Дети Джедаев

Глава 18

В пульсирующей индиговой темноте Фрамджем Спатен откинул голову назад, так что длинные электрические кабели его светящихся волос стали мести пол, поднял сверкавшие в кровавом свете накожными алмазами руки и завопил. Вопль этот, казалось, поднял его на цыпочки, сотрясая тело с твердыми мускулами в агонии звука, боли и экстаза, когда он откидывал голову, дергал бедрами и тянул кверху пальцы…

— Все эти мускулы действительно были евонные? — гадал Брайан Кемпл, затягиваясь из кальяна, который вонял словно старое белье, замоченное в спирте, и разглядывая полузакрытыми глазами голограмму — крайне старую: Хэн Соло видел подобную в дюжине дешевых клубов отсюда до Звездного Конца.

— Разумеется, его, — заверил собеседника Хэн. — Он заплатил за них по двести кредитов за унцию плюс за пересадку, но после этого они бесспорно стали его мускулами.

Танцоры по обе стороны от голограммы Фрамджема были настоящими; бескостный гибкий молодой тви'лек и гаморреанка с массивными грудями, извивающиеся, колышущиеся под красным пыланием прожекторов для наставления на путь истинный полудюжины невзрачных завсегдатаев. Было трудно представить себе что-либо менее способствующее похоти. В зале крутились работавшие «в дневную смену» путаны разных рас и полов, болтая с посетителями и выхлебывая бокал за бокалом разбавленное спиртное, отпускавшееся по ценам, за которые можно было бы приобрести стопроцентное «Дыхание Рая». Даже они выглядели утомленными.

Хэн полагал, что необходимость слушать восемь часов выступление Фрамджема пятнадцатилетней давности утомит кого угодно.

Брайан Кемпл тяжело вздохнул:

— Нубблик Слайт. Вот этот малый умел делать дела. В его время все обстояло по-иному.

Хэн пригубил свой напиток. Даже пиво тут подавали разбавленное.

— Весьма оживленно, верно?

— Оживленно? Тьфу! — Кемпл сделал пренебрежительный жест в сторону потолка, надо полагать, сигналя вознесшемуся духу Слайта. — Даже слова такого не было. Полдюжины рейсов в неделю, никогда не заканчивавшиеся в порту, записанном в документах, люди, возникающие из туннелей подо льдом и пропадающие там же" Приличная выпивка и приличные девушки. Эй, Сэди, — заорал он, делая жест-знак одноглазой барменше. — Принеси-ка моему другу приличную выпивку, ради всего святого!.. Треклятая барменша не в состоянии отличить лоха от деятеля в законе, мать ее так.

Он снова покачал головой и вытер широкий бледно-зеленый лоб замызганным квадратом платка, извлеченного им из глубин желтого полифиброзного комбинезона. Его кудрявые каштановые волосы покорились неизбежному, и у него прибавилась пара подбородков за годы, прошедшие с тех пор, как Хэн видел его в последний раз, зная его тогда как мелкого торговца контрабандным оружием в системе Джавекс.

— Так что же случилось?

— Что случилось? — Кемпл прищурился, глядя на него во мраке. — Хазу очистили. Он раскурочивал под развалинами старые механизмы, дройдов и компьютеры, всякое там лабораторное барахло. Должно быть, в тех развалинах находились какие-то старые лаборатории, и их там были целые комнаты, говорил Нубблик. Чего у Нубблика никак не отнимешь…

Барменша принесла Хэну напиток, долженствующий подавить раздражение, и Кемпл, очевидно забывший, кому он заказал его, быстро покончил с ним, выискивая длинным, хватким языком случайные капли на дне бокала.

— Чего у Нубблика никак не отнимешь, добычу он держал крепко, сам ее раскручивал, а прочих к ней и близко не подпускал. Это была его игра, и больше ничья, и он не доверял ни одной душе. Да и с чего б ему, а? Дело есть дело. Он даже мне ни разу не говорил, как он проникает в туннели.

— Ты искал вход после того, как он убрался?

— Канешно, искал! — Вертикальные зрачки Кемпла обиженно сузились и вновь расширились. — Думаешь, я дурак или сроду так? — Двое новых танцоров присоединились к еще более старой — и более поцарапанной — голограмме Пекки Блю и «Звездных парней». Хэн поморщился.

— Мы проверяли подвал этого заведения и тот дом, который он держал на улице Нарисованных Дверей, и, наконец, просканировали глубинным скальным сенсором сами развалины. — Он пожал плечами: — По нулям. Под ними недостаточно золота или ксилена, чтобы приборы их зарегистрировали. Мы не смогли даже оплатить аренду сканера. Должно быть, он очистил хазу прежде…

Он оборвал фразу.

Соло поднял брови.

