Дело "Труба". Святой десант

ПРОПАЖА БОЖЕСТВ

Сколько именно мер особой высокорастяжимой веревки было использовано, чтобы крепко и надежно притянуть его высокобесподобие Брехли Треппа к вращающемуся стулу Ублейра, сложно было сказать. Однако дико вопящему Бубушу потребовалось добрых десять минут, чтобы к полному своему удовлетворению привязать миссионера как следует. И сейчас Трепп сильно смахивал на нездоровый результат идеи некого безумца о генетической рекомбинации: голова его высокобесподобия казалась привитой к гигантской корчащейся личинке веревочного цвета.

— Мне нужны кое-какие ответы, и они нужны мне прямо сейчас! — прорычал Бубуш, щелочки зрачков которого вперивались прямо в перепуганные глаза Треппа.

Ответа не последовало.

— Зачем вы здесь?

Молчание.

— Мы ведь можем и по-крутому, понятно?

По-прежнему гробовое молчание безответного Треппа.

— Ну ладно же! Вы сами на это напросились! — Бубуш резко развернулся, прыгнул через всю пещеру Ублейра и схватил со стены лавовую лампу. С ужасающим грохотом он поставил лампу на обсидиановый стол и, повернув, направил ее оранжевый луч прямо в глаза Треппу. Теперь ему наверняка предстояло получить кое-какие ответы.

Было общеизвестно, что любой порядочный допрос начинается только в тот момент, когда лампа бывает направлена в глаза жертве. У Бубуша не было ни малейшего представления, как именно эта конкретная часть инквизиторской алхимии реально должна была сработать, но… черт возьми, должна же она была как-то сработать. Теперь следовало ожидать результатов.

— Кто вас послал? — рявкнул он, приближая свою физиономию вплотную к лицу Треппа, для которого она представлялась черным силуэтом, увенчанным короной от лавовой лампы.

Ответа не было.

— Зачем вы здесь? — Жар от лампы уже начал накалять чешуйки у Бубуша на затылке.

Трепп упорно молчал.

Бубуш зарычал и подался еще ближе.

— Что вам здесь нужно?..

— Если мне будет позволено сделать предложение… — вмешался Ублейр, который горбился на мешке с галькой в дальнем конце пещеры.

— Нет! — заорал Бубуш. Щелки его зрачков по-прежнему не отрывались от сущих оптических лужиц ужаса, которыми представлялись теперь глаза Брехли Треппа.

— Я все же думаю, это было бы полезно, — устало сказал Ублейр. Допрос тянулся уже несколько часов, а от Треппа так никакого ответа получено и не было. Просто ни единого звука.

— Ну, что там еще?

— Честно говоря, не хочу показаться излишне щепетильным, но… гм… эта лампа…

— А что такое с лампой? Она работает нормально. Идеальный инструмент для любого допроса. Это общеизвестно! — пожалуй, слишком бурно запротестовал Бубуш.

— Да, но разве ей не предполагается светить прямо ему в глаза? Тебе не кажется, что твоя голова малость ее загораживает? Я хочу сказать, что если ты на самом деле хочешь допрашивать собственный затылок, то на здоровье, но…

Бубуш зарычал и потер горячее пятно у себя на загривке. Затем он злобно развернулся, треснул себя кулаком по затылку и принялся нервно расхаживать по пещере. У Ублейра создалось явственное впечатление того, что он слышит, как с коренных зубов Бубуша стирается эмаль, когда тот проходил мимо него.

— Ну ладно! — объявил Бубуш после нескольких мгновений основательного пережевывания собственных зубов. Затем он буквально швырнул следующую фразу через пещеру в Треппа: — Итак, начнем с начала. Вы! Кто вас сюда послал?

Лучи от яркой лавовой лампы ударили в перепутанное лицо миссионера, словно бы пробуриваясь ему под кожу, обжаривая его глазные яблоки, опаляя волоски у него в носу. Брехли Трепп с трудом сглотнул слюну и…

Ответил молчанием.

Крошечный световой отблеск отразился от чешуек на виске Бубуша, мерцая в такт со злобной пульсацией его артерии. Получалось что-то вроде азбуки Морзе предельного остервенения.

— Зачем вы здесь? — проревел Бубуш.

Пот на лбу Треппа испарился шипящей струйкой.

— Э-э… — вмешался Ублейр.

— Ну что еще? Ты что, не видишь, что я занят?

— Я далек от критиканства, — тактично начал Ублейр. — Но ты не думаешь, что пора бы все-таки вынуть у него кляп?

Искры летели от задних коренных зубов Бубуша, пока он пытался справиться со своей поистине адской яростью. Одним скачком он перепрыгнул через стол и вырвал самодельный кляп изо рта Треппа, после чего с негодованием зашвырнул обслюнявленные подштанники Ублейра в другой конец пещеры.

Для Треппа все получилось так, как если бы трехнедельная порция словесного слабительного вдруг возымела свое разорительное действие. Струи слов устремились с его губ, замусоренные проповеди изливались неудержимо, гласные и согласные метались в пенном потоке словаря. После трех минут без перерыва миссионер совершенно выдохся.

— Прошу прощения, — сказал Ублейр. — Не вполне уловил. Вы бы не могли все это снова прогнать?

Брехли Трепп жалобно забулькал.

— Зачем вы здесь? — снова прорычал Бубуш.

— Дай же ты ему перерыв, — простонал Ублейр. — Не имеет значения, зачем он здесь или кто его послал. Все, что лично я хочу знать, так это что я могу извлечь из тех листов, что вон там на столе лежат. — Поднявшись с шуршанием гальки, он указал кривым когтем на покрытую конденсатом стопку секретных материалов.

— Я как раз к этому вопросу подходил, — прорычал Бубуш, нетерпеливо топая копытом. — Все должно делаться в правильном порядке. Нельзя начинать допрос с той самой вещи, про которую ты больше всего хочешь узнать. Следует несколько часов к этому подбираться, добиваясь от жертвы самых разных ответов, вконец смутить ее противоречивыми вопросами…

— А потом вынуть кляп.

— А потом вынуть кл… — Бубуш нахмурился и попытался притвориться, что ничего такого не сказал. Затем он раздраженно разгладил чешуйки у себя на брюхе, взял щипцы и схватил один из листов древнего пергамента. Эффектным жестом он поднес его к самым глазам Треппа и спросил: — Вот это. Скажите мне, что это означает.

Коготь его завис над заглавием из странных букв.

Брехли Трепп воззрился на причудливо-каллиграфические слова и покачал головой. Это определенно не было тем, зачем он здесь оказался. Распространение Благих Вестей к этому отношения никак не имело.

— Что это означает? — напряженно прорычал Бубуш, помахивая пергаментом.

Разукрашенные начальные буквы четырех слов корчились перед глазами Треппа. Желтоватые ящерки и блестящие змейки забавно переплетались и игрались друг с другом.

— А сколько будет стоить мой ответ? — почти небрежно поинтересовался Трепп.

Такого ответа Бубуш никак не ожидал. Отчаянно-жалобные мольбы о милосердии — очень может быть. Согревающее сердце низкое пресмыкательство — почти с уверенностью. Но такое? Нет, никогда.

— Сколько? — брызнул слюной Бубуш. — Ну, я… а сколько это, по-вашему, может стоить?

— Это будет стоить свободы, — улыбнулся Трепп и для вящего эффекта принялся корчиться под своими путами. — Я скажу вам все, что вы об этих документах хотите узнать, а вы отпустите меня исполнять мою миссию.

В задней части пещеры, восседая на мешке с галькой, Ублейр зашелся издевательским хохотом.

— Вы это серьезно? Вы что, хотите заключить с нами сделку? — весело спросил он. — Да вы хоть понимаете, что мы самые настоящие дьяволы, и что в настоящее время вы всецело у нас в руках? Вы просто не в том положении, чтобы заключать какие-то там сделки!

— Ну почему же? Именно в том, — ухмыльнулся Брехли Трепп с превосходно натренированным спокойствием. Внутри его желудок бурлил от острого ужаса в добрых пятнадцать денье. И лишь годы опыта в схожих ситуациях позволяли ему казаться невозмутимым.

Для Треппа постоянным источником изумления служило то, что реакция примитивных племен на миссионеров почти всегда заключалась в том, чтобы помещать их в большие котлы с овощами над ревущим костром. Число случаев, когда он языком проделывал себе путь из подобных котлов, было почти трехзначным.

Прямо сейчас незадачливый миссионер отчаянно пытался убедить себя в том, что веревки просто представляют собой смутную вариацию на тему котлов для приготовления пищи.

— Если вы не желаете торговаться, тогда я не смогу сказать вам, о чем это секретное досье действительно сообщает, — сказал он.

— Откуда вы узнали, что оно секретное? — прорычал Ублейр, внезапно напуганный.

— Об этом оно говорит так же ясно, как и обо всем остальном, — улыбнулся его высокобесподобие. — Конечно, мое знание древнетальянского малость подзаржавело, но…

— Вы можете его читать?

— Конечно. Языковая подготовка весьма важна, если вы собираетесь распространять Благие Вести среди стольких различных племен, сколько только возможно. Ну, так как насчет сделки?

Физиономия Ублейра гротескно сморщилась в презрительный оскал.

— Вы, должно быть, шутить изволите…

— …если думаете, что мы не согласны, — внезапно закончил за него Бубуш.

Ублейр немигающим взором в тревоге на него уставился. Бубуш многозначительно подмигнул ему в ответ, словно бы говоря: «Сядь и смотри, как работает настоящий мастер!» Затем он подошел к Треппу.

— Что касается предложенной вами сделки, то она весьма разумна, — пробормотал он. — Мы оба стоим за достижение того, чего мы больше всего желаем. Просто идеально.

Бубуш улыбнулся. Внутренне же он лучился улыбкой с интенсивностью в миллион лавовых ламп. Почему бы не сказать пленнику, что в самом конце он свободно сможет уйти? Держи леденец у него перед носом, пока все документы не будут переведены. А после этого уже ни для кого не будет иметь значения, если дражайшее его высокобесподобие закончит тем, что всю вечность продымится в подходящей яме с серой.

— Итак, приступим. Что это означает? — прорычал Бубуш, размахивая пергаментом, где было написано:

Шченариус Нибессннай Пхирегрусски

Брехли Треппу это опять показалось сущей чепухой.

— Лично для меня это полная галиматья, — признался он. Если откровенно, Трепп не вполне солгал о том, что способен переводить с древнетальянского, но он также не вполне сказал правду. Его буквальный перевод был идеален, а вот истолкование оставляло желать много лучшего. Короче говоря, он знал, что значит каждое слово, но не мог извлечь из них общего смысла. То, что Трепп до сих пор увидел в документе, было выше его понимания — замусоренное странными техническими ссылками на какие-то объекты и стратегемы, о которых он никогда не слышал.

— Галиматья? — завопил Бубуш. — Нечего тут со мной в игрушки играть! — И он развернулся для могучей оплеухи Треппу. Его высокобесподобие до отказа раздул щеки, закрыл глаза и как мог приготовился. Когтистая лапа Бубуша со свистом понеслась по воздуху, устремляясь вниз, вниз… и вдруг остановилась. Оказавшись в каком-то дюйме от миссионерской щеки лапа Бубуша задрожала и отстранилась.

Волны смущения прокатывались по физиономии дьявола, пока он трясся от нерешительности.

— Гм… это было предупреждение, понимаете? В… в следующий раз вы у меня так заполучите, что всю вечность будете об этом сожалеть. — Бубуш неубедительно погрозил Треппу когтем, словно бы пытаясь восстановить свой авторитет.

Дьяволу показалось, будто что-то на задворках его сознания вдруг потянулась и удержало его от нанесении удара. Причем что-то до боли знакомое.

Ублейр вопросительно поднял бровь, хмыкнул и снова погрузился в раздумья о мыслительных способностях Бубуша.

Рыча, Бубуш помахал одной из картинок с контурными фигурами перед носом его высокобесподобия.

— Вот это! Объясните тогда вот это! — рявкнул он. Ублейр зашел за спину его высокобесподобию и воззрился на иллюстрацию.

