КАМПА-ДОПОТОПНАЯ СКАЗКА. Третья часть

ТАРТАРАРЫ

Подземный лабиринт, сработанный самой природой, был стар, ветх, вот-вот мог завалиться, придавив своей тяжестью Хоронщика и всех обитателей чистилища. Антифада тупиков и коридоров была огромна, обойти ее не хватит самой жизни, многие переходы и тупики были обрушены, так что тащить Перунов камень пришлось окольными путями. Наконец, не выдержав изнурительного труда, камень бросили в одном из глухих тупиков лабиринта, а воинов, которые просто задыхались от кислотного запаха подземелий пришлось оставить там же. «Ожидайте нас тут» - приказал тиран, бросив их на произвол судьбы. А сам с горстью приближенных растворился среди безмолвных тупиков каменного мешка, где блуждали тени умерших, да слышались их слабые потусторонние голоса. «Куда мы идем?» - интересовался Феникс у Крона. «В гости» - ответил тот, ускоряя шаг. К кому в гости, думал-гадал Феникс, неужели к самому чистильщику Яме? Но он ошибался. У Крона были личные мотивы побывать в Тартараре. Он хотел хоть одним глазком взглянуть на свою бывшую любовь Кампу. Всем же обьяснил так: «старика надо проведать, а то как-то не хорошо получается. Узнает Тартар, что мы были в утробе земли, а в гости не зашли – обидится». Так, рассуждая, они продвигались в мрачных владениях чистильщика Ямы, в черной пустоте его жилища, где сама темень бесконечного мрака могла показаться солнечным светом. Надо заметить, что путники немного сбились с пути, а если говорить точнее, они совершенно потеряли ориентацию в пространстве. Где бродили, куда шли, сами не знали, не ведали. И это неудивительно. Антифада тупиков и коридоров была огромна, причем многие переходы и тупики были обрушены, по этой причине приходилось постоянно петлять, обходя преграды. И вот, когда, казалось, угасла всякая надежда выбраться отсюда, вдали неожиданно блеснул лучь надежды. И тут же их взору открылась надпись, высеченная на одной из медных стен Тартарары. Надпись гласила следующее: «Здесь покоится тело великого правителя Тарона, очерствевшего телом, охладевшего душой, пронзенного мечем справедливости». А чуть поодаль висела табличка, а на ней начертан знак – череп, перекрещенный костями - что означало «стой! дальше нет пути». Необычным был этот отдаленный уголок чистилища, какой-то совсем неправильный и страшный, одним словом, гиблое место. Тут то и покой никто толком не мог обрести. Одни только мучения. Но это там впереди, а тут, прямо перед самим склепом Тартарары, выстроились как на параде целая армия грозных воинов Джинов, Пери, Гули, Ифритов и Шейтанов, словно принадлежащих иной эпохе. Они стояли в полном безмолвии, и все как на подбор окаменелые телом с очерствевшей душой. Шесть тысяч пеших воинов при оружии и в боевом одеянии стояли ровными рядами, зорко охраняя владения царя Тартара. Они служат ему эскортом во времени, защищая вход в этот каменный мешок. «Кто эти зачерствевшие глиняные души» - спрашивал любопытный Сабскаба. «Это Ушебти - маленькие фигурки, сделаные из камня, глины или дерева. Их предназначение - помагать усопшему в загробном мире, охранять его покой» - объяснял Крон благодарным слушателям. «Ничего себе маленькие, три метра ростом!» - присвиснул Сабскаба. «Не свисти, дурак» - зашикал Крон, «это же воины Ушебты, стража царя Тартара. Проснуться – зашибут». «Может, не ходить туда» - предложил Феникс, «а то еще этих Ушебти разбудим». «Так мы туда и не пойдем» - успокоил их Крон. «Я вообще планировал зайти с другой стороны, но сбился с пути». И путники осторожно, почти бесшумно, начали обходить медный склеп Тартарары с правого боку, поминутно оглядываясь по сторонам, будто хотели получше рассмотреть жилище царя Тартара. А склеп то сам диковинный, со всех сторон медью оббитый, а углы серебряными шинами оторочены, куда ни взгляни - медь кругом красна-зелена от едучих испарений и тяжкого духа. А потолки не хуже стен медью крытые и окон видимо-невидимо, из каждого оконца сторукие Гекатонхейры да одноглазые Циклопы выглядывают, тарелками стучат, еды просят, добавки требуют. Друг у друга куски мертвячины прямо изо рта вырывают, и все галдят, подобно желторотым птенцам ждущим корма от отца, матери. «Неужели это мои братья?» - думал Крон, пытаясь рассмотреть детей мотери Геи от царя Тавра, он даже вспомнил их имена. Одноглазых циклопов звали Бронт, Арг, Стероп. Имена Гекатенхейров он помнил смутно,( по правде говоря недолюбливал изза их непомерного роста) кажется, одного из них звали Верни-гора, второго Круты-ус, третьего Вырви-дуб. «Как их зовут?» - переспросил он у Феникса. «Дубыня, Горыня, Усыня» - отвечал посол. «Может высвободить их отсюда» - подумал Крон, «все же братья они мне по матери», но в слух сказал иное. «Пойдем скорее отсюда, пока мои братья нас не заметили, смотри как они мертвячину обгладывают, вместе с костями пожирают, для них родной братик будет лучшей закуской». Одноглазых Циклопов и сторуких Гекатонхейров кормили две демоницы, из большого котла они вылавливали куски мяса, и рассыпали по тарелкам. «Боже правый и левый, чем их тут кормят» - шептал Сабскаба, мысленно представляя какова эта пища на вкус. «Нет, я бы такую пищу даже под пытками не ел» - молвил Сабскаба с отвращением. «Прикуси язык» - посоветовал Крон, «сторукие Гекатонхейры и одноглазые Циклопы - ребята по круче тебя будут, и то смотри как уплетают». «У таких поваров будешь есть все, что дадут» - заметил Феникс, указывая рукой в сторону демониц. И правда, таким в лапы лучше не попадаться, а грозны, а злобны, просто в дрожь бросает. Сами видом ужасные, у каждой в руках плеть, чуть что не так - бьют сторуких по чем нипопадя, по головам их безрогим стучат, уму разуму научают. «Смотри» - молвил Феникс, «эту демоницу я знаю, это Тсифона, которую царь Киферон иза непомерной любьви заточил в бездну подземелья. Это ж надо как ее изменила среда обитания. Когда я видел Тсифону в последний раз, она вглядела лучше. А теперь всем своим видом она напоминала коршуна с мордой оскалившегося чудовища, цвета мясной мухи, пожирающая плоть и мясо мертвецов». «А вон та демоница с головой, будто живая копна змей, у них за главную» - молвил Сабскаба, все еще представляя какова на вкус пища, которой она кормила узников Тартарары. Крон всмотрелся в ее лицо и ахнул: «Да ведь это же моя Кампа!» Он смотрел, не отрываясь, на ту, которую любил больше всей своей жизни, ту которую искал и потерял на всегда. Ее сильное тело утратило вызывающий полет юности, но еще оставалось безупречным. Годы прибавили твердости в очерке губ и щек, но шея (самая слабая перед временем черта любой женщины) по-прежнему гордо держала голову, подобно колонне мрамора. Твердость в ее сильном теле, резкие сильные движения рук, размахивающих плетью, говорили о том, что ей на глаза лучше не попадатся, а то еще узнает. Кампа грозно рычала на каких-то невиданных существ, которые бегали вокруг нее, дрались за миску с похлебкой. Мохнатые фигурки с кривыми ногами и длинными закручеными рогами казались безликими, ибо лица этих мохнатых творений расмотреть было невозможно, их скрывала пелена тумана из кислотных испарений. «Давайте отсюда сматываться пока нас не заметили» - предложил Феникс. «Правильно» - согласился Сабскаба, «радость здесь - горе там, отруби им - муку нам. Давайте зайдем с другой стороны, так сказать, не в бровь, а в глаз». Давайте согласился Крон скрипя горлом. Бросив прощальный взгляд они двинулись окольными путями, стараясь ступать как можно осторожнее, хотя дорогу разобрать было невозможно, из-за кромешной тьмы ядовитых испарений. Эхом разносились в лабиринте тоннелей, звуки их шагов и короткие всплески капающей с потолка едкой влаги. Кислотные испарения скапливаясь у потолка, конденсировались, а затем падали в лужи зеленоватой жижы. Пока они шли, их сопровождали скребущиеся звуки и легкое шуршание когтистых лап. Это были граи - пожиратели тяжелых душ. Они шныряли вокруг и около в поисках пищи, выискивая себе легкую добычу. Граи были неотьемлимой частью любого чистилища, они выступали в роли усердных палачей-падальщиков, творили закон по некоему потустороннему уголовному кодексу. Тяжелые души всегда были лакомым кусочком для грай. Изловив такую душу, они перво-наперво принимались истязать жертву, наслаждаясь видом мучений. Надо заметить, что все, кроме тирана боялись грай о трех головах о двенадцати хоботах и часто пугались, когда те время от времени, внезапно выскочив из под ног, с визгом и писком мчались прочь. Лишь только Крон сохранял спокойствие, он знал, что это - лишь эфирные сгустки материи, обличенные в оболочку страха и прочих гадостей. Стоило ему только метнуть свой грозный взгляд, как граи тут же прятались, украдкой выглядывали из-за укрытий и снова ищезали в только им одним известных тупиках и переходах лабиринта. Ну вот и конец - тоннеля длинною в жизнь, путники вышли на открытое место. Это была небольшая пещерка, сплошь увешанная причудливо свисающими сталактитами и такими же зелеными сталагмитами, чуть освещенная фосфорическим сиянием земной породы. Вот так чудеса! И это на краю мироздания, в самом отдаленном уголке чистилища. Вернее, в самом его дальнем, и никогда неиспользуемом заброшеном тупичке. Только случайно забредшая душа могла попасть сюда, да и то находила свою неминуемую гибель, настолько сильным была вонь от едких кислотных испарений, и каких-то ядовитых газов, исходящих из недр земли. От расплывчатого свечения сталагтитов и сталагмитов стало намного светлее. «Куда мы попали?» - интерсовались путники, всем своим нутром ощущая, что это место не сулит им ничего хорошего. И правда, в этом отдаленном уголке мироздания, больше похожем на душегубку, насквозь пропитанном кислотными испарениями, жить могли разве что бактерии. «Тут, за медным забором, находится склеп самого царя Тартара» - обьяснил Крон, отворяя небольшое окошечко вроде корабельного лючка, закутанное в туман неслыханных ужасов и омерзительных кислотных запахов. С большим усилием ему удалось отворили окно, через которое они смогли взглянуть в небольшую оббитую медью келию. И тут же зловонно кислотное испарение вырвалось из стесненной гробницы живого мертвеца. Оно сильно ударило в лицо, в нос, забило памороки, и чуть не свело с ума. Через время, свыкшись с едкими запахами, они с нескрываемым любопытством принялись шарить глазами по этому загадочному, потустороннему помещению, расматривая незатейливую обстановку, мебель, столы, стулья, лавки, предметы быта и домашнюю утварь обитателей Тартарары. Стены, пол и потолок покрывали позеленевшие медные листы железа, вся обстановка и само помещение отражались в них, будто в калейдоскопе призрачных видений и фееричных образов. Кто бы тут мог выжить, думали гадали путники, пытаясь сквозь блики отражений рассмотреть обитателей Тартарары. И тут их глаза встретились. Эти глаза напротив буравили их пронзительно тусклым потусторонним взором. «Свят-свят-свят» - шептали путники, прикрывая очи. А глаза напротив неотрывно следили за ними и даже не моргали. Сквозь мириады отражений со всех сторон на них смотрели большие впалые глаза тысячеликого владыки Тарона - царя счастья, как его когда-то величали подданые. «Неужели это он?» - буквально выдавил из себя Феникс, рассматривая то, что осталось от некогда великого правителя. А вид у него был и в прямь не очень. Короткие кривые ноги поддерживали высохшее костлявое тело, представляющее собою комок сухожилий, и такие же длинные костлявые руки, увитые драгоценными перстнями. Старик буквально зарылся в свою рыжую бороду, ибо она отросла такой длины, что он опоясывался ею, словно кутался в одежды. Впалые глазницы выцвевших глаз и лицо, несущее глубокий отпечаток покорности своей судьбы и скуки. Вселенская скука прочно засела в хрусталиках его глаз, которую не могло прогнать даже искренее, живое удивление, вызванное открытием окна. «Откуда сквозняк? Кто отворил окно?» - ворчал старик часто и невнятно. «Я спрашиваю, кто напустил сквозняков – пты, совсем на гол, рех, но, лех, закрул, шмыг, форт». «Что с ним? Параноя, бред, или он умирает?» - спрашивал Феникс. «Нет» - отвечал Крон, «мы пришли вовремя, он еще долго будет жить…».Старик сделал несколько неуверенных, странных движений, здороваясь протянул руку к гостям, и все оцепенели от ужаса. Это была даже не рука, а некое подобие мертвячины. Кисть скелета, каждый палец которой был унизан драгоценным камнем, вот такой величины вот такой ширины, что с трудом пролезала в окошко. Но делать нечего, нужно здороваться, раз пришел. Крон был не из брезгливого десятка, но поздоровавшись начал судорожно размышлять, где бы помыть руки и желательно с мыльным корнем, но такой возможности не было, и ему пришлось вытащить из дорожной сумки гостинцы – подарки. Незаметно вытирая руки о свертки и пакеты с незатейливой снедью, протянул их старику. «А мы с подарками» - объявил он во все услышание, развязывая тугой узел. Из переметной сумы тотчас же выскочил красивый, белый петух, влетел в окно, устроился на мраморное ложе, поднял голову, встрепенулся крыльями и весьма громко запел «Кукарекуууу», чем несказанно обрадовал старика. «Зачем он мне?» - спросил Тартар. «Я принес эту птицу для того, чтобы Вам не надо было каждую ночь ходить искать день, обьяснил Крон. Петух будет приносить день прямо в дом, и Вам не прийдется так уставать. Вы устройте его на ночь где-нибудь повыше и ждите. Если петух пропоет в первый раз – значит день еще далеко. Как пропоет во второй раз – значит день близко. Как пропоет в третий раз – значит день уже тут на дворе». Тартар многозначительно скривился и ответил: «Я издавна не переношу громкоголосых звуков, и немогу принять столь назойливого крикуна, да и к чему он мне». «Чтобы будить тебя на рассвете» - отвечал Крон. «Я не встаю на рассвете, а время сна я и так не просплю». Тогда Крон произнес короткое заклинание «Итчоп переданы, итреч переверданы чох чох чох», и петух вдруг взял и сменил свой окрас, полиняв из белого в лилово-сиреневый цвет с фиолетовым отливом. Отныне он не потревожит тебя своими криками, только будет менять свой окрас, переливаясь словно саламандра. «Зачем мне еще одна саламандра?» - ворчал старик, «мне и своей нечести хватает. Ты бы Крончик только знал, сколько здесь всякой всячины ползает, присмыкается и копошится в этом затеряном уголке мироздания. Ну да ладно, пусть остается. А там у тебя что в свертках?» «Вот» -протягивал Крон свертки, бурдюки и пакеты, «вон в этом пакете вяленая саранча и сушенные кузнечики, а в другом - травяной сбор, там и чебрец, и полынь, и розмарин, корица, чертополох и много чего на случай болезней, простуды или насморка. А в этом бурдюке - напиток богов Спиритус. Я сам его варил, на травах настаивал, очищал-фильтровал, змеиными ядами пролуживал. Лучше любого элексира и целебных капель. Такой вкуснятины ты еще не пробовал». С этими словами он откупорил пробку и, налив спиритус в кратер, предложил старику. Тот выпил одним глотком и тут же весь как-то сморщился, скрутился, сжался в комок, а затем сплюнул. «Какая гадость. Фук Нук Пук. Настойка на клопах» - сказал он, закусывая вяленой саранчой. «Как вы такую гадость пьете там наверху, разве это питье достойное богов? Вот я тебя угощу, ты лучше моей настоечки попробуй». Сказав так, Тартар воровато оглянулся по сторонам и сделал знак, чтобы и те соблюдали тишину. «Тшшшш шшш ш тишшше» - прошипел он, чтобы моя женушка-Кампочка не увидала, а то такой вой подымет, что просто уши закрой, глазки прикрой, ложись и туши свет. А если она начинает брыкаться, тогда только держись. Он достал из-под кровати сосуд голубого обсидина с алебастровой белой крышичкой, осторожно влил его содержимое в небольшие кратеры зеленого шифера, величиной напоминающие наперстки. Жыдкость, котору Тартар наливал в сосуд, дымилась зеленоватым дымком, резала нос и выжигала глаза колючим кислотным запахом. Только это, казалось, не страшило старика. Он аж подпрыгнул от предвкушения, самодовольно потирая руки, протянул Крону наперсток зеленого шифера. «Испей и ты моей настоички». От ужаса и страха у Крона перевело дыхание. «Да ведь это же солянка. Соляная кислота» - сказал он пугаясь, если ее выпить, сразу смерть. «Что ты понимаешь» - бурчал Таратар. «Это не солянка - это царский нектар, тут не только соляная, но и азотная, и фосфорная, и ортофосфорная кислота а для аромата добавлено немного плавиковой эсенции. Я их лично собирал вон с тех сталактитов, смешивал, сбраживал, настаивал и дезактивировал. Вот сколько ее у меня, все потолки пропитаны, разъедают кислоты медные стены, их уже давно нужно асбестом перекрыть, чтобы на голову не капало. Сделай милость, пришли кого-нибудь из мастеров Тельхинов, чтобы крышу поремонтировали. Только передай там кому следует, чтобы этих халтурщиков Ардунавандунума, Анхесенпаамма, Уиндмиллхиллцама, Мушхушшунанайта, Патиниоттинита и Кецакоатлибобо больше не присылали.» «Ладно» - согласился Крон, «только пить я это не буду». Тартар аж скривился от неуважения, стал настаивать « А я тебе говорю, пей не пожалеешь. Это же царский нектар, напиток достойный титанов. Титан ты или не титан?!». Крон отвечал морщась: «Вообщето я титан, но сделан не из металла титана, а из костей и плоти, но если ты настаиваешь, я не смею отказать в твоей просьбе - пригублю». Он некоторое время мялся, будто примеряясь к чему-то, дотронулся губами до сосуда, и вдруг словно пожар начался у него во рту. Его язык аж передернуло от отвращения, на глазах выступили слезы, губы распухли и стали похожи на стручки красного перца, во рту появился вкус тошнотворной кислятины. В мозгу все перемешалось, зашипело и тут же приступ слепой паники овладел его сознанием. «Отравился, пить дать, отравился» - причитал Крон, хватаясь за горло. «Да успокойся ты, титан, чуть хлебнул водички и уже скис, к верху брюхом, хвостом на дно. Не титан ты, а титаник». Слова старика привели его в чувство, «и в самом деле» - думал Крон, «я в потустороннем мире, где и так все мертвы, даже если живы, дважды умереть при всем желании не получится. Через время овладев собою». Крон предложил: «Я лучше своей настоички выпью, а ты пей свою». На том они и порешили. Тартар был довольный, что ему досталась двойная порция, а Крон был счаслив, что не пришлось пить кислоту. Тартар налил себе большую чашу зеленого шифера, крякнул и выпил её одним большим глотком. А через миг после того, как последняя капля с шипением упала в его утробу, он стал наполняться едким дымом, в его теле что-то шипело и пузырилось, органы тела, вступая в реакцию с кислотами, кипели и плавились. «С тобой все нормально?» - интересовался Крон, «ты ничего себе не угробил?». «Я угробил?» - рассмеялся Таратар, «я давно тык- пык-дрык - привык к такому пойлу и, оглядываяся на пра-пру- про –житые, своя три жизни думаю, что пра- про -жил их зря, не изведав у про- про-шлых жизнях пойла более