Глава 12

— Ну, и что нам здесь — до утра торчать?

— А ты что предлагаешь, умник?

— Поехали вперед потихоньку. Вдруг новые знаки будут?

— Рома, блин, ты задрал уже! В двадцатый раз объясняю — не будет новых, пока предыдущий не отработаем. А предыдущий у нас — сам видишь…

Михалыч кивнул на микроавтобус, где на заднем сиденье приткнулась Настя. Машина стояла на шоссе у обочины, а члены экипажа вылезли покурить и обсудить ближайшие перспективы.

— Раз девчонка до сих пор с нами, значит, тот знак остается в силе. Хочешь, не хочешь, а она нас ведет.

— Какой, ведет, нах?.. Сидит, плачет. В натуре, не позавидуешь — родители какие-то, блин, мутанты, город вообще сгорел. Да еще и ты докопался, спичку чуть ли не в глаз совал. Дознаватель, бляха, ОГПУ отдыхает…

— А что еще оставалось? Что, если б она из этих?..

— Да уж. Откуда вообще эта дрянь полезла? Я про такое ни разу еще не слышал.

Они замолчали, вспоминая подробности. Из сбивчивого рассказа Насти стало понятно, что первые странности появились примерно месяц назад. Ее родители в июле собирались на море, но потом неожиданно передумали. То есть, даже не передумали, а вообще перестали говорить про поездку, как будто потеряли к ней интерес. А если Настя напоминала, пожимали плечами и рассеянно улыбались. И, наконец, когда пришло время отпуска, просто остались дома. Сидели целыми днями перед телеэкраном, почти не переключая каналы. Так и смотрели сплошным потоком: «До шестнадцати и старше», потом сериал «Во имя любви», потом вечерние новости, сериал «Графиня де Монсоро», детектив про мисс Марпл, программу «Время»…

Настин брат Костик был только рад такому положению дел — теперь, когда его перестали дергать, он почти не отрывался от своих компьютерных монстров. А с подружками стало скучно — их всех будто подменили. Да и вообще, в городе воцарилась тоска зеленая. Народ, в основном, сидел по домам, и даже алкашей перед пивным ларьком на соседней улице стало заметно меньше. Кажется, только Настя, которую бабушка любила называть егозой, не поддавалась общему настроению. Не желая смотреть на опустевшие улицы, она ежедневно отправлялась за город. Ходила на речку или в совхоз, что лежал в пяти километрах, — жалко, что молодежи там было мало. Иногда выбиралась в деревню к бабушке, но в последнее время с этим возникали проблемы — туда было почти два часа езды, а автобусы ходили все реже, словно маршруты, ведущие из Гуняево, постоянно забывали обслуживать. Или водителям просто надоело выходить на работу…

Такая, в общем, история. Финал все только что наблюдали.

А Михалыч пересказал, наконец, свой разговор с гаишником. Тот в подробности не вдавался, только предупредил, что в окрестностях творится какая-то чертовщина. Сказал, что надо опасаться людей, в присутствии которых гаснет живое пламя. И посоветовал ехать прямо и никуда не сворачивать. Михалыч с удовольствием последовал бы этому пожеланию, но тут появился знак, который нельзя было игнорировать. Вот и пришлось завернуть в Гуняево.

— По ходу, девчонку надо к бабке везти, — подытожил Рома. — Других вариантов нет. А там, может, еще намеки появятся.

— Да, наверно, — со вздохом сказал Михалыч. — Сядьте с ней кто-нибудь, успокойте. От меня она теперь шарахаться будет.

— Вон, пускай Андрей сядет.

— Я?

— Ну, а кто еще? Она за тобой как привязанная ходила.

Андрей забрался в машину и неуверенно позвал:

— Настя?

Она продолжала всхлипывать. У Андрея не было ни младших сестер, ни братьев, поэтому он с трудом представлял, как нужно действовать в таких случаях. Опустился на соседнее кресло и осторожно погладил Настю по голове. Ее лицо сейчас было совсем детским. Она еще раз шмыгнула и уткнулась ему в плечо.

