь для чего-то, но не думал, что она окажется настолько дерзкой, думая, что сможет превзойти меня.

Сейчас маски сняты.

— Я польщен, малышка. Ты потратила столько усилий, чтобы найти меня, — я бросаю насмешливый взгляд на разрушенную комнату.

Она переворачивается на спину и сердито смотрит на меня. Боец до последнего. — Давай покончи с этим.

— Как ты думаешь, что я сделаю?

Она пожимает плечами и откатывается в сторону, присев на корточки. Даже стоя, она мне не ровня, и она это знает. — Даже не знаю. Будешь пытать меня и убивать?

— Значит, ты ждешь испанской инквизиции. — Я ухмыляюсь, вспоминая ее шутку про Монти Пайтона.

Она не улыбается.

— Возможно, я буду пытать тебя. Выяснять истинную причину, из-за которой ты здесь, но оборотень вампиру не ровня. — Я наклоняю голову набок. — Кто тебя прислал?

— Никто, — прорычала она.

— Нет? — Какой бы умной ни была Селена, но аукцион, на котором я захотел купить женщину, так похожую на мою потерянную Джорджианну, провонял вампирами. За всем этим должны стоять мои отпрыски вместе с Ксавьером. — Так ты хочешь меня убить? Почему?

— Отомстить.

Я замолкаю. — Отомстить?

— За тех, кого ты убил.

— Ах, питомец. Тебе придется говорить более точно, — насмехаюсь я. — Я очень стар, и у меня много жертв. Это людей я убил? Неужели я впервые высосал их кровь?

— Пошел ты, — огрызается она, поднимаясь на ноги. Она бросает тоскливый взгляд на камин. Хочет, чтобы у нее был кол.

— Возможно, позже. Прямо сейчас я в настроении поиграть. — Я отспупаю и расстегиваю рубашку.

Она замерла, готовая бежать. — Что ты делаешь?

— Готовлюсь к игре. — Я сбрасываю рубашку.

— Какой игре?

— Ты когда-нибудь слышала о игре в салки? Нет? Не важно, детка. Все очень просто. Ты бежишь, а я ловлю тебя, и когда поймаю тебя, я выиграю. Готова?

Она отрицательно мотает головой. Широко раскрыв глаза, Селена отступает.

— Очень жаль. Пора, — говорю я ей и, когда она останавливается, прошипел: — Беги.

С непроницаемым лицом она бросается к двери. Я даю ей фору, дожидаясь, пока она доберется до двери, чтобы последовать за ней. Селена бежит по коридору, а затем проскальзывает в гостиную. Я с вампирской скоростью смотрю, как она мчится по дому. Добравшись до французских двойных дверей, она уже почти превратилась. Белая волчица пересекает внутренний дворик и бежит в глубь леса. Белая вспышка меха направляется к горному хребту. Я следую за ней, то замедляюсь, то иду со сверхъестественной скоростью. Она бежит и бежит, но расстояние между нами не увеличивается.

Я вижу момент, когда она понимает, что не сможет убежать от меня. Она замедляется и поворачивает морду в мою сторону, ее здравый смысл берет верх.

Я мелькаю перед ней. Оборотни быстры, но вампиры ещё быстрее. Я бегу так быстро, что расплываюсь, но она ждет. В последнюю секунду она уворачивается, ныряя под кактус. Я потерял ее из вида, раздался возмущенный визг, который подсказывает мне, что она усвоила, что прятаться под колючим растением — не самое умное решение.

Я обхожу вокруг сагуаро и вижу, что Селена скулит на земле, а в боку у нее торчат колючки, которые она задела, когда нырнула под кактус.

Видя ее боль, мой гнев отступает.

— Бедняжка, — напеваю я. Селена вырывается, когда я присаживаюсь рядом с ней, но после того, как щелкаю пальцами, она замирает. Я вытаскиваю из нее длинные кактусовые иглы. Обыскиваю ее толстую шкуру, чтобы найти каждую, пока она лежит послушная, как золотистый ретривер.

— Изменись, — приказываю я, и она подчиняется, возвращаясь в человеческую форму. Ее кожа уже заживала. Она присела на корточки и вскрикнула, выгибаясь над землей.

— Упс, — я вынимаю иглу из ее бедра. — Пропустил одну. Ты ранена?

— Не большая ранка, — бормочет она.

Даже когда я злюсь на нее, она заставляет меня смеяться. Провожу рукой по ее боку, проверяя, нет ли еще иголок.

— Остановись. — Она отскакивает в сторону.

— Что, прости? — спросил я опасно мягким голосом.

— Просто остановись. — Селена склонила голову. Она знает, что вела себя непослушно. — Перестань быть таким милым со мной.

Ах. Мои действия сбивают ее с толку. Хорошо.

— Ты разочаровала меня, малышка. — Я вытираю руки. — И ты поплатишься.

У нее сверкают глаза. Она нисколько не испугана. — Что ты со мной сделаешь?

Я беру ее за подбородок. — Не волнуйся, малыш. Я не собираюсь тебя убивать. С тобой слишком весело.

Она морщится и пытается отдернуть голову. Я обхватываю ладонями ее лицо, и она огрызается: — Как скажешь!

— О, я скажу, — обещаю. — Но не хочу навредить тебе больше, чем ты можешь выдержать. Знаешь почему?

— Потому что ты больной ублюдок, — бормочет она, отводя взгляд.

