Шестнадцатого октября около восьми часов вечера он обнаружил, что стал невидимкой.
Нет, он по-прежнему отражался в оконном стекле, на его место никто не пытался сесть – но взгляды скользили по нему, не останавливаясь, словно по накатанному льду, и даже кондуктор, сонная тётка в форменной жилетке, не стала проверять билет.
В вагоне пахло трамваем и осенью: резиной, кожзамом, сыростью, опавшей листвой, бензиновым ветром и ещё немножко чужой тоской. Люди входили и выходили, вставали и садились, а трамвай всё катил вперёд под звон несуществующих бубенцов.
Так получилось, что на предпоследней остановке человек-невидимка остался в вагоне один, не считая кондуктора – седой тётки, отрешённо уткнувшейся в вязание. Натянув повыше виток чёрного шарфа, человек прислонился виском к окну и прикрыл глаза, по многолетнему опыту твёрдо зная, что конечную не проспать, кондуктор обязательно разбудит, а день был чересчур длинный и ещё более бессмысленный…
Вот только человек не подумал, что взгляды скользят мимо; что телефон молчит уже неделю, ведь даже рекламщики не вспоминают его номер; что бывшие коллеги мигом забыли, приятели растворились, а родственников нет давным-давно. Что ни одна живая душа в мире не смогла бы сейчас с уверенностью ответить на вопрос: а где он? А что с ним? А кому он нужен?
Кто заметит в вагоне невидимку?
– …конечная. Трамвай идёт в парк, просьба покинуть вагон, – прохрипел динамик, и седая тётка-кондуктор подняла взгляд от вязания.
Вагон был пуст.
…Проснулся человек от толчка в плечо, даже сквозь сон ясно помня, что первым делом надо перед кондуктором вежливо извиниться, ещё раньше, чем она откроет рот, чтобы начать ругаться… но кондуктора не было – вместо той тётки перед креслом стоял мальчишка, бледный взъерошенный воронёнок. И черты его лица смазывались и складывались в другое лицо, знакомое до фантомной боли.
И никак иначе его не назовёшь, только одним-единственным именем, пропахшим лекарствами и танковой солярой:
– Димка?!
Мальчишка отпрянул, сверкнув нечеловечески-синими глазищами, и поспешно натянул серый капюшон, похожий на мордочку ушастого игрушечного ежа.
Человек понял, что невидимкой быть перестал, и поднялся на ноги.
Трамвай стоял, но это был не тот трамвай.
И не тот город.
И, конечно, не тот… конечно, не Димка.