— Ну, ты, это… Не плачь, — промямлил Андрей. — Сейчас к бабушке тебя отвезем. Она заждалась, наверно…

«Блин, что я несу?» — промелькнула мысль.

— Нет, не заждалась, — неожиданно возразили девчонка. — Она строгая, и все время меня ругает. И вообще, я ее боюсь…

Андрей чуть не ляпнул: «Чего ж тогда в гости ездила?», но вовремя спохватился. Если в родном доме — почти фильм ужасов, то куда угодно сбежишь…

— А почему боишься? Потому что ругает?

— Нет, — она подняла на него заплаканные глазища. — Потому что она колдунья.

Вот только этого еще не хватало, подумал он обреченно. Нострадамус был, цыганка была, черномордые ведьмы были. Для комплекта не хватает только старухи в избушке на курьих ножках.

— Понятно, — сказал он вслух. — Да, колдуньи — они такие.

Рома заглянул внутрь и вопросительно посмотрел на него.

— Так что, — спросил Андрей у Насти, — дорогу к бабушке помнишь?

— Помню, — подтвердила она. — Это нам развернуться надо.

Когда они снова проезжали поворот на Гуняево, Михалыч сказал Юргису:

— Ну-ка, притормози.

В свете фар было видно, что боковая дорога за последние полчаса совершенно переменилась. Асфальт потрескался, и бурьян разросся просто до неприличия.

— Еще одна отсохла, — с беспокойством заметил Рома. — Если такими темпами, то скоро вообще нигде не проедешь.

— Не каркай, — сказал Михалыч. — Ладно, посмотрели — и хватит…

…Деревенька, где обитала бабушка, явно не процветала. В первый момент вообще показалось, что здесь никто не живет, и только собачий лай убедил в обратном. Мелькали убогие деревянные хаты и покосившиеся заборы. Главная улица (если ее так можно назвать) никогда не знала асфальта. Оставалось только радоваться тому, что дождей в последнее время не было. Осенью же — Андрей готов был поспорить — в любой из ям на дороге без труда утонул бы трактор, не говоря уже про микроавтобус.

Дом, на который указала девчонка, стоял на отшибе и выглядел покрепче, чем остальные. Юргис посигналил, и спустя полминуты на столбе загорелась лампочка. Андрей даже вздрогнул от неожиданности — к тому моменту у него сложилось стойкое впечатление, что электричество здесь еще не открыли.

Хозяйка дома удивила его не меньше. Он ожидал увидеть сгорбленную старушку в платочке и с ожерельем из сушеных мухоморов на шее. Ну, или что там положено деревенским ведьмам в качестве атрибута? Вместо этого к ним вышла хмурая, крепко сбитая тетка в потертом комбинезоне из синей джинсовой ткани, да еще и со стрижкой «ежиком». Так, в его представлении, могла бы выглядеть фермерша из Айовы, но уж никак не бабка-ведунья на белорусской границе. А узор на руке у нее был ярко-зеленый, с добавлением красных и желтых нитей.

— Приехали, значит? — спросила она без особого удивления. — Ну, заходите.

Настя подбежала к хозяйке и обхватила ее руками.

— Ну, ну, — строго сказала «фермерша». Приобняла девчонку и повела ее в дом, потеряв интерес к остальным гостям. Героические контрабандисты переглянулись.

— Черт-те что, — заметил Михалыч.

— Ага, — согласился Рома. — Хиппует плесень.

— Ладно, пошли, чего стоять.

Хипповая тетка на кухне поила Настю отваром из большой эмалированной кружки. Заставила выпить все до последней капли, после чего сказала:

— Иди приляг, егоза.

Девчонка послушно поплелась в комнату. Глаза у нее уже закрывались. Ишь ты, подумал Андрей, сильна народная медицина.

— Э-э-э… мадам… — осторожно начал Михалыч. — Тут, в общем, такое дело…

— Отмучилось Гуняево, значит? — спросила тетка.

— Ну, вроде того. А вы, получается, в курсе дела? Может, и нас просветите, что там за хрень творилась?