Брехли Трепп неловко скорчился, поморгал и поглазел на картинку. Руки его уже покраснели от напряжения под жгучими веревками. Миссионер нервно заерзал. Объяснение! Заскрипев зубами, Трепп принялся отчаянно блефовать.

— Ну, для меня это выглядит, как будто кучка дьяволов… гм… танцует с…

— Они не танцуют! — отрезал Бубуш. — Они сражаются. Смотрите внимательней. У них в лапах трезубцы. Видите, вот трезубцы.

Ублейр подался вперед над плечом Треппа и получше вгляделся в картинку.

— А это точно не вилы? — спросил Трепп. — Это, знаете ли, вполне мог бы быть какой-то сельский танец. Я несколько раз видел, как там именно такая хватка используется. «Ивушка плакучая» — по-моему, это как раз он и есть. Хотя я могу и ошибаться…

— Вот видишь? — проворчал Ублейр из-за плеча Треппа. — Я же тебе говорил, разве нет? Пещерный танец.

Внезапно боль от веревок, что стягивали все тело Треппа, стала для него слишком сильной. Страдание отмело в сторону все воспоминания об уроках древнетальянского, делая вообще все на свете предельно невразумительным. Миссионер закряхтел и неловко заерзал в своем веревочном коконе.

— Что, веревки жмут? — разом спросили Ублейр и Бубуш с неожиданным участием.

А в следующую секунду они уже оказались в другом конце пещеры, дрожа от страха.

Лист пергамента, свободно покачиваясь, поплыл к полу. Ублейр кусал язык, пытаясь подавить в себе побуждение предложить Треппу еще какие-то слова утешения. Он боролся сам с собой, бился против почти непреодолимого желания прыгнуть через пещеру, срезать с миссионера все веревки и вдобавок предложить ему славную чашку серного спиртного.

— Ч-что происходит? — залопотал он, хватаясь когтями за свой мешок с галькой.

Видя страх и тревогу, которые расползлись по физиономии Ублейра, Бубуш почувствовал почти истерическое облегчение.

— Ну вот. Ты это чувствуешь, правда? — напряженно прошептал он, хватая Ублейра за плечи. — И не смей отрицать. Ты просто не можешь этого отрицать. Ты ведь хотел помочь ему, верно? Хотел срезать с него все веревки, осыпать его столькими удобствами, сколько тебе под лапы могло подвернуться, промариновать его в предельном уюте…

— Это было отвратительно, — признался Ублейр, мотая головой от стыда.

— Признай это. Ты хотел быть добрым ! — обвиняюще произнес Бубуш. — И чувствовал себя из-за этого счастливым. Ты мог бы кружиться по комнате и петь. Ты хотел быть легкомысленным!

— Тс-с. Тише. Моя репутация! Я… я сам не знаю, что на меня нашло!

— Ты снова утратил контроль. Точно так же как и в тот раз на улице, когда он проповедовал, помнишь? — тараторил Бубуш со странной ноткой победного ужаса в голосе.

Примерно такая нотка могла бы прозвучать в голосе шестилетнего пацана, который, проносясь мимо своего расположившегося на пикник отца, держал бы за хвост ревущего тигра и самым что ни на есть победным голосом вопил: «Я поймал его, папа! Видишь? Поймал!»

— Как я мог забыть? — Вспомнив о своем желании обратиться посредством использования Нужного Белья, Ублейр сделался бледно-серого цвета.

— Но что это означает?

— Так ты еще ничего не понял? — брызгал слюной Бубуш, дрожа и словно готовясь взорваться не то восторгом, не то истерикой.

Ублейр неохотно покачал головой. Его по-настоящему начинало раздражать то, как это Бубушу удавалось просекать ситуацию, а ему нет. Получалось унизительно.

— Это… это секретное оружие!

Испытывая облегчение, Ублейр разразился смехом. На сей раз Бубуш все-таки сел в лужу. Как пить дать.

— Над чем это ты смеешься? Прекрати! — обидчиво прорычал Бубуш.

— Ах, какая забава. Ох-х, мои ребра. Секретное оружие? — вопил Ублейр в состоянии истерической насмешки. — Какое? Типа «Кошелек или жизнь. Отдай мне все твои деньги, или я сделаю так, что ты захочешь мне предложить чай с пирожными»? Или… нет, теперь я точно знаю, что надо делать. Надо схватить Асаддама за горло, угрожающе держать его высокобесподобие у его головы и вопить: «Назначь меня главным менеджером, или я сделаю так, что весь остаток вечности ты захочешь помогать бездомным в Мортрополисе»! Так ты говоришь мне, что это именно такая разновидность секретного оружия?

— Да, — просто ответил Бубуш. — И я, честно говоря, думал, что это будет вполне очевидно. Даже для тебя! — С этими словами он подскочил обратно к столу, поддерживая максимально возможную дистанцию между собой и его высокобесподобием, и начал пролистывать стопку пергаментов. Наконец Бубуш с холодным удовлетворением схватил щипцами единственный лист.

— Вот, взгляни на эту картинку! — потребовал он, яростно размахивая листом перед Ублейром. Дьявол вгляделся в ряд странных инструктирующих сцен.

— Ну как, знакомо? — возликовал Бубуш.

— Что… что ты имеешь в виду? — настороженно принялся прощупывать почву Ублейр.

— Выражение на лице вон у того демона кажется не столь уж несхожим с тем, которое было у тебя несколько минут тому назад. Не смей это отрицать! А кое-что еще ты замечаешь? Определенное сходство между ним и вот этим? — Бубуш указал на Треппа, а затем на одну из контурных фигур на двух первых картинках. — Да он же вполне мог послужить здесь моделью!

— Ну, некоторое мимолетное сходство…

Уши Брехли Треппа горели от крепкого, токсичного коктейля тревоги и любопытства. О чем они там орали?

— Да какое там мимолетное! Идеальное сходство! — вопил Бубуш. — Лысина, борода, сутана!

— А как насчет этой странной штуковины, которая на картинке у него над головой висит?

— Протри глаза и скажи мне, что ее и здесь нет, — прорычал Бубуш, весь дрожа на рубеже открытия.

Ублейр протер глаза, посмотрел — и внезапно эта штуковина там появилась. Да, очень слабая, но она несомненно там была.

Бледное прозрачное кольцо пурпурного цвета. Точно такое же как на пергаменте.

— Ну ладно, ладно. Так что ты пытаешься мне сказать? В чем тут соль?

Бубуш буквально вибрировал от напряженного возбуждения. Осторожно вытянув руку, он помахал листом пергамента перед носом у Треппа.

— Что это за слово? — гаркнул он и дрожащим когтем указал.

— Э-а… «анти», — пробормотал Трепп, а затем уточнил: — Нет, скорее «против».

Вспышка перевозбужденного триумфа пробежала по лицу Бубуша.

— А вот это? — Он снова указал когтем.

— «Пехота», — непонимающе ответил Трепп.

— А это?

— Гм… а, ну, это просто. «Святыня».

Бубуш почти колесом прошелся по всей пещере, издавая восторженные вопли.

— Я так и знал! Теперь я знаю, что это значит, — напряженно прошептал он Ублейру. — Я еще раньше это подозревал из той малости древнетальянского, которая мне известна, но тогда не принял это во внимание. Я был не прав. Теперь я понимаю. Теперь я точно знаю! Теперь все для меня стало ясно!

— Эй, а ты не собираешься этой ясностью со мной поделиться? Или я сам догадаться должен?

— У тебя ведь нет ощущения важности всей этой оказии, верно? — проворчал Бубуш, качая головой. — Вот я собираюсь поведать тебе единственный самый полезный клочок инфор…

— Так давай же, поведай!

Бубуш пожал плечами:

— Ладно, будь по-твоему. Теперь слушай внимательно. Эти шесть рисунков демонстрируют правильную технику развертывания и полевую стратегию использования противопехотной святыни.

Ублейр, вопреки себе самому, издал какое-то шокированное бульканье.

— Только разок не туда копыто поставишь, — неудержимо болтал Бубуш, — устройство сработает, и — трах-тибидох! — все неверующие в зоне разрыва получают колоссальную дозу святых волн, падают на колени, пускаются в пляску под кантус-плянус и начинают испытывать непреодолимое побуждение бегать по округе в сутанах и рясах.

Ублейр новыми глазами уставился на полупрозрачный кусок пергамента. Мог ли он быть так ценен, как утверждал Бубуш? Не мог ли Бубуш ошибаться?

— Н-но это просто бессмысленно, — захныкал он. — Что делают здесь эти документы?

— Не знаю. Быть может, произошла канцелярская ошибка. Это не так важно…

— Но что это все-таки такое? — Щелки зрачков Ублейра расширились от нервной тревоги.

— Тайна, — произнес Бубуш, проклиная толщину черепа Ублейра. — Послушай. Что это в точности такое, я не знаю. Может быть, что-то вроде сценария. Просто чтобы убедиться, что народ готов для вторжения. Или еще что-нибудь.

— Что? Для вторжения? Оттуда?.. — Ублейр ткнул указательным пальцем в потолок.

— Мы ведь реально с гражданами Аррая глаза в глаза никогда не виделись, верно?

Лицо Ублейра окончательно запылало тревогой.

— Ты хочешь сказать, они идут нас захватить? Намерены вторгнуться?

— Расслабься. — Бубуш пренебрежительно махнул лапой. — Этому пергаменту много столетий. Так что ни в какой реальной опасности мы не находимся. Я даже думаю, что все это только гипотезы. Военные игры. Дьяволы, которые эти документы написали, наверняка уже все про них забыли. И в этом наше преимущество! — Физиономия его приняла зловредно планирующий оскал.

— Преимущество? О чем ты толкуешь?

— Ты только посмотри, на что способна всего лишь одна из этих противопехотных святынь! А другие листы указывают, что их там масса! Достаточно, чтобы отоварить целую армию!

— Ну и что? — спросил Ублейр после нескольких секунд под напряженным взором Бубуша.

— А, ч-черт! — разочарованно воскликнул тот. — Итак, мы их находим и начинаем получать от них непосредственную для себя выгоду! Мы вызываем огонь на себя! — Довольная усмешка Бубуша снова вспыхнула у него на физиономии.

— Вот так-то, — продолжил он повелительным тоном. — А теперь нам нужна еще информация. Идем на новый заход. Но теперь нужно, чтобы ты вел наблюдение. Как только заметишь любые признаки того, что я становлюсь милым и любезным, мигом врывайся и вытаскивай меня к дьяволу. Понял?

Ублейр кивнул, но голова его по-прежнему была полна смятения и непонимания.

Путешествие по Флегетону на рыгающем дымом пароме не слишком подняло Асаддаму настроение. Особенно этому поспособствовало то, что капитаном парома был Нагльфар — глава Гильдии подземных паромщиков по спорам, ругани и прочий разборкам. Понятное дело, капитан за милю чуял скандал и не переставал доставать Асаддама градом вопросов.

— Ну что, славный денек для путешествия по реке. А в какое именно милое местечко мы направляемся?

— К Гаэнской пристани.

— Понятно. Не очень далеко от Пропускного депо, верно?

— А какое дело до этого тебе?

— Я должен знать. Я каждый день этот самый маршрут пропахиваю. А зачем вы к Пропускному депо направляетесь? По делу или так, забавы ради?

— Я разве сказал, что направляюсь к Пропускному депо? И прекрати мне пускать дым в лицо.

— А все эти ментагоны тоже туда направляются, так ведь? Все двенадцать?

— Они меня сопровождают.

— Тогда у вас, должно быть, важное дело. То есть вы ведь обычно просто смеха ради по Флегетону не носитесь? Да еще с двенадцатью здоровенными ментагонами на буксире, ага?

— Как я развлекаюсь, это моя забота.

— Тогда что же это будет — ужение пукпукасов с Гаэнской пристани? Или что-то еще более интересное?

— Может эта посудина ползти хоть немного быстрее?

— Смогла бы, знай я, зачем спешка. Не желаете ли позаимствовать у меня кое-какие рыбацкие снасти?..