е е е достойного. А ты думаешь, твое пи-пи-тье бытие лучше» - заикался старик, «зря ты-ты-ты думаешь, что твоя Спиритус лучше моей настоички, можешь посмотреть на-на меня и представить, что происходит в тваем-моем организме, с-с-с твоими органами, только в-в-в-в более замедленном виде. Небось твоя пи-пи-тье бытие – та же кислота, только более слабая, так-к-к что смотри и не удивляйся, если печеночка твоя посинеет-т-т, или почечки позеленеют-т-т-т, носик покраснеет-ттттттт». Крон смотрел сквозь иссохшееся, изьеденное кислотными язвами, тело старика, и отчетливо видел, что происходит с его органами. А в организме старика и впрямь что-то клокотало, искрило и шипело, белок денатурировал и спекался, кровяные тельца сворачивались, кислоты выпадали осадком в виде солей, и камней на его органах. Печень раздувалась и гудела, а почки буквально вибрировали - словно былинка на ветру. «Да» - промолвил Крон, вытирая холодный пот со лба. Ему вдруг стало страшно от вида этого полуразложившегося трупа, живущего, дышащего, впитывающего, вкушающего и наслаждающегося кислотными испарениями. От пьянящего кислотного питья и всего этого зловония, от всего увиденного ему стало не по себе. Из оцепенения Крона вывел громкоголосый петух, огласивший своим безголосым криком медный склеп, и они поспешили прощаться. «Бедняга» - про себя подумал Крон, «что ты запоешь через неделю, через год, через века, сгниешь здесь заживо». и ему почему-то стало очень жаль, это непривередливое животное. - Вроде бы петух, а сколько в нем грации, важности, а какой певец! Просто заслушаешься. «Нам пора» - сказал он царю Тартару, «нам еще в одно место заскочить нужно». Тартар не возражал, он и сам уже устал от посетителей, прощаясь он вновь протянул свою руку. Крону опять пришлось дать ему руку взамен, и опять в его мозгу засела ужасающая мысль, а что если от старика я нахватаюсь такой заразы, что даже скорботуха мне покажется праздником, вроде дня рождения. Но Тартар крепко схватил его запястье и не разжимал до тех пор, пока в виде дара от чистого сердца не вдел Крону на безымянный палец левой руки золотой перстень с крупным жабьим сапфиром. «Возьми его» - устало сказал старик, «пусть он напоминает тебе обо мне. Ступайте, детки, храни вас, царь небесный, и не приставайте ко мне больше ни с какими просьбами, ибо я уже не владею силой земли. -Сегодня в этот последний мой день, в этот чудный последний день, я уже потратил немало трудов и усилий, чтобы выгнать отсюда этих пестрых, бурых, белых, серых, пегих и поганых тварей, не дававших мне спокойно умереть, жалящих меня, наносяших мне исподтишка укол за уколом, царапавших мою душу гарпийными своими когтями, досаждавших мне ненасытной своей алчностью, отвлекавших меня от сладких дум, в какие я был погружен, созерцая сокрытое, уже предвкушаемое счастье и блаженство, уготованное мне загробной жизнью. «Уходите скорее отсюда, молю вас, пусть вокруг меня вновь воцарится тишина». При этих словах он устало опустился на мраморное ложе, закрыл свои блеклые глаза с впалыми черными глазницами. Последнее, что услышал Крон, когда закрылось медное окно, был крик старика. «Пришли кого-нибудь из Тельхинов починить мою крышу, только не присылайте Ардунавандунума, Анхесенпаамма, Уиндмиллхиллцама, Мушхушшунанайта, Патиниоттинита и Кецакоатлибобо. Я не хочу их видеть». «Твою крышу уже ничем не починишь» - язвительно заметил Крон, пробираясь бесконечными коридорами, тупиками и закоулками лабиринта. Внутреннее чутье подсказало дорогу, и они без особых приключений выбрались к реке забвения Лета, где их уже поджидала лодка. Как и положено в таких случаях, они щедро расплатились с Хоронщиком звонкой монетой, удобно уселись в ладью и теперь плыли по бурной и полноводной реке Лета. «Совсем протекла крыша у старика Тартара, что он нес, какие еще твари его грызут и кусают, не понимаю» - чесал свой затылок Крон, размышляя над услышанным. «Может его блохи или вши заедают» - сочувствующим голосом вступился за старика Сабскаба. «Всякое бывает» - заметил Феникс, «только не выживут там ни вши, ни блохи, я думаю это что-то пострашнее. Если эти твари умудряются грызть тело царя Таратра, насквозь пропитанного кислотами, тогда это точно не блохи». «Может шашель его точит» - высказал свою точку зрения Крон, «и вообще спаси и пронеси, ни за что на свете я не согласился бы доживать свой век в таком чистилище, слишком оно стало ветхим, валится того и гляди придавит». «Это верно» - согласились спутники, «чистилище устарело, прямо скажем, не очень душевное место». «Знаете, каким я представляю новое чистилище?» - мечтательно молвил Крон. «Большим, красивым, просторным, и чтобы обязательно оно было устроено на поверхности земли, чтобы сверху грело красное солнышко, а снизу охлаждала мать сыра земля, не чистилище, а сказка». «О таком лучше и не мечтать» - заметил Феникс, «ибо никто и никогда не строил чистилища на земле, разве только Арии, но ведь они же варвары, их чистилище - это насмешка над всеми чистилищами земли, спиральные, закрученые лабиринты Севера. А наши – любо-дорого посмотреть. Одни сплошные антифады тупиков с закоулочками. А если тебе, повелитель, не нравится чистилище Тартарары, можно доживать свой век на Родосе, как утверждают знатоки, Критский лаброс совсем не дурен собой. Или на Купрусе в медных выработках, тоже говорят неплохо. Можна в Соддоме и Гоморе среди серных и соляных шахт, от соли ни одна хворь не прицепится, солью даже асматиков лечат. Можна в Ирии в Каменных могилах. Ну, и на худой конец в Атлантиде среди карстовых пещер, полных злата и серебра». «Нет» - отвечал Крон, «я мечтаю построить чистилище на поверхности земли, чтобы оно было подобно горам, вершиной своею упиралось в небосвод, а корнями проросло в бездну Эреба, ну и простояло бы века. Чтобы даже время было бессильно пред ним. Верьте мне, это не миф, не сказка. Прийдет время - я все свои замыслы осуществлю, дай только срок». «Мечты сбываются или забываются» - поддержал хозяина верный Сабскаба. «Знаете, мне все время кажется, что старик Тартар полностью спятил, я бы даже сказал, что благодаря гирогнамонической циркумбиливагинации этих убойных снебесисмедших противовесов у него в голове развилось обширное перифрастическое умопомрачение, ведь он нес такую ахинею, что просто уши сворачивались. А ты как считаешь?». Крон немного задумался, а потом ответил: «Да, наверное спятил немного, только я его не осуждаю. Он за свою жизнь вдосталь хлебнул горя, хотя, судя по его виду, он даже не понимает, что с ним происходит». «Воистину счасливы безумцы» - вставил свои пять Сабскаба, «им что ни есть - все хорошо». Сказал так и рассмеялся. Крон вопросительно посмотрел на его довольную морду и соглашаясь добавил: «Безумцам всегда легко». И так заразительно расмеялся, что Хоронщику пришлось даже прикрикнуть на них. «Ей вы, живые душонки, соблюдайте тишину в чистилище, вы же не в парке на прогулочке». Миг молчания растянулся в вечность, каждый думал о чем-то своем. А затем озабоченный Сабскаба спросил у Хоронщика: «Ты все знаешь. Ответь, спасет Тартар когда-нибудь свою душу или так и останется неперерожденным, заякулированым омбубсменом?». Хоронщик не зря что был молчалив, тут же начал долго и запутанно объяснять все перепетии, тонкости и хитросплетения мира теней. «Вы, живые, думаете, что только для вас светит солнце, только вам даны все чувства, а между тем мы, мертвецы, тоже живем в заимствованном свете, хотя этот свет у нас относится к области кажущегося. Вот только взирать на эту кажущуюся действительность нужно весьма мудро, ибо то, что существует сверху бытия, и есть бытие. А небытия как такового во вселенной нет, ибо разум существует всегда, и даже после смерти чувства не ищезают бесследно. Мы, живущие в мире теней, так же как и вы, живущие под ярким солнцем, имеем ощущения, но так как в трупе нет теплоты, то мертвец ощущает лишь холод и тьму. А про Тартара вы плохово не думайте, он еще крепкий старик, и если бы не обострение метемпсихоза, он бы выглядел вполне нормальным. А так от Тартара осталась ровно половина из того целого, чем он был когда-то. Ведь он же вечен, да к тому же бессмертен». Все слушали Хоронщика, развесив уши, лишь только Крон пропускал эту болтовню мимо ушей, ибо все его мысли были заняты подарком царя Тартара, златым перстнем с большим жабьим камнем. Он так и резал его безымянный палец своим кислотным отливом. Смотрел в глубины большого сапфира и не видел дна в его глубинах, лишь большие, лучистые глаза старика тускло мерцали сквозь отражение камня. Вдруг вспомнив их крепкое рукопожатие, он аж подпрыгнул на месте. «Да на этих руках тысячи микробов, сотни тлетворных спор, мириады бактерий, а я их даже не вымыл». И ему тутже захотелось смыть с руки эту вековую накипь грязи и пыли, не долго думая опустил руку в реку забвения Лета. Вода оттенка бирюзы, зеленая с голубым и совершенно непрозрачная со странным маслянистым блеском, поглотила кисть руки, и сразу тепло, исходящее от вод реки, приятно обволокло мышцы и сухожилия руки. И, о диво!, он отчетливо ощутил на своей руке нежное прикосновение Лета, ласковый шопот бирюзовых вод забвения. Кожу слегка пощипывало, особенно ссадины. «Нельзя этого делать!» - испуганно вскрикнул Хоронщик. Испугавшись окрика, он выдернул свою руку и застыл в ужасе. Его руки словно и не бывало, будто и не рука была вовсе, а всего лишь обрис руки, на котором горел большой перстень, хищно поблескивая зеленым жабьим камнем. «Что я наделал..» - размахивал своею несуществующей рукою Крон. Все, кто видел это диво, ужаснулись. «У него нет руки, у него нету руки» будто молитву раз за разом повторяли они, держась подальше от борта лодки. «Не бойся, Тиран» - успокаивал его перевозщик, «рука - это чепуха». «Вот если бы туда свой нос засунул, тогда бы я посмеялся, а так рука – мелочь. Забудь о ней и все. Если повезет, вырастит новая». «Ты же не дрова везешь, надо предупреждать, что воду трогать нельзя» - обиженно ругался Крон, «а если бы я напился из речки, что тогда...» А хоронщик в свое оправдание нашел тысячу оправданий. Дескать язык разламывается объяснять всем и каждому, что воду трогать нельзя. «Сколько я долблю это в ваши пустые головы, а все равно найдется эдакий любознательный, всунет свою голову в реку, а назад без головы возвращается. И ничего, никто еще от этого не умер». Все вокруг смеются, а он, безмозглый, рад бы плакать, только нечем, ибо головы нету и рот пропал. Начинают грызть его угрызения совести, а зря, раньше нужно было жалеть, когда голова была на месте, а теперь когда ее нету и жалеть то нечего. «Ты смеешься надо мною!» - вскричал Крон, корчась от обиды за своим потеряным членом. «Успокойся, не кипятись, что было, того уж нету» - успокаивал его Хоронщик. «По правде говоря, только тогда начинаешь жалеть, когда потеряешь, а в остальном пустяк – забудь». «Ничего себе пустячек» - разошолся Крон и даже не думал останавливаться. «А если бы я и вправду голову туда засунул, и остался без головы, какбы я по-твоему страной мог управлять. Ответь». «Ты не прав» - отвечал Хоронщик, «ибо примеряешь к мертвым земные одежки. Вот к примеру осталась душа без головы, так это ж даже лучше, все кругом радостные, веселые, смеються, а безголовый начинает осознавать, что он не такой как все, от этого в нем начинают развиваться непреодолимые желания обрести свою голову обратно. От этого укрепляется его дух, закаляется его воля, в нем начинают преобладать кармические склонности к сансарическому существованию. Это нормальный процес, и, как показывает практика, такие безголовые быстрее других преодолевают лабиринты чистилища и в числе первых, представ пред судьей полностью очищеными, с первого раза обретают новые тела. И ты не переживай. Твоя душа – это ментальное тело, оно не способно умереть, даже если от него отделить голову и рассечь его на четыре части. В действительности твое ментальное тело имеет природу пустоты, и тебе нет нужды бояться. Пустота не может навредить пустоте». «Ну, раз ты так считаешь» - махнул несуществующей рукою Крон, «и правда, чего жалеть, рука на месте, пальцы работают, перстень держится, не спадает, а на чем он держится - это мое личное дело. Кому если не мне знать, как я должен выглядеть, хоть сейчас возьму и с головой окунусь в водах реки забвения». «Не нужно этого делать» - остановил его Хоронщик. «Почему? Что мне сделается?» - добивался признания Крон. «Если сказал нельзя, значит нельзя, а почему объяснять не буду. Слишком много вас, потусторонних, стало шастать в Утробе чистилища. В том веке было двое, в позатом один музыкант попался, всю дорогу развлекал меня игрой на лире, а теперь вы тут шастаете. И все эти безобразия начались с царя Тартара. Когда его Уран-громовержец в медные чертоги заточил, к нам попала уйма живых душ. Оттуда все и пошло, стало страшно причаливать к берегу. Того и гляди набросятся на тебя эти пестрые, серые, бурые, пегие, мохнатые разбойники.» «Знаешь, тоже самое нам сказал Тартар. Может быть ты обьяснишь мне, что за страхи напустил старик и так туманно намекал на какое-то стадо белых, пегих, кусающих его творений». «Что же тут непонятного» объяснял Хоронщик, «это низшие божества Дикины. Дикины восьми мест кремации. Дикины четырех уровней сознания. Дикины трех обителей разума, и каждый из них украшен шестью, костяными украшениями с барабанами и трубами из бедренных костей, бубнами из черепов, стягами и балдахонами из кожи убиенных. Наполняя музыкой подземный, мир они заставляют стены лабиринта вибрировать, сотрясаться и дрожать столь мощными раскатами, что от них мутнеет в мозгу». «Дикины - это что-то вроде Грай» - уточнил Сабскаба. «Вроде» - ответил Хоронщик, «только хуже…». Вся остальная дорога пролетела как один миг, Крон уже боялся к чему-либо прикасаться и молчал, словно набрал в рот воды реки забвения Лета. Пройдя луга, поросшие бледной асфоделью, а затем длинным и черным тоннелем, они наконец-то сумели выбраться на свет божий. Яркий белый свет встретил их душераздирающими криками и стенаниями. Казалось, своды дворца сотрясаються от многоголосого рева плакальщиц, утешающих мать сырую землю Гею. Она билась в истерике, а ей вторили несколько десятков жалобщиц, утешающих свою госпожу. Крон выглянул во двор, увидел великое множество Кентавров и Амазонок, заполонивших все улицы города. Воинственно настроенные Амазонки, девы-воительницы, выстукивали своими копытами по гулким мостовым Сорочанска. Кентавры вели себя еще хуже. Вот где ты вскричала, богиня Гея, и бросилась к Крону. По дороге она зацепила редкую фарфоровую амфору, и та с грохотом разбилась в дребезги. Мать сырая Земля вцепилась Крону в волосы и затрясла его голову так сильно, что она чуть было не оторвалась от туловища. «Что ты сделал?» - стенала она, «как же ты, изверг, мог убить своего брата? Где он? Что с ним?» - кричала и билась она в истерике. «Какой-такой брат?» - защищаясь отталкивал он свою мать. «Я никого не убивал, а уж тем более брата». «Ты – кровопийца» - рыдала Гея. «Где мой сын, Перун Геевич, что ты с ним сделал?» И тут до Крона дошло. Так вот почему этот варвар Перун обладал такой воистину титанической силой. «Боже правый, Хаос-вседержец!» - вскричал Крон, «какая чудовищная ошибка! Я ведь абсолютно не знал, что он мой брат. Да и не убивал я его вовсе, просто отправил его в бездну Тартара». «Зачем ты это сделал, зачем?» - рыдала безутешная мать за своим дитям. «А что мне оставалось делать, если он возьми и окаменей? Взял и враз сделался, будто из гранита вылепленый. Он мне весь зал загородил. Ходил я вокруг да около, спотыкался, а потом подумал, что ему там лучше будет. Каменному среди камней самое место». «Верни его обратно» - просила мать сыра Земля, «а то прокляну тебя навечно». «Мама, успокойтесь» - утешал ее Крон, «обещаю, что завтра же раскаменю его взад, вызволю обратно, извлеку на свет божий. Я ведь не знал, что это мой братик родненький». «Что ты с ним сделал?» - молила Гея, «убил, кровь его выпил, печень пожрал, а самого заточил в чистилище?». «Что ты, матушка, побойся всевышнего Хаоса, разве бы я посмел поднять руку на своего братца. Что ему сделается, мечем его руби, копьем коли, ничего с ним не случится, только искры на землю сыпятся. Заговоренный он». «Какой-такой заговоренный?» - утирала слезы мать сыра Земля. «Такой заговоренный» - отвечал Крон, «его заговорил один колдун, и теперь он словно каменный. А я обещаю, что в ближайшее время вызволю его из бездны Тартарары, раскалдую, все сделаю, что в моих силах. Будет как новенький. Вот только одна загвоздочка. Быстро этого сделать не обещаю, травма у меня», и Крон протянул свою безликую руку. «Потерял я руку понимаешь! К тому же там очень опасно, все чистилище заполонили толпы Дикин восьми мест кремации, Дикины четырех уровней сознания, Дикины трех обителей разума. У каждого из них трубы из бедренных костей, бубны из черепов, стяги и балдахоны из кожи убиенных. Они наполняют музыкой чистилище. Они заставляют стены лабиринта вибрировать, сотрясаться и дрожать столь мощными раскатами, что от этих звуков мутнеет мозг». Бедная мать сыра Земля рыдая заламывала свои руки. «Горе, какое горе» - шептала она, и Крону пришлось ее успокаивать. «Мамочка моя родная, не переживай так сильно, все в конце концов образумится. Я бы и сам рад помочь, но честно сказать, потеряли мы его в тупиках лабиринта, а где потеряли, никто толком не знает. Но мы поищем, будь спокойна, найдется когда-нибудь» - уверял он свою маму. В один миг глаза Геи вспыхнули яростным блеском, из ее рта посыпались страшные проклятия. «Ты ничем не лучше своего отца Урана. Разве не я выносила тебя в своей утробе? Разве не я молча переношу твой развратный образ жизни? Разве не я заступаюсь за тебя пред всем миром, зная что ты вращаешься среди подонков общества? Ты - бессовесный негодяй.» «Мама» - оправдывался Крон, «зачем так побиваться, если Перун божич, то ему ничего не сделается. И не стоит его оплакивать, ибо боги не умирают, они вечны. А если они умирают, то это не боги, их вовсе не нужно оплакивать». «Ты еще язвишь, кощунствуешь, змий, Аспид? Я проклинаю тебя на веки вечные. Ты ничем не лучше своего отца, тот заточил своих детей в бездну, и ты ему в ровень, своего братца единоутробного извел. Будь же ты проклят и знай, что твои дети низвергнут тебя. И будешь ты присмыкаться и ползать на животе своем. Ты не достоен быть богом, твое обличие - облик змея и шкура крысиная, и будешь ты тысячу лет ползать на брюхе, искать себе пропитание: мышей и змей себе подобных. И еще тысячи лет будешь искупать свои прегрешения в склепе Стона, и стон твой будет для моего сердца усладой. Помни мое слово вещее». С этими словами она удалилась. Кентавры в злобе и негодовании разрушили входные городские врата, Амазонки осыпали дворец градом камней и умчались к себе, в степи Ирийские.