— Лекций не читаю, — отрубила хозяйка. — Стасю привезли — молодцы. За это на один вопрос, пожалуй, отвечу. Только вы уж подумайте, что вам надо. Про Гуняево или, может, еще чего.

— Прямо в гостях у сказки, — Михалыч хмыкнул. — Ну, что ж, мы правила уважаем. И даже думать не будем — вопрос готов. Подскажите, будьте добры, как нам до Эксклава доехать. А то мы с маршрута сбились.

— Да запросто, — сказала колдунья в комбинезоне. — По М1 до границы, потом мимо Орши, ну и, чтобы не путаться, через Борисов на Минск. Дальше в Литву — через Вильнюс, Каунас. Ну и через Пагегяй, например. Прямо в Эксклав упретесь. Ну, это так, навскидку. Можно и короче, если карта с собой.

— Ценю вашу иронию, — спокойно сказал Михалыч. — Но вы, я думаю, в курсе, что Эксклав — закрытая зона. Из Литвы туда переходов нет. И мы, даже если до границы доедем, то именно что «упремся».

— Так ты формулируй, милок, конкретно, — «фермерша» усмехнулась. — Сказал «до Эксклава» — я тебе объяснила. А если не «до», а «в», то надо сразу предупреждать. Так что, если по-честному, сгорела твоя попытка. Скажи спасибо, что я крючкотворством не увлекаюсь. И буквоедством тоже.

— Ладно, — согласился седой, — критика принимается. Итак, формулирую. Подскажите, пожалуйста, как нам на машине попасть в Эксклав, минуя государственные границы?

— Трудное это дело…

— Я понимаю, — Михалыч сделал движение, словно собираясь достать бумажник.

— Так сложность не в том, старшой, — тетка мастерски изображала просторечные интонации. — Не мельтеши, сказала же — помогу. Только вот не знаю пока, кто из вас лучше понять способен. С каждым пошептаться придется.

И, строго оглядев всю четверку, добавила:

— В индивидуальном порядке.

— Ну, и с кого начнем?

— Да вот, хоть с него, — она ткнула пальцем в Рому.

Лысый в замешательстве посмотрел на товарищей и прошел вслед за теткой в комнату. Его не было минут десять. За это время Михалыч и Юргис успели выкурить по сигарете и обменяться мнениями на тему того, что шарлатанов в наши дни развелось немерено, и дурят честной народ почем зря. Но послать бабулю по известному адресу, чтобы дальше искать дорогу самостоятельно, никто почему-то не предложил.

Андрей в обсуждение не встревал. Лениво побродил по двору. Возле сарая валялись заплесневелые доски, а за ними — цинковое ведро, сплющенное, словно по нему лупили кувалдой. Еще Андрей наткнулся на помятый картонный ящик, в котором с удивлением опознал коробку от принтера. Попытался представить, какими судьбами она тут, собственно, оказалась, но ничего не придумал и вернулся к попутчикам.

Лысый вышел из комнаты, буркнув:

— Следующий.

Андрею показалось, что морда у Ромы красная, как у двоечника, с которым только что разбирались на педсовете. Впрочем, возможно, это был обман зрения — лампочка светила довольно тускло, и толком было не разглядеть. В комнату шагнул Юргис, но пробыл там всего минуту. Вышел обратно, пожал плечами и показал — проходите, мол, кто там у нас на очереди.

— Давай ты, — сказал Михалыч Андрею.

В комнате было полутемно, горела только настольная лампа под абажуром. Андрею бросился в глаза шифоньер в углу — высокий, массивный, из тех, что втроем не сдвинешь. Телевизор отсутствовал, зато имелся монументальный радиоприемник с круглой рукояткой настройки и с названиями городов на шкале. Деревянный корпус был прикрыт плетеной салфеткой, а сверху стояла ваза.

Хозяйка, устроившись за столом, листала отрывной календарик — с таким видом, словно искала более подходящую дату для разговора. Скажем, где-нибудь в ноябре. Рядом лежала ученическая тетрадь и помятый журнал «Крестьянка» — с обложки улыбалась упитанная девица с большим венком из ромашек.

— Садись, не маячь.