Остальную часть путешествия капитан Нагльфар провел под бдительными взорами и тяжелым дыханием трех самых здоровенных ментагонов. К тому времени как они пришвартовались к Гаэнской пристани, его воротник и загривок были влажными от конденсата. Как капитан и подозревал, весь запас рыбацких снастей был оставлен на палубе нетронутым.

Первым полученным демонами Пропускного депо намеком на грядущие перемены в их карьере было копыто тринадцатого размера, которое с грохотом распахнуло дверь и принесло за собой здоровенного ментагона.

— Молчать! Не двигаться! — проревел дьявол, явившись в здание депо под охраной хорошо оплачиваемой команды.

Некоторые из демонов засомневались, не следует ли им поклониться или сделать еще что-то в таком духе.

Неожиданный визит главного менеджера безусловно следовало отметить каким-то жестом почтения. Однако через считанные секунды на этот жест определенно последовал бы нежелательный и предельно болезненный отклик.

— Знакома ли кому-то из вас, жалких тварей, фраза «сокращение штатов»? — властно спросил Асаддам.

В конторе повисло молчание. Снаружи, разумеется, доносились обычные стоны и завывания, пока души, которым вскоре предстояло получить свои порции муки, в точности понимали, где они, и подмечали отчетливую скудость указателей на выход.

— А как насчет слова «эффективность»? Или «автоматизация»? — Молчание затягивалось. Асаддам шумно фыркнул. — «Увольнение», наконец?

Вверх выстрелила одна рука. Асаддам захихикал. Он рассчитывал, что все вопросы останутся чисто риторическими. Из-за присутствия ментагонов.

Демон с поднятой рукой выглядел слишком довольным собой, чтобы Асаддам его проигнорировал. В конце концов, у этого малого начинался очень скверный денек.

— Говори.

— Увольнение, сэр. Я знаю, что это значит, сэр.

— А-а, так ты тут самый умный? — медовым голосом произнес Асаддам, буквально истекая насмешкой. Однако вся насмешка прошла аккурат над пылающей энтузиазмом головой демона.

— Сэр, это когда дают свободное время, — выпалил демон.

— Почти верно, — с пренебрежительным жестом пропел Асаддам. — И увольнение — это то, что вы все скоро получите…

— Ура! Отпуск! — громко воскликнул демон, совершенно упуская из вида зловещий подтекст Асаддама.

— …или, если более точно, то я, как главный менеджер, объявляю вам, что уже с настоящего момента вы все здесь совершенно излишни. В вас больше нет надобности. У меня есть машины! Так что вон отсюда!

— Спасибо вам огромное! — прокричал самый умный демон, хлопая в ладоши. — Нам давно уже толком передохнуть было некогда. А теперь отпуск! — Он огляделся, озадаченный недостатком энтузиазма у остальных. Тут до него дошло, что все это, может статься, не такие уж и славные новости.

— Ну давайте же, выметайтесь! Идите и займитесь какой-нибудь другой работой! — с радостным смешком выкрикнул Асаддам. Ментагоны сделали угрожающий шаг вперед.

— Ах да! Совсем забыл, — дьявольски ухмыльнулся Асаддам. — Вам же больше совсем нечего делать. Как я опростоволосился! Тогда вот что я вам скажу. Я знаю идеальное место, где вашим ленивым лапам найдется идеальное применение. Следуйте за мной. Разумеется, платить вам там и вполовину меньше не будут. Но, знаете ли, выбор у вас небогатый…

Голос его крепчал, обретая зловеще-командные тона, пока он указывал им дорогу к давным-давно заброшенным Узбасским рудникам лавы и серы. Уши главного менеджера были глухи к раздавшемуся нестройному ропоту.

Ублейр был разбужен целым каскадом грохочущих ударов и мигом соскользнул со своего мешка с галькой.

Подсвеченный сзади световой короной от лавовой лампы, кулак Бубуша, точно большой молоток, барабанил по листу тонкого металла, зверски его корежа и придавая ему какую-то невнятную применимость. Вокруг Бубуша были сплошь разбросаны странные структуры. Некоторые смотрелись для чего-то пригодными, другие же выглядели как откровенный мусор.

С озадаченно поднятыми бровями Ублейр наблюдал, как Бубуш лихорадочно молотит по куску металла, поворачивая его на импровизированной наковальне, в качестве которой использовался подлокотник любимого кресла Ублейра. Затем Бубуш встал, аккуратно изогнул предмет над листом пергамента и сравнил его с древним изображением.

— Что ты тут, дьявол тебя раздери, готовишь? — осведомился Ублейр, уставившись на обломки металла.

— Ага, все-таки решил мне на помощь прийти? — рявкнул Бубуш, отрывая взгляд от дымящегося пергамента.

— На помощь? В чем?

— Вот в этом! В изготовлении ключа к нашему успешному будущему! — Бубуш помахал полным энтузиазма когтем над беспорядочной массой того, что выглядело как паскудно сработанные рожки для обуви.

— Нет, это невыносимо, — проворчал Ублейр себе под нос. — Осмелюсь спросить. Что это еще за дьявольщина?

— Разве это не очевидно? — прорычал Бубуш. — Нам ведь нужны противопехотные святыни, так?

Ублейр кивнул в максимально непринужденной манере. Он знал, что когда Бубуш оказывается в своем поисковом настроении, один неверный кивок — и тебя мигом впутают в очередную дикую авантюру.

— Как же ты тогда собираешься найти тайник с противопехотными святынями, а? — радостно спросил Бубуш. — Проще пареной репы! При помощи святынеискателя!

Ублейру пришлось признать, что в этом соображении содержалась определенная логика. Однако все это было совершенно невероятно. И Ублейр сделал себе мысленную отметку позаботиться о том, чтобы Бубуш сходил повидаться с кем-то, кто разбирался в вещах, начинающихся с приставки «психо».

— Здесь только одна проблема, — пропыхтел его высокобесподобие Брехли Трепп с дальнего конца стола.

— Заткнитесь! — прорычал Бубуш. — Я вам уже сказал!

— Такой вещи, как противопехотные святыни, попросту нет…

— Молчать.

— …а потому нет смысла и святынеискатель делать, разве не так? — закончил Трепп.

— Кто бы говорил! Вы просто всеми силами стараетесь удержать их в секрете. Это лишний раз доказывает, насколько они полезны. Противопехотные святыни — жизненно важное оружие! — бушевал Бубуш с диким блеском в глазах.

— Погоди маленько, — попросил Ублейр. — Ты серьезно? Святынеискатели? Да откуда у тебя взялась такая нелепая идея?..

Вместо ответа Бубуш сунул ему под нос лист морозного пергамента. Лист этот был покрыт сложными чертежами и диаграммами, показывающими точные размеры, принципы работы, инструкции по эксплуатации.

— Здесь есть все, что нужно, — заявил Бубуш. — Подробные инструкции производителя на предмет изготовления своего собственного святынеискателя, любезно переведенные нашим дорогим его высокобесподобием… Как там говорится?

Брехли Трепп покорно пожал плечами. Чем раньше он с этим переводом закончит, тем скорее сможет вернуться к исполнению своей миссии. Вовсе не его виной было то, что теперь они ввязались в лихорадочный поиск каких-то там вымышленных противопехотных святынь.

— «…установить шарнирные индикаторы святых волн (г) на шкворни (д), добавить теофобический реагент (е) (в комплект не входит), и без лишних хлопот ваш святынеискатель будет готов к полевым испытаниям». Хм-м… Я не стал бы тревожиться, поскольку все это совершенно пустая трата…

Бубуш с рычанием навис над Треппом.

— Что значит «теофобический»? — вопросил он.

— А это вроде вас! — с вызовом рявкнул Трепп. — До смерти напуганный религией.

— Я так и думал, — прохрипел Бубуш и вихрем пронесся по пещере, по дороге хватая разные куски металла неправильной формы. Секунды спустя он уже держал в лапах остатки того, что некогда было держателем лавовой лампы Ублейра. Затем Бубуш пронизал через ее основание два девятидюймовых гвоздя. Далее, установив основание так, чтобы гвозди торчали вертикально вверх, он аккуратнейшим образом расположил на их почти лишенных трения кончиках то, что до недавнего времени было двумя десертными ложками из хозяйства того же Ублейра. Ложки свободно закрутились, покачиваясь, точно стрелки компасов в магнитную бурю.

— А теперь завершающий штрих, — прохрипел Бубуш под уничтожающими взглядами как Треппа, так и Ублейра. — Теофобический реагент.

— Эта ерунда никогда не сработает, — заверил его Трепп. — Здесь просто нечего регистрировать.

Бубуш покатал языком внутри своей клыкастой пасти, смачно откашлялся и ухмыльнулся, полный зловещей уверенности. Затем он с неприятным сдавленным звуком изверг два шарика слюны в ложки и отступил на шаг от своего творения.

— А что, это было так уж необходимо? — поинтересовался Ублейр, чья пасть скривилась от отвращения.

— Да, совершенно необходимо, — радостно ответил Бубуш, пока ложки, подрагивая, в конце концов замирали, чтобы указывать в одном и том же направлении. — Ха! Это работает! Я так и знал! Подобные детальные инструкции не могут быть неверны. Вот он, святынеискатель! Моя драгоценная теофобическая слюна старается держаться как можно дальше от всего по природе своей священного — вроде противопехотных святынь! Проще пареной репы!

Брехли Трепп в шоке и удивлении уставился на ложки святынеискателя, которые теперь указывали точно на него, пока дрожащие шарики слюны Бубуша старались держаться от него как можно подальше. Два металлических индикатора заняли свое четко обвиняющее положение. И важность этого медленно доходила до Треппа.

— Нет-нет, погодите. Погодите минутку. Если вы думаете, что у меня в кармане лежит противопехотная святыня, то вы глубоко заблуждаетесь. Еще раз вам говорю — противопехотных святынь не существует. Таких вещей просто нет. И никогда не было!

Ублейр с дикой ухмылкой на физиономии беспомощно переводил глаза с привязанного к стулу его высокобесподобия на дьявола-напарника, и его мозг решительно отказывался что-либо понимать.

Затем глаза Ублейра отплыли обратно к смонтированному святынеискателю. Он смотрел на устройство, которое явно регистрировало присутствие здесь, в его пещере, предмета или предметов, которых, согласно всей логике и здравому смыслу, не существовало в природе. Над Ублейром все серьезнее нависала потребность в хорошей чашке крепкого лавового мартини.

— Теперь я знаю! — завопил Бубуш, чей мозг несся безумным галопом вслед за спинами целой дюжины безумных теорий заговора. — Я это проделал! Это показывает, что на нем есть следы святынного заражения. Он наверняка держал в руках противопехотные святыни — вот что я тебе скажу! Вперед, настала пора действовать!

— Погоди хоть минутку… — взмолился Ублейр.

— Нельзя терять ни секунды. Если он с ними обращался, это значит, что они могут менять их местоположение. Если мы не начнем действовать прямо сейчас, мы можем их потерять. Навеки.

Метнувшись к отдаленному стенному шкафу, Бубуш принялся разбрасывать его содержимое по пещере.

— Где же они? Где? — Он захлопнул одну дверцу и вихрем подлетел к другой.

— Что тебе нужно? Прекрати!

Новая охапка пожитков Ублейра полетела с каменных полок и обрушилась на пол, став жертвой безумных поисков Бубуша.

— Эй, ты мой любимый тостер сломал!

— Ты вместо этого новый получишь! Даже три! Двенадцать! Ты сможешь получить все тостеры, какие тебе когда-либо потребуются. Только скажи мне, где они!

Ухватив Бубуша за плечи, Ублейр проворно оттащил его от шкафа.

— Что ты теперь ищешь? Ты что, до сих пор мало моего имущества изничтожил?

— Мне нужны одеяла! — дико заорал Бубуш, не обращая никакого внимания на обвинения Ублейра. — Где у тебя одеяла?

— Третья полка снизу по левую…

— Ага! Вот они! Я их нашел! А теперь вперед! Живо! — Бубуш схватил святынеискатель, вылетел за дверь и загрохотал по улице, свистнув Кременюге, чтобы та следовала за ним.