Волчья сыть

«Ох, и проголодался я от всей этой нервотрепки» - жаловался тиран Крон. И тут же к нему бросились его верноподданые слуги, быстрее ветра застелили столы белой скатертью, заставили яствами, и начались веселье и праздники. А вскорости обидные, ругательные слова забылись совершенно. «В конце концов проклятье - это только слова и ничего более» - успокаивал себя Крон, предаваясь веселью. А горечь обидных ругательств как-то сама по себе оставила его сознание. Оно и правильно, чего заранее горевать да печалиться. Все это время он жил припеваючи, день и ночь его развлекала любовница Шакархава. Только в ее обществе он чуствовал себя уютно и вольно, неотяжеленный царственными делами. В ее доме всегда царил полумрак блаженства, только здесь он мог забыться и отдохнуть своей измученной, изрезанной ранами и рубцами душой. Как-то раз Шакархава сказала своему ненаглядному Крончику: «Если правда, что мой господин любит меня, пусть закажет у мастеров Тельхинов две золотые чаши, которые я наполню элексиром любьви. И еще прошу подарить мне механическую арфу, чтобы она сама при помощи хитромудрой пружины могла издавать чарующие звуки. Тогда бы я одна, без посторонних глаз, могла услаждать своими танцами и пеньем слух моего господина». И Крон приказал сделать две глубокие чаши для питья из серебра и драгоценных камней с прекрасной резьбой и тиснением, а также златострунную Арфу в виде бычей головы, звучание которой было не сравнимо ни с чем. А Шакархава, рада-радешенька подарку, тут же наварила приворотного зелья и потчевала им своего Крончика. В одном блюде всегда было приворотное зелье, укрепляющее взаимные чувства и мужскую силу, приготовленное из артишоков и спаржи, смешанное с медом и ядрами миндаля. А во второй чаше всегда был любовный напиток - смесь мяты, розмарина и чебреца. Ими Шакархава кормила своего возлюбленного из золотой ложечки, услаждая слух сладкоголосым пением, чаруя его еще больше. А он вкушал напиток любьви и наслаждался ее танцами. Так бы и текли дни за днями, но однажды, восседая на высоком царственном троне, он, как это и положено правителю, решал неотложные государственные дела, а вокруг него толпились просители, гости из далеких земель, придворные и советники. Он долго и запутанно объяснял посетителям проводимую им стратегию и политику будущих великих побед и свершений, как вдруг почувствовал, что ему стало что-то мешать. Поковырявшись пальчиком во рту, он заподозрил что-то неладное. Подозвав своего верного Сабскабу, приказал: «Приблизься и взгляни, что это так болит у меня между тремя передними клыками, словно там ростет зуб мудрости и вот-вот прорежется». Сабскаба в начале, приняв его слова за шутку, недоверчиво приблизился и заглянул в рот полный острых зубов. Осмотрев клыки тирана, он с почтительным поклоном ответил: «О, мой господин, это у вас режется клык». Крон еще больше удивился такому ответу. «Я уже не в том возрасте, когда режутся клыки», и добавил смеясь: « если бы тут должен был вырасти клык, это случилось бы несколько веков назад, еще в пору моей юности». Тогда находчивый Сабскаба, недолго думая, спросил Крона, чистил ли он сегодня зубки или может забыл. «Чистил, как обычно две минуты натирал песком, затем содой и мелом до блеска. «Странно» - просебя подумал Сабскаба, «откуда взялась такая зараза», но спросил другое. «А что кушал сегодня мой господин, как знать, не от этой ли пищи случился такой конфуз?». «Ты что придираешься?» - вспылил Крон. «К чему все эти намеки и необоснованные подозрения? Я ел обычную пищу, которую привык есть с детства. Если кто-то виновен в том, что случилось, то я требую произвести строжайшее дознание и наказать всех виновных и невиновных» - распалился правитель. При этих словах у всех похолодело внутри, они тут же кинулсь исполнять приказание повелителя. Через время Сабскаба бодро вернулся назад, а за ним по пятам следовали молчаливые стражники гарпии. Они древком копья подганяли связанную по рукам и ногам кухарку, и та под страхом смерти поведала следующее: «Когда господин приказал подать яства, а сам отправился в басейн, чтобы искупаться перед завтраком, я резала на кухне траву Иссоп, но зазевалась и порезала ножом кончик пальца. Не мешкая, я схватила тряпицу и замотала ею свой порезанный палец, добавила в пищу приправу и поставила ее на огонь, но капелька крови все же капнула в кастрюлю. Приметив это, я хотела приготовить новое блюдо, но не успела, ибо государь уже вышел из купальни и потребовал завтрак. Вылив приготовленое яство на блюдо, я поспешила кормить своего господина. Вот все, что я могу поведать, если тиран пожелает лишить жизни свою рабу, пусть сделает это», пала она к его ногам. Остро отточенный мечь в один миг занесся над ее головой. Одно только слово - и молчаливый стражник из рода гарпий исполнит приговор. Выслушав ответ кухарки, Крон знаком остановил стражника, и тот вложил в ножны медный мечь. А кухарку отослал на кухню. Через время Крон подозвал к себе градоначальника Наннанка и спросил его: «Не приказывал ли я сегодня предать кого-либо позорной казни?». «Есть такие» - отвечал Наннанк, «мы их казним самим жестоким образом, сейчас же и без промедления». «Постой!» - остановил его тиран, «виновных обезглавьте, а всю кровь до последней капли собирите вот в эту чашу и принесите мне». Наннанк, почтительно поклонившись, взял чашу и поспешил в темницу к смертнику. Того казнили, наполнив чашу кровью, поднесли ее Крону. Он же с чашей в руках отправился на кухню и повелел кухарке приготовить точно такую же подливку, и сам лично влил кровь в кратер с подливкой, когда та почти поспела. Закончив стряпню, кухарка выложила готовое яство на блюдо и отнесла его на пробу. Он же, отведав блюдо, нашел, что оно стало еще вкуснее, от этого блюда у тирана прорезался еще один клык. На следующий день тиран приказал казнить еще одного смертника, собрать его кровь, зажарить печень казненного и, протушив ее в крови, подать гарячим. Новое блюдо показалось ему вкуснее всего, что он когда-либо ел. И с тех пор он уже был не в силах отказаться от крови. Особо ему нравилась кровь рабов и печень охлосов, и не мог он есть блюда ни с какой другой приправой, кроме крови. Каждый день он казнил узников, потом стал хватать ни в чем не повинных слуг и придворных, и вскорости в Сорочанске не осталось ни одного путнего слуги, а Крону, казалось, не было до этого никакого дела. Он думал только о том, как бы ему испить сырой крови и отведать свеженькой печеночки. Вскоре великое смущение обуяло горожан. С криком и плачем приходили они к вельможам и, горько рыдая, просили, умоляли разыскать их малюток, их маленьких демоносиков, которые стали пропадать в городе. А те в свою очередь сами жаловались им на свою горькую судьбу. Дескать никого разыскать они не могут, им теперь не до этого, ибо все их слуги убиты, им самим приходится таскать себе воду, собирать дрова, готовить пищу. Крону же до этого не было никакого дела, он утолял свой голод кровью, закусывая прожаренной печенью. Эксперементируя с апетитами, дошел до того, что у детей вынимал мозг и ел сырым или прожаренным с кровью. Безвинно загубленные, безмозглые души не могли даже добраться до врат чистилища, обрести покой и надежду на новые воскрешения. Денно и нощно молились демоносы старым богам, всех высшему Хаосу и небесным Сварожичам, умоляли ниспослать кару на голову тирана. Да и какая же мать согласиться отдать своего дорогого ребенка этому ненасытному чучелу, чтоб оно бедную крошку замучило? Плачут они, убиваются, с малышами на веки прощаются, вымаливая у Хаоса небесной милости. И не совсем ясно, то ли их мольбы и слезные просьбы были услышаны, то ли проклятья матери земли Геи возымели свое действие, но только одной ночью Крон проснулся от страшного грохота в своей утробе. Наскоро одевшись, он устроил настоящий разгром на кухне, от чего грохот стал настоящей кононадой. Неистерпимый грохот в животе плюс грохот кастрюль, кратеров, сковородок, шумовок, мисок, чашек, вилок и ложек смешалось в настоящую кокофонию звуков. Все, что было на кухне съедобного, пожирались с неимоверной частотой, вылизывалось до бела, выпивалось до дна. А под утро случилось так, что Крон заболел пищеварением, а чтобы хоть как-то снять спазмы, сжимающие его желудок, он дни и ночи на пролет что-то грыз, чавкал, беспрестанно запихивая себе в рот все, что нипопадя. А когда его челюсти буквально опухли из-за страшных мозолей, которые рот натер своими желваками, он призвал к себе лекарей и приказал лечить его немедля. Местные светила медицины, осмотрев больного, нашли, что его болезнь очень опасна, симптомы неясны, а исход неблагоприятный. Все это было вызвано тем, что врожденная пищеварительная способность его желудка, благодаря которой он переваривал целые котлы с мясом, не справилялась с изобилием пожираемой пищи. Только Крон не верил докторам, подозревая, что всему виной проклятье его матери Геи. «Ты не достоин быть богом, твое обличие - облик змея и шкура крысиная, и будешь ты тысячу лет ползать на брюхе, искать себе пропитание: мышей и змей себе подобных.» «Проклятье на мою голову свалилось в одночасье» - причитал бедняга Крон, качался по земле, рвал на своей груди волосы, заламывал руки, посыпал голову пеплом. Но сколько он не побивался, исцеление не наступало. Знающиеся на колдовстве маги и чародеи не могли снять с него сглаз и порчу, они только разводили руками, дескать, тут мы бессильны. Их неутешительный диагноз оставил больного один на один со своею болячкой, и даже Шакархава не смогла исцелить его своими любовными чарами. Пришлось ему всецело отдаться в руки Гиперкритоса, Тротулы и Кобры, так сказать, вручить им свое бренное тело для детального обследования. А тех дважды просить не нужно. Будто голодные пьявки впились в его тело, стали осматривать, ощупывать его и так и эдак. Чтобы поставить окончательный диагноз, к нему были пременены различные медикаментозные средства и процедуры. Болезнь однако ж оказалась сильнее лекарств. Тогда было решено заменить ему желудок на новый. Для этой цели уже зарезали здорового во всех отношениях демоноса с луженным желудком, почками и брыжейкой. Только Крон на отрез отказался пришить себе новый желудок. Пусть лучше богиня луны Селена падет мне на голову, чем я позволю этим кровопийцам Гиперкритосу, Тротуле и Кобре исполосовать ножами свой живот, отвечал он на все уговоры и просьбы. Тогда на расширенном консилиуме от светил медицины было принято решение, немедленно собрать полный круг анализов, просветить, прощупать больного насквозь. Несколько лет ушли только на сбор анализов. Медики брали соскобы, пунктировали где нужно, пальпировали где это было возможно. В назначенный срок был составлен подробный отчет о состоянии здоровья тирана, который и был представлен широкой огласке. «Что касается его органов» - объявил Гиперкритос во все услышанье, «то поставить точный диагноз невозможно, ибо болезнь постоянно прогресирует, меняется ее течение и симптомы. В то время, когда я осматривал больного, его мозг по величине и цвету субстанции напоминал левое яичко клеща. В то же самое время мозговые желудочки у больного были крепче скорлупы ореха. Чревовидный отросток - что молоток для отбивания мяса. Перепонки - медные сковородки. Углубления в средней полости мозга – точно чаны для извести. Черепной свод будто сшитый из лоскутов ночной чепчик, мозговая железка - что дудка, сосцевидные бугорки - что башмачки, барабанные перепонки - что толстая кожа буйвола, височные кости - что черепичная крыша домов, затылок -что придорожный столб, язык - что выдувная трубка, а небо - что двустворчатые ворота. Вязкость, блеск и кислотность слюны напоминали мед, миндалины - горный хрусталь, гортань - корзинку для овощей. Желудочек был как коромысло. Нижнее отверстие желудка - что дверь. Глотка - что комок пакли. Легкие - что кузнечные меха. Сердце - что водопроводная труба. Плевра - что долото. Артерии - что колодезные шахты. Диафрагма - что барабан. Печень - что секира о двух лезвиях. Вены - что бурные реки. Селезенка - что рожок для приманки дроф и перепелов. Кишки - что тройные рыболовные сети. Желчный пузырь - что скобель кожевника. Брыжейка - что арфа. Тонкая кишка - что щипцы зубодера. Слепая кишка - что нагрудник у дракона. Ободочная кишка - что решето. Прямая кишка - что вываренной кожи бурдюк. Почки - что лопатки штукатуров. Поясница - что висячий замок. Мочеточники - что бочьки. Почечные вены - что две клистирные трубки. Сперматические сосуды - что слоенные пироги. Предстательная железа - что глиняный горшок. Сухожилия - что кожаные перчатки у сокольников. Связки - что кошели. Кости - что плошки. Рога - что бивни. Чешуя - что доспехи пешего воина. Костный мозг - что котомка. Хрящи - что заросли бурьяна. Железы - что галеры. Животные токи - что мощные удары кулаком. Жизненные токи - что замедленные щелчки по лбу. Горячая кровь - что беспрестанные щелчки по носу. Моча - что папефига. Детородные органы - что сотня мелких гвоздей. Память - что повязка. Здравый смысл - что посох. Воображение - что перезвон колоколов. Мысли - что скворцы в полете. Сознание - что вылупившийся из яйца дракончик. Умозаключения - что зерна ячменя в мешке проса. Угрызения совести - что составные части Сциллы и Харбды. Замыслы - что баласт на судне. Понятия - что створки раковины. Умственные способности - что улитки. Воля - что три ореха на одной тарелке. Суждение - что стоптанные сандалии. По всему этому можна сделать только один вывод. Больной абсолютно здоров... «Это что же получается?» - обиделся тиран Крон, «если я в полном порядке, то умру совершенно здоровым? Так не бывает. Поставьте точный диагноз». «Ваша болезнь» - отвечал лекарь Кобра, «есть не что иное, как проявление очень редкого недуга «Волчьей сыти» или, как ее еще называют в простонародии, «Волчья прожора». «Боже правый и левый, Волчья прожора» - ужаснулся больной. «Но что мне делать? Как излечится? Может есть какой-нибудь радикальный способ продлить жизнь?» «Не укорачивать ее» –был ответ светил от медицины. А в рецептурном бланке вместо лекарств были даны указания для слуг, служанок и поваров. Так как лечение Волчьей сыти очень затруднено, то единственным снадобьем для больного будет обильное и сытное питание. «А мы» - заверили его Гиперкритос, Тротула и Кобра, «приложим все свои силы, все свое уменее, чтобы поскорее найти лекарство и излечить страждущего». Но время шло, а чудных капель и благодейственных лекарств не было. День ото дня больному становилось только хуже, сколько бы он не съедал, никогда не наедался. Десять поваров стряпали для него день и ночь. Один пшено мешает, другой варит, третий кашу накладывает, четвертый большое держит блюдо, еще двое тащат блюдо с пшеном, другие жарят баранов, ослов, косуль, перепелов да кроликов, а остальные уносят обратно пустые блюда. Так продолжалось день за днем, и вскорости облик Крона несколько изменился, превратившись в настоящие чудовище, потешное и отталкивающее, что им в пору только пугать малых демоносов. Глаза у него были больше живота, а голова - шире всего остального тела, челюсти тяжелые, широкие, страшные, с крепкими зубами как верхними, так ровно и нижними. Эти белые зубы все время устрашающе щелкали друг о друга, будто кто-то их специально дергал за веревочки, спрятанные внутри его огромного рта, который стал впору драконьей пасти. Волчья сыть - заболевание грозное и порой неизлечимое. Вот почему за больным заботливо ухаживало великое множество прислуги с корзинками, котомками, тюками, мешками и котлами. Они сновали взад и вперед, входили и выходили, принося в жертву своему божеству нектар настоянный на корице, и к нему нежное жаркое без подливы, хлеб белый, хлеб сдобный, хлеб из