Андрей опустился на рассохшийся стул напротив. Ножки жалобно скрипнули. Настина бабка посмотрела на него неприветливо и сказала:

— Паспорт давай.

— А справку из военкомата не надо? Или табель с оценками? А то я мигом.

— Умные больно все, — пробурчала тетка. — Ну, и шли бы своей дорогой. Я, вообще-то, никого не держу. Своих дел хватает.

И кивнула почему-то на девицу с ромашками. Андрей вздохнул и вытащил паспорт. Хозяйка пролистала его небрежно и долго вглядывалась Андрею в лицо, словно пыталась отыскать сходство со вклеенной фотографией.

— Семнадцать лет сегодня, значит? Сорокин… Птенчик…

Андрей промолчал. Она, вернув ему документ, добавила:

— И штампа нет. Всех распугал, наверно? А ну, покажи поближе.

Он закатал рукав и положил предплечье на стол, как будто явился к медсестре на прививку. Хозяйка склонилась над узором, который сейчас почти не мерцал. Пару минут изучала сплетенье линий, потом осторожно провела пальцем. Андрей ощутил покалывание — довольно приятное, как тогда, под светом приглушенного солнца. Наконец, она выпрямилась и, глядя куда-то мимо Андрея, побарабанила пальцами по столу.

— Ладно, — сказала «фермерша», — может, оно и правильно. Если по-другому никак. Что я понимаю, кобыла старая?..

— Загадками говорить изволите? — вежливо поинтересовался Андрей. — Если честно, надоело уже. Кого не встретишь — у всех секреты, один страшнее другого. И хоть бы кто-нибудь отгадками поделился.

— Я бы, может, и поделилась, — она вздохнула, — да ведь нельзя мне.

— Правила?

— Они самые.

— Вообще-то, можно исключение сделать, — линии на руке у Андрея зашевелились. — Я, знаете, могу по-разному спрашивать…

— Вижу, — подтвердила она, — только все равно не получится.

— Чего вдруг?

— Помру я, хлопчик.

Она сказала это спокойно, и он мгновенно понял — не врет. Узор на предплечье разочарованно затухал.

— Ну, нет, так нет, — Андрей поднялся, — будем считать, что поговорили.

— Погоди секунду, — она взяла календарик и выдрала оттуда листок. — Возьми вот. Твой день сегодня. Может, и пригодится.

На серой бумажке, как и положено, стояла дата — 11 августа. Коротко сообщалось, что в этот день контр-адмирал Ушаков разгромил турок у мыса Калиакрия (1791), открылся международный аэропорт Шереметьево (1959) и родился Сергей Мавроди (1955). На обороте была считалочка: «Сорока-ворона кашу варила, на порог скакала, гостей созывала». Стишок сопровождался рисунком. На взгляд Андрея, получилось несколько мрачновато — «сорока-ворона» недобро сверкала глазом и топорщила перья. И, наконец, имелось изречение на латыни: «Cantus sinister oscinis». Что это значит, Андрей не имел понятия.

— И как мне это поможет?

— Не знаю, — сказала тетка. — Но, согласись, забавно — ты у нас Сорокин, и на картинке — сорока.

— Поразительное совпадение.

Он машинально сунул бумажку в паспорт между страницами, положил документ в карман и пошел к двери. Михалыч сунулся было в комнату, но хозяйка встала из-за стола и предупредила:

— Все, закончили на сегодня.

— Ну, и что нам дальше делать?

— Не волнуйся, старшой. Птенчик дорогу знает, — «фермерша» кивнула на Андрея и подмигнула. Смотрелось это довольно дико.

Видя недоумение Михалыча, Андрей пояснил:

— Товарищ колдунья шутит. Ей моя фамилия нравится.

— А насчет дороги?

— Не в курсе.

— Найдет, найдет, — заверила тетка. — Скромный он, можно сказать, стеснительный. Но, когда надо будет, подскажет — вы, главное, обращайтесь. А сейчас ступайте, соколики. У меня, вон, внучка еще не кормлена. И корова не доена…

Никаких коров в радиусе ста метров Андрей не заметил, но хозяйка настойчиво теснила их к выходу.