Ублейр на мгновение остановился, посмотрел на все еще надежно привязанное к стулу его высокобесподобие, пожал плечами в недоумении на добрых двадцать денье и помчался вслед за Бубушем.

Невесть как, но Бубуш, похоже, знал, что он делает. Да и, в конце концов, у Ублейра был только один-единственный способ выяснить, что у него на уме.

— Эй! Не так быстро! Меня подожди!

Высоко в горном городе Аксолотле единственная черная стрелка солнечных часов в Гад-парке доползла до десяти угловых градусов после рассвета и безмолвно продолжила двигаться дальше.

К северу отсюда бледно-серебристые отражения корчились на медленно покачивающейся глади озера Титипопа. Жалобный крик черпачного журавля отражался от далеких осыпающихся склонов, пока птица выгибала ленивые крылья и пристраивалась на одной ноге кормиться на мелководье. Озабоченный завтраком журавль намеренно проигнорировал немалую толпу граждан Аксолотля, сгрудившуюся у южной оконечности озера, и принялся обыскивать студеные воды объемистым клювом, работая как небольшая землечерпалка.

Внезапно, когда указатель солнечных часов достиг четырнадцати угловых градусов после рассвета, странное постукивание разбило тишину движущихся туманов. Для собравшейся толпы шум этот прозвучал как стук сушеной чечевицы внутри полого черепашьего панциря. Собственно говоря, так оно и было.

Одинокая мантра вплыла в поле слуха толпы поверх стука чечевицы, исходя от сгорбленной фигуры на усеянной галькой береговой полосе. Фигура эта прыгала и раскачивалась вокруг деревянных спусковых полозьев.

Пришло назначенное время [9] для того, чтобы заклинания были брошены к небесам и чтобы каждое заклинание униженно взмолилось о безопасном и успешном завершении некого капитального труда.

Абб Армот чуть ли не рыдал от плещущей за края гордости, оглядывая элегантные обводы своего корабля. Корабль этот стоял на самом верху спусковых полозьев, до поры до времени застопоренный и готовый к спуску, буквально излучая величественную грацию. Любой гражданин Аксолотля, обладавший вкусом к чему-нибудь хоть отдаленно мореходному мгновенно распознал бы в этом корабле нечто особенное. От радостно торчащего вперед бушприта мимо элегантно изгибающихся утлегарей к благородной рукояти руля — все в этом судне указывало на то, что оно было построено ради скорости. При полной парусности, как надеялся Армот, «Веселый Моллюск» должен был скакать по самым верхушкам волн, обгоняя легких белых коней, которые обычно неслись там галопом. Или, как менее возвышенно выразились местные жители, «эта штуковина полетит как дерьмо с палки».

Толпа воодушевленно собралась понаблюдать за спуском корабля на воду, а Армоту пришлось ждать многие месяцы, прежде чем его водное дитя сделает свой первый нырок. Он проконсультировался с мириадами местных провидцев, до предела достал примерно дюжину пророков и выжал бесчисленные капли жизненно важной информации из просто людей сведущих. В итоге все согласились на том, что лучшее время для спуска настанет через три недели в четверг. Очень может быть.

Однако Абб Армот решил взять дело в надежные руки и стать первым, кто предложит свое публичное поздравление Блинни Плутту и его сочной невесте мисс Нибель Меса.

Существовала традиция, пусть даже невероятно древняя и почти полностью позабытая, что благословение в виде идущего по воде судна должно быть сделано, дабы символически понести славную судьбу и долгое счастье супружеской пары по не нанесенным на карты бурным водам, которые несомненно лежали впереди. То, что Абб решил возродить древнюю традицию, весь Аксолотль оценил как благородный жест. Однако, говоря откровенно, сам Абб Армот ввязался в это дело, увидев здесь шанс устроить бесплатную рекламу своей чахнущей верфи, но это было не суть важно.

Партач, разукрашенный перьями главный заклинатель по транспорту и общему обращению с товарами, крутился точно психованный дервиш, производя какое-то странное уханье в прижатую ко рту ладонь. Это была его первая по-настоящему крупная публичная работа, и Партач собирался использовать ее по максимуму.

Если по правде, это вообще была первая полученная им публичная работа; которая хоть как-то касалась транспортной стороны его должности. Обычно Партачу приходилось просто рассыпать немного порошка или размазывать чуть-чуть мази, заботиться, к примеру, о том, чтобы ценную хрустальную вазу доставили посредством местной почтовой системы, не изуродовав ее до неузнаваемости в процессе засовывания в почтовый ящик получателя.

До сих пор (постучи по дереву и обернись три раза вокруг своей оси, если это неправда!) никаких катастроф у Партача не случалось. Такое положение дел, скорее всего, главным образом объяснялось тем фактом, что получатели дорогих ваз заранее узнавали об их доставке (посредством почтовой предсказательной странице в «Угадайке») и оставляли дверь открытой. Хотя многие аксолотлианцы об этом подозревали, пока что никто из них не набрался отваги, чтобы отправить по почте даже что-то не слишком ценное, не обеспечив себе заблаговременно почтового благословения Партача. А тому помимо всего прочего помогало еще и то, что он сам работал на почтовом отделении.

Однако прямо сейчас Партач, получив на все утро отгул, вовсю наслаждался дикими плясками перед радостно оценивающей эти пляски публикой. Что было сил он тряс своей черепахой и разбрызгивал ароматные масла на всю окрестную скалу и на ту часть публики, которой случилось оказаться поблизости.

Словно бы по подсказке (восемнадцать угловых градусов после рассвета) нежный южный ветерок пробудился, широко зевнул и взялся за работу. Толпа принялась указывать пальцами и благоговейно ахать и охать, когда паруса «Веселого Моллюска» задрожали и медленно наполнились.

Ободренный и в немалой степени удивленный, Партач тут же исполнил двойной ритбергер, сделал обратное сальто и удвоил свои усилия. Равномерный поток заклинаний с униженной мольбой отчаянно шипел и кружился, проносясь вдоль нитей атмосферного эфира, имея своей мишенью конкретное божество.

В Аррайском царстве раздалось раздраженное кряхтение, когда электрический столб мольбы просвистел в окно и бесцеремонно воткнулся точно в левую ноздрю Стапелю, божеству по водоплавающим корытам и тому подобному.

Стапель кашлянул, сонно треснул себя по защекотавшейся ноздре, после чего весьма неуклюже скатился со своего нестандартных габаритов облака с соответствующим набором пуховых одеял и подушек. Пол в высшей степени бестактно треснул его по физиономии.

Дюжина символов веры и мириады просьб из черепашьего панциря просвистели вверх по левой ноздре божества. Она тут же задергалась, защекоталась так, как будто пара сотен муравьев решила вести там сражение с обильным использованием муравьиной кислоты. Неизбежным образом Стапель чихнул. Затем, шумно вытирая сопли о заднюю часть своей тыквенной пижамы, он закряхтел и попытался избежать роя приставаний.

— Ладно, ладно, уже иду. Я знаю, когда я нужен. Ну почему меня хоть ненадолго в покое не оставить? — проворчал Стапель и неуверенно поднялся. Тройка отчаянных прошений зависла у подоконника, прикидывая, будет ли хорошей идеей действовать прямо сейчас. Единогласно они решили посмотреть, как все пойдет.

Стапель, следует заметить, терпеть не мог ранних утренних визитов. Особенно после бурной ночи в «Манне Амброзии» и бесчисленных рюмочек на брудершафт с последними получателями мест за Верхним Столом. Потирая подбородок, Стапель попытался припомнить, сколько всего бутылок лучшего шимпанзкого он уговорил. Удалось припомнить двенадцать. После таких возлияний все в памяти малость замутнилось.

Прошения все же решили выполнить свою работу и в порядке напоминания фугасными снарядами нырнули к ноздрям божества.

— Тьфу! Никакого покоя! Ни на минуту! — проворчал Стапель. Затем он потянулся за своей фуражкой и вышел из передней двери, исчезая в показной вспышке цветистой экстравагантности, от которой еще больше заныла его до ужаса чуткая к боли голова.

А внизу, на берегах озера Титипопа, волнение толпы все росло. Южный ветерок набрал равномерные двенадцать узлов, и «Веселый Моллюск» вовсю напрягался в надежно сработанном спускном снаряжении. Веревки скрипели, напряжение нарастало и Партач стремительно направился к смутному пятну сочной расцветки.

Физиономия Абба Армота являла собой образчик гордого отцовства, смешанного с предельной нервозностью первой брачной ночи. Все знаки, знамения и предвестия смотрелись в высшей степени многообещающе. Славное вино, славная толпа, славный корабль. И скоро настанет тот час, когда, после нескольких лет мучительного строительства и нескольких месяцев еще более мучительного ожидания, славный корабль «Веселый Моллюск» наконец-то выйдет в открытые воды.

Внезапно последовала показная вспышка, и мужчина, габаритами чуть крупнее обычных, появился, щеголяя фуражкой и белой, коротко подстриженной бородкой, какую обычно предпочитают капитаны кораблей и прочий мореходный народ по всему ведомому миру. Странным образом и к немалому удивлению озадаченной толпы, он также носил тыквенного цвета пижаму.

— Привет, ребята. Короче, семь футов под килем… и так далее! — объявил мужчина после умопомрачительного зевка. Затем он разочарованно огляделся в поисках юнцов с их пронзительным свистом, которые по причинам, известным только тем, кто вовлечен в великие соленые просторы, всегда появляются и останавливают всяческую болтовню быстрым заградительным огнем из трех убийственных нот. Божество недовольно фыркнуло себе под нос, когда никакой подобной звуковой атаки не последовало.

«Никакого почтения к этикету», — жалобно подумал Стапель, прежде чем его омыла внезапная и замечательно утешная волна облегчения. После всего того шимпанзкого прошлой ночью вряд ли его пульсирующая болью голова перенесла бы столь резкую звукотерапию.

Наблюдая за сверхъестественным появлением Стапеля, Абб Армот принял положение, которое требовалось для успешного принятия благословения. Он быстро распластался на усыпанном галькой берегу, воя прошения и мольбы, плотно прижав ладони к ушам в традиционной аксолотлианской манере.

Столетия эмпирической аргументации ушли на принятие именно такого положения как традиционного. Распластывание на земле наглядно демонстрирует призванному божеству, насколько серьезно вызвавший все это воспринимает, а успешный результат был куда важнее чистой тоги. Плотное прижатие ладоней к ушам представляло собой необходимую меру самозащиты. Никто не хотел услышать, как представитель небесного племени смеется над его настоятельной просьбой.

Итак, уткнувшись носом в округлые камешки, с наглухо закрытыми ушами, Абб Армот грохнул как из пушки:

— …благословите, пожалуйста, если вам, конечно, не трудно, сей незатейливый корабль и всех тех, кто получит скромную удачу а нем плыть, а в особенности символическое счастье Блин…

Совершенно внезапно из-под куста вереска по всему берегу прозвучал жуткий скрежет. Тревожные вздрагивания прокатились по толпе. Раздел Предсказаний ничего об этом не упоминал.

Неудивительно, если учесть его текущую позу, что Абб Армот ровным счетом ничего не заметил.

— …и заставьте мой кроткий корабль легко лететь по верхушкам волн в манере ненавязчиво блестящей и непретенциозно головокружительной, отныне и навсегда… — продолжил тянуть он.

По-прежнему исполнявший свои фортели Партач внезапно замер и в диком изумлении зашатался, тоже различив звук, похожий на скрежет когтей громадного существа по той самой скале, на которой они стояли.

— …снасти пусть будут скользкими как сальный угорь, кливер пусть никогда не обвиснет, а трюмные воды пусть остаются чистейшей из всех жидкостей…

Тут толпа дружно заорала.

В десяти футах под отчаянно зевающей фигурой Стапеля земля внезапно взорвалась россыпью камней, и в поле зрения ворвались целые джунгли бешено скребущих когтей. Существо с черным панцирем ловко отпрыгнуло вбок, с грохотом приземлилось на вереск и воззрилось на толпу множеством сложных глаз.