— Очистил хазу прежде, чем убрался. Куда?

— Не знаем. — Он понизил голос и нервно оглянулся на барменшу, которая наливала бокал высокой чернокожей девушке и выслушивала длинную повесть последней «пассажирки» о вероломстве. — Женщина, что снимает тот дом на улице Нарисованных Дверей, говорит, что кредитная фирма, которой она каждый месяц высылает плату, меняется пару раз в ГОДУ, так что, по всей видимости, Нубблик в бегах. Но прежде, чем убраться, он сказал-.

Он нагнулся поближе к собеседнику и прошептал;

— Он сказал что-то о Руке Императора. Мара Шейд. Брови Соло изогнулись кверху. В разговоре прошлой ночью она как-то не сочла нужным упомянуть об этом.

— Да ну?

Кемпл кивнул. Соло вспомнил, что этот малый никогда не умел держать свой длинный язык за зубами.

— Он сказал, что на планете находится Рука Императора и что его жизнь в опасности. — Он наклонился к Соло достаточно близко, чтобы тот смог по запаху его дыхания и пота определить состав выпитых им трех последних коктейлей. — Думаю, он собрал манатки и сбежал.

— Мог ли он забрать столько добычи?

— Сколько? — Кемпл выпрямился и снова потянулся за кальяном. — Должно быть, она была не так велика, раз он смог всю ее забрать с собой. Поверь мне, мы просканировали развалины и его дом, и уж столько отказов у сенсоров не бывает.

«Ой ли?» — подумал Соло, вспоминая вопросы Леи о необъяснимых колебаниях в поведении дройдов.

— Маббин в это не поверил.

Хэн резко обернулся на новый голос. Он принадлежал одному из сутенеров, похожему на ребенка омвату, выглядевшему словно маленький голубой эльф с глазами тысячелетнего старца.

— Маббин Випхид, — объяснил он. — Еще один из контрабандистов Слайта. Он всегда говорил, что добрал там внизу, хватит еще не на один корабельный груз.

— Маббин не соображал, о чем болтает, — быстро возразил городской босс, глаза у него нервно блеснули. Он снова перевел взгляд на Хэна: — Да, я слышал, что Маббин треплется о том, сколько добра там еще осталось".

— Он ведь был корешем Драба Маккама, не так ли? — Соло обратился с этим вопросом к сутенеру, а не к Кемплу. Он вспомнил Випхида, убитого Чуви, — худого, голодного и вопящего в темноте.

Парень кивнул.

— Одна из моих приятельниц была с Драбом, когда он спустился в тот колодец в развалинах и посканировал, ища Маббина. Драб был убежден, что он спустился на поиски барахла, да так и не вылез. — Он взглянул на Кемпла. — Некоторые отказались помочь ему, когда он сказал, что пойдет посмотреть сам.

— Те сканеры совершенно ничего не обнаружили, — поспешно сказал Кемпл. — Ноль. Одни нули. Если уж Драба и это не удовлетворило, то…

— Минутку, — остановил его Хэн. — Они задействовали там внизу сканеры жизни?

— В той комнате, где колодец, да, — сказал омват. Как и большинство представителей его расы, он обладал высоким, приятным голосом, как у флейты. — Моя приятельница — охотница за сокровищами. У нее есть «Спейзок 0-2000», снятый ею с имперского корабля «Кариллион», а эта штука способна засечь гаморреанского моррта на квадратном километре пермабетона.

— И там внизу не было ничего, кроме креча и шахтной плесени. — Кемпл выпустил тонкое, редкое облако пара. — Драб задействовал два или три сканера — один для поисков Випхида, а другой — ксилена и золота. И сделал то же самое из дома на улице Нарисованных Дверей, разыскивая там вход в туннель.

— А что он наплел женщине, снимавшей дом?

— Мисс Роганде? — Парень усмехнулся. — Что они получили сообщения о появлении масс вредных насекомых и проверяют в городе все старые постройки млуки. Она горела желанием помочь и предложила им чаю.

— Роганда? — Хэн почувствовал, как вздыбились волосы у него на затылке. — Ты хочешь сказать, что это она снимает прежний дом Нубблика?

— Разумеется, — подтвердил Кемпл, снова переключая внимание на танцоров. — Милая дамочка — и к тому же чертовски хорошенькая. Она могла бы работать в этом заведении танцовщицей, правда, это заведение, да и любое другое в городе, теперь уже никак нельзя назвать классным. Во всяком случае, у нее есть кто-то, содержащий ее в роскоши. Появилась через месяц-другой после того, как исчез Слайт, и сказала, что договорилась снять эту хазу. Похоже, она его знала. — Он подмигнул Хэну, стараясь казаться этаким старым волком, но вместо этого вдруг стал здорово смахивать на мальчишку. — Роганда Исмарен.