— Но сейчас-то нам куда ехать? — спросил Михалыч.

— А вы езжайте прямо, не ошибетесь.

Едва четверка оказалась на улице, «фермерша» захлопнула дверь и, суда по звуку, закрылась изнутри на щеколду.

— Зашибись, — сказал Рома. — Проконсультировались.

— А по-моему, не так уж плохо, — неожиданно сказал Юргис. — Подсказка была, а в какой форме — это дело десятое. Сказано — прямо, поедем прямо. Дальше — будем смотреть. Правильно я говорю, Михалыч?

— Фиг его знает, — седой с сомнением почесал подбородок. — Ладно, по коням.

Дорога шла через обширное поле, которое, впрочем, было давно заброшено. Юргис вел аккуратно, и машина мягко переваливалась на кочках. Минут через пять в свете фар возникли две огромные каменюки. Они вросли в землю по обеим сторонам от дороги, и было совершенно неясно, какая сила могла их сюда забросить — каждый валун был размером с микроавтобус. Водитель нажал на тормоз и обернулся к товарищам, словно ожидая подсказки.

— Что, думаешь, отсечка? — спросил Рома и посмотрел на Михалыча.

— Она, родимая, — согласился тот. — Причем серьезная, плюсовая. Даже и выходить не надо — отсюда видно. Только вот, блин, куда она нас забросит?

— В смысле?

— Ну, сам подумай. Предыдущую вспомни. Мы тогда на маршруте были, четко знали, куда нам ехать. На маршруте же и остались, просто вперед скакнули. А сейчас что? Ломимся наугад. Соответственно, выскочим тоже хрен знает где.

— Ну, и что теперь? Назад поворачивать? Не смеши.

— Ладно, не умничай. Сам знаю, деваться некуда. Давай уже, Юргис, чего стоишь?

Прибалт направил машину между камнями. Андрей на миг ощутил головокружение, и они провалились в утро.

Сразу стало светло, голубое небо сияло над головой, и до восхода солнца оставалось совсем немного. «Плюс шесть»,? — сказал Юргис и первым вылез наружу. Воздух приятно холодил кожу, на траве лежала роса. Местность переменилась. Теперь перед ними была небольшая рощица, а справа виднелись домики. Вроде бы, вполне обычный пейзаж, но что-то было не так. Андрей не сразу сообразил — все вокруг выглядело слишком ухоженно. Поле аккуратно, словно по линейке засажено свеклой, и в промежутках между рядами не видно ни единого сорняка. Роща похожа на подстриженный парк, дома — опрятные просто до неприличия, а заборчики перед ними сверкают так, словно их покрасили час назад. Проселок превратился в асфальтовую дорогу, на которой ярко выделялась белая полоса.

— Польша, что ли? — неуверенно спросил Рома.

— Похоже на то. Хорошо скакнули.

— Ага, нехило. Жалко только, что мимо.

Андрей почувствовал себя неуютно, вспомнив, что у него даже загранпаспорта не имеется. И вообще, путешествие за рубеж он представлял себе несколько по-иному. То есть, не то чтобы «по-иному», а… как бы это сказать поточнее? Короче, ему даже в голову прежде не приходило, что он может когда-нибудь оказаться вне пределов России. Репортажи по телевизору, где корреспонденты с умным видом бродили под стенами Колизея, сидели в кафе на парижских улицах или наблюдали корриду, Андрей воспринимал примерно так же, как научно-популярные фильмы про полет «Кассини» к Сатурну. Прикольно, но к реальной жизни отношения не имеет. Умом он, конечно, осознавал, что, если английский язык наличествует в школьной программе, то, значит, где-то действительно имеются люди, которые на нем говорят. Но в глубине души все равно не верил, что сакраментальную фразу «My name is Andrew» придется хоть раз применить на практике. И вот, пожалуйста — заграница. Руками можно потрогать…

Внимание привлекла приземистая постройка на въезде в рощу. Над дверью была табличка. Прищурившись, он прочел латинские буквы — и облился холодным потом.

На табличке значилось: SKLEP.

Да ёшкин кот, подумал Андрей с отчаянием, когда же все это кончится?