Секунду спустя в облаке вонючего дыма возникли две фигуры. Обе были почти десяти футов в вышину. Их руки, ноги, головы и хвосты были толстыми, округлыми и словно бы напрочь лишенными суставов. Одна из фигур внимательно глазела на странное металлическое устройство у себя в лапах. Два похожих на ложки указателя покрутились, после чего обвиняюще нацелились на облаченное в тыквенную пижаму божество.

— Это он! У него, видать, во всех карманах противопехотные святыни! — объявил Бубуш. Затем он скакнул вперед, схватил Стапеля в стальной зажим и поволок его, отчаянно лягающегося, в рыгающее сернистым дымом отверстие. По-военному четко существо с черным панцирем прыгнуло обратно в дыру, выпуская из дюжин асбестовых спиннетов высокорастяжимую паутину. Секунду спустя отрыгнутый дым рассеялся.

И там уже не оказалось никаких признаков божества по судам и тому подобному.

Безмолвное покрывало отчаянного шока целиком накрыло берега озера Титипопа.

Вернее, почти целиком. Абб Армот как ни в чем не бывало с трудом поднялся на ноги и прошел к спускным полозьям, уважительно опустив глаза. Честно потянув за рычаг, он отпустил спускной стопор.

При полном отсутствии энтузиазма хотя бы у кого-нибудь из всей толпы, которая как один человек глазела на слегка дымящийся кустик вереска, славный корабль «Веселый Моллюск» с негромким рокотом заскользил вперед. Паруса раздувались на ровном ветерке, кливер гордо смотрел в широкие просторы озера, и постепенно корабль ускорялся по спускным полозьям. Деревянные колесики отчаянно скрипели от напряжения. Клубы пыли начали вырываться в прозрачное небо, когда веревки стали цепляться за кипы цепей, подтягивая их к воде и тем самым замедляя судно, как было рассчитано. Абб Армот радостно подпрыгивал, размахивая парой флажков, которые он прихватил специально для такой оказии, и понемногу приводя себя в неистовство полного восторга.

Почти небрежно нос «Моллюска» пробил свою первую волну, проскользнул по самому концу спускных полозьев — и шестифутовый макет корабля с одним-единственным всплеском исчез под водой, когда цепи внезапно обнаружили, что плавать они не умеют.

А в тысяче футов внизу, на дне только что прорытого скалодонткой тоннеля, пара дьяволов торопливо избавлялась от облачения, состоявшего из целого шкафа одеял. Волоча ошарашенную фигуру в фуражке и тыквенной пижаме за угол, чтобы опорожнить ее карманы от противопехотных святынь, преследуемые грохочущей скалодонткой с черным панцирем, приятели блаженно не сознавали того, какая невероятная удача потребовалось им, чтобы провернуть всю эту операцию.

Пару столетий тому назад у них не было бы ни единого шанса когда-либо наложить свои когти на божество — не говоря уже о том, чтобы в стальном зажиме уволочь его в Уаддские недра. Ни единого, даже самого малейшего шанса.

На Стапеле был бы грехонепробиваемый костюм.

Несмотря на свою невероятную объемистость, непомерную тяжесть, а также необходимость пользоваться при надевании и снятии услугами двух ангелиц-помощниц, в то время грехонепробиваемые костюмы являлись важной частью гардероба любого божества.

Что ж, даже богам в ту пору следовало соблюдать осторожность в параноидной атмосфере ожидания Инфернального вторжения.

Все ощущали абсолютную реальность угрозы того, что в любое время из Уадда могут подняться демоны, чтобы неудержимым потоком прорваться в Аррайские врата. Обитатели Уадда просто дожидались нужного времени, только и всего, готовясь и разрабатывая различные варианты атак.

Многие столетия большинство божеств не отваживалось сделать даже шага за пределы Аррая, чтобы осыпать благословениями своих преданных поклонников. До изобретения грехонепробиваемых костюмов.

Но божество, заключенное же внутрь сакрально-армированных доспехов трехдюймовой толщины, оказывалось полностью защищено от малейшего прикосновения любого зловредного когтя. Поверхность костюма сплошь покрывали крошечные нити чистой веры, и каждая из этих нитей способна была ударить любого агрессора током высочайшей харизмы. Какое-то время грехонепробиваемые костюмы имели колоссальный успех.

Однако постепенно народ Аррая начал понимать, что Инфернальное вторжение уже не выглядит таким уж реальным, а ковылять и потеть внутри объемистого снаряжения становилось божествам по-настоящему в тягость. Словом, грехонепробиваемые костюмы вышли из моды. Теперь их не носили даже самые параноидные божества — ну, если не считать отдельных, приватных случаев и при наличии согласных на такой вариант партнеров, но это уже было их личное дело.

Тем временем на берегах озера Титипопа челюсти по-прежнему оставались отвисшими от шока.

— Ну вот, значит, как оно все получилось, — заключил Партач, разводя руками и при этом слегка постукивая чечевицей внутри черепашьего панциря.

Толпа повернулась и угрожающе на него уставилась.

— Нет-нет, погодите… да бросьте! Это не имело ко мне никакого отношения! Послушайте, я сейчас объясню… я…

Так вышло, что как раз в это самое мгновение Партач, главный заклинатель по транспорту и общему обращению с товарами, вдруг в точности выяснил, насколько быстро он может бегать.

И пока утренний покой снова оседал на берега озера Титипопа, там осталась стоять лишь одна-единственная фигура. Большой черпачный журавль задумчиво глазел на цепочку пузырей, что поднималась из темных глубин, знаменуя собой кончину славного корабля под названием «Веселый Моллюск».

Приглушенные голоса раздавались внутри корпуса заброшенного парома — убежища сдельщиков на берегах реки Флегетон.

— А ты абсолютно уверен, что случилось именно это? — спросил Шнютке. В голосе его, впрочем, особой заботы не звучало. Он глазел на руки Бешмета, внимательно изучая их в поисках любых недавних повреждений, которые хоть как-то могли уменьшить его способность к музицированию.

— Я тебе уже дюжину раз рассказывал, — простонал бывший скрипач. — Если бы что-то его не остановило, этот дьявол-стражник вручил бы Треппу его красную книжицу и… — Тут он осекся.

— И что? — нажал композитор Шнютке.

— Не знаю, — задумчиво пробормотал Бешмет. — У меня не было возможности это выяснить. Но это было бы классно.

— С чего ты взял?

— Ну, ты это брось! Видел бы ты, как ментагона все это огорчило.

— Как именно огорчило? — вмешался его высокопреподобие Елеус Третий. — Как если бы ты свою скрипку потерял?

— Пожалуй, да, — отозвался Бешмет.

— Вот в чем тут соль! — театрально объявил Елеус и треснул себя кулаком по раскрытой ладони. Последние несколько часов, пока он выслушивал Бешмета и пытался прикинуть, зачем здесь появился Трепп, наконец-то дали свои плоды.

— В чем? — хором спросили Шнютке и Бешмет.

— Вот зачем он здесь. Его сделка! Он здесь, чтобы спасти…

— Нет-нет, — перебил Бешмет, мотая головой. — Как раз это в нем самое странное. Я все пытался расспросить, что у него за сделка, а он все продолжал болтать о каком-то контракте.

Лицо Елеуса сделалось настоящим образчиком подлинного удивления.

— О контракте? — пробормотал он. И тут в отдаленных уголках его разума святого отца начал ткаться сложный гобелен понимания, готовясь наконец-то быть распознанным. Живописные картинки проповеди на крыше хижины вспыхнули в поле его зрения. Елеус припомнил тот эффект, какой Трепп оказал на толпу измученных душ, когда принялся толковать об Алкане, припомнил завороженных и радостно потягивающих пиво демонов… А теперь — контракт?

Во внезапной вспышке озарения его высокопреподобие все понял. Но это казалось слишком дико, слишком невероятно. Пусть даже он сам за всем этим наблюдал. Елеус покачал головой. Он, разумеется, слышал о Речистой Миссии. Ее лозунг «Любое время, любое место, любое слово» был широко известен среди лиц, занимавшихся проповедованием. Как-то раз, лет сорок тому назад, в свою бытность главой несуществующей конгрегации в часовне святого Маразма Регулярно Забываемого, Елеус сам чуть было не присоединился к этим миссионерам, но… Короче говоря, тогда ему показалось, что он просто не вправе бросить часовню. А кроме того, у него начисто отсутствовала практика реального проповедования. Хотя иметь деньги в качестве милостионера было крайне заманчиво.

Неужели настолько заманчиво, чтобы подписать контракт на распространение Благой Вести здесь, в Уадде?

Елеус аж содрогнулся, подметив почти извращенную логику такого варианта. Он не мог отрицать, что здесь содержалось немало потенциальной энергии. По сути, для любого миссионера с достаточно хорошо подвешенным языком здесь были настоящие золотые россыпи душ. Спасать проклятых. Обращать их души в загробной жизни.

А затем блестящая логика контракта вспыхнула у него в голове. Если Трепп действительно прибыл сюда, чтобы спасать души, тогда это был его шанс. Выход наружу.

Елеус аж задрожал, хорошенько обо всем этом поразмыслив. И в это самое мгновение его разум проголосовал, нейроны единогласно замахали хвостиками — и решение было принято. Он любой ценой должен был найти Треппа и спастись!

Оставались только две препоны (пусть даже достаточно крупные), что пятнали кристально чистый в иных отношениях горизонт.

Где был Трепп прямо сейчас? И почему два тревожно знакомых ему демона похитили миссионера из Мортрополитанской тюрьмы?

Почему-то последняя препона вызывала у Елеуса наибольшее расстройство.

Если тот злой и лживый монстр, что уговорил его пойти на сделку, был одним из той парочки, которая унеслась прочь от тюрьмы вместе с Треппом, тогда ничего хорошего из всего этого дела выйти не могло.

Чего мог дьявол хотеть от миссионера-контрактника в Уадде?

Нет, все это решительно ничего хорошего не сулило.

В уединении пещеры Ублейра в Шанкере, деловой части Мортрополиса, голос Бубуша вовсю отражался от стен.

— Так вы говорите — никогда о противопехотных святынях не слышали? — прорычал он облаченному в тыквенную пижаму божеству, привязанному к креслу. Затем демон многозначительно оскалился, направляя лавовую лампу прямо в глаза Стапелю. Он вел допрос всего две минуты и уже испытывал предельное нетерпение.

— Нет смысла попусту тратить время на отрицание. Мы все о них знаем, они уже не секрет, — блефовал Бубуш. — Нет смысла держать это при себе. Так вы только еще больше все усугубляете!

— Я же вам говорю, — настаивало божество в фуражке. — Ничего об этих противопехотных ерундовинах я не знаю…

— Ложь! — рявкнул Бубуш, хлопая лапой по обсидиановому столу. — Доказательство всюду вокруг вас. Вот, смотрите! — Он поднес свой самодельный святынеискатель к физиономии Стапеля. Ручки двух ложек буквально затрепетали, обвиняюще указывая на пленника. — Вы с ними обращались, не так ли? Куда вы их перемещаете?

— Не понимаю, о чем вы…

— Отлично! Отрицайте, если угодно. Но как только я найду ваш тайник, вы об этом пожалеете. Непременно пожалеете!

И Бубуш вихрем вылетел за дверь, утягивая за собой Ублейра.

— Вперед! — заорал он. — Они не могут быть очень далеко! Мы обязательно их найдем! И без его помощи!

Брехли Трепп, по-прежнему привязанный к стулу, попытался театрально пожать плечами. Ему это не удалось.

Когда теневой указатель аксолотлианских солнечных часов в Гад-парке медленно подполз по кругу к тридцати одному угловому градусу после рассвета, дверь крошечной хижины в предместьях города медленно распахнулась. Из хижины, протирая глаза и широко зевая, вышел мужчина. Солнце, абсолютно равнодушное к этому зрелищу, продолжало тащиться по бездорожному голубому простору безоблачного неба. Как оно обычно это делало.