Большая комната, куда поместили Лею, была высечена в скале и имела — поразительное дело — окно из трех широких створных переплетов, сквозь которое просачивался бледный дневной свет. Тем не менее лорд Гаронн хлопнул ладонью по стенному выключателю, активировав осветительные панели потолка.

— Пытайтесь сколько угодно разбить его, если это позабавит вас, ваше высочество, — предложил он, заметив быстрый взгляд Леи. — Оно было вставлено задолго до создания купола, и запоры сделаны так, чтобы выдержать почти все что угодно.

Она подошла к окну, оставив лорда Гаронна, Ирека и Роганду в дверях. Окно было проделано в своеобразном изгибе скалы, выступ которой делал стекла совершенно незаметными снизу. Более массивный выступ нависал над ним сверху, покрытый, как любая неровность в скалах, занавесом из ползучих растений, так что свет из этого окна ночью не могли увидеть нигде в ущелье. Сквозь свисающие лианы Лея увидела внизу и справа руины старой башни.

Она вспомнила, что видала из башни этот заросший ползучими растениями выступ, один из многих на скальной стене позади дома Плетта. Сколько из них, гадала теперь она, скрывали окна этого лабиринта туннелей и комнат? Извернувшись, она могла разглядеть внизу каменную ограду, где она уловила эхо играющих детей Джедаев. А дальше ущелье представлялось озером тумана с торчащими верхушками деревьев, над которыми висели сады, плававшие словно армада разукрашенных цветами воздушных судов. Лея разглядела и тех, кто грузил удобрения, — в основном они принадлежали к более ловким расам, вроде чадра-фанов или верпаев, поскольку о роботах при таких обстоятельствах не могло быть и речи, — карабкавшихся по канатам и подвесным мосткам, тянувшимся от грядки к грядке или от грядок к подвозящим платформам карабкаясь по скальной стене среди роскошных водопадов сладких ягод,

— Я по-прежнему думаю, что нам следовало посадить ее в одну из нижних комнат, — настаивал Ирек. Он мотнул головой, откидывая назад волосы: длинные, черные, как зимняя полночь, и более кудрявые, чем у его матери. Как и у нее, его кожа была слегка золотистой, но бледноватой от жизни, прожитой в основном под землей. Как и она, он одевался просто, но держался с самоуверенной надменностью того, кто считает себя центром вселенной.

Лея была знакома с такой осанкой со времен своего пребывания на «рынке невест» при дворе Императора. Там было более чем достаточно молодых людей, знавших, что вселенная вращается исключительно вокруг них.

— Если нам вообще нужно держать ее, — добавил он, смерив ее с головы до пят пренебрежительным взглядом.

— Какое бы она ни занимала положение в Республике, лорд Ирек, ее высочество заслуживает внимания как потомок одной из Великих Династий.

Ирек открыл было рот, собираясь сказать что-то резкое, и губы Дроста Элегина слегка скривились в подобие самодовольной улыбки, словно его мнение об этом юнце и его матери лишний раз подтвердилось — и мнение явно не лестное. Роганда быстро положила руку на плечо сына и добавила:

— И на данный момент, сынок, она наша гостья. А для наших гостей мы обязаны сделать именно эта

Это могла бы сказать сама тетя Руж — Лея видела, что Роганда не сводила глаз с Элегина, и догадалась, что эти слова диктовались не столько искренней заботой об удобствах Леи, сколько стремлением произвести на него впечатление знанием того, как Следует Делать Дела.

— Но… — Ирек перевел взгляд с матери на Гаронна, а затем на Лею и умолк. Его полные губы мрачно сжались, а в голубых глазах тлело недовольство.

— Нам пора повидать других гостей. Ирек снова бросил самоуверенный взгляд на Лею и сказал с умышленной злобой:

— Полагаю, убить ее мы можем и позже, не так ли? — И, переведя взгляд на Гаронна, добавил: — Вы уже поймали ее сбежавшего дройда?

— Люди обыскивают туннели между этим местом и стартовой платформой, — ответил лорд Гаронн. — Далеко он не уйдет.

— Лучше бы так оно и было.

Юнец повернулся и широким шагом вышел в коридор, а за ним, шелестя шелками, последовала и Роганда.

Гаронн снова повернулся к Лее.

— Они парвеню, — сказал он самым обыденным тоном, содержавшим нечто более глубокое, нежели просто презрение к тем, кто не принадлежал к Древним Династиям. — Но такие люди по-своему полезны. Используя его в качестве нашего тарана, мы сможем вести переговоры с военными иерархиями, дерущимися за контроль над остатками Нового Порядка Палпатина с позиции Силы. Надеюсь, вам будет удобно, ваше высочество.