крупчатки, хлеб простой. Шесть сортов мяса жареного на вертелах, козлятину жареную, холодное жаркое, всевозможные супы, потроха, фрикасе девяти сортов, пирожки, бублики, бульон с гренками, бульон из зайчатины, бульон из гусей, капусту белокачанную с бычьим костным мозгом, меланж, рагу. В промежутках ему неизменно подавали напитки, и прежде всего прекрасный и отменно вкусный нектар, затем пенный кукнар, и холодный как лед сладкий шербет. Все это подавалось в больших серебряных чанах. За этим следовали тосты, колбаса ливерная с острой горчицей, сосиски телячьи, языки копченые, соленья, свинина под горошком, телятина шпигованная, колбаса кровяная, колбаса сервелатная, колбаса свинная, ветчина из гипопотама, кабанья голова, хобот слона, шея жирафа под хроном, соленая крупная дичь с репой, кусочки печенки с салом, огурцы в имбирном рассоле. Все это запивалось стоялыми медами, кампотами и морсами. Потом больной делал перекус, заедал все это бараньей лопаткой с чесночным соусом, паштетом с горячей подливкой, свинными котлетами с луковым соусом. Затем наступала очередь обеда, за которым он обычно поглощал каплунов жареных в собственном соку, куропаток и куропаточек, фазанов и фазанчиков, павлинов и павлинчиков, аистов и аистят, бекасов и бекасиков, вихарей и вихарьков, уток и дроздов, пастушков и водяных курочек, турпанов и цапель хохлаток, чирков и нырков, выпей болотных и водных бегунов многоножек, рябчиков лесных и реполовов, козуль и бараньи лопатки с каперсами, говядину под шпинатом, телячью грудинку с куркамой и барбарисом, вареных кур и жареных каплунов под бламанже, рябчиков, цыплят, кроликов, крольчат, перепелов, перепелят, голубей, голубят, цапель, цаплят, дроф, дрофят, жаворонков лесных, цесарок, жанок, гусей, гусят, сизяков, диких утят, жаворонков полевых, фламинго, лебедей, колпиц, дроздов певчих, журавлей в небе, сукальней, кроншнепов, куропаток лесных, горлиц и дикобразов маринованых со спаржей. Когда же с обедом было покончено, больного принимались лечить, ведь «Волчья сыть», как никакая другая болезнь, была чревата своими непредсказуемыми последствиями. Лечили его при помощи всех известных науке методов. Прежде всего старались искоренить, вытащить душевный корень заболевания, так сказать, успокоить психику больного, ведь ни для кого не секрет, что все болезни от нервов, и только все остальные болезни возникают по другим причинам. Пред больным устраивались пляски и пения, исполнялись древние, протяжные, лирические напевы гор, долин и рек. А также зажигательные танцы такие как, Купрумус, Кордекс, Тирония, Элемия, Тартарарон, Синация, Никатизм, Колабраизм, Кронофор, Ирийчик, Тельхирумос, Тарантряс, Тангоманс, Эфиопчик, Монгос, Степ, Пирруха, а ровно и все понтовитые танцы страны Пунт, и многие другие пляски народов мира. Все это происходило под непрерывное урчание живота больного, и зубодробительные «па» его клыков, постоянно требующих пищу. Усладив его мозг танцами, больной с большой охотой брался за десерт. Нужно заметить, что десерт всегда шел на пользу и давал заметные сдвиги при излечении. Паштет из куриной печенки заедался паштетом из жаворонков, а затем следовали паштеты из мяса дикого козла, паштеты из мяса козули, паштеты из мяса серны, паштеты из каплунов. Все это вприкуску с пирожками, крендельками, булочками, бубликами и бараночкками давало своеобразный лечебный эффект. А если ко всему этому прибавить сладкие пироги, кремы, джемы, варенья, драже, простокваши и трубочки с сахарным песком, то все это вселяло уверенность в победе здравого смысла над медициной. А в это время знаменитые лекари не перставали колдовать над составом целебного снадобья, одни творили микстуры, постоянно их смешивая друг с другом. Другие лепили пилюли и терли порошки. Третьи осматривали больного, измеряли температуру, давление и пульс. Великие светила медицины Гиперкритос, Тротула и Кобра испытывали на больном самые современные препараты, но, к сожалению, ни одно, даже самое радикальное средство, не давало желаемого результата. Тогда вновь был собран консилиум врачей, и на основании последних анализов был поставлен окончательный и бесповоротный диагноз. У Крона самая извращенная форма «волчьей прожоры», какую только можна было встретить. «Хотя внешне никаких видимых изменений в его теле не произошло, все выглядело как всегда, взвешено и соразмерно, за исключением семи ребер. Ребра у него были совсем не как у обычных демоносов, а несколько угловаты и спирально изогнуты. А все остальные органы и части тела были в норме: ногти что буравчики, копыта что ободья от арбы. Ступни что лютни. Пятки что дубины. Подошвы что плавильные тигли. Ноги что ходули. Колени что скамейки. Ляжки что катапульты. Бедра что коловороты. Живот что башмак с острым носком. Пуп что губан. Лобок что блин. Детородный орган что туфля. Яички что амфоры. Семенники что рубанки. Задний проход что чистое зеркало. Ягодицы что бороны. Крестец что горшок из-под масла. Спина что изогнутый шкворень. Позвонки что волынки. Грудная клетка что балдахин. Лопатки что ступки. Грудь что кузнечные меха. Соски что пастушьи рожки. Подмышки что стройные березы. Плечи что еловые ветки. Руки что дубовые пни. Пальцы рук что котлы. Запястья что две ходули. Локтевые суставы что серпы. Локти что крысоловки. Кисти рук что скребки. Шея что полумисок. Горло что дырявое сито. Кадык что боченок. Борода что фонарь. Подбородок что тыква. Уши что поленья. Нос что водопровод с узким и загнутым к верху носком. Брови что тарелки. Ресницы что осчетинившаеся метла. Глаза что подзорные трубы. Глазные нервы что струны. Лоб что кубок. Виски что цедильные воронки. Щеки что подносы. Челюсти что кратеры. Зубы что рогатина. Язык что арфа. Рот что черпак. Череп по крепости и по цвету больше сходен с зеленым шифером... Полный анализ больного дает повод надеяться, что он вполне здоров и может с уверенностью ожидать благоприятного исхода излечения. Хотя извращенная форма Волчей сыти или Волчей прожоры, как ее еще иногда называют в простонародии, преобрела несколько устрашающее течение, от чего исход может быть самый неблагоприятный, а лечение безуспешным. Волчя сыть - явление в природе небывалое, оттого загадочное и непонятное. Если больной плюется, то это полные корзины Артишоков. Если сморкается, то это соленые угри. Если плачет, то это утки под луковым соусом. Если дрожит, то это огромный пирог с зайчатиной. Если икает, то это тарелка холодца. А все это безобразие происходит оттого, что его пищевод накопил огромное количество соков различного посола, которые под действием естественной теплоты и влаги, усиливает выработку сподизаторов хасинима, нееманимы и паршимы, перед которой современная медицина бессильна. Вам же остается только проворно накрывать столы, готовить, жарить, парить и питать его всякими видами питательных веществ, а именно: икрой, сливочным маслом, гороховым пюре, шпинатом, селедкой, сардинами, анчоусами, солеными тунцами, вареными бобами, салатами множества сортов, из которых обязательно кресс-салат, салат их хмеля, из морской капусты, из рапунцеля, из грибов и бузины, из спаржы, из жимолисти и множество других. И вообще морепродуктам нужно отдавать главенствующее положение, а именно усачам, голавлям, головастикам, скатам, осетрам, макрели, камбале, палтусу, устрицам, гребешкам, медузам, бунтусам, лангустам, корюшке, форели, барабуде, песочникам, треске, осьминогам, лимандам, плоскушам, пескарям, психонам, снеткам, карпам, морским собакам, морским ежам, мечь-рыбе, миногам, дельфинам, скатам, мидиям, омарам, креветкам, марам, кармусам, уклейкам, линям, хариусам, ландимрям, треске, каракатицам, колюшкам, тунцам, бычкам, молюскам разных видов, угрям, бешенкам, муренам, кармусам, черепахам, змеям, макрелям золотистым, курочкам морским, окуням, мабаркам, осетрам, гольцам, крабам, ракам, улиткам, лягушкам. И вообще на случай голода подавать ему всякую всячину, какая только попадется под руки. А мы умываем руки, ибо все наши старания, все наше уменее разбились о его луженный желудок». С тем Гиперкратус, Тротула и гомеопат Кобра удалились каждый в свой удел. А тем временем положение Крона день ото дня становилось все хуже и хуже. Чтобы всячески поддержать своего повелителя, его верные советники начали и сами с утра до вечера стучать челюстями уничтожая множество различных супов, фрикасе, рагу, жареной козлятины, говядины, копченостей, солений, пирогов, сыра, колбас и множество всякой всячины. Все это они запивали множеством питья. Так старались, так льстили своему хазяину, что многие ничуть не отставали ему в размерах и прожорливости, а Сабскаба был лучше всех. Сколько это продолжалось и чем бы все закончилось неизвестно, ибо тирана Крона перестали посещать правители отдаленных областей ойКумены. Все седьмой дорогой обходили город Сорочанск, многие с недоверием посматривали на светлую обитель богов, видя что она превратилась в жилище обжор и целый сонм ужасных божеств: Таната-смерть, Эриду-раздор, Апату–обман, Кер-уничтожение, Гипнос-сон с роем мрачных тяжелых видений, Незнающую пощады за преступление Немесиду-отмщение и много других. Особо ругали танцовщицу Шакархаву, сумевшую набросить сети своих чар на Крона. Она внесла в этот мир раздоры, обман, борьбу и несчастье. «Во всем виновата только она» - шептались друг с дружкой демоносы. Только как же они заблуждались приписывая Шакархаве только плохие качества, которых у нее было не отнять. Просто мало кто знал, мало кто догадывался, сколько проплакала она бедняжка, сколь горько горевала за своим любимым Крончиком. Раньше как было хорошо, он исполнял любую ее прихоть, любое желание, а теперь все рухнуло, она уже не вдохновляла тирана. Да и сама она стала его побаиватся, слишком большие были у него зубы и кусался он больно. И тогда Шакархава прибегла к единственно верному решению, отослала почтового голубя к своему дяде, знатному магу Карасана из племени Кабиры, и тот в скорости явился во дворец. Первым делом он осмотрел больного и нашел, что история его болезни слишком запутана и туманна. Сопоставив расположение звезд на небосводе, фазы луны и затмения месяца, он пришел к выводу, что больного можна вылечить. И тут же взялся готовить снадобье. Одних слуг он заставил стричь ослов для получения отменной шерсти для бинтов и повязок. Вторых послал собирать колючий терновник и руками выжымать из него капли целебного снадобья. Третьих заставил выдоить из козла свежее молоко и слить его в решето, туда же он добавил целебные капли Ахашдарпнина, которые он добыл из кожи полосатых угрей. И вот когда лекарство было готово, он отправился на кухню. Царская кухня представляла из себя обширный, замечательно устроенный залл о двадцати очагах, в которых постоянно пылал огонь, посреди бежал прозрачный ручей, служивший также садком для рыб. В шкафах из мрамора и редких сортов дерева стояли запасы, которые всегда должны быть под рукою, а по правую и по левую сторону находились десяток кладовых, где было припасено все, что только было вкусного и лакомого. Кухонная челядь, поварята, слуги и служанки порхали возле двадцати очагов, в которых пеклись, коптились, и жарились сотни самых замысловатых блюд. Но когда на кухню ворвался дядя Карасана, все замерли на месте, и было только слышно, как трещит огонь да журчит быстрый ручей. «Что сегодня изволил заказать на завтрак наш повелитель» - по-деловому интересовался колдун. «Повелитель заказал красный янтарный суп с фрикадельками из языков и хвостов фламинго с кабаньим салом. И лапшу из белых полосок зебры». «Хорошо» - заметил дядя Карасана, «будет ему суп из белых полосок зебр. Нет ничего легче. Дайте-ка мне такие-то и такие-то травы, такие-то и такие-то пряности, кабаньего сала корени, и обязательно белые полоски из филейной части зебры, обязательно обжаренные в чебреце и приправленные имбирем. А для фрикаделек мне нужно шесть сортов мяса, утиный жир, имбирь и некой травки именуемой Любисток или «утеха для желудка», которая всегда превосходна к мясными блюдами». Дядя Карасана быстро и ловко со всем справился, что-то жарил, что-то смешивал и, покончив с приготовлением, приказал поставить оба котелка на огонь и кипятить до тех пор, пока не скажет «стоп». Затем он принялся что-то шептать, ежеминутно подливая в котелок волщебное зелье. Сняв с очага горшки и кастрюли, он попросил Сабскабу отведать блюдо, и тот нашел кушанье великолепным. «Восхитительно! Жизнью клянусь, очень вкусно.» «Это еще не все» - молвил Карасана. Взял несколько мешков муки и высыпал в котел с пшеном. Потом вылил на землю всю воду из всех горшков, ручей законопатил паклей и камнями так, что воды во дворце не осталось и капли, и строго настрого приказал поварам: «Сегодня дайте ему поесть это блюдо, я думаю, что оно живо поставит его на ноги, он вылечится, а вы отдохнете». А надо заметить, что повара давно уже молили небеса о таком милосердии, так как совершенно выбились из сил. Крон же, отведав первое блюдо, нашел его превосходным, затем он решил закусить супом из фрикаделек и белых полосок зебр. И снова, найдя блюдо отменным, уплетал его за обе щеки. Но когда все было съдено, он почувствовал, как у него вытягиваются и трещат все суставы, как из его плечь подымается голова. От ужаса и страха, охватившего тело, он начал задыхаться, хватался руками то за воздух, то за свое горло, «дайте воды» кричал и вопил больной так сильно, что в скорости выбился из сил и упал на пол почти без памяти. Только его никто не слышал, все сделали задние ноги, а у кого были только передние, призаняли еще парочку и скрылись в неизвестном направлении. «Воды-вооо-дыыыыыы» разносилось далеким эхом над городом и растворялось среди высоких гор Олимпа. «Сделай же что-нибудь» - просила демоница Шакархава своего дядю. «Все будет хорошо» - успокоил ее колдун и поднес больному огромный чан с изрядно пересоленной заварной мукой, и тот проглотил все в мгновение ока, а потом, схватившись за свой живот, упал на пол, стал кричать. «Умираю от жажды!» - орал он не своим голосом и ползал по полу. «Мы теряем его!» - вскричала обезумевшая Шакархава, в испуге бросилась искать воду, только дядя Карасана остановил ее, приказав: «Остановись, не давай ему воду». И та повиновалась, замерла на месте и с ужасом смотрела на безобразия, творящиеся в животе Крона. В брюшной полости что-то постоянно шевелилось, извивалось, скрючивалось и бурлило грозно урча. «Дядя, дядя, посмотри! В животе у Крончика сидит Волчий сытенок» - испуганным голосом молвила Шакархава, «если он вырвится наружу, мы пропали – разорвет». Дядю Карасана не нужно было долго упрашивать. Старик стариком, но в душе смел и решителен. Издав воинственный клик, он бросился на больного с кулаками, и так сильно ударил ногой в живот, что тот буквально провалилась внутрь. «Изыди» - кричал он. «Изыди» - орал он во все горло и произошло чудо! гортань Крона начала расширяться, из его горла высунулся язычек, который отвис до самой земли, а по нему как по ковровой дорожке выскользнул какой-то зверек. Карасана кинулся к нему, засунул его в жбан с водой, и ловко закрыл крышку. Волчий сытенок шипел, булькал и фиркал, жадно глотая воду. «Что это?» - еле переводя дыхание вопрошал Крон. «Это и есть живое воплощение Волчей прожоры. Теперь он не опасен, ибо отяжелел от избытка воды.» Тут же к тирану подскочили верноподданые слуги. «С выздоровленицем» - желали они ему счастья, здоровья и многие лета, а затем закатили такой пир, что расказать о нем не хватит слов. «Болезнь делает приятным здоровье!» - радовался Крон, «слава богу избавился-таки от страшной болячки, прямо мир другим кажется, и в голове вроде развиднилось. И правда, все, кто его видел в один голос утверждали, что в голове у него и правда стало на много светлее.