Вышедший из хижины мужчина с хрустом потянулся, проковылял вниз по трем ступенькам своей веранды и воззрился на раскинувшиеся по склону холма заросли золотистого ячменя. Завитки ветра рябили по этому морю глухих ушей, удовлетворенно шелестя. Утро было вроде бы самое обычное — как любое другое. Леболоп всегда потягивался, зевал и топал по краю своего поля, высматривая первые заметные признаки того, что ячмень готов к жатве. Однако сегодня он был особенно исполнен надежды. Все признаки должны были быть налицо. По крайней мере, согласно «Угадайке».

Впрочем, как бы ни были хороши те провидцы, что работали в «Угадайке», годы непосредственного опыта научили Леболопа тому, что признаки признакам рознь. Очень мило и славно было для городских пророков глазеть в магические кристаллы или ковырять кофейную гущу в комфорте собственного храма, извлекая оттуда существенно важные знамения для более склонных к сельскохозяйственной работе жителей Аксолотля, но Леболоп знал, что существуют иные, более древние предсказательные процедуры.

Его спина со скрипом пожаловалась на остеохондроз, когда Леболоп нагнулся и выдернул с края поля пучок ячменных колосьев. Он пять раз их потряс, затем обдул. Далее он откашлялся и смачно харкнул на землю, после чего швырнул весь пучок в утреннее небо на юг. Желтовато-коричневые колосья закувыркались в воздухе, летя вдоль края ячменного поля. Затем слегка рассеявшийся пучок неслышно лег на землю в сложном узоре символов, дающем надежную информацию любому, кто знал темные правила истолкования.

Леболоп уставился на три колоска, которые изобразили первую букву слова «серп» в муррловианском языке, затейливый аммореттанский символ, означавший «Радуйся, ликуй, веселись!», а также грубо-угловатое начертание древнего хамогрубианского знака, передававшего сообщение: «Сегодня данное ячменное поле совершенно созрело для жатвы. Любая задержка несомненно будет иметь результатом недостачу общего продукта и соответственное сужение объемов чистой прибыли. Немедленно доставайте серпы и начинайте жать!»

Глаза Леболопа напряженно впивались в форму этих узоров, аналитическая жилка у него в голове со щелчком включилась, но несколько секунд спустя фермер недоуменно почесал в затылке и досадливо побрел прочь. Муррловианский, аммореттанский и хамогрубианский входили в число тех языков, о которых он даже никогда не слышал.

Пожимая плечами, Леболоп потопал дальше, а глаза его обшаривали покачивающуюся гладь ячменного поля. И внезапно его челюсть отвисла, когда он ясно увидел то, что искал. На полпути вверх по холму имелось пятно примятых колосьев. Выглядело все так, как если бы некий полностью управляемый вихрь был использован неким небесным вандалом, чтобы вдоволь порисовать по податливой поверхности поля. Там имелись и круги, и треугольники, и странные геометрические фигуры, и даже, что самое удивительное, рисунок дикобраза.

Леболоп издал пронзительный вопль, подпрыгнул от радости и пустился бежать назад к хижине. Это был он, признак! Сложный, следовало отметить, но совершенно безошибочный. Каждый аксолотлианский фермер знал, что, как только на поле появлялись круги, ячмень был готов.

И теперь настало время для жатвы. Почти.

Единственной вещью, которая стояла теперь между Леболопом и первым взмахом его серпа, было жизненно важное божественное благословение для доброй жатвы. Однако на сей раз оно должно было поступить не от традиционного божество жатв. О нет. Этот ячмень не будет направлен на обычные мельницы и не подвергнется нормальным процессам сельскохозяйственной обработки. Ни в коем случае! Этот ячмень был специально отмечен, как только Леболоп услышал о скором бракосочетании Блинни Плутта и Нибель Меса. Данному конкретному ячменю предстояло составить особое неферментированное пиво, которое будет затем превращено в шампунь для использования его женихом и невестой в их радостный день. Это ячменное поле станет одним из тех предельно редких полей, которые получат благословение Нивейи, божества по правильному мытью и укладке волос.

Леболоп с довольным видом потер руки. Если этот ячмень будет таким образом благословлен, он сможет запросить за него в десять раз больше обычной рыночной цены. Такого шанса он дожидался давно. Так мило со стороны Блинни было этот вариант предложить.

Во вспышке возбуждения Леболоп заскочил на задворки своей хижины, сорвал с верха крошечного деревянного строения матерчатый футляр, после чего зажег свечи, ароматические палочки и причудливые наркотические сжигатели. Секунды спустя клубы ароматного дыма уже поднимались в утреннее небо, одновременно вторгаясь в ноздри фермеру.

Слегка покачиваясь и моргая от пьянящего воздействия на пустой желудок пятнадцати разных наркотических трав, Леболоп опустился перед своей превращенной в алтарь клеткой для кроликов и, как следует завывая, принялся возносить мольбы примерно в том направлении, где, как он предполагал, располагался Аррай.

Сдерживая зевок, фигура в сеточке для волос сдернула буханку плотного хлеба с ревущего огня, перекинула ее на блюдо и оглушительно чихнула, когда целое полчище унылых просьб ворвалось в окно и воткнулось точно ей в левую ноздрю. Нивейя изо всех сил постаралась не обращать внимание на безумно чихательную щекотку в ее носовых пазухах и протянула руку за очередной мармеладиной.

После приступа в пятнадцать диких чихов и дюжины отчаянных кашлей Нивейя наконец-то поняла, что ее завтрак, пожалуй, стал бы чуть более приятным, если бы она просто спустилась вниз, бросила там пару-другую благословений и оставила этих назойливых смертных счастливыми. Тогда она смогла бы снова вернуться к изобретению нового павлиньи-помпезного стиля прически — стиля, который своей креативностью окончательно затмил бы вышедший из моды пучок с начесом и уж тем более пресловутую «треуголку».

Облизывая пальцы, чтобы удалить все следы нарезанного толстыми кусками мармелада, Нивейя закрыла глаза, затаила дыхание и исчезла в ослепительной вспышке, при виде которой любой начинающий пироманьяк позеленел бы от зависти.

Леболоп тревожно вскрикнул, когда столп одушевленных ртутных капелек материализовался у него за спиной, потрясся немного, а потом слипся и превратился в существо в шелковой пижаме. Существо щеголяло также сеточкой для волос и бумажными бигудями.

— Так-так, и чьи волосы здесь требуется обработать? Давай же приступим, а то мой завтрак остынет, — проворчала Нивейя. Затем она лениво вгляделась в лысую макушку Леболопа, потемневшую от многих лет в открытом поле. — Ах так это не ты, да, дорогуша? Тут даже я не смогла бы ничем помочь. Так где я требуюсь?

Леболоп указал на покачивающиеся ряды своего ячменного поля и ухмыльнулся.

— Ага, понятно. — Деликатно откашлявшись, Нивейя вгляделась в золотистые колосья. — Это что, вроде какой-то викторины, а, дорогуша? Поскольку, если только я в последние несколько столетий не сделала чего-то катастрофически неверного, это выглядит для меня как обычное ячменное поле. Я также знаю, что громадный стилистический потенциал действительно содержится в волокнах зрелого ячменя. В частности, можно упомянуть традиционных тканых животных. Однако, если честно, я все-таки никак не могу понять, что я вообще-то здесь делаю.

— П-пиво… пиво и шампунь, — залопотал Леболоп, совершенно очарованный. Божества в бигудях он еще ни разу не видел.

— Жуткое сочетание. Устроит тебе жутчайшее расстройство желудка, поверь мне, а пузыри будут просто…

Леболоп так и не смог выяснить, что же там такое будет с пузырями. Прежде чем у него появился шанс спросить, земля позади Невейи внезапно разверзлась, являя на свет царапающее полчище диких когтей. Затем утренний покой вдребезги расколотился пронзительным воплем:

— Это она! Хватай ее, тащи!

Со всплеском розово-голубых искр божество по правильному мытью и укладке волос было схвачено парой завернутых в одеяла монстров и утянуто вниз — в рыгающую сернистым дымом дыру, по пути отчаянно жалуясь насчет отсутствия завтрака.

Леболоп уставился на стремительно заделанную дыру и почесал в затылке. Может, он что-то такое сказал? Не то заклинание?

Цепочка фермерских мыслей не слишком преуспела в своем развитии, ибо в это самое мгновение вопящая толпа аксолотлианцев появилась на горизонте и понеслась прямиком к его полю, направляясь от озера Титипопа.

Впереди толпы Леболоп по пернатому обличью узнал Партача и на несколько мгновений задумался: чего ради за заклинателем охотится дикая толпа, да еще в такое ранее утро? Фермер раздумывал над этим интересным вопросом ровно столько времени, сколько потребовалось Партачу, чтобы привести оглушительно вопящую толпу к краю ячменного поля.

Безумно мчась вперед и уклоняясь при этом от широкого диапазона обходных маневров, Партач провел толпу по доброй сотне разрушительных троп, пока Леболоп, в ужасе сжимая ладонями голову, наблюдал за всем этим бесчинством.

Чья именно обутая в сандалий пятка наступила на два кусочка кремня, так что они чиркнули друг о друга, высекая катастрофическую искру, никто так никогда и не узнал. Но пожар вышел что надо. Огонь с голодным неистовством пожирал сухие как зола побеги, истекающие слюной языки желто-багряного пламени жадно облизывали созревшие колосья.

Красочный фейерверк и треск коробочек с зернами за считанные минуты пробудили весь остальной Аксолотль.

А тысячью футов ниже два дьявола, злобно посмеиваясь, за руки за ноги тащили даму в шелковой пижаме в самые недра Шанкера, деловой части Мортрополиса.

Дюжина ментагонов злобно рычала и щелкала кнутами, то и дело подгоняя ставших теперь безработными чиновников Пропускного депо к их новому месту трудоустройства. Асаддам властно вышагивал, возглавляя процессию. Его копыта временами вышибали искры из каменистой почвы, а уши главного менеджера были самым капитальным образом заклеены к любым жалобам или просьбам о перемещении.

Он уже все решил. Рудники лавы и серы Узбасса придется снова открыть. Это будет сделано назло Шейтану, если даже не для чего-то другого.

— Это подлинный мазок гения, сэр, — лебезил Асмодеус, радостно семеня внутри сумрачно-злой ауры Асаддама. — Бросить вызов монополии Шейтана на топливные ресурсы, да еще без всякой потери в эффективности мук. Чистая гениальность!

— Ясное дело, — осклабился Асаддам, надменно шагая вперед.

— Это определенно покажет ему, кто здесь главный. — Асмодеус попытался осклабиться в манере, только что продемонстрированной Асаддамом. В итоге он лишь стал походить на дьявола, отчаянно старающегося выковырять что-то, крепко застрявшее у него между клыков.

— И, говоря о том, кто здесь главный, — Шейтан уже не сможет выкарабкаться из своих контрактных потребностей в муках. Он у меня в лапах! — усмехнулся Асаддам. — Ему никогда не следовало пытаться выцыганить у меня плату за топливо! Вот идиот!

— Определенно сэр! — сочился лестью Асмодеус.

— Ха! В этом капитально авантюрном сценарии есть по меньшей мере два идиота, — вслух размышлял Асаддам, почесывая когтем у себя за ухом, пока он шагал дальше.

— Два, сэр?

— Конечно. Первый идиот — тот, кто вообще приказал закрыть эти рудники. Кто, кстати говоря, этот шут гороховый? — Асаддам с любопытством поднял бровь, помедлил на полушаге и развернулся к Асмодеусу: — Ведь ты всю эту документацию видел. Ну, так какой кретин это был?

Асмодеус вспыхнул краской.

— Не думаю, что следует применять подобные слова к…

Брови Асаддама злобно изогнулись.

— К кому? — прорычал он, крепко хватая Асмодеуса за горло. — Кто объявил рудники экономически нецелесообразными, а?

Позади него многочисленные ряды бывших чиновников нервно сглотнули слюну. Они всего лишь несколько часов тому назад начали знакомиться с административными методами Асаддама в действии — знакомиться воочию. Демоны смущенно зашаркали в черной пыли и с опаской почесали свои шеи, когда копыта Асмодеуса оторвались от земли. Если главный менеджер так обращается с непосредственными коллегами, думали чиновники, что же он тогда сделает с ними, если кому-то из них случится ему под горячую лапу попасть?

