Жандарм 5

Глава 21

Уже знакомое поместье генерал-губернатора Козлова по вечернему времени сияло огнями фонарей и льющегося света из окон. После моего прошлого посещения резиденции губернатора разрушения, нанесенные террористами поместью, были устранены, и внешне ничего не напоминало о том скорбном инциденте.

На входе слуга проводил меня на второй этаж, где уже традиционно губернатор проводил свои балы. Народу тут успело собраться изрядно. Весь цвет Москвы — главы родов со своими супругами и детьми, генералы, министры и я даже заметил Великого князя Романа Николаевича. Помнится, когда я в прошлый раз был на балу у губернатора, он тоже присутствовал. И оперативно взял в свои руки управление поиском и наказанием террористов, не задействованных в самом покушении.

Великий князь меня тоже заметил. Его брови в легком удивлении взлетели вверх, а после он не постеснялся двинуться в мою сторону.

— Григорий Бологовский? — с небольшой заминкой, напрягая память, уточнил Роман Николаевич.

— Так точно-с, — кивнул я и прищелкнул каблуками.

Пусть я и не в служебной форме, но показать, что я все еще состою на службе, стоит. Лицо князя расплылось в довольной улыбке, и он удовлетворенно кивнул.

— Ну, раз вы тут, то можно не беспокоиться за безопасность мероприятия.

— Позволю себе небольшое уточнение, — решил я подстраховаться. — Я тут как гость. И мерами безопасности не занимался.

— Пустое, — отмахнулся Роман Николаевич. — В прошлый раз вы тоже были гостем, но тем не менее без вашей реакции и решительности жертв было бы больше.

Свита князя, увидев такое расположение ко мне, благожелательно и даже заинтересованно покосилась. Кто-то даже не постеснялся протянуть и пожать мне руку, представившись при этом. Я раскланялся со всеми, а когда князь отошел, стал внимательно осматривать зал. Подсознательно я искал Лиду и вскоре нашел ее. Девушка стояла в компании еще трех барышень у дальнего от меня окна и обмахивалась веером. В паре метров от нее цедил бокал с вином Пожарский. Тот самый Павел, сопровождавший Лиду в театре, и по словам самой девушки — назначенный ее папа́женихом. Внутри всколыхнулось чувство ревности, которое я тут же попытался задавить.

Светлейший князь Воронцов с супругой нашлись в другом конце зала. Чета Воронцовых о чем-то общалась с губернатором Козловым. Тут Сергей Михайлович заметил меня и наши взгляды пересеклись. На долю мгновения лицо Воронцова дрогнуло, но что за чувство он испытал, я не успел понять. А потом тот отвернулся и снова, как ни в чем не бывало, продолжил разговор с губернатором. Что ж. Меня заметили, теперь «будем посмотреть». А пока…

— Анатолий! — с радостью воскликнул я, увидев Боголюбова, — какая встреча!

— Григорий⁈ — удивленно и с широкой улыбкой на лице обернулся тот. — Рад! Безмерно рад. А чего ж ты молчал, друг, что тоже придешь?

Мы обнялись, после чего взяли по бокалу вина с подноса у проходящего мимо официанта, и я ответил на вопрос друга.

— Да как-то замотался. Погряз в рутине и вот… — развел я руками.

— Ты да в рутине? — усмехнулся Боголюбов. — На тебя это не похоже. Что же такого случилось?

— Должность начальника, — мрачно констатировал я.

После моего ответа Анатолий натуральным образом заржал как конь, чем привлек внимание ближайших к нам гостей.

— Ну ты даешь! — наконец отсмеялся он. — Другие мечтают о местах, где их можно назвать начальниками, а ты лицо кривишь и вздыхаешь.

Я лишь плечами пожал.

— Узнаю своего друга, — покивал головой Боголюбов. — Сколько тебя знаю — все время с «шашкой наголо» куда-то мчишься. А тут — начальник. Как ты вообще согласился на такой пост с твоим-то характером?

— Высокие идеалы и цели, — фыркнул я в ответ. — Нести добро и справедливость везде и чтобы никто не ушел обиженным.

Анатолий снова жизнерадостно заржал. На его смех тут же не постеснялась негативно высказаться какая-то дама в летах, намекая, что неприлично так себя вести в высшем обществе. Друг унял смех и вежливо извинился перед ней, после чего мы отошли в сторону.