Заботливый родитель

Теперь же, когда страшная болезнь была изгнана из тела, а помутившееся сознание снова могло служить ему как и прежде, он задумался. «Может всему виной проклятье матери Геи, и то что я не придавал ему никакого значения - моя большая ошибка.» «Дети твои низвергнут тебя с престола!» - вспомнил он слова проклятья. «Ну, это мы еще посмотрим, мама» - язвительно отвечал самому себе Крон, и тут же приказал привести во дворец царицу Рею. Юная царица Рея буквально светилась счастьем, ведь она в первый раз стала матерью. «Радуйся! у тебя родилась дочь!» - молвила счастливая мать, протягивая мужу первенца. «Это девочка, я назвала ее Гестией.» «Бог ты мой, какая красавица!» - воскликнул счастливый отец и бережно взял из рук в руки плод Омфал, всячески сюская и строя умилительные рожицы, как это обычно делают родители. Омфал - божественый яйцеподобный плод, в котором ребенок продолжал расти и развиваться до момента созревания, а по истечению времени вылуплялся на свет божий. Бережно поднеся Омфал к огню, он просветил его насквозь, увидел, что дочка спит, поджав под себя ножки, и как будто светится неземным, заимствованным светом. Так она была сказочно прекрасна. Какую судьбу уготовили ей Суденицы богини судьбы? Три Суденицы, три богини судьбы, играли огромную роль в жизни любого ребенка. Лахесис назначает жребий еще до рождения, Клото прядет нить жизни, а Антропис предсказывает будущее. Старшая предопределяла день смерти, средняя – физические недостатки, младшая, по желанию которой обычно и сбывалась судьба, оказывалась самой милостивой, предрекала сколько жить ребенку, когда ему идти к венцу, с чем столкнется в жизни, и каким счастьем будет обладать. Верили, что судьбу они записывали на лбу. «Так ему на лбу на писано» говорили в народе. «Что предрекли Суденицы моей дочери Гестии?» - вопрошал он у Реи. «Твоей дочери уготована счастливая судьба, в детстве Гестия будет долго болеть, но достигнув совершенно летия, станет богиней жертвенного огня и домашнего очага.» «Вот и отлично» - молвил Крон, и подняв ребенка над своею головой, объявил во все услышанье: «Я, великий тиран всея ойКумены, властью, данной мне с выше, приказываю поместить мою дочь Гестию в утробу чистилища». «Что?» - вскрикнула Рея, но Крон остановил ее жестом. «Дабы уберечь мою доченьку от болезней, способных причинить ей вред и страдания, мы поместим ее в утробу чистилища, где она будет находиться до полного взросления.» «Отдай ребенка» - вскричала Рея, пытаясь вырвать свое дитя из рук тирана, но ее тут же оттащили в сторону. В ужас пришла Рея, видя судьбу своей дочери. Но что она, слабая и беззащитная женщина, могла противопоставить злобному тирану? Ничего. С покорностью жертвенной овцы на протяжении нескольких веков она будет рожать, а затем отдавать своих детей Гестию, Деметру, Геру, Аида жестокому отцу Крону. А тот, будто ненасытный дракон, будет безжалосно глотать их, отправляя в утробу чистилища. Но это будет потом, теперь же все верноподанные слуги успокаивали Крона как могли. «Успокойся, не гарячись!» - просили они его, «после болезни обычно наступает затяжной постреабилитационнный период, езжай в теплые страны, поправь расшатанное болезнью здоровье. Волчя сыть - заболевание очень опасное, возможны рецидивы, лучше всего сменить климат, отвлечься. Охота, рыбалка, что может быть лучше для исцеления». «Я и сам думаю, что мне будет лучше немножко отдохнуть, но как же государственные дела, кто лучше меня сможет править страной?» «Страна стояла и будет стоять, никуда она не денется» - успокаивали слуги тирана, «тем более, что ей уже давно правят все, кому не лень. Каждый в своем уделе сам себе бог и царь. Все как-нибудь образумится, утрясется, уладится. Езжай и ни о чем не беспокойся, думай только о хорошем, а плохое тебя само найдет». «Ладно, поеду» - согласился Крон, «я давно хотел побывать в черной стране Кент (Египет), и вот теперь твердо решил, что поеду». Подойдя к столу, развернув карту, он принялся изучать ее границы и месторасположение на Африканском континенте. «Но ведь тут же, совсем рядышком, расположена арийская страна Меру» - беспокоился тиран Крон, «а что, если они снова пойдут войной, тогда как же?» «Не беспокойся, правитель!» - успокаивали его советники, «Арии сейчас смирны как дойная корова, сидят в своих владениях Сумеру, Шумеру, Недомеру, Перимеру, Киммеру, Метамеру и прочих мериях, ждут-недождутся, когда у них переродится новый Скифер-зверь. Только ничегошеньки у них не выходит, не является им больше конь огненный. Даже Гиксосы, чьи вледения вплотную соседствуют с провинциями черной страны Кент, ведут себя смирно». «Ну раз так, тогда я согласен. Запрягайте арбу, грузите мои рыбацкие снасти, копья, дротики и все другое, что нужно для охоты. Завтра же отправляюсь на отдых.»

Черная страна -Кент

Надо заметить, что не только забота о своем здоровье вынудили тирана покинуть столицу ойКумены. По складу своего ума Крон был натура деятельная, кипучая. А тут в Сорочанске его со всех сторон давили снежные вершины Олимпа, да и слишком многое напоминало ему о мучительной болезни, терзавшей его тело столько столетий подряд. А знатные демоносы ойКумены, видя что болезни правителя не придвидится никакого конца, очень вежливо предложили ему удержать за собой одно, какое он хочет царство-государство, так как на два у него не хватит силенок. К тому же врачи, самые именитые лекари-эскулапы в один голос твердили, что перемена климата благоприятно скажется на здоровье великого тирана. «Будь по вашему» - решил он и отправился в путь. Сухой климат черной страны Кент очень понравился Крону, все в этой чудесной стране радовало глаз. Величие просторов, обильная полноводная река Нил-Хапи и окресность, в которой не переводятся крокодилы, керкопитеки, ибисы, обезьяны, трохилы, аписы, ихневмоны, гипопотамы и прочие животные. Обилее дичи и отличная рыбалка, до которой Крон был особенно охочь, располагали к выздоровлению души, а чистый и сухой воздух - к укреплению тела. Тысячи лет не самый большой возраст для бога. Крон был как никогда молод, красив, наслаждался жизнью, нравился девушкам, предавался кутежам и ни о чем не беспоился, день за днем пропадая на рыбалке в окресностях великой реки. Нила–Хапимни, это величайшая загадка из множества нераскрытых загадок страны Кент, ведь даже определить какого цвета ее вода и то невозможно. Пока он пройдет свой путь от середины Африки до Средиземного моря, которое жители страны Кент называют «морем великой зелени», он тысячи раз поменяет свой облик, изменит цвет и характер. То он мелок и ленив, воды всего по щиколотку. То он широк и многоводен, бурлит, кипит и пенится. На картах его изображают двумя цветами: Нил – белый, Хапи - голубой. В то время когда в черной стране Кент стоит знойное лето (а стоит оно там чуть ли не круглый год), в горах Африки, с которых стекает река Нил, идут проливные дожди, потоки воды смывают плодородный ил, от которого река окрашивается в белый-молочный цвет. Веками этот плодороный ил был главным богатством страны Кент. Из-за обладания жирным кусочком подородной Нильской земли велись кровопролитные войны, ибо многие завидовали демоносам страны Кент. Ведь им не приходится ни пахать, ни удобрять землю, а только сеять да собирать богатый урожай. И все это благодаря белому Нилу. Голубой Хапи также берет свое начало в горах Африки, но долгое время течет отдельно от своего брата, а когда они соединяются вместе, тут уж река Нил-Хапи расширяется вширь, углубляется вглубь, отчего бурную и шумную реку уже не в силах сдержать никакие берега, никакие рамки. И она сотней рек и речушек разливается по огромной стране Кент, стремясь сделать ее еще более привлекательной для миллиона птиц, слетающихся сюда от холодов и зимней стужи Европейского континента. Исхудавшие и вымученые от дальнего перелета, они блаженствуют, отъедаются речными травами да рыбьей икрой. Целые тучи свиязей, гоголей, лутков, аистов, бекасов и даже чирки, кряквы и шилохвости все время держатся в прибрежной осоке и папирусе, побелевшей от прильнувшей к ней рыбьей икры. В это время птицам нечего страшится, мелкие крокодилы и щуки для них неопасны, а крупные в нерест на них не обращают внимания. Длинной вереницей, словно шеренги солдат, проплывают по реке черные шилохвосты. В беспорядке там и сям мелькают гоголи. Галдят, собравшись в тесную кучу, громогласые кавыки, чирки и кряквы. Вся эта пестрая птичья толпа кричит и каркает безумолку, ныряет, плесчется да хлопает крыльями. Тут можно увидеть зябликов, жаворонков, мухоловок и пеночку, они прыгают в кустах тросниковых заросляй, резвятся, ганяются за комарами и мухами. Пеночки от удовольствия блаженно курлычут Кум -Кум -Кум. Иной раз даже воды не видно под пестрым покрывалом уток, а только слышится их радостное блаженное Кря-Кря-Кря. Словно снегом укрыта вода от сотен пеликанов Ум -Ум –Ум, заглатывающих крупную рыбу. Розовым облаком плывет в небе стая длинноногих фламинго, раскрыв свои крючковатые рты Хрум-Хрум-Хрум пережовывают ракообразных. Высоко в небе кружат морские ласточки и радостно щебечут Фью-Фью-Фью. А еще выше круг за кругом парят длиннокрылые орлы Кой-Кой-Кой. Да реют хохлатые ястребы Йой-Йой-Йой, выбирая себе очередную жертву. А рыбы в речке просто тьма-тьмущая: щучки, сазаны, лини, карасики, плотва, а чехонь, а уклейки, а налимы и прочая живность. Нет слов, чтобы описать богатство рыбных запасов, которые можна черпать сачком и частыми корзинами. Особо вкусны нильские крокодилы Зухусы. Они огромны, неуклюжи, но очень проворны. Чуть зазеваешься - и нет ноги. Особо крупные особи не дают спуску ничему живому, плавающему на поверхности, истребляют большое количество утят, гусят, и прочей водяной живности. Нередко они утаскивают в воду плывущих телят, и даже купающихся демоносиков. Извесны случаи, когда они топят целые лодки. Крокодилы Зухусы едят также всякую падаль, попавшую в реку, с голоду бросаются даже на сгнившие тряпки, а также белье, простыни и навалочки, выхватывая из рук стирающих его демониц. Но чесно сказать, все эти безобразия мало тревожили тирана Крона. Он и его свита развлекались тем, что подкармливали, приваживали, приманивали зубастых крокодилов остатками рыбы, а затем били их острогой копьем или дротиком. Стоя в лодках, они бросали за борт рубленную рыбу, некоторое время наблюдали за хищниками, хватающими корм с такой жадностью, что представляли собой ужасающее зрелище. Прикормив крокодилов, они начинали их избиение, били острогой и копьями, глушили огненными бомбами. Чаще других попадались особи по 250-300 пудов, но сколько Крон не старался, а крупнее 400 пудового экземпляра изловить не удалось. Нужно заметить, что все это он проделывал скрытно, можна сказать, браконьерничал, ибо в стране Кент крокодилы Зухусы считались священными животными, которых и пальцем трогать нельзя, как впрочем и некоторые породы рыб, жуков и даже змей, которые считались священными животными. Но Крона мало тревожили эти предрассудки, он полной грудью наслаждался жизнью, рыбачил в самых запретных уголках страны, а в последнее время еще и пристрастился к охоте. Дни и ночи на пролет он придавался своему новому пристрастию, избивая сотни мелких и крупных зверушек. В скорости здоровье Крона пошло на поправку. Еще бы! рыбалка сменялась охотой, а та в свою очередь сменялась пирушками, до которых так охочи рыбаки и охотники во все времена, века и эпохи. Всю ночь Крон и его свита, а также загонщики, ловчие, сокольничи, повара и музыканты предавались веселью, а прекрасные темнокожие танцовщицы услаждали их взор танцами да тешили слух песнями. Нередко гулянье затягивалось за полночь, а на утро кто находил в себе силы открыть глаза, просыпались, завтракали остатками вчерашнего пиршества, вкушали хмельные меды, нектар и блаженствовали, восседая на пышных зеленых коврах. А вот Крон любил спать до полудня, ибо с вечера, перебрав лишнего, спал как младенец. В полдень он наконец-то открыл свои очи и соизволил откушать, а когда насытился, вышел из шатра на берег реки, где стояли походные беседки. В тот день небо затянуло облаками, накрапывал дождик, в зеленой траве дул прохладный ветерок, где вольготно паслись тысячи антилоп, газелей и лосей. С бескрайних полей, поросших куриной слепотой, доносилось воркование куропаток, по берегам реки в зарослях высоких развесистых пальм щебетали сладкоголосые соловьи. Крон по неволе залюбовался этим прекрасным видением, и вдруг ни с того, ни с сего грянул гром, блеснула молния, и порывом ветра сорвало с крюков гамаки, а красавицы, спавшие в них, попадали на землю. Но буря успокоилась также внезапно, как и началась. «Распогодилось» - решил про себя Крон и тут же начал собираться на охоту. Самое время подстрелить к ужину пару десятков длинноногих газелей. По одну сторону, будто на параде, стояли ловчие в розовотканных одеждах, держа на привязи свору борзых гепаров. С другой стороны стояли сокольничие, надев вышитые серебром перчатки из толстой кожи, держали на поготове соколов да ястребов. Крон небрежно махнул рукою, дал сигнал «зачинать ловы» и поскакал вперед. В охоте ему способствовала удача, и когда он с богатой добычей возвращался назад, пред ним возник невиданный зверь. Это был белый Оленек. Его спину покрывала густая львиная грива, рога сверкали рубинами, а на копытах звенели золотые колокольчики. Подивившись красоте белого оленька, охотники бросились загонять его, натравив своих борзых гепердов. «Ловите оленька» - кричал Крон, устремляясь следом. Только белый оленек летел словно ветер, и борзые никак не могли за ним угнатся, а когда они приблизились к нему, он вдруг остановился, оскалил зубы и начал их кусать. И те, поджав хвосты, убежали прочь, а Оленек прыгнул в реку и пропал. Сильно удивился Крон невиданому диву, начал распрашивать своих спутников. «Эй, вы, мои верные ловчие, видели вы хоть раз, чтобы белый Оленек, величиною с козла, нападал на борзых гепардов, и чтобы тем пришлось спасаться бегством?». А слуги только качали головой. «Нам не приходилось видеть такого дива, но слышали мы от стариков, что белый Оленек является весником чудес, и даже место, в котором его увидишь, считается счасливым.» Осмотрелся Крон вокруг, кругом пустынная степь, только одинокая скала возвышается над горизонтом, а за нею, будто мираж, возникают реальные очертания огромных гор. Своими белоснежными вершинами они уходят к небесам и блестят нестерпным для глаз сиянием, что ему даже пришлось зажмурить глаза. Когда он вновь отворил свои очи, видение исчезло, будто его и не было никогда. «Вы видели это?» - вопрошал он своих путников, но те только пожимали плечами, отвечали: «это мираж, мы ничего не видели». «А я видел» - не мог успокоится Крон, «такие большие сияющие горы возвышающиеся до небес». «Успокойся» - просили они его, «это только мираж, такое у нас часто случается». Сильно задумался Крон, «а если и впрямь этот мираж возник не случайно, если это добрый знак, о котором я столько мечтал. А что если взять и воздвигнуть в этой пустыне горы, как у меня на родине, в Сорочанске, посадить прекрасные деревья, выкопать озера, то это место станет самым удивительным и красивым во всей черной стране Кент. Да что там стране Кент, такой красоты не сыщишь нигде во всей ойКумене. Все! я твердо решил, вот на этом самом месте воздвигну чистилище высотою до небес, такое же высокое, как Олимпийские горы» - горделиво объявил Крон своим спутникам. «Выкопаю пруды с чистейшей водою, засажу эту землю вековыми деревьями, а храмам и алтарям здесь не будет счета». Не успел он объяснить своим спутникам радужные перспективы и самые смелые прожекты, как тут из воды озера вышла львица огромных размеров. «Это крылатая львица Сехмет» в ужасе вскричали охотники, многие из которых бросились прочь, многие тут же пали на бренную землю. «Сехмет, могучая Сехмет» в ужасе причитали демоносы, «пощади, пронеси и помилуй». Крон не раз слышал расказы о грозной богине Сехмет. Священное животное с телом львицы, головой демоницы и крыльями была проводником связывающим мир живых с миром мертвых. Было время, когда Сехмет была необузданной и жестокой особенно во время эпидемий и болезней, отбирая сотни жизней, ни в чем неповинных демоносов. Но с тех пор как она вышла замуж за бога Птаха и родила сына Нефертума, она редко показывалась из потустороннего мира на свет божий. И вот теперь, потревоженая охотниками, она грозно ступала своей царственной поступью, от ее шагов сотрясалась земля. «Это моя земля» - грозно рычала Сехмет, «кто посмел вторгнуться в мои владения?». Крон с детства был не робкого десятка, не убоявшись вида гороподобной львицы, крикнул. «Это я, тиран Крон, властелин времени, осмелился побеспокоить твой покой» - вскричал он в ответ. «Понравились мне твои земли, поэтому я во все услышание поклялся воздвигнуть тут храм времени, чистилище душ, дворцы, алтари и храмы богам страны Кент и небесным Сварожичам.» Немало удивилась мудрости его слов гороподобная богиня Сехмет, остановилась, взглянула своими немигающими очами на букашку, пресмыкающуюся у ее ног и спросила: «А мне какой почет ты окажешь?». «Для тебя я воздвигну прекрасный дворец, равных которому еще не было и не будет на