Болтаясь в когтях у Асаддама, Асмодеус беспомощно пускал пузыри.

— Так кто приказал закрыть рудники? Говори!

Банкир с трудом прошептал имя и тут же был выронен на землю, когда Асаддам запрокинул голову и дико расхохотался.

— Ты серьезно? — проревел он.

Асмодеус, стоя на коленях, кивнул.

— Я ведь могу проверить, — стал угрожать Асаддам.

Банкир так отчаянно замотал головой, что чуть не лишился своего пенсне.

Асаддам снова стал насмехаться.

— Прекрасно. Просто замечательно. Значит, сам повелитель скверны д'Авадон приказал закрыть эти рудники? — выл он. — Как же это дьявольски близоруко!

Голова главного менеджера возбужденно загудела, когда он снова зашагал вперед. Если он, Асаддам, мог видеть дальше решений, принятых самим повелителем скверны, тогда почему он не должен был быть повышен до этого положения? Всему Уадду от этого была бы только польза. О да, его диапазон простирался далеко за пределы должности главного менеджера. Истинная правда. Если только он аккуратно все спланирует, то лишь страхосфера будет ему пределом. Сделать Мортрополис самодостаточным — и можно будет начать предпринимать набеги на территорию д'Авадона.

В это мгновение походка Асаддама внезапно приобрела определенную важность, когда он увидел себя обитателем недавно отстроенного Главного дворца, а не той жуткой розовой хибары на берегах Стикса. Пусть она останется д'Авадону…

Впрочем, на данный момент следовало заняться заботами более приземленными и непосредственными. И Асаддам повел толпу перепуганных бывших чиновников в небольшой подъем, а затем немного под гору.

«Такие дела!» — подумал он, внезапно уставившись на давно заброшенный вход в рудники.

— Добро пожаловать на новое место работы! — объявил он и с длинным издевательским поклоном обвел лапой окрестности.

Бывшие чиновники в ужасе уставились на рыгающий дымом вход в рудник и на узенькие параллельные рельсы, исчезающие в его угольно-черной глотке. Повсюду лежали проржавевшие остатки древних на вид вагонеток, гротескно смятые и перекореженные. Струи сернистого воздуха вились из дыры, явно обладая губительной для любых легких токсичностью. Потеки кроваво-красной лавы болезненно пульсировали в трещинах, подобно крови из ран убитого в сражении боевого носорога.

Со вспышкой прозрения бывшие чиновники вдруг поняли, что их новая работа должна будет стать чуть более требовательной, чем, скажем, царапанье лавиковой ручкой по пергаменту.

А Асаддам радостно расхохотался.

Согласно солнечным часам в Гад-парке, было уже шестьдесят три угловых градуса после рассвета — то есть в это самое время главные муниципальные пророки как раз рассаживались в своих креслах, приступая к очередному рабочему дню. По-разному кряхтя и скрипя в зависимости от состояния дряхлости, пятеро самых древних пророков устроились за просторным, причудливо вырезанным мраморным столом и начали разогревать свои предсказательные кости. Некоторые просто трясли покрытые странными рунами кубики из бедренной кости ламы, другие складывали их в чашечках артритных ладоней и жарко на них дышали. Один лишь капитан Мабыть задрал свою тогу и надежно засунул три кубика между старческих ягодиц.

Он верил в то, что если ты не способен дать будущему почувствовать вкус того, что вот-вот может полететь тебе навстречу, то жизнь просто несправедлива. Следовало также заметить, что капитан Мабыть, несмотря на почти девять десятков лет своего пребывания самым главным муниципальным пророком (или, точнее, благодаря этим самым девяти десяткам лет), повидал все виды предсказаний, какие только бывают под солнцем, и теперь сделался чем-то вроде пессимиста. Ходили слухи, что в тот день, когда капитан Мабыть сделает определенно оптимистичное предсказание, катастрофа поразит Аксолотль. Насколько эти слухи были правдивы, никто понятия не имел. Мабыть никогда не выдавал чего-то настолько оптимистичного, чтобы на этот счет следовало тревожиться. Максимумом того, что он выдавал, обычно оказывалось фактически точное.

— Итак, Пофик, давайте приступим, — раздраженно прохрипел капитан Мабыть и продолжил увлеченно подсасывать свою вставную челюсть. — Самое время выяснить, что судьба припасла для нашего дорогого города.

Относительно оживленный Пофик со скрипом поднялся на шестидесятилетние ноги, прошаркал вдоль длинного и узкого мраморного стола, после чего бросил тройку своих предсказательных костей.

Затем, что-то бормоча себе под нос, он приплелся к самому концу стола и с прищуром взглянул на руны. Вытирая нос, пророк раздумывал над их авгурическим значением.

— Ну что? — после десяти минут озадаченного молчания прохрипел капитан Мабыть. — Есть проблемы?

Плечи Пофика обвисли, и он поднял взгляд. Его цвета ливерной колбасы лицо пыталось скрыть румянец профессионального стыда.

— Я… я не знаю, что это значит, — едва слышно признался Пофик.

— Что? — рявкнул Мабыть, прикладывая к уху сложенную чашечкой ладонь. — Что вы сказали? Что он сказал?

Три других пророка за столом нервно переглядывались, не смея поверить в услышанное. Пророк с неистолковываемым знаком… об этом даже подумать было невыносимо. Это противоречило всему, на чем стояло аксолотлианское общество. Без взгляда в будущее они становились совершенно слепы. Все, что они считали истинным, тогда безусловно должно было рассыпаться прямо перед их воспаленными глазами.

Между прочим, была ли вон та трещина в потолке?

— Что он сказал? — снова прохрипел Мабыть.

Костяшки пальцев Пофика сделались белыми от отчаянной хватки за край стола, пока его взор переходил от обвиняющей тройки непостижимых рун к раздраженно-нахмуренной физиономии капитана.

— Это лишено значения… — выдохнул Пофик. — Совершенно непостижимо. У меня нет ни намека на смысл!

— Не может быть! — гаркнул Мабыть. — Прикиньте! И быстро. Скоро уже подадут утренние булочки.

— Не могу! — Пофик дрожал, чувствуя, что раньше чем подадут булочки, он уже предстанет перед концом своей долгой и вполне комфортной карьеры.

— Проклятье! Работа должна делаться, дьявол ее побери… — прорычал капитан Мабыть, отталкивая свое бамбуковое кресло и шаркая к концу стола. Каждый шаг был отмечен подсосом челюстей и свистящим вдохом и выдохом. Остальные пророки изумленно наблюдали. События определенно были беспрецедентные.

— А еще пророком называетесь! — проворчал Мабыть, подтягиваясь к самому концу стола и натужно кашляя. Повесив голову, Пофик бесприютно разглядывал носки своих шлепанцев.

Капитан прищурился сквозь свою катаракту и с усилием вобрал руны в довольно шаткий фокус. Воздух в зале словно бы загустел и обратился в некий густой сироп ожидания, пока неторопливые мысленные процессы капитана извлекали из памяти символы и выуживали их значение из геометрических фигур, изгибов и взаимного расположения всего вышеупомянутого. Все это, безусловно, было чрезвычайно сложно, однако Мабыть никогда бы этого не признал. Собрав весь свой почти что девяностолетний опыт, он сморщил и без того морщинистую физиономию и принялся бороться с предзнаменованиями, точно какая-то гигантская разумная черносливина. Постепенно свет понимания стыдливо вознаградил его трудный путь под пологом неведения, и истина что-то горячо зашептала ему в ухо.

Самой последней вещью, которую четверка главных муниципальных пророков ожидала услышать от капитана, было сдавленное лопотание. Все глаза обратились на него, пока Мабыть хрипел, набирал полные легкие воздуха и, сжимая себе руками грудь, начинал зловредно хихикать. Секунды спустя он уже валялся на полу, истерически хохоча.

Остальные пророки потрясенно переглянулись, совершенно не понимая, что же им теперь делать, пока хрипы дикого восторга разносились по всему залу, отражаясь от колонн.

— Э-э… не были бы вы так добры, чтобы… э-э… немного нас просветить? — заклянчил Пофик, чувствуя себя еще паскуднее оттого, что не сумел разглядеть в рунах чего-то, что произвело подобный эффект.

Капитан Мабыть катался по полу, беспомощно держась за торчащие ребра.

— Выкатите еще что-нибудь типа того, пожалуйста, — прокаркал он. — Тогда мне еще на сутки веселья хватит!

— Но Что это? — взмолился Пофик, с прищуром глядя на руны. — Я не понимаю.

Мабыть скорчился на полу, после чего с трудом сел.

— Хорошие новости! — объявил он. — Абб Армот, этот докучный идиот-кораблестроитель, больше не будет донимать нас насчет предсказаний. Очень-очень долго.

Четыре других пророка в полном непонимании глазели на капитана.

— Похоже, ему четыре года потребуется, чтобы построить «Веселый Моллюск — два», — провыл Мабыть. — А потом еще года полтора, чтобы набраться отваги запустить и эту свою посудину. Ха-ха-ха, лучших новостей я уже много лет не получал!

И тут до них дошло. Как раз в тот самый момент, когда они поняли, что хихикающая на полу груда дряхлого пессимистического пророка выдает определенно оптимистичное предсказание, их перепуганные уши вдруг стали осознавать далекий грохот целого стада неистовых сандалий, а их ноздри подхватили безошибочный запах горящих ячменных полей.

Итак, слухи оказались верны. Мабыть выдал хорошие новости, и в коридорах уже кто-то бунтовал, а поля горели. Тем не менее пророки не ожидали, что все произойдет так быстро.

Грохот бегущих сандалий интенсивно нарастал, слишком стремительно приближаясь по мраморному коридору.

Пофик запаниковал. Итак, они приближались. Целая толпа. А в этом зале имелась только одна-единственная дверь, только один вход и выход. По мере нарастания страха Пофик стал быстро подбираться к сердечному приступу. Это было нечестно, что его должна была порвать на куски дикая толпа. Просто нечестно! Он всегда давал хорошие предсказания, направляя судьбу Аксолотля прямиком к… В эту секунду Пофик четко осознал, что все это было вранье. Инстинкт бегства поборолся с боевым побуждением и секунду спустя победил. Но пути наружу не было. В таких случаях оставалось делать только одну вещь. Вопить и… две вещи. Вопить, паниковать и… три вещи.

Вопя и паникуя, пока сердце его отчаянно колотилось, Пофик во всплеске хлопающей тоги упал на пол, избирая третий вариант, как наиболее предпочтительный. Ударившись о мраморный пол, он тут же начал испускать потоки отчаянных заклинаний и продиктованных страхом уговоров, упрашивая тех, кто был выше, как-нибудь заступиться за них и спасти их пророческие задницы от бешено несущейся толпы. Мгновение спустя последовало еще три глухих удара, и к Пофику присоединились остальные трое пророков. Волны мольбы лихорадочно неслись в сторону Аррая из стареющих ртов главных муниципальных пророков Аксолотля.

В пятидесяти ярдах оттуда, по ту сторону крепких бамбуковых дверей Муниципального зала предсказаний потный и до смерти перепуганный мужчина в жутко потрепанном облачении с визгом завернул за угол и загрохотал дальше по коридору во всплеске сочных красок. Ровно через пять с половиной секунд вся толпа, которая так недавно стояла на берегу озера Титипопа, проследовала за ним в бешеной погоне.

Дальше Партач, главный заклинатель по транспорту и общему обращению с товарами, отчаянно метнулся к обширному арочному пространству бамбуковой двери, и лишь одно слово воплем вырвалось из его задыхающихся легких:

— Святилище!

Рокочущий грохот погони зловеще гремел в его ушах.

В десяти футах от Муниципального зала предсказаний Партач начал визжащее торможение.

Впилившись в дверь, он отскочил от нее и упал на спину. Но мгновение спустя заклинатель уже был на ногах, словно незримый эластичный шнур связывал его с ручкой двери. Его кулаки забарабанили по рифленой поверхности, а сам Партач испуганно оглянулся на безостановочно несущуюся толпу.

Гнев, перемешанный с потом, точно штукатурка, покрывал лица людей. Преследователи несчастного заклинателя грохотали дальше, твердо настроенные показать всем богам, что именно они о нем думают.

Слишком поздно до них дошло, что плиты сияющего мраморного пола серьезно снижают эффективность торможения.

Отчаянно крутя педали назад, толпа с чудовищным избытком инерции врезалась в твердые бамбуковые двери. Петли, панели и несколько десятков донельзя изумленных пауков влетели в интерьер Муниципального зала на волне потерявших управление граждан Аксолотля.

И в это самое мгновение на молитвенные воззвания четырех пророков были получены ответы. Четыре столпа слепящей аэрозольной ртути слились в четверку зевающих и жутко похмельных божеств. Пугающая тишина мигом одела аксолотлианцев в смирительные рубашки потрясенного удивления, стоило им только воззриться на небесных визитеров.

— Ну, кореша, вам тут чего? — прорычало голое, по пояс божество, сжимая могучие кулаки в нескольких дюймах от своего носа, который, судя по его виду, вправляли уже несчетное число раз.

Все глаза переметнулись со шнурованных боксерских ботинок на тяжелые надбровные дуги Туммака, небесного покровителя потасовок и мордобоя. Сотня челюстей упала вниз.

Пофик ухмыльнулся. Его молитвы получили ответ. Пусть теперь эти неблагодарные аксолотлианцы посмеют прикоснуться к нему хоть пальцем!

Для всех незваных гостей стало вполне очевидно, что было на уме у Пофика, когда его панический призыв был послан.

Другие пророки, однако, оказались несколько менее прагматичны в своих предпочтениях.

Оторвав взор от пола, толпа подняла его на Драпака, божество спринта и стремительного сматывания удочек, затем на Бандажа — главного небесного специалиста по оказанию первой помощи и лечению ушибов. И, наконец, на еще более популярного Памперса — ответственного за необгаживание гражданами своих подштанников.

Судя по смущению на лицах дрожащих пророков, Памперс прибыл слишком поздно.

— Ну? Так чего вам тут надо, орлы? — прорычал Туммак, непрестанно изображая в воздухе хуки, апперкоты и джебы.

Но ни один из аксолотлианцев не получил шанса ответить ему.

С воплями «Сюда! Сюда! Хватай их, тащи!» два закутанных в одеяла дьявола бросили с потолка обширную сеть, потянули за стягивающие горловину веревки и оторвали четверку божеств от пола в одной корчащейся связке. Кряхтя от напряжения, они раскачали свой улов, выбросили пойманных сетью богов в большое окно, а затем с поразительной ловкостью и точностью отправили их по пологой дуге к рыгающему сернистым дымом отверстию.

Скалодонтка с энтузиазмом загрохотала и закрутилась, готовя свои асбестовые спиннеры.

Два закутанных в одеяла дьявола проскочили через стеклянную крышу на концах веревок, после чего почти с непринужденным проворством проскользнули в разбитое окно и отправились вниз. За ними последовало существо с черным панцирем и гораздо большим числом ног и когтей, чем ему было полезно для здоровья.

Только когда дыра оказалась заделана, а сернистый дым развеялся, в Муниципальном зале предсказаний Аксолотля разразилась безумная истерика.

Вспышка багряной молнии прорезала каменистый сумрак страхосферы и зашипела в сочащейся углеводородной жиже Флегетона. Незамеченное всем Уаддом, нечто округлое и ледяное скорчилось от рвущегося разряда и затихло навеки. Это случилось очень некстати. Найдись нужный переводчик, и это нечто округлое и ледяное вполне могло бы стать весьма полезным в качестве материального свидетеля.

Тем более что не более трех минут тому назад оно небрежно колыхало оптическим щупальцем в сторону береговой части Шанкера, судя по всему проявляя к происходящему там немалый головоногий интерес.

Неожиданно из мрачного бокового проулка выглянул самый обычный на вид дьявол, оглядел непосредственное окружение на предмет наблюдателей, удовлетворился тем, что на берегу было действительно чисто, и снова исчез в тенях.

Несколько мгновений спустя он снова появился там с чешуйчатым черным коллегой, и они на пару приступили к подтягиванию корчащейся сети в сторону закрытого люка на улице.

Сеть казалась до отказа набитой отчаянно борющимися телами четырех бледных и предельно раздосадованных на вид бородатых мужчин.

Еще несколько мгновений спустя первый дьявол потянул за люк, который представлял собой задний проход в его пещеру, и открыл его, после чего сеть была бесцеремонно сброшена по лестничному пролету. Один последний взгляд через плечо, и чешуйчатые коллеги последовали за сетью в сопровождении большой твари со множеством семенящих ног, крепко-накрепко закрыв за собой люк, о чем оповестил щелчок запорного механизма. Не замеченная никем пурпурная аура благочестия помедлила над люком, постепенно оседая вниз, точно чересчур тяжелый полночный смог.

Вся операция заняла считанные секунды. Продлись она чуть дольше, и партнеры были бы замечены не только тем существом, которое только что было поджарено молнией во Флегетоне. Заметил бы их если не Кирпич, темный обитатель глухих проулков Шанкера, то по крайней мере его последняя жертва.

Последние несколько минут Кирпич преследовал до омерзения благополучного на вид дьявола, пока тот шагал все дальше и дальше, неуклонно удаляясь от культурных кварталов города. Даже для самых недотепистых карманников было бы совершенно очевидно, что здесь таился превосходный куш. Еще бы — никто в здравом уме не расхаживает по Шанкеру, деловой части Мортрополиса. Здесь ты или бежишь, или крадешься, или прячешься. Никогда и ни при каких обстоятельствах ты не ходишь по Шанкеру мерным шагом, да еще по самому центру проулка, пока кончик твоей трости звучит контрапунктом к стуку копыт твоего преследователя. Ну, если ты, конечно, не имеешь всепожирающего желания оказаться жертвой быстрого и безжалостного удушения.

Кирпичу также было очевидно, что этот дьявол несет с собой денежную сумму, варьирующуюся между цифрами в шесть тысяч триста десять и шесть тысяч триста пятнадцать оболов.

Оболы эти покоились в небольшом кошельке, что лежал в левом нижнем кармане его костюма. Это Кирпич мог сказать определенно. Годы напряженных тренировок и непрерывной практики обострили его слуховую прикидку почти до совершенства. Он за пятьсот ярдов мог услышать, как падает обол. Причем в час пик, и при этом в огненную бурю.

Кирпич также подозревал, что тот же самый карман содержит в себе небольшой носовой платок и особую пергаментную карточку, представляющую собой пропуск на вечеринку в Верхнем Мортрополисе, где этот лох должен был теперь наслаждаться дармовыми бокалами лавового мартини.

Пока он крался по проулку в тайном преследовании, все, что Кирпичу оставалось делать, это дожидаться идеальной возможности для нанесения удара. Конечно, в буквальном смысле ударить и дать деру он мог бы в любое время, но это был неким образом не его метод. Подумаешь — треснуть дьявола по затылку подручным тупым предметом, после чего обшарить карманы бесчувственно обмякшей жертвы. Нет, такое сумел бы провернуть любой идиот. Кирпич же предпочитал более тонкий подход.

А эпизод с дьяволом в голубом костюме почти определенно должен был стать классикой жанра. Лох остановится и станет озадаченно озираться, недоуменно уставится на карточку, а затем призовет на помощь оказавшегося поблизости незнакомца, чтобы спросить дорогу. Теперь это могло случиться в любой момент. Кирпич явственно это чуял.

Охотно готовым помочь незнакомцем с необходимостью окажется Кирпич, и как только он откликнется на зов, ловушка захлопнется. Дьявол в голубом костюме окажется у Кирпича в долгу и нипочем не сможет уйти с карманами такими же полными, какими они были за считанные секунды до этого. Такой вариант всегда железно работал.

И если Кирпич вообще хоть как-то разбирался в характерах, нужный момент был у него почти в кармане. Лишь тут он небрежно швырнул большой булыжник в проулок позади себя, чтобы это прозвучало как можно более шумно и угрожающе.

Дьявол в голубом костюме вздрогнул, настороженно огляделся и остановился как раз перед хорошо замаскированным люком на улице.

Элегантная лапа почесала между рогов, полезла в карман и вытянула оттуда приглашение на вечеринку. Глаза Кирпича выпучились, пока щелки его зрачков наблюдали за тем, как ему подваливает невероятная удача. Небольшой кошелек с оболами выпал из кармана костюма и с глухим стуком приземлился прямо на люк.

«Ровно шесть тысяч триста тринадцать оболов!» — подтвердили уши Кирпича, невзирая на тот факт, что кошелек приземлился в лужу. Теперь он точно знал, что его время настало.

Разражаясь беззаботным свистом, Кирпич выскочил в середину проулка и зашагал к сбившемуся с пути незнакомцу.

— Ах, нижайше прошу прощения, любезный мой дьявол, — начал голубой костюм, — но меня живо интересует, не сможете ли вы указать мне дорогу к…

— Конечно, мой дорогой, смогу, — умело засочился ответной любезностью Кирпич и подобрался поближе к своей жертве. Не опуская взгляда, он поставил копыто на кошелек и одарил голубой костюм милой улыбкой. Все получалось слишком легко. — А куда вы направляетесь? — Язык странного пурпурного тумана в какой-то немыслимо-благочестивой манере лизнул его копыто.

— В страхоскреб Вампайр-Стейт, что в Верхнем Мортрополисе. Я там должен посетить одно мероприятие.

— Не сомневаюсь, что вы его посетите, — прохрипел Кирпич и внезапно почувствовал у себя внутри что-то очень странное. Его копыто неловко подергивалось на кошельке с монетами. — Страхоскреб Вампайр-Стейт… э-э… да-да… Вы… э-э… вам нужно направиться обол… э-э… вон туда. — Капля пота выскочила на лбу у вора, когда пурпурный язычок благочестия стал пробираться вверх по его ноге. — Избегайте этого заднего кошелька… э-э… заднего проулка и сдачу оставьте себе… Э-э… то есть идите прямо до третьего поворота налево…

Голова Кирпича смущенно кружилась, пока он указывал дорогу. Он еще никогда себя так не чувствовал. Грязным внутри… скверным… нечистым.

Пятка его копыта на кошельке с оболами отчаянно чесалась, и Кирпичу приходилось бороться с собой, чтобы ничего такого не ляпнуть.

Вопросительно посмотрев на Кирпича, дьявол в голубом костюме спросил:

— Вы хорошо себя чувствуете? У меня есть славный запасец лавового мартини в небольшой фляжке, если желаете…

— Нет-нет… со мной все хорошо. Чувствую праведность… э-э… правильность своих указаний. Все в полном порядке. Просто немного устал в тюрьме… э-э… во тьме.

Оболы буквально жгли Кирпичу копыто, пока пурпурный язычок щекотал низ его брюха.

— Ну, в таком случае мне надо идти. Еще раз спасибо вам за ценные указания. Уверен, теперь я смогу найти дорогу. — И Дьявол в голубом костюме зашагал прочь.

А Кирпич чуть было не завопил. Он не сомневался, что его копыто уже дымится. Осторожно принюхавшись, вор пожал плечами. А затем нагнулся, схватил небольшой кошелек и мимоходом набрал полные легкие пурпурного благочестия.

Прежде чем Кирпич это понял, его уже захлестнула приливная волна омерзительно честной щедрости. Пальцы демона дрожали от тремора истины, сердце колотилось под ужасающей тяжестью высокой морали, голова кружилась от визгливых сонетов пугающих колебаний. Давно атрофированный орган совести вора резко вошел в работу, схватил его волю и подобрал ее под себя.

Секунду спустя Кирпич уже безостановочно несся за дьяволом в голубом костюме, легкомысленно размахивая кошельком с оболами и крича:

— Э-э, прошу прощения, но кажется, вы обронили этот кошелек! Э-ге-гей, остановитесь!..