— Графиня Измайлова всегда была чопорной, — покосился на даму Боголюбов. — Все время указывает, как нужно себя вести в обществе. Если бы не ее муж — губернатор Тавриды — давно бы уже нашлись острые на язычок барышни, поставившие ее на место. Увы, ссориться с Александром Константиновичем никто не хочет. Чревато.

— Что же она так далеко от мужа делает? — удивился я.

— На императорский бал приехала, что же еще, — пожал плечами Анатолий. — Он как раз через неделю на новый год состоится.

Пока мы обсуждали графиню, к нам подошла Лидия со своими подружками. Видно тоже услышала смех Анатолия, а там и меня заметила.

— Григорий Мстиславович, Анатолий Васильевич, — поприветствовала нас Воронцова, — рада видеть вас.

— Взаимно, Лидия Сергеевна, — поцеловал воздух над протянутой ручкой Боголюбов.

Я лишь хмуро кивнул, из-за чего улыбка Лиды померкла.

— Григорий Мстиславович, полагаю, между нами вышло недопонимание, — осторожно начала девушка. — Я хотела бы обсудить это с вами, чтобы решить возможное недоразумение.

Она с надеждой посмотрела на меня. Я тоже хотел бы расставить все точки над «и». За этим сюда и пришел, поэтому тут же согласился.

— Григорий Мстиславович, — когда мы вдвоем с девушкой решили отойти в сторону подальше от лишних ушей, нас задержал Пожарский. — Вы хотите куда-то увести мою невесту?

— У нас с Лидией осталось не разрешенным одно дело… — начал я, но меня перебила Воронцова.

— Павел Степанович, вы забываетесь. Свадьба еще официально не объявлена, поэтому не разбрасывайтесь такими словами. Я еще не ваша невеста.

У Пожарского аж скулы свело от ледяного тона Лиды и ее раздраженного взгляда.

— Возможно я тороплю события, — начал цедить он, — но это не отменяет того факта, что мы пришли на бал вместе. И уединяться с другим мужчиной будет уроном вашей репутации, Лидия Сергеевна.

— О моей репутации можете не переживать, — усмехнулась девушка. — Она это переживет. А сейчас прошу нас оставить.

Сузив глаза и поджав губы, Пожарский бросил на меня испепеляющий взгляд. Помолчал, ожидая какой-то моей реакции и, не дождавшись, заявил.

— Я считаю себя оскорбленным вашим молчанием и попустительством в непотребном поведении княгини. Поэтому вызываю вас на дуэль. Условия — холодное оружие, до первой крови. Когда?

— Не будем затягивать, — вздохнул я обреченно, покосившись на раздраженную Воронцову. — Если позволит уважаемый Александр Александрович — через час в саду его поместья. Если нет, тогда завтра поутру. Место в этом случае обсудим позже.

Пожарский коротко кивнул и быстро покинул нас.

— Извини, — повинилась Лида, когда ее «жених» ушел. — Не думала, что так получится.

— Пойдем уж, поговорим, — вздохнул я.

Мы остановились около окна, из которого был отличный вид на зимний сад поместья. Ближайший к нам фонарь освещал очищенную от снега лавочку, на которую прямо в этот момент падал свежий снег. Это навевало на меня какое-то меланхоличное настроение. Даже вызов на дуэль не вызвал каких-то острых эмоций. Ну подерусь скоро на саблях, или чем там будет сражаться Пожарский? Не в первый раз. Тренировки я не бросаю, а уж с алеутами не только рукопашный бой изучаю, но и показываю им азы работы с холодным и огнестрельным оружием. Это помогает увидеть со стороны сильные и слабые стороны такого боя и мне самому. Поэтому насчет дуэли я не переживал. А вот что сказать Лиде… мыслей не было.

— Ты так и не пришел, — тихо начала девушка. — Не ответил на мое сообщение. Гришь, скажи… — тут Лида замолчала на несколько секунд, но после собралась с духом и все же задала свой вопрос. — Ты меня любишь?

Трудный вопрос для меня. Как оказалось, ответить на него однозначно «да» или «нет» мне крайне сложно.

— Люблю ли… — протянул я задумчиво. — Да, люблю, — наконец все же решил я признаться, в первую очередь самому себе, в своих чувствах.