всем белом свете». «Зачем мне дворец?» - отвечала гороподобная львица Сехмет, «небом мне уготована участь быть посредником между миром живых и мертвых, так что земной дворец мне не нужен». «Что же ты хочешь» - удивился Крон, «какой еще тебе нужен почет, просто не знаю». «А ты думай два дня, а на третий я явлюсь к тебе и послушаю, что ты скажешь.» Сехмет повернулась, шагнула в воду озера, стала удаляться погружаясь. Крон оглянулся по сторонам, все его советники разбежались, живьем в землю зарылись, некого спросить совета. И тут пред его глаз будто видение, предстала дивная картина. Большая, каменная гора, которую он собирался снести, чтобы она не мешала постройке, теперь в лучах заходящего солнца показалась точь в точь как богиня Сехмет, только без крыльев. «Стой!» - воскликнул Крон и пришпорил Онегра, летел во весь опор к уже входящей в воды озера львице. «Постой!» - кричал он, «я воссоздам твой портрет в полный рост! Самые искуссные мастера высекут твое изображение вот из той скалы, и, клянусь, ты великая богиня Сехмет, будешь прекрасна в своем царственном величии, изукрашенная золотом и драгоценными камнями». «С золотыми крыльями?» - остановившись переспросила Сехмет. «Да, с золотыми крыльями, с золотой царственной короной Тиарой, изукрашенной рубинами, бирюзой и сапфирами» - подтвердил Крон. «А не врешь, с бирюзой и сапфирами?» «Мое слово – закон, ибо я хазяин времени, ты же меня знаешь». «Знать, то я тебя знаю, но ты наверное позабыл, что у меня еще муж и сын имеются, а с ними как быть?» - уточнила она. «А что с ними?» - не понял вопроса Крон. «А то» - отвечала Сехмет, «я думаю, моему сыну Нефертуму в самый раз подойдет царственная корона страны Кент. А моему мужу, богу Птаху, отдай во владения земли Нубии». «Ну что ж» - согласился Крон, «царственная (корона) Тиара страны Кент твоему сыну будет в самый раз, уж я позабочусь, чтобы ее скроили в акурат по головке, а с твоим мужем мы тоже что-нибудь придумаем, отыщим для него тепленькое местечко». «Ну раз так, тогда я хочу подробнее услышать, что ты там навыдумывал» - молвила богиня Сехмет, удобно устроившись на речном песочке. А Крон, не жалея самых красноречивых выражений, принялся объяснять, что он понапридумывал. «В моей голове все время крутится навязчивая идея создать самый величественный город на земле, в этом городе будут в гармонии и уюте уживатся живые и мертвые. Вот здесь, на этом самом месте, я воздвигну прекрасный город и нареку его в честь твоего сына Нефертума.» «Я согласна» - молвила богиня-львица, с мертвыми жить гораздо приятнее, чем с живыми. «Они никогда не враждуют, нет среди них зависти, у них царит равенство и братство, их души полны добродетели, нет среди них ни воровства, ни пороков, живые о таком мире могут только мечтать.» «Но я думал» - пытался возразить Крон, только она остановила его словами «мир мертвых гораздо справедливей мира живых». «Построй на этом месте город мертвых, в котором бы я была царицей». Так сказав она нырнула в воду и пропала, будто и не было ее никогда. С того самого дня не было покоя в душе тирана, там роились самые тяжкие думы. Легко обещать, наобещаешь вот так, с горяча, а потом день и ночь думаешь, где взять денег на стоительство, где взять в пустынной степи строительные материалы, и самое главное, кто это все будет строить. Но главнее самого главного где найти такого зодчего, который смог бы воздвигнуть все задуманное. Деньги у Крона были и немало. Между горами Арзыгун и Арзынян была одна неприметная пещерка, в которой на черный день было припрятано столько добра, что с головой хватило бы построить не один десяток таких городов. «Но это мои деньги» - думал он, «и тратить их я не собираюсь, нужно хорошенечко потрусить этих черных демоносов страны Кент, пусть раскошеляться, а вот архитектора еще прийдется поискать». Превым делом послали в Атлантиду к зодчему Гигику, воздвигшему театр Одеон, но тот, сославшись на семейные обстоятельства, занятость, и черную полосу в личной жизни, вежливо и тактично отказался. Два раза Крон не упрашивал никогда, если ему отказывали, он сам брался за дело. «Ничего, ничего обойдемся без этого длиннохвостого Ги-ги-ги-гика» - успокаивал он самого себя. «Завтра же созову самых лучших зодчих со всего мира, и обязательно из (китайской) страны Чин Мачин, тамошние мастера знают толк в строительном искустве. Но в начале я должен разобратся с Нефертумом, сыном львицы Сехмет». Он тут же вызвал к себе самых храбрых воинов, самых отьявленных головорезов и поставил пред ними непосильную, но такую заманчивую задачу. «Кто из вас «В три дня» сумеет объеденить все провинции страны Кент в одну страну, обещаю своею тираническою властью увековечить такого героя в веках». Многие герои струсили, отказавшись наотрез: «Ты, великий царь царей, не гневайся на нас, не по силам сделать это простым смертным, за три дня выиграть войну, которая длится веками просто невозможно. Наша страна раздробленна на 42 Нома-провинции, 20 из них составляют каолицию нижнего Кента, 22 - верхнего Кента, и каждый из них имеет самостоятельных правителей Номахов. За многовековую историю вражды, провинции только отдалялись друг от друга, все глубже становилась между ними непреодолимая пропасть из недоверия, взаимных упреков, надуманных и явных обвинений. Два Нома, две провинции объединить - это целая проблема, а тут сразу 42 государства, и одно строптивей другово. Для того чтобы объеденить все страны, нужно вырезать всех до последнего демоноса, это же море крови. Великий Нил-Хапи не вместил бы такого количества крови, от этого может случиться большой разлив, который смоет все на своем пути». «Мда?» - чесал свой затылок Крон, пытаясь представить размеры наводнения. «Но это еще не все» - продолжали объяснять демоносы всю бесперспективность поставленной задачи. «Если бы только правители Номов были причиною вражды и распрей. Всему виной религиозные предрассудки. В каждом Номе почитают своих собственных богов, воздвигают для них кумиры, которым и поклоняются. В первом Номе больше всех почитают богиню Нейт. Во втором Номе больше всех поклоняются богу Сопду. В третьем - богу Ух. В четвертой - богине земле Гее, которую на местном наречии именуют Гэбе. А в следующем поклоняются всех высшему Хаосу, которого на местном наречии именуют Нун. А другие, те вообще поклоняются божеству великого Нила –Хапи. А дальше поклоняются богине Изиде, глаза которой всегда наполнены влагой столь ценимой в стране Кенте. А еще дальше поклоняются крокодилу Собеку, божеству водной пучины. На севере почитают ядовтую змею, богиню Уаджит. На юге боготворят белого быка Аписа, а в соседнем Номе - уже черного быка Мневиса. На востоке больше всех поклоняются бараноголовому Хнуму, а еще дальше - белой корове, богине Хатхор. Одним только священным львам и львицам поклоняются в десяти или даже большем числе Номов. Но больше прочих почитают богиню Сехмет. Но и это еще не все» - объясняли они Крону. С севера, из страни Реченцу, которую теперь называют Сурией, вторглись арийские народы Феризеев и Гиксосов. Воспользовавшись внутренней слабостью, острой социальной борьбой и распадом некогда могучего государства Кент, они проникли в нашу страну и легко захватили северные провинции-Номы. Из завоеванных Номов они образовали так называемое срединное царство и столицу именуемую Аварис. Главный у фаризеев, царь по имени Шишаки, правит 41 провинцеей Кента уже 100 лет. А 42 провинцией управляет царь Гиксосов по имени Мання, их воины отличаются невиданной свирепостью, огненной вспыльчивостью, необузданным нравом. Вот по этим, выше перечисленным причинам, мы не можем исполнить все, о чем ты нас просишь, такая непосильная ноша нам не по плечу». «Трусы! убирайтесь прочь!» - чуть не рычал тиран Крон, ибо его гневу действительно не было предела. «Слишком медленно все делается в этом мире» - ругался он. «Ненавижу я эти теории эволюции с постепенной модификацией бытий! Я хотел бы, что бы мир был создан в шесть дней, и в столько же дней разрушен моими собственными руками». Надо отметить, что это был переломный период в жизни тирана, ибо все его грандиозные планы рушились, еще не успев родится. «Я просто жажду чуда!» - успокаивал он самого себя. «Мне необходимо самое примитивное, самое обыкновенное чудо! иными словами волшебство. Пусть объявят в каждом городе, в каждом переулке, в каждой подворотне. Кто сумеет сотворить чудо --прославит себя в веках». Но время шло, а чудес не было. Тогда неждано-негадано, заговорил молчаливый стражник по имени Эгипт. «Великий правитель» - молвил стражник, «нам гарпиям по уставу не положено говорить, ибо мы дали обет молчания, и свято его чтим. Но вид твоих страданий, способен развязать язык даже немому». -Я думал, ты и есть немой, а ты умеешь разговаривать» - удивился Крон, «говори, что тебе нужно, серебро, злато, армия? Все это твое, бери и действуй». «Мне нужна самая малость» - отвечал молчаливый стражник, Эгипт.- Я обещаю в три дня объединить страну, для этого нужно сделать то-то и то-то...» Прислушался Крон к совету молчаливого стража Эгипта, и быстрее ветра примчал к озеру, в котором обитала львица Сехмет. Стал тиран просить могущественную богиню освободить из царства теней грозного быка по имени Хамсин - жар пустыни. «Отпусти Быка на свободу, пусть он выпьет всю воду реку Нил-Хапи, тогда я смогу исполнить данное тебе обещание». Услышала Сехмет его речи и сильно подивилась такой просьбе. «Если я выпущу из страны без возврата быка Хамсин, именуемого жар пустыни, он тут же выпьет всю воду, вытопчет все травы произрастающее на земле. Лишь голод и засуха, обильно расцветут в этих краях, и станет тогда на земле живых меньше чем мертвых!» «Ничего» - отвечал Крон, «там где меньше голов, там больше толку». «Если ты хочешь, чтобы я освободила быка Хамсин из страны без возврата, то тебе следует накопить запас зерна и трав на семь лет, чтобы хватило еды и тебе и твоим демоносам». «О да!» - заверил ее Крон, «у нас хлеба без счета, зерно в закромах, трава на сеновале, осталось дело за малым. Выпускай быка». «Так тому и быть» - отвечала львица Сехмет, «считай до трех». «Раз» - загнул Крон большой палец, и в тот же миг ему показалось, что в одном определенном месте неба грянул гром, и разверзлись небесные чертоги. «Два» - загнул он указательный палец, и тут же в небе раздался оглушительно протяжный колокольный звон, и закачались облака, будто их задел кто-то неосторожной рукой. «Три» - только и успел вымолвить он, и в тот же миг в небе вспыхнули и погасли огни, и лишь только они погасли, ему почудилось, будто солнце и Звезды упали с небес, а на их месте возник довременный мрак, где тысячи молний слились воедино и давали такой ослепительный свет, что при нем можно было видеть даже тьму. Впрочем было еще не совсем темно, в небе трепетали красные лучи заката, и коричневые сумерки были как бы согреты вспышками небесного огня. Но через три мгновения после того, как взметнулись и погасли вспышки молний, в небе появилась черная громада, загородившая собою пол неба, а еще через миг Крон понял, что эта громада - не что иное, как прорывающее покровы небес злобное чудовище Хамсин - жар пустыни. Небеса не могли сдержать его грозного порыва, разверзлись, и в этот бренный мир ворвался голодный бык Хамсин. В два прыжка он достиг пределов черной страны Кент, и сразу же улицы городов опустели, все малые и большие демоносы по домам попрятались. А бык мчал к великой полноводной реке Нил и стал пить её воды. В семь глотков он выпил всю воду. На седьмом глотке река иссякла полностью. А было это время, когда воды Нила-Хапи разливались, и плодородные земли оказывались затопленными нильской водой. А тут в один миг река иссякла, настало засушливое время, воды нету, дождей нету, все живое начало чахнуть и засыхать под палящим зноем. «Как жить» - ломали свои черные головы правители всех 42 Номов. Вода нужна абсолютно всем: и богатым, и бедным. Без нее не прожить. Ополчились оружием Номархи страны Кент, пошли войной против могучего быка, стали на берегу высохшей реки и не знают, что делать дальше, ибо Хамсин не из простых быков. Видом страшный, размерами огромный, сто мужей рога не сдвинут. «Кто убьет быка?» - спрашивали друг дружку Номархи, «найдется ли такой мясник, кто зарежет эту рогатую скотину?». Но из большой толпы народу смельчака не находилось. «Эй, ты, проглотида!» - кричали они чудовищу, «верни воду по-хорошему» - грозили ему номархи 42 Номов. Они всячески угрожали ему, обзывали его скверными словами, называли жабой волоокой, бараном и гусем лапчатым. «Ты хуже варвара!» - кричали они ему, «вот прийдем к тебе с дубиной, по башке ударим в череп, тут тебе й смерть». Не вынес насмешек и гнусных оскорблений бык Хамсин, повернувшись к ним лицом, дохнул в их сторону жар пустыни, и от его дыхания раскололась поверхность земли, и в ту яму поровалились 40 номархов страны, со своими номархаными армиями. Лишь только двоим правителям Нармеру и Менесу удалось сбежать. Так в один миг осиротела страна Кент, оставшись без своих правителей, некому было терзать ее войнами, склоками и раздорами. Нельзя не отметить и тот факт что их гибели несказано обрадовались демоносы страны Кент, ибо на смерти Номархов они изрядно сэкономили. Ведь раньше как было, простых демоносов хоронили в ямах, снабжая умерших лишь самым необходимыми предметами обихода. А знатных вельмож и царей погребали в больших подземных гробницах, снабжая их ценными вещами, произведениями искусства, предметами религиозного культа, а над могилой строили скамьеобразные надстройки Мастабы. И вот теперь на этом можна было сэкономить, наивно радовались демоносы страны Кент, не подозревая о грандиозных замыслах тирана Крона. А бык в это самое время рассвирепел настолько, что принялся дышать своим страшным жаром на лево и направо, и при каждом его вдохе земля трескалась, образовывались провалы, куда падали сотни ни в чем неповинных демоносов. «Если так пойдет и дальше» - думал Крон, «некому будет созидать его грандиозные замыслы, нужно во что бы то ни стало избавиться от быка, но как это сделать». И тут молчаливый страж Эгипт стрелою взмыл в небо и оттуда камнем бросился на волосатую спину чудовища. Эгипт не раз был свидетелем Тавромахии (корриды), устраеваемых на Родосе, и сам неоднократно принимал в них участие. Он камнем с неба упал на спину быка и подобно заправским тореодорам ухватил его за рога. Свирепый Хамсин мотал своею головою из стороны в сторону, злобно рычал, пытаясь сбросить седока со своей спины, но сколько не пытался, ничего у него не получалось. А тот его по голове гвоздить принялся, бык зашипел, озлился и начал туда-сюда бросаться. А Эгипт его колотит, лишь только бык пасть свою ненасытную разинет, чтобы схватить обидчика, он уже увернулся, и с другой стороны его гвоздит, да по морде так и чешет. Бык только пасть свою раззявит да зубы выставит, чтобы поймать нахала, а он уже по его зубам гуляет и все зубы чистит, да по затылку его бьет до одурения. Бык в иступлении, как очумелый, кидался, выл от злости, кувыркался, дышал огнем, грыз землю – только все напрасно. Эгипт выхватил большой ножище-кинжалище с медной рукоятью и выбрав подходящий момент, изловчился, вспорол ему ненасытное брюхо, и оттуда будто водопад вылились воды реки Нил в прежнее русло. Сам же бык взревел от боли, и от этого рева недра земли разверзлись, и его дух снова провалился в преисподню. А сам он рассыпался на тысячи красных кремешков, твердых и острых, о какие демоносики ноги себе режут, когда летом босиком бегают. «Слава великому Эгипту» - кричали тысячи спасенных демоносов. Так Крон одним махом сумел в три дня завершить обьединение великой страны, которую он переименовал в честь стражника Эгипта. С тех пор черную страну Кент называют не иначе как Египет. Призвав к себе двух последних уцелевших номархов страны, Нармера и Менеса, Крон отобрал их царственные короны Большую и Малую. Соединил вместе и короновал Нефертума, сына львицы Сехмет, сделав его первым Фараоном вновь образованной страны. «А с нами как быть?» - взмолились низвергнутые цари Нермер и Менес. «А что с вами?» - удивился Крон, «отныне вы денно и нощно должны находится под домашним арестом. Но вы не волнуйтесь, вашей тюрьмой станет прекрасный дворец, который уже строят в городе Мен-нефер, названом в вашу честь на рубеже верхнего и нижнего Египта. Там вам и прийдется доживать свой век». «А условия жизни в этом новом городе будут соответствать нашему царственному положению?» - интересовались последние цари страны Кент. «Не волнуйтесь» - заверил их Крон, «будете жить припеваючи, ибо город спроектирован по последнему слову инжинерной мысли». А надобно отметить, что город и впрямь поражал демоносов Египта своими размерами, красотой и величием. Многие из них тут же поспешили покинуть свои убогие дома и поселится в черте города, ибо за масивной крепостной стеной они чувствовали себя в безопасности. Впервые в истории Египта город строился не хаотично, а лично был вычерчен Кроном при помощи карандаша и линейки. От этого всюду преобладали правильные геометрические формы, ровные улицы, перекрещивающиеся под прямым углом, где наряду с богатыми демоносами жили представители среднего городского