Он толкнул стоящего рядом Рому. Тот, оглядев постройку, спросил:

— Ну, и?

— Надпись видишь? Ничего тебя не смущает?

— Ну, вижу. «Склеп», и что? «Магазин» по-польски.

— Тьфу, б…

Андрей с досадой сплюнул на чистенький, почти не запыленный асфальт. Паранойя — страшная сила…

— Может, поехали уже? Чего мы время теряем?

— И то правда. Двинули, мужики.

За рощей дорога пошла под горку. Перед ними расстилались заливные луга. Туман, скопившийся в долине перед рассветом, еще не успел рассеяться. Скорее, наоборот — чем дальше, тем он становился гуще. Молочная пелена окутала машину со всех сторон, и видимость снизилась почти до нуля. Юргис, напряженно вглядываясь вперед, все время сбрасывал скорость и, наконец, затормозил окончательно.

— Переждать придется, — пояснил он. — А иначе в канаву свалимся.

— Правильно, — согласился Михалыч, сидевший рядом.

— Я вот думаю — как мы отсюда на Линзу выскочим?

— Да хрен ее знает, я уже ни в чем не уверен.

— Выяснить надо, где мы сейчас находимся. Чисто географически.

— У местных надо спросить. Чего гадать на кофейной гуще?

Тем не менее, седой достал карту, и они с Юргисом принялись ее изучать. Андрей хотел уточнить про Линзу — что это за штука вообще? Но сначала решил прояснить вопрос, который его давно занимал.

— Слушай, — сказал он Роме, — помнишь, ты про активные шарики говорил? Дескать, если найти активный, то можно хорошо приподняться?

— Есть такое. Только они не каждый день попадаются. И даже не каждый месяц…

В Ромином изложении выходило, что камешки бывают трех видов. Самые дешевые (по принципу «третий сорт — не брак») — это те, которые сразу светиться не начинают. Пустышки. Впрочем, народ их тоже берет — в надежде, что огонек появится позже. Те, что подороже, люминесцируют изначально. Именно они приносят старателям основные доходы. Но есть еще одна категория. Эти не только светятся, но и способны влиять на окружающий мир. Их и называют активными.

Андрей снова вспомнил рукопись, где авгур описывал свои фокусы. Рома тоже привел примеры. Наклонился ближе к Андрею, словно их могли подслушать снаружи, и сообщил — у Юргиса имеется шарик, который отпугивает ментов. Нет, они не разбегаются в диком ужасе, но к владельцу почти не лезут. Не воспринимают его как объект, достойный внимания. Впрочем, твердых гарантий нет — вспомнить, например, эпизод с гаишником. Ну, а уж если менты получат прямой приказ — изловить всех контрабандистов в трехдневный срок, то никакие шарики не спасут. Но мы же все-таки в России живем, и таких приказов не будет…

Само собой, активные шарики стоят в сто раз дороже. Кстати, свечение у них, в отличие от обычных, не обязательно синеватое. Бывает, например, зеленое или красное.

В этом месте Андрей задумался. Слеза, что ему подарил отец, однажды засветилась багряным. А та, что он экспроприировал у цыганки, была похожа на уголек. Но оба эти шарика изначально были обычными — иначе фиг бы их вот так выставляли на всеобщее обозрение. Значит, что получается — смола в руках у Андрея меняет свойства? Ха, если так, то он за неделю озолотится…

— А вообще, — мечтательно сказал Рома, — найти бы Горючий Зал! Понятно, что байка, но верить хочется.

— Ну, ты прямо сундук со сказками. Бажов Пэ Пэ. Что за Горючий Зал? Давай уже, не томи…

…В девяносто первом, когда Союз доживал последние месяцы, один из ветеранов 3-го Белорусского фронта в беседе с журналисткой поведал удивительную историю. В свое время он, будучи сапером, принимал участие в зачистке Эксклава. И, в частности, обследовал захваченный замок. Так вот, в одном из комнат, якобы, хранилось панно из Горючих Слез, которые мерцали всеми цветами радуги. Кроме того, имелись еще гирлянды на стенах. Зрелище было невероятное — бойцы стояли, разинув рот, пока не прибыли старшие офицеры. Дальше находкой занялись компетентные товарищи с колючими взглядами. Все было засекречено. И только теперь сапер-ветеран решился рассказать об увиденном. Журналистке он объяснил — какой смысл сохранять молчание, если страну уже продали на самом верху?..

