Бродяга. Копьё Света

30 глава «Дюр печали»

Шадар

Последний раз, когда я видел девушку, чьи волосы были цвета меда, а глаза оттенка свежей травы, чье сердце переполняло счастье, а душа летала в облаках без крыльев, было недавно. От силы лет пять назад. Милисента была невестой достойного юноши, служившего на королевство Эния, носившего с гордостью и честью изумрудно-серебряный мундир личной гвардии. И пусть у Ридгара почти ничего за душой не было, только маленький домик на три комнаты подле королевского поместья, да пара резвых лошадей, отец Мили благословил и отдал дочь за рыцаря. Согласился и с тем, что Мили переедет в Энию. Но она здесь, в разрушенном замке рода Атар.

— Как ты здесь оказалась? И что с Ридгаром?

Услышав имя любимого, Мили не сдержала слез и тоски. Залилась слезами, уткнувшись мне в грудь, не в силах ответить и обо всем рассказать. Рука моя опустилась на ее волосы, потерявшие былой блеск и шелковистость, унимала дрожащие плечи и успокаивала всхлипы. И когда девушка выплеснула накопившуюся боль и горе, рассказала что с ней и Ридгаром, а также отцом приключилось. И как она стала дюром печали.

— Зависть, Шадар, человеческая зависть, — сказала она, стирая со щеки все еще текущую слезинку. — В ней все дело, — и улыбнувшись печальной улыбкой, вернулась к окну, смотреть в даль, на поднимающееся к зениту солнце. — Мы с Ридо не знали печали и горя. Жили душа в душу, — и тут кривая улыбка и усмешка, — но ровно до тех пор, пока старший рыцарь гвардии не подал в отставку и не ушел на пенсию.

Мне уже не нравилось то, к чему шло. Так как я догадывался о том, что произошло с Ридгаром и Милисентой дальше. Ведь старо как мир придание…

— … возжелай жену подчиненного своего, — о чем я, собственно, и догадался, когда речь зашла о подавшем в отставку рыцаре. — Сир Матеус пришел к нам в гости, как сказал, познакомиться с подчиненным ближе, узнать его с семейной стороны. Мы с Ридом устроили скромный прием, я и моя повариха приготовили ужин. Посидели душевно, у камина, с бокалом вина в руке. Поговорили, посмеялись. — Тут Мили даже рассмеялась, но со слезами в глазах и дрожью в голосе, — после этого он еще несколько раз приходил в гости, привечал нас у себя. Мы с Ридом считали его другом, а он… — … неожиданно пришел без предупреждения, когда Ридгара не было дома, — уточнил, а Айон за нее закончил:

— К тебе, — и она снова заплакала.

Что с ней было, точнее, что себе позволил сир Матеус, было ясно, как день. Такого позора воспитанная леди не выдержит. Стражам порядка не расскажет, а вот от мужа не скроет. Да и бесполезно скрывать, как и без толку рассказывать. Кто она и кто он? Она — жена простого служки-гвардейца, пришлая из соседнего королевства, а он — начальник королевской гвардии, с почестями и наградами, со связями и покровителями.

— И что Рид?

— Вызвал сира Матеуса на дуэль. Во имя порушенной чести и втоптанной в грязь дружбы. — Слова достойного человека, рыцаря и мужа. Жаль, что Рид встретил свой конец. Уверен, мы бы с ним сошлись по многим взглядам.

— А почему на этих самых руинах? — Поинтересовался у Мили. Странный выбор для дуэли. Никак не связан с ситуацией.

— Условия по кодексу выбирает принимающая вызов сторона. Время, место, исход, — это я помню, но ответ на вопрос не получил, а хотелось бы, — Атары и все их земли, сохранившиеся и не сохранившиеся, по праву наследника достались сиру Матеусу, — кривая улыбка и слова: — так что, это все его, — показала она из окна на окрестности, которые стали могилой и ей, и ее супругу. А потом продолжила: — Рид пришел к положенному времени и месту, а там… — и руками закрыла лицо, так как было или стыдно, или страшно о дальнейшем рассказывать. Но переборов себя, продолжила: — … сир Матеус, перед тем, как прийти сюда, украл меня из дома. Оглушил и опоил, заточив здесь.