Лида после моего ответа расцвела и хотела кинуться с поцелуем. Даже руки раскинула. И плевать ей было, что мы все еще в общем зале и пусть нас не слышат, но все видят. Но наткнулась на мою ладонь, остановившую ее порыв. Выражение счастья тут же у нее сменилось недоумением, а следом и обидой.

— Люблю, — уже более уверенно повторил я. — Но потакать твоим капризам, твоим метаниям, когда ты в любой момент по собственной прихоти можешь разорвать любое общение и даже не захочешь меня выслушать… Такое терпеть я не собираюсь. Кроме любви у меня еще есть гордость. Вытирать о себя ноги я не позволю никому.

— Но я не…

— Именно так ты и поступила, — не дал я Лиде возразить. — Хочешь знать мой ответ про наши отношения? Возможны ли они? Мой ответ — да. Но только в том случае, если ты прекратишь уже «вертеть хвостом». Мне не нужна взбалмошная девчонка. Я вижу рядом с собой в роли жены лишь уверенную в себе и своем избраннике женщину. Которая не будет сомневаться в верности своего мужа. Не будет подставлять его или истерить. Скажу прямо — сейчас я не вижу в тебе такой женщины.

Воронцова после моих слов побледнела и даже отступила на шаг.

— Ты действительно хочешь быть со мной? Или это для тебя — очередное «приключение»? Подумай. И если твои намерения серьезны — приходи ко мне после нового года. Но если придешь — знай, такой как прежде твоя жизнь уже не будет.

Я замолчал. Слова были сказаны. Мне даже легче как-то стало. Я действительно хочу быть с Лидой, но ее «взбрыки» — это не та черта характера, которую я буду терпеть. Одно дело «шалости», вроде того же похода в электрический театр, где мы встретились, без должной охраны и под видом обычной барышни. И совсем иное — демонстративные поступки на людях и резкий без возможности объясниться разрыв отношений. Сейчас вот она то же поступила крайне некрасиво по отношению к Пожарскому. И в какой-то степени мне было жаль парня. Поэтому я и не стал уклоняться от дуэли, хотя и проигрывать в ней не собираюсь.

Когда девушка ушла, ко мне подошел Анатолий. Молча протянул новый бокал с вином и дождался, когда я залпом осушу его.

— Знаю, ты не куришь, но может, отвлечемся разговором с теми, кто имеет эту пагубную привычку? — спросил он меня.

Я был благодарен другу, что он не стал ничего спрашивать про мои с Лидой отношения и даже таким образом предложил сменить тему. Тут же согласившись, я пошел вслед за Боголюбовым.

В курительной комнате пока было немного народа. Один неизвестный мне генерал, пара пожилых аристократов да молоденький франт, видно зашедший сюда не ради разговора, а по прямому назначению комнаты. Боголюбов тут же взял с общей стойки сигарету и подкурил ее, после чего мы встали недалеко от беседующих пожилых дворян.

— … не знаю, Станислав Владимирович, что и думать. Мой винный завод во Франции еще работает, но волнения в Европе изрядно беспокоят. Поднимающая голову Австрия не дает покоя.

— Так перенеси свой завод в Крым. Виноградники и там неплохо себя чувствуют.

— Ты не понимаешь. Вино — это не твои кирпичи. Тут не только близость сырья важна.

Тут к ним подошел генерал, заинтересовавшийся беседой после упоминания волнений в Европе, и вставил свои «пять копеек».

— Господа, позволите? Слышал ваши переживания. Мой совет — несмотря на издержки лучше перенести свои заводы на Родину. Витают упорные слухи, что скоро война. Лучше потерять малое при переезде, чем лишиться вообще всего.

Ответа генерал не дождался, так как в комнату вошел Великий князь с губернатором и, что стало для меня неожиданностью — светлым князем Воронцовым.

— Господа, — кивнул всем присутствующим Роман Николаевич.

Ему тут же ответили уважительными поклонами, после чего на мгновение разговоры затихли. Зато сам Великий князь продолжил прерванную приветствиями беседу с губернатором Козловым.

— Вы полагаете, что угроза со стороны эсеров возрастает? — спросил Роман Николаевич.