Сапер вполне допускал, что драгоценности из Горючего Зала успели вывезти до того, как замок погрузился под землю. Многие, правда, сочли эту историю уткой. А все последующие сенсации, которые возникли в продолжение темы, и вовсе не заслуживали доверия. Писали, например, что убранство из люминофорной смолы действительно имелось в одной из комнат, но его стырили еще до войны. Причем, сделала это экспедиция «Аненербе», а слухи о ее гибели — не более чем хитрая деза. В одной газете без обиняков утверждали, что Горючий Зал хранится в горах Тюрингии, где в сорок четвертом начали строить новую штаб-квартиру для фюрера. Строительство завершить не успели, но шахты были уже готовы. И вот в одной из них, мол, спрятали мерцающее сокровище. Эту заметку кто-то сдуру перевел на немецкий, и в тюрингском местечке Ордруф на пару месяцев вспыхнул ажиотаж не хуже, чем на Клондайке — бюргеры, зараженные золотой лихорадкой, спускались в шахты чуть ли не на подтяжках…

Когда Рома дошел до этого места, Андрей вспомнил, что и сам в начале девяностых слышал нечто подобное, но, по причине нежного возраста, в подробности не вникал. В конце концов, журналистам тема наскучила и в прессе больше не обсуждалась. Но среди старателей легенда, оказывается, живет до сих пор.

— Ты прикинь, — горячился Рома, — если один-единственный шарик ментов от нас отгоняет, то целая комната — это ж вообще песец!..

Короче, насколько понял Андрей, в местном фольклоре Горючий Зал занимал примерно ту же самую нишу, что Золотой Шар у сталкеров в «Пикнике на обочине». Если доля правды имелась в этих рассказах, то вряд ли она была велика. Попади такая мега-вундервафля к товарищам в Кремль после войны, они бы всю Америку поставили раком. За компанию с Англией…

— Что-то не нравится мне этот туман, — процедил Михалыч. — Уже полчаса торчим, и до сих пор ничего не видно. Предчувствие у меня нехорошее.

— Это да, — согласился Рома. — Сидим, как в сметане. В крынке.

— Я вот думаю, — продолжил седой, — а не пора ли нашему имениннику, так сказать, блеснуть мастерством?

— Я бы с радостью, — пожал плечами Андрей, — только я вижу не больше вашего.

— А ты пораскинь мозгами. Вспомни точно, что бабка тебе сказала. Она хоть и пришибленная слегка, но что-то такое знает. Я бы ее послушал.

— Да не сказала она ничего по делу. Птенчиком обзывала.

— Птенчиком… — повторил Михалыч. — Ну, а что еще говорила?

— Вообще-то, — подал вдруг голос прибалт, — птицы всегда находят дорогу. Даже если с другого материка. Кажется, по магнитному полю.

— Я, если что, магнитных полей не чувствую. И в рентгене тоже не вижу, сразу предупреждаю.

— Стоп, стоп, — перебил Михалыч. — Хрен с ними, с магнитами. Но ведь нас же ты вчера отыскал? Как по пеленгу вышел. А повторить слабо?

Андрей задумался. Тогда, на автовокзале он использовал шарик, чтобы сделать живой локатор. Может, действительно, попробовать еще раз? А Слезу у них стребовать — наверняка ведь есть. Хотя, секунду. Шарик он применил потому, что не знал, кого конкретно искать. Не имел ориентира. А сейчас ориентир в наличии, да еще какой — башня-маяк высотой до неба. Просто надо ее сквозь туман увидеть…

— Ладно, — сказал Андрей, — дайте пару минут.