слоя: охлосы, ремесники, золотых дел мастера, купцы, мелкие торговцы. И наконец, в убогих хижинах ютилась беднота, именуемые Шуау или Рома. Квартал богачей в городе был отделен от квартала бедняков прочной стеной, но особенно толстыми стенами был защищен дворец, стоявший на возвышении и пренадлежавший заточенным здесь царям Нермеру и Менесу, а также жрецам и чиновникам. Вот так в три дня тиран Крон сумел обьединить страну, которую раньше раздирали междоусобицы. Это его стараниями удалось в кратчайший срок очистить престол Египта от смуты и раздоров, терзавших страну столько веков. Для всех считалось, что страной правит Нефертум, сын богини Сехмет, которого теперь возвысили в должности Фараона. Должность Фараон Крон специально придумал для толькочто посаженного правителя. А сам при нем считался регентом, ибо не приличествовало великому тирану опускаться до титула Фараона. Хотя все прекрасно понимали, что это великий тиран Крон своею могучею рукою сумел превратить Египет в могучую державу. Это он востановил то, что нашел разрушенным, и то, что один Ном отнял у другого. Это он указал Номам их границы. Это он установил пограничные камни, сверяя границы по древнем документам, так как очень любил справедливость. Из-за чего простие демоносы Египта считали эпоху правления Нефертума, тоесть Крона, эпохой расцвета, вторым золотым веком. Не забыл Крон и своего верного Сабскабу, наградив его давно ожидаемой наградой. «Дождался, наконецто дождался!» - подпрыгивал на месте счастливый Сабскаба, «серебряные крылья» - мечта любого демоноса. «Сдались тебе эти крылья» - обламывал его Крон, «вбил ты себе в голову, что баран может летать. Запомни хорошенечко, рожденный ползать летать не может». Сабскаба пытался возражать, и уже было раскрыл рот, чтобы привести тысячу примеров, когда львы, быки, и коровы летали. Но Крон не стал его слушать, закрыл рот своею рукою, второю рукой воткнул ему в голову два страусиных пера, и торжественно объявил: «будешь у меня фаллическим божеством плодородия, очень между прочим почетный титул». Так с тех пор стали в Египте считать Сабскабу божеством урожая, покровительствующего размножению скота, в связи с чем почитали его богом свинства и кабанства. Лишь только Крон закончил раздавать титулы и награды, он тут же приказал заложить новую столицу Мемфис, которая на протяжении веков оставалась центром Египетской цивилизации, да и потом тоже играла свою значительную роль в жизни страны. «Вот и ладненько» - самодовольно потирал руки тиран, «теперь настал черед подумать, как быть с завоевателями Гиксосами и Фаризеями». Он тут же созвал к себя в Мемфис всех знатных вельмож и храбрых воинов, предложив им начать войну с завоевателями. Однако пылкая речь Крона не встретила сочувствия среди собравшихся, которые рекомендуют ему вести оборонительную политику. Надобно отметить, что их аргументы не были беспочвенны. А что если за Гиксосов и Фаризеев вступятся Арии, тогда что будет? А если Световит обьявит о рождении нового Скифера-зверя, тогда Арии снимутся с насиженных мест, пожгут свои города, а за одно и наши, где мы тогда будем жить и куда бежать - везде эти трижды клятые арии и в Эвропе, и в Азии. А про Африку и говорить нечего, плюнь, в Африке хочь не хочь, а в ярия попадешь, вот так-то. Только разве можна остановить тирана Крона, нету такой силы на свете, которая смогла бы противится его замыслам. «Световит не выступит войною, он мне клятвенно обещал не зачинать войну, а его слово – закон, это все знают. Так что боятся Скифера зверя не стоит». Он тут же собрал огромную армию Египтян, поставил во главе армии молодых талантливых полководцев Сесостриса и Везоса, приказав им готовиться к войне. Оставалось выбрать благоприятный день для выступления, ведь для победоносной войны нужен именно благоприятный день, а не какой-либо иной. Призвав к себе главного колдуна и астролога Карасана из рода Карасанов, он приказал ему отыскать в календаре нужный день. Астролог долго и придирчиво рассматривал Звезды, а затем сверял все это по календарю и наконец-то выбрал 13 день месяца Гекатонхейра. «Почему именно пятница, 13 ??» - уточнил Крон. «Тринадцать - вообще число мистическое» - ответил мудрый звездочет, «ибо поделить его пополам не получится, и к тому же именно пятница 13 месяца Гекатонхейра является самым благоприятным днем, поскольку его вредное воздействие всегда направлено внутрь, а разрушительное воздействие устремленно в центр и не питает мятежных мыслей». «А что же оно питает?» - вопрошал Крон. «Вообще ничего не питает» - отвечал мурец Карасана, «ибо когда в ночном небе хвост Медведицы указывает на восток, во всем мире наступает весна. Когда же хвост Медведицы указывает на юг, во всем мире наступает лето. Когда хвост Медведицы указывает на запад, во всем мире наступает осень. Когда хвост Медведицы указывает на север, во всем мире наступает зима. А вот когда Медведица своим хвостом указывает на Гиксосов и Фаризеев, значит можно и, я бы даже сказал нужно, начать военные действия именно в пятницу 13 числа месяца Гекатонхейра». Тиран внимательно выслушал аргументы мудреца Карасана, нашел их убедительными и тут же дал команду «Выступаем! В пятницу 13 числа месяца Гекатонхейра!». Недожидаясь рассвета, в 4 часа утра, Египетские армии полководцев Везоса и Сесостриса, желая смешать войной Юг и Север, первыми двинули свои войска, начав великую освободительную войну, которая завершилась порабощением захватчиков и полным освобождением Нильской долины. В небольшой победоносной войне они разбивают Гиксосов и Фаризеев на суше, и тут же продвигаются к столице, городу Аварису. Несмотря на упорное сопротивление неприятеля египтянам удалось одержать победу, враги приняли условия капитуляции и были великодушно помилованы победителями. «Радуйся, великий тиран» - докладывали полководцы Везос и Сесострис, «мы поработили завоеватей». «Не останавливайтесь на достигнутом» - приказал им Крон и тут же двинул свои армии в Африку, отвоевав для Египта северную Нубию, вплотную подойдя к границам арийской империи Меру с юга. Это великое время стало триумфальным, ибо до селе мелкая, раздробленная страна Кент в миг превратилась в огромную Египетскую империю. Приток новых строительных рук из числа завоеванных народов сделал возможным продолжить начатое строительство. В это время по всей стране, будто грибы после дождя, выросли прекрасные дворцы и храмы, Саккары, Гизы, Абесира, стовратные Фивы, Луксор, Карнак и прочие. Как управлять огромной страной, как соединить все эти миры и народы, и вообще что делать, денно и нощно думал Крон и тут же начал реорганизацию, а точнее перестройку всего уклада жизни от простих селян до знатных демоносов и жречества.

Перестройка

Административная система управления обширной страной постепенно видоизменялась, весь аппарат управления был поставлен на службу военной политике, дипломатическим целям, а также извлечения материальных средств для будущих победоносных войн, планы которых уже вынашивали многие горячие головы. Тонко разработанная система шпионажа способствовала тому, что в Мемфис, новую столицу Египта, постоянно доставлялись папирусы с самыми различными сведениями о том, что происходило на границах государства и в сопредельных странах (Меру, Сумеру, Шумеру, Киммеру, Перимеру, Метамеру, Недомеру и прочих автономных мериях). День за днем в царский дворец стекались сообщения о передвижениях войск, о заключениях тайных союзов, о приемке и отправке послов, о перебежчиках, об угоне скота, об урожае или нарушении нормального судоходства в соседних странах. Каждое, новое утро тиран Крон посвящал чтению. Сидя в раскошной беседке за скромным завтраком, он внимательно просматривал деловые бумаги, тайную переписку, иногда сердился, иногда хмурился, но чаще доставал свиток папируса и начинал записывать свои мысли на бумаге. Сам процес письма доставлял Крону великое удовольствие, ибо папирусная бумага, которую изготавливали местные умельцы, была превосходной. В Египте папирус был воистину национальным растением, из папируса делали бумагу, папирус ели, из папируса готовили напиток, из папируса изготавливали одежду и обувь, в папирусных судах плавали по морям и рекам. А жаренный папирус был настолько вкусным блюдом, что им восторгались все, кто хоть раз пробовал его вкус. Сандалии из папируса, пропитаннные соком Мирры и Асфальта, вызывали восхищение. «Лучше обуви не сыщешь» - твердили знатоки, «а ноги так и тянуло в пляс, вот что такое папирус, неказистое, с виду похожее на коровий хвост, растение». Но это еще не все его достоинства. Главным было изготовление папирусной бумаги. Бумага из папируса была превосходной, ее изготавливали следующим образом. Стебель разделяли на тонкие, по возможности более широкие полоски. Эти полоски приклеивали одна к другой так, что получалась целая страничка, затем папирус мяли, вымачивали, пресовали, высушивали и полировали. Сортов папирусной бумаги было множество. Сабскабе нравился папирус только в жаренном виде, а вот Крон любил записывать на бумаге свои победоносные кампаний, которые он совершил или намеревался совершить в будущем. С некоторых пор он стал все чаще и чаще думать о войне, полюбил стихи и песни, прославляющие войну, на зубок заучивал походные марши и вообще все, что связано с войной, почестями, трофеями и триумфом. В его сознании произошла перемена, которую он тутже записал на папирусной бумаге. Общество и государство своим возникновением и процветанием обязано, главным образом войне. Только война создаст между народами демоносов и жалкими людишками правильные отношения, так как она разделяет всех по рангам и ценностям. Одних - рабами. Других – свободными. Третьих – полубогами. Вот поэтому должно стремится не к миру, но к войне, помня, что только через причинение зла лежит путь к достижению добра. И правда эта небольшая победоносная война принесла тирану Крону не только моральное удовлетворение, но и военные трофеи. Серебро, злато, лазурит, бирюза, тонкие полотна и благовония будто лавиной с гор потекли в Египет. Каждый демонос, будь то простой крестьянин, или знатный сановник, почувствовали преимущества победоносной войны, ибо в столь короткое время неимоверно обагатились, отчего их жизнь превратилась в сладкий сон. Утвердив в стране мир и процветание, Крон занялся реорганизацией всего уклада жизнедеятельности общества. Он самолично написал множество трактатов, законов и указов, направленых на реорганизацию и оздоровление общества, налаживание торговых и культурных связей с другими странами, откуда в огромных количествах стали завозить железо, медь, олово, свинец. Для улучшения торговли водным путем огромное количество рабочей силы было брошено на востановление пришедших в негодность и сооружение новых Нильских каналов. Еще издревле от ящуров-пращуров в Египте проводились ирригационные работы и велось наблюдение за подьемом воды в реке во время наводнений. Первые цари страны Кент строили оросительные каналы, превращая пустынные земли в цветущий сад. Раньше, когда Египет был раздроблен на отдельные Номы, эти работы могли проводиться в ограниченных размерах, в пределах отдельных областей. Лишь при сильном правителе, каким безусловно был Крон, когда страна была объеденена в могучее государство, сеть ирригации была расширена и улучшена. В Сиутском Номе был прорыт канал для обеспечения водой население трех более высоких районов, куда не достигала Нильская вода. Большие работы производлись в Фаюмском оазисе, где было выкопано большое водохранилище, носившее название Меридово озеро. Уровень воды в озере регулировали шлюзы и плотины, при помощи которых избыточная вода нильского наводнения направлялась в Фаюмское водохранилище, а затем снова возвращалась в Нил. Таких сложнейших сооружений было возведено несколько десятков, они позволяли регулировать высоту подьема реки, отводить лишнюю воду и быстро подымать уровень воды, если в этом возникала такая необходимость. Все эти шлюзы и плотины, которые Египтяне на свой манер называли Ниломеры, были точной копией шлюзов Сцилллы и Харибды в миниатюре. Ниломер был простейшим механизмом, состоящим из ступенек, которые вода закрывает или обнажает во время подъема и убывания, но работал он исключительно надежно. Общий рост экономики Египта в эту бурную эпоху был во многом вызван развитием водного и сухопутного транспорта, а также расширением торговли как внутренней, так и внешней. В это время прокладываются новые и ремонтируются старые караванные дороги, имеющие большое значение для развития торговли с побережьем Красного моря, что еще больше обогатило страну. Сосредоточив в своих руках колоссальные денежные средства, Крон решил, что пришло время приступить к строительству гигантского лабиринта. Он задумывал его как грандиозное, величественное и монументальное сооружение не только изнутри, но и снаружи. Чем больше он размышлял над будущим Дуатом, городом мертвых (так в Египте испокон веков называли лабиринт), тем больше в его голову вклинивалась тьма разных мелочей. Самые бредовые мысли целым роем гнездились у него в голове. Построить Дуат не составляло большой проблемы. Их издревле строили в Египте все кому не лень, само понятие «Дуата» не нравилось Крону. Дуат - место пребывания умерших, глубокая, темная и бесконечная преисподня. Его обозначали иероглифом - круг со звездой в центре, тоесть местом, куда заходит солнце. «Тогда построй Мастабы» - советовали ему Египтяне. «Мастабами у нас называют гробницы умерших». «Мастабы, Мастабы», крутилось в голове у Крона это трудно выговариваемое Египетское слово. «Нет, не нравится мне слово Мастабы» - грустно вздыхал он, «зачем мне строить темную преисподню, если я вижу ее легкой и ажурной, подобно высоким снежным горам». Самые великие зодчие Египта просто неодумевали и спрашивали его: «Зачем, скажи на милость, нужно строить горы в пустыне, неужели мало гор на земле? Зачем перетаскивать камни с места на место?». При этом они упорно отговаривали его от этой затеи. «Пойми, великий тиран» - втолковывали они ему, «еще от ящуров-пращуров у нас принято строить дома простые, удобные, и в этом есть большой смысл. Не зря же говорят: «Строишь, как князь, живешь, как раб, строишь, как раб, живешь как князь». Чтобы содержать большой дом в чистоте и порядке, нужно день и ночь трудиться, не покладая рук, превращаясь в раба своего жилища». Только Крон не был бы Кроном, если бы не был им. Он долго думал, пока однажды в канун нового 60003002011 года от сотворения мира ему в голову не пришла одна гениальная мысль. Зачем что-то выдумывать, не лучше ли взять на вооружение опыт великих зодчих (китайской) страны Чин Мачин, сумевших за столь короткое время воздвигнуть огромную стену, растянувшуюся на четыре тысячи километров. Воодушевленный этой идеей, он призвал к себе посла Феникса и сказал ему следующее: «Давай-ка, посол, отправляйся в Поднебесную страну Чин Мачин к тамошнему правителю и передай ему мое тайное послание». Феникс как всегда почтенно выслушал великого тирана, отвечал: «В данном веке это будет мое последние задание, пришла моя пора сменить шкуру и переродиться». «Что ты говоришь?» - качал головою Крон, «в этом веке последние, ах да, да, да, я совсем позабыл, что у тебя период линьки. И правда, вид у тебя не очень, перья вылиняло, пух растрепался. Где ты думаешь менять свое оперенье, как всегда у своего брата Кадма, или у Исирия?». «У старшенького брата Исирия буду менять шкуру» - отвечал Феникс, «он сейчас в Финикии жрецом устроился, поеду отдохну, а заодно и костюмчик сменю.» «Делай, что хочешь, поступай, как знаешь, а только сделай милость, смотайся в поднебесную страну Чин Мачин, привези мне оттуда зодчего да посмышленней». «В Поднебесную путь неблизкий. Мне прийдется добираться через земли Ариев, пробираться через области мрака, изобилующие разбойниками, проходимцами, бродягами и головорезами. Я боюсь, что просто физически не успею уложиться в сроки. К тому же, если варвары сцапают меня с тайным посланием, мне прийдется долго объяснять им что да как, а все эти допросы, очные ставки, дознания, отнимают уйму времени». Крон успокоил Феникса: «не переживай, я уже над этим подумал, так сказать расчистил тебе путь-дороженьку прямоезжую. Для того, чтобы сохранить послание в тайне, я напишу его на языке Гиятри, напевом Триштрибух, размером Джигат, основаном на песне Джигат, это язык посвященных и прочесть его Арии не смогут». Феникс не возражал, только заметил, что те, кто достиг бессмертия, смогут прочесть напев Триштрибух, а таких среди Ариев немало. Крон не долго думая предложил: «тогда нужно переписать это послание шифрованым узелковым письмом Кипу, уж его точно никто не прочитает. Сейчас мы его и составим». Махнув рукой, подал знак, и в тот же миг верные слуги, молчаливые гарпии, внесли целые горы разноцветных нитей, длинные толстые веревки и шнуры различной длины. Протянув Фениксу мотки разноцветных нитей, Крон на миг задумался, а затем сказал: «Записывай». И начал диктовать послание. «Я, великий и могучий царь-царей ойКумены, хранитель времени, шлю низкий поклон своему побратиму, царю всея поднебесной страны Чин Мачин». Он диктовал послание, расхаживая по дворцовому залу, а когда