— Есть все признаки этого, — кивнул губернатор. — Судя по докладам жандармерии, эсеры и другие революционеры готовят какую-то крупную акцию. Гораздо более опасную для государства, чем простое покушение на меня.

— Не прибедняйтесь, — усмехнулся Великий князь. — «Простым» покушение на вас я бы не назвал.

— И все же… — покачал головой Александр Александрович.

— Все эти эсеры и прочие, — вмешался в их разговор Воронцов, — не более чем сброд. Ну что они могут? Кинуть пару бомб? Организовать стачку? Раскидать листовки на улице? Право, господа, это смешно!

— Вы так думаете? — повернулся к нему Роман Николаевич.

— Уверен, — решительно рубанул рукой Воронцов. — Сколько раз они уже пытались? И каков результат? Нет его!

Тут Великий князь задумался и обвел курительную комнату взглядом. После чего заметил меня и его глаза радостно сверкнули.

— А что если нам спросить мнение человека, кому по долгу службы положено быть в курсе реального положения дел? Григорий Мстиславович, — позвал меня князь. — Будьте добры разрешить наш спор — по вашему мнению, эсеры — опасны или нет?

Вот уж не ожидал такого внезапного внимания к себе. Но отказываться от ответа не стал, как и уходить от него.

— Безусловно опасны, — заявил я. Воронцов тут же недобро посмотрел в мою сторону, но пока промолчал.

— И чем же? — уточнил Великий князь.

— В первую очередь — что им удается привлекать на свою сторону все больше рабочих и крестьян. Чем больше их поддерживает людей, тем меньше поддержки у императора. Во вторую очередь — они не стоят на месте, а учатся на своих ошибках и их вполне могут использовать иные страны в продвижении своих интересов и устранения не угодных. Простые покушения ни к чему не привели, тут светлейший князь прав, — сделал я легкий «реверанс» в сторону Сергея Михайловича. — Но это значит лишь то, что они будут действовать иначе. От применения бомб они не отказались. Всего пару недель назад один из эсеров взорвался, не сумев правильно собрать бомбу.

Тут Воронцов посмеялся над неуклюжестью бомбиста и «кадрами» революционеров.

— Не соглашусь с Сергеем Михайловичем, — покачал я головой. — Да, одному из революционеров не повезло. Но сколько есть тех, кто более компетентен? Мы хоть и держали взорвавшегося студента на контроле, но не знали, что он занимается созданием бомб. Что говорит о высоком профессионализме революционеров в плане сокрытия информации. Вот тут всплыла тема стачек, — переключил я внимание собеседников на другой вопрос. — А ведь именно из рабочих эсеры вербуют себе сторонников! И могут это делать лишь потому, что многие промышленники не следуют рекомендациям императора! Что это? Наши же подданные, видные купцы и промышленники, являются пособниками террористов?

— Ну уж чушь то не несите, — дернул щекой Воронцов.

— Я бы и рад, чтобы это оказалось неправдой, — усмехнулся я, — но после того, как подняли архивы опросов задержанных в подозрениях в пособничестве терроризму людей, что стало причиной их работы на эсеров, всплыла неприглядная истина. Большинство из них говорит, что не вынесли каторжного труда и нечеловеческих условий работы на предприятиях и купились на посулы эсеров облегчить им их труд.

Тут я конечно сильно преувеличивал насчет «большинства», но в самой первопричине недовольств я был уверен, а потому говорил искренне.

— И что вы предлагаете? — заинтересовался моими словами Великий князь, вызвав неудовольствие со стороны Воронцова.

— Чтобы «рекомендации» императора превратились в указ. С четко прописанным наказанием за его нарушение. Иначе промышленники, которым плевать на нужды рабочих, будут и дальше, возможно и без злого умысла, способствовать росту революционных идей среди масс. Недовольство людей достигло такого уровня, что они уже просят защиты у Господа, пока что в лице священников церкви.

Вот это уже заинтересовало Романа Николаевича сильнее, и я пересказал историю со священником Никодимом и его проповедями.

— Интересно… — протянул Великий князь после того, как я завершил рассказ. — Пожалуй, я поговорю с генералом Васнецовым. Но это уже не тема для разговора в этом замечательном доме, — сказал Роман Николаевич, заметив неподдельный интерес собравшихся в курительной комнате людей. — Поговорим об этом позже. А пока, господа — будем праздновать. Все же Рождество!