Лея могла быть Главой Государства Новой Республики и вдохновителем Восстания, но она увидела, что в его глазах она оставалась дочерью Бейла Органы… и последним уцелевшим членом Династии Органа. Последней принцессой Альдераана.

— Спасибо, — поблагодарила она, проглотив раздражение, которое всегда испытывала к старой сенекской аристократии, и заговорила с ним как аристократка с аристократом, чувствуя, что он окажется слабым звеном в сковывавших ее цепях. — Ценю вашу доброту, милорд. Меня убьют? — Она постаралась не дать сарказму проникнуть в ее голос, а выдержать ту ноту мученичества и достоинства, с которой, как ее учили, знатные дамы аристократии преодолевали все напасти — от геноцида до жирной, покрытой пятнами посуды за чаем.

Он заколебался.

— Я считаю, ваше высочество, вы будете намного полезней как заложница, нежели в качестве показательного примера.

Она склонила голову, опустив ресницы. Лорд Гаронн происходил из класса, в котором не была принято убивать заложников.

Другое дело, можно ли было сказать то же о Роганде и ее сыне.

— Благодарю вас, милорд.

«И благодарю тебя, тетя Руле», — мысленно добавила она, когда дородный аристократ поклонился ей и закрыл за собой дверь.

Прежде чем лязгнул последний засов, Лея принялась обследовать комнату.

К несчастью, особых трудов для этого не потребовалось. Хотя помещение и было большим, в нем не имелось почти никакой мебели: кровать, сколоченная из прямоугольно обтесанных бревен ампора и снабженная старомодным набивным матрасом и одной пеноподушкой, настолько старой, что пена начала желтеть; письменный стол, тоже из ампора, прекрасной работы, но с совершенно пустыми ящиками; легкий пластиковый стул омерзительного лавандового цвета. Огороженный ширмами санузел; штырь без занавески с вбитыми за ним в стенку колышками, указывавшими, что кто-то некогда вешал здесь одежду.

Лея машинально отметила, что вся мебель тут человеческих пропорций, а краны отвечали потребностям людей.

Комната была высечена в скале, стены в какой-то мере пообтесали, но не отделали. Дверь была металлическая и довольно новая. Следы от других петель указывали, что она, вероятно, сменила дверь менее прочную. Находиться на такой высоте над обогревавшими пещеры горячими источниками без термального скафандра было несколько холодновато.

Лея тронула отверстия из-под старых петель и подумала: «Это помещение переделали в тюрьму… Когда?» Она пожалела, что не умеет с ходу оценить степень пожелтения пеноподушки. Это могло бы ей кое-что подсказать. «И для кого?»

Щелкнули дверные засовы.

И в тот же миг она почувствовала невнятное гнетущее гудение в голове, тяжелую сонливость, на миг в ней не осталось ничего, кроме желания подойти к кровати и лечь…

Сила. Трюк Силы.

Она оттолкнула это желание — не без труда — и как можно дальше отступила от двери, зная, кто войдет.

— Ты по-прежнему бодрствуешь. — Ирек, похоже, удивился.

Он явился с бластером и Мечом. Лея держалась поблизости от окна, зная, что лучше не пытаться броситься в открытую дверь.

— Ты здесь не единственный, кто умеет применять Силу.

Он снова смерил ее взглядом с головы до пят; в его голубых глазах ясно читалось презрение. Ему было, полагала она, лет четырнадцать-пятнадцать. Она гадала, сам ли он изготовил висевший у него на боку светомеч или же где-то — у кого-то — достал.

— Ты называешь это применением Силы? — Он повернулся и посмотрел на скалу стены слегка справа от кровати. Она почувствовала то, что он делал мыслью, при помощи Силы; почувствовала, так же как тогда в туннелях, тренированную силу его воли и темную окраску, отмечавшую каждое ее применение.

Там, где был только темный красноватый камень, теперь возникло отверстие примерно в половину квадратного метра.

Он визгливо, по-детски, хихикнул.

— Никогда раньше такого не видывала, верно? — Он подошел к отверстию, но Лея чувствовала, что он по-прежнему следит за ней. Его рука лежала на бластере, и она помнила его слова в коридоре с потоком.

С ее смертью Республика рассыплется.

Он не любил, когда ему противоречили, и что еще важнее, никогда не считал себя неправым. Она подозревала, что он попросту не допускал такой мысли.

Ему бы очень хотелось застрелить ее при попытке к бегству.

Он достал из образовавшегося отверстия черный пластеновый кошель, и, по его кивку, камень снова появился там, где был. Он подарил ей свою самоуверенную, очаровательную улыбку.

— Даже мать не знает об этом тайнике, — сказал он, довольный собой. — Да если б и знала, то не представляла бы, как его открыть. — Он легко подбросил кошель на ладони. Лея узнала его — близнец того, который она нашла в комнате со старыми игрушками, м того, который Томла Эл извлекла из кармана Драба.