Он сосредоточился, и узор под рукавом запульсировал. Погружение в тусклый мир прошло почти незаметно, только туман приобрел, как показалось, ржавый оттенок. Словно в молоко добавили каплю кофе. Фигуры людей застыли. Андрей, внимательно оглядевшись вокруг, уловил неяркую вспышку. Потом огонек погас, но через секунду зажегся снова. Казалось, что там включилась мигалка — но не синяя, как у «скорой», а оранжевая, как у ремонтников. Сигнал мерцал не прямо впереди, а левее. Стараясь не спускать с него глаз, Андрей вынырнул из тусклого мира.

— Направление на Эксклав я засек, — доложил он спутникам.

— Ну, и в какую сторону?

Андрей показал.

— А толку? — проворчал Рома. — Если туда свернем, то просто в канаву съедем.

— Не съедем, — сказал Михалыч. — Я так подозреваю, что никакой канавы там уже нет. И асфальта под нами — тоже. Мы сейчас нигде, понимаешь? Пространство неопределенности или что-то вроде того, я в терминах не силен. Так что давай, Андрей, перебирайся на мое место. Будешь Юргису дорогу показывать.

Михалыч вылез наружу и сразу пропал из виду. Впрочем, в следующую секунду дверь в салон отодвинулась, и седой заскочил в проем. Туман в машину почему-то не заползал. Андрей повторил маневр Михалыча в обратном порядке, не отрывая рук от двери, чтобы не потеряться. Сел рядом с водителем и сделал указующий жест, как Ленин на постаменте:

— Вон туда.

Юргис осторожно повернул руль. Похоже, он все-таки опасался, что передние колеса сейчас угодят в канаву. Но, проехав несколько метров, слегка расслабился. Микроавтобус медленно, со скоростью пешехода, но все же продвигался вперед. Маяк поблескивал оранжевым светом. Минута прошла в молчании.

А потом в тумане мелькнул еще один огонек. Андрей уловил неприятный писк на пределе слышимости и напрягся, вглядываясь вперед. Ему показалось, что вдоль стекла скользнуло длинное тело, но точно утверждать он не мог. Опять стало тихо, только урчал мотор. Андрей подумал, что мурена, если это была она, разминулась с ними в молочной мгле. Будем считать, что на этот раз пронесло…

Машина содрогнулась от мощного толчка в правый борт.

Рома коротко матюгнулся, а Михалыч прошипел:

— Что за черт?..

Андрей не успел ответить, потому что к стеклу напротив него прижался звериный глаз. Он был размером с яблоко или с елочную игрушку, а черный вертикальный зрачок походил на трещину. И в этом треснутом шаре горел холодный огонь. Дрожащий свет затягивал, завораживал, лишая воли к сопротивлению. Не соображая, что делает, Андрей нащупал ручку двери.

Передние колеса вдруг провалились, и машина ухнула в пустоту. Мурену, наоборот, подбросило вверх, словно невидимый рыбак-великан подсек ее и резко потащил на себя. Андрей почувствовал, что отрывается от сиденья. Невесомость показалась ему нестерпимо долгой, хотя он умом он осознавал, что на самом деле прошли буквально доли секунды.

Колеса ударились о твердую землю, и рессоры жалобно скрипнули.

Туман вокруг стремительно испарялся.

Микроавтобус стоял на обочине автомобильной дороги, которая давно нуждалась в ремонте. Справа тянулся необъятный пустырь, дальше был недостроенный блочный дом. Зияли пустые глазницы окон. Слева торчала опора ЛЭП.

— Home sweet home, — прокомментировал Юргис с неожиданно красивым произношением.

— Яволь, — отозвался Рома.

— Полиглоты, мля, — похвалил Михалыч. — Ну что, Андрей, поздравляю. И произвожу в почетные лоцманы.

— Главное, что не в Кацманы, — пробурчал Андрей.

— Охренеть, — сказал Рома. — Это что, мы даже Линзу не проходили? С большой земли — и сразу сюда?

— Ага, — подтвердил Михалыч, — вместо Линзы туман этот был ползучий.

— Ну, Андрюха, ты монстр!..

Но Андрей уже не слушал. Он вглядывался вперед.

Башня-скелет теперь казалась намного ближе. А перед ней раскинулся город.

Загрузка...