— Возможно. Но ты, Селена, меня заинтриговала. Ты не хочешь подчиняться, но все же подчиняешься.

— Не правда. Это притворство.

— Это не притворство. Это то, кто ты есть.

— Ты меня не знаешь. Ты не знаешь, кто я. Какая я.

— Тем больше причин сохранить тебе жизнь. Ты расскажешь мне свои секреты, один за другим.

— Ты мог бы стереть мой разум. Заставить полюбить тебя. И тогда бы все закончилось.

— Я же сказал, что не хочу стирать твою память. Я держу свои обещания, малыш.

Селена закрывает глаза. Она выглядит такой же уставшей, как и я. Кто-то подтолкнул ее к этому плану, и этот кто-то должен заплатить. — Ты так молода. Слишком молода, чтобы быть такой измученной. Невинной…

— Я никогда не полюблю тебя, — выпаливает она.

У меня округляются глаза. — Любовь, милая? Я никогда не говорил о любви. Я прожил две тысячи лет, во многом как порождение тьмы. Все, кого я когда-либо любил, умерли. Любовь — это ничто. Мимолетно. Эмоция. В конце концов все превращается в пыль. Всё.

— Кроме тебя, — говорит она, с трудом выпрямляясь. — Ты все живешь и живешь.

Я должен исправить ее нахальство, но она права.

— Ты должен позволить мне убить тебя. Так будет лучше.

Она говорила так искренне, что я расхохотался. — Ты освежаешь, малыш. Ты будешь первой, кто уговорит меня покончить с жизнью из-за моей… как это сказать… скуки?

— Ты несчастлив, — настаивает она. — Тебе надоело жить. Любой это видит. Спустя столько лет, скажи, что в ней главное?

— Жизнь. Вот что в ней главное.

— Жизнь без любви, — говорит она. — А она того стоит?

— Нет. Не стоит. Но любовь — это ничто. Цвет неба перед рассветом. Красивая, мимолетная. Исчезает так же быстро, как и появляется.

— Как люди. Как мы, оборотни. — Она снова закрывает глаза, лицо исказилось от боли. Она так молода, чтобы осознавать, что такое смерть, и так бесстрашна перед ней.

— Каково это? Иметь цель?

Она открывает глаза. — Одиноко. В каком-то смысле я такая же одинокая, как и ты.

— Какая честность. — Я благоговейно качаю головой.

— Что ж, я думала, что сейчас умру. — Она скользит по мне взглядом, словно все еще ждет, когда я нанесу смертельный удар.

Вместо этого крепко хватаю ее за волосы, оттягивая голову назад. — Все создания когда-нибудь умрут. Ты смертная. Смерть — лишь вопрос времени. А теперь расскажи. Почему ты хочешь меня убить? Кто тебя на это подбил?

Она плотно сжимает губы.

— Я вытяну это из тебя, — вкрадчиво говорю я ей. — Так или иначе.

— Ты можешь просто заставить меня, — она смотрит мне прямо в глаза. Так дерзко.

— Я же сказал, что не стану тебя принуждать. И держу свое слово. — Чтобы она не подумала, что я такой дружелюбный, добавил: — Кроме того, если я заставлю тебя, наша игра закончится. И в чем тогда веселье? — Я дергаю ее за волосы, используя их как поводок, и подталкиваю вперед.

Всю дорогу до дома Селена молчит. Послушная, как ягненок. Большинство животных принимают свою участь, когда более крупный хищник ловит их, Селена не из таких, и подозреваю, что ей даже любопытно, что я собираюсь делать.

Я приковываю ее цепью к колонне во внутреннем дворике, а сам иду в дом, чтобы подготовиться. Пока Селена не лежит на спине, привязанная к столу, который я установил внутри, она снова становится болтливой.

— Зачем ты создал столько вампиров, если они только и делают, что восстают против тебя?

— Потому что, милая, как ты любишь мне напоминать, я один. Несмотря на правду о том, что такое любовь, надеюсь, что однажды у меня будет семья, которая меня полюбит.

— Так грустно. — Она опускает взгляд, возможно, понимая, что я не буду больше так откровенен с тем, кому осталось жить не долго. — Тебе больно от того, что я сделала?

— Что? — Я вздыхаю, борясь с желанием снова рассмеяться. — Нет, малыш. Я с самого начала знал, что тебя послали меня предать.

— Со времени аукциона? — она, кажется, в ужасе.

— Конечно.

— Тогда почему ты сделал ставку?

— Мне показалось, что это будет весело.

— Значит, я для тебя всего лишь небольшое развлечение?

— Да. — Я наклоняю голову, вспоминая, что она ляпнула раньше. «Я никогда не полюблю тебя.» — Что? Неужели ты думала, что можешь стать чем-то большим для меня?

— Нет, — бормочет она и расслабляется. Она вялая и послушная, когда я подключаю прибор, проверяя силу электричества на своей коже. Если Селена думает, что сегодня будет весело и игриво, ее ждет большой сюрприз.

Я делаю шаг назад, и она слегка улыбается.

— Почему ты улыбаешься?

— Потому что. — Ее плечи опускаются, когда она вздыхает. — Я сделала то, ради чего пришла.

— Убить меня?

— Или умереть, пытаясь.

— Ты еще не умерла, — указываю я.

— Надеюсь, ты вскоре позаботишься об этом.

— О нет, милая. — Я поднимаю прибор с болтающимися проводами и потрясаю им перед ее округлившимися глазами. — Я не собираюсь облегчать тебе задачу.