— Она знает не так много, как ей кажется. И к тому же думает, что я не могу с этим справиться; думает, что я не умею применять Силу для превращения ее в еще один источник энергии.

Голубые глаза сверкнули.

— Но когда при мне Сила, то все становится источником энергии. И скоро об этом узнают все.

Лея наблюдала за ним, не говоря ни слова, когда он прошел к двери. Затем он обернулся, и лицо его внезапно омрачилось.

— Почему твой дройд не остановился? — спросил он. — Почему он не подчинился мне?

— Ас чего ты взял, что он подчинится? — парировала она, сложив руки на груди.

— Потому что у меня есть Сила. У меня есть энергия.

Она чуть наклонила голову набок, молча рассматривая его. Нет надобности говорить: «Очевидно, не всегда».

И он не мог доказать ей, что она ошибается, подумала она, не рассказав ей, как он вообще приобрел такую мощь.

Миг спустя он прошипел ей:

— Свиноматка! — и бурей выскочил за дверь, захлопнув и заперев ее за собой.

Лее потребовалось пятнадцать ужасных минут для того, чтобы снова открыть отверстие в стене. Она совершенно ясно почувствовала, что он проделал, — выемка в стене была сделана так, что прикрывавший ее сегмент скалы перемещался при помощи Силы буквально в другое измерение. Тайник этот был старым, чувствовала она, спроектированным и построенным Джедаем огромной мощи, и даже столь небольшое смещение требовало такого контроля и силы, какие почти выходили за пределы ее возможностей. К тому времени, когда перемещение произошло, она чувствовала себя вымотавшейся, словно целый час упражнялась с мечом или пробежала много миль. Руки у нее дрожали, когда она погрузила их в отверстие.

На дно выемки просыпалось немного кремового порошка яррока.

Такой легко приобрести в любом космопорте. Если Ирек хоть в чем-то походил на некоторых особ из Альдераанской Избранной Академии для молодых дам, то у него должны быть везде припрятаны пакеты с этим порошком. Это могло объяснить, как он попал к Драбу Мак-Камбу.

В выемке лежали и другие предметы, затолканные подальше. Пачка заметок на тонкопласте. Крошечные мотки проводов. Пара маленьких паяльных пистолетов. Кучка ксиленовых чипов.

Золотое кольцо, которое, когда его извлекли на свет и протерли, оказалось знаком почетного диплома в Корускантском Университете.

Маленький золотой значок, ознаменовывающий посвящение в сотрудники Института Программируемого Интеллекта Магроди.

Женская перчатка из золотой сетки.

Лея перелистала заметки, и внизу последней страницы ей бросилась в глаза подпись:

«Наздра Магроди».

«До сего дня не знаю, знал ли об этом Палпатин». Свернувшись на подоконнике, Лея прочла эти слова со странным чувством почти горя, жалости к человеку, который написал их в этой самой комнате не так уж много лет назад. Начерченные на другой стороне четкие черные линии схем чипов немного просачивались сквозь бледно-зеленый пласт, вызывая эффект палимпсеста [Палимпсестом называется текст, нанесенный на место более древнего стертого текста. (Примеч. переводчика.)]. Спокойный научный факт и страшное применение, которое ему нашли. На свой лад Магроди был таким же наивным, как и герметически огражденный от окружающего мира проектировщик Звезды Смерти Кви Ксукс.

Она гадала, не писал ли он это на обратной стороне чертежей, потому что это был единственный письменный материал, которым ему дозволяли пользоваться.

«Вероятно, — подумала она, принимая во внимание отсутствие полей и то, как четкое каллиграфическое письмо теснилось сверху и снизу. — Вероятно, так оно и было».

"Мне следовало бы заподозрить, или понять, или догадаться. С какой стати императорская наложница, имеющая все удовольствия и привилегии, доступные для тех, кому нечего делать, кроме как заботиться о собственной красоте, станет разыскивать среднего возраста книгочейку — жену профессора роботехники, если не ради какой-то интриги? Я никогда не обращал внимания на дворцовые дела, на эту постоянную возню с целью занять место среди императорских министров и на куда более жестокую закулисную борьбу за власть, которую вели жены и любовницы, каждая из которых твердо вознамерилась стать матерью единственного наследника Палпатина.

Я думал, что такие дела недостойны внимания ученого.

Я заплатил высокую цену за свою ученую рассеянность и невежество.

Я лишь молюсь, чтобы. Элизи и нашей дочери Шенне тоже не пришлось поплатиться".

Лея закрыла глаза. Все доклады, полученные ею после уничтожения Альдераана и взрыва Звезды Смерти, содержали предположения, что Магроди исчез добровольно, вероятно, в печально знаменитом мозговом центре Императора, спасаясь от возмездия повстанцев за то, что он совершил. То есть такие предположения выдвигались в докладах тех, кто не "читал, что за внезапным исчезновением выдающегося ученого стоит сама Лея. Многие приписывали ему работу над «Поджигателем». Взял с собой жену и. дочь и отправился в какое-то уединенное место…

Променял бы ее отец свои идеалы и стал бы работать на Императора ради ее спасения?

Это было ее самым большим страхом на борту звездного разрушителя Вейдера, а позже на самой Звезде Смерти — что Бейл Органа уступит шантажу.

Она по-прежнему не знала этого. Ему так и не предложили такого выбора.

Полагаю, Мон Мотма посмеется, узнав, с какой легкостью меня заметили в ловушку. И она с полным правом может это сделать, если обстоятельства когда-нибудь позволят ей смеяться над чем-либо, связанным с тем злом, которое от меня потребовали совершить. Я думал, что стоит мне сделать нечто конкретное — и они освободят Элизи и Шенну, наверное, высадят меня на какой-нибудь пустынной планете, где меня в конце концов найдут…

Досада пугающая, но не бесконечная.

Дражайшие боги моего народа, не бесконечная.

Роганда Исмарен говорила мне, что все это делается во имя Императора. Ее окружали несколько громил, людей военного типа и с военной выправкой, но без мундиров. Полагаю, она могла подкупить их деньгами, ловко украденными из фондов Казначейства, или же обмануть их, как обманула меня. Она и сама достаточно владела искусством финансовых махинаций — и шантажа, — чтобы приобрести все, чего желала. Похоже, денег куда больше, чем сотрудников (Лея и сама это заметила): оборудование имеется самое точное, самое новое и самое дорогое, программы и материалы — лучше некуда, но все те же десять-двенадцать охранников.

Хоть ока и говорила мне — и охранникам, — что все делалось по его приказу, я так и не получил ни клочка эмпирических или косвенных свидетельств, что Палпатин как-то причастен к этому.

Это не имело значения.

Я даже не знал, на какую планету они меня забрали, равно как и того, где находились Элизи и Шенна после того единственного раза, когда я их видел.

Лея задрожала, хотя подоконник на котором она читала, был самым теплым местом в комнате, и посмотрела на сверхъестественные радуги атмосферы под куполом. Она вспомнила, как в ночь перед Временем Встречи Собрания она сидела около одного из фонтанов в садах на крыше иторианского дома для гостей, в то время как Хэн показывал Джайне и Джесину, какая звезда является солнцем Корусканта. На самом Корусканте — Искрящейся Планете, как его называли в древних песнях, — пламенеющие вуали его ночных сияний препятствовали любительской астрономии, но на Игоре не было даже огней городов. Небо, казалось, так и дышало звездами.

Вокруг большинства из них вращались какие-нибудь планеты, хотя они могли быть не более чем голыми шарами из камня, или льда, или застывшего газа и годились для обитания только после чрезмерно дорогих работ по биоформации. На карты было нанесено менее двадцати процентов из них. До дня нападения Драба Маккамба она и слыхом не слыхивала о Белзависе.

Миры были велики.

А жизнь встречалась пугающе редко.

То, чего они хотят от меня, очень просто, сказали они мне. Мои таланты — о которых, как я думал, никто и не подозревал, — подвигли меня на сбор сведений о древних Джедаях, к экспериментированию с приписываемым им мысленным воздействием на энергетическое поле, называемое в источниках Силой.

«Таланты? — подумала пораженная Лея. — Магрода был наделен Силой?»

Это было нечто такое, чего она не знала, о чем Крей никогда не упоминала. Учитывая отношение Императора к Джедаям — в чем он не был одинок, — едва ли стоило удивляться, что ученый скрывал это.

Я думал, что мне удалось скрыть при экспериментах мои собственные способности влиять на это энергетическое поле посредством концентрации мысленных волн, способность, являющуюся, как я считаю, наследственной и присущей не только человеческому виду. Наверно, Роганда Исмарен или сам Император заключили по моим статьям в «Журнале Физики Высоких Энергий», что я знал о направляемых мыслеволнах больше, чем мне полагалось бы знать.

В любом случае, я, на свою беду, стал размышлять над легендой, о том что Джедаи были не в состоянии воздействовать посредством Силы на механизмы или дройдов. В свете природы, субэлектронных синапсов я теоретизировал о возможностях имплантированного субэлектронного преобразователя, хирургически вживленного в мозг того, кто обладал такой наследственной способностью концентрировать мыслеволны; такой преобразователь что даст ему или ей возможность влиять, при надлежащей тренировке, на искусственные интеллекты разной степени сложности на индивидуальном синоптическом уровне.

Они хотели, чтобы именно это я и сделал.

«Ирек», — подумала Лея. Возможно, этот юнец действительно был сыном Императора, хотя, учитывая возраст Палпатина во время вероятного зачатия Ирека, стратегические таланты Роганды и ее малую разборчивость в средствах, — существовали немалые шансы, что он с ним в родстве не состоял.

И если его матерью была Роганда, то для гарантии, что Ирек сам будет наделен Силой, семени Палпатина не требовалось.

Учитывая атмосферу Двора Палпатина, использование для убеждения стимулирования страха и угроз, грызню фракций и претендентов на власть. Лея могла лишь догадываться о том, какие совершались покушения на жизнь Роганды до рождения Ирека.

Неудивительно, что Роганда была лгуньей, хамелеоном, мастером подковерной борьбы. Будь она иной, ее бы убили.

Судя по времени этих событий, становилось совершенно ясно, что Роганда, сама дитя Джедаев, почти сразу же задумала улучшить те карты, какие оказались у нее на руках с рождением Ирека.

Иреку имплантировали преобразователь в пятилетнем возрасте, еще до того, как обломки Альдераана окончательно утвердились на своей постоянной, рваной орбите вокруг того, что было солнцем этой планеты.

При всем желании Лея и не могла бы измыслить более страшной мести человеку, обучавшему проектировщицу Звезды Смерти.

Наздру Магроди держали, давая ему легкие дозы антидепрессанта, как раз достаточные, чтобы лишить его всякого желания бежать, на комфортабельной вилле на планете столь негостеприимной, столь опасной, столь кишащей экстравагантными вирусами, разносимыми насекомыми, что выход за пределы окружавшего сады магнитного поля привел бы через несколько часов к его смерти.

Я могу лишь радоваться тому, что меня уже успокоили при помощи телезана, прежде чем продемонстрировать этот факт. Я по-прежнему не знаю, ни как звали того человека, которого они привязали за пределами поля, ни в чем заключалось его преступление, если он совершил его — командовавший казнью заверил меня, что совершил, но это, конечно же, могло быть и ложью. Вытащившие, его туда громилы надели Т-скафандры, которые они, потом разрезали на куски у меня на глазах. Сам казнимый протянул два часа, прежде чем начал разбухать; его разлагающееся тело начало шелушиться уже почти на закате, и он умер незадолго до рассвета. Если бы не наркотик, думаю, я вообще не спал бы ни одной ночи за те четыре года, что провел там.

Меня регулярно снабжали голограммами жены. Я жил с комфортом, изучал и совершенствовал технику, посредством которой можно контролировать субэлектронные синапсы. Думаю, что, несмотря на наркотик, я сознавал, что за эти два года лица Элизы. на голограммах совершенно не изменилось — равно как и длина ее волос. А никаких снимков Шенны, которая за это время должна была вырасти из девушки в женщину, мне и вовсе не присылали. Я изо всех сил старался не думать о том, что это означало. Наркотики этому весьма способствовали.

Когда Иреку исполнилось семь лет, началось его обучение. Из того, что писал Магроди, для Леи было очевидным, что мальчик уже обучался применению Силы, быстрым и легким упрощениям ее Темной Стороны. Благодаря менее суровым процедурам ускоренного обучения, изобретенным Магроди для омватской орбитальной станции, он к двенадцати годам усвоил достаточно, чтобы заслужить диплом с отличием в области субэлектронной физики или пост техника-мотиватора дройдов, — а уж какой ценой, об этом Лея, памятуя отчаянные попытки Крей ускорить обучение, могла только догадываться.

Время от времени удобритель деревьев будет слегка сходить с ума и бродить по улицам города, прыская питательным раствором на прохожих…

Когда джевакс рассказывал ей об этом прошлой ночью, сказанное казалось достаточно экстравагантным, но выглядело ясным как день, сообразила Лея, когда поняла, что мальчик двенадцати-тринадцати лет развивал свои способности изменять поведение дройдов.

«Наглядно представь себе», — сказала Роганда.

Лея подумала о механических интеллектах, управлявших всеми кораблями во флоте Республики, и снова задрожала.

Чубакка отремонтировал Арту, явно сделав новую схему не такой, как прежде, и Ирек утратил свою власть над дройдом.

«Хэн, — отчаянно подумала она. Как и Драб Мак-камб, она должна, пусть даже ценой собственной жизни, известить их об опасности, которая их ждала впереди, и объяснить, как обойти этого юнца Ирека. — Они там… они намерены…»

«Намерены убить вас всех».

Ей вспомнились новые подробности того вечера на приеме у Императора. Тетя Селли, пухленькая и розоволицая, с выцветающими светлыми волосами, скрученными в своего рода покрытый глазурью парик из завитков, жемчугов и искусственных скаток, популярный двадцать пять лет назад, отвела ее в сторонку и заговорщицки зашептала:

— Тут настоящий рассадник интриг, милая; просто ужасный. — Она бросила взгляд на стройных, изысканных наложниц. — Мне говорили, что они все на ножах друг с другом, милочка. Все, конечно, потому, что от какой бы из них ни родился ребенок, он и будет наследником.

Лее особенно запомнилась Роганда, похожая на изображение, покрытое малиновой и золотой эмалью, переходящая от одного сановника к другому с тем же видом уязвимой робости…

А в то время, сообразила Лея, Иреку, должно быть, было четыре года, и Роганда уже готовила себе политическую опору, составляла свои планы. Судя по тому, что писал Магроди, она, должно быть, уже обучала своего сына следовать Темной Стороне Силы.

Палпатин ни в коем случае не допустил бы существования подобной силы, не использовав ее для собственных целей. И, поработав на него однажды, было бы легко потом сказать: «Эти приказы исходят от него».

Она гадала, как Роганда вообще подобралась к этому старику и он ли обратил ее к Темной Стороне, как сделал с Вейдером и едва не сделал с Люком, или же Роганда отыскала его, когда увидела судьбу Джедаев, попытавшихся остаться свободными. Лея почему-то сильно подозревала, что верно последнее.

Мысленно вернувшись на тот прием при дворе, она испытывала ужасное ощущение, будто видит еще один палимпсест, новый ряд обстоятельств, проступающий сквозь другой в сложных джунглях двойных значений, о которых она — восемнадцатилетняя и напичканная республиканскими идеалами отца — в то время не ведала ни сном ни духом.

Ее собственная реакция на слова Селли до сих пор заставляла ее морщиться. Она негодующе процитировала из Сенатской Конституции дюжину параграфов относительно передачи власти, как будто Палпатин не собирался в том же году порвать этот документ.

Но фактически, при вакууме власти, последовавшем за падением Палпатина, все генералы, за немногими примечательными исключениями, стали бороться каждый и каждая за себя. Никто не хотел подчиняться какому-то регенту, особенно регенту при ребенке.

"Мальчику теперь тринадцать (писал Магроди в последнем абзаце). Его контроль над драйвами и механизмами возрастает с каждым днем; он все более мастерски применяет различные артефакты Джедаев, принесенные ему матерью. Он умеет изменять сенсоры и сенсорные поля, держась в пределах электронных схем всех стандартных моделей; он забавляется, заставляя разлаживаться мелкие механизмы. Мать требует от него многого, и вследствие этого он, боюсь, начал баловаться снадобьями, которых она не одобряет, — говоря себе, что они увеличивают его восприятие и способности применять Силу, но в действительности, как мне кажется, просто потому, что знает, что она не одобрила бы.

Я отлично вижу, что создал. Мон Мотма, мой друг Бейл — все те, кто пытался заручиться моей поддержкой и помощью для противодействия росту власти Палпатина… Я могу лишь умолять вас постараться понять меня, так как знаю, что сделанное мною простить невозможно.

Я постараюсь как-то передать эти заметки вам. Если у меня не получится, то боюсь, что все поверят самому худшему, сказанному обо мне. Я пытался принимать по возможности наилучшие решения… И молюсь, чтобы вам никогда не довелось увидеть, к чему они привели.

Для вас я расписываюсь в своей никчемности,

Наздра Магроди."

Лея сложила заметки и сунула их в карман Т-скафандра.

«Боюсь, что все поверят самому худшему, сказанному обо мне…»

При всей своей Силе, коль скоро Император погиб, Роганда не присоединилась к немедленно последовавшей всеобщей грызне за власть — возможно, потому, что Ирек был слишком молод, чтобы использовать свои способности Силы, а возможно, потому, что могущественные военачальники, вроде Верховного Адмирала Трауна, имели против Роганды что-то такое, что Роганда считала неодолимым… например, сравнение ДНК Императора и малолетнего Ирека, доказывающее, что в действительности мальчик не был сыном Палпатина.

А возможно, эта женщина просто не нравилась Трауну.

Подобной точке зрения Лея от души сочувствовала.

И тогда Роганда отправилась сюда, на родную планету, где сама провела детство, где ей удастся вырастить и обучить сына никем не замеченной и где, как она знала, Джедаи оставили по крайней мере некоторые материалы, помогающие обучению. Вырастить и обучить его до тех пор, пока его нельзя будет больше игнорировать.

Она задумалась, а готовила ли вообще Роганда собственного ребенка только для того, чтобы тот заменил Палпатина.

Все куда как больше походило на то, обеспокоенно подумала Лея, будто Роганда намеревалась взрастить не нового Палпатина-. а еще одного Дарта Вейдера.