остановился, удивленно спросил у Феникса: «Почему ты не записываешь, неужели быстро диктую, и ты не поспеваешь?». Феникс только удивленно пожал плечами, скорчил гримасу недопонимания, отвечал: «Прости меня, великий тиран, я не обучен этой тайной грамоте Кипу. Тут нужен специалист узелкового письма Кападоки». «Как же быть» - возмущался Крон, «я так на тебя ращитывал, думал хоть ты владеешь узелковым письмом. Прийдется записывать по инструкции». Подойдя к столу, вытащил из стопки пергаментных книг и свитков папируса большую амбарную книгу в прекрасном кожаном переплете. Стряхнув пыль с книги, он отворил титульный лист. «И так, посмотрим, что здесь есть. Первое. Как бороться с мышами? Это не то. Второе. Как при помощи одной палочки и шести дырочек уничтожить крыс? Чепуха, это не то. Ага вот оно. Как правильно составить узелковое письмо Кипу. Это то, что нужно, открыл нужную страницу. И так, перво-наперво нужно взять толстую веревку - шнурок. А уже к ней, как бохрому, вешать тоненькие разноцветные нити различной длины. На этих нитях необходимо навязать побольше узлов - и дело сделано» - радосно заметил Крон. Чего проще, раз, два и готово. Толстый шнур является основанием Кипу. На этот шнурок один за другим цепляют нити первого, второго и третьего порядка. Они отличаются по цвету, длине и количесту прикрепленных к ним боковых нитей. Все в месте они обозначают содержимое тайного послания, которое записывают при помощи узлов. Каждая буква вяжется своим узлом, и таких узлов бывает до 9 штук на нити. Но если нужно записать что-то особенное, то можно просто повесить это к нити первого порядка между основными и вспомагательными узлами. «Вроде бы ничего сложного» - заметил Феникс, « только коготки на моих пальцах мешают мне крутить узлы. Боюсь, ничего у меня не получиться». Пропустив замечание мимо ушей Крон с головой погрузился в описание узелкового письма Кипу, бурчал себе под нос: «тут еще приписка. Чем ближе узел к толстой веревке, тем важнее информация, о которой он говорит. Это нужно помнить. Итак, что у нас получается» - чесал он свой загривок, перечитывая инструкцию… «Если пишем что-то важное, то узел должен быть у основания Кипу, а если информация не очень нужная, ее завязываем узелком в конце послания. Кроме узлов важное значение имеет цвет нитей. Черная обозначает - смерть. Белая – мир. Красная - войну или знатность рода. Желтая –золото или божественный сан. Зеленая - хлеб и другие зерновые культуры. Если узел не был окрашен, он обозначал число. Простые узлы – десятки, двойные - сотни, тройные –тысячи. Только одно Кипу, составляемое из перечисленных элементов, дает 365 535 720 353 комбинации, и разгадать такое послание враги смогут только через… Здесь стерто» - ругался Крон, «на самом интересном месте стоит клякса, но я думаю, что не скоро еще разгадают они Кипу, ибо вес только одного послания должна быть не меньше 6 килограм. Ану попробуй, разберись в 6 килограммах ниточек, узелков, узлов и довесок. В принципе ничего сложного, можем приступать. Для начала нам нужно это дело обмыть» - молвил он, наполняя кубки прекрасным нектаром, «его мне присылают с Атлантиды, хотя там урожаи стали снижаться в геометрической прогресии, но у меня нектар никогда не переводится». «Отличный нектар» - заметил Феникс, «это урожай еще золотого века, да было времячко не то, что сейчас. Медный век - беда да и только». «Давайте»- скомановал Крон молчаливым стражникам гарпиям, «отложите свое оружие, будем вязать тайное послание Кипу». Повинуясь приказу, воины отложили в сторону свои мечи и копья. «Вот вам нити и толстый шнурок. Растяните шнурок на всю длину зала». Когда слуги выполнили просьбу, он удовлетворенно осмотрел дело своих рук и молвил: «нет, все же, давай еще по глоточку нектара». «Я не против» - отвечал Феникс. «А теперь» - Крон посмотрел в книгу, « хватаем нитки и начинаем вязать узлы». Взяв нитку красного цвета, он сделал первый узел, и умилительно улыбнулся. Красота. Только Феникс не разделял его восторг. Правители поднебесной страны Чин Мачин носят только желтые одежды, и к ним должно обращаться только в желтых тонах, поэтому нить должна быть желтой. «И все же» - стоял на своем тиран Крон, «мы берем нить красного цвета, ведь я обращаюсь к ним, а не они ко мне. Пусть носят, что угодно, мы своих вкусов не меняли и менять не собираемся. Сказано красная значит красная». Он тут же привязал новую нить красного цвета и навязал на ней три двойных и четыре одинарных узла. Затем он взял нить желтого цвета, навязал два раза по три узла, и тут же сморщился, недовольно покачал головой и привязал еще несколько желтых нитей, а сверху навязал столько узлов, сколько вмещала эта нить. «Это чтобы правители Поднебесной не обиделись» - объяснял он Фениксу. А теперь берем нить зеленого цвета и вяжем ее поверх красной нити, и сразу же навязываем побольше узлов. А затем берем нить синего цвета и вяжем на ней четыре узла, а потом берем белую нить и снова вяжем столько узлов, сколько влезет. Уморившись, он отошел в сторону и придирчиво осмотрел творение своих рук. Красная, желтая, синяя, белая, зеленая и снова красная нить висели тесно переплетясь друг с другом. «Неплохо, неплохо» - заметил Крон, «и все же чего-то не хватает». Подумав и взвесив, он пришел к выводу, не хватает черных нитей и тут же приказал: «Ты, Феникс, вяжи синие и красные нити, а я буду вязать черные и желтые, так будет красиво». Выпив нектара, работа закипела с невиданным энтузиазмом. Нити одного цвета вязались поверх нитей другово цвета, а затем все повторялось вновь, узлы одинарные сменялись двойными и так до бесконечности. В результате получилось «Макраме» гигантских размеров со множеством закруток, завязок и узелков на память, и все же чего-то недоставало. И Крон нешуточно задумался: «все-таки чего-то недостает», чесал он свой затылок. «Только чего» - я никак не могу понять. Подойдя к книге, он пристально вглядывался в смутное содержимое инструкции, вдумчиво сверялся с текстом, а затем молвил: «Чтобы еще больше запутаться и уже не распутаться никогда, нужно повесить особые предметы. А ну-ка, ребята, сганяйте в кладовочку и принесите мне большой сундук, там у меня есть все необходимое» - скомандовал Крон. «А с нитями как же быть, куда их девать?» - интересовались молчаливые стражи. «Пока отложите шифрованую записочку в сторону, она никуда не убежит, а сами мигом сганяйте в лес, принесите полено или дерево какое срубите, на которое мы повесим это Кипу. А на обратном пути прихватите из кладовочки мой сундучок с инструментами». «Будет исполненно» - взяли под козырек молчаливые стражники и исчезли. Оставшись в двоем, они устало присели к столу, наполнили кубки хмельным нектаром, закусывая его жаренным папирусом, до которого Крон пристрастился в последнее время. Сидя за столом, они не спешно рассуждали об умудренности приходящей к демоносам с годами, о привратности бытия. Время от времени Крон заливался смехом, когда ему на ум приходила очередная мысль, казавшаяся особенно забавной, и тут же спешил поделиться ею с Фениксом. «Все эти пустоголовые олухи думают, нам, богам, легко творить великие дела, созидать эти непосильные свершения. Да у нас работа самая вредная из всех, какие только могут быть на свете. Нам за вредность молоко нужно бесплатно давать.» Феникс соглашаясь кивал головой, а Крон махнул рукой куда-то в сторону, продолжал: «Что они все могут знать? Что они могут ведать о нас, богах? Если достоверного знания о природе божественного, о том, что я называю великой тайной мироздания, никто никогда не имел!. И не будет иметь ясного представления!. Если бы кому-нибудь и случилось высказать истинное описание бога, он сам бы того не знал, что болтает, не понимал, что ведает, ибо он полностью во власти предрассудков, ложных домыслов и глупых предположений. Давай лучше закусим» - закашлявшись предложил Феникс ввязываясь в дискусию. Я все же думаю, что кто-то да имеет представление, что такое бог, ибо если к примеру взять всех высшего Хаоса, то его величие никто оспаривать не будет, он всех высший и все тут. Он вездесущ, не зря же он везде и всюду, он творец-Тваштарь, ибо это он все создал, одновременно он же и разрушитель, ибо не счесть того, что он разрушил, или того, что он начал делать и, недоделав, бросил. Не зря же имя Хаос объясняет все, а если он все обьемлющ, то разве можна найти ему одно имя? Разрушитель Хаос. Созидатель Хаос. Начало и конец - тоже Хаос, вот почему многие стараются не упоминать имя бога вообще. А от этого и повелось обезличивание всех высшего Хаоса, многие даже не знают, как же его звать-величать, а уж обрисовать его портрет не хватит всех красок мира. «Да, ты прав» - соглашался Крон, «нам, богам, за вредность молоко нужно давать бесплатно». «Лучше нектар» - подтвердил Феникс. «Лучше» - согласился Крон, «гораздо лучше». «Я вот хочу тебе загадать одну загадку, только ты подумай и не спеши с ответом». «Загадывай» - согласился Феникс, «только не очень тяжелую». «Ну разве я могу загадывать тяжелые загадки, так пустячек. Скажи мне на милость, что превыше всего на свете». «Всех высший творец Хаос» - не задумываясь ответил Феникс. «Нет, ты не дослушал» - перебил его Крон, «что превыше всего на свете, выше даже самого всех высшего Хаоса, выше Сварожичей небесных, выше всех богов и богинь мироздания. Что это, ответь, если знаешь?» Феникс задумался, почесал свой хохолок на загривке, сдвинул брови и с умным выражением лица молвил. «У меня нет ответа, что может быть выше всех высшего бога. Выше бога нету ничего». «А вот и неправда» - яхидно отвечал Крон, довольный своей загадкой, «выше всех высшего бога есть великая сила имя которой «Мнение». Феникс непонимающе вытаращил свои булькатые птичьи глаза. «чье мнение?» - переспросил он. «А вот хотя бы твое мнение о природе божественного. Твое собственное или навязанное тебе обществом. Или привитое тебе с детства. Какого ты мнения о боге, таким ты его и представляешь. Взять хотя бы того же самого Хаоса, никто его не видел, никто с ним за руку не здоровался, а сплетен, слухов и домыслов о нем понасочиняли столько, что просто жуть. Спроси двух разных демоносов, кто таков бог, и ты услышишь такое, отчего твои уши скрутятся трубочкой, они тебе такого наплетут - не распутаешь, хуже чем в этой запутанной Кипу. Но каждый из них с пеной у рта будет доказывать, что только он прав, только он - носитель заразы по имени Истина». «В принципе я с тобой согласен» - кивнул головою Феникс, «вот только на счет богов я имею свое, глубоко правдивое и не оспоримое «Мнение». «Вот она неоспоримая истина в последней инстанции» - яхидничал Крон, разливая нектар по кружкам, «вот от этого в мире и развелось так много истинных и неоспоримых верований, и религиозных течений. Наши демоносы верят в такое, что просто страшно за них становится. А что касаемо истины, то не было и не будет ни одного демоноса, который знал бы ее относительно нас, богов, и относительно всего того, о чем я говорю. Даже если случайно кто-нибудь когда-нибудь и высказал подлинную истину, то он и сам бы однако не знал правды об этом. Ибо только «Мнение» - удел всех, а ведь каждый считает себя знатоком, хотя в сущности он не понимает даже самых элементарных вещей. Только мы титаны, божи дети, имеем на этот счет особые познания, которые в корне отличаются от познаний простых демоносов. Например я, при помощи своих восьми чувств познаю причину притяжения магнитной стрелки к полюсу, причины морского отлива и прилива. Понимаю, что происходит с душой после ее смерти. Это у меня заложено от природы. Все остальные будут шагать дорогой, протоптанной мнением других. А прямые дороги не всегда бывают коротки, часто они запутаны и извилисты, ибо мнение тысяч несведущих запутывают истину до неузнаваемости. Вот почему я хочу рассеять все эти ложные предрассудки и величайшие заблуждения тысяч мнений. Воздвигнуть дворец правды. Построить в пустыне город мертвых как напоминание грядущим потомкам о нас, о богах, которые жили, живут, и будут жить…» Грохот бьющейся посуды не дал Крону развить столь пространную мысль. Большой сундук ввалился в помещение, а за ним в огромный зал величаво и пышно внесли вечнозеленую красавицу Елку. «Куда ставить дерево» - вопрошал молчаливый стражник. «Ну, наконец-то» - обрадовался Крон, «ставь ее в центр зала. Ох, какая красавица!» - самодовольно потирал он свои шершавые ладошки, «а хвойный, смолистый запах, просто прелесть!». Крон, словно малый ребенок, тут же стал развешивать на ней нити первого, второго, третьего, четвертого … порядка. В это время Феникс пытался поднять большой, кованый сундук, после нескольких попыток ему все же удалось сдвинуть его с места и, пройдя несколько шагов, он с грохотом опустил его на пол. «Чуть не здох» - молвил он, тяжело дыша, «пока дотащил он мне, проклятущий, чуть все кишки не выпустил». «Так, так, некогда распускать слюни» - успокаивал его Крон, «быстрее вешаем на елку разноцветные нитки и особые знаки». Порывшись в сундуке, он первым делом повесил строительный мастерок, это чтобы было понятно, мне нужны строители. Там же приторочил кирку - это чтобы было ясно, мне нужны опытные камнетесы. Лом, лопата и старые ведра заняли почетное место у самой верхушки - это чтобы было ясно, мне нужны землекопы. Старый бивень слона говорил о том, что нужны тяжеловесные слоны для перетаскивания грузов. Несколько Амфор, множество лепешек хлеба, а также финики, дини, арбузы, инжир, бананы, кокосы, лимоны и апельсины говорили о том, что рабочих будут кормить вдоволь. Только и слышны были указания Крона «вяжи, привязывай, завязывай крепче, крепи сильнее, швартуй, табань, хомутай». И в течение получаса большая Елка была обвешана с ног до головы. Крон осмотрелся, а потом по-деловому подошел к зеленой красавице и на самую верхушку укрепил красивую, рубиновую звезду. Теперь Ель была сказочно прекрасна. Отойдя на несколько шагов назад, воодушевленно осмотрел творение своих рук. Не Ель, а само совершенство. В это самое время песочные часы Бик-Бен-Бик-Бен громко и внятно пробили двенадцать раз. «Новый год, Новый год 60003002011 века» - радосно запрыгал на месте Крон и Феникс. От их сотрясания всколыхнулись дощатые полы, а слабозакрепленная Ель, утратив равновесие, важно и величественно грохнулась на пол, накрыв собою великого тирана вместе с Фениксом. Стражники гарпии бросились вытаскивать их тела из-под завалов, выпутывать страждущих из разноцветия нитей. «Здраствуй, Елка, Новый год!» - ругался тиран Крон, вытаскивая из своей кудрявой головы нитки, шишки да иголки. К огромному сожалению, нити секретного письма совсем спутались, и теперь разобраться, где какой узел, было совершенно невозможно. Все вместе это представляло из себя сплошной беспорядок. «Возьми, посол, эту Елку, отдай ее правителям поднебесной страны Чин Мачин. Пусть сами разбираются». Феникс умоляюще посмотрел на Крона и молвил: «Спаси и сохрани меня, великий правитель. Как хочешь, а я твою шифрованую записку не повезу. В ней зашифровано слишком много информации, а мне через три десятка царств, три десятка государств пробиратся нужно тайно и незаметно. Я с этой Елью буду носится курам на смех. Да и что подумают обо мне правители поднебесной страны Чин Мачин, лучше я на словах что нужно передам, так будет проще». «Уговорил!» - махнул рукою Крон, «вот так всегда. Стараешься, чтобы было как лучше, а выходит как всегда. Уберите ее отсюда» - приказал он молчаливой страже. «А вообще-то постойте, пусть стоит Новый год все-таки», разлил для всех присутствующих пенного Нектара. На словах передашь правителям поднебесной страны Чин Мачин, что я желаю им зоровья и прошу помощи в моих грандиозных замыслах. Пусть пришлют мне как можна больше строителей с кирками и лопатами, и слонов пусть не жалеют, и драконов пусть выделят, не скупятся. Я всех кормить, поить буду, а когда построят - еще и награжу по-царски». В это самое время, стая птиц неизвестно откуда взявшихся, влетела в отворенное окно и, рассевшись на ветках Елки, начала весело клевать висящие финики, хлеб и прочие. Им в след влетали все новые и новые виды птиц: скворцы, ласточки, синички и прочая живность. Горделиво раскрыв свои крылья, влетел красавиц орлан и уселся на самую верхушку. Больше десятка белочек запрыгали между ветками и начали грызть шишки, сплевывая на пол шкарлупки, а птицы так весело щебетали, что просто вызвали умиление в душе у Крона, и он чувственно прослезился. Вот так, сам того неосознавая, он стал зачинателем традиции наряжать Елку в канун нового года. Этот обычай оказался столь любимым в народе, что с небольшими изменениями дожил до наших дней. Хотя в последствии были попытки присвоить изобретение новогодней елки деду Морозу. Но мы то знаем, что это совсем не так. При виде слез, набежавших в его глаза, Феникс извлек из внутреннего кармана носовой платочек, протянул Крону, но тот рукавом смахнул слезу и молвил: «Как бы мне хотелось, чтобы со мной встретила этот праздник моя любимая Кампа!» «Кто встретил?» - переспросил Феникс. «Да так никто» - махнул рукою в ответ и отправился спать. А Феникс, прихватив с собою своих верных гарпий, отправился за тридевять земель в тридесятое царство-государство Чин Мачин.