— Магический барьер с запретом. Зайти можно, выйти нельзя, — предположил, а она подтвердила, — и ты отсюда наблюдала за боем? — спросил, подойдя к окну, ее обнимая и утешая.

Мили снова заплакала, уткнулась мне в плечо и не в силах была продолжать разговор. Но оно и так понятно, что произошло. На глазах девушки, скорее всего, особо жестоко и беспощадно убили Рида, демонстрируя этим самым силу, вдобавок провозглашая себя ее новым мужем, по праву победителя дуэли и хозяина здешних владений.

— Судя по тому, что ты больше не человек, а дюр печали, предположу, что с жизнью покончила добровольно, — она не ответила, только кивнула, — а когда умерла, то переродилась и поддалась на зов отмщения, — снова всхлип, но отрицание, она не убивала.

— Леди Милисента, сира Матеуса убили вы? — настойчиво интересовался Айон.

— Нет! — рыкнула она, обращая всю свою боль и тоску на мальчика, как и подвластный ей поток энергии, не сформировавшийся во что-то конкретное. Просто сгусток эмоций, ударивший по шаншэ, с целью ввергнуть его в печаль и тоску.

Но Айон выше ее уровнем, да и тоски с печалью в его прошлом хоть отбавляй. Так что ее выпад не сработал, лишь разозлил. В черных провалах глаз моего генерала горели алые искры, тень трещала и шуршала, готовясь проглотить виновника злости. Как и всегда, когда тема касается мести, Айон жесток и зол. Но порывы свои, как и желание скормить девушку тени, он сдерживал. Ведь Мили не виновата.

— Он сам сдох! Туда и дорога! — в сердцах добавила она, продолжая смотреть вперед, в открытое окно, на развалины и прилегающий лес.

— Странно. Не убивала, а упокоиться не можешь, — не вопрос, а факт, с которым не поспоришь. И она не спорила, а хотела уйти за грань, к своему любимому, попасть наконец-то в его нежные и теплые объятия, забыв обо всем земном, как о страшном сне. И я ей в этом помогу. В моих силах разорвать нити ее греха, и очистить запятнанную собственной кровью душу, отпустив за грань, в объятия Ридгара.

— Я помогу, Мили.

— Правда? — и по ее щеке скатилась одинокая слеза, упавшая соленой каплей на похоронное одеяние, в котором она все это время находилась. Я на ее вопрос только отошел на шаг назад и протянул руку, предлагая следовать за мной.

Она не сразу, лишь после того, как осмотрела последний раз окрестности, пленницей которых являлась, подала мне руку и спустилась с подоконника, с облегчением и благодарностью на лице. Перед тем, как покинуть башню и провести церемонию прощения, попросил ее не обращать внимания и никак не реагировать на тех, кто находится здесь, неподалеку от замка. Ведь я уверен, Жрица на дюра среагирует и попытается уничтожить. Как и ее огненный защитник.

— Я все поняла, Шадар, — смиренно согласилась Милисента, следуя за мной шаг в шаг, не обращая внимания на перемены во внешности и сокрытие истинной сущности. Ей уже все равно. Главное, что она скоро будет вместе с любимым. В его объятиях, под его защитой.

Из башни мы вышли также, я вел ее под руку, а она следом, прикрыв глаза и отпустив боль и тоску. Ритуал прощения будет проходить на том самом месте, где сир Матеус убил Рида, жестоко и кроваво. Для одного руины — это могила, а для другой — это дверь в загробный мир.

— Вот здесь, он убил его вот на этих самых развалинах, — худая, белая, почти полупрозрчная рука Мили провела по каменным обломкам, когда-то принадлежавшим к крепостной стене, защищающей от проникновения и нападения. — Даже кровь Рида сохранилась, — и правда, запекшаяся, покрытая давностью дней, но все же кровь. — Я готова, Шадар, — сказала девушка, опускаясь на камень, закрывая глаза и первый раз при мне за это время улыбаясь. Просто и тепло.

Рука моя легла на ее волосы, погладив и спустившись к плечу, а следом к сердцу, едва бьющемуся. В нем и правда нет ничего кроме страдания и печали. И греха за самоубийство. Душа такая без прощения не войдет в реку перерождения, не увидит умерших родных, близких и любимых, не получит шанса на покаяние. Таков закон Пресветлого. Убил себя — не достоин прощения. А тот, кто отпустит душу и простит — враг Света, Храма и Святого писания. Что я, собственно, и собираюсь сделать. Стать в глазах храма врагом их святого писания.

— Мили, готова? — спросил я у девушки, а та снова благодарно улыбнулась и кивнула, подтверждая согласие покинуть эти руины и ненавистную ей башню. — Тогда отринь свою печаль, отпусти страдание и прости врага своего!

Руку мою, все еще находящуюся подле ее сердца, окутало серо-стальным свечением с вкраплением мелких льдинок и снежинок. Второй же я выводил письмена и круг покаяния, в который вписывалась руна за руной, выстраиваясь в своего рода портал между мирами живых и мертвых. И когда круг был завершен, и мне осталось только разорвать нити ее души с этим миром, услышал за спиной голос Айона, не в самый подходящий момент предупреждающего:

— От Ильтирима привет, — и как раз, к нам шла Жрица в сопровождении Этиора и почтенного Тинтра. Вид Сириния имела грозный, того гляди, небеса разверзнуться и явятся гром и молнии, карая меня за грех. Но грома и молний не было, лишь словесные претензии и недоумение моим поступком:

— Сир Риат, как вы можете? — в ее руке посох, камень силы которого наливается святой энергией, готовой уничтожить зло, то есть Мили, одним только взмахом. — Она — грешница! Дюр! Ей нет прощения! — вот тебе и лицемерие в полном развороте. Бандитов, убийц, воров и других преступников прощать можно, а деву, над которой надругались нет.

— И это говорит дева Света, всепрощающая и святая, — усмешка и последний, вписанный в круг прощения символ, со словами: — покойся с миром, Милисента фон Бокамор!

Фигура девушки, стоило произнести ее полное имя, а кругу напитаться магической энергией, засияла светло-золотистым светом. Траурные одежды сменились на поминальные. Сама она стала такой, как при жизни: с золотыми волосами и с зелеными глазами, в которых отражалось спокойствие. Под ее ногами заклубилась сизо-серая дымка, поднявшая ее вверх, к столпу света, уносящему в небеса. Но перед этим шепотом, едва различимо, только для меня, сказала:

— Спасибо, Шадар! — и окончательно рассыпалась золотыми искрами, упавшими на каменный обломок.

— Грешник! — процедила сквозь зубы Жрица, отворачиваясь от меня и уходя прочь, как и Этиор, вторящий каждому ее слову. Остался только почтенный Тинтр. По взгляду гнома понял, что он на моей стороне. Как и по словам, сказанным уже ушедшей Мили:

— Иди с миром, дочь земная! — и в знак уважения к почившей, положил руку к сердцу, опуская взгляд и молясь за ее душу. А после, покинул нас с Айоном, присоединившись к Жрице и остальным. Но перед этим сказал, точнее попросил: — Могу я рассчитывать на разговор с вами, Шадар? — обратился он ко мне по полному имени.

— Конечно, майн Тинтр, — и чуть склонил голову в знак уважения и почтения к гному и его наблюдательности, а также к скрытым умениям. Услышал ли он мое полное имя из уст Мили, или же увидел, прочитав по ее губам, не важно. Главное, между нами с гномом будет разговор, по итогам которого, я надеюсь, союзников в моих рядах станет больше. А если нет, то увы…

Почтенный Тинтр не мог поверить своим глазам! Слух, в его возрасте, мог подвести, обмануть, но никак не зрение. Оно зорко и ясно, как день под солнцем Пресветлого. Иначе не быть ему мастером-артефактором. И он точно и четко, по губам девушки, отпущенной с бренной земли ритуалом прощения, увидел имя спасителя. Не ее, а его. И имя, это самое имя «Шадар», принадлежало только одному человеку, точнее не человеку вовсе. Высшему дюру, несущему на плечах бремя предательства и мести.

Несмотря на то, что Шэд, он же Шадар риат Ихтаррис — темное создание, явно служащее Темному Влыдке, гном-артефактор был ему обязан жизнью. Возможно, сам Шадар этого не помнил. Почти век с того дня прошел. Но не забыл поступок дюра сам гном. Ведь без Шэда не было бы и его, почтенного Тинтра. За спасенную жизнь и будущее, которое у него есть благодаря дюру, он и хотел поблагодарить.

— О чем, майнэ Тинтр, вы хотели поговорить? — спросил дюр, подходя к мастеру-артефактору, навешивая купол «Тишины» для защиты от лишних ушей.

— Не поговорить, а поблагодарить, милорд Шадар. Вас, за мою спасенную жизнь почти сто лет назад, — от этих слов сам дюр впал, в своего рода, прострацию. Очень давно его не благодарили за деяния минувших лет. Да и кто? Темные не имеют привычки благодарить, а светлых он не спасал. Не доводилось. Но, как оказалось…

— Почтенный, я не совсем понимаю, о чем идет речь? — тем самым просил ему напомнить о моменте и деянии, за которые стоило бы принять благодарность. — Я вас, майнэ Тинтр не помню, — и повинился, — уж простите.

— Кхе, — кашлянул гном и прикрыл один глаз, смотря на Ихтарриса с улыбкой, — вроде, старик я, а память отшибло у вас, милорд Генерал Северного Князя Тьмы, — вот тут у Шэда сама собой вылезла широкая улыбка, похожая скорее на оскал, — вы поменяли внешность, волосы ваши черны, а не пепельны, глаза серые, а не стальные, как небо в бурю. Спрятали узор сущности, став простым человеком, каким были при жизни. Снизили показатели уровня, несколько сотен единиц минусом и вы просто «А» уровня, а не «А+», но имя. Если подумать, вспомнить все моменты, наводящие на вопрос и провести некую параллель…

— Хм… — посмотрел на гнома пристально Шадар, как бы намекая, что все куда проще, чем гном собрался было выводить вилами по воде. И тот под тяжелым стальным взглядом высшего дюра сдался, говоря:

— Милорд прав, кхе, — стушевался гном, — я просто увидел, как дева Милисента произнесла ваше имя, и вот тогда все встало на мои места. Я догадывался раньше, что вы не тот, за кого себя выдаете. И не могло нам так просто взять и повести встретить мечника нужного уровня, способного, знающего Север. Да только…. — но гном не договорил, за него закончил сам Шадар:

— … времени думать и проверять меня, у вас не было. В этом все светлые, — усмехнулся дюр, откидывая назад, за спину, длинных хвост черных волос. — Вам еще повезло, что послали меня, а не… — но кого могли бы послать, юноша гному не сказал. Оставил интригу. — Будем считать, почтенный Тинтр, что я принял ваши слова благодарности.

— Но вам придется меня убить, чтобы я не рас… — но не договорил, так как Шадар рассмеялся. Заливисто, громко, протяжно, даже до бегущих слез. И как хорошо, что над ними висит купол «Тишины», не то были бы ненужные вопросы.

— Нет, майнэ Тинтр. Я вас не трону. — Гном думал, что тронет кто-то другой из генералов, или их подчиненных, но Шадар хоть и темный, да только с принципами и моралью. Даже если она серая. — Наоборот, почтенный Тинтр, я хочу предложить вам, вашей семье, и вашему роду свою личную защиту.

— В обмен на клятву верности темному домену? — уточнил гном.

— Не без этого, — согласился Князь, которого приняли за Генерала.

— Для начала я принесу клятву о том, что никаким образом не выдам вас и ваш секрет, — на это Шадар был согласен, как и на то, чтобы гном подумал о покровительстве, и не только для его личности, но и всего рода, особенно для будущего поколения. — На это, милорд Шадар, нужно решиться. Уж не гневайтесь.

— Ваше право, майн Тинтр, — на этом разговор гнома и дюра был закончен. Купол снят. Ситуация отпущена и на время забыта. Ведь город Энор уже